Читать книгу Варвара - - Страница 1

986 год

Вчера весь день лил дождь. Словно сами боги оплакивали своих славных сынов, вернувшихся из похода на щитах. Сегодня с утра воздух влажный, пахнет скошенной травой и еловой хвоей. Стоит месяц вересник. Тревожная тишина раскинула свои объятья над селеньем. Не слышно птиц, не видно лесного зверя. Сегодня день тризны. День, когда родичи, прощаясь, восхваляют усопших, отдают дань памяти героям. Песнями зовут дедов, что бы они встретили своих потомков в светлом Ирии.

Туман опустился на поле, посреди которого стояли три бревенчатых сруба с ладьями. Прощальные корабли были искусно вырублены, украшены витиеватыми резными узорами. В каждой ладье был установлен шелковый шатер. В шатре на щитах лежали молодые воины, три брата Они наряжены в дорогие золоченные шелковые рубахи. Их головы украшают кожаные очелье с драгоценными камнями, в руках – каленые мечи, в ногах стоят различные яства с заморскими винами, редкие ткани хранятся в сундуках, и орудие, добытое в бесчисленных сражениях. По бокам лежат порубленные кони и обнаженные, принесенные в жертву рабыни с фарфоровой кожей. По обычаю в последний путь мужчин сопровождают жены, самые молодые и красивые в роду.

Две женщины были готовы к завершению обряда. Однако третья опаздывала. Ее привез из похода один из трех братьев Креслав, что лежал сейчас на смертном одре. Она статная, горделивая, с прямой осанкой, как у царицы, черноволосая и черноглазая смуглянка, так не была похожа на местных кумушек, коренастых, светловолосых, с курносыми носами и светлой кожей.

Сплетни шли за женщиной по пятам. А она не оправдывалась, молчала, что раззадоривало публику. К ней часто цеплялись, толкали, задирали, строили козни, но она никогда не жаловалась мужу. Креслав был мудрым, наблюдательным. Часто давал отпор сородичам. Мужчину побаивались, и лишний раз при нем не выказывали свою неприязнь к выбранной жене. С чужеземкой прибыла девчушка, которую Креслав назвал своей дочерью. Да только в это никто не верил. Девочка не была похожа ни на чернявую смуглую мать, ни на отца голубоглазого с льняными локонами. Скорее варяжская кровь текла в ее венах. Так и прозвали ее Варькой, что означало чужая, дочь варваров.

Варваре шел шестой год. Она была рослой, сообразительной не по годам. У нее были рыжие волосы, словно шерсть лисы по осени и зеленые как трава-мурава глаза. Взглянет, как морок наведет. Местный люд строго – настрого запрещал своим детям якшаться с чужачкой. Девочке не хватало общения со сверстниками, и она везде бегала за названным отцом, слушала его, играючи обучалась военному ремеслу. Варька чувствовала неприязнь родичей, ее это огорчало. «Искра, моя»,– бывало, ласково называл ее отец, поглаживая по рыжей макушке. Теперь ей будет не хватать его. Кто же защитит их с мамкой? Кто станет верным другом?

Тем временем старый волхв Лютовид подталкивал к выходу на ритуальный помост мать Варвары.

– Давай, женщина, ступай. Не заставляй ожидать тебя в столь ответственный час.

Чужеземка переминалась с ноги на ногу, была неспокойна, в глазах стояла жгучая тоска.

– Лютовид, сын Сварога, помни наш уговор! Сам знаешь, ради дочери иду на жертву. Сохрани мою тайну. Я буду следить за тобой до конца твоих дней из светлого Ирия. А когда настанет твой час, встречу тебя как самого родного человека. Но если нарушишь свое обещание, помни, прокляну тебя из-за кромки. Женщина свела черные брови к переносице, кулаки сжала так, что ногти впились в кожу ладоней, на лбу выступила испарина. Она резко развернулась и вышла с капища. Лютовид ухмыльнулся в длинную седую бороду и не спеша последовал за ней.

Их диалог слышал ученик волхва, молодой парень по имени Здебор. Он был удивлен пылкой речью чужеземки. Какие тайны хранил Лютовид? Позже ученик хотел бы расспросить старого волхва, но этому не суждено было сбыться.

Черноволосая смуглянка взошла на жертвенный алтарь, встала рядом со своими товарками. К ним тут же подскочила пожилая жрица с расписанным оберегами лицом. Мозолистыми руками женщина подала девам кубки с маковым отваром. Жены осушили чаши одним махом. Молодые красивые женщины, одурманенные медленно шли к ладьям. Они были одеты в роскошные вышитые платья, на их шеях красовались драгоценные ожерелья, на руках звенели чеканные браслеты.

