Читать книгу Я купил себе телевизор - - Страница 1

Они чужие. Всегда были чужими. Не знаю почему. Сложно объяснить. Просто чувствуешь внутри – это не моё. Всё не моё. Их принципы, цели, законы жизни. Привычки или же законы. Не радует. Не хочу. Не умею себя обманывать. Почему я должен быть таким как они? Идти в том же направлении? Кто сказал, что оно вообще верное? Цивилизация. Современное общество. Гордятся достижениями, научно-технической революцией. Построили города. Рожают детей. Красивая обложка. А внутри – гниль. Из-за денег в который раз начинают войну. Предают себя, предают своих детей. Изменяют идеям. Убивают то, что создали. Может несколько пессимистично. Согласен. Но я вижу разницу. Вижу другой мир – вымышленный. В кино. Я же не слепой. Каждый день на моих глазах, в моём сердце. Я сравниваю. Разве может реальный мир хоть на шаг приблизиться к потокам вымысла, бескрайности неизведанного, идеалу бесцветного. Красота момента, молчание слова, манящие линии композиции. Увлекательное путешествие по просторам сознания, трепет души. Поиск. Дорога из жёлтого кирпича, в которой не нужен попутчик. Дверь в сказку откроется лишь мне. И я буду счастлив. Словно ребёнок поплачу и посмеюсь, растворюсь в новом мире. А в промежутке между картинами буду мечтать о новом полёте, ждать спасения, словно принцесса в башне. И дождусь. Здесь. Не там. Жизнь другая. Рано или поздно она опрокидывает даже то прекрасное, что в ней произошло. За романтической встречей следует измена. За смертью героя – забвение. Да, люди запускают в космос ракету. Но маршрут её ограничен. Не пролететь ей через Вселенную, не вырваться из рамок дозволенного, не вызвать замирания сердца в предвкушении открытия новых миров. Моя придуманная ракета преодолеет все мыслимые расстояния, приземлится на планете с другой формой жизни. Передо мной откроется новая картина, которую невозможно описать словами. Там мои космонавты почувствуют романтику как космическую пыль – поцелуй вечности. Самый красивый цветок – в её глазах. Самая важная за тенью зеркала – тайна. Самая необычная музыка – голос странной планеты. Её никто не создавал. Никто не загонял в рамки обыденности. Я выдумал этот мир, он лучшее, что может случиться со мной.

Кино мне нравится с детства. Ухожу. В страну мечты, где может произойти самое невероятное. Сажусь перед экраном, и окружающий мир перестаёт существовать. Я искренне люблю и ненавижу, переживаю вместе с героем все его приключения. Каждая картина – новая история. Влюблённые под брызгами искр целуются. Это не их сердце обливается радостью от самого романтичного момента в жизни. Моё. Я укутываюсь в тепло их выдуманных душ, и мне не хочется возвращаться. Весь следующий день хожу под впечатлением от пережитого в фильме, забываю, где я и зачем. Зачем? Жду вечера. Бессмысленная серая людская жизнь пронесётся одним днём, ни мгновением, фотографией, не оставшись в памяти. Вечером я оживу. Сегодня меня ждёт путешествие по ярко-зелёным колумбийским джунглям в компании с опытным снайпером, за которым по пятам будут идти боевики наркомафии. Он всех перехитрит, выиграет сложную дуэль с местным стрелком. Он будет круче всех, но не узнает, что это я всех их убью. Я буду ползать по земле в камуфляжном костюме, жарить ночью на костре пойманную змею. Что может сравниться с таким приключением? Моя рутинная работа? Эти озлобленные друг на друга люди? Эта гонка друг за другом в плену материального обогащения? Девушка, которая клянётся тебе в любви и на следующий день сбегает?

