Читать книгу Незнаменитый форт - - Страница 1

НОЧЬ

Вирши сочатся из кожи, из складок,

мутный осадок на днище Сократовой чаши.

Сон отвергнутый. Так он был сладок!

На белом экране простыни – сажа.

Будильника звон – столкновенье с горой.

Таинство, чудо – живой!

5 марта 2010

***

Прощанье, разлука – что вы такое?

Слова, что оплату забыли внести за постой.

Отчаянье, мука – слова без отваги…

Иль ябедой растеклись по бумаге

слова – стукачи.

В застывшем доме дождь и ветер выбивают кирпичи,

слегла,

разодранная уханьем совы верста,

истаяли звуки в изгибах холодной ночи́.

Встречи не будет – хоть плачь, хоть ищи.

Март 2010

РОБОСТЬ

Затеяв построить дачку,

перчаток встопорщив пачку,

возьмёмся за ручки тачки.

И ухнет лопата глухо.

Дождавшись, как станет сухо,

колею устилаем пухом.

Готово. Идём по протоптанной домом дороге

и – посетителем робким – стоим на пороге.

А вдруг не одобрит хозяин наш строгий?

Время ли? Поздно ли?

без спросу стемнело,

к небу мягко прильнув, звезда прозвенела.

Вторя ей пламенем, жаркое эхо в камине запело.

С восторгом, с поклоном – поверить не смеем?!

Апрель 2010

КОНЕЦ БЕСКОНЕЧНОСТИ

Я один.

Что, бегство от свободы?

Чушь!

Слаще нет: раздав долги и к ним томленье,

владеть всем миром, всем – владеть!

Он мой, он без меня не существует,

его я воспеваю и ценю.

Лишь этой честью дорожу,

его единственный хранитель,

Событий званных обрезаю нити,

взамен нанизываю плеск морской.

Дуб исполинский под горой –

сосед и спутник мой.

Зелёных почек дым

никто не видит…

Ликует сердце под корой!

Апрель 2010

НАД ЗЕМЛЁЙ. ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ – САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Земля кругла.

Постичь нельзя – увидеть можно свысока.

Крыло взнесло за облака,

спешим опередить закат.

Всё ясно – солнце родом с тех краёв,

где птицы замолкают на рассвете,

где круг освобождался из оков,

набухший на бумаге в клетку.

А я неспешно постигаю,

где жизнь моя брала начало,

где пожелтелых фотографий веер,

где дед мой на меня глядит,

меня ещё не зная, дарит мне улыбку.

Вот бабушка, не старше моей внучки –

коса уложена и губы сохраняют тайну.

Потом рассказы их – откуда род пошёл.

Что быль, а что прикрасы – то неважно.

Значение имею только я, да где-то подо мной планета.

Я так хочу! Хочу любить и помнить. Я так решил!

Так властен я над временем, что вижу,

как пробивалась травка на моей могиле,

как приходили внуков внуки и шептались:

«Он кто?». Кто мы? И не зная – знали.

Апрель 2010

ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

Фонарь неясным намёком кленовый лист освещает,

тень его зыбкой угрозой на спящую стену бросает.

Задержанное уныньем дыханье

вновь наполняет складки заждавшейся одежды.

Как внезапно болезнь ушла, до смешного нежданно.

Как подарок на день рожденья – надежда!

Поверить посметь – цвет листа кленового

утром не напугает.

Краски ожившие – как ступеньки пологие –

путь крутой подпирают.

Ноябрь 2010

ПРЕДСКАЗАНИЕ

мимолётная грусть забытого на скамейке букета,

пристанище одинокой пчелы.

Ливнем цветущий луг застигнут.

Февраль 2012

СТРАШИЛКА

I

Строитель Вавилонской башни –

вспотевший труженик семейной пашни,

вкусивший хлеб, взрастивший истины зерно,

из года в год идя за плугом, мозолями своими укрывая детский сон,

своим же плугом был сражён.

И поделом.

мечтатель праздный,

наказанный за то,

что видеть не желал опасность

сердечной слепоты. И взрастил ненастье.

II

Ты даже не был анонимом,

запрятанным в лихом углу всемирной паутины –

я думал, ты был другом мне,

и ошибался, в дорогу отправляясь налегке.

Прощай, попутчик мой и давешний приятель,

мне не представить было, что Харон – предатель.

Пробито лодки днище,

наотмашь хлещут воды Стикса.

Уж никогда к обители теней я не пристану,

теченьем никуда не уносимый,

здесь и останусь.

И в нигде пребуду.

III

Давно не в окруженьи опереточных злодеев.

Никто не соревнуется с «молчанием ягнят».

без меры на любовь надеясь,

и заклинанья насыпая невпопад,

способен перепутать свет и снег.

а в чёрной-чёрной комнате меня не поджидает

мой чёрный, очень чёрный человек!

и в чёрной-чёрной комнате никто не поджидает.

29 февраля 2012

ОДНАЖДЫ В АПРЕЛЕ

«От жажды умираю над ручьём…»

Ф.Вийон

осипшие грачи сидят на чемоданах,

сосулек строй – как пасть контуженой акулы,

и солнца яркий луч растерзан гранями стакана,

и, ночи не дождавшись, привидение вздохнуло

продрогшей клавишей семейного рояля.

И скрипом захмелевшего трамвая,

день истончился.

И, впервые,

мне школьный друг во сне явился,

в десятилетья завернувшись, как в сенаторскую тогу,

облокотившись о картонную луну,

в сандалиях на босу ногу,

гитары трогая струну.

И, как когда-то, улыбался.

Он прощался.

Или я?

сон мой, распластанная простыня…

Уже знакомы очертанья спальни.

я возвращался, едва сбежавший с наковальни,

где тлен и суета играют в догонялки –

нить и игла отрекшейся от слов гадалки.

Чей сон я потревожу? И когда?

За рельсой – рельса: перетекание эпох, как всхлип колёс на стыке.

От них отворотившись, я не боюсь себя увидеть нищим

(отшельник, сумраком, как смокингом прикрытый).

В мою пещеру вход завален стопкой писем,

желтеющих в смиренном ожидании ответа.

Пускай «от жажды умираю над ручьём» –

моя ладонь подставлена даянию поэта,

пока упёрлось в щит разящее копьё,

пока летит, в замедленном кино,

моей судьбы зависшая стрела,

пока распахнуто окно,

где ствол черёмухи, которая пока не расцвела.

Беспрекословная граница –