Читать книгу НОД - - Страница 1

Конец эпохи

Старый герцог умирал. По воле Единого Творца не от руки неприятеля на поле брани, не от подсыпанного в кубок яда на дворцовом пиру. Великий Беорегард, грозный владыка Земли Нод, раскинувшейся на тысячи миль от Южного моря до Северных гор, умирал от старости в родовом замке семейства Валентайнов, в сиянии собственной славы и окружении десятков слуг.

Приближение скорой кончины великий герцог воспринимал спокойно и мужественно. Всем своим врагам он уже плюнул на могилы, раздвинул границы Земли Нод, преумножив свои владения втрое, подчинил народы Севера и Юга. Что ж, теперь спокойно можно перейти к Творцу. Смерти Беорегард не боялся. Но всё же тревожные мысли омрачали уход грозного правителя.

Что будет с плодами его трудов, когда его не станет, и стальной кулак разожмётся? Не развеется ли по ветру все то, что он собирал по крупицам с потом и кровью? Сыновья – вот теперь в ком его чаяния. На них надежда, на их единство и благоразумие.

Морщась от боли, причиняемый старой раной, Беорегард потянулся трясущейся рукой вверх. Дёрнул за шнурок. На звон колокольчика явился камердинер с серебряным подносом в руках. На подносе слуга нёс позолоченную пару для умывания – кувшин с ручкой в виде вставшего на задние лапы льва и таз, украшенный по бортику сценами сражений.

– Доброе утро, Ваше сиятельство. Как вам спалось сегодня?

Камердинер поставил поднос на столик рядом с кроватью и усадил господина на постели, бережно обложив его подушками.

– Дурно. Снилась битва за Кадре. Ты помнишь, Оллгар? Как они зажали нас у болота? И чуть не перерезали?

Герцог тяжело дышал, на лбу выступил пот. Каждое движение давалось ему с трудом.

– Как же, не помнить! Как сейчас! Я уже мысленно здоровался с Творцом, когда подоспела наша кавалерия. Ну и мы в долгу не остались. Отплатили, будь здоров! Три деревни до тла сожгли, а всех, кто там был, перебили. Кровищи же было!

Братья по оружию дружно расхохотались. В груди у герцога что-то заклокотало и он тяжело закашлялся. Оллгар подал хозяину стакан со столика.

– Вот ваша светлость. Лекарь велел принимать при приступах.

Беорегард маленькими глотками выпил микстуру.

– Что слышно от сыновей?

– Гонцы вернулись ночью. Оба ваших сына с почтением приняли ваш приказ явиться, и обещали прибыть сегодня к вечеру.

– Приготовь мне лучшее платье. Это будет мой последний семейный ужин.

– Конечно, ваша светлость.

– И вот ещё что, найди Лемюэля. Пусть как можно скорее придёт. Скажи дело очень важное.

– Будет исполнено, ваша светлость.

Оллгар положил на колени герцогу подушки, сверху поставил таз и принялся умывать господина.

***

– Да шагай же, ты ! Упрямая тварь!

Невысокий, полный человечек отчаянно ткнул пятками в бока осла, на котором сидел верхом. Животное мотнуло головой отгоняя мух и проигнорировало требование наездника. – Ах, ты!

Путник сопя слез с ослика и замахнулся сделав вид, что хочет хлестнуть его прутом. Строптивая скотина только лишь помахивала хвостом и не двигалась с места. Ещё ни разу хозяин не воплотил свои угрозы в жизнь.

– Ну, пошли тогда!

Человек пошёл по пыльной дороге, ослик пошагал за ним, покачивая притороченным сундуком.

Бесформенная тёмно-синяя ряса, делающая фигуру хозяина осла почти шарообразной и висящий на груди знак в виде заключённого в окружность равностороннего треугольника, говорили о принадлежности его к церкви Единого Творца.

– Здравствуйте, отец Лемюэль! – Босоногая девушка, пасшая гусей в близи дороги, поклонилась наезднику-неудачнику.

– Здравствуй, дитя.

– Благословите, святой отец!

Лемюэль остановился. Вытер платком пот с покрасневшего лица, поправил капюшон спасающий плешивую голову от солнца и тяжело дыша проговорил:

– Подойди, дитя.

Девушка подбежала к нему и опустилась на колени.

– Матушка говорит уж если вы благословите, то уж точно счастье в жизни будет и хворь пройдёт, и муж хороший, и детишки здоровые… А уж если изволите слова магические произнести…

Лемюэль приложил палец к губам болтушки.

– Т-с! Как зовут тебя дитя?

– Сусанна.

Лемюэль положил ладонь правой руки на голову девушки и зашептал молитву, отнял ладонь, и очертил перед ней по часовой стрелке круг сложенными вместе указательным и средним пальцами. Остальные пальцы при этом были прижаты к ладони.

– Да ведёт тебя Единый Творец.

Девушка схватила руку священника и поцеловала её.

– Ступай, дитя.

Лемюэль отправился дальше. Осел, стоявший во время таинства на почтительном расстоянии, поплёлся следом.

По правую руку вплоть до стен крепости расстилались луга с сочной травой, на которой паслись овцы. По левую расположилось поселение, в котором жили воины, охраняющие замок снаружи, мастеровые с семьями. Добротные хижины были огорожены невысокими заборами из плетёных ветвей. Замковый люд, занимающийся повседневными делами, с почтением приветствовал Лемюэля.

Замок Волентайнов стоял на холме и идти становилось все труднее. Добравшись наконец до вала с плотным частоколом на гребне Лемюэль остановился чтобы отдышаться. Не успел он ещё заявить о себе как дозорный на галерее возвестил:

– Отец Лемюэль к его сиятельству!

С грохотом заработал механизм, опуская для священника мост, дающий проход через ров, расположенный за валом, к калитке. Большие крепостные ворота были закрыты. Их не открывали с тех самых пор как герцог занемог, и перестал выезжать сам, и принимать гостей.

Переходя через ров, Лемюэль в очередной раз ужаснулся его глубине и количеству заострённых кольев, вкопанных на дне.

Оказавшись внутри крепости святой отец с облегчением вздохнул – наконец тень закрывала его от палящего солнца. Он двинулся по узким, хаотично извивающимся, улочкам, минуя конюшни, храм Единого Творца, казармы, тюрьму и множество хозяйственных построек, на другой конец крепости к главной башне замка где в своих покоях его ждал герцог.

Войдя в покои, Лемюэль встал посреди комнаты и повернувшись четыре раза на девяносто градусов, очертил в воздухе круг двумя пальцами. Затем показал слуге место куда поставить привезённый с собой сундук.

– Приветствую вас, святой отец, – слабым голосом поздоровался герцог.

