Читать книгу Полиаспектная антропология - - Страница 1

Предисловие

Гетерогенные интеллектуалы и мыслители, относящиеся как к западному социуму, так и к другим уникальным и автономным цивилизациям, а также самые разнообразные метафизические учения, философские школы и сциентистские дисциплины обладают определенными концептуальными взглядами и доктринальными представлениями, касающимися полиаспектной и многомерной сферы антропологии. При этом, вполне понятно, что между первыми и вторыми существует определенный консенсус относительно таксономии интериорного ареала антропологической структуры. Так, и одни, и другие не отрицают, что последняя (структура) инкорпорирует в себя три основополагающих уровня и компонента: соматический, психический и ментальный. Безусловно, предельно маргинальные и экстравагантные рассудочные акторы и теоретические системы антигуманистического толка рассматривают и интерпретируют ее (структуру) в качестве эфемерного, галлюцинаторного и фантазматического конструкта, не имеющего никакого экзистенциального и эпистемологического семантического содержания. И даже если последнии обнаруживают и фиксируют те или иные признаки, предикаты и атрибуты, указывающие на ее (структуры) непосредственное наличие, то они пытаются посредством различных интеллектуальных и иных методов инициировать их немедленную полновесную и необратимую аннигиляцию. Соответственно, полностью игнорируя абсолютно эксцентричную и радикальную мизантропическую позицию вышеуказанных мыслителей и ментальных направлений и принимая во внимание теоретические взгляды философов и трансцендентальных течений, постулирующих многоуровневую (и/или полифункциональную) интегральную антропологическую матрицу, можно констатировать, что последняя является конвенциональной, общепринятой и нормативной полнообъемной онтологической и гносеологической неотчуждаемой парадигмой.

Между тем, вполне понятно, что наиболее острые и напряженные полиаспектные дискуссионные процессы и полемические практики касаются совершенно конкретной проблематики, непосредственно связанной с верификацией или фальсификацией как наличия пневматического измерения, так и свойственности его многомерной антропологической матрице. Конечно, представители не только ультрасовременного естественно-научного метанарратива, но и номиналистских и материалистических интеллектуальных взглядов предельно скептически и критически рассматривают всевозможные концептуальные сентенции и аффирмации, декларирующие о бесспорной и неопровержимой манифестации апофатической сферы как таковой. При этом, первые утверждают, что само существование последней (сферы) представляет собой сложнообъяснимый и пока еще, на данном технологическом и эпистемологическом этапе цивилизационно-хронологического развертывания, теоретически не доказуемый и экспериментально не подтверждаемый феномен. Тогда как предельно абстрактные и имагинативные догматические представления вторых не позволяют им – в той или иной степени – признать даже самые беспристрастные, нейтральные и неангажированные фундаментальные аргументации и позиции, корректно, системно, последовательно, непротиворечиво и непреложно фундирующие и конституирующие исключительно лишь потенциальную вероятность, а не релевантную реальность ее (сферы) непосредственной эманации. Вместе с тем, кристально ясно, что исповедующие идеалистические взгляды мыслители не способны негативировать манифестацию метафизического начала присущего, по их мнению, полифункциональной антропологической матрице. Естественно, наряду с вышеперечисленными ментальными позициями, также существуют как промежуточные трансцендентальные точки зрения, располагающиеся между естествознанием и материализмом, с одной стороны, и неоплатонизмом и идеализмом – с другой, так и всевозможные иные ноэтические представления. Соответственно, из вышеизложенного можно постулировать, что те или иные вопросы, касающиеся не только неопровержимого и верифицируемого экзистирования пневматического измерения, но и свойственности его многоплановой интегральной антропологической структуре, являются поливариантной и полисемантической проблематикой. В свою очередь, настоящее произведение, помимо экспозиции различных концептуальных областей и сегментов, рассматривает, интерпретирует и дескриптирует – в том или ином виде, а также с определенными поправками и допущениями – разнородные смысловые аспекты последней (проблематики).

