Читать книгу Проститутка, или Долгая дорога к Богу. - - Страница 1

Всем «девочкам» посвящается.

Мне так хотелось быть самой собой.

А я боялась или не умела,

Иль попросту меня сжимало тело

Своей нехитрой внешней красотой.

Была простушкой нежно-озорной,

Сама плела такие авантюры!

Играла роль то умницы, то дуры,

То баловницы светской записной.

Одни меня запомнили чудной,

Другим я показалась слишком трезвой,

Кому-то я была неинтересна,

А кто-то в голос восхищался мной!

Любила я все роли до одной,

Все до единой я с душой играла,

Я никогда собою не бывала…

Мне так хотелось быть самой собой.

Л. Воропаева.

Часть 1. Вход в ад.

Книга 1. Детство ушло.

Глава 1. «Ангел».

Ольга Лаврова сидела на третьем этаже психиатрического диспансера – ПНД № 3 им. Скворцова-Степановой города Санкт-Петербург и ждала, когда к ней выйдут. Она приехала, так как ей позвонил лечащий врач ее дочери и пригласил на беседу. Ольга долго колебалась, ехать ей или нет. Не потому, что далеко – добираться туда два часа, Ольга была легкая на подъем, а потому, что было страшно. Страшно, когда вызывает тебя на БЕСЕДУ психиатр твоей дочери. Еще Оля тревожилась успеть переговорить с врачом, до того, как придет сама Леночка. Ведь дочь не хочет, чтобы ее мать разговаривала с врачом без ее присутствия, и она по закону имела на это право. Оля утром звонила дочери и уже знала, что она опаздывает к назначенному времени и поэтому очень надеялась успеть.

Сидя, на стульчике в коридоре Лаврова рассматривала, что происходит в «дневном стационаре» психа-неврологического диспансера. Она в подобном месте находилась первый раз в жизни. Обстановка была довольно спокойная, ходили по коридору разные люди, разного возраста, но в основном молодежь лет двадцати-пяти, то есть, примерно, ровесники ее девочки, или Ольга своими глазами видела именно эту возрастную группу. Тут же в углублении коридора, которое образовывало небольшой квадратный холл, стояло штук пять столиков, за ними завтракали люди.

Большая закрытая, белая, железная дверь с тяжелым звуком отворилась, оттуда полу вышла довольно молодая, симпатичная женщина в белом халате и безошибочно, сразу, в толпе нашла глазами Ольгу.

– Вы мама Лены Комарововой?

Ольга закивала, и женщина легким жестом указала чтобы та следовала за ней. Как только Лаврова зашла, молодая доктор сразу же закрыла на ключ большую железную дверь, и они пошли по узкому коридору. В прочем, коридор не был страшным, он был не длинным и довольно светлым, с окнами и цветами на подоконниках. Они зашли в маленький кабинет с двумя столами, поставленными в упор друг к другу, за одним сидел молодой доктор – парень, за второй села доктор, которая привела Ольгу. – Меня зовут, Алиса Маратовна. Я лечащий врач Лены.

У Алисы Маратовны были темно-карие глаза, почти черные, черные волосы пострижены под каре, ей было 38 лет и ее можно было назвать даже красивой. Она смотрела на Лаврову прямо и спокойно, при этой молодой женщине тревога проходила – доктор ей понравилась.

Но все равно Ольга была напряжена внутри, очень, переживала и думала о том, как бы внешне не показать психиатру, что она очень нервничает. Оля мысленно пыталась контролировать свое тело: осанку, постановку ног, а главное свои руки. Потому, что когда она тревожилась, то бессознательно начинала ногтями одних пальцев разрывать другие.

Доктор уже стала что-то говорить, пока Оля концентрировалась на видимом спокойствии своего тела. Говорила, по всей видимости, какие-то положенные фразы на которые Ольга от сильного внутреннего напряжения не среагировала. Потом Алиса Маратовна спросила:

– Вы же понимаете, что это на всю жизнь?

Оля кивнула. Она досконально изучила этот вопрос в интернете. Ольга знала, но произнесенное это вслух от доктора ее дочери, внутренне привело ее в ужас. Доктор еще что-то сказала, а потом спросила:

–Лена была трудным ребенком, с ней было не легко?

–Нет, она была ангелом, – спокойно ответила Оля.

– Ангелом? – с нескрываемым удивлением переспросила доктор.

–Да, ангелом, – и. видя, что доктор изумленно смотрит, добавила: – У нас не было с ней никаких проблем. Мы думали, что она просто очень хорошая девочка и нам с ней повезло.

Слезы хлынули из глаз Лавровой. Она не могла больше сдерживаться и стала так горько плакать, как уже давно себе не позволяла. Алиса Маратовна продолжала говорить, как ни в чем не бывало, – видимо это профессиональное поведение психиатра. Доктор только легко, поставила на краешек стола коробочку салфеток, подвинув поближе к Оле. Доктор-парень тоже, вообще даже не шелохнулся, хотя Оля продолжала заливаться горькими слезами.

Алиса Маратовна продолжила:

– А Лена говорила, что она была плохим ребенком и доставляла много хлопот.

– Нет, это не так, ей это внушили. Мы оставили ее свекрови, и она над ней издевалась, – и Оля залилась слезами пуще прежнего, чувство вины душило ее.

Заплаканная мать пыталась взять себя в руки, собрала все свои силы и смогла задать доктору, интересующий ее вопрос:

– А она может работать?

– Да, может и даже ей нужно работать – ответила доктор, и от этого, Ольге стало чуть легче.

Потом Алиса Маратовна проводила Олю и вывела ее за большую железную дверь на этаж к людям. Среди толпы Оля сразу же увидела свою дочь и очень обрадовалась, и тут же испугалась, так как знала, что дочь будет не довольна, что мать говорила с ее лечащим врачом без нее.

– Лена! – помахала Оля своей доченьке.

Лена увидела и подошла, уже воинственно нахмурив брови. Алиса Маратовна сразу решила взять огонь на себя и стала объяснять Лене, что вот мы уже поговорили, ничего серьезного не объясняли, обычная положенная беседа, диагноз мы не обсуждали. Тут Оля, как бы очнулась, и решила помочь доктору:

– Да, мы говорили о твоей работе, можешь ли ты работать.

После этой фразы обе взрослые и, знающие Лену женщины, увидели, что ее лицо расслабилось, и она стала улыбаться.

На самом деле они обсуждали ее диагноз, хотя по закону они не имели право это делать без нее и без ее согласия. Доктор сказала, что диагноз они даже пациентам не говорят, чтобы их не расстраивать. У таких больных ведь расстройство личности. Что это? – они не так все чувствуют, как нормальные люди, но они не дураки и все понимают, отлично пользуются ПК, отлично усваивают информацию, и, если сказать такому человеку диагноз – он его «загуглит», и все изучит про этот диагноз, и узнает, что он в безвыходной жопе. А так их немного обманывают и дают надежду, что они выздоравливают через два-пять лет. И они в это верят, и лечатся, и так лучше, потому, что таблетки позволяют оставаться им в норме – с нами, в социуме, просто они пока не знают, что, чтобы оставаться в норме им придется принимать психотропные таблетки всю жизнь.

Лена знала свой диагноз, ей его сказала другая психиатр, которая была до этой, еще в стационаре, и Леночка как-то сама сказала диагноз своей матери, видимо в волну, когда она любила ее и доверяла ей. А потом снова пришла волна недоверия и нелюбви к матери и Лена не захотела, чтобы говорили Ольге ее диагноз, а что сама сказала – забыла.

Лена внешне была очень милой, молодой, светлой, обаятельной и, на самом деле, похожа на ангела. Ей было уже 25 лет, но она выглядела на 15.

Елена, как ребенок, суетливо в приподнятом настроении потянула мать за руку:

– Пойдем, я познакомлю тебя со своими друзьями.

Она заводила Ольгу в комнаты отдыха и знакомила свою маму с разными девушками и парнями. И было видно, что Лена очень гордится своей мамой, и с удовольствием ее всем показывает. Она вела себя как ребенок в садике – хвасталась, что пришла ее мама и, что она такая красивая.

Ольга, на самом деле, для своих 45 лет была очень хороша, она не выглядела на 45 лет, была стройная, с отличной фигурой и с милым, добрым лицом. Если бы Лена сказала, что это ее старшая сестра – ей бы все поверили. И Лена это знала, и гордилась своей красивой мамой.

Многие бы матери, узнав диагноз своего ребенка, скорей всего бы кричали: «За что?!», но Оля даже не размышляла, почему Бог сделал ее дочь психически больной – она точно знала.

Глава 2. В сквере.

Летом 1999 года. Оля Галицина сидела на лавочке в сквере города Краснодара. Тогда она развелась с мужем Комаровым и взяла свою девичью фамилию – Галицина. Время было обеденное, в тени 40*С и поэтому Оля была в коротких шортах, как и очень многие в этом южном городе. Она пришла на встречу с парнем, которому очень нравилась, но о ней был просто нужен для выживания в этом большом чужом городе. До, назначенной встречи было еще минут сорок. Оля хотела курить, сигареты у нее были, как не странно, так как денег у нее не было вообще, а вот зажигалки уже не было. Ольга стала озираться вокруг, выискивая курящего человека, уже держа сигарету в пальцах. И тут зажжённая зажигалка оказалась прямо перед ее лицом. Ее держал довольно красивый молодой человек, старше Оли, может лет на пять. Звали его Борис. Оле в том году исполнилось 24 года. У нее была удивительная, идеальная фигура; форма груди, как у Мерлин Монро, так называемая «в разлет». Молодая, стоячая, полного второго размера грудь. Идеальная форма ног – по европейским стандартам. Если поставить две ноги вместе, то по американским меркам должно быть четыре просвета, а по европейским пять.

Оля была загорелая крашенная блондинка, с волосами по плечи и с голубыми глазами. На самом деле у нее были глаза разного цвета, правый зеленый, а левый голубой.

Один папин, а другой мамин, как говорили ей в детстве, но для чужих людей эта разница была не заметна, то ли оттенки не сильно отличались, то ли никого не интересовали ее гласам Оля не осознавала на сколько она красива, она знала, что у нее хорошая фигура, позволяющая носить короткие шорты. И все. Более того, считала себя скорей не красивой, с простым славянским, деревенским лицом, хотя была очень похожа на Миллу Йовович в фильме «Пятый элемент» (но Оля всего этого не знала и не понимала, как она привлекательна для мужчин.

Молодой человек с зажигалкой в сквере сразу перешел в наступление, задавая вопрос за вопросом: «Кого ждешь, кто он тебе, он тебе вообще нужен, ты понимаешь, на сколько ты красива, ты знаешь, что у тебя идеальные ноги?»

Оля была общительной девушкой и легко разговорилась с ним, искренне отвечая на его вопросы. Было еще много вопросов, и так Оля рассказала ему, что работает официанткой в кафе у жадного и злого Романа Абрамовича, работает фактически за еду и живет в крошечной комнатке у алкаша, куда ее поселил «по великой милости» знакомый ее знакомого, которого очень не вовремя посадили. Борис, выслушав все это, перешел к делу: – Какой ужас! Как ты так живешь? Я через день уезжаю в Питер на машине, поехали со мной. Ты с твоими данными не можешь и не будешь больше голодать, и жить как собака.

– А что я там буду делать? – спросила Оля.

– Работать проституткой,– спокойно ответил Борис. – А что, ты же все равно трахаешься, правда? Вот ты же с кем-то трахаешься? По любви, за деньги или просто так?

Оля, не отвечала, просто с широко раскрытыми глазами смотрела на молодого человека. Борис и не ждал ответа на эти вопросы, ему нужно было, чтобы она сама себе на него ответила.

– В Питере ночь с такой девушкой как ты – продолжал Боря – стоит 100 баксов, ночь такая считается шесть часов, 1 доллар стоит 6 рублей, соответственно ты за одну ночь будешь получать 600 рублей, а ты сейчас за месяц, наверное, получаешь 600 рублей, понимаешь разницу? И если тебя клиент взял на ночь, это еще совсем не значит, что он будет тебя трахать, поверь мне, они, как правило, хотят сидеть, выпивать и разговаривать. Сходить с красивой девушкой в ресторан, в общем «сопровождение». Ты сможешь высылать деньги своей матери для содержания твоей дочери.

Оля ему и о своей трехлетней дочери тоже успела рассказать.

– А когда я смогу увидеть свою дочь, когда я смогу поехать домой? – спохватилась Оля.

– Другие девушки, ездят домой, в основном, каждые два месяца. Они работают вахтовым методом 2/2, слышала, так мужики на стройки, «на севера» ездят. Некоторые, сначала, когда скучают, месяц через месяц, а потом вахта увеличивается, – и Борис как-то злорадно усмехнулся.

– Ты подумай – продолжал молодой человек – что ты теряешь? Как мы уже говорили, ты же все равно с кем-то трахаешься и что ты за это имеешь? – Он даже жилья не может тебе предоставить, живешь в какой-то конуре у алкаша, как собака, а там у тебя будет своя однокомнатная квартира в центре Питера, и ты там будешь жить абсолютно одна, я каждой девочке снимаю по однокомнатной квартире.

Оля пошла домой, думая над предложением. У нее есть два дня. "Друг", которого она ждала в сквере, ей уже был не нужен, он ей вообще был не нужен. Она собиралась с ним встретиться, в принципе, по той же причине: она думала, он поможет ей едой, квартирой. Она знала, что очень нравится ему и что он, даже хотел на ней жениться, и Ольга подумывала, не устроить ли ей с ним свою жизнь, хотя ни как мужчина, ни как человек в целом он совсем ее не привлекал. И так как ей по сути поступило такое же предложение – продать себя, так как она начинала или уже понимала, что, выйдя замуж за толстого фарцовщика без, даже, симпатии – это фактически тоже самое.

Оля не пошла "домой", она просто шла по центральным бульварам этого южного города и думала, даже скорей не думала, а вспоминала почему она здесь оказалась.

В Краснодар Ольга решила уехать внезапно, даже не в Краснодар, а просто куда-нибудь, но только как можно скорее.

Она работала официанткой в маленьком баре, но ночном и считавшимся престижным в районной кубанской станице. По сути этот бар можно было бы назвать ночным клубом. Внутри бара было всего восемь столов, но на улице, на летней большой площадке еще девять столов с местом для танцев. Это место было во времена Советского Союза летним театром, что в южных городках вполне естественно. Этот театр располагался в парке и летними вечерами здесь было превосходно. Этот бар начинал свою работу только в семь часов вечера и работал до трех- четырех ночи. И вот как- то, когда бар только открылся, Оля суетилась на кухне еще подготавливая бокалы, стаканы, в общем все необходимое для работы, на кухню зашел хозяин бара с каким-то неестественным для него удивленно-испуганным лицом. Этому хозяину было всего тридцать лет. Это был разбалованный сынок своих богатеньких родителей и таким сынкам не свойственно удивление, так как его уже, по его мнению, мало чем можно было удивить. Миша Перов, так его звали, уже ездил по заграницам в 1996 году, когда страна была в развале и большинство людей думали о том где достать еду. И испуг ему тоже был чужд, а чего ему было бояться, если родители удовлетворяли все его капризы?

И поэтому, его испуганное лицо сразу заставило Олю напрячься:

– Что случилось?

– Ты только сильно не нервничай, но в баре Комаров с Нелей Кусадаевой.

Оля замерла, она чувствовала, как кровь закипает в ее организме и уже горячая поднимается ей в голову.

Комаров – это был ее муж, а Неля Кусадаева его любовница.

Александр Комаров – высокий красивый, широплечий блондин, как парень с агитационных плакатов нацистской германии или проще – он очень похож на Дольфа Лунгренда, естественно в молодости.

Служил в МВД дознавателем. Его семья считалась уважаемой и не бедной – они построили трехэтажный дом и уже жили в нем, оставив двухкомнатную квартиру своему старшему сыночку Сашеньке. Сашеньке было 24 года.

Неля Кусадаева только что закончила 11 класс и ей было 16 лет. Это была очень красивая, очень стройная девушка азиатского типажа.

Жила вдвоем с мамой в небольшом частном доме, они приехали в станицу несколько лет назад и о них толком никто ничего не знал. Единственное, знали, что Комаров у нее был далеко не первый мужчина.

Александр не знал, что Оля устроилась сюда официанткой, иначе бы он не пришел с Нелей. У него никогда не было цели издеваться. Наличие Нели в его жизни он от Оли скрывал, на сколько это было возможно в кубанской станице, пока Оле не рассказала ее «подруга». После чего Галицина ушла от мужа.

Оле захотелось выйти в зал и вылить на них горячий кофе.

– Они что-нибудь уже заказали? – спросила Ольга в надежде, что заказ состоит из кофе.

– Нет, пойди спроси у них что они хотят, но только без глупостей, – немного сурово ответил Миша.

– Я? Пойти спросить, что они хотят?! – вскипала Галицина.

– Да, ты же здесь официантка? – раздраженно спросил Михаил.

– Ты вообще понимаешь, что там мой муж с любовницей?!

– Да, а ты понимаешь, что ты здесь на работе? – невозмутимо ответил Миша. В воздухе повисла пауза.

– Я не пойду к ним, – очень серьезно сказала Оля, после недолгого раздумья.

– Тогда я тебя уволю, – спокойно ответил Перов. Оля постояла несколько секунд молча, потом развернулась и уверенно пошла по подсобному коридору к служебному входу. Дверь была открыта из-за еще стоящей духоты, так что Оля как скорый поезд, без остановок вышла и пошла, пошла, пошла, быстрым и уверенным шагом. Она хотела просто идти как можно дальше от этого бара, от предателя-мужа, от козла-хозяина, от своего позора, от своей обиды, дальше, как можно дальше! Как можно дальше от этой станицы! – сформировалась отчетливая мысль в ее голове.

Теперь Ольга шла по вечерним улицам Краснодара, пышущим летним зноем и думала о своей теперешней жизни, пытаясь взвесить все за и против, чтобы принять правильное решение о поездке в Петербург. «Что я имею на сегодняшний день? – рассуждала Оля. – Я живу на полу…»

Ольга действительно спала на полосатом ватном матрасе 70 см. шириной и, всего лишь 5 см. высотой, который лежал просто на полу. Конечно, Оля постелила на него чистую простынь, но… – матрас лежал на полу.

Глава 3. Дальняя дорога.

В эту комнату ее привел жить Юра. Ей он был никто – друг Гарика – ее любовника, который исчез внезапно и Олю выставили на улицу хозяева дома, комнату у которых проплачивал исчезнувший любовник. Ольга ходила искать Гарика в бар «Какаду», где все его знали, и где они познакомились. Там она встретила его друга Юру, который сказал, что товарища посадили, и что он сможет помочь ей устроиться. Вот и помог, приведя жить ее в эту шестиметровую комнату.

Сам Юра был явно криминальной личностью. У таких людей на лице отпечатываются годы тюрьмы, как бы они не пытались их скрыть. Это был худой человек, с неприятным, некрасивым лицом, но некрасивым не от природы, возможно, даже юношей он был красив, но сейчас в свои 40 лет, отпечаток криминальной жизни очень изуродовал его. Цвет его кожи стал очень темным, хотя было понятно, что это русский человек, по чертам лица и не то, чтобы он загорел на южном солнце, нет, цвета он был земляного, а не загорелого, будто бы все его грехи дали окраску снаружи.

Юра поселил Олю Галицину в комнатке у алкаша за то, что иногда трахал ее. Он не приносил еды, не давал денег, не помогал в поисках работы, но иногда выходил с ней по вечерам в кафе и поил ее кофе или пивом. В эти прогулки они считались, вроде как, парень и девушка, которые встречаются. Они даже мило, по-дружески беседовали, и даже абсолютно искренне. Юре льстило, что с ним такая молодая и красивая девушка, а у Оля получала иллюзию, что она не одна в этом большом городе.

Однажды в выходной день Юра пришел к Ольге, дверь в домик была открыта.

Это был домик в центре города, так называемый, старый город. Такие домишки показывают в фильмах про старую Одессу. Когда несколько двухэтажных строений, стоят по кругу друг к другу, образуя в середине один общий двор. Вот и в центре Краснодара есть такие дворы.

Юра зашел, Оля сидела на диване в комнате хозяина домика, он разрешал ей в его отсутствие смотреть телевизор.

– Привет, – сказал Юра

– Привет, – так же вяло ответила Оля

– Расслабь меня, у меня был трудный день, – и он достал свой длинный, темный член и ткнул им Оле в губы. Олю в один миг переполнило сразу множество чувств: страх, отвращение, обида, ненависть, паника и еще чего-то очень много, она могла взорваться от этого бурлящего эмоционального сгустка, но внешне он, почему-то не проявился, и Оля стала аккуратно отодвигать член от своего лица.

– Юра, не надо, ты что? – почему-то тихо сказала Ольга, а слезы потекли с ее глаз.

Оля Галицина росла с детства на улице с пацанами и уже в лет четырнадцать знала, кто такие «вафли». – Что это девушки, которые сосут, что их никто не уважает, что в общежитии училищ с ними никто не ест с одной посуды…

Да, Ольге было уже 23 года, и она была замужем, и ее дочери уже три года, и на улице 1998 год, и ее подружка показывала ей книжонку «Четырнадцать способов минета», и Оля даже пару раз пробовала на своем муже, но это совсем другое. А сейчас она понимала, где-то подсознательно, что эта история не про секс, а про унижение – про «вафлю». Тем более, что и ноги-то она раздвигала перед ним с большим трудом, потому, что ей некуда, не к кому было идти, негде было жить, а в станицу, где муж расхаживает публично с молодой любовницей, Галицина не могла вернуться.

Оля начала рыдать, все отодвигая член от своего лица, а Юра все настойчивее пытался его ткнуть ей в губы. И тут в домик зашел Сережа – хозяин жилища. Это был молодой, лет тридцати парень, с правильными европейскими, утонченными чертами лица, худощавый, не высокий, даже, по-своему, красивый, с светло-русыми волнистыми волосами, коротко подстриженными, но уже отросшими. К сожалению, Сережа выбрал путь алкоголя, как и очень многие в нашей стране, особенно в эти годы после перестройки.

Ольга увидела его первой, так как сидела лицом к входу. От этого ее еще накрыл и стыд, от чего слезы полились с большей силой.

– Оставь ее, – довольно жестко сказал Сережа.

Юра оглянулся:

– О, мальчик влюбился? – и ухмылка еще больше изуродовала его лицо.

Оля, на самом деле, нравилась Сереже. Он пытался ухаживать за ней, как может ухаживать безработный алкоголик: приносил сахар, чай и сигареты им на двоих, как будто бы они друзья или семья. Ольга принимала его скромную дружбу, хотя и держалась от него на расстоянии. Но Сережа сам вел себя довольно скромно, понимая, что ему совсем не светит такая девушка.

– Оставь ее и пошел вон с моего дома, и чтобы тебя больше здесь не было, – удивительно уверенно продолжил Сережа.

– Ты вообще понимаешь, что и кому ты говоришь? – в полуоборот огрызнулся Юрий, так и держа свой член.

– Конечно. А ты кто такой? – Никто! Пошел вон или я тебя силой выкину.

С превеликим удивлением для Оли, этот криминальный ее «друг», молча засунул свой член в штаны и ушел. Видимо эти два парня знали то, чего не знала Ольга или каждый из них казался не тем, кем являлся на самом деле.

– Ты можешь здесь жить не потому, что он сказал, а потому, что это мой дом, и я разрешаю тебе в нем жить, – буркнул Сергей.

Вспомнив всю эту свою жизнь в Краснодаре, Оля Галицина четко поняла, что надо ехать в Петербург, тем более там жил ее родной старший брат и поэтому она не пропадет. Хуже, чем сейчас уже не будет.

Около девяти вечера в домик зашел Борис. Оля с Сережей на крошечной кухоньке, которая служила и коридором при входной двери, пили чай без сахара, на сахар денег не было.

– Ну что, ты решила ехать? – спросил Борис.

– Да, – уверенно ответила Оля.

– Хорошо. Вот, возьми 600 рублей, покрасишь волосы и вообще приведи себя в порядок.

У Оли были отросшие корни волос уже сантиметра на три, ведь денег не было даже на сахар.

– Давай посмотрим на твои вещи, – по-деловому сказал Боря.

Оля завела его в комнату и указала на узенький шкафчик. Борис стал брать и рассматривать каждую вещь с двух сторон, выставляя перед собой почти на вытянутых руках. Делал он это довольно быстро – вещь за вещью, после осмотра бросал на матрас. Образовалось две кучки, одна большая, в которой были почти все вещи, а вторая маленькая, в которой было всего четыре.

– Есть ненужный большой пакет? – спросил Боря, расправившись со всеми вещами. Расправа длилась не долго, так как вещей всего было не больше двадцати.

– Щас, – откликнулся Сережа и мигом притащил пакет. Борис затолкал в него все с большой кучки.

– Где у вас мусорка, во дворе? – и он направился к выходу.

– Стой, ты что, собираешься все мои вещи выкинуть?! – словно очнувшись, почти вскрикнула Оля.

– Да, ты все-равно ни одну из них, ни разу в Питере не наденешь, или ты хочешь их выкинуть именно в питерскую помойку, провезя их с собой за две тысячи километров? Верь мне, – продолжал Борис, – это же тряпки, ты же ведь это, и сама понимаешь. Мы, как только приедем, я в этот же день пойду с тобой на рынок, и мы купим тебе столько же, но уже хороших модных вещей.

– Только этот пиджак я оставлю, – сказала Оля, вытаскивая из пакета алый бархатный жакет. Ей почему-то хотелось плакать.

Этот алый жакет был самой нарядной ее вещью и тем более она последний новый год со своей семьей: с мужем и с дочерью встречала в нем. Ей хотелось плакать по своей семье. Оля понимала, что она прощается с ней навсегда, в том виде, в котором она была у нее: еще чистом и светлом, даже, по-своему, детским. Теперь у нее начнется какая-то другая, далекая жизнь, вернее уже началась.

На следующий день Оля купила краску, покрасила волосы и ближе к вечеру отправилась прощаться со своим другом – уличным музыкантом Михаилом. Оля познакомилась с ним совсем недавно, недели две назад, когда она ходила в одиночестве по вечерним улицам Краснодара, размышляя о своей жизни и в надежде с кем-то познакомиться, кто поможет ей выжить в этом большом, злом мире и не быть одинокой.

Михаил играл на гитаре песни Розенбаума, довольно неплохо, хотя ему было 25 лет, а песни Розенбаума, вроде как, должен петь зрелый мужчина.

В тот вечер Оля остановилась возле музыканта и слушала, ей всегда нравились подобные песни и в ее счастливой юности парни пели их под гитару, один другого лучше.

Оля пришла на место "работы" Миши – на ул. Красную, напротив Краснодарской филармонии. Было уже около девяти вечера и на город стала постепенно спускаться вечерняя прохлада. Воздух был такой приятный, будто бы ласкал тебя.

– О, пришла, сейчас пойдем. Меня ждет друг в кафе, – сказал Миша, став поспешно упаковывать свою гитару в чехол.

– Его Ян зовут, хороший парень, имя такое необычное потому, что он то ли цыган, то ли молдаванин, а может все вместе. У него мать профессионально гадает на кофе, за деньги, к ней в очередь записываются. Ян тоже умеет. Мы попросим, чтобы он тебе погадал, – уже шагая по улице с гитарой на плече, продолжал Михаил.

Они пришли в кафе – это были просто столики на улице, много столиков на большой площади, неподалеку работал фонтан. Ян был на самом деле похож на цыганенка, все черненькое: волосики, глазки, немного смуглая кожа. Очень симпатичный, даже красивый, хорошо одет, вежлив и даже интеллигентен. Стоял замечательный южный летний вечер, какой-то даже романтично праздничный. Ребята сидели, пили разливное пиво с больших пластиковых стаканов, мило беседовали ни о чем. Людей было полно, все столы заняты и еще толпы народа гуляли вокруг. Дима решил, что здесь надо сейчас поиграть, денег набросают много, ведь музыки не было, стоял гул людских разговоров вперемешку с шумом фонтана.

– Я завтра уезжаю, – наконец сказала Оля, понимая, что Миша сейчас пойдет играть и это уже часа на два.

– Куда, домой? – спросил парень.

– Нет, в Питер. Один знакомый едет на своей машине, я поеду с ним, ведь у меня там брат родной живет. Думаю, через месяц приеду.

– О, кстати, Ян, погадай ей, я закажу, чтобы кофе сварили, – и Миша рванул к барной стойке.

В те годы на юге варили кофе еще в турках на песке.

Ароматный напиток появился, и Ян стал объяснять Оле как правильно пить этот кофе:

– Пей не спеша, молча, не болтай с нами, думай о свой жизни. Когда допьешь – чашку переверни на блюдце от себя. Понятно?

– Да, – сухо ответила Оля и сделала первый глоток. Она очень любила кофе, тем более сваренный. Оля еще любила гущу с дна чашки пожевать, но сейчас этого делать было нельзя, гущу надо было оставить для гадания.

Девушка довольно быстро выпила кофе, так как чашечка была маленькая, а кофе очень вкусный, вовремя себя остановила чтобы по привычке не выпить гущу и перевернула от себя чашку.

– Все, – объявила демонстративно девушка, как будто бы она молодец и выполнила какое-то важное задание.

– Пусть немного постоит. Надо чтобы гуща стекла и немного засохла.

Оля смотрела на прогуливающихся людей мимо фонтана и ей было грустно. Ей этот летний краснодарский бульвар напомнил Лазаревское – ее дом, своим домом она всегда считала Лазаревское, дом ее отца, откуда ее увезла мать и ее счастье осталось в Лазаревском, там, где ее дом, ее отец, так она считала, так она чувствовала.

– Все давай, – прервал ее грустные мысли Ян, – слушай внимательно, я долго рассюсикивать не буду, постарайся запомнить, что я тебе скажу, так как если знаешь – значит можешь изменить, это не окончательный приговор. Понятно?

– Да, давай уже, – с лёгким раздражение ответила Оля. Она не любила назидания.

– Ты сейчас едешь очень далеко, но ты нам это уже сказала. И ты не вернешься скоро, как собираешься, ты уезжаешь на очень долго.

Между фразами были не большие паузы. Ян крутил чашку под разными углами, всматривался туда, крутил даже свою голову.

– Там, куда ты едешь очень много людей, вижу очень много людей и это не просто большой город. Эти люди окружают тебя, они все имеют к тебе отношение. «Видимо девушек у Бориса много»,– подумала Оля.

– Вообще это очень плохое, злое место, куда ты едешь, ты там можешь пропасть. Лицо у Яна стало сосредоточенным и он, как бы, глубже стал всматриваться в эту маленькую чашечку, как будто там, внутри для него одного пространство раскрывалось.

– Тебя спасет человек, молодой человек, с большими глазами. Запомни. Ты должна будешь не проморгать его, когда он придёт тебя спасать. Если ты его не заметишь и не уйдешь с ним – ты погибнешь. И еще. А когда он спасет тебя – ты его больше никогда не увидишь, будешь искать, но не найдешь.

Глава 4. Таета.

На следующий день рано утром Оля и Борис отправились в путь на серебристой «Toyote Mark 2». Машина праворульная и поэтому Оля выступала в роли штурмана. Борис ехал очень быстро, и они почти всегда шли на обгон, поэтому Ольге нужно было все время смотреть, что происходит впереди идущего и говорить об окнах для обгона.

Ни в какую гостиницу за всю дорогу они не заехали, только остановились один раз в Воронеже, поспали четыре часа прямо в машине и поехали дальше. Борис пил и ел прямо за рулем, только писять иногда останавливались и то, уже, когда совсем надо. Ноги у Оли болели от отсутствия движения, особенно колени.

В детстве Олиным коленкам доставалось. Она была очень шустрой, подвижной, все время куда-то бежала, постоянно были какие-то дела. И еще она всегда любила делать домики из нашедших заброшенных сараев, чердаков, и даже далеко не всегда заброшенных.

Галицина все время где-то лазила с друзьями, подругами и сама. У нее были целые миры. В начальных классах она излазила дворы всех учреждений, фабрик. Например, в ее станице недалеко от ее дома была козиначная фабрика, Оля знала каждый угол двора этого не маленького предприятия. Вечерами они с подружками играли в куче еще горячей шелухи от семечек подсолнечника, прыгали и валялись в теплой и совсем не колючей шелухе. И почему-то их не разу не прогонял сторож, как будто бы их присутствие на территории фабрики было делом само собой разумеющимся. Иногда Оля приходила с маленькой пол-литровой баночкой с легкостью поворачивала кран ста двадцати кубических метра бака, который находился прямо во дворе фабрики и наливала в свою баночку янтарную патоку. А иногда, средь бела дня смело заходила в цех, где по лентам двигалась мягкая, горячая, ароматная козиначная смесь и работницы давали ей в бумаге кусок этой бесформенной смеси, из которой можно было бы слепить какую-нибудь фигурку, не была бы она такой горячей.

А однажды, уже в классе четвертом Оля залезла на чердак стадионовских раздевалок, видимо в поисках нового «дома», забралась без лестницы, по выступам здания, а там оказался улей диких ос. Осы Олино появление расценили как нападение и всем роем принялись без устали жалить бедную девочку. Все произошло так быстро. Они жалили и жалили. У Оли не было возможности не спеша спускаться по уступам здания на землю. Галицина прыгнула с чердака вниз. Приземлилась, в принципе не плохо, как кошка на четыре конечности, но при приземлении была задействована и пятая точка – колено, которое разбилось, не сильно, кость осталась целая, просто сильный ушиб, тело конечно рассеклось, кровь… Оля сразу же не смогла идти. Нога из-за колена не работала. Внизу ждала подружка, которая помогла Оле отпрыгать подальше от ос, которые, кстати, далеко от своего улья отлетать не собирались.

Воспоминания о своем бодром детстве отвлекли девушку от тревожных мыслей, о том, куда она едет, с кем и зачем. Так они въехали в живописную Ленинградскую область. Ольга была поражена местной природой: бесконечным лесами и очень высокими деревьями, ведь она приехала с бескрайних степей, где до горизонта поля пшеницы и подсолнечника. Леса с такими невероятными, по девять этажей в высоту, деревьями Ольга видела впервые в жизни и восторгалась их величию. На юге самые высокие деревья достигают четырех этажей, видимо от изобилия солнца им не нужно сильно стремиться вверх, да и их плотность совсем не такая, как в лесу, где большая конкуренция за свой кусочек солнца, тем более в бессолнечной Ленинградской области, где по статистике солнечных дней в году – 85, а в Краснодаре, к примеру, – 200.

Книга 2. Сутенёр.

Глава 1. Ввод.

Утром 22 июня 1998 года въехали в Санкт-Петербург. Погода стояла по-настоящему летняя, светило яркое солнце. Странно,– подумала, Оля- а говорили, что мрачный, сумрачный город. Питер конечно поразил и понравился своей архитектурой, особенно центр города в стиле барокко. «Как здесь хорошо и легко, – думалось Оле – удивительно, но ощущение, будто я приехала домой.» У Галициной, на самом деле, не было ощущения, что она приехала в чужой город, далекий, великий, как, наверное, должно быть у каждого, кто в первый раз приезжает в город с населением в 5.000.000 человек с местности с 16.000 человек. Она ощущала спокойствие.

– Мы на Заневском проспекте, запоминай. – бросил Борис, – но здесь не твоя квартира, здесь живут девочки, я вас познакомлю. А ты будешь жить одна, отдельно, как я и обещал. Ты слишком хороша, чтобы жить в толпе. Видишь, как я тебя ценю, – Борис мило, по-доброму улыбнулся, но было видно, что эта доброта в улыбке фальшивая. – Надеюсь и ты это оценишь, – и он снова улыбнулся этой же фальшивой улыбкой.

Они зашли. По квартире ходили девушки, кто в одной майке, а кто и вообще в одних трусах. Оля присела в старое кресло, в большой центральной комнате, ей стало немного страшно, хотя она была не из робкого десятка. Ольга рассматривала: вся мебель в квартире старая – бабушкина, на полу большой старый ковер, который пару дней точно не пылесосили.

Борис ходил по квартире и раздавал ценные указания. Он немного ругал девушек по поводу грязной квартиры и их не ухоженности.

Галицина оценивала девочек: все были примерно ее ровесницы – лет по двадцать. Красивых она не видела. Они были все симпатичными, потому, что были молодыми, но у одной был армянский нос, у другой ноги короче, чем должны быть, у третей попа уже большая. Ольга впервые так серьезно сравнивала себя с другими девушками и стала понимать, что она на самом деле, гораздо лучше всех в этой квартире – Ольга Галицина была абсолютно пропорциональна по европейским стандартам: ноги длиннее туловища и в объеме 90/60/90.

«Все поехали», – сказал Борис. Он отвез ее на Ладожский рынок и купил ей не много вещей. Все вещи оказались обтягивающими, отлично подчеркивающие все изгибы ее безукоризненного тела. Купил ей черные бриджи, сделанные, будто из змеиной кожи, очень оригинальное платье, с панбархатными фиолетовыми полосками в районе груди и бедер, а вся остальная ткань – мелкая черная сетка. Может показаться, что оно было пошлым и вызывающим, но нет, на ее точеной фигурке, оно смотрелось просто как оправа к бриллианту. То есть, на саму оправу никто внимания не обращает, просто в ней бриллиант представлен в более выгодном свете. Даже майки и кофты он купил ей в обтяжку с декольте, отлично подчеркивающие ее полную грудь. Борис не забыл приобрести всякие принадлежности по уходу и гигиене. Купил косметику, фен для волос, лак для волос, полотенца и даже зонт. «Зонт ты должна носить с собой всегда, запомни. Если ты выходишь из дома и светит солнце, это еще ничего не значит. Здесь погода меняется каждые два часа. Здесь вообще всегда надо ходить с купальником, зонтом и шубой. Но зонт в твоей сумке должен быть всегда», – он это говорил без капли иронии, был даже слишком серьезен для такой не серьезной темы. В машину Борис принес шаверму. Ольга первый раз ела такую необычную еду и ей очень понравилось.

И вот со множеством пакетов они зашли в квартиру. Дом, в котором теперь должна жить Ольга находился сразу за мостом Александра Невского, на Заневском проспекте. Это была однокомнатная квартира, как и обещал Борис. Квартирка скромненькая, но чистенькая. Комната была вытянутая. В глубине стояла кровать. В центре комнаты стояла тумбочка со старым, но еще работающим телевизором и журнальным столиком с двумя старыми, но удобными креслами. Но что поразило девушку, так это не стандартная планировка зоны окна – она была сделана эркером в виде трех граней, расположенных под углом больше 90 градусов. Оля оказалась первый раз в жизни в комнате с эркером и ей эта зона квартиры безумно понравилась. Она сразу поняла, что использует ее в качестве зеленого уголка. Галицина смотрела на окно и уже представляла, как будут стоять растения в больших цветочных горшках на полу у окна и маленькие на специальной многоярусной напольной подставке для растений, которую Оля установит в центре своего зеленого уголка.

У Ольги в квартире ее матери, а точнее в квартире ее бабушки, где они все вместе проживали, после того, как ее мамаша с двумя детьми сбежала от мужа к своим родителям, всегда было много цветов. Ими занималась бабушка, а потом и Оля. У Ольги любой цветок мог вырасти из одного листочка.

Борис зашел в комнату, прервав Олины мечты о дизайне интерьера ее нового жилища. Это были сладкие мечты о своем лично жилье. Теперь у нее есть целая своя квартира! Ведь у нее и комнаты своей никогда не было.

– Давай присядем, отметим приезд, обговорим наши дела. Я подробно тебе все расскажу, – Борис поставил бутылку «Советского» шампанского и два фужера на журнальный столик. Оля очень обрадовалась шампанскому, она очень давно не выпивала, ведь в Краснодаре она каждый день работала. Ей явно надо было расслабиться.

– Перейду сразу к делу, – Боря положил на столик толстую тетрадь, она выглядела как книга, в кожаном переплете. Оля пила прохладное шампанское, и расслабление растекалось по ее напряженному и уставшему телу.

– Значит так, девочки по оплате делаться на две категории: одни получают 50%, но они сами снимают квартиру, оплачивают коммунальные, платят агентам по недвижимости и так далее. И вторая категория девочек получает 25%, но здесь я делаю все за них. Ты как будешь работать? – спросил внезапно Борис.

–Как, как? – переспросила Оля, – я же только что приехала, ничего не знаю, конечно я полностью от тебя завишу, я это понимаю.

– Это хорошо, что ты понимаешь, – и он опять улыбнулся своей искусственно-дружелюбной улыбкой. – Вот в эту тетрадку я все честно записываю, я вообще честность люблю. Здесь я пишу сколько я на тебя трачу своих денег. С твоих заработанных денег мы сначала вычтем, то, что я на тебя потратил, а потом ты будешь получать свои 25%. Деньги пока все будут у меня. Я тебе каждый день буду выдавать по 200 рублей на еду, тебе 200 рублей будет хватать на все: на еду и на сигареты, и на бухло. Кстати, не трать свои деньги на пойло, тебя в доволь будут поить клиенты, да и если начнешь еще, и сама покупать – быстрей сопьешься. Поверь мне – многие спились. Старайся меньше пить даже с клиентами. Вот. А через месяц мы все деньги, которые ты заработаешь отошлем твоей маме на дочку. Ведь ты здесь для этого, ради своей дочери?

Оля грустно закивала. Ей стало грустно не от того, что она понимала, что этот человек хочет забирать все деньги, чтобы она работала фактически за еду. Это она еще смутно понимала и ее это не волновало. У нее никогда не было денег, и она не знала им цены, и они ее по сути, как таковые не интересовали. Она загрустила о своей доченьке, милой пухленькой лапочке, которая осталась одна, далеко и, наверное, ждет маму, а мама уехала даже не попрощавшись.

Один из моментов, который утвердил ее в нужности поездки – было воспоминание о том, как в последние дни пребывания в станице они с дочкой шли по рынку, и Леночка попросила шоколадку, а у Оли навернулись слезы на глаза, так как у нее не было денег купить дочечке шоколадку. Ольга Галицина работала помощником воспитателя, и ее зарплата составляла 40 рублей, средняя пачка сигарет стоила 4 рубля, а «Сникерс» стоил 18 рублей!

Борис еще долго рассказывал специфику самой работы. Говорил какие-то мудрые в его понимании фразы типа: «Проститутка не та, которая трахается, а та, которая время тянет», но Оле все это было не очень интересно, она на половину мыслями была дома, там, где ее маленькая доченька и «козел муж трахает свою черножопую шлюху».

Глава 2. Первый клиент.

В этот же вечер Борис выставил Олю на продажу. Он указал ее место, где она должна стоять, конкретную «точку». Ходить можно было пять метров в одну сторону вдоль дороги и в другую, дальше уходить было нельзя, во-первых, потому, что через десять метров начиналась «точка» другой девушки, а во-вторых, с рабочего места уходить нельзя. Олино место находилось на Невском проспекте возле дома 146, угол дома с проспектом Бакунина, но стоять она должна была конкретно на поребрике (по-питерски) Невского проспекта. Начало работы ровно в 21 час, опаздывать строго запрещалось, это грозило большими штрафами. Все девочки как штык стояли на своих местах в девять вечера.

Оля стояла на своем поребрике и ее лицо заливалось краской. Было безумно стыдно. Полный проспект людей, еще рано, белые ночи, светло, как в обед. Мимо проходят толпы людей, порядочные семьи с детьми, таращатся. Все прекрасно понимают кто она и зачем стоит здесь в обтягивающих змеиных бриджах… Это было не выносимо. Оля сгорала, в буквальном смысле, от стыда. Она пыталась делать вид что ловит такси или ждет машину, которая должна с минуты на минуту к ней подъехать, но машины не было. И тут Оля увидела, что с дома напротив в окно на нее смотрит мужик. Когда Ольга стала демонстративно смотреть на него, он не скрылся за шторами, на что она рассчитывала, а продолжал в наглую пялиться на нее.

–Вот сука! – пробормотала Ольга и резко, совсем не думая, что она делает, направилась к соседней девушке, которая стояла примерно в 10 метрах от нее.

– Привет, меня Оля зовут.

– Привет я Таня, нам нельзя стоять вдвоем и болтать, – ответила «соседка».

– А то что будет? Оштрафует? – Оля усмехнулась, ведь она уже поняла, что работает за еду так же, как работала у Романа Абрамовича в Краснодаре.

– Оштрафует в лучшем случае, – девушка немного помолчала и продолжила, – мы сможем общаться после одиннадцати. Они первые два часа пасут нас, а потом уезжают сами развлекаться по клубам, ведь многие из нас к одиннадцати уже уедут.

– У…, а кто это они? – спросила Оля.

– Кто, кто? – Братья Колобки! – совсем серьезно ответила Таня. – Ты что только приехала, первый день?!

– Да, сегодня только приехала и вот уже здесь, – Оля снова усмехнулась. – Слушай, невозможно вот так стоять здесь, считай средь бела дня среди этих добропорядочных граждан. Как ты с этим справляешься? Они же пялятся и понимают все.

Таня молча протянула Оле бутылочку кока-колы.

– Нет, спасибо, – буркнула Оля.

– На, пей! – чуть ли не закричала на нее Татьяна.

Оля недоверчиво взяла бутылку, понюхала содержимое и уже с улыбкой отпила пару глотков. Это был коньяк с кока-колой, смешанный примерно ½.

– Вот ты должна на работу приходить с чем-то таким. Некоторые девушки в бутылку из-под спрайта наливают шампанское, в общем кто что любит, ну ты поняла смысл. А теперь иди на место, а не хочу из-за тебя получить.

Было видно, что Таня уже нервничает, и Оля пошла на место, чтобы ее не раздражать. Галицина простояла не долго, не успела и сигарету выкурить, как к ней подошел мужчина. Солидный, в пиджаке, лет сорока пяти.

– Работаешь? – спросил он.

– Да, – ответила Оля.

– Сколько?

– Час 150 рублей, ночь 700 рублей или сто баксов.

– Хорошо, пойдем.

– Деньги вперед, – ответила девушка по инструкции.

Мужчина протянул сто долларов.

– Подожди минуту – сказала Оля и направилась к Татьяне, которая с вожделением облизывала бутылку кока-колы.

– Помоги проверить доллары, Борис сказал, чтобы с этим вопросом я обращалась к вам.

Таня взяла купюру, покрутил, посмотрела на свет.

– Нормальная. Знаешь куда относить? – спросила она.

– Смутно, вот вроде здесь, – Оля указала на «Бистро 24» часа в подвальном помещении на углу дома.

– Пойдем. – Татьяна взяла Олю за руку и быстро потащила в кафе.

Они подошли к девушке, которая сидела за столиком, пила чай и курила. Обычная девушка, только старше их лет на пять.

– Вот, это Оля, новенькая, сегодня первый день, – сказала Таня девушке. – А это Неля. Мы должны отдавать ей все деньги, она всегда здесь. Все, всем понятно? Я пошла, – и Таня вышла из подвала.

Ольга молча протянула Неле 100$. Переживать было не, о чем, так как все соответствовало подробному описаю Бориса.

– Так ты сразу на ночь? – спросила Неля. – Оля кивнула. – Ну для первого раза ладно, а вообще перед ночью вы должны отработать еще по два часа. Понятно? – Оля опять кивнула. – И ты должна в шесть утра быть дома. Как ты это сделаешь – твои проблемы. Обычно клиент сажает на такси и его оплачивает. Поэтому ты должна ему понравиться, чтобы у него было желание отправить тебя домой, а не выкинуть на улицу без денег. И поэтому, если будет возможность, то старайся его к себе домой вести. Ясно? Из твоей квартиры его всегда сможет Борис выкинуть. Ну все. Иди.

Оля пошла наверх из подвала.

Мужчина в бежевом льняном пиджаке исправно ждал.

– Все я готова, – заигрывающе прощебетала Оля.

– Ну пойдем тогда гулять, – спокойно проговорил мужчина. – Ты от куда приехала?

– С Краснодара. – Оля остановилась на секунду и закурила.

– И давно?

–Сегодня.

– Прям сегодня? – недоверчиво, улыбаясь, спросил мужчина

– Да, сегодня утром приехала, – надув губки, обиженно за недоверие ответила Ольга.

Мужчина остановился, пристально посмотрел Оле в глаза, добродушно улыбнулся и сказал:

– Так я у тебя первый?

– Да, первый, – и через секунду добавила – Клиент.

– Хорошо хоть не мужчина – он по-доброму засмеялся, поняв уточнение Оли.

– Как тебя зовут?

– Оля.

– А меня Володя, будем знакомы. Есть хочешь? – мило улыбаясь, спросил спутник.

– Да, не отказалась бы.

И уже минут через десять они были в ресторан.

Оля с Володей всю ночь гуляли по Невскому проспекту, заходя то в один, то в другой ресторан. Кушали вкусную еду, выпивали вкусные дорогие напитки. Оля, казалось, была счастлива. Конечно в ее жизни ничего подобного не было. Что она видела? – Этот единственный бар в станице и в основном разливное пиво в пластиковых стаканах? А тут сразу с «корабля на бал»! Это была прекрасная ночь. Володя все время с ней мило беседовал, задавал много вопросов, будто искренне интересуется ее жизнью. Галицина все честно, без затей ему рассказывала.

Он почти все время улыбался. Было видно, что ему на самом деле интересно, и эта пташка его здорово развлекает рассказами о своей далекой, совсем чуждой ему жизни. Оля понимала, что ему нравится слушать о ее жизни и старалась рассказывать не в мрачном свете, а весело, как комедию, чтобы продолжать развлекать клиента. Он слушал рассказ о жизни девушки скорей как сказку, чем что-то реальное. Не то, чтобы он не верил, он даже не задумывался об реальной той, другой жизни. Мужчина взял девушку для развлечения, как аниматора, и она развлекала его какими-то рассказами о какой-то далекой неведанной ему жизни.

А Оля, в принципе, думала, что он ее понимает и сочувствует ей, и возможно захочет помочь. Она даже представить себе не могла на сколько они по-разному жили. Они были практически существами с разных планет, которые не только по-разному питались, пили разные напитки и даже разную воду, но они и по-разному чувствовали, думали. Все вокруг они видели и воспринимали различно друг от друга.

Ольга для него была чем-то вроде цирковой обезьянки, конечно очень красивой, милой, честной, он все это оценил, но все же обезьянки, которая скрашивала его очередной скучный вечер. А Оля думала: «Какой хороший человек мне достался: добрый, заботливый, I love you Petersburg! »

Часа в четыре утра они шли по Невскому проспекту назад в сторону площади Александра Невского. Там находилась квартира Владимира. Около пяти утра они уставшие, пьяные, особенно Володя, все-таки возраст, зашли в квартиру.

Оля обрадовалась, что квартира находится тут же на Невском, и она сможет добраться сама домой, не выпрашивая на такси. Она так же была рада, что ориентируется, где ее дом – просто перейти мост. Борис на место работы повел Олю предусмотрительно пешком, чтобы она знала, как с «точки» добраться домой, если вдруг не будет денег на такси. И вообще Борис знал, что для провинциальных девушек 2-3 км. пешком – это нормально. Для Оли, на самом деле, это расстояние было незначительным для прохождения пешком, на такие расстояния ей не нужен транспорт. Она всю свою жизнь ходила по пять километров в станице, у нее даже велосипеда никогда не было. И в Краснодаре Ольга ходила пешком потому, что не было денег на трамвай, а зайцем ей ездить было очень стыдно и страшно.

Перед тем как Володя увалился спать, он сказал Оле, чтобы она ложилась спать, что трахать он ее не будет, так как в жизни она еще натрахается и что в квартире, в комнатах он включил сигнализацию, и она может из спальни пройти по коридору только в туалет. После этих наставлений он вырубился.

Оля не могла уснуть, что называется «ни в одном глазу». Ее переполняли эмоции: первый день в Питере, все так красиво и хорошо, она заработала денег, пусть она их сейчас и не увидит, зато через месяц отошлет маме для Леночки приличную сумму, и ее дочечка никогда больше не будет смотреть как другие дети едят вкусненькое, а у нее этого нет. Ольге стало немного грустно при воспоминаниях о дочке, она пошла в сан.узел, присела на краешек ванной и закурила.

«Как это сигнализация в квартире? – думала Оля. – Это, типа, если я попрусь в комнаты все начнет пиликать и орать? Или сразу приедет вневедомственная охрана? Интересно, такое бывает, чтобы отдельные комнаты? Или он блефует, на дуру периферийную?» Пока она курила и думала, ей очень захотелось пить. Оля пошла сначала в комнату посмотреть нет ли там, где-нибудь бутылки минеральной воды, «алкоголики ведь ставят у кровати бутылку с водой» – думалось Оле, но воды не было. Она пошла по коридору в сторону кухни, остановилась возле кухни и увидела на столе несколько стеклянных маленьких бутылочек минеральной воды, они были какие-то импортные и просто манили, пить хотелось безумно. Оля стала рассуждать: «Ну на кухне зачем ему включать сигнализацию, если это вообще правда? И если даже она запищит, он проснется и хорошо, мне домой пора, пусть выпускает меня». И Оля смело шагнула на кухню.

Вой поднялся безумный, наверное, все соседи проснулись, Ольга чуть не оглохла, она совсем не ожидала такой громкой сирены, она вообще мало в это верила. Через какое-то время появился сонный и ленивый Владимир, увидел девушку на кухне, видимо успокоился, что она не в комнатах, развернулся и пошел обратно, Оля стояла растерянная по середине кухне и не знала, что ей делать. И вот наконец-то сигнализация умолкла, на кухню из коридора снова медленно вышел Володя в барском полосатом халате. Оле стало немного страшно.

– Я очень хотела пить, – стала она оправдываться.

– Да ничего, – сонно ответил Владимир.

Оле полегчало.

– Отпустите меня домой. Мне пора, – специально с интонацией "бедной овечки" проблеяла Ольга.

Володя молча побрел к входной двери и открыл с железным шумом в утренней тишине пару массивных замков. Оля выпорхнула на волю.

Каждый вечер Ольга Галицына ровно в 21.00 стояла на своем месте, на углу дома 146. У нее всегда с собой был паспорт, а в паспорте всегда лежало 500 рублей. Так нужно было по инструкции. Когда подъезжал милицейский патруль, якобы для проверки документов, каждая девушка протягивала паспорт, милиционер открывал его, смотрел и отдавал его обратно уже без 500 рублей. И так милицейский уазик каждый вечер медленно двигался от девушки к девушке, собирая дань. Борис заботился о том, чтобы в паспорте у Оли каждый вечер находилось 500 рублей, он их ей выдавал специально для этих целей.

Галицина уже стала осваиваться на «работе», каждый вечер она подготавливала с собой бутылочку «сока-солы», в которой на 1/3 был налит коньяк и так начиналась работа. Оля стала вырабатывать свою тактику поведения при разговоре с клиентом, который подъезжал. Она решила для себя уезжать сразу на ночь и не ездить по часам. Бориса это не устраивало, так денег получалось меньше, но Ольга умудрилась убедить его, что так лучше, что многие девушки, отработаю пару часов, а потом остаются на всю ночь стоять на Невском, в итоге денег меньше, а она точно уезжает каждую ночь.

На самом же деле Оля так делала не из-за денег, ей очень не нравилось стоять на Невском по ряду причин: во-первых, стоять, а не сидеть, во-вторых, ночами прохладно, ведь уже август, потом дожди, в общем на улице плохо. Потом, клиенты, которые хотели на час, как правило тащили к себе в машину, а не в квартиру. «Ужас, – думала Оля, – что я шлюха какая -то подзаборная? Пусть наркоманки так работают.»

Можно было еще часового клиента везти к себе домой, для этого Борис и снял ей квартиру – для работы, а не для того, чтобы ей жилось комфортно, а те девочки, которые жили в вшестером в трехкомнатной квартире работали только в машинах или уезжали к клиенту.

Стояла специальная тонированная машина в начале проспекта Бакунина для девушек, которые жили все вместе, ведь у них не было квартиры, куда они могут привезти мужчину, поэтому они с часовыми пешими клиентами работали в этой общей машине. Оля же никогда не ходила в эту машину, она или ехала к себе домой, или к «нему». Галицина быстро научилась разруливать ситуацию как ей выгодно. Пока она разговаривала с клиентом первые три минуты, ей нужно было решить, как ей будет выгодно с ним провести время, как долго она сможет его выдержать и на чьей территории будет лучше, а главное безопасней. Не опытный человек сразу может решить, что безопасно конечно у себя дома, а то неизвестно куда увезут, и Борис всегда может прийти на помощь, но так может решить только человек, который никогда не был в таких обстоятельствах и не знает мужчин. Оля очень быстро познавала мужскую психологию, так как от этого завесила ее жизнь в буквальном смысле этого слова.

Клиент у себя дома ведет себя гораздо лучше на правах хозяина, он гостеприимен, ухаживает. Уважительно относится к своему жилищу. Почти всегда это семейные мужчины, чьи жены отдыхают на море. В доме полно женских и детских вещей. В своих семейных жилищах, по соседству с кроватками их детишек они ничего плохого не сделают. И совсем по-другому они ведут себя в доме какой-то шлюхи. Часто одни и те же мужчины в разных условиях ведут себя по-разному. В квартире у проститутки они могут нажраться в гавно, что их потом не разбудишь и не выгонишь. Ну, даже если придет Боря, что он эту голую пьяную тушу вынесет в подъезд? Потом ходили слухи, что всякие маньяки убивали девочек именно на их квартирах. А сутенёры этих девочек, типа Бориса просто сами избавлялись от трупов девушек и в милицию никто не обращался – зачем им проблемы, ведь они же сутенёры, а девушки все были привезены с разных мест нашей огромной страны, кто их, когда искать будет? Оля это все, как-то, быстро поняла и никому, не объясняв свои соображения каждую ночь сразу уезжала к клиенту домой.

Если в начале вечера к ней приходил мужчина и предлагал уехать на час или на два, Ольга могла отказаться совсем. Она не готова была из-за часа пропустить "своего" клиента. В общем это как игра в покер, нужно все время думать: "недобор, перебор…". Оля объяснила Боре, что ей нужны еще всегда деньги на такси, чтобы мысль о том, как ей уехать, а иногда даже речь шла не о уехать, а о том, как свалить, не портила атмосферу работы. Боря согласился. Он считал Ольгу одной из своих самых лучших девочек, которая всегда являлась вовремя домой. Не ныла, что меня не отпускают, не отпустили. Борис все-равно не верил в эти "не отпустили". Он считал, что девка продлевается, а его таким образом кидает на деньги. Иногда Борис в квартирах девушек устраивал доскональный обыск и не только забирал все что найдет, ведь клиенты часто давали девушкам просто чаевые, но еще и бил их.

Оля тоже научилась обманывать сутенёра. Во-первых, из-за того, что она часто уезжала еще до приезда милицейского уазика, у нее оставались мусорские 500 рублей, а во-вторых клиенты почти всегда оплачивали такси и давали чаевые и Оля, ЕСТЕСТВЕННО, не собиралась отдавать их Боре. Галицина оказалась в этом вопросе умнее и хитрее других девушек, она иногда сама отдавала Борису деньги, те, которые она сегодня не отдала милиции или деньги на такси, так как клиент проснулся и вызвал ей такси, пару раз она отдала ему даже что-то типа своих чаевых. Оля строила перед ним из себя наивную простушку, безмерно благодарную ему за все, и даже не забывала ему об этом говорить.

Борис просто обожал Ольгу и обыск за весь месяц провел у нее только один раз, и то в самом начале. Оля прятала деньги в каблуках своих туфлей.

Однажды Ольга стояла на Невском в три часа ночи – приехала с заказа. Домой сразу она не имела права ехать, так как они обязаны были работать до шести утра и потом разъезжаться по домам. Подъехал милицейский уазик, Оля еще не отдавала им дань, как это часто бывало потому что ее рано забирали.

