Читать книгу Семейное древо - - Страница 1

Размеренный стук колес убаюкивал, и я постепенно погружалась в состояние, близкое к трансу. Спину ломило от долгого сидения на жесткой деревянной скамейке электрички, живот сводило от голода, а голова гудела от стремительно меняющихся картинок за окном. Второй час я наблюдала за пролетающими мимо лесами и чернеющими до самого горизонта полями в обрамлении пожухлой прошлогодней травы. Иногда вдруг из сплошной полосы деревьев выскакивал крошечный городок, чтобы через секунду опять смениться безрадостным пейзажем ранней весны. Я потянулась в попытке размять затекшую спину. Страшно хотелось вытянуться на большой удобной кровати и провалиться в глубокий сон, а после пробуждения обнаружить, что все, случившееся за последние три дня мне просто привиделось.

– Горячие пирожки! Горячие пирожки! – Двери вагона разъехались, и из тамбура появилась грузная женщина с двумя объемными клетчатыми сумками. – С капустой, с картошкой, с повидлом, мясные, – громким голосом перечисляла она, попутно пристраивая свою поклажу на свободную скамейку.

Есть хотелось страшно – моим сегодняшним завтраком был кислый кофе в привокзальном кафе, но до пункта назначения осталось не так много времени, поэтому я с сожалением проводила женщину взглядом и снова отвернулась к окну, чтобы не видеть довольные лица жующих пассажиров.

До деревни Савино я добиралась уже без малого двое суток. Этого времени было более чем достаточно, чтобы поразмыслить над тем, какой странный поворот приняла моя жизнь.

Я привыкла всегда и во всем полагаться на себя. Так вышло, что я рано осталась без родителей. Мама умерла, когда мне едва исполнилось девятнадцать, а всего через несколько месяцев вслед за ней ушел и отец. Я была опустошена и потеряна, не представляла, как жить дальше и справлюсь ли когда-нибудь с обрушившейся на меня болью. Но люди не врут, время действительно лечит, рана в груди понемногу затягивалась, но вот ощущение одиночества и беззащитности с каждым днем росло все больше и больше. В какой-то момент я решила, что на меня давят стены родительской квартиры – слишком много воспоминаний они хранят, поэтому, после окончания университета, я решила начать все с нуля. Продала все, что у меня было и уехала искать счастья где-нибудь в другом месте. Поначалу новые впечатления немного заполнили пустоту в душе: новая работа, новый дом, новые люди – все это помогало отвлечься, создавало иллюзию полной и счастливой жизни. Но, как и любая иллюзия, эта тоже вскоре рассеялась, и я с ужасом поняла, что мое одиночество никуда не делось. Поэтому, я решила попробовать еще раз: собрала вещи и снова уехала.

Так я и кочевала последние восемь лет. К счастью, работать я могла из любой точки мира, так что хотя бы в плане доходов у меня была определенная стабильность, но во всех остальных сферах царил полнейший хаос. У меня не было своего дома, не было настоящих друзей – только знакомые, приятели, коллеги по работе. Но последний год все изменил, хотя сейчас я искренне желала, чтобы этого никогда не было.

Поезд замедлил ход, мимо медленно проползло здание вокзала и сквозь треск и шипение послышалось неразборчивое бормотание, извещавшие ожидающих о прибытии состава. Я с трудом стащила чемодан на платформу и огляделась. Хотя смотреть, собственно, было не на что: небольшое здание, гордо именуемое вокзалом, и чуть поодаль стоянка, на которой старый автобус, терпеливо ожидал пассажиров электрички. На выцветшей от времени табличке с трудом можно было разобрать названия деревень, но другого транспорта рядом все равно не было, поэтому я уверенно залезла внутрь.

– До Савино едете?

– Шестьдесят четыре пятьдесят, – не глядя в мою сторону ответил водитель. Я протянула деньги, получила билет и устроилась на пропахшем бензином сидении в самом конце салона.

Автобус затрясся, загудел и уверенно помчался вперед, подпрыгивая на каждой кочке, встречающейся на пути. Я снова уставилась в окно и вернулась к своим размышлениям.

Поездка в деревню в мои планы не входила, более того, три дня назад я и не знала о ее существовании. Тогда все мои мысли были заняты романтическими переживаниями, мечтами о светлом будущем, которое, как оказалось, существовало исключительно в моем воображении.

