Читать книгу Вехи прожитой жизни - - Страница 1

Детство

Оглавление

Я родился в городе Алагире Северо- Осетинской АССР девятого марта 1954 года. Ровно за год до моего рождения – девятого марта 1953 года хоронили Сталина. Мама впоследствии рассказывала, что папа плакал, как и миллионы советских людей, когда объявили о смерти Сталина. Я очень любил отца, поэтому, когда вырос, стал интересоваться личностью и учением Сталина и в конечном итоге тоже стал убежденным сталинистом. Но об этом подробнее расскажу позже.

Когда я появился на свет божий, в нашей семье был уже мой брат Тимур, старше меня на один год и два месяца. Мама была родом из селения Суадаг, оно расположено в шести километрах от Алагира на правом берегу реки Ардон. А еще, кроме нее, в семье были трое младших – два брата и сестренка. Ее отец – мой дедушка – был расстрелян в 1937 году по обвинению в антисоветской деятельности. До расстрела он руководил в колхозе полеводческой бригадой. Маме шел тринадцатый год, когда пришли арестовывать Батырбека Темуркановича. Арестовали его одиннадцатого октября. Рано утром приехали двое верховых из Алагирского НКВД, два молодых старших лейтенанта Мулухов и Каболов. Их в Суадаге хорошо знали, потому что их мамы до замужества проживали в том же селе, и фамилии у них были одинаковые с дедовской- Бритаевы. Через две недели – двадцать пятого октября его расстреляли в подвале Алагирского НКВД. Таким образом он разделил судьбу трехсот «врагов народа из Алагирского района».

Мама моя очень тяжело переживала смерть отца. До конца жизни она не могла спокойно говорить о дне его ареста. Так семья моего репрессированного деда стала семьей «врага народа», и с этим тяжким грузом бабушка продолжала работать учительницей в Суадагской школе. Нелегко пришлось ей после этого.

Но это еще не все, каждую субботу мама и бабушка варили курицу и пешком отправлялись в алагирскую тюрьму, где передавали варенную курицу надзирателю для «Бритаева Батырбека», затем забирали подштанники арестованного на стирку и отправлялись восвояси. В следующую субботу все повторялось по установленному алгоритму. Так продолжалось полгода. Но ведь Бритаев Батырбек, как потом выяснилось, постановлением Тройки НКВД был расстрелян через две недели после ареста! Выходит, что каждую субботу мама с бабушкой кормили варенной курицей благодарных надзирателей, да еще и стирали еженедельно их грязные подштанники. Самое постыдное и позорное в этой истории заключалось в том, что все эти отребья были осетинами.

Тяжело без мужчины в доме поднимать четверых несовершеннолетних детей. До замужества бабушка проживала в соседнем селе Цаликово – на осетинском – Пысылмонхъæу, сейчас оно Новое село называется или Ногхъæу. Звали мою бабушку в девичестве Леска. У ее отца Биска Сокаева было пять дочерей и был он весьма зажиточным, судя по наличию торговой лавки. Однажды ночью, в 1917 году, к ним в дом постучались. Биска пошел посмотреть на позднего гостя, но, когда открыл двери в воротах, получил пулю в лицо из нагана. После его смерти младший брат взял на себя ответственность за судьбу его дочерей. По мере того, как им исполнялось восемнадцать лет, он их поочередно выдал замуж.

Первой в 1923 году отцовский дом покинула старшая Леска, ее выдали в Суадаг за Батырбека Бритаева, бывшего поручика царской армии. Он был старше бабушки на шестнадцать лет. Служил при царе в Сибири, там женился на местной учительнице. У него было четверо детей, когда к нему приехали его младшие братья и передали волю его отца – вернуться домой. Русская жена Батырбека ехать в Осетию категорически отказалась и детей не позволила забрать, предполагая, наверное, что этим удержит его от переезда, и он останется. Но просчиталась – Батырбек с братьями вернулся на малую родину. Ему исполнилось тридцать четыре года, когда он женился на восемнадцатилетней Леске Сокаевой.