– Садись в машину, – грозно сказал один из них.

Оля молча протянула ему паспорт, в котором лежали деньги.

– С документами в машину! – еще грубее произнес милиционер.

Оле стало страшно. Ее еще никогда менты не сажали в машину, и она не знала, что может быть. Ведь они мужики, у которых есть власть делать с ней что им, фактически, заблагорассудится. А она кто? – никто и зовут ее никак. Деваться было некуда, и Оля залезла в машину на заднее сидение.

Злой впереди, как выяснилось, был капитан, а молодой сзади – сержант. Это стало понятно уже потом по тому, как они друг к другу обращались. Ольга так и не научилась разбираться в погонах, хотя была замужем за милиционером.

– Кто такая, как зовут, от куда? – спросил злой, повернувшись полуоборотом к Оле. Голос его уже не был таким суровым, и Ольга почувствовала, что он корчит из себя злого для порядка. Ей стало заметней легче.

– Я Оля, приехала с Краснодарского края.

– Давно? – еще мягче спросил капитан.

– Две недели назад, – Оля сказала им правду. Прошло всего две недели, а она уже стала опытной, казалось, что она уже год на этом Невском, столько всего произошло. Каждую ночь Оля проживала как новую маленькую жизнь. Во-первых, в любое утро она могла больше не вернуться, во-вторых каждую ночь ее какой-то новый мужчина увозил не известно куда. Ее коллеги «по проспекту» ближе к полуночи стягивались к «Бистро 24», у которого стояла Оля. Они записывали демонстративно номер машины на котором уезжали их коллеги, но всем было понятно, что это вообще ни о чем. Человек был просто на такси, и никакой Боря никого бы не искал, но этот блеф был для клиента. Многие клиенты, как выяснялось при личной беседе верили, что проституция на Невском – это серьезная структура, за которой стоят серьезные люди, и они найдут и убьют за свою девочку. Девочки, естественно, их не разубеждали, а активно поддерживали эту легенду, так как из-за процветания этой, конечно же, байки зависела их жизнь.

Милицейский уазик медленно поехал по Невскому. Они подъезжали к девушкам и собирали дань, как обычно.

"Странно, – подумала Оля,– а меня чего они забрали? " Хотя ей уже было с ними хорошо, они уже втроем шутили: капитан, сержант и Ольга. Водитель оказался молчуном.

– Хочешь сегодня еще работать? -спросил капитан Николай.

– Нет, я вообще работать не хочу.

– Удивительно, – заметил сержант, – обычно все рвутся на свободу.

– У меня муж мент, я знаю, что на кители нужно шесть стрелочек гладить, – пошутила Оля. – Наверное поэтому я с вами себя хорошо чувствую, я вас не боюсь.

Ольга явно уже с ними флиртовала и, на самом деле, ей совсем уже не было страшно, и она не хотела от них уходить, ей было с ними хорошо. Они напоминали ей о муже, Ольга скучала по нем, но сейчас она не думала об этом и не осознавала этого, хотя ее добровольное пребывание с ментами – была сублимация чистой воды.

– А почему шесть стрелочек? – озадачился Николай.

– Ну смотри: две на рукавах получается…

– А, все, понял, я про рукава не подумал, – обрадовался капитан.

Сержант, который сидел с Ольгой на заднем сидении, ухаживал за ней: открывал пиво, держал бутылку, когда надо было, подкуривал и вообще было видно, что он ухаживает за девушкой. Оля замечала это, но не придавала этому значения, она привыкла, что за ней ухаживают и для нее это было обычным, в ее понимании, поведением.

– А почему ты не идешь в "конторы", зачем ты, такая хорошая – ангелочек, стоишь на улице? На улице же, в основном, наркоманки стоят, тебе здесь не место, – сказал сержант Андрей.

– Какие конторы? Я не знаю ни каких контор. Меня привезли две недели назад и поставили сюда, – ответила Ольга.

– А…, «конторами» называют салоны с девушками, ну, типа "публичные дома", только это все в хороших квартирах, у них есть охранники, водители. Ничего не слышала об этом? – с удивлением спросил Андрей.

– Нет, я же говорю, меня наш сутенёр привез две недели назад…

– Да кто бы ей рассказал? Их сутенёр? – влез капитан – хорошо, что паспорта у вас не отбирают благодаря нам, – капитан Николай скорчил позу римского императора, не меньше, показывая какой он молодец.

– Я на днях тебе дам телефоны этих салонов, ты им позвонишь… и пойдешь к кому-нибудь из них…

– Да, конечно, – перебила Оля сержанта, – меня сутенёр убьет, мне уже понарасказывали историй, как он за опоздание почки девочкам отбивает.

– Какие телефоны, сержант – влез опять капитан – она города не знает… Ты хоть в метро была? – резко обратился Николай к девушке.

– Нет.

– Вот, видишь. Ты, сержант, если хочешь ей помочь, то сам найди ей хороший салон, договорись и отвези ее туда сам. Понял? Я уже молчу о том, что если помогать, то вообще ее надо с проституции забирать пока не поздно. Видишь, она и работать не хочет. С нами тут катается… – капитан стал опять серьезный. – А муж твой где? -снова обратился он к Оле.

– Муж в краснодарском крае, у него любовница официальная завелась, школу заканчивает, он ходить стал с ней везде, это стало не выносимо…

– Позор, козел… жена мента проституткой работает! – капитан совсем расстроился.

Они заехали в какой-то тихий и зеленый двор, было около четырех утра. Пили пиво с «Желтыми полосатиками», все перемазались этими вонючими рыбками, но им всем было очень хорошо, весело, как будто бы они знали друг друга уже много лет.

Вот уже наступило утро. Пора домой.

– Да у нас уже тоже смена заканчивается, – отозвался капитан, – где ты живешь? Давай мы тебя отвезем.

– Новочеркаский проспект, дом 39, корпус два – оттараторила по привычке Оля, ведь каждый день надо было называть адрес таксистам. И уазик медленно пополз к площади Александра Невского.

– Можно я тебя провожу до дома, – спросил сержант.

– Да, конечно. Может зайдешь, а то спать совсем не хочется, у меня дома бутылка коньяка стоит.

– С удовольствием зайду. Спасибо за приглашение. Капитан, отпустишь? – обратился он теперь к Николаю.

– Конечно,… такое дело…, – отозвался капитан.

Глава 3. Голова.

Оля с Андреем зашли в квартиру. Девушка пошла на кухню за бутылкой коньяка. Парень молча за ней наблюдал. Он страстно желал ее. Андрей с милой улыбкой перехватил Ольгу в коридорчике и от первого же прикосновения между ними вспыхнула искра страсти, в мгновение его язык проник ей в рот. Это оказало нужное действие на чувства девушки, и она была уже полностью в его власти. Они торопливо стали сбрасывать с себя одежду и вот Ольга предстала пред парнем в полном своем великолепии – трудно представить себе более совершенное тело: нежная упругая, загорелая на южном солнце кожа, полукруглые изгибы тела.... Андрей оторопел от увиденной красоты, но лишь на мгновение. Он увлек ее на кровать и стал покрывать ее тело нежными, но страстными поцелуями. Девушка от наслаждения совершенно потеряла голову, она извивалась от его прикосновений.

– Где презерватив? – с трудом вымолвил парень.

– Не надо, – в полузабытье ответила Оля. Она совсем не хотела презерватив, не хотела, чтобы это было как с клиентом. Наличие презерватива на мужчине – делало его в Олиной голове не живым, а резиновым и не только член, а всего человека в целом, это было обезличенное существо, как манекен в магазине. А сейчас она была с мужчиной, которого сама выбрала и страстно желала его, и ей совсем не хотелось, чтобы презерватив все испортил.

– Ты в этом уверенна? – решил услышать подтверждение Андрей перед тем, как полностью распрощаться с разумной реальностью.

– Да, – это "да" прозвучало с Олиных уст еще и как "конец разговору".

Он вошел в нее, сильно, страстно, толчки были жесткими, уверенными, не торопливыми. Он взял ее руки и с силой прижал их у нее за головой… и еще толчок, точный, уверенный. Оля распахнула глаза, их безумные, перевозбужденные взгляды слились. казалось тоже в соитии. Таким образом экстаз образовался с трех точек: с точки слияния их органов, с сцепки их рук и встречи их страстных взглядов. Таких одновременных и сильных оргазмов, если и наберется у человека за всю жизнь штук пять – значит он счастливчик. Многие мужчины думают, что таких оргазмов в их жизни было десятками, совсем не желая верить в силу женской имитации

Тут в дверь позвонили, еще, и еще. Оля замерла от страха. Кровь ее стыла, глаза раскрывались все шире – осознание страшной реальности стало заполнять ее сознание. Ужас начинал сковывать ее не давая принять трезвое решение. Парень с недоумением смотрел на девушку. Она увидела его вопрошающий взгляд и ответила ему:

– Это Борис. – Потом, поняв, что это ему ни о чем не говорит шёпотом добавила: – Сутенёр. Он убьёт меня.

– За что? – тоже шёпотом спросил Андрей.

– За то, что меня пол ночи не было, за то, что ты здесь. Я должна деньги за любого, кто сюда приходит.

Звонки в дверь повторились, но уже с большей настойчивостью.

У Ольги от страха стал неметь мозг, но она, сопротивляясь этому параличу, пыталась судорожно соображать: "Что делать? … Нельзя открывать.... " Она зашептала вслух, чтобы Андрей слышал, в надежде, что у него мозги работают лучше, и он поможет хотя бы правильным советом:

– Почему он так настойчиво звонит? Меня сводит это с ума. Он уверен, что я здесь? Почему? Может быть я в милиции? Нельзя открывать. Нельзя чтобы он тебя здесь застал. Он меня убьет. Почему он уверен, что я дома? Как мы спалились? – повторяла девушка одни и те же фразы.

Андрей молчал, а Борис перестал звонить, а стал с такой силой стучать в двери, что стало понятно – он хочет выбить в порыве гневного припадка старый хлипкий замок.

Оля от страха просто умирала: он настолько сковал ее тело, что не могла пошевелиться. Она вжалась в кресло калачиком, поджав под себя ноги и прижав руки к груди. Ольга дрожала.

Вдруг заговорил Андрей:

– Давай откроем дверь, он все-равно ее сейчас выбьет. Во-первых, пока я здесь – он тебя не тронет, я все-таки мент, да еще и в форме. Я ему объясню, что мы тебя ночью забрали в отделение, а потом за секс с тобой отпустили тебя. Вот и все.

Оля с надеждой смотрела на парня. Ей показались его объяснения довольно убедительными. Она закивала головой в знак согласия. Говорить от страха она уже не могла. Андрей пошел открывать дверь, а Оля невольно еще больше стала вжиматься в кресло.

Борис влетел в квартиру и сразу стал бить Олю по голове. После нескольких ударов он повернулся к стоявшему в пару метрах милиционеру и с агрессией крикнул:

– Пошел вон от сюда!

Парень оторопел от наглости.

– А ничего что я в форме? Вы вообще видите кто я? – как-то растерянно спросил Андрей.

– Мне насрать кто ты! – орал на него Борис. -Вижу – мусор поганый, за это убить тебя мало! И эту мусорскую шлюху.

Он еще пару раз со всей дури ударил Олю по голове, но удары на голову приземлились не во всю силу. Оля руками закрывала голову, подняв локти к самым своим глазам, положив предплечья на голову и кистями рук, закрывая затылок. Борис старался попасть по голове, ее руки ему явно мешали и поэтому самые страшные, неприкрытые удары попадали по височной части головы.

Мент Андрей ушел. Как-то тихо, не заметно для Ольги, будто бы его и не было.

Борис не мог остановиться, а наоборот, он как будто бы только входил во вкус. Мент больше не отвлекал его, и он мог сосредоточиться на ударах. Они стали чаще и точнее. Ольга орала так, что ее должны были слышать и в соседнем доме. Тут в квартиру вбежал парень:

– Ты убьешь ее! Ты что, остановись!

Борис не сразу остановился, парню пришлось, остановить его буквально, взяв его за руки и отвести от Ольги на пару шагов.

– Эта сука трахалась здесь с ментом! Представляешь, по любви, с ментом! – пожаловался брату Боря.

– Ну, все, все, успокойся. Ты достаточно ее проучил, ты же мог ее убить…. Зачем? – отличный товар. Думай только о бизнесе. Ничего личного, – парень говорил это бодрым, даже веселым голосом.

Оля продолжала сидеть все в той же позе: поджав колени к груди, локтями закрывая лицо.

– Поехали позавтракаем. – продолжал парень. – Пусть она отдыхает, приводит себя в порядок.... Посмотри, ты не сильно ее попортил.

Борис не сразу, видимо ему было сложно переключится с режима "боя" в обычную, размеренную беседу, подошел к Ольге.

– Покажи лицо, – сказал он успокаивающимся, но раздраженным голосом, с трудом отодвигая ее локти от лица. Оля, будто бы окаменела в этой позе.

Лицо было чистым. Братья обрадовались. Оля подняла глаза и посмотрела на своего спасителя. О, ужас! – Это была точная копия Бориса. "А вот, это его брат близнец Володя, о котором рассказывали девочки, – подумалось Оле – Но, все равно, спасибо ему, что он спас меня".

– Тебе нужно выспаться, вечером тебе на работу. Чтобы выглядела хорошо. И была бодра, и весела, – сказал Борис, выходя с братом из квартиры.

Ольга просидела еще несколько минут без движений. Внутри у нее была пустота. Отсутствовали, казалось и мысли, и эмоции. Она от всего устала. У нее наступило эмоциональное истощение. Девушка медленно стала трогать свою голову – она была покрыта вся шишками, но ничего мокрого, типа кровь, она не нащупала. Это ее немного порадовало.

Ольга медленно встала и подошла к зеркалу. Несколько минут смотрела на себя… и увидела, что под глазом стал проявляться синяк. «От ударов по вискам пошло на глаза, – как-то медленно и спокойно думала Оля. – Скорей всего у меня сильное сотрясение, надо лечь и лежать… тем более вечером на работу.» Глицина легла и решила подумать о чем-нибудь приятном, о чем-то, что не будет ее расстраивать. Она решила, что ее сотрясенному мозгу сейчас вредно расстраиваться. В голове быстро перебирались темы: " Дочь… – нет, разрыдаюсь. Муж… – скот. Мама -… ". Ее мозг искал в памяти то, от чего стало бы приятно и спокойно. Тут вроде бы он что-то нащупал: Лазаревское, дом, двор, окруженный горой, кустики с плодами белых шариков.... От этих воспоминаний ей становилось спокойно, хотя это спокойствие было с грустью, ведь это воспоминание аж двадцати, даже большей давности.

Книга 3. Митя.

Глава 1. Папа.

Оля помнила себя с четырех лет. Помнила папу, как он заводил ее в детский мир, в холе детского мира располагался большой бассейн с карпами. Маленькая Оленька первым делом, когда заходила в детский мир, бежала к аквариуму, сделанному в виде пруда и гладила своими ручками спинки проплывающих рыбок. Папа терпеливо ждал, а потом они заходили в отдел, и папа спрашивал: " Что ты хочешь? " Оленька показывала на самые верхние полки, под потолком, где сидели большие плюшевые медведи и нарядные куклы, и папа покупал ей без разговора то, что она хочет.

Конечно Оля помнила и как папа ударил маму по лицу на кухне и кровь брызнула на стену. Помнила, как перед Новым Годом, потому, что по середине комнаты стояла елка, папа возле елки стал нападать на маму, мама, предвидя уже последствия, наклонилась к Оленьке, что-то сказала, типа "беги", и четырехлетняя девочка уже знала, что надо делать. Она побежала к входной двери, вырвала ключ из замочной скважины, пока отец не успел забрать ключ и замкнуть квартиру, выбежала на лестничную клетку, постучала в соседнюю дверь, сказала, что папа начинает бить маму. Сосед армянин, отец своего семейства, по обыкновению сразу пошел с Олей успокаивать ее папашу.

Оля много всего помнила. Как-то днем, когда дома была только она с папой, отец пытался накормить дочь. Он сварил яйцо, яйцо получилось в смятку. Папаша старался его почистить, но оно раздавилось в его черной от работы руке, желток потек по кисти. Он протянул эту руку с растекающимся яйцом к личику Оленьки и стал тыкать ей в ротик, чтобы она вот так с руки съела это «чертово яйцо». Девочка, конечно же, совсем не хотела есть этот ужас и мотала головой со стороны в сторону. Папаша настойчивее тыкал свою черную лапу в раздавленном вместе со скорлупой яйце, перемазал девочке все личико. Оленьке было страшно и противно. Папа не стал не кричать, ни бить свою доченьку, он пошел в зал взял моток широкой серой технической резинки, привязал ее к ногам девочке и подвесил ее в зале в углу над диваном, как Буратино вниз головой. Там в потолке зачем-то был вбит крюк, возможно там раньше висела боксерская груша.

Так девочка не известно сколько висела. Она не кричала и не плакала. Оля помнит, как комната становилась сначала розовой, а потом стала приобретать красные оттенки. Это было необычно. И тут кто-то обрезал резинку о Оля свалилась на диван. Это брат пришел со школы.

Но не смотря на все эти ужасные воспоминания, Оля любила своего папу, всем сердцем тянулась к нему и считала виноватой свою мать за то, что она увезла их от отца, с ее отцовского дома, с ее настоящего дома, с замечательного южного городка, где она так любила все это вместе: море, горы, пальмы, инжир, фундук, мимозу…

Оля вспоминала хорошие моменты в жизни: какой она была там веселой и жизнерадостной, о чем свидетельствовали фотографии. Как она танцевала и пела, изображав Аллу Борисовну Пугачеву.

Мама увлекалась фотографией. У нее был очень хороший фотоаппарат «Зенит», и мама часто фотографировала Оленьку, в которой видимо тогда души все не чаяли. Оля была счастливым, всегда улыбающимся во все зубы ребенком. Несмотря на то, что папа бил маму и то, что он подвесил ее за ноги к потолку, и ее голову заливала уже кровь. Если бы не пришел брат тогда из школы, а, например, пошел бы сразу в художественную школу, Оля умерла бы от кровоизлияния в мозг. Но не смотря на все это, Оля там была счастлива, потому, что папа любил ее и баловал ее. И все тогда там всех любили. Это была полноценная семья для Оли: «папа, мама, брат и я – дружная семья!» Когда они навсегда уезжали из Лазаревской, Оля в свои шесть лет, очень боялась, что они никогда не вернутся в свой папин дом. Она боялась этого сильно, сильно! Все время думала об этом, постоянно повторяла свой адрес, чтобы не забыть его и потом, возможно самой, вернуться домой. Она писала свой адрес на "Лазаревских" фотографиях с обратной стороны, чтобы всегда была подсказка, если она с годами забудет. Девочка каким-то образом понимала, что ее увозят навсегда и ей самой придётся искать дорогу домой.

С тех пор, как ее увезла мама с Лазаревской в станицу к бабушке на ПМЖ, Оля перестала быть счастливой. Ее Счастье осталось в Лазоревской. Ей почти каждую ночь на протяжении многих лет снился один и тот же сон: как она приезжает в свой городок, то на автобусе, то на поезде и потом с вокзала идет домой по улицам, ищет свой дом, бывало во снах наводнение на улицах, но во снах она снова и снова проходила по всем этим улицам и поэтому, когда пьяный брат повез ее к отцу, когда Оле исполнилось уже 15 лет, она на каком-то промежутке дороги, когда они шли с братом с вокзала к папиному дому, сказала: "Можно я поведу нас домой? "

– Конечно, – удивленно ответил брат, принимая правила этой игры.

Оля вспомнила дорогу со снов, и они пошли. Ей было интересно правильно ли она сохранила все в своей памяти. Брат находился в полном недоумении.

– Как ты можешь это помнить?! Прошло девять лет, как тебя ребенком увезли! Тебя сюда мама втайне от меня возила?

– Никто меня никуда не возил, я проделывала этот путь каждую ночь.

Брат молча шел за младшей сестрой, ничего не понимая.

Глава 2. Деньги – мед.

С момента избиения Оли ее сутенёром прошла неделя. Все это время Ольга всматривалась в проезжавшие и подъезжающие милицейские уазики в надежде увидеть милиционера Андрея. Она искала его не для того, чтобы поругаться на него за то, что он бросил ее, Оля не держала на него зла. Она хотела видеть его как родного близкого человека, ей казалось, что они сблизились. Ольга не видела в нем трусливого мента, она ждала встречи с ним в надежде, что он ей поможет уйти от Бориса, он же ей обещал! Но его нигде не было. Оля даже стала переживать, думала разное, но решила, что он, наверное, заболел.

Шишки на голове после избиения спали, синяки под глазами рассосались и самочувствие в целом улучшилось. Оленька стояла, по обыкновению, на Невском, возле дома 146. Было еще рано, смена только началась. Стоял замечательный теплый вечер. На противоположной стороне дороги остановилась машина. Из нее со стороны пассажирского сидения вышел симпатичный молодой человек и помахал Оле рукой. Оля в свою очередь отрицательно закивала головой из стороны в сторону и рукой, круговыми движениями, показала, что ему следует развернуться и подъехать к ней.

Борис еще в самом начале учил, чтобы они не бегали через дорогу. И дело не в безопасности движения, а в "цене". «Даже если дорога абсолютно пустая и нет не одной машины на горизонте, на другую сторону дороги не переходим и не бегаем, как дешевые шалавы, какой бы богатый клиент там не был и как бы не уговаривал. Ты дорогая девочка, запомните это. И желательно, чтобы ты вела себя как леди, как княгиня, хоть ты и стоишь на улице, – учил Борис. – Мужчинам важна не только внешность. Если ты начнешь бегать к ним, как собачка, ты сразу будешь падать в цене и не в буквальном смысле, хотя и это тоже – они начнут сбивать цену, но и отношение к тебе станет хуже." Оля хорошо понимала то, чему учил ее Борис. Она была согласна с ним и его уроки впитывала как губка на всю жизнь.

Молодой человек уехал, но вскоре подъехал правильно, прямо к Оле. Это был красивый парень, примерно Олин ровесник. С большими голубыми глазами, широкой обаятельной, жизнерадостной улыбкой, с ровными жемчужными зубами. У него было правильное русское лицо и светлые густые лохматые волосы – стрижка давно отросла, но по всей видимости, так было задумано.

– Привет, – радостно поприветствовал парень Олю.

– Привет, – спокойно ответила она.

– Сколько стоит твое время?

Оле понравилось, как он поставил вопрос: не ты, не сколько стоит, подразумевая продолжение – потрахаться с тобой, а сколько стоит твое время!

– Ночь сто долларов.

– Хорошо. Поехали? – так же жизнерадостно сказал парень, протягивая сто долларов.

Оля отнесла, как положено, деньги в подвальчик Нелли. Когда она вышла с подвала, молодой человек стоял с широкой улыбкой, открыв заднюю дверь, как настоящий джентльмен, приглашая Ольгу в машину. Галицина постаралась как можно грациозней, не спеша, как леди, сесть в автомобиль.

– Нам в «Мани Хани». Знаете, где это? – обратился парень к таксисту.

– Да, знаю, – ответил водитель и они поехали.

Дмитрий Кучин – так звали молодого человека, одет был очень скромно. На нем были обыкновенные, даже дешевые джинсы; обычные, далеко не новые черные туфли; белая рубашка, но хороший кожаный ремень и механические часы, по всей видимости совсем не дешевые, тоже на кожаном ремне.

– Как тебя зовут? – наконец то спросил Дмитрий.

– Оля.

– А я Митя, – он добродушно продолжал улыбаться.

– А Митя это кто, как полное имя? – спросила Оля.

– Это Димитрий, Дима, но меня все зовут Митя.

– А, Митя, это Дима? Я не знала. У нас Дима – это просто Дима.

– А ты от куда?

– С Краснодара.

– Жарко там?

– Да у вас тоже не холодно.

– О, ты только в этом году приехала?

– И месяца еще нет.

– Тогда тебе просто повезло с летом. Такое летнее лето у нас редкость, – Митя продолжал удивительно по-доброму улыбаться. – Обычно лето гораздо дождливее, и холодне

– Поэтому мне сказали всегда носить зонт? – Оля тоже стала говорить более веселее.

Они с минуту молча ехали. Галицина рассматривала красивые старинные дома на Невском. "Какая красота! " – думала она.

Митя прервал созерцание Ольги:

– Будешь сегодня моей девушкой.

– Это понятно, – отозвалась Оля.

– В смысле, в буквальном. Мы едем сейчас в клуб. Там меня ждут мои друзья, они все с девушками. Я не хочу быть один как дурак, да и они меня уже достали: "Найди девушку, найди девушку… ". Вот и будешь моей девушкой. Спрашивать вряд ли что будут, там музыка громко играет, особо не поговорить. Но если кто спросит, то познакомились мы с тобой дня три назад в Московском районе, в сквере. И все. Больше точно не спросят. Хорошо?

– Да, конечно, как скажешь, – равнодушно ответила Ольга.

Они зашли в клуб. Это был настоящий рок-н-рольный клуб! Людей тьма, они ходили толпами, казалось беспорядочно туда-сюда, у многих в руках была бутылка пива и еще больше людей держало в руках сигарету. Но дым не стоял коромыслом, его вообще практически не было, хотя человек двадцать курили в одном зале одновременно.

Интерьер клуба покорил Олю с первой минуты навсегда. Кирпичные стены, настоящие, из старинного красного кирпича бордового оттенка, полумрак. По стенам и потолку повсюду развешаны музыкальные инструменты: скрипка, гитара, труба, саксофон. Тут же висели старые колеса от телеги или их копия. Повсюду картины и фотографии с портретами Мирлен Монро, Элвиса Пресли, вырезки из старых английских газет, по всей видимости, пятидесятых годов. Оля была в восторге. Она любила рок-н-рол. В зале на маленькой сцене играла группа: барабанщик, две гитары: бас и соло, и контрабас. Они прошли на небольшой подиум, где за добротным деревянным столом ждали их его друзья. Оля находилась в восторге, ничего подобного она в своей жизни не видела, да и где, в станице? В тот единственный день, когда ее первый клиент таскал Олю по заведениям на Невском – ничего подобного они не встретили. Те заведения были обычными барами и ресторанами для еды и выпивки, а тут… – настоящий рок-н-рольный клуб! Над сценой большими буквами было написано: «Maney-Haney».

– Что это значит?! – спросила Оля у Мити, указывая на вывеску.

– Деньги – мед! – перекрикивал музыку Дмитрий.

Друзья Кучина потащили Олю танцевать, но ее не надо было долго уговаривать. Ольга любила и умела танцевать. И она отлично танцевала рок-н-ролл, ей это было дано от природы. На юге в ночных клубах, которые были похожи на столовые, только работали ночью, как понимала теперь Оля, играла музыка разная, но, нужно отдать должное местным ди-джеям, хорошая: "Кино", "ДДТ", "Секрет" – мажорный рок-н-ролл, "Машина времени", "Браво" – ленинградский рок-н-ролл еще с Жанной Агузаровой, "Чайф", "Крематорий", Гарик Сукачев. В те годы в нашей стране было много хорошего рока.

Оля знала, что она прекрасно танцует и на любой танцевальной площадке она была лучшей. Так Ольга протанцевала всю ночь. Друзья Мити Кучина все, как один влюбились в Олю. Влюбился в Олю и Митя.

В пять утра вся компания вывалилась из клуба и стала разъезжаться на такси по домам. Таксисты стояли у клуба по всей улице.

– Поедем ко мне, – сказал Митя Оле.

– Мне очень жаль, но уже утро. Мне пора возвращаться домой, – с поддельной грустью ответила Ольга.

Она, почему-то сейчас вспомнила сказку «Золушка» и с сарказмом подумала: «Золушка была проституткой – она поспешно убегала с бала, так как время закончилось».

– Сколько стоит твой день? – с легкой улыбкой произнес Митя.

– Наверное столько же: 6-7 часов – 100 баксов.

– Хорошо, – с абсолютным спокойствием ответил Кучин.

– Деньги вперед и надо будет позвонить сутенёру, – легко прощебетала Ольга.

Митя протянул ей 700 рублей.

– Рублями же можно? – улыбался Кучин. – Здесь больше чем по курсу, а позвонить можем сейчас с ближайшего автомата.

Таким образом Оля пробыла у Мити трое суток, отзваниваясь Борису утром и вечером. В конце третьих суток, Дмитрий Кучин пожелал оставить Ольгу еще на трое суток. Они договорились с Борисом встретиться у соседнего дома, так как Митя не собирался сутенёру называть свой адрес. Они вышли на встречу вдвоем, Ольга отдала Борису все деньги.

– У тебя все хорошо? – спросил Боря у Галицыной.

– Да, все хорошо, – ответила девушка.

– Я хочу оставить ее еще на три дня, – сказал Митя. – Сколько стоит сразу трое суток? Надеюсь оптом дешевле? – Кучин несколько вызывающе смотрел на Бориса в упор.

– Ну, пусть будет по 100 баксов за сутки, если она не против.

– Я не против, – несколько поспешно отозвалась Ольга.

Кучин отдал деньги, и они разошлись.

Глава 3. Кучин.

Дмитрий Кучин жил на Авиационной улице 44 – это обычная пятиэтажная хрущевка. Там он снимал полуторку на 4 этаже. Авиационная улица находится в Московском районе, в десяти минутах ходьбы от метро Московская.

Квартира была очень скромная, со старой мебелью. Единственное, что из мебели принадлежало Дмитрию это была шикарная откидная кровать. Когда они в первый раз вошли в маленькую, узенькую комнатку, кроме столика у окна Ольга ничего не увидела. Разве что огромное зеркало, на пол стены. Митя, как в сказке, потянул за веревочку у зеркала и...., о чудо! – Большое зеркало с легкостью, не спеша, стало опускаться на пол. Внутри зеркала оказалась полноценная большая кровать, с хорошим матрасом, одеялом и подушками. Для Оли это было волшебно, ни о чем подобном она даже не слышала. Еще Мите принадлежало большое кресло – каталка, занимающее 1/4 большой комнаты. Оля была удивлена, что это кресло принадлежит молодому парню, она думала, что такую мебель любят старики – медленно раскачиваясь, укачивая себя.

Так Оля прожила у Мити уже около недели. Полностью он провел с ней только первые трое суток, в остальные дни он уходил на работу рано утром, а к пяти вечера приходил. В 23 часа, а то и в 22, Митя, а вместе с ним, и Оля ложились спать. У Дмитрия Кучина был строгий режим, и он от него не отступал ни при каких обстоятельствах.

Дмитрий не курил, очень, очень мало и редко выпивал. С вечера, а точнее каждый вечер в 21.00 составлял бизнес план на следующий день. Оля же наоборот курила очень много и часто, вечерами просила выпить шампанского, впрочем, Митя ей не отказывал, но сам не пил.

Ольга так много курила, и пила не потому, что она уже была на столько конченная, если бы она находилась у себя дома или дома у мужа, или хотя бы в этой питерской съемной квартире, снятой сутенёром, но одна – она бы точно не пила и курила бы в два раза меньше. Ей было не уютно в квартире Кучина и так не уютно, что скорее плохо. Она чувствовала себя в клетке и ее душа умчалась в заточении. Естественно, ведь ее покупали, она была проституткой. Ей нужно было улыбаться клиенту, нравиться ему, спать с ним, заниматься сексом и так как он хочет, конечно в пределах разумного. Каждая проститутка сама решает для себя каким сексом она будет заниматься. Есть "обязательная программа", которую она обязана выполнять – это обычный классический секс, обязательно в презервативе, минет в презервативе и все. Есть, так называемые, дополнительные услуги: анальный секс, еще какие-то, о которых Оля еще не знала. Но она знала точно, что никакого анального секса в ее жизни не будет, тем более, на работе с клиентами, может быть когда – нибудь с мужем. Здесь уж она останется чиста и невинна. Хоть что-то же должно остаться "невинным». Как-то вечером Митя заговорил с Олей о ее жизни:

– Оля, а тебе вообще нравится твоя профессия?

– Какая? – со злобой спросила Галицина. Она понимала, о чем он, но проститутка – это не профессия – это жизненные обстоятельства! Во всяком случае у нее.

– Ну, то что ты "девицей" работаешь.

Его питерская интеллигентность, тактичность, так привлекшая Олю с первой минуты их встречи, теперь бесила ее:

– Проституция?

– Да, – засмущался Митя Олиной прямоте.

– Конечно нет. Кому может нравится, когда тебя трогает чужой человек? – раздраженно ответила Галицина. Ей, за этот месяц, почти каждый день задавали подобные вопросы. Она устала на них отвечать.

– Так давай я тебе помогу уйти с этой работы на другую, – Митя подождал несколько секунд, думая, что Оля сейчас должна ответить, но та не торопилась с ответом.

– Почему ты сейчас оказалась в такой ситуации? Что мешает тебе зарабатывать другим способом? – продолжил он.

Оля внутри бесилась. Он лез к ней в душу. Ей проще бы было сделать ему минет, нежели рассказывать ему о причинах того, почему она стала проституткой. Она от злости с силой сомкнула зубы. Оля поняла, что если она начнет ему рассказывать, то начнет не просто плакать, а рыдать. А если она начнет рыдать, то не остановится. Ольга знала, что ей придется рассказать о дочери. Проблема не в том, что у нее есть дочь, это может быть даже ее преимуществом и даже оправданием. Проблема в том, что ей придется вспомнить о ней явно, а это вызовет сильную, не сносную душевную боль. Конечно, Оля не забыла свою девочку, но она не позволяла себе подолгу думать о ней, чтобы избежать боли, истерики и погружения в полную черную грусть, с которой, при попадании в нее, она боялась не выгрести.

Ольга решила отвечать ему как можно суше, точнее и не говорить о дочери. В конце концов он хочет ей помочь, а от Бориса надо уходить, иначе в следующую ее провинность он может убить ее или сделать дурочкой отбив ей мозги. Может и уже что-то отбил, кто знает? "Вот Светка рассказывала, что ей он почки отбил и мочевой пузырь и теперь она совсем терпеть не может и сразу писается. А девушке только 25 лет, а он ее уже инвалидом сделал. " – промелькнуло как-то быстро у нее в голове.

– Я попала в проституцию потому, – медленно начала Оля, – потому что мне нечего было есть в буквальном смысле этого слова, не было обуви, не было кровати. Я работала на кухне в кафе, там, пока работала, могла что-то есть. Работала фактически за еду. Хозяин кафе платил 100 рублей в неделю, хватало только на сигареты. Потом встретила нашего сутенёра. Здесь, – сухо продолжала Ольга, – в Питере я ничего не знаю, я даже в метро не разу не заходила, да и Борис не отпустит далеко и надолго. Ведь мы ночью работаем, а днем спим и подразумевается, да так это и есть, что мы ходим только в ближайший магазин за продуктами. А если Борис узнает, что кто-то куда-то уехал далеко в город – убьет.

– Что значит убьет? За что? – удивленно спросил Митя.

– Убьет в буквальном смысле. Он нас сильно бьет за невинные провинности, если так можно выразиться. Вот девушке почки отбил, за то, что она на работу опоздала.

– Охринеть! Так он и паспорта у вас забрал?

– Нет, паспорта у нас. К счастью, менты с Невского настояли, чтобы девочки на улице стояли с паспортами.

– Очень хорошо! – радостно возгласил Митя, – так все, давай позвоним ему и просто скажем до-сви-да-ния, а лучше прощай. Ты свободный человек в нашей стране. Рабовладельческого строя у нас нет. Он поганый сутенёр вне закона, да еще и избивает людей, его вообще можно с легкостью посадить.

– Вот так просто? Просто скажем досвидания? – удивленно раскрыла глаза Ольга.

– Да, а что нам мешает? Ты же ему не должна денег?

– Я-то нет, а вот он мне…. – Оля задумалась. – Он выдавал мне каждый день на еду, а в конце месяца мы должны с ним пойти на почту и отослать всю сумму, накопившуюся за месяц, домой моей маме.

– И какая сумма там накопилась?

– Четыре или пять тысяч, я точно не знаю. Он там все в своей тетрадочке пишет. Я, было, начала тоже писать, а потом бросила, все равно не даст больше, чем даст, спорить с ним бесполезно, только на грубость нарвешься. То есть по факту сколько даст – столько и даст, – грустно пояснила Оля.

– Давай я тебе дам эти четыре тысячи, если хочешь, отошлем твоей маме, и ты больше никогда не увидишь своего сутенёра. Хочешь? – спросил Митя.

– Нет! – довольно быстро отреагировала Ольга. – Я хочу, чтобы ОН отдал все мои, заработанные деньги. Я не хочу ему ничего оставлять! Он должен отдать мне хоть это.

– Когда заканчивается месяц? Когда вы должны идти на почту?

– Восемнадцатого числа, – четко ответила Оля.

– Так это через три дня! Давай, я проплачу еще три дня, потом ты поедешь, отправите с ним деньги и после этого я сразу приеду и тебя заберу. Согласна? Оля молчала. Она думала. Ей становилось страшно при мысли как она будет сбегать от Бориса. Чем дольше она об этом думала, тем больше возрастал страх – он становился паническим.

– Я боюсь, – вдруг проговорила она вслух.

– Чего?

– Не знаю… Если он появится в тот момент как я выхожу с вещами – он убьет. Он меня потом будет искать. Найдет – убьет.

– Послушай. Давай по порядку. Он же разрешает вам куда-то ходить, в магазин за продуктами, за вещами? Ты же можешь передвигаться по городу без присмотра самостоятельно?

– Да. Но только днем и только в магазин, – соображая отвечала Ольга.

– Ну вот. Ты же живешь одна, значит никакая девка тебя не сдаст. У тебя в квартире есть телефон. Как только вы отправите деньги, ты позвонишь мне, и я сразу, ну через два часа после твоего звонка или ровно в то время, как ты скажешь, приеду за тобой, поднимусь за тобой в квартиру, тебе не придется выходить одной, я буду с тобой.

Оля думала… Мысли бегали в голове. Было страшно. Но уходить от этого рабства надо было.

Митя решил помочь Ольге принять решение:

– Я понимаю, что ты и меня толком не знаешь. И понимаю, что ты здесь из-за денег. И возможно ты еще боишься остаться в чужом городе без денег, но, я обещаю тебе, что деньги у тебя будут всегда. Тебе сколько нужно в месяц? – четыре, пять тысяч, которые ты заработала? Я буду давать тебе эти деньги, для меня это не проблема. И ты не будешь заниматься проституцией, а будешь заниматься тем, чем хочешь. Я помогу. Если захочешь учиться – будешь учиться…

Оля внимательно слушала. И тут она подумала: "У меня же здесь где-то живет брат! Я не одна в этом городе. Надо будет позвонить маме, узнать его адрес, встретиться с ним, и все. На улице я не останусь. В худшем случае уеду в станицу. " На этой мысли она успокоилась, в смысле перестала судорожно думать, но страх остался в ней. Он как будто бы навсегда поселился в ее стройном теле, в ее мозгу, в ее душе, и жил где-то уже глубоко, не на поверхности, будто залез куда-то в нору внутри нее, но всегда готовый вырваться наружу при малейшей тревоге.

Глава 4. Побег.

Все так они и сделали: Митя проплатил еще три дня, потом Оля вернулась к Борису. Борис был счастлив. Назвал Ольгу "курицей, несущей золотые яйца" и чтобы показать ей какой он хороший и честный "хозяин", на которого стоит работать, в этот же день, как Оля Галицина вернулась с десятидневного заказа, поехал с ней на почту и в графе "сумма прописью" продиктовал: "двенадцать тысяч рублей 00 копеек".

" Нихрена себе! " – подумала Оля. Она не удивилась, что так много заработала, она удивилась, что он ее не кинул на деньги. "Видимо дорожит мной и боится, что я могу свалить». После того, как Ольга вернулась домой, она позвонила Кучину и сообщила, что деньги уже отправили. Это было только десять утра. Теперь она должна весь день спать, Борис не посмеет ее беспокоить.

– Отлично я ровно в двенадцать, плюс, минус десять минут позвоню тебе в квартиру: та.та, та-та-та, та. та. та-та, та-та, – пропел Митя кодовую мелодию, которую он будет вызванивать в дверной звонок, – а ты собирай вещи.

Оля осталась одна со своим страхом. Все было решено, и она не собиралась отступать, просто хотелось, как можно раньше выйти с этой квартиры насовсем и не быть пойманной Борисом в этот момент.

Она села на кресло и закурила. Ольга вспомнила гадание Яна: " Тебя захочет спасти человек с большими глазами, но если ты откажешься, то пропадешь. Смотри, не упусти этот момент."

Она точно поняла, что Митя этот человек. И если страх сейчас победит, то Борис ее потом за что-нибудь другое все-равно убьет. Оля быстро встала, достала свою дорожную сумку и стала складывать вещи по важности, так как многое могло не войти в сумку и это придется оставить здесь. Тащить все барахло, пользуясь пакетами с супермаркета Оля не собиралась.

"Так, самое главное, – быстро соображала Ольга, – паспорт. Он у меня." Сумка, с которой Оля ходила каждый день была тоже не маленькая: тридцать сантиметров в высоту, тридцать в длину и десять в ширину – в те годы было модно ходить с большими сумками. Так Ольга Галицина собрала все свои немногочисленные вещи меньше чем за час. Оставался еще час. Она снова села в кресло и закурила, потом пошла к холодильнику, взяла недопитую бутылку коньяка, порезала половинку лимона, обильно посыпала его сахаром и вернулась со всем этим в комнату. Взяла коньячный бокал и стала потихоньку пить, посасывая лимон, и куря. Страх потихоньку уползал в свою нору. "Нормально, коньяк в одиннадцать утра", – с усмешкой подумала Оля.

Время с коньяком полетело быстрее. Зазвенело: зы. зы, зы-зы-зы.... Оля вздрогнула, поняла, что это Митя и поскакала открывать.

– Привет, готова? Поехали, – Митя схватил большую спортивную сумку, стоящую уже у выхода.

Ольга в последний раз быстро оглядела квартиру, впрыгнула в туфли и выпорхнула.

– Ключи оставила? – поинтересовался Кучин.

– Нет.

– Так надо, наверное, оставить?

– Нет. Я их выкину.

Митя ничего не ответил, ему было абсолютно все равно, да он и понимал, что девушка хочет сделать хоть мизерную гадость, за все гадости, которые он, по всей видимости, сделал ей.

Книга 4. Дни рождения.

Глава 1. Брат.

Оля жила у Мити. Хорошо жила. Вот прошло уже две недели с тех пор, как они сбежали от Бориса. Страх почти отпустил Ольгу, только в район площади Александра Невского она боялась ездить. И боялась она туда ездить еще много лет. Галицина опасалась, что Борис увидит ее и его месть будет страшной.

Мама дала адрес брата, номера телефона не было. Ольга написала брату письмо через неделю, как прожила у Кучина, где сообщала о том, что живет в Питере у парня, написала домашний телефон Мити и попросила, чтобы он ей позвонил, сообщив о том, что днями находится одна дома, пока ее парень на работе.

Еще через неделю позвонил брат. Они, как-то смущались оба при разговоре, хотя было понятно, что оба рады тому, что нашлись.

– Я живу в общаге, там нет телефона, вернее он есть на проходной, на первом этаже, но это не вариант. А вот на работе у нас в кабинете есть телефон. Запиши.... – Алексей Галицин продиктовал номер телефона – звони в рабочие дни, я здесь тоже почти всегда один или еще моя начальница Мира Денисовна. Я работаю с одиннадцати до семнадцати.

– Блатной у тебя график, – заметила Ольга.

Еще через неделю Оля, по обыкновению сидела дома и смотрела по видео фильм "Брат" с Сергеем Бодровым в главной роли и ей так захотелось к брату. Она позвонила. Трубку снял Алексей.

– Привет брат, – подражая герою только что просмотренного фильма сказала Ольга. Было около двух часов дня. – Ты же до пяти работаешь? Давай я приеду к тебе, встретимся наконец то, посидим в кафе, поговорим, – продолжила Галицина.

– Да, давай. Я покажу где я работаю. На кафе у меня денег нет, у меня не большая зарплата, но прямо на работе у меня посидеть можно, – брат продиктовал адрес. – А ты давно в Питере?

– Я около месяца, – она специально не много уменьшила срок. Во-первых, для того, чтобы он не обижался, что сестра так долго не появлялась, а во-вторых, чтобы потом не объяснять где она скиталась.

– На метро поедешь? – спросил Алексей.

– Нет, на такси. Я в метро один раз только была на экскурсии, ничего в нем не понимаю.

– На такси? -удивленно спросил Леша. – А от куда?

– С Авиационной улицы.

– Авиационная улица, это у нас где?

– Московский район, – радостно отвечала Ольга.

– С московского района ты поедешь на такси? Так здесь же только на метро ехать минут сорок, – Алексей был явно озадачен.

– Так, а на такси что, очень долго ехать? – поинтересовалась Оля.

– Не то что долго, как дорого! Ты что, богачка, или твой парень богач?

Оля засмеялась:

– Да, мой парень – богач.

На самом деле Оля ни в чем не нуждалась, и Митя ее ни в чем не ограничивал. В серванте всегда лежала стопка денег специально для нее, которые она могла брать и тратить. И их всегда было столько, что Оле при желании, казалось, не потратить. Ольга Галицина была скромная девушка, во всяком случае в материальном отношении, скорее она была не баловная. Проблемы с едой в семье Оли начались, когда ей было 16лет. Шел 1990 год. Страна развалилась, экономика развалилась, наступил хаос. Предприятия закрывались, заводы разваливались, настала безработица, плюс дефицит. В магазинах не было даже спичек и табака.

Тогда как-то Олина мама сварила два яйца: одно дочери, а второе ее брату. Брат съел оба яйца и когда Оля пыталась возмутиться по этому поводу, брат сказал: "Ты уже взрослая телка, можешь пойти и заработать". Оля посмотрела на мать, ожидая поддержки и справедливой защиты, но мать молча посмотрела на дочь так, что Оленька прочитала во взгляде матери: " А он прав." И девушка пошла к своим друзьям, в надежде, что у них есть еда и они ее накормят. Потому, что кушать хотелось очень.

В этом же году умер Виктор Цой и для Оли это стало большой трагедией. Плюс ко всему брат, пришедший с армии, совместно с матерью, занялись ее воспитанием. Мамаша сорвала плакаты Виктора Цоя со стены, пока Оли не было дома, объяснив это тем, что не нужны черные, хотя пятнадцати летняя Оля жила с бабушкой в комнате и бабушке плакаты не мешали.

Потом брат стал избивать Олю в качестве воспитания. Мать попросила брата заняться ее воспитанием, "а то она совсем от рук отбилась." "От рук отбилась" – имелось в виду, что учится с трудом на тройки, а то и на двойки, "в голове одни гульки"– так объясняла мать поведение дочери.

Оля не пила, не курила, была девственницей, верила в Бога, по субботам, как ей было положено, делала генеральную уборку в квартире, домой с "гулек" приходила в девять вечера, как положено, редко опаздывала на час. В то же время, на самом деле потеряла интерес к учебе и к школе вообще. Она не хотела ходить в школу, она там все не любила, эту структуру в целом, злых учителей и злых одноклассников. Ее не обижали в школе, более того она была там маленьким лидером. Она умела постоять за себя, высказать свое мнение и повести за собой. За все это ее учителя и ненавидели, за исключением пару отличных педагогов и людей, которые видели в Оле хорошего человека.

Брат избил Олю, за то, что она опоздала с "гулек" и не хотел слушать оправдание, что "сложно следить за временем, когда ни у кого нет часов". Избил однажды за то, что она взяла его велосипед, избил проводом от утюга, кожа рассекалась от ударов. Оля орала неистово. Мать в это время сидела на кухне и не выходила. Оля орала: " Мама, мама! " – она надеялась, что мать выйдет и остановит изверга, но мать не выходила. Брат не останавливался. Он как будто бы вошел в кураж и стал получать от этого удовольствие. Удар, еще удар – кожа трескалась, девочка орала охрипшим голосом. Тут в квартиру вбежала соседка, которая жила на два этажа выше. Она услышала дикораздерающие крики девочки " мама, мама! ". Тетя Лена бросилась на Алексея сзади, схватив его за руки.

Мать вышла из кухни, услышав чужой голос в квартире. Когда тетя Лена, увидела, что мать во время этого нечеловеческого акта избиения находилась в соседней комнате, пришла в ужас. Тетя Лена жила над Галицинами и у нее была тоже трехкомнатная квартира. Тетя Лена жила с мужем, тремя детьми, кошкой и собакой. И у них никто никого не бил.

Глава 2. «Младший».

Но теперь, когда она находилась от родительского дома за две тысячи километров, Оля совсем не помнила того, что брат бил ее, искренне забыла об этом, в ее душе были только добрые, теплые чувства к брату. Она всегда относилась к нему как к младшему, жалела его, бегала по станице выручать его из неприятностей.

Как-то, когда Ольге исполнилось 22 года, а ее дочечке два, и они жили у мужа в квартире, часов в десять вечера позвонила мать Оли:

– Оля, брата нет дома, до сих пор нет, уже десять часов, он никогда так поздно нигде не гуляет, ты же знаешь. Что-то случилось. Он пил весь день с этим дебелом – Андрюшечкой, а вечером пошел его провожать, пошел часов в пять вечера и до сих пор его нет. Пойди его найди!

– Хорошо, – ответила Оля.

Брату было 29 лет. Но Ольга знала, что мать права в том, что по своей воле он не останется нигде в такой поздний для него час. Что-то случилось: он или пьяный где-то валяется и не может подняться, или того хуже – его избили, тем более такое уже было. Он не вписывался в мир станичных алкоголиков.

Алексей Галицын приехал на ПМЖ в станицу в 13 лет и пошел в 7 класс, он не бегал с пацанами по улице, а ходил в художественную школу. В художественную школу он ходил еще в Лазоревской, от куда мама увезла их, после развода с отцом.

В художественной школе учатся четыре года, но Алексей ходил туда и после окончания, на какие-то повышенные курсы, где учился писать картины уже только маслом. У него был хороший учитель, настоящий художник. Конечно знаменитым художником ты не станешь, если живешь в кубанской станице и у тебя нет возможности сделать выставку даже в Краснодаре, но он всю жизнь писал картины, у него были выставки в маленьких городках Краснодарского края.

Алексей Галицын закончил школу с золотой медалью, пошел в армию, попал в Морфлот в Кронштадт… Влюбился в Питер, и в 1992 году, когда ему было уже 24 года, случайно поступил в Техноложку.

Алексей вообще готовился поступать в МФТИ: Московский физико-технический институт, но, гуляя по Питеру он увидел вывеску на институте, что проходят вступительные экзамены и основной предмет – физика. Галицин ради интереса решил попробовать и поступил. Так он успешно проучился в СПбГТИ и хорошо его окончил, без копейки денег, не заплатив ни за один зачет. Потом зачем-то приехал в станицу, стал выпивать с местными алкоголиками, но местные алкоголики его не понимали, а невежественных людей раздражает и пугает то, что они не понимают, поэтому Алексея Галицина в таких кругах частенько били за его не понятные речи о химии, физике…, а тот искренне не понимал, за что его не любят.

Ольга напротив в старших классах училась плохо, вообще в школу ходила через силу. Росла на улице с пацанами, единственная из девочек оставалась с ними до поздно, зато слышала, как парни отзываются о всех этих хороших девочках – отличницах, которые гуляли только днем, пока родители были на работе. Давали себя лапать, а некоторые уже были не девственницами. Причем парни их имели прямо на кроватях их родителей, которые гордились своими девочками – отличницами и некоторые, потом отвозили своих дочурок в соседний город на аборты, чтобы никто не узнал. Так что несколько отличниц, учась еще в школе имели по аборту.

Оля была девственницей, более того ее никто никогда не лапал и даже никто не целовал вплоть до 17 лет. А все потому, что она рано стала слышать от пацанов отзывы о девочках, которые все это позволяли.

Девочки думали, что их любят, а парни их называли шлюхами и шмарами. Но Оле не приходилось отстаивать свою честь. К ней никто и не думал протягивать свои ручки. Не потому, что Галицина была не привлекательна, она была очень хорошенькая, просто никому из пацанов и в голову такое не могло прийти, а если и приходило, то они сразу отгоняли от себя эту мысль потому, что девочки в мозгу мальчиков делятся на категории: есть те, кто позволяет себя трогать и сами стремятся к этому, а есть пацанки, которые с пацанами дружат: делают всякие гадости, хулиганят, лазят в сады воровать и тому подобное. Оля была пацанкой. Когда она подросла, общалась все с теми же парнями, которые росли на улице, соответственно этот контингент курил, пил и так далее по возрастающей.

В свои 22 года Оля уже знала несколько так называемых "блат.хат". Там – это, как правило частный дом алкоголика, в котором почти всегда находится группа алкашей, соответственно, распивающая спиртные напитки.

Вот поэтому мама и позвонила Оле в десять вечера, чтобы та шла искать двадцати-девяти летнего брата. И Оля ходила и искала, и находила, и приводила, и лечила избитого.

Ольга Галицина была не злопамятная девушка – быстро забывала обиды. Она любила всех маленьких и больных, особенно зверушек.

И поэтому теперь находясь за две тысячи километров, посмотрев фильм "Брат", Ольге очень захотелось встретиться с братом, с родным братом.

Глава 3. Лаборант.

Олин брат работал лаборантом в лаборатории при институте. Они встретились. Стоял замечательный солнечный день. Для сентября в Питере очень теплый.

– Пойдем в институт, я покажу тебе, где я работаю, – радостно предложил Алексей.

– А у тебя там есть, чайник, кофе? – поинтересовалась Оля.

– Да, чайник есть, кофе тоже можно найти. А еще у меня там есть настоящий медицинский спирт, – глаза Галицина загорелись.

– И что? Ты хочешь пить спирт?!

– Да. Я же химик. Я разведу его до сорока градусов – и будет настоящая водка. У меня и спиртометр есть. Я же в лаборатории работаю. Пойдем, покажу.

– Да, но может тогда купим закуски, сок запить, или это все тоже в твоей лаборатории есть?

– Нет. Этого нет. Только денег на закуску тоже нет, – Леша погрустнел.

– Ничего. У меня есть. Магазин далеко? -прощебетала Оля.

Она купила много всяких вкусностей: оливки, шоколад, сок, апельсины… Брат смотрел, как Оля бросала в корзинку все не смотря на цены.

– А можно что-нибудь пожрать купить, типа колбасы? – скромно спросил Леша.

– Конечно. На корзинку, бросай туда, что хочешь, – ответила сестра.

Брат был поражен и в полном восторге.

– Твой парень дает тебе столько денег? – все удивлялся брат.

–Да, – улыбалась Оля. – Я тебя скоро с ним познакомлю.

Глава 4. «Насилие».

В 8.00. позвонили в дверь.

– Откроешь? – спросил Митя.

Оля, не совсем понимая, какого черта она должна открывать дверь, но не хотев выяснять отношения из-за всякой мелочи с раннего утра, молча пошла открывать.

Там оказался курьер, который притащил 23 кремовые розы на очень длинных ножках. Букет был шикарный, но Олю он почти не тронул.

От того, что она прожила у богатого мальчика месяц – она не стала богатой, и Оля это осознавала. Она не относилась к тем миленьким дурочкам, которые вполне пользовались бы ситуацией и брали бы все что можно, ни о чем не переживая. Олю же скорей такие жесты раздражали. Она понимала, что этот букет стоит больших денег. "Если бы он спросил, что тебе подарить на такую сумму – я бы точно не выбрала цветы, – думала Оля. – У меня брат впроголодь живет, я бы на эти деньги могла ему еды купить на целый месяц, – продолжала рассуждать Ольга – не говоря уже о моей дочери, как она там, есть ли ей что одевать? Моя мама на нее деньги тратит? "

– Нам пора собираться, – крикнул Митя с комнаты.

Несколько дней назад Кучин сказал Ольге, что в ее день рождения они поедут на природу и ее там будет ждать сюрприз. Ольга пригласила на свой день рождения своего брата, с которым до этого уже их познакомила. Они должны были выйти с квартиры в 10 утра.

«Зачем он меня торопит, еще два часа до выхода?» – уже раздражалась Ольга, но два часа пролетели удивительно быстро. Оля только что и успела почистить зубы, одеть кожаные брюки, которые Митя ей купил на днях специально для этой поездки. Этой покупке Оля была рада, она давно мечтала о кожаных брюках, которые стоили очень дорого. Еще он купил ей белые кроссовки "для ходьбы по пересеченной местности" в настоящем фирменном магазине «Nike» на Невском.

Дмитрий Кучин вообще учил Олю покупать вещи только в хороших магазинах и не покупать вещи на рынках, но Оля приходила в ужас от цен в магазинах, по которым водил ее Митя, которые находились в самом центре Питера, поэтому Оля старалась найти места подешевле.

Дело в том, что хоть Дмитрий и клал в сервант каждое утро деньги для Оли на ее расходы, но их расход он все-равно контролировал, не так жестко, не так навязчиво, но каждый вечер он смотрел: сколько было, сколько осталось. Спрашивал: где была, что покупала? И Оля прямо видела, как у него в голове происходят подсчёты. Это было не приятно. И все-равно получалось, что у нее своих денег нет, что она находится в полной зависимости от Кучина. Ольга понимала, что не может просто из этих денег взять и дать брату или отослать маме, или купить билет и уехать к маме. О бо всем она должна спрашивать, советоваться, докладывать. Оля знала, что на многое может получить отказ. Поэтому она покупала себе дешёвые трусы в подземном переходе, говорила, что купила в каком-то большом магазине, а все-равно они выглядели одинаково: кружевные и все. А сэкономленные деньги она могла потратить на выпивку в кафе с братом, например, или купить ему куртку и себе на рынке, сказав, что купила себе куртку в магазине. К счастью чеки Митя не требовал, но иногда ему было очевидно, что вещь с рынка, и он читал мораль на эту тему.

Так вот, одевшись в спец.одежу для загородной прогулки и, выпив кофе с сигареткой, оказалось, что уже 10 часов, и пора уходить, но в это время должен был прийти брат, чтобы поехать с ними. Дмитрий торопил, объясняя тем, что они не одни, что там еще их ждут люди. Оля не хотела ехать без брата. "Зачем мне какие-то люди в мой день рождения? Я хочу встретить его с близким мне человеком. А единственный близкий мне человек в этом городе – это мой брат", – думала Оля. Она хотела все это высказать Мите, но сдерживалась. " Ведь он старается как может, делает мне праздник. Может и хороший сюрприз будет, хоть я и не люблю сюрпризы. Чтобы делать сюрпризы человеку – надо хорошо его знать: что он любит… А Митя вообще меня не знает и не интересовался что я люблю, а что нет", – рассуждала Оля.

Тут Митя уже жёстко стал настаивать о выходе из дома потому, что было уже двадцать минут одиннадцатого. Оля сдалась, но настроение у нее уже было испорчено с самого утра.

«Зачем мне такой день рождения? – Это насилие над человеком, заставлять его делать то, что он не хочет, да еще и в его день рождения. В день рождения человек должен делать то, что он хочет», – думала Оля, но молча следовала за Кучиным.

Возле метро их ждали Митины музыканты.

Глава 5. Конюшня.

Дмитрий Кучин был помешан на рок-н-роле, точнее на группе "The Beatles" и конечно, его кумиром был John Lennon. Мечтой Кучина было создать свою группу, где он будет солистом. Деньги для этого у него были. Он сам купил все инструменты, наверное, потратил целое состояние, одна только его электрическая гитара стоила 1800 рублей, это две средних месячных зарплаты.

