Читать книгу Власть огня - - Страница 1

У многих народов Севера огонь – это живое существо. Он живёт своей жизнью, имеет душу, сознание и волю. Ему поклоняются, его обожествляют и олицетворяют с женщиной – прекрасной богиней домашнего очага, – спасительного тепла, согревающего человека долгими зимними ночами в безграничных просторах таёжных урманов Западной Сибири. Костёр у угров Югории наречён богиней «Най».

***

Он был ещё несмышленым любознательным щенком трёх месяцев от роду, появившимся в лютый сибирский мороз у бездомной лайки под дырявым полом деревенской бани. В своей коротенькой жизни лайчонок познал и видел отнюдь не всё. Скорее всего, – «всё» являлось для него полным открытием. И как любое «дитя природы», независимо от принадлежности к роду живого, полу, виду и подвиду, стремился в единый миг познать мир, в который недавно пришёл.

Ему важно было всё потрогать рукой, именуемой людьми – лапой. Но, так-как лапам не всё дозволено и доступно для всестороннего изучения чудного мира жизни, – к ним неизменно присоединялся шустрый угольно – чёрный нос, карие глаза, острые, точно иглы, зубы, именуемые почему-то людьми молочными, – может, за цвет?.. Естественно, – пробовалось всё и вся на вкус, – изучалось на предмет пользы, съедобности, способности поиграть или… – укусить! Щенка я назвала – Бимом.

Белый, с крупными рыже-чёрными пятнами, с обычным, далеко не баранкой, хвостом, он родился в свирепый мороз ничейным. Помню, – тёмной зимней ночью, подошла к чужой бане, позвала, не надеясь, что выползет. На удивление, щенок сразу вылез на клич и благодарно расположился в руках вовсе незнакомого человека, доверчиво прижался. Местом проживания новому члену нашей семьи определила конуру и огород, где уже утром следующего дня пёсик по-хозяйски приступил к работе по охране наших владений от пришлых собратий.

С той мартовской поры минуло много-много лет, а у нас на Крайнем Севере, вблизи Приполярного Урала, в марте мороз заворачивает порой под сорок. А сегодня Бимка впервые шёл со мной в весеннюю тайгу. «Весенней», ту можно назвать лишь с оговоркой, – глядя на листочки календаря, а там… – властвует май! Да, вот по погоде, – по утренним заморозкам, снегам и прочим природным проявлениям, думается, будто зима у нас обосновалась на второй круг.

Сказать, что Бимчик, – «шёл»… – тоже неверно, ибо большей частью нашего пути он ехал в моём рюкзаке, – оба восседали на моей спине сверху. Лишь только первый момент наездника тревожила уязвлённая гордость усаженного в мешок охотничьего пса. Совсем скоро щенок сполна оценил преимущество избранного положения и с высоты роста хозяйки с восторгом первооткрывателя обозревал дали, прежде недоступные по банальной причине короткости лап. Кутька вращал мордашку во все стороны, тогда как попа с лапами грелась на моём шерстяном свитере, лежавшем поверх продуктов, котелка, топора, патронов и прочего походно-охотничьего скарба, столь необходимого на весновке в тайге.

Он не был ленивым пёсиком! И деловито, – быстро-быстро! перебирал коротенькими лапками сам, пытаясь изо всех сил не отстать от размеренного шага хозяйки. Только коротенькие лапки чересчур уставали, заплетались, застревали в няше расквашенного зимника и не успевали за мной, а круглый животик, по-детски огромный, словно шарик, мешал перепрыгивать канавы, переползать снежные гряды, навороченные вездеходами и тракторами. Жуткие монстры, и те, еле-еле ползли по расквашенной зимней дороге, устрашающе лязгали при встрече, тащили за собой огромные хлысты таёжных великанов – сосен. Время от времени, руки хозяйки отрывали Бимульку от земной тверди и загружали поверх вкусно пахнущего рюкзака. А оттуда, – из недр заплечного мешка, открывались великолепные пейзажи весенней Сибири!

Сидеть в рюкзаке щенку понравилось, главное, – безопасно, тепло, уютно и далеко видно! А как свернули с дороги в заснеженный лес, пришлось прятать излишне увлёкшуюся мордашку от хлёстких веток. Кутёнок скоренько одолел неожиданную напасть и, после пары ударов хищных еловых лап по восторженному носу, научился прятаться. Бимка родился ловким и успевал вовремя укрыть ушастую голову под брезентовую крышку рюкзака, или же нырял за спину владелицы при опасности столкновения с хищным деревом.