Часть I. Гносеологическая методология

I. Интеллектуальные взгляды западной философии

Западная (и, шире, средеземноморская) философия, безусловно, является целостной и унитарной гносеологической и экзистенциальной матрицей, репрезентирующей собой в различные хронологические эпохи гомологичные и однотипные концептуальные конструкты и ментальные представления. И если последние на тех или иных темпоральных этапах ретранслируют себя посредством гетерогенных экстериорных модусов, то их интериорное семантическое содержание не претерпевает каких-либо существенных модификаций. Так данные мировоззренческие взгляды и идеи дифференцируются на такие базовые философские направления, как идеализм (платонизм и неоплатонизм), реализм (аристотелизм и томизм), трансцендентализм (концептуализм стоицизма и П. Абеляра, картезианский рационализм, кантианство и т.д.) и материализм (левкиппо-демокритовский атомизм, номинализм, бэконовский эмпиризм, позитивизм и т.д.). При этом последняя триада данных основополагающих и центральных интеллектуальных течений, в отличие от первого теоретического представления, может носить как субъективный, так и интерсубъективный характер. Тогда как платонический взгляд репрезентирует собой абсолютно бесспорную и неотчуждаемую объективную метафизическую позицию. Хотя, конечно, кристально ясно, что ее (триады) представители предельно критически и скептически, а также весьма негативно будут апперцепировать подобного рода аффирмации. Тем не менее, вполне понятно, что само осуществление абсолютно неопровержимой и неопреложной как фальсификации, так и верификации каких-либо ментальных воззрений при помощи гетерогенных дискурсивных практик и физических экспериментов носит максимально иллюзорный и химерический характер. Безусловно, важно понимать, что данное утверждение не обладает никакой легитимностью и релевантностью по отношению к объективности идеалистического взгляда. Поскольку если последняя (объективность) будет поставленна под сомнение, то данное положение вещей спродуцирует все аподиктические предпосылки для всеохватывающей и полновесной элиминации самой возможности объективности как таковой. Соответственно, необходимо подчеркнуть, что всестороннее отчуждение таких теоретических дефиниций, как объективность, безусловность, инвариантность и т.д. от семантического ареала полноценной метафизики автоматически инициирует их тотальную и полнообъемную релятивизацию и даже аннигиляцию. Таким образом, после данных немаловажных замечаний следует вернуться к рассмотрению вышеуказанной четырехчастной структуры западной философии.

Итак, в Античности идеалистическое мировоззрение полнообъемно и всесторонне репрезентировало себя при помощи италийской традиции (Ферекид, Пифагор, Платон и т.д.); в Средневековье – учения Скота Эриугены; в эпоху Ренессанса – неоплатонизма Г.Г. Плифона и М. Фичино; в Новое время – интеллектуальных концепций Ф. Шеллинга и Г. Гегеля; а в двадцатом столетии – школы традиционализма (Р. Генон, Ю. Эвола и т.д.). Естественно, ранее уже подчеркивалось, что все вышеперечисленные ментальные направления, принадлежащие к вертикальному апофатическому и платоническому интеллектуальному дискурсу и развертывающиеся – в том или ином виде – в разнородные культурно-исторические периоды, ретранслируют исключительно объективные эпистемологические метанаррации. Кроме того, важно понимать, что такое феноменальное гносеологическое течение, как "субъективный идеализм" окончательно конституируется в западной философской матрице в эпоху Модерна и представляет собой теоретические взгляды эксплицитного и полнообъемного трансцендентализма, а не аутентичного и полновесного платонизма (и/или неоплатонизма). Соответственно, совершенно очевидно, что лишь рассудочное мышление и генерируемые им гетерогенные представления и концепты являются для него (течения) бесспорной и верифицируемой наличествующей данностью. Тогда как платоническое мировоззрение наделяет непреложной и подлинной полновесной онтологией лишь абсолютный и безусловный эссенциальный ареал метафизических идей и парадигм, а не гилетическую реальность и/или антропологическую структуру. Более того, кристально ясно, что рафинированный солипсизм репрезентирует собой предельно экстремальную и радикальную версию трансцендентализма.

