Читать книгу Контракт на молчание - - Страница 1

«Дорогая мисс Хадсон,

Отвечая на Ваше письмо: мы ждем Вас на рабочем месте в понедельник. Не опаздывайте.

P.S.: в воскресенье мистер Дейтс ждет вас по указанному адресу для передачи ключей от кондоминиума. Удачи!

Оф. Рэперхарт»

Едва увидев письмо, я поспешила перейти по ссылке из гугл-карт и максимально приблизить изображение. И пропала, потому что на экране отобразилась опрятная улица, засаженная тропическими растениями, залитая солнечным светом.

Так выглядит мой рай.

Размещая свое резюме в надежде уехать подальше и восстановиться после смерти мамы, я даже не рассчитывала получить такое предложение. Признаться, если бы этот мистер Оф. Рэперхарт – или кто-то из его сотрудников – не нашел меня сам, я бы в жизни не решилась постучаться по такому объявлению. Оно выглядело фантастически сногсшибательно. Годовой контракт на работу на небольшом островке, жизнь которого вращается вокруг одного-единственного предприятия. Фактически, весь этот остров принадлежит владельцу концерна. Мистер Оф. Рэперхарт бог, у которого есть собственный рай.

В комплекте с отличными условиями шла заманчивая ставка, казенное жилье и, кажется, вежливый понимающий работодатель. Прежде чем согласиться, у меня в голове родился всего один вопрос: в чем подвох?

Пока меня настораживает только одно – пункт о строжайшей конфиденциальности. О том, что творится за стенами объекта, я не могу рассказывать ни одной живой душе. Речь не только о разработках и переговорах, свидетелем которых стану по долгу службы, но и даже расположении зданий на территории комплекса, должностях сотрудников и много чем еще. Исключений не делается даже для членов семьи или… жениха.

Последнее меня достаточно насторожило, чтобы уточнить, могу ли я переехать на остров вместе с Клинтом и проживать в арендованной концерном квартире. Мне ответили: ради бога, но рот на замок.

Для большей ясности сразу скажу: я жизнерадостная двадцатитрехлетняя девушка и люблю поболтать. А для еще большей: Клинт тоже ни разу не молчун. Понимая все это, я настояла на вдумчивых обсуждениях, в то время как он не сомневался в необходимости принять предложение.

Это краткий пересказ того, как я оказалась здесь: в подъезде блокированного дома с коробкой в руках.

– Вэлли, ты видела, какие потрясающие здесь места? – Клинт буквально лучится энтузиазмом. – Думаешь, здесь можно заскучать?

Я по-доброму завидую Клинту, который всю дорогу сидел в пассажирском кресле и мог любоваться разбивающимися о скалистые берега волнами. Я же, бледная от страха, вела машину по не огражденному серпантину и молилась. Впрочем, это не помешало мне оценить виды. И то, как заманчиво щекотал ноздри запах океана.

– Вот и посмотрим, – говорю это и понимаю, насколько сварливо звучит.

На мгновение нахмурившись, Клинт ставит свою коробку перед дверью и спускается за моей.

– Последние два года ты практически все время ухаживала за мамой. Мы не пожалеем, я тебе обещаю.

– Думаешь? – улыбаюсь я, сглаживая прошлую грубость.

Я нескромно отношу себя к разряду оптимистов даже теперь: после того, как провела два года у постели тяжелобольной матери. Мы были очень близки, вот почему ее потеря вынудила меня сорваться с места, дабы отвлечься от грустных мыслей. Ее полнящаяся причудливыми мелочами квартирка вызывала у меня слезоразлив каждый раз, как я переступала порог. А когда Клинт сказал, что нужно решить, что делать с вещами, я впервые в жизни закатила ему истерику. И тогда он предложил уехать на какое-то время из города – восстановиться.

Я бесконечно благодарна Клинту за то, что он меня поддержал. Ему – душе компании – наверняка непросто бросать всех друзей и ехать туда, где я могу оказаться прикована к офисному стулу от рассвета до заката, а вернувшись домой, не расскажу, чем занималась. Но он верит, что здесь мне станет лучше, и периодически утешает тем, что у него, наконец, будет время подумать над созданием своего рекламного агентства. Он востребованный графический дизайнер, который мечтает работать на себя, а не на едва знакомого работодателя. Верю, что так оно и будет. Не верю, что будет легко.

– Я уверен в этом на сто десять процентов. Вместе мы можем все.

Он многозначительно поводит бровями, и на его губах появляется улыбка, от которой я всегда краснею. Клинт неприлично симпатичный парень, которого я увела из-под носа одногруппницы, случайно повстречавшись с ней и ее ухажером в кафе. Уже на следующий день этот бесстыдник каким-то образом достал мой номер телефона и предложил встретиться. Я была смущена и возмущена. Отнекивалась целую неделю. А затем встретилась только для того, чтобы отбить желание мне звонить. При встрече Клинт, однако, не стал слушать никакие аргументы, да и вообще сразил меня своей логикой: если бы я действительно не хотела его видеть, то уже добавила бы номер в черный список, закрыв вопрос раз и навсегда. С тех пор мы не расставались. Все говорили, что он – моя родная душа и вторая половинка, что мы обязаны пожениться. Только один человек советовал не спешить – мама. Я ее не поняла и не послушала. Если бы она не умерла, мы с Клинтом были бы уже месяц как женаты. И мне не по себе от мысли, что мама таким образом нас не одобрила.

Кажется, Клинт это чувствовал, потому что с тех пор все чаще говорил, насколько мы идеальны вместе, как сильно он меня любит, в меня верит и все в этом духе. И вот, в результате, он уговорил меня принять предложение, которое выбьет его из привычной жизни на целый год. Честно говоря, от этого мое напряжение только больше. И я не знаю, как доказать ему теперь, что я не сомневаюсь в своем выборе. Если и был в моей жизни человек, который понимал меня лучше Клинта, то это мама.

– Ну что ж, теперь я уверена, что все в порядке, – с облегчением смеюсь я, оглядывая небольшое, но уютное и очень по-островному оформленное помещение.

Передай нам деловитый мистер Дейтс ключи от королевского пентхауса, я бы точно бежала с этого острова без оглядки. Предложение было слишком хорошим, чтобы оказаться правдой. И только теперь появилось ощущение, что мы на своем месте.

Я – новый личный помощник мистера Оф. Рэперхарта со свободным владением группой арабских языков. Требования специфические, умения – тоже, но обещанная ставка покрывает все с лихвой. Кто-то скажет, что я могла бы устроиться сразу в бюро синхронных переводов, а не каким-то там личным помощником, но обстоятельства так сложились, что я хотела работу подальше от родных мест. Да и кто сказал, что после окончания университета нужно сразу выбрать место, где будешь вкалывать до пенсии?

– Мне нравится. Вид великолепный, – сообщает Клинт, распахивая ставни.

– Здесь везде великолепные виды, – парирую я. – Но ты прав. Смотри, слева можно разглядеть кусочек океана.

