Читать книгу Сетевая LOVушка - - Страница 1

“Привет. Кинь свои фотки в личку”. Яна раздраженно закрыла очередное сообщение. Помешанные на фотках. Визуалы хреновы. Десять лет назад такого не было. А пятнашку назад вообще невозможно было отправить фото. Почта долго загружала файл. Мучительно крутилось колесико, наконе, выдавало окно, что не может отправить такой большой файл. Ты психуешь, матюкаешься, ищешь в паках и флешах фотки поменьше. Зато теперь в каждом приложении можешь кидать их тоннами.

А еще есть мессенджеры, с безлимитной отправкой сообщений, фоток, видосиков, голосовых. Это тебе не “Аська”, где безлимитными были только тексты. Сейчас любой захудалый мессенджер позволяет звонить! Говори сколько хочешь. Пятнадцать лет назад был “еврейсий тариф”, когда о срочности дел сообщали дозвоном. И беплатные три секунды, во время которых можно крикнуть в трубку: “Я у подъезда!”. Сбросить и набрать на повторные три секунды, чтобы сообщить скороговоркой: “Спустись, открой, домофон не работает“. Если парень не пользуется трехсекундной халявой, значит богат. Ну или влюблен в тебя до посинения. Вот так легко можно было все определить.

А видеообщение – отдельный ритуал. Был только Скайп. Бесконечно зависающий на моменте, когда у тебя разинут рот и глаза заведены под лоб, как у эпилептика. Старый добрый Скайп, с логином и паролем, которые вечно забывались, сколько не записывай. И жил он только в компе. Ах, какая была романтика! Одеваешься, чашку чая наливаешь, готовишься к видеообщению. Как президент к народу. Договариваешься заранее о созвоне. В нынешний век даже дедуля Скайп омолодился, перекочевал в смартфон. Иди по улице или квартиру убирай и трепись себе на здоровье.

А соцсти, где вообще вся твоя жизнь как на ладони. Не “Одоклассники”, где стыдно разместить свои фото в купальнике, потому что увидит вся бывшая школа, включая физичку и директрису. Они, кстати, твои друзья, хотя дрюкали тебя добрых шесть лет, испортили аттестат и километры нервных клеток. Сейчас ты можешь носить затейливое имя типа Янанесмеяна и найдут тебя лишь избранные. От всех прочих спокойно скрываешь страницы и гудбай. Все стало проще. Миром правит смартфон с безлимитным Интернетом. Нажми на иконку – получишь результат.

Блин, как старая бабка, сидишь, вспоминаешь прошлое. Потому что в настоящем голяк. Яна потянулась за электронкой, затянулась вишневым дымом. Еще одна приколюха последних лет. Никотин без удушливой вони от одежды. Наоборот, вот тебе вкус вишни, пирожного, сакуры, херакулы. Не таскаешь с собой пачки жвачек, леденцов, флакончики дешевых резких духов, чтобы перекрыть мерзкий дух табачного дыма. Покуриваешь дома не проветривая потом полдня квартиру. Но опять-таки ушла романтика. Не подойдешь уже в клубе или на улице к хорошенькому парнише, попросив прикурить. Когда опускаешь лицо в чьи-то ладони, заботливо обороняющие огонек от ветра, ради того, чтобы твой длинный ментоловый “Вог” задымился.              Новомодным пароваркам не нужны зажигалки. А мужикам, похоже, не нужны больше девчонки. По крайней мере, абсолютно не понятно, как с ними теперь знакомиться. За долгую нудную десятку, оттарабаненную в браке от звонка до звонка, от кастрюли, до швабры, Яна совсем разучилась знакомиться, флиртовать, общаться. И непонятно, кто б научил. Да и способность к обучению после 35 стремится к нулю. Но коли не хочешь сидеть в одиночестве, просматривая порно или читая отзывы к вибраторам, надо снова научиться лавировать на сайтах знакомств.

Нирвана.

Впервые Яна завела анкету в двадцать лет. Это был новый способ познакомиться. Однако, желаемых результатов не принес. Ибо компьютер с Интернетом был только у одной девчонки в их общажной секции. А анкеты на сайте “Нирвана” были у всех. Либо ждешь своей очереди, чтобы черкнуть пару слов новому знакомцу, либо за твоей спиной толпятся девчонки. Все вместе читают сообщения, смотрят анкеты. Общажные реалии, никакой личной жизни. Ха-ха, что там прочитать совместно чужие сообщения. Нередко скрипела одна из коек, пока остальные три соседки спали. Ну или делали вид, что спят.

Одна из соседок – Настя однажды гордо заявила, что отныне свободна от унизительного ожидания в очереди к компу, так как отдала пароль и логин маме. Теперь мама смотрит анкеты, отвечает на сообщения, а вечером Насте дает отчет по телефону. Тому, что стоял на вахте, чтобы не тратить деньги на мобильном. Странно подумать, но в те времена была острая нужда в домашнем телефоне. И междугородние переговоры стоили дешевле, чем позвонить на мобильник в радиусе одного города. В общем, Настя с мамой устроили семейную ловлю на парней. Чем закончиласб эта охота, Яна не знала, поскольку к тому времени уже закончила институт и уехала из общаги.