Много позже мы узнали, что причиной ареста Батырбека Темуркановича стал донос, написанный одной служащей Алагирского районного отдела народного образования (РОНО). У этой учительницы был двусторонний коксартроз с рождения (врожденный подвывих тазобедренных суставов), она хромала на обе ноги. Этот дефект вызвал у нее чувство обостренного самолюбия, и за неуместную шутку в ее адрес мой дедушка поплатился жизнью. Весной 1937 года в Суадагской школе сделали кувд по случаю празднования Дня учителя, присутствовали и служащие РОНО из районного центра. Хозяева и присутствующие высокие гости ели, пили и танцевали. Среди приглашенных был и мой дедушка, он неплохо играл на скрипке и аккомпанировал женщине, которая великолепно исполняла осетинскую танцевальную музыку. Но Батырбек и танцевал неплохо, и когда его «вытолкнули» в круг, он вдруг увидел напротив себя гостью из Алагира. Гармонистка начала играть танец «Приглашение», но как бы эта женщина ни старалась, кроме как жалость ее танцевальные движения ничего другого не вызывали. Батырбек никак не мог попасть с ней в такт и через минуту остановил эти мучения фразой: «Девушка, что- то у нас танец с тобой не получается. Думаю, проблема в моей нетрезвой голове, или же в твоих ногах». А через пять месяцев его арестовали. Да и не он один пострадал от нее, своими доносами она умертвила более тридцати человек в районе, вошла во вкус, как говорится. Но в 1942 году, когда Алагир заняли фашисты, правда, ненадолго, ее настиг закон бумеранга: в гестапо на нее посыпались доносы пострадавших родственников о том, что она фанатичная коммунистка. За что и была казнена – ее то ли расстреляли, то ли, может быть, повесили.

Однако история с семьей расстрелянного Батырбека Бритаева на этом не закончилась. Однажды зимним вечером 1968 года в двери Лески кто- то настойчиво постучался, когда домашние открыли дверь, то увидели односельчанина – сына того самого Каболова, что арестовал с Мулуховым ее мужа. Парень, поздоровавшись, обратился к Леске:

– Меня папа прислал, очень просит тебя, Леска, прийти для какого-то важного сообщения. Сам он прийти не может, постельный больной, у него онкология и он постоянно нуждается в постороннем уходе. Леска молча оделась и в сопровождении старшего сына Жоры вместе с посыльным они втроем отправились к Каболовым. Когда вошли к умирающему, тот заметно оживился в постели и предпринял безуспешную попытку хотя бы сесть перед женщиной, но, не имея сил на это, извинился за свою беспомощность. Затем попросил ее присесть рядом, на стоящий у кровати стул:

– Леска, я умираю, однако твой покойный муж Батырбек не пускает меня в тот мир без покаяния перед тобой. Я повязан подпиской о неразглашении моей деятельности в органах НКВД и прокуратуры. И все же нашел выход в этой ситуации. Расскажу тебе о последних днях твоего мужа, и кто его расстрелял, ты тоже узнаешь. Однако ты должна дать слово, что никто никогда не узнает содержание нашего с тобой разговора. Знаю, какой тяжелый груз переложу на твои плечи. И еще, пообещай, что сделаешь мне два пирога и дашь мне возможность встретиться с Батырбеком…

Леска согласилась и поклялась детьми. Каболов тотчас попросил всех домочадцев и гостей удалиться и закрыть двери в комнату, затем жестом пригласил присесть ее на край кровати. Около часа она безмолвно слушала собеседника, и лицо ее окаменело, покрылось мертвенной бледностью к концу разговора. Затем она, попрощавшись с хозяином, молча вышла из комнаты и, одевшись, в сопровождении Жоры пошла домой. Слово Леска сдержала и отнесла ему два пирога. Этим же вечером Каболов скончался. И Жора, и моя мама не раз пытались узнать содержание ее разговора с умиравшим оперативным работником, однако все усилия были бесполезными, она только беспомощно улыбалась… Тяжелый груз, сказанного ей наедине, унесла с собой в могилу. Умерла она через три года в возрасте 62 лет и на ее похоронах присутствовало более двух тысяч человек. Об уважении к человеку у нас в народе и его месту в обществе узнают на похоронах – по количеству пришедших проводить его в последний путь людей. Уже пришло время митинга, а колонны людей все прибывали потоками по центральной улице Суадага…

