Читать книгу Антефактум - - Страница 1

Оглавление

Забытый, весенний, стою в колодце. Так в детстве я называл этот двор, образованный кольцом сгорбленных хромых сталинок и втиснутым промеж них домом в десять этажей. Красный гигант здоровается со мной, каждый его кирпичик рад родному гостю. Стены полукругом залиты заходящим солнцем, и голова моя обнята рыжим отсветом высоких тел. Опускаю глаза. Огрубевшая кожа ступней касается трещин, в которых посверкивает зеленое стекло. Кажется, прошло пятнадцать… нет, шестнадцать лет с тех пор, как на асфальте в паре метрах от места, где я нахожусь, мы с мамой рисовали цветными мелками клетки-классики. Справа, у придомовой лавки, выкрашенной в тошнотно-охристый цвет, подсыхает мать-и-мачеха. Как головки канареек, цветы раскиданы по всей поляне, еще лысой, но укрытой сухой прошлогодней травой. Теплеет, птиц не слышно. Поднимаюсь к подъездной двери. От бетонной лестницы с законопаченными щелями на стыках ступеней разит холодом. Деревянные перила рассохлись, стали трухлявыми – обрекать себя на занозы я не стал, несмотря на ноющую боль в конечностях. На макушку упало несколько крошек цемента с козырька. Мигрень и болезненность в шее не отпускают. Дергаю ручку. Надо же, магнит на замке не работает. Вхожу.

Дверь захлопывается, еще несколько секунд в нутро подъезда тянется грохот. Впотьмах нащупываю шершавые стены, густую паутину. Рука дотрагивается до чего-то твердого в углу – тут по-прежнему стоит метла дворника. Делаю четыре шага вперед и ударяюсь плечом о почтовые ящики. Наверное, в этих эмалированных коробках, как обычно, валяются счета, газеты, извещения и прочая макулатура. Через грязное окно первого этажа на лестницу безмятежно сочится вечерний тускло-желтоватый свет, притеняемый старым ясенем по ту сторону дома. Нужно идти. Медлительными шагами взбираюсь на первые восемь ступеней, подхожу к старому лифту и мусоропроводу напротив. Затхлый запах медленно тянется из углов и проникает в ноздри. Узкие двери лифта полураскрыты, за ними зияет черная шахта, кабины нет. Еще раз смотрю на оконные разводы, тоненькие тенеты, трепыхающиеся меж старыми рамами. Разворачиваюсь, иду выше – второй этаж, третий, четвертый… Моя квартира. Я узнал ее не сразу, образ как-то нехотя всплыл на поверхность спустя несколько секунд после того, как увидел золотую трафаретную цифру на дверном полотне. На запыленной стали едва угадываются улыбающиеся рожицы, нарисованные этими пальцами. Пальчиками. Вот он я, нахожусь по эту сторону от входа. Маленький, я всегда до ужаса боялся людей, стоящих на моем месте и изредка стучащих кулаком. Нет, не стучащих – бьющих что есть силы по внешней стороне. Я не знал, кто это был. Меня от них отделяли панорамный глазок и один оборот замка, но я никогда не думал, чтобы подойти и посмотреть на просящих. Я был в квартире один, и родители, конечно, никого не ждали… Но к чему теперь этот страх? Стоя на площадке, заношу руку, чтобы нанести три удара. Останавливаюсь. Почему-то я знаю, что мне никто не откроет. Откуда? Отвожу взгляд. Дневник! Должно быть, он лежит на своем месте. Тянусь к запыленной крышке щитка рядом с висящим на соплях звонком (впрочем, он никогда не работал). Открываю, просовываю кисть в пучки проводов, за ними – выбоина в стене, с трудом вытягиваю пальцами страницы в твердых корках. Проглаживаю царапины на черном бумвиниловом переплете, закладка оборвана. Открываю записи.

Да, все началось с того майского синего часа.