Так вот, знакомились коллективно, но безрезультатно. Ибо другие способы типа вечерней прогулки или ночного клуба были гораздо эффективнее и доступнее. Зачастую на “Нирване” сидели те же самые лица, что потом всплывали в темноте ночного заведения или родного института. Случались и казусы, когда какой-нибудь парниша писал всем девчонкам из их секции. Однотипные сообщения. Дружно ржали, раз даже назначили такому перцу свидание и пришли все вместе. Но парень оказался с юмором, поболтали, выпили пивка, попели песни под гитару на лавочке в парке.

Все же плюс от “Нирваны” был. Яна открыла для себя иную жизнь. Жизнь богатых дядей. В то дремучее время девочки не разбирались в марках машин, часов или телефонов. Воспринимали суши как заморское яство. Роскошным считалось пойти в местную пиццерию. Все были бедны, темны и колхозны. Но “Нирвана” подняла бедных общажных девчонок на новый уровень познания. На то она и нирвана. Мантр, медитации и молитвы для просветления не понадобилось. Достаточно было иметь смазливую внешность. Ну и каплю удачи. Яне подфартило. Парень был сфоткан за рулем синей машины. Красавчик, накачан до неприличия – живое пособие по анатомии, раздел “мышечная система человека”. Но главное – он приехал за ней на этой самой синей машине. Ах, ох, шла, как королева, спиной чувствовала завистливые взгляды девчонок, куривших на крыльце. Сложно вспомнить, как звали того красавца.То ли Саша, то ли Миша. Но, он повез к кафе! Не в “Мистер Пицца”, где висела одна плазма с MTVишными клипами, шумной студенческой толпой и картошкой фри, которую переварить без изжоги мог только сильный молодой организм. О, кафе называлось как-то витиевато, от одного названия веяло роскошью, заграницей и тайной. Что-то типа “Буланже”, “Бонсуар”. Приглушенный свет, тихая музыка, скатерти и салфетки! Не бумажные и не пластиковые, а тканевые! И меню – не замусоленная распечатка, а книга, в кожаном переплете.

Яна боялась открыть меню, боясь цен. Ей было непонятно, кто будет платить. Отдать стипендию за чашку чего-то что называется “Латте” было страшно. Но раз пригласил и ездит на машине, значит, он оплатит, или все же нет? Вдруг у богатых свои правила?

–Рекомендую тирамису, очень нежное, – сказал спутник.

Мама дарила как-то на день рождения гель для душа с запахом тирамису. Пахло сладко-шоколадно. Если уж у геля был приятный запах, каково же на вкус сие чудное лакомство.

Яна кивнула. Хотя похолодела еще больше от мысли что вдруг все же платить самой. И если не деньгами, то натурой. И пришлось. Ибо Ухажер заплатил сам, повёз кататься по городу, а потом лез целоваться на заднем сидении машины. И ладно, если б поцелуи, но он расстегнул ширинку и достал член. Случилось все быстро. И неинтересно. Качок и качок. Не зря ходила бородатая шутка про шкаф с маленьким ключиком. Он оказался именно таким шкафом. С которым думаешь, как бы не уснуть. Машина и тирамису – его козыри, интим явно слабое звено. Интересно, он сам это понимал? Вдруг он прекрасно осознает, что не ахти какой любовник и ищет девушку, которая будет с ним улетать. Яна решила тогда имитировать, на сколько хватило таланта. После этого ещё и похвалила, какой ты страстный парень. Может быть, этот обман и сработал, поскольку приезжал он потом ещё несколько раз. Но на этом все и закончилось.

Соседка Машка, которая год как уехала из общаги, учила всех в курилке, что надо хорошо давать, тогда тебе и подарки, и деньги, и кафешки. Гордо демонстрировала золотые серьги, рассказывала о квартире любовника, в которой два этажа. Нет, дуры, не в доме два этажа, а в квартире! И мы на этой лестнице и на окнах, которые размером во всю стену, и на барной стойке в кухне. Да, представьте себе, лохушки, что в некоторых квартирах есть барные стойки. Любовник был армянин, старше и женат. Те, кто его видел, говорили, что страшен как черт. Геворг. Маша называла его кратко Джео. Как ни назови, как не сплетничай, но он увез Машку от кухонных общажных тараканов и очередей в душ. Нет, не в свои двухэтажные хоромы, а в съемную квартирку. До конца учебы поживу спокойно, рассудила Машка, а там будет диплом, уйду, сама заработаю. А пока надо стонать погромче, да дергаться, якобы от оргазма. Ну и побрить все вовремя, и книжки почитать, порно глянуть.

Яне тоже хотелось свободы, своего угла, унитаза и душа. Отсутствия склок, сплетен, пьянок и чужого шума – неизменные спутники общажной жизни. Иногда казалось, что она тоже сможет вытерпеть волосатого армянина. Всего-то раза три в неделю, зато остальное время кайф. Даже поехала раз с Машкой на совместное свидание. Пустое кафе, в котором Джео был хозяин, а Машка раньше работала официанткой, пока однажды после смены не дала хозяину. Яна пыталась во весь рот улыбаться некому Армену. Но когда он начал обнимать, её буквально передернуло от вида волосатые короткопалых лап. Захотелось сбежать. Но не подводить же Машку. Пришлось сидеть в кафе до утра.