– А я вижу слева нечто другое, – негромко мурлычет у моего виска Клинт.

– Эй, – бросив взгляд на кровать, смущаюсь я. – А как же вещи? Мы принесли две коробки, а внизу еще целая машина!

– Думаю, за полчаса они не сбегут. И даже не расплавятся. А вот за себя не поручусь.

Я смущенно смеюсь, но позволяю ему утянуть меня в сторону бесстыдного двуспального матраса.

Мы с Клинтом ночевали вместе и раньше, но почему-то именно это общее утро превращается в катастрофу. Совместный душ (который по моему настоянию только душ) занимает слишком много времени. Но худшим решением становится даже не он, а объятия с чашечкой кофе в руках, после которых по приготовленной с вечера белоснежной блузке расплывается уродливое пятно. Клинт, само собой, извиняется, но поздно. Не сдержавшись, я в сердцах говорю ему, что теперь вставать мы будем в разное время. И, конечно, жалею об этом, но не извиняюсь, а спешно бросаюсь отпаривать другую блузку. Я вспыльчивая, и моему мудрому жениху приходится с этим мириться.

Собираясь произвести впечатление, я накануне выверила свой наряд от и до. Профессиональный, не слишком сексуальный. И вдруг жизнь вносит свои коррективы. В моем гардеробе всего две белые блузки, и вторая – не совсем деловая. В ней тоже нет ничего вульгарного, но она слишком облепляет талию, а большой декоративный цветок из рюш визуально увеличивает грудь. Разумеется, приходится избавиться от пиджака, а раз так, то и поменять туфли на ботильоны. Вид становится более привлекательным, но непрофессиональным.

Еще хуже то, что у ворот комплекса я оказываюсь за десять минут до начала рабочего дня, и надежда успеть вовремя разбивается о требование оставить машину за территорией. Огромной территорией, административное здание которой, разумеется, вовсе не у входа.

К указанному в брошюрке корпусу я бегу в юбке-карандаш и на высоченных каблуках, а из прически вылетает минимум две шпильки. И охранник на входе награждает меня откровенно подозрительным взглядом. Наверняка только понимание, что настоящие преступники не бывают такими жалкими, не позволяет ему задержать меня и обвинить в самозванстве.

Офис Рэперхарта – отдельная тема. Чтобы попасть на этаж руководства посредством лифта, нужен доступ, которого у лишь только будущего сотрудника быть по определению не может. Итог: еще три этажа пешком.

В общем, пройдя все круги ада, именуемого отчего-то безопасностью, я готова растянуться прямо перед дверью в приемную… Р. Эперхарта. Мне приходится проморгаться, чтобы осознать: я по адресу, ведь не бывает двух таких похожих замысловатых фамилий. И… где ошибка?

Я поднимаю руку и стучу на одном лишь ослином упрямстве, при этом слыша только шум крови в ушах. Спеша, я и не думаю дожидаться разрешения войти, рывком распахиваю дверь… и с разбегу утыкаюсь взглядом в широкую спину, мощь которой не скрыть под строгим синим костюмом в тонкую полоску. Поймав себя на иррациональном желании провести ладонями по этой ткани, чтобы убедиться, так ли она хороша на ощупь, как кажется, я встряхиваю головой, и выбившаяся во время бега прядь волос позорно прилипает к губам. Но только я поднимаю руку, чтобы ее стряхнуть, как «спина» оборачивается, обнаруживая все остальное.

Абсолютно прямые низкие брови мужчины сведены в одну линию, губы раздраженно поджаты, а при взгляде на меня еще и презрительно кривятся. И мой мозг ломается, пытаясь свести воедино безупречно вежливого мистера Оф. Рэперхарта, с которым я общалась по телефону, и этого разъяренного человека. Но он не может подчиняться главе этого офиса. Кажется, он вообще не знает, что такое «подчинение». Его глаза совершенно бесстыдно проходятся по мне сверху вниз и обратно. Они нигде не задерживаются, но уж точно ничего не пропускают. И откуда-то я наверняка знаю, что он думает, будто все женское, что есть во мне, от юбки-карандаш до растрепавшихся вьющихся волос, неспособно быть пунктуальным.

– Вас разве не предупреждали не опаздывать? – спрашивает он низким голосом, от которого мои внутренности начинают вибрировать в резонанс.

По телефону этот человек звучал совершенно иначе – я бы не перепутала. От того голоса по моему телу не бежали мурашки и не тянуло нервно под ложечкой. Я еще подумала, что звонивший мне человек отнюдь не походит на расчетливого бизнесмена, купившего целый остров под свои нужды. А вот этот озлобленный тип – совершенно точно человек с замысловатой фамилией. И вообще весь из себя замысловатый.

– Валери Хадсон, прошу прощения за опоздание. Не сумела рассчитать время на новом месте.

Обиднее всего, что это не так, но что-то подсказывает, что рассказ про утренние обнимашки и пятно на блузке небезопасен для здоровья.

– Разумеется, так оно и есть. Но еще одна ошибка в расчетах – и вы поедете обратно, выплатив указанную в контракте неустойку. Я позабочусь о том, чтобы этот пункт был внесен незамедлительно.

– Вы готовы расторгнуть со мной контракт из-за опоздания?! – восклицаю, не сдержавшись.

Когда я впервые увидела сумму неустойки, у меня нервно задергался глаз. Но до этого дня условия расторжения казались адекватными!

– Нет, мисс Хадсон. Это вы готовы расторгнуть контракт своим опозданием. А я просто предостерегаю вас от необдуманных действий.

Предостерегает? Я бы скорее назвала это моральной поркой!

– Вот, выпейте воды, – протягивает он мне стакан, который как раз набирал около кулера, когда я вихрем ворвалась в приемную. – Иначе, судя по цвету вашего лица, скоро включится пожарная сигнализация.

Спорю, после такой наглости я краснею еще сильнее. Так виртуозно, как это умеют только рыжие.

– Ну это уже совсем… – холодно отвечаю.

– Нет, «совсем» – то, что вы заставили CEO себя дожидаться, – парирует он, рывком протягивая мне стакан.

У меня появляется смутное подозрение, что еще чуть-чуть – и этот мужчина выльет воду мне на голову, поэтому я осторожно забираю из его пальцев нехитрую ношу и отступаю на шаг назад. Я бы и на пару отошла, если бы это не выглядело бегством.

Разговоры с этим крайне неприятным типом мне хочется оставить на потом, например на следующую жизнь, но я напоминаю себе, что уже выросла, и, вздохнув, начинаю с необходимого знакомства:

– Полагаю, вы мистер Эперхарт? – говорю, следуя за мужчиной в кабинет с папкой в одной руке и стаканом в другой.

– Полагаю, что я – это он, – отвечает мужчина и по-хозяйски плюхается в кресло.

– Но тогда с кем я говорила по телефону и переписывалась столько времени?