Вместе с тем реалистские и/или томистские философские взгляды, также как и все остальные гетерогенные теоретические представления, прослеживаются – в том или ином виде – на различных социокультурно-темпоральныных этапах средиземноморской цивилизации. В Элладе главными ретранстляторами данных интеллектуальных идей являлись, согласно неоплатонику Проклу, представители аттической традиции. Однако самой крупнейшей и выдающейся фигурой, принадлежащей к ареалу последней (традиции), был древнегреческий мыслитель Аристотель, окончательно сформулировавший ее (традиции) основополагающие и универсальные эпистемологические принципы, трансцендентальные дискурсы и аксиоматические постулаты. Так, реализм/томизм аффирмирует, что эйдосы ("είδος" и/или "μορφη") не способны экзистировать сами по себе и независимо от материи ("ύλη"), предающей им определенные феноменальные предикаты, свойства и очертания. Следовательно в отличие от идеализма, декларирующего о существовании двух качественно различных автономных и суверенных друг от друга измерений (идей и вещей, экземпляров и копий), а также атомизма, негативирующего ареал эйдосов и провозглашающего одноуровневую и одномерную структуру мироздания гилетического и имманентного типа, учение Аристотеля в частности и всей аттической традиции в целом выступает в роли условной "золотой середины", интегрирующей между собой данные противоположные друг другу и взаимоисключающие друг друга философские метадискурсы. Таким образом, томистская эпистемологическая метанаррация, с одной стороны, не элиминирует пространство "платоновских идей ("ίδεί")", как это происходит в номинализме и материализме, а с другой – не культивирует феноменальную реальность, пытаясь конституировать ее в качестве одного-единственного манифестирующего субстрата. Данные ментальные процедуры позволяют реалистскому направлению сконструировать собственную трансцендентальную позицию, сопоставляющую и объединяющую между собой две абсолютно полярные друг другу теоретические модели. С точки зрения диалектической методологии, эпистемологические взгляды Аристотеля и томистской школы в целом, представляют собой синтез определенных оппозиций друг с другом, являющийся одной из нескольких ее (методологии) базовых процедур. Соответственно, если идеалистический и материалистический интеллектуальные метанарративы выступают в качестве двух противоположных друг другу полюсов, то реалистское мировоззрение, согласно законам и алгоритмам диалектического подхода, не только интегрирует их между собой, но и релятивизирует (или снимает (по Г. Гегелю)) все существующие между ними контрадикторности. Кроме того, данное объединение не фиксирует и не конституирует одну из вышеуказанных эпистемологических антитез в виде доминантного, а другую – второстепенного семантического модуса, репрезентирующего собой лишь отрицательное измерение последнего. Так как, возникшая после осуществления полнообъемного синтеза между платонизмом и номинализмом оригинальная ментальная матрица, автоматически наделяется универсальными и абсолютными семантическими характеристиками, позволяющими ей занимать специфическую по отношению к данным противоположным друг другу интеллектуальным взглядам позицию.

Между тем, также как и все остальные философские воззрения и школы, трансцендентализм на различных культурно-хронологических этапах, развертывавшихся и развертывающихся в ареале западной и, шире, средиземноморской цивилизации, выступал и выступает в качестве гетерогенных экзогенных эпистемологических модусов, однако его эндогенное семантическое содержание не претерпевало и не претерпевает никаких существенных трансформаций. Конечно, данное ментальное представление отличается от других теоретических направлений именно своей весьма радикальной позицией, экстремистским и терминальным образом – как уже отмечалось ранее – проявляющейся в стерилизованном солипсизме. Кроме того, совершенно очевидно, что мыслители Нового времени и "Гипер-постмодерна" (или Постмодерна) пытались и пытаются конституциализировать трансценденталистский метадискурс в качестве полнообъемного и всеобщего мировоззрения. И поэтому в отличие от философской среды, где те или иные теоретические представления, направления и школы могут равноправным и эквиполентным образом, а также без строгих и однозначных непреодолимых иерархических и субординационных установок одновременно сосуществовать друг с другом (если, конечно, разнородные структуры и/или силы не будут пытаться трансформировать данное положение вещей), академическое сообщество, принадлежащее в основном к естественно-научному сегменту, было вынуждено сконструировать и легитимизировать такой общеобязательный доктринальный норматив, как "конвенциальный контракт", позволяющий постулировать различные гипотезы и теории в виде универсальных и безальтернативных эпистемологических матриц. Безусловно, кристально ясно, что "гносеологический анархизм" (т.е. постоянная и необратимая ускоренная пролиферация всевозможных ментальных идей и взглядов), детально и корректно дескриптированный крупнейшим американским мыслителем П. Фейерабендом, также наличествует в научном пространстве, приобретая в контексте социокультурно-темпорального ареала "Гипер-постмодерна" все большую релевантность. Однако данные интеллектуальные процессы только усиливают ответную реакцию со стороны пассионарного конгломерата ученых (естественно, с точки зрения современных коннотаций этой лексемы), заставляя их еще более агрессивней и фанатичней отстаивать всеобщие положения и абсолютные догматы, существующего в их академическом ареале директивного и безапелляционного консенсуса, касающегося включения тех или иных концепций и воззрений в семантическое поле общепризнанного и нормативного позитивистского метанарратива. Более того, следует подчеркнуть, что проблематика энантиодромической и поливалентной полемики между сторонниками неконтролируемой генерации и свободной циркуляции в научном пространстве бесчисленного множества самых разнообразных гипотетических и теоретических моделей и отдельными позитивистами, отстаивающими доктринальные принципы и положения "конвенциального контракта", постепенно будет утрачивать свою актуальность и в будущем окончательно эвапоризируется и диссипационализируется под тотальным и бескомпромиссным воздействием ризоматической и шизофренической (по Ж. Делёзу и Ф. Гваттари) парадигмы "Ультра-постмодерна".