Джео варил хаш. Попробовать этот шедевр кулинарии Яне не довелось, да и желания не было. Ибо вонь стояла адская. Как от холодца или сальтисона, который в детстве мастерски варила бабуля. У маленькой Яны дыхание перехватывало в те дни. Сначала от вида отрубленных коровьих ног или свиной головы с навеки закрытыми глазами. Потом Яна переставала дышать от дурного запаха, который витал в квартире еще долгое время, даже если огромная кастрюля переставала булькать на плите. И третий этап бездыханности наступал, когда бабуля с восторгом заносила с балкона таз с непонятным бурым болотом. Болото полагалось порезать на куски и раздать домочадцам.На стол выставляли магазинные баночки с горчицей и хреном. Кстати, баночки эти никогда не выбрасывали.

Яна с сестрой Катькой отмывали их в ванной вместе с бутылками-чебурашками. Несли на соседнюю улицу в пункт приема стеклотары. Предварительно узнавали, кто сегодня приемщик: одноглазый Коля или толстая Маня. Маня была добрая, не особо придиралась к качеству тары, быстро подсчитывала в уме и выдавала деньги. Бежишь потом радостно в магазин за “Юппи” и чупа-чупсами. С Колей было тяжелее. Единственным глазом он долго рассматривал каждую бутылку или банку, докапывался до каждой царапины. В итоге половину сумки тащишь до дома, ждешь дежурства толстой Мани в надежде, что тара все же будет принята. Уже учась в институте история повторялась, когда узнавали, кто из преподов будет вести предмет, кому проще сдать экзамен. Жизнь состоит из Колей и Маней.

Стекольный бизнес приносил первые деньги. Но конкурентов хватало: дети, бомжи. Однажды толпа пацанов догнала Яну и Катьку, которые бережно тащили тару. Вцепились грязными лапами в сумку:

—Э, мочалки, гоните сюда бутылки! – грозно заявил главарь.

—Иди в жопу, урод! – ответила бойкая Катька.

Подножка, удар в спину. Пару секунд девчонки пытались устоять на ногах, но все же рухнули под звук битого стекла.

–Рыжий, ты долбоеб! – ругался главарь. – Нахера ты их уронил? Теперь сдать нечего!

И отвесил пендель одному из парнишек. Знатный пинок в тощую задницу, на которой мешком болтался растянутый синтетический сгусток китайского “Абибаса”.

Рэкетиры удалились. Яна с Катькой раскрылили трясущимися пыльными пальцами сумку. Надеялись, что уцелело хоть что-то. Все было разбито. Как и их сердца. Сидели на бордюре, плакали, матерились, мечтали, как станут сильными, найдут этих козлов и убьют. А потом вообще вырастут, станут сильными, уедут из этого городишки, где тебя среди бела дня могут ткнуть мордой в тротуар. Конечно же станут богатыми, и мужья у них будут красивые и сильные, как Данила Багров из “Брата”, поубивают всех, кто когда–то их обидел.

В те веселые времена все пацаны мечтали стать бандитами, а девочки – путанами и певицами. Слово “путана” манило. В умах соплюх означало, что тебя любят сразу много мужчин и дают тебе доллары, дарят бриллианты и в рестораны водят. А с тебя спроса нет. Наряжайся красиво да сиди себе, покуривай. Даже репетировали роль путаны.Тщательно готовились к этому процессу, натягивали на себя наряды и мамины туфли на каблуке, слюнявили черный карандаш, рисовали кривые стрелки, спичкой выпокыривали остатки помады. Красный фломастер помогал создать яркий маникюр, карандаш заменял сигарету. Садились за кухонным столом, ногу на ногу (мамины туфли при этом иногда падали). Пили воду с вареньем – альтернатива вину, вытягивали губы трубочкой якобы выдыхая дым из карандаша. Дольче вита в представлении ребенка девяностых.

Как-то за подобной репетицией их застал Янин отец. Вернулся рано с шабашки. Он не работал несколько месяцев. Ходил по квартирам, что-то ремонтировал. Деньги водились только у пенсионеров. Остальные платили продуктами, бытовой химией, одеждой. В этот раз, видимо, достался пакет стирального порошка. Папа оставил порошок у дверей, вместе с потрепанной сумкой с инструментами. Мельком глянул на девчонок и вдруг замер. Яна кожей чувствовала, что-то дурное. Обычно, отцу плевать на их игры, кивнет в ответ на подружкины “Здрасте, дядя Саша!” и уйдет в комнату к телеку. А тут скользит по ним взглядом и молчит. Но чувствуется, что злится, но на что? Магнитофон не брали, полы помыли с утра, уроки тоже сделали, посторонних девчонок нет, только давно знакомые подружайки. За мамины туфли что ли?

—Папа, а мы играем, – Яна хотела прервать это молчание.

—Я вижу. В кого?

—В путаны, сидим в ресторане, – хотелось, чтобы он свалил в комнату к телеку и прекратил так недобро пялиться. Пьяный что ли? Хотя пьяный он не такой.