Прежде чем пригласить на это место, меня проверили от и до. Ни одного штрафа за неправильную парковку не пропустили. Мне даже тест Люшера пришлось пройти, после которого я три дня боялась смотреться в зеркало. Какие-то цветовые карточки сказали обо мне столько гадостей, сколько ни один недоброжелатель за глаза (уж я знаю – была у меня подружка, охотно доносившая все сплетни). И когда выяснилось, что меня все равно берут на это место, я немного насторожилась: это ж с кем мне работать доведется, если у них такие критерии?

Я все к тому, что, говоря о долгой переписке, вовсе не преувеличиваю.

– Думаете, я самолично занимался вопросами вашего переезда и размещения? – насмешливо уточняет Эперхарт.

– Но в подписи письма стояло ваше имя, и поскольку переговоры вел мужчина…

Да, сейчас мысль о том, что Эперхарт лично занимается подбором кадров, кажется абсурдной. Но бывают же совестливые начальники. Или нет? Мой опыт работы в небольшом агентстве не дает правдоподобного ответа. В бытность студенткой я занималась переводами в компании на десять человек, владелец которой за чашкой чая показывал нам фотографии детей и собак, травил анекдоты и устраивал праздники в честь дней рождения и помолвок сотрудников за счет компании. А еще утешающе обнимал меня за плечи на похоронах мамы, когда Клинт покидал эту вахту.

– Мой первый личный помощник – мужчина, – буднично сообщает Эперхарт. – А что до подписи, там значится «Оф. Р. Эперхарта» – то есть офис Эперхарта, но вы не первая путаетесь: почерк Боуи и правда вводит в заблуждение, – великодушно признает он.

– У буквы «р» тоже есть особое значение? – уточняю я на всякий случай.

Губы Эперхарта растягиваются в издевательской улыбке, которая тем не менее делает лицо мужчины болезненно красивым. И чем сильнее я пытаюсь отбрыкаться от этой мысли, тем быстрее в ней вязну.

– Разумеется. «Р» означает Райан. И если бы вы меня погуглили, это избавило бы нас обоих от подобных неловкостей.

От неожиданности я моргаю, и Эперхарт зеркально повторяет мой жест, словно в насмешку. Ответ странным образом меня оглушает. Ну что за дура? Конечно, это же очевидно. Угу, почти так же очевидно, как то, что Оф – не инициалы, а «офис». Кажется, настолько ярко я не краснела еще никогда в жизни. Я одним глотком осушаю стакан, силясь загасить пожар щек.

– Мисс Хадсон, – на этот раз Эперхарт “выключает” улыбку. – Еще раз хорошенько подумайте, прежде чем подписать контракт. Вам со мной сработаться будет очень сложно.

Будто то, что мы из разных миров, не было понятно с тех самых пор, как он заговорил о моем опоздании. Но врожденное упрямство всегда мешало мне прислушиваться к лучшим из советов. Мы с Клинтом все рассчитали и распланировали, проделали такой путь, а потом я приду домой и скажу, что мне эта работа не по зубам, хоть я даже не попыталась? И как это меня охарактеризует? Как трусиху? Как женщину, которая не ценит время своего мужчины?

В общем, слова Эперхарта я отказываюсь даже обдумать. Сложно? Ерунда какая. Чего я точно не боюсь, так это сложностей – напротив, упорно ищу их на свою… пятую точку. Мама говорила, что этим я пошла в нее.

– Вы меня не напугали, мистер Эперхарт.

Еще мгновение он смотрит на меня, будто раздумывая, не стоит ли действительно напугать, но потом моргает, и от былой серьезности не остается и следа. И снова передо мной непроницаемая маска заядлого циника.

– Глупо. Но это ваше решение. Сегодня у вас испытательный срок, и, если все пройдет гладко, вечером подпишем бумаги. А теперь идите и дождитесь Боуи, он расскажет вам все необходимое.

Помощником Эперхарта оказывается парнишка чуть старше меня, который выглядит так, будто только-только вылез из разворота модного журнала. В метросексуальном смысле парень очень хорош собой. Он худощавый, немного женственный, с пухлыми губами, выпирающими скулами и печатью деловой скуки на лице. Иллюзий на свой счет парень не питает, лишь подчеркивая свою немужественную внешность удлиненной стрижкой с выбритыми висками, обманчиво простыми квадратными очками в черной оправе и рубашкой в клетку расцветки, какую Клинт бы в жизни не надел.

Боуи вообще производит сплошь положительное впечатление: когда он открывает рот, в нем обнаруживается врожденное обаяние, которому нельзя научиться. Причем все это без попыток подольститься, то есть абсолютно естественно. И, рассказывая о жизни «Айслекс», он звучит так, будто работает здесь со времен основания. Только очевидная молодость намекает на то, что это не может быть правдой.

– Валери, – без лишних расшаркиваний переходит он на поименное обращение. – Позволь совет, который сильно облегчит тебе жизнь, – говорит он, совершенно бесшумно ступая по ковролину. Непринужденно повиснув на двери, будто только и делает, что пропускает женщин вперед, Боуи задумчиво продолжает: – Мы занимаемся здесь бизнесом, но в приложении науки. И, как бы это сказать, бизнесом занимаемся только мы. – Парень машет руками, очевидно, имея в виду административное здание. – И хотя наша работа, фактически, кормит остальных, ученые лбы считают нас кем-то вроде обслуживающего персонала. – Боуи опасливо оглядывается через плечо. – Рэперхарт не исключение. Всегда им кивай! Не ввязывайся в полемики. Уведут разговор в такие дебри, что хочешь или нет – дурочкой останешься. Если совсем достанут – лучше приходи поплакаться. Мы с ребятами иногда так делаем. Собираемся вечером, берем бутылку текилы… сама понимаешь.

– Спасибо, Боуи, – улыбаюсь я. – А почему ты зовешь босса Рэперхартом?

– Потому что он никогда не подписывается как Эперхарт. Только Р. Эперехарт. Вот и повелось, – невозмутимо пожимает плечами Боуи. – Мы пришли. Здесь сидят все личные помощники большого босса.

Переступив порог, я замираю с открытым ртом. Светлый, отлично оборудованный, лишенный индивидуальности кабинет организован по типу опенспейс, но у него совершенно особенная атмосфера. То тут, то там слышны жаркие споры с невидимым собеседником, причем на разных языках. Это личные помощники? Простите? Каждый из сотрудников имеет собственную гарнитуру для переговоров. С огромным перевесом преобладают мужчины. Направленные в мою сторону редкие взгляды если не заинтересованные, то удивленные точно. Должно быть, им сообщили, что придет специалист по языкам восточной группы, но никто не ожидал, что им окажется женщина без намека на арабские корни. Да, меня этот выбор тоже удивляет.

– Не застывай, – подсказывает Боуи и тянет меня к свободному месту.

Неожиданно из-под стола вылезает необычайно миниатюрный парень с двумя мотками проводов – по одному в каждой руке. Клянусь, если бы он не показался сам, я бы его ни за что не заметила. И, судя по мрачному и серьезному выражению лица, ни за что бы не отделалась невинной шуткой.

