Читать книгу Стрекоза - - Страница 1

Ирка.

Ирка вышла из метро. Она могла бы сесть в подошедший троллейбус, но решила пройти три остановки пешком. Перешла дорогу и пошла под старыми раскидистыми деревьями, оберегающими от солнца аллею, которая тянулась в середине длиннющего проспекта. Пешеходов было мало, скамейки пусты, и от этого было свободно и легко.

За много лет Ирка шла, не спеша. Буквально до этого дня она все время торопилась. Торопилась в школу, из школы, торопилась делать уроки, есть, умываться – все ее детство проходило под мамино «быстрей». Дело в том, что когда Ирке исполнилось пять лет, мама задумалась о ее будущем. Она знала, что есть профессии, в которые можно опоздать: спорт, балет, музыка.

Сначала мама повела Ирку на стадион к известной в прошлом фигуристке. Фигуристке нравилось Иркино упорство. Та настойчиво и даже нахально выполняла сложные пистолетики, шаги, прыжки, но однажды на льду упала и сильно ударилась копчиком. Мама страшно перепугалась и забрала Ирку из спорта. Ей показалось, что балет безопаснее – там хотя бы нет льда. На отборочном конкурсе отметили Иркину гибкость, но в минусе были физические данные.

–Какие же неподходящие данные у шестилетнего ребенка? – спросила педагога мама.

– У нее очень короткая шея и склонность к полноте.

– Но ведь она еще маленькая,– возразила мама. – Будет меняться.

– У нас большой опыт по отбору, мы почти никогда не ошибаемся. Скорей всего, у вашей девочки не будет тонкой талии, а уж шея точно не приблизится к лебединой. – Высоким, противным голосом вынесла приговор педагог балета и отвернулась к другим родителям.

В тот день мама исцеловала Ирке всю ее короткую шейку. Она была убеждена, что именно эта шейка лучшая в мире, но настроение было испорчено, и мама решила излить душу соседке – та работала костюмером в Большом театре.

– Шея короткая? – спросила соседка. – Спорить с балетными бесполезно, лучше идите учиться на скрипке. У скрипачей у всех шеи короткие.

– Правда? – удивилась мама. – А почему?

– Представляешь, как длинную шею наклонять тяжело?

– Действительно. А скрипка – инструмент интересный.

– Еще бы! Хорошо бы, чтоб руки еще подошли. Сходите в музыкальную десятилетку, там все посмотрят и посоветуют.

В школе понравились и шея, и пальцы, и слух, и координация. Ирку приняли.

Заниматься надо было триста шестьдесят пять дней в году. Без воскресений, дней рождения, Нового года. Даже болеть не рекомендовалось.

Ирка и здесь проявила упорство. Результат оказался очень неплохим – она играла бойко, смело, технично. Но в минусе была музыкальность.

Ни за один экзамен или зачет ей не поставили чистую пятерку.

– Почему все время пять с минусом? – спрашивала мама у Педагога.

– Не хватает выразительности. Водите ее на художественные выставки, концерты, слушайте музыку дома, советовал Педагог. Мама водила, покупала пластинки, билеты на концерты, но Ирке все равно не хватало воображения и тонкости, она вылезала на отличной технике и смелом звуке. Играла по-мужски. На выпускном экзамене комиссия

заключила: « В оркестре будет незаменима». Ей поставили пятерку. В институте тот же Педагог забрал Ирку в свой класс. Уж очень много он вложил в нее своего труда, чтобы уступать кому-то. И вот теперь все позади, пройдена самая трудная дистанция. Ирка шла по аллее, оставляя за спиной деревья, скамейки и вместе с ними детские годы. Она давно мечтала об этом моменте свободы, рисовала его себе – вот она взрослая, самостоятельная, обязательно счастливая.

В представлении о счастье входили институт, любовь, красивая внешность. Любви пока не было – мальчишки из школы в расчет не брались, а других Ирка толком не видела из-за вечного « быстрей». Но интуиция, а она, как известно, у музыкантов развита как шестое и основное чувство, подсказывала, что встреча не за горами. Ирка каким-то непостижимым образом чувствовала приближение перемен. Что-то витало в воздухе, и каждый ее шаг даже вот по этой аллее сокращал расстояние до нового поворота судьбы. От предвкушения у Ирки щекотало ладони.

Третья составляющая счастья – красота – сводилась к мечтам о тряпках, и это было больное Иркино место. Мама очень тратилась на частные уроки и подарки педагогам, поэтому на хорошую одежду денег не хватало. В период «быстрей» скромность одежды не портила жизнь – было некогда об этом думать, но сейчас Ирка с отвращением смотрела на свои потертые, с трещинами туфли, на подол не новой юбки. Мысль о том, что в ближайшие месяцы у мамы не предвидится лишних денег, приводила Ирку в отчаяние, она начинала казаться себе ущербной, но, как найти выход, чтобы чуть-чуть себя оформить, не знала. Оставалось терпеть, а это Ирке было теперь сложно. Так она и шла со смешанным чувством радости и недовольства, пока не дошла до дома Педагога. Педагог, не прерывая телефонный разговор, показал Ирке на дверь в комнату. Она вошла и села. Разговор по телефону явно затягивался, голос Педагога звучал на другом конце квартиры. Ирка со скукой скользила глазами по знакомой комнате. Кругом книги, ноты, фотографии знаменитых музыкантов, бюстики композиторов, засохшие цветы в вазах, запах пыли. У Педагога вся жизнь была «быстрей», он не обращал внимания на беспорядок, жил только работой, музыкой. От нечего делать Ирка решила посмотреть подарок, который для Педагога передала мама. Она достала из сумки коробочку с надписями на французском языке, открыла. Это был мужской парфюмерный набор – страшный дефицит – два пузырька с одеколоном и лосьоном. Но сверху лежали деньги, три бумажки по сто рублей. Значит, мама в очередной раз влезла в долги, чтобы выразить свою благодарность. Какая экзальтация! Не задумываясь, Ирка взяла одну купюру и положила в свою сумку. «Ничего страшного», – подумала Ирка, -

« двести рублей очень неплохие деньги, к тому же мама все равно не остановится». Потом она вспомнила о том, как они вечно экономят на всем, как совсем не помогает отец, давно ушедший из семьи, как однажды Педагог удивился, увидев Ирку зимой в холодном пальтишке, и вынула еще одну купюру из коробочки. « Сто рублей мы можем подарить, это мы потянем, но триста для нас – слишком широкий жест», успокаивала себя Ирка.

– Ира, откройте дверь! – услышала Ирка и вздрогнула.

– Что? – спросила она, высунувшись из комнаты.

– Откройте, пожалуйста, дверь. Звонят, – указал Педагог и ушел с телефоном вглубь квартиры.

Ирка открыла. На пороге стоял молодой человек. Совершенно незнакомый. Но Ирке показалось, что она давно его знает. Вернее и не знает, и знает. У него была приятная внешность. Очень приятная. При этом у Ирки было чувство, что если сейчас и должен был появиться человек, то именно с такой внешностью – что-то ожидаемое было в его облике. Теперь не ладони защекотало, а что-то стукнулось в груди. Ничто и никто на земле не смог бы убедить в этот момент Ирку, что пришедший человек предназначен не для нее. Она даже как-то успокоилась. Никаких волнений. Четко включились мозги, и пространство вокруг Ирки заполнила позитивная энергия.

– Входите, пожалуйста. Меня зовут Ира, а Вас?

– Владимир.

Молодой человек долго и без надобности вытирал ноги.

– Хотите кофе? Или чай? – стала распоряжаться Ирка впервые в этом доме.

– Спасибо, чай.

И голос у молодого человека был приятный, под стать внешности.

Ирка пошла на кухню, как-то быстро разобралась с посудой, приготовила чай мужчинам и кофе себе. Она принесла все на подносе, когда Педагог закончил телефонный марафон и переключился на Владимира. Ирка не вступала в беседу, ей так было удобно, не привлекая к себе внимания, рассматривать Владимира. Он слушал и пил чай. Рука и пальцы – хоть лепи. Поза нога на ногу подчеркивала правильные пропорции и спортивность ног. Черная челка закрывала один глаз от Ирки, но мельком она заметила, что глаза у Владимира цвета крепкого чая. Светло-карие звучит не очень точно. Именно чай.

Эта картина сфотографировалась в Иркиной памяти. Она многое потом могла забыть, но чаепитие помнила всегда.

Кем был Владимир, можно было понять по Педагогу. Педагог весь светился, говорил артистично, на подъеме. Это значит, что Владимир был талантливым музыкантом. Педагог всегда так реагировал на талантливых людей.