– Приветствую тебя, Беорегард.

– Моё почтение, святой отец.

Лемюэль обернулся и всмотрелся в тёмный угол.

– А, и ты здесь, старый висельник… – священник рассмотрел в полумраке долговязую фигуру.

Оллгар хищно ощерился, обнажая жёлтые зубы, и вышел на свет.

– Не очень – то ты вежлив для святоши…– Уймись, Оллгар! – Стальным голосом приказал герцог. – Добавь занга в котёл и подожди за дверью.

Присмирев под грозным взглядом господина, Оллгар подошёл к внушительных размеров медному баку возле кровати герцога. Бак до половины был заполнен водой. Рядом с баком стояли ящик и совок. Камердинер открыл ящик зачерпнул оттуда совком белого порошка. Затем открыл крышку на баке и всыпал порошок внутрь. Вода забурлила выталкивая на поверхность горячий газ. Оллгар быстро захлопнул крышку. Через считанные секунды бак раскалился до красна.

Нарочито почтительно поклонившись священнику, Оллгар вышел за дверь.

Лемюэль сел на стул у изголовья герцогского ложа.

– Я умираю, святой отец, – голос Беорегарда снова стал тихим и усталым. – Я умираю и хочу перед смертью объединиться с Единым Творцом.

– Желание похвальное, но Объединение подразумевает Сокрушение сердца. Испытываешь ли ты это чувство?

– Не могу сказать, что наши взгляды с Творцом во всем совпадают, но да, есть то, что меня мучает. Если я правильно понимаю суть вашего служения, то отказать умирающему, вы все равно не можете. Так что давайте приступать, пока я ещё могу говорить.

Лемюэль открыл привезённый с собой сундук и начал приготовления. На запястья Беорегарду он повязал белые ленты, ещё одну пошире повязал вокруг головы. Это символизировало чистоту помыслов и деяний человека после того, как таинство будет завершено. На шею герцогу он одел символ Единого Творца.

Вынул из сундука огромный древний фолиант, открыл его на нужной странице. Затем стал облачаться сам. Накинул поверх тёмно-синей рясы белоснежную мантию, на голову водрузил конусообразный колпак, тоже белый.

Наконец, достал из сундука занговый светильник – небольшую ёмкость на треножнике, и два камня. Подсыпал немного белого порошка и когда газ стал просачиваться сквозь маленькое отверстие на крышке, чиркнул одним камнем о другой. От искр загорелось синее пламя. Светильник Лемюэль разместил над головой герцога. Прочитав шёпотом из фолианта Лемюэль обвёл в воздухе круг и снова сел на стул рядом с кроватью.

– Да ведёт тебя Единый Творец. Слушаю тебя, сын мой.

Помолчав немного, Беорегард начал.

– Ни о чем, что сделал я как правитель земли Нод, я не сожалею. Кровь, пролитая мной, была пролита во благо. Это была кровь врагов, пролитая на войне. И только лишь потому, что так захотел Единый Творец умерли они, а не я. А коль это Его воля то моей вины нет. Зато теперь мой народ живёт в достатке, не боясь, что завтра будет голодать. И солдаты соседнего короля не будут хозяйничать на его земле.

Беорегард перевёл дыхание и продолжил:

– Первый раз я женился тридцать лет назад. Это был брак по необходимости. Враги угрожали мне сразу с двух сторон и чтобы Нод не был растерзан этой сворой, я заключил мир с северным графством и закрепил наши взаимные добрые намерения свадьбой с дочкой тогдашнего правителя Северных земель.

Вместе мы одолели южан и разделили добычу. Вскоре граф Северных земель умер. Не будем сейчас углубляться в причины его внезапной кончины. Но поскольку сыновей у него не было, всё унаследовала его дочь – моя супруга. Правда, среди его окружения нашлись отчаянные головы, которые пытались оспорить её право на наследство, но они переменили своё мнение, после того как Оллгар с отрядом рыцарей нанёс им визит.

Почти сразу после свадьбы супруга понесла и родила мне прекрасного сына. Может, я и не любил её, но всегда уважал и был благодарен за первенца. Мальчика мы назвали Лисандр.

Прошло шесть лет. Однажды по необходимости я отправился к наместнику Южных земель. За обедом он представил мне свою младшую дочь.

Вам, святой отец, как человеку, сторонящемуся всяческих страстей, не понять что я испытал тогда. Но, поверьте, это было сильнее удара молнии. Вернувшись домой, я не мог думать ни о чём. Я потерял аппетит и сон. Так долго продолжаться не могло.

Если бы не ваша церковь, то возможно было бы все иначе… Но, было как было. Тогдашний епископ запретил мне развестись с женой. У меня не оставалось выбора и Оллгар отвёз мою супругу в монастырь в горах. Там её заперли в подземной келье, было объявлено, что она решила посвятить себя Творцу. Не знаю, жива ли она.

На следующий же день я отправился на юг. Наместник не хотел по началу отдавать за меня дочь. Но мне удалось его убедить, и он нас благословил.

Девица оказалась столь же строптивой, сколь прекрасной. Рыдала всю дорогу до моего замка. Один раз даже пыталась отравиться. Я вынужден был приставить к ней няньку.

В первую брачную ночь мне пришлось взять её силой. Потом она смирилась.

Через год у меня появился второй сын. Его я назвал Вестлей. Супруга же моя при родах умерла.

Герцог замолк. По впалой морщинистой щеке потекла слеза.

– Это были тяжёлые годы. Постоянно то там, то тут вспыхивали восстания приходилось много времени проводить в походах. Лисандр всегда сопровождал меня. Ему я сказал, что его мать убили враги Нода. Характер и тело его закалились, как у мужчины, когда ему было только тринадцать.

Вестлея же я оставлял в замке, на попечении учителей и нянек.

И вот теперь, когда пришло время перейти к Единому Творцу, вина перед этими женщинами, которых я погубил, не даёт мне покоя. Когда я думаю об этом, то чувствую Сокрушение сердца.

Это всё святой отец.

С каменным лицом Лемюэль возложил ладонь правой руки на голову Беорегарду, прочёл из фолианта. Трижды прочертил по воздуху круг. И бесцветным голосом произнёс:

– Да ведёт тебя Единый Творец.

Люмюэль разоблачил герцога. Потом снял и убрал в ящик свой наряд для обряда. Погасил светильник и отправил его туда же.

– Если мы закончили, святой отец, то не окажете ли вы мне ещё любезность? Мне необходимо составить завещание. Впрочем, и в этом вы мне не можете оказать. Это же моя последняя воля.

Люмюэль кивнул.

– Конечно, Беорегард. Нам необходим свидетель.

Герцог дёрнул за шнурок. В тот же момент явился Оллгар.