Последний год был удивительным. Я существовала в какой-то другой реальности, где бабочки порхают в животе, сердце поет, а мир видится исключительно в розовом цвете. Теперь же, как поется в песне, «душа болит, а сердце плачет», бабочки улетели, вместо них в животе поселилась холодная пустота, а глаза время от времени застилают непрошенные слезы, потому что картина перед ними вырисовывается все более и более мрачная.

Полтора года назад мне поручили работу над проектом в группе, которой руководил новый амбициозный менеджер. Я к таким обычно отношусь с подозрением, но Кириллу удалось меня очаровать. Он был мечтой любой девушки: красивый, элегантный, всегда в идеально сидящем костюме, а манерам позавидовали бы отпрыски самых знаменитых аристократических семей. Но меня привлекла не его внешность. За прекрасным фасадом скрывалось не менее прекрасное наполнение, по крайней мере, я так думала раньше. Кирилл оказался чутким, добрым и с невероятным чувством юмора.

Поначалу мы созванивались раз в неделю, чтобы обсудить, как продвигается работа. Со временем звонки стали чаще, о работе говорили все реже, а вскоре и вовсе заменили телефонные разговоры личными встречами. Он очень красиво за мной ухаживал и так проникновенно говорил о любви, что я сдалась. Мы встречались год, когда я поняла, что наконец-то нашла то, что искала. Мне не нужно колесить по миру в поисках своего места, больше не нужно гнаться за призрачным ощущением дома, ведь этот дом я могу создать сама вдвоем с Кириллом! И кто знает, возможно, однажды у нас появятся дети и, может быть, даже собака. Хотя нет, лучше кот…

Окрыленная этим открытием я поспешила поделиться своими чувствами с Кириллом, и неожиданно выяснилось, что такое развитие событий в его планы не входило. Его вполне устраивали наши встречи по вечерам после работы и редкие совместные выходные. Слова: «Милая, мы же просто развлекались» не шли у меня из головы. Видимо, при покупке билета на этот аттракцион меня забыли предупредить, что это все несерьезно и продолжения не будет.

И в тот момент, когда я пыталась осмыслить, что мои мечты о семье и счастье рухнули и ничего с этим уже поделать нельзя, раздался спасительный звонок от Петра Алексеевича, нотариуса моей бабки Клавдии. Он сообщил, что бабушка скончалась три месяца назад, и по завещанию я становлюсь единственной наследницей ее имущества. Разумеется, я назвала Петра Алексеевича мошенником, потому что была уверена в том, что Клавдия умерла задолго до моего рождения. На что нотариус любезно предложил отправить мне копии документов, дабы я убедилась в правдивости его слов.

Шок от осознания того, что всю жизнь меня обманывали собственные родители ненадолго заглушил боль от расставания с Кириллом. Но следом в голову полезли вопросы. Почему они так сделали? Что такого могло произойти, что заставило маму вычеркнуть Клавдию из жизни? И как вообще вышло, что у нее оказался мой номер телефона?

Поэтому я в очередной раз переезжаю, но на этот раз в деревню, где меня ждет старый полуразвалившийся дом и ворох семейных тайн.

Автобус резко остановился. Дверь с шумом распахнулась, и водитель лениво протянул: «Савино». На остановке никто больше не вышел, поэтому я оказалась одна на дороге, по обе стороны которой тянулись недавно распаханные поля.

Я неспеша побрела в направлении деревни, как вдруг около меня с шумом остановился грузовик, из окна которого высунулся худощавый мужчина лет шестидесяти. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, в уголке рта была зажата дымящаяся папироса, которая едва не выпала, когда он широко мне улыбнулся.

– Ты Анька, Клавки-покойницы внучка? – без предисловий спросил он.

– Наверное, – неуверенно отозвалась я.

Мужчина тут же выскочил из кабины, молча закинул в кузов мой чемодан и приветственно распахнул передо мной пассажирскую дверь.

– Залезай, – скомандовал он. – До Лидкиного дома тебя подброшу.