Варька стояла среди толпы. Когда ее мать прошла мимо нее, звеня браслетами. Девочка встрепенулась, заскочила на помост и закричала: «Мамочка, родненькая, не уходи, обернись! Не бросай меня! Повернись к своей искорке, услышь меня!» Но женщина шла, не оборачиваясь. Тогда Варька побежала, схватила мать за ноги, упала на колени, продолжая причитать: «Мамочка, родненька! Не уходи! Остановись!» Люди перешептывались, что это дурной знак в тризну кидаться на жертвенных дев, не отпуская их за кромку. Кто-то из мужчин выскочил и забрал брыкающегося ребенка. Варвара билась в истерики, кусалась, пыталась вырваться пока ее матушке и другим девам жрица перерезала горла, а затем укладывала на щит подле мужей. Люди заголосили прощальную песнь и подожгли ладьи. Едкий дым повалил с бревенчатых настилов. Девочка лишилась чувств.

– Киньте ее в огонь вместе с матерью!– Волхв – стоял, указывая скрюченным пальцем на Варьку.

Молодой ученик волхва Здебор побледнел, схватил старца за рукав, поворачивая к себе лицом и сказа сбивчиво:

– Да, как же это в огонь, Лютовид? Ты матери ее обещанье дал! Сварог тому свидетель.

Толпа зароптала. Лютовид с силой выдернул свой рукав из цепких рук юноши, нахмурил кустистые брови и сквозь зубы, шипя как змей произнес: « Никогда. Слышишь меня, малец? Никогда. Я Лютовид, сын Сварога не имел договор с ведьмой»!

Старый волхв, пока народ не пришел в себя и не заподозрил неладное, не осудил служителя за беседы с чужеземкой, схватил Варьку за волосы и поволок ее к горящим ладьям. Варвара больше не кричала, не было смысла, никто не заступится. Люди стояли не подвижно. Их взгляды были осуждающие. Негоже чужеземке так себя вести на тризне, негоже осквернять память почтенных мужей. Кто-то из толпы выкрикнул, чтобы волхв быстрее закинул чужачку в кострище.

Вдруг, толпа, как по команде замерла. Ноги у людей стали тяжелыми, чувствовалось, будто корни выросли из пяток и ушли глубоко в землю, удерживая неподвижные тела. На жертвенном помосте так же неподвижно стояли волхв с девочкой. Разгоняя туман, фыркая пеной, к месту тризны мчался черный конь. Его густая грива развивалась на скаку, заслоняя наездника. Земля дрожала с приближением животного. Когда конь поравнялся с кораблями смерти, на землю спрыгнула она – сама богиня Мара.

Черная накидка упала с плеч, обнажив белесые острые плечи. Волосы седые и распущенны, несколько прядей искусно заплетены в тонкие и толстые косички, увешанные оберегами. На груди блестела лунница. Мара была худощавая, высокая. Ее лицо, с резко выделявшимися скулами, было выкрашено белой краской с ритуальными знаками. На костлявом запястье висел острый серп, удерживаемый тонкой прочной лубяной нитью. В другой руке она держала сосуд в виде козы.

Жрица смерти босая, в красном просторном платье быстрым шагом приблизилась к волхву с девочкой. А может и не шла она вовсе, а чудесным образом возникла рядом. Никто не заметил. Только Лютовид дрожал, как осиновый лист. Такая мощная и устрашающая энергия исходила от нее. Морена взяла Варвару за подбородок, приподняла его и посмотрела в глаза ребенка, затем втянула костлявым носом воздух и произнесла: « Я забираю ее». Голос богини звучал утробно и чуточку басовито, совершенно не свойственно женщинам. Волхв, все еще дрожа, отпустил девочку. Варька упал на землю. К ней тут же подбежал Здебор, поднял и спрятал за свою спину.

– Мара, священная жрица смерти, выслушай меня прежде, чем принять решение, – парень не выказал свой страх перед роковой женщиной.

Богиня удивленно вздернула брови и подумала: «Как какой-то мальчишка посмел сдвинуться с места, да еще так дерзить?» Она подошла к ученику вплотную, медленно наклонила свою голову влево, заглядывая в глаза, Здебор пристально смотрел на нее.

У Мары вместо глазных яблок зияли черные дыры, затягивавшие душу в бездну, за кромку к самому кощею. Ее дыхание было холодным. В воздухе пахло затхлостью и гнилью. Жрица смерти разразилась гортанным смехом, эхом, разнесшимся по округе. В дали в ответ каркнул ворон.

Молодой ученик волхва резко отвел взгляд в сторону, развернулся к Варваре и заорал: «Беги! Что есть мочи беги!» Потрясенной девочке не нужно было сто раз повторять. Она тут же рванула с места. Здебор тем временем толкнул Мару в грудь и вскочил на ее коня. Конь заражал, встал на дыбы, но молодой человек удержался. Крепко схватил удила, ногами ударил по бокам коня и помчался во весь опор нагоняя рыжеволосую девчушку.