Нашел музыкантов по объявлению, арендовал не далеко от своего дома комнату для репетиций в каком-то развалившимся заводе, и они там репетировали три вечера в неделю, готовились выйти с концертами на площадки клубов "Maney-Haney" и "Liverpool". Солистом Кучин не стал. Он был гитаристом. Дмитрий адекватно оценивал свои шансы и принял решение довольствоваться пока тем, что он будет стоять на сцене, играть на гитаре и петь только пару песен, которые хорошо ему удавались. А солистом стал Джони – Женя, которого Дмитрий нашел тоже по объявлению, как гитариста, а тот, оказалось поет гораздо лучше, чем Кучин. Они оба знали английский, Дмитрий продолжал изучать язык, он желал владеть им в совершенстве, а он уверенно шел ко всем своим поставленным целям.

Вот с этой группой они и отправились за город. Сначала на метро до Удельной, а потом на электричке до Песочного.

Неприятный сюрприз Оля почуяла носом, в буквальном смысле. Они пришли к каким-то сараям из которых воняло навозом. Это оказалась конюшня.

– Пойдем, перед тем, как мы поедем на лошадях, их надо сначала почистить, – радостно объявил Митя.

– Что?! – терпение Оли заканчивалось – Ты привез меня в мой день рождения чистить гавно?! Да меня уже здесь, на улице рвет от этой вони! Я туда не зайду.

Митя удивленно посмотрел на Олю, молча развернулся и пошел в конюшню вместе с остальными. По ним было видно, что они очень рады такому отдыху, что они с радостью пошли чистить лошадей. Оле это было вообще не понятно. И, кстати, у нее, на самом деле, было более чувствительное обоняние, чем у других людей с самого детства и всю ее жизнь. Даже то, что она курила, не убавило ее чувствительности к запахам.

Галицына гуляла вокруг конюшни, пытаясь вдоволь насладиться прекрасной теплой, солнечной осенью за городом. Старалась не нервничать и не злиться, и постараться найти положительные стороны в этой поездке, хотя в голову лезло совсем другое.

Оля вспомнила, как в детстве, когда ей было четыре года, она проснулась ночью от шума в квартире. На самом деле было одиннадцать вечера, Оленька успела проспать пару часов и ее разбудили громкие голоса с кухни. Она встала и пошла разобраться с этой ситуацией. Оля была бойкая девочка с детства, с сильным характером, казалось – она ничего не боится.

Девочка зашла на кухню, увидела небольшую пьяную компанию во главе с папой и давай ему высказывать: " Что это такое тут творится? Уже ночь. А ну быстро всем спать! Гости дорогие, пошли домой от сюда! "

Папа рассмеялся. Он гордился своей бойкой девочкой. Она была смелая, в отличии от его сына, которого он иногда называл "чмо" и заставлял боксировать мальчика в его ладонь – так он воспитывал сына.

– Доченька, – произнес папа, выслушав до конца речь девочки, – у меня сегодня день рождения, а в день рождения человек может делать то, что он хочет. Понимаешь, это единственный день в году, когда человек может делать не то, что он должен, а то, что он хочет. Вот когда у тебя будет день рождения, ты тоже будешь делать все, что ты хочешь". Оля внимательно выслушала папу, заключила, что это вполне разумное объяснение и молча, успокоившись пошла спать.

Этот единственный папин урок Оля запомнила на всю жизнь.

Когда Оленьке должно было исполниться пять лет, а это почти через год, после того папиного день рождения, Оля подошла к отцу и сказала:

– Папа, помнишь, ты говорил мне, что человек в свой день рождения может делать все, что хочет?

– Да, помню, – уверенно ответил папа.

– Так вот, я хочу пригласить своих друзей и устроить большой, настоящий праздник, – девочка смотрела папе прямо в глаза.

– Хорошо, конечно, – папа не переставал восторгаться своей смелой девочкой, а теперь еще и ее памятью.

В другой семье, наверное, подобное заявление ребенка было бы нормой, но в этой – это было смелостью. Папа бил иногда маму, даже один раз сломал ей нос. Его боялась мама и старший брат, а Оля не боялась. Неизвестно почему, наверное, потому, что она любила его, а он любил ее.

Андрей Николаевич Галицин сдержал свое слово. День рождения дочери прошел как она хотела: пришли друзья, папа купил много вкусняшек, они пели и танцевали, много танцевали под песни Аллы Борисовны Пугачевой. Папа их фотографировал, через пару дней сделал им всем фотографии. Оля смогла раздать друзьям, запечатленный на бумаге этот счастливый день.

Ольга всю жизнь помнила этот радостный день, эти фотографии с ее друзьями. Имена этих друзей Оля помнила всю жизнь. Потом, в своей жизни она встречала еще тысячу людей, многие думали, что они друзья, но Оля не помнила их имен, а многие забывала уже на следующий день.

" Вот теперь в ее день рождения ее привезли на конюшню, не поинтересовавшись заблаговременно, как она вообще относится к лошадям, может у нее вообще аллергия на их шерсть? " – такие мысли крутились в голове у Галициной.

Тут все вышли с конюшни, вывели лошадей. Теперь от Кучина и всех остальных воняло навозом.

Дмитрий с какой-то теткой с конюшни, давай уговаривать Олю залезть на лошадь. Ольга хотела, чтобы все это просто поскорей закончилось, и они вернулись в город, и только для этого согласилась, понимая, что ее катание на лошади – это основная программа Кучина, а он все свои программы выполняет.

"Ладно, – решила Оля – Я сейчас сделаю, все что ты хочешь, но потом, когда мы вернемся в город – я буду делать то, что я хочу. И мне уже никто не помешает."

Инструктор вкратце рассказала, как надо править лошадью. Они помогли Оле вскарабкаться на бедное животное и лошадка пошла. Пошла сама по себе, Ольга даже не пыталась ни потянуть ее за уздцы, ни тем более ткнуть ее ногами в бока, девушка просто сидела, боясь лишний раз пошевелиться. Животное пошло в сторону леса. Оля испугалась. Инструктор вдогонку стала кричать: "Вы не переживайте, у нее просто жеребенок где-то здесь, она за ним пошла! ".

" Что?! – думала Оля – жеребенок?! Она мать с детенышем?! Меня посадили на мамашу, которая переживает о своем пропавшем детеныше! ". Оле стало совсем страшно, она сидела и не шевелилась. Лошадь медленно шла к лесу и изредка ржала. "Жеребенка зовет", – думала Оля. Они стали входить в лес, ветки били по лицу, поэтому девушка нагнулась к шее лошади, но тут, к счастью, послышалось ответное ржание с леса, вскоре появился жеребенок, и довольная мать со своим детенышем, не спеша направилась обратно к конюшне.

Лошадь спокойно подошла к инструкторше, дала ссадить с себя девушку.

Оле очень хотелось напасть на Митю, высказать ему все, но он в это время сам ездил по полям на другой, видимо без детеныша, лошади.

– Ну что, понравилось? – спросила довольная инструкторша.

– Да, я счастлива, что огромная самка, потерявшая свое дитя, относительно вовремя для меня его нашла, – раздраженно ответила Оля.

Дальнейшая, запрограммированная программа отдыха на природе Оле тоже была чужда: парни достали, привезенные с собой металлические пластины, собрали из них мангальчик, высыпали в него готовый уголь, купленный в магазине, полили какой-то вонючей химической жидкостью, зажгли. Достали в пластиковом ведре замаринованный готовый шашлык, купленный тоже в магазине и стали его готовить на углях, пропитанных вонючей химической жидкостью. Оля была в шоке! Она смотрела на все это и не верила своим глазам: как можно испортить то, что казалось, невозможно испортить?! Плюс ко всему этому у них не было даже никакого вина! Они приехали на шашлыки на электричке, отмечать день рождения с пепси-колой! Даже не с чаем в термосе.

На конюшне Оля была в состоянии гнева. Но теперь, глядя на то, как питерские парни просто не умеют отдыхать, Ольга впала в какой-то грустный ступор. Она просто сидела и безучастно молчала. Парни говорили о том, что здесь дача какого-то очень знаменитого футболиста. Тут Джони заметил, что Оля сидит абсолютно безучастно.

– Оля, ты что грустишь? У тебя же сегодня день рождения. Улыбнись! – начал Джони – Или тебе что-то не нравится, что-то не так?

И тут Олю понесло, раз уж спросили:

– Да, мне не нравится. Мне все не нравится.

– А что именно, можно уточнить? Может мы что-то подправим? – наивно продолжал Джони.

– Вряд ли это уже можно исправить. Мне не понятно абсолютно все. Про конюшню я с Митей дома поговорю, а вот про шашлыки могу вам всем рассказать, может на будущее пригодится.

Во-первых, зачем тащить с собой мангал в лес, если его можно сделать из камней, тем более мы на севере и здесь много камней, ну это ладно. Зачем в лес тащить с собой с города угли?! По-моему, это просто глупо. Мы в лесу! Здесь полно сухих деревьев – это дрова, которые при горении превращаются в угли! Еще преимущество костра в том, что компания сидит у костра, совместно создает этот костер, приносит ветки и тому подобное – это объединяет, сближает и вообще костер – это красиво. А вы просто насыпали магазинных углей, залили вонючей химией… Если вы просто хотите быстро пожрать шашлыка без костра, то вам лучше это делать в шашлычной, потому, что этот шашлык будит плохим.

– Почему? – удивился Митя.

– Потому, – продолжила Оля, – во-первых вы испортили угли, пропитав их химией, теперь дым из углей вонючий химический прокоптит мясо, у мяса будет привкус химии. Ведь что такое шашлык – это подкопчённое мясо, а какой вкус у дерева, тем и прокапчивается мясо. Я достаточно ясно выражаюсь? Вот почему шашлык не делают на еловых дровах – потому, что мясо пропитается еловой смолой, вернее запахом еловой смолы и жрать будет невозможно. На юге, от куда и пошел шашлык, там знают в нем толк. Так вот, там угли делают только из фруктовых деревьев: яблони, вишни, груши. Есть прям особые гурманы, которые предпочитают какой-то один вид, например, грушу. Вот. Так мало того, что мясо теперь будет с привкусом химии, да еще вы его в супермаркете купили – то есть изначально плохое. Мясо на шашлыки нужно мариновать самим: выбирать хорошее мясо, резать правильные куски, мариновать в своем фирменном маринаде. Каждый маринует шашлык по-своему. Вот у меня тоже есть свой секретный маринад, и я его никому не расскажу, только своим детям по наследству передам. Мясо по моему рецепту получается самое лучшее в мире. Этот рецепт мой друг у одного мужика, чей шашлык они попробовали и пришли в полный восторг, до этого уже считая, что умеют правильно мариновать мясо, купил за ящик водки. Вот так. А вы из супермаркета… Там и само мясо плохое, и половина будет просто жир, который выбросим и, скорей всего в уксусе, чтобы дохлое мясо подольше пролежало, а уксус мясо дервенит, мягким и нежным оно уже не будет.

Оля закончила свою речь. Все сидели и молча смотрели, будто ждали продолжения. Оля думала, что обидит их своим высказыванием, но у них у всех был вид не обиженный, не раздраженный, а будто они на лекции у профессора в институте и жалеют только о том, что у них нет тетрадки для конспекта.

– Так давай в следующий раз мы купим с тобой мясо, и ты замаринуешь свой фирменный шашлык. И вообще… Хорошо, не будем тащить угли, сделаем костер, – прервал молчание Кучин. – Вообще она очень хорошо готовит. Мой папа повадился к нам на обед приходить, – хвастаясь, сказал Митя своим друзьям.

Глава 6. Часы.

Домой они явились в семь вечера. Оля сразу подошла к домашнему телефону и позвонила в общежитие к брату на проходную:

– Добрый вечер. Хотела бы вас попросить передать Алексею Галицину в 412 комнату, чтобы он как можно быстрее позвонил своей сестре. Я буду ждать.

– Хорошо. Сейчас скажу. О, Денисов! Загляни к Галицину, скажи, что ему сестра сейчас звонит. Сейчас его позовут.

– Хорошо. Ну, я не буду занимать телефон, пусть он мне позвонит.

– Хорошо. Я скажу, – отвечала консьержка.

– Спасибо, – Оля положила трубку.

"Так, уже семь вечера. Весь день рождения коту, а точнее лошади под хвост. Надо бы душ принять после таких путешествий, но пока я буду в душе – брат позвонит. Да нет времени уже – день прошел." – Оля старалась думать побыстрее. – «Ладно, просто переоденусь, поправлю макияж, лучше конечно умыться и снова накраситься, но это тоже долго». Оля переодевалась. Митя был в душе. Позвонил телефон:

– Привет, – услышала Оля грустный голос брата.

– Привет. Ты утром опоздал, или вообще не приехал? – начала Галицина.

– Нет. Я ровно в 10.00 звонил в вашу дверь. Я там вам записку оставил.

– Мы из дома вышли в 10.20 и записки никакой не видели.

– Я ровно в десять стоял у вашей двери и звонил, – грустно продолжал Алексей.

Оле стало жалко брата. Она ничего не понимала, но верила ему. Ольга представила, как ее братик рано утром в свой выходной ехал к ней через весь город. Приехал, а ему не открывают. "Ужасно", – подумала Оля.

– Ладно. Потом разберемся, – Оля взглянула на часы, висящие на стене. – Так, сейчас уже пол восьмого…

– Сейчас без пяти семь – поправил ее брат.

– Я сейчас смотрю на часы – пол восьмого.

– Я тоже сейчас смотрю на часы – настаивал брат.

Оля посмотрела на свои ручные часы, они, конечно были больше декоративные: типа серебряные, с красивым серебряным браслетом, с не большим синим овальным циферблатом, где цифры 12, 3, 6 и 9 были цифрами, а остальные обозначались только маленькими "брильянтами". Но шли они исправно. На них было почти семь.

– Да, семь…, – Оля задумалась, – он что, перевел часы, специально? … – Ольга говорила это вслух, но на самом деле про себя. Брат на том конце провода молчал. – Ладно, – Оля взяла себя в руки. Для нее все было ясно. – Ты можешь сегодня вечером быть на Невском? Мы с тобой вдвоем отметим мой день рождения.

– Могу.

– Если я сейчас выйду из дома, через сколько я буду на такси у Казанского собора? – спросила Оля у брата.

– Думаю, через минут сорок.

– А ты через сколько будешь там, у Казанского?

– Ну, мне одеться минут тридцать, дойти до метро минут двадцать и в метро минут сорок…Значит через полтора часа. – отвечал Алексей.

– Так, значит в восемь тридцать встречаемся у входа в Казанский собор. Хорошо?

– Хорошо.

Оля положила трубку. Митя был еще в душе и пел там песни на английском языке.

" Хорошо. Я напишу ему записку ", – подумала Ольга.

" А теперь я поехала отмечать свой день рождения со своим братом так, как я хочу. Ты сможешь в ближайшее время найти меня в «Мани Хани». Я тебя тоже приглашаю, если что " Такую записку написала Галицина и положила на кухонный стол. Она взяла все деньги, которые лежали на полочке в серванте, там было около шести тысяч и вышла из квартиры.

Галицины всю ночь ездили по клубам Санкт-Петербурга. Были они, конечно, и в «Maney Haney», и в "Конюшне" – это ночной двухэтажный стриптиз-клуб, на канале Грибоедова, возле храма "Спас на Крови". Были еще в каких-то. Про ночные клубы Петербурга ни Оля, ни тем более ее брат, ничего не знали. Они просто выходили с клуба, возле каждого клуба стояли таксисты, Оля говорила, чтобы их отвезли в следующий и все. В четыре утра они приехали в "Metro" на Лиговке. Это был огромный клуб, самый огромный из всех, которые они видели этой ночью и, наверное, самый большой в Питере. Здесь было два этажа, но они были еще и длинные, и делились на части по функциональности: один зал был сделан как бар, там просто пили за столиками, в другом по периметру находились, как бы низкие напольные диванчики с множеством маленьких подушечек, на которых толпами лежала молодежь, некоторые уже спали. Естественно был танцевальный зал, к Олиной радости за дверью, потому, что, когда она открыла двери в танц.зал – казалось, что она попала в ад. Очень огромное, бетонное помещение, без освещения, не считая множества мигающих огней на различный лад, очень быстро и ослепляя. Множество людей странно двигаются под странную однотонную музыку. К тому же эта электронная музыка играла так громко, что ее было хорошо слышно и во всех остальных помещениях клуба, а там, внутри, можно просто оглохнуть. «Наверное, сколько здесь часов протанцуешь – столько дней потом и не слышишь», – подумала Оля. Там располагалось еще много зон, но Галицины остались в зоне бара пить, к ним пристала какая-то девка, которая явно хотела напиться на халяву, Оля ее поила, чтобы поразвлечь брата, но та, выпив рюмок пять текилы куда-то скрылась.

Почти в шесть утра Галицины вышли из "Metro". Оля посадила брата на такси, пообещав через неделю с ним как-нибудь погулять. Сама тоже взяла такси, уселась на переднее сидение, чтобы лучше рассмотреть утренний, еще дремлющий город.

Настроение было прескверное. День рождения прошел отвратно. Всеночная пьянка совсем не порадовала Олю. Она ехала на встречу рассвету и думала: "Дело в том, что я нахожусь с чужими людьми, а день рождения надо отмечать с близкими. Кучин мне никто – клиент, который теперь не платит за меня. Тоже ему выгодно, чтобы я жила у него. А что? – трахает каждый день, да теперь я еще и жрать готовлю, убираю – вообще он в выгоде. День моего рождения провел так, как он хочет – со своими друзьями. А мне они нахер нужны? Брат тоже родной по документам, а по факту – мы с ним совсем разные люди, мне его просто жаль, жалкий он какой-то… "

– С клуба едите? Что-то отмечали или просто выходные? – вдруг спросил таксист.

– День рождения, – буркнула Оля.

– Чей, Ваш? – не угоманивался таксист.

– Да, – недовольным голосом ответила Галицина.

– А что вы такая злая, вечер не удался?

Оля расценила эту фразу как издёвку.

– Вы кто, таксист? – так везите. Молча! – со злобой ответила Ольга.

Водитель несколько минут помолчал.

– Девушка, ну что вы злитесь? Я от всей души. Смотрю, красивая девушка, одна в шесть утра. Это не нормально. Где ваш парень? У такой красивой девушки обязательно должен быть парень. Поругались?

– А у меня нет парня. Оля подумала: «А у меня ведь правда нет парня. Кучин – клиент, я его не люблю, и он меня не любит. Комаров? – предатель. Как он мог? А как он ее на день рождения ко мне притащил? Ужас, уму не постижимо». От этого воспоминания у Ольги стало горько во рту.

Глава 7. Грустный праздник.

За год до этого. Комаров жил в квартире у Ольги. Они жили в странном состоянии – встречающихся, хотя их дочери было почти два года, они были женаты, но на тот момент уже разведены. Ольга с помощью своих собственных связей в суде, развелась с Комаровым без суда и следствия, вернула себе свою девичью фамилию, о чем конечно потом пожалела, но терпеть его постоянные пропадания, а потом находить письма от любовниц сил больше не было.

Но в сентябре 1997 года они были вместе, той любовницы след простыл, так как она была вообще с Москвы – это был летний роман. Галицина с Комаровым встречались, но не жили как семья. Оля жила в квартире своей матери, а Комаров приезжал каждый вечер, спал у нее, утром уходил на работу, но после работы он не сразу приходил домой к Ольге и их дочери, а шел сначала в дом своей матери, а это было в три раза дальше от его работы, нежели квартира Галициных, проводил там вечер, в кругу своей семьи, ужинал там, а потом шел к Ольге спать. Выходные он тоже проводил в доме своих родителей, объясняя это тем, что в доме много надо помогать. Олю и дочку с собой не брал. Мать Александра Комарова ненавидела Ольгу с самой первой минуты. Его мать считала Ольгу не достойной еë сыночка – красавца. Александру родители пророчили другую невесту, кстати действительно уродину, но она была дочкой полковника милиции. Александр встречался с ней и дело доходило до свадьбы. Они должны были пожениться и Александру, соответственно светила быстрая карьера по милицейской лестнице. Но тут в жизни Саши появилась Галицина.

Александр был маминым сынком: он любил маму и слушал ее, но в Ольгу он влюбился сильно, по-настоящему и ослушался мать. Но мамаша не сдавалась, продолжала всячески отваживать сына от Галициной, заманивая его в свой дом под различными предлогами, а там, не переставала лить ему в уши грязь про его новую избранницу.

Ей было плевать на на их дочь, на свою внучку. Она хотела полного повиновения сына и выполнения им ее воли. Она даже не гнушалась походами к колдуньям.

Вот поэтому они так и жили – встречались. Олю конечно все это не устраивало, она все понимала: мамаша…сынок… Ольга страдала, но ничего поделать не могла.

Тогда Олин день рождения решили отметить в ближайшем портовом городке, в баре под названием "Баркас". Это был Олин любимый бар в самом центре города. Интерьер бара очень нравился Оле. Он был сделан как каюта старого пиратского фрегата. Мебель из тяжелого красного дерева. Висели сети, чайки, экзотические рыбы на стенах. Посередине бара над барной стойкой, под потолком располагался огромный парусник. А еще там варили настоящий турецкий кофе на песке, прямо на барной стойке, на твоих глазах турочку ставили в песок… У.... Оля обожала этот варенный кофе.

Накануне, Галицина пошла к подружке – соседке и взяла у нее обтягивающий трикотажный комбинизон, чтобы быть красивой в свой день рождения. В этом комбинезоне она выглядела моделью потому, что он вырисовывал все изгибы ее идеальной фигуры.

Роды совсем не испортили ее, живот, по-прежнему, был плоским, и она даже стала еще красивее, ее формы стали более округлыми. У самой Оли не было ничего нарядного. Жили они бедно.

Александр сказал, что с ними поедет Жорик со своей очередной подружкой.

– Зачем мне Жорик на моем дне рождения, тем более с какой-то подружкой? – возмутилась Оля.

– Он нас повезет, чтобы я мог с тобой выпить. Ну а подружка, для Жорика, чтобы он не скучал.

Оле не понравилось это предложение, но объяснение было логичным. «Ладно – подумала она – может с Жориком веселее будет». Подружкой Жорика оказалась Неля Кусадаева. Оля знала эту девушку, через одного знакомого и даже не так давно их сама познакомила.

За столиком в кафе Оля стала замечать, что Александр больше ухаживает за Нелей, чем за ней.

– Что ты будешь пить? – спросил Александр уНели.

– Мартини, – как-то искусственно скромно ответила Неля.

– Я тоже буду мартини. Возьмем сразу бутылку, – Александр продолжал разговаривать с Кусадаевой.

– А ты у меня не хочешь спросить, что буду я? – обратилась Оля к Саше.

– А я и так знаю. Ты же тоже пьешь мартини.

Оля замолчала. Вроде все так. Да, она пила мартини и это она приучила Александра к нему. Но что-то было не так. Она чувствовала это, но не понимала. Это было какое-то такое состояние, что ты вот что-то понимаешь, но не хватает какого-то одного звена, чтобы все сложилось во едино. Когда ты не ждешь зла и не думаешь о нем, то ты его и не видишь, даже если оно лежит перед тобой на блюдечке с голубой каемочкой.

Потом был момент, что Оля обратила внимание на то, что Жорик вообще сидит отрешенно, пьет свой кофе, курит, рассматривает интерьер бара, на свою девушку вообще не обращает внимание. Неля все больше о чем-то щебетала с Александром, Оля тоже была, вроде как, "ни у дел».

– Ты что поругался со своей девушкой? – спросила Оля у Жорика на ушко.

– С какой девушкой? – спросил Жорик.

– С этой, с Нелей. У тебя их что, много? – Оля захихикала.

– А эта… Да, че то… надоела уже, – Жорик был какой-то потерянный.

– А зачем приволок ее сюда?

– Да… так, за компанию, – отвечал Жорик.

Когда они собрались уже уходить, Оля сказала:

– А теперь поехали на море. Я хочу на море! Я люблю море.

Море находилось от них в двух километрах, пять минут на машине.

– А я не люблю море, – зачем-то сказала Неля.

Олю совсем не интересовало это. Олю вообще ни она, ни то, что она говорит – не интересовало и поэтому она даже не заметила эту фразу.

– Нет, мы не поедем на море, мы поедем домой, – довольно резко сказал Александр.

– Как домой, зачем домой? У меня день рождения, я хочу на море. – не понимала Оля.

– Нет, уже поздно, на море будет холодно и вообще Нели уже домой пора, – отрезал Комаров.

Оля ничего не понимала. Она стояла растерянная и молчала. Ольга совсем не ожидала такого.

– Но на пять минут, просто постоять, подышать морем, послушать шум прибоя. В чем проблема? – не сдавалась Галицина.

– Но мне на самом деле пора домой, – влезла Неля, – уже поздно, мама будет переживать.

Кусодаева только закончила школу, ей было 16 лет.

– А то что от тебя будет вонять спиртягой, это ничего? – разозлилась Оля.

Но они все-равно поехали домой. Оля очень расстроилась. " Не понимаю, в чем проблема? Неужели так сложно подъехать к морю на десять минут? У меня же день рождения", – думала Оля, когда везли ее обратно домой.

Они подъехали к ее подъезду, Оля попрощалась с Жориком, Нелей и вышла. Александр остался в машине.

– Щас мы Нелю отвезем, и я потом приеду, – сказал Александр.

Но Оля была уже расстроена, уставшая и пьяненькая, чтобы что-то понимать. Она все находилась в этом состоянии, когда чего-то не хватает, чтобы увидеть очевидные вещи.

Глава 8. Надо делать.

Вот теперь в такси, вспомнив этот свой день рождения, Оля все слишком отчетливо увидела и поняла. " Какой ужас! Как он мог? Они совсем меня за дуру держали. Наверное, смеялись на домной", – думала теперь она. Ольга с трудом сдерживала слезы, они душили ее, они как будто бы комком застряли в горле, и она не могла их проглотить.

– А как бы вы хотели в оригинале отметить свой день рождения? – спросил таксист.

Теперь Оля обрадовалась, что он заговорил с ней – это помогло слезному комку провалиться.

– Вопрос не в "как", а "с кем? " – ответила Ольга, как взрослая, мудрая женщина. Она действительно внезапно повзрослела, не потому, что ей исполнилось 24 года, а потому что тот день рождения до нее "дошел"! Она вспомнила все мелочи, каждый взгляд, каждую фразу. Теперь все сложилось. Осознание того, что самый любимый твой человек может так подло, так низко тебя обманывать, смеяться над тобой со своими друзьями и со своей шлюхой – такое осознание делает человека взрослым, так уходит наивное детство и приходит жестокая взрослая жизнь.

– А с кем бы вы хотели отметить свой день рождения? – снова, отвлекая от темных мыслей, спросил водитель. Оля задумалась…

– Эти люди находятся за две тысячи километров от сюда.

– Так, а почему Вы не с ними, что Вам мешает?

Оля задумалась: " А почему я ни с теми, кого люблю. Действительно, почему? "

– По всей видимости, деньги у вас есть, – продолжал таксист. – Вы можете поехать к ним, или пригласить их сюда.

– Да, – в слух сказала Оля, но не таксисту, а себе. "Я должна ехать домой к дочери, к мужу. Вот почему я страдаю. Я без них страдаю. И здесь меня не утешит никакой клуб, сколько бы я не пропила в них денег… Муж конечно, козел, но я так хочу к нему, я хочу быть с ним, чтобы он любил меня. " – эти мысли успокоили Олю. Она хотя бы теперь поняла, что с ней происходит и что ей надо делать.

Глава 9. Грусть.

Кучин ничего не говорил Оле, не ругал ее, не высказывал ей. Все было хорошо, нормально. Дмитрий ходил на работу, по вечерам составлял свой бизнес-план на следующий день, Оля готовила первое, второе и компот… Так продолжалось несколько дней. Правда вечера Оля проводила на балконе с сигаретами и кофе. Она почти всегда молчала, много курила и смотрела в ночное небо. Как-то вечером Дмитрий вышел с ней на балкон, хотя он не курил.

– Оля, – начал он, – почему ты всегда грустная, что не так, о чем ты думаешь?

– Я думаю, что у вас никогда не видно звезд, – глядя на небо, сказала Оля. – Небо всегда светлое и низкое, одни облака. Если у вас нет звезд, о чем тогда у вас говорят влюбленные?

Ольга вспоминала своë южное высокое, как она теперь понимала, черное небо, усыпанное миллионом ярких звезд, в которых явно были видны все созвездия. Вспоминала, как ее муж, когда они встречались, показывал ей созвездия и рассказывал о них. Это было великолепно! "А здесь, вечно как кефир над головой", – подумалось Оле.

Про звезды Митя ничего не ответил. Он понимал, что грустит она не из-за звезд, а о небе он вообще почти ничего не понял, потому, что он другого неба не знал.

– Ты уже покурила? Пойдем поговорим. Пойдем в квартиру – прохладно.

Они зашли, сняли куртки. Дмитрий усадил Олю на диванчик напротив себя.

– Оля, я считаю, – начал Митя, – что ты грустишь потому, что у тебя нет занятия. Да, ты хорошая хозяйка, очень хорошо готовишь кушать, но человек должен чем-то заниматься кроме домашних забот. Вот ты чем хочешь заниматься? У тебя есть какая-нибудь мечта, цель, кем ты хочешь стать? Может быть на кого-то выучиться?

Оля задумалась. Она, на самом деле, думала, кем бы она хотела стать, чем бы хотела заниматься, но ничего, абсолютно ничего не приходило ей в голову. Когда-то она хотела быть художником, поехать в Санкт-Петербург, поступить в художественное училище…, но сейчас она не помнила об этом, все ее мечты и желания стерлись и была полная пустота. Ей стало не по себе от того, что она не знает, чем бы хотела заниматься. Оля понимала, что это не нормально в 23 года не суметь ответить на этот, казалось бы, элементарный вопрос, ей даже стало стыдно. "Даже детям в садике, когда задают такой вопрос – они довольно быстро и уверенно отвечают. А я не знаю. " – думала Оля.

– Я не знаю, – искренне ответила она.

– Хочешь, пока будет приходить учительница английского языка и ты будешь учить английский? Английский все-равно нужен, весь мир говорит на английском, – продолжал Митя.

– Эта, та, которую ты трахал, когда она учила тебя? – спросила Оля, вспомнив Митин рассказ об изучении языка.

– Да, это она. Но это было три года назад и то пару раз.

– Нет! Я ни хочу, чтобы сюда приходила та, которую ты здесь трахал!

– Хорошо, мы можем нанять другого учителя.

– Нет, я не хочу учить английский вообще, – Оля стала злиться.

– Ладно. У нас, почти во дворе, продается маленький магазинчик, такой павильон. Хочешь, я его куплю, и ты там будешь что-нибудь продавать. Что захочешь: платья, косметику, что тебе больше нравится. Я тебе во всем помогу. А сам магазинчик, сразу оформим на тебя, и ты будешь хозяйкой. Он будет твой, даже если мы с тобой разойдемся.

– Я не хочу магазин, я не хочу торговать, – ответила Оля. Она не капризничала и не на зло отказывалась. Она искренне представляла его предложения и примеривала на себя, пытаясь понять, сможет она этим заниматься, хочет ли, лежит ли у нее к этому душа? Ведь речь шла об этом. Они пытаются разобраться чего она хочет. Оля старалась понять, она копалась внутри себя, понимая, что вряд ли еще кто-нибудь предложит ей помочь создать свое дело. Галицина понимала, что это круто, что это очень щедрое предложение, но в ней была пустота. В голову совсем ничего не приходило. Но зато она точно знала, чего не хочет. Оля чувствовала, что торговля – это не ее. Купить – продать – это совсем не интересно, даже, в понимании Оли – позорно. "Это же барыги. При Хрущëве их в тюрьму сажали, а теперь это круто. Фу, херня какая. " – думала девушка.

– Пойдем на балкон, покурим с кофе, мне там хорошо думается, – сказала Оля.

Они вышли. Оля закурила. От сочетания сигареты с кофе и вечернего осеннего воздуха ей становилось почти хорошо, но как только она заходила в квартиру, где нельзя было курить и не было ночи – ей становилось плохо.

Постояв немного в молчании, Оля вдруг, неожиданно для себя сказала:

– Мне домой надо, – и только через минуту продолжила. – Я по дому скучаю.

В голове у Оли было: "Я по дочери и по мужу скучаю", но она, естественно так не могла сказать. Кучин не знал о дочери. Она ему еще не сказала. Не хотела. Это было ее личное, сокровенное.

Митя ничего не отвечал.

– Я из дома уехала в начале лета. Меня дома уже почти четыре месяца нет. Я никогда так на долго не уезжала из дома. Я домой хочу, – повторила Оля, абсолютно отчетливо поняв, чего она по-настоящему хочет.

– Хорошо, – ответил Митя – ты на сколько планируешь туда поехать, на совсем, или на время?

– Только на время, не на долго, – оживилась девушка, – на месяц максимум. Там нечего делать. Там бедность, работы нет. Я вернусь.

Перед Митей в одно мгновение очутилась совсем другая девушка, нежели была здесь весь вечер до этого. Это вернулась та Оля, в которую он влюбился в «Maney Haney», в их первый вечер и ради этой девушки он готов был на все.

– Тебе завтра купить билет?

– Можно, – стараясь не очень радоваться, ответила Оля. Она вдруг подумала, что ее неистовая радость может обидеть Митю, он может подумать, что ей плохо с ним, и она хочет уехать от него. Но дело то было не в нем. Он был хорошим парнем и к ней относился хорошо, даже лучше, чем многие, и чем, возможно, она заслуживала.

Дело было только в самой Ольге. Она, на самом деле не знала ничего: ни где еë дом, ни где еë парень, ничем ей заниматься, ни где ей жить. Она совсем потерялась в этой жизни и не знала в какую сторону ей идти. Она даже всего этого толком не понимала. Сейчас она знала только одно: она хочет к дочери и к мужу.

Ольга уехала, наготовив еды Мите на неделю.

Поехала она на поезде, Оля сама так захотела, ей было так понятней и привычней. Аэропорты – это чуждый мир для провинциальной девушки. Галицина не боялась летать, она летала с мамой, когда ей было лет четырнадцать к дяде в Тольятти. Ольга боялась именно аэропортов, этих огромных комплексов со множеством входов и выходов. Она боялась, что запутается там, в их терминалах. А на поезде было хорошо: лежи себе на верхней полке, Оля любила верхнюю полку – никто тебя не видит, никто мимо не ходит. Спишь, читаешь, грызешь всякие вкуснятки – красота! Поезд засыпающе стучит, покачивает.

Оля проснулась от того, что, какая-то баба довольно громко говорила:

– Давайте ее разбудим. Она со вчерашнего вечера как легла, так и не вставала, даже не шевелится. Вот уже шестнадцать часов! Она вообще живая, может ей плохо, может она сознание потеряла?!

Оля, почему-то сразу поняла, что говорили о ней.

– Я живая, я просто отдыхаю, – поспешила отозваться Оля, пока ее не стали тормошить.

Галицина уже очень давно так хорошо и спокойно не спала. И дело не в этих трех месяцах, проведенных в Питере под сутенёром, еë спокойный и долгий сон закончился гораздо раньше, когда ее муж стал пропадать по ночам, объясняя это ночными дежурствами. Оля была, конечно, дурой, но не полной. Пару раз она звонила в отдел, во время его ночных дежурств, но дежурный отвечал, что Комаров сегодня не дежурит. А потом… он перестал ее брать с собой на дни рождения к своим друзьям – милиционерам, объясняя это, тем, что Ольга должна оставаться с ребенком, хотя у них неподалеку было две бабушки. Были ли вообще эти дни рождения? Как потом выяснилось – это была любовница. И так далее, и тому подобное.

Теперь же Оля спала беззаботным детским сном. Те проблемы, которые заботили ее еще полгода назад, а именно измены мужа – теперь не заботили ее, после всего, что она пережила, работая на Бориса. Теперь на мир и на многие вещи она стала смотреть по-другому. Еще полгода назад Ольга свято верила в огромную любовь их с мужем, верила, что они проживут всю свою жизнь вместе… и все такое. Теперь вся ее вера разбилась как фарфоровое блюдце о камни многочисленных измен. Поработав проституткой, Оля вообще больше узнала мужчин, их философию жизни, что они животные. Для них секс – как для кота или собаки: хочу трахаться – трахаюсь. По большому счету все равно с кем, с тем, кто дает. Если есть выбор – хорошо. Выберу ту, которую хочу сейчас трахнуть, но это совсем не значит, что он захочет трахать ее больше года, скорей всего он захочет другую гораздо раньше и воспользуется этим, как только представится возможность. И это не потому, что та, предыдущая плохая. Она не плохая, она очень даже хорошая, ведь он выбрал ее еще вчера и за такой короткий срок даже молоко не может испортиться. Просто у них так работает импульс "член-мозг". Член хочет – мозг ищет варианты. И все. Ничего личного. Они не собираются вас обидеть, сделать вам больно, предать вас – нет. Они об этом не думают. Более того, они почему врут? – именно потому, что не хотят никому делать больно, ни хотят конфликтов, разборок, они вообще не скандальные существа, в своем большинстве. Все работает именно так: "хочу трахаться – ищу варианты". И все.

Теперь Галицина знала это. Конечно, это разрушило ее жизнь, ее мир, ее мировоззрение, и она оказалась в пустоте, потому, что новый мир еще не обрела, не нашла. Тот, в который Ольга Галицина попала – был ужасен, и она не хотела в нем оставаться, хотя он был понятен, она быстро в нем разобралась.

Глава 10. Всем нужна любовь.

В станице Оля провела три недели, в основном в пьяном веселье. С дочерью она была гораздо меньше, чем планировала. Большую часть времени она провела с Комаровым в его двухкомнатной квартире, которую ему родители все – таки оставили, в ней он жил один. Дочь жила у Олиной мамы. Сама Оля не понятно где жила, скорей у Комарова, иногда приходя в гости к дочери. Да, конечно, по приезду она поехала со своей дочуркой в город на такси, купила ей все, что только возможно было купить, гуляла с ней, кормила ее вкуснятками и потом Ольга брала Леночку с собой в бары, где она встречалась со своими друзьями, поила их за свой счет. Леночка была с ними, когда они пили, курили и веселились. Но мать дочери время не уделяла. Леночка очень сильно любила маму и ждала ее каждый день все три месяца. Каждый день спрашивала у бабушки: "Где мама… а когда она приедет? ". И вот свершилось! И вместо того, чтобы провести с дочкой эти три недели, она пила со своими друзьями, трахалась с папашей, который так и не сделал ей никакого предложения типа: "Давай жить вместе" или "Оставайся". Ничего подобного он не сказал, они были любовниками, а не мужем и женой, и тем более они не были родителями. Через три недели Оля опять уехала в Питер к Кучину, а Леночка осталась ждать маму.

Оля думала, что она поступает верно, что в станице оставаться, в этой нищете нельзя. Работы нет, надо ехать и искать лучшей жизни, ехать туда, где много возможностей, а это конечно Питер. Кучин предлагает ей во всем помочь, даже открыть свое дело, а Комаров ничего не предлагает. Конечно, Оле, как любой женщине хотелось, чтобы ее муж, ее любимый мужчина, отец ее дочери сказал: "Ты никуда не поедешь! Я не отпущу тебя! Я люблю тебя! Сейчас же я забираю вас к себе, поехали за дочерью! " Но… ничего подобного не последовало.

Оля думала, что Леночке хорошо с ее мамой и еще с ее бабушкой. Она совсем не думала о том, как девочке плохо без мамы, как она ее ждет. Ольга просто об этом не думала и не знала. Она думала о том, что надо заработать денег, красиво одевать свою девочку, чтобы у нее были лучшие куклы и так далее, а о том, как доченьки нужна мамина любовь Оля просто не задумывалась.

Глава 11. Десять пунктов.

Когда Ольга приехала в Питер к Кучину – он встречал ее на пироне с цветами, а когда они приехали домой, то в квартире она своим женским, хозяйским взглядом сразу увидела чужие волосы в ванной, помаду на чашках. Оля показала Дмитрию, все это, но с таким хладнокровным видом, что ему именно от этого холода стало не по себе. Оля показала ему это, лишь для того, чтобы он понимал, что она все это увидела, но ей было абсолютно все-равно кого он трахает. Она совсем его не любила.

Они продолжали жить так же, как и жили. Как-то вечером Митя рассказал Оле о своих планах:

– Я хочу жениться на тебе. Я знаю, что ты меня не любишь, да и то, что я к тебе испытываю, наверное, любовью не назовешь, но ты мне подходишь. Знаешь я когда-то посмотрел старое кино, где герой выбирал себе жену по пунктам. Он написал себе список, в котором указал черты, которые должны присутствовать в его жене. Понимаешь? Ну, типа: красивая, добрая, хозяйственная и так далее. У него был длинный список. Я составил себе такой же список. В нем десять пунктов, и ты соответствуешь по всем десяти. Такой девушки я еще не встречал, а я занимался поиском три года. Вот, я на тебе женюсь и тогда ты в полной мере будешь владеть моим имуществом. А в доказательство своих искренних намерений я покажу тебе, где я храню свои деньги, дело в том, что я не доверяю банкам и храню деньги дома. И еще рубль может в любой момент рухнуть, а доллар все растет, поэтому деньги нужно держать в долларах.

И Митя показал два тайника в квартире. Один, поменьше с рублями, а другой побольше с долларами. Олю те тронули его тайники, она была совсем не алчная, хотя и приехала в Питер, и к Мите в частности, за деньгами. Но она приехала их заработать или получить за честно оказанные услуги. А его деньги – это его деньги.

Глава 12. Соседка.

Оля курила в подъезде. В квартире Митя запретил ей курить, а на балконе было уже холодно. В Питере стояла глубокая осень и почти всегда лили дожди.

Мимо Оли в подъезде часто ходила девушка со своим мопсом на прогулку. Обычная девушка, примерно Олина ровесница. Чуть меньше ростом и вообще мельче, худее, с темными своими, не крашенными волосами. Впрочем, обычная девушка. Мопс был черным и хрюкал. Они так часто встречались, что уже здоровались, как добрые соседи.

Как-то девушка остановилась:

– Есть зажигалка? Покурю с вами. Пора познакомиться. Я Света.

– Я Оля, – Галицина обрадовалась новому знакомству. Ведь она уже пару месяцев сидела одна дома, конечно, в магазины она ходила и Кучин ходил с ней и в магазины, и в клубы, и даже в театр, но это было в основном по субботам, так как у него была своя фирма и ей надо было руководить. А Оля скучала, так, до сих пор и не придумав чем ей заняться.

– Я на верхнем этаже живу, прямо над вами, а ты у Мити живешь? – продолжала знакомиться девушка.

– Да, у Мити.

Такая постановка вопроса не очень понравилась Оле. "С ней он тоже спал? " – подумала Оля.

Видимо на Олином лице отражались все эмоции, потому, что девушка сразу ответила:

– Я с ним знакома, но так, очень поверхностно, по-соседски. Я курила здесь с предыдущей его девушкой, он с нами стоял, дымом дышал, – улыбалась Света.

"Одно другого не лучше, – думала Оля – с одной девушкой, с другой… Девушки меняются… Да, нельзя относиться серьёзно к очередной девушке."

– Митька все время работает, тебе, наверное, скучно или ты тоже чем-то занимаешься? – задавала вопросы Света.

– Я ничем не занимаюсь, я не знаю, чем мне заняться. Я три месяца назад только в Питер приехала, к брату. Брат у меня учëный, при институте работает, а я там у себя воспитательницей была, но мне это не нравилось… – немного приверала Оля, но в основном, довольно открыто отвечала.

– Я тоже не знаю, чем мне заняться. Меня папаша заставил поступить в СПбГУ, я выбрала психологию, думала, что самое простое. Может и самое простое, но мне совсем не интересно. Я хожу туда крайне редко, так только, чтобы не отчислили, а то папаша квартиру заберет, – рассказывала Света.

– О, а вот мне, как раз, была бы интересна психология. Я чуть ли не в десять лет начала читать Карнеги, потом мой брат зачитывал мне Ницше, он конечно философ, но все-равно мне было интересно.

– Ну тогда может завтра поедешь со мной? Мне скучно не будет. У нас завтра как раз все три пары одна психология.

– А можно, меня пустят в институт? – возбужденно поинтересовалась Оля.

– Да, а почему нет. Ты можешь ходить на любые лекции, только диплом не получишь, если официально не поступишь, ну и конечно, экзамены все, зачеты надо сдавать. А мне даже лекции конспектировать лень.

– Хочешь, я завтра все законспектирую, у меня очень хорошо получается. У нас историк был – заслуженный учитель, вот он нас сразу к институту готовил: с четвертого класса сразу лекции, никаких учебников, параграфов и учил правильно быстро конспектировать, – радостно рассказывала Оля.

– Хорошо, завтра пойдем. Хочешь пива? – внезапно спросила Света.

– Да, можно, но не прям сейчас же.

– А почему не сейчас, а когда? – спросила Света.

– Ну сейчас только обед, надо домашние дела доделать. В пять Митя придёт, не буду же я его пьяная встречать с работы, тем более он почти не пьет. А вечером можно.

– А во сколько вечером, в шесть? – продолжала выяснять Света.

– Да, можно в шесть.

– Ну, если вечером, то тогда может сразу в кафе пойдем?

– Можно и в кафе.

– Хорошо, я тогда в шесть за тобой спущусь, позвоню в дверь.

– Хорошо, – ответила Оля, немного удивленная такому быстрому развитию событий.

Вечером, когда Кучин пришел с работы, Оля торопилась накрыть на стол, чтобы поскорей поужинать. За ужином она рассказала, как познакомилась с соседкой, которая курила с его предыдущей девушкой, о том, что та пригласила Олю завтра поехать в институт:

– Знаешь, а ведь меня всегда интересовала психология, мне на самом деле это интересно. Вот съезжу на пару-тройку лекций и, если на самом деле мне будет это все интересно, в институтском формате, может мне тогда в институт поступить?

– Соседка учится не в институте, а в СПбГУ – это один из самых крутых университетов в мире. Ты туда хочешь поступить? – с какой-то уничижительной ноткой спросил Митя.

Оля сразу поймала эту нотку. Ольга вообще была эмпатом. Она больше и лучше все воспринимала на уровне эмоций и очень хорошо их различала.

– А почему нет? Ты же сам мне все твердишь: "Чем ты хочешь заниматься? … Я помогу тебе… Может ты пойдешь учиться? " Или ты это говорил только в формате изучения английского у твоей очередной шлюхи, а предел моих желаний должен быть ларек во дворе?! Или ты считаешь, что я слишком тупая для института? Светка не тупая, а я тупая? Так я даже сейчас в психологии понимаю больше, нежели она на втором курсе вашего хваленого университета! Потому, что мне это интересно, а ей нет, – Оля по-настоящему разозлилась. Еë задел его унижающий тон.

– Ну что ты сразу все время орешь? Я не сказал, что ты тупая.

– Не хватало еще чтобы ты это сказал! – перебила его Оля.

– Просто психология, это что за профессия? Какое дело ты сможешь открыть? Подумай. Вот ты закончила СПбГУ, потратила на это пять лет. Хорошо, а что потом? Кем ты будешь работать, зарабатывать как, что тебе принесет деньги?

– Хорошо. А почему тогда самый крутой университет готовит психологов, значит, люди, выпустившиеся из такого университета где-то работают, значит они где-то нужны, если их готовит такой крутой университет? – Оля смотрела на Митю в упор, ожидая ответа.

– Я точно не знаю. Но думаю, что там готовят людей работать в ФСБ, проверять психологическое состояние сотрудников. Потому, что этот универ, вообще, направлен на такой уровень.

– Очень хорошо! Мне это подходит. Мне это интересно. Это мой уровень, – дерзко отвечала Оля. Но она не издевалась, Оля говорила абсолютно искренне. Они оба: и Митя, и Оля находились около месяца в смятении от того, что Ольга вообще не понимала, чем она хочет заниматься. И вот, казалось бы, радость – она поняла, что хочет изучать психологию и потом работать в органах, выявляя пригодность и не пригодность личного состава, а тут ее благодетель такого развития события никак не ожидал.

– Твой уровень? – удивился Митя. Он на самом деле обалдел. "Шлюха с Мухосранска. Кем она себя возомнила? Охринеть?! " – подумал Митя.

– А в чем дело? Ты считаешь, что я не в состоянии буду закончить институт, или в чем дело? – завелась Оля.

Тут в дверь позвонили. Ольга быстро взглянула на часы – ровно шесть.

– Эта Света за мной пришла, мы с ней в кафе идем, – сказала Оля, выходя с кухни.

– Привет, – Оля открыла дверь Свете. – Проходи. Я очень быстро переоденусь. Мы тут с Митей спорили – это заняло какое-то время.

Оля пошла в комнату, а Света двинулась на кухню.

– Привет. О чем спорите, если не секрет? Я тоже люблю поспорить, – обратилась гостья к Кучину.

– Привет. Ты что моей девушке голову дуришь? В какой институт вы завтра собрались, какие лекции?

– А что? Твоя девушка интересуется психологией, ты об этом знал? – тоже с издевательским тоном спросила Света. Только было не понятно: она издевается над тем, что парень не знает, чем интересуется его девушка, или над тем, что "эта провинциальная девка" может интересоваться психологией, да еще на университетском уровне, а не на уровне психологических тестов в «Cosmopolitan».

– А ты в курсе, что она не хочет быть хозяйкой «ларька», как она выразилась, который я хотел ей подарить, здесь, на Ленсовета продают. А хочет работать в ФСБ? – тоже с издевкой спросил Митя.

– Да, ладно?! – удивилась Света.

– Да.

– Кого обсуждаете, меня? И что именно?

Оля зашла на кухню.

– Да, Митя говорит, ты в ФСБ хочешь работать, – отозвалась соседка.

– Митя говорит, что университет, в котором ты учишься готовит людей только такого уровня, не ниже. Так вот если ты из этого заведения выйдешь психологом, то ты где будешь работать?

– Я?! – Я вряд ли его закончу. А если даже и закончу, то скорей всего меня папа посадит в своей фирме каким-нибудь не очень большим начальничком, в надежде на то, что его новая жена родит ему наследника, – с грустью ответила Света.

– Ну хорошо. А в оригинале они психологов готовят для чего, где, предполагается, они должны потом работать? Митя говорит в ФСБ, – продолжала спрашивать Оля.

– Ну, да. Наверное, Митя прав. Где-то там, – скучно ответила соседка.

На этом разговор был окончен. Девушки ушли. Они ушли не далеко, к метро, в обычное, не дорогое кафе, скорей пивнуху, нежели приличное заведение. Оля была поражена таким выбором заведения девушки богатого папеньки. Оля бы пивнуху не выбрала, хоть она и с периферии, но понятие красивого в ней присутствовало.

"Ладно, не буду умничать, в следующий раз я ее приглашу. Надо будет походить по улицам вокруг метро, познакомиться с ближайшими барами. Я все равно сама ничего здесь не знаю", – подумала Оля.

Девушки пили пиво, курили, болтали. Говорила, в основном, Света – жаловалась на свою жизнь дочки богатого папеньки. Оля сначала внимательно ее слушала, пыталась понять ее проблемы, даже посочувствовать, но вскоре ей стало не интересно – Света говорила все об одном и том же по кругу. Оля быстро поняла, что разговор поддерживать здесь не обязательно, что ее мнение Свете не интересно. Достаточно просто иногда кивать и поддакивать, вот и все, что от нее требовалось. О Олиной жизни Света не спрашивала.

"Да, – подумала Ольга – даже клиентам гораздо больше была интересна моя жизнь и мое мнение, нежели моей новой подружке и, по ходу, моему парню.

"Что ты будешь делать после института? " – вспомнила Оля слова Кучина. – А что я делаю с тобой? Какая у меня перспектива с тобой через пять лет, если ты не хочешь меня учить в институте? – рассуждала Оля. – Я просто стала бесплатной шлюхой. Я прожила у него месяц. Даже по Борькиным меркам у меня должны быть мои шесть тысяч рублей, с которыми я могу делать все что хочу, хоть за институт заплатить, хоть маме отослать. А у меня их нет. Я покупаю продукты, чтобы его кормить, могу купить какую-то шмотку себе, вот и все. Что-то я в какую-то жопу опять попала."

Глава 13. Экстрим.

Они продолжали жить. Оля сходила с соседкой пару раз на лекции в институт, ей было интересно, но Света больше не звала Ольгу с собой на лекции потому, что сама Света практически перестала их посещать. У Светы в квартире почти каждый вечер собиралась большая компания, они там тусили почти до утра, а днем соответственно соседка спала. Так тема с институтом заглохла. Митя больше не спрашивал Олю чем она хочет заниматься, а Оля, периодически задавая себе этот вопрос понимала про себя только одно: что она хочет к дочери и мужу, и больше она не хочет ничего.

"Что же делать? – думала Оля, куря на балконе с горячей кружкой растворимого кофе. – Я хочу быть с мужем и дочкой, я хочу свою нормальную семью, я не хочу прожить свою жизнь с этим мальчиком. Он не плохой, даже хороший по-своему, но я не люблю его. И ладно если бы я просто его не любила и все – партия то выгодная. Возможно мама моя права, такого шанса у меня больше не будет… Но, проблема в том, что я люблю своего мужа, отца моей дочери. Очень скучаю по нем. Ужасно… Я не смогу жить с Митей, он раздражает меня все больше и больше. Я долго не продержусь. Клиента можно потерпеть пару часов, ну ночь, а я живу с ним уже два месяца. А зачем?! Зачем я с ним живу? Я в Питере, чтобы денег заработать, а с ним я не зарабатываю денег. У меня нет моих денег! Бред какой-то. Я просто трачу время. Надо что-то делать. Что? – Уходить от него. Куда? Обратно в проститутки? А если просто официанткой? Интересно, а сколько в Питере официантки зарабатывают? – Надо узнать. Надо как-то понять, что мне делать, как мне дальше жить… Даже поговорить не с кем. Мама все одно: "Митя твой шанс! " Шанс на что? – На то, что у меня в холодильнике будет всегда еда, а в шкафу шмотки? Или то, что он будет таскать меня по развлечениям, которые ему интересны, но совсем не интересны мне? Муж – сука, назад меня не зовет. Трахает свою черножопую малолетку, а может и не одну. Ему ни я, ни наша дочь не нужна. А я дура… " Такими мыслями была занята Олина голова почти всегда.

Митя водил Олю в джаз холл, они ездили на картинги, летали на дельтаплане, ездили в Москву на концерт "Red Hot Chili Peppers" и большие "американские горки". Он нанимал ей тренера для катания на коньках…

– Давай спрыгнем с парашюта. – уговаривал Митя.

– Ты хочешь, чтобы я ноги себе переломала? – сопротивлялась Оля.

– Да ладно тебе, все прыгают, и никто не ломает.

– Ломают! И парашюты еще у многих не раскрываются. Митя, слушай, если ты хочешь – прыгай, не надо меня тащить. Ты меня вечно тащишь на какие-то экстримальные развлечения. Мне это не интересно. Я другая. Тебе хочется побояться – мне нет. Я достаточно уже в жизни боялась и, возможно, еще придётся. Я хочу пожить спокойно, без экстрима. Ты не спрашиваешь у меня, чего хочу я. Раньше спрашивал, но, когда ты слышишь, чего хочу я – тебя это не устраивает. – высказала Оля.

– О, опять начинается. И чего хочешь ты?

– Тест на беременность. Месячных нет! – со злобой ответила Оля.

– Тест на беременность? – переспросил Митя.

– Да!

– Пойдем за тестом. – спокойно ответил Митя.

Глава 14. Газ.

Оля оказалась беременная.

– Я не готов еще иметь детей. – решительно заявил Митя.

– Я тоже не хочу рожать. – отозвалась Оля.

– Вот и хорошо. Значит просто сделаем аборт и все. – спокойно продолжал Кучин.

– Просто?! И все?! – возмутилась Ольга. – Ты думаешь это просто?! – Меня выскоблят изнутри. Это очень вредно для здоровья. Я могу больше не иметь детей, могут быть всякие иные последствия, типа эрозия и так далее. Ты клялся, божился, что не будешь кончать в меня, а теперь…просто?!

Оля хотела плакать от обиды. От обиды на Кучина, на всю эту, сложившуюся ситуацию, на его отношение к ней. Ведь этим отношению к ее беременности, он явно дает понять, что ему плевать на нее. Оля снова отчетливо осознала, что для него она просто девка, с которой он может делать все что хочет: бросить с парашюта, послать на аборт…

"Все, надо с этим заканчивать. Хватит. Видеть его больше не могу. " – решила Оля.

– Я не буду здесь делать аборт, я поеду домой, к маме. У меня там свой гинеколог, которому я верю. Там я отлежусь. Мама за мной поухаживает. – хладнокровно и очень уверенно сказала Оля.

У Оли не было своего гинеколога, и она знала, что после аборта бабы лежат два часа, и потом сами едут домой. Но она решила уехать от Кучина навсегда, куда глаза глядят и конечно она хотела домой. Правда понятие дома у нее было очень размытое. Оля не хотела к маме, хотя там был ее дом. Она хотела к мужу, но там не был ее дом. И ее туда жить никто не приглашает, а его мамаша категорически против.

" Где же мой дом? – иногда думала Оля – Там, где я родилась? – Да, я чувствую, что мой дом там, в Лазоревской. Но меня оттуда увезли, лишили меня отчего дома, отца, семьи. Там, в квартире у папы осталась частичка моей души. Я вообще хочу туда". – от этих мыслей Оле становилось очень грустно и одиноко. Она жалела себя, понимая, что у нее нет дома, и ей некуда идти.

– Хорошо. – удивительно быстро согласился Митя.

«О, значит и я ему уже надоела. Если я вернусь сюда, опять найду бабские волосы, помаду на кружках… " Король умер! – Да здравствует новый король! " Мальчик наигрался, ему нужна новая игрушка: без беременности, без аборта, более сговорчивая, готовая с ним чистить гавно в конюшнях ради развлечения, прыгать с парашютом… Наверное, после меня перепишет свой список "требований к жене", в котором будет указано желание к экстремальным развлечениям, – подумала Оля. – Надо только забрать все хорошие вещи, и чтобы денег побольше дал». – продолжала рассуждать Оля.

– А что ты обижаешься? – вдруг внезапно начал Митя. – Да, я не хочу детей. Я еще молод и у меня вся жизнь впереди: я создаю свой бизнес, свою рок группу, хочу ездить с концертами… Какие дети? И вообще я не вижу уже свою жизнь с тобой. Ты постоянно чем-то не довольна. Вот и Егор говорит, что мне нужно опасаться тебя.

Егор – это был его компаньон. Они сошлись где-то в возрасте восемьнадцати лет и вдвоем организовали фирму. Егор явно давил на относительно добродушного Митю. Головой фирмы был Кучин, он все придумал, просто Мите все время надо быть с кем-то, вот он и завел себе в бизнесе Егора, а в квартире Олю. Но Егор все время пытался контролировать Митю и управлять им, ведь у Мити было 60% акций их компании. И, к сожалению, Егору это удавалось.

– Ты глупый! Хоть и открыл свой бизнес. Егор – змея, которую ты пригрел на своей груди. Ты совсем не разбираешься в людях! Тебе от него надо избавиться, чем раньше – тем лучше. – пыталась объяснить Оля.

– Да, странно. Вот все тоже самое он говорит про тебя. – вступил в спор Митя.

– Конечно, ему нужно избавиться от меня, чтобы полностью управлять тобой. Он, в отличии от тебя, понял, что я не такая уж дура, что я очень хорошо разбираюсь в людях или их чувствую.

– Он сказал, что я зря показал тебе свои тайники, что ты ограбишь меня и ищи тебя по нашей великой стране.

Оля расхохоталась:

– Ну ты и дурак! Он настраивает тебя против меня, запугивает. Он хочет ограбить тебя. Люди наговаривают на других, то, о чем думают сами. Понимаешь? Ты прожил со мной сколько, два, три месяца? – и так совсем меня не понял. Да если я захочу сделать тебе плохо – я включу газ в квартире и уйду. А ты придёшь, нажмешь на выключатель, чтобы включить свет – и все твои тайники взлетят на воздух. Вот я прямо вижу, как красиво доллары, вместе с осенними листьями кружатся и падают во двор. А себе денег я бы не взяла, человек я такой – не беру чужого, пока сами не дадут.