–Ну-ка, быстро, сняли все, рожи с мылом помыли и по домам! – вдруг заорал папа. Папа, который всегда молчал или спокойно говорил. Орать – мамина прерогатива.

Девчонок как ветром сдуло. Яна, глотая слезы, поспешно мыла стаканы, папа курил на балконе. За окном медленно темнело. В квартире висело молчание. Яна сидела в уголке у стены. Папа – в комнате.Пришла мама, устало скинула ботинки. Она единственная в семье еще имела работу. Волокла на себе эту ношу, принося домой продукты, которыми выдавали зарплату.

Каждый раз состав продуктового набора менялся: то макароны, которые при варке превращались в серый клейкий комок. То сахар, муку, растительное масло. В какой-то месяц принесла майонез и шоколадки. Сидела плакала, а Яна не могла понять, почему? Ведь майонез с хлебом – это пища богов, особенно если на дворе осень, в кладовке в коробке полно дачных помидорок. А стопки из плиток шоколада в шкафу – просто сладкий сон. Правда, сон этот быстро закончился: мама сменяла шоколад на какую–то хрень типа гречки и тушенки.

–Че случилось? Двойку получила, на физру опять не пошла? – спросила мама, моментально уловив домашний напряг.

Яна помотала головой.

–Что тогда?

–Не знаю, – прошептала Яна, – папа накричал. Девочек выгнал, а мы просто играли. Слезы капали в подол ситцевого халата.

–А че не говоришь матери, в кого играли?! – взревел папа из комнаты. Пулей залетел на порог кухни. Лицо перекошено, кулаки сжал. Яна вжалась в угол кухни. – Она у нас в бляди собралась, сидят мандавошки малолетние и представляют, как будут мужиков снимать в кабаках! Ты представить можешь, че из нее растет?!

Мама молчала. Интересно, если будут бить, можно ли спрятаться? Половину кухни занимает большой полированный стол. Он и обеденный, и ученический, и вместо гладильной доски. Возле него три разномастные табуретки, на одной из них сидит Яна, забившись в угол. Будут бить, можно под стол залезть, хоть ненадолго. Хотя ее уже оттуда доставали шваброй. В прошлый раз. За побег с урока ненавистной физры. Уворачиваясь тогда от швабры, Яна думала, что их коту Кузе значительно повезло. Он подвижный и мелкий, проще увернуться под столом, когда его выуживают, чтобы натыкать мордой в очередную лужу в прихожей. Тогда было понятно, за что получила. А сейчас, что она сделала? Ведь играть с девчонками ей не запрещали.

Мама молча села на стул, посмотрела куда–то в пространство. Папа продолжал вещать:

–Твое воспитание, гены твои, мать твоя вылезает. Такая же кукушка растет, вот увидишь, будет шалавить полжизни, уже тренируется!

—Захлопнись! – рявкнула мама в ответ. – Ты сам-то что графских корней? Половина родни по тюрьмам, вторая половина бухает. Есть, чем гордиться!

О чем они вообще? Причем тут какие-то родственники, чьи-то матери, Гены какие-то. Ни про одного Гену среди родни не слышала, и при чем тут эти плохие дядьки или кто они там, и то, что на нее орут полдня?

Яна начала икать. Это хреново. Значит, завтра будет заикаться. А ей стих рассказывать у доски. И не объяснить ведь, учителю, что учила и знает хорошо, просто без заикания не может про белую березу вещать перед всем классом.

–Воды попей, ичешь, как ишак! – крикнула ей мама и ушла в ванную.

Яна набрала воду из-под крана, зубы стучали по золотому ободку кружки. Попила, села в прежний угол. Слышала, как папа расставил диван, лег, забормотал телек. Мама еще долго будет возиться в ванной. Сооружает подушечки из ваты и марли. Они потом появляются в помойном ведре, грязные, замотанные в газетную бумагу. Но газета иногда разворачивается и эта грязная подушечка валяется во всей красе. А в ванной в тазике мокнут застиранные мамины трусы. Яне уже рассказывал кто-то из девчонок, что у всех женщин льется кровь. И ее это тоже ожидает. “Видела рекламу прокладок, где на белую салфетку льют голубую воду? Вот эта прокладка и нужна женщинам, когда кровь идет”. Рекламу Яна видела, интуитивно понимала, что не надо спрашивать у родителей про назначение волшебной белой салфетки. Это что-то из мира взрослых людей, такое же стыдное и страшное, как неизвестный “секс”, про который все говорят шепотом, думая, что дети не слышат. В общем, ни про прокладки, ни про секс ничего не понятно. Еще более неясно, откуда идет кровь? Из того же места, которым писаешь? Даже рассматривала себя в зеркало, пока была дома одна. Сидела на корточках над зеркалом от старой маминой пудреницы. Но так и не разобралась в устройстве своего органа. У нее всегда было туго с пониманием конструкций.

Ее постепенно сморил сон. Легла на сложенные руки, разглядывала узор и царапины на полировке стола. Кузя забрался на колени и начал урчать, выпуская когти. От него исходила тепло. Яна проснулась от того, что ее приподнимают чьи-то руки. Мама шептала:

–Тише, тише, пошли спать. Твое кресло уже расставила.