– Вот, Ирочка, это Володя Горянский. Будет учиться вместе с тобой в моем классе. Вы не виделись на вступительных экзаменах? Нет? Очень удачно сдал. Приехал в Москву и вот поступил. А завтра… Завтра, как участник фестиваля, он играет в Большом зале. Там еще многие будут играть. Сходите, Ирочка, обязательно, своих коллег надо слушать.

Ирка с готовностью кивнула.

– А инструмент не взяла? Нет? Как жаль! Поиграли бы ансамбль… Музыкант становится музыкантом в ансамбле, мои дорогие, в ансамбле.

– В следующий раз я приду с инструментом.

– Да, да, а завтра на концерт.

– Обязательно, до свидания!

– До свидания!

– До свидания!

По дороге домой Ирка думала: « Вот оно, предчувствие, сбылось…Это он, тот, кого я ожидала… До чего хорош! Я ни за что не упущу его. Володя Горянский! В одно имя влюбиться можно! Только бы Алка была дома, как она мне нужна сейчас!»

Алка.

.

Алкины родители познакомились в Плехановском институте, на экономическом факультете. Мама была необыкновенной красавицей, и отец сделал ей предложение уже на втором курсе. Они поженились, но детей не заводили – оба хотели сделать карьеру. Мама окончила аспирантуру, защитилась и осталась преподавать в своем институте. Теперь она уже была деканом факультета. Отца наука не увлекала, он хотел жить. Жить красиво, сейчас, а не когда-то. Иметь то, что другие имели только в старости, или вообще не имели. Квартиру, дачу, машину, деньги, красивую жену, дочь, отдых, квалифицированное медицинское обслуживание, вещи, связи и прочие, прочие составляющие райской жизни в Советском Союзе. После института отец работал снабженцем крупной гостиницы, а затем стал директором ресторана в самом центре Москвы. В то время нельзя было точно определить, какая должность престижнее, ректор МИФИ, например, или директор ресторана в центре. Вернее, престижно было и то и другое, только престиж разный.

Алкин отец добился своего. Под вывеской ресторана он занимался теневым бизнесом, который приносил доходы, превышающие ресторанные в разы. Теперь, имея деньги и обтекаемый характер, он завел связи во многих сферах, но высоко не лез, чтобы не привлекать внимание. Вращался на своем торгашеском уровне, становясь все более влиятельным. Он знал, что для бизнеса, хотя тогда не употребляли этого слова, прежде всего надо уметь строить отношения – «сумеешь-поимеешь». Отец умел. Он жонглировал людьми, играл ими. Он знал, кто чего стоит, кто и что от него хочет, кому уступить и насколько, кого подмять. Он был спокоен, деловит, вежлив, как дипломат внешне. И хитер, расчетлив, дальновиден, как шахматист внутренне.

Его уважали. В его ресторане устроить банкет или свадьбу считалось хорошим тоном. Он был принят везде, мог достать птичьего молока.

Когда родилась Алка, ее жизнь была продумана до мелочей. Отец сделал вклад в сбербанке для покупки в будущем квартиры для дочери. Валютный «вклад» держал в канистре, на даче в тайнике. У Алки была пожилая няня, потом учителя по иностранным языкам. Она занималась по очереди то теннисом, то верховой ездой, то плаваньем. Ее кормили вкусной полезной едой, летом отправляли с няней на дачу в лес, возили к морю, одним словом, Алку любили и выражали это не только эмоционально, но и материально.

Алка выросла очень спокойной, здоровой и умной. У нее от природы была великолепная память, способность к языкам и математике. Она могла бы не делать уроки дома, настолько хорошо помнила, что говорили учителя на уроках.

Отношения между домашними, включая домработницу, держались в балансе доброжелательности, быт в доме был продуман и налажен. Такая получилась и Алка – позитивная, добрая и вдобавок совершенно защищенная от жизненных неурядиц. Но в юности слишком ровная сытая жизнь стала наводить на Алку скуку. От скуки она вышла замуж, развелась, вышла второй раз, опять развелась. Первый развод пережили более -менее, хотя Алка ходила к психологу. После второго наступила глубочайшая депрессия, потому что ушел муж. Ушел к женщине совсем не обеспеченной, как Алка и к тому же старшей по возрасту. Алка начала искать причину своих неудач в себе и довела себя до клиники неврозов.

Старая домработница как-то сказала маме:

–Не найдет себе Алла здесь мужа.

–Почему? – удивилась мама.

–Принцев здесь нету. Она говорила «прынцев».

– Может быть, Алла не встретила настоящую любовь?

– Какая любовь, когда ваши хоромы затмевают всю любовь!

Мама долго думала над словами старой женщины и находила в них житейскую правду.

Много лет назад, Алкин отец купил кооперативную квартиру на одной площадке с квартирой Ирки. Несмотря на некоторую разницу в возрасте – Алка была старше – восторгу девчонок не было предела! Можно было, не выходя из дома, играть то в одной, то в другой квартире. Можно было оставлять друг другу записочки в щелке двери, конфетки в почтовом ящике, можно постучать в стенку, да мало ли еще что придумать! Ирка боготворила свою подружку, как старшую и еще потому, что у нее были невиданные игрушки. Одна из них – механическая балерина с музыкой внутри – часто снилась Ирке. Алка же серьезно уважала Ирку за скрипку. Она была даже благодарна за то, что за стеной долгими часами звучат гаммы и упражнения. Алка с детства была интеллигентна, как ее мама. Она оберегала Ирку от дурного влияния.

Однажды девочки вышли гулять во двор. Детвора играла в вышибалы, потом в классики, потом в прыгалки, потом в «садовника». Тут-то, когда все уселись на скамейку, кто-то рассказал неприличное стихотворение:

«Тетя-Мотя, Вам – письмо!

« Ах, какая радость!»

Развернула – там г…

« Фу, какая гадость!»

Дети хохотали и все повторяли и повторяли свой стишок. Потом решили даже инсценировать его. Выбрали почтальона, тетю Мотю, соседку. Остальные были « от автора». «Соседка будто бы звонила в дверь – вход в беседку, тетя Мотя будто бы ее открывала и видела соседку и почтальона. Соседка говорила: «Тетя Мотя, Вам письмо!», и почтальон отдавал письмо – зеленый листик с дерева. Тетя Мотя восклицала: «Ах, какая радость». «От автора» кричали: « Развернула – там …», и слова тети Моти «Фу, какая гадость» заглушались пьянящим хохотом. Ирка смотрела, слушала и не могла понять, смеяться или ужасаться. Вообще-то ей было смешно. Но Алка взяла ее за руку и возмущенно прозвенела: «Пойдем отсюда». Среди детей они стали появляться очень редко.

С возрастом дружба крепла, и родители ей потакали: возили подружек на дачи, в Крым, водили вместе в театры. Если девчонки разъезжались, обязательно слали друг другу красочные открытки – из Ленинграда, или из Риги; выбирали маленькие сувенирчики – детскую посудку, соломенную шляпку, пластмассовые брошечки.

Алкина мама очень тактично дарила Ирке одежду, ей не хотелось, чтобы Ирка невыгодно отличалась от подруги. Однажды из-за границы она привезла для девочек то, чего не было ни у кого во дворе. И не просто чего не было, а даже никто не знал, как это называется, и поэтому называли «чулки-штаны». На самом деле, этот предмет одежды назывался колготки. У Ирки теперь они были красные и голубые. Она уговорила Алку пойти погулять во двор и там без конца подтягивала колготки, чтобы все видели, что у нее нет теперь никаких дурацких резинок, а сами колготки не коричневые, а цветные. Надо сказать, что вокруг колготок собрался детский консилиум, который изучил новый рывок цивилизации и с радостью постановил, что такая роскошь будет доступна скоро всем. После этого все члены консилиума разбежались прятаться, так как «вОда» стал считать.

И все же наступил момент, когда стало ясно, какая между подругами разница. Этой лакмусовой бумажкой стала первая свадьба Алки. Платье невесты, свадебный кортеж, подарки, богатые советские граждане, пришедшие на свадьбу, ресторан – все это кричало Ирке: « Ты бедна! У тебя этого никогда не будет!»

Под модную «Червону руту», старательно орущую ресторанным ансамблем, вышли танцевать все гости. Ирку пригласил гладко причесанный красавец. Рядом с ним она себя чувствовала Золушкой, которую до бала не посетила фея, настолько безвкусным она вдруг увидела свое платье с крупными цветами, сшитое соседкой-костюмершей за один день.

Где бы набрала Ирка мужества не загнать свой комплекс внутрь, не стать на всю жизнь недовольной судьбой? Помощь пришла от того, от кого не ждала – от Педагога.