– Это Карл. – А вот мой провожатый не удивляется. – Все настроил?

– Все утро искал провод, от которого не отваливается коннектор! – ворчит Карл, плюхаясь в кресло. – Пришлось обжимать новый. Сейчас проверю параметры сети и настрою ПО.

Его руки начинают с бешеной скоростью метаться по клавиатуре, производя шум, заглушающий даже зычный баритон соседа справа.

– Можешь не спешить, Валери приступит к своим непосредственным обязанностям завтра.

В этот момент со стороны максимально серьезного Карла в меня прилетает просто убийственный взгляд. Будто это я виновата, что он потратил свое утро «ни на что». Создается впечатление, что час его времени стоит дороже, чем у самого Эперхарта. Спорю, узнай он, что я умудрилась опоздать в первый же день, сразу разорвал бы мой контракт и еще заставил его съесть. А может, даже заплатить за бумагу и чернила для принтера! Я бы хотела сказать, что недолюбливаю таких людей, но, по правде говоря, я их вообще-то боюсь.

– То есть сейчас я делаю двойную работу?! – возмущается Карл.

– Все претензии к Рэперхарту, – невозмутимо отвечает Боуи.

Я ловлю себя на том, что на его месте не была бы такой спокойной, но вовремя вспоминаю совет не ввязываться в споры. Очевидно, Карл такой же «мегачеловек», как и все ученые. Ему претит обслуживать рабочее место какого-то личного помощника.

– Раз здесь разместиться не выйдет, предлагаю оставить твои вещи и выпить по чашечке кофе, – не теряется Боуи, указывая на папку, которую я таскаю с собой все утро. – Я должен показать тебе расписание и рассказать, куда идти и как туда попасть.

В коферуме довольно людно, но такое впечатление, что процесс не прекращается. Будто уставшие от подчеркнуто формальных рабочих мест сотрудники отдыхают за чашечкой кофе, не переставая обсуждать спорные моменты, а некоторые так и болтают в гарнитуру, закрывая рукой микрофон, прежде чем сделать новый глоток. Ощущение, словно я попала в киноленту. И да, это вдохновляет.

– Карл ужасный нытик, но если хочешь, чтобы все было сделано, и быстро, – зови его, – продолжает напутствовать Боуи, а потом щурит один глаз и выдает: – Уверен, ты любишь какую-нибудь девчачью экзотику. Лавандовый раф или что-то такое?

– Как ты догадался? – улыбаюсь я.

– Три старшие сестры, – отмахивается он, морщась. – Сейчас принесу.

Проследив за пружинистой походкой первого личного помощника великого и ужасного, я со вздохом начинаю подозревать, что этот не в меру энергичный парень ни разу не опоздал на свое рабочее место. Профессионал до кончиков отполированных до блеска ногтей. Три старшие сестры? Да уж! Но многое объясняет.

– Как ты, наверное, заметила, у Рэперхарта помощников с дюжину, и все личные. – Вернувшись, Боуи толкает стаканчик с кофе мне прямо по столу. – Поскольку мы производим эксклюзивное оборудование, часть его идет за рубеж. И когда наклевывается особо выгодный контракт, Рэперхарт предпочитает брать в рамках этой работы человека, который отлично разбирается в языке и культуре заказчика. Это экономит много времени и нервов. Если работа складывается, а контракт мы получаем на выгодных условиях, личный помощник получает должность менеджера, а далее и продление контракта. Он занимается взаимодействием между сторонами, получая за это просто отличные деньги.

– Звучит здорово, но…

– Без но, – отрезает Боуи. – Это твоя цель.

Я начинаю смеяться, делая мысленную пометку не упоминать при Боуи о синхронных переводах, к которым с детства лежит у меня душа. Конечно, мягкий прибрежный климат и чудесные виды привлекательны, но застрять на этом острове на годы я не планировала.

– Теперь расписание. Поскольку твой контракт еще не подписан и ты не можешь быть официальным секретарем встречи с потенциальными заказчиками, вместо тебя вести записи буду я. Встреча в час тридцать.

Мне становится сильно не по себе. Появляется ощущение… подставы? Я не отношу себя к доверчивым людям, но эта работа обещала стать для меня своего рода отдыхом. И вдруг с первого же дня я вынуждена выживать. Эперхарт подставляет меня? Намеренно подставляет? Не об этом ли говорил он мне, советуя хорошенько подумать, подписывать ли контракт? Какое счастье, что в моду вошли юбки миди, и моя, пусть и карандаш, но закрывает ноги до середины икры. Открытые колени (даже в сидячем положении) совершенно неприемлемы во время переговоров с представителями ислама. Если бы я заранее подумала о том, что меня в первый же день бросят волкам на растерзание, то подготовилась бы лучше. Но я не подумала. Я вообще не учла очень многого. Счастливое везение, черт возьми, что я остановила свой выбор на самой закрытой из юбок. Едва узнаю, где здесь продают одежду, куплю себе пару самых демократичных костюмов! Может, мама была права, полностью отказавшись от женственной одежды?

Она родила меня довольно рано и, как сама признавалась, по глупости. Карьеры не было, денег, соответственно, тоже. Попервоначалу ей помогала моя властная и жесткая бабка, но вскоре нашелся выход лучше. Дубай – город, который развивается чуть ли не быстрее всех на планете и старт которому дали нефтяные месторождения, остро нуждался в молодых и инициативных геологах. Тогда, скрестив пальцы, мама не преминула воспользоваться возможностью. Она часто вспоминала момент, когда спустилась по трапу и восточные мужчины не нашлись, что сказать: они до последнего думали, что доктор Хадсон – мужчина. Впрочем, ни половая принадлежность, ни наличие маленького ребенка, ни очевидная молодость не помешали ей прекрасно себя зарекомендовать и вернуться в Соединенные Штаты человеком с именем.

Но при всех очевидных плюсах, были в этой работе и минусы. Должно быть, именно благодаря ей мама полностью изменилась, отказавшись от своей женственности. И до самого конца она утешала себя тем, что в науке держат всего два типа представительниц прекрасного пола: первый – для услады глаз, второму же… не следует сильно отличаться от мужчин. И затем всегда добавляла, что для первого она лицом не вышла. Что, к слову, не было правдой.

Мама была невысокой, даже коренастой женщиной, не полной, но какой-то… плотной. Глядя на такую, сразу понимаешь, что она крепко стоит на ногах. Но лицо у нее было красивым и блестящие каштановые волосы – тоже. Вот только на работу она ходила со строгим пучком, без следа макияжа и непременно в брюках. Ничто из этого ее не красило. И если вдруг находился мужчина, который умудрялся рассмотреть под этой блеклой маской ее настоящую, то мама обязательно включала свой недюжинный интеллект, убивая последнюю надежду. В ее поведении я винила отца: либо он сделал ей очень больно, либо она все еще его любила.