Все дети Лески получили высшее образование. Мама, Рима и Тимоша стали учителями, и только Жора окончил агрономический факультет. Мама преподавала в одной из алагирских школ историю и географию. Там ее и приметила одна из моих бабушек – сестер моего дедушки по отцу, ее звали Адто, но проживала она в Ардоне и после замужества носила фамилию Зембатовых. Адто и настояла, чтобы избранницей отца стала именно она. Папа был круглым сиротой – отца его Илаева Дадока Ахматовича – кермениста и коммуниста – в 1919 году повесили в Пятигорске деникинцы. А был ему всего лишь двадцать один год. Через год после рождения моего отца Наташу Лекову – его маму и мою бабушку- забрали братья, но сына оставили фамилии Илаевых по закону адата. Папу воспитывала вначале бабушка, а когда она умерла в 1936 году, его забрала в Ленинград Гагаш (Шурочка) – одна из сестер дедушки. Гагаш была замужем за Диамбековым Александром, бывшим полковником царской армии, что весьма неудивительно, ибо более трех тысяч осетин до революции служили офицерами в войсках Его Императорского Величества. Одних генералов – выходцев из Северной Осетии было сорок восемь. Сам Александр Диамбеков окончил Санкт – Петербургское Александровское военное училище и успел повоевать в русско- японскую и первую мировую войны. Однако в Гражданской войне участия не принимал, отсиживался дома в Ардоне. Последний раз его батареи трехдюймовых орудий били в отместку по ингушским селам Далаково и Кантышево в 1918 году, это когда ингуши напали и разорили селение Старый Батакоюрт.

После женитьбы на Шурочке Илаевой (Гагаш) он остепенился и работал инженером на строительстве Гизельдонской гидроэлектростанции, однако после взрыва на объекте строительства в 1920 году многих «бывших» ГПУ стали понемногу арестовывать. Бывший полковник был вынужден скрываться вначале на обогатительной фабрике в Армении, затем они перебрались в Ленинград, где он устроился инженером на Путиловский завод, ныне именуемый Кировским. Вот так мой папа оказался в Ленинграде. В 1937 году окончил десять классов в одной из Ленинградских школ и поступил на первый курс Кораблестроительного института, где преподавал самый младший брат Дадока Ахматовича – Хаджумар Ахматович. В 1946 году он утонет в Карском море, спасая студентов с перевернувшейся лодки, а в 1961 году в его честь назовут бухту на Архипелаге Франца- Иосифа – Острова Александры – Бухта Илаева.

Вскоре началась война с белофиннами и учебу пришлось прервать, папу призвали в армию. Служили тогда три года, и даже после окончания боевых действий ему пришлось дослуживать. Затем эта война плавно перешла во Вторую мировую, и лишь в 1944 году после ранения его уволили на «гражданку». Получается, что он прослужил на действительной срочной пять лет. После увольнения из вооруженных сил папа поехал к Хазби в Бугуруслан. Хазби был четвертым братом Дадока и предпоследним по возрасту, а в Бугуруслане он работал на нефтеперегонном заводе мастером. Хазби Ахматович Илаев в 1943 году за свой самоотверженный труд был награжден орденом Трудового Красного знамени. Орден ему вручал лично Байбаков Константин Семенович, которого через год Сталин назначит наркомом нефтяной промышленности.

А произошло следующее, после досрочного ввода Бугуруслановского нефтеперерабатывающего завода в 1943 году состоялся банкет, где присутствовало много высоких гостей, в том числе заместитель народного комиссара по нефтяной промышленности К.С. Байбаков. Хазби Илаев был приглашен на этот банкет как передовик производства и секретарь партийного бюро цеха, а также как исполнитель зажигательной лезгинки. Народный талант–самоучка Хазби поразил присутствующих своим быстролетным танцем. Байбаков был настолько покорен его выступлением, что пригласил за свой стол. Так состоялось их знакомство. Он же и был инициатором присвоения Хазби Илаеву высокой награды Родины. Охваченный высоким чувством патриотизма Хазби записывается добровольцем во вновь формируемую в Бугуруслане 358 стрелковую дивизию, где его, бывшего секретаря партийного бюро цеха, сразу же назначили младшим политруком роты. Однако при отправке на фронт его с эшелона снимет тот же Байбаков. Вот такой ценный кадр был Хазби Илаев.