Мара разгневанная от такой неслыханной наглости, взяла острый серп, и одним взмахом руки полоснула по горлу старого волхва. Лютовид захрипел, его борода клоками осыпалась на землю. Скошенная душа волхва вылетела из тела. Мара открыла сосуд-козу, который поглотил дух старца. Бездыханное тело волхва лежало на траве. Под ним растекалась лужа крови, которую быстро впитывала сырая земля. Богиня исчезла, слово растворилась в воздухе. Вот, только что была – и нет ее. В воздухе еще витал запах гнили перемешанный с дымом, на земле лежал мертвый Лютовид, за ним догорали кострища. Морок спал и люди без сил упали на землю.

Варвара бежала по полю. Ноги у нее горели огнем так, что сырая трава не могла охладить их. Девочка мчала так быстро, что казалось, будто сам ветер Стрибог нес ее на своих воздушных руках. Здебор на коне быстро нагнал чужеземку, схватил за шкирку и на ходу запихнул в мешок. Конь скакал, унося беглецов все дальше и дальше от родного селенья. Уже поле с тризной осталось позади, а впереди виднелся густой лес, темный и непролазный как будущее молодых людей. В грубой мешковине, которую бережно удерживал парень тяжело дышала рыжая кошка.

Конь тяжело шагал по бурелому. Хвойные ветки хрустели под тяжестью копыт. Тропа еле различимая вилась сквозь заросли ельника и березняка. Давно этой дорожкой никто не ходил, не ездил. Когда то она была единственным связующим звеном маленького мальчика Здебора с миром людей, за которыми он следил в тайне, от своей матери Кукши.

Здебор спешился с крупа животного. Ноги его утонули в мокром мху. Запахло болотной стоялой водой. Дальше придется идти пешком. Юноша лихо преодолевал провалы в трясине, зная в этих местах каждую кочку. Конь устало плелся позади, временами недовольно фыркал, но не отставал от своего нового хозяина. По началу, Здебор решил отпустить животное восвояси, как только заметил, что за ним с Варварой нет погони, но подумав, принял решение, что такой красавец конь еще пригодится.

Юноша остановился на одной болотной прогалине и заглянул в мешок. Маленький рыжий котенок спал, свернувшись клубочком на дне мешковины. «Это к лучшему», – Вслух произнес Здебор.

Наконец лесной сумрак начал рассеиваться, болото осталось позади и лес, раздвинув свои мохнатые колючие лапы, открыл взору юноши знакомую поляну с покосившейся черной от времени деревянной избушкой. Бревенчатое строение со временем пришло в упадок. Одна комната, печь выложенная из камней, располагалась на земляном полу – полуразрушена, оконный маленький проем зиял темной пустотой, дверь покосилась. Нижние кольца сруба просели в земле, крыша обильно проросла дерном и мхом.

Здебор остановился, отпустил удила коня, и бережно положив котомку с котенком на землю, поднял руки к небу. Воспоминания, как лавина нахлынули на него. Ноги подкосились, юноша рухнул в мокрую траву всем телом, крепко вцепившись пальцами в волосы.

Здебор застонал гулко, протяжно, словно волчий отпрыск. Стоны постепенно перешли всхлипы, а после в тихий, еле слышный скулеж. Юноша перевернулся на спину, раскинул руки и уставился опухшими от слез глазами в небо. Грудь равномерно подрагивала после случившейся истерики.

В этой избушке, пятнадцать лет назад Кукша произвела на свет мальчика, назвав его Здебор, что означает победа. Именно победой над своими страхами стал долгожданный ребенок для одинокой женщины, натерпевшейся унижений от своих сородичей.

Кукша рано осиротела. Мать съела послеродовая горячка, отца позже загрыз медведь на охоте. Именно занятие охотой помогало выживать сироте. Зимой девушка запасалась пушниной, а летом грибами и ягодами. Затем сбывала в обмен на муку, яйца и масло у односельчан или заезжим купцам.

Девушка жила обособленно, не с кем не общалась. Всему виной были насмешки односельчан. Что и говорить, когда нос картошкой, волосы редкие да цвет, как шерсть у мыши. Не густые серые локоны в толстую косу не заплести, только прятать под куцый нищий платок. Ростом девушка была высокой и от скромности сутулилась. Местные женихи разве что до подмышки доставали. Вот и дразнили Кукшу кто жердью, кто кикиморой.

Когда пришла пора женихам со сватами по дворам расхаживать, в Кукшин домик никто не заглянул. Кому нужна сиротка бесприданница? Так бы и куковать девушке век вековухой, если бы не один случай. Однажды возвращалась она из леса, грибов полный короб несла. Догнал ее купец.

– Кукша, запрыгивай в телегу, довезу до села, – размахивая руками, кричит торговец.

Кукша признала его, да в телегу залезла. Парень молодой да пригожий всем девушкам был люб. Лошадь телегу везет, а купец улыбается, подмигивает Кукше. Девушка скромно улыбнулась, опустила голову. «Ай, да скромница!» – воскликнул торгаш и руку за пазуху засунул, достал бусы алые как рябина по осени. Камни блестят на солнце, искрами переливаются.

