Отрывок из книги
Дом, который был всегда тихим, будто и не было в нём вовсе никакой жизни (его постоянные обитатели больше напоминали своим видом и образом жизни поневоле застрявших между разными мирами привидений, – болезненных и безликих, ко всему безразличных, в том числе и друг к другу), опустел ещё более обыкновенного. Месяц назад внезапно погиб его хозяин – отец Линды, и стены, что ещё теплились надеждой на новый сезон счастья (хотя бы его маленькое, скромное подобие) охладели безвозвратно, как окоченевший бедолага с самой низкой температурой по больнице из небезызвестного чёрного анекдота, и впору предать его забвению.
Семейное счастье по легендам старших было здесь в последний раз так давно, что Линда никак не могла наблюдать его воочию, и оттого вынуждена была верить родителям на слово: когда-то они были счастливы вместе, и только этим незатейливым доводом могло быть обосновано её явление на свет. Память о добром прошлом была и причиной, по которой узы брака всё ещё со скрипом и грохотом держались, несмотря на все житейские неурядицы.
.....
Семейное счастье по легендам старших было здесь в последний раз так давно, что Линда никак не могла наблюдать его воочию, и оттого вынуждена была верить родителям на слово: когда-то они были счастливы вместе, и только этим незатейливым доводом могло быть обосновано её явление на свет. Память о добром прошлом была и причиной, по которой узы брака всё ещё со скрипом и грохотом держались, несмотря на все житейские неурядицы.
«Да и что есть счастье? – Однажды сказала мать после лишнего бокала красного. – Люди вечно бегут за «щастьем», а на самом деле гонятся за чувством наркотической эйфории, что есть не более, чем всплеск эндорфина, обусловленный временными радостями. Вот съела ты ведро мороженого – хорошо, пять минут, считай, счастлива; а на следующий день выскочил мерзкий прыщ на носу от убийственной дозы лактозы, и как не бывало того счастья, и ты уже не помнишь про пять минут и ненавидишь то мороженое, сожалеешь, что пошла на поводу у сиюминутной прихоти, а сегодня и всю эту грбаную неделю только и будешь озабочена своим прыщом, – ну и стоило оно того?! А ещё хуже – влюбилась! Сколько там, говорят, живёт любовь… Три года? Пфф… Я тебе скажу: три года – это уже пик отвращения, когда терпеть дальше в таком виде человека уже не можешь, тошнит от него, и ты либо переступаешь через свою гордость, самолюбие, принципы и всё что было тебе ценно до встречи с ним, и живёшь дальше – ждёшь, терпишь, когда слюбится, как бабка завещала; либо отряхиваешься и летишь дальше. У любви эндорфиновой срок – три месяца, не более, пока оба слепы и глухи к недостаткам друг друга. Потом все маски спадают и приходит уныние, затем – разочарование, а от разочарования до ненависти, поверь, не так долог путь. Нужно строить своё счастье – свой мир кропотливо, скучно, изо дня в день, как муравей, а не жить иллюзиями, не бегать за принцами, не плавать за буйки, не смотреть слишком высоко… И тогда, спустя много лет ты поднимешь глаза и найдёшь в своём саду крепкий фундамент, а на нём добротный дом; поймёшь, что это – то, ради чего нужно было жить. Самое лучшее счастье в этом безумном мире – это просто отсутствие несчастья».
.....