В комнате было темно. С родительского дивана доносилось папино сопение. Яна расстегнула халат, легла на свое кресло. Говорят, оно старое. Еще папа на нем спал, когда учился в старших классах. Но оно прикольное. Изголовье и подлокотники прячут твою голову, можно долго не спать ночью, таращить глаза в темноту, мечтая о счастливой взрослой жизни. Она будет богатой. Обязательно. Купит себе много пирожных и съест их одна. А еще большой арбуз. И будет его есть прямо ложкой, вычерпывать мякоть. Прошлым летом они брали такой арбуз на бабушкин день рождения. Надо было его порезать на всех и отгрызать вкуснейшую красную плоть от бело-зеленой корки. Яна решила отрезать сама и срезала только кусок мякоти, без корки. Это было не специально, но она получила нагоняй, что так делают только жадины и эгоистки. Все хотят есть мякоть, нехер самую вкуснятину отрезать себе и оставлять корки другим.

Мама стояла у ее кресла, складывала стопочкой Янин халат и колготки. На нее это не похоже. Обычно сама снимает колготки комком и кидает их где попало. А тут стоит, складывает, не уходит. Яна чувствовала, что мама что-то хочет сказать или сделать, но не знает как. Ей трудно говорить, трудно мириться. Легко только наорать. Поэтому ссоры в их доме частые и висят в воздухе несколько дней, аж дышать тяжело. Наконец, мама села на край кресла, потом легла рядом, обняла. Яна затвердела как окорочок из морозилки. На нежность она реагирует также, как на агрессию —все тело и мысли каменеют. Мама погладила Яну по голове, потом с силой повернула к себе. Ее глаза сверкали в темноте.

–Ты знаешь, кто такие путаны? – прошептала она.

Яна помотала головой. Раньше думала, что это красивые девушки, типа принцесс, которых добиваются лучшие парни. Сегодня поняла, что с этим словом связано что-то таинственное и мерзкое. Из той же серии, что прокладки, женская кровь, секс и рождение детей.

–Это плохие тети, – пояснила мама. – Не надо в них больше играть и не мечтай ею стать. Хорошо?

Яна кивнула, хотя хотелось уточнить, чем именно они виноваты. Что плохого быть красивой и сидеть в ресторане рядом с богатым дядькой? Сложно все у этих взрослых. Еще сложнее – у детей, которым ничего не объясняют, только орут, если ты не разобрался в перипетиях взрослого мира. Скорей бы вырасти и все понять.

Яна уснула. Мама вроде бы осталась с ней на узком кресле. Она всегда была стройная, как девочка, помещались с ней вдвоем даже на боковушке в плацкарте. На диване, конечно, больше места. Но в последнее время, мама все реже ложится с папой вместе. И не говорит с ним почти никогда. А раньше вместе пели свои дурацкие песни под магнитофон “Соната”.

–Казанова, Казанова, зови меня так! – папа со смехом тыкал себе пальцем в грудь.

–Мне нравится слово! – подпевала мама, приплясывая.

Сейчас музыку слушают поодиночке, когда второго нет дома. Странные какие–то песни, не поймешь про что. В последний раз папа сидел с бутылкой бабушкиной настойки за полированным столом. Магнитофон рядом пел заунывную песню,какую-то жуть про шрамы на спине. Яна сидела тут же, пыталась делать уроки, не вслушиваясь в песню и не напрягаясь от выпивающего папы.

– Где твои крылья, которые нравились мне? – подпел папа дядьке из магнитофона. И неожиданно выдал: – Твоя мать говорит, что эта песня про нее. А я, конечно же, виноват, что крыльев у нее теперь нет, только шрамы остались.

Папа махом допил рюмку, выключил магнитофон и ушел курить. Где у мамы шрамы? Никогда не видела, хотя раз в неделю трет ей спину в бане. И неужели у нее когда-то были крылья? Она ангел что ли? Непонятно все во взрослом мире. Даже песни.

Прошло время. Яна выросла. Но так и не разобралась в устройстве взрослого мира. Просто проблем стало больше. Помимо учебы, неразделенных любовей, обид, добавилась задача выжить. Каждый день решить массу вопросов, как бы хватило денег, что приготовить, успеть постирать и убраться, не поругаться с соседками. И задача number one – найти свою любовь. Именно это стимулировало вставать по утрам. Именно поэтому экономили деньги на всем, чтобы сходить в клуб. А там топчешь танцпол каблуками. Ноги отваливаются, но они же еще молодые,здоровые, поболят и перестанут. Было весело, знакомились, болтали, выпивали, гуляли по ночному городу, если мороз не жалил. И казалось, вот она любовь. Но всегда что-то шло не так. То он пропадал. То сама понимаешь, что больше не хочешь поцелуев на лавочке, дышать на окоченевшие пальцы.

Иллюзия выбора.

Эх, создал бы кто-то анкету, которую заполняешь и бабах, тебе выдается номер или адрес твоего идеального парня. Кстати, эта мечта сбылась. Многие сайты стали делать такие вот тесты, потом подкидывать тебе анкеты идеальных кандидатов. Сидишь, оцениваешь, ага чувство юмора у нас совпало на 60 процентов, общих интересов аж 80. Знакомишься и чувствуешь, что не то пальто. Ни один тест в мире не дает гарантий. Разве только тест ДНК. Но по нему не научились ещё находить идеального партнёра. Учёный, который научится это делать, прославится в веках.