На очередном уроке, вскоре после приезда с зарубежных гастролей, он говорил своим ученикам-школьникам: « Любите свои скрипочки, они вас и во Францию приведут, и в Италию, и с голоду не дадут умереть, и скучать не заставят». Ирка ухватилась за эту фразу и пришла к выводу, что это истина. Ее спасет труд. И еще остается надежда на любовь…

Ирка ехала домой и думала: « Только бы Алка была дома». Алка была дома. Период ее хандры закончился, но не до конца, от чего она без конца что-нибудь ела, или пила, или курила. Делать ей ничего не хотелось, и она с несвойственным ей нетерпением ждала Ирку, которая на нее действовала стабилизирующе, как могут действовать только родные сестры или закадычные подруги.

Алка увидела Ирку в окне и пошла открывать дверь.

–Где ты была? Я тебе звонила, звонила…

–У Педагога. Я как раз к тебе, у меня … Даже не знаю как объяснить.

Ирка вошла в квартиру и отметила обновку Алки – новый трикотажный спортивный костюм. Она давно привыкла к Алкиным превращениям, но в условиях сине- коричневых советских «треников» нежно-розовый цвет костюма заставлял только глубоко вздохнуть.

– Алка, я тебе сейчас такое расскажу!

– Подожди, пошли на кухню. Сок будешь?

– Буду.

Алка налила в длинный стакан тяжелый, с мякотью клубничный сок. Ирка отпила и замолчала. Удовольствие от еды – основное удовольствие в жизни, но клубничный сок – это счастье.

– Что ты молчишь, рассказывай!

Алке хотелось чужих событий и впечатлений, чтобы забыть свои неприятности. Она, приготовившись слушать, села повыше, прямо на огромный подоконник, закурила Мо, а не какую-то там Яву явскую, и стала выпускать дым в деревья за окном.

Ирка рассказывала о знакомстве с Горянским, эмоционально жестикулируя. Она описала свои предчувствия, потом встречу, потом его внешность и состояние внезапной влюбленности. А Алка слушала и понимала, что, несмотря на два брака, с ней никогда ничего подобного не происходило. Она никогда ничего не предчувствовала, не влюблялась с первого взгляда, из-за мужчин не волновалась, это уж точно, и ладони у нее от них не щекотало. Она просто получала предложение, выходила замуж, но после этого все довольно быстро рассыпалось.

Ей очень захотелось прикоснуться к Иркиному событию, поучаствовать в нем, в конце концов, помочь подруге и самой забыться.

– Ну и что теперь будет?– спросила она Ирку.

– Я должна пойти на его концерт, я должна его опять увидеть,– услышала Алка в ответ.

Она не узнавала подругу, но решила перейти к делу.

– Тебе надо заняться гардеробом,– заявила она Ирке.

– Да! Но как! Сегодня же! Ведь завтра я иду на концерт, а у меня ничегошеньки нет.

– Нет – так будет. Так-так, твой стиль – интеллигентная московская девушка.

– Кто бы сомневался, но сейчас лето, надо что-нибудь светлое, яркое…

– Нет-нет, это позже, а завтра концерт. Он играет, ты соответствуешь, понимаешь? Строгость, стиль, загадка.

– Где все это взять?

– Деньги есть?

– Двести рэ.

Алка присвистнула: « Откуда?»

– Сэкономила.

– Тогда пойдем к Рожковой.

В Москве была известная спекулянтка, жена специалиста, работающего в основном в капстранах. Алка знала ее через родителей. Спекулянтка ломила немыслимые деньги, но Алка знала, что из уважения к ее родителям, Рожкова не станет девчонкам выкручивать руки.

Рожкова действительно выкручивать руки не собиралась, но и шикарного ничего показывать не стала. Зачем? Она же не меценат?

Из небольшой кучки импортных вещей Алка вытащила коричневое платье без рукавов и окинула взглядом Ирку, как будто видела ее впервые. Лицо волевое, черты определенные, но овал не то круглый, не то угловатый. Фигура близка к прямоугольной, ноги неровные. Но это только если внимательно рассматривать, а так, с ее внешностью, конечно, на подиум не пригласят, но жить можно.

Ирку коричневый цвет не вдохновлял, но она все-таки натянула платье. Платье было сшито конусом, вершиной вниз. Свободное наверху оно точно касалось бедер, спускалось по ногам и сужалось ниже колен. Сзади разрезик. К тому же цвет точно совпадал с цветом волос.

– Сшито как для меня,– констатировала Ирка.

– Есть коричневые босоножки. – Голосом продавщицы проскрипела Рожкова. Несмотря на то, что Рожкова по профессии имела отношение к искусству, интеллигентной ее назвать было нельзя. Торговля существенно была ей ближе.

– Будьте добры… – попросила Алка.

Босоножки замшевые, все в ремешках, на каблуках. Ирка надела.

– Соня Рикель!-Заключила Алка. – Подними волосы.

Ирка подняла.

– Шанель! Будем делать « Бабетту», хотя нет, это – слишком. Небрежно заколем большой заколкой.

– Платье и босоножки – сто, заколка – двадцать пять.– Объявила Рожкова.

Ирка оглянулась на Алку. Дело в том, что на двадцать пять рублей можно было поужинать в ресторане с сухим вином, горячими и холодными закусками, с кофе и мороженым впятером.

Рожкова внесла несколько заколок. Алка выбрала большую, ассиметричную, в виде модерновой пряжки.

– Дарю за поступление в институт.– Сказала она Ирке.

Остальные сто рублей Алка заставила потратить на джинсы. Шел 72 -ой год, в Москве в джинсах ходили единицы, и то только в центре – « в центрах», как тогда говорили. Ирка не могла решиться сумму, превышающую мамин аванс, выложить за одни штаны! Штаны фирмы Ли сидели идеально, и, что немаловажно, здорово стройнили Ирку. В них она казалась модней и круче, хотя тогда так не говорили.

– Ты посмотри, – шипела Алка, – смотри, какая ты стала! Видишь? Ноги кажутся длиннее!

– Да-а, – удивлялась Ирка, – вот это да-а!

– Это же джинсы, да еще Ли! Все обращать внимание будут теперь.

– Брать? Господи, как дорого!

–Дорого? – вмешалась Рожкова. Вам повезло еще. Их можно продать и за двести. Просто срочно нужны деньги.

– Если не возьмешь, я сама тебе их куплю.

– Ну нет, не надо сама. Давай возьмем.

Дома Ирка мерила обновочки еще несколько раз. К платью и босоножкам она добавила мамину сумочку и ее же, вернее еще бабушкины золотые часики. На следующий день, именно в таком виде она отправилась на концерт. Шла не спеша и на этот раз, потому что в такой одежде и аксессуарах нельзя быть суетливой. В Ирке электрически включилось достоинство, ведь на нее оглядывались даже женщины.

Володя играл в Большом зале Московской консерватории последним, его поставили в конец, как самое яркое ожидаемое выступление.

Московская консерваторская публика – это уши, и не просто уши, а профессиональные, натренированные годами уши. Их ничем не проведешь. Они требуют совершенства, школы, профессионализма, личности, таланта. Эти уши наслушались столько музыки, и в чужом и в своем исполнении, что знают не только каждую ноту, но и точку над ней, и паузу после нее, и нюанс, написанный в тексте. Уши помнят, как эту или другую пьесу исполнял этот, и десять лет назад играл тот, и почему молодой лауреат играл лучше народного артиста… Играть этим ушам страшно, но и весь смысл занятий музыканта – играть этим ушам. Только им ты сдаешь экзамен, только здесь ты знаешь себе цену.

Горянский экзамен сдал. Ему устроили овацию.

Счастье и пот из-под челки, гордость и благодарность публике – самое первое состояние после концентрации внимания и крайней ответственности на сцене, а дальше Володя вдруг остался один. Он вышел из душного зала на летний ветер, а душевный подъем, который наполнял его, как кислород воздушный шар, не с кем было разделить – город пока был ему чужим.

Тут к нему приблизилась девушка, он вспомнил ее – вчера она была у Педагога.

– Володя, поздравляю, – мягко улыбнулась девушка,– ты не скучаешь? Хочешь прогуляться?

Ее голос звучал очень тепло, опекаемо. Выглядела девушка так, что прогуляться с ней не отказался бы никто. И Горянский пошел с Ирой гулять – невозможно же в знаковый день оставаться одному!