15 мая 2019 года. На циферблате образовался тупой угол. В четыре часа утра я надумал, что хочу увидеть рассвет. Сам не знаю, почему. Может, просто секундный бзик, или одна из тех мыслей, питаемых слабой тоской, которые ходят рука об руку с бессонницей. Мне кажется, переход ночи в утро «растормашивает» состояние какой-то состыковки мысли и ощущения. Откинул разряженный телефон, взял скрипучий стул, поставил спинкой к окну. Сам туго завернулся в одеяло, как гусеница в кокон, сел и стал ждать, когда порозовеют крыши соседних домов. Пока что мне была доступна только луна, которая через стеклопакет утраивала себя. Почувствовал очень сладкий, даже приторный запах, как от дешевого парфюма или сиропа: под окнами цветут вишни… да уж, хорошее сравнение. Их сажал пожилой мужчина с нижнего этажа. Он давно умер, а они – его память. Правда, сами деревца тяжело больны, их листья изъела черная тля. И к чему я это вспомнил… Тихо. Никогда не видел наш дворик таким молчаливым. Дремота сшивает тонкой нитью веки, утренняя прохлада их вспарывает, белки глаз краснеют. Почему-то глаза невыспавшегося человека и плакавшего имеют разный рисунок лопнувших или воспаленных сосудиков, и это всегда заметно… Верхушка тополя напротив слегка колышется, поднимается ветер. Где-то неподалеку орут местные алкаши. Впервые вижу такое небо… Надо же… Не голубое, не синее, а цвета сырой акварели, какой рисуют лужи. Обычно днем я смотрю, зажмурившись, вверх и думаю о погожести дня, сейчас же испытываю что-то совершенно другое, незнакомое. Точнее сказать, вообще ничего. Внутреннее «я» замолкает, тает и, наконец, совсем исчезает, и брюхо становится пустым. Холодное чувство, чернильное. Не хочу думать ни о прошедшем дне, ни о грядущем, я застрял где-то посередине и даю себе время побыть там. По небу уже носятся стрижи, на чердаке дома напротив проснулись голуби. Они вылезли на оцинкованный карниз, два белых, два черных. Если прислушаться, можно услышать их курлыканье. Уже пять часов. Весьма занимательно смотреть на чужие окна, за которыми, кажется, так беззащитно спят в позе эмбриона люди. Небо светлеет, циан разбавляется. Близко, каркнув, пролетела ворона. Тело млеет, стекленеет, но мозг не сдается. Еще минута, пять, десять. Разлапистый граб откидывает желто-серую тень на облупившуюся штукатурку соседского парапета. Вдалеке шумит трасса – бензиновая артерия этого города. Восход. Новому, ему отведено несколько минут на жизнь, но таких будут еще тысячи после. Да, вот и проснулось душевное томление. Чтобы не дать ему взять верх, нужно уйти в другое место – лечь спать. Пора.

24 мая 2019 года. Днем, когда в комнату бьет солнце, писать нет желания, но куда девать этот холостой порыв? Я даже не заметил, как быстро появилась листва! Кажется, еще вчера эти деревья пышали травянистой нежностью, а теперь отливают черствой зеленью. Сегодня я видел соседку сверху… Если бы оставленность и незнание того, что делать с внезапно свалившейся на тебя свободой, имели человеческий облик, она однозначно подошла бы на эту роль. Лишение – вид свободы? Когда от тебя уходит то, что долгое время оставалось прижатое рядом, под мышкой. И даже если ты знаешь, что однажды проснешься без этой нужности, потому что прошлым вечером отпустил ее, даже с неподдельной выдержкой, твердостью, тебе плохо. Бывают ночи, когда она стоит в белом платье посреди двора, неуклюже сжимая пустую чекушку холодными пальцами, ее щеки поблескивают. Никого у нее не осталось, кроме старой тощей кошки, живущей в подвале. Единственный сын, старше меня на пару лет, давно уехал покорять столицу и удовлетворять девичьи аппетиты. Она состарилась.

