Читать книгу Лихоимка - - Страница 1
Глава 1. Деревня
ОглавлениеСвиток светился тёплым серовато-зелёным светом. Мы, как заворожённые, смотрели и молчали, не в силах отвести от него глаз. От ветра, гулявшего в полуразрушенном доме, свет его тихо подрагивал и немного отклонялся в стороны, оживляя на стенах неясные тени. Мерцая, свет становился то молочно-зеленым, то пепельно-светлым, то на пару мгновений принимал изумрудный оттенок.
Свиток. Шириной от тринадцати до пятнадцати сантиметров, длиной двадцать шесть сантиметров. Бумага толстая и на ощупь мягкая. Цвет – бежевый, матовый, с вкраплением чёрных точек. Сверху ровный срез, с боков и снизу – неровные обрывы. Слева, сантиметра на три, край замасленный и даже чуть прозрачный. Буквы, или символы, похожи на рассыпанные ровными рядами еловые иголки – чёткие и острые. В одной строчке – от тридцати семи до сорока пяти символов. Строчек – восемнадцать. Всего разных символов – семьдесят один. Чаще всего повторяется символ, похожий на цифру четыре. В середине последней строчки находится единственный, отличный от остальных, символ – круг в круге и в круге, такой тройной круг.
Местонахождение. Заброшенная деревня Выселки в двухстах десяти километрах от Екатеринбурга на северо-северо-восток. Неразрушенными в деревне осталось всего два дома, но, похоже, и это ненадолго. Остальные давно пали, побеждённые временем и погодой. Останки их мирно покоились на земле, поросшие кустарником и бурьяном. Сколько было домов в деревне, в период её активной жизни, понять невозможно. Рядом с деревней – мелкая и узкая речушка, один берег которой пологий и песчаный, а другой, на котором стоит деревенька – высокий, с обвалившимися глинистыми обрывами. На нём мы и поставили свои две палатки. Вдоль берегов живописно склонились над водой ивы, касаясь ветками неторопливого течения. Со всех сторон – давно непаханые поля, с редкими перелесками. И только далеко, у самого горизонта, стоит стеной бескрайний лес. Ближайшая к Выселкам обитаемая деревня – Лепихино, в четырех с половиной километрах отсюда.
Наша экспедиция. Нас трое. Мой троюродный брат Илья, ему 36 лет. Закончил пединститут, историк. Но так сложилось – то ли он не любит историю, то ли детей, то ли просто непостоянство характера, но он уже давно не работает преподавателем. Илья за свою трудовую жизнь приобрел много других полезных профессий – таксист, продавец, каменщик, охранник. Сейчас он снова в не очень активном поиске. По этой же причине, с женщинами у него такая же неразбериха, как и с трудовой деятельностью. Илья оказался в экспедиции по двум причинам – во-первых, с финансами у него не густо, во-вторых, у него есть старенький Фольксваген. И после моих многообещающих слов «Я спонсирую», все его скептические возражения были исчерпаны. Второй участник нашей экспедиции – Дениска, ему шестнадцать лет, он сын Ильи от первой его гражданской жены. Славный позитивный паренёк, достаточно спортивный и достаточно начитанный в пределах википедии. Самое главное его достоинство – он любознательный и не ленивый. У Дениски каникулы, поэтому он начал собираться уже через 5 секунд после моего звонка ему.
Руководитель и спонсор экспедиции – я, меня зовут Ольга Ивановна. Пятнадцать лет я проработала в проектном институте, а сейчас работаю в аптеке. Сейчас у меня отпуск поневоле. Неделю назад нашу маленькую аптеку, которая находится на первом этаже в жилом доме, ночью затопили весёлые соседи сверху и, когда мы утром пришли на работу, то сразу поняли, что торговать больше нечем. Поэтому, пока заведующая аптекой бегает по судам и оценивает ущерб, а потом ещё будет делать ремонт – я отдыхаю.
Почему мы здесь. Свиток. Нашли мы его сразу. Потому что я знала, где он лежит. Я его сама сюда положила. Во сне.
Сон. Начало.
Когда мне было лет тринадцать, мне приснился сон. Я стою дома у окна. Пятый этаж. Зима. Тихо падает снег. Сумерки, но всё ясно видно. За окном водят хоровод девушки. Они как снегурочки, в голубых сарафанах с серебряным шитьем по подолам и рукавам. Руки – крылья. На головах – короны серебряные. Вот только ростом эти снегурочки с пятиэтажный дом и лица у них на уровне моих глаз. Их всего пять. Мне слышен звук – как будто струна натянутая звучит, тревожно и печально. Они улыбаются. Одна из снегурочек поворачивает ко мне голову, смотрит на меня, её лицо всё ближе и ближе к моему окну, она внимательно смотрит на меня, не мигая, и мне становится страшно от её ледяного взгляда. Глаза у нее большие, серые, а лицо некрасивое, грубое. И вот уже нет окна, разделяющего нас. Что-то вырвало меня из дома и понесло вверх. В следующее мгновение мы с этой снегурочкой уже стоим на узкой лесной дороге. Ростом она стала с меня, и крыльев уже нет. А вокруг нас странный лес. Деревья тонкие и высокие, серые. Стволы гладкие, сухие и ветки растут высоко от земли, они тоже сухие. На некоторых ветках есть листья, толстые, серо-зеленые, покрытые пылью. Листья медленно покачиваются, с них пыль отлетает, а может это пепел. Из стволов деревьев торчат большие серые узловатые пальцы – где один, где два, а где и пять. На них когти, как у хищных птиц – загнутые и острые. Я опустила глаза – дорога была покрыта мягкой корой. Снегурочка взяла меня за руку и повела по этой дороге. В нескольких метрах от дороги, за ближайшими деревьями стоит серый плотный туман. Он не стелется, а как будто находится за стеклянной стеной – поднимается от самой земли и сливается с небом. Небо свинцово-серое, безжизненное. Солнца нет. Серый мир. Пальцы на деревьях сначала были неподвижные, потом я услышала снова этот же звук – звук натянутой струны, он разлился по всему лесу. И пальцы зашевелились! Они все, как по команде невидимого дирижера, стали выползать из стволов всё больше и больше, сгибаясь и разгибаясь, задевая друг друга, и царапая по стволам. Они смыкались за моей спиной, как быстро заживающая рана. Снегурочка вела меня дальше и дальше, и не было конца этому сумасшедшему лесу.