Щенок впервые видел лес и пытался быстрей освоиться. И всё же, временами получал очередной шлепок колючей веткой по мордашке. Эти странные создания – деревья, не походили на дворовых собак и на людей. Ветки он видел лишь у оленей, когда те отдыхали во дворе дома, прибыв с тундры. Только они смотрели огромными карими глазами, спали в снегу и не проявляли особого интереса к персоне носа щенка – не дрались. А деревья – иные… – они упирались головами в небо! Никуда не бежали, величаво раскачивали бесчисленными зелёными лапами – руками, из стороны в сторону, и неизменно норовили отшлёпать, сидящего в рюкзаке пёсика.

Приятно удивила любознательность и деловитость кутёнка в познании таёжного мира; то, что уже осенью Бим станет полноценно охотиться, не сомневалась изначально. Щенок, несмотря на экстерьер «двортерьера», от роду проявлял хорошие лаечьи качества. Хотя, в те годы, в северных югорских сёлениях любого щенка можно брать на охоту, и учить особо не приходилось. Собаки сами осваивали традиционное охотничье ремесло сполна. Главное, – они самозабвенно рвались в лес! В тайге собака учится у человека лесным наукам, а человек обучается у лайки тонкостям дела; там всё становится общим, – иначе нельзя.

Порой я завидовала кутёнку: «Меня бы кто подвёз!..». – Тяжёлый рюкзак болезненно оттягивал плечи. Весенний снег, несмотря на май, не стаял. Быстро выбилась из сил. Особенно тяжко стало идти, когда свернули с расквашенного зимника в почти не ведающий о весне хвойный урман. До лесного пристанища без чая и отдыха дойти не получалось. В полдень пришлось устроить привал на верховой болотИне, где имелся сушняк для костра. Безлесое пространство на вершине таёжного перевала нещадно опаляло майское полярное солнце. Ослепительно белый снег не таял, а испарялся. Глаза пришлось щурить и прятать в свою же тень, чтобы не сжечь, не ослепнуть. Бимка, конечно же, пока всего не понимал, считал меня всесильным божеством и гордился, что именно он, а не возмужалый Дружок сопровождает хозяйку на настоящую охоту – на весновку. Восторг, изумление переполняли крошечное сердечко. Бимуля не понимал, как тяжело идти по проваливающемуся насту, не удерживающему веса гружёного рюкзаком человека. Наоборот, в лесу щенку – привольно: легко носиться по глади спрессованной воды. Для меня же наст, – сущая бедствие, всякий шаг – одно из миллионных проверок выносливости, силы, терпения!..

***

Привал! – Останавливаюсь. Сил нет шагать дальше. Ухватившись руками за лямки, бережно стаскиваю на предварительно подставленное правое колено рюкзак вместе с хвостатым пассажиром. Ставлю их на снег. Ослабив ремни, подхватываю под передние лапки щенка и вытаскиваю из нутра походного мешка. Осторожно, поддерживая под животик, становлю тёплые задние лапки на шершавый наст, опускаю туда же, передние.

Извлечённый из рюкзака кутька, поначалу почувствовал свободу, а в следующий миг – оторопь, – холод снега неприятно ожёг чуткую кожицу маленьких лапок. Первым желанием стало: побегать. Однако поразмыслив, Бимчик решил оставаться там, куда его поставили. Он смешно не шевелился, – терпеливо стоял в позе, что придала ему хозяйка. Эдак прошла минутка, другая, и Бим, наконец рискнул шелохнуться. Щенок присел подобно великовозрастному псу, по-взрослому оттопырил коротенький хвостик, навострил ушки; глубоко втянул носиком запахи нового мира – тайги. Времени наблюдать за щеночком не имелось, – необходимо быстро развести костёр, вскипятить чай и идти дальше. – Нужно постараться к вечеру дойти до лесного жилья, а оттуда успеть добраться на своё болото, где много лет охочусь на утку.

