Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Оглавление

Группа авторов. Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

1. Исходная позиция

I. Самоконфронтация

II. Подходы к антропологии жестокости

III. Жестокость как следствие культурализации

IV. Психологические парадоксы

V. Рационализация

VI. Насилие и власть

VII. Terreur[58], или Субъект задает себя сам

VIII. Историко-культурный и историко-литературный подходы

IX. Краткая история дискурса жестокости. Методологический очерк

2. Люди подобны букашкам: Роберт Музиль

I. Субъективное измерение жестокости: Стендаль

II. Отрочество: открытие подростками жестокости и ее тайных мест в творчестве Роберта Музиля

III. Жестокость как нарушение границ. Пороги и ритуалы

IV. Несовершеннолетние преступники и их позиции

VI. Послесловие. К фантазии о всемогуществе: Арнольд Цвейг

3. Экономика жестокости. Холодность и дистанция: Эрнст Юнгер

I. Школа жестокости. Вступление

II. Война как испытание и как миф о происхождении: случай Эрнста Юнгера

III. Новый тип. «Рабочий» и его холодные страсти

IV. Превосходство

V. Апофеоз опасности

VI. Культ перманентной победы

VII. Самоуничтожение. Краткий обзор других теоретиков консервативной революции

VIII. Новые ценности культуры жестокости

IX. Мечта о тоталитарном государстве

4. Жестокость как неспособность контролировать аффекты: Сенека и Мишель де Монтень

I. Аффективные состояния и их контроль: благоразумие и гнев

II. Искусство управления

III. Риски жестокого обращения

IV. Удовольствие от жестокости

V. Наказание

VI. Сострадание против наказания

VII. Жестокость как властный аффект

VIII. Экскурс. За пределами стоицизма: Мишель де Монтень

5. О жестокости правителя: Элиас Канетти, Геродот, Уильям Шекспир и Ибн Баттута

I. Жестокость и путь к власти

II. Неограниченное право распоряжения другими: Фридрих Геббель и Лион Фейхтвангер

III. Мухаммад ибн Туглак. Исторические источники Элиаса Канетти: Ибн Баттута и Зия-уд-дин Барани

IV. Семейные узы

V. Гипертрофия и женская хитрость: Геродот

VI. Теневые фигуры деспотической власти: Крез и Кир

VII. Камбиc: неуправляемый правитель

VIII. Жестокость как компенсация чувства неполноценности

IX. Кровавая корона: Шекспир

6. Где нужна жестокость: Фридрих Ницше

I. Злой взгляд

II. Фигура инверсии: жестокие – это другие

III. Превосходство

IV. Маска

7. Сексуальность и намеренная жестокость: маркиз де Сад, Макс Хоркхаймер, Теодор Адорно и Ролан Барт