* * *
– Занятная вещица. Я про такое раньше не слышал. Светится без электричества, без батареек – Илья ещё раз повертел свиток в руках – Хотя в природе много чего светится, например, светлячки, некоторые морские существа.
–Так они живые! – Включился в разговор Дениска.
–Хорошо, вспомним тогда, как работают светильники на солнечных батареях? Сначала поглощают свет – потом отдают. Наука уже много объяснила явлений, которые раньше люди считали волшебством. Значит, и этому должно быть какое-то объяснение. – Илья склонился ниже над свитком, понюхал – Вроде ничем не пахнет.
–А чем он должен пахнуть? Он же не горит. – Дениска провёл рукой по краю свечения – Посмотрите, от движения руки свет отклоняется. Электрический и солнечный свет так себя не ведёт.
–Да, он может перевернуть фундаментальную физику. Если батарейки не подведут. Денис, надо переписать все символы на бумагу.
–Зачем? Мы же не в восемнадцатом веке живём. Можно просто сфотографировать его на телефон. Под разными ракурсами. – Денис сделал несколько снимков, которые, к сожалению, не передавали всех оттенков свечения.
–Всё-таки надо его ещё и переписать. Ладно, сам перепишу, чтобы без ошибок. – Илья достал лист бумаги и начал переписывать символы. – Не похоже на старославянскую письменность, – он повернулся ко мне – а ты как думаешь?
–Если принять во внимание, откуда он попал, то такой письменности никогда на земле и не было. – Ответила я.
– И всё-таки, надо попробовать его отдать на расшифровку настоящему специалисту. И заодно подумать, почему он начал светиться только тогда, когда мы его взяли в руки?
–Не мы, а тётя Оля, – не согласился с Ильёй Дениска – это она взяла его в руки и он засветился. Он же её столько лет ждал.
–Вас послушать, так вы только сказки читаете! Ладно, на сегодня хватит, пошли палатки ставить.
Вечерело. Мы сидели вокруг костра. Взошла бледная луна, в небе зажглись первые звёздочки, весело перемигиваясь между собой. Наш небольшой очаг, сложенный из подобранных в округе кирпичей, уютно отбрасывал тепло и свет на пятачок между нашими палатками. Вокруг него стеной вставали кусты и рос густой дикий бурьян, в тени которого стрекотали кузнечики. Ветер тихо шуршал травой, принося с собой неповторимый запах лета и детства.
Я пожелала всем спокойной ночи и полезла в палатку. Уснула я сразу, спала крепко и когда палатку тронули первые лучи солнца, я уже спускалась к реке. Свежая прохлада речки подарила мне бодрость и прекрасное настроение. Дениска, проснувшись, первым делом побежал в дом посмотреть на свиток и радостно сообщил мне: «Всё ещё светится!» Потом тоже сбегал на речку, искупался. Мы с ним вместе приготовили завтрак и разбудили Илью. Сразу после завтрака, Илья достал свой блокнотик, куда он записывал свои расходы для отчета передо мной и свои мысли, для отчета перед вечностью, и сказал тоном преподавателя:
– Итак, коллеги по раскопкам, мы вчера увидели свиток и успокоились, это не правильно. Поэтому, план на сегодня такой: ещё раз хорошенько проверить весь дом, только осторожно, больно уж он ненадежный. Потом я еду в соседнюю деревню на разведку и в магазин, а вы осмотрите окрестности. Вопросы есть?
Вопросов у нас не было. Мы с Ильей дружно выбрали дежурного по кухне – и Дениска понуро пошел на реку мыть тарелки.
К дому были пристроены деревянные сени, внутри которых всё заросло высокой травой и смородиной, а сквозь худую крышу было видно голубое небо. Некоторые доски были обгорелые, обгорела и часть упавшего на землю забора, который когда-то отгораживал двор от огорода. Дверей между сенями и домом не было. Комната в доме была одна, но за большой печкой было выгорожено помещение для маленькой кухни. На улицу дом смотрел тремя пустыми глазницами – окнами. Пол, хоть и провалился местами, был настлан из таких толстых досок, что им ещё лет сто гнить. Стены бревенчатые, чёрные, кое-где сохранилась обшивка из досок, когда-то окрашенных голубой краской. Из мебели в доме были: большой деревянный стол, широкие скамьи вдоль стен, шкаф без дверок, в нем какие-то тряпки, ржавая кровать с железной сеткой, небольшой пустой деревянный сундук с железными креплениями, за печью еще один стол с ящиками, а над ним – полки. На одной из этих полок мы и нашли наш свиток, завернутый в пожелтевшую газету «Правда». Кое-где на полках стояла старая посуда, на полу валялись какие-то плошки, ложки, осколки.
Свиток всё так же светил своим ровным светом и на батарейки не жаловался. Илья показал под стол. Мы оба уставились на веревку, конец которой выглядывал из-под стола.
–Похоже, свиток интересует не только нас. – Я достала верёвку – Я не помню, чтобы вчера она здесь была.
–Я тоже, но мы смотрели не под стол, а на стол. Надо посмотреть вчерашние фотографии.
Мы дождались Дениску, который, кстати, тоже не вспомнил, видел ли он веревку. На фотографиях хорошо было видно только свиток, а что под столом не видно, только тень от него. Илья поскреб затылок:
–Да, дела. Если кто-то ночью приходил за свитком, почему его не взял?
–Может не смог? – ответила я – Он ведь не простая вещица.
–Ещё скажи, что волшебная. Зачем бросил верёвку?
Этого я не знала. Мы походили по дому, заглянули в шкаф, сундук, проверили все полки, но кроме старого хлама, там ничего не было. Мы и сами не знали, что ищем. Да и искать особо было негде, поэтому Илья поехал в магазин и, заодно, познакомиться с местными старожилами. Мы с Дениской отправились по окрестностям. Разделяться не стали – все помнят импортные ужастики, где герои разрешили по одному себя отлавливать. Продираться сквозь заросли оказалось труднее, чем мы думали. Настоящие джунгли. Зато нашли сокровище под рухнувшей крышей сарайки за огородом возле нашего дома – полуистлевшую кожаную сумку, а в ней – подшивки журналов «Наука и жизнь» за семидесятые-восьмидесятые годы. Состояние, конечно, не ахти, и пахнет затхлостью, но листы целые. Мы оттащили сумку в дом, и пошли дальше на разведку.