– Хочешь? – покрутил перед носом Кукши связкой бусин, – ну, чего насупилась? Твои будут, коли поцелуешь меня.

Щеки девушки разрумянились. Стыдно в глаза посмотреть. Да и в счастье такое не верит, что такой пригожий парень ухаживает за ней. Купец же руки свои потянул, да завалил в телеге Кукшу. Прижал своим крупным торсом и не выпускает. Девушка отбивалась, как могла, да что же она сделает слабая супротив сильного молодого парня. Начала тогда Кукша кричать, на помощь звать. Народ в селе услышал, набежал. Хорошо, что дома сородичей уже близко были.

Стоит Кукша, понёву рваную руками придерживает, а купец, как ни в чем небывало ухмыляется, усы поправляет. Разбираться стали, что да как. Да кто поверить сироте безродной, когда мужчина богатый свою правду доказывает:

– Сама она ко мне прыгнула в телегу, накинулась, юбку на себе рвет. Видно сам Уд овладел бабой. Да, кто на такую кикимору посмотрит?

Кукша стоит, молчит, голову в плечи втянула, а купец продолжает:

– Опозорить меня баба непутевая решила! Требую к ответу ее призвать и наказать.

Народ зароптал: «Кукша им никто, толку от нее нет, а купец товар привозит, да вес в обществе имеет не малый». Посовещались односельчане, поспорили. Из толпы вышел староста Богша, снял шапку, почесал затылок и говорит: « Опозорила ты наше селенье Кукша. Так и знал, что в тихом омуте черти водятся. Значит, так, мое слово крепко и обсуждению не подлежит. Отправляешься на капище к волхвам. Прислуживать им будешь. Может, на что сгодишься? Тебе в село более ходу нет. Коли, приказ мой нарушишь, то купец волен тебя палками забить до смерти».

Едет телега, дорога не близкая, слезами девичьими залита. Ни первая, ни последняя Кукша на капище едет. Алтарные работницы – живой товар для купцов нарочитых, для солдат голодных до удовой страсти после долгих походов, для люда лихого, что византийскую монету имеют. Туго женщинам приходится. Кто в полон попал, кого родня, как лишний рот сдает, а кто сам приходит тело и душу продает за еду, да кров над головой. Одним волхвам польза и благодать. Деньги рекой текут, требы дорогие жалуют.

Убежать с капища практически невозможно, кругом болота топкие, да леса бескрайние. Заговорены топи и леса волхвами, куда не побежишь, любая тропинка назад воротит. Так и живут девы горемычные, долю свою нелегкую коротают.

Никогда волочайкам женами не стать, да деток своих не нянчить. Родит иная – волхвы на алтарь дитё забирают и требу богине своей злобной Маре возносят. Не пересыхают идолы капища от крови невинных дитяток. Не голодают волхвы, богато живут, вина заморские пьют, жиреют. Больных и немощных женщин на болото свозят зверям на корм, да болотнику на потеху.

Остановилась телега у мольбища. Вышел к гостям волхв. Высокий, худощавый, волосы рыжей копной вьются, борода густая огненная по колено висит, а взгляд, как у хищника, с прищуром, прожигает душу насквозь. Как есть колдун. Оглядел, оценил Кукшу и на купца удивленно уставился.

– Где деву захудалую подобрал купец? Или торговля твоя нынче совсем плоха, что товар неприглядный сбываешь?

– Ладно дело мое идет, волхв. Погляди, какие требы на твое капище привез, – купец откинул полог на телеге, – скажи работникам пусть бочонки вина, да ткани заморские разбирают, а дева в довесок идет. Своим сородичам она не нужная, мне тем более кикимору ни продать, ни обменять.

Приблизился волхв к купцу. Вроде и худощав служитель, да как плечи распрямил, больше торгаша стал раза в два не меньше, брови курчавые к переносице свел:

– Не лжешь ли ты мне муж нарочитый? Чую запах вины твоей перед девой этой витает.

Купец на миг растерялся, застигнутый врасплох прозорливым ведуном. Затем собрался, вскинул голову, поправил пояс на рубахе:

– Ты, ведун, меньше рассуждай. Староста велел, чтобы сироту эту у вас оставить. Я помог, привез. Дальше наши дороги расходятся.

– Коли так, то ступай, – волхв кивнул головой в сторону, – требы свои за порогом оставь.

Волхв еще раз оглядел с ног до головы Кукшу, сложил руки за спину и молча пошел прочь. Девушка нерешительно постояла, глянула исподлобья на купца, ненадолго задержав взгляд, и двинулась следом за ведуном.

– Постой, бедолага! – окрикнул ее торговец, доставая из-за пазухи все те же бусы с ярко красными каменьями, которыми накануне заигрывал с девушкой, и бросил к ее ногам в песок, – забирай, заслужила!