Она ушла. Когда поняла, где я живу. Сначала было очень больно, а сейчас – нет. Я счастлив, что так получилось. Я вообще счастлив. В моей дороге не может быть попутчиков, я уже говорил. Они и не нужны. Отключаюсь. Никто не интересен. Я в кино. Я сам с собой. Что может быть лучше? Никто не мешает мне путешествовать. Никто не мешает видеть сны. Жить во сне. Я не хотел просыпаться. Не выходит. Ничего. Когда-нибудь освобожусь. И всё равно, что там. Может красивая сказка. Может чистая любовь. А может чернота и больше ничего. В любом случае это будет лучше того что я вижу за окном.

Просыпаюсь. Убрано. На столе завтрак. За квартиру уплачено. В холодильнике продукты. Я спасён. Дома я спасён от дома. Это бабушка. Она молодец. Не тяготит меня этой глупой скучной домашней рутиной. Этими людскими обязательствами. Я могу жить. Дальше жить. В кино. Шумит за окном город. Там они. Строят своё будущее. Я не буду им помогать. Мне только отвязаться. Возьмите, что могу дать. И отстаньте. Иду на работу. Говорят. Один хвастается машиной, вторая детьми, третья опять машиной. Смотрю в компьютер. Делаю работу. На часах четыре. Скорее домой, в жизнь. В полёт. Иду по грязному снегу. Еду в автобусе. Много людей. Чужие. Ловлю себя на мысли: так долго нет никого своих. Никто не повстречается, не спросит, не полюбит просто так. Я опять зол. Думаю. Появись «свой» сейчас – пошлю. На весь автобус диким криком. И выйду. Дома. Всё готово. Бабушка. Наспех ужинаю. Душ? Да чёрт с ним! Сажусь у экрана, надеваю наушники. Лес. Зелёные листья, заросли папоротника. Я ползу по земле. Винтовка. В оптическом прицеле маленькие фигурки людей. Накрываюсь камуфляжной сеткой, чтобы не заметили. Задерживаю дыхание, плавно жму на спуск. Фигурки падают в нелепом танце. Я дышу. Я живу.

За окном визжат сирены, ходят люди. Они выбрали общую дорогу. У них нет сомнений. Они смеются над такими, как я. Ну и что. Я не с вами. «В жизни орёл не терял времени больше, чем когда ему пришлось учиться у вороны», – говорил индеец Никто. Пусть смеются. Кто сказал, что правы они, а не я. Может, это где-то записано на небесах, что нужно жить так, как все? Как бы там ни было, люди выбрали реальную жизнь. Я выбрал свою. Я купил себе телевизор…

Сквозь воющую пургу в черноте ночи свет маленьких окошек деревенской хижины манил своим уютом и теплом. Красные занавески, словно маяки, отправляли во мрак свой спасительный свет. Дом стоял на краю деревни. Неугомонный ветер, словно капризное дитя, катался по снегу, бил в окна, стучал по шиферу на чердаке – радовался простору. Каждую зиму усадьбу заметало сугробами в человеческий рост и выше. Однажды скрыло входную дверь и соседям пришлось откапывать. Обычно хозяин не утруждал себя чисткой дорожек – на следующий день метель слизывала их, не оставляя даже следа. Домочадцы ходили прямо по сугробам. Было смешно смотреть на тропинку, проторенную на снегу, под которым спряталась калитка.

Иван проснулся. За окном было темно. Он откинул одеяло, сел на постели. Проснулась жена Валя. Она поцеловала мужа, отвернулась и тут же заснула крепким сном. Ваня улыбнулся, посмотрел в угол: там, в кроватках, тихо спали две маленькие девочки. Дочки. Одной вот-вот должно было исполниться три года. Вторая была постарше на пару лет. Девочки сильно походили на родителей: одна была вылитая мать, другая – отец. Иван любил обеих, но больше ему нравилась своя копия: такая же голубоглазая, с белыми волосиками на голове, с таким же, как у отца, целеустремлённым острым носом.

В доме с утра было прохладно. Уголь в печке прогорел и за ночь превратился в кучку золы. Нужно было идти на улицу, в холод, принести дров, угля. Снова разжечь огонь. Иван поднялся, стал одеваться. Смотрел на спящую жену. Вале повезло с мужем. В отличие от остальных деревенских женщин ей не приходилось рано вставать. Иван работал в колхозе животноводом, поэтому за домашней скотиной ходил сам. Кормил, поил, лечил скот, доил корову по утрам. Валентина просыпалась позже, когда подходило время отвести детей в сад и идти на работу.