Второй сохранившийся дом был намного просторнее, чем первый. В комнате стоял только комод и два сломанных стула. В комоде была пачка чёрно-белых фотографий артистов и десятка два писем. Я, мысленно попросив прощения у хозяев этих писем, быстро их пробежала глазами. В одном из писем, обратила внимание на фразу « Одна к Петру Иванычу больше не ходи, сама ведь говорила, что по ночам у него черти пляшут, тебе что, больше всех надо? Может тебе этот лихоимка всего лишь померещился, но лучше не рискуй». Похоже, писала из города дочь хозяйки дома. Дата на письме выцвела, но написано оно было, видимо, очень давно. Не знаю почему, но я обратила внимание на слово «лихоимка», и оно сразу накрепко засело в моей памяти.
Мы пошли дальше. Рядом с домом был колодец, сруб которого сохранился в довольно приличном состоянии, над ним была крыша из фигурных резных реек. Мы открыли крышку и сразу отшатнулись – запах был, как из застойного гнилого болота. Водички из него не попьёшь.
На другой улице остались только холмики от домов. Мы побродили между ними, даже не надеясь что-нибудь найти. Дениска увидел на дороге подкову, подобрал её, и сказал, что дома над дверью повесит. И всё будет хорошо. Когда мы услышали звук мотора, мы уже почти закончили свой обход. Илья приехал не один. С переднего сиденья вылез дедок, лет этак семидесяти, бодрый и радостный. Илья его представил:
–Это Павел Анатольевич, прошу любить и жаловать, у него в этой деревне старшая сестра жила. Он не раз приезжал к ней в гости и всю деревню хорошо знал. – Илья многозначительно посмотрел на меня – И ещё, он хорошо знает местный фольклор. Это тебе, Ольга, поможет с диссертацией о народных промыслах.
Мы поздоровались, пригласили его к нашему очагу. Про свиток, как я поняла, Илья деду ничего не сказал. Быстренько собрали скромный обед, дед оказался очень разговорчивым.
–Этой деревни нет уже лет двадцать. Да. Двадцать, не меньше. Сестра старшая моя, Елизавета, самая первая отсюда к детям уехала. Она уже на пенсии была, одна тут жила, болела часто, а магазин в соседней деревне, не набегаешься. Стара уже была, ходила последнее время еле-еле. – Он вздохнул – Сейчас уже нет её в живых. В деревне и жильцов-то было пять человек, и то одни старики. Летом еще ничего, огороды, в лес ходили по грибы-ягоды, а зимой что делать? Телевизор один был на всю деревню, а потом и он сломался, совсем тоскливо стало. Одна радость, когда письмо от кого из детей придёт, так по нескольку раз перечитывали всей деревней. Да и почта-то добиралась сюда не каждую неделю. Вот и стали разъезжаться все. Сначала Верка Хвостова, она к сестре переехала в Лепихино, её тоже уже нет в живых, похоронили. Серафима в город уехала, потом Манька-маковка – тоже в город.
–Маковка? – спросил Илья – Почему маковка?
–Так она табак нюхала и у неё нос всегда в табаке был. Так вот, дальше слушайте. Марья с Петькой Пустоваловы сначала одни тут оставались, а когда Петьки не стало, она тоже к сыну уехала. Тоже, поди, уже нет в живых. Вот. Умерла деревня. А раньше у них хорошо было тут, на троицу, бывало, приедем, на берегу столы поставим и всей деревней празднуем. По три дня! А теперь никого не осталось. Кладбище деревенское, поди, теперь не отыщешь, заросло всё.
– Павел Анатольевич, а чей это был дом? – Я показала на «наш» дом – Не ваша ли сестра здесь жила?
–Нет, она жила во втором доме от колодца, там по переулку. А в этом доме давно жил Петька Помошко, тоже уже умер. Дочь Зинка с мужем к нему приезжали, но года в деревне не прожили, завербовались на комсомольскую стройку, больше и не возвращались сюда.
–А этот Помошко, чем занимался?
–Да ничем, дома лежал. Ни с кем не общался. Только с почтальонкой, когда она ему пенсию приносила.
–И никто здесь больше не жил?
–Нет, никто. Как Петька Помошко умер, никто в этом доме больше не жил. Скажу больше, стороной старались этот дом обходить. А умер он, погоди, вспомню, пятнадцать уже лет прошло, может больше.
–Почему обходили?
–Не знаю я. Просто обходили и всё.
–Может кто-нибудь на лето приезжал?
–Да кто сюда на лето поедет? Лесник наш везде ходит, можете его поспрашивать, он тоже здесь всю жизнь живёт, может он лучше знает. – Он повернулся ко мне – У вас тут кто-то жил из родни?
–Не знаем пока. Павел Анатольевич, а вы слышали про «лихомку»?
Павел Анатольевич посмотрел на меня удивленно:
– Так чё, лихоимка и есть лихоимка. Спину у меня пересекло, вот я и говорю, что лихоимка напала, у бабки моей ноги отнялись – опять лихоимка.
–А может такой персонаж есть?
Дед хмыкнул:
–Персонажа не знаю, но у нас в деревне бабка знахарка жила, так она, когда лечила в бане, то повторяла: «лихоимку отгоняю» и плевала через плечо. Три раза. Вот.
–А где можно найти лесника?
–А чё его искать? Если дерево, какое, без разрешения начнёте рубить, так он вас сам и найдет!