Кукша наклонилась, подняла из дорожной пыли связку бус.

– Благодарю тебя. Век не забуду.

Территория капища была окружена высоким в три сажени частоколом, в середине двора величественно возвышался идол Мары. Искусно вытесанный из цельной древесины, черненный белор богини выглядел устрашающе. Мара стояла, раскинув руки в стороны, притеняя часть двора, словно сама тьма нависла над душами смертных людей. Лицо богине было озлобленное, костлявое с темными выжженными провалами вместо глаз.

Взглянув на идолище, Кукша вздрогнула и отвела взгляд, поёжилась. Волхв заметил эту особенность, усмехнулся в рыжую бороду:

– Что не люба тебе наша Богиня?

Девушка только пожала плечами, стараясь не смотреть на ведуна.

– Ступай, вот в ту избу, – рыжеволосый ведун указал на строение, расположенное в стороне от общих многочисленных построек, – пока будешь помогать служительницам Мары, дальше посмотрим. Продать тебя не продашь, волочайкой не сдашь, а кормить тебя задарма никто не будет.

Кукша подошла к женской части строения, немного задержалась у входа, пригнулась и вошла в прихожую. На входе располагались скамьи, покрытые белой овчиной на которых спали две полных бабы неопределенного возраста. Далее шла просторная, неотапливаемая комната, посреди которой располагался длинный деревянный стол с лавками по краям, во главе стола возвышалось деревянное кресло, в красном углу стояли чурбачки-идолы, оконные проемы затянуты бычьим пузырем. Из комнаты было три выхода: за одним скрывалась лестница на второй этаж, два других вели в кухню и истопку, в которой женщины в холодное время года собирались все вместе на ночлег.

Кукша оглядела всю избу, но кроме спящих у входа баб, никого не обнаружила. На второй этаж девушка не пошла. Если там кто-то и находился, то это часть дома явно принадлежала кому-то из старших служительниц, поэтому до поры туда нос лучше не совать. Девушка скромно присела на край лавки. На улице вечерело.

Кукша начала было уже подремывать, как в прихожей раздался топот и суровый женский возглас: « Опять спите, лентяйки!? А, ну марш за работу! Скоро молодцы удалые прибудут. Новица, беги, затапливай баню. Гостята, накрывай на стол, да пиво не экономь сегодня. Ведун предупредил, что едет сам Креслав с братьями и войско свое ведут. Надо дорогих гостей встретить с почетом и уважением. А, вы девоньки, прихорашивайтесь, да наряды самые лучшие наденьте. Осталось вас мал мала меньше, авось, у Креслава дивный был поход, и он нам новых жиличек пожалует». Последнюю фразу женщина произнесла тихо и безрадостно.

Кукша подскочила с лавки, опустила голову долу. Женщины всем скопом ввалились в просторное помещение. Замерли, увидев стройную, высокую и совсем не привлекательную девушку. Первой заговорила статная черноволосая женщина в синем платье из тонкой шерсти, расписанным по подолу узором из оберегов серебряной нитью. Волосы ее были убраны в тугой узел, поверх одет белоснежный повойник и синий как платье убрус.

– Новенькая? Как звать? – бойкая женщина обошла вокруг Кукши, оценивая девушку.

– Кукша, – еле слышно произнесла девушка, – на услужение я к вам, госпожа, отправлена.

– Ну, – протянула черноволосая, – ступай тогда на кухню, помоги Новице. У нее работы полно. Лишние руки не помешают.

Толстая, краснощекая баба в разноцветном повойнике вышла вперед и головой махнула Кукше на дверь, которая вела в кухню. Девушка последовала молча за кухаркой. Остальные девушки кто куда разбрелись, щебеча выполнять поручение старшей служительницы капища.

Новица – необъятных размеров женщина в летах оказалось очень расторопной кухаркой. Она лихо развела огонь в печи, раскатала поднявшееся, как пух тесто, начала приготовление блюд. В кухне было жарко, аппетитно пахло копченой рыбой, дичью, приправами и свежей выпечкой. Кукше не нужно было объяснять, что делать. Девушка проворно справлялась со своими обязанностями. Новица была рада, что у нее появилась такая неразговорчивая, но зато проворная помощница.

Как только было подано на стол, Новица отвела Кукшу в истопку, дала ей стакан молока, ломоть хлеба и большой жирный кусок окорока.

– Поешь, горемыка. Вон, худющая какая! – ласково сказала кухарка, поправляя передник – поработали мы с тобой сегодня на славу. Дальше, девки сами будут вино, да, пиво подавать гостям. А ты ешь, да укладывайся на скамью за печью.

– Спасибо тебе, Новица. – Отламывая теплый хлебный ломоть, сказала Кукша. В животе у нее заурчало. Не мудрено, когда с утра маковой росинки во рту не было. Девушка поела и легла за печку, как велела кухарка. Не успела Кукша веки сомкнуть, как сон сморил ее до первых петухов.