2.Последняя воля

«Милостью Единого Творца, Великий герцог Земли Нод, Повелитель земель Южных и Северных, Беорегард сын Людовика из рода Валентайнов, находясь на смертном одре составил сие завещание.

Повелеваю:

Оллгару Ору, моему камердинеру, в пожизненное владение деревню Коментон и крестьян, проживающих на этой земле, с правом единолично получать доход с земли и налоги с крестьян, а также сто тысяч золотых донгов.

Родовой замок Валентайнов передаю старшему своему сыну графу Севера Лисандру.

Пять сундуков драгоценных камней и украшений Фракийского царя, привезённых мною из морского похода, передаю младшему своему сыну, графу Юга, Вестлею.

Землю Нод передаю во владение обоим моим сыновьям Лисандру и Вестлею на равных правах. Благословляю их на совместное правление и распоряжение землёй Нод, всеми её богатствами и народами, её населяющими.

Останки мои повелеваю захоронить в фамильном склепе у крепостной стены.

Тот же кто нарушит сию мою последнюю волю да будет осуждён Единым Творцом навеки, и сам он и всё потомство его.

Сие завещание заверено большой герцогской печатью.

Составлено восьмого дня месяца йоля одна тысяча сто восьмого года от сотворения мира.

Писал сие завещание клирик аббатства Единого Творца отец Лемюэль, присутствовал свидетель Оллгар Ор.

Подпись: Великий герцог Земли Нод Беорегард сын Людовика из рода Валентайнов.

Изумлённое молчание воцарилось над небольшим столом, за которым сидели Лемюэль, Лисандр и Вестлей. Поражённые услышанным братья смотрели то на священника, зачитавшего завещание их отца, то друг на друга.

– Вы позволите, святой отец?

Вестлей первым нарушил молчание. Лемюэль подал ему лист пергамента.

– Ну, что там?

– Всё так, как сказал святой отец. Подпись и печать отца – сомнений быть не может.

– Если позволено будет мне сказать, то я готов подтвердить под судом, что в завещании изложена последняя воля вашего покойного отца.

Подал голос, седевший в стороне у стены Оллгар.

– Дай!

Лисандр пробежал глазами по завещанию.

– Дьявол!

Старший брат ударил тяжёлым кулаком по столу.

– Проклятье! Он что, спятил, перед тем как перейти к Творцу?

– Сын мой, прошу вас проявлять уважение к покойному, к тому же он ваш отец.

– Конечно, конечно. Но как он мог так поступить со мной? Пренебречь законом Первородства. Где это видано?

Лисандр вскочил из-за стола.

– Вестлей, может быть ты знаешь больше чем я?

– Я поражён не меньше. – Растерянно ответил Вестлей. – Тем не менее это последняя его воля, придётся подчиниться.

– О-о! Проклятье!

Лисандр отшвырнул стул, стоящий у него на пути, и выбежал из комнаты.

– Что же, свои обязанности перед герцогом я исполнил. Мне пора возвращаться в аббатство.

– Я, с вашего позволения тоже пойду ваша светлость.

Оллгар поклонился и вышел вслед за Лемюэлем.

Вестлей ещё раз, сам не понимая зачем, перечитал завещание. Аккуратно свернул пергамент и убрал за отворот камзола.

***

Дочитав завещание старого Герцога, Ладонна поправила упавший на глаза смоляной завиток и склонив изящную головку задумчиво посмотрела на Вестлея.

– Друг мой, эта весьма странна.

– Согласен с тобой. Но что нам теперь делать, любимая?

– Взбалмошное рэшэние твоего отца огорчаеть меня, лубимый.

Ладонна подошла к окну, солнечные лучи, проникая сквозь тонкий шёлк халата, очертили её миниатюрную фигурку.

– Саюз Сэвера и Юга дэржался лишь на дэспотизме твоего отца. Мы, южане, дрэвний народ, первым появившийся на этой земле, потомки прэкрасной Ины и бога солнца.

Именно мы дали свету великих поэтов, строителей, учёных. Наша прэкрасная страна была цвэтущим садом, пока твой отэц, в союзе с сэверянами, не разрушили всё. Они убили моэго деда, а на место нашего правителя поставили своего намэстника.

Что же общего может быть у нас с этими дикарями, способными только убивать и разрушать?

– Ну, не такие мы и разные…

Вестлей обнял жену.

– Ты не такой как они, любимый! – Ладонна нежно погладила лицо Вестлея изящными пальцами. – В тебе течёт благородная кровь твоей матери южанки.

– Была война. Потом, согласись, любовь моя, принесли вам и хорошее. У вас появился занг и корабли чтобы плавать по вашему морю. В конце концов, на вас перестали нападать соседи, грабить ваши деревни и угонять людей в рабство.

– Эта нэважна! – Ладонна топнула ножкой. Когда она волновалась, акцент становился сильнее, маленькие кулачки сжимались, а на лице заострялись скулы. Вестлей невольно залюбовался ею сейчас.

– По доброй воле мы никогда не будем одним народом с северными варварами.

Вестлей прижал супругу к груди и нежно погладил кудрявую головку.

– Не переживай, звезда моя. Все будет хорошо. Вот похороним отца, уедем к себе, и всё будет как прежде.

– Нэт. Как прэжде уже не будет.

***

На внутреннем дворе замка, укрывшись от зноя под соломенным навесом, примостившимся между конюшней и казармой, Лисандр Валентайн заливал обиду крепким элем в компании верного друга.

На перевёрнутой кверху дном бочке стоял невероятных размеров кувшин, рядом была разложена нехитрая снедь – сыр, лепёшка и варёная баранина.

– Прошу вас граф, ваш кубок. – Белокурый детина наигранно хлопнул себя по лбу и вычурно склонился в почтительной позе. – Ах, простите, ваше сиятельство Великий Герцог Земли Нод-на половину, я ещё не привык.

– Клянусь, Осланд, хоть мы вместе сражались и ты мне как брат, и первый советник в государственных делах, но если ты ещё раз посмеешь так, пошутить я отрублю твою голову и выброшу собакам!

– Простите, ваша светлость, я не имел намерения вас оскорбить. Беру свои слова обратно

Развалившись в одной льняной нижней рубашке на пахнущем солнцем и полевым разнотравьем, свежескошенном сене Осланд отхлебнул из кубка.

– Однако скажи, Лисандр, а где завещание сейчас?

– Не знаю. Я бросил его в комнате отца. Наверное, Вестлей забрал. Зачем тебе? Оно подлинное, сомнений нет.

– Не сомневаюсь. Но, вот что я подумал, нет завещания – нет и сомнений кто теперь должен стать полноправным повелителем земли Нод.

– О чём ты говоришь?