В то же время, если трансцендентализм, используемый древнегреческими софистами и родственными их риторическому дискурсу иными гносеологическими течениями, ретранслировал абсолютно неверифицируемые субъективные, – а в некоторых случаях и откровенно солипсистские взгляды, – то атомистический метанарратив (от Левкиппа, Демокрита, Эпикура и Лукреция Кара до П. Гассенди и его коллег и последователей) всегда претендовал на роль одного-единственного аутентичного безальтернативного и универсального миропредставления. Конечно, кристально ясно, что в отличие от других эпистемологических метаматриц концепции материализма и производные от них теоретические воззрения тотально культивируются и апологетизируются ультрасовременным естествознанием, продуцирующем свои постулаты, законы, дефиниции и доказательства при помощи не только отвлеченных рассудочных размышлений, но и разнородных физических экспериментов. Однако в XX и XXI столетиях такие отдельные позитивистские области и направления, как "теория суперструн", "м-теория" и квантовая физика в целом серьезным образом релятивизировали безальтернативные и всеобъемлющие доктрины безапелляционного атомизма, продекларировав о его одномерных и односторонних спекулятивных положениях, противоречащих фундаментальным принципам и глубинным смысловым аспектам присущим гетерогенным сциентистским методологическим подходам и практикам. Соответственно, хотя атомистическая концепция все еще наличествует и даже доминирует в пространстве ультрамодернистского естествознания, тем не менее, с точки зрения отдельных сфер и дисциплин последнего (естествознания), все ее претензии на универсальность и единственность носят предельно безосновательный характер. Кроме того, совершенно очевидно, что максимально корректное и адекватное решение, спродуцированное академическими кругами, непосредственно было связанно с переходом от термина "атом" к понятию "квант". То есть последние (круги) начали декларировать не о недифференцируемых и неделимых, а о дифференцируемых и делимых субстанциальных элементах.