Володя

Володя родился в теплой юго-западной республике Советского Союза. Там, в военной части служил его отец. Недалеко от их городка, в селе жили дедушка и бабушка, родители мамы – школьной учительницы. В этом довольно большом селе, раскинувшимся среди зеленых холмов, утопающем в виноградниках, черешнх, грушах и Бог весть в каких еще фруктах, Володя проводил все летние месяцы. На излете лета обязательно игралась чья-нибудь свадьба. Именно игралась, потому что у свадеб были хоть и древние, но сценарии, были свои режиссеры-знатоки свадебных обрядов. Гости, как актеры, хорошо знали и исполняли свои роли, которые выучили, наблюдая за свадьбами с детства. И были оркестры. Музыкантами становились из поколения в поколение – от отца к сыну, уроки музыки тоже получали на свадьбах.

Деревенские музыканты играли, не жалея сил, веселя гостей по нескольку дней с утра до вечера. Народная музыка быстрая, заводная. Володя глаз не мог оторвать от кудрявого смуглого скрипача – слушал и смотрел часами. Когда бабушка говорила, что через неделю в селе будет чья-то свадьба, Володя ждал встречи именно со скрипкой.

Как маленькие мальчики, наблюдая за игрой в футбол, начинают сами играть, как будто их кто-нибудь тренировал, или как девочки, бредящие балетом, глядя на балерину даже просто по телевизору, вдруг начинают повторять ее вариацию, так и Володя, которому однажды все-таки дали подержать скрипку и смычок, вдруг сыграл маленькую мелодию. Никто на развеселой свадьбе не обратил на это внимания, кроме мамы. Мама знала, что просто так невозможно заиграть на таком инструменте. Это не рояль, на котором, имея слух, несложную мелодию может подобрать любой желающий. Из скрипки извлечь один-то звук не сразу удается. Мама поняла, что у Володи явное дарование и, похоже, желание играть.

В девять лет Володю отдали учиться в музыкальную школу, затем в училище.

Годы учебы проходили ни шатко, ни валко, пока на должность заведующего отделом скрипки и альта не приступила некая приезжая из Москвы.

Елена Николаевна вот уже десять лет ездила за мужем офицером по гарнизонам, с Урала на Кавказ, с Кавказа на Украину и вот теперь она приехала сюда. За эти годы Елена Николаевна подрастила двух девочек-погодок и отдала их в школу. Своей профессией она, выпускница Московского Музыкального вуза, ученица знаменитого Педагога, не занималась все десять лет. Теперь же, устроившись в городке на продолжительный срок, Елена Николаевна начала работать в музыкальном училище вместо вышедшего на пенсию престарелого музыканта. Ее приняли с гордостью – из Москвы!

С Володей Горянским ей стало все ясно с первого же урока – бриллиант в ржавой оправе.

Явное художественное чутье, неограниченная беглость пальцев, музыкальность существовали рядом с небрежностью, сомнительной культурой исполнения и слабой школой. Елена Николаевна догадалась, что ушедший педагог просто боялся более серьезными занятиями отбить у мальчишки охоту к учебе. Но она не собиралась прогибаться и терять уважение к себе, поэтому объяснила Володе в первую же встречу разницу между профессиональной игрой и самодеятельной.

«Если ты хочешь быть настоящим скрипачом, может быть даже известным, то надо заниматься по-другому. Если нет, то мы все равно будем заниматься по-другому, только поменьше».

Володя начал заниматься как зверь и не только игрой, но и анализом форм, музыкальной литературой. Наконец-то, кто-то понял его, его устремления, кто-то стал поддерживать и подталкивать вперед. Его игра стала интеллектуальной, глубокой. Через год Володя стал победителем Большого республиканского конкурса, еще через год он взял первую премию в соседней Венгрии, и тогда Елена Николаевна заговорила об учебе в Москве, у Педагога.

– Я все понимаю, как тяжело отпустить мальчика так далеко, но здесь у него не будет будущего. Такого будущего, какое может дать московский вуз.

– Я сделаю для этого все,– заявила Володина мама, – я сниму ему квартиру, буду посылать деньги, буду часто приезжать.

– Конечно, Москва – не пустыня, он там будет не один такой. Привыкнет,– успокаивала Елена Николаевна,– и без присмотра не останется. Педагог своих учеников очень пестует.

Наступило лето перед отъездом Володи в Москву. Он поехал попрощаться с дедушкой и бабушкой в село. Эта была основная версия, но существовала еще одна – сельская девушка, с которой Володя каждое лето встречался. Эта была его тайная любовь. С ней он никогда не появлялся на людях, зато вечерами они упоительно целовались где-нибудь за селом. Девушка была очень смуглая, похожая, как ни удивительно, на индианку – между удлиненным носиком и верхней губой было маленькое расстояние, черные волосы рассыпались по всей спине, между бровями странным образом имелась круглая плоская родинка. Эта родинка – большая редкость и явно имела какое-то значение, как все родинки, имеющиеся от рождения, но Володя ничего не знал о значениях родинок. Ему просто очень нравилось летом обнимать тонюсенькое тело девушки, ощущать ее руки у себя на шее, целовать ее губы. В этот раз он особенно стремился с ней увидеться – возраст диктовал.

В селе играли свадьбу. Перед долгой разлукой с родственниками Володя выпил вина, потом сменил скрипача в крестьянском оркестре. Вряд ли на какой-нибудь свадьбе так еще играл скрипач, как Володя. Его импровизации на народные темы не поддавались повторению ни по выдумке, ни по технике. Деревенские одобрительно кивали и кидались в пляс. Музыкант поднес Володе вина, которое еще больше вскружило ему голову.

Когда свадьба устала, из темноты появилась девушка, Володя тихо исчез за ней. Девушка была влюблена в Володю, ей хотелось что-то значить для него, остаться в его памяти, ждать продолжения. Володя тоже был влюблен в девушку, но без мыслей о будущем. Будущее для него было в Москве!

В Москве для Володи все устраивалось, как по нотам – судьба благоволила. Судьба всегда так или иначе помогает тому, кто много и честно трудится, как будто благодарит за положительную энергию, которую бескорыстный человек выбрасывает в космос. Эта благодарность может наступить в старости, когда натрудившийся за жизнь человек получает блага, на которые уже не надеется; благодарность может настигнуть не самого энтузиаста, а его детей или внуков. Володе повезло больше, его труд сразу оценивался и поддерживался невидимыми силами. Он поступил, произвел впечатление. Маме удалось снять двадцатипятиметровую комнату в квартире на Фрунзенской набережной. Хозяйкой квартиры была вдова крупного военного чина. О ее происхождении говорило имя – Клеопатра Петровна. Коренная москвичка с замашками барыни – всю жизнь убирать квартиру раз в неделю к ней приходила помощница. Раз в неделю Клеопатра ездила в Елисеевский гастроном и Филипповскую булочную по старомосковской привычке. При этом она говорила: «Я поехала в город». Городом она считала Арбат и Тверскую улицу. Все остальное в ее сознании было пригородом. Кстати, Клеопатра не могла запомнить советские названия улиц, она говорила Пречистенка, Остоженка, Охотный ряд. А не Кропоткинская, Метростроевская, Проспект Маркса. В молодости Клеопатра блистала в обществе, знала Чехова, Куприна, относилась к золотой молодежи Москвы. В старости сохранила остатки былой красоты, достаточно энергии и здоровья, только стала туга на ухо, что обрадовало и Володю и его маму – не надо будет беспокоиться о продолжительности занятий дома – хозяйка не услышит! Возникает вопрос, зачем Клеопатре сдавать комнату? Ответ прост. Она боялась одиночества. Ей хотелось, чтобы кто-то был рядом и вызвал Скорую, если понадобится.

От дома на Фрунзенской до института можно добраться только на одном троллейбусе за 15 минут! Ко всем удобствам добавилось и то, что Клеопатра готовила на себя и Володю, а также гладила ему одежду. Стирать же велела самому, но в ее стиральной машине. Клеопатра сама очень ценила комфорт, поэтому не представляла, как в ее квартире может кто-то жить и не получать необходимых удобств. О таких людях, как Клеопатра говорят: « Она – нормальная».

Итак, Володя вполне ощущал свою устроенность и даже успешность. Он шел по улице с Иркой, нервы его после концерта успокаивались, уступая место прекрасному настроению.

Уже был поздний вечер, и идти куда-либо было бесполезно. В кафе не попасть, в кино тоже, оставалось гулять. Но Ирка проинтуичила, что Володя устал и скорее всего, хочет есть. Маршрут прогулки она направила в сторону своего дома, и когда приблизилась остановка ее троллейбуса, с милой улыбкой предложила: « А не хочет ли гость столицы поужинать в домашней обстановке?»

– А это удобно? – спросил Володя.