Осланд сел и вкрадчивым голосом проговорил:

– С нами двадцать вооружённых рыцарей. Прикажи и ни один южанин, и ни один претендент на герцогство не покинет крепость живым.

Лисандр, отшвырнув кубок, кинулся на друга и уселся на него, придавив руки коленями. Левой рукой он давил ему на грудь, а правой ухватил за горло.

– Нет, всё же стоит отрубить твою баранью башку! Ты предлагаешь мне убить брата? В нас течёт одна кровь! Никогда я не совершу этого преступления, хоть бы даже за всё золото мира!

– Пусти… Задушишь…

Просипел Осланд, извиваясь в тщетных попытках увернуться от стальной кисти. Лисандр освободил его. Осланд жадно вдохнул и закашлялся. Придя в себя осторожно, тщательно взвешивая каждое слово вновь начал разговор.

– Клянусь, дружище, ты не так меня понял! Убить брата! Как такое возможно!

Осланд украдкой взглянул на вспыльчивого господина. Не почуяв опасности, продолжил.

– Мы много пережили вместе, и я беспокоюсь о тебе. Что это значит «распоряжаться всеми богатствами на равных правах»? Ты первенец и твои права священны. Отрицать закон Первородства это значит идти против Творца. Что выше завет Единого Творца или завещание? Решать конечно тебе. Однако я сейчас не узнаю своего предводителя, который вёл за собой полки в бой. Который никогда не уступал того, что принадлежит ему по праву.

– Что ты хочешь сказать?

Осланд подобрал кубки и налил эля. Подал Лисандру и присел рядом.

– Да ничего такого, что ты не знал бы сам. Отец сделал тебя наместником Севера, значит хотел чтобы ты был там хозяином. А что теперь? Разделить все с Вестлеем и его принцессой? Да тут же явное противоречие. Подумай сам! Здесь что-то не так.

Лисандр слушал, опустив голову.

– Что же, возможно, в твоих словах и есть истина. Однако сейчас мне не до того. Подумаю об этом после похорон отца.

***

Проводы правителя к Единому Творцу были не менее значимыми, чем его поступки во время правления. Беорегард умер хорошей смертью, объединившись перед уходом с Творцом. Теперь необходимо было сохранить у народа светлую память о великом герцоге.

Тело ушедшего должно было пролежать пять дней в гробу в фамильной часовне рода Валентайнов и не предаться тлению. Двери часовни всё это время не запирались и любой желающий независимо от сословия и происхождения мог свободно войти в неё и оценить степень сохранности августейшего тела.

Если по прошествии пяти дней тело оставалось нетронутым тленом, то это свидетельствовало о святости ушедшего правителя. Все его дела считались праведными и направленными на благо народа. По государственным праздникам простой люд приходил к его могиле и совершал ритуал поклонения.

Если же по истечении срока тело имело признаки разложения, то правитель считался неправедным, что ставило под сомнение его государственные дела и передачу власти его потомкам.

За «святость» Беорегарда отвечали Лемюэль и личный лекарь герцога Листок. Они работали быстро и сноровисто, стремясь поскорее освободиться от тяжкой обязанности.

Подальше от посторонних глаз, в подвале под зАмком, где в любое время было холодно, на леднике лежало тело герцога. Священник и лекарь разрезали тело от груди до половых органов. Достали все внутренности и присыпали все внутренние поверхности смесью из мирры, смолы, алое, специй и трав, чтобы предотвратить тлен. А также добавили внутрь смесь для уменьшения дурных запахов, состоящую из розы, фиалки, камфары, сандалового дерева и мускуса. Добавили соли и приятно пахнущих трав так, что бы в полости не осталось пустого места. Затем лекарь зашил разрез.

Далее они обмотали тело пропитанной воском тканью. Лицо герцога лекарь обмазал смесью ромашки и розового масла, разбавленного скипидаром.

Затем настало время облачения. На ноги герцогу похоронщики натянули кольчужные шроссы и прикрепили их ремнями к поясу. Поверх шросс прикрепили золотые шпоры. Натянули кольчугу с капюшоном, закрывающим голову. Поверх кольчуги одели котту – тунику из шелка окрашенную в цвета дома Валентайнов – голубой и белый. На голову одели золотую корону украшенную драгоценными камнями.

Под конец опоясали правителя синим кожаным поясом с золотыми накладками, пряжка и хвостовик его украшены золотыми же пластинами с изображением всадника. Через голову одели перевязь, с прикреплённым к ней мечем. Перевязь белая с такими же золотыми пластинами как на поясе, ножны обтянуты синей, в цвет пояса, кожей.

Облачённое тело положили в гроб. В изголовье разместили шлем, украшенный золотыми пластинами и павлиньими перьями. С лева разместили щит, обтянутый синей кожей, с тиснением в виде герба Валентайнов – вставший на задние лапы, оскалившийся медведь. В правую руку вложили скипетр.

Четыре рыцаря в парадном облачении вынесли открытый гроб из подвала и степенно понесли его через площадь к часовне. Крепостной люд издали любопытно наблюдал за процессией, опасаясь подойти ближе. Только рыдающий Оллгар плёлся за гробом.

***

Над супружеской кроватью уже был опущен балдахин, когда раздался стук. Вестлей отодвинул засов и открыл дверь. В коридоре, в тусклом свете зангового светильника, стоял паж. Судя по его серебристому, с белым окаймлением плащу, он принадлежал двору дома Севера. Мальчик снял с головы бархатный берет украшенный пером и поклонился, отставив при этом левую ногу в сторону.

– Ваша светлость, ваш брат, его светлость граф Севера Лисандр просит вас о встрече. Его светлость ожидают вашу светлость в каминном зале.

Паж ещё раз поклонился и скрылся во мраке коридора.

– Дорогая, – начал было Вестлей, вернувшись в спальню.

Но Ладонна уже откинула полог и стояла босыми ногами на устланном камышом и полевыми травами полу.

– Я всё слышала, лубимый!

– Что ж, ложись спать без меня. Я постараюсь закончить поскорее.

Вестлей обул туфли с серебряными пряжками и надел камзол поверх льняной рубахи.

– Нэт! Нэ ходи. – Ладонна преградила супругу путь. – Они убьют тэбя! Твой брат хочэт быть единствэнным правителем Нода!

– Ты что, Ладонна! Этого просто не может быть, мы братья, мы росли вместе и в нас течёт одна кровь. Ты преувеличиваешь, дорогая.

Вестлей притянул супругу к себе за плечи и поцеловал в лоб. Ладонна, привстав на цыпочки, обхватила его за шею.

– Я боюсь. В твоём брате слишком много от вашего отца. Прошу тебя, не отдавай ему наш Юг. На дай ему вмешаться в нашу жизнь. То, что он родился раньше, не ставит его выше тебя!