Вот так и поговорили. Дед нас пригласил к себе заночевать, баньку обещал истопить, говорит, что бабка его, Фрида, кстати, тоже Анатольевна, (у них отцов одинаково звали Анатолиями, а они и сына старшего тоже Анатолием назвали) очень рада будет. Мужская часть нашей экспедиции несказанно обрадовалась, я призадумалась. Илья, конечно в силу настоящего своего одинокого семейного положения, забыл уже о, так называемом, женском гостеприимстве, а Дениска еще ничего не знает о нём, но, я-то понимаю, что пожилой женщине вряд ли будет в радость, когда привалит компания из трех человек ночевать, мыться в бане, ужинать и завтракать. Но, в конце концов, меня они тоже уговорили и мы поехали. Мы хотели собрать палатки, но дед успокоил – никого нет, никто не позарится, оставляйте всё как есть.
Фрида Анатольевна, на самом деле, оказалась очень милой и радушной хозяйкой, чистоплотной и хлебосольной. Мы как домой приехали. Правда, Павел Анатольевич нас представил очень официально и уважительно – «Археологи» из «министерства археологии». Когда мужики все мылись в бане, а я помогала хозяйке мыть посуду и стелить постели, она меня спросила:
–О ком вы приехали узнать?
Я ей рассказала, что нас интересуют хозяева конкретного дома, но Павел Анатольевич, к сожалению, ничего не знает про них, хоть и приезжал к сестре много раз.
Она вздохнула:
–Да что он там знает, Павел Анатольевич наш! Он как приедет, сразу за рюмку. И пока гостим – не просохнет ни на денёчек, так с песнями его оттуда каждый раз и увозила. А насчет этого Помошко. В деревне его дом стороной обходили, нехорошим считали. Этот Пётр Иванович Помо̀шко очень нелюдимым был, он всё по лесам шастал, надолго куда-то уходил, с ружьём, с припасами, искал всё чего-то. И, похоже, нашёл. Наткнулся на что-то не хорошее в лесу. Не знаю, на что, но все несчастья, какие только могут выпасть, посыпались на него, как горох. Сначала, в течение одного только года, скотина вся у него во дворе передохла, потом жена его умерла. Остался он один с дочкой маленькой на руках. Потом как-то, в одно лето, раза два постройки начинали гореть, ладно ещё, народ всякий раз кидался помогать ему, быстро всё тушили. Дочь Зинаида тоже болела постоянно, пока после школы в город не уехала. Там вроде всё наладилось у неё, замуж вышла. Приехала мужа с отцом знакомить. Так в ту же ночь, муж ее поскользнулся на крыльце, и голову расшиб. Еле выходили. Ну, пожили они тут с полгода, на ферме поработали, потом совсем уехали. А дед Помошко один остался. Он, пока в силе был, с весны до осени, копался в своем огороде. Последнее время соседки ему и хлеб покупали, и молоко приносили, готовили ему. Зинаиду с мужем больше в деревне не видели, внуков деду не привозили. Умер Помошко лет 25 назад. Да, точно, в том же году ещё в Москве по высокому дому стреляли, и Ельцина потом выбрали. Соседи Помошко и схоронили, адреса Зинаиды не нашли.
–А ничего странного не замечали в нём?
–Странного? – Она внимательно посмотрела на меня – Да много чего говорили. И что по ночам он в шкуре в лес убегает, что черти к нему в дом прилетают. Так тебе скажу, шептались ещё, что никто не видел, когда он дрова на зиму заготовляет. А поленница всегда полна была. Так-то.
Потом она улыбнулась:
–Да что только у нас люди не болтают, может не правда всё, придумывать у нас все горазды.
Утром Фрида Анатольевна напекла пирожков со всевозможными начинками, мы с аппетитом позавтракали, набрали воды в канистры и поехали на базу с целым мешком пирожков и шанежек, предварительно дав обещание обязательно ещё к ним приехать.
Небо с утра было затянуто серыми тучками, ждали дождичка. Илья подошел к колодцу:
–А что это мы бегаем мыть посуду к реке, может из колодца воду брать?
Денис сморщился:
–Она там воняет.
– Если крышку открыть, может выветрится. О, так тут и ведро есть, правда дырявое, – через минуту уже громче – Идите сюда, в воде что-то плавает. Темно, ни черта не видно.
Мы все склонились над колодцем. Ветер крепчал, нагнал туч, стало значительно темнее и в колодце мало что разглядишь. Но что-то там определенно плавало.
Я, присмотревшись, предположила:
–Как будто кукла деревянная, спиной кверху плавает. Какая-то странная. Надо достать.
Денис засмеялся:
–Ну да, Буратино. Нам всё равно его не достать. До воды метра три. Может больше.
Илья бросил вниз ведро:
–Может подцеплю.
Провозился минут десять. Начал накрапывать дождь. Кукла каждый раз, когда её подцеплял Илья, срывалась с ведра и соскальзывала вниз. Дениска принес шест, вернее жердь из загородки. Пытались придерживать куклу шестом, но пока поднимали из воды ведро с ней, оно переворачивалось, и кукла, с громким плеском, падала обратно в воду.
Илья сплюнул:
–Как будто её держит там кто!
Дождь уже, не переставая, молотил по нам, но мы не отступали. Принесли еще один шест, все свесились в колодец, сколько могли. Внутри сруба брёвна оказались склизкими и зелеными, мы увозились, как черти. Когда принесли третий шест, дело пошло лучше. Достали. Нас ждало разочарование. Столько сил положили для того, чтобы его достать, все вымокли, а это оказалось просто полено, гладкое с одной стороны и не очень ровное с другой. Покрутили его, повертели и приставили к колодцу – не выбрасывать же его обратно!
Дождь лил как из ведра. Мы два часа просидели в палатке, играя в карты. Потом надоело, и я пошла к себе в палатку, решила немного вздремнуть. Дождь закончился только часов в семь. Денис сбегал, проверил свиток – все нормально, сияет. Мы заранее не позаботились о дровах, и они все промокли. Мы с Дениской, когда обходили деревню, видели один сарай, крыша которого упала на крохотную поленницу, там должны быть сухие дрова. Мы принесли две больших охапки. Пока закипал чайник, мы весело обсуждали наше сегодняшнее приключение по спасению полена из воды. Денис пошел сфотографировать для потомков памятное место. Вернулся он моментально, с круглыми от удивления глазами:
–Папа, полена там нет.
–Буратино ушел?
Мы засмеялись и пошли к колодцу. Полена там не было.
Я повернулась к Дениске:
–Да ладно, решил добавить мистики в наше скучное приключение?