Одновременно с этим, вполне понятно, что между естественно-научными теоретическими взглядами, декларирующими о материалистической природе феноменальной реальности и философскими доктринами номинализма существует основополагающая гносеологическая и семантическая дистинкция. Так первое мировоззрение отстаивает субстанциальные свойства и имманентные характеристики гилетической действительности, считая их незыблимыми, неотъемлемыми и аподиктическими всеобщими законами и принципами. При этом все попытки, связанные с вытеснением всех традиционных религиозных учений и философских школ на периферию планетарного цивилизационно-хронологического процесса и установлением позитивистских взглядов в качестве универсальных и безальтернативных догматических представлений и воззрений, предпринимаемые академическим сообществом по различным онтологическим, космологическим, эпистемологическим, этическим, эстетическим и т.д. причинам, оказывались далеко небезрезультатными и небесплодными. Поскольку представители естествознания всегда подходили к этой проблематике весьма ответственно и максимально последовательным, системным и прагматичным образом осуществляли деконструкцию и диссолюцию всех иных отрицаемых ими ментальных позиций, интерпретирующих при помощи своих оригинальных и специфических концептуальных установок гилетический объект ("res extensa"), рационального субъекта ("res cogitans") и трансцендентную инстанцию ("prima causa"). Так, не только в западноевропейском социуме, но и в модернизируемых и вестернизируемых (посредством либо прямой колонизации и военной экспансии, либо условного "добровольного информационного просвещения", либо каких-то иных гетерогенных инстументов и процессов) им культурах в определенный темпоральный период (а именно – в эпоху Нового времени) позитивистский нарратив релятивизировал все остальные мировоззренческие идеи, доктрины и взгляды, конституировав самого себя в качестве универсальной концептуальной гиперэпистемы. Однако данное обстоятельство возможно являлось одним-единственным случаем в истории, когда естественно-научному метадискурсу удалось аффирмировать собственные трансцендентальные установки и положения в качестве безальтернативных, всеобщих и доминантных планетарных гносеологических представлений. Кроме того, важно понимать, что в других хронологических фазах и в иных не-западных цивилизационных ойкуменах подобного рода прецеденты не имели никаких существенных и основополагающих социокультурных предпосылок и условий для какой-либо реализации.

Между тем второе ментальное направление (т.е. номинализм), отстаивает фундаментальные тезисы и постулаты тотального и радикального материализма, базируясь не на сциентистском стремлении к познанию и пониманию эссенциальной природы многомерной структуры мироздания, а на исключительно лишь идеологических доктринах и эпистемологических догматах, составляющих его глубинное семантическое ядро. Фактически мировоззренческие идеи рафинированного номинализма наличествуют в качестве субъективных представлений, исповедуемых как отдельными индивидуумами, так и разнородными социальными группами и движениями, состоящими из бесчисленного множества гетерогенных рациональных и/или иррациональных субъектов. При этом само корректное, последовательное, системное, непротиворечивое, аргументированное и исчерпывающее фундирование их (идей) претензий на универсальность, бесспорность и непреложность при помощи научных экспериментов и теорий, конституированных и легитимизированных академическим сообществом посредством "конвенциального контракта", либо не продуцируется вообще, либо принимает совершенно абсурдные, фантазматические и алогичные формы. Получается, что субъективные ментальные конструкции, выдвинутые отдельными персонами или сообществами, без каких-либо на то существенных и фундаментальных онтологических, космологических, гносеологических, аксиологических и эстетических оснований инсталируются в качестве абсолютных, безальтернативных и неопровержимых аксиоматических и аутентичных доктрин. То есть абстрактные заключения некоторых рациональных акторов, представляющие собой их субъективные идеологемы и не обладающие никакими универсальными, самоочевидными и неоспоримыми семантическими свойствами, автоматически отождествляются с интерсубъективным и релевантным спекулятивным дискурсом. Соответственно, атомистические и материалистические философские школы и направления, также как и мировоззренческие концепции разнородных транценденталистов, солипсистов и иных представителей аналогичных интеллектуальных взглядов, напрямую вытекают из субъективных представлений, обретающих собственную безусловную интерсубъективность лишь посредством консенсуса между исповедующими их отдельными индивидуумами или социокультурными стратами и сегментами. Кроме того, подобное положение дел также существует не только в естественно-научном, но и в каком-либо другом пространстве, где действуют – как уже отмечалось ранее – канонические и неопровержимые постулаты и принципы так называемого "конвенционального контракта". Таким образом, совершенно очевидно, что именно доктринальные установки последнего продуцируют всевозможные аподиктические предпосылки для возникновения базовых смысловых аспектов, генерирующих интерсубъективное эпистемологическое развертывание.