Собачонок внимательно следил за хозяйкой, не понимая моих действий. Глубоко проваливаясь в снегу, я вцепилась руками в закаменевший, похожий на обглоданную гигантскую сизую кость, кедровый пень и принялась раскачивать из стороны в сторону; поскользнулась, с размаху плюхнулась попой в снег. Встала, обошла корч с другой стороны, попробовала оторвать от него большущую щепу. В конце – концов, ухитрившись, выволокла из снеговых недр весь комель вместе со здоровенными корнями. Ступая в колею своего же следа, волоком дотащила до рюкзака и уложила поверх снежного наста. Бимка заворожено, не дыша, взирал на священнодействие хозяйки, не зная, как реагировать. Посему, на всякий случай, благоразумно не шевелился, едва только крутил мордашкой вслед моих потуг.

Добравшись до ближайшей сосенки, я наломала мелких сухих веточек на растопку. – Они горят, как порох. Надёргала бересты. Бимчик решительно ничего не понимал в моих действиях. Его глазёнки отражали искреннее изумление и озадаченность. А хозяйка уложила в кучу притащенное, долго «колдуя», перекладывала, меняла местами. Щенячья мордочка словно спрашивала: «Что она собирается со всем этим делать?!..».

Пёсик настолько был обескуражен, что отвлекся от шорохов, звуков, запахов тайги. А лес уже очнулся от зимней спячки. Громко перекликались птахи; кликали разными голосами стаи гусей и уток, влекомых весною в северные тундровые дали. Восторженно выдавал барабанную трель дятел. Кричала радостно кедровка. Пахло снегом, солнцем, смолой – живицей, сосен и тайнами неизведанного мира.

Бимка наблюдал:

– Хозяйка извлекла из кармана замотанный в целлофановый пакет, перевязанный крест – накрест резинкой, коробок. Подобные, щенок уже находил во дворе нашего дома. Его матушка – лайка, приволакивала с помойки различную всячину: продуктовые пакеты, банки, кости, коробки… – В собачьей жизни различное случается… – Она выкормила сынишку без помощи человека – сама. И вырастила того за счёт различных ненужностей, выкинутых людьми на свалки, в уличные туалеты, именуемые северянами «скворечники». – Ну да… – холёную домашнюю собаку, привыкшую к уюту и к теплу городской квартиры, подобные факты, возможно шокируют, только в жизни всякое приключается… – Грянула нежданно-негаданно перестройка, развалился союз – СССР, ушла в былое геология. Северяне уехали, – кто – куда! А собаки остались… Тогда выживали все: и лайки, и люди, – кто как мог. Кутенок знал: съедобного в коробке нет, и интересного в оном находиться не могло, но мои действия странны и не находят объяснения.

– Зачем-то хозяюшка открыла коробок, извлекла коротенькую и совершенно бесполезную палочку, неприятно пахнущую серой; зажав в руке, чиркнула концом по тёмному боку коробка и!.. – на кончике спички неожиданно возникнул необычный зверёк! Бим мог бы сравнить его с прекрасными лепестками цветка, да родившись в зимнюю стужу, о существовании цветов пока не ведал.

Малюсенький, яркий зверёк сидел на краешке палочки, чуть-чуть колеблясь, едва шевеля огненным мехом или… – хвостиком?!.. Хозяйка бережно поднесла его к кусочку берёзовой коры и тот, обрадовавшись, шустро спрыгнул на бересту; поплясал по ней и резво перескочил на сосновые веточки. И вдруг,– произошло невероятное! – Он распрямился! Вырос, едва ни до небес! Громоподобно загудел, затрещал, грозно зарычал, неожиданно превратившись в могучего жуткого зверя. С сосновых веточек ловко скакнул на щепки, а с них прыгнул на брёвна. Из крошечного, ласкового, беззащитного зверюшки, что прятался тИхонько в коробкЕ и покорно сидел в кармане хозяйки, вымахал в устрашающего хищника. Свирепо гудя, дымя, вращаясь, он жутким великаном восстал над хворостом, ощетинив косматую огненную шерсть. Незнакомый зверь то приседал, то подпрыгивал, наклонялся и силился укусить щенка – изловить, достать жгучими красными лапами с бесцветными когтями на концах.