Он покачал головой:
–Честно.
Илья обошел колодец:
–Я точно сюда его поставил? Может вы его в костер бросили?
–Илья, мы не сумасшедшие, оно в воде лет сто плавало, его даже в бочку с бензином бросишь, оно не будет гореть.– Я заглянула в колодец – Может, он обратно нырнул?
–Чертовщина какая-то. – Илья тоже заглянул в колодец.
–Не вспоминай чёрта! Знаешь, что Фрида Анатольевна мне рассказала про хозяина нашего таинственного дома со странной фамилией Помошко?
Я им повторила всё, что мне рассказала старушка, а от себя добавила:
–Может местные дрова здесь сами ходят, а мы их в костер бросаем. Сегодня спать будем по очереди. Дежурить будем. Не хочу, чтобы какое-нибудь полено мне по голове ночью стукнуло. За братьев отомстило.
Мы с Дениской еще пару раз ходили к колодцу проверять, Илья неизменно встречал нас издевательской фразой: «Ну что, вернулся?» За дежурство ночью проголосовали все. Первого решили поставить Дениску, он должен разбудить меня в два часа, а я Илью бужу в четыре. Я так и не уснула до своего дежурства, поэтому вылезла из палатки раньше и села к костру. Дениска не пошел спать, а остался со мной. В три вылез Илья, и до пяти утра мы все трое молча любовались на звезды, благо, что ветер прогнал тучи ещё вечером, небо было чистое, а темы для разговора были все уже исчерпаны. Под утро нас всё-таки сморил сон и мы разбрелись по палаткам. Я проснулась от крика Дениски. Мы с Ильей синхронно выскочили из палаток. У колодца стоял мужик с ружьем.
Сон. Продолжение.
Лес все-таки кончился. Мы стояли у высокой каменной стены. На поверхности её начал вырисовываться контур двери, словно водил кисточкой невидимый художник. Снегурочка медленно повернула ко мне свое страшное лицо и начала что-то мне говорить, но я её не слышала. Потом она открыла нарисованную дверь и потянула меня за собой. Я сделала несколько шагов и очутилась за стеной. Передо мной был мрачный каменный дом с огромной поляной перед ним. Трава на поляне была серая и вся в каплях красной росы. Это кровь, кругом кровь. На траве, на стене дома, на крыше, на скамейке у стены. Я застыла в ужасе. Снегурочка пыталась меня вести дальше, но я вырвала свою руку. Я повернулась, чтобы выбежать обратно в лес, но двери исчезли – только ровная стена! Снегурочка пошла к дому, подол её платья стал красным от крови. Она снова повернулась ко мне и протянула мне руку. И опять какая-то сила понесла меня к ней. Капли крови оставались у меня на ногах, я чувствовала их липкую влагу. Из окна дома послышался чей-то смех.
* * *
Мужик направился к нам. Высокий, худой, с добрым прищуром серых глаз, лет пятидесяти.
–Доброе утро, извините, не подумал, что вас так напугаю.
На тропу выпрыгнула огромная собака и побежала впереди него.
– Полкан, рядом.
Собака остановилась, дождалась хозяина и послушно пошла рядом. Он протянул руку Илье:
– Юрьин Иван, специалист по лесному хозяйству. Дай, думаю, посмотрю, кто это костёр жжет в брошенной деревне. Давно не видел здесь туристов, не очень-то здесь место популярное.
–Илья, турист. – Илья пожал ему руку – Согласен с вами полностью. Места здесь хоть и чудесные, но малолюдные. Это мой сын Денис, это моя сестра Ольга. Фольклор собираем.
–И что, много наловили?
–Да так, не особо.
Дениска наконец-то пришел в себя и нырнул за высокий кустарник, куда видимо и собирался с утра пораньше.
Я предложила нашему неожиданному гостю остаться с нами на завтрак, раз уж оказался здесь. Полкан всё обнюхал, причем нос свой сунул даже в наши палатки. Мы умылись, причесались. Полкан заметно беспокоился, и Иван пару раз на него прицыкнул:
–Да что это сегодня с ним?
Я осторожно так говорю:
–Так ведь место здесь нехорошее, нам Фрида Анатольевна говорила, что в этом доме… мм … нехороший дед жил. Пётр Иванович Помошко. Это со слов людей, знавших его близко.
Иван помолчал, потом начал говорить:
–Да, не хороший. Когда я мальцом был, дед уже совсем старый был и мало куда ходил. Мой отец его знал хорошо. Друзьями их, конечно, я бы не назвал. Не знаю, с чего там у них началось, но однажды, в лесу, они крепко сцепились и Помошко отца тогда ранил в ногу, за что и отсидел год. Отец, до конца дней своих, его злодеем называл и считал, что мало тому дали. Жестокий человек был этот Помошко, не щадил никого – ни своих, ни чужих. Про живность какую и вообще говорить нечего – стрелял направо и налево, надо ему, не надо, убивал с удовольствием. Есть у нас тут и местные охотники, и из городов приезжают пострелять, но всё в меру, молодняк и маток не стреляют. Отец за этим очень следил, особенно, когда сезон охоты открывали. А вне сезона никогда никому поблажки не давал, а Помошко наплевал на все законы. Отец его и штрафовал не раз, и в участок увозил, и на пятнадцать суток садил, тому всё неймётся. Участок у нас большой, справляться тяжело одному – он потрепал Полкана по загривку – но помощники у нас, что надо. Как говорится, муху не пропустят – Полкан лениво шевельнул хвостом.
–А кто у вас дровами распоряжается? – спросила я.
Иван удивленно посмотрел на меня:
–А вам зачем, в городе у вас вроде топят?
–Так, говорят, он за дровами в лес не ездил, они сами к нему из леса приходили?
Иван засмеялся, но видя, с какими мы сидим напряженными лицами, спросил:
–А что случилось-то?
Денис буркнул:
–Да у нас вчера одно полено сбежало, мы из-за этого всю ночь не спали, дежурили.
Илья на него зашипел:
–Не мели ерунды!
–Ерунды? Мы его целый час из колодца вытаскивали под дождем, а потом оставили возле колодца, а когда дождь кончился – смотрим, а его нет!
Иван удивился:
–А зачем из колодца его вытаскивали? Час?