Как-то раз на каникулах смотрела с бабулей советский фильм. Яна рассеянно зевала, строчила смс тогдашнему парню. И замерла от прозвучавшей из телека песни:

Где тот единственный рыцарь мужчина?

Где его встретить и в ком угадать?

Сверх электронная чудо-машина

Не в состоянии мне предсказать.

Блииин, 21 век на дворе, а ни на шаг не продвинулись технологии. Никто не дает гарантий, даже сайты знакомств, на которых она к тому моменту сидела несколько лет. Сайты разные, разные мужчины, а итог везде один.

Любой сайт знакомств как торговый центр, в который ты пришла за обновкой. Иллюзия выбора. Вроде куча шмотья в каждом отделе, выбирай любую. Но ты ходишь целый день, дурея от музыки, духоты, толкотни. Пересматриваешь кучи вещей. Что-то сразу отбрасываешь как неликвид, видя торчащие нитки и кривой крой. Что–то осторожно вешаешь на место, стараясь сохранить невозмутимое лицо, хотя из горла с присвистом прорывается “нихерасебецена!” Что-то берешь в примерочную. Разочарованно смотришь, что не тот размер, не тот фасон. Изредка счастливая бежишь домой с покупкой. Крутишься полвечера перед зеркалом, выходишь в свет в обновке. Но проходит время и замечаешь, что это любимое платье покрылось катышками, вытянулось, застиралось и отчаянно просится на помойку. Или ты поправилась, оно уже не может обнять твою новую талию. Иногда любимое платье еще живет с тобой некоторое время в виде тряпки для уборки. Или болтается в шкафу на дальней полке, в надежде, что ты похудеешь. Но в итоге вы все равно расстаетесь.

Не бывает вечного двигателя. Не бывает вечного платья. Не бывает вечной любви.

Со временем ты, как опытный шопоголик уже знаешь отделы, в которых тебе нечего ловить. И по одному взгляду понимаешь, что вещь ширпотребная. Экономия сил и времени. Главное тут не обманывать себя “вдрУгом”. Вдруг – это брат Надежды. Тот самый наивный братец, который шепчет: “А вдруг это твоя судьба? Не смотри, что воняет пОтом и говорит “ложить”. Это же не главное в человеке”. Так вот этот Вдруг – дерьмовый советчик. Проверено раз сто. Как бы ты не пыталась раскрыть глаза, приглядеться к человеку, искать с микроскопом ту самую его прекрасную черту, из которой вырастает огромная любовь, – все будет бестолку. В какой–то момент ты просто швырнешь несчастному дезодорант, и заорешь: “Ты когда-нибудь им пользуешься?! И клади грязные носки в стирку. Да, клади, а не ложи!”

Женатые.

За много лет на разных сайтах Яна так и не нашла заветной любви. Зато получила громадный опыт общения с мужчинами. Научилась определять с первой строчки в анкете, с первого взгляда на фото, стоит ли отвечать на сообщения этому товарищу. Она сходила на сотни свиданий. Удачных и совсем пропащих, с которых хотелось улизнуть немедленно. Научилась определять не только марки машин, но и моментально вычленять женатых товарищей.

А таких было пруд пруди.Одно время они шли просто косяком, как караси на нерест. Всем хотелось молодую любовницу. Всем опостылел домашний быт, жена и дети. И хорошо, если он сразу признавался, что женат. Смешанное чувство брезгливости и уважения. Мерзко, что все они кобели и шлюхоходы. Уважаешь, что честно признается в этом честно описывает условия: звоню сам, приезжаю по четвергам, даю столько-то денег. Яна отказывалась. Рыночные отношения ей претили.

Но все же вляпывалась пару раз. Поздно понимала, что ухажер не свободен. Сначала смущало, что он пишет исключительно в будни днем, в выходные, когда все отдыхают-гуляют, у него всегда дела, то работа, то к маме на дачу ехать, то командировка без доступа к телефону. Потом неожиданно выбегал из кафе или машины, чтобы ответить на важный звонок…

Дубль первый.

А потом вообще пропал. Навсегда. Из Яниной жизни и с сайта. Яна до последнего отказывались верить, что её облапошили и кинули. Оправдашечки подсовывало богатое воображение: срочно уехал по работе, потерял телефон, заболел, попал в аварию.

Но неожиданно встретила милого в супермаркете. Он стоял на соседней кассе с тележкой, полной продуктов, рядом вертелась женщина с ребёнком на руках. Нет, не сестра или знакомая. Слишком уж по-хозяйки она выкладывала продукты на ленту, давала ему распоряжения, как упаковывать, потом закатила глаза, всучила ему ребенка и начала складывать покупки сама. Типичное поведение жены. Да и на безымянном пальце у милого сверкало кольцо. Яна стояла ошарашенная. Будто кол воткнули в грудь. Ярость запорошила глаза, она ослепла на миг, лишь бы не видеть эту картину. Захотелось схватить бутылку вина и опустить её не в пакет, а на голову этому уроду. Который ещё пару недель назад гладил её голое тело, говорил комплименты. Готова была начать выяснение отношений прямо здесь. Подойти, плюнуть ему в лицо, её схватить за мелированные волосы. Пошла твёрдой походкой в их сторону. Он увидел. Опешил. Такой страх отразился на лице, но тут же маску несознанки натянул, мол я не я и вас я, девушка, не знаю. Яна расстегнула ворот куртки, от ненависти стало тяжело дышать.