Меня мама воспитывала другой. Она неустанно повторяла, что самое главное в жизни – уметь избавляться от рамок, чтобы стать счастливой. Делать то, что хочется. Желательно, чтобы это было в рамках закона, а если даже и нет, главное – не убивать, а то посадят. В этом месте обязательно следовал смех. Еще она часто говорила, что больше всего благодарна моему отцу за красавицу-дочь. Это все, что я о нем слышала.

Я мало похожа на маму, а это означает, что, видимо, отец был высоким, худощавым мужчиной с вьющимися рыжими волосами и веснушчатым носом. Не уверена, что одобряю мамин вкус, но с генами мне скорее повезло, чем наоборот. Таких девушек называют миловидными.

– Что мне делать на этой встрече? Какие у меня обязанности?

– Присмотреться, что к чему, понять, как действовать дальше. Фокус на заказчиков, тут у тебя должна быть фора, ты лучше меня разбираешься в нравах восточных людей. После того, как ты подпишешь контракт, – не если, а после! – я передам тебе все необходимые документы. Ознакомишься с ними в кратчайшие сроки, потом можешь задавать любые вопросы. Не стесняйся, помогать новеньким обживаться на новом месте – моя работа. Ты кофе допила?

Если честно, увлекшись болтовней Боуи, я вообще едва вспомнила про свой раф.

– Пошли, – не дожидаясь ответа, поднимается Боуи. – Должно быть, Карл уже закончил.

Я подхватываю стаканчик и следую к своему месту, окунаясь в удивительную энергетику этого места.

Я так боюсь опоздать на встречу, заблудившись в коридорах, что прихожу в приемную Эперхарта на пятнадцать минут раньше положенного. И не зря, потому что, как оказывается, обитатели уже запирают кабинет, чтобы встретить арабскую делегацию. Судя по лицу Эперхарта, он не ждал меня вовремя. Он вообще меня ждать не собирался. Вот что я сделала для того, чтобы заслужить его нелюбезность? Окинув меня новым оценивающим взглядом, но так и не удостоив словом, большой босс отворачивается к Боуи. И только тогда я отчего-то могу сделать вдох. Да что со мной происходит в присутствии этого человека? Неужели на меня так действует понимание, сколько у него власти? Или дело в другом?

– Ты подготовил план работ, учитывая новые сроки? – спрашивает Эперхарт у Боуи так негромко, что я едва могу расслышать. Как ни удивительно, от этого у меня еще сильнее что-то вибрирует внутри, в животе появляется странная пустота.

Я семеню следом за мужчинами, осознавая, что понятия не имею, о чем вообще пойдет речь. Я не в курсе даже деятельности данной организации, лишь догадываюсь, что дело в каких-то лазерных технологиях. Боуи эту тему во время своей вводной лекции обошел. Закрытая информация, помним? Подробности мне сообщат только после подписания контракта.

– Само собой, – привычно деловито отвечает Боуи, ничуть не тушуясь. Его манера разговаривать с Эперхартом едва ли отличается от той, в которой он наставлял меня. – Вот распечатки. Впрочем, за исключением поправок на приоритетные работы по другим проектам, я все остальное оставил неизменным. Все опять будет зависеть в основном от готовности пригласить нас к себе. Пока расчет на то, что они смогут уложиться с измерениями в месяц-полтора.

Глядя на две спины впереди себя, я с удивлением отмечаю, что визуально Боуи ниже Эперхарта всего-то на дюйм, но при этом кажется намного его меньше. Интересно, это так на меня действует подавляющая CEO-энергетика?

– Ты сегодня играешь в Капитана Очевидность, Боуи? – раздраженно спрашивает Эперхарт. – Если завуалированно намекаешь, что благодаря этим ленивым арабам мы упустим еще один грант?

– Поправьте меня, босс, но разве мы не получили прошлый грант?

– Но под ЮАР и только благодаря Сибил. С втрое урезанным финансированием, – не скрывая раздражения, выплевывает Эперхарт. – Сейчас, как ты понимаешь, мы даже на такой успех рассчитывать не можем. Ты объяснил мисс Хадсон суть проблемы?

– Пока нет, сэр, – напрягается Боуи. – Мне казалось, эта информация конфиденциальна.

– Окей, я сам, – непривычно легко соглашается Эперхарт. – Мисс Хадсон, почему вы идете позади? Чтобы меня нервировать? После вашего утреннего опоздания я все время жду, что вы где-нибудь потеряетесь. Как у вас с ориентированием на местности?

Он так резко тормозит, что я чуть не врезаюсь в его спину. Едва успеваю сделать шаг в сторону, лишь рукой задевая манжету. Ладонь будто обжигает от близости чужого тела.

– Простите, мистер Эперхарт, – стараюсь говорить я максимально нейтрально. Хватит и того, что утром чуть не вышла из себя после его замечания про пожарную сигнализацию!

– Я задал вопрос. – Эперхарт смотрит прямо мне в лицо – кожей чувствую – и не спешит следовать далее.

– Вы задали три вопроса. Я иду позади, чтобы не растягиваться на всю ширину коридора, мешая другим людям. Я не планировала вас нервировать. И я понятия не имею, как у меня с ориентированием на местности, потому что никогда не интересовалась туризмом.

Боуи низко опускает голову, явно силясь скрыть улыбку.

– Если вы идете со мной, то растягиваться на всю ширину коридора можно и нужно, – невозмутимо заявляет Эперхарт. – Нервировать меня у вас получается так хорошо, что диву даешься. А с ориентированием у вас совсем неважно, учитывая, сколько времени вам потребовалось, чтобы добраться от ворот до административного здания. Я проверил, во сколько сработал ваш пропуск на входе. Можете указать эту отличительную особенность в своем резюме для следующего работодателя.

Внезапно мне становится страшно подписывать контракт, учитывая, какую характеристику по итогам года выкатит мне Эперхарт. Список обнаруженных им моих «достоинств» растет как грибы после дождя!

Но раздражения от такого прессинга, конечно же, больше. И я буквально прикусываю губу изнутри, чтобы не ляпнуть еще что-нибудь лишнее.

– Итак.

Он возобновляет шаг, и я срываюсь с места, семеня на этот раз по левую его руку и каждый раз уворачиваясь от спешащих навстречу сотрудников. Несмотря на слова Эперхарта, никто не собирается уступать путь сопровождающим начальника личным помощникам. И здесь все куда-то бегут. Вообще все. Сразу вспоминается танцевальная грация, с которой передвигается Боуи. Может, через пару лет и я такому научусь? Хотя какие пару лет? Год бы продержаться и уехать. Я уверена, что никакого продления контракта в обозримом будущем не захочу.

– До того, как вас нанять, я рассчитывал провести переговоры с заказчиками из Эмиратов самостоятельно. У меня имелся весьма положительный опыт сотрудничества с их соотечественниками. И, учитывая, какие деньги на кону, игра, казалось, стоит свеч. Но, увы, на этот раз все движется с ужасным скрипом, и я уже сотню раз пожалел о своем решении.