Вестлей осторожно освободился от её объятий.

– Я скоро.

– Подожди!

Ладонна бросилась к одному из сундуков, стоящих у стены.

– Вот! Возьми, – протянула она супругу стилет, с рубином в перекрестье, – это оружие моего деда. Он заговорённый, им можно убить любого врага.

Она засунула клинок Вестлею за пояс и прикрыла полой камзола.

Вестлей ещё раз поцеловал её и вышел.

Когда за супругом закрылась дверь, Ладонна вынула из сундука статуэтку в виде расправившей крылья птицы с человеческим лицом. Поставила её на сундук рядом с занговым светильником. Опустилась на колени рядом . Горячо зашептала оберегающую молитву.

– О, прародительница Ина, храни его…

***

Спустившись по каменной винтовой лестнице с жилого этажа, Вестлей попал в каминный зал. Помещение было настолько большим, что хотя и освещалось множеством светильников, арочные своды из кирпича скрывались в полумраке.

Синее пламя камина выхватывало из темноты развешанные на стенах бело-голубые знамёна с изображением головы оскалившегося медведя, трофейное оружие, шкуры убитых на охоте животных. Над камином висел огромный портрет старого Герцога на вздыбленном скакуне.

Услышав стук каблуков по каменному полу, Лисандр поднялся с кресла и улыбаясь направился к брату. Вестлей, улыбаясь в ответ, нащупал рукоять стилета под полой камзола.

– Приветствую тебя, брат мой!

Лисандр крепко обнял Вестлея.

– И я приветствую тебя, Лисандр.

– Пойдем помянем добрым словом родителя и проводим его к Творцу.

Лисандр потянул брата к стоящему у камина столу. Там уже ждали наполненные вином кубки. Лисандр усадил Вестлея в кресло.

– Погоди-ка, я добавлю занга в камин.

Когда брат отвернулся, чтобы насыпать в котёл порошка, Вестлей поменял кубки местами.

– Ну, – Лисандр вернулся к столу, поднял кубок и указал им на портрет над камином, – да ведёт его Единый Творец!

Вестлей дождался пока брат проглотит вино, и тогда отпил из своего кубка.

– Ведёт его Единый Творец.

Над столом повисла неловкая тишина.

– Давно мы так не сиживали… Наверное, с тех самых пор, как я уехал наместником на Север в день своего восемнадцатилетия!

– Да… Но я тогда был слишком мал.

– Да…

Слышно было, как шипит газ в камине.

– Да…

– Послушай, Лисандр, давай оставим детские воспоминания…

– Да и в самом деле! Чего рассусоливать как бабы.

Лисандр наполнил кубки.

– Скажу прямо! Родитель наш не иначе лишился рассудка перед тем, как составить такое завещание.

– Сказать по правде, Я с тобой согласен брат. Но, что ж поделать? Такова его последняя воля. И она свято должна быть исполнена. Если он не начнёт тлеть.

Лисандр испуганно замахал руками.

– Если он начнёт тлеть, нас обоих не признают наследниками. Найдутся охотники хозяйничать в Ноде вместо нас. Но, зная искусность Листока и святого отца, этого случиться не должно.

– Что же тогда?

– Послушай, брат, что будем делать мы вдвоём на одном троне? Как делить казну? Мои доходы от продажи занга гораздо больше, чем вся казна Юга. А править как? Твоя южная принцесска меня не жалует, будет нашёптывать тебе…

Вестлей вспыхнул:

– Поосторожней, Лисандр! Она моя жена! Моя мать тоже была с Юга!

Он завёл руку за полу камзола. Лисандр заметил это, и усмехнувшись ответил:

– Прости, прости. Я не хотел сказать ничего плохого ни о твоей матери, ни о жене. Вот видишь, у нас уже размолвки!

– Так к чему же ты клонишь, в конце концов?

– Пусть всё останется так, как есть. – Лисандр подвинул своё кресло вплотную к Вестлею и перешёл на шёпот. – Мы перепишем завещание. Тебе останется Юг, мне – Север. У каждого своё герцогство со всеми землями, богатствами и людьми.

– И рудники тебе?

Вестлей тоже говорил шёпотом. Братья сидели в полумраке склонив друг к другу головы так, что соприкасались лбами.

– Да. Мне. Но тебе я буду отдавать столько занга, сколько будет тебе необходимо, ты ни в чём не будешь обижен. А ты мне позволишь беспрепятственно пользоваться своими портами.

– Ты, конечно, мой брат, и слову твоему я верю, но как мы все это закрепим?

– Да, я ж говорю! Мы поменяем завещание. Герцогская печать так и лежит в его покоях. А подписи никто почти не знает. Да и не будем же мы завещание показывать кому ни попадя. В новом завещании пропишем все, о чем договорились. И уже это будет его священной волей.

– Не боишься навлечь гнев Творца?

– Родитель наш был стар и болен. Не понимал, что творит. Восстановить справедливость, это благо в глазах Творца.

Вестлей замолчал в нерешительности.

– Решайся, брат. Завтра последний день, когда он будет лежать в часовне. Потом придётся огласить завещание. Времени нет.

– А как же свидетели – Оллгар и Лемюэль? Что с ними? Они ни за что не согласятся.

– Не думай об этом. Я все устрою. Завещание у тебя с собой?

– Нет.

– Решайся! Его надо уничтожить!

– Как только мы огласим наше, уничтожу тут же.

– Клянёшься?

– Клянусь.

Лисандр схватил лежащий на столе нож, полоснул себе по ладони. Сцедил кровь в кубок. Затем взял руку Вестлея, проделал тоже с его ладонью, разбавил братскую кровь вином.

– Клянёмся быть верными друг другу и клятве сегодня данной.

Лисандр отхлебнул из кубка и протянул его Вестлею. Младший брат тоже сделал глоток.

Вестлей поднялся с кресла.

– Что ж так и решим. Сейчас надо отдохнуть. Завтра важный день – прощание с герцогом.

Когда шаги Вестлея стихли наверху, из-за портьеры, которой была занавешена ниша в стене, вышел Осланд с арбалетом в руке. Размяв кисть, затёкшую на спусковом механизме, он аккуратно ослабил тетиву и вынул стрелу из ложа.

– Я правильно понимаю, что он согласился?

– Согласился. Теперь дело за нами. Спать сегодня не придётся. Со стариком всё устроим, а вот попасть в аббатство не так-то просто.

– У меня есть человек, способный на такое.

– Тогда не будем медлить. Ведёт нас Творец!

– Ведёт нас Творец!

