Оглавление
Группа авторов. Таврический сад
Смешенье красок и тонов
Питерское детство
Бабушка Басенька
Немецкий язык
Таврический сад
Хор девушек
Портреты
Молочный суп
Детский сад в Пушкине
Парашют
Клюквенный мусс
Барабулька
Не забывай
Красивое пальто
Васильевский остров
Английский язык
Командировка в Магадан
Йог
Ателье на чердаке Большого
Васильевский остров
Союз архитекторов
Аспирантура
Колхоз
Сырнички с изюмом
День рождения Ленина
Хлеборезка
Магазин «Стрела»
Девочка, которая танцует
Большая синагога в Петербурге
Белые ночи
Берлин – город любви
Как я упала с дивана
Проездной билет на двоих[2]
Русское искусство
Ферайн[3] «Сюзанна»
Рояль «Стэйнвей»
Вечер на хуторе близ Нойкельна
Гости из Поднебесной
День святого Николая
Ночные гонки
Наци
Ошибка в компьютере
Случай на заправке
Антикварные дрова
Голос из стенки
Манго
Прусская солянка
Тринадцатый сын
Прощай, Америка!
Сэм Бест
Профессор русского языка
Рыжий Вова
Ночные прогулки в Гарлеме
Американские этюды
Американское пространство
Американская еда
Транспорт
Энергия и экономия
Полиция и преступность
Жилье и недвижимость, образ жизни
Работа и заработки
Семья и дети, американские ценности
Американский патриотизм
Американские музеи
Американские врачи
Любовь к животным
Американская любовь
Мар-и-Соль. Испанские сказки
Бегство из Макондо
Дом капитана Мачадо
Вилла «Диего»
Бегония
Квартира с окнами на море
Бедный Цезарь
Несчастливая Фелиса
Разбитое сердце
Маноло
Palabras de Dios
Отрывок из книги
Эта книга об эклектике бытия, эклектике Санкт-Петербурга, словно вынырнувшего из свинцовых советских туч в новое время. Но прежде всего о любви, ибо невозможно чувствовать и передать то, что не оживает внутри, болезненно и радостно произрастая. В сборнике сказано о многих городах и весях, но история жизни автора началась здесь, в городе Петра Великого, куда, причудливо сплетаясь, возвращаются память и воображение. Некоторые рассказы автора автобиографичны, другие повествуют об авторе в третьем лице, и наконец, представлены миниатюры о других людях, перед нами предстает целый калейдоскоп судеб. Некоторые истории заканчиваются печально, например акварельные повествования о жителях многонационального испанского городка Мар-и-Соль на берегу Средиземного моря, словно впитавшего солоноватыми волнами биографии людей, посетивших этот мир ради того, чтобы поделиться с нами улыбкой. «Есть такие люди, вокруг которых всегда видишь свет. Это редко бывает и запоминается надолго. От чего это зависит, никто не знает. Карма или, там, аура, не важно, как назвать. Именно таким человеком была Бегония». Думается, авторское сострадание, не намеренно декларативное, но разлитое в деталях и полутонах настроения, передает многое. Жизнь «маленького человека», а таким оказывается всякий человек перед судьбой, волнует автора, это жизнь с провалами и благодарением за прожитые годы. Но все началось с Ленинграда, Санкт-Петербурга, его непреходящего мифа, в который так легко попасть и столь трудно из него выйти. «Мама и папа девочки были врачи, а время было темное – 1953 год, когда уже ходили по домам какие-то люди в штатском и составляли списки евреев, а к ним относились все родственники девочки, да и сама девочка. Не только евреи, да еще врачи». Городской быт, перелом времени, о котором трудно рассказать, если его не пережил, тоска по иному бытию среди коммунального быта – все это красочно и с оттенками описано в большой главе Норы Гайдуковой, посвященной детству и юности.
Старый еврейский портной, бежавший от нацизма, шьет пальто семнадцатилетней Любе, вкладывая в работу себя без остатка. Словно повторилась гоголевская история о шинели, где жертвой служения красоте стал не заказчик, но портной.
.....
Между прочим, я недавно узнала, что у евреев действительно принято опекать мальчиков только до шести лет. А девочек все-таки до двенадцати. Тут папа что-то перепутал, будучи атеистом и не имея ни малейшего интереса к Пятикнижию. Но какие-то отголоски веры предков все же осели у него в голове, преломившись таким образом.
Когда я подросла, для воспитания силы духа забиралась по пожарной лестнице на шестой этаж, так что урок не прошел даром. Про то, что мне не на кого рассчитывать, я тоже поняла. Хотя, вопреки папиной теории, так хочется опереться на плечо друга.
.....