Я лично видел и держал в руках его пояс с серебряными украшениями и пряжками, серебряные газыри и серебряные подвязки для сапог, а было это в 1981 году, когда, будучи лейтенантом медицинской службы Черноморского флота, приехал в свой очередной отпуск к родителям домой в Осетию. Черкеска, в которой танцевал Хазби, давно истлела и не сохранилась. Но рассказы дедушки Хазби, мы подростки, слушали с открытым ртом, а в финале своего повествования он доставал из деревянной шкатулки свой орден Трудового Красного знамени и давал каждому из нас подержать его в руках.

Подростком я внимательно слушал старших нашей фамилии, когда они перечисляли имена предков, совершавших подвиги и вошедших в историю осетинского народа, и восхищался ими:

Дзыбырт Илаев занимался разбоем и хищениями скота у кабардинцев, в 1859 году совершил акт возмездия в отношении попа Ардонской церкви, когда указанный священник, находясь в подпитии, порвал платье племяннице Дзыбырта. Он отрезал его голову и унес с собой. Его задержали через три года и повесили во Владикавказе в 1861 году. Перед смертью он станцевал со связанными руками и сам подбил под собой стул на виселице. До сих пор поют в народе песню о его славных делах.

Тотырыхъ Илаев ходил в набеги на ставропольских казаков, угоняя стада их коней, но однажды его лошадь ранили во время очередного налета, а его самого захватили в плен. Казаки облили его керосином и сожгли живьем. Позже его товарищи завернули его останки в бурку и передали родным.

Ахмат Илаев был участником Ашиновской экспедиции в Эфиопию. Руководители экспедиции основали там форт, но были разбиты и изгнаны французскими колониальными войсками в Египет. Деньги закончились, а возвращаться на родину надо было на корабле. Десять осетин бросили жребий, и он выпал на Ахмата Илаева. Он убил и ограбил каирского ювелира, но пожалел его сына – подростка, который впоследствии описал его полиции. Ахмата объявили в розыск. В результате все ушли на родину на корабле, а Ахмату пришлось добираться пешком через Турцию и Грузию. И лишь через год он попал обратно в Ардон. Умер он от сибирской язвы, сидя за столом в белой черкеске – окруженный близкими, покрытый гнойными язвами и презирая смерть.

Сын его Хаджумар Илаев, как я отметил выше, увековечил нашу фамилию в названии бухты на Острове Александры – Архипелага Франца- Иосифа – Бухта Илаева Хаджумара Ахматовича.

После того, как Илаева Дадока Ахматовича – отца моего папы и моего дедушку – в 1919 году повесили в Пятигорске в возрасте двадцати одного года, моей фамилии стали известны непосредственные исполнители его ареста и убийства – подполковник контрразведки при штабе главнокомандующего войсками Терско- Дагестанского края Александр Васильевич Икаев и хорунжий Захар Иванович Икаев – оба уроженцы станицы Ардонской. После разгрома белой армии Захар Иванович был арестован в Баку и расстрелян бакинской ЧК, но вот его дяде Александру Васильевичу Икаеву удалось сбежать. Женившись на оперной певице Лещинской из Ростова- на- Дону, они открыли в Париже магазин турецких ковров. Однако его младший брат оставался в Ардоне и был живым воплощением Александра Васильевича, так были внешне похожи эти братья. Многие Илаевы, хорошо знавшие их обоих, порой застывали на месте, когда внезапно встречали его. Долго это продолжаться не могло, и однажды летом 1938 года его обнаружили в поле с воткнутыми в горло вилами. Убил его по законам кровной мести Бабе Илаев…

Каждый из нас, подростков, после услышанного от старших, хотел и стремился также войти в историю своего народа и прославить фамилию. Когда мои дети подросли, я им также описывал и перечислял факты о наших славных предках, называя их имена и подвиги.

Но вернемся в 1952 год. В один из июльских вечеров по единственной затемненной улице Суадага поднимался «Москвич 401». Вскоре машина остановилась и из салона вышла женщина с фонарем «летучая мышь». Освещая дорогу перед собой, она направилась к одному из домов и подойдя к воротам стала громко в них стучать. Двери в воротах открылись и после короткого разговора женщина с фонарем, а это была Адто, вошла внутрь. Так началось сватовство моего отца к моей матери…

После свадьбы родители переехали в Алагир, где мама продолжила работу в школе, а папа устроился нотариусом, хотя вскоре его перевели помощником судьи. На эту должность его назначили после окончания в 1952 году заочного юридического факультета Бакинского университета. В Алагире мои родители снимали комнаты в доме родителей матери будущего главы республики Вячеслава Зелимхановича Битарова, его самого еще даже и в проекте не было, потому что мама его была еще молодой незамужней девушкой.