***

Через полчаса после сговора братьев, из крепости выехали два всадника в чёрных плащах, лица их были скрыты капюшонами. Переехав через ров, они направились к поселению, растянувшемуся вдоль крепостной стены.

– Послушай, Бар, – произнёс один из наездников зевая, – как ты думаешь, на кой чёрт графу понадобилось прикончить этого старика? Да ещё так срочно. Темень такая, что того и гляди лошадь запнётся о какую ни будь колдобину или в яму угодит.

– Не знаю, Кир. Я не привык раздумывать, когда мне приказывают. Чего ты сам не поинтересовался у его светлости?

Кир усмехнулся.

– Поинтересовался бы, если бы не дорожил своей жизнью.

– Стой. Вон видишь хижина, с покосившимся крыльцом? Похоже, это то, что нам надо. Лошадей оставим здесь на всякий случай.

Убийцы спешились. Неуверенно ступая по слабоосвещенной лунным светом тропинке прокрались к хижине. Подойдя ближе заметили синий свет в окне.

– Чёрт! Неужто не спит. Возись теперь с ним!

Бар вместо ответа поднёс указательный палец к губам. Очень медленно, без единого шороха открыл калитку, и напарники вошли во двор. Бар вынул кинжал и остался у крыльца. Жестом указал Киру на окно. Тот пригнувшись прокрался вдоль стены и заглянул внутрь хижины. По его лицу Бар догадался, что он увидел не то, чего ожидал.

Также пригнувшись и абсолютно бесшумно Кир вернулся к крыльцу.

– Ну, что там?

– Чёрт знает что такое. Какая-то девица. Шарит по шкафам.

– Может не та хижина?

– Может. Хотя по тому, как нам её описали – она и есть.

Бар убрал кинжал обратно в ножны, откинул капюшон и не таясь, даже как будто нарочно топая, поднялся по крыльцу и постучал в дверь.

Свет внутри комнаты затрепетал и перемещаясь в сени.

– Кто там?

– Прошу прощения, сударыня. Мы с приятелем должно быть немного заплутали в темноте. Мы ищем дом Оллгара Ора.

– Зачем он вам?Да ещё и в такое позднее время.

– Мы вместе сражались на Юге под предводительством герцога Беорегарда. Теперь едем проститься с ним. Вот и решили заехать к однополчанину, повидаться. Не скажете ли вы, сударыня, его ли это дом?

Скрипнули несмазанные петли. Дверь отворила юная девушка. В свете зангового светильника было заметно, что веки её припухли от слез.

Бар приветливо улыбнулся, а девушка всхлипнула и начала, рыдая причитать.

– Такое горе, такое горе…

– Оллгар дома? – Кир тоже поднялся по крыльцу.

Бар грубо дёрнул его сзади за плащ.

– Что же случилось, сударыня?

Как можно ласковее спросил он у девушки.

– Такое горе… Оллгар, как старый герцог умер, очень тосковал. Пил по – чёрному. Совсем уж рассудок потерял.

– Ну? !

Бар был вынужден опять одёрнуть Кира.

– Продолжайте, сударыня.

– С утра, как проснулся, так и давай элем заливаться. Упал в сточную канаву да, там и захлебнулся, а может и сердце не выдержало, вдобавок. Когда нашли, то уж и не дышал.

– А вы что же здесь делаете?

– Оллгар жил один. Вот я по – соседски готовлю всё к похоронам. Человек же. Надо проводить к Творцу как положено.

– Как вас зовут, сударыня?

– Сусанна.

– Вы очень добры, милая Сусанна. А где же Оллгар сейчас? Нам бы хотелось проститься.

Сусанна показала рукой на покосившуюся дверь ведущую в подвал.

– Идёмте, он в холоде, в подвале. Такая жара, а Оллгар – не герцог.

Убийцы отступили в сторону, уступая ей дорогу. Кир при этом проводил Сусанну сальным взглядом.

Осторожно ступая друг за другом они спустились в подвал. На грубо выделанных шкурах, на полу лежал Оллгар. Его долговязое тело вытянулось от двери до противоположной стены. Подвал был мал, так что визитёры не могли повернуться без того, чтобы не толкнуть соседа.

Лицо Оллгара слабо освещал стоящий в изголовье светильник. Руки вытянуты вдоль туловища, на груди лежал символ Единого Творца – заключённый в окружность равносторонний треугольник.

– Господа желают что-нибудь сказать на прощание?

Кир скривился, а Бар встал на колени.

– Хочу обнять старого друга.

Он приник к телу Оллгара и несколько секунд пролежал на его груди, пытаясь услышать дыхание и сердцебиение. Затем встал и кивнул напарнику.

Поднявшись на верх Кир и Бар распрощались с Сусанной и отправились к лошадям. Уже светало, солнце нового дня тихонько поднималось над крепостной стеной.

– Хороший денёк, не правда ли, Бар. Даже работать не пришлось, Творец всё сделал за нас, прибрав старика.

– Да. А не заехать ли нам по такому поводу в трактир?

– Хотел предложить то же самое! Признаться, накануне я крепко перебрал, голова теперь трещит. Кто ж знал, что графу приспичит гнать нас среди ночи по делам.

Напарники пришпорили коней и направились в сторону трактира.

***

Таверна «Кубок и роза» расположилась напротив прикрепостного поселения, между стеной и дорогой. Заведение состояло из двух построек стоящих параллельно друг другу и соединённых крытой галереей, образовывая таким образом просторный двор. С левой стороны расположилась гостиница, с правой – харчевня. Стену галереи, обращённую внутрь двора, заменяли столбы. Посреди двора имелась конюшня с примыкающей к ней кузницей.

Харчевня не закрывалась никогда. В любое время дня и ночи усталый путник или разгулявшийся мастеровой, из числа крепостного люда, мог найти тут тепло очага, кружку крепкого эля, ужин и ласку. Однако, не стоило забывать здесь и об осторожности. Неосмотрительный посетитель рисковал быть обыгранным в карты или кости местными шулерами, или очнуться с пустыми карманами после ночи продажной любви.

Искать справедливости в такой ситуации было тщетно. Хозяин таверны, старый ветеран Двэйн, в ответ на жалобы говорил всегда одно и то же: «Сам виноват», а крепостная стража предпочитала не влезать в его дела.

Осланд въехал на внутренний двор гостиницы, когда уже начало темнеть. Спешился у коновязи. Тут же подскочил услужливый мальчишка, и схватив лошадь под уздцы, привязал её к торчащему из стены, металлическому кольцу.

– Чего желает господин? Номер на ночь? Накормить лошадь? Ужин? Девицу? Эль?

– Найди хозяина. Скажи, приехал гость с Севера. Я буду ждать его в харчевне.

Мальчишка застыл на месте, вытянув вперёд ладошку.