–Валера, денег не хватает, – жена трясла его за рукав. Он поставил ребёнка на пол. Девочка в красном комбинезоне неуверенно держалась за его штанину. Валера шарил по карманам, беспомощно открыл в десятый раз кошелёк.

–Убирай какие-то покупки, – выдавил виновато.

Кассирша скривилась, очередь протяжно вздохнула, кто-то поехал на другие кассы. Супруги рылись в пакетах, что-то возвращали кассирше.

–Не понимаю, почему денег вечно у тебя мало, сложно взять побольше, когда едем в магазин? – громким шёпотом шипела жена. Он униженно молчал, стараясь не глядеть на Яну. Девочка шлепнулась на пол, завыла.

–Да блин, че ты ее не держишь?! Ничего тебе не доверишь, складывай покупки. Шампунь не клади к хлебу! Ш-ш-ш, не плачь моя куколка.

Яна пошла из магазина. Сильнее ненависти и ярости теперь было презрение, противно до тошноты. Она свернула за угол магазина. Начала доставать сигареты. Слезы застилали глаза. Затянулась и склонилась над урной. Её рвало. Мимо прошла тётка недобро цыкнула, покосившись на Яну. Плевать. Внутри все горело, горечь разочарования была горше желчи.

Дубль два.

Второй раз было больнее. До задыхания в груди, до потери 10 кг в весе. Он был мужчиной мечты, забрал из общаги. Ах, как сладостно было уезжать оттуда, носить свои шмотки в его машину, специально подольше ковырялась у распахнутой пасти багажника, мол смотрите, дурехи! Надо не конспекты зубрить, а мужика ловить. Пока, очередь в душ, тараканье и дежурства.

Его звали Стас. Старше лет на пятнадцать, виски тронула седина. Плевать. У него двушка, он директор в какой-то компании. Был женат, есть дочь, но в другом городе. Он медитировал по утрам в отдельной комнате, пока Яна тихонько готовила завтрак. Боялась спугнуть медитативный процесс. Стас пытался ее приучить в буддизму, рассказывал махаяне, простираниях, медитации, ретритах, после которых расходятся кости черепа, знаменуя, что человек достиг просветления. Яна с ужасом посмотрела на его голову. Голова, как голова. Стас смеялся: да там всего-то на пару миллиметров в районе макушки. Ты и не заметишь.

Они разговаривали часами. На кухне или балконе, окурки в пепельнице росли, росло воображение и мечты о счастливой совместной жизни.

Он был прекрасным любовником, чутким, нежным. Яна была счастлива. Печалило, что он ездил каждые выходные в соседний город, к дочери. Яна скучала, таскалась по магазинам, хотя надо было писать диплом. Последний курс, скоро свобода. Хотя нафига ей диплом, с таким-то мужиком. Она уже схватила Бога за бороду. Иногда заходила к девчонкам в общагу, похвастаться, лишний раз за себя порадоваться. Даже маме про Стаса рассказала. Мама неопределенно промычала в трубку, что ее жизнь, ей решать.

      В один из выходных Яна затеяла уборку. Он уже давно отмыла половину холостяцой берлоги, начистила кафель, оттерла жир от раковины в кухне. Стас когда-то жарил курицу, слил горячий жир прямо в раковину. Хреновый из него хозяин и повар, но это же не главное в мужике. Кстати, больше никогда не видела, чтобы он готовил, наверное, сам осознал, что кулинар из него так себе. Зато она прекрасно готовит и убирается до блеска, спасибо бабуле, с ее патологической страстью к чистоте. У них будет идеальная семья, традиционная: женушка-хозяюшка и муж-добытчик. Правда, эта его дочурка раздражала, одним своим существованием.

Яна старалась не злиться, но наличие дитя ее давило. Ну да ничего, она родит ему девчонку лучше. Не такую страшненькую, пухлявую, как эта Лиза. А хорошенькую, синеглазую, с носиком-пуговкой и без лишнего веса. Лиза пялилась на Яну с фото на прикроватной тумбе. На выходные Яна всегда убирала фотку, роняла лицом вниз.

Сейчас Яна решила унести ее в другую комнату, где Стас медитировал и работал. “Скажу, что во время наших утех кровать трясется, фотка часто падает, жалко, если рамка разобьется, красивая”, – думала Яна и радовалась своей хитрости. Пока, Лизон, пылись тут. Сначала твою фоточку уберем, а потом и тебя саму подальше задвинем. Знаем мы этих папашек, они как новую любоффь встречают, новых деток получают, так сразу забывают про имеющихся отпрысков. Проверено на себе, моя милая.