– По-моему удобно, – опять же очень мило улыбнулась Ирка. Она вдруг стала кокетливой и эта роль ей очень шла. Грациозными стали ее движения, походка, мимика.

Володя подумал, что ему опять повезло – совсем недавно в Москве, а уже идет в гости, уже наладил знакомство.

Дома захлопотала мама. Ужин и чай она принесла прямо в комнату к Ирке, чтобы не смущать сразу красивого молодого человека, и ни разу не зашла и не задала ни одного вопроса, оставив их все на потом. Ирка за ужином ела как птичка, хотя всегда обладала аппетитом строителя, зато ненавязчиво подкладывала Володе побольше всяких вкусностей. Она как-то слышала, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Надо сказать, что это наблюдение вполне справедливо для большинства мужчин, но не для творческих личностей. Здесь кулинарии мало. Но Ирка все равно использовала и этот способ. На всякий случай. Ужин закончился около полуночи. Ирка поднялась и стала объяснять, как от нее добраться до Фрунзенской набережной, а сама думала, поцеловать его в щечку на прощанье, или не надо? Решила, что рано. « Ну, звони», просто сказала она.

Учеба.

Но позвонил он не скоро, а точнее вообще не позвонил. Ирка ждала звонка недели две, боясь выйти из квартиры. Выходила, если только мама была дома. Тогда она инструктировала маму, что сказать, что и как спросить и только тогда уходила на улицу. Если оставалась одна, шла к Алке, таская за собой свой телефон с длиннющим шнуром в соседнюю квартиру. Алкина домработница искренне сочувствовала:

–Ирочка, кто ж так тебя изводит, что ты телефон за собой носишь?

Алкина мама намекала:

–Ирочка, а что ты сейчас учишь? Новую программу?

Тогда Ирка вспоминала, что надо заниматься и шла играть, но телефон ставила рядом с пультом. Ее вообще, как подменили, или заколдовали. Мысль о Володе стала навязчивой.

Алка заметила перемены и начала работать с Иркой.

–Понимаешь, что вы все равно увидитесь в сентябре? Ну, понимаешь?

–Да, конечно. Но почему он не позвонил?

–Господи, да постеснялся. Вы же не знаете толком друг друга…

–Ааааа,– тянула Ирка.

–А потом, он мог уехать домой! Что ему здесь делать?

– Точно! Уехал.

Эта мысль давала надежду и успокаивала. Но ясно было одно: «Пришла пора, она влюбилась»!

Действительно, в сентябре они встретились прямо на уроке у Педагога. Володин урок заканчивался, а после него шло Иркино время. Ирка вошла в класс, не дожидаясь окончания музыки. У Педагога так было принято, входить и выходить, когда хочешь. Это было придумано специально, чтобы исполнитель не отвлекался вообще ни на что, не реагировал, чтобы ни случалось во время его игры. Табличка «Вход во время исполнения запрещен» никогда не висела на двери класса великого Педагога.

Она села. Он играл. Обычный урок. Замечания, остановки, снова игра. Опять замечания, теперь к концертмейстеру. Концертмейстер была отличной пианисткой, техничной, умелой, знала весь репертуар. Ее недостатком было то, что она иногда скучала и переставала слушать скрипку, начиная играть партию фортепиано в свое удовольствие. Играла громко, в темпе, который ей нравился. Все в этот момент переглядывались, как обычно и останавливались. Тогда Педагог отпускал концертмейстера попить кофе и начинал заниматься без нее. Здесь у него возникла идея ансамбля. Он достал ноты и пригласил Ирку поиграть с листа с Володей ансамбль. Ирка подстроила скрипку, и они заиграли. У Ирки был вторая партия, она вынуждена была играть под Володю, внимательно вслушиваясь в его игру. Педагог это заметил и одобрял: «Хорошо! Дальше!» Доиграли.

–Очень неплохо, молодцы, слушаете друг друга. Я думаю, это надо будет показать и на зачете и на концерте. Учим. Еще раз попрошу. Володя, первый звук – пианиссимо! Как будто ниоткуда, ясно? Ирочка, то же самое, когда вступаешь.

С этого урока и началось сближение Ирки и Володи. У Володи не было друзей, как у тех, кто учился в Москве раньше. Те разговаривали, смеялись на лестницах и на улице у входа, но его пока не приняли в свой круг, хотя женский пол уже реагировал на Володину внешность и его талант. В талант очень легко влюбиться, талант очаровывает, не забывается, заставляет думать о себе. Ирка старалась не подпускать к Володе девчонок, всегда крутилась рядом, всегда звала его на репетиции, занимала очередь в буфете, создавала видимость, что им не до кого, что у них своя история. Если кто-нибудь посмелее пытался сесть с ними за столик, она просто отбривала словами: «Ой, извини, нам надо кое-что обсудить, пересядь, пожалуйста». И следила за реакцией Володи. Но он пока, слава Богу, никак не реагировал на Иркины хитрости. Значит, думала, Ирка, ему никто не интересен. И девчонки стали побаиваться подходить, им казалось, что Ирка очень деловая и не даст спуску, если что. Тем более, что она чуть ли не единственная ходила в джинсах! Этот факт был таким значимым! Джинсы говорили, что у Ирки есть какие-то возможности в жизни, что у нее кто-то за границей, или что у нее много денег, во всяком случае, что она не простая, за душой что-то есть, чего у других нет. Это внушало и уважение, и интерес к ней.

А Ирка тем временем была обеспокоена третьей составляющей счастья, а именно одеждой. Заканчивалась осень, а из зимней одежды у нее было только демисезонное пальто. В нем можно было ходить до минус пяти градусов мороза и только, если на тебе две теплые кофты. А если минус десять, пятнадцать? «Мама, – думала Ирка,– когда ты даришь подарки педагогам, ты думаешь о дочери, или нет? Нет, не думаешь. Значит, надо самой думать». Ирка успела привыкнуть к уважению окружающих, которое подарили ей дефицитные джинсы. Как же она появится перед людьми черт знает в чем зимой? Но с мамой советоваться даже не стоит, она пошла к Алке.

Алка пришла после синхронного перевода очень уставшая, раздраженная.

–Представляешь, был договор, что я перевожу научную статью перед огромной аудиторией. А этот итальянец перед статьей начал еще что-то вступительное говорить. Я, конечно, переводила, но потом мне надоело и я начала читать статью. Он глаза вылупил и перешел на статью. А какие ко мне претензии? Договор есть договор, все прописано. Ой, устала я. Что там у тебя?

–У меня другое. Зимой ходить не в чем. Маме даже говорить не хочу, она все, что могла уже для меня сделала.

–А папа?– спросила Алка, валясь от усталости на диван.

–Что папа?

–Твой папа, что сделал?

–В смысле?

–Не пора ли и ему что-то для дочери значимое сделать? Он хоть знает, что ты поступила?

Вот куда завернула Алка, думала Ирка перед сном. А правда, чем черт не шутит? Может, попробовать с отцом поговорить…

В выходные они с Алкой поехали по известному адресу. Ирка знала дом, где жил отец. Когда ей было лет десять, она как-то приезжала сюда, чтобы увидеть отца. Тогда ей хотелось сделать вид, что она попала во двор случайно. Просто шла мимо. Только бы он не подумал, что она так тоскует по нему, и только бы не узнала мама! Ирка знала, что для мамы ее тоска по отцу не только боль, но и унижение. Она ждала от дочери поддержки, сплочения в деле отвержения бывшего мужа.

Был вечер. Ирка шла и всматривалась в прохожих. Она думала, что отец появится от автобусной остановки, но внезапно услышала его окрик сзади.

– Ира! Что ты здесь делаешь?

Ирка молчала. Не знала, сказать правду, или соврать.

–Мама знает, что ты в другом районе?

Это было страшно, что мама вдруг узнает, и Ирка заплакала.

–Что-то случилось? Ира, говори!

–Нет,– сразу отреагировала Ирка, – я просто шла. И все.

Отец все понял. Взял ее за руку и повел в магазин. Он купил коробки с конфетами, остановил на улице такси и повез Ирку домой. Она-то тогда подумала, что победила, что у нее получилось, и отец вернется, наконец-то к ней и маме. Но отец даже не вышел из машины. Он отдал ей коробки, подтолкнул к подъезду и уехал. Ирка заметалась по двору, не зная, куда спрятать улики ее встречи с отцом и придумала подтолкнуть их в дырку под беседкой. Было темно, никто же не видит. Она вернулась в квартиру, мамы еще не было. Умылась и села делать уроки.

На следующий день Ирка на ушко все рассказала Алке. Алка отругала за то, что та поехала одна в другой район Москвы.