–Нам показалась, что это какая-то вырезанная из дерева фигурка. – Я с улыбкой посмотрела на Ивана.
Он ворошил прутиком костерок под чайником и молчал. Мы все молчали, чувствуя себя неловко.
Потом он говорит:
–Расскажу вам один случай, отец еще был жив. Мы летом с ним ходили делянки для вырубки подбирали, сами валили деревья, пилили, рубили. В деревнях ведь одни старухи, мы им уже нарубленные дрова привозили, им только оставалось в поленницы сложить. Так вот, идем мы с ним рано утром на заранее уже отмеченную делянку. Собаки впереди бегут. Вдруг, слышим – залаяли, потом зарычали, мы бегом туда. Подбегаем, смотрим – лисица лежит, а под лапами чурка в тряпки обмотанная. У лисицы вся морда в крови и тряпки все в крови. Отец посмотрел – у неё весь бок распорот, мёртвая уже. Потянулся он к чурке, а Стрелка, обычно такая ласковая и добрая собака – хвать отца за руку, и держит, как будто не пускает, и рычит. Отец убрал руку, взял ветку, откинул лисицу с чурки и тряпки подхватил – мы оба аж отпрянули – на чурке глаза вырезаны, и пасть с клыками, да так натурально, что мурашки по телу побежали. А тряпка клетчатая, чёрно-белая и на ней какие-то знаки кровью нарисованы. Отец пнул чурку ногой и говорит: «На обратном пути прихватим её и сожжем». Весь день мы в лесу работали, а под вечер пошли домой. Той же дорогой. Походим к тому же месту – лиса лежит, а чурки нет. Как не было. Мы с отцом все обшарили, а отец у меня знатным следопытом был, по следам мог несколько километров, не сбившись, идти. А тут, правда, чертовщина какая- то – следов нет, только наши и лисицы, а чурки нигде нет. Дошли до дома, пока то да сё, темно уже, спать собрались, а отец мне: «Ванька, я в сарае мешок с крупой не поднял наверх – мыши опять погрызут, иди, подвесь». А мне только в радость, подбегаю к сарайке, Стрелка за мной увязалась. Дверь открываю, а сарай у нас большой, двери здоровые, так вот, открываю с трудом дверь, а у Стрелки загривок поднялся дыбом, и она даже не рычит – хрипит. Я, честно говорю, струхнул. Не рискнул идти один, побежал за отцом. Он пока встал, оделся, на улицу выходим, слышим – Стрелка скулит. Мы бегом к сараю, отец свет зажег, а там Стрелка лежит, и кишки рядом с ней, вся в крови. И скулит, пытается ползти вроде к нам, но глаза уже мутные такие. Я к ней, отец сначала в сарай забежал, потом кинулся за ружьем, вокруг всё прошарил – никого нет. Стрелку мы вынесли и завернули в тряпку, чтоб, значит, утром её похоронить. Расстроенные, понятно, я даже всплакнул, любил я ее очень, ей тогда уже было лет пятнадцать, сколько себя помнил, она всегда была рядом. Мы от неё щенка себе тогда оставили, глупый еще был, дома его держали. Так вот, утром пошли Стрелку хоронить, выкопали за забором в лесу ямку, положили Стрелку. Отец даже пальнул в воздух – последняя почесть верному своему товарищу. Я из веточек крестик слепил и поставил на холмик. Прошло дня два. Вечером пришли с отцом из леса, поели, Стрелку опять вспомнили, отец и говорит «Пошли, сходим на могилку к ней, Чубика приведем, ей наверно приятно будет, что мы её помним». Идём, Чубик впереди нас весёлый такой бежит, вдруг, остановился, как вкопанный и шерсть встала на загривке, мы с батей тоже насторожились, огляделись, но нет, вроде никого. Рядом с нашим домом лес сосновый – кустов нет, далеко просматривается. Никого, кроме нас, нет. Успокоились мы, а Чубик нет. Мы его успокаиваем, гладим, разговариваем с ним, а тот рычит, дальше не идёт. Так подошли к могилке нашей Стрелки, а Чубик подальше отбежал и лает, и лает. Я пока его подзывал, поворачиваюсь, а отец стоит и смотрит, как заворожённый, в одну точку. Там, на крестике, висит кусок окровавленной тряпки клетчатой, черно-белой, с красными кровяными знаками. Мы сразу признали эту тряпку. С минуту стояли, молча, не в силах отвести глаз от неё. Потом отец мне говорит: «Иди сынок, принеси бутылку с бензином и спички из сарая». Сожгли мы тряпку, а отец сантиметр за сантиметром исползал всю землю вокруг могилы – нет следов и всё тут. Прошло много времени, мы в деревню с отцом пошли, зима уже была, снежок выпал, но морозов еще не было. Я в школу через поле ходил обычно, а с отцом, понятно, через лес пошли. Идём, разговариваем, а отец мне и говорит: «Знаешь, Ванька, не верю я ни в чертей, ни в домовых, и батя мой никогда не верил в них. Вот только, после случая со Стрелкой, я к нашей знахарке заходил, она меня просила травы кой-какой собрать и насушить, так вот, стучусь я к ней, она мне открывает, из-за двери выскальзывает, и шёпотом так тихонечко, будто подслушивает её кто, говорит: « Василий, встретишь следующий раз лихоимку, не гневи его, мы его не вспоминаем и не гневим – он нас не трогает». Я её спрашиваю: «Какого ещё лихоимку?», а она как на меня зацыкает, руками замахала: «Тише ты. Чего раскричался, я тебя предупредила». И в дверь свою шмыг. Я, почему-то, сразу вспомнил про ту чурку. Только отец мне это сказал, ветер поднялся в лесу, а потом как ухнет кто-то, да так громко, и снег на нас с веток посыпался. – Он помолчал, потом улыбнулся, похлопал Полкана по спине, и встал, оглядев нашу притихшую компанию – Напугал я вас? Не бойтесь, места у нас здесь спокойные, а что касается таких страшных историй, так они в каждой деревне есть, у всех свои страшилки. Для детей. Ладно, засиделся тут я у вас, мне службу нести надо, пешком иногда километров тридцать за день с Полканом проходим. А мне сегодня ещё на станцию надо, практикантов встречать, на два месяца приезжают каждое лето, стажируются. Я вам, на всякий случай – он полез в нагрудный карман и достал маленький блокнотик с карандашом – свой телефон напишу, может и не пригодится, но пусть будет.