Так и жила Кукша, помогая на кухне. Утро у нее начиналось с первым восходом солнца. Девушка доила коров, пока Новица разводила огонь в печи. Затем готовила завтрак для жительниц, после с Гостятой, второй чернавкой, они шли в лес собирать травы, грибы и ягоды. Иногда, если оставалось свободное время от дел на кухне, Кукша старалась помогать Гостяте с уборкой и стиркой. «Чем больше работы, тем меньше времени на жалость к самой себе» – думала девушка.

Свободными вечерами работницы собирались вместе на кухне, вели беседы. Гостята и Новица были сестрами. Когда-то их продал на капище родной отец после того как овдовел, а новая жена не желала в своем дом приплод от прежней любы. Молодые девушки стали волочайками на молельне, утоляли удову страсть с заезжими молодцами, а когда они пришли в не угоду для потех, их место заменили новые, свежие полонянки. Прежний старый волхв не выгнал еще здоровых и вполне работящих женщин, оставил в услужении. Так они и доживали век на капище.

Сейчас в храме богине Мары главенствовал новый рыжебородый и прозорливый волхв. Женщины считали его истинным колдуном. Территорию капища окружал лес и болото, которые были заговорены от побега или от нежеланных гостей. Если кто ехал с миром дорога всегда была открыта, а люди со злым умыслом никогда не находили вход в храм. Те, кто решался на побег, вскоре жалели о задуманном. Их тела находили разодранными на мелкие кусочки среди леса и болот диким зверьем. Еще, говаривали чернавки, что их ведун о каждом знает все наперед, обмануть его невозможно.

Всего в храме Мары проживало несколько десятков женщин. Всех не сосчитать. Одних покупали, других продавали, иные умирали после любовных утех, а некоторые вовсе не возвращались после ночи, проведенной с блудливыми мужами. Кукша не запоминала женские лица, и не знакомилась с полонянками. Одно она приметила, все женщины были молодые и красивые. Одни стоили дороже, другие дешевле. Византийские монеты, серебро и золото текли рекой на капище.

Женской частью капища руководила еще совсем юная, но очень бойкая черноволосая женщина. Было в ней что-то такое, что от одного ее взгляда мороз шел по коже. Расчетливая, обученная грамоте она ловко управляла волочайками. Ее беспрекословно слушали не только женщины, но и служки мужчины, выполняли любое ее требование, как завороженные. Новица говорила, что Любица, так звали управляющую, ведьма северянка. Даже главенствующий волхв внемлет ей, советуется.

Кукшу Любица не замечала, как и многих чернавок, обслуживающих основной товар – полонянок. С утра раздаст приказы, готовиться ли к вечерней встрече молодцев или подготовить к продаже тех или иных девушек. Затем управляющая запиралась у себя в комнате, расположенной на втором этаже общего дома. и подолгу не выходила оттуда. Чем была занята Любица в эти часы, никто не знал, так как беспокоить госпожу, было строго-настрого запрещено.

Несколько раз Кукше приходилось помогать, а затем самой принимать роды. Детей забирали волхвы служители. Судьба младенцев была горькой, их приносили в жертву злобной Маре. Если женщиной овладевала послеродовая горячка, ее никто не выхаживал. Ночью один из служек относил несчастную на болота. В такие дни Кукше становилось по-особому страшно и мысли о побеге все чаще посещали ее. Как бы ей выведать у прозорливого волхва тайное слово, что бы дорога через чащу и болото стала для нее открыта?

Шёл месяц Червень. Накануне ночи, когда всяк всякого любит, в аккурат после русальной недели, Любица собрала всех жительниц капища во дворе женской половины. Управляющая стояла на крыльце нарядная, подпоясанная новым кожаным ремешком, глаза ее горели задорным огоньком, а алые губки улыбались всем присутствующим. Того и гляди, спуститься по лестнице и в пляс пойдет. Кукша стояла в толпе среди товарок и открыв, рот от удивления, слушала черноволосую женщину.

За все четыре года, что девушка прожила на капище, управляющая никогда не разрешала полонянкам покидать храм Мары, а сегодня объявила, что все желающие могут в ночь на Ивана Купалу отправиться село, и принять участие в празднике. С чего бы это? Для всех оставалось загадкой, для Кукши – шанс на побег. Волхв лично обещал провести девушек через топкие болота в селенье к людям.

Еще не веря своему счастью, девушка, побежала готовиться к празднику. Платья у всех проживающих, кроме Любицы, были одинаковые из выбеленной рогожки. На голову девушки сплели пышные венки из душистого разнотравья, одели маски с личинами разных животных, вырезанные из бересты, волосы распустили, словно русалки.