Я бросаю короткий взгляд на строгий профиль Эперхарта и, как следствие, врезаюсь в женщину, спешащую навстречу и уткнувшуюся в телефон. На мое извинение она никак не реагирует. Впрочем, Эперхарт как будто ничего не заметил тоже.

– Нынешняя делегация уже дважды срывала нам сроки, подкармливая бесконечными обещаниями. Я не волен распоряжаться своим временем столь свободно, чтобы заниматься ими и дальше или перекидывать на них каждый раз Боуи. Теперь арабами займетесь вы. Понимаю, что пунктуальность – не ваша сильная сторона, но придется работать именно над ней. Еще не передумали?

Шпильку я игнорирую, стараясь сразу дойти до сути.

– Такова культурная особенность представителей ислама: они не любят спешить.

– А вы представитель ислама, мисс Хадсон?

Мне хочется остановиться и побиться головой обо что-то твердое. Железобетонную уверенность Эперхарта в моей полной несостоятельности, например.

– Я имела в виду делегацию из Эмиратов.

– Я задал вам вопрос. На этот раз единственный. Вы вообще умеете отвечать на вопросы?

– Да, я умею отвечать на вопросы, мистер Эперхарт. Это был ответ на второй. И я агностик. Это ответ на первый.

– И второе ваше положительное качество, мисс Хадсон, из обнаруженных мной, – даже не взглянув на меня, сообщает Эперхарт.

– А первое какое?

Ляпнув это, я тут же понимаю, что пожалею. Называется это женской интуицией.

– Ваша внешность, конечно же. У вас неплохое резюме, но на это место можно было подобрать куда более опытного и образованного человека, – вообще не меняя скучающе-равнодушного тона, сообщает Эперхарт.

Я останавливаюсь на месте.

– То есть вы хотите сказать…

– Я уже сказал, что хотел. Если вас оскорбляют причины, по которым вы получили место – явно не своего уровня, – то можете не подписывать контракт. Тогда мне придется найти менее хорошенького, но более квалифицированного помощника. Это как минимум удовлетворит вашим высоким целям. И если вдруг вы предпочитаете, чтобы вас уважали за профессиональные качества…

Он окидывает мой наряд настолько многозначительным взглядом, что у меня загораются уши. Еще пара минут в обществе Эперхарта, и я переоденусь в монашескую рясу и начну разговаривать с окружающими только на арабском – в подтверждение своих профессиональных качеств. Не потому, что считаю это правильным, просто иначе меня сравняют с грязью под ногами великих. И почему я столько лет пренебрегала маминым опытом?!

Но, вообще-то, личный помощник – не предел мечтаний. Тем более не моих. Мне, выросшей в Эмиратах, разговаривающей на арабском, как на родном диалекте, с почти совершенным знанием культуры, тут определенно не место, потому что я могу намного больше. Да я вообще согласилась здесь поработать только из-за возможности уехать. Да, заработная плата здесь выше моих ожиданий, но это всего лишь приятный бонус. Еще раз, моя мама была очень уважаемым ученым, высокооплачиваемым, и нужды я не испытываю. Отнюдь!

Так и тянет высказать все этому местному божку, развернуться и уйти. Только разочарование Клинта останавливает.

За спиной Эперхарта я замечаю, как Боуи, округляя глаза, мотает головой. Черт меня дери, я начала спорить с начальником, несмотря на предупреждение этого парня вообще ни с кем тут не спорить. Ох и прав он был. Но ведь я такая. Вспыльчивая, как и, наверное, все рыжеволосые люди. И если это синоним непрофессионализма – что ж, большой босс не так уж голословен.

– Я вас поняла, мистер Эперхарт. Не смею отвлекать дальше.

Смерив меня на этот раз подозрительным взглядом, большой босс отворачивается от меня и движется дальше по коридору. В какой-то момент, немного отстав, я замечаю, как Боуи незаметно показывает мне поднятый вверх большой палец. Так он пытается меня подбодрить и сказать, что я сумела закрыть рот до того, как договорилась до непоправимого. Но я точно знаю, что не молодец. Совсем-совсем не молодец.

То, что Эперхарт действительно крут, я понимаю по тому, как он приветствует арабов. Оставляя за дверями всю свою холодность и европеизированность, он принимает гостей по их законам. Целует каждого из четырех мужчин в щеки, даже тепло обнимает господина Кайеда – главного среди этих людей. И если раньше я видела босса только хмурым, то сейчас его лицо лучится, казалось бы, совершенно искренней улыбкой. Боуи также целует каждого из мужчин, но при этом он как раз не в своей тарелке. Затем Эперхарт представляет мне мужчин, и только после этого им – меня.

Но затем что-то идет не так: Эперхарт, нарушая арабские традиции, везде приглашает их пройти первыми. И если бы не прошлый разговор, я бы могла это списать на его ошибку, но тут до меня доходит, что происходит на самом деле. Арабы потратили его бесценное время, нарушив тем самым золотое правило Эперхарта, и он решил ответить им тем же, наняв для переговоров молодую симпатичную незамужнюю женщину, которая одним лишь чудом не появилась в офисе в короткой юбке и в блузке с открытыми руками. Это все-таки подстава. Входя в конференц-зал, я сверлю начальственную спину ненавидящим взглядом и сажусь на место секретаря по левую сторону от стола, рядом с Боуи. Тот застыл с открытым ежедневником в руках и выглядит в точности как настроенный на нужную частоту приемник. Разве что уши вперед не потянулись.

– Господин Кайед, пока мы ждем напитки, я с сожалением вынужден сообщить вам, что сегодня мисс Хадсон присутствует здесь как наблюдатель с ознакомительной целью. Но далее вашим контрактом будет заниматься она.

Мужчины не могут полностью скрыть изумление и недовольство, бросают на меня короткие взгляды. Я сжимаю зубы, потому что мой собственный контракт еще не подписан, но и цель не в этом. Эперхарту просто нужно продемонстрировать полный контроль над ситуацией, и его устроит даже если я уйду. Посадят кого-нибудь вместо меня, назовут почту «Валери Хадсон», и будут арабы до следующего визита думать, что общаются со мной. Злость во мне взвивается пружиной. Надо ли говорить, что моему разочарованию нет предела? Как я вообще могла подумать, что такое везение, какое я себе напридумывала, существует?

Несколько следующих минут, пока Эперхарт общается с арабами на традиционно неделовые темы, как предписывает мусульманский этикет, я смотрю на этого мужчину и понимаю, что почти ненавижу этого человека. Он своим предложением работы подарил мне мечту и отнял ее. Конечно, никто не может нести ответственность за ожидания другого человека, но этот действительно отнесся ко мне как к существу второго сорта. Использовал в личных интересах. А я ведь напридумывала, как мы с Клинтом проведем здесь под одной крышей целый год, наслаждаясь солнцем, морем и природой. И тут появился он. И все перекроил под себя.