Осланд кинул ему медную ливрку.

– Быстро!

– Все будет исполнено господин!

Через галерею Осланд вошёл в харчевню, заполненную до отказа разношёрстной публикой. Внутри царил обычный для этого времени суток бардак. Из-за едкого табачного дыма ничего не было видно дальше, чем на три шага, взмыленная прислуга носилась взад – вперёд с кружками и тарелками. Ругань, пьяный смех и звон металлической посуды сливались в единый гул.

Уверенной походкой Осланд прошёл к единственному свободному столу, стоящему в углу у камина и расположенному так, чтобы видеть всё, что происходит в зале. Как только Осланд расположился за ним, подскочил прислужник.

– Прошу меня извинить, но это место занимать нельзя. Это место хозяина, господина Двэйна. Если господин желает, можно присесть к тем двум …

– У меня встреча с твоим хозяином. Он меня ждёт.

Прислужник склонился, услужливо улыбаясь.

– Может быть, пока господин изволит эля?

Осланд скривил губы. Прислужник рассмотрел под плащом гостя украшенные драгоценными камнями рукоять меча и ножны и сам понял свою ошибку.

– Заморское, конечно, заморское! Одно мгновение и я вернусь, ваша сиятельная светлость!

Вдруг в харчевне стало тише, был слышен лишь шум из кухни. В дверь, обращённую на дорогу, вошёл чуть сгорбленный человек, одетый во всё чёрное. Осмотрел холодными, бесцветными глазами из-под нависших век харчевню. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, дряблый мясистый нос нависал над толстыми губами. Человек снял широкополую шляпу. На голове не было ни единого волоска. Постояв несколько мгновений на пороге Двэйн, а это был именно он. направился через весь зал к Осланду.

Завидя приближающегося хозяина таверны, Осланд поднялся ему навстречу. Они сели за стол, прислужник принёс вино. Отпив из кубка, Осланд произнёс:

– Дела, как я вижу, идут у тебя неплохо, Двэйн.

– Благодарность Творцу. Не жалуюсь. – Двэйн усмехнулся. – Конечно, не сравнить с твоими рудниками.

– Они не мои. Граф только доверил мне управлять ими.

– Само собой. Так что тебя привело сюда?

– Есть человек, за судьбу которого я переживаю. Хотел бы, чтобы ты позаботился о нем так, как только лишь ты умеешь.

– Вот оно что. И чьей же долей ты озабочен?

– В местном аббатстве есть такой клирик, отец Лемюэль. Может, слышал?

Двэйн удивлённо поднял брови, на лбу образовались глубокие морщины.

– Его в здешних местах каждый знает. Я не хотел бы принимать участие в его судьбе.

– Тогда твоей займётся стража и палач. Этот человек очень важен для меня. Втрое важнее, чем, обычно.

Осланд кинул на стол туго набитый бархатный кошель. Двэйн быстро накрыл его шляпой.

– Договорились?

Двэйн кивнул, презрительно скривив губы, и тихо, почти шёпотом произнёс:

– Не в моих правилах задавать лишние вопросы, но на кой чёрт тебе понадобился несчастный монах?

– Не стоит изменять своим правилам, друг мой.

Также тихо ответил Осланд. Похлопал Двэйна по плечу и допил содержимое кубка.

– Отличное вино! – Осланд поднялся. – И не затягивай с моей просьбой. О человеке надо позаботиться уже в ближайшие два дня.

Когда Осланд вышел, хозяин таверны зло выругался и плюнул ему вслед. Остаток вечера Двэйн просидел за своим столом, о чем-то размышляя с мрачным лицом. Потом ушёл к себе, достал какой-то старый пергамент, оскоблил его, и что-то сосредоточенно писал.

***

Аббатство Единого Творца было обнесено высоким частоколом, на сторожевых вышках и днём и ночью дежурили часовые. Монахи боялись нападения и были бдительны. Дважды восстановив обитель после набегов диких племён, все, кто выжил и не попал в рабство, научились защищаться. Напав на аббатство в третий раз, грабители получили достойный отпор. С тех пор нападения прекратились, однако попасть постороннему на территорию монастыря было практически невозможно.

В сторожевой будке, перед главными воротами аббатства, дремал тучный монах. Время его дежурства подходило к концу, и он уже представлял, как после вечерней трапезы и молитвы, отойдёт наконец-то ко сну. За то время, пока он был на посту, жара и насекомые измучили его, и теперь монах наслаждался вечерней прохладой.

– Мир тебе, брат, да ведёт тебя Единый Творец!

Монах в будке вздрогнул от неожиданности, положил руку на рукоять меча и принялся пристально рассматривать незнакомца, пытаясь понять не исходит ли от него опасность. Тёмно-синяя ряса и висящий на груди знак в виде заключённого в окружность равностороннего треугольника, свидетельствовали о том, что, по крайней мере, они принадлежат к одной вере, а посох, широкополая шляпа и перекинутая через плечо холщовая сумка выдавали в незнакомце паломника. Ряса его была вся в пыли и грязных пятнах, подол обтрёпан, на локтях пришиты заплаты, видно, он уже давно был в пути.

– И тебе мир. Ведёт тебя Творец.

Настороженно ответил на приветствие страж.

– Я брат Серхио, клирик аббатства Седос, что на южном побережье. Иду поклониться святой горе Саронай, дабы объединиться с Единым Творцом и заслужить его милость.

– Чего ж тебе угодно, брат Серхио?

– Брат, я две ночи ночевал под открытым небом, три дня не ел горячей пищи, очень устал, и сандалии мои требуют починки. Не распахнёт ли предо мною, милостью Творца, свои гостеприимные врата ваше аббатство и не приютит ли на ночь единоверца?

– Э, нет, брат! Никак не могу тебя пропустить. Приказ аббата никого не знакомого не пускать.

– Да, разве ты не видишь, что мы с тобой едины в Творце? Какое же зло может быть вам от меня?

– Ну, зло не зло, а лучше не рисковать. Эдак знаешь, любой пройдоха напялит на себя пыльное тряпьё, так и всё, прикажешь его за стол усаживать? Не-е-т! Может ты вор? Или наводчик? Откроешь ночью ворота грабителям. Приказ опять же. Иди, с милостью Творца, своей дорогой.

– Экий ты, брат, строгий! И не стыдно тебе брата своего обрекать на страдания? По всему Ноду я разнесу весть о том, какая неблагочестивая братия в здешнем аббатстве!

– Да откуда ж мне знать, что ты мне брат!

Путешественник чуть помедлил, будто решаясь на что-то, и наконец сунул руку в сумку.

– А вот! Что ты на это скажешь?