–Так не ловит же здесь, я всю деревню пробегал, нет связи, – Дениска вздохнул – был бы интернет …
–Пошли за мной, покажу, где ловит. – Иван спустился к реке, мы все за ним – Вон, видишь, речка поворачивает, там брод, перейдешь его и прямо по грунтовке метров двести, увидишь кусты, идёшь вдоль них, метров триста, там снова речка наша покажется, не зря её Вьюшкой зовут – петля на петле, и в том месте, где берег круто вверх уходит, скалу увидишь, она высотой метров пятнадцать будет, там и ловит. С неё нашу железнодорожную станцию видно. Забраться на неё легко, склоны у неё пологие, без всякого снаряжения залезешь. Звони, сколько влезет. Понял?
– Ни чего себе, ближний путь, не набегаешься. А вы больше ни у кого не спрашивали – кто такой лихоимка?
–Как не спрашивал, конечно, спрашивал. Мы с ребятами сколько раз к знахарке подкатывали с этим вопросом, да та только отмахивалась. Но один раз в сердцах нам ответила: «Кто про него всё знал, тот уже не расскажет, а будете настырничать – он сам вас отыщет». Вот так.
Мы тепло с ним распрощались, сказали, что будем здесь ещё дня три – четыре и, если найдет время, то милости просим, всегда рады.
Только он отошел на приличное расстояние, Дениска тихо нам говорит:
–Они вместе со своим псом ползали у колодца и, когда я вылез из палатки, он резко выпрямился на шум, тогда я его увидел и испугался.
Илья взорвался:
–Ты что маленький, нельзя, что ли, открыто было спросить – что он там искал?
–Илья, перестань, если бы он что-то там нашёл, он бы и так рассказал, без всяких вопросов. Может собака его что учуяла, вот он и наклонился посмотреть.
–Да ну вас, не переспоришь. Знаете, что я думаю, пора тщательно исследовать местность вокруг дома, меня просто заинтересовала эта история с поленьями. Этим мы с Дениской займёмся. А ты, Оля, иди в дом и ещё раз всё пересмотри там и печку пощупай. Может у Помошко этого, какой тайничок остался, старые люди любят что-нибудь припрятать, а потом забыть.
Мы разбрелись. Я сначала пошарила в сенях, потом зашла в дом. Рукопись была на месте, я полюбовалась на её спокойный свет и несколько раз провела по свечению рукой. Порядок.
Печка была грязная, сажа не только возле топки, но и между некоторыми кирпичами, видать, дымила она нещадно. В печке было много золы, я взяла со стола какую-то длинную железную вилку и аккуратно, чтобы не поднимать много пыли, стала выгребать её прямо на пол. Вдруг что-то стукнуло. Я пошевелила золу на полу и увидела маленький замочек, такие ещё раньше весили на почтовых ящиках. Я подцепила его вилкой, положила на лавку, стала более тщательно осматривать золу на полу и нашла маленькую петельку, как раз, для такого маленького замка. Больше в золе ничего не было. Так-так, похоже, дед сжёг здесь шкатулку или маленький ящик. А куда, интересно, он дел содержимое ящика? Тоже сжег? Или припрятал? Я стала потихоньку ощупывать каждый кирпич, заглянула за шесток, подвинула лавку к печке и осмотрела всё вокруг трубы. Мои руки стали чёрными, как у трубочиста.
Со стороны комнаты к печке были приделаны полати, лежанка такая небольшая. Пахло там чёрт знает чем. Я почти уже на неё залезла, когда пришла в голову мысль: что, если хозяин дома там умер? Сразу же пулей скатилась вниз. Ещё раз обошла вокруг полатей. Попробовала их раскачать, но нет, не получилось. Взяла свой инструмент – вилку на длинной ручке, попробовала ею подцепить доски. Просто удивительно – всё развалилось, а эти доски невозможно оторвать! И вот, когда я совсем уже отчаялась, с узкой стороны полатей я заметила малюсенький загнутый гвоздик. Я его отогнула, а на нём, оказывается, держалась дверь, которая тут же рухнула на меня, а потом мы с ней вместе свалились на пол. На шум прибежали Илья с Дениской. Перед нашим взором открылись ступени, которые вели в тёмный и холодный погреб. Мы, вооружились фонариком, и осторожно, по одному, стали спускаться по лестнице. Внизу была маленькая, примерно метр на метр, сырая и тёмная кладовка с земляными стенами и с земляным полом. Пахло мышами. Если здесь, когда-то, и хранились припасы, то мыши добросовестно их все уничтожили, так как кругом валялись прогрызенные мешки, клочки соломы, разбитые банки и … полено.
Мы, как вкопанные, уставились на него. Илья с издёвкой:
–Наше?
Дениска серьезно ответил:
–Нет, но это его сухопутный родственник. Мне кажется, его надо брать, он свой срок уже отсидел. Мы его привяжем к колодцу на цепь.
Может он и шутил, но я подумала, что мы именно так и сделаем. И ещё, на полу стояла закупоренная баночка из тёмного стекла и, когда Илья поднес её к свету, мы увидели на дне немного тёмной жидкости. Мы её тоже подняли в дом. Полено мы прихватили с собой. И привязали его к колодцу. Знаю, звучит не очень, но вас там не было.
В баночке, когда мы её откупорили, была жидкость с запахом дёгтя и ещё чего-то, очень тёмная, почти черная. Илья предположил, что это чернила, достал бумагу, потом отстрогал тонкую палочку на манер карандаша и, обмакнув её в чернила, тонко вывел на бумаге «Мама». Если бы дедушка Фрейд присутствовал на данном мероприятии, он бы сделал вывод, что Илья чего-то боится. Я предположила:
–Если это те чернила, которыми написана рукопись, то ей не меньше сотни лет. Потому что уже в девятнадцатом веке изобрели современные чернила. А здесь кто-то намешал свой состав.