I. Двусмысленность маркиза

II. Женская инициация и нарушение границ: Жюльетта и Жюстина

III. Запрет на стыд

IV. Сексуальность как пороговый феномен

V. Культ жестокого

VI. Полный контроль над телом

VII. После смерти Бога

IX. Похвала холодности

8. Жертва, насилие, жестокость: Исмаил Кадаре и Рене Жирар

I. Месть и жестокость

II. В мире кровной мести: Исмаил Кадаре

III. Собственное насилие как внешняя сила: Рене Жирар

IV. Реципрокность

9. Этика жестокости: Артур Кёстлер

I. Жестокость после смерти Бога

II. Сталин

III. Жертва и ее палач

IV. Сила закона

V. Процесс

VI. Гуманизм и террор: реплика Мерло-Понти о Кёстлере

VII. Тень изгнанника: Лев Троцкий о революционной морали. С небольшим дополнением о Камбодже

10. Колониальные преступления: Марио Варгас Льоса

I. Невозможный вопрос о самом страшном преступлении в истории человечества

II. Жестокость и эксплуатация

III. Допрос и расследование. Борьба Кейсмента против расовой эксплуатации

IV. Смена места действия: Ирландия и район перуанско-колумбийской границы

V. Гомосексуальность и эмпатия

11. Перед лицом нацистских пыток: Жан Амери

I. Изгнание морали во имя героического гиперморализма

II. Пытки. Следы насилия на теле

III. Возвращение зла

IV. Стирание границ. Гитлер и де Сад

V. Личное дополнение

12. После Фрейда

I. Фрейд в конфликте

II. Жестокость и двойственное влечение к смерти

III. Постскриптум

Благодарности

Библиография

Отрывок из книги

Жестокость невыносима. На самом деле ее не должно быть там, где все обстоит по-человечески. Исследование этой мрачной темы угрожает нашему собственному душевному состоянию, тянет нас в ад невыразимого, который в религии и метафизике описывается как зло par excellence[1]. Тот, кто систематически исследует мучения других людей, индивидов или групп, рискует увлечься ими. Изучать тему жестокости сложно еще и потому, что к ней трудно отнестись непредвзято. Ужас перед ней часто приводит к неправильному восприятию самого понятия. Легко сказать, что жестокость бесчеловечна. Но противопоставление человеческого и нечеловеческого, как и большинство бинарных оппозиций, сомнительно. В действительности поразительным и пугающим образом жестокость соединяет в себе оба этих свойства.

Реагировать на жестокость можно по-разному. Моральное возмущение и неприятие – самая понятная реакция, но она приводит к мысли, что с жестокостью не нужно связываться. Далее, жестокость может быть приписана другим – из-за этого не замечают ее в себе. Серийные убийцы, такие как Фриц Хаарман, и штурмовые отряды национал-социалистов почти сразу были демонизированы, что психологически понятно ввиду совершенных ими злодеяний. Однако демонизация быстро приводит к искажению и в итоге к банализации, поскольку сводит существование систематического насилия к чудовищным исключительным случаям. Целенаправленное уничтожение другого становится вызовом морали и разуму Просвещения, которое после смерти Бога[2] хотело окончательно распрощаться со злом.

.....

Для Тейлор важно, что здесь как бы в перевернутом виде предвосхищаются собственные действия: тот, кто хочет быть жестоким, стремится причинить боль и уничтожить другого, поэтому предполагает, что другой хочет причинить или якобы уже причинил ему зло. Человек конструирует свое собственное действие как необходимый ответ на предыдущее действие. Все теории заговора пользуются этой возможностью для облегчения вины и мобилизации агрессии. Как мы уже отмечали, статус, честь, достоинство и превосходство играют особенную роль в процессе конструирования другого/ других в кризисные моменты, когда формируются определенные практики радикального насилия, которое в результате кратного усиления становится жестокостью. Соответственно, возникновение жестокости связано с социальными и культурными факторами: она оказывается эффективной только в очень специфических ситуациях – в ходе гражданских войн, национальных, этнических или групповых конфликтов. Целенаправленное насилие вызывает равную по силе реакцию и обеспечивает дискурсивную легитимацию коллективных пыток и убийств. В этом контексте Тейлор приводит диалог из «Илиады» Гомера, в котором Агамемнон подчеркивает обязанность быть безжалостным:

Кроме этого, концепция Кэтлин Тейлор включает в себя интересный медиальный аспект, который может быть плодотворным для истории понятия жестокости. Соответственно последняя понимается как «несправедливое отношение, произвол, направленный на причинение страданий невинной жертве. Нередко это подразумевает участие наблюдателей, которые испытывают негодование против обидчика и жалость к жертве»[48]. Таким образом, в акте жестокости, как правило, участвуют три стороны: преступник, жертва и реальный или виртуальный зритель. В этих дискурсах и диалогах борьба разворачивается также вокруг дистанции и сопереживания. По мнению Тейлор, сострадание к жертве может сдерживаться двумя обстоятельствами: негативными и несовместимыми друг с другом чувствами и эмоциями по отношению к жертве или дискурсивными концептами, убеждениями, в которых ставится под сомнение связь между сопереживанием и жертвой, а сострадание представляется как морально сомнительное (приведенная цитата из «Илиады» Гомера)[49].

.....