2 июня 2019 года. Тополиный пух наполняет загазованный и несвежий от духоты воздух. Опушенные семена висят, как пепел. Замшелые стены дома напротив останутся теперь только на фотографиях, погребенные под слоями грунтовки и краски дурацкого цвета. Загораживание разрухи выдают за облагораживание. Прошлое, на которое смачно плюнули, гниет.

8 июня 2019 года. Цветет липа. Сижу на подоконнике, окно распахнуто так, что спиной опираюсь на стекло. Дождь льет обезумевши – москитная сетка, пол и сам подоконник в воде. Шум струй, колотящих наперебой о землю, невольно вызывает у меня улыбку. Лужи пузырятся. Ноги упираются в стоящие тут же горшки с кактусами. Мама на кухне готовит курицу, как всегда по субботам.

9 июня 2019 года. Разглядывал розовато-зеленые петли бензина во вчерашних лужах.

20 июня 2019 года. Скрежет рельсов и грохот вагонов, доносящиеся с вокзала в полукилометре от дома, стали для меня такими близкими. Раздражающими, но любимыми звуками. И эти никому не понятные слова объявлений об отправке и прибытии поездов, произносимые через шипящий микрофон. Люди еще не придумали места масштабнее, способного вместить такое скопление, такой диапазон чувств.

29 июня 2019 года. Экзамены сданы на отлично. За окном смеркается, снова дождь. И все никак не перегорит лампочка над письменным столом. Через форточку тянет мокрым асфальтом. Ссутулившись, сижу на кровати и смотрю «Двойную жизнь Вероники». В кадрах вижу то, по чему соскучился, но чего никогда не было.

30 июня 2019 года. На светло-голубом небе повисло одинокое розовое облако, перекрываемое маслянистыми листьями тополя. Между домами покачиваются растянутые кабели. Вечереет. Нет, не так. Вечер. Иногда глаголы неуместны в описании. Только недвижимое существительное, со вклеенными в него прилагательными. Любой глагол разрушает момент. В конце концов, в воспоминаниях глаголы всегда умирают.

В руках раскрошилась засушенная гроздь липовых цветков. Не помню, где их срывал. Перелистываю.

1 июля 2019 года. Вчера, перед тем как в очередной раз лечь в полпятого спать, мучимый угрызениями о сбитом режиме, почувствовал непреодолимое желание или даже порыв закрыть глаза и не видеть. Не видеть ничего. Но даже так перед тобой все равно черный фон. Не становиться же от этого незрячим? Ну и чушь. Пишу такое, наверное, из-за невыносимой жары. Нестерпимый июль.

21 июля 2019 года. Руготня с родителями происходит все чаще и чаще, по поводу и без. Такая четкая, до рези в глазах, иллюзия выбора. К тебе хорошо относятся, хотят помочь, но не могут, не знают как, поэтому им проще зажать в тиски, из которых уже никуда не деться. Хоть об стену убейся. В отчих кандалах и на коротком поводке не сделаешь ни шага влево, ни вправо – такова участь единственного ребенка. Как бы кукловод ни олицетворял своих марионеток, они для него останутся куклами, над коими он имеет власть. Так легко быть добрым с тем, кем ты повелеваешь, кому по прихоти заламываешь ручки! Ты всегда находишься «над», но садишься на корточки перед своей куклой, чтобы ей не было страшно. И враз встаешь и пинаешь куклу. А игрушка все понимает, но уйти не может из-за пришитых к конечностям веревочек. В них она не дышит. Но злится, у нее есть чувства. Ребеночек, бывший в употреблении.