Ваня заварил крепкий чай с сахаром, надел засаленную фуфайку, взял стакан и вышел из дома. Дверь отворилась, и клубы холодного пара ринулись по полу внутрь избы. Иван хлопнул дверью, и они растаяли в тепле и полумраке прихожей. На улице мело. Хозяин усадьбы приступил к любимому каждодневному ритуалу: каждое утро он пил на улице крепкий чай с сахаром и курил сигарету. Крыша крыльца не спасала от назойливого снега, но хорошее настроение Ивана метель испортить не могла. Он прихлёбывал из кружки горячий чай, втягивал дым сигареты, смотрел в темноту степи и смеялся ветру, его бессмысленным злым потугам. Нет, не сдуть, не испугать Ваню никаким ветрам, метелям, напастям. Крепко стоял он на крыльце в старых валенках с галошами, стоял каждое утро в любую непогоду, неизменно радуясь новому дню: вкусу индийского чая, сладкому дыму сигареты, свежим следам на снегу. Он знал жизнь и любил её. Верил в свою силу. А за его крепкой спиной,

в прочной тёплой крепости, тихо спала его семья.

Сухие дрова быстро занялись. Остывшая печка снова ожила. Засияла яркими язычками пламени. Иван любил смотреть на огонь. Пока к поленьям снизу подкрадывался оранжевый хулиган, хозяин курил наблюдая. Затем закрыл дверцу, сдвинул на плите крышку, высыпал ведро холодного угля. В топке зашипело – таял снег, попавший на уголь. Иван смёл веником с плиты рассыпавшиеся чёрные камешки, сдвинул назад крышку. Мужчина натянул на руки толстые грязные рукавицы и вышел во двор.

Сарай встретил хозяина тёплым паром с характерным запахом навоза. Иван взял пустую флягу, поставил на санки и отправился за водой. Колонка стояла на улице, у соседнего дома. Несмотря на раннее время, по деревне сновали люди: кто шёл за водой, кто за самогоном к соседям, кто просто курил, опёршись на забор. Ваня поставил под кран флягу, нажал рычаг, подпёр его деревянным колышком. Колонка заурчала, струя воды ударила в пустое металлическое дно. Мимо пробежала, оставляя следы на свежем снегу, соседская дворняга. С пустыми вёдрами подошёл сосед. Все в деревне звали его просто – Михалыч. Был он грузным высоким мужчиной в годах. Жил с женой, взрослые дети разъехались по городам учиться, работать. Всю жизнь Михалыч проработал трактористом в местном колхозе. Сейчас сидел на пенсии дома, смотрел «Поле Чудес», выглядывал в окно на проезжающие машины, держал небольшое хозяйство. Его усадьба располагалась через дорогу от Ивановой. Шаловливая метель не жалела и двор Михалыча – все постройки каждую зиму утопали в огромных сугробах. Сосед подошёл, поставил ведра, поздоровался. Ване нравилось жать его руку: тёплую, крепкую, большую, с шершавой грубой кожей. Эта рука говорила больше, чем любые рассказы об этом человеке. В ней была целая жизнь, тяжёлая и настоящая.

– Ты смотри, разбушевалась чертовка. Метёт и метёт. Ты как там пролез? – усмехнулся Михалыч. Он вынул из кармана пачку «Примы» без фильтра, закурил. Потянуло тяжёлым вонючим дымом.

– Михалыч, бля, чё ку.ишь гадость такую? Чё на хо.ошие сига.еты денег не хватает? – с улыбкой подстегнул соседа своим смешным картавым говором Иван. Он картавил с детства.

– А, одно и то же. Ты думаешь в дорогих-то табак хороший? Пробовал я дорогие, один хрен. Ты на охоту-то по снежку ещё не ходил? Я в выходные двух зайцев принёс. В К…о (райцентр) ездил, ещё патронов себе взял.