В один момент будто почувствовав мой взгляд, Эперхарт оборачивается и смотрит на меня в ответ, но я не отвожу глаз. Я настолько зла, что готова встать и уйти вот прямо сейчас. Сама себя не понимаю, почему до сих пор этого не делаю. И вместо того, чтобы вникать в затянувшиеся переговоры, я составляю мысленные списки причин, которые запрещают мне отказаться от подписания контракта. Они все смехотворные. Моя гордость дороже. Если бы не этот дурацкий вызов из разряда «я могу», я бы уже наверняка паковала чемоданы в обратный путь. Но ведь правда глупо пытаться доказать что-то человеку, который навсегда исчезнет из твоей жизни уже завтра.

Краем уха я улавливаю лишь то, что речь идет про какую-то связь, телескопы и прочее-прочее. Я ничего не понимаю. И все становится только хуже и скучнее, когда после перерыва на намаз (и это учел!) к нам присоединяется какой-то эксперт и начинает сыпать формулами.

Мои математические способности заканчиваются умением рассчитать кредитный период по карте. И то зачастую напоминает мне об этом действии Клинт. Как я собираюсь в этом работать?

Эперхарт прощается с гостями в шесть пятнадцать вечера, когда солнце уже клонится к закату. Гости покидают зал перегруженные информацией и как будто бы ею придавленные. Наш большой босс выжал из этого визита все возможное, обозначил сроки и «очень надеется на скорое решение заказчика». Его недовольство было совершенно очевидно, и, если арабы проигнорируют сроки снова, боюсь, Эперхарт пришлет за ними авиацию и будет держать здесь в плену до тех пор, пока они не дадут окончательное решение. Он даже не утруждает себя личными проводами, подчеркивая свое отношение к происходящему. Мол, я и без того потратил на вас уйму своего драгоценного времени. В общем, провожает делегацию Боуи. А меня Эперхарт, напротив, задерживает для разговора.

Услышав приказ, я застреваю в дверях, подавляя неясное беспокойство, и разворачиваюсь, но в этот момент Эперхарт выключает свет в конференц-зале и бесцеремонно подталкивает меня к выходу.

– Если вы до сих пор не передумали подписывать контракт, то вас ждут в отделе кадров, – буднично напоминает он.

А я не могу, просто не могу сдержаться. В приглушенном свете нечастых коридорных софитов (ведь рабочий день уже официально закончился) я с надеждой заглядываю в лицо босса.

– Скажите мне, мистер Эперхарт, что выбрали именно меня на это место не для того, чтобы отомстить арабам за промедление. Мне достаточно известно о восточной культуре, и это назначение… оно на самой грани. Будь эти люди не из Эмиратов, а, скажем, из Саудовской Аравии, они бы посчитали ваши действия оскорбительными. Это все умышленно, мне ведь не кажется?

Он проходится по мне очередным оценивающим взглядом, будто не ожидал такой прозорливости. Отчего-то щеки снова заливает жаром. Интересно, когда я уже перестану краснеть? Хоть когда-нибудь перестану? И что вообще такого в его взгляде, что мне каждый раз становится ужасно не по себе?

– Вам не кажется, мисс Хадсон. Я трепетно отношусь к своему времени и никому – запомните это – не прощаю пренебрежительное к нему отношение. Мои минуты стоят достаточно дорого, чтобы с уверенностью заявить: арабские заказчики меня разоряют. Я бы никогда не добился этого, – здесь он широко раскидывает руки и поворачивается из стороны в сторону, обозначая то ли здание, то ли концерн, то ли весь остров, – если бы вел переговоры таким образом. И мне глубоко плевать, если некоторые лингвисты считают мои методы недостаточно этичными.

Молча проглотив «некоторых лингвистов» и лишь записав их в бесконечный список того, что мне не нравится в Эперхарте, я отвечаю строго по делу:

– Я здесь не для того, чтобы давать субъективную оценку вашим действиям, сэр. Я могу лишь принять их и подписать контракт или нет. И, пожалуй, вы были правы: для меня это слишком. Вы назвали меня непрофессиональной,  притом что разговаривали со мной от силы десять своих бесценных минут и практически только о моем вопиющем опоздании. Я понимаю, что таким образом потратила ваше время так же, как и арабы, однако это вышло случайно, и хоть я и признаю свою ошибку, я не могу гарантировать их отсутствие в будущем. К тому же вы сами сказали, будто выбрали меня из всех кандидатов исключительно за внешность для того, чтобы разозлить арабов. И вне зависимости от того, подпишу ли я контракт, вам это уже удалось. Вы своей цели добились. По всему выходит, что этот мой контракт вам не нужен, а как сотрудник я вас не устраиваю. В профессиональном смысле все это меня унижает. Надеюсь, мне удалось донести свою точку зрения.

После моей эмоциональной тирады глаза Эперхарта темнеют от гнева. Он прибавляет шагу, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ним.

– Я вас услышал, мисс Хадсон, но позвольте заметить, что в данный момент я еще раз трачу на вас свое, как вы выразились, бесценное время. А это значит немало, не считаете? Да будет вам известно, что по критерию смазливости вы в моем списке шли не на первом месте. – Услышав еще и такое, вдогонку ко всему вышеперечисленному, я краснею, кажется, до самых корней волос. И в этом, оказывается, недостаточно хороша, да что ж за человек он такой невыносимый?! – Вашей предшественнице я контракт так и не предложил, как нетрудно догадаться, по профессиональным соображениям. И я уж точно не отрывал бы Боуи от его прямых обязанностей ради человека, которого не собираюсь брать в штат, который меня не устраивает по профессиональным соображениям или что вы там еще себе навоображали. – В этом месте он бросает на меня насмешливый взгляд. – Кстати, в чем дело, мисс Хадсон, вас уязвило и то, что я не считаю вас самой хорошенькой из кандидаток? Противоречивая вы особа. Если вас это утешит, в жизни вы интереснее, чем на фото в резюме.

– Мистер Эперхарт, я решительно вас не понимаю! – тут я начинаю злиться и терять терпение несмотря на то, что мне этого делать никак нельзя.

– Само собой, и то, что мы с вами не поймем друг друга, было очевидно с первых минут знакомства, – сообщает он буднично и вдруг так резко останавливается, что я по инерции делаю еще шаг и только потом оборачиваюсь. – Но задевает вас не это, а то, что вы весь день обдумывали, как отнестись к моему заявлению о вашей привлекательности. В итоге решили оскорбиться, но стоило мне сказать, что есть кто-то лучше, все профессиональные порывы вылетели в трубу и выступила вперед она: уязвленная женщина.

Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы по-детски обхватить себя руками. И не могу не признать, что он прав: я ужасно непоследовательна и веду себя слишком импульсивно. Я в принципе вспыльчива, но когда речь идет об Эперхарте, я вспыльчива сверх меры и сама не понимаю отчего.

– Если это единственная причина, по которой вы не хотите подписать контракт и избавить меня от поиска новых кандидатов на это место, давайте с ней разберемся и покончим с этим. И будете вы мне доказывать свой профессионализм целый год.