В селе на берегу реки горели костры. Молодежь водила хороводы, прыгала через костры. Парни бегали за девушками между стволов деревьев, заигрывали, дергали за ленты в косах. Задорный смех разносился на всю округу. В воздухе витал хмельной аромат медовухи и пива. Старики сидели на срубленных бревнах, хохотали, присматривали за молодежью. Некоторые умудрялись пуститься вдогонку за юными девами, но не у всех это получалось. Былая сноровка осталась в прошлом, но повеселиться это не мешало.

Приведенные волхвом волочайки разносили заморские вина старейшинам, водили хороводы и с удовольствием участвовали в шуточных игрищах. Хоть на миг, да почувствовать себя свободными и счастливыми.

Когда красны молодцы в личинах медведей выскочили из-за кустов, то девушки с визгом в рассыпную побежали в лес. Кукша бежала не оглядываясь. Чем дальше ей удастся убежать от села, тем лучше. Берестяная маска слетела, зацепившись за еловую ветку. Поднимать ее девушка не стала. Зачем терять время? Хвоя колола босые ноги. Лес становился все гуще и гуще. Кукша уже не могла расторопно передвигаться, поэтому шла медленно, аккуратно переступая через валежник. Шагов нагоняющих парней слышно не было, но девушка шла, не останавливаясь вперед.

Ночь сгущалась. Идти приходилось на ощупь. Кукша старалась не думать ни о лесном звере, ни о духах, которые в эту ночь выходили из своих тайных мест к людям, принемая обличие прекрасных дев или молодцев. Хоть на миг, но быть свободной, не подчиняться злому ведуну, не участвовать в кровавых обрядах – это дорого стоит.

В округе стояла звенящая не привычная для леса тишина. Не слышно ни филина, ни треска сучков под ногами. Кукша остановилась. Чувство надвигающей опасности, как тяжелый камень легло на грудь. Стало тяжело дышать. Руки и ноги перестали слушаться беглянку. Девушка села на землю. Влажный мох намочил платье, запахло стоялой болотной водой и ряской. «Неужели это конец? Я вышла к поганому болоту», – подумала Кукша и тут же за ее спиной раздался звенящий голос волхва:

– Неужели ты думала сбежать от меня, Кукша?

Девушка от страха молчала, хоть ей было, что сказать ведуну, но язык будто прирос к небу.

– Обижал ли я тебя? Был не справедлив? А, может ты в чем-то нуждалась все эти годы?– ведун подошел к девушке вплотную, поднял ее на ноги и заглянул в ее глаза, – ответь, Кукша, не молчи!

Собрав всю волю в кулак, девушка высказала волхву, все, что наболело за долгие годы, упомянула, как несправедливо обошлись с ней сородичи, как тяжело жить в неволе, хоть имея крышу над головой, и про то, как ненавидит кровавые обряды поклонников Мары. Горькие слезы текли по щекам Кукши, а на сердце становилось тепло, словно бурный поток реки проломил лед, сковывающий ее душу долгие годы.

– Я долгие годы служила тебе ведун, верой и правдой. А был ли ты честен перед богами, наживаясь на телах бедных женщин? Отпусти меня на свободу, – взмолилась Кукша.

– Отпущу, но с начало поведаю одну историю. – Волхв поправил рыжую бороду, взял девушку под локоть, – пойдем, милая, нечего нам в лесу беседу вести.

– Хоть убей, но на капище не вернусь! – Резко сказала, как отрезала Кукша.

– Не на капище я тебя веду, а в дом твой новый.

Девушка, еще не веря своим ушам, последовала за ведуном.

Болотная жижа больше не хлюпала под ногами, бурелом пропал на пути, а дорога оказалась сухой и широкой. Очень быстро Кукша оказалась в уютном небольшом домике, похожем охотничью заимку. Крепкий сруб, одна комната, широкая лавка, покрытая медвежьей шкурой. В центре горницы расположена каменная печь с небольшим количеством кухонной утвари.

Ведун усадил беглянку на лавку, а сам наклонился над печью, что-то прошептал на неведомом Кукше языке, и огонь запылал, поигрывая танцующими искрами в воздухе. Кукша, зачарованная колдовским обрядом ведуна, вопросительно смотрела на него. Волхв, снял тяжелую шерстяную накидку, бросил ее на пол и уселся подле девушки.

– Кукша, я не стану препятствовать твоей свободе и никогда более не стану преследовать тебя, – начал разговор мужчина, – но с одним условием. – Ведун обвел взглядом небольшую комнату и продолжил. – Ты родишь мне сына. Мальчик будет не простой, но хлопот тебе не доставит. Жить станешь в этом доме, нуждаться ни в чем не будешь, никто здесь тебя не тронет, но покинуть до срока этот дом ты не сможешь. Однако, как только мальчику исполнится пять лет, я заберу его, а ты будешь вольна делать что пожелаешь.