4 августа 2019 года. На лавочке под окнами сидят двое, пьяная и пьяный. Его голова лежит у нее на бедрах. Одной рукой она оперлась на задний край лавки, другой запускает, то и дело промахиваясь, худые пальцы ему в волосы. Гладит, как вычесывают пряди гребнем. Из их влажных губ выходит что-то невнятное, обрывки звуков, стонущие, мягкие, затихающие. Я смотрю на эту шаткую композицию и заучиваю определение нежности.

6 августа 2019 года. Наверное, худшее, что можно сделать с человеком – проигнорировать. В частности, сделать вид, что не видишь его слез. Это отобьет по кусочку от обоих. Ты слышишь, мама?

9 августа 2019 года. Горячий ветер на улице, как последний выдох уходящего лета. На качелях во дворе до сих пор бесится детвора. В небе белая полоса самолета. Атмосфера прозрачна. Вчера ночью мне хотелось открыть окно, оттолкнуться от подоконника и взлететь, не высоко до головокружения, а так, чтобы можно было переступать по крышам домов и касаться руками верхушек деревьев. Дышать ночью. Как, наверное, там красиво, в двадцати метрах над землей, наблюдать за желтыми точками человеческого быта.

14 августа 2019 года. Нахожу местоимение «мы» универсальным растворителем личности. Такой простой и мощный, превращает кого угодно в кашицу чего-то коллективного. Деятельного, но такого неказистого. Бесформенность в худшем ее проявлении.

31 августа 2019 года. Через 45 минут закончится лето. Сентябрь все ближе, пахнет осенью, палениной. Дни стали короче и пасмурней, земля – сырей и черней. С утра до вечера по водоотливам лупят капли. Сейчас в небе реет пыльная дымка дождя. Даже не заметил, как пожелтела липа напротив. Земля усыпана листьями.

2 сентября 2019 года. Наверное, поздно об этом писать, но хочется передать на сохранение страницам одно важное воспоминание. В августе я провел несколько дней с родителями у лесного озера в пригороде. Утром и днем по большей части я спал. По вечерам выходил на пляж и рассматривал глазурованную поверхность водоема, голубую с темными разводами, изгибами и овалами. Закрывал глаза и позволял отражающемуся закатному свету проходить сквозь меня. Под ногами стоял бордюр, поросший сфагнумом, солнце освещало каждую его мохнатую лапку. Так вот, по соседству за забором из ржавых прутьев находился детский лагерь, в котором каждый вечер устраивались шумные дискотеки. Однажды мне довелось увидеть это представление. Я просто стоял и смотрел на совсем еще детишек и ребят несколькими годами младше меня, на то, как они смеялись и танцевали там, вдалеке. О, эти лица и искренний смех! Я не забуду их никогда! Они счастливы! Если бы только была возможность присоединиться к ним! Но молодость – хитрая и обманчивая вещь. В свои восемнадцать я, конечно, не маленький мальчик, но разве можно кровь с молоком называть мужеством? Юность – не есть весна жизни, это лето. Скоротечное, обманчивое, покорно ждущее секунды остановки сокодвижения. Эта секунда приходит всегда неожиданно. Вот и я ее проморгал. Как три месяца светляка. Но молодость на то и дана, чтобы плясать и гаснуть. Горячие слезы увлажнили нижние веки и покатились по скулам, когда я отвернулся от шумной музыки. Я уходил, а в спину мне била жизнь, которой у меня не было, которую, быть может, я упустил. И все отягощалось непониманием того, нравилось бы мне неслучившееся, которое казалось таким пленительным, влекущим? Да, я часто завидовал тем, у кого было то, чего не было мне дано, и плакал по тем, у кого было то, чего я лишился по собственной вине. Я боялся непрожитой жизни. Неужели это все, что у меня останется? Как бы сильно я ни бежал, толчка, разбега не хватало… Особенно мне нравилось гулять ночами по старым тропинкам вдоль берега. Все вокруг было громадным и зыбким. Так, однажды я шел по старым каменным плитам, вокруг стоял оглушительный стрекот, дорога была залита тусклым зеленым светом. Шершавые стволы елей уходили вверх, так, что нельзя было разглядеть макушек. Я был один, не считая шуршащих в еловых иголках ежей. Когда вышел к озеру, звуки резко оборвались, все замерло. Странный симбиоз живого и мертвого в один момент. Озеро мелело, погибало. Я сел на каменные навалы, почти у самой кромки воды. Тишина оплетала меня своими вязкими влажными корнями, затягивала в свое чернеющее нутро, в опускающееся с каждой минутой небо. Нет, разве это можно было назвать небом? Это было его отсутствие, чистота, безвоздушие с висевшими в нем мерцающими белыми крупицами. Там, надо мной, разворачивался и дышал страх и, опускаясь вниз, конденсировался на коже. Несколько часов я сидел и смотрел на дрожащее пятно блеклого лунного света. Казалось, что все вот-вот закончится, исчезнет, растворится, как растворялось полтора века назад перед глазами, допустим, Куинджи. Господи, я был до краев наполнен душистой, прохладной сосновой смолой. Но чувствовал такую неискупимую вину за того безымянного человека, с кем бы хотел, но не мог разделить все это. Луна садилась и прогоняла меня своим жестоким оранжевым светом. Змееносец ей вторил. Она не ошибалась, здесь я был чужд.