Паломник вынул из сумки затёртый пергамент и протянул стражу в окошко. Тот развернул свиток и прочёл вслух, шевеля губами:

«Сопроводительное письмо. Я, Авалос Альбре, милостью Единого Творца, аббат монастыря Седос, подтверждаю этим письмом, что его предъявитель является клириком аббатства Седос, по имени брат Серхио. Всех наших братьев по вере прошу, во имя Единого Творца, оказывать ему помощь и поддержку». Гляди-ка, и печать есть и подпись. Да только я не могу судить подлинные они или нет. Эдак, любой пройдоха понапишет себе, так что теперь…

– Так покажи тому, кто понимает!

– Ладно. Ты стой здесь, а я пойду, пошлю кого-нибудь показать твоё письмо аббату. Он-то уж должен знать.

С этими словами монах нехотя поднялся и скрылся за калиткой, расположенной рядом с воротами.

Вернувшись страж широко улыбался и даже обвёл в воздухе круг со словами «Да ведёт тебя Единый Творец». Радушно распахнул он перед странником двери:

– Что же ты сразу не сказал, что такой уважаемый человек за тебя поручается! Авалос Альбре старый друг нашего настоятеля. Он его печать и подпись сразу признал. Проходи, брат, и будь как дома! Сейчас время позднее, а завтра, после утреннего обряда, настоятель ждёт тебя у себя. Расскажешь ему последние новости.

Войдя на территорию монастыря, паломник попал на просторный двор, окружённый крытой галереей. В центре стояла ротонда, в ней располагались умывальни с проточной водой, бившей из родника . От неё под прямыми углами расходились четыре дорожки вымощенные камнем, всё остальное пространство двора было занято аккуратно подстриженными кустами.

Одна из дорожек вела прямо и упиралась в ворота собора. Налево расположилась трапезная, направо – спальни монахов. Вблизи ворот монахи обустроили гостиницу для паломников и пилигримов.

– Приветствую тебя, брат. – Внутри путника встретил другой монах, совсем молодой с пушком над верхней губой. Дружелюбно улыбаясь он поприветствовал гостя, обведя двумя пальцами в воздухе круг по часовой стрелке. – Меня зовут Клод. Пойдём, я провожу тебя.

После того как гость умылся в ротонде, Клод отвёл его на кухню и угостил похлёбкой, хлебом и вином.

– Надолго к нам?

– Нет. Только переночевать. Я иду в Соронай. Завтра, как только повидаюсь с вашим настоятелем, отправлюсь дальше.

– О! Какое угодное Творцу дело! Я тоже собираюсь объединится там с Творцом, но настоятель не даёт благословения. Говорит рано. А как рано, если я уже почти месяц, хожу в послушании! Слушай, брат, вот возьми с собой в дорогу!

Клод достал с полки каравай и протянул новому знакомому.

– Благодарю тебя, брат. А вот скажи, правда, что у вас в аббатстве живёт знаменитый Лемюэль? Тот, что в одиночку переписал за год Завет Творца.

– У нас, – с гордостью кивнул Клод, – и уж что это за фолиант вышел! Такого переписчика, как наш Лемюэль не найдёшь.

– А могу ли я с ним повидаться?

– Никак не возможно. Брат Лемюэль взялся за новую книгу. Очень занят, до поздней ночи всё пишет. Как только у него спина выдерживает, и зрение до сих пор не пропало. Вот и сейчас видишь, свет в его келье горит.

Парень указал на светящееся окно в противоположной стороне двора.

– Ну, что поделать. Милостью Творца повидаюсь утром или на обратном пути.

– Пойдём, я покажу, где переночевать. Повезло тебе, гостиница пустая, спать будешь как король. А мне ещё искать кота аббата. Негодяй постоянно куда-то убегает. Его святейшество переживает, а достаётся братии.

Клод привёл путешественника в гостиницу, представляющую собой сколоченное из дерева сооружение. Внутри, по обе стороны от прохода настилы из досок покрытые соломой. В дальнем конце два стола и два стула.

***

«Хорошо, что стоит такая жара. Окно в келье наверняка будет открыто. Третье слева. Так показал Клод. Жаль, конечно, наградную грамоту от аббата Альбре. Как он был благодарен что мы защитили его монастырь от дикарей! Да, хорошее было время. Могли легко понять что чернила свежие. До последнего не хотел показывать, но проклятый толстяк у ворот! »

Двэйн ждал когда окончательно стемнеет. Прислушался. С улицы не доносилось ни единого звука. Братия давно отошла ко сну. Страже на вышках двор был виден плохо, их строили чтобы наблюдать за внешними угрозами. Двэйн вышел на двор. В нужном окне всё ещё горел свет.

Опустившись на колени, так чтобы кусты полностью скрывали его, Двэйн пополз через двор. Добравшись до противоположного конца, он заглянул в келью. На чурбаке, заменяющем стул, лицом к окну, сидел монах. В свете лампы он напряжённо выводил строки на листе пергамента. Из мебели в келье была ещё лишь кровать, стоящая справа. В изголовье висела икона, и горел светильник. В ногах на вбитом в стену гвозде висела ряса.

Монах насторожился, выпрямился и посмотрел в окно. Долго не раздумывая, Двэйн вынул из-под рясы метаемый нож. Отточенным движением кинул. Лезвие угодило точно в артерию.

Монах вздрогнул и, не издав ни единого звука, повалился на стол. Кровь смешалась с невысохшими чернилами. Двэйн протянул руку в келью и прикрыл ставень.

«Теперь найдут только завтра, после утреннего обряда».

Двэйн отпрянул от окна и сделал шаг в направлении кустов. Нога встала на что-то мягкое. Тут же раздался мерзкий кошачий визг.

«Что за чёрт!»

– А, так вот ты где, мерзавец! А ну, иди сюда.

Из-за угла появился Клод со светильником. Увидев Двэйна, парень удивлённо вытаращил глаза.

– А ты что…

«Не повезло тебе, парень»

Договорить Клод не успел. Лезвие вошло точно в сердце. Двэйн подхватил обмякшее тело, и вместе с ним скрылся в кустах.

Протащив несчастного через двор, Двэйн занёс его в гостиницу. Здесь будут искать в последнюю очередь. Положил на настил. В отчаянии покачал головой. Закрыл покойному глаза.

«Прости. Иначе я не мог. Видно уж такая твоя судьба»

Двэйн обвел круг над телом и прочел отходную молитву, как он делал не раз, прощаясь с друзьями павшими на поле боя. Затем завалил покойника сеном. Выходить через ворота ночью значит привлекать к себе не нужное внимание. Двэйн прилёг на настил прикрыл лицо шляпой и стал ждать утра.

С первыми лучами солнца наёмник покинул аббатство, любезно попрощавшись с несущим вахту монахом.