Я продолжала нерешительно топтаться на обочине, поэтому он поспешно пояснил:

– Да не бойся ты, мне Петька сказал, что двухчасовым будешь. Я как раз с Анциферово еду, дай, думаю, подхвачу по дороге. Все лучше, чем на своих двоих ковылять. Я, правда думал, что вещей у тебя поболе будет, а ты налегке путешествуешь.

– Привыкла брать только самое необходимое, – ответила я, с трудом залезая в высокую кабину.

Болтая без остановки, мой водитель Алексей Семенович, он же, как выяснилось, отец нотариуса Петра Алексеевича, лихо вскочил на водительское место и помчал меня в сторону Савино. Рассказал, что работы в поле сейчас полно, все пашут (в прямом и переносном смысле) с утра до ночи. Весь апрель идут дожди, но, как говорится, апрель сырой, май холодный – год хлеборобный. При этом весело мне подмигнул, а я зябко поежилась от перспективы мерзнуть весь следующий месяц.

Довольно скоро показался указатель «Савино». Я заметила на въезде небольшой магазинчик с вывеской «Продукты», у которого что-то живо обсуждали местные жители. Сразу за ним начинались ряды аккуратных ухоженных домиков: деревянные избы соседствовали с добротными кирпичными домами, заборы из профнастила перемежались с невысоким штакетником, между березами, посаженными вдоль дороги, сновали суетливые куры, а растревоженные шумом грузовика собаки лаяли нам вслед. В моем представлении русская деревня вымирала: молодежь уезжала в города, а старики оставались доживать свой век в старых покосившихся домах, поэтому я сильно удивилась, увидев пусть и небольшую, но довольно оживленную деревню.

– Вот асфальт в том году положили, – рассказывал Алексей Семенович, – теперь до самого города по хорошей дороге домчать можно. А раньше, знаешь, как было, чуть дождь или весенняя распутица – все, только на тракторе и проедешь. – Клавкин дом последний на этой улице, на берегу пруда стоит, – добавил он, кивая в неопределенном направлении.

Наконец мы остановились у одного из новых кирпичных домов, водитель резво выпрыгнул из кабины и направился к калитке. Перевесившись через невысокий забор, пророкотал:

– Лидка! Встречай гостей!

Тут же дверь дома приоткрылась и из нее выглянула приятная женщина лет пятидесяти. На ней были обтягивающие джинсы и просторная рубашка, короткие темные волосы аккуратно уложены. Она приветливо махнула рукой и поспешила к нам по мощеной дорожке.

– Ну что ты шумишь, Семеныч? Всех кур мне перепугал! Твою тарантайку на всю деревню слышно! – шутливо возмутилась женщина.

Я к тому времени тоже выбралась из грузовика и растерянно стояла у кабины, не зная, что делать дальше. Женщина как будто почувствовала мою неловкость, потому что резко повернулась ко мне и представилась: – Здравствуй, Аня. Я Лидия Григорьевна. Можно просто Лидия.

Нотариус предупреждал, что ключ оставит у соседки, которая меня проводит и все покажет, и я была рада, что мне не придется входить в дом Клавдии одной.

– Рада познакомиться. Петр Алексеевич говорил, что вы все это время присматривали за домом. Спасибо большое!

– Ой, да какой там присматривала, – отмахнулась от меня Лидия, – иногда заходила проверить газ да воду.

Алексей Семенович, или Семеныч, как я тоже стала его мысленно называть, уже вытащил из кузова мой чемодан, махнул на прощание рукой и умчался на своем грохочущем грузовике дальше.

– Пойдем, Анечка, сначала чайку попьем, отдохнешь немного с дороги, а потом я тебе все покажу.

Я пыталась возражать, но Лидия Григорьевна мои вялые протесты проигнорировала.

– Нечего тут скромничать. Мы люди простые, деревенские. Тем более ты Верина дочка, я с ней в юности очень дружила, да и с Клавдией мы столько лет бок о бок живем. Так что ты нам не чужая.

Я в очередной раз поразилась тому, что обо мне в деревне все знают. Либо нотариус оказался слишком болтливым, либо у Клавдии от соседей секретов не было.

Лидия провела меня в большой красивый дом. Видно было, что хозяйка вкладывала много времени и сил в его обустройство. Внутри было тепло и уютно, а на светлой кухне уже был накрыт стол.

– У вас очень красиво, – заметила я.