30 сентября 2019 года. Начался сезон дождей, похолодало. С открытым окном уже не поспишь. Прижимаюсь губами к стеклу, смотрю вниз: на комьях земли собирается белая пена, небо резко вспыхивает ясным лиловым электричеством и тут же, перегорая, выключается. Мрачные изгибы веток гнутся все сильнее, на асфальте под плотными кронами остаются неправильной формы сухие участки. У каждой грусти должно быть свое «однако». «Однако»… Как ни крутись, магнитная стрелка компаса всегда показывает на север. Разве компас в этом виноват?

1 октября 2019 года. Сегодня тревожное праздное воскресенье. Волнение перед началом новой недели. Дали отопление, ток воды в трубах мешал сну. Некоторые деревья бесстыдно стоят до коры голые, но рябина внизу еще полнокровного бордового цвета. Ночная температура впервые опустилась ниже нуля. Листья украдкой разлагаются. Лежу на полу, жую фисташки, запрокинув ноги на стену. Рядом стоит проигрыватель, крутится бордовый винил. Наверное, только бег этой маленькой иголочки по бороздам вытаскивает меня из какой-то отрешенности, рассеянности, безразличия.

3 октября 2019 года. Первый снег. Этой лживой изморозью дает о себе знать зима. А улицы такие пустые, голодные, пропахшие смогом… Я стою перед зеркалом в ванной. «Ты меня любишь?» – спрашиваю отражение. «Как можно любить эти щеки? Этот подбородок, эту переносицу, эти уши, эти зубы? Ты отвратителен! Говорят, я, ты… должны любить себя. Нет, обязаны, обязаны! Я думал, что это просто – чего-то захотеть и начать, но это так же сложно, как захотеть расхотеть. Ты же не уйдешь? Ты – это я. Ну же, люби меня! Только для тебя я смогу быть первым! Не вторым, не третьим… Вот ведь шутка: ненужный себе человек нуждается в другом! Чего же ты такой дрябленький да плюгавенький, а? Позорище! В тебе чего-то нет или есть слишком много. Тебе не хватает себя. Ты не справляешься, тебе нужен хозяин черепной коробки, который скажет, о чем думать, а о чем – нет. Ты не принадлежишь никому, но и не принадлежишь самому себе. Не смотри на меня так, не морщи лицо! Не криви эту кислую улыбку, не скули. Не притворяйся сильнее, чем ты есть. Расскажи, поделись, признайся! Получи поддержку и одобрение, которых так ждешь. Или ты хочешь внимания? О, ты его получишь, а вот насчет первых двух не уверен. Хвала льется – нарцисс цветет. А толку-то? Тебе ведь все равно кажется, что ты сделал недостаточно, мало, в бирюльки играл, а все вокруг такие близорукие – наденут очки и раскусят тебя. Согласись, проще скукожившись помалкивать, чем оказаться не таким, каким тебя видят, но не видишь ты сам. Бездарный, ты не так сделал, не то ляпнул, не вовремя, не к месту, наперекосяк! Думаешь, кто-то тебя простит за неправильно подобранные слова, раз даже я тебя не прощаю? Ты сам не можешь и не умеешь произнести не заготовленное заранее, не озаглавленное кем-то до тебя слово. Все искусственно, все подражательно! Ты никогда не попадешь языком в чужой муравейник мыслей, только хуже сделаешь. А кому вообще нужно прямое попадание, никто и целиться не станет, если не увидит симпатичной облицовки, правда? Робкий, нескладный – сам справляйся, чучело! Никому и не нужна твоя сердцевина без казистого личика! Обрастай корой!»