– А вдруг ты бы потерялась?

–Да нет, там рядом остановка. Я бы доехала.

– Ну, а что ты конфеты мне не принесла? У меня в комнате спрятали бы. Пошли за ними.

Девчонки вышли во двор, сели на корточки, чтобы достать из ямки под беседкой коробки с конфетами, но там, в ямочке, ничего не было.

Сегодня Ирка приехала к дому отца второй раз в жизни. В ее голове путались мысли. То ли повести себя прагматично, попросить у отца денег взаймы, то ли просто поговорить…

Алка спросила: « Тебя ждать? Я могу».

– Жди, – попросила Ирка.

Она позвонила. Дверь открыла вторая папина жена. Красивая, стройная. Жена не ожидала увидеть Ирку и вообще не сразу ее узнала.

–Это я, Ира,– подсказала Ирка, здравствуйте.

–Здравствуй, мы уезжаем.

Тут Ирка увидела, что кругом стоят тюки, чемоданы и почти нет мебели. На паркете в комнате виднелось очень светлое прямоугольное пятно – след от пианино, от которого тоже, видимо, избавились.

–Куда?

–В Америку.

–Зачем?

–Пока работать.

У второй жены в Америке были близкие родственники.

–А папа? – Ирка сама удивилась, что сказала не отец, а папа. Выскочило слово из подсознания.

–И он.

–Кто там, Алиса?

–Тут к тебе,– не уточнив, ответила Алиса. И ушла на кухню. Отец вышел. Увидел Ирку. И именно в этот момент особенно остро осознал, что уезжает. Там, в этой неизвестной, надуманной Америке у него не было никого. Здесь оставались престарелые, нездоровые родители, друзья, коллеги и вот эта Ирка, о которой он помнил всегда, хотя первая жена отрезала его от Иркиной жизни. Он кое-что узнавал о ней от своих родителей, но очень давно не видел и уже не надеялся увидеть. А сейчас, перед самым отъездом она вдруг стоит здесь, на его пороге, словно не хочет его отпускать.

-Как ты? – спросил отец.

–Учусь, – ответила Ирка, я поступила ведь.

– Ты молодец. Все хорошо у тебя?

– Ничего. Ты уезжаешь?

–Да, вот видишь.

–Ты же здесь вроде востребован.

–Ну, вот семья едет и я с ними.

–Понятно.

Они стояли в прихожей, приглашать было некуда, мебель распродали. О чем говорить, было непонятно.

–Я буду писать тебе,– придумал фразу отец,– может, приедешь ко мне.

–Ладно.

–И навещай бабушку с дедушкой,– вспомнил он,– очень тебя прошу.

–Да, я бываю у них, если ты не знаешь.

–Я знаю, они говорили. А что приехала, – все-таки решился задать вопрос отец, – что-то случилось?

У Ирки не поворачивался язык сказать, что ей нужны деньги. Она молчала.

–Не знаю, зачем приехала.

Отец не верил. Он понимал, что Ирке что-то нужно, но она молчит.

–Знаешь, нам уже пора. А вот что,– и вышел в комнату. Вернулся с конвертиком.

–Ира. Вот, что могу. Ты отвечай мне на письма, я тебя очень прошу.

Он неуклюже обнял Ирку.

–Игорь!!! – строго раздался окрик Алисы, – иди за Антошкой! Пурицы уже выехали и машина скоро будет

–Антошка у соседей,– объяснил отец.

–Пока, иди, пока.

Ирка убежала на улицу, увидела Алку, махнула ей, чтобы та следовала за ней.

Алка, увидев расстроенное лицо подруги, возмутилась.

–Что, прогнал? Что? Жена прогнала?

–Нет, он уезжает в Америку.

–В Америку? Вот это дааа!

Ирка вдруг громко заплакала.

–Что ты, Ира?

–Мне плохо…Плохо, что нет у меня отца. Вот он у Антона есть, а у меня его нет!

Ирка всхлипывала и смахивала рукой слезы со щек.

Алка не знала, что сказать на это, ведь это была правда. У одного ребенка отец имелся, а у другого этого же отца не было.

–Ирка, но ведь это было все так давно…

–Алла, «давно» не работает, понимаешь, не ра-бо-та-ет! Это никуда не уходит, просто опускается глубже, и больно так же! Пойми, он есть. Где-то. В другой жизни. А у меня его нет.

Алка молчала и пыталась понять.

–Вот он сказал, пиши, может, приедешь. Я же знаю, что никуда не приеду, что все это слова! Он же не один. Там эта… Алиса из зазеркалья!

– А может он что-то прочувствовал, увидел ситуацию в другом свете? Что ты нужна ему, понял?

– Что ты говоришь? Кто ему нужен? Он родителей старых оставляет!

–А, правда, надо же!

–Надо к ним съездить, дать понять, что я их не брошу.

Они сели с Алкой на скамейку в сквере под желтым кленом.

–Ну, что, успокаиваешься?

–Ну да. Как-то знаешь, все думала, что он здесь, рядом, хоть и не общались, надежда оставалась. Непонятно, правда, на что надежда. А теперь и надежды нет.

–Как это нет? Есть!

–Все так странно…

–Жизнь не стоит на месте. Вот ты выучишься, поедешь на гастроли, и тебя пригласят в лондонский симфонический оркестр. Что ты, откажешься?

–Туда не пригласят.

–Ну, в другой пригласят. Откажешься?

–Нет.

–Ну вот. И отец не отказался.

–Не отказался! Зато от меня отказался! Только представь, как это ужасно! Я долго боялась, что и мама когда-нибудь от меня уйдет, так же, как отец. Думала, что так бывает. Маленькая была и боялась.

–Ужас. Ты мне не говорила.

–Больно об этом говорить и думать. Знаешь, я бы многое отдала, лишь бы он не уходил. Лишь бы вернулся. На каждый звонок бежала, думала, что это он. Под Новый год ему рисунки рисовала, все ждала.

Неожиданно вместе с Иркой заплакала и Алка. Она слишком живо представила, как уходит отец, а девочка рисует ему подарки.

–Алка, ты чего? Ты-то хоть не плачь.

–У тебя есть платок?

–По-моему, нет.

–А что это за бумажка у тебя, салфетка?

–Нет, отец дал конверт.

У Алки высохли слезы.

–Давай посмотрим, что там в конверте-то?

Открыли конверт, там лежали деньги. Триста рублей.

–Вот его красная цена! Триста рублей! Вот, Алка, это он и я.

Маме, конечно, не рассказала о встрече с отцом, она очень болезненно переносила все новости о нем. Не могла до сих пор простить ту боль, которую он ей нанес. Очень, видно, любила.

Еще через неделю поехали с Алкой к некой Наталье. Та работала в меховом магазине на Новокузнецкой. Алкин отец договорился, что девчонки приедут к ней в день продажи болгарских дубленок. Войти в магазин не представлялось возможным. Очередь стояла всю ночь, люди записывались и делали переклички. Многие были закутаны, как французы, отступающие из Москвы в 1812 году. Из уважения к Алкиному отцу Наталья пошла на риск, пропустила девчонок через служебный вход, как продавщиц. Кто-то мог и настучать, но промолчали, боялись вякнуть и лишиться работы в престижном магазине.

Следуя за продавщицами, девчонки прошли в зал и встали в уголок. Для них одну дубленку нужного размера уже отвесили. Дальше дверь открылась, толпа ввалилась в зал. Многие кричали: « Вы здесь не стояли!» Кто-то напирал сзади, толкались, раздался визг. Но девчонки, сохраняя ледяное спокойствие, нырнули в первые ряды, как будто стояли здесь всегда. «Где список?»– опять прокричал кто-то! Но женщины уже начали мерить дубленки. Те, кто покупал не себе, а на продажу, брали без примерки. Кассирша им быстро пробивала чек, и они хватали любой размер. В этом хаосе передали дубленку Ирке, а Алка незаметно передала деньги Наталье. Наталья, делая вид, что следит за порядком, закричала: «Соблюдайте очередь! Я сейчас попрошу всех выйти и входить по одному! Меня ваш список не интересует! Вставайте по одному!» Люди стали выстраиваться в организованную очередь, а в это время Наталья сунула деньги кассирше, чтобы та пробила. Все, дело сделано. Теперь не страшно никакой проверки. А проверка была. К Наталье приблизился человек и спросил: « У вас все в порядке?»

–Да, ответила, Наталья,– вот слежу. Видите, что с людьми? Стояли с ночи! Сейчас хоть заставила в очередь встать.

–Хорошо. Там наш человек еще стоит у служебного входа, чтобы ничего оттуда не выносили.