В 1958 году троцкист Хрущев со своими приспешниками решил вернуть репрессированные народы на места постоянного проживания, чтобы создать некий баланс антисталинских сил и большинства народа, придерживавшегося сталинских принципов. Однако в суете Хрущев «забыл» о крымских татарах, вероятнее всего из- за присоединения Крыма к Украине в 1954 году. Высланные народы Северного Кавказа массово стали возвращаться на места прежнего исторического проживания, однако в их домах, оставленных в 1944 году, вот уже четырнадцать лет проживали русские и армяне, грузины и евреи. Теперь они в спешном порядке были вынуждены покидать насиженные места переезжая на Ставрополье, Краснодарский край, Ростовскую область и дальше на север. И когда чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы вновь осели в своих селах и аулах, оказалось, что среди них нет врачей, учителей, юристов и служащих с экономическим образованием, не хватает инженеров и агрономов.

Русские категорически отказались ехать к ним, ни за какие коврижки. Остались специалисты- осетины, которых обком Северной Осетии в приказном порядке обязал отправлять на территории этих репрессированных народов для оказания им помощи в деле подготовки местных кадров. Обком возложил на районные партийные комитеты выполнение своих директив. Первый секретарь Алагирского района на собрании партийного актива предложил определиться по кандидатурам из числа коммунистов персонально. Многие категорически отказывались работать в соседних республиках, аргументируя отказ любыми причинами – объективными или субъективными. Папа также отказался выезжать в Чечню для подготовки местных кадров в отрасли работы силовых структур – прокуратуры и милиции. Однако события, последовавшие в самом ближайшем будущем, вынудили отца изменить решение и принять предложение первого секретаря Алагирского района. А произошло вот что: бывший полковник царской армии, а ныне довольно престарелый «труженик востока» – 82 летний Диамбеков Александр, находясь в одной компании с близкими Илаевым родственниками, привел себя добровольно в нетрезвое состояние и разоткровенничался. Позволил себе искренне рассказать о своем прошлом – о взрыве в 1920 году на Гизельдонской гидроэлектростанции, где работал инженером, и о том, как ему потом пришлось скитаться и прятаться на просторах необъятной страны от ОГПУ. Родственники наши пришли в восторг от услышанного, но среди них оказался инструктор районного комитета партии, который этим же вечером написал на своего зятя донос в КГБ. Но он забыл, что на дворе 1958 год и что режим уже не тот, как десять лет назад. В результате письмо попало к первому секретарю Алагирского райкома партии, и он, торжествуя и ухмыляясь, дал почитать его моему отцу:

– Ну что, Георгий Дадокович, собирайтесь в Чечню, будете прокурором в Веденском районе работать – самом большом районе Чечено- Ингушской АССР с населением двести тысяч человек, а письмо можете забрать с собой. Вы ведь понимаете, что дело могло принять несколько другой оборот, если бы я дал ход этой бумаге. Вам на сборы дается десять дней. В республиканской прокуратуре Грозного получите все дальнейшие распоряжения и инструкции. Желаю успеха!..

Папа с убедительными доводами руководителя Алагирского района был вынужден согласиться и поспешил «обрадовать» маму о новом назначении. А где- то через час он навестил Диамбекова Александра – мужа сестры своего убиенного отца и дал ему прочитать письмо–донос на него. Ошеломленный от прочитанного, старый полковник заплакал навзрыд, чем окончательно обескуражил и расстроил папу. Находясь под впечатлением от увиденного и ошеломленный предательством нашего близкого родственника, отец этой же ночью ворвался к автору доноса домой, где в присутствии его жены, нанес последнему телесные повреждения средней степени тяжести. А еще через три дня папа выехала из Беслана в Чечню для оформления документов на должность прокурора Веденского района Чечено- Ингушской АССР…

Вехи прожитой жизни

Подняться наверх