В положенный срок Кукша родила мальчика. Волхв лично принял сына у молодой роженицы. Женщина дала имя сыну Здебор. Здебор рос ни по дням, а по часам. Хлопот, действительно мать с ним не знала. Мальчик рос не капризным, в меру любопытным. То, что это необычный ребенок, Кукша поняла сразу. Здебор часами мог играть на болоте, а когда Кукша спрашивала, с кем же он так задорно играл, то сын отвечал, что болотник показывал ему особенные гати, по которым можно ходить не опасаясь завязнуть в трясине. Или прибежит Здеборка к матери и говорит: « Матушка, обязательно налей молока кикиморе, тогда она перестанет серчать на тебя и путать твою пряжу». Однажды вовсе удивил сын Кукшу, сказав, что знает как выйти из топи к людям, так как ведает тайное слово.

– Сынок, – взмолилась Кукша, – скажи матери это слово и мы вместе сбежим. Будем жить свободными, а главное, что нас не разлучит твой отец.

Здеборка тяжело запыхтел, раздумывая просьбу матери. Затем сник, сказав, что отец не велел, а волю родителя нельзя нарушать, иначе быть беде.

– Колдун проклятущий! – В сердцах выпалила Кукша. Ей абсолютно не хотелось расставаться с сыном. Разве думала она, когда давала обет волхву, что этот маленький мальчик станет так дорог ее сердцу. Разве знала, что дороже собственного сына у нее не будет ничего на свете. Никакая свобода не заменит эту материнскую любовь. Несколько раз Кукша пыталась покинуть заколдованное место, изучала болото, но всякий раз дорога приводила ее обратно к маленькой избушке, которая была ей теперь и домом и проклятием.

Волхв регулярно навещал женщину. Подолгу занимался с сыном. Временами они уходили далеко в лес. Чем сын с отцом занимались в лесной чаще, мальчик восторженно рассказывал матери. То отец научил особым приметам в лесу, то понимать язык зверей и правильно охотится. Несмотря на свои переживания о близкой разлуке с сыном, Кукша была рада, что сын ее не растет одиноким и ненужным, как когда росла она. Ведун, как и обещал, всем необходимым обеспечивал женщину, одаривал ее ценными подарками, посвоему любил ее и заботился. Временами Кукша и волхв подолгу беседовали. Кукша пыталась выведать имя волхва, но он уходил от ответа, говоря, что в назначенный срок скажет ей, как его зовут.

Настал день, когда Здебор прожил пять зим и пять весен. На пороге дома в положенный срок возник ведун. Мужчина кивком головы указал сыну на выход. Мальчик молча вышел из избы, уселся на завалинку. Он знал, что сегодня навсегда распрощается с родной матушкой. Детское сердце болело от предстоящей разлуки, но так было нужно. Отец давно объяснил ему это. Здеборка смахнул подступающую слезу и принялся ждать родителя, сидя на завалинке, залитой теплыми весенними лучами солнца.

Волхв, откашлялся и произнес:

– Ну, что Кукша? Пришло время нам с тобой прощаться. С этого дня наши пути-дорожки расходятся. Как и обещал, я даю тебе свободу, ты вольна идти куда пожелаешь.

– Да что мне эта свобода, когда мой соколик будет расти без матери! Когда не увижу, как взрослеет и мужает мой сын. Никуда не уйду, я ведун. Век на болоте проживу, только позволь мне хоть изредка встречаться со Здебором.

– Нет, женщина! – Взревел волхв, – или ты запамятовала об уговоре нашем. После пятилетнего возраста ты не должна видеть сына. Так что ступай, Кукша на свободу. Как подойдешь к раю болото, произнеси шепотом мое имя, дорога тебе и откроется. Запомни, зовут меня Лютовид.

Ведун хотел было уже покинуть избушку и уйти с сыном, как Кукша нагнала его, заколотила руками по груди мужчины и сказала, что уйдет она только вместе с сыном, что никакой уговор ее теперь не остановит.

– Знай, ведун, будешь мне препятствовать, расскажу, как тебя зовут всем встречным. Выменяю твою душу взамен на сына у твоей любимицы Мары. – Выпалила Кукша.

Глаза волхва загорелись нездоровым блеском, брови его сошлись на переносице, губы скривились. Одним махом он пересек комнату, схватил несговорчивую женщину, крепко прижал к своей груди. Горячее дыхание мужчины обожгло висок Кукше. Женщина почувствовала запах мяты. Затем холодный металл острием вошел в ее чрево и распорол его до самого подбородка. Женщина обмякла и уже не издала не единого звука. Волхв, закрыв веки Кукше, прошептал: « Теперь ты свободна».

Женщину похоронили рядом с избушкой. Маленький Здебор, прощаясь с матерью, снял с нее красные бусы. Мальчик не проронил ни одной слезинки, когда отец закапывал тело его несчастной родительницы. Сын постоял еще несколько минут над могилой Кукши, затем, не оборачиваясь, последовал за своим отцом.