Наряду с этим, диалектическое представление, иллюстрирующее многозначный, полифункциональный, многоуровневый, парадоксальный и поливалентный концептуальный инструментарий, используемый рассудочным субъектом в качестве основополагающей гносеологической методологии, декларирует о том, что абсолютно любое интеллектуальное или какое-либо иное заключение, автоматически конституирует противоположную ему точку зрения. Соответственно диалектическая когерентность самих оппозиций, являющихся теми или иными гетерогенными теоретическими высказываниями и положениями, позволяет рациональному исследователю свободно и непринужденно рассматривать каждую из них как абсолютно самодостаточную и полноценную семантическую матрицу и вместе с тем беспрепятственно утверждать доминацию последней над ее антитезой. При этом, с точки зрения диалектической методологии, все самые разнообразные аффирмации, имеющие лишь темпорально и акцидентально статус второстепенных и периферийных ментальных взглядов, не подвергаются тотальной и необратимой аннигиляции, а продолжают функционировать в качестве оппозиционного доминантному и центральному воззрению трансцендентального конструкта. Безусловно, сами гетерогенные иерархические статусы присущие каждой из противоположных друг другу концептуальных позиций будут обладать не абсолютной и перманентной, а лишь релятивной и волатильной семантикой, поскольку последние (позиции) не только взаимообусловливают друг друга, но и экзистируют в контексте постоянного динамического и диалектического развертывания. Конечно, данное обстоятельство хотя и является весьма важным и фундаментальным смысловым аспектом для реализации всевозможных метафизических, пневматических, трансцендентальных и иных манифестаций, процессов, актов, практик, процедур, методов и т.д., тем не менее, оно абсолютно не препятствует их осуществлению. Таким образом, диалектический подход позволяет рациональному актору симультанно (естественно данную лексему следует осмыслять не в хронологическом, а в концептуальном смысловым ключе) конституировать каждую из отдельно фиксируемых им антитез и как центральную и первостепенную, и как периферийную и второстепенную точку зрения. Кроме того, совершенно очевидно, что в данной поливалентной, полимодальной и парадоксальной кинетической и диалектической корреляционной конфигурации ни одна из оппозиций не способна необратимо и перманетно обладать моновариантными и монофункциональными неизменными семантическими характеристиками и предикатами. Подобно тому как это происходит в аристотелевской формальной логике, где каждый из полярных друг другу или иных субстратов является носителем совершенно конкретных и постоянных однозначных и односторонних смысловых атрибутов и параметров. Более того последняя (логика), в отличие от диалектического дискурса, абсолютно отрицает саму возможность осуществления между теми или иными контрполюсами гетерогенных интеграционных и синтетических операций, категорично и бескомпромиссно исключая из своей эпистемологической системы координат подобного рода интеллектуальные процедуры.

Вместе с тем, важно отметить, что тот или иной рассудочный субъект способен интерпретировать какие-либо взаимоотношения между противоположными друг другу концептуальными структурами как в многозначном, многостороннем и многомерном, так и в однозначном, одностороннем и одномерном смысловом аспекте. Хотя, безусловно, последние интеллектуальные представления (т.е. одномерные и т.д.) абсолютно противоречат законам и положениям диалектического метода, а их принадлежность к тем или иным гносеологическим подходам является весьма транспарентной и эвидентной. Так как любой рациональный актор может придерживаться совершенно разнородных концептуальных воззрений и осуществлять герменевтику всевозможных процессов и дискурсивных практик посредством самых разнообразных теоретических методологий. При этом данная субъективная экзегетика, инициированная рассудочным исследователем не способна трансформироваться в абсолютную и безусловную концептуальную конструкцию, поскольку, – как уже подчеркивалось выше, – с точки зрения диалектического подхода, она всегда обусловливается противоположным ей полюсом, релятивизирующим все ее гетерогенные семантические значения. Поэтому все самые разнообразные интеллектуальные идеи, теории, гипотезы и воззрения конечно могут конституироваться не только тем или иным отдельным индивидуумом, но и группой разнородных персон в качестве единственных и безальтернативных аутентичных концепций и взглядов. Однако их универсальность, сингулярность, моновариантность и абсолютность перманентным образом делигитимизируется и элиминируется посредством диалектического метода. Таким образом, последний формирует определенные эпистемологические парадигмальные предпосылки для табуирования и аннигиляции всех однозначных, одномерных и одностронних аналитических суждений, выводов и заключений, продуцируя, одновременно с этим, полифункциональную теоретическую матрицу, позволяющую кому бы то ни было осуществлять в ее имманентном пространстве абсолютно любые интеллектуальные операции и практики, базирующиеся на парадоксальных, поливариантных, многозначных и поливалентных полисемантических принципах и аспектах.