– Я не понимаю…

– Я выбрал вас по двум причинам: потому что вы действительно жили в Эмиратах и отчетливее большинства соискателей представляете, с чем столкнетесь, но кроме того вы юная и привлекательная женщина, что обязано смущать заказчиков минимум из-за культурных особенностей. Меня сей факт не смущает, потому что я отдаю себе отчет, по каким критериям отбирал кандидаток на эту вакансию. Глядя на фото на сайте, я читал резюме, а затем задумывался именно над тем, хотел бы я переспать с женщиной, запечатленной на нем, или нет. – А вот так я не краснела еще и ни разу в жизни! У меня даже воздух в легких заканчивается: приходится стоять и ловить его ртом. От удивления, оскорбления или смущения? Все сразу, наверное. Коктейль по-настоящему взрывоопасный! – То есть, если это для вас препятствие, я еще на берегу предлагаю вам переспать со мной и навсегда закрыть этот вопрос, избавив таким образом нас обоих от грез «как бы оно было». Поверьте, это все упростит.

– Что… вы… я… я не могу… у меня есть жених!

И только сказав это, я понимаю, что назвала совершенно не ту причину, которую стоило бы. Я должна была холодно высказаться о сексуальном домогательстве и том, что подобные Эперхарту типы меня совершенно не привлекают! Настолько наглые и самовлюбленные, чтобы подбирать себе персонал по критерию внешности и запугивать рабочими сложностями, если те откажутся от интимных услуг.

– Мисс Хадсон, еще одна попытка. Если после этого отказа вы все же подпишете контракт, это будет для вас ужасно мучительно.

– Вы угрожаете усложнить мне жизнь за ответ и еще смеете говорить что-то о контракте? Думаете, я могу его подписать после подобного…

Эперхарт закатывает глаза, и я вдруг отчетливо понимаю, что, вообще-то, он более охотно меня придушит, чем позовет в свою постель. Наверняка это просто шутка, розыгрыш, проверка, если угодно, притом ужасно жестокая. Унизительная! Не домогательство, но сексизм, ведь я более чем уверена, что мужчин здесь никаким таким способом не проверяют.

Боже, как я вообще могла принять это за чистую монету? Даже мысленно нельзя было допускать ничего подобного! И дело вовсе не в Клинте, это я не из таких! И Эперхарт, каким бы красавчиком ни был, совсем не в моем вкусе. Он озлобленный, мрачный и мстительный. Это фу, фу и еще раз фу.

– Да вы себе сами что угодно усложните, мисс Хадсон. Значит, так, отдел кадров налево, выход направо. Счастливо разобраться со своей совестью. Я и так потратил на вас уйму своего «бесценного» времени.

– До свидания, – рычу я ему в спину.

Еще и невоспитанный!

К сожалению, я вынуждена признать тот факт, что чертов Эперхарт был прав: с ориентированием у меня очень плохо. Оказывается, с огромной территории предприятия два выхода, и мне посчастливилось найти не тот, где осталась моя машина. Охранник сочувственно (ну хоть кто-то здесь не обделен даром эмпатии!) рассказывает мне, как пройти по городу к другому, чтобы не блуждать по путаной территории концерна. Я благодарю его и, окончательно раздавленная, перехожу на другую сторону улицы, просто чтобы идти вдоль витрин, а не глухой стены.

Использую это время, чтобы обо всем подумать и вдоволь позлиться на наглеца Эперхарта. Зачем я опять возвращаюсь к нему мыслями – неясно. Я же завтра уеду, нужно только сдать ключи от кондоминиума. Вот о чем нужно думать: как правильнее связаться с мистером Дейтсом. Но дело в том, что мистер Дейтс не предлагал мне переспать, он вообще задевает мои мысли едва-едва. А вот Эперхарт со своим липовым непристойным предложением поселился в них, кажется, навечно! Я не могу не думать о том, что, быть может, он усмотрел что-то эдакое в моем поведении. Ведь я действительно посчитала его симпатичным. Ладно, очень симпатичным. И все равно этого недостаточно, чтобы устраивать мне проверку на прочность «еще на берегу»… Это все ужасно неправильно! Выходит, все же виновата не я, а Эперхарт. И его это ужасное заявление о том, что он выбирал меня исходя из оценки внешности…

Боже мой, я будто извалялась в грязи. Как теперь показаться на глаза Клинту? Я ведь даже никогда не думала о сексе с кем-то, кроме него. Мне нравилось думать, что он всегда будет моим единственным.

Я так обескуражена, что едва замечаю, куда иду. Дойдя до развилки сразу трех дорожек, я оглядываюсь по сторонам внимательнее и обнаруживаю, что оказалась прямо около витрины, на которой выставлен манекен в женском брючном костюме. Это как ужасная насмешка над моим решением. Хлюпнув носом, я все-таки обхватываю себя руками и неожиданно начинаю… жалеть. Ну, почти жалеть. И чего я так завелась? Потому что думала, что эта работа окажется приятнее? С такой-то ставкой?! И ведь сама еще удивлялась тому, как все идеально складывается. Хотела ложку дегтя для достоверности, и ее же испугалась. И это предложение… ну хочет меня Эперхарт, пусть хочет дальше. Если я буду достаточно профессиональна, жизнь он мне испортить не сможет, как ни будет стараться. А у меня точно хватит мозгов вытянуть работу какого-то личного помощника! И я могу это всем доказать, стать отличным посредником между Америкой и Арабскими Эмиратами.

И тут мой мобильный оживает.

Сначала я вздрагиваю, увидев на экране надпись Оф. Рэперхарт, только потом осознаю, что так назван у меня Боуи.

– Валери, привет, – говорит он бодро, будто бы ничего не случилось. – Видимо, произошла какая-то ошибка, и девушка из отдела кадров, так тебя и не дождавшись, принесла мне твой контракт. Зайди ко мне и подпиши его перед уходом.

Я зажимаю рот рукой, чтобы не всхлипнуть в трубку, потому что мы оба с Боуи прекрасно понимаем: он в курсе, почему я не подписала контракт. И что не собиралась подписывать. Он понял, как меня оскорбили дневные высказывания Эперхарта и пытается все исправить. Надеюсь, он хотя бы о вечерних не догадывается. Это неожиданное дружеское участие вызывает у меня настоящий слезоразлив.

– Конечно, Боуи, я скоро буду. Ты пока не уходишь?

– Нет, я тут допоздна. Из-за этих арабов полдня работа стояла, – вздыхает он. – Ну да тебе это неинтересно.

И это уже давление на совесть. Исключительно талантливый парень! Я ловлю в витрине свое заплаканное, но улыбающееся отражение.

– Окей, скоро буду, – повторяю я и отключаюсь.

Но прежде чем поспешить обратно на территорию предприятия, я захожу в магазин и покупаю тот самый брючный костюм. Он садится на меня так идеально, будто только и ждал, что заплаканную Валери Хадсон.