14 октября 2019 года. Подарок, кажется, самый отчаянный способ сохранить себя в ком-то. Как и все, я боюсь быть забытым. И так старательно и элегантно пытаюсь оставить хоть что-то от себя другому, дорогому… А в итоге получаю только лживо обслюнявленную эмаль, расплывающуюся в улыбке: «Спасибо». Да и дарить-то я не люблю – пытаешься угодить, угадать чужие желания, но это никому не под силу. Ни одна «подызвилинность» не подлежит разгадке. Получается, я накладываю взгляд поверх чужого, выдаю это за сокровенность – и вуаля! Засекаю время, когда якобы нужный подарок станет ненужностью. Это работает и в обратную сторону, потому и получать что-либо мне тоже не нравится.

15 октября 2019 года. Устал мозолить себе мозг двойственной направленностью собственных желаний. Мало того, что изо дня в день или от часа к часу мое мнение о человеке и о том, какой поступок я хочу совершить, кидает из крайности в крайность, так эти полярности еще способны сосуществовать одновременно, в одни секунды. И не как каша из ощущений, а как самостоятельные порывы, будто придуманные разными головами. Дихотомия. Это все я? Одно из? Ничто?

16 октября 2019 года. Вчера гулял в парке, топтал месиво из гниющих мокрых листьев, исхоженных грязными голубиными лапками. На ходу пытался просчитывать траектории прохожих, идущих навстречу. Хотелось повернуться к кому-нибудь… А с кем говорить? О чем? Машинально набираю в мессенджере километровую тираду, отправляю смайлик или записываю голосовое сообщение без единого намека на интерес. Искренность в сети – какая-то криводушная простота, ну, а в жизни – чистосердечная немногословность.

19 ноября 2019 года. Пишу сюда в последнее время редко, да и о чем писать? На бедрах стоит глубокая тарелка с хурмой. Во рту вяжет. Вид из окна невыносимо безобразен. Желтый лист давно не кувыркается по воздуху. Разве может серый цвет быть таким ярким? Ослепительно, невероятно серым! Сегодня утром в трамвае, пока я ехал на пары, бьющий в невыспавшиеся глаза свет фонарей напомнил детство, когда я проводил выходные в гостях у бабушки с дедушкой. По ночам они задергивали плотные коричневые шторы в комнатах, и только у балконной двери оставалась узкая щель. Лежа в этой темноте, я смотрел на струю яркого оранжевого света дворового фонаря. Она как бы вытягивала меня из-под горячего, тяжелого советского одеяла. Такой страшный, густой, но влекущий свет, отброшенный с огромной высоты… Было что-то в этих ночах призрачное и грустное.

30 ноября 2019 года. Снова и снова ныряю в воспоминания. Ни здесь, ни там мне нечего делать, только там

Антефактум

Подняться наверх