Между тем, конечно, вполне понятно, что весьма схематично и лаконично сигнифицированные выше основополагающие и магистральные теоретические взгляды (идеализм/платонизм, реализм/томизм, трансцендентализм и номинализм/материализм), в свою очередь, принадлежат не только к западной (и, шире, средиземноморской) философии, но и к гетерогенным концептуальным школам и ноэтическим течениям присущим другим автономным оригинальным социумам и уникальным цивилизациям. Тем не менее, в силу целого комплекса самых разнообразных трансцендентных и имманентных причин, именно она (философия) всегда репрезентирует себя в качестве одного-единственного и исключительного носителя последних (взглядов). Кроме того, необходимо подчеркнуть, что данные эпистемологические направления и воззрения не являются сингулярными семантическими ментальными предпосылками для построения тех или иных дискурсивных и теоретических конструкций. Однако, при этом, именно данные интеллектуальные матрицы и взгляды представляют собой абсолютно фундаментальные, универсальные, примордиальные и аутентичные смысловые узлы, лежащие в основании самых разнообразных рациональных и/или иррациональных метанарраций. Наряду с этим, если данные эссенциальные мировоззренческие конструкты (платонизм, реализм, трансцендентализм и материализм) можно считать неопровержимыми и безусловными конвенциональными аксиоматическими структурами, то их репрезентация посредством разнородных специфических теоретических позиций и взглядов остается многогранной, многоуровневой, многозначной и многомерной открытой герменевтикой. То есть, непреложный и аподиктический всеобщий консенсунс, касающийся признания этих основополагающих эпистемологических дефиниций в качестве бесспорных семантических матриц, существующий в самых различных интеллектуальных кругах, функционирующих в интериорном пространстве гетерогенных цивилизационных моделей, в принципе, является абсолютно релевантной и легитимной аксиоматической позицией. Тогда как, само осмысление и интерпретирование последних (матриц) с точки зрения самых разнообразных спекулятивных представлений носит абсолютно поливалентный и поливариантный характер.

II. Деконструкция концептуального метода-дискурса

Вполне понятно, что сами процедуры диалектической методологии не позволяют рациональному актору сформулировать односторонние и однозначные трансцендентальные представления. Если, конечно, не рассматривать в качестве последних (представлений), сами продуцируемые им (актором) посредством их (процедур) те или иные полисемантические и парадоксальные аффирмации. То есть, если не идентифицировать сам ментальный взгляд, декларирующий о симультанном коэкзистировании друг с другом самых разнообразных трансцендентных и имманентных взаимно и исключающих, и дополняющих, и утверждающих, и отрицающих, и обосновывающих, и обусловливающих друг друга антитез, а также аналогичные ему (взгляду) полиаспектные констатации, как моновариантные и односмысловые теоретические заключения. Соответственно, любой диалектический дискурс, с одной стороны, является изощренным и экстраординарным уникальным ментальным инструментом, предназначенным для осмысления и герменевтики тех или иных интеллектуальных и эпистемологических проблематик, а с другой – иллюстрирует разносторонний и многогранный перманентно мимикрирующий взгляд на гетерогенные вещи, процессы, события, предметы, концепты, теории, знаки, симулякры и т.д., и с третьей, – наряду с другими методологическими подходами, эксплицирует подлинную и аутентичную эссенциальную природу не только рационального мышления (по крайней мере в его западноевропейском и, шире, в средиземноморском издании), но и многоуровневой структуры мироздания.

Вместе с тем, также необходимо подчеркнуть, что определенные семантические нюансы и аспекты диалектического метода заключаются в следующем. Так его (метода) теоретические алгоритмы, процедуры и законы могут использоваться разнородными философскими школами и концептуальными направлениями в качестве основополагающих гносеологических инструментов. При этом, любая релятивизация и трансформация их (процедур) сущностных непреложных и неотчуждаемых аксиоматических принципов и оснований должна апперцепироваться всеми ментальными течениями как