–Да что Вы, кто ж вынесет? Я этот вход вообще закрыла, как все на работу пришли.

–И правильно. А то знаете, как в одном магазине было?

–Нет, у нас все в порядке, коллектив опытный, ничего не нарушаем.

Алка и Ирка шли с большим свертком, не чуя ног под ногами. Хотелось посмотреть, померить дубленку. Они смеялись и бежали к метро. В вагоне Алка осторожно открыла сумочку и, не вынимая, показала Ирке сдачу. Это были сто рублей.

–Как, еще и осталось?– шепотом прокричала Ирка.

–Да. Цена – то двести!

–Ураааа! – опять шепотом пропела Ирка.

На оставшиеся деньги она купила замшевые сапоги Аляска и перчатки.

С сапогами все было просто. Зашла в соседний с домом магазин, дала продавщице десять рублей, назвала свой размер и номер телефона. Та позвонила через три дня, Ирка зашла, оплатила в кассе, ей передали коробку. Перчатки были куплены замшевые совершенно случайно в простом универмаге.

Теперь она с удовлетворением ждала холодов. Пока мамы не было дома, часто мерила дубленочку, которая необыкновенно смотрелась с джинсами и сапогами Аляска. «Вот счастье-то!» – думала Ирка. Рассказ об отце она оттягивала.

Однажды мама пришла домой тоже с огромным пакетом.

–Ира! – позвала она, – иди сюда!

Ирка зашла.

–Вот, смотри! Мама вытряхнула из пакета что-то черное и мохнатое. Тетя Лида тебе передает свою шубу. Она ведь вышла замуж, да так удачно! Муж зарабатывает очень хорошо, одел ее с головы до ног, даже каракулевую шубу купил. И в этом козлике ей ходить уже не комильфо, так что вот, для тебя отдала.

Тетя Лида, мамина двоюродная сестра была сказочно доброй, она могла так поступить.

Ирка оделась в шубу. Как жарко в ней! Она просто на трескучие морозы! Да еще длинная, до щиколоток. Это значит, можно любое платье надеть, хоть щелковое! «Я одета зим на десять вперед!»– удовлетворенно заключила Ирка.

А зима началась прямо с начала ноября. Мороз, ледяной ветер, снегопады. Ирку, естественно, спрашивали, откуда на ней такая роскошь. Она спокойно отвечала: «Папа из Америки прислал. Он там работает», что было почти правдой. Ирка стала очень популярной. Теперь ей хотелось закрепить свои позиции с Володей, приблизить его к себе еще больше. И вот, что она задумала. Позвать на Новый год всех своих друзей, в число которых входил и он. Многие обрадовались встретить Новый год в компании, стали обсуждать, какая будет складчина. Что кому покупать. Ирка сделала список, каждому дала поручение. Вокруг организации Нового года образовалась возбужденно праздничная атмосфера. Все шутили, радовались, накрывали на стол, что-то готовили. Салаты поручили делать Алке, так как она рядом живет. Нарезки делали девчонки, Ирка готовила горячее. Мальчишки были ответственными за напитки, конфеты, торт, мандарины. То есть, за то, что не надо готовить. Народу собралось двадцать человек. Помимо музыкантов была Алка, сосед-артист театра Станиславского, подруга-балерина из Большого театра со своим партнером. Стали считать посуду. Что не хватало, кинулись собирать у Алки и у соседа. Наконец, уселись, стали ждать двенадцати часов, наливая шампанское. Было так весело, как никогда до этого и как никогда после! Их праздник, хохот и топот слышал весь подъезд! Сосед-артист знал очень много игр и конкурсов, где надо изобразить что-то, отгадать. Он показывал фокусы, назначал шарады. Стали наряжаться, ставить живые картины. Под горячее рассказывали анекдоты. Под кофе страшные истории. К пяти утра уморились и легли отдыхать, кто где нашел место. Алка ушла к себе, Сосед с собой увел пару из Большого. Им надо было выспаться, так как утром класс, а вечером спектакль никто не отменял. Несколько человек разместились на креслах, диване, ковре и поперек на маминой кровати, так как мама уехала к тете Лиде. Володю Ирка увела к себе.

Уже первого января к вечеру компания рассыпалась по своим делам. Кто-то побежал на работу в оркестр, кому-то надо было заниматься, у кого-то был спектакль. Ирка с Володей решили идти в Кремлевский Дворец на балет, где танцевали их друзья. А еще через день началась сессия, и жизнь опять переместилась в институт. Настроение Ирки было на подъеме. Состояние влюбленности, новогодняя ночь, дубленка – все сложилось так счастливо, что экзамены были сданы на повышенную стипендию!

Зимние каникулы провели по путевкам в пансионате, как и полагается отличникам. Катание на лыжах, танцы по вечерам и страстные ночи вдвоем. Всего десять дней, но полные счастья! У Ирки горели глаза, она наполнилась энергией любви, с лица не сходила улыбка. Вокруг нее опять объединялись студенты, она умела создать атмосферу дружбы и веселья.

Володя также был доволен компанией, Иркиным вниманием, ему было весело и легко. Он не собирался задумываться о будущем. Ему хорошо сейчас, и, наверно, также хорошо всем их друзьям. От этого становилось еще легче и веселей на душе. Если бы кто-то спросил его, кто для него Ирка, он бы ответил, она – моя подруга. И если бы кто-то спросил, а можно ли поддерживать интимные отношения с подругой, он бы ответил просто: «Да». Иногда он вспоминал свою «индианку» из южного села, но эти мысли быстро улетучивались. « Как это далеко ушло», – думал Володя,– все осталось в прошлом». А теперь не до этого, теперь только занятия, стремление вперед, к заветной цели, к творческой карьере!

И первой задачей встал конкурс. Сейчас надо думать о конкурсе, готовиться, выиграть его, вот о чем надо думать!

Про конкурс думала и Ирка. Больше всего ее заводило то, что подготовка и участие еще больше сблизят ее с Володей. Интересно было, что они должны выступать в одной категории, и получалось, что они прямые конкуренты друг другу. Но Ирка готова была уступить Володе первую премию, сама довольствовалась бы и второй и третьей. Она даже хотела, чтобы Володя победил.

Вторую неделю каникул занимались по домам, как звери. После каникул принесли Педагогу всю выученную программу. Обязательный концерт, технически сложные каприсы и романтические пьесы.

У Ирки лучше всего получались каприсы, они были у нее и посложнее, чем у некоторых участников. Техника ее совершенствовалась. Концерт тоже получался, хотя Педагог делал много замечаний по фразировке и звуку. Хуже всего было с пьесами. У Володи фантастически звучали пьесы с кантиленой, где требовался поющий звук, воздушные окончания, тонкие замедления. Это у него шло изнутри, а у Ирки внутри не было тонкости и поэзии. Тогда она решила побольше слушать Володю и понять его манеру, скопировать ее. Ей кое-что удалось понять и как бы повторить Володю. Педагог оставался доволен, говорил: «Ну, вот, ты же можешь! Можешь себя слушать и, главное, слышать!» Педагог понимал, что Володя талантливее, но считал, что и Ирка способна стать лауреатом или дипломантом, а, главное, вырасти на конкурсе, сделать профессиональный рывок.

Все уроки и репетиции проходили как обычно, и как обычно концертмейстер, которую Педагог звал Тата, время от времени начинала играть, заглушая скрипку и навязывая свой темп. Например, невероятно замедляла, или наоборот неслась, как лошадь, не слушая солиста. Конечно, Педагог понимал, что с таким концертмейстером нельзя выходить на конкурс, но ему было жаль Тату, которая всю свою жизнь била по клавишам и больше ничего делать не умела. Нет, она еще умела вязать, и всегда ходила в длинной красной вязаной безрукавке своего производства. Эта безрукавка появлялась даже на сцене, когда Тата выступала на концертах со студентами. Как сказать, что на сцену надо одеваться по-другому? Как сказать, что надо слушать солиста? Тате говорить было бесполезно, она была в своем мире, иногда разговаривала сама с собой на улице. Все решил случай. На зачет Тата забыла принести ноты, которые брала домой подучить. Без нот играть невозможно, зачет был сорван. Практически, это было должностным преступлением. Тату уволили.