Яна покрутилась на стуле у рабочего стола, тронула мышку. Экран ноутбука вздрогнул, даже не запаролен. Значит, Стасу нечего скрывать. Хотя лучше всегда паролить, мало ли. Яна вот свой всегда держит под замком. Вдруг украдут. И вся жизнь вместе с недописанным дипломом предстанет перед незнакомцами, как на ладони.

      И чем же тут вечерами иногда занимается Стас? Страница “Одноклассников” тоже нараспашку. Даже не знала, что у Стаса есть страница, говорил, что соцсети не его тема. Яна открыла сообщения. Бывшая жена. Ну и че тебе надо, дорогуша?

“– Достала такая жизнь, когда закончится твой контракт? Я не понимаю, есть у нас семья или нет, Лизка скучает по тебе.

—Потерпи, до июня побуду. Ты же сама хочешь большой дом, здесь хорошо платят. Можно кредит начать оформлять, приеду в субботу, поговорим. Ты смотрела таунхаусы в “Российских просторах”?

—Мне уже никаких денег не надо! И коттеджа. Я устала без тебя, скучаю очень. Почему у тебя постоянно вечерами совещания?

–Я ж говорил, московский офис так ставит, я ж не могу игнорить только потому, что у нас уже поздний вечер. Пошел на ненормированный график, все ради нас…”

Яна не стала читать дальше эти сопливые совместные мечты. В надежде несколько раз посмотрела на дату переписки. Ну пожалуйста, пусть это будет год назад! Нет, эти слащавые диалоги были в среду.

      Как? Как такое возможно, что с бывшей женой он обсуждает какие-то покупки, клянется ей в любви и вообще весь такой молодец. А Яна? Кто она в его жизни? До июня только, или когда он там контракт заканчивает?

      Яна пролистала еще переписки, нудная фигня с поздравляшками от однокашников. Она выкурила сигарету, колотун не унялся. Дурной сон, это дурной сон.

Почему они с женой решили снова сойтись? Ведь разведены же. Или нет? Яна ведь никогда не видела его паспорт или свидетельства о разводе. Да что там, он даже ей фамилию сказал не свою, судя по странице в “Одноклассниках”.

В чем он еще обманул? Яна выдвинула ящик стола, куча бумажек по работе. Договор аренды на квартиру, которая якобы его, в которой Яна уже мысленно сделала ремонт. В которой она, не жалея своих рук и легких драит сантехнику и кафель едкими химикатами. Хорошо бы заплакать. Но слез нет. Ярость. Та же самая, от которой полтора года назад все горело внутри и вырвало в урну у супермаркета. Хотелось схватить нож и убить. Как хорошо, что Стас уехал, иначе бы точно отхватил лезвием в брюхо или кирпичом по своей башке с раздвинутыми от просветления костями.

Лучше ее прибить, милую женушку, которая коттеджи там выбирает. Рассказать ей все. Но как? Написать в “Одноклассниках” – не поверит, а Стас сразу выгонит из дома. Куда ковылять? В общагу? Надо искать другой выход. Думай, думай! Но не думалось, только все горело от макушки до пяток. И посоветоваться не с кем, маме нельзя, перед девчонками стыдно признаться в своем провале.

Яна продолжала перебирать ящики стола. Что искала? Подтверждение своей догадки, что он женат? Нет, скорее, доказательства, что она ошиблась, а переписка – это какой-то бред. Ведь Стас же говорил, что любит ее, про детей говорили, с мамой хотел знакомиться. А говорил ли, или она сама себе придумала?

Непонятная симкарта в ящике стола. Яна вставила ее в свой телефон, ввела стандартный пароль из нулей. Разблокирована. Для искусного лгуна Стас на редкость туп, почему же ничего не паролит? В прочем, он запрещал ей заходить в кабинет, там бумаги важные по работе, не надо убираться, а то перепутаешь, мне потом тяжело будет найти. И атмосферу намоленности и просветления не нужно засорять человеку, далекому от буддизма. Синяя борода, блин, с претензией на святость. Чего тут на это симке сохранено? Все, как в сказке, головы бывших жен. Точнее, их смс-воспоминания, похвалы его любовным талантам. И смс довольно свежие, когда они уже встречались, даже начинали жить вместе. И вместо спортзала он ездил на минет в машине. Неплохой спорт.

Яна вышла на балкон, закурила, зубы стучали. Мартовские ночи холодны. Смотрела вниз. Девятый этаж. Если сигануть с балкона, все закончится. А может, и нет. Будешь потом овощем валяться, в судно ходить. Ярость и ненависть – закадычные подруги выжгли все нутро. Что угодно готова сделать, лишь бы больше не чувствовать этого. В округе есть дома в 15 этажей, можно попробовать попасть в них. Там есть балконные подъезды. Пара шагов и конец всему – боли, унижению, ненависти. А, может, вены тут вскрыть, пусть этот урод поимеет проблем: с ментами, отмывкой квартиры, хозяином жилья, пусть его женушка обо всем узнает и горит в таком же адовом вареве.

Яна прошлепала на кухню, взяла нож. Долго целилась в живот, размахнулась, но духу вонзить не хватило. Лучше в ванной вскрыться.

Набрала воду, легла. Слезы покатились в воду. Третья попытка суицида за последние десять лет. Когда же, наконец, удастся свалить и этого мира?