После своего монолога Оля взглянула на Митю – он стоял по-настоящему испуганный.

«Ну вот, испугала мальчика. – подумала Оля. – Егор не смог так запугать, как я.» Кучин стоял молча еще с минуту, потом сказал:

– Ладно, все это глупости. Ближе к делу. Давай паспорт, поеду куплю тебе билет. Хочешь уехать сегодня?

– Да, наверное, – ответила Оля.

– Ну тогда можешь потихоньку собирать вещи.

Глава 15. Паспорт.

– Егор получается прав – начал Митя с порога – Что ты мутная и тебя надо опасаться.

– С чего ты решил? – довольно равнодушно спросила Оля, укладывая свои вещи в большую спортивную сумку.

– А с того, что у тебя страниц в паспорте не хватает! – бойко продолжал Кучин.

– Я знаю. Я их оттуда вытащила. Специально. А ты что там рылся, да еще и со своим Егором?

– Потому, что я хочу знать с кем я живу.

– А я не хочу. – невозмутимо продолжала Оля. – И ты уже не хочешь со мной жить, и не из-за страниц в паспорте, а потому, что тебя Егор против меня настроил.

– В общем так, я не дам тебе денег, пока не разберусь с тем, зачем ты вытащила страницы из паспорта.

– А ты хоть понял, какую именно страницу я вытащила, что там должно быть указано?

– Нет, – сухо ответил Митя.

– А на это много ума не надо, если бы ты сам включил мозги, а не слушал "песни" Егора. Возьми свой паспорт и сравни, посмотри, какой именно страницы не хватает. – спокойно отвечала Оля. Ей было уже все равно. Она просто хотела, как можно быстрее покинуть эту квартиру, в которой проторчала два месяца не понятно зачем.

– Там двух листов не хватает. Где они? – по-боевому нападал Митя.

Оля встала и принесла ему страницы с паспорта, которые достала, разжав скрепки. Паспорт просто скреплялся скрепками, как тетрадка, он не был прошит как документ.

– На, смотри. – Оля протянула листы.

Кучин внимательно стал рассматривать. Только на одной странице было написано:" дочь Комарова Елена Александровна 1995 г. рождения». – У тебя есть дочь?! – дошло, не сразу, до Мити.

"Как такие люди открывают фирмы, становятся успешными? Как у них работают мозги? Только в одном направлении, что ли? " – подумала Оля.

– Да. У меня есть дочь. – четко, как будто бы по слогам ответила Оля. Видимо для того, чтобы до Кучина лучше доходило.

– А зачем ты скрываешь этот факт? – недоумевал Митя.

– Затем, чтобы вы с Егором не обсуждали еще и мою дочь, которая, тоже окажется угрозой для тебя. – уже со злобой ответила Оля.

Митя молча ушел на кухню, а Оля пошла курить в подъезд. Она сидела на ступеньках, с удовольствием, медленно, сильно затягиваясь курила, казалось, ни о чем не думая. Оле, на самом деле, уже было все равно, что будет думать Митя. Ей было плевать. Она просто хотела от него уехать.

Митя вышел к ней в подъезд с чашкой кофе. Спросил:

– Хочешь кофе?

Оля не отказалась.

– Дай сигарету, – вдруг сказал Митя.

– Не дам, – хладнокровно ответила Галицина.

– Почему? – удивился Дима.

– Потому, что ты не куришь, – жестко ответила Оля.

Она так ответила, что Митя понял – просить бесполезно.

– Знаешь, зря ты не сказала, что у тебя есть дочь. Это же даже хорошо, а не плохо. И теперь мне понятно, почему ты часто грустишь и хочешь домой. И мне было бы понятно, если бы я знал. А так я же ничего не знаю и поэтому не понимаю. Мы могли бы забрать ее, и ты бы не грустила, и не ходила бы к Светке, уже почти каждый вечер, пить пиво. Не факт, конечно, что я бы любил ее, но все обязанности, как отец, я бы исполнял очень хорошо.

– Митя, о чем ты говоришь? Ты сейчас собираешься убить своего ребенка. Причем не задумываясь, не рассматривая варианты: "если бы, да кабы… " Просто сразу – убить! А сейчас мне дуешь в уши, что исполнял бы обязанности отца для чужого ребенка… Перестань.

Митя молчал.

– Просто сейчас у нас отношения зашли в тупик. И не известно будем ли мы вместе вообще. Так какой тогда ребенок? – продолжил Митя.

Но теперь уже молчала Оля. Она медленно курила с отсутствующим видом.

Глава 16. Переночевать.

В самолете Оля решила привести себя в порядок, чтобы в Краснодар прилететь красоточкой, тем более надо чем-то заняться пока летишь. Место было у окна, мужчина, сидевший рядом уснул, и Оля достала косметику.

Когда мужчина проснулся, он не смог скрыть свое восхищение и подарил Оле шоколадку в знак признания ее искусству владения макияжем.

В Краснодар Оля прилетела около пяти вечера и на такси поехала на автовокзал. У Галициной было две большие спортивные сумки, не считая своей повседневной на плече и отдельно упакованная картина, которую подарил ей брат на день рождения. Картина, на самом деле была дорога Ольге, во-первых, ее написал брат специально для нее, а во-вторых она была действительно хороша. И в хорошей, подходящей для нее раме. На картине была изображена тропинка, уходящая в осенний лес или хороший заброшенный парк. Был ясный, безветренный день и желтые листочки в лучах солнышка были как янтарные. Картина передавала радость, спокойствие и, казалось, что эта тропика ведет тебя в счастливое будущее. Поэтому Оля не могла ее оставить. Она оставила много другого, в основном постельное белье и полотенца, которые она покупала для себя. Все Ольга не могла забрать, хотя понимала, что в станице она уже ничего этого не купит. Она бы часть отправила почтой, но для этого времени уже не было. Митя купил ей билет на самолет уже на следующий день, объяснив это тем, что на поезд билетов не было на ближайшие три дня, которые они смотрели. Купил билет в Краснодар, даже не спросив, не узнав какой аэропорт ближе к ее дому. От Краснодарского аэропорта до ее дома – 250 км, а от Ростова-на-Дону – 180 км.

Автовокзал оказался закрыт! И ж/д вокзал тоже. Объяснили так: из-за " контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона", в общем из -за войны в Чечне вокзалы в Краснодаре закрываются в шесть вечера, а откроются в шесть утра.

"Да… Ещë и уши заложило. " – подумала Оля – Ну да ладно, деньги есть, я здесь жила и без денег – не пропаду». Оля вспомнила свою кошмарную ночь в Краснодаре, когда пьяный хозяин домика, в котором она жила, выкинул все ее вещи из дома на улицу прямо в лужу и ее матрасик на котором она спала. Был вечер и уже даже темнело. Выкинул за то, что Оля поругала его за то, что он украл у нее последние сто рублей, спрятанные во втором томе "Отверженных" и даже сама книга пропала. Сергей не пытался оправдаться.

– Я хозяин! А ты мне не платишь. Говоришь денег нет, а сама прячешь деньги по книгам. А саму книгу я дал соседу почитать. – объяснил свой поступок и выкинул вещи. Оля оказалась на улице в чужом городе без копейки денег.

Она собрала свои грязные, мокрые вещи из лужи в сумку. Свернула свой матрасик в рулон, завязала его поясом от кофты, постучалась в соседний домик, где горел свет, еë пустили.

Там сидела компания из пяти человек: мужчины и женщины лет тридцати, выпивали водочку. Пару мужчин походили на сиженных или что-то в этом роде.

Компания была добродушная. Предложили Оле присоединиться к ним и даже переночевать. Оля, окинула взглядом все помещение – это был настоящий бич.холл: кругом грязь, ободранные стены, не мытые полы, хотя там было две молодые женщины. Грязные стаканы, стол и все в этом духе.

Оля не боялась таких людей, она лет с семнадцати походила в станице по таким домам и очень хорошо общалась с такими людьми. Они ей были понятны. Они окружали ее всю ее жизнь, начиная с ее отца. Но Оля не планировала больше связывать свою жизнь с таким контингентом даже на одну ночь. Тем более такие посиделки не оканчиваются одной ночью и не решают проблем, а усугубляют их. Оля уже все это знала и поэтому ограничилась тем, что оставила у них свои вещи, забрав с собой только то, с чем она точно не готова была расстаться, а точнее паспорт и мамину мохеровую большую, мягкую теплую кофту, на случай, если придётся провести ночь на улице. К счастью она лежала в чистом пакете и не пострадала. Оля направилась к своей подружке Кати, соответственно пешком. Она вообще по Краснодару перемещалась почти всегда пешком, так как денег на транспорт не было. Шла Оля к подружке минут тридцать, но ее не оказалось дома. Соседка сказала, что Катя уехала со своим женихом отдыхать на несколько дней, уехала только вчера, так что еще пару дней ее не будет.

"Ужас. Что же мне делать? Завтра утром на работу. Надо просто где-то переночевать. В блат.хате не вариант, там все равно не дадут спать, там не спят. Будут заставлять пить водку… Может с кем-нибудь познакомиться? А что еще делать? А как на улице познакомиться, если денег нет даже в кафе зайти? Буду просто ходить по улицам, сами подойдут. Надо идти в центр, где много людей гуляет. Буду у того, кто мне понравится, просить подкурить, а там разберемся". – так решила Оля и пошла в сторону центра.

Прошла она не долго, как к ней подошел взрослый мужчина лет сорока. Уже совсем стемнело и похолодало. Ночи на юге черные и становится прохладно. Хорошо, что улицы в Краснодаре хорошо освещались.

Мужчина спросил куда идет такая милая девушка одна, а Оля честно ему все рассказала, надеясь на сочувствие и помощь.

– Поехали ко мне. Я живу один. – предложил мужчина.

– Было бы не плохо. Я очень устала и хочу спать, а утром мне на работу. Только

пообещайте мне, что Вы не будите ко мне приставать, что Вы дадите мне просто поспать.

– Да, конечно. Я абсолютно без задней мысли. Ляжешь в зале на диване, а я буду у себя в спальне. – ответил мужчина.

– Честно, Вы не будите ко мне приставать? Мне правда негде переночевать. Мне завтра на работу. – продолжала объяснять Оля.

– Да я все понял. Говорю же не буду. Я сам очень устал и хочу спать. Садись, я на машине, но тут ехать буквально пару кварталов.

Оля села. Она на самом деле очень устала, она весь день проработала на кухне у Романа Абрамовича, все на ногах. И официанткой, и помощницей повара, вообще не присаживалась. А когда пришла с работы, обнаружила отсутствие тома "Отверженные"… – Сергей выкинул ее из домика, и Оля пошла по улицам Краснодара. Так что сил у нее совсем не осталось ни на что.

Мужчина привел ее к себе в квартиру, они попили чай с бутербродами. Мужчина предложил коньяка, Оля отказалась, чтобы не давать ему лишний повод. Если бы она сейчас в такой жизненной ситуации попала к другу, она бы обязательно выпила перед сном, но с чужим мужчиной решила, что пить не стоит.

– Вы знаете, я очень устала. У меня уже нет сил даже есть. Можно я пойду спать. – спросила Оля.

– Да, конечно. Пойдем.

Он завел ее в зал, дал подушку и теплый пушистый плед. Хотел постелить простынь, но Оля отказалась, чтобы не раздеваться. Сам мужчина пошел обратно на кухню, закрыв за собой дверь.

Оля уснула очень быстро, хотя обычно на новом месте она плохо засыпала, но тут, видимо, и правда очень сильно устала.

Не известно сколько ей удалось поспать. Оля проснулась от того, что ее кто-то гладит по руке. Очнувшись и поняв где она и что происходит, девушка панически подскочила на диване, укутываясь посильнее в плед.

– Вы же мне обещали! – довольно громко начала она. – Я же вас просила! Неужели так трудно просто сделать добро, дать человеку, которому негде переночевать поспать?

– Тихо, не кричи. – прошипел мужчина, соседи услышат.

"Очень хорошо. – мгновенно пришло в голову Оле – это мое спасение. Он боится, что услышат соседи." Оля, когда зашла в квартиру почти сразу отметила, что мужчина живет не один, как он сказал, а с женщиной, скорей всего с женой и ребенком, которых просто сейчас не было дома. Теперь она поняла, что он боится того, что соседи могут рассказать жене, и Оля продолжила, не снижая тона.

– Все, все, ухожу. Извини. Тихо, здесь стены очень тонкие, – опять прошипел мужчина и ушел в свою комнату.

Оля смотрела на двери его комнаты, которые хорошо освещал фонарь с улицы… так и уснула.

Через какое-то время она проснулась от того, что ее кто-то гладил.

– Это опять Вы? – громко начала Оля – да что Вы за человек такой?

Оля судорожно куталась в плед.

– Тихо, тихо я тебе сказал, – теперь мужчина говорил зло, как бы приказывая.

Оля разрыдалась. Она уже ничего не говорила, а только плакала и плакала, так горько… и громко.

– Тихо, тихо. Все, извини. Я ухожу, – теперь уже испуганно проговорил мужчина и отправился восвоясье.

Оля продолжала сидеть на диване, укутавшись в плед и плакала. Слезы все лились, лились. Вся шея, часть пледа были мокрыми. Оля не могла больше быть сильной и спокойной, она сломалась. Ей было так обидно за себя. " Что за скотская жизнь у меня? За что мне это? Почему все хотят меня обидеть? Мать не любит, брат бьет, муж изменяет, работодатель орет и не платит. Конченный алкаш и тот выкинул мои вещи в лужу и некому за меня заступиться. Почему так со мной? " – думала Оля. Так заплаканная она уснула.

Проснулась Ольга от того, что кто-то гладил ее уже по ноге. Она подскочила.

– Да что ж ты за скотина? – прокричала Оля.

В квартиру уже пробивался рассвет. Галициной уже было все равно. Она понимала, что возможно сейчас нарвется на грубость, возможно он даже ударит ее, а может и изобьет, но у нее началась настоящая истерика, которую человек не в силах контролировать. Оля громко кричала, рыдала, рвалась на улицу:

– Открой дверь, выпусти меня!

Мужчина пытался успокоить ее, но она уже не слушала его, не верила ему и рвалась на свободу.

Он открыл ей дверь и Оля выпорхнула на свежий воздух, продолжая заливаться горькими слезами.

Глава 17. Красотка.

Вспомнив эту ночь в Краснодаре, Оля понимала, что теперь все будет по-другому, потому, что у нее есть деньги. В Краснодаре был удивительно теплый октябрь, прямо летний вечер, во всяком случае после Питера.

Оля сдала вещи в камеру хранения и решила эту ночь погулять. Совсем другое ощущение, когда у тебя есть деньги.

Она отправилась в "Какаду". Ей нравился этот ночной клуб, в котором она тусила со своей подружкой Катей, когда только приехала в Краснодар и еще не была в полной нищете.

Пошла Оля пешком, по привычке. Конечно она уже могла взять такси, но спешить ей было некуда, да и она любила ходить. " А потом клуб еще откроется, наверное, через час". – подумала Оля.

Когда она намеривалась зайти в клуб, который располагался в подвальном помещении, ее остановил мужчина, который курил у входа:

– Клуб закрыт.

– Как закрыт? Но Вы же явно оттуда вышли?

– Да, я оттуда. Там частное мероприятие. День рождения празднуют. А вы от куда к нам приехали? – поинтересовался мужчина.

– А так видно, что я приехала? – вопросом ответила Оля.

– Клубы, кафе, рестораны не работают после шести. Если бы Вы здесь жили, то уж знали об этом.

– А, как это они сформулировал, – антитеррористические действия?

– Да. – с улыбкой ответил мужчина – Так от куда Вы?

– С Питера.

Оля закурила.

– Представляете, прилетела, а тут вокзалы закрыты, а мне дальше еще ехать. Думаю, ладно, проведу ночь в клубе. Я жила здесь раньше. А о том, что если вокзалы даже закрыты, то и клубы уж тоже, даже в голову не пришло. Интересно, а гостиницы хоть открыты?

– А знаете, что? Здесь празднуется день рождения начальницы налоговой службы, здесь вся налоговая и плюс другие, людей полно, как и должно быть в клубе. Да и еще вся выпивка и еда, считай бесплатно. Пойдемте со мной. У меня нет девушки, а, в основном все по парам. Я бы был рад, а Вы, как и планировали, проведете ночь в клубе.

Оле эта идея понравилась. Мужчина был симпатичный, приятный. "Да, я могла бы с ним всю ночь пропить." – подумала Оля.

Сама Ольга выглядела сногсшибательно. Она была в каком-то пике своего расцвета. Плюс ее ранняя беременность сделала ее и без того, прекрасную фигуру, сказочно привлекательной. Еë грудь налилась и ее второй размер превратился в третий, живот при этом оставался плоским, а талия тонкой. Оля еще и одета была так, что все ее достоинства подчеркивались. На ней был белоснежный тонкий свитерок, который очень обтягивал ее фигуру, плюс с хорошим декольте. Ее загорелые полные груди на белом фоне могли открыть любые двери, любого заведения, кроме вокзала. А не менее круглую попку обтягивали черные джинсы. Украшением служил металлический ремень из отдельных овальных звеньев, на каждом звене была надпись"LEVI'S". На ножках были одеты туфли на довольно высоком каблуке – сантиметров восемь. Туфли были сделаны под кожу змеи, бордового цвета. Такой девушке мало кто откажет. А главное, Оля знала, что она превосходно выглядит и еще наличие у нее денег, придавало ей ту уверенность, от которой все мужчины сходят с ума.

– Да, я согласна. – произнесла Оля.

– Очень хорошо. – мужчина радостно засуетился – Надо купить цветы.

Он стал рассматривать улицу, видимо в надежде увидеть ларек с цветами. И на самом деле, не далеко этот ларек был.

– Значит, сейчас я куплю цветы, подождите меня.

Мужчина притащил букетик кремовых роз.

– Мы зайдем, вместе подойдем к имениннице и подарите ей цветы. Я буду все время с Вами, представлю Вас ей. Как Вас зовут? – суетливо говорил мужчина.

– А, я Ольга, Оля. – девушка протянула руку.

Мужчина поцеловал руку, достаточно низко над ней склонившись.

– Я Володя. Очень приятно.

Они сделали, как запланировали. Володя представил Олю, как свою девушку.

Оля привлекла все взгляды на себя. Ее появление фактически испортило день рождения имениннице, да и всем остальным, приглашенным женщинам, но зато порадовало весь мужской пол. Новый Олин знакомый оказался далеко не последним человеком в этом кругу налоговиков, это было понятно по тому, как женщины, которые змеями вились вокруг девушки, не решались ее укусить, хотя яд прямо капал на пол с их ярко накрашенных ртов. И по тому, как мужчины терлись вокруг, но непристойных жестов не позволяли, поглядывая на Владимира, хотя всех остальных баб лапали уже во всю. Оля наблюдала, как куражатся "сильные мира сего". Особенно ее поразило поведение женщин.

"И это те женщины, которые сидят в кабинетах, решают чьи-то судьбы. Такие там все, в своих строгих костюмах важные, серьезные, прямо пример добропорядочности, честности и приличия. " – с удивлением думала Оля.

В клубе творилось такое непотребство, какого не бывает в режиме повседневной клубной жизни среди молодежи, на которую они же и им подобные наговаривают.

Бабы почти все жирные, хотя всем около сорока лет, что делает их развратное поведение еще более отвратительным.Если бы свои юбки задирали красивые, стройные женщины, пусть даже и пьяные, это см

отрелось бы не так отвратно.

Они вели себя как кошки во время течки, лезли даже на колоны, находившиеся по периметру танцпола, а точнее тёрлись о них своими задами. Зрелище было омерзительным. Никто из пьяной молодёжи так гадко себя не ведет.

Оля на их фоне была как леди среди пьяных свинопасок. Она позволила себе отдохнуть, ни в чем себе не отказывая, тем более стол был великолепный. Еды, по-кубански, было много, разновидности блюд трудно описать: была даже черная икра.

Оля ела и пила, наслаждаясь, пока все плясали вокруг колон под "Хали-гали" и "Какао-какао", ведь в Питере не было такой вкусной еды, такую там не купишь ни за какие деньги.

Наступило утро. Все стали разъезжаться. " Так, сейчас пять, вокзал откроется через час. Ну, в принципе, пока дойду… " – думала Оля.

– Пойдем? – сказал Владимир.

– Куда? – осторожно спросила Оля.

– Ну, на выход. – удивился вопросу Володя – Довезу тебя. Тебе куда?

– Мне на автовокзал. А как ты меня довезешь, ты же пьяный?

– Я не пьяный. С чего ты взяла?

– С того, что ты пил всю ночь. – раздраженно ответила Оля, удивляясь вопросу.

– Ну и что, что пил? Я же даже не шатаюсь.

– А ГАИшники?

– Да все нормально, поехали.

– Ну, поехали. – ответила Оля.

"Да, пофиг. Пять утра, суббота, на улицах еще никого. А ГАИшники и налоговики – " рука руку моет". Вообще плевать, лишь бы на вокзал привез."

Привез Володя Олю не на вокзал. Остановились они в частном секторе, напротив двухэтажного дома из красного кирпича.

– Вот решил тебе свой дом показать. – сказал Владимир, когда они остановились.

До Оли сразу все дошло.

– Ой, как вы все достали. Все одно и то же. Уже даже скучно. – сказала Оля удивительно спокойным голосом и вышла из машины.

– Ты куда? – выскочив из машины, спросил Владимир.

– На вокзал.

– Да чë ты? Я тебя отвезу. – будто бы закудахтал Вова.

– Когда, сею секунду или ты меня в дом хочешь завести?

– Ну да, хотел дом показать.

– Я не хочу к тебе в дом, я хочу на вокзал. Прежде чем вести девушку в дом, надо, хотя бы спросить хочет ли она этого?

Оля уставилась на Владимира, ожидая его "ход».

– Ладно. Садись в машину. Поехали.

По его спокойной интонации Ольга поняла, что он сдался, и она села в машину.

Глава 18. Температура.

Аборт Оле делали в станице, официально, как плановую операцию. Она не захотела ехать в город, не хотела преждевременно расставаться с Митиными деньгами, которых он дал ей гораздо меньше, чем она могла рассчитывать. "Ну и козел. Я прожила с ним три месяца, еще и аборт. Плюс мы же с ним, фактически, расстались, это все понимают. Мог бы что-то типа отступных еще дать на первую жизнь после аборта. Ну, все-таки он козел." – думала Оля.

На следующий день после аборта у Оли поднялась температура 39.2. Она лежала в своей двенадцатиметровой комнатке в полузабытье. "Надо сбить температуру, почему она не сбивается? " – медленно передвигались мысли в голове.

– Мама, мама! Мама… – пыталась как можно громче позвать Оля, но громко не получалось, и никто не пришёл.

Оля померила температуру еще раз. Она с большим трудом смогла рассмотреть значение на градуснике, видела она от температуры уже плохо. Все горело, она видела, как будто через жар. Температура была 39.4. Она вспомнила, что так же видела, когда ее папа подвесил вниз головой, и комната смотрелась в красном цвете.

"Я сгораю заживо. И никого нет. Надо вызвать скорую." – думала девушка.

Оля попыталась встать. Получилось только оторвать голову от подушки. Она приложила все свои усилия и сползла с кровати на пол. На полу оказалось даже получше – прохладно. Ольга полежала с минутку, набралась сил и с новыми усилиями поползла. Телефон был в коридоре. До него всего то было метра три. Правда он стоял на полочке, которая находилась в метре над полом, а может и больше. Значит к нему надо будет встать.

С невероятным усилием Ольга приподнялась и спустила телефон на пол. Легла рядом с ним, с минуту отдохнула и набрала на циферблате номер телефона.

–Алë, – услышала Оля в трубке.

– Привет. Это я. Я тебя люблю. – с усилием, ели слышно проговорила Ольга.

– Ты где? – голос стал озадаченным.

– Я дома, здесь.

– Что с тобой, тебе плохо. – спросил Комаров.

– У меня температура 39 и 4, а дома никого нет.

– Звони в скорую – почти крикнул Александр.

– Да, я хотела.

– Ну, так звони! – крикнул Комаров.

Ответа не последовало.

– Алë, Лапа, ты меня слышишь? Алë, ты где?

Но ответа не было. Оля лежала на полу с трубкой. Она была без сознания.

Галицина очнулась. Осмотрелась, она лежала в своей комнате. Был день, так же, как и тогда, когда она вырубилась в коридоре. Шторы с большими зелеными геометрическими фигурами, напоминающие вазы, были задёрнуты, но солнце мягко проступало в комнату сквозь них.

Оля услышала, как в коридоре кто-то разговаривает, она стала настраивать свой слух. Это была мама. Она говорила по телефону:

– Она чуть не умерла. У нее температура была 39 и четыре, не могли сбить. Скорая уколами только сбила. Сейчас у нее еще температура больше тридцати восьми…Ей там, наверное, инфекцию какую-то занесли, начался воспалительный процесс. Она после такого аборта вообще может детей не иметь… Она пошла в нашу местную больницу, где бесплатно делают, сказала, что ты денег ей мало дал. Что ж ты так, Митя. Я думала, что ты такой хороший парень, не понимала, что ей не так. А теперь понимаю. Ты вообще почему ее беременную сюда отправил? Почему ты там, в Питере не сделал ей аборт, ребенок же твой?! Надо было там все сделать, побыть с ней еще несколько дней, как относительно порядочный мужчина, а потом уже отправлять. – Мать замолчала. «"Что конец разговора, или он ей там что-то говорит." – подумала Оля, поняв с кем разговаривает мать. – "Интересно, она сама позвонила или он позвонил? "

– Ну и что, ты же мужчина? Ты просто избавился от проблем, а что теперь с ней будет? Ты давай или приезжай, или денег пришли, чтобы мы в город к нормальным врачам поехали. Знаешь, еще как бывает? – Не дочистят, все придётся переделывать, чтобы матка не загнила… Только вышли на мое имя, она не сможет на почту пойти. Я Валентина Георгиевна Галицина… Хорошо, что помнишь. «О, мама на деньги его развела. Да, ей палец в рот не клади…» – подумала Оля и стала засыпать.

Книга 5. Отпустил.

Глава 1. Дочурка.

На следующий день Оле было гораздо лучше, температуры уже не было, осталась только слабость. Оля проснулась около восьми утра и стала думать о том, как ей жить дальше: «, во-первых, такая высокая температура – это воспалительный процесс. Значит они какую-то гадость занесли. Надо прямо сейчас к гинекологу идти. Во-вторых, где моя дочь? Наверное, в садике. Надо заняться Леночкой. Она спит с бабушкой в зале. Надо чтобы она со мной в комнате спала…а куда здесь вторую кровать? – не поставить. Так, ладно…, да мы вообще должны жить с папой и у папы! Где он, кстати? Он вообще хоть звонил маме, узнавал, как я?» Оля сходила к гинекологу, который назначил ей антибиотики и отправилась к другу, который жил не далеко от поликлиники.

Оля, Саша и Леночка стали жить вместе в Сашиной двухкомнатной квартире, которую ему отдали родители. Жили хорошо, Леночке через месяц исполниться четыре годика, и Оля думала о том, как лучше отметить день рождения. Саша ходил на службу в милицию, Оля хозяйничала по дому: утром отводила Леночку в садик, готовила обед, вечером пораньше забирала с садика, в общем все, как полагается. Свекровь заходила в гости каждый день в обед. Она работала в музыкальной школе преподавателем сольфеджио и на работу ходила после обеда, до этого, заходив к Оле покурить и попить кофе. Свекровь была гурманкой: пила только вареный

кофе из свежемолотых зерен. Для этого она притащила свою турку и ручную кофемолку, чтобы все было на высшем уровне. Хочет ли Оля принимать ее каждый день на ее перекур – Надежду Германовну это не интересовало. Она считала, что это еë квартира, что она великодушно разрешает Оле жить здесь и в любую минуту может указать ей на дверь. Еë даже не интересовало мнение сына по этому поводу. Надежда Германовна считала, что сыну же надо кого-то иметь, она была уверена, что он не любит Ольгу, что он любит маму и все равно, в итоге, сделает, как она захочет, и как только она захочет.

У Надежды Германовны Комаровой был свой ключ от квартиры, и она всегда входила, открывая своим ключом, не звоня предупредительно в дверь, и тем более, не предупреждая о своем визите по телефону. Часто она заходила два раза в день: идя на работу и идя с работы, это было по пути, очень удобно. В итоге Олин день строился с учетом приема свекрови дважды в день.

Оля хотела стать хорошей невесткой и больше не враждовать с Надеждой Германовной и поэтому старалась изо всех сил. Олины старания в этом отношении заключались в том, что она с улыбкой принимала свекровь, уделяла ей свое время дважды в день, вместо того, чтобы заняться какими-то своими делами, делала вид, что рада еë видеть. Старалась не раздражаться на ее приходы. Особенно, конечно, Оле было не понятно, как женщина, которая всем пытается себя показать, как интеллигентную особу, позволяет себе так бесцеремонно приходить. Но Оля держалась, объясняя себе, что это на самом деле ее квартира, что Александра радуют приходы мамы… в общем терпела.

Ольга жила на те деньги, которые выслала маме еще с Борисом, да еще и Кучин дал, по меркам станицы не мало. Для станицы это были большие деньги и, если не много экономить, здесь можно было прожить долго. Александр конечно работал и давал деньги на еду, поэтому Оля не много тратила своих денег. С мужем царила полная гармония и любовь. Как-то днем, когда свекровь была рядом, зазвонил телефон.

– Алë. – ответила Оля.

– Это Ольга? – спросил женский голос.

– Да, я слушаю. – ответила Галицина.

– Я мама Нели Кусадаевой. – женщина замолчала, видимо для того, чтобы дать Оле время понять кто это.

И правильно сделала. Ольге понадобилось с пол минуты, чтобы ее память нашла эту фамилию и связала еще со словом "мама". Когда до Оли дошло, жар стал подниматься в ней, от куда-то с живота, постепенно в голову. Он поднимался одновременно с осознанием того, кто на том конце провода.

– Я хочу попросить тебя оставить Александра в покое. – продолжила женщина.

При осознании этой фразы у Оли расширились глаза и стали в два раза больше. Жар, который добрался до головы, казалось там расширялся и раздвигал черепную коробку.

Свекровь стояла и с удивлением смотрела на невестку, видя у неë такое выражение лица впервые.

– Ольга, пойми, ты с Александром уже развилась, уехала далеко, жила там. По слухам, не известно, чем занималась. Здесь Александр официально встречался с моей дочерью, ходил с ней по всей станице, познакомил ее со своими родителями, разговоры уже были о свадьбе. Тут приехала ты…

Тут свекровь не выдержала, подсела к Оле и свое ухо влепила в трубку, давя своей головой Ольге в весок.

– Я понимаю, что ты опытная женщина в сексуальных делах, чем и вернула сейчас к себе Александра. Моей девочке в этом плане до тебя, конечно, далеко.

У Галициной с каждой новой услышанной фразой, казалось, веки раскрывались все шире, а огонь в голове плавил мозги.

– Но "разбитую чашку не склеишь" – продолжала мамаша любовницы.

– Знаете, что, – заговорила Ольга – я что-то не пойму, ваша дочурка беременна? Может вам денег дать на аборт?

– Нет, она не беременна. – озадаченно ответила женщина, видимо точно не ожидая такого оборота в разговоре.

– Так, а в чем тогда дело? Она точно не была девственницей. Если бы ваша дочурка, которая только что закончила школу, была бы девственницей, а он еë лишил бы этой ценности, тогда понятно, что вы могли бы требовать, чтобы он на ней женился. А так как ваша девочка начала спать с мужчинами за долго до него, учась еще в школе. И я точно это знаю потому, что сама их и познакомила. И я не поняла, прочему вы о моем сексуальном опыте говорите с каким-то пренебрежением? Я школу закончила девственницей. Сейчас я женщина, имею трехлетнюю дочь, рожденную в браке. А вашу девочку еще женатый мужчина, потому, что я развелась с ним из-за шашней с вашей дочуркой, трахал в вашем же доме, в соседней от вас комнате. Они даже не скрывались от вас. Вот здесь уже вопросы к вам: как вы позволяли трахать женатому мужику свою несовершеннолетнюю дочь в соседней комнате? – здесь уже взяла паузу Оля, ожидая ответ на поставленный вопрос.

Оля слышала, как женщина дышала в трубку. Галицина понимала, что та все слышит, но не может ответить."Значит разговор закончен" – подумала Оля.

– До свидания, – сказала Ольга и положила трубку.

– Ну ты даёшь, ну ты красавица! – раскудахталась Надежда Германовна. – Как ты еë? Даже я бы так не смогла.

«Как вы все меня задолбали, – думала Оля. – Когда ты уже свалишь? Эти мамаши со всех щелей…». Оля чувствовала усталость. Жар стал так же, как и поднимался, опускаться с головы обратно вниз. Веки обратно закрывались.

" Единственное, что радует во всей этой ситуации, это то, что, значит он на самом деле с ней расстался". – думала Ольга.

Глава 2. Свинство.

В квартире Комарова вся мебель стояла еще как при родителях, когда они жили впятером: мама, папа и трое сыновей, не считая собачки. Оля тогда только успела купить стиральную хорошую машину автомат и установить на кухне, так как кухня была довольно просторная. Договориться со свекровью, чтобы та забрала в свой новый дом или куда хочет, свое пианино и выгрести весь хлам с лоджии, состоящий из груды пивных бутылок, которые, видимо, собирали для сдачи, кучи нотных журналов и такой же кучи журналов для вязания. Плюс книги, в основном, про Великую Отечественную Войну, их было около двадцати.

За каждый старый пыльный журнал Оле пришлось бороться с Надеждой Германовной. Свекровь не хотела забирать в свой новый дом всю эту груду пыльных журналов и выкидывать Оле их не давала.

Невестке пришлось проделать огромную работу: собрать все книги, журналы, каждый протереть влажной тряпкой от пыли, а журналов было около триста штук. Связать все это ровными стопочками, веревкой крест на крест, как перевязывают торты, и как можно компактней уложить на пол в нишу. Тридцать пивных бутылок Оля не стала относить на мусор, она так же каждую протерла от слоя пыли и вместе с другом отнесла и сдала их в магазин, который находился у них во дворе.

Оля хотела из лоджии сделать место для отдыха и курения. И ей это удалось. Она отдраила все от грязи, копившийся много лет. Установила из старой мебели что-то похожее на кресла и журнальный столик. Получилось замечательно. Там Оля курила, пила кофе, принимала гостей, которые все курили, включая саму свекровь, которая сразу бежала на лоджию, как только успевала сварить свой кофе. У Оли вообще был талант «делать из дерьма конфетку». Если перевести эту поговорку на русский язык, то с Оли получился бы отличный дизайнер. У нее был вкус от природы, видение всех оттенков, которые только может видеть человеческий глаз. Она видела и умела создавать прекрасное. Еще она видела пространство, как его должен видеть хороший архитектор и дизайнер. Она без всяких замеров и зарисовок точно знала, где что можно поставить, повернуть, установить. В неë был встроен природой отличный глазомер.

Но до перестановки мебели дело еще не дошло. Оля ждала, когда пианино покинет квартиру. Их кровать, вернее старый диван, который раскладывался в не маленькую кровать, стоял почему-то так, что, когда была открыта дверь в комнату, человек, лежащий на диване, смотрел сквозь коридор на входную дверь.

Оля, когда была свободна от домашних дел и приема курящих гостей на лоджии, изучала "фен-шуй". У Галициной была еще одна положительная черта: все что она делала – она делала хорошо. Изучала "фен-шуй" она тоже хорошо. О нем она узнала в Питере, там даже уже были целые маленькие подвальные магазинчики, посвященные этой древней китайской науки. В них продавались денежные жабы разных размеров, входные колокольчики, ароматизированные палочки и много другой фигни, которая не имела к гармонии окружающего мира никакого отношения. Но там, как раз, незадолго до отъезда Ольга купила пару не больших, но как решила Оля, довольно серьезных книг, переведенных с английского, а те, в свою очередь, с китайского. Вот по ним она и изучала "фен-шуй", внимательно конспектируя в общую тетрадь, чертя план квартиры и вычисляя стороны света.

Вот именно поэтому Оля и спешила переставить всю мебель в квартире. Она давно просила своего мужа помочь ей в этом, но у того была какая-то странная для Оли реакция: он не только не хотел переставлять мебель, но даже был категорически против, и даже агрессивно против. Галицина совсем не могла это понять.

Вот как-то в воскресный день, в девять утра Александр с Олей занимались любовью. Комаров находился под одеялом, как дверь квартиры почти бесшумно открылась и вошла свекровь. Их глаза встретились: Олины и Надежды Германовны. Александр не мог видеть маму и знать о еë приходе и продолжал орудовать под одеялом.

Оля в ужасе стала молча выцарапывать мужа наружу, тот не понимал действий жены – они были ему не знакомы.

– Ну давай уже вылазь! – почти крикнула Надежда Германовна – Мама твоя пришла.

– Тихо, вы же Лену разбудите. – громким шёпотом сказала Оля.

– Так уже девять утра. Почему ребенок еще спит? У ребенка должен быть режим. – говоря это, она прошла на кухню.

Александр поспешно натянул свои спортивные штаны и вышел к маме. Оля, обалдевшая от поступка свекрови, осталась лежать на месте.

«Срочно нужно переставить кровать! Хочет он этого или нет – плевать! Такого больше не должно повториться. Сука! Надо поговорить с Сашей, чтобы он объяснил своей мамаше, что о таких приходах надо предупреждать по телефону», – думала Оля.

– Че лежишь, пойдем курить. Я и тебе кофе сварила. – сказала свекровь, проплывая мимо с чашкой кофе в руке.

– Не хочу. – сухо ответила Оля.

"Какое же свинство. Сидит, курит она уже здесь с утра пораньше, весь дым валит в квартиру. Хоть бы окна на лоджии открыла. Свинья! " – продолжала думать Оля.

Глава 3. Виктор Куйбышев.

На следующий день, когда Александр был на работе, а Лена в садике, к Оли зашёл друг.

Это был изначально друг Комарова, лет на двадцать старше них. Сколько точно ему лет никто не знал, даже сам Виктор, так его звали. Он вырос в детском доме и поэтому не был уверен, что в документах написано правильно. Виктор Куйбышев знал свою мать, она до сих пор жила в соседнем селе, но она всю жизнь так сильно пила, что Витя не мог добиться от нее точной даты его рождения. И соответственно очень сомневался, что, когда его изымали у матери, когда ему было четыре года, она сумела предоставить органам опеки какие-то достоверные документы.

Когда Александр Комаров учился еще в школе, он каким-то образом попал в строительную бригаду Куйбышева подсобником на летнюю подработку. Они понравились друг другу и стали дружить, не взирая на двадцатилетнюю разницу, тем более, что жили они друг от друга всего в пару кварталах. Александр был для Виктора как сын. У него были свои сыновья, но они были еще маленькие и маменькины. А Александру не хватало такого отца. У Комарова, в свою очередь, был отец, но он был замкнутый, не общительный, не приветливый и со всеми членами своей семьи, кроме своего младшего больного сына, общался редкими приказными фразами. Куйбышев же с Александром всегда много общался, всему учил, а умел он очень многое, фактически все: от кладки камина, до сборки двигателя иномарки. Виктор всегда честно с ним говорил и о всех житейских ситуациях, например, о женщинах, а у женщин Куйбышев пользовался спросом. Несмотря на то, что он был женат, у него всегда была любовница одна или другая. Виктор ездил на заработки по всей России, ехал туда, от куда поступало выгодное предложение и не гнушался никакой работы и его не пугало ни какое расстояние. За счет всего этого у него всегда были деньги и не малые. Внешне, чтобы долго не описывать, он был похож на Олега Газманова и, правда, такого же маленького роста, что придает таким мужчинам какое-то особое очарование.

Когда Александр познакомил Виктора со своей невестой, Оле сразу этот взрослый дядька не понравился. Она решила, что он несет слишком много глупости и пошлости, тем более для взрослого мужчины, да еще и перед молодежью, которая ему в дети годится. Но очень скоро Оля оценила открытость, доброту, незлобивость этого человека. Оле тоже очень не хватало отца, гораздо больше, чем Александру, и она потянулась к нему. С ней он тоже говорил абсолютно на все темы, ничего не скрывая ни про себя лично, ни про жизнь вообще. К сожалению, уже в эти дни он все больше выпивал и все меньше ездил на какие-то большие работы. Зарабатывал, в основном тем, что ремонтировал машины прямо у себя во дворе, не имея для этого специализированного гаража, а лишь не большой навес, но для юга, это нормально.

– Привет, Малая. – поприветствовал Олю Виктор с порога – Давай винишка попьем. Смотри, у меня настоящее домашнее вино – презент, за хорошую работу.

– Очень хорошо, что ты зашёл. Вот ты то мне и нужен! – сказала Оля, обнимая и целуя в щëчку Витю. – Сейчас мебель будем двигать.

– А чë не с Комаровым? Давай он придёт, и мы с ним передвинем.

– Нет. Мы еë сейчас сами передвинем, пока он на работе. Он нихрена не понимает и нихрена не хочет. Пойдем покурим, расскажу.

Оля рассказала, как утром приперлась свекровь и их глаза встретились, когда Комаров был под одеялом.

– А ему пофиг. Его все устраивает. У них вообще странные для меня отношения. Я так больше не могу. Во-первых, спать, глядя на входную дверь, а во-вторых, если она еще раз так зайдет, когда мы занимаемся, то, боюсь я ей сама выскажу все, что я думаю о ней, о ее приходах, о еë воспитании и тому подобное.

– Ну тогда да. Надо двигать, а то, точно ты ей выскажешь и на этом ваша семейная жизнь закончится. – улыбаясь сказал Витя. – она тебя тогда выдвинет из квартиры, а еë сынок ей слова не скажет. Он такой же маменькин сынок, как и мои. Не повезло тебе, Малая.

И они вдвоем стали двигать мебель.

Глава 4. Ключ.

Как-то утром, в выходной день Александр и Оля занимались любовью на кухне, на стуле. День был очень солнечный, кухню, которая была отделана в оранжевых тонах, освещало доброе утреннее солнышко и поэтому она напоминала янтарную комнату, которую, правда, Оля видела только на картинках. Дверь на кухню была закрыта, чтобы дочь не слышала родительских утренних стонов, родители наслаждались друг другом в лучах утреннего солнца. Оля наращивала темп, сидя верхом на Александре. Ни на ком из них не было даже носков.

Тут дверь открылась, в проёме стояла Надежда Германовна.

Влюблённые располагались оба боком к ней и молча вытаращились на это явление.

– Ну все, хватит, вставай. – сказала свекровь, обращаясь к Ольге.

Возмущение Оли невозможно описать.

– Надежда Германовна, – с наряженным, медленным спокойным тоном проговорила Оля, – и вам доброе утро. Дело в том, что, если я встану, вы увидите стоячий член вашего сына. Вы за этим пришли?

– Ну ладно, я пойду без кофе курить, пока вы оденетесь. – надув губки сказала Надежда Германовна. И ушла на лоджию.

То, что Надежда Комарова курит не знал никто, кроме Оли и еë любимого сыночка. Еë муж – обычный кубанский мужик, если бы узнал, то или убил бы или, скорее всего, в его случае, развелся. Поэтому она боялась курить в доме, даже где-то в огороде, опасаясь, что еë кто – нибудь обнаружит за этим грязным делом. Вот она и повадилась уже с утра прибегать к сыночку, ведь баловство покурить переросло в зависимость, хотя она этого не понимала.

Как только дверь на лоджию закрылась Оля начала:

– Она вообще охренела! Ты должен ее поставить на место. Это невыносимо! Может она извращенка, она хочет видеть твой член?

– Ну ты говори, да не заговаривайся. – строго сказал Саша.

– Знаешь, что, не смей затыкать мне рот. Разберись со своей мамашей. Забери в конце концов ключ у нее от квартиры!

– Что он должен у меня забрать? – услышали супруги голос Надежды Германовны, которая вырулила снова в проем кухонной двери.

– Ключ. – бойко ответила Оля и еë понесло:

– Вы всем пытаетесь представить себя, будто бы вы вся такая интеллигентная, а сами ведете себя как последняя хабалка. Врываетесь вечно к людям без предупреждения, да ещë и подкрадываетесь, открывая дверь своим ключом. Я понимаю, что это ваша квартира, а точнее не ваша, а вашего мужа, которого вы выставляете перед всеми, как не образованное быдло, а он, в отличии от вас, всегда предупреждает о своем приходе и стучится, и ждет, когда ему откроют, а не входит со своим ключом. Даже если бы мы жили с вами в вашем доме, вы бы не могли без стука заходить в спальню к супругам. Наверное, даже аборигены в Африке не входят в хижину супругов, понимая, что они могут заниматься любовью. А вы вечно врываетесь, подкрадываетесь. Вы извращенка, или вы любите своего сына какой-то не материнской любовью и поэтому специально мешаете нам жить? Оля остановилась, вызывающе глядя в глаза Надежде Германовне.

– А ты что молчишь? Твою мать какая-то девка извращенкой называет и выгоняет из моей же квартиры, а ты молчишь?! – крикнула Надежа Комарова сыну.

– Да, ну вас всех к черту. – сказал Саша и пошел на лоджию.

Мать молча бросила ключ под ноги Оли и вышла вон из квартиры.

"Слава Богу! – подумала Оля. – давно надо было ей все высказать… Какое же чмо Комаров: ни в состоянии ничего ни сделать, ни сказать".

Глава 5. Новый год.

Шли дни, месяцы. Доченьке исполнилось 4 года. Пришло время встречать Новый 2000 год. Оля готовилась к празднику: купила в городе очень красивое алое бархатное платье для Леночки; составила праздничное меню, которым будет угощать мужа и гостей; украсила дом. С подружкой поздно вечером холили в центр и там отрезали себе по нижней лапе голубой ёлки. Они считали, что это самый гуманный способ украсить квартиру свежей хвоей. У Комарова в квартире от свекрови осталась напольная ваза, которая идеально подходила для водружения туда большой еловой ветки. Александр ни в чем не помогал Оле, он все время был на работе. У него часто были ночные смены, рейды, дежурства. "Перед Новым годом охрана всяких утренников, елок, людей в отделе не хватает" – так объяснял свое постоянное отсутствие Комаров Оле.

30 декабря Оля сама разбирала и чистила трубы под раковиной, которые называются сифон, так как они забились, и вода с раковины не уходила. Это была суббота и Александр не был ни на каком дежурстве, он был в доме у мамы. "Надо помогать маме готовиться к Новому году". – сказал Саша, уходя утром.

Оля была занята своей суетой и особо не придавала всему этому значения. Она знала, что завтра все будет хорошо, они будут вместе.

Но 31 декабря утром Комаров сказал, что в ночь на Новый год он дежурит. Довольно долго возмущался, что из него опять сделали козла отпущения.

– Когда ты об этом узнал? – спросила расстроенная Оля.

– Вчера, когда я был у матери. Меня там нашли.

– А почему ты мне не сказал об этом вчера вечером? Я бы лишние два часа, хотя бы, не стояла у плиты, – с спокойной грустью сказала Оля.

– Я не хотел портить вечер.

– Кому? – еще спросила Ольга, но Александр уже не ответил.

Вскоре он собрался … и ушёл.

Оля, мгновенно раздавленная пошла курить на балкон, потащив за собой телефон на длинном проводе.

Леночка уже проснулась, позавтракала и играла в комнате со своими игрушками. Вообще дочь у Оли была хорошая, послушная девочка. У Ольги не было с ней проблем.

Галицина, куря на балконе, позвонила соседке, с которой они должны были встречать Новый год.

Соседку звали Мария Жиронкина. Это была девушка на два года младше Оли, внешне не привлекательная. Конечно, как посмотреть, в общем на любителя: нос какой-то не правильной формы с горбинкой, с полными щеками, хотя сама она не была полной, два передних зуба были больше чем положено и смотрелись как у мышки, для тех, кто еë любил, и, или как у крысы, для тех, кто еë не любил. Все остальное вроде ничего, но у нее была не красивая попа, какая-то широкая, плоская, уже с образовавшимися "ушками" в ее 22 года и не красивые короткие ноги. Еë явным и единственным преимуществом были длинные, густые, каштановые от природы волосы. Еще ее преимуществом был еë большой дорогой гардероб. Он ей очень помогал. Маша была дочкой богатых родителей, они держали сразу два магазина в центре станицы, которые, по всей видимости, приносили не плохой доход. И из-за этого Мария была очень самоуверенная, и сама себя считала красивой и умной.

Оля дружила с ней потому, что она жила в соседнем подъезде, и их дети дружили.

– Привет, зайдешь покурить? – спросила Оля Машу по телефону.

– Да, я как раз собиралась.

Вскоре Маша пришла, и Ольга рассказала, что Саши не будет в новогоднюю ночь.

– Ну и хер на него! Это даже хорошо. Нарядимся и пойдем в бар. Я вчера встретила Перова, он сказал, что бар будет работать всю ночь, до шести утра.

– А Леночка? Еë тогда надо бабушке отводить, а я хотела с ней Новый год встретить. Да и она же уже все понимает и собирается с мамой Новый год встречать. Правда и с папой тоже…

– Ну и встречайте. Давай, как и планировали: я с сыном приду в десять, Куйбышев придёт. Посидим по-семейному с детьми. В двенадцать начнут салюты стрелять, я пойду Гришу уложу, а ты Лену. К часу они отстреляются, наступит тишина, дети уснут, и мы пойдем. У тебя же Лена всегда хорошо спит, не просыпается?

– Ну, да. Но все равно страшно. Вот никогда не просыпалась, а тут проснется… Тебе хорошо, твой Гриша сам не останется, у тебя родители.

Наступила пауза раздумья.

– Но, если только быстро, на пару часиков. Везде свет включить, конечно, кроме ее комнаты. Если вдруг она проснется и выйдет, то везде свет будет гореть. Она поймет, что мы на улицу вышли, а мы тут и придём". – рассуждала вслух Оля.

Так все и было. Они отметили с детьми. Потом сходили в бар, встретили там много знакомых. Оля пользовалась огромным успехом у парней, да и Маша не отставала. Но Галицина помнила о дочери и вскоре, прихватив с собой пару хороших знакомых, отправились к себе продолжать праздновать. Когда они тихонько все зашли в квартиру, Леночка еще спала. У Оли этот груз спал с груди и она, наверное, в душе позволила

Глава 6. «8 марта».

Вот уже наступило 8 марта. Оля проснулась, естественно, в отличном настроении, предвкушая радости праздника.

Отношения с мужем в последнее были сложными. Для Оли они были странными. Александр перестал хотеть жену. Она приставала к нему вечерами по-разному: и с разговорами, и пытаясь соблазнить его, но ничего не помогало. Всë только злило его, а иногда еë приставания приводили его чуть ли не в бешенство. Свою холодность он объяснял усталостью на работе и усталостью от, почти, ежедневной помощи по вечерам в родительском доме.

Оля почти всегда была одна. Он приходил только спать, даже ужинал он в доме у родителей. Ольга сходила с ума: не спала ночами, с трудом сдерживаясь, чтобы не разбудить его и не устроить очередной скандал с выяснениями отношений. Она уже понимала, что это ни к чему не приведет, только разве к тому, что она увидит Сашино, перекошенное от гнева лицо и крики: «Я хочу спать. Оставь меня в покое!»

Оля очень сильно страдала от такого к ней отношения. Она постоянно думала: "В чем дело? Что не так? Я не потолстела. Виду себя хорошо. Это его мамаша настраивает его против меня. Что же делать? Он каждый вечер у нее." Все эти мысли почти всегда роились у неë в голове. Она стала очень много курить и плохо спать. Она

И вот, восьмого марта она проснулась с радостной мыслью, что у неë есть повод нарядиться, накраситься, показать себя во всей красоте. "Конечно, домохозяек никто не хочет. Но кем я здесь пойду работать? На рынок капустой торговать? Таких тоже не хотят". – рассуждала Оля.

Проснулся и Александр. Оля радостная в это солнечное утро, стала ластиться к мужу. Комаров был холоден.

– Мне надо идти в дом к матери. Мы там начали строить большой сарай, надо воспользоваться выходными и достроить его. – уже собираясь сказал Саша.

Оля остолбенела. Она стояла и молча, с широко раскрытыми глазами смотрела на мужа. Он, как ни в чем не бывало, продолжал собираться.

У Ольги наворачивались слëзы. В районе грудной клетки стала расти черная туча, которая поднималась через горло в голову.

– Сегодня же восьмое марта. – совсем тихо произнесла Оля, сохраняя последнюю крупинку надежды.

– Ну и что? Надо работать. Вечером сходим к Куйбышеву. Денег на подарок у меня сейчас нет, но к вечеру что-нибудь придумаю. – поспешно ответил Саша, чмокнул Олю в лобик и вышел.

Оля осталась стоять на месте. Пустота заполнила все еë тело и голову. "Всë кончено". – появилась мысль спустя пару минут.

Ольга медленно повернулась и пошла на лоджию. Медленно села и закурила. Она делала такие глубокие затяжки, будто бы курила не сигарету.

"Бедная моя дочь. Сейчас она проснётся, тоже в ожидании праздника с мамой и папой, а папы опять нет, а мама опять горем убитая и только все курит, и курит. Надо найти в себе силы и сделать хоть какой-то праздник для Леночки. А что я могу для неë сделать? Надо пойти хоть тортик купить. Надо позвать хоть Машу с Гришей в гости". – думала Оля.

Оля поднялась, и притащила на балкон телефон. Позвонила Маше Жиронкиной:

– Привет. У меня тут задница с утра пораньше…

Глава 7. Отпустил.

После обеда Ольга уложила дочку на дневной сон, а сама пошла на лоджию курить с кофе и думать о том, что происходит в еë жизни.

Оля сидела, курила, иногда отпивала кофе и плакала. Плакала почти беззвучно, слезы одна за одной скатывались, как бусинки. Мыслей не было. Вернее, они были где-то в глубине, клубились сами по себе, но Оля не могла поймать ни одну, да она и не старалась. Она находилась, словно, в апатии, но это было не так – она не была безразлична и безучастна к происходящему, ему мозг, на самом деле, работал как компьютер – быстро бегал по файликам, выискивая правильный ответ, бегал по уголкам памяти, фрагменты, воспоминания, сходится, не сходится… И тут, не получив ответ ясно, а только как-то инстинктивно, Оля позвонила в дом к родителям Александра. Она не собиралась туда звонить, еë там не любили и Александр тоже это понимал, но Оля позвонила. Трубку взял его отец.

– Здравствуйте, а Александра я могу услышать? – спросила Ольга, стараясь говорить детским голосом, надеясь, что отец еë даже не узнает.

– А его у нас нет. – ответил отец.

– А не подскажите, где я могу его найти? – продолжила Оля таким же дурацким голосом.

– А вы к нему в квартиру звонили?

– Да, спасибо. – и Оля положила трубку. Всë что ей было нужно – она узнала.

Она сидела не шевелясь. Даже закурить не было сил, да и желания. Жизнь перестала существовать. Боль стала расползаться с груди в разные стороны: в голову, через горло, в живот. Когда боль, своими тонкими щупальцами проползала по горлу, Оля почувствовала, что она горькая и выпила глоток кофе, чтобы запить эту горечь. Варенный кофе без сахара, казался сладким по сравнению с той горечью, которая оставила за собой боль.

Через какое-то время Галицина взяла телефон и позвонила:

– Здравствуйте, а Нелю я могу услышать? – таким же детским голосом, каким она разговаривала с отцом Александра, спросила Оля.

Нелю позвали.

– Он у тебя? – уже своим, немного грубым голосом спросила Ольга.

Она почему-то не сомневалась, что Неля поймет кто звонит и про кого спрашивает.

– Да. – услышала Оля ответ.

– Принес подарок на 8 марта?

– Да.

– Что он тебе подарил?

– Серебряную цепочку с кулоном. – продолжала отвечать Неля.

– Понятно.

– Его позвать? – спросила Кусадаева.

– Нет. Он мне не нужен. – и Оля положила трубку. Она снова закурила. "Да, это правда. Он подарил ей цепочку с кулоном, это в его стиле. Он всегда делал мне такие подарки… Смешно – Оля страшно улыбнулась – меня сейчас беспокоит не то, что он еë трахает, а то, что он дарит ей сейчас не дешëвый подарок, когда я даже суп без мяса варю. Покупаю детский крем в аптеке и мажу им лицо, потому, что на крем для лица у меня нет денег. На еду для нас у него нет денег, а на подарки любовнице есть». Оля сидела на лоджии с болью в душе. "За что?" – стучало у неë в голове. Тут она услышала стук в дверь. Пришла свекровь, теперь она стучалась.

– Хорошо, что Вы пришли. – с удивительным спокойствием сказала Оля.

– Да? Я пришла тебя поздравить, а Александр где?

– Он у своей малолетней шлюхи, понес ей подарок. А на подарок для меня у него денег не нашлось.

– С чего ты взяла, что он у неë? – выпучив глаза, спросила свекровь.

– Ой, Надежда Германовна, хватит, я устала. Я сказала "хорошо, что Вы пришли" потому, что сейчас должна проснуться Леночка, ч соберу наши вещи и уеду. В это время может прийти Александр. Если Вас не будет, то он начнет оправдываться, извиняться и не отпустит нас, мы останемся, и всë это дерьмо будет дальше продолжаться. А если Вы останетесь, пока мы не уедем, то Ваша мечта сбудется – мы расстанемся. При Вас он не будет унижаться и легко даст нам уйти.

Свекровь ответила не сразу, видимо думала, стоит ли опровергать высказывание о еë мечте: «Хорошо, я останусь», и она поудобней стала устраиваться в кресле, как в театре перед долгим, но интересным представлением. «Вот сука, – думала Оля, – даже для приличия не сказала ни слова утешения. Уселась наблюдать свой радостный момент. Сука! А Леночка? Кто-нибудь о ней подумает? Бедная девочка, то к папе, то к бабушке…»

Все произошло так, как и предсказала Оля.

Прибежал Александр, когда Ольга уже собрала вещи. Он пытался поговорить, но как-то тихо, оглядываясь на маму, которая не сводила с них глаз.

Комаров силой остановил Олю, когда она взяла сумки. «Отпусти еë!» – прокомандовала мать со своего наблюдательного пункта, и он отпустил.

Глава 8. Депрессия.

Оля третий день спала. Она не умывалась, не чистила зубы, не ела, не гуляла с дочкой и даже не курила. Леночкой занимались бабушки: Олина мама и Олина бабушка, объясняя девочке, что мама заболела.

Когда Оля просыпалась и вспоминала, где она, почему, что произошло – она начинала плакать. Так, плача, засыпала. Подушка еë была мокрая, а лицо, опухшее от слëз. Так продолжалось ещë пару дней. Оля только пила воду, которую бабушка исправно ставила у еë кровати.

И вот Галициной приснился сон. Как она идет по Питеру, где-то в центре, скорей всего по Невскому, а на встречу ей вышагивает с большой тростью высокий, статный, настоящий, не ряженый Петр I. В больших ботфортах, в красном камзоле и в треуголке. Когда они сошлись, Оля присела в легком реверансе, а Петр I спросил: " Ты собираешься к нам? – Мы тебя ждем «. Ольга проснулась. Сон был такой реальный, хоть и про не реальное. Оля, проснувшись ощущала запах Невского проспекта. Тогда он пах дорогими машинами – кожаными салонами, дорогими духами и тому подобное. То ли эти запахи распространялись из дорогих магазинов, то ли из дорогих машин, а может и от богатых людей, но в то время на Невском был свой – дорогой запах.