– Но может быть и такой вариант: Помошко хотел восстановить утраченный недостающий фрагмент свитка, чтобы он стал ещё более волшебным, поэтому он подобрал специальный состав. Или ещё, – Дениска указал на рваные края свитка – может, он хотел переписать полный текст её на другой свиток. Тогда надо искать полный текст.
Я показала им на выкопанные из золы железные части деревянного ящика:
–Он сжёг в печке шкатулку или коробку. То есть, тайны у него всё-таки были. Или после него что-то сожгли, раз все думали, что он связан с нечистой силой. А свиток просто не нашли. А то, скорее всего, его бы тоже сожгли.
–Тетя Оля, а давайте в журналах покопаемся. У меня такое чувство, что там мы что-нибудь найдём. Интересно, чьи они? Не похоже, что Помошко их выписывал. И потом, никто не говорил, что он выписывал «Науку и жизнь».
Илья резонно заметил:
–Так никто и не говорил, что он не выписывал. – Он взял листок со словом «мама» подул ещё раз на него – Ну что, чернила высохли. Мне кажется, что они идентичны тем, которыми нанесены символы на свитке, по крайней мере, цвет у них такой же. Есть над чем подумать. Надо понаблюдать, вдруг это они запускают реакцию на бумаге и она начинает светиться? Дениска прав, надо нам покопаться в журналах. После рукописи, это самые ценные вещи в доме.
Мы втроём сели вокруг большой пачки журналов прямо на пол. Из первого, взятого мною журнала, выпал пожелтевший листок. На нём был нарисован хорошо мне знакомый лес. Я застыла, вглядываясь в гладкие стволы серых деревьев с пальцами на них. Рисунок был сделан простым карандашом. Без всякого сомнения, это был лес из моего сна. Я показала рисунок Илье и снова повторила описание дороги из сна. Теперь мой рассказ вызвал более живой интерес, чем тогда, когда я его рассказала впервые.
После моего рассказа Денис спросил:
–А между какими страницами лежал этот листок?
–Не знаю. Он просто выпал. Надо посмотреть статьи. И так, что тут есть: «Цикличность Большого взрыва», дальше «К столетию со дня рождения В.И.Ленина», «О будущем прикладной математики», «Задачник конструктора», нет, всё не то. А ещё вот «Запечатленное слово» Сергея Наровчанова. Нет, тоже не подходит, это про поэзию.
Я добросовестно пролистала весь журнал от корки до корки, но никакой параллели с серым лесом.
Илья скептически произнес:
–А ты не думала, что где-то в мире есть такая картина у какого-нибудь Пикассо, или у какого другого автора, но тоже с тяжёлой формой шизофрении? А вы, с автором этого рисунка, натуры очень впечатлительные, лес на вас произвёл такое сильное впечатление, что одной он приснился, а другой нарисовал его.
–Если ты мне покажешь эту картину, я соглашусь. Но я очень сомневаюсь, что существует «Лес с пальцами».
Мы дальше продолжали внимательно изучать журналы. Это оказалось действительно очень интересно. Мы так увлеклись, что прошло, наверно, часа два. Вдруг Денис воскликнул:
– А вот тут у нас обведен текст простым карандашом. Читаю: «Напоследок стоит упомянуть про лихо, так в древности называли длинное и тонкое существо, напоминающие сухой ствол дерева длиной, по некоторым источникам, до полутора метров. Наткнуться на него можно было только в густом лесу – оно было способно не только напугать людей, но и навредить им. Во второй Новгородской (архивной) летописи хранится странная запись : « Людей много – поядоша, одного оставит, яко насладиться его страданиям» ( П С Р Л т. 30 стр. 320)».Конец цитаты.
–А конкретно, как хотя бы он выглядит? – заинтересовалась я.
–Оля – Илья вздохнул – Написано же, «здоровое полено» и выглядит он как неприятность, очень большая неприятность.
– Пока ничего о внешности нет. – Продолжил Дениска – Хотя, вот еще подчёркнуто: «Джером Горсей «Записки о России 16 – начало 17 в. М 1990 стр. 196 . Он стал очевидцем невероятного события. Проезжая по лесам Московской области, среди болот, он увидел, как крестьяне, вооруженные вилами и бадагами, загоняли в болото дерево. Дерево утащило за собой крепкого мужика, хотя его пытались оторвать от твари три здоровенных мужика. Хотя ни один серьезный исследователь не обращает внимания на эту запись из-за её явной нелепости». Конец цитаты. Что-то мне эта лихоимка нравится всё меньше и меньше.
–Давайте посмотрим на это под более героическим углом. – Илья поднял к верху палец – Во всех былинах русских, во всех сказаниях, присутствуют три богатыря, которые борются с врагом, изгоняют его с земли русской, и весь народ радуется. Давайте не будем исключением, чтоб про нас не сказали: «Они испугались лихоимку».
Я предложила:
– А давайте не будем произносить больше это имя вслух, то у меня кровь в жилах стынет от этого чуда природы, давайте ему придумает кодовое имя, например …
– Настаиваю на Буратино! – Скреативничал Илья.
–Может лучше палач, или ликвидатор? – Денис даже подскочил – а давайте «Лесной Потрошитель», прямо в точку!
–Давайте просто остановимся на названии какого-нибудь дерева, например, вот есть бук, ясень – я задумалась – а лучше пусть будет фикус, просто и понятно, и совсем не страшно.
После недолгих дебатов, мы остановились на помеле. И обидно для оппонента, и легко запоминается. Мы еще долго листали журналы, Илья даже отобрал себе парочку, его заинтересовали некоторые статьи. Но больше ничего по теме нашего помела мы не нашли.
Потихоньку вечерело, мы снова разожгли костёр, проверили наше пленённое полено, всё нормально, лежит тихо на месте. На ужин у нас – лапша с тушёнкой, вкуснотища такая, с дымком. Дежурить никому не хотелось, но, чем темнее становилось, тем больше хотелось возродить традицию ночного бдения. График оставили тот же. Костер решили не тушить всю ночь, дежурные будут его поддерживать, всё-таки с ним спокойнее, тем более дрова у нас есть. И еще – чем больше мы спалим поленьев – тем больше у нас будет шансов на счастливую старость. Это сказал наш мудрый Илья.