А Педагогу в качестве концертмейстера прислали аспирантку. Очень серьезную, умелую пианистку. Она играла все, что возможно и невозможно. Свободно читала с листа, и была необыкновенно музыкальной. Педагог ценил также ее внешние данные. Очень важно, кто выходит на сцену, артист должен быть артистом! Пианистка была необыкновенно подходящей для артистической карьеры. Тонюсенькая, изящная, всегда на высоких каблучках. По спине, до пояса струились, слегка изгибаясь, тяжелые темные волосы. От всего ее облика исходила нежная чувственность, но сама носительница словно ее и не замечала. Как будто ее это не касалось. Если прежний концертмейстер раздражал всех на уроке, то новый концертмейстер стал акцентом, привлекающим к себе всеобщее внимание. Ирка еще отметила, что Тата была смелой и независимой, почти наглой, а новенькая казалась слишком чувствительной, почти нервной. Например, если ей нравилась какая-нибудь мелодия, у нее могли выступить слезы.

Еще для Ирки образовалось некоторое неудобство в расписании. Ася, как звали пианистку, могла заниматься то немного утром, то немного вечером. Это было страшно для Ирки, ее расписание перестало совпадать с Володиным, она стала меньше его слушать, а значит, меньше учиться у него.

Время летело. Чувствовалось приближение весны. Вечера стали светлыми, часто появлялось солнце, освещая грязный снег, землю с прошлогодними листьями в проталинах и меховую одежду, которая выглядела на солнце устаревшей, ношеной и уже неуместной. Но морозные вечера напоминали, что переодеваться в демисезонное еще очень рано.

Время летело дальше, уже обыгрывались конкурсные программы везде, на зачетах, концертах. Ирка, Володя и Ася много время проводили вместе. Ирка вела свою политику дружбы, сплачивая вокруг себя людей, чтобы контролировать Володю. И все же она упустила этот момент. Момент, когда Володя влюбился в Асю. Она была не в курсе, что после вечерних уроков Володя и Ася шли гулять, ходили в кино и целовались в подъезде, где Володя клал футляр с драгоценной скрипкой на грязные ступеньки, чтобы освободить руки и обнимать Асю как можно крепче.

Ася не торопила события. В свои двадцать пять лет она уже испытала неудачу на любовном фронте, и теперь решила контролировать эмоции. Она знала, что если отдастся чувствам, то можно потерять голову. Володя ей очень нравился, но пока она держалась и не признавалась в этом себе. Пусть лучше он погибает! К тому же, она решила узнать о нем больше, прежде чем влюбляться. Например, ее интересовала роль Ирки в жизни Володи, ведь она чувствовала, что их что-то связывает. Хотелось бы разведать его дальнейшие планы в творчестве, карьере. Интересно познакомиться с родителями. К решительным действиям Ася собиралась приступить только после конкурса. Выяснить отношения, услышать, то, что хотелось, допустить до себя Володю. Ирку нейтрализовать ей тоже хотелось, уж слишком активной казалась эта дружба и постоянное общение, но и этот маневр Ася оставляла на потом. Сейчас она только красовалась и источала свои нежные флюиды.

Для Ирки все открылось совершенно случайно, и от того, от кого невозможно представить. От Педагога. Ирка на внеочередной урок пришла в пустой класс, чуть позже вошел Педагог.

–Как, Ирочка, уже пришла? А молодых наших еще нет?

–Каких молодых?

–Да вот Асеньки с Володей. Они же подружились очень… Это очень хорошо. Когда личная жизнь есть, то и играешь лучше. Ну, это известно всем.

У Ирки в горле застрял ком. Она не могла говорить. Пыталась заняться скрипкой, смычком. Ком не отпускал, сделалось трудно дышать. Ирка вышла, зашла в туалет, посмотрела на себя в зеркало. «Неужели это со мной? Какой ужас! Что же делать теперь? Как это пережить?» Ком устойчиво сжимал горло, защемило в груди. Так, наверно, с людьми случается инфаркт, думала Ирка. Ну и пусть, пусть я умру прямо здесь. Не могу идти в класс. Она пошла на второй этаж в телефонную будку, набрала Алкин номер.

–Алла, мне плохо!– не своим голосом прошелестела Ирка.

–Что с тобой?

–Он мне изменил.

–Ты где?

–Здесь, у меня урок.

–Я приеду за тобой.

– Хорошо.

Ирка умыла лицо, вошла в класс. Педагог был еще один.

–Знаете, мне что-то плохо.

–Съела что-то в столовой?

–Наверно. Можно я пойду?

–Конечно, Ирочка. Побольше пей, побольше. И лимончик съешь. Все пройдет.

Ирка вышла. С разных концов коридора шли Ася и Володя. Делали вид, что пришли порознь. Ирка боялась смотреть на Володю, и поэтому пошла в сторону Аси.

–Здравствуйте,– мужественно поздоровалась она первой.

–Здравствуй, Ира, а ты куда?– спросила Ася, делая голос как можно нейтральнее.

–Приболела.

–Лечись!

Ирка вышла, озираясь вокруг, прошла к проезжей части. Возле ее ног остановилась «Волга». За рулем сидела Алка.

–Садись скорее, отец разрешил за тобой съездить. Что, говори.

–Я узнала, что они встречаются, Алка, какой ужас!

–Да, дерьмово, конечно. Кто она?

–Наш концертмейстер, старше нас.

–Намного?

–Лет на пять.

–Опытная.

–Да уж. Связался черт с младенцем.

–Насчет младенца. Тут еще не известно, какая мамина реакция будет. Тут все непросто.

–Мама? А при чем здесь мама?

–Потом объясню.

–Ладно.

–Давно встречаются? Может, неправда?

–Думаю, недавно, месяц, полтора, не больше.

–А вы общаетесь?

–Да я старалась не тревожить его. Конкурс же скоро!

–А он сам не проявлялся?

–Нет. Я думала, что тоже из-за конкурса. Но мы же виделись каждый день, смеялись, могли в щечку чмокнуться, вместе репетировали. А потом, видишь…

–Хорош твой Володя. А она что из себя представляет, какая она?

–Даже не знаю, я не рассматривала особенно. Сидит, играет.

–Ну, а внешность как?

–Волосы темные до пояса. Всегда распущенные.

–Угу. Дальше.

–Маленькая и худющая. Волосы очень длинные.

–А глаза?

–Не смотрела.

–В смысле?

–За ненадобностью. Слушай, я не могу поверить, как же так?

–Спокойно, я за рулем.

Ирка замолчала, девчонки доехали до своего дома. Алка открыла окно и достала сигарету.

–Покурю здесь, мама дома, не хочу при ней. Значит, так. Главное, не сдаваться.

–То есть?

–Они шифруются?

–Да. Не афишируют.

–А как Педагог узнал?

–Почувствовал. А может, еще как-то.

– Итак, не сдаваться и делать вид, что ты ничего не замечаешь. Это главное. Но и не навязываться. У вас конкурс, все заняты и ты тоже.

–А дальше?

–А дальше посмотрим. По обстановке. Может, тебе все противно станет, и ты сама не захочешь на него смотреть.

–Алка, это вряд ли. Я умираю, как влюбилась в него. Я живу только им. Мне кажется, я играю для него.

–Вот это глупо, но поймешь не сразу, потом.

Все же Алка затронула в Ирке струнки возможной уверенности, конкуренции, защиты. Делать вид, что ничего не замечаешь, это же – защита! Это – сила. И это – засада. Делать вид, что ничего не знаешь, а самой наблюдать и делать выводы. Если бы не Алка, Ирка сейчас валялась бы в постели с воем. Алка сняла истерику и вдохнула в Ирку холодный взгляд на происходящее. Подруга.

Ирка, конечно, думала только о Володе. В игре «ничего не замечания» она даже могла позвонить ему, поболтать, что-то спросить. В институте спокойно попросить его взять ей кофе, подержать футляр со скрипкой. Он все выполнял. Внешне казалось, что ничего не изменилось. Изменился его взгляд. Он не смотрел Ирке в глаза и стал меньше смеяться над ее шутками.

Ирка помнила наставления Алки и не паниковала. Но и сдаваться не собиралась. Ей хотелось ответить. Все равно, как и чем. Ей было так больно, что хотелось начать военные действия. Но какие? Ведь насильно мил не будешь! Мысли крутились, наматываясь друг на друга, как в клубке. Почему-то она начала бояться будущего. То есть времени, когда пройдет конкурс. Тогда все вылезет, как на лакмусовой бумажке. Все будут свободны, а свидания ее с Володей не возобновятся, и тогда произойдет выяснение. Вот это будет кошмар. Иногда на Ирку накатывала злоба против Володи и Аси. Но бывали моменты, когда она посмеивалась над тем, что они не знают о ее наблюдении, и это забавляло.

Во всей этой ситуации Ирку держала на плаву скрипка, многолетняя привычка заниматься, чтобы ни происходило. Скрипка и музыка были фундаментом, который не рушился, а крепко держал Ирку в жизни. И, конечно, верная Алка.