Зверюга носится по поленьям, то неожиданно прячется под хворост, ныряет в вытаявшие норки снежного наста. Пыхтя, кряхтя, пускает пар и дым. Бросается даже на хозяйку, злобно мечет в неё искры! Искры, попадая в щенка, больно жгут, опаливают шерсть, та пахнет жаренным. Дым душит, забивает нос, режет глаза. Запах паленого меха, смешанный с едким дымом костра, неприятен. Я отворачиваю лицо, приседаю и закрываю глаза, нос руками. Бимка из осторожности тоже отошёл подальше. Он недоумевает: «Как, такой сердитый хищник, умудрился прятаться в крохотном спичечном коробке и в кармане?.. – Наверное, поэтому хозяйка заматывала его в целлофановый пакет и крепко перевязывала верёвкой, – чтоб сидел смирнёхонько?!..». – То, что опасного зверя всю дорогу я несла в кармане, щенка не удивляло, – ехал же он сам на мне в рюкзаке!..

Отворотив лицо от обжигающего пламени, наполнила котелок снегом, повесила на длинную палку над головой огненного хищника. Тот мгновенно схватил когтистыми лапами посудину и затащил вглубь оскаленной огнедышащей пасти. Бим видел, как я резко наклонилась, сгребла в ком горсть снега и бросила в зверюгу. Тот злюще оскалился, угрожающе зашипел, мстительно выкинул клуб пара, однако, нехотя подчинившись воле человека, уполз, недовольный, под брёвнышки, где спрятался в вытаявшую нору.

– А!.. – вот тебе! – испугался хозяйку!.. – подумал и, гордо выпрямив спинку, кутька отважился наконец-то пошевелиться. Секунду подумав, на всякий случай, вернулся на прежнее место к рюкзаку. Там, потоптавшись чуть – чуть, сел в позу взрослой лаечьей собаки. С этой минуты Лайчонок уразумел: рядом с сильной хозяюшкой бояться диковинного зверя не стоит. Да любознательность, не давала покоя и превысила страх: «Куда же хищник спрятался?!..».

И Бимка не выдержал, забыл про правила чинности взрослого охотничьего пса и решил глянуть, – куда подевался зверёк? Он обошёл крУгом хворост костровища, – почерневшего, дымящегося. «Пламени почти не видно», – отметил юный умишка, – испугался и спрятался в норку под снег?!.. – Боится хозяйки?!..». – Наклонил мордашку к самому снегу, чтоб лучше разглядеть временами возмущенно фыркающего зверя. – «Как, эдакий громадный, уместился под кучкой дров в снегу?!» – недоумевал щенок. – Из-под хворостин костра выглядывали лишь крошечные язычки пламени, – то ли лапы, то ли шёрстка?.. Они перебегали, высовывались в щёлки меж полешек то с одной стороны, то с другой, то вдруг исчезали в глубинах костровища совсем.

Бим удостоверился, что непонятное создание от страха не ускользнул, а прячется под хворостом в снегу. Дабы лучше разглядеть, он сызнова обошёл костёр со всех сторон. Заглядывая под поленья, приседал, опускал голову набок. Только, сколько не ходил, рассмотреть хищника толком не получалось. – Зверушка надежно прятался от пёсика и лишь шустро перебегал на другую сторону костровища, глухо фырча и шипя на досаждающего щенка, искрил. Наконец, Бимка отважился выудить вражину из норки, чтоб хотя бы разглядеть. Зверёк плохо пах, От неприятного запаха шерсти неприятно щекотало, щипало щенячий нос. Кутька не сдержался и громко, по-человечески, зачихал; мотнул головёнкой, закрыл глаза и с силой потёр лапкой зудящую мордочку.

И всё-таки щенячье любопытство не знает преград, а охотничий инстинкт, дарованный предками в миг самого рождения лайки, настойчиво просыпался, не позволял отступать. Прочихавшись, И Бимка героически, сознательно, по-таёжному, зашёл зверю в тыл! – Там не столь дымило, и огненная шкурка затаившегося хищника выглядывала из-под брёвнышка, провалившегося в протаявший снег. Зверёк, завидев охотника, напугавшись, поняв, что его перехитрили, в панике забегал ещё резвее. Пытаясь спастись, он перескакивал с одной сосновой хворостинки на другую, ощетинив оранжевую шерсть, угрожающе раскачивался, то вдруг прятался под обугленную щепу, сызнова привставал; то заползал под брёвнышки, выглядывал осторожно в щёлки, – прятался от юного пса. Своим поведением огонь лишь раззадорил в лайчонке врождённую охотничью страсть.