Оля прибывала в ощущении сна, все было так реально. "Что я делаю? – начала думать Оля – Я же просто умираю. Зачем? Кому от этого будет польза? Моей дочери? Что с моей бедной девочкой? Я совсем ей не занимаюсь. Я, надеюсь она счастлива с моей мамой и бабушкой? " – Оля опять стала плакать.

"Нельзя больше лежать – я так умру. Надо вставать. Надо ехать в Питер. Он, меня уже Петр I зовет. Я с ним встречусь или в Питере, в виде "медного всадника", или на том свете. – продолжала думать Ольга. – Да, здесь мне оставаться нельзя. Здесь меня ждет только нищета, тоска, позор и все в этом духе. А что ждет мою дочь здесь? Вот исполнится ей 15 лет, первая любовь и все такое. И что дальше? Курить с пацанами все подряд, поступить в ближайший город, в ближайший педагогический колледж? – Ужас! Я должна уехать, устроить свою жизнь и забрать с этого болота свою дочь. Я просто не имею права здесь лежать и умирать. Я поеду, стану богатой и счастливой, а он будет бегать за мной… Только надо как-то встать". Олин организм устал так интенсивно думать и уснул.

Проснулась Галицина от того, что еë будили. Она стала рассматривать людей, их было несколько, а точнее всего двое.

– Вставай, Малая. Пойдем на улицу покурим.

Это был Володя Фëдоров и Гера Мардонян – Олины друзья. Как эти все люди дружили, что их объединяло было совсем не понятно.

Герман Мардонян был армянином, как уже понятно из фамилии, но армянин странный. Все армяне держатся как-то вместе, у них много родственников, а семья Геры была сама по себе. Никто из семьи не торговал, они жили как обычные бедные русские в своем не большом, но очень уютном доме на краю станицы у реки. Герман работал сторожем в школе, его туда устроила его мама, которая там работала уборщицей – техничкой. У Геры был папа и два брата, младший брат ходил в школу, а старший с папой чем занимались – никто не знал. Еще Герман был наркоманом. Он иногда кололся с какими-то взрослыми наркоманами, которые жили в его районе возле речки, но не Оля, ни остальные друзья с их компании не знали этих людей и им было совсем не интересна эта тема. А вот то, что Герман почти всегда курил анашу или коноплю, Олю и еë друзей вполне устраивало – Гера часто накуривал их, просто угощал по-дружески, даже не намекая на то, что этот товар стоит денег. Внешне Мардоняна красавцем не назовешь. Он был маленького роста, вообще нормальный парень и его можно было бы назвать красивым, если бы не естественно большие, в смысле длинные зубы, да еще на половину черные – изъеденные кариесом. Они еще все были на месте, ведь ему было всего 28 лет, но наркотики делали своë дело и разрушали зубы.

Володя Фëдоров "Жердь" – так его называли, жил не далеко от Мардоняна, но ближе к центру, тоже в своëм доме. Вова работал в колхозе мотористом – ремонтировал трактора, но был не ведущим специалистом, а помощником. Его мама работала на кухне в больнице, не поваром, а помощником повара. Фëдоров был странным парнем: девушки у него не было, хотя ему было уже 29 лет и вообще Вова стоял на учёте у психиатра, почему, друзья не понимали, на вид он был нормальным. Вова даже почти не пил и не курил со всеми анашу – он боялся. Его отец был страшным алкоголиком, тем алкоголиком, который выносил даже продукты, например, закрутки на зиму, чтобы пропить. И Володя боялся пить, чтобы не спиться как отец, понимая, что алкоголизм передается генетически. Оля с ними дружила. Наверное, потому, что она тоже была странная. Что их могло объединять? Оля из квартиры, мать еë работает экономистом на элеваторе. Отец – алкоголик, это было общее с Вовой. Кем сейчас работала Оля? – последняя "должность" – проститутка, до этого продавец – в общем никто – это тоже объединяло еë с друзьями.

Оля лежала и внимательно рассматривала парней.

– Я рада вас видеть. Я, наверное, ужасно выгляжу. Что это вы пришли? – спросила Ольга.

– Вообще твоя мама мне позвонила и рассказала, что ты здесь валяешься. Попросила, чтобы мы пришли и тебя подняли. Ты чë? Ты так себя в могилу сведëшь. Я знаю, у меня так было. – сказал Володя.

– Пойдем, вставай. Я знаю, как тебе помочь. – улыбаясь своими большими зубами, сказал Гера.

Оля поднялась, присела на кровать. Она была в легком, летнем, светло-сером плиссированном платье, которое не мнется, поэтому Оля стеснялась только своего заплаканного лица.

13 марта на улице ещë было прохладно. Оля надела куртку, и они вышли на улицу. Несмотря на то, что температура воздуха была ещë только лишь 7'С, во всëм ощущалась весна: не только травка и молодые листочки на березе говорили о том, что природа проснулась и даже не распустившиеся тюльпаны – сам воздух пах весной. Он был вкусный, сладкий, ароматный, его хотелось попробовать на вкус. Оля вдыхала жадно, с наслаждением этот запах жизни, и он на неë действовал возбуждающе, как адреналин.

На улице ещë было светло.

– Пойдем куда-нибудь со двора, подальше от твоих соседей и от окон начальника милиции. – весело сказал Мардонян, радуясь своей остроте.

В одном подъезде с Олей жил начальник милиции со своей женой, которая работала следователем.

Они пошли за кинотеатр, и Гера накурил Олю, Володя не курил.

Жизнь наладилась. Весна и наркотик, поднимающий настроение сделали своë дело. Депрессию как рукой сняло. Оля захотела жить, а жить значит ехать. Она понимала очень ясно и отчётливо, как подписывают бумагу у юристов "в здравом уме и твердой памяти", что в станице ей жизни нет. Как говорила еë мать: " Тебе надо уезжать, пока у меня есть силы заниматься Леной. Тебе слишком мало места здесь". И действительно. Оля не понимала, как можно здесь жить. Пока она видела свою жизнь с Александром, Галицина представляла идеальную семью: любящие муж и жена, их дочь. Жена – хорошая хозяйка, мать и так далее. Но без идеальной семьи здесь точно делать нечего. Ольга никогда не считала станицу своим домом, она точно знала, что еë дом в Лазаревском, от куда еë увезли насильно. Местные люди ей казались другими, отличными от неë, она не вписывалась в этот мир, где большинство людей живут мыслью о домашнем хозяйстве, имеется ввиду не приготовление пищи и косметический ремонт комнат, а выращивание домашней птицы: кур, уток, гусей и животных покрупнее: кроликов, коз, свиней. Многие держали корову. Так жило большинство людей в станице и работали в колхозах. Оля, и вообще Олина семья была далека от всего этого. Они жили в квартире, в колхозе никто не работал и никогда в семье не занимался физическим трудом. Даже эти Ольгины друзья: Володя и Гера, и Виктор Куйбышев, и родители мужа – все они вели такую жизнь: держали птицу, кроликов, работали в колхозе и всë в этом роде. Оля даже в их обычную жизнь не вписывалась. Конечно их объединяли умные разговоры по вечерам, куря коноплю или попивая потихоньку красное домашнее вино, но днем их жизнь была разная.

– Мне нужны деньги уехать в Питер. Володя, ты можешь мне занять на дорогу? – решительно спросила Оля.

– Ой, ты что? Нет. У меня нет.

Володя был жадный в таких предложениях, это все знали. Он мог всегда накормить, напоить тебя – он был очень гостеприимен и именно у него дома собирались все вечерами, но что касается денег – он их копил.

– Ладно, не парся. У Куйбышева возьму. Он меня и на вокзал отвезёт, – ответила Оля.

Глава 9. «Умерла».

– Мама, – обратилась Ольга к матери, – я хочу уехать в Питер, мне здесь делать нечего.

– Да, я давно говорила тебе, что тебе в этом болоте не место, ты здесь погибнешь. Ты – рыба океана по натуре своей, – ответила мать.

– Как ты думаешь, я смогу у брата остановиться хотя бы на несколько дней? Он такой странный – погулять со мной всегда рад, тем более за мой счёт, но что-то я очень сомневаюсь, что он захочет меня у себя приютить.

– Ты едь, а я его поставлю в известность, что ты приезжаешь. Не оставит же он тебя одну на вокзале. Встретит, куда он денется. Иногда людей надо ставить перед фактом, не спрашивая у них, как они на это смотрят – это очень облегчает им жизнь, не надо умчаться выбором.

Оля купила билет, не выдержала и позвонила Александру:

– Привет. Я через два дня уезжаю в Питер. Думаю, что на два месяца. Хочу тебя попросить не бросать Леночку. Ты за неделю ни разу не зашёл к дочери, даже не позвонил, не мне, моей маме. Не спросил, как Леночка, не болеет ли она, может что-нибудь нужно? Не делай так. У тебя, пока, одна дочь. Ей будет плохо без мамы и папы. Забирай еë на выходных. Слышишь меня?

– Да.

Они оба помолчали немного.

– Нам надо встретиться, поговорить – продолжил Александр.

– Можно и поговорить. – ответила Оля. Внутри у неë всë затрепетало.

– Я зайду сегодня к тебе вечером, часов в семь?

– Заходи, в первую очередь к дочери, она, наверное, соскучилась.

Вечером они были похожи на счастливую семью. Леночка радовалась, что мама и папа – все вместе. Бедная девочка не знала, что это счастье будет длиться только один вечер.

Следующую ночь Оля провела с Александром. Он же отвëз еë на вокзал. Саша был очень гарусный, чуть не плакал, когда сажал Олю на поезд, но он не остановил еë, не предложил жить опять вместе с семьёй, с дочкой, не сказал: "Не уезжай, я люблю тебя", а Оля так ждала этих слов. Она всегда ждала от него этих слов.

Когда она села в поезд, было уже десять вечера. В вагоне все лежали на своих полках, готовясь уснуть. Оля смотрела в окно на Александра, она на всю жизнь запомнила, что он тогда был в ярко синей рубашке в цветную клеточку.

Когда поезд тронулся Оля глотала и давилась слезами, пока еще видела Александра, но, когда поезд набрал скорость, Ольга поспешно вышла в тамбур и разрыдалась. Она плакала так горько, будто бы умер близкий человек. – Так и было. В этот миг умерла сама она. А кто ещë может быть ближе человеку, как ни он сам? Она не понимала этого. Сама Галицина думала, что она плачет по Александру. Она так сильно не хотела с ним расставаться, хотела жить с ним и с их дочкой до конца дней своих, хотела родить ему ещë сыночка, но он не хотел всего этого. Оля думала, что это его мать – ведьма сбивает его с пути. Она не понимала, что если мужчина любит женщину, то никакая мама не сможет ему помешать быть с ней.

Оля думала, что оплакивает свою любовь, на самом деле еë душа лила слезы по самой Оли, зная куда они едут. В груди все сжималось с болью и как будто переворачивалось, прокручивалось почти с скрежетом. Оля умирала, вернее ее душа.

Часть 2. В аду как дома.

Книга 1. Кабаре.

Глава 1. В клуб.

Оля сидела в комнате общежития технологического института на проспекте Мориса Тореза, обложившись газетами с названиями "Работа", " Вакансия". Очень внимательно читала, обводила, записывала. Записав, в специально купленную двенадцати листовую тетрадку несколько вариантов рабочих мест, Ольга оделась и отправилась к ближайшему телефонному аппарату, обзвонить работодателей. Было одиннадцать часов. На улице прохладно всего три градуса, сыро, но довольно ясно и безветренно. До ближайшего телефон-автомата нужно было идти минут десять. Оля шла в хорошем настроении, предвкушая своë питерское будущее. Она выбрала вакансии официантки и продавца. Эти работы она уже знала, ничего сложного. В приоритете была работа официантки, так как Оля была уверенна, что в Питере дают хорошие чаевые, конечно, для этого нужно устроиться в хороший ресторан или ночной клуб. Оля была уже в таких местах, в тот свой приезд и видела, сколько оставляют чаевых – за вечер можно только на чаевых заработать месячную станичную зарплату реализатора мороженного.

Брат был на работе в институте. Он без проблем поселил сестру в своей комнате. Его комната в общежитии была рассчитана на двоих и стояла вторая кровать.

К Галицыну, несколько раз пытались подселять других студентов, когда он ещё был студентом, но те, съезжали от него при первом же удобном случае, как только можно было найти другое место в общежитии или съезжали в съёмную комнату в коммуналке – он их выживал специально, хотя Алексей Галицын был таким человеком, с которым никто не захотел бы жить, даже, если бы, этого хотел он. Он был странным человеком: тяжёлым, внутренне злым, даже если улыбался, чувствовалось, что будто бы он вас ненавидит за что-то. Но сестре он был рад, как ни странно. Вернее, он с первых то минут был не особо рад, так как мама поставила его пере фактом, как и обещала, а это ни понравилось бы никому. Но потом, через пару дней, он оценил преимущества проживания с сестрой и уже был рад. Во-первых, Оля была хозяйственная, чистоплотная, в меру, находчивая, быстрого ума, что позволило ей за два дня отмыть загаженную комнату, которая, кстати сказать, была целых двадцать метров квадратных на два окна, собственным туалетом и, самостоятельно созданной из деревянных досок, мини-кухней. Это была полноценная комнатка, только очень, очень маленькая. В ней, по одной стене, как раз, созданной, располагались довольно широкие полки от самого пола, до самого потолка, на которых очень удобно располагалась вся кухонная утварь. По другой стене была сооружена полка-стол, похожая на барную стойку, на которой находилась двухкомфорочная спиральная электрическая плита, а ниже ещё пару полок, на которых стояла бытовая химия – кто-то сделал очень замечательную кухню в комнате общежития и не надо было готовить на общей кухне, которая, конечно же в общаге имелась. На этой маленькой самодельной кухоньке находилась металлическая раковина с краном. Все работало и была даже горячая вода. Можно было тут же мыть посуду! В общем общежитие было хорошее – комнаты со своим туалетом и раковиной – это очень круто! И конечно молодец тот, кто когда-то отгородил раковину и создал кухню.

Когда Оля оказалась первый раз в комнате, она стала думать о том, где будут лежать еë вещи. В комнате Галицина обнаружилась ниша-шкаф. Но, когда она еë открыла, оттуда вывалилась целая гора грязного белья. Всë подряд, просто скомкано в одну кучу, всë бельë неприятно воняло специфическим запахом грязных вещей. Ничего чистого, кроме того, что было на нем, да и это спорно, у Алексея Галицина не было. Оля ещë два дня всë перестирывала. Сначала она пыталась стирать в большом зелëном металлическом тазу прямо в комнате, но вскоре поняла, что это глупая затея. Такие грязные вещи, да и ещë такое количество так выстирать невозможно. Да и Ещё Оля переживала за паркетный пол, на который, естественно, из таза во время стирки выплёскивалась вода. Да, в общаге были настоящие паркетные полы.

Когда Оля ходила в общий душ на этаже, она видела, как женщины в тазах стирали прямо там, голые, потому, что там всë мокрое и ты всë равно намокнешь. Так поступила и Ольга. Она пошла в душ утром, когда все обитатели общежития были на учёбе или на работе и спокойно одна перестирала половину вещей в один день, а вторую половину во второй. Вечером перед этим она заставила брата натянуть две верёвки под потолком у окна, на которых и сушилось бельë.

В общем за несколько дней всë стало в этой комнате совсем другим, даже воздух стал свежим. Ещë с его комнаты стали разноситься сногсшибающие ароматы еды. Стали заходить гости с соседних комнат, всем было очень интересно что происходит и вех манил запах настоящего кубанского борща. Оля была гостеприимная, всем предлагала отведать кубанскую кухню, некоторые соглашались и с удовольствием ели, многие просто стеснялись. Оля всегда была не жадной, правда цены в магазине, в этот еë приезд просто убивали еë. Тот раз она вообще не смотрела на цены, но сейчас, когда у неë сумма денег была очень ограничена и уже надо было экономить, чтобы растянуть эти деньги как можно на дольше, пока она не устроится на работу и не получит свою первую зарплату, -Оля стала обращать внимание на цены и просто приходила в ужас.

Еще в первый день, как она приехала, и они с братом пошли в магазин за продуктами, Оля буквально вскрикнула на весь магазин, когда узнала сколько стоит обычный хлеб – 9 рублей! В станице он стоил 5 рублей. Затем Оля не поняла, почему ей продавец не даёт попробовать виноград.

– Я не поняла, а как я буду покупать, не попробовав? А если он кислый, зачем он мне нужен? – искренне возмущалась Ольга.

Продавец не хотела давать и нюхать, и трогать руками фрукты.

– Вы нормальная вообще?! – устроила целый митинг, по питерским меркам, Оля. – Как покупать фрукты, если даже их не трогать, а вдруг они дубовые, зленые? Вы что тут кота в мешке людям продаëте? Пусть купят, придут домой, там попробуют, переплюются от кислятины… главное, что вы деньги получили? Продавать неизвестно что, да ещë по таким немыслимым ценам и не дать потрогать?! Совсем вы тут охринели?!

Люди в магазине стояли молча и слушали выступление Галициной, как ни странно, не смеясь над еë кубанскими выходками, а поддерживающе кивая, соглашаясь с еë высказываниями.

– Хорошо, продайте мне по одному яблоку, я их попробую и решу какие мне покупать. – решительно заявила Оля продавцу, пытаясь приспособиться к новым правилам игры. Так прошла первая неделя жизни у брата.

В пятницу Алексей Галицин пришёл с работы пораньше, и они с сестрой решили выпить водочки под вкусный ужин. Так они и сделали, только спиртное на них производило разное действие: Алексей хотел сидеть и умничать о химии, а Оля хотела танцевать.

– Поехали в «Maney Haney», – сказала Оля брату.

– Нет, я ни хочу. Если хочешь – едь сама. Далеко и дорого. – ответил Лëша.

– Я не знаю куда ехать.

– Я тебе сейчас всë напишу и нарисую на листочке. – ответил брат.

Алексей очень подробно написал, как доехать до м. Садовая и нарисовал как от метро дойти до Апраксина двора, где и находился клуб.

– Ну, обратно, соответственно так же. Если сейчас семь, то туда ты зайдёшь где- то в десять. Метро, помни, закрывается в двенадцать и открывается в шесть, некоторые станции в пять тридцать. Значит ты туда заходишь на ночь, до утра, до открытия метро.

– Да, это понятно. – нетерпеливо ответила Оля, уже успев навести макияж. И пошла в туалет переодеться.

Через пять минут она уже была при полном параде и выглядела сногсшибательно. На ней был брючный костюм из хлопкового бархата глубокого чёрного цвета, на ногах лаковые вишёневые туфли на высоком квадратном каблуке, сверху чëрная кожаная удлинённая куртка с небольшим меховым воротником, тоже чёрного цвета. Так Оля сама отправилась в клуб.

Галицина была бойкая, смелая, бесстрашная с детства – она такой родилась, у неë был такой характер. Плюс спиртное делало своë дело, а вот брат был полной еë противоположностью и даже спиртное не заставит лететь его куда-то сломя голову.

Глава 2. Общага.

В клубе было весело. Она почти сразу же познакомилась с кампанией молодых моряков. В том, что она будет находиться в клубе одна не более десяти минут – Галицина не сомневалась. Она была уверенная в себе, знала, что она хорошо и что все мужчины хотят быть с ней. Поэтому главное, в клубе очень быстро всех успеть разглядеть и выбрать с кем она хочет пробухать этот вечер, а цель преследовалась именно такая: пить и танцевать, ещë флиртовать, получая удовольствие от того, что все без ума от тебя. Но не более того, более никогда не входило в планы Ольги Галициной и свой план она всегда выполняла.

В три часа ночи морячки уже устали от клуба и пожелали его покинуть.

– Пойдем. Мы проводим тебя домой. – сказал Оле один из них.

– Меня не так просто проводить, я живу у площади Мужества, у метро, которое сейчас, к тому же, не работает. – улыбаясь ответила Оля.

– Хорошо. Мы тоже живëм в той стороне, а метро нам не нужно, мы на такси поедем. – ответил ей второй.

Оля быстро оценила обстановку: еë собрались провожать двое из пяти, с которыми она больше сошлась, остальные уезжают домой сами. "Парни порядочные, офицеры, ничего плохого не позволят. Скорее всего будут ухаживать, пока я не выберу сама одного из двух". – размышляла Оля. – " Значит мне ничего не грозит, можно смело с ними ехать". У Оли уже было достаточно опыта и хватало ума для анализа, чтобы быстро понимать от какого мужчины, что модно ожидать.

Проблема оказалась в том, что Оля, как оказалось не знала точно где она жила. Она знала, что проспект Мориса Тореза, даже номера дома она точно не запомнила, то ли тридцать пять, то ли тридцать девять. Назвала таксисту 35. Они приехали, все вышли, парни не собирались с ней ещë прощаться. И тут началось самое интересное.Они оказались ночью в, незнакомом Оле, дворе. Она понимала, что общага где-то здесь, но где? Ольга за эту неделю выхолила раза три на улицу, но только с братом, днём и когда ходила с ним по продуктовым магазинам, совсем не задавалась целью узнать, рассмотреть местность, запомнить маршрут от точки А до… Местность состояла из однотипных длинных кирпичных пятиэтажных домов. И который нужная общага? Оля объяснила своим кавалерам сложившуюся ситуацию.

– Не переживай, сейчас найдем. Ты иди так, как помнишь. Может от какого-то магазина ты вспомнишь, как вы шли, а мы не будем тебе мешать. Будем идти тихонько рядом, чтобы тебя ночью здесь никто не обидел. – сказал один из них.

Оля послушалась, так они и сделали. Вскоре Оля узнала общагу.

– Вот она! – радостно вскричала девушка. Но проблемы не собирались на этом заканчивать.

Стоя во дворе длинной "П"– образной общаге, Оля не знала в какую дверь нужно входить. На каждой стороне" П"– образного здания была большая стеклянная дверь, с парадным порогом. В какую именно дверь надо входить Оля тоже не знала. Она пыталась вспомнить и вспоминала, что, вроде один раз они входили в одну дверь, другой – в другую.

Они с морячками решили ломиться во все двери. Парни с Олей бегали от одной двери к другой, дергали за большие металлические ручки так, что стекла дрожали, смеялись – их это почему-то стало очень веселить. Потом они несколько устали и решили отдохнуть. Вспомнили, что таксист высадил их, как раз, возле магазина "24 часа", купили несколько банок "джин-тоника" и присели на маленький заборчик возле нужной общаги, куря и разрабатывая дальнейший план штурма неприступного здания.

Тут они заметили, что в окне прямо над козырьком парадного горит приглушенный свет, видимо исходивший от настольной лампы. С помощью логических вычислений они решили, что эта комната должна принадлежать работнику общаги, возможно консьержке, которой не было на своëм посту, а была она в своей комнате. Они решили, что можно без труда забраться на козырëк, потихоньку постучать ей в окно и слëзно попросить, чтобы она впустила в общежитие. И, она, конечно, впустит.

Они вскарабкались на крышу над подъездом, смеясь и забавляясь своему приключению, заглянули в окно и.... увидели постельную сцену, вернее прелюдию к постельной сцене, взрослых, на вид лет пятидесяти, людей. Без сомнения, это были работники общаги, во всяком случае, кто-то один из них. Ребята стояли все втроём за окном влюбленных, хихикали, но решили не стучать и не мешать такому ответственному моменту взрослых людей, а то, если перебить мужчину в таком возрасте, да еще и в начале его возбуждения, то у него, скорей всего, в этот вечер ничего уже не получится – решила молодёжь. А когда у него случится эрекция в следующий раз – никто не знает. Поэтому ребята решили великодушно оставить их в покое.

Но только они собрались слазить с козырька, в последнюю секунду, женщина, лежащая под мужчиной почти всë время с закрытыми глазами, открыла их и еë взгляд случайно устремился в окно, в окне она увидела рожи, пялящиеся на неë, на втором этаже! Женщина издала неистовый крик, не сводя своих широко раскрытых глаз с окна. Молодёжь, смеясь попрыгала с козырька и весело побежала чуть подальше от общаги.

– Да, теперь у мужика вообще когда-нибудь встал бы – задорно проговорил морячек. Ребята оживлённо шутили.

Тут Оля поняла, что там, где они сейчас находятся – это место она всю неделю видела из окна брата. Значит с этого места они должны видеть окно Алексея. Окно, как раз, Оле было найти гораздо легче, чем вход в общежитие, так как за окном она сделала холодильник, повесив, просто, пакет с продуктами за окно. И свой пакет с продуктами хозяйка узнает в любое время и в любом состоянии.

Они стали все втроём громко орать: "Галицин! ", время было около пяти утра, может чуть больше. Так, периодически смеясь они орали до тех пор, пока к ним не подошёл сам Галицын. Он вышел из-за угла внезапно для резвящейся компании.

– Ой, братик, наконец то, ты нас услышал! – радостно прощебетала Оля. Они были действительно очень рады, так как на самом деле они прилично замёрзли, не смотря на спиртное и физические упражнения – лазанье по козырькам.

Галицин тоже, как ни странным может показаться, был рад видеть сестру с новыми знакомыми, которые предложили купить побольше спиртного и согреться уже в общежитии, если можно.

Алексей ответил, что можно. Вся компания абсолютно беспрепятственно с полными пакетами пива прошла в общежитие.

Но, в комнате уже не было такого веселья. Было утро, все устали всю ночь резвиться, тем более согрелись, после того, как, на самом деле, перемëрзли и стало клонить в сон. Морячки очень достойно попрощались и ушли. Оля было собралась спать, но уже пьяненький брат не хотел, чтобы она спала, он хотел праздника, лез целоваться и признавался в любви, периодически спрашивая, любит ли она его. В итоге Ольге пришлось довольно грубо его угомонить, оставшиеся спиртное – несколько бутылок открыть и вылить в унитаз. Брат обиделся, но присмирел.

Глава 3. Прописка.

Когда Оля обзванивала с телефона-автомата работодателей, то ей все сразу же отказывали из-за отсутствия прописки. "У вас прописка есть? " – был один из первых вопросов, "Нет" – отвечала Оля и на этом разговор заканчивался. После третьего отказа таким манером, Оля вместо "нет" стала задавать наводящие вопросы типа: "Зачем официантке прописка, она же деньги относит сию минуту бармену, это не материально ответственное лицо", но всë равно были отказы, объясняя тем, что они просто по закону не имеют права брать на работу людей без прописки, хотя бы в ленинградской области.

Оля была очень расстроена. "Неужели всем приезжим девушкам здесь одна дорога – в проститутки? Что за бред, я же в своей стране и претендую на должность того, кто убирает со стола и для этого нужна прописка?" – рассуждала Оля.

Она зашла в ближайшее кафе, спокойно покурить с кофе и подумать, в относительно красивом месте. Подали кофе, но сахар был на столе в сахарнице. Сахарница была странная, сверху из крышки торчала металлическая палка, сама крышка никак не открывалась, Оля плюнула и стала пить без сахара, хотя этот отвратный растворимый кофе лучше было бы посахарить.

Пока Ольга пила кофе и курила в душевом, но довольно уютном кафе, она пересматривала ещë раз газеты с вакансиями. Обратила внимание, что во всех объявлениях, по которым она звонила, в первых строчках и было написано про прописку, которой она не придала значение. Она решила пойти другим путём, выписать объявления, которые хоть как-то могут ей подойти, только без требования прописки, а из них потом уже выбрать. Но такое объявление оказалось только одно из двух толстых газет: "Требуется танцовщица в ночной клуб до 25 лет. Не интим! Можно без опыта – есть учитель, всему научим" и телефон. Оля задумалась. Она была уже в ночных клубах, где возле металлических шестов крутились девочки. Таких клубов было много в Питере. Кучин водил ей даже в настоящее ночное кабаре с шоу программой, Оле очень понравилось. Там, конечно были и девочки у шестов, и другие танцовщицы, танцующие на сцене, заводя публику на танцы, а главное там была шоу-программа как в маленьком цирке с факиром, девушкой с жёлтым питоном и с замечательными мимами. Они были такие классные, такого высокого уровня: и макияж – белые лица, на которых нарисована нужная эмоция, и костюмы, как у Пьеро из "Буратино". Сценки у них правда были эротического характера, но весëлые, да и понятно, ведь это КАБАРЕ!

Все воспоминания на эту тему у Оли остались хорошие и она решила попробовать. «Во-первых, это не секс, – рассуждала Оля, – во-вторых, я всегда хотела танцевать, в-третьих там должно быть много денег и я, возможно, смогу снять жильë и съехать от брата». Галицина решительно собрала свои газеты и направилась обратно к телефону -автомату звонить по поводу танцовщицы. По телефону милая девушка сообщила, что всë верно, есть учительница, которая всему обучит, назвала адрес.

– А вы от куда поедите, где живёте? – спросила милая девушка.

– пр. Тореза 35. – ответила Оля.

– А, так от вас есть прямой трамвай, прямо сюда. Вам ехать к нам минут тридцать. Боюсь ошибиться с номером, посмотрите на карте. – и девушка потом подробно рассказала, как от трамвайной остановки дойти до входа, как потом позвонить в звонок у двери – Оля всë быстро записывала, стараясь ничего не упустить.

– Да, и ещë, возьмите с собой туфли, на которых собираетесь танцевать и одежду для танцев, какую посчитаете нужной, но это должна быть или короткая юбочка, или шорты и топик. Видели танцовщиц на пилоне, а чëм они танцуют? – продолжила девушка.

– На чëм? – спросила Оля.

Девушка похихикала:

– На шесте. Он пилон называется.

– А да, видела. Они, в принципе, в одном нижнем белье танцуют. – ответила Ольга.

– Ну можно и так. Как вам будет удобно. Главное, чтобы вам было удобно.

Договорились, что Ольга подъедет к ним завтра в двенадцать часов, к открытию клуба.

Глава 4. Закрытый клуб.

Галицина стояла и смотрела на решётку.

Она легко нашла нужный вход по своим записям, и девушка по телефону хорошо объяснила. Правда Оля ехала на старом железном трамвае не тридцать минут, а час точно. Погода ещë выдалась отвратная: холодный ветер, дождь.

Оля вошла в арку здания. Это был пятиэтажный, очень длинный дом с арками из серого бетона, так называемой, промышленной архитектуры шестидесятых годов. Оля спряталась от ветра, закурила. Пальцы очень замëрзли – они держали зонтик на холодном ветру, перчаток у Ольги ешë не было.

Оля зашла в подъезд, докурила и стала подниматься на второй этаж. Она остановилась на пролëте этажа. Дальше ей преграждала путь большая металлическая решётка, которая была закрыта на ключ, в решётку был вварен массивный замок. Еë это немного испугало и насторожило. "Что это за клуб такой, в обычном жилом доме, по ходу это переделанные квартиры, да ещë за такой решёткой? Что может обозначать такая решётка? Что туда не всех пускают или, что ещë хуже, не всех выпускают. Это странно. Я уже много клубов видела, все они были открыты. Так, это закрытый клуб. Что они закрывают от всех? … Может сразу валить, не проверяя? … Ладно, от того, что я схожу на разведку ничего не случится. Ездила же я много раз неизвестно куда и не известно с кем. Думаю, у меня хватит ума и опыта разобраться что здесь происходит, всë равно никуда без прописки не берут, а в станицу я не вернусь". – рассудила Оля и позвонила в звонок, расположенный на стене, но за решёткой.

Еë встретил парень, открыл решётку и проводил внутрь клуба-квартиры. Оля остановилась, поражённая росписью стен.

– Ты взяла туфли? – спросил парень.

– Да.

– Тогда вот здесь переобувайся и иди туда.

Он указал сначала на банкетку, а потом на проход в расписных стенах и скрылся в цветном лабиринте.

Оля присела на синий бархатный пуф и стала рассматривать стены, расписанные в виде космоса.

Это было звёздное, завораживающее небо. Планеты в далёком космосе манили, звëзды будто мерцали. Нарисовано очень красиво и реалистично. Плюс всей этой загадочности придавало то, что это были коридоры-лабиринты, во всяком случае Оля их нашла таковыми, так как далеко не с первого раза зашла в ту комнату, где находились люди. До этого она открыла комнату, тоже расписанную космическими мотивами, в которой стояла большая кровать, укрытая покрывалом из алого бархата.

"Так, значит здесь проституток держат. Вот почему клуб, закрытый. Надеюсь, меня не как проститутку пригласили, под видом танцев?" – подумала Оля.

Потом она нашла туалет, тоже очень цветной. Потом заглянула в комнату, где переодевалась какая-то девушка и указала жестом Оле, чтобы та вышла. И только потом Ольга вошла в довольно просторный зал, сделанный под бар, в котором располагалась барная стойка и пару столиков. За одним из столиков сидела молодая женщина лет тридцати в джинсовых коротких шортах, в шифоновой белой блузке без рукавов, под блузкой был виден белый бюзгалтер. Девушка была довольно загорелая и поэтому белая одежда отлично оттеняла еë кожу. Еë длинные стройные ноги были обуты в белых босоножках на высоких каблуках. За барной стойкой стояла ещë одна девушка, тоже лет тридцати. Они вдвоём разговаривали.

– Привет, ты Оля? – спросила длинноногая, когда Ольга появилась в проходе.

–Да.

– Проходи. Куришь?

– Курю.

– Присаживайся. – она указала на стул за еë столиком.

–Кофе будешь? – жизнерадостно продолжала длинноногая.

– Буду.

– Таня, сделай кофе. – обратилась она к девушке за барной стойкой.

Кофе Таня принесла очень быстро, потому, что он был растворимый, но хороший. Оля закурила. Молодые женщины тоже курили.

– Ну с чего начать? – девушка показала рукой вправо. Там был ещë один зал и был виден помост с пилоном. – Танцевать я тебя научу. Я твой учитель, зовут меня Яна. Правда, если ты гибкая.

– Я ходила в цирковую студию и у меня не плохо выходило. – вставила Оля.

– О, это очень хорошо. А то, честно говоря, я с этими брёвнами намучалась. Вообще не гнуться, а здесь надо по пилону, как змея вверх и вниз ползать. Марк ругается – это хозяин этого заведения, а что я могу с брёвнами сделать? Оля действительно ходила в цирковую студию в станице. Их цирковая студия держала первое место несколько лет подряд среди всех цирковых студий по Краснодарскому краю. И одна их учениц стала мировой звездой, как гимнастка под куполом цирка. Она работала в английском цирке и как-то приехала в станицу в гости к маме, и выступила на сцене в местном доме культуры со своим знаменитым этюдом, где она так сгибалась и разгибалась, что было не понятно с первого ряда, как перетекает еë тело: руки, ноги, голова. Ещë она привезла плакаты-афиши еë выступлений на английском языке, где было понятно, что афиши освещают не выступления цирка в целом, а именно еë. Она подарила плакаты студии и своему учителю, в частности. Учитель был великолепный. Жаль, что он, такой талантливый, застрял в станице. Все знали, что он страдал от этого, да ещë он не удачно женился. Его истеричная жена постоянно прибегала на тренировки и закатывала скандалы, безустанно ревнуя его к гибким школьницам. Сергею – так звали учителя, было очень стыдно перед учениками, он каждый раз пытался успокоить еë и вывести из зала, но это было сделать очень сложно. В итоге из-за неë, и Оля ушла из студии, прозанимавшись только два года с тринадцати до пятнадцати лет. Пятнадцатилетней девушке было стыдно за то, что еë взрослая женщина обвиняет в каких-то непристойных действиях по отношению к еë мужу и Олиному учителю, хотя ничего подобного не было. Оля даже никогда не оставалась на вечеринки по поводу успешно данному концерту. В труппе было много других девушек старше, но жена учителя особо не вникала на кого орать. Учитель, кстати, через несколько лет после того, как Оля покинула студию и уже перестала интересоваться их успехами, покончил жизнь самоубийством – удушился газом, открыв его в духовке.

Пока Ольга вспоминала свою цирковую студию, еë новая учительница постоянно говорила, в основном об оплате и способах заработать, но Оля почти всë прослушала, не потому, что она уж так сильно ушла в воспоминания, а скорей наоборот, Оля ушла в воспоминания потому, что еë, почему-то было не приятно слушать эту молодую женщину. У неë был неприятный голос, она тараторила не останавливаясь, чем-то была все время не довольна. Оля ждала, когда они уже перестанут курить и начнут учиться. Вот, наконец то, учительница Света наговорилась, и они пошли к пилону учиться.

Света показывала, как можно крутиться вокруг шеста, держась за него, в основном, одной рукой. Тут же просила Ольгу повторять. Оля повторяла всë с удивительной точностью с первого раза.

– Да ты прирожденная стриптизёрша! – восторженно вскрикнула Светлана.

–Зоя, иди погляди! – крикнула она девушке-бармену.

Оле все эти "крутки" давались с удивительной легкостью, и она даже не понимала в чем может здесь состоять сложность, о которой так упорно твердила Светлана.

–Вот, что значит цирк! – всë восторгаясь успехам Оли учительница.

Немного успокоившись она стала говорить по теме обучения:

– Самая первая и главная ошибка девочек, которые учатся на пилон то, что они учатся босиком или в носочках, это очень большая ошибка потому, что стриптиз танцуют на очень высоких каблуках. Они научаются все делать босиком, потом уже на выступление надевают босоножки и все… – Света захихикала. – На шпильках они ничего не могут, вообще падают, как будто ничего и не умели. Босиком и на шпильках – это абсолютно разные вещи. Ведь потом надо будет хвататься за пилон стопами в босоножках, вися только на них вниз головой. Мужчинам в стриптизе проще – они без шпилек.

Оля внимательно слушала и повторяла все движения.

– Света, тебя Марк к телефону завет! – прокричала бармен Зоя с соседнего зала.

Оля слышала, как учительница нахваливала еë хозяину:

– Да мне еë уже через пару дней учить будет нечему. Такая умница… Она после цирка…

На следующий день Оля познакомилась ещë с одной танцовщицей. Это была смуглая, стройная, даже худая девушка. Смуглая, в смысле казашка, красивая и, как ни странно, высокая. Они как-то сразу подружились, очень легко общались, Настя интересно рассказывала всякие истории из своей жизни, Оля с интересном слушала. У Насти был талант рассказывать даже грустные истории смешно. Сейчас бы ей стоило отправиться на «Stand Up», но тогда ничего подобного в нашей стране не было.

Вечером бармен Зоя сообщила: – Звонил сейчас Марк и сказал, что минут через двадцать уже подъедут его друзья и мы все должны как можно лучше их принять, чтобы они остались довольны.

Девушек в клубе всего было пятеро вместе с барменом Зоей: Оля, учительница, Настя и девушка Маша – просто проститутка, без попыток танцевать.

– Пипец. И что нам теперь облизывать их? – рассерженно ответила учительница на заявление Зои.

Все промолчали, но думали о том, что же надо делать, чтобы гости остались довольны. Только Маша обрадовалась и, что-то напевая, стала поправлять макияж.

Гости не заставили себя ждать. Девушки не успели покурить, решая кто будет танцевать на пилоне первый, как шумная компания ворвалась и сразу, по-свойски, отправилась во второй зал с пилонами и столами.

Компания расселась за большим центральным столом на против маленького помоста-сцены и сразу стала орать:

– Музыку давай! Врубай! … громче.... Где девки? Пусть танцуют!

Девушки оторопели. Приближалось чувство страха.

Компания гостей состояла из трёх мужчин и двух девиц. Мужчинам было лет по тридцать пять, их девушкам лет по тридцать.

Зоя отнесла им выпивку, они выпивали свой виски, но не это их интересовало. Они продолжали орать всë яростнее:

– Где шлюхи?! Почему не танцуют?!

Никто из девушек не хотел танцевать перед этой шумной и агрессивной компанией, никто даже заходить в тот зал не хотел.

– Надо валить от сюда. – сказала Оля. Холодный страх начинал сковывать еë тело.

– Да ладно. Просто пьяная компания. Я пойду начну танцевать, чтобы их не нервировать. Ты, Настя, через десять минут после того, как я начну, выйдешь на второй пилон. А если мы к ним не выйдем, нам Марк зарплату не заплатит. – сказала учительница.

– Послушайте, – продолжила Оля, – я, конечно, не умею танцевать на пилоне, но мой жизненный опыт по шумным компаниям говорит о том, что нам всем срочно нужно валить. Самые хреновые компании, где есть сучки-подстрекала. Их кабели перед ними будут к другим сучкам агрессивными. Танцами здесь дело не закончится.

– Глупости, – раздражено отвечала учительница, – это друзья Марка, ничего они нам не сделают. Я здесь уже год. Ничего страшного не происходило.

– Так, как знаете, я пошла одеваться. – сказала Оля и направилась в гримёрку, которая находилась в этом же зале, где сидели девушки, рядом с барной стойкой.

Учительница пошла к пилону под громкие свисты гостей.

Настя зашла в гримёрку следом за Олей.

– Что-то мне страшно. – сказала Настя.

Оля в это время быстро одевалась.

– Я говорю, надо валить. Как вы этого не понимаете? И надо одеваться, надо выглядеть как можно скромнее, а не как шлюхи. Шлюхи для них не люди. – отвечала Оля.

– Если мы сейчас уйдем, то нас Марк уволит. – продолжала Настя.

– Да, какой нахрен Марк?! – почти закричала Оля.

Тут раздался истошный женский крик боли и ужаса. Послышались мужские крики:

– Где остальные шлюхи?! Кто нам будет сосать?!

Эти крики приближались. Оля стояла полностью одетая. Страх всë больше и больше овладевал еë телом и начал заполнять мозг.

– Я иду искать, кто не спрятался я не виноват. – услышали девушки совсем близко, почти под дверью гримёрки.

Обе девушки смотрели на хлипкий крючок, на который закрывалась дверь гримёрки.

–Давай. – громким шёпотом сказала Настя, начав двигать тяжёлую красную банкетку. Оля присоединилась, и они с большим трудом придвинули банкетку к двери. И очень вовремя они это сделали. Сразу же, как только девушки подпёрли банкеткой дверь, в неë стал ломиться мужик. Он толкал дверь своим большим плечом, дверь потихоньку поддавалась.

– Шлюхи, лучше выходите сами. – орал он.

– Наверное лучше выйти, а то хуже будет. – дрожа от страха, сказала вдруг Настя.

– Куда хуже?! Ты слышала душераздирающий крик? Я думаю это учительницу прибили. Нельзя к ним выходить! – настаивала Оля.

– Мне тут сидеть ещë страшнее. Я выйду. Будь что будет. Не убьют же? Ну, самое страшное сосать заставят. – продолжала Настя.

– Самое страшное не то, что надо будет сосать, а то, как они будут заставлять. И как они потом трахать будут, и куда! – почти заорала Оля неразумной Насте.

– Шлюхи выходите, а то я расстреляю дверь. – как-то смеясь сказал мужик за дверью.

– Всë, я больше не могу здесь сидеть. Я здесь от страха умру. А там я хоть виски нажрусь. Придвигай обратно банкетку. – сказала Настя, отодвигая банкету от двери сантиметров на десять, ровно на столько, чтобы ей, худенькой просочиться в дверную щель.

Настя выползла из гримёрки, Оля придвинула банкетку обратно к двери. Страх всë больше сковывал еë, но она ему пыталась сопротивляться и заставить себя думать. Галицина точно знала, что к этим людям она не пойдет. Нужно найти способ покинуть это проклятое место.

Ольга закурила. И, думая, как, может быть, можно проскользнуть в лабиринты коридоров под барной стойкой, рассматривала стены гримёрки, тоже все расписанные под космос, как и весь этот вертеп. "Даже если я выползу в коридоры, то дверь закрыта, а главное там ещë, и решётка". – старалась быстро думать Оля. И тут, в расписанной стене девушка увидела дверь! Дверь, была тоже вся расписанная различными планетами на тëмно-синем фоне и рисунки плавно переходили на стену и поэтому дверь видно не было. Никто не знал о существовании этой двери, во всяком случае Настя. Оля тоже проболталась здесь уже три дня, но дверь не видела. Она даже не поверила своим глазам, подумав, было, что это от страха кажется, что это может трещина в стене, похожая на стык двери со стеной. Оля уставилась на этот стык. О, чудо! – Ольга отчётливо увидела замок в двери с такими двумя рожками-засовчиками. Есть такие замки, если сразу два этих штырька потянуть, то дверь откроется. Оля, почему-то знала, как работает этот замок, хотя потом, спустя несколько лет, когда у еë "друга" в квартире оказался точно такой же замок, Оля просила научить его им пользоваться, будучи уверенной, что такой замок она видит впервые.

Ольга с трепетной надеждой дотронулась до этих штырьков, боясь, что, возможно, дверь закрыта ещë и на ключ, а может вообще она закрашена и заржавела… а может она выйдет, но до решётки на лестнице и всë равно останется в плену. Она потянула и замок с необычайной лёгкостью открылся, дверь открылась, Ольга вышла и.... О чудо! – она вышла на лестницу за решёткой, то есть она оказалась на свободе! Счастливая, идя на трамвайную остановку, Оля вдруг подумала, что надо позвонить в клуб и сказать девочкам, что есть эта дверь. Оля понимала, что все телефоны-автоматы будут где-то у метро. Поблизости метро не было и вообще райончик был не многолюдный. Галицина решила, что быстрее всего позвонить с телефона, который она знает, это у общаги брата. Да, ехать туда на трамвае около часа, но бегать по чужому району в поисках автомата может оказаться дольше. Но когда через час Оля позвонила в клуб, никто не ответил, хотя Зоя всегда отвечала – это была еë работа.

На следующий день Ольга снова позвонила в клуб. Она переживала о Насте, она ей очень понравилась, и Оля хотела бы с ней подружиться.

– Да, тут такое было! – наконец ответила Зоя. – А как ты ушла? Оля, почему-то не захотела говорить Зое о двери, ей вообще казалось, что Зоя с Марком в сговоре.

– Ангел мой, хранитель, провëл меня сквозь стены. – ответила Оля.

– У...., надеюсь потом расскажешь?

– Где Настя? – спросила Оля, не ответив на вопрос.

– Настя в больнице, ей рëбра сломали и палец. Мне весь бар перебили. Ты, когда придёшь? На месте всë расскажу.

– Зоя, ты что дура или меня за полную дуру держишь? – разозлилась Оля. – Ты то почему там, почему тебе рëбра не сломали? Тебе нравится работать в таком месте, где друзья хозяина девушкам рëбра ломают? Оля повесила трубку, не дожидаясь ответа. Это был риторический вопрос – ей не нужен был ответ от Зои, она сама всë понимала.

Глава 5. Кабаре.

"Так, надо ехать в то кабаре, куда меня Кучин водил, там должно быть всë прилично. Только возьмут ли меня туда с одним днëм опыта? Не важно, надо поехать и спросить, вдруг там тоже учительница есть". – размышляла Ольга.

Она вспоминала, что кабаре находилось прямо возле "медного всадника", в здании "сената и синода". Оля взяла маленькую книжечку-путеводитель "Ночной Петербург», и нашла в ней нужное кабаре. Кабаре называлось "Наследие" и располагалось по адресу: площадь Декабристов, дом1. Там же было написано, что кабаре работает с 19.00 часов.

Ольга решила доехать до ближайшей станции метро – Садовой, а там минут двадцать пешком.

"Лучше приехать к открытию или чуть позже? Буду стараться к открытию, а там, наверное, позже приеду – далеко и дорогу ещë не знаю. Надо не забыть с собой карту взять". – рассуждала Оля. Она взяла бумажную карту, аккуратно свернула и положила в сумку.

Было два часа дня. Брат еще на работе. Галицина начала собираться. Начать нужно было с душа, чтобы тщательно выбрить ноги и всë остальное, вдруг в этот же вечер еë попросят переодеться и показать у пилона что она может. Надо было потом красиво уложить волосы, накраситься, не забыть взять с собой во что переодеваться. Оля решила сразу одеться в то, в чëм она будет – это будет просто самое красивое еë изумрудное нижнее бельë, решила, что возьмёт чулки на всякий случай, хотя на пилоне можно танцевать только с голыми ногами. Оденет сразу чëрное бархатное платье с чëрным меховым, якобы, воротником. Сразу будет в сапогах-чулках, но и туфли тоже возьмëт решила Ольга.

В начале восьмого вечера Ольга вошла в кабаре. Она с лёгкостью его нашла, уж слишком явный был ориентир – "медный всадник". Ступеньки вели в подвальное помещение. Первый холл был обычным в нежной бежево-золотистой гамме, с обычным освещением, с гардеробом и кассой для оплаты входа, который был платным. Оля смело подошла к охраннику и не думая покупать входной билет, который все-равно стоил для неë слишком дорого.

– Здравствуйте, я пришла устраиваться на работу танцовщицей. – почти дерзко заявила она охраннику.

– Раздевайтесь в гардеробе, сейчас я позову владельца, он уже здесь.

Охранник ушёл в тëмный коридор, но второй охранник остался в холле.

Ольга сняла свою тёплую кожаную куртку и осталась в бархатном черном приталенном платье по калено, пошитым так, чтобы подчеркнуть все достоинства фигуры, в, так называемом, платье-футляр. А «меховой» воротник под норку довершал сходство Оли в этот вечер с Мерлин Монро.

Очень скоро из тёмного коридора вернулся охранник, а за ним следом вышел не высокий, примерно 170 см. роста мужчина, уже лет шестидесяти, седой, полненький, с пузиком, но вообще очень обаятельный – с голубыми глазами, короткой почти белой, аккуратно стриженной бородой и доброй улыбкой. Он указал Оле рукой, чтобы она прошла с ним в следующий зал. Следующий зал был залом бара. Там располагалась классическая барная стойка из красного дерева, несколько круглых столиков максимум на четыре персоны и уже в этом зале находилось пару помостов с пилонами. Этот зал был проходной, а уже следующий со сценой, как в маленьком театре.

Владелец кабаре остановился у барной стойки. Мило улыбаясь спросил:

– Может ты чего-нибудь хочешь: чай, кофе, вода, шампанского?

Оля удивилась предложению шампанского при устройстве на работу на первом собеседовании: «Наверное он так проверяет, не алкоголичка ли?» – подумалось Оле.

–Кофе, спасибо. – ответила она.

Хозяин показал бармену палец и тот кивнул. Оля поняла, что бармен понимает владельца по одному жесту, но тут много ума не надо, этот жест поняла и Ольга, он означал: "слышал? – делай". Они так же стояли у барной стойки, не присаживались, будто ждали кофе, хотя, конечно хозяину могли бы и принести. Но Оля и это поняла – они не присаживались потому, что владелец еë рассматривал в полный рост. Если бы они присели за столик для беседы, то он бы не видел еë, разве что лицо, но кому нужно лицо в кабаре? Он рассматривал еë очень деликатно, да никто и не заметил бы, что этот, фактически пожилой мужчина разглядывает достоинства девушки на тридцать-сорок лет его моложе. Олю это ничуть не смущало. Во-первых, она понимала, что так и нужно при приёме на эту вакансию, а во-вторых, она знала, что этот этап отбора она уж точно пройдëт. Ольга даже не пыталась стать как-нибудь покрасивее, поняв, что именно сейчас и проходит кастинг в ожидании кофе, она была уверена и в своей осанке, и в постановке ног… – в этом кастинге она не нервничала.

Буквально уже через пару минут он предложил присесть на высокие барные стулья возле стойки и это положение тоже было крайне выигрышно для рассматривания фигуры девушки и умения еë держать своë тело. Ольга отлично смотрелась на этом высоком стульчике. Во-первых, платьице немного приподнялось и ножки показались выше колен в чёрном капроне, они выглядели сногсшибательно. Во-вторых, так они оказались очень близко, их колени почти касались друг друга и этому взрослому мужчине всего этого было уже достаточно, чтобы понять о ней всë как о женщине. Он нашёл еë очень привлекательной и понял, что это та женщина разобьёт не одно сердце в своей жизни, даже если это не будет еë целью, а уж если она станет на путь сознательно покорять мужчин, то это ей будет даваться играючи. Алексей Иванович всë это понял, ещë он увидел, что она не наркоманка, что было редкостью среди стриптизёрш, она не была даже ещë алкоголичкой. Конечно он это понял не потому, что она не выбрала предложенное ей шампанское, а совершенно по другим признакам. В общем он понял, что она хорошая девочка, больше ему ничего и не надо было. Он задал пару вопросов, уже скорей для приличия: «Ты сама от куда, и дети есть? " Оля честно ответила. Ей вообще понравился этот мужчина, но не как мужчина, а как, скорей, отец, которого у неë фактически не было, а девочкам так нужен папа.

Всë то, что понял про Олю Алексей Иванович, сама Оля про себя, к сожалению, не знала. Она знала, что у неë идеальная фигура и всë. Больше никаких достоинств она в себе не видела. Да она и не имела понятия о наличии в природе вообще тех достоинств, которые разглядел в ней взрослый, опытный мужчина. Ольга не знала, что есть скрытые достоинства, которые настоящий мужчина видит или чует инстинктивно.

Такие, как грациозность, доброта, здоровая гордость, просьба не путать с гордыней, скрытая сексуальность – от природы; умение слушать и сопереживать и многое другое.

Оля так же не знала, что входит в мир наркоманок.

Глава 6. Светка.

Она, конечно общалась в станице на улице с ребятами, которые курили анашу, и сама курила. Потом, когда уже родилась Леночка и муж выставил их из съёмного дома, потому, что у него появилась, тогда первая любовница, а Оля узнала и стала закатывать истерики, как он это видел. А истерики ему были не нужны, вот он и сказал, чтобы Оля "собирала все свои манатки и валила к своей мамаши". Так Галицина и сделала. А что ещë можно было сделать в этой ситуации?

Вот, тогда она стала общаться со взрослыми наркоманами, которые были старше еë на семь лет. Почему такая точность? – потому, что некоторые из них были одноклассниками еë брата. То есть Ольге было двадцать, а им около двадцати семи, находились там наркоманы и старше. Один из них – Петрович, так ему вообще было около пятидесяти.

Почему жена милиционера попала в компанию старых наркоманов? – Во-первых, случайно в баре все оказались за одним столом: Олины друзья – плановые и любители выпить, и старые наркоманы их знакомые. А во-вторых, Ольга находилась в те дни, как муж предпочёл отношения с любовницей ей с дочерью, в таком плачевном состоянии – мир, как сущность рухнул. Всë во что она верила: любовь, верность, семья, преданность, долг, ответственность – всë это оказалось ложью в мире двадцатилетней девушки. Она осталась одна, с ребёнком на руках. Еë мать абсолютно еë не понимала, а старые наркоманы понимали. Нет, Оля не стала принимать никакие наркотики, правда анашу она в те дни снова начала вечерами курить, которой они угощали. Ольга видела всего два раза как они кололись и всего два раза приходила, когда в доме стоял сильный запах ацетона. Она знала, что на ацетоне варят мак, но никогда не видела. Наркоманы оказались очень приличные в том плане, что, во-первых, они всë время говорили: "Если узнаем, что ты укололась – сразу убьем и тебя того, кто тебя уколол". И рассказывали ей, какая это беда -быть наркоманом. Говорили, что каждый из них, если бы мог вернуться в тот день, когда первый раз укололся, то никогда бы этого не сделал, и сразу бы убили того, кто дал шприц.

Наркоманами в станице были все только мужчины, женщин не было. Вернее, была только одна Света – красивая девушка, похожая на Шарлиз Терон,

тоже с очень короткой стрижкой, только брюнетка.

Оле, когда ещë было лет шестнадцать, и она встречала эту Свету в центре станице на разных станичных праздниках, любовалась ей, не в силах скрыть восторг, что природа может создать такую красивую, безупречную женщину и эта безупречная красота ходит по станице! Оля всегда так таращилась на Свету, которой тогда было двадцать три года, что они стали здороваться, не будучи знакомы. Света всегда добродушно улыбалась Оле. Галициной очень нравилось, что Света ей улыбается. "Любая другая – думала Оля, – если бы на неë так таращились, а та бы понимала, что это от того, что она нереально красивая, задирала бы нос и с гордостью смотрела бы сверху вниз, показывая всем своим видом: "что вылупилась?", а эта добрая. Я хотела бы быть похожа на неë и внешне и внутренне". Так, думала Оля, когда встречала Свету. Но тогда она даже не знала, как еë зовут.

И вот, спустя четыре года Ольга пришла к своему другу на предприятие, где делали мебель, и там она увидела Свету, которая зашла с каким-то из рабочих в пустое, заброшенное помещение, в бараках, которые арендовал Олин друг для своего производства. Оля обратила внимание, что в этом помещении была фактически мусорная свалка. Оле стало жутко от того, что девушку своей мечты она видит в таком месте, хотя еë, по Олиным соображениям, вообще не должно быть в станице. Такие как она должны уезжать минимум в Москву.

– Джан, что эта девушка забыла с рабочим на свалке? – спросила Оля своего друга.

– А, Светка? – Пошла сосать, – с лёгкостью ответил Джан.

Так Оля узнала, как еë зовут.

– В смысле сосать? – переспросила Оля.

Ольга понимала смысл сказанного, но в еë мозгу не могло уложиться это низкое действие с этой звездой, да ещë и здесь. Оля, конечно понимала, что все звëзды и модели ради выгоды сосут каким-то продюсерам, но не здесь!

– В буквальном смысле, – похихикал Джан, – она сосëт за деньги. И не дорого так берëт, я бы сказал дëшево. Она же наркоманка. Ты не знала?

– Нет, – недоумевала Оля.

Сам Джан к наркотикам не имел никакого отношения, не считая того, что иногда косячок он мог бы раскурить в кругу близких друзей, но все равно предпочитал коньяк "Наполеон". Он мог себе его позволить. Его предприятие по изготовлению мебели и дверей тогда процветало и в основном потому, что они делали красивую резную мебель. Сам Джан умел красиво вырезать и ещë у него работал Витя – золотые руки по художественной резке по дереву, а вот уже он, был тоже наркоманом. Наркоман-одиночка, ему хватало его заработка, чтобы вести обособленный вид жизни. Ведь наркоманы собираются в стаи не потому, что им так интересно поддерживать беседу друг с другом, а потому, что они друг друга выручают наркотиком. Ведь многие из них не работают и им не на что купить наркотик, но это отдельная тема.

– Это печальная история. Еë муж Виталик Куприн. Знаешь его? – продолжал Джан.

– Да, – расстроенно ответила Оля.

Это станица и там вообще, так или иначе, все друг друга знали. Не нужно быть наркоманом, чтобы знать наркомана и не нужно платить налоги вообще, чтобы знать тех, кто работает в налоговой.

А Виталик Куприн был знаменитой личностью в станице. Его папа очень богатый, один из первых построил трёхэтажный дом. У его папы тоже были какие-то фабрики по ремонту, изготовлению и тому подобное. А ещë его папа был знаменитым художником, конечно только на северном Кавказе. Таким как сейчас Никас Сафронов в Москве.

Старший Куприн и его сын Виталик – тоже художник рисовали копии знаменитых полотен на заказ и на этом тоже очень хорошо зарабатывали. Плюс к тому, что Виталик Куприн был сыночком богатого знаменитого дяденьки, он был ещë и красивый, не такого высокого уровня как Света, но очень даже, в общем по внешним данным тоже мог бы оказаться в Голливуде со Светой, но он стал наркоманом. Что его папа только не делал?! – это не описать, это сможет понять только отец наркомана, думаю, даже не мать. Сколько раз он его откупал от тюрьмы?!… Но в какой-то момент просто перестал давать ему деньги. Вообще. Он мог жить в доме, кушать, но денег ему никто не давал.

Что только не вытворяют наркоманы, чтобы получить своë?! – Они могут перерезать себе горло, чтобы получить наркотик или деньги на него, не говоря уже о горле другого человека. Конечно они это делают уже совсем в крайнем случае, перепробовав все остальные варианты, которые могут быть достижимы.

Виталик Куприн нашёл такой выход: он подсадил на наркотик свою жену-красавицу. Рассуждая, что красивой бабе всегда все дадут, а она будет приносить ему, потому, что Света очень любила Виталика. Так всë и произошло.

– Вот, теперь она ходит и сосëт. – заканчивал свой рассказ Джан. – С ним многие из-за этого общаться перестали. Нельзя же свою жену подсаживать. Такую девку испортил. – с грустью закончил Джан.

Оля была в шоке. Она знала Виталика, более того, приходила к нему в квартиру покурить. В станице не может девушка выйти во двор и курить, для этого ей надо спрятаться в какое-то укромное местечко, чтобы никто из соседей не видел, а то оплюют прямо в лицо, проклянут до седьмого колена, наговорят по всей станице что шлюха, наркоманка и ещë не весть знает, кто. Вот такие там люди и такие нравы. Вот Оля и ходила к Виталику, чья однокомнатная квартира, которую купил ему папа, чтобы не видеть его вечно обдолбаного, находилась в соседнем доме, через бельевую площадку, на первом этаже. Очень удобное место для курения. Но вот что странно, думала Оля, когда она несколько раз приходила к Виталику – Светы никогда у него не видела, а ведь она его жена.

Ольга была очень удручена тем, что девушка, на которую она хотела быть похожа, находится в таком вопиющем положении и когда Света вышла из заброшенного помещения, Оля сказала, что хочет с ней поговорить и жестом показала ей куда отойти. Они не были знакомы. Если Оля уже много знала о Свете, то Света понятия не имела, что это за девушка и чего она может от неë хотеть. Оля понимала это и поэтому очень быстро рассказала Свете всë с самого начала: когда ей было шестнадцать лет, и она встречала Свету… Свете понравилось, что эта девушка говорит ей такие приятные вещи, но потом Оля перешла к сегодняшним дням:

– И вот теперь я вижу тебя здесь. Мне уже достаточно много рассказали про тебя. Мне очень, очень жаль, что ты находишься в таком плачевном положении и именно поэтому я говорю тебе всë это. У тебя же тоже богатые родители, они могут отправить тебя в любую клинику, где лечат от наркомании, если ты только этого захочешь. Прошу тебя, захоти этого. Ты так, наверное, уже погрязла в этом гавне, что не понимаешь, что это гавно. Ты могла бы стать звездой экрана, как минимум нашего. Тебе нужно срочно уезжать с этой станицы, тебе здесь не место.

Оля ещë что-то хотела сказать, но начала говорить Света:

– Большое тебе спасибо. Ко мне так хорошо никто никогда не относился, – и она молча пошла к выходу из фабрики. Оля смотрела ей в след, на то как эта красивая девушка с семьи врачей была теперь одета как обычная колхозница: в какой-то старой растянутой футболке и в каких-то спортивных штанах. «Ужас», – думала Оля.

Через несколько лет Света разбилась на смерть на машине с местным судьёй, а еë муж Виталик вскоре умер от передозеровки на речке. Нашли его без лица. Его красивое лицо обглодали бездомные собаки.

Глава 7. Сцена.

Оля довольно много знала о наркоманах, но она знала, что это парок мужской и даже представить себе не могла, как с этим обстоят дела в Питере.

Пройдя собеседование с хозяином кабаре, он перешёл к бытовым вопросам, давая явно этим понять, что Оля принята на работу:

– Я быстро тебе расскажу по ресторану, скорей, а остальное всë тебе расскажет и покажет наш арт-директор, который занимается шоу-программой и танцовщицами. Он скоро придëт. Его Витя зовут. Самое главное, я считаю, что тот, кто приходит к семи, то есть к открытию клуба, вот как ты сейчас – обедает бесплатно в ресторане. На выбор будут подавать всего по три, как при бизнес-ланче. Ты сейчас хочешь кушать?

– Нет. – растерянно ответила Оля, хотя, то, что бесплатно кормят в ресторане ей очень понравилось и вообще то она поела бы.

Алексей Иванович, будто прочитал еë мысли.

– Ну, сегодня ты же уже остаёшься на всю ночь? – спросил он.

– Да, наверное, если арт-директор будет не против.

– Вот, значит сможешь потом в любое время пойти в ресторан и поесть. Скажешь им, что я сказал тебя накормить. Ты не переживай, я почти до утра буду здесь и, как правило, я сам сижу в ресторане. Так что, когда ты придёшь в ресторан – тебя обязательно накормят. А вообще кормят только с семи до восьми, именно тех, кто пришёл к открытию. Вообще они и должны приходить к открытию, но… они хотят приходить, когда здесь уже полно пьяных мужиков. А мужики, представляешь, приходят в семь, восемь в кабаре, а здесь никого нет. Это же плохо, они и уйти могут. Но девкам это не объяснишь. Поэтому, девочка, я тебе советую приходить к семи, кушать хорошо и тот мужичек, который придёт рано, а такой всегда есть – будет твоим, пока эти акулы не набежали. Ещë у нас для танцовщиц всегда в любом количестве чай с лимоном, и вода с лимоном, сколько угодно. Вот, здесь всë стоит. – Он указал на барную стойку, где в углу у стены стояла большая кофе машина. – Что еще? – Если будут хоть какие-то проблемы, которые не может решить непосредственный твой начальник Витя, то смело ко мне, по любому вопросу, а так всë к нему. Ну всë. Пока ходи, осматривайся, привыкай, жди арт-директора. Как увидишь клоуна – это он. Подходи к нему, скажи, что со мной уже говорила, если его первая встретишь. Пока отдыхай, можешь уже чай пить сколько хочешь и про ресторан не забывай.

Он мило улыбнулся, дружески дотронулся до плеча и ушёл в сторону холла.

Оля осталась сидеть за барной стойкой. Закурила, разглядывая помещение.

– Может чай или кофе один разок? – добродушно спросил высокий бармен.

– Кофе тоже можно бесплатно? – заинтересовалась Оля.

– Только один раз. – мило ответил бармен.

– Тогда я с удовольствием выпью кофе. – Оле нравилось здесь всë больше и больше.

Вскоре бармен подал хороший "Американо».

– Тебе уже рассказали про консумацию? – спросил бармен.

–Нет.

Оля с удивлением посмотрела, из чего молодой человек понял, что девушка возможно впервые слышит это слово.

– Ты знаешь, что такое консумация? – продолжил он.

– Нет.

– Смотри, консумация – это стимуляция клиента для продвижения спиртных напитков. То есть, ты можешь зарабатывать здесь только на том, что будешь разводить клиента на покупку спиртных напитков, любых. Ты за это будешь получать честно свои 30% каждый вечер от всего спиртного, на которое ты разведëшь. Для этого, если боишься, что тебя обманут или по запарке забудут – будешь собирать чеки, которые обязательно приносят при расплате клиента, расплачиваются здесь сразу за каждый заказ. Тебя как зовут? – вдруг спросил бармен.

– Оля, – немного оторопев от внезапности, ответила девушка.

– Очень приятно, а меня Слава. Так вот, например, ты подсаживаешься к дяденьке и просишь, как вы там умеете со своими хитростями, с ним выпить или чтобы он купил тебе выпить, или ты делаешь так, что ты ему нравишься, и он сам умоляет тебя с тобой выпить. Я лично считаю, что последний вариант самый лучший. Ты стараешься заказать то, что подороже, так как ты от этой суммы получишь 30 %. А ещë, чтобы не спиться и не стать алкоголичкой или тут девушки ешë по другим причинам, чтобы не пить спиртное, заказывают себе спиртной коктейль, например, " Пина колада", он стоит 500 рублей, ты с него получаешь – 150 рублей, классно, правда? А вот, чтобы не спиваться, ты только шепчешь официантки или там, как-то даёшь знать, что без спиртного. Тебе приносят красивый вкусный коктейль без спиртного. Но, если ты хочешь настоящий спиртной – без проблем, он очень вкусный, в него входит два вида рома, кокосовые сливки, ананасовый сок. Ты можешь здесь потом все коктейли перепробовать. Вот так. Понятно?

– Вроде. – ответила Оля. Она не совсем поняла, что это за схема зарабатывания денег, но была уверенна, что потом со всем разберётся.

– А, вот и арт-директор пробежал в гримёрку, ну ты не суетись, он скоро сам сюда подойдёт. – сказал Слава.

И правда, арт-директор – молодой человек лет тридцати, похожий на еврея: с длинным еврейским носом, немного вытянутым худым лицом, волнистыми темными волосами, сам весь худой и шустрый, красивым его нельзя было назвать, тем более его зубы были недостаточно ровные и белые. Но его карие глаза были очень живыми, лицо улыбалось и за счёт этого он казался симпатичным. Арт-директор Витя подошёл к барной стойке за чашечкой чая. Поздоровался с барменом, с Олей. Слава показал Оле взглядом, что это именно он.

– Здравствуйте, а я вас жду. – тут же сказала Оля, пока Витя не ушёл.

Арт-директор заинтересованно развернулся всем торсом к Оле лицом. И, мило улыбаясь, сказал:

– Я внимательно вас слушаю.

– Я хочу у вас работать. С Алексеем Ивановичем я уже беседовала, он сказал вам об этом сообщить.

– У.... А кем вы хотите у нас работать?

– Танцовщицей, а что, у вас есть несколько вакансий? – зачем-то поинтересовалась Ольга.

– Да, у нас есть несколько вакансий. – улыбаясь, ответил Витя. – Но это или клоуны, или факиры, в общем как в цирке.

– Да, я была у вас на шоу, видела.

– А… Ну очень хорошо. Пойдёмте тогда я вам покажу гримёрку. Только сразу хочу вас предупредить – там воруют. Отдельных шкафчиков нет. Всë вперемешку. Не носите сюда ничего ценного или сдавайте всë в сейф: или мне, или вот у нас есть дядя Вася, где-то он всегда здесь, потом познакомитесь. Он у нас начальник охраны. Отдавайте всë ценное ему.

Витя отвëл Олю в гримёрку.

– У меня сейчас всякие делишки. Потом, после шоу поговорим о бо всëм подробно. А сейчас будьте как дома, ходите, смотрите, общайтесь с девочками. Хотите, уже переодевайтесь и работайте. А хотите, просто проведите вечер в клубе. – Витя широко улыбнулся, показав свои желтоватые не ровные зубы и выбежал с гримёрки.

"Да, не удивительно что здесь воруют. У меня даже паспорт никто не посмотрел. Он, по-моему, не спросил даже как меня зовут, а я уже стою в гримёрке, в которой кроме меня никого нет. Надо выйти от сюда, пока меня в воровстве никто не обвинил", – подумала Оля. Ещë раз оглядела вокруг гримёрку и вышла. Присела за ближайший стол, закурила, благо, на каждом столе стояла пепельница, и подумала о том, какой бардак в этой раздевалке. Это была не гримёрка, а свалка, и даже не свалка, а помойка. Когда-то это помещение действительно являлось гримёркой, потому, что почти по всей стене протянулось зеркало с подсветкой и длинным, длинным столом. Но всë теперь заброшено, валялось какое-то грязное шмотьём и всë покрыто пылью.

Было видно, что там никто не убирает. "Да уж, царство девушек", – подумалось Оле.

В зале кабаре, в котором теперь сидела Оля, было почти темно. Подсвечивалась сцена, маленькая, полукруглая, Оле она напомнила раскрытую раковину. На стенах горели бра. Зал был отделан в красно-чëрных тонах. Стены, оклеены обоями похожими на ткань, будто бы обтянуты алым атласом, да еще и с узором в виде красных лилий. Оля потрогала стены пытаясь понять обои это или действительно ткань, решила, что все-таки такие обои. В этом зале вокруг сцены стояло всего семь круглых столов, не больших, рассчитанных на четыре человек, при желании, конечно, можно было и вшестером отдыхать за этими столами, но вчетвером было бы в самый раз. Сиденьями служили кожаные полукруглые диваны, расположенные лицом к сцене. На диванчиках поместилось бы три человека, с другой стороны стола, стояло по два стульчика. В углу зала, почти под потолком нависала, по всей видимости, диджейская будка с окошком в зал и с узкой металлической лестницей. Для зала, в котором проходит шоу-программа, он был довольно маленьким, да еще и по середине зала, ближе к сцене, было оставлено свободное место для танцев самих посетителей. На этом месте могло танцевать одновременно не больше десяти человек. Но этот маленьких зал давал атмосферу, какого-то домашнего театра. Думалось, что в разгар веселья все эти семь столов превращались в одну дружную компанию.

В клуб стали приходить люди, и он довольно быстро заполнился. Несколько девушек прошли в гримёрку. Оля пошла за ними, знакомиться с будущими, возможно, коллегами.

Глава 8. Петроградка.

Девушки оказались почти все дружелюбными. Охотно отвечали на Олины вопросы, давая исчерпывающие ответы.

Рабочая смена началась с распития коньяка с пепси-колой из пластиковых стаканов. Олю легко приняли в свой коллектив и тут же протянули ей стакан с тем же напитком, с которого начиналась рабочая смена у девушек на Невском проспекте, подумала Оля.

Потом все девушки рассеялись по залам. Кто танцевал на пилоне, кто уже сидел с посетителем, кто пил чай, в общем все занимались чем хотели.

Оля пыталась понять правила "игры", кто чем и когда должен заниматься? Есть ли здесь вообще правила или творится полный хаос. И главное, кто-то будет учить еë танцевать или как? С этими вопросами она подходила к сидящим, ничего не делающим, в данный момент девушкам и постепенно разбиралась.

Но окончательно, в том, что здесь происходит и как здесь всë работает Оля разобралась только спустя пару месяцев, перед своим отъездом домой.

С одной стороны, в коллективе танцовщиц творилась полная анархия. Арт-директор, на самом деле ими вообще не занимался, потому, что стриптизёрши не входили в шоу-программу, если конечно они не предоставят сами какой-то свой достойный номер, но им это было не нужно. Все танцовщицы, не считая "гоу-гоу" были стервятниками. Их задача была как можно больше выудить денег из посетителей клуба. Для этого в их руках были такие инструменты как танец на столе, консумация, танец на пилоне, приватный танец. На всë была своя цена, не считая танца на пилоне, там уж кто сколько даст. Кто-то засовывал купюры в трусики, кто-то в бюзгалтер, но чаще просто бросали на помост. Вообще то, чтобы девушке так бросали деньги, она должна была действительно станцевать у пилона достойную полноценную композицию, но таких там было мало. В основном они крутились вокруг металлического шеста, красиво, сексуально, грациозно, но не исполняя сложную цельную композицию, а, скорее поглядывая по сторонам, высматривая "своего" клиента и, главное, показывая себя в лучшем свете, чтобы еë заметили и пригласили выпить и в последствии станцевать или тут же на столе, или приват-танец в специальных комнатах.

Таких комнат было три в клубе. Часто под утро в комнаты была очередь. Не потому, что так часто заказывали приват-танцы, танцы заказывали чаще прямо на столе, на котором они только что ели, в зале, а потому, что в комнатах были и кровати, а в клубе был официальный столик в зале-бар, за которым сидели проститутки, их всегда было около пяти. До полуночи они сидели за своим столом, а потом, после шоу-программы, которая всегда начиналась в десять, а заканчивалась чаще в пол двенадцатого, тоже, как и стриптизёрши разбредались по клубу в соблазнении клиентов.

Внешне проститутки отличались от танцовщиц тем, что они были одеты в платья, чаще в длинные, вечерние, а танцовщицы "голые" и последние часто танцевали только для того, чтобы согреться в этом подвальном помещении.

Хаос в передвижении коллектива только казался. На самом деле за порядком следила охрана, в основном дядя Вася. Вообще охрана следила в основном за танцовщицами, а точнее за их доходами, а еще точнее за тем, чтобы стриптизёрши не забывали с каждого своего дохода платить в кассу 30%, также как клуб не забывал платить им за консумацию.

На арт-директора хозяин повесил единственное, составить и следить за графиком посещения стриптизёршами клуба, чтобы их всегда было адекватное, равномерное количество, но Витя плохо с этим справлялся. Девицы его не слушались. Они сами, между собой пытались решить этот вопрос и только потому, что боялись хозяина, которому не понравится то, что или никого не будет или стриптизёрш будет полный зал.

Общаясь с милым Алексеем Ивановичем, трудно было представить почему его бояться девушки. Оля относилась к нему, как к отцу и даже называла его "папа" и, естественно полностью ему доверяла. Не то, чтобы она о чëм то там с ним секретничала, нет, она практически с ним не разговаривала, но она чувствовала себя спокойно, работая у него. Она знала, что он еë не обидит и никому не позволит еë обидеть. Она была благодарна ему за то, что, зарабатывая на девушках он создал для них условия, о которых можно было лишь мечтать. Другие девицы относились к условиям труда как к должному, а некоторые еще и вечно были чем-то не довольны, но Ольга то знала уже разницу между людьми, которые зарабатывают на девушках. Иногда Оля вспоминала, как ночной кошмар сейнера Бориса, который платил девушке только 25%, не считая избиений и всего остального. А хозяин почти такого же заведения Марк, который продал право на убийство девушек, работавших в его заведении? А как ещë это можно назвать, если люди или кто они там, ломают девушкам рëбра, а их желания сказал удовлетворить сам хозяин, сообщив, что это его друзья.

А тут кормят в ресторане, поят чаем с лимоном всю ночь. Платят тебе за то, что ты пьёшь! Берут с тебя всего лишь 30% дохода, за то, что предоставляют тебе такое элитное место работы. Оля так же была поражена разнице в цене. На Невском вся ночь стоила 100$, а в кабаре приватный танец, который длился пять минут стоил тоже 100$, а танец на столе стоил 50$, то есть 1200 рублей, а у людей месячная зарплата 1500.

Оля понимала, что она попала в сказку. Это был не то, что другой мир по сравнению со станицей, это было другое измерение. Деньги появлялись в огромных количествах ни от куда. Ну что стоит покрутить попой три минуты на столе и за это девушка чистыми, минус "подходный налог" получала половину месячной зарплаты обычного российского гражданина.

Девушки чуть позже научили Олю в кассу сразу относить 30% в рублях, а доллары оставлять себе, правда для этого надо было всегда иметь при себе наличные, но Оля научилась справляться с этими сложностями. Теперь в еë съёмной комнате на Петроградке, на Чкаловском проспекте в доме 14, в учебнике по английскому языку, который ей подарил брат, складывались доллары, и их становилось всë больше и больше.

Галицина понимала, что жизнь еë наладилась. Она была счастлива и ей было спокойно. У неë была своя замечательная большая комната почти в пустой коммуналке. Оле очень повезло с комнатой. Ей, конечно, тогда ещë не с чем было сравнивать, но с этой квартирой у неë возникла любовь с первого взгляда и на всю жизнь осталась в еë душе тёплым воспоминанием.

Позвонила еë агент и сказала, что есть комната мечты, почти пустая коммуналка, чего не бывает. Оля, когда приехала, уже не хотела оттуда никуда уходить. Комната в коммуналке стоила 1500 рублей в месяц – месячная зарплата обычного человека.

Это была всего лишь четырёхкомнатная, с очень большой кухней, больше двадцати метров квадратных на два окна. Возле окон стоял старинный, круглый, красивый и надёжный стол из настоящего дерева, а не с спрессованной древесной стружки, как делают сейчас. Оле очень понравилась просторная кухня и этот старый стол, который был довольно в хорошем состоянии. Оле так же понравилось, что он не был накрыт ни какими клеëнками, как обычно делают на кухнях, а представлен в полной своей красе.

В коммуналке жил только студент в самой дальней комнате, которого никогда не было не видно, не слышно и бабулька-одуванчик. И все! Одна комната просто пустовала, там хозяйка Олиной комнаты, которая владела двумя комнатами в этой квартире хранила свои какие-то вещи и крайне редко туда к ним наведывалась, не беспокоя при этом Олю.

Олина комната была такой же большой, как кухня и тоже на два окна. Была весна и уже довольно яркий, но мягкий свет проникал во все окна, радостно освещая и кухню, и комнату. Хотелось жить. В комнате по периметру была расставлена вся необходимая мебель: платяной шкаф, кровать-полуторка, стол у окон со стулом, маленький холодильничек – Оле по пояс, старый телевизор, который ловил два канала и даже сервант. Всë, что было нужно. Оля была счастлива.

Как-то Оля мыла общий коридор в квартире. Она решила, что это еë обязанность. "А чья ж еще? – подумала Оля – пацан-студент, который не известно, когда бывает дома и бабулька". Но тут вышла бабулька из своей комнаты и сказала:

– Оля, вы не были бы так добры, не мыть коридор.

– Почему? – удивилась Оля. – Я очень хорошо мою.

– Я даже не сомневаюсь в том, что вы хорошо моете. Но дело в том, что я хотела бы мыть его сама потому, что это моë единственное дело. Если вы будите мыть квартиру, то мне совсем ничего не останется делать. Понимаете?

Оля поняла и ей стало очень жалко бабульку.

«Какая замечательная бабулька – думала Оля, – вот она настоящая питерская интеллигенция. И на «вы» ко мне, и сама хочет всë мыть, чтобы совсем не разлениться. А наши кубанские бабки совсем другие. Наша бы кубанская бабка только ходила и следила бы за тобой: во сколько приходишь, во сколько уходишь, как часто и на сколько тщательно моешь коридор. А эта ни разу не высунулась из своей комнаты, чтобы посмотреть, как я прихожу или ухожу. Замечательная бабулька». Оля ездила на работу каждый день, а точнее вечер, кроме понедельника. Каждое утро, часов в шесть-семь, после работы она заходила покушать в круглосуточное кафе, которое удачно располагалось напротив еë дома на Чкаловском проспекте. Оно было из дешёвых, но там всегда вкусно и полноценно кормили. Кухня работала даже в шесть утра. И даже в шесть утра там было занято около трёх столов посетителями, которые, в основном, пили разливное пиво, но и кушали тоже часто.

А в свой выходной понедельник Оля готовила себе кушать дома. Готовила потому, что привыкла в своей жизни готовить, ещë потому, что в кафе все равно не было так вкусно, как готовила сама девушка и ещë в кафе питаться было дорого, да и лишний раз выходить из дому не хотелось. Всë таки Оля работала в ночном клубе, шума и людей ей хватало на работе. Лишний раз хотелось покушать и поспать дома, набраться сил перед ночным «весельем», тем более у Галициной был всего один выходной. Она конечно сама так решила, а зачем ей ещë выходные – решила девушка,– ведь она приехала в Питер деньги зарабатывать, а гулять она потом будет дома, на заработанные здесь деньги. «Да и с кем гулять? – рассуждала Оля. – С братом?»

Оля иногда ездила к брату, мыла у него полы, иногда варила ему борщ, конечно это был еë единственный родной, близкий человек в этом большом, красивом и чужом городе, где без прописки не принимали тебя ни на работу, ни в поликлинику; милиционеры штрафовали людей без прописки. С братом она конечно гуляла и довольно часто. Молодой организм может поспать два-три часа и двигаться дальше.

Галицин показывал сестре город, в основном, конечно центральный район. Он хорошо знал архитектуру города, рассказал ей историю Аничкова моста, что скульптор Клодт, что название моста не в честь какой-то Анечки, а в честь инженера Аничкова. Рассказал о "доме книге", а точнее о доме компании Зингер. Самое интересное то, что центральные большие скульптуры – это валькирии, а валькирии – это скандинавские, по-нашему ангелы. В скандинавской мифологии дочери их бога. Но интересно не это, а то, что у одной из них в руках веретено – символ лëгкой промышленности, а под правым еë локтем расположена швейная машинка «Зингер».

Алексей Галицин рассказывал сестре и о многих других знаменитых домах и ансамблях в центре города. Он сам всë изучил в читальном зале института потому, что ему было интересно знать историю этих красивых зданий.

А Оля влюбилась в Петроградку. У неë случилась с ней любовь, она как-будто бы чувствовала еë как один целый организм женского рода. Она слышала всякие истории про то, что на Петроградке все будятся, кто-то это объяснял тем, что некоторые улицы идут полукругом, а некоторые углом, а кто-то тем, что на Петроградке ведьмины круги и это ведьмам нравиться крутить людей по кругу, не давая найти выход. Оля убедилась в том, что люди будятся на Пероградке, когда каждое утро стала ездить на такси с работы домой. Почти все таксисты, когда слышали, что надо ехать на Чкаловский проспект, с огромной надеждой спрашивали, сможет ли Оля показать дорогу после того, как они переедут Тучков мост. Оля их успокаивала, уверяя, что дорогу она знает очень хорошо. Таксисты тогда были все русские и почти все петербуржцы, ленинградцы, как они любили себя называть. А вот улиц на Петроградке боялись. Оле это было не понятно потому, что Петроградка была для неë самым понятным, родным местом. Она для неë была маленькой. Галицина неоднократно проходила еë пешком вдоль и поперёк. Ей нравилось гулять по еë маленьким красивым улицам. Ей совсем не нравился Новочеркасский район, в котором она жила при Борисе, она не испытывала тёплых чувств к Невскому проспекту, на неë не произвел никакого впечатления Московский район, где она жила с Кучиным, а вот с Петроградкой у неë случилась любовь на всю жизнь. А когда Оля узнала, что ещë и «Камчаика» находится здесь, она поняла, что да, конечно, эта кочегарка и должна была нахолится именно здесь. Она подумала, что Виктор Цой чувствовал точно такую же связь с Петроградкой, какую чувствует она. Именно неповторимая атмосфера этого старинного острова, делает с людьми что-то особенно питерское. Человек, живя там, гуляя там, пропитывается какой-то романтической, творческой атмосферой.

А каких замечательных алкоголиков встречала Оля в дешевом кафе внизу еë дома? – Каждый второй учëный, профессор, преподаватель. Они вели интеллектуальные, философские беседы за бокалом пива. Пили медленно с бутербродами с рыбкой или с дешевой сушеной рыбой. Это были так или иначе Олины соседи, все они всю жизнь прожили на Петроградке, большинству из них было пятьдесят-шестьдесят лет. Однажды, когда Оля приехала из станицы, где прожила свой запланированный месяц, привезла сушенной тарани очень высокого качества: жирная, жир даже капал с неë, когда она висела. Спинки у неë, когда смотришь на них на солнце были янтарного цвета и почти вся икряная. Оля привезла три десятка: себе брату и ещë кого-нибудь угостить. Галицина три рыбы принесла алкоголикам-философам в кафе своего дома, где они часто бывали. Эти люди так были счастливы! У них заблестели глаза, будто помолодели, их серые питерские лица озарила почти детская улыбка. Оле было приятно, что она доставила такую сильную радость этим усталым от жизни людям. Они порезали рыбку на тонкие кусочки, угостили бармена и весь вечер не спеша лакомились. Они говорили, что ничего вкуснее в своей жизни не ели. Оля знала, что такой рыбы не найдёшь в Питере не за какие деньги, еë просто здесь нет, и в Москве нет. Это вообще сугубо местный деликатес даже для тех, кто еë ловит и сам сушит. Еë конечно можно купить на рынках азовского моря, но она не будет такого качества. Она будет более соленная и более сушенная, и более мелкая – в общем на продажу, да и чтобы отдыхающие смогли довести эту рыбку к себе в свои города по жаре. А для себя местные жители так сильно не солят и не пересушивают, и конечно, для себя отбирают самую крупную и жирную тарань. Когда рыба готова и не высохла сильно, а осталась немного влажная, каждый сушит для себя как любит, тогда рыбу снимают и хранят в холодильниках или даже в морозилке, чтобы она больше не сохла. Вот у Оли была такая рыба. Еë трудно найти, только через хороших знакомых можно достать, естественно заплатив за неë дороже, чем за обычную тарань, которая и так стоит не дëшево. Да и понятно – это тяжёлый труд, да и ещë считается браконьерством.

Глава 9. Танцовщицы.

В кабаре Оля подружилась с Таней. Ну не то, чтобы подружилась, конечно они не ходили друг к другу в гости. Просто Таня охотно согласилась учить Олю танцевать на пилоне. А учить ей было чему! Таня была очень крутая танцовщица! Та учительница в клубе у Марка, теперь это было понятно, знала пять-семь круток вокруг пилона и всë, именно поэтому ей было уже нечему учить Олю, а Таня… вот на еë танцевальные композиции люди приходили. Когда она танцевала все переставали жрать и пить, и внимательно, завороженные смотрели как девушка может такое вытворять. Она с такой лёгкостью поднимала своë тело на своих руках вверх на этой металлической трубе, будто бы она вообще ничего не весит или на неë не распространяется земное притяжение. А как медленно, не суетясь, в отличии от всех остальных стриптизёрш, которые, как будто куда-то спешат, она грациозно с чувством собственного достоинства обходила пилон перед каждым новым танцевальным элементом, а потом парила в воздухе. Напряжения в еë движениях вообще не было видно, а как это тяжело – поднимать на руках вес своего тела на вертикальной трубе может понять только тот, кто попробует, не говоря уже о том, что в некоторых элементах надо только ступнями в босоножках на высоких шпильках держаться на высоте за эту металлическую трубу.

Таня – удивительно пластичная, любой шпагат исполняла с поразительной легкостью. Еë выступление было настоящим акробатическим этюдом, как в цирке, только сексуальным. В цирке, все-таки, секса нет.

Таня – девушка обычного роста, но очень худая, такая худая, что у неë практически отсутствовала грудь. Но она не была анарексичкой. Ни какие кости не торчали и грудь все-таки была, пусть и первого размера. Фигура красивая, хоть и очень худая. У неë были длинные ровные ноги с правильными изгибами, красивый плоский живот. Волосы у неë не были длинные, как, казалось бы, положено стриптизёршам. Более того, они были коротко пострижены и своего тëмно-русого цвета. По поводу волос она точно не загонялась, как почти все женщины на планете Земля. Так как она выступала в костюмах в стиле "госпожа", то еë короткая стрижка очень вписывалась в еë образ.

Татьяна, как правило, выходила в высоких, на шнуровке во всю длину, черных кожаных сапогах, специальных для стриптиза, где высота платформы – 7 см., а высота каблука – 18 см. Ещë на ней было почти всегда короткое черное платьице-майка. Часто она выходила в зал с длинной жёсткой плёткой, иногда слегка шлёпала кого-то, проходя мимо, чем приводила всех в восторг. В общем амплуа она выбрала себе классное, она даже не пользовалась макияжем, а это такое утомительное и неприятное занятие каждый вечер наносить макияж, а потом, когда тебе хочется спать, каждое утро надо обязательно тщательно его смыть, чтобы лицо не покрылось аллергическими пятнами. А после тщательного удаления макияжа со своего лица, на кожу обязательно нужно нанести увлажняющий или питательный крем, потому, что мыло, даже если оно дорогое и в крутых флаконах, очень сушит кожу и обезжиривает, от чего она очень быстро стареет.

Таня, выбрав стиль госпожи, избавила себя от этих забот. У неë было милое личико с мелкими чертами лица, все аккуратно и пропорционально – этого было вполне достаточно для стриптизёрши высокого уровня, всë равно все смотрели на еë тело, еë ноги, еë сапоги на высокой шнуровке, высокой платформе, высоких каблуках. Вообще на лицо стриптизёрши никто не смотрит.

Татьяна потихоньку учила Олю различным танцевальным элементам, которые в последствии они составили в единую танцевальную композицию с которой выходила Оля на публичное выступление. Но, конечно, до Тани всем было далеко, да никто к еë уровню, честно говоря, не стремился. Всех интересовали деньги, а не почти цирковое мастерство, а деньги можно было заработать и по-другому, не таким трудоёмким способом.

Оля брала своей отличной фигурой. Фигура у неë была одна из лучших: полная, стоячая грудь-двойка, плоский живот, идеальной формы ноги – что ещë нужно? Жена арт-директора, которая работала с ним мимом в номере, предложила ей помощь с костюмом, сказав, что у неë есть знакомая портная, которая шьёт для танцовщиц и берëт не дорого. Лариса, так звали жену арт-директора, посоветовала Оле выбрать стиль маленькой девочки-школьницы, настаивала, чтобы Оля работала, завязывая два хвостика по бокам и даже можно с бантами. Ведь у Оли было доброе светлое лицо, где-то даже наивное, с голубыми глазами и очень большими ресницами от природы. С таким милым лицом ей как раз подошёл образ школьницы.

Костюмчик ей пошили не затейливый: топ и короткую юбочку-клëшь. Когда Оля крутилась в танце – юбочка легко разлеталась и было видно кругленькую упругую попочку и беленькие трусики-стринги. Костюмчик тоже белый и выгодно подчёркивал южный загар. Плюс в клубе периодически включался неоновый свет и тогда белый наряд выгодно выделялся в отличии от «чëрных госпож». На костюм были пришиты нитки страз, которые завлекательно сияли.

Оля – общительная и добрая девушка, поэтому вскоре подружилась со всеми группировками в клубе. Она одинаково легко болтала и с танцовщицами, которые не очень-то разговаривали между собой, даже часто происходили стычки из-за того, где чьи вещи должны лежать, и с проститутками, хотя остальные танцовщицы к столику проституток и близко не подходили, как будто те были прокадëнные или, скорее, своим поведением демонстрировали, что те, низшие существа в иерархической лестнице. На самом деле, танцовщицы ругались в раздевалке и с высока смотрели на проституток только потому, что они все были конкурентки в борьбе за клиентов. А вот уже с сообществом официанток, барменов и охранников танцовщицы не общались именно из-за того, что считали их своим обслуживающим персоналом. Оля общалась со всеми и вскоре подружилась с барным сообществом.

Когда утром, часов в пять, клуб закрывался, все танцовщицы и охрана уходили домой. В клубе оставались бармен, официант, пару официанток и Оля. Они каждое утро устраивали себе банкет: пили что хотели – самые дорогие напитки: ром, текилу, виски, ликёры. Они не допивали с недопитых бутылок, как можно подумать, они просто брали и пили всë что хотели, предварительно закрыв камеру, направленную на барную стойку чëрной тряпкой. Это были махинации барменов: то ли они уже пьяненьким клиентам наливали совсем не те напитки, которые они заказывали, а гораздо дешевле, то ли они покупали бутылки в обычных супермаркетах, а потом продавали их в баре по клубным ценам, а скорей всего и то, и другое, и поэтому они сами могли пить настоящий дорогой алкоголь.

Часто заведение закрывали в четыре утра. Если в клубе оставалось всего пару пьяненьких мужичков, и они не представляли уже ни для кого интереса, все уходили домой: танцовщицы, проститутки, а потом и охрана. А барная компания ехала на такси в гей клуб "69", который находился прямо у Гостиного двора на улице Ломоносова. Он работал до семи утра, там было весело, это заведение можно было тоже назвать "кабаре" – там тоже была шоу-программа: мужики, переодетые в баб, а конкретно в разных мировых звёзд, таких как Мэрилин Монро, Лайза Миннелли, Алла Пугачёва, София Ротару и в этих образах выступали на сцене. Барной компании там нравилось. Нравилось и Оли, там точно не было еë клиентов и вообще мужиков, которые могли бы пристать к ней, поэтому она чувствовала себя там удивительно свободно: не надо было беспокоится как ты выглядишь, идеальный ли у тебя макияж или его уже нужно поправлять, следить как ты себя ведёшь – за своими манерами. Можно просто пить, расслабляться, танцевать, орать, заводить разных странных знакомых и "подруг". Откровенно разговаривать на разные темы: от "все мужики козлы", до " какие презервативы лучше других". Так Оля встречала почти каждое утро нового дня.

Дома, в коммуналке, когда она просыпалась вечером, то звонила домой в станицу. Еë мама звала Леночку к телефону, Оля говорила дочке, что любит еë, скучает по ней, обещала, что скоро приедет, спрашивала, как еë дела, спрашивала, что ей привезти. Леночка говорила, что у неë всë хорошо и Оле становилось спокойней. Ольга Галицина была уверенна, что делает всë правильно – она зарабатывает деньги. Домой Галицина стала ездить через каждые три месяца, хотя раньше ездила через два, но правда на месяц. Привозила Леночке красивые платьица, колготочки, курточки и кукол. Леночка очень радовалась приезду мамы и в то время, как приезжала Оля – они жили у папы и на целый месяц снова образовывалась полноценная семья, а потом Ольга снова уезжала в Питер, а Леночка оставалась жить у бабушки Вали опять на три месяца.

Александр Комаров встречал Олю с вокзала, когда она приезжала и отвозил потом снова на вокзал, когда она уезжала, сажал еë на поезд. Оля очень грустила в эти моменты. Ей было жаль, что он не скажет: "Все, оставайся, будем жить нормальной семьёй". Или что он поедет с ней в Питер, и они будут жить вместе. Ольга предлагала ему поехать, тем более что он уволился с милиции, его попросили, вроде как, из-за сокращения штата, а на самом деле на его место посадили сыночка богатого дяденьки, который "дружил" с начальником милиции, а Александра попросили подвинуться. И теперь Александр Комаров работал на стройке у своего друга – мешал бетон за копейки на шестидесятиградусной жаре, но в Питер ехать отказывался – боялся. Люди бояться менять что-то в своей жизни, даже если живут в полной тьме, а если парень живет один в двухкомнатной квартире, может приводить к себе любую девушку… – зачем ему куда-то уезжать? "Ну да, работы нет, но хоть какая, то есть, так многие живут". – рассуждает большинство людей. Тем более есть родители, к которым можно ходить каждый день кушать – так что всë хорошо.

Глава 10. Адрес.

В кабаре Таня учила Олю связать полноценную композицию. Они репетировали. Оля чувствовала себя неповоротливой по сравнению с Таней, хотя до встречи с ней считала себя очень гибкой после цирковой студии, она до сих пор с лёгкостью садилась на шпагат, становилась на мостик с положения стоя и поднималась обратно, и так она могла делать быстро несколько раз подряд. Но по сравнению с Таней, которая лазила по металлической трубе, как змея, Оля ощущала себя уткой.

– Как у тебя всë получается с такой лёгкостью и грацией, ты каждый день занимаешься? – спросила Оля.

– Я на Метадоне, – вдруг ответила Таня.

– Метадон, что это? – не поняла Оля.

– Ты не слышала про Метадон? – удивлённо спросила Таня.

–Нет.

– Да ты просто ангел, – с грустной улыбкой ответила Таня – Метадон – это наркотик, сильный наркотик, у меня зрение падает, я почти уже ничего не вижу. Такие как я долго не живут. Но он расслабляет и лишает страха, именно поэтому я так высоко заползаю на пилон и всë такое. Так что не надо мне завидовать и тем более стараться быть похожей на меня. Ты хорошая девочка. Что ты вообще здесь делаешь? Тебе нужно рожать и воспитывать детей. Здесь в клубе не я одна такая. Мы зарабатываем на наркотик. А тебе надо уходить с ночной жизни в дневную, ко всем нормальным людям пока не поздно, а то станешь такой как мы – вампиршей, прислуживающей Дракуле. – Таня с грустной перекошенной улыбкой хихикнула пару раз.

– Да я пыталась, но нигде не берут без прописки, даже официанткой.

–У, печально. – равнодушно ответила Таня.

К Галициной подошел арт-директор и спросил:

– Ты где живешь?

– На Чкаловском проспекте. – ответила Оля.

– А дом какой? – мило улыбался Виктор.

–19.

– А квартира? – не унимался Витя.

– 14.

Оля думала, что разговор продолжится вроде того: "О, а у меня там мама живет или друг", но он не продолжился.

А через несколько дней, когда Оля днем спала в своей комнате, в звонок, в коммуналку стали настойчиво звонить. Оля слышала сквозь сон это громкое:" Дзы, дзы", но, естественно не собиралась вставать.

Олина комната находилась сразу у входной двери в квартиру, поэтому она сквозь сон слышала, как бабушка-соседка открыла квартиру и потом Оля услышала:

– Не знаю. Вот еë комната. Постучитесь. – говорила бабушка-соседка.

Раздался стук в комнату. Оля встала, подумав, что пришёл брат, но, когда она открыла, стоя в трусах и майке – она остолбенела. В широко открытую щель смотрела еврейская, широко улыбающаяся своими кривыми зубами рожа арт-директора.

Оля приоткрыла дверь шире, чтобы худой Виктор смог просочиться в комнату, но, чтобы соседка не смогла еë увидеть. Оля в тот момент думала только о том, как не удобно перед бабушкой-соседкой. Ведь к Оле ещë никто не приходил. Она для соседки была хорошей девочкой и хотела таковой для неë оставаться. А тут еврейская, не молодая рожа, да ещë с цветами и тортом! Если бы он пришёл с пустыми руками, то можно бы было подумать, что человек днём пришёл по делу, а тут цветы и торт! – Сразу всем заявил, что он пришёл к любовнице.

Оля в один миг возненавидела его за это. За то, что он вообще припëрся, хотя его никто не звал, а главное за то, что он со своим тортом поставил еë в ужасное положение перед соседкой, которая еë уважала и Оля уважала еë.

Ольга хотела сразу всë это ему сказать и выставить его вон со своим тортом и цветами, чтобы соседка это увидела, как он тут же уходит, но побоялась, что эта еврейская рожа ей не простит такое унижение и в скором будущем отомстит так, что ей придётся уйти с кабаре.

Еë уже опытный мозг выдал довольно быстро неординарное решение:

– А презервативы вы к торту захватили? – сразу спросила Оля.

Виктор явно растерялся, но ответил:

– Да.

Он явно засмущался, его даже залила краска.

– Тогда, давайте приступим сразу к тому, зачем вы пришли. Вы же не торт пришли есть?

– Ну я бы и торта поел, – чуть ли не заикаясь ответил арт-директор.

– К сожалению, вы пришли без предупреждения и мне уже нужно быстро собираться по своим делам, так что на чаепитие у меня нет времени. – нарочито вежливо и со злой улыбкой на лице ответила Оля и улеглась в кровать под одеяло, смотря на стоящего по середине комнате Виктора, держащего до сих пор в руках торт и цветы.

Оля надеялась, что он уйдёт. Извинится, что нагрянул без спроса и уйдет. Ведь он оказался в дурацком положении не меньше, чем она. Но, он поставил на стол торт, положил букет цветов и стал довольно, не спеша раздеваться, аккуратно складывая свои вещи на стул, при этом застенчиво улыбаясь, как барышня, которая глупо пытается флиртовать с кавалером, которому она вообще не интересна.

Оля обалдела. Пока он медленно раздевался – Оля быстро думала: "Выставить… – отомстит. Чай мне нахрен не надо с ним пить… Какая наглая тварь. Ладно, сейчас через две минуты всë закончится и все будут счастливы: он получит то, зачем пришёл, а я в самый быстрый срок от него отделаюсь". Так и произошло. Половой акт длился не более двух минут. Оля не дала ему шанса остаться у неё не на одну лишнюю минуту, чем потребуется ему одеться и уйти.

Она сама поспешно встала, демонстративно положила пачку салфеток на стол, указала на урну, которая стояла у входной двери, а сама вышла в ванную, накинув короткий шелковый халатик тигриной расцветки.

Через пять минут она вернулась в комнату, Виктор стоял одетый, готовый уйти. Ольга проводила его на лестничную площадку. Прикрыв за собой дверь в квартиру, сказала:

– Надеюсь вы понимаете, что это была разовая акция и что такого больше никогда не повторится? Она смотрела прямо ему в глаза, ожидая ответа на этот вопрос. Своим твёрдым открытым взглядом она вынуждала его ответить, давая понять, что это не риторический вопрос.

– Да, конечно. – смущенно, но уже без глупого флирта, а с грустью ответил арт-директор.

А через несколько дней, тоже днём, в дверь снова настойчиво позвонили. Оля не спала, но не собиралась открывать так как никого не ждала. И вообще где она жила знал только брат и теперь арт-директор. После визита Виктора Оля решила для себя раз и навсегда никогда никому не говорить где она живёт, чтобы еë дом остался неприкосновенным уголком отдыха от всех.

Дверь опять открыла соседка, но на этот раз, к счастью, она посчитала нужным оставить гостя на лестничной площадке.

– Оля к вам гость. – сказала она в Олину дверь, зная, что та дома и не спит.

Оля обалдела. С полной решимостью столкнуть его с лестницы, думая, что это арт-директор и ему хватило наглости снова заявиться, она быстро двинулась к выходу. Открыв дверь, Ольга увидела незнакомого молодого человека, вернее он показался ей знакомым, но она не могла вспомнить где она его видела.

– Вы к кому? – раздражено спросила Оля.

– К тебе, – спокойно ответил молодой человек.

– Ко мне? – почти закричала Оля – А вы кто такой?!

– Я, Макс, – также невозмутимо продолжил молодой человек.

– И.... чему я обязана такой радости?

– Я в ваше кабаре хожу уже несколько дней смотреть именно на тебя. Я тебе цветы дарил, просил встретиться со мной, но тебе там некогда, вот ты даже меня не помнишь. И поэтому я решил поговорить с тобой днём, вне твоей работы.

– Так… – в Оле стал закипать страх вместе с гневом. Ей стало страшно, что любой проходимец может узнать где она живет и вот так, запросто припереться к ней домой. А если маньяк? Ведь она стриптизёрша, а там, где стриптизёрши – там, где-то поблизости и маньяки. Ещë она успела подумать, что жаль будет расставаться с этой квартирой – очень хорошая квартира.

– От куда у вас мой адрес?! – уже почти в бешенстве спросила Ольга.

– Я его купил у вас в кабаре. Одна из девиц мне его продала, – спокойно ответил Макс.

– Купил? Продала?! – у Ольги от гневного страха стала неметь нижняя губа.

Она молча зашла в комнату, взяла сигареты, зажигалку, вышла на лестничную площадку, закурила. Макс тоже закурил. Они стояли и молча курили. Оля вдыхала в себя дым много и глубоко, ей от этого становилось легче, и она успокаивалась.

– Как продала, кто? – Никто не знает где я живу. – вдруг заговорила Оля, как бы рассуждая вслух.

– Значит кто-то знает, – всë так же спокойно ответил Макс.

"Что нахрен там происходит? – думала Оля – Этот козëл кому-то сказал мой адрес и его продали?! Это нужно пресечь, пока мне не пришлось съезжать. Мало ли какая сука и с какой целью в следующий раз продаст мой адрес?! Надо будет сегодня же рассказать всë "папе" и спросить его что делать. Я, надеюсь, он разберётся с торговлей адресами его сотрудников".

– Ну и что ты хочешь, Макс? – наконец Оля продолжила разговор.

– Я не местный, я с Волгограда. Приехал сюда по работе на месяц, максимум на два. Не хочу тебе врать. Потом уеду и когда приеду в следующий раз не знаю, может уже никогда. Я следователь. Это, наверное, самое ужасное для тебя? – он остановился, ожидая ответа на этот вопрос, как любила делать сама Оля.

– Нет, это меня меньше всего беспокоит. Я сама жена мента, – холодно ответила Оля.

– Вот как? И где же муж?

– Я с ним развелась.

– Это хорошо. Для меня, конечно, – слегка улыбнулся Макс.

Теперь Оля молча смотрела, ожидая продолжение ответа на еë вопрос. Молодой человек понял еë взгляд, что понравилось Ольге и продолжил:

– Я хочу провести этот месяц с тобой. Ты мне нравишься. Я не женат, могу показать паспорт, хотя это, как раз, в данной ситуации не имеет значения.

Он остановился посмотреть на реакцию девушки или еë возможный ответ на это.

Убедившись, что она слушает его и понимает он продолжал:

– Я не говорю о сексе. Речь идëт не о сексе. – повторил он – Я хочу, чтобы мы гуляли с тобой по городу, чтобы ты мне показывала город и не ходила на работу, пока я буду здесь. Просто, я подумал, что ты ночами работаешь, а днем спишь, тогда как же тебе со мной днём гулять? Я так же понимаю, что, если ты не будешь работать, ты не будешь зарабатывать. Я готов частично оплатить тебе твой заработок, только ведь ты понимаешь, что следователь с Волгограда не много зарабатывает. Но это время я хочу провести именно с тобой. Ты мне очень нравишься.

– Но ты же сюда приехал по работе? Тебе же самому нужно ходить на работу? – спросила Оля.

– Да, но на работе я буду до обеда, а потом с тобой.

Оля рассматривала молодого человека, пытаясь понять, как он ей, хочет ли она с ним хотя бы выйти в кафе и попить кофе?

Максим был похож на знаменитого американского киноактёра Метта Деймона.

Красавцем его не назовёшь, но это был Олин типаж: ей нравились белые парни с голубыми глазами, русыми волосами и носом, для неë лучше картошкой, чем орлом. Оле понравилась его честность и настойчивость, и она готова была пойти с ним в кафе и начать знакомство. А по поводу всего месяца, так ей самой надо было уезжать через месяц.

Макс видел и понимал, что девушка рассматривает его и оценивает.

– Так что, пойдем пообедаем? – парень сказал это таким тоном, будто зашёл по-соседски старый друг.

– Пойдём, только мне надо одеться.

– Я думаю, что тебе пятнадцати минут вполне хватит. Ты прекрасно выглядишь и в домашнем халате. Я тут на подоконнике посижу. – он указал на широкий старинный подоконник между этажами.

Глава 11. Одиночество.

Это был прекрасный месяц. Они так подошли друг другу, как бывает редко в жизни. Они были одним целым с первого дня. У них не было никаких расхождениях во взглядах. Им нравилось одно и то же. Они стали и хорошими друзьями, и хорошими любовниками. Они удивительно подошли друг другу по темпераменту: одновременно страстно хотели так, что иногда успевали только войти в комнату, а часто после долгих прогулок просто хорошо вкусно кушали и ложились спать. Они вместе любили покушать и сразу после еды поспать. Они оба любили рок-н-рол, оба любили и умели танцевать. Когда они танцевали рок-н-рол в клубе им даже аплодировали. Это была прекрасная пара, которая обречена бы была прожить долгую и счастливую жизнь потому, что редко в жизни встречаются пары, которые любят одно и то же.

Но он уехал, оставив рабочую визитку. Оля звонила пару раз, но его коллеги говорили, что он где-то здесь, но сейчас с кабинета вышел. На этом всë и закончилось.

Оле после его отъезда стало очень одиноко. До его появления в еë жизни, ей было нормально, хотя она была абсолютно одна в большом чужом городе – она просто до него не знала, как это, когда с тобой близкий человек по духу, когда вы всегда вместе и всегда всем довольны. Когда не нужно спорить потому что один начинает говорить, а другой продолжает; когда ты уверена, что хотят только тебя и не засматриваются на других; когда вы одинаково пьëте и одинаково пьянеете; когда вы любите одну и ту же еду.

У Оли так было впервые в жизни, и она почему-то сомневалась, что такого похожего человека она встретит ещë раз. Все еë друзья в станице и близко не были с ней похожи. Они все были со своими странностями, но не похожими на Олины. Муж так вообще – был человек с другой планеты. Они почти всегда спорили, он никогда не понимал, что она ему говорит, а она совсем не понимала его. «И какой это дурак сказал, что противоположности притягиваются? – думала Оля, размышляя теперь о своей жизни. – Правильно говорил Куйбышев: «Малая, главное, чтобы у людей были общие интересы», он то уж узнал секрет счастливой семейной жизни, прожив свою жизнь с этой мымрой, которая вообще ничего не хотела». Оля стала остро ощущать своë одиночество, она не убивалась по Максу, она просто теперь поняла, что она совсем одна.

Глава 12. К маме.

Брат спивался, когда Оля к нему приезжала он сидел у себя в комнате пьяный и ныл, что ему не дают писать диссертацию. Оля даже позвонила его научному руководителю – Мире Денисовне, которая пояснила:

– Оля, вы же видите, что ваш брат пьёт. Я из жалости держу его в лаборатории, потому, что помню его студентом – хороший мальчик. Ему нужно срочно бросать пить, иначе он просто сопьётся.

– Он говорит, что пьёт потому, что ему не дают писать диссертацию. – сказала Оля.

– Оля, я понимаю, что вы переживаете, но поверьте, дело обстоит наоборот. Не он пьёт, потому, что ему не дали писать. А ему никто не даст ничего писать пока он пьёт.

Да и Оля уже сама видела, что дела обстоят всë хуже и хуже.

Однажды, когда она к нему приехала еë поразило то, что он стал из-под кровати доставать всякий хлам и хвастаться, что эти замечательные вещи он нашёл на помойке: катушка с медной проволокой, которую надо было сдать на цветной металл и "замечательные кожаные ботинки в которых можно ещë ходить и ходить".

Оле стало страшно, она решила, что от алкоголя брат сходит с ума.

Внизу вахтëрша тоже подозвала Олю и сказала, что брат спивается, что она слышала, будто его не сегодня-завтра уволят с института за прогулы и соответственно его попросят с общежития института.

Оле пришлось с ним серьёзно поговорить, объяснить, что, если он уже не ходит на работу, то надо увольняться самому, пока его не уволили по статье.

– Когда ты уволишься, то соответственно тебе нужно будет съехать с общежития. Ты можешь жить у меня, я всë равно скоро уеду на месяц в станицу, комнату проплачу. Ты сможешь найти новую работу, а потом уже сам снимешь комнату. – объясняла Оля.

– Я хочу домой к маме. – вдруг проныл брат.

Олю это удивило. "Он совсем расклеился". – подумала она.

– Ты в этом уверен? – спросила Оля, а сама подумала: "Это лучший вариант для него. В городе не может человек оставаться в таком состоянии, а то он просто присоединиться к стае сумасшедших бомжей-алкашей.» Через пару дней Оля посадила брата на поезд. Она тщательно помогала собрать ему вещи, так как за восемь лет накопилось много вещей, и он не мог забрать их все. Он даже бабушкин шерстяной ковёр 2,5*1,5 м. привëз. Нужно было забрать самое важное. Решили, что это дедушкины инструменты, которые он тоже умудрился притащить в Питер.

Вся его одежда была в ужасном состоянии: старая, заношенная и грязная. Везти еë смысла не было. По большому счëту еë всю нужно выбросить в помойку, вместе с теми ботинками, которые он принес оттуда. Брат не понимал, почему он не должен забирать все свои вещи. "Они же все хорошие", – говорил он. Оля пообещала все вещи потом выслать ему почтой, так как он и так везет с собой тяжеленые инструменты. Он успокоился.

Галицина, на самом деле, уже одна в его комнате перебрала веши брата. Переберая его одежду она плакала, думая о том, что теперь точно осталась совсем одна. Единственный близкий человек покинул еë. Ей было очень одиноко, ей не хватало родного братика, каким бы он ни был.

Она выбрала самые хорошие вещи – это были шерстяные кофты и забрала их с собой, чтобы у себя дома хорошо постирать и отправить посылкой брату. Всë остальное: трусики, маечки, она решила ему купить новые уже в станице, когда скоро приедет туда сама. Бабушкин ковëр она не смогла бросить – он был частицей бабушки, он висел у еë кроватки, когда она очень часто гостила у бабушки. По совокупности дней она жила у бабушки, а гостила у родителей, которые каждый день дрались, разбегались, сбегались, им было не до детей. Оле у бабушки было очень хорошо, спокойно. Бабушка с дедушкой даже никогда не спорили, царил мир и любовь в этом доме. Поэтому ковëр Оля забрала, как частичку этого тепла, потому, что только у бабушки она жила спокойно, окружённая любовью.

Книга 2. Друзья.

Глава 1. Роман.

Оля пришла на работу, как обычно, в семь вечера. Переоделась быстренько в гримёрке и направилась в ресторан кушать. Выйдя в зал, она оторопела, там в полном одиночестве сидел сам Рома Трахтенберг. Но Оля быстро собралась и, проходя мимо, просто вежливо поздоровалась.

– Девушка, а вы не хотели бы со мной выпить. – ели успел сказать Роман, ускользавшей от него Оли.

– С удовольствием – вежливо ответила Галицина, – но после того, как я поужинаю.

И Ольга отправилась в ресторан. Во-первых, она хотела есть, она уже привыкла есть в это время, во-вторых, бесплатно кормили только с семи до восьми, а в-третьих, она знала, что остальные танцовщицы, тем более проститутки явятся не раньше девяти, так что никуда он не денится, а бежать сразу, это значит сбивать себе цену. Наевшись, Оля присела за столик Трахтенберга.

– Что вы будите пить? – спросил Роман.

– Просто шампанского если можно. – ответила Оля.

Первые пол часа был стандартный разговор: мужчина спрашивал девушку как еë зовут, от куда она? Оля по привычке отвечала, наверное, уже одними и те ми же заученными фразами. Сама у него ничего не спрашивала. Она никогда ни у кого ничего не спрашивала. Во-первых, ей было, как правило, не интересно, во-вторых она не считала нужным забивать свою голову информацией о жизни каких-то людей, которых она не увидит больше никогда. Потом она понимала, что даже если спросить, например, того же Трахтенберга: "что он делает в этом кабаре, если у него есть свое? " – вряд ли он ответит правду, так же, как и все остальные. Оля понимала, что на подобных знакомствах каждый представляется тем, кем он хочет быть в данный момент. Женатые, конечно оказываются холостыми; многодетные – бездетными; алкоголички – добропорядочными матерями и так далее, и тому подобное. Поэтому в подобных местах и при подобных обстоятельствах нет смысла спрашивать – они сами вскоре начинают говорить, говорить…

– А вы, вообще узнаëте меня? – вот и Трахтенберг стал говорить о том, что его на самом деле интересует.

– Да, конечно, – равнодушно ответила Оля.

– И как я вам, как вам то, чем я занимаюсь?

– Как я отношусь к тому, что вы владелец примерно такого же заведения? – спросила Оля, не совсем понимая суть его вопроса.

– Ну, владелец, к сожалению, не я, я только директор, но да, я, в основном, о заведении. Вы бывали там?

– Я не бывала, но много о нём слышала.

– Очень интересно. И что же о нём рассказывают?

– Рассказывают, что в гей-клубах скромнее шоу, чем в "Хали Гали". Мои друзья не рекомендуют мне посещать только два места в Питере: кунсткамеру и " Хали Гали". Говорят, что моя психика не выдержит зрелища в этих местах.

Трахтенберг расхохотался.

– Интересные у вас друзья, или Вы. А я хотел пригласить вас к нам в кабаре.

– Зачем?

– Работать. – спокойно, с лёгкой улыбкой ответил Роман и продолжил:

– Вы у нас будите зарабатывать в несколько раз больше. У нас посетителей во много раз больше, а девушек катастрофически не хватает.

– Боюсь, что я не смогу у вас работать. Я слышала, что у вас есть "crazy-меню" и его должны выполнять именно танцовщицы.

– Да, всё верно. И что вас смущает? – Вы за каждый пункт этого меню будите сразу получать на руки от 50 до 100 баксов.

– Я слышала, что там есть такой, часто заказываемый пункт, как, клиент хочет писать, а ему лень идти в туалет, он заказывает этот пункт, не знаю, как уж он там называется, – приходит танцовщица, которая, по идеи, должна танцевать, приносит ему утку, которое судно, залазит с ней под стол на глазах всего клуба, расстёгивает ему ширинку, достаёт сама его член, держит над уткой и он ссыт, получается, на уровне её лица. Потом она встряхивает его член, засовывает его обратно в брюки и уносит утку с его мочой, вылазя из-под стола. Всё верно?

– Да, так всё и есть. Но не нужно упускать главного, за этот crazy пункт девушка получает 100 баксов. Понимаете, за пять минут, пусть неприятной морально, процедуры девушка получает 100 баксов! А вы в курсе, что средний человек у нас в стране получает за месяц 50 долларов? 50 за месяц! А здесь 100 за пять минут!

– Я здесь за приват танец, который тоже длиться пять минут, получаю 100 баксов. Но это трудно назвать унизительным актом и тем более это происходит не публично. А может у вас танцовщица отказаться от каких-то пунктов crazy-меню?

– Нет. – уже не так весело ответил Роман.

– Ну тогда мы не сможем с вами договориться. – подытожила разговор Оля.

Ольга Галицина вспомнила, как работая официанткой в ночном клубе, который открылся в станице и был похож на большое кафе, правда с большим танц-полом, хозяин заведения заставлял Ольгу вытащить бутылки из-под стола посетителей. Они ставили пустые пивные бутылки под стол, не дожидаясь, когда их уберут со стола. А теперь они их задевали ногами, и они падали, звенели и гремели. Ситуация усугублялась тем, что на столах были длинные скатерти и бутылки были не только под ногами, но и под скатертями. А самый ужас для Оли заключался в том, что это была компания ментов – коллег её мужа, и далеко не самых лучших и добрых людей. Оля отлично представила картину, как она лезет среди их ног к ним под стол, под эту длинную скатерть. Они смеются над ней, отпуская в её адрес различные пошлые шутки. Возможно кто-то дотронется до её попы, и тому подобное. И не известно, чем это всё закончится. А потом ещё неделю или месяц будут издеваться над Александром в отделе на тему: «как его жена лазела у них под столом». Оля всё это подробно объясняла владельцу, почему она не может сейчас собрать бутылки:

– Давайте я подожду, когда они пойдут танцевать и соберу. Они все танцуют. Я их знаю.

– Или ты сию минуту собираешь бутылки, или ты уволена. – сказал владелец Владимир.

Оля выбрала уволиться. На следующий день она поехала искать работу в город. В станице вообще было очень плохо с работой. Даже помощницей воспитателя, а проще говоря нянечкой в садик, Олю ещё до беременности устроила соседка, мама её подружки, которая работала в райфинотделе. Оле в этот день, подружка, которая работала в этом садике сказала, что требуется нянечка. Оля прибежала в садик к директору, тем более что тогда Оля училась на педагога дошкольного обучения, то есть на воспитательницу заочно, и таких студентов обычно охотно брали на такие должности, но Оле директор сказала, что у неё нет такой вакансии. Галицина ушла расстроенная, поняв, что всё по знакомству, а она никто. Ольга зашла после садика к своей подружке, чья мама с райфинотдела, её мама тоже была дома, она спросила почему Оля такая расстроенная и Галицина всё рассказала. Мама Татьяна, дослушав Олин рассказ подошла к телефону и сделала пару телефонных звонков, после чего подошла к Ольге и сказала:

– Можешь возвращаться в садик, тебя там ждут.

– Зачем? – удивлённо, даже несколько испуганно спросила Оля.

– Чтобы устроить тебя нянечкой. Возьми сразу с собой паспорт, трудовую книжку, если она у тебя уже есть, ну а остальное потом скажут.

– В тот же садик, к той же директрисе? – изумлённо спросила Оля.

– Да. – улыбаясь ответила мама Таня.

Глава 2. Травматолог.

Наступила зима. В каменном подвале здании Сената и Синода, где располагалось кабаре стало очень холодно. Теперь танцовщицы завидовали проституткам, которые приходили на работу в шерстяных вязаных платьях или бархатных с длинным рукавом.

Олю очень выручала шубка, которую они купили с Максом на «Апрашке». Конечно за Олины деньги, но Макс помог найти ей самый выгодный обменник и сопровождал её на криминальном рынке с десятью тысячами рублей.

Как-то в разговоре, незадолго до его отъезда, Оля говорила о том, что деньги есть, но она не знает, что с ними делать и боится, что все прогуляет и пропьёт, как они сейчас и делают.

– А что бы ты хотела приобрести на большую сумму денег? – спросил Макс.

– Я бы хотела свою комнату в коммуналке, но я уже считала, у меня не получается заработать на комнату. Здесь, вроде, хорошо зарабатываешь, но не на столько, чтобы купить комнату. Сейчас один квадратный метр стоит десять тысяч рублей, вот эта комната – двадцать квадратных метров, значит она стоит двести тысяч, а у меня только десять тысяч. Я могу только шубу себе купить.

– Так давай, купи себе шубу пока и правда всё не прогуляла. – сказал Макс.

Вот теперь эта лёгкая коротенькая шубка очень спасала Олю от подвальной промозглости. Шубка по длине как раз прикрывала попу и в данной ситуации была меховым халатиком.

Оля накидывала её на себя и была в ней, пока не начинала танцевать на пилоне, а потом снова её одевала. Шуба оказалась очень хорошего качества, ни одну шерстинку нельзя было вырвать. Оля часто куталась в большой песцовый воротник, который вкусно пах зверьком, Ольге нравился этот запах зверька, будто с ней сейчас какое-то живое существо, родное, тёплое и пушистое. Сама шубка была норковая, красивого шоколадного цвета. Оля Галицина так бы и сидела в этой шубке весь вечер, попивая шампанское, которое в восемь вечера выдавал сам хозяин тому, кто в это время из девушек уже был на рабочем месте. Как правило это была Оля и ещё какая-нибудь девушка. Алексей Иванович выделял каждый вечер бутылку Советского шампанского девицам, чтобы они не сидели с грустными минами, а начали, хотя бы, щебетать и улыбаться. Ведь посетители приходили в кабаре, как в дорогой легальный публичный дом. Эта небольшая шоу программа с мимами и факирами конечно было прекрасное украшение этого заведения, где были лучшие девушки Санкт-Петербурга, но клиенты сюда, в основном, приходили за красивыми, маленькими, упругими попками – посмотреть на них и даже потрогать, может не именно эти, но их замену, зато тут же, в комнатах, расположенных дальше по узкому, плохо освещённому коридору.

Выпив пару бокалов шампанского Оля принялась упражняться с пилоном, медленно, неспеша крутясь возле него и стараясь отточить более сложные элементы по нарастающей по степени сложности. В трёх метрах от пилона за столиком уже сидело двое мужчин и с интересом рассматривали Галицину. Оля, конечно, заметила их заинтересованные взгляды и поэтому старалась выполнять все элементы не отрывисто, как отдельные упражнения, а в плавных переходах, чтобы это уже было похоже на танец.

Оля решила все-таки освоить самый сложный для неё элемент, который уже не раз ей удавался. Когда держась двумя руками за пилон, ты резко забрасываешь своё тело вверх, хватаясь сплетёнными ногами вверху за пилон, оставаясь висеть головой внизу, при этом выкручиваешь своё тело, так, чтобы теперь твой живот оказался на пилоне, голова могла посмотреть в зал, а руки держались за пилон уже в самом низу. Дальше надо было медленно сползать, как змея, по пилону на пол. Но в этот раз, когда Оля висела уже вниз головой, она поняла, что сползать ей некуда. Этот подиум с пилоном был вытянут в одну сторону, а с других обрезан. И он был самый высокий над самим полом. То есть Оля висела вниз головой на железной трубе в холодном подвальном помещении с каменным полом. Голова её была в метре над полом, а ноги, соответственно, заканчивались на два с половиной метра от каменного пола. Ей нужно было развернуться в сторону вытянутого подмостка и сползать по нему, но Олю стала захватывать паника и она решила просто спрыгнуть на пол, как в цирке, не подумав ещё о том, что она не в чешках, а в босоножках на высоченных каблуках. В итоге она приземлилась на каменный пол довольно удачно, но в мясо разбила коленку. Олю в то мгновение беспокоило только то, что было стыдно перед мужчинами, которые смотрели на неё, такую неуклюжую.

Примерно через месяц, когда коленка совсем зажила, и эта история забылась. Оля танцевала в разгар веселья пятничного кабаре на том же высоком пилоне с вытянутым подиумом. Танцевала очень успешно. Её любимый столик, за которым любила проводить свободное время сама Оля, стоял прямо возле этого подиума, фактически в него упираясь. За ним сидели мужчины, которые были в восторге Оли. Они надавали ей денег, чтобы она танцевала для них, и Ольга танцевала.

Она в процессе танца решила закончить тем, самым сложным трюком и сползти к ним на стол, подгадав к окончанию музыкальной композиции, тем самым эффекто закончить танец.

С того дня, как Оля разбила коленку, она много раз выполняла этот трюк и уже совсем не боялась его, он ей даже нравился и казался уже легкотнёй. И в этот раз Ольга с лёгкостью закинула ноги, перекрутилась и.... В этот момент дикая боль пронзила её левое лёгкое, но Галицина думала только о том, что она должна закончить танец. Оля как можно медленнее поползла вниз, так же медленно, не дыша заползла на стол к клиентам и вместе с окончанием музыки остановилась, сидя на коленях у них на столе. Гости были в восторге. То, что Ольга сползала крайне медленно, не дыша, придало её движениям большую грацию и достоинства.

Клиенты протянули Оли стакан виски с колой, она начала пить, не двигаясь корпусом не на сантиметр, продолжая сидеть у них на столе и думая о том: "что это? Я сломала ребро, и оно воткнулось мне в лёгкое? Как мне слезть от сюда? Мне надо от сюда слезть". Оля пробовала передвигать своё тело по миллиметру в нужном направлении. Теперь её мир, будто бы отделился от окружающего мира кабаре. Она оказалась словно в пузыре, плохо пропускающим звук. Весь шум клуба стал вроде как за стеной. Оля думала только о том, чтобы слезть со стола и по миллиметру… Тут клиент потянул её за руку, вырвав Ольгу из её пузыря, звуки стали сразу в несколько раз громче. Оля вскрикнула от ужасающей боли. Она удивилась, как от этой боли не потеряла сознание. Клиенты недоумённо уставились на неё. Галициной уже было плевать на посетителей, она просто хотела покинуть зал, но не могла этого сделать.

Рядом оказалась другая танцовщица, которая озабоченно подскочила к Оле и спросила:

– Что с тобой, что случилось?

– Мне кажется, что ребро воткнулось мне в лёгкое, очень больно. – тихо, на ушко сказала Ольга. – пойди скажи "папе" и возвращайся, мне надо помочь слезть со стола.

Девушка вернулась ещё с двумя, в зале Оля увидела Алексея Ивановича, который изучающе смотрел на неё. Галицина показала ему мимикой, что вот, мол, вот так получилось. Он с угрюмым лицом, которого Оля никогда не видела у него, скрылся из зала.

Девушки пытались помочь Ольге слезть со стола.

– "Папа" вызвал скорую. – сказала одна из них, – надо ещё и одеться чтобы ехать. Одеться не получилось. Получилось только надеть шубку и сапоги на голые ноги. Так Оля и приехала в травмопункт в трусах в стразах при минус десять на улице. Трусы-стринги, так что фактически с голой попой, прикрываемой белой лёгкой тряпочкой, называемой кем-то юбкой. Но трусики были в самом деле в стразах, пошитые к костюму в целом. Молодой травматолог, лет тридцати пяти с трудом скрывал своё волнение, когда Оля лежала на кушетке вниз лицом и попой к верху только в одной ниточке страз.

Травматолог оказался удивительно профессиональным! В наше время сотни людей, называющихся мануальными терапевтами не могут так быстро, точно поставить диагноз, вправить позвонки и обезболить, как этот молодой человек, работающий за гроши в обычном травмопункте.

Сделали тут же моментально рентген. За скорость, чтобы Оля не сидела в живой очереди в коридорах травматологического отделения ночью с голой попой среди определённого контингента граждан, который попадает ночами в подобные учреждения, "папа" хорошо заплатил братьям скорой помощи, чтобы те смогли поделиться с врачами травматологии и принять девушку сразу.

Доктор прощупал позвоночник девушки, задавая при этом наводящие вопросы и в один миг легким нажатием вставил позвонки. Оля от этой адской боли заорала самым громким криком, на который только был способен её организм, но сознание не потеряла.

Этот ужас длился всего мгновение, после чего стало гораздо лучше. После этого доктор посадил Олю на стул и произвёл процедуру иглотерапии. Причём очень необычно. Мы привыкли видеть, что, так называемые, врачи иглоукалывания втыкают иголки, как правило, в спину пациента. Этот же доктор взял сначала левую Олину руку и стал легонько порыкивать её иголочкой сантиметр за сантиметром, но по одной прямой, спрашивая при этом, что она чувствует. Олю эта процедура с молодым симпатичным доктором в ночном кабинете, при свете настольной лампы, просто стала возбуждать. И на вопросы: "что вы чувствуете", Оля отвечала: " мне приятно". И это было правдой. Доктор сказал:

– Вы очень чувственная девушка, с вами приятно и легко работать.

И таким образом, прощупывая её руки иголкой, он в некоторых местах иголку вставлял. Оля видела, как глубоко входили эти иголки в её маленькие ручки. Доктор ввинчивал их всё глубже и глубже, тоже будто прощупывая уже внутри на какой глубине ему остановиться, но Оле совсем не было больно, и она дивилась этому.

К их обоюдному сожалению пришло время расставаться. Доктор сделал всё что должен, мог, умел и несравненно больше. Вряд ли кому в травмопункте проводили сеанс иглотерапии.

– Вы чем занимаетесь? – спросил доктор.

– Я танцовщица, стриптизёрша, танцую на пилоне, на железном шесте. – как можно подробнее ответила Оля, она не хотела от него ничего скрывать, да и куда, в каком виде её привезли?

– Вы, милая моя барышня, оттанцевали своё. Что лично меня радует.

– Почему радует? – с недоумение спросила Оля.

– Потому, что я не хочу, чтобы вы впредь были стриптизёршей?

– Почему? – продолжала Оля, которой так приятно стало от этих слов, и она хотела услышать продолжение и подтверждение этого доброго чувства.

– Потому, что вы найдете себе более достойное занятие, я в этом уверен, – уже более сухо ответил врач, опомнившись, что начались не профессиональные речи.

Оля приняла его сухость, расстроившись. Он ей так понравился, что она ради него была бы сейчас готова на всё. Если бы он ей сказал: "давайте встретимся… " – Оля была бы самой счастливой девушкой на свете и больше никогда не перешагнула бы порог кабаре, если он так хочет. Она и сама не была в восторге от своего занятия и всегда мечтала о мужчине, который заберёт её от всего этого. Она ждала кто полюбит её и спасёт как в сказке про «царевну-лягушку». Его внезапно сухой ответ она расценила как: "конечно, он доктор, а я стриптизёрша, для обычной массы людей – шлюха. Кто такую приведёт в свой дом и познакомит со своими родителями? Таких только трахают. Или вот как Макс – проводят с ними время в командировках или отпусках, ещё и гуляют за их счёт. Даже собственный муж не хочет оставить меня с собой, чтобы мы жили нормальной, полноценной семьёй, ему удобно, что я приезжаю с деньгами, а потом, когда деньги заканчиваются – уезжаю, а он дальше трахает своих шлюх".

Оля так расстроилась от этой мысли, что даже абсолютно не придала значение тому, что доктор написал ей на листочке свой номер и имя, и сказал, чтобы она позвонила ему на днях и рассказала, как поживает её спина. Она решила, что это обычный докторский шаг, так как с докторами тогда сталкивалась крайне редко и первый раз в Петербурге. Она решила, что так положено в Питере и молча сунула листочек в карман.

Глава 3. Сальса.

Теперь Оля почти не танцевала. Она немного крутилась у пилона, но на него больше не вскарабкивалась. Крутилась так, чтобы привлечь к себе внимание и быть приглашённой выпить. Когда она оказывалась за столом, здесь ей равной уже не было: оказалось у неё талант не танцевать и не исполнять акробатические этюды, а разговаривать, вести беседу, выслушивать и всё в этом роде. Если она начинала разговаривать с человеком, будучи заинтересованной ему понравиться – она непременно ему понравится! Мужчины просто влюблялись в неё и не из-за внешности. Да, у неё была идеальная фигура, но личико простушки, есть множество других красивых лиц типажа итальянки: с пухлыми налитыми губами, с чёрными шикарными бровями, с густыми длинными волосами. А у Оли были обычные русые волосики, как у типичного белого человека, да ещё и крашенные в блондинку, из-за чего становились ещё реже и тоньше. Но как только она начинала вести беседу с мужчиной – все близ сидящие "Моники Белучи" уходили в тень.

У Галициной был, прям таки, дар разговорить клиента. Как она это делала? – Сама понятия не имела, ей это было дано.

Сначала она отвечала на банальные вопросы, которые задаёт мужчина при знакомстве, а потом почти искренне начинала интересоваться им самим. Она смотрела на него и пыталась понять: кто он, кем работает, сколько зарабатывает, счастлив он или нет, женат, есть ли дети? И потом задавала ему два- три вопроса и, как правило, один из трёх задаваемых ей вопросов, а может и все три, но заданные интуитивно именно в этой последовательности заставляли мужчину раскрывать душу. Получалось как на приёме хорошего психолога. Она удивительно находила "слабые места" клиента, и он начинал изливать ей свою душу. А она искренне выслушивала его, сочувствовала ему, пыталась понять суть проблемы и дать дельный совет или утешить, если ничего не поделать. И мужчина всю ночь рассказывал ей свою жизнь, а она зарабатывала на консумации, а под утро непременно разводила его на приватный танец. Очередным вечером Ольга пришла, как обычно в семь вечера, чтобы начать с ужина в ресторане. В ресторане ужинал Алексей Иванович с странным человеком. Ему на вид было уже лет сорок пять, и с удивительно морщинистым лицом для его возраста. Он был не красив, даже, можно сказать, уродлив. Не то, чтобы можно было назвать какой-то явный дефект в лице, просто в целом: губ будто бы вообще не было, не правильная форма черепа, очень коротко стриженная, почти бритая из-за того, что волосы росли по форме Владимира Ильича Ленина. Ещё он был очень худой, особенно для своего возраста и одет странно, будто бы в женскую одежду. На нём была чёрная рубашка, чёрные брюки и чёрные туфли, только всё вроде как женское: рубашка шифоновая, то есть прозрачная, брюки очень облегали его маленькую попку и были чуть расклешенными. Чуть позже стало понятно, что он был одет в костюм для латинских танцев.

– Вот у нас товарищ ищет партнёршу для танцев. Тебе интересно? – обратился Алексей Иванович к Оле и не дожидаясь ответа продолжил, – Его Олегом зовут, он профессиональный танцор бальных танцев, в российских конкурсах первые места брал. Будет у нас вечерами танцевать, знакомьтесь, это Оля, ну я пошёл.

Алексей Иванович поспешно вышел из ресторана. Оля осталась сидеть за столом с странным уродливым мужчиной, но ей всегда были интересны бальные танцы, она с интересом смотрела их, если попадала по телевизору. А в начальных классах сама ходила на бальные танцы, но не долго. Там у неё были проблемы с жестокой учительницей, которая била большой указкой детей по конечностям, если они их не вовремя выставляли или путали право и лево. Маленькая Ольга Галицина была категорически против с такими методами обучения и перед тем как громко хлопнуть дверью, выхватила и поломала указку.

– Вам интересны латиноамериканские танцы? – спросил Олег.

– Да, я люблю такие танцы, но я не умею их танцевать, – ответила Оля.

– Ничего страшного, если вы слышите музыку, такт, ритм, вам не надо будет ничему сложному учиться, ведь мы будем танцевать в паре. То есть, я буду вашим партнёром и буду вас вести в танце, а вы просто должны будите расслабиться, доверять мне и всё у нас получится. Надо попробовать: получится или не получится – будет сразу понятно.

Они попробовали. Олег прибывал в восторге:

– Мне очень легко вас водить. Вы рождены для парных танцев!

Оле тоже понравилось. Было правда легко. Она в его руках была пушинкой, и они скользили по каменному полу старинного подвала.

Три вечера Олег учил Ольгу. Он давал ей самое необходимое: как отвечать на сложные выпады и повороты в танце. Изучили основные движения и пару связок, особенно повторяющихся в танцах.

Они танцевали Сальсу, все три композиции, чтобы не усложнять себе жизнь, но все три очень отличались друг от друга и производили впечатление разных танцев. Первый был под музыку с африканскими нотками, и он отличался больше акробатическими выпадами, где очень пригодился Олин шпагат и мостик. Второй танец был медленный и очень сексуальный. Они будто бы занимались любовью – так оба двигали бёдрами на встречу друг к другу, Оля вся извивалась вокруг партнёра. В таких танцах главное, чтобы у танцора в его обтягивающих брюках не встал – у зрителей явно случалась эрекция. Третий танец Оле нравился больше всего – это была зажигательная Сальса под задорную музыку. В нём партнёр много кружил танцовщицу и надо было всё время активно крутить попкой, что у Оли получалось великолепно. Этот танец говорил о том, что секс – это лёгкое не обременяющее занятие двух, скорей, друзей. Публика была в восторге.

Олег с Олей танцевали не на сцене, а прямо в зале, по середине зала-бара. Все люди плотным кольцом обступали их. Они производили такой фурор, что затмили и мимов, и факиров. Скоро стало понятно, что люди приходят смотреть именно на их танцы.

Оле стали дарить цветы, как настоящей артистке. В клуб часто приходили девушки с корзинами цветов для продажи. Они довольно навязчиво приставали к клиентам: "Купите цветы для своей дамы". И продавали их с огромной наценкой. Их все ненавидели потому, что они всех: мужчин и женщин ставили в неловкое положение. Но теперь и они понадобились посетителям. Мужчины охотно покупали цветы и преподносили их Оле.

Специально для этих танцев Ольга купила новый костюм: бюзгалтер, плюс очень коротенькая юбочка-клёш, плюс трусики – всё чёрного цвета и обильно расшито серебряными стразами, от чего костюм смотрелся не как чёрный, а как серебряный. К нему она купила серебряные туфельки специально для бальных танцев. Как же в них было удобно и легко после "стрипов"! – Только из-за этого стоило перейти из разряда стриптизёрши в разряд нормальной танцовщицы.

У Оли наступили звёздные дни. Пик её популярности произошел в тот момент, когда на третьей зажигательной Сальсе во время кружения, её юбочка отлетела с неё и ни она, ни её партнёр ни на мгновение не остановились. Оля продолжала кружиться в трусиках с серебряными стразами, демонстрируя свою кругленькую попку во всей красе. Публика ревела!

Глава 4. Шар.

Дома, в своей коммунальной комнате Галициной было очень одиноко. На работе ей не приходилось скучать, но как только она приезжала домой…, высыпалась. В понедельник и во вторник у неё был выходной и в эти дни было особенно одиноко. Она была совсем одна. Куда-то, ходить одной – глупо. Да и куда? – ей работы хватало.

В свои выходные Оля звонила в станицу. Счета за её междугородние разговоры приходили по три тысячи в месяц, а за саму комнату Ольга платила полторы тысячи. Но Галицину эти суммы вообще не беспокоили – ей эти разговоры были нужны как воздух.

Она звонила всем. Начинала, конечно, с мужа. Она считала его своим мужем и была уверенна, что любит его, хотя про любовь они уже не разговаривали, а всё больше как старые друзья. Оля понимала, что он кого-то трахает в её отсутствие: кого-то одну, а может и не одну – такой уж он человек – кабель. Он тоже понимал, что Ольга не в монастырь ездит и естественно редко или на постоянной основе с кем-то спит, но никто из них не хотел приближаться к подобной теме, слишком болезненная она была для обоих.

Часто Оля звонила домой к маме и Леночку звали к телефону. Леночке было уже четыре годика, она ждала маму. Мама, в свою очередь обещала ей скоро приехать, спрашивала, как у неё дела, говорила, что любит её и спрашивала, что привезти. Оля старалась придерживаться такого графика: три месяца в Питере – месяц дома. Меньше в Питере не было смысла находиться, съём квартиры и надо было заработать денег, чтобы потом месяц жить безбедно и привезти подарки дочке. И в станице не получалось быть больше, опять же потому, что в Питере проплачивалась комната и деньги очень быстро заканчивались. А Леночка жила и ждала маму, которая, когда приезжала, большую часть своего времени проводила в любовных играх с её папашей и в пьянках со своими друзьями. Хорошо, хоть пьянки были цивилизованные – в барах и собой Ольга брала Леночку, которая отдыхала вместе с её друзьями: кушала вкусненькую еду, пила вкусненький сок, вечерами танцевала с мамой, когда в баре под открытым небом начинались танцы. Благо ещё, что Ольгины друзья были не самыми плохими людьми: почти не матерились при девочке, беседы тоже были довольно приличные, без пошлостей, скорей философские – о жизни.

Однажды Ольга вечером в центре купила Леночке большой воздушный шар в виде зайца. Был праздник станицы – это большой там праздник и поэтому продавали такие шары. Оля днём гуляла с дочкой, кушали всякие вкуснятки, ходили на концерт, а вечером купили этот шар и отправились в бар вместе с Ольгиным друзьями. Леночка была счастлива! Она и за столом в баре под открытым небом сидела, держа в одной руке шар, а другой пила сок. Мама предлагала шар привязать за стул, чтобы у Леночки освободилась ручка, но девочка не хотела расставаться с шаром ни на секунду

И тут один из друзей ткнул своей сигаретой в шар, не специально, конечно. Просто что- то эмоционально рассказывал, немного размахивал руками и.... шар лопнул. Горю девочке не было предела. Скромный и тихий ребёнок рыдал так, будто бы на его глазах убили маму. Леночка была безутешна. Как её все только не успокаивали – девочка плакала будто бы за все обиды своей жизни – так оно и было. Её горе поймёт только тот, кто был на её месте. Девочка живёт ожиданием мамы, когда она приедет и вот мама дарит ей большой красивый, замечательный шар, в нём заключена вся мамина любовь. Девочка хочет быть с этим шаром всегда потому, что мама снова уедет, а шар, в котором заключена мамина любовь останется с ней. В этом шаре частица мамы и их счастливого дня, а тут этот пьяный мамин друг, которому мама и так уделяет гораздо больше внимания, чем дочери, берёт и убивает эту частицу маминой любви, которую девочка хотела оставить у себя. Её горю не было предела. Мама обещала, что купит ей новый шар завтра, но девочка не хотела новый – в нём уже не будет этого счастливого дня, когда они гуляли вдвоём с мамой, так долго – целый день! пока вечером не появились её друзья.

Когда Леночке было уже двадцать два года, и они гуляли с мамой по Питеру, Леночка увидела у мальчика большой воздушный шар и сказала маме:

– Я тоже хочу такой шар.

– Хорошо, пойдём я куплю тебе.

– Забери у мальчика для меня, – пошутила Леночка.

Леночка не могла бы объяснить почему она в двадцать два года хочет шарик и почему она хочет, чтобы именно мама ей его дала, и не просто купила… А Ольга уже в свои сорок два знала, что тот пропалённый шар запал девочке в душу, подсознание, в психику. И дело ведь не в шаре, а в том, что так мало было дней в жизни девочке, которые она проводила с мамой.

Глава 5. Кофе.

Ольга звонила не только мужу и маме с дочкой, но и своим подружкам и друзьям. Точнее одной лучшей и на тот момент уже единственной подруге и единственному старому другу.

Как-то, часов в девять вечера Оля позвонила Марии Жиронкиной, той самой своей лучшей подруге, которая жила в соседнем подъезде от мужа. Маша взяла трубку, но разговаривала как-то не охотно, Оля это сразу поняла:

– Ты, что там, не можешь разговаривать, занята чем-то?

– Да, у меня голова болит, выпила сейчас Цитромон – пойду спать, – ответила Маша.

Они попрощались. Ольга потом позвонила мужу. Они болтали о чём-то – ни о чём, тут он сказал:

– Подожди, кто-то пришёл, в дверь стучат.

Он пошёл, открыл дверь и сразу вернулся к телефону:

– Это Маша пришла.

– Кто?! – обалдела Оля.

– Жиронкина, кофе пошла варить. Хочет покурить с кофе, – спокойно ответил Александр, ничего не подозревая.

– А она знает с кем ты сейчас по телефону разговариваешь?

– Да нет еще. Она сразу на кухню пошла со своим кофе.

– А ну ка позови мне её к телефону.

– Привет, – раздался через какое-то время голос Жиронкиной в телефоне.

– Это так у тебя, Маша, голова болит? Пошла спать? Куда ты пошла спать, к моему мужу?

– Да ладно, чё ты. Просто очень курить захотелось. А голова у меня болит, когда давление падает, вот я с кофе и пришла.

– Да, кофе способствует хорошему сну. Маша, не делай только из меня дуру, я очень этого не люблю. С тобой, в принципе, всё понятно. Смотри не поймайся с поличным, а то ведь я не посмотрю, что ты будущий следователь или еще не известно кто ты на самом деле и кем ты станешь.

– Да ладно. Чё ты? – заладила подруга.

– Всё. Александру трубку отдай.

"Я скоро приеду." – угрожающе объявила Ольга мужу.

Когда Галицина приехала домой, она, как обычно, забрала Леночку от мамы, и они поехали жить к папе.

В рабочие дни Александр ходил на работу, а Ольга с Леночкой были дома, как обычная нормальная семья, только на месяц.

А по пятницам, как и вся станица от 20 до 40 лет, у кого были на это деньги, ходили в ночной бар. Клубом это нельзя было назвать: там не было ди-джея и стробоскопов. Это был станичный кабак: там половина контингента были колхозники, в буквальном смысле этого слова. Они зачастую приходили туда в резиновых тапках, кто надевал эти тапки на носки, а многие просто на грязные ноги. Эти люди были, как правило в пляжных шортах по колено или таких же бриджах. Но кабак, армянин Маис Арестович, строил для приличной публики, он вполне мог бы располагаться в портово-курортном городе, а не в колхозной станице. В нем были построены отдельные беседки, увитые виноградом – vip столы, сцена в виде раскрытой раковины, на которой располагалась аппаратура для танцев, туалеты настоящие, цивилизованные, а не био, как в других барах станицы. Хорошие ручки на этих туалетах местное население не уставало скручивать себе домой, хозяин бара не мог понять, как так можно? В итоге Маису Арестовичу пришлось на двери в туалеты прикрутить обычные амбарные крючки. Как-то, уложив Леночку спать в десять вечера и включив свет в половине квартире, на случай, если Леночка проснется пописать – они так делали уже очень давно и часто, Ольга с Александром, с другом Виктором Куйбышевым и Марией Жиронкиной, которая продолжала оставаться другом семьи, отправились в кабак к Маису Арестовичу. Они заняли одну из беседок, выпивали, кушали, всё как положено, но вскоре стали происходить непонятные вещи.

Мария с Александром сидели, как бы, по одну сторону стола, а Ольга с Виктором по другую – напротив. Тут Мария повела Александра куда-то из беседки поговорить наедине.

– Витька, – обратилась Ольга к другу, – что-то я не поняла, что это было? Жиронкина увела Комарова в кусты, в наглую, при мне, не спросив у меня разрешения?!

– Да, ладно, Малая, не парься. Ну попристаёт она к нему, она же как сучка во время течки – ты же её знаешь.

– Да нет уж. Я пойду их поищу.

Ольга обошла все подворотни большого по территории бара, но их не нашла. Вернулась в беседку – они сидели там.

– Маша, что это было? Ты какого хрена уводишь моего мужа под заборы? – Оля хотела продолжить, но Мария сразу начала отвечать:

– А что? Ты его не ценишь! Такой хороший мужик страдает.

– Что?! -обалдела Ольга от наглости подруги. – Так ты решила его утешить?!

– А может и решила, – пошла в наступление Мария, и тут же схватила Александра за руку и поволокла его снова из беседки.

Тот послушно пошел.

– Витька, что за херня происходит? Они, что вообще страх потеряли? – снова обратилась Оля к оставшемуся другу.

– Да не нервничай ты, пусть ебутся. Ты все-равно скоро уедешь в свою красивую жизнь в Питере, а они дальше будут здесь ебаться. Не красиво, конечно, что она уж прямо при тебе…

Олю объяла паника и гнев. Она уже не слышала, лепет Куйбышева. В лице у неё горел огонь, в груди сердце бешено билось. В мыслях пробегали фразы: "Сука! Как она могла? А он? Он же пошёл! Бросил меня здесь и пошёл? "

– Витька, почему их так долго нет, где они? Уже он мог её трахнуть под забором, и они могли вернуться.

– Да, наверное, они домой пошли.

– Как домой? Ничего нам не сказали и пошли вдвоем к нам домой? Трахаться в квартиру, где спит моя дочь?

При осознании этой мысли Ольга вскочила, схватила начатую бутылку шампанского и почти побежала из бара. Куйбышев за ней. Галицина шла очень быстро, иногда выпивая глоток из бутылки и нервно куря.

– Ну, Малая, расслабься. Если мы будем так быстро идти, то застанем их прямо во время ебли – мы им помешаем, – невозмутимо продолжал лепетать свою чушь Куйбышев.

– Так я и хочу их застать! – почти орала Оля, – а то, сука, ходит она ночами кофе пить…

Когда Ольга по лестнице в подъезде поднялась почти к квартире, то дверь в квартиру открылась и из неё вышла Маша. Ее на пороге провожал Александр, Маша улыбалась Ольге в лицо.

Дальше все происходило еще быстрее, чем Ольга шла домой: Галицина молча схватила Машу. Как коршун добычу в своих когтях она потащила ее со второго этажа вниз на улицу. По пути ей преградил дорогу Куйбышев, пытаясь остановить, но Ольга с огромной силой, как будто в нее вселилось какое-то иное сильное существо, оттолкнула Куйбышева одной рукой, а второй, не выпуская свою жертву, продолжала ее тащить, такой сильной хваткой, что та, поняв, какая сила ее тащит по-настоящему испугалась, и начала осознавать, что недооценила соперницу.

Ольга, вытащив, будущего следователя и дочечку богатеньких родителей на улицу, стала технично ее избивать. Куйбышев еще пару раз пытался помешать, но досталось и ему. Он бросил эту затею.

Ольга, избивав свою жертву иногда говорила фразы типа: "Сука. За лохушку меня держали?" Комаров, почему-то, не вышел из подъезда, а наоборот зашел обратно в квартиру.

Жиронкина, естественно, орала от боли и от ужаса. В какой-то момент она стала орать: "Мама, мама!". На ее крик в три часа ночи из соседнего подъезда выбежала ее мать. Та, еще постояв несколько секунд, чтобы оценить обстановку, сказала:

– Оля, отпусти ее. Я ей сама дома все объясню.

Оля остановилась и, уставшая, пошла домой спать. В квартире она молча бросила одеяло на пол, давая понять Александру, что он – собака сейчас будет спать на полу, и сама быстро уснула, укутавшись в плед.

Леночка не проснулась

На следующее утро Комаров стал что-то лепетать, типа: "Ничего не было. Зря избила человека". И тут Ольга поняла почему он даже не вышел из подъезда, а наоборот ушёл в квартиру! Не пошел защищать от побоев девушку, с которой только что убежал от жены. Не пошел остановить жену, чтобы ту не посадили. Он ушел, чтобы не быть свидетелем! Когда Жиронкина напишет заявление и начнется расследование, он честно скажет, что был в квартире с маленькой спящей дочуркой, а что там его пьяная жена с подружками вытворяет он не знает – ничего не видел. Он положительный персонаж, а жена алкоголичка и психопатка.

– Послушай, – перебила лепет Александра Ольга, – меня все это уже не интересует. Я пробыла здесь две недели. Через две недели я уеду. Эти две недели я должна побыть со своей дочерью. Поживу я здесь. У своей матери я жить не могу и не хочу. Ты можешь делать все что хочешь вне этой квартиры, пока мы с Леной здесь. Дай нам дожить спокойно эти две недели. Чтобы не этой твари, ни твоей мамаши на пороге не было. Я понимаю, что это ваша квартира, но все, что в этой квартире – мое и я имею право дожить здесь со своей дочерью эти две недели. А потом я уеду, а дочь отправится снова жить к бабушке, а ты дальше будешь здесь ебать своих шлюх.

Глава 6. Чесотка.

В кабаре Оля сидела с другими танцовщицами и проститутками за одним столом. Все они почему-то теперь перемешались, хотя раньше было строгое разграничение. Вообще теперь танцовщицы частенько не брезговали и переспать с клиентом за хорошие деньги после привата, а проститутки, в свою очередь, стали выползать к пилону, чтобы лучше показать товар во всей красе. Оля тоже уже спала с клиентами за хорошие деньги и ей это нравилось больше, чем ползать вокруг железной палки на высочущих каблуках. Не то, чтобы нравилось – кому понравится спать с чужим пьяным, толстым, например, дядькой. Просто так было гораздо проще быстро и много заработать денег. Некоторые клиенты предлагали 300$ за один половой акт.

Сидя за столом с девушками, Ольга заметила, что одна из проституток расчесывает пальцы у себя под многочисленными кольцами. Она стала наблюдать и заметила, что и вторая делает тоже самое. Оля сразу по описанию, со слов пацанов во дворе, с которыми она росла, поняла, что это чесотка. Пацаны рассказывали, что чесотка начинается с того, что место между пальцами сильно чешется, потом складочка между рукой и запястьем. И образуются такие полосочки, которые чешутся, будто мелкий жучек под кожей роет ходы.

– У тебя чесотка? – внезапно спросила Оля девушку, – дай посмотреть.

– Нет, – совсем не обидевшись, искренне ответила та, выставив руку для просмотра, – это аллергия на эти дешевые кольца.

Оля стала рассматривать руку.

– Расставь пальцы, – попросила Ольга. Та расставила.

– Смотри, – сказала Ольга, – у тебя ранки между пальцами, ты там расчесываешь, а не под кольцами. На кольца у тебя реакции на пальцах нет.

– А посмотри у меня, – протянула руку уже с расставленными пальцами вторая, которая расчесывалась.

У той тоже между пальцами были "канавки".

– А я вся чешусь, у меня не пальцы, а тело, но у меня платье вот, раздражает тело. Красота требует жертв. И эта, улыбаясь, как бы показала на свое длинное серебряное платье из ужасной люрексной ткани.

– А ты задери и посмотри на свои почесухи, они в виде голосочек или просто сыпь в разброс.

Девица в люрексе задрала платье. Да, на ней были видны, так называемые, чесоточные ходы. Раз у нее чесалось уже все тело, возможно она была первоисточником эпидемии. Оля понимала, что уже несколько зараженных на лицо, она помнила, что пацаны рассказывали, что болезнь чрезвычайно заразная, передается через любые совместные предметы – болезнь общежитий. "Так, – думала Оля, – возможно и я уже заражена и вообще все. Мы все голыми жопами лазим по одним и тем же креслам, пилонам, кроватям в привате… Ой, ужас. Надо что-то делать, обрабатывать клуб, всем лечиться. Дожились, рассадник чесотки." Оля вспомнила, что, к счастью, болезнь легко лечится. Пацаны говорили, что надо мазаться какой-то, правда, вонючей мазью несколько дней и все пройдет. Оля решила, что надо пойти рассказать хозяину о происшедшем, чтобы обработали клуб, наконец то перестирали покрывала на кроватях в приватных комнатах, и надо, чтобы кто-то объяснил девицам, что это не аллергия, а заразная болезнь. И только сам Алексей Иванович заставит всех лечится.

Сама Оля просидела дома пять дней, намазанная серной мазью, не моясь и не переодеваясь.

Примерно через месяц, когда забыли все о чесотке и только осталось правило протирать пилоны спиртом каждый вечер, хотя их и так надо было обезжиривать, чтобы не скользить, Оля завалилась к себе домой со своими клубными друзьями: барменом, официантом и официанткой.

– О, да у тебя до сих пор нету стаканов? – удивился бармен Слава, – ты чё, еще не натаскала?

– Мы все уже и на приданое своим будущим дочерям натаскали, – рассмеялась официантка.

– Мы тебе в следующий раз захватим, – сказал пидаровитый официант Лёша, который хотел, чтобы его звали "Лайк".

Он работал долгое время барменом в гей-клубе и там, у них, нахватался всех этих пидарских ужимок, интонации, фраз. Но сам он "чистый натурал", так не переставал утверждать сам Леша. Парень он был хороший. Возможно самый лучший из всего клуба: он был по-настоящему добрый, открытый, приветливый и к коллегам, и к клиентам. По нем было видно, что он на самом деле хочет помочь каждому клиенту, а не развести его на деньги. Он никого не обманывал и не общитывал, хотя та публика никогда не проверяла счет. Люди, даже пьяные бандиты, чувствовали в нем добро и совали ему всегда хорошие чаевые. Это, наверное, единственное место, где было наглядно видно, как добро тут же вознаграждалось.

Выпивая и шутя у Оли, бармен Слава снял брюки и остался в одних трусах, объясняя это тем, что весь день в брюках – уже ноги чешутся. Никто на это даже не обратил внимания. Через какое-то время Оля заметила у Славы на ноге, вроде какого-то жучка.

– Жучок, – сказала Оля и потянулась снять его, но нагнувшись чуть ближе, жучок напомнил ей того, кого пацаны во дворе показывали, положив одну кисть руки на другую так, чтобы пальцы рук были по бокам и при этом шевелили пальцами – так они показывали мандавошку. И, как оказалось, так хорошо показывали, что Ольга сразу узнала ее при первой же с ней встречи.

– Ну всё, хватит! – внезапно разозлилась Ольга, – мне еще мандавошек не хватало. Слава, вставай с моей кровати, быстро! Убей сейчас эту тварь, которую мы видим и с брюками иди в коридор, одевать их будешь там. Все, вечеринка окончена, – обратилась она ко всем, – всех прошу оставить эту комнату. Я сейчас здесь всё буду мыть хлоркой.

Оля, на самом деле, до утра проводила обработку, на сколько могла: сняла аккуратно постельное бельё, на котором сидел Слава, взяла в кладовке чью-то очень большую кастрюлю, почти, как настоящая выварка* и стала варить бельё на плите. Именно варить, а не кипятить так как процесс кипения белья длился минут по двадцать. Потом бельё она полоскала в ванной, которую набрала почти полную холодной водой. Комнату, как и обещала, тщательно вымыла водой с добавлением хлорки. Пришлось открыть окна, хотя была середина апреля и на улице было только +5С, так как хлоркой воняло нестерпимо.

Ольга очень устала. Одела тепленькие спортивные штанишки, два свитера, так как в комнате стало как на улице и, укутавшись в одеяло крепко уснула.

Её труд был вознаграждён. У неё лобковая вошь не завелась.

Глава 7. Настя Нестерова.

Вечер понедельника. Ольга, по обыкновению, в свой выходной стала обзванивать своих близких в станице, но никому не могла дозвониться, тогда она стала звонить просто знакомым. Дозвонилась до своей одноклассницы Насти Нестеровой.

В школе они вообще не дружили. Настя жила в другом городке, а в школьные годы дружат обычно с тем, кто живет в твоем райончике. К тому же Настя относилась к другому "лагерю" по музыке, нежели Оля: Настя была поклонницей "Ласкового мая", а Ольга группы" Кино". И всем понятно то, что это абсолютно разнополярные направления и этим все сказано.

Настя жила с мамой-инвалидом. У ее мамы не работала левая рука ниже локтя, кисть висела как плеть. И левая нога как-то неестественно подгибалась. Татьяна Михайловна, так её звали, попала под машину в молодости и вот такие последствия остались. Потом она вышла замуж за парня, который её пожалел, парень оказался алкашом, сделал ей двоих детей и сбежал. Девушка-инвалид осталась с двумя детьми, но она смогла добиться получения трехкомнатной квартиры в станице – административном центре района, на втором этаже четырехэтажного дома.

У Насти еще был старший брат. Он был старше на два года, но с ним тоже происходила беда: Денис начал серьезно выпивать с 15 лет. Как только он попробовал спиртное, то ему это состояние сразу очень понравилось – это стало его жизнью. В 16 лет мальчик уже был алкоголиком и его интересовало только то, где найти спиртное, как, с кем и где выпить.

Мать Насти оказалась предприимчивой женщиной, видимо жизнь заставила, оставшись с двумя детьми на одной руке. Она ездила в Ростов-на-Дону на оптовый рынок, покупала там всякие востребованные вещи, типа детских футболок, потом с большой сумкой ходила по предприятиям: садики, налоговая и другие, и продавала. Да, все это она делала с одной рукой! Но, с такой жизнью и с таким сыном, на которого она, естественно, возлагала когда-то большие надежды, она стала неврастеничкой и психопаткой.

Татьяна Михайловна, махнув рукой на сына, так как поняла, что все бесполезно, занялась воспитанием дочери: постоянно орала на неё, орала не только дома, вынуждав дочь просто уходить, куда-нибудь, но и на улице, публично, при соседях. Пятнадцатилетнюю девушку – девственницу обзывала шлюхой, прошмандовкой и дурой.

Настя на удивление оставалась жизнерадостной, общительной и шустрой. Единственное, что вынесла девушка из такого воспитания – что надо как можно раньше свалить от мамы навсегда. И поэтому Настя Нестерова уже в шестнадцать лет вышла замуж за Петра Фогеля. Это был высокий белый парень – чистокровный ариец внешне, но по поведению чистый колхозник. Настя, конечно же влюбилась в высокого белого парня, но вышла замуж она за него не поэтому. Вернее, истинной причиной была не влюбленность, не желание выйти замуж и одеть белое платье, как у очень многих девушек, и, даже, не её беременность, что послужило причиной для свадьбы со стороны жениха, и даже не желание свалить от мамы, хотя эта причина доминировала, среди прочих указанных. Настоящей причиной почему Настя с удовольствием пошла замуж за Фогеля и взяла с радостью его фамилию – была его семья.

Когда Настя стала приходить в гости к Петру, она была поражена, что в доме проживает очень много людей: бабушка, дедушка, родители, дети, невестки, внуки, и все они живут в мире, не ругаются, доброжелательно относятся даже к ней. Насте очень захотелось стать частью этой семьи, где все друг друга любят и её, и их сын будет расти в любви, а не в психопатии.

Но вскоре всё пошло не так. Уже на свадьбе жених приставал к другим девушкам и не все ему отказали. После свадьбы жить они стали в квартире мамы Насти, так как в доме Фогелев места оставалось меньше, чем в трехкомнатной квартире Нестеровой Татьяны Михайловны. На самом деле, семейство Фогелей были рады избавиться от Петра, так как он был тем самым уродом из поговорки: «В семье не без урода.» Петр много пил и таскался со шлюхами.

В итоге Настя оказалась опять в одной квартире со своей мамой-истеричкой, братом-алкашом, плюс муж, на которого она надеялась, что он, хотя бы, защитит её от нападок её мамы, но тот часто приходил поздно вечером пьяный до такой степени, что падал в коридоре и засыпал, даже Настин брат – настоящий алкоголик всегда доходил до своей кровати. К тому же, его рубашка частенько была измазана помадой, тушью, а к запаху перегара примешивался слаб запах дешевых духов. Семнадцатилетнюю девушку стал покидать её природный оптимизм, она все чаще и чаще горько плакала о своей судьбе. Единственной её радостью был сыночек Мишенька. Мишенька оказался радостью и отрадой и для Татьяны Михайловны. Она перестала орать, так как в доме спал младенец и стала жить им и для него.

Настя не стала жить долго в горе и слезах. Довольно быстро она выгнала Петра и официально с ним развелась. У неё хватило сил и ума, в отличии, например, от Ольги, раз и навсегда прекратить эти отношения, и не устраивать "качели" (*4) из этой больной связи, хотя Пётр пытался. Настя и на алименты подала, не смотря на его уговоры и уговоры его семьи не делать этого.

Сама же Настя все чаще и чаще стала отсутствовать дома после того, как добросовестно откормила грудью Мишеньку и всё чаще оставлять его на маму.

Тем не менее Настя понимала, что маме нужна помощь. Днем она активно помогала маме: готовила кушать, убирала квартиру, занималась с Мишенькой, пока мама торговала вещами по предприятиям, а вечером уходила гулять. Начала курить, практически каждый вечер выпивать и таскаться со взрослыми, относительно богатыми мужиками, у которых можно всегда попросить не много денег. Внешне описать Настю Нестерову, а теперь уже Фогель, так как красивую фамилию она себе оставила, трудно, так как она была обычная восемнадцатилетняя девушка с длинными русыми волосами, голубыми глазами, обычной фигурой и чуть длинноватым с маленькой горбинкой носом, который совсем её не портил, а гармонично вписывался в её лицо.

В общем Настя постепенно превращалась в шлюху.

Сошлась Ольга с Нестеровой, когда стала работать нянечкой в детском саду. Настя работала там воспитательницей, умудрившись закончить педагогическое училище, куда поступила сразу после девятого класса в свои 15 лет, да ещё и от колхоза, что обеспечивало её трудоустройство в колхозном детском саду по окончанию обучения. Всё это замечательным образом устроила её мама через своих знакомых покупательниц с налоговой инспекции.

И вот Ольга с Настей стали вместе ходить курить, прячась по дальним подворотням садика. Это их и сблизило. А потом Галицина жила с мужем в маленьком частном домике, прямо рядом с садиком, и Настя стала часто заходить к Оле покурить и попить кофе потом уже в любое время дня.

Когда Ольга жила в этом домике, то в то время, когда Леночке исполнилось пол годика, а Александр Комаров жил у своих родителей, поругавшись тогда с Галициной из-за московской любовницы и просто уйдя жить к родителям, бросив жену с грудным ребёнком в съемном саманном домике, отапливаемом углём. В те дни, именно Настя Нестерова была с Олей чаще всего и стала крестной мамой для Леночки, которую они крестили в отсутствии папаши – Комарова. Крестным стал Виктор Куйбышев.

Вот теперь сидя в своей коммуналке и не дозвонившись ни до кого близкого, от скуки Оля позвонила Нестеровой.

– Не хочется, конечно, тебя расстраивать, – сказала Настя, – но я думаю, что ты должна это знать. Твой муж ходит по станице везде с Леночкой и с Нелей Кусадаевой. Они ходят везде втроём, как семья. Понимаешь?

Ольге в одну секунду стало плохо, как только до её осознания дошел смысл сказанного. Жар ударил в голову, в груди всё сжалось от чего стало трудно дышать. Ольга стала дышать сильнее, как бы насильно раздвигая сжатую грудную клетку. Пульс застучал в голове.

– Спасибо, Настя. Никогда тебе этого не забуду. Часто звоню многим, но никто, сука, не говорит. Спасибо тебе большое.

У Ольги смешались в один большой клубок несколько чувств сразу: страх, ненависть, паника. От сгустка этих негативных чувств уровень тревоги стал зашкаливать, в груди стало болеть, но не сердце, а скорей душа. Галицина поняла: "срочно нужно ехать домой, пока дочь не стала называть мамой эту черножопую шлюху». Ольга тут же встала, оделась и поехала на Канал Грибоедова в кассы.

Она любила там покупать билеты, эти кассы ей показал Кучин. Это было просторное современное пространство, состоящее из одних касс. Очереди там были маленькие, довольно много стульчиков и поэтому в ожидании можно было сидеть, в то время, как на самом железнодорожном Московском вокзале, который тогда единственный обслуживал поезда, отправляющиеся в южном направлении, люди падали в обморок, стоя в билетные кассы от духоты и многочасового стояния.

Ольга с лёгкостью купила билет на следующий день. Решила съездить в кабаре и сказать, что ей срочно нужно уехать по семейным обстоятельствам.

Через два дня Галицина прибыла в станицу.

Ольга особенно трепетно обнимала и целовала свою маленькую доченьку, которая очень была рада внезапному приезду мамы.

Шел май месяц 2000 года. Леночке уже исполнилось четыре с половиной годика.

Погода стояла почти летняя. Кругом цвели одуванчики и каштаны. Оля с Леночкой пошли гулять в парк. Там, на лавочке они устроили пикник: они ели копченую мойву с черным хлебом и запивали пепси-колой. Им нравилось это яркое сочетание вкусов. Они были счастливы, особенно Леночка, которой так не хватало маминой любви.

Потом они пошли гулять в аттракционный парк. Вдруг Леночка остановилась, подняла свои большие голубые глаза на маму и сказала:

– Я должна сказать.

Оля опустилась на корточки, так, что их лица с дочкой оказались друг на против друга.

– Папа ходит везде с чужой тётей и заставляет меня её целовать, – продолжила Леночка. Она была при этом очень грустная и даже немного напуганная.

Оля крепко обняла свою девочку, почти став на колени и слёзы потекли из её глаз. Ольга мастерски умела управлять своими слезами, но не этот раз. Они просто текли, будто сами по себе. Других признаков, что Оля плакала не было: она не всхлипывала, не шмыгала носом, даже дыхание у неё не сбилось – было абсолютно ровным и спокойным. Слёзы просто текли.

Простояв, так какое-то время на коленях рядом со своей доченькой, иногда крепко обнимая её, иногда глядя в её большие голубые, слегка испуганные глаза, Ольга сказала со спокойной, но твёрдой уверенностью:

– Он больше никогда не будет заставлять тебя целовать другую тётю. И сама эта тётя больше не подойдёт к тебе.

Тут Оля заметила, как из проезжавшего мимо милицейского УАЗика, который очень замедлил скорость, увидя её с дочкой, на неё из машины уставилось три морды. «Так, теперь сюрприза о моём приезде уже не будет. Эти мусорские морды тут же всем растрепят. А я хотела бы нагрянуть к Комарову внезапно. Значит вечера ждать нет смысла, нужно идти сейчас в отдел. Внезапность – это угрожающее нападение, а если он уже будет знать, что я здесь и не предупредила его о приезде, он не дурак, поймет, что я не с миром приехала» – подумала Оля.

В то время Комаров опять работал в милиции, только теперь его взяли на должность охранника в следственном изоляторе, что уже было унизительным для него, после прежней занимаемой им должности, но лучше, чем мешать бетон на жаре.

– Солнышко моё, пойдем домой. Надо лечь днём поспать, чтобы были силы вечером гулять,

– сказала Оля дочке.

Галицыны жили в центре, поэтому от парка идти домой всего десять минут.

Когда Леночка была уложена, Ольга быстро привела себя в порядок, чтобы быть привлекательной. Это важно, когда ты идешь разговаривать с мужчиной, тем более на войну с ним и намерена победить.

Когда Ольга встретилась с Комаровым, то по нем было видно, что о её приезде он уже знает, но то, что она припрётся сейчас в отдел, он явно не ожидал.

– Пойдём выйдем покурим, – начала Оля.

– Привет, Солнышко. Давай вечером. Хочешь я зайду к тебе после работы?

– Нет. Сейчас. Я не на долго. Хочу буквально пару слов сказать, – твёрдо ответила Галицина. Она не хотела давать ему время прокрутить все в голове и по возможности подготовиться к различным вариантам разговора.

Александр отлично знал Галицину: если она говорит таким спокойным и уверенным голосом, то она поговорит с ним сейчас, даже если это произойдёт публично перед всем отделом. Поэтому лучше немедленно отправиться покурить с ней куда-нибудь подальше, хотя бы метров двадцать от милиции.

Они отошли за домик паспортного стола и остановились уже у частного дома.

– Послушай, – начала Ольга спокойно, но очень жестко. – Мне не нужно от тебя ничего, кроме одной вещи. Я не подам на алименты, не заберу с твоей квартиры свою стиральную машину, и твоя шлюха сможет спокойно ночью ходить, если ты больше никогда не сведёшь её с моей дочкой. Но если мне ещё хоть раз скажут, что видели вас втроем, то, в твоих интересах сейчас знать меня. Надеюсь ты узнал меня за шесть лет? Хотя сомневаюсь, иначе бы ты не вел себя так со мной. Ты всегда не дооценивал меня. Мою доброту принимал за слабость. Но, если ты не удосужился узнать свою жену за шесть лет и не воспримешь сейчас каждое моё слово очень серьёзно, и не выполнишь моё единственное требование, а это именно требование, то ты пожалеешь об этом.

– Да кто тебе что наговорил? – начал Александр.

– Не смей меня сейчас перебивать. Постой с закрытым ртом ещё две минуты. Я настоятельно советую тебе меня дослушать. Я предупредила тебя. Я не прошу тебя. Это не просьба. Я требую, чтобы ты не сводил мою дочь со своей шлюхой. Ещё раз: если мне хоть раз ещё позвонят и скажут, что вас видели вместе, я начну войну против тебя и Кусадаевой. На тебя сразу подам лист на алименты, а дальше посмотрим на сколько много во мне коварства. Ведь я им ещё не пользовалась, но я точно знаю, что оно во мне есть. Вот и ты узнаешь новое качество во мне. А если моё требование проигнорирует твоя шлюха, то я напущу на неё своих знакомых подонков.

Оля развернулась и медленно пошла в сторону центра на своих высоких лаковых туфлях. Её всю колотило внутри, но внешне она была безупречно спокойна. Она достала сигарету и не сразу подкурила – пальцы сильно дрожали. Ольга очень сильно перенервничала и дело не в угрозах, и не в том, что она, может быть боялась провала, нет. Она была очень уверенна в себе и в том, что она сказала и это был даже не блеф. Дело было в нём. Ведь она стояла перед ним. Она не видела его два месяца. Она не хотела с ним воевать, она хотела его. Она просто хотела бы оказаться в его объятьях, а вынуждена объявлять войну.

Глава 8. Друзья.

Галицина угрожала "своими знакомыми подонками" потому, что в четырнадцать лет она дружила на улице с мальчиками, которые курили, некоторых из них отчисляли из школы, некоторые пошли на малолетку. (*5) В шестнадцать лет она дружила с алкоголиками, которым тогда уже было по тридцать, сорок лет. Некоторые из них зарабатывали игрой в карты, для этого они ездили на вокзал Ростова-на-Дону.

Ольга ни с кем не спала и не с кем не встречалась. В компанию взрослых алкоголиков она ходила со своей подружкой, которую безумно тянуло к взрослым, а сама Оля была там, как «сын полка».

В семнадцать лет Галицина уже сама начинала курить, её научила всё та же подружка, которую тянуло к взрослым алкашам, звали подружку Алёна Змеинко.

Первым мужчиной Галициной был парень, которого вскоре после их расставания зарезали чеченцы в Ростове-на-Дону, но этот парень был совсем не с той взрослой компании, он вообще к ним не имел никакого отношения и был старше Оли всего на один год. Когда его зарезали, ему исполнился двадцать один год. Петр, так его звали считался довольно дерзким, плюс любить выпить, поэтому так все вышло.

В восемнадцать лет Оля встречалась с Владом, так его все называли, вернее он сам себя так назвал, хотя на самом деле его звали Николай Верин. Он был ровесником Оли. Он являлся очень неординарной личностью, которая не воспользовалась своими талантами, но на Олю этот молодой человек оказал сильное влияние, неизвестно даже больше положительное или отрицательное, по сравнению со всей остальной её жизнью. С одной стороны, он прочёл ей довольно много книг вcух, а с другой, от него она сделала свой первый аборт, хотя не хотела. От него же она лечилась от гонореи, и от трихомоноза, потому, что он трахал все, что давало.

Этого человека она спасла позже от тюрьмы, в один момент не пустив его, практически в приказном порядке на дело: ограбление продуктового павильона. Всех участников этого дела на следующий день уже нашли и поместили в следственный изолятор с последующим осуждением.

Потом, будучи уже замужем за милиционером Комаровым, Ольга не переставала дружить с криминальными элементами, наоборот круг криминальных элементов становился старше, а соответственно матерее.

Поэтому, когда Галицина угрожала – это был блеф только для неё, потому, что только она знала, что, конечно же, она никого ни на кого не натравит. Хотя, она сама не знала, на что она действительно способна, когда перед ней стоит угроза потерять дочь.

Но сейчас она, пока, блефовала. Да и кого было натравливать – наркоманов и алкоголиков? – Это совсем не тот контингент, хотя пару раз в жизни ей пришлось прибегнуть к помощи знакомых уголовников, но это уж, когда сильно обижали.

Первый раз настоящие уголовники с города приехали к Олиному брату и поговорили с ним, даже не били его, но так сильно его напугали чем-то, что этот испуг остался у него на всю жизнь, и он периодически на протяжении всей своей жизни жаловался маме, что "сестра – убийца, напустила на него убийц". Но избивать пятнадцатилетнюю сестру перестал, и даже на всю жизнь.

Звали того человека, который по своей инициативе, будучи без ног, на протезах, поехал защитить девочку в соседнее поселение от избиений её родного брата, – Коваля. Другого его имени не знали. Ковале тогда уже исполнилось сорок лет. С ним, опять же как-то познакомилась Алена Змеинко и потом познакомила с ним Олю. Змеико спала с взрослым Ковалей, ведь она любила взрослых дядек, а Оля, когда они приходили к нему в гости покурить, попить кофе или пива, наводила у него уборку.

