Читать книгу Где-то на провинциальном дне 1992 года - - Страница 1

Новелла

На улицах лежит первый снег, который выпал два дня назад, и успел стать грязным. С утра люди ходят на «полусогнутых», потому что скользко, а после полудня шарахаются от машин, брызгающихся снежной кашей. С неба сыплет иногда ледяной песок, добавляя неудобства бытия.

Подъезжая к остановке, затрындел трамвай. Полные и болезненные пенсионерки, переваливаясь на артрозно-варикозных ногах в направлении транспорта, напоминают домашних уток. Толкаясь, уже издалека тянут руки к поручням, как будто подъехал Ноев Ковчег, и вот-вот случится апокалипсис. Благополучно затолкав себя в трамвай, и мгновенно заняв свободное место, старушки преображаются в лице. Ещё немного поёрзав на сидении: уложив удобно старческие гениталии в панталонах, – достают заветные карамельки. Салон не полон людей, скучных и чёрно-белых, вынужденных постоянно быть, на закатанных в асфальт, рельсах судьбы. И талой водой по стеклу создаётся ощущение невозвращения. Но всё повторится, до безобразия много раз.

В семь часов утра ещё темно. Дееспособный люд спешит в район из тёмно-красного кирпича со страшными заводскими трубами, отдать дань государству в виде увеличения ВВП, за самый, что ни есть, вселенский минимум. Народ идёт полусонной вереницей, как пленники собственной безысходности, и путь их – вдоль бетонных заборов и чёрных от дорожной копоти тополей. Архитектура и городской ландшафт таких мест наводят тоску смертную на приезжих. Но время приручает человека к месту, и он уже не замечает, коробящей душу, окружающей среды. Вообще, с чем-нибудь свыкнуться – это очень плохо, да видно устраивает собственная немощь общаговских, полуголодных заводчан.

В девять – серо и зябко. Мануфактурные и заводские рабочие уже куют завтрашний день. Тётушки поспешают в магазины до свежего хлебушка, который завозят раз в день; бабушки – в поликлиники за сочувствием, с пудовыми карточками – к сердобольным врачам. Все дедушки на инвалидности – шаркают полувековыми ботами по фасадным ступеням учреждений. Их быт определён одной формулой: «окошечко – справочка». Два студента местной фабричной шараги всё время маячат на переднем плане городской картины, в учебное-то время, как назойливая привычка ленивого режиссёра – заполнять пустоту в кадре чем попало. Их мало волнует окружающий мир, судя по беспричинному ржанию. Помимо целеустремлённых пешеходов, по улицам болтаются работники гортопа – безрезультатно ищущие какой-нибудь заработок. Вперемешку с ними наводят суету четвероногие бродяги разной масти. Бомжей не видать, но они есть, и пасутся где-то на мусорных точках, конкурируя с голодными собаками. В местах небольшой концентрации людей, как нудь гнуса, слышна бессмысленная речь. Набор употребляемых слов, одинаков изо дня в день, как и само существование обывателей.

В десять часов поедет мэр на работу. Все знают его джип и его одутловатое лицо, которое видят чаще, чем само туловище. Приставленные секьюрити просвечивают синевой тюремной жизни сквозь белые сорочки. Мэр тоже человек, и провинциальными вечерами, его тонированное авто мозолит стоянки возле сауны, гостиницы и казино. Днём он упражняется в красноречии по местному телеканалу, где пудрой обильно посыпают выступающую похмельную испарину. Народу на это просто наплевать: всё воспринимается как данность.

После обеда, среди самодвижущегося советского металлолома появляются иномарки – это проснулись бандиты. Их тоже знают в лицо. Даже – озабоченная бытом – милиция. Жулики собирают оброк с контор, магазинов и с бригад вездесущих гастарбайтеров. С фабрик дань не берут: они их «отжимают». В принципе, чёткие пацаны жить не мешают, только их машины и доходы вызывают дискомфорт в неуравновешенном состоянии грудной жабы. Но бандюков немного, и поток недорогих машин на лысой резине, да пешеобразный люд на старой подошве, вызывают успокаивающее чувство солидарности с массами.