– Спасибо, но ты лучше угощайся, Анечка, все свое, домашнее – предложила хозяйка, накладывая мне в тарелку дымящейся ароматной картошки, щедро политой растопленным сливочным маслом и присыпанной свежим укропом.

Очевидно, что в выражение «попить чайку» здесь вкладывали несколько иной смысл, но я не стала возражать и с удовольствием наслаждалась вкуснейшими блюдами, приготовленными гостеприимной соседкой. А к чаю Лидия Григорьевна вытащила из духовки свежеиспеченные пирожки, которые я с не меньшим удовольствием уплетала, запивая горячим сладким чаем. Пока я ела, Лидия Григорьевна завороженно рассматривала меня:

– Анечка, ну даже не верится, что мы с тобой встретились. Мне Клавдия говорила, что у Веры девочка родилась, Егорке моему тогда уже года три или четыре было, и я все надеялась, что вдруг вы приедете, познакомились бы, но, видно, не суждено было, – вздохнула Лидия.

– Лидия Григорьевна, вы, возможно, не поверите, но я понятия не имела, что все это время Клавдия была жива, – пояснила я.

– Да знаю, знаю, – заверила меня соседка. – Ну когда-то же должны были они помириться? Да что уж теперь говорить…

Она снова вздохнула и переменила тему:

– Расскажи лучше о себе, как ты? Что ты? Уж, наверное, замужем красавица такая?

Пришла моя очередь вздыхать, и я как могла кратко, не сильно вдаваясь в подробности, рассказала Лидии незамысловатую историю своей жизни.

– Не замужем, детей нет, – закончила я.

– Не велика беда! – всплеснула руками Лидия, – какие твои годы! Все будет, девочка! Все будет! У нас в деревне знаешь женихи какие, – заговорщицки подмигнула соседка.

Я улыбнулась и поспешила закрыть слишком личную и болезненную для меня тему. Тем более что деревенские женихи в мои планы точно не входили.

– А расскажите мне лучше о Клавдии. Вы же, наверное, ее хорошо знали?

Лидия тут же посерьезнела:

– Ой милая, да какой там! Клавдию никто толком не знал! Она с нами дружбы никогда не водила!

Из разговора выяснилось, что в деревне Клавдию не то, что не любили, скорее, не понимали. Всегда угрюмая, необщительная, при встрече только сдержанно кивала в знак приветствия. Она не останавливалась поболтать с соседками, не участвовала в деревенских сплетнях и спорах. Жила закрыто и уединенно, насколько это возможно в таком небольшом сообществе. Но, разумеется, многие подробности ее жизни были всем известны.

– С Клавдией Николаевной всю жизнь бок о бок соседствуем, с Верой, матерью твоей, за одной партой сидели. Я знала, что они поссорились, Вера уехала и с тех пор ни разу в Савино не возвращалась. Клавдия после ее отъезда совсем замкнулась, но я все равно к ней заглядывала время от времени. А как здоровье ее стало подводить, приходила каждый день. То приберу, то продукты принесу, иногда что-то приготовлю. Она, конечно, сильно возражала, но пожилой же человек, одна без помощи! Как можно? Так и нашла ее, когда инфаркт у нее случился. Вызвала скорую, в больницу с ней поехала. Ты уж прости, что тебе не сообщили, но тут никто не знал, как с тобой связаться. Только вот после похорон выяснилось, что у нотариуса номер телефона твой был.

Я видела, что Лидия искренне сожалеет, что мне не удалось проститься с бабушкой, поэтому попыталась хоть как-то ее успокоить:

– Лидия, я все понимаю. Петр Алексеевич сказал, что у Клавдии Николаевны были четкие распоряжения на случай ее смерти, и, что самое интересное, она хотела, чтобы мне об этом сообщили только после ее похорон.

– Наверное, не хотела тебя обременять лишними заботами. Все предусмотрела. А ты мне лучше скажи, – Лидия снова сменила тему, – что с домом делать планируешь? Останешься у нас или продашь?

Несмотря на то, что я размышляла над этим последние три дня, ответа на вопрос так и не было, поэтому я просто ответила:

– Пока останусь, а там видно будет.

– Ну хорошо, я думаю, тебе у нас понравится, – с улыбкой заметила хозяйка.