Коваля жил один в однокомнатной квартире. Галициной было жалко его, что у него нет ног. Она видела в нем хорошего, доброго человека. А он видел в ней хорошую, добрую девочку. Вот и поехал защитить её от побоев.

Ольга даже не знала о его намерении поговорить с её братом. Но когда узнала от самого брата, который бегал по квартире в истерике и кричал маме, что сестра-убийца… Оля далеко не сразу поняла, что произошло. Потом брат рассказал ей:

– Позвонили в дверь, я открыл. Стоят два мужика. Спрашивают: «Оля Галицина здесь живёт". Я отвечаю: "да". Они спрашивают: "А ты, наверное, её брат Андрей", я отвечаю: "да". Потом один говорит: "Ты больше никогда её пальцем не тронешь. Ты понял? "

Я сказал, что это моя сестра и я буду её воспитывать так, как посчитаю нужным. Они вынудили спуститься меня в подвал, поговорить, чтобы соседи не слышали. Я, собственно и с удовольствием пошел. Подумал, что мне сделают эти старые уголовники, мне – мастеру ушу. Подумал, что я с удовольствием их там уложу, чтобы не повадно было лезть в чужие семьи. Но в подвале они достали ножи… в темном подвале уголовники чувствуют себя, как рыба в воде. Они сказали, что ты теперь их сестра, а не моя. Что у человека в жизни есть всегда выбор всего и даже родственников.

Больше брат ничего не рассказывал. Коваля тоже ничего не рассказывал, просто улыбаясь своей обаятельной блатной улыбкой на одну сторону сказал: "Я просто с ним поговорил. Я его пальцем не тронул". И продолжил петь. Он великолепно пел и играл на гитаре свои блатные песенки. Оля, в основном, приходила послушать песни в исполнении этого обаятельного старого уголовника. Ног у него не было потому, что его когда-то сбросили с поезда. Это все что он рассказал о себе.

Второй раз Оля прибегла к помощи не таких уж уголовников, но тоже полукриминальных и тоже очень взрослых элементов. Но этот раз она сама попросила, чтобы наказали одного парня, который распространял о ней грязные слухи. Он стал рассказывать, что восемнадцатилетняя Ольга Галицина сосала у него в подвале. Конечно, ему никто не поверил, потому, что знали Ольгу и знали этого балабола Сашу, но, когда Галициной друзья сказали, что этот такое говорит, естественно, Ольга по понятиям, на которых она росла, должна была публично призвать его к ответу. Она рассказала ситуацию своим старшим товарищам, те согласились, что такое надо пресекать на корню.

Эти большие дядьки пришли на дискотеку и там в темном углу хотели его изнасиловать на глазах своей маленькой подружки. Конечно они этого не собирались делать, ни в коем случае, но он то поверил. На что и было рассчитано. Балабол Саша стоял на коленях перед Олей и слёзно просил прощение. Ольге даже стало его очень жалко, но она понимала, что таких парней надо учить, чтобы они не только не балаболили о явной лжи, но и не рассказывали о своих, даже, реальных «победах».

В станице знали, что Галицина дружит с уголовниками и наркоманами, несмотря на то, что, почему-то вышла замуж за мента. Поэтому Ольга спокойно ходила ночью по темным, не освещенным улицам. Поэтому Ольгу боялись её соперницы.

И вот теперь она позвонила Нели Кусадаевой. Та сразу взяла трубку.

– Неля, это Оля Галицина, – Ольга помолчала несколько секунд, дав время понять девушке, кто ей звонит, – мне всё равно, что ты спишь с моим мужем, – продолжила Оля, – трахайся на здоровье. Я хочу от тебя только одного: чтобы ты не гуляла с моей дочерью, чтобы тебя больше рядом с ней не видели.

– Но, что мне делать, если он приходит ко мне с ней? – с одной стороны слышались в ее голосе нотки радости, видимо потому, что Галицина разрешила встречаться с Александром, но с другой стороны искренняя озабоченность тем, что же делать в такой ситуации?

– Беги, – холодно ответила Ольга.

– В смысле "беги"? – не поняла Неля.

– В буквальном. Если ты видишь, что он идёт к тебе с Леной, ты разворачиваешься и очень быстро уходишь от них, если он не услышит твоих объяснений до этого. Я больше звонить тебе не буду. Я считаю, что взрослые люди должны понимать всё с одного раза. Но если ты меня не поняла и тебя мои знакомые увидят рядом с моей дочерью, то они тебя накажут. Ты поняла меня? А с Комаровым, пожалуйста, встречайся, он мне больше не нужен, хоть замуж за него выходи.

Оля повесила трубку. "Всё, эту проблему я решила", – выдохнула с облегчением уставшая от нервного напряжения Ольга.

Глава 9. Слезы.

Вечером Галицина пошла в гости к Владу.

– Тут в последнее время ко мне стала заходить Настя Нестерова, – сказал Влад. – Вот и сегодня она зайдёт, но сегодня она хочет с тобой поговорить. Я так и не понял: вы дружите с ней или нет? Она хочет попросить тебя об одной услуге, но боится. Хочет, чтобы я помог тебя попросить. Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Влад.

– Не знаю. Но у нас на самом деле не понятные отношения. Вроде дружим, но по сравнению с тем как мы дружим с тобой – мы с ней абсолютно чужие люди.

– Да, уж. У нас же самая сильная дружба – через постель. С ней ты просто не спала, – пошутил Влад.

– А чего она от меня хочет?

– Чтобы ты её в Питер забрала.

– Кем, танцовщицей, или проституткой? Кем она там хочет быть?

– Я не знаю, мы с ней на эту тему не говорили. Она просто говорит, что жизни ей тут нет. Да она сейчас придёт, и сама тебе всё расскажет.

– Давай я лучше тебя заберу. Что тебе тут делать?

– А я там кем буду? – грустно улыбнулся Влад.

– Стриптизёром. А что? – у тебя получится.

– Нет, Малая. Я, наверное, обратно к своим пацанам в Краснодар поеду.

Тут в дверь позвонили. Пришла Настя. Они пошли на лоджию с кофе, где Николай Верин оборудовал отличную комнату отдыха для курения. На застеклённой лоджии стояло три стареньких, но вполне хороших деревянных стула, на двоих из них лежали маленькие подушечки, которые превращали мебель в мягкую, на третьем стуле лежало шерстяное одеяло для того, кому станет прохладно холодными ночами. По середине стоял тоже старенький, прожжённый во многих местах сигаретами, но довольно крепкий, выкрашенный в цвет красного дерева, журнальный столик. По обе стороны лоджии располагались стеллажи на всю стену, до самого потолка с книгами. Это создавало впечатление, будто находишься в кабинете-библиотеке из старого английского фильма.

Молодёжь пила кофе, курила, болтала, шутила, в общем отдыхала. Оля с Владом были близки с четырнадцати лет – они на познакомились на улице в одной дворовой компании. Вот уже десять лет они были лучшими друзьями. Насте тоже было с ними хорошо, особенно с Владом. Он вообще располагал к себе всех людей не в зависимости от пола и возраста. Взрослое поколение любило его за то, что он был интеллигентный, вежливый, приветливый молодой человек. Девушки любили за то, что он не скупился на комплименты, был очень внимательным: всегда подаст руку, выслушает. Парни любили его тоже за то, что он всегда выслушает, не будет никогда смеяться над их признаниями в своей несостоятельности, над их оплошностями, провалами и тому подобное. Внимательно выслушает, да ещё, по возможности, даст дельный совет, но чаще ему удавалось просто утишать, оперируя умными фразами.

Николай Верин прочитал очень много книг в своей жизни. Он любил читать, и его семья способствовала этому. В его доме все много читали.

– Я сказал Малой, что ты хочешь попросить её забрать тебя в Питер, – сказал Влад, обращаясь к Насте, явно поймав нужную паузу в разговоре.

– Да, – повернулась Нестерова к Оле, – мне надо от сюда уехать. Я больше не могу здесь жить.

У Насти выступили слёзы на глазах. Было видно, что она изо всех сил пытается не расплакаться, буквально глотает слёзы. Друзья молча смотрели на неё, не зная толком как себя вести, чтобы еще больше её не расстроить.

– У меня есть немного травы. Может дунем. Она слабенькая, – вдруг сказал Влад, чтобы разрядить обстановку.

– Я бы лучше водки выпила, – отозвалась Нестерова.

– У меня есть бутылка ликера, матушке принесли, – охотно подхватил предложение выпить Николай.

Выпив немного, Настя сказала, обращавшись к Оле:

– Мой Витя умер.

Настя встречалась с тем наркоманом-одиночкой, который работал резчиком по дереву у Джана.

– От передозировки, – продолжила Настя, – у себя в подвале. Мне теперь совсем здесь делать нечего. Я сама хочу без него умереть. А тут ещё его жена такую травлю на меня устроила, что на меня теперь утром на рынке пальцем показывают.

Настя беззвучно заплакала, просто слёзы закапали из её глаз.

– Поедем через пару недель. Мне надо еще с дочерью побыть, я и так с ней очень редко вижусь. Он, уже муж другую тётку подпихивал. Спасибо тебе, что сказала, а то все молчат. – сказала Оля.

Настя с ясной надеждой подняла глаза на Ольгу.

– Что сказала, почему я не в курсе? – любопытно вступил в разговор Влад.

Книга 3. «Пушистая».

Глава 1. Секрет.

В семь вечера Ольга с Настей спустились вниз по ступенькам, в подвальное помещение кабаре.

– Привет. "Папа" здесь? – спросила Оля охранника.

– Да, привет, в ресторан прошёл. С приездом.

– Спасибо. Пусть сумка пока здесь постоит.

Галицина поставила не большую спортивную сумку в угол на банкетку за спину охранника. В ней она принесла свой костюм для работы и что-то похожее для Насти. Девушки прошли в зону ресторана. Хозяин кабаре находился там.

– Алексей Иванович, рада к вам вернуться, – с восторгом произнесла Ольга, – вот, новую девушку привезла.

Хозяин быстро провел своим хитрым взглядом по Насте с верху донизу. Его лицо выразило лёгкое недовольство, хотя, переведя взгляд на Галицину, он опять расплылся в своей хитрой улыбке.

Настю нельзя было назвать красавицей, особенно для кабаре. Самой большой проблемой являлось то, что она была полненькая. Когда Настя в свои шестнадцать лет выходила замуж, она весила, как и многие шестнадцатилетние девушки – 48 килограмм, но теперь, в свои двадцать четыре она стала полненькой, не толстой и тем более не жирной, просто полненькой, но, если бы как Мерлин Монро, где была шикарная грудь, а тут грудь, вроде бы и двоечка, но при полненькой фигуре она казалась маленькой, а бедра смотрелись гораздо крупнее, по отношению к пропорциям тела.

Ольга уловила недовольный взгляд Алексея Ивановича, да и сама она все это понимала и поспешила объяснить так, чтобы не обидеть Нестерову:

– Настя вряд ли захочет быть танцовщицей, она скорее с девушками за столом будет, на консумации и всё такое.

Владелец заведения понимающе кивнул, и одобряюще улыбнулся.

– Я сейчас кушать буду. Я понимаю, что бесплатно кушают только стриптизерши, но можно моей подружке скидку, хотя бы сегодня и, хотя бы, тридцать процентов? – мило улыбаясь, спросила Оля Алексея Ивановича.

– Да, можно. Пусть всегда ест с тридцатипроцентной скидкой.

Он взял свою визитку, на обратной стороне написал: "30%" и поставил свою подпись. Это был пожизненный скидочный купон, которому были рады даже его богатые друзья.

– После ужина найди меня, мне нужно тебе что-то сказать, – сказал Алексей Иванович и вышел из ресторана.

После ужина Галицина нашла владельца за барной стойкой, беседующего с барменом. Увидев Ольгу, стоящую и смотревшую на него с готовностью к разговору, он встал и подойдя к ней, немного приобняв ее за плечо, отвёл в сторонку, чтобы их никто не слышал.

– Оля, – серьёзным голосом начал Алексей Иванович, – то, что я тебе скажу – секрет. Но я знаю, что умеешь хранить секреты, и я не хочу тебя подводить. Дело в том, что мне сказали серьезные люди, которые точно знают, что происходит, о том, что здание «Сената и Синода» забирают, те, кому оно принадлежит, то есть Сенат и Синод. Соответственно ни о каких заведениях в их зданиях не может быть и речи. Я успел продать кабаре, пока никто не знает о том, что здание заберут и всех вышвырнут из подвалов: и нас, и соседний "Трибунал". Я плохо поступил с людьми, которым продал клуб, зная, что их скоро просто выкинут, скорее всего, не заплатив никакой компенсации, но это бизнес, ничего личного. Мне нужно вернуть свои деньги. Так вот, кабаре уже продано. Через месяц оно перестанет существовать. Я никому ничего говорить не собираюсь, мне плевать на них. Здесь в основном наркоманки, сама знаешь. Если им сейчас сказать они побегут, как крысы с корабля, а я хочу еще этот месяц доработать и заработать. Говорю только тебе, потому что ты хорошая девушка. Подыскивай другую работу, а здесь постарайся заработать как можно больше, не скромничай. И никому не говори. Я другое заведение открывать уже не буду. Я куплю домик в Италии и встречу там старость, которая уже, по правде говоря, пришла. – Он грустно улыбнулся.

– Да, очень жаль. Я буду по вам скучать. Вы мне очень нравитесь, – ответила Оля.

Глава 2. Начало конца.

Настя, просидев в кабаре два вечера, сообщила Оле:

– Я не могу там. Я не могу сама ходить и преставать к мужикам, а сами они ко мне не подходят и от этого я чувствует себя ущербной уродиной.

– Может тогда в салон с девицами? Прямо в газете "Вакансия" на последних страницах много объявлений "требуются девушки". Но это прям настоящая проституция.

– А, какие ещё варианты есть?

– Не знаю, на нормальные работы без прописки не берут. Я пробовала, даже официанткой не берут.

– Тогда проституция, – уверенно сказала Настя. – Я всё равно в станице трахалась практически за еду, – грустно добавила Нестерова, – а здесь сколько платят?

– Я точно не знаю, я в салонах ещё не была. Возможно у них процент отличается, но ночь стоит сто баксов, тебе, по идеи, должны отдавать половину. Там еще почасовая оплата.

– Пятьдесят баксов за ночь! Да ну?! Конечно проституция. А сколько это в рублях?

– Полторы тысячи.

– Да ну?! Серьёзно?!

– Да.

– Я в станице месяц работала за восемьсот рублей и считала, что мне еще нормально платят.

Повисла грустная пауза.

– Тогда пойдем за газетой, – прервала молчание Оля, думая ещё о том, что скоро кабаре закроется и возможно ей тоже светит салон.

Объявлений, на самом деле, было много. Все они обещали огромный заработок, проживание, свободу, называя это свободным графиком. Все они были однотипными, отличались только районом расположения. Девушки выбрали тот, где было написано: "Петроградский район". "Удобно, возле дома, пешком ходить на работу", – решила Оля и позвонила туда. Их встретил в метро Горьковская, на выходе, молодой человек, как и договаривались, и повел их по узким петроградским улицам на улицу Чапаева. Шли всего минут десять. " Пешком, девчонки, идем, чтобы вы сразу дорогу до метро запоминали", – пояснил молодой человек.

Парня звали Андрюша. Ему исполнилось тридцать лет. Он был очень худой, зубы уже гнилые, вообще личность странная. По его внешности можно было бы сказать, что он уже отсидел в тюрьме. На самом деле он не сидел, а выглядел так по другой причине.

Молодые люди зашли в арку, там оказались в очень маленьком дворе-колодце, потом мрачный, ободранный подъезд в котором воняло крысами. Квартира находилась на первом этаже и была подстать двору-колодцу и облезлому темному подъезду, который "парадной" точно не назовешь.

Молодые люди прошли на крошечную кухню, которая располагалась сразу при входе. Она была обшита деревянными рейками. Видно было, что в квартире ремонт не делался лет сорок, из чего понятно, что кухни деревом обшивались в начале шестидесятых годов.

От того, что солнечный свет никогда не попадал на первый этаж квартиры в узком колодце, в квартире было всегда темно. Когда не курили, пахло плесенью и крысами, но курили почти всегда. Поэтому всё: стены, потолок, вся мебель были покрыты темно-оранжевым слоем никотиновой смолы.

Их встретила молодая женщина, с первой же минуты она производила впечатление какого-то сказочного существа, особенно в этом царстве крыс. То, что здесь вокруг крысы не было никаких сомнений. Во-первых, их сильный запах, во-вторых первый этаж, а в-третьих старая Петроградка, по которой в то время крысы разгуливали без всякого стеснения.

Хозяйка квартиры сама была похожа на летучую мышь. Её личико похоже не на ту, которая собаковидная, а на ту, которая вампир – с «поросячьим» носиком. К тому же маленького роста, примерно полтора метра и полненькая, что превращало её уже в шарик, хотя ей было еще только тридцать лет.

Звали хозяйку Лина, но все её называли «Пушистая». Но совсем не за ее мягкий характер, а лишь потому, что она являлась владелицей очень бросающейся в глаза куртки – будто из шерсти белоснежной ламы, хотя это была синтетика.

Еще эта молодая женщина странно себя вела. Какие-то ужимки, похрюкивания при смехе, а смеялась и хрюкала она часто, в основном над тем, что сама сказала. Ей, по всей видимости, казалось, что она говорит удивительно остроумные вещи, но так казалось только ей. Она редко смотрела в глаза собеседнику, но сама любила внимательно, даже досконально рассматривать человека, но как только он поворачивался, она уводила взгляд.

– Чай, кофе, шампанское? – хрюкая предложила хозяйка.

– Кофе, – ответила Оля.

Лина наколотила в давно не чищенных кружках кофе, они все закурили и началась беседа.

– Вы когда-нибудь работали в конторе? – спросила Пушистая.

Девушки не совсем поняли вопрос. Она поняла по их лицам и продолжила сама:

– Такие места называются "конторами". Вы вообще понимаете, что здесь девушки занимаются проституцией – продают себя за деньги, – решила пояснить Лина, видя, что перед ней почти девственницы по сравнению с самой ней и со всеми остальными обитателями, этой темной, вампирской квартиры, которые, как и положено всем вампирам, спали днем в своих темных комнатах, дожидаясь наступления ночи.

– Да, мы понимаем, – снова ответила Ольга.

– Но в таких местах вы еще не работали?

– Нет, – ответила наконец Настя.

– Ну тогда рассказываю… Зазвонил телефон. Это был мобильный телефон, в то время они только входили в массовый обиход – «Nokia 3310».

– Слушаю вас, – ответила Пушистая, – да, конечно… на сколько? Час шестьсот рублей, два часа уже со скидочкой – тысяча рублей, а ночь, которая состоит из шести часов – три тысячи рублей. Да, конечно, звоните.

– Вот расценки вы уже услышали, – обратилась хозяйка к девушкам, – обратили внимание? Девушки произвели неопределенные жесты, типа пожимание плечами.

– Ну тогда я повторю для вас, – Пушистая рассказала о ценах, рассказала, что они работают только на выезд. – Есть много салонов с апартаментами, которые принимают и у себя, но это такая головная боль. От них всегда можно свалить, тем более с таким опытным водителем, как Александр, – Пушистая показала на парня с гнилыми зубами, который привел девушек. – Да у себя дома они себя и ведут приличней. А в салонах вообще, как свиньи и не выгнать.

Оля подумала, что все правильно она говорит. У нее же был опыт настоящей проституции, и были апартаменты, как она называет, куда Ольга могла их приводить, но она крайне редко это делала по той же причине.

Оля не посчитала нужным никому рассказывать о своем опыте: ни Насте, ни Пушистой. Она решила, что этот опыт будет ее тайным приемуществом. На самом деле, чтобы быть успешной проституткой надо много чего знать, владеть различными хитростями соблазнения и выживания. "Пусть считают меня не опытной дурочкой, возможно мне это будет на руку", – подумала Оля.

– Вам есть где жить? – продолжила Пушистая.

– Да, – ответила Оля, – я сейчас у вас еще не буду работать, работать будет Настя. Я ещё работаю в кабаре стриптизёршей, но оно через месяц закрывается и тогда, скорей всего, я к вам присоединюсь.

На кухню зашла девушка. По ней было видно, что она только что проснулась, и она выглядела очень помятой, по всей видимости, эта девушка пила всю ночь. Выражение лица у неё было придурковатое, будто она умственно отсталая или по жизни, или от большого количества спиртного сейчас находится в таком состоянии. Девушка улыбалась хозяйке перекошенной улыбкой.

– Вот, у нас новые девушки, – сказала Пушистая зашедшей, указывая на Олю с Настей.

– Я счастлива, – довольно грубо ответила та. Улыбка исчезла и ее лицо приняло выражение злобного коршуна.

– А это Света Хачик, – Пушистая слегка указала на "злобного коршуна".

Почему Света – хачик, понятно было сразу, в отличии от Пушистой, которая совсем не была пушистой, как человек, это было очевидно. У Светы был нос, как у армянки, хотя, глядя на её голубые глаза было понятно, что она русская, просто почему-то с таким длинным носом. Девушка красила свои длинные волосы в чёрный цвет, хотя они от природы были у неё русые, как у русского человека, и ходила в солярий, чтобы её белая кожа превратилась в смуглую, чтобы на самом деле быть похожей на армянку. Тогда её уродливый нос для русской девушки, отлично вписывается на смуглой коже с чёрными волосами и получается даже красивая армянка с голубыми глазами.

Света выкурила часть сигареты, видимо она ей еще не лезла с утра, хотя было уже два часа дня, и ушла обратно в комнаты.

– Вы для них конкурентки. Вы же это понимаете, – продолжила вводить в курс дела Лина, – вам надо будет держаться меня. Ну да ладно, на месте разберемся, – осеклась хозяйка, пожалев, что затронула эту тему.

Раздался звонок. Пушистая немного поговорив, сказала:

– Ну что, поедите на заказ. Нужна одна девушка. Может Настя одна поехать. Он тебя возьмет без выбора. Пока на часик, но если ты ему понравишься, то он продлит. Поедешь?

– Поеду, – ответила Настя.

– Вот и хорошо. Здесь не далеко. Ты никогда так не ездила? – уточнила Пушистая.

– Нет, так не ездила.

– Презервативов у вас, конечно, нет. Я дам. Во-первых, у тебя всегда должны быть презервативы в достаточном количестве, потому, что много презервативов приходится снимать и выбрасывать. Сама скоро поймешь. Всегда пользуйся презервативами, как бы тебя не уговаривали и какие бы деньги не предлагали. Ты даже не представляешь сколько неприятных и страшных болезней передаются половым путем. Минет тоже только в презервативе. Рот – это тоже слизистая и все болезни передаются точно так же. И еще важный момент: не торопись с ним, с клиентом, с любым вообще, переспать, тяни время, оттягивай этот момент: то давай выпьем, то вопросы про его жизнь задавай, ну потом научишься. Потому, что мужик хочет быть с тобой, пока он не кончил. Как только он кончил – ты ему не интересна. А наша задача уехать на час, потом остаться на два и так далее.

Хозяйка дала Насте две упаковки самых дешёвых презервативов, которые могут быть. На таких презервативах нарисованы девушки в купальниках. "Да, – подумала Ольга, – надо будет Насте еще и про презервативы все рассказать. Где они берут это гавно? Помогла девушке…Она сейчас так с этим резиновым изделием намучается".

Глава 3. Низость.

В ноябре Оля поехала к дочке на день рождения.

Леночка попросила маму по телефону, привезти ей "бэби бона". Это американская кукла как настоящий младенец, он даже умел писать, если надавить ему на пупок, горшок прилагался, и умел пить молочко из бутылочки, которая тоже входила в набор. Пить молоко он умел потому, что бутылочка с молоком была сделана как-то с оптическим обманом, казалось, что молоко из бутылки выпивается. А писать он умел, если предварительно налить в него немного воды. У него еще были какие-то функции, а стоил пупс полторы тысячи рублей! Столько Оля платила в месяц за комнату в коммуналке, а многие люди получали две тысячи в месяц зарплату. Оля пожалела такие деньги отдавать за куклу, поехала на рынок – на «Апрашку» и нашла там копию этой американской куклы, только китайского исполнения за шестьсот рублей. Разницы видно не было. Леночка была безумно рада кукле, а Оля была рада, что смогла осчастливить дочку, хоть на время.

Вечером пришел муж и сказал, что любит Олю, что сказал Нели Кусадаевой об этом и попросил её с дочкой жить с ним нормальной полноценной семьёй. Оля согласилась и даже обрадовалась, ведь она давно ждала этих слов. К тому же Галицина уже не боялась потерять комнату в Питере так как в ней жила Настя. Все остались довольны.

Как-то днем, когда муж был на работе, а Леночка в садике, Оля курила и размышляла о том, что Кусадаева может оставаться угрозой для их семьи. Ведь уже было такое, что Александр оставлял Нелю ради Ольги, но потом они, как-то, снова оказывались вместе.

Галицина решила взять ситуацию в свои руки, включить свой мозг и устранить угрозу.

Ей пришла в голову замечательная идея по устранению. Она решила, что Нелю должен начать трахать тот, после которого Комаров просто побрезгует лечь с ней снова. И такой человек был: с одной стороны, способный соблазнить Нелю, а с другой стороны очень неприятный Комарову. Звали этого соблазнителя Сеня.

Сеня был парнем Марии Жиронкиной. Оля еще подумала о том, что так, заодно, она отомстит и подруге, которая настойчиво пыталась забрать у неё мужа.

В том, что Сеня примет её предложение, Оля почти не сомневалась. Во-первых, Сеня являлся ещё тем кабелем, из-за чего они периодически ругались и не на долго расставались с Машей, во-вторых Неля была молодой и красивой и от такого лакомого кусочка кто откажется? А Мария совсем не красавица. Сене было просто удобно с ней встречаться: она сама приезжала к нему в соседнюю станицу, в которой он жил. В постели она была на редкость раскована, даже развратна – у неё не было никаких ограничений в сексе. К тому же Жиронкина привозила всякую вкусную еду, которой было полно в их богатой еврейской квартирке.

Их семью почему-то все считали еврейской, хотя почему – неизвестно. Никаких еврейских признаков у них не выявилось. Ещё Маша периодически забирала постельное белье, на котором они резвились, дома хорошо стирала на своей крутой стиральной машинке, тщательно выглаживала и привозила снова Сене. В общем старалась. Она очень хотела выйти за него замуж, но и за Комарова она тоже хотела выйти замуж, но с Семеном, ей казалось, что у нее гораздо больше шансов, ведь она его официальная девушка, а за Комарова идет конкурентная борьба, где ей не победить.

К тому же Оля знала, что настоящую власть над Семеном имеет не Маша, а она и именно потому, что он не может её поиметь. Оля была единственная в его жизни, с которой он понял, что у него нет ни единого шанса и очень ценил ее за это. Еще он уважал Галицину за то, что, по-настоящему, считал ее умной. Ему нравилось разговаривать с ней, когда изредка они случайно встречались в знаменитом баре Маиса Арестовича. Семену нравился мужской склад ума Ольги. С ней можно было разговаривать на любую тему, как со старшим товарищем мужского рода. Бабы, как он называл весь женский род, были для него полные дуры.

Оля же не понимала, почему его считают обольстителем. Знала она одного обольстителя, который, кстати жил не в Питере, а в их станице. Он уже к этому времени уехал жить в Москву, так вот ему бы она не посмела предложить трахнуть девушку из-за своей выгоды, потому, что он не понял бы почему ему предлагают такую низость. В понимании Ольги, как и в понимании всех нормальный женщин хотеть можно мужчину благородного, с чувством собственного достоинства, умного, помимо других соблазнительных качеств. А Семену можно было предложить такую подлость, как совратить девушку на время. Потому, что в нем отсутствовало благородство, чувство собственного достоинства, имеется ввиду, как честь, а не как гордыня, и умным его Ольга тоже не могла назвать. В общем ни за каким советом она бы к нему не обратилась, кроме как ухаживать за свиньями, потому, что он держал свиней. Так себе занятие для соблазнителя. Даже внешне, Галицина не понимала, что находили девушки в нем. Во-первых, он был маленького роста – 165 см., во-вторых по типажу похож то ли на цыганёнка, то ли на арапчонка. Он был похож на французского актёра Ромена Дюриса, который, кстати, сыграл соблазнителя в фильме "Сердцеед", но для Ольги секс.символ был совершенно противоположного типажа.

Галицина позвонила Семёну и сообщила ему всё, абсолютно ничего не скрывая и не приукрашивая. Она даже не пыталась им манипулировать, хотя могла бы. Она знала, что нравится ему за конкретику, без бабских манипуляций и нытья.

– Тебе будет выгода в том, что ты будешь трахать самую красивую девушку района. Она на самом деле красивая. Я тебе дам сейчас её номер телефона, она как раз сейчас одна, брошенная, так что у тебя всё получится. Я верю в тебя, – решила сказать что-то хорошее в его адрес Ольга, но при этом усмехнулась. – Она, естественно, будет требовать, чтобы ты сказал от куда ты взял её номер телефона. Наплети супер-романтическую историю, что увидел её в баре, она поразила твое сердце, но ты не мог к ней подойти, так как она там находилась с мужчиной и поэтому ты дал задание своим многочисленным друзьям, чтобы они раздобыли ее номер телефона, даже если его придётся купить, ты готов был заплатить за ее номер любую сумму, ну и так далее.

– Хорошо, дорогая. Я непременно ее трахну для тебя, – ответил Сеня.

Так всё и вышло. Вскоре он стал встречаться с Нелей. Они очень часто появлялись в баре вдвоем. Их видели вместе все: и Маша, и Комаров. Оба были вне себя. Сеня официально бросил Жиронкину ради молодой красавицы Нели, а Комаров не мог понять, как она могла опуститься до черномазого свинопаса.

Прожила Ольга со своим мужем и со своей дочкой довольно спокойно и счастливо целых полгода, что для их семьи было, пожалуй, рекордом. Но с наступлением мая Александр стал снова пропадать. Он ночевал всегда дома и приходил домой трезвым. Но Ольга уже знала, как обстоят дела и даже больше чувствовала, а вернее чуяла, что что-то уже пошло не так. У него появилось гораздо больше дежурств в милиции, выездов, происшествий. В них Оля не верила, тем более, что он уже работал в следственном изоляторе.

Однажды вечером, когда муж позвонил с работы и сказал, что у них какой-то очередной рейд, и он приедет домой только к двенадцати ночи, Олю объяла внезапная паника. Ей стало так страшно, что она от страха захотела какать. Время было пять вечера. Галицина абсолютно отчетливо поняла, что он у Кусадаевой.

Ольга позвонила Сене:

– Привет, а как твои дела с Нелей?

– Привет, дорогая. Да я и жениться на ней уже хотел, но она решила поступить учиться на проводницу! Представляешь?! Во-первых, этот техникум в Ростове, а во-вторых я ей объяснял, что это то же самое, что поступить на шлюху.

– С чего у тебя такие убеждения? – искренне не поняла Ольга.

– Ну как, ты меня удивляешь. Проводница всю жизнь ездит в этих вонючих вагонах, дома не бывает неделями, о какой семье может идти речь? Носит чай всяким вонючим алкашам, продаёт им печеньки, они часто хватают её за жопу, а кто её там защитит – никто, она там одна. Потом все знают, что проводницы часто трахаются с пассажирами от одиночества, чтобы кто приласкал. Трахают даже жирных жаб в пути. А чё мужикам – путешествие, развлечение. А она девка красивая, куда ей в проводницы, вообще дура? Её же там разрывать будут. Она что этого не понимает? Понимает конечно. Значит она этого хочет. Не долгой семейной жизни с детишками, а грязного группового секса. Группового, потому что каждый день будет другой. Ну, я не прав?

– Да, есть правда в твоих словах. Но она же не так это видит себе. Она думает романтика, путешествия. Она путешествовать хочет и нашла такой выход, ведь денег на поездки у нее нет и у ее мамы денег нет, и ты не будешь раз в год ее в санаторий на черное море отправлять отдохнуть, даже если с твоими детьми. Верно? Я помню, как вы из-за этого с Машей поругались. Ты видишь свою жизнь у себя в доме и никуда даже в отпуск ты не собираешься, а она хочет уехать от сюда и нашла такой выход. Я думаю, что наоборот один из самых целомудренных выходов из тех, какие могут быть у бедной девушки, чтобы уехать с Богом забытой станицы. Вам, Сеня просто не по пути. Она как лебедь рвется в небо, а ты как рак, которому отлично в своей норе под старой корягой. И ты ее не понимаешь. Ты в жены, лучше бы, Машу взял, хотя и она не для тебя. Она в скором будущем следователь, а эта профессия тоже предполагает проводить большую часть времени на работе. Маша будет делать карьеру. Она вообще карьеристка, даже сама еще не понимает, что муж ей совсем не нужен. Тебе, Сеня, надо найти девушку, которая не хочет никем становиться, никуда уезжать, ни на кого учиться, никем работать. А ту, которая хочет сидеть дома, рожать детей, готовить борщи и тому подобное и таких очень много, особенно в наших станицах. Их мамы такими были и своих дочек так воспитали, а тебя все к лебедям тянет.

– Да уж. Не к лебедям, а к блядям.

– Так что, она выбрала свое училище? – спросила Оля.

– Да. Я ей так и сказал: или я или эта блядская профессия. Она сказала – профессия.

– Ну не расстраивайся. Поверь, она не для тебя. Послушай, меня, ты, когда с очередной девушкой начнешь встречаться больше спрашивай у нее, о чем она думает, о чем мечтает, к чему стремится. И если девушка говорит о том, что она мечтает далеко уехать или сделать карьеру, не надо ее переубеждать и ломать, ничего хорошего с этого не выйдет. Найди ту, которая скажет, что мечтает просто о семье, родить детишек и все в этом роде.

– Дорогая моя, ты как всегда права. Надо завязывать с этими блядями и искать хозяйку в дом. А бляди они всегда будут.

После разговора с Сеней, Ольга закурила, глубоко затягиваясь и подумала о том, а если бы он сейчас спросил ее, о чем она мечтает и куда стремится, что бы она ответила? «Чего хочу я? – спросила она сама себя. – Хочу мужа нормального, не кабеля. С этим я зря опять связалась. Надо нового мужа искать. Так чего я хочу, уехать далеко или жить при муже, или строить карьеру? Карьеру я точно не хочу. Уехать путешествовать? Я бы съездила не на долго, но лучше с мужем. То есть, я получается та женщина, которая нужна Сене и им подобным, но абсолютно очевидно, что мне не не нужны такие. Во-первых, он кабель, не лучше моего мужа, а во-вторых пахать в его доме, ухаживая за его курицами, утками и так далее, и так прожить свою жизнь? Да, я женщина при муже, но важно при каком. Мне надо, вот как моя бабушка с дедушкой: он учитель, потом директор школы, интеллигенция, образованный, воспитанный. Вот такой мне муж нужен. А я буду за ним ухаживать… Но это не мой муж. Надо найти нового. Надо уезжать в Питер, там много интеллигенции, а здесь одно быдло со свиньями, у которых одно развлечение – трахаться с блядями».

Оля, даже внезапно для себя, взяла и позвонила Неле. Трубку взяла ее мама.

– Здравствуйте, а Нелю я могу услышать? – проблеяла Оля детским голоском.

– А кто ее спрашивает?

– Таня, – ляпнула Ольга первое попавшееся имя.

– Сейчас позову.

– Алё, – услышала Галицина голос Нели.

– Он у тебя? – сразу спросила Оля уже своим голосом.

– Да, – неожиданно откровенно ответила девушка, – его позвать к телефону?

– Нет, не надо. Я тебе верю. Спасибо.

Ольга повесила трубку.

Очередной раз мир рухнул. Опять с Олей стали происходить страшные вещи: много различных чувств и эмоций разом, как водопад, обрушились на нее. Там был страх, боль, даже на физическом уровне, в районе груди. Еще ненависть, обида, разочарование, чувство обношенности и предательства. Сердце бешено заколотилось, лоб онемел, потом губы. Оля судорожно курила. Мысли пролетали вихрем в голове с такой скоростью, что не одну из них сознание не могло уловить. И вдруг отчетливая мысль: «Я должна это увидеть… И тогда все это закончится. Мое сознание не хочет в это поверить, надо чтобы оно увидело своими глазами… Надо поторопиться, чтобы застать его там. Ведь она сейчас сказала ему о нашем разговоре и возможно он поторопиться домой. Ну а если не поторопится? – лицо исказило страшной улыбкой. – Тогда вообще… Я полная дура. Вот сейчас и посмотрим». Галицина зашла в комнату дочери. Леночка играла на кровати с плюшевым котиком. «Солнышко мое, сейчас поедим к бабушке Вали в гости, она соскучилась, давно тебя не видела. Ночевать, наверное, тоже у нее будем. И я с тобой», – сказала мать дочке.

Около восьми вечера Ольга была у дома Нели. Это был обычный, маленький, кирпичный, частный дом в частном секторе, как и большинство домом в этом районе. На улице было много деревьев, в основном вишни, под которыми Ольга увидела лавочку. Она предусмотрительно купила три банки "джин-тоника" и захватила целую пачку сигарет.

Девушка стала ходить возле дома, внимательно его рассматривая, вглядываясь в окна и пытаясь понять там ли еще ее муж. Потихоньку пила коктейль и курила. Ее никто не мог видеть, на улице стояла темная южная ночь.

Тут она увидела, как Александр вышел с дома, но направился не по направлению к калитке, а в глубину двора. Туалеты в таких домах тогда почти у всех находились на улице.

Так Ольга убедилась, что он здесь. Галицина, можно сказать, затаилась в прыжке, ожидая, что он уже пойдет домой, но Александр вернулся в дом. К ней домой он совсем не спешил, даже зная, что Ольга все уже знает. Это осознание совсем добило её. Она села на лавочку под вишнями и горько плакала. Плакала, плакала, даже перестала пить свой коктейль, курить сигареты. Она уже ничего не хотела, силы покинули ее. Ей было очень жалко себе. Оля задавала себе вопросы: "Почему меня никто не любит? Ведь я хороший человек, хорошая женщина. Что со мной не так? Я недостаточно красивая? Меня кто-нибудь в этой жизни по-настоящему любил? ". Много вопросов задавала себе Оля в своем горе, но не могла дать себе ответа ни на один из этих вопросов. Сколько так просидела Ольга, неизвестно, но вдруг наступило оживление во дворе Нели, Оля будто очнулась, выдернутая шумом из своего забвения.

Комарова у крыльца дома провожала Неля с ее матерью. Эта подлая семейная идиллия, которая строила свое счастье на ее горе и горе ее бедной Леночки, еще раз больно тронуло Ольгу. Будто нож, на этот раз, всадили ей в сердце.

Когда Комаров вышел за калитку, Ольга как бешенная кошка внезапно одним прыжком кинулась на него и стала его избивать. Он в первое мгновение вздрогнул от испуга, совсем не ожидая нападения. Оля изо всех сил старалась избивать его кулаками, крепко их сжав, старалась всегда попадать по «морде». Она понимала, что ее сила ничтожна, чтобы побить его так, как он заслуживает, но она старалась. Ольга сосредоточилась на том, чтобы нанести как можно больше четких ударов ему в лицо. Понятно, что если бы он захотел, то откинул бы ее как щенка, а если бы он ударил ее, то с одного удара отправил бы в нокаут. Но то ли он это понимал, то ли при Кусадаевых он постеснялся применить силу, хотев в их глазах оставаться хорошеньким, но он просто закрывал лицо от ударов. Кусадаевы стояли во дворе у крыльца и ближе не приближались.

У Оли заканчивались силы и начиналась истерика. С каждым новым ударом своим кулачком она стала выкрикивать фразу: "Сука! Чтоб ты сдох! Чтоб вы все сдохли! Будь ты проклят! " Она кричала так громко, что соседи стали выходить с соседних домов и послышались фразы: «Что там происходит? Мы сейчас милицию вызовем!»

Но Оля закончила тогда, когда совсем выбилась из сил. Она взяла свою сумку, находившуюся на лавочке под вишней и медленно побрела в центр, в сторону дома своей мамы.

Комаров хотел догнать ее, обнять и успокоить. Ему тогда стало очень жалко Олю, он вдруг понял сколько боли он ей причинил. Но он знал, что сейчас бесполезно, она не даст ему к себе прикоснуться и не даст сказать не слова. Она скорей зарежет его, чем сейчас поверит в то, что он раскаивается в том, что так сильно обидел ее.

Через несколько дней Галицина уехала в Питер, а Леночка опять осталась жить у бабушки Вали.

Глава 4. Клубы.

Когда Оля пришла в коммуналку, Насти не было. Галицина позвонила в контору к Пушистой, и та сообщила: " Настя на заказе, все хорошо, она продлевается». Нестерова явилась в шесть вечера, когда Ольга собиралась уже выходить, чтобы отправиться в кабаре. Она понимала, что оно скорей всего уже не работает, но надо было поехать и удостовериться, а потом принять решение, где работать. Оля вспомнила, что у нее есть книжечка "Путеводитель по ночному Петербургу", где подробно и красочно представлены все кабаре, стриптиз-клубы, ночные клубы города. Для Оли это был журнал "Вакансия". Она сразу взяла его с собой, чтобы не тратить время и в этот же вечер заехать, если получится, на собеседование в какое-нибудь кабаре, а лучше сразу в два, чтобы выбрать. К Пушистой в контору она категорически не хотела идти.

Настя приехала в веселом расположении духа. От нее, естественно, пахло спиртным, но запах был в целом не приятный. Явно она не в дорогом отеле пила дорогие напитки. По запаху, скорее у Лины в блат.хате пиво.

Оля невольно скривила «мордочку». Ольга сильнее, чем большинство людей, чувствовала запахи. Настя заметила, но решила не концентрироваться на этом.

– Я тебе очень благодарна, за то, что ты забрала меня с Богом забытой станицы, оплатила мне билеты и все остальное. Я всегда буду помнить твое добро. И то, что поселила меня в своей шикарной комнате. Я на днях тогда постараюсь снять свою комнату, чтобы не спать с тобой на одной кровати. Деньги у меня для этого уже есть. Да и потом за билет тебе отдам и за одежду, которую ты мне покупала, – Настя почти все время улыбалась.

Нестерова вообще всегда была веселого склада по природе своей. Она и в школе была хохотушкой, и даже со своей истеричной мамашей умудрялась радоваться жизни. А теперь и подавно – она стала свободной. Свободной от мамы, которая вечно ее унижала, от беспробудной нищеты, от злых жителей станицы, от мужа – алкаша и кабеля. Нестерова находилась в состоянии счастья.

– Давай пойдем куда-нибудь, отметим твой приезд, – почти воскликнула Настя.

– Не, давай завтра. Я уже собралась в кабаре в свое или в другое какое. Мне работу надо искать. Денег нет.

– Так у меня есть. Теперь я тебе помогу. А заработать ты всегда у Пушистой сможешь.

– Спасибо конечно. Я понимаю, что в контору я всегда успею, но мне надо сегодня с кабаре разобраться, я уже настроилась. А тебе нужно отдохнуть после трудовых суток.

Оля мило, но грустно улыбнулась, взяла свою большую сумку на плечо и вышла из комнаты.

Над кабаре висела уже совсем другая вывеска какого-то русского ресторана. Русского, в смысле сильно русского. Во-первых, он назывался "Русский ресторан", во-вторых надпись была написана красными буквами, а вокруг самих слов нарисованы грозди рябины, соответственно тоже красной. «Понятно, – подумала Оля, – на иностранцев рассчитано. А внутри, наверное, чучело медведя стоит с подносом, балалайки на стенах висят и официанты в красных рубахах, чтобы не разочаровывать наших зарубежных гостей в том, что мы «мужики-лапотники».

Ольга для интереса спустилась в ресторан. Все так и было. Она рассмеялась, глядя на стены, расписанные все теми же гроздьями рябины. И вообще было очень много красного. "Какая безвкусица, – подумала Ольга. – Это заведение и так сдохнет, еще до того, как его синод заберет». Ольга вышла, на улице было прохладно. Девушка решила двигаться в сторону Сенной площади, выходить из дорогого района для иностранцев к народу, а там в каком-нибудь дешевом кафе понять по путеводителю в какое кабаре ей сейчас идти.

По дороге к Сенной, Ольга вспомнила, что на Невском проспекте был большой ночной стриптиз-клуб "Golden dolls", это заведение считалось знаменитее и дороже, чем ее кабаре. Оля решила сразу направиться туда, чтобы не тратить время. Время, как раз, было подходящим для устройства на работу, все ночные заведения только открывались.

Галицина зашла в центральный вход клуба и сказала охране, что она по по поводу трудоустройства, ей сказали, как пройти к служебному входу и там подняться по лестнице.

"Golden dolls" был не подвальным помещением, а занимал полноценных два этажа в самом центре Невского.

По служебной лестнице Ольга поднялась в узкие коридоры с гримерками. Эти гримерки располагались выше центральной большой сцены, как бы, на третьем этаже. Вообще клуб был, вроде как, трехэтажный. На первом этаже гардероб и еще что-то, Ольга там не была и вообще танцовщицам там было делать нечего. На втором этаже основной большой зал, с большой центральной сценой, vip – столами, расположенными по кругу и тому подобное, а на третьем этаже: со стороны зала – второй балконный этаж со столиками, тоже с видом на сцену, только сверху. А со стороны сцены, эти самые закрытые коридоры для стриптизерш и на сцену, и в зал, получается нужно было спускаться на высоченных шпильках по крутой железной лестнице.

Женщина, которая не представилась, но, по всей видимости, была арт-директором, а по-простому пастухом стриптизерш, сразу попросила Олю переодеться, выйти в зал на сцену и показать, что она умеет, пока еще нет посетителей.

Оле от такой резкости стало страшно. Не в смысле от того, что мадам разговаривала с ней резко, нет, она разговаривала с ней нормально, даже, как-то вяло и томно, видимо из-за того, что сама была полной, даже очень. Ольга испугалась того, что она должна сразу выйти на сцену и показать свое мастерство. Девушка так не привыкла, ей нужен был адаптационный период, но тут ведь не поспоришь.

Галицина зашла в гримёрку, там суетилось пять стриптизерш. Они одевались, красились и было видно, что они стараются делать все быстро. Они явно спешили, будто опаздывали.

Ольга, естественно, все сравнивала со своим кабаре и отметила, что в ее клубе вообще никто никуда не спешил.

Переодеваясь, Оля смотрела на девушек, которые ее окружали и чем больше она их разглядывала, тем больше гадким утенком себя чувствовала.

Одна девушка заметила Олин грустный взгляд и сказала с милой доброй улыбкой:

– Смотришь, какие мы тут все нарядные?

– Да, – печально ответила Ольга.

– Я тоже, когда сюда пришла первый раз, так же смотрела на девушек. Ты не парься. Все это делается. Много грима, блесток и ты будешь точно такой же. – Да вы такие все высокие и стройные, как модели на подиуме, а я обыкновенная – 165 рост и не такая худая.

– Глупости. Говорю тебе, это тебе сейчас так кажется. Смотри, у нас только платформа на "стрипах" пять сантиметров, то есть мы выше на пятнадцать сантиметров, чем есть на самом деле. Мы такого же роста, как и ты. Для этого такая обувь и существует, чтобы создавать иллюзию высоты, а значит и стройности. Вот утром, когда мы все переоденемся в свои джинсы и куртки – посмотришь на нас.

Девушка мило захихикала.

Но Оля не верила ей. На нее нападала уже паника и разочарование. Она чувствовала себя посредственностью.

Конечно, танцовщица была права, Оля точно такая же девушка, как и они, но Ольгина самооценка сильно упала из-за событий в станице, связанных с затянувшийся историей ее мужа и его любовницы. Это он внушил ей своими действиями, что она не достаточна хороша, что есть лучше нее, моложе и красивее, а она в свои двадцать пять лет уходит с пьедестала красоток в разряд домохозяек. – Так теперь Оля себя и видела.

Она все же вышла на сцену к пилону и станцевала какую-то композицию, потому, что мадам ведь ее ждала. Эта женщина сказала, что для первого раза довольно неплохо, но Оля не верила и ей. Она чувствовала себя уткой у пилона и поняла, что в таком крутом клубе ей не место, что нужно поискать что-нибудь попроще, где она будет чувствовать себя поувереннее.

После "Golden dolls" Ольга направилась в другой похожий клуб у метро Горьковская в Александровском парке в здании "мюзик-холла", вернее в здании Народного дома императора Николая II. Этот клуб возможно был даже элитнее, чем на Невском. Во-первых, это казино "Palace", а при нем уже стриптиз-клуб, а во-вторых клуб располагался в дальнем боковом фасаде комплекса, который выходил уже на зоопарк. Соответственно туда, и днем не каждый турист доходил, ну а уж ночью в глубину парка съезжалась только своя элита. Этот боковой фасад комплекса редкой красоты, гораздо красивее чем центральные. Удивительно, что с тех пор, как закрылось казино в 2005 году, это великолепное крыло Народного дома императора Николая II больше не функционировало. Внутри это пространство явно было театром при царе, а во время стриптиз-клуба расположение зала и гримерок очень походило на "Golden dolls". С наружи же здания две великолепные полукруглые лестницы по бокам, с большими старинными фонарями. Посередине здания большие художественные полукруглые окна, почти как витражи. Вообще на ступеньках этого крыла можно было бы смело снимать сказку "Золушка", когда она по ступенькам сбегала из дворца от принца.

Ольга оказалась внутри и поговорила с их мадам, ее сразу приняли на работу. Танцевать никто не заставлял. Здесь давали адаптационный период, как в "Наследии": захочешь – пойдешь танцевать.

Галицина через пару часов уже все поняла. Схема, все та же: под видом дорогого клуба, дорогие проститутки, которые танцуют, чтобы выгодно себя продать и их, правда, очень дорого покупают. Там клиент забирает сам с собой девушку сразу на всю ночь, так называлось, даже если девушку забирают утром. По факту девушку отпускали на сутки, то есть она должна была явиться на работу через сутки, как уехала или заплатить 30% за следующие сутки. Предполагалось, что клиент ее еще оставил на сутки, а не убил или выкинул в неизвестную канаву.

Платили за то, что девушка уезжает с тобой на ночь или сутки, да хоть на час – тридцать тысяч рублей либо тысячу долларов. Девушки часто уезжали с концами. Никто никогда их не искал. Все были уверены, что богатый "попик" взял ее на содержание, к чему почти все и стремились, поэтому здесь и работали. Даже если спустя какое-то время кто-нибудь из девушек узнавала клиента, который увез с концами их подругу, то считали, что он очень хорошо заплатил за эту неделю и у нее открылись двери в другую жизнь. Мыслей, что возможно кто-то кого-то убивает не было, во всяком случае их не озвучивали.

Ольга уже в первый же вечер сидела за столом с клиентом и дело шло к тому, чтобы уехать с ним. Галицина уже радовалась, что всего за одну ночь получит на руки двадцать тысяч рублей, но тут ей мадам сообщила самое главное, когда Ольга подошла сказать ей, что она скорей всего уедет и спросить, кто и как берет у клиента деньги.

– Тебе рассказали, как ты получаешь свою зарплату? – спросила мадам.

– Какую зарплату? Я поняла, что то, что девушка заработала, то и твое. Минус тридцать процентов заведению.

– Да, так все и есть. Но ты свои деньги каждый раз получаешь за неделю, то есть, каждый раз твоя зарплата за неделю остается в клубе. Понятно?

– Нет, ничего не понятно.

Ольга начала нервничать не только потому, что ее стала напрягать какая-то мутная схема, а еще и потому, что она боялась упустить клиента. Ведь клиент остался в зале, а там полно девушек-стервятников.

– Смотри. Дело все в том, что все девушки норовят схватить здесь богатенького дяденьку и уехать с ним в неизвестном направлении, например, в Турцию на месяц. Тем самым кидая клуб, где она должна была работать и приносить прибыль. А потом она является, как ни в чем не бывало, через месяц, говорит простите и просится на работу, чтобы поймать очередного дядьку. И так все время. Поэтому, чтобы не конфликтовать, не ломать красивые длинные ноги, как делали в девяностых, придумали такую схему. Всегда твоя зарплата за последнюю неделю будет оставаться в клубе, на случай, если ты свалишь. Зато потом ты сможешь и начать заново. Естественно, те деньги за неделю перейдут в собственность клуба, за компенсацию твоего отсутствия. Все свои деньги, и за последнюю неделю ты сможешь забрать, во-первых, отработав здесь год, а во-вторых за месяц назвать число твоего увольнения. В этом случае тебе выплатят все твои деньги. Do you understand?

– Не совсем. Я не поняла, те деньги, которые я, предположим, заработала бы сегодня, – поглядывая на клиента, по которому уже ползали другие девицы, продолжала разбираться Ольга, – я смогу забрать через неделю?

– Нет. Те деньги, которые ты заработаешь в первую неделю, останутся в клубе, как залоговые. Вот ты, когда квартиру снимаешь, платишь, так называемый, залог за последний месяц?

– Нет, – твердо ответила Галицина, поняв только одно: "Здесь кидают на деньги».

– Твоя зарплата за неделю должна всегда оставаться в клубе, – уже раздраженно продолжала объяснять мадам. -Ты сможешь забрать деньги не за этот день, а за всю эту неделю, еще через неделю, когда в клубе останется твоя зарплата за следующую неделю.

– Так, я поняла. Если, например, я буду уезжать с клиентом не каждый день, а пусть, через день, не считая остальных доходов в виде консумации, различных стриптизов, то вы забираете у меня, по мимо тридцати процентов за все, еще восемьдесят тысяч?

– Да, примерно столько, – теперь уже слишком спокойно ответила мадам.

– Так это еще не все, когда я уеду домой на месяц, а так я уезжаю домой каждые три месяца, то по приезду я должна буду вам опять оставить половину стоимости нормального автомобиля? – Оля стала повышать голос по мере понимания проблемы.

– Ну нет. Здесь же не звери и не дураки. Если ты сейчас вот, в свой первый день, говоришь о том, что твой график: три месяца, через месяц, то так ты и будешь работать. Так тебя и будут отпускать в твой отпуск, не обнуляя твою последнюю сумму.

Оля все поняла. Она поняла, что теперь они договорились до того, что Ольга должна будет работать по три месяца без выходных, чтобы потом уехать. Ей все это явно не подходило. Все это походило на какое-то рабство, а Оля хотела свободы. Она поэтому так долго и проработала в своем кабаре, потому что там была свобода, конечно график существовал, но он был скорее образный, человеческий. Ты всегда мог уехать, заболеть, забухать, проспать. Деньги твои тебе отдавали каждый вечер, да еще и кормили, и поили. "Да, больше я такого заведения, видимо не найду, – подумала Оля, вспоминая свое "Наследие". – Ладно, завтра еще в пару клубов схожу и сделаю свой выбор".

С этой завершенной мыслью Ольга поехала домой спать, тем более, что в Питере уже наступало утро.

На следующий вечер Галицина поехала в очередной стриптиз-клуб – в "Конюшню", так его все называли не понятно почему. Если бы он находился на Конюшенной улице, было бы понятно, но он находился на канале Грибоедова, хотя Конюшенные улицы располагались рядом. Клуб прямо возле храма «Спас-на-Крови».

Это было тоже двухэтажное заведение, но со второго этажа открывался обзор не на сцену, а танц-пол. Стриптизерши здесь танцевали в специально отведенных местах, почти под потолком заведения, чтобы их не разорвала пьяная толпа. Видимо поэтому это заведение называли "Конюшня". Танц-пол был из деревянных досок на котором гарцевали всю ночь. Да и ступеньки на второй этаж и весь второй этаж, да и весь клуб в целом состоял из дерева, обычного, грубого дерева. Стриптизерши выходили на свои мини-балкончики с пилоном и должны были оттанцевать десять минут, потом менялись и так всю ночь. За эти танцы на узких балкончиках, под потолком сильно накуренного помещения, заведение платило танцовщицам по тысячи рублей плюс все что тебе дадут или кинут, но там не очень -то кидали.

Это заведение пользовалось популярностью у пьяной молодежи с средним доходом. Конечно, если сравнивать с месячной зарплатой среднего гражданина нашей огромной страны, то за ночь платили половину месячной зарплаты, но, если сравнивать с тем, что вчера за ночь Ольга должна была заработать двадцать тысяч рублей… Еще там не было даже гримерки, ее заменяла обычная кладовка – раздевалка, без туалетных столиков и зеркал. Просто мало вешалок и мало табуреток. И совсем не было места. По сравнению с вчерашними заведениями – настоящая "Конюшня". Оля, естественно оттуда ушла и направилась в последнее запланируемое заведение – в стриптиз-корабль "Забава".

Настоящий деревянный фрегат пришвартованный на Кронверкской набережной, прямо рядом с Петропавловской крепостью. Но здесь ей отказали по причине того, что девушек их компания набирает только до двадцати пяти лет. Оля даже просила их посмотреть, как она танцует, но они были непреклонны. Они, в смысле «компания, у которой строгие правила». Долго ли, коротко ли, а наступила уже полночь. Оля зашла в дешевую ночную кафешку возле метро Горьковская, взяла себе разливного пива в большом пластиковом стакане, закурила и стала думать о том, как ей дальше жить, а точнее, где ей работать. «В «Golden dolls» слишком пафосно для меня, я там обломаюсь, я просто не могу там находиться. В «Palace» просто грабят, в Конюшне… – это вообще помойка. За тысячу рублей всю ночь крутить жопой перед пьяным быдлом в прокуренном помещении, где дышать нечем, так лучше тогда в контору пойти. Тоже помойка, но там ты тысячи три за ночь заработаешь по любому и не надо на высоченных каблуках всю ночь скакать. Сиди себе да пей». Оля сделала нескольких больших глотков пива, которые ей показались такими вкусными и приятно прохладненькими и ей стало гораздо легче, она практически успокоилась, приняв решение завтра днем отправиться в контору.

Глава 5. В тряпках.

В салон, если можно так назвать прокуренную квартиру, Оля пришла в обед. Она принесла с собой большую упаковку хороших презервативов, которые купила в аптеке, пару пачек сигарет, чтобы точно хватило, пакетики кофе 3*1, чтобы точно ни у кого ничего не просить ну и конечно зеркало с косметикой. На кухне она сидела вместе с Пушистой, все остальные спали в комнатах. Там, где-то спала и Настя. "Не понимаю, – думала Оля, – зачем Настя остается здесь спать, если ей есть куда идти, где можно нормально помыться, поесть и выспаться? " Она хотела было спросить об этом Лину, но не стала. Оле вообще хотелось подальше держаться от этой хрюкающей мыши и вообще было в этой женщине что-то очень отталкивающее и пугающее.

– Ладно, я пошла в тряпки. Вон, на подоконнике куча журналов, если хочешь листай. Как только заказ поступит, поедешь, я думаю, это скоро произойдет. – сказала Пушистая и пошаркала в комнаты.

Уже через пол часа она снова выползла на кухню с заказом. Оля поехала с беззубым Александром.

Когда Галицина вернулась. Вся кухня была в девицах. Кто-то просто курил, кто-то красился, кто-то ел. Ольга села за стол и стала пить свой кофе "3*1", рассматривая девушек. Все были разные: полненькие, худенькие, повыше, пониже, но всех их объединяло качество. Они все выглядели как девки у пивных ларьков. Все просто в джинсах и более-менее нарядных блузках, а то и просто в футболках. Юбки были только на Оле и Насте. «Да, здесь у меня конкуренции нет", – подумала Галицина.

Конкуренции у Оли там и правда не было. В этом мире на первом этаже улицы Чапаева она была самая лучшая. К тому же Оля знала и понимала, в каком виде нужно предстать перед мужчиной, чтобы он захотел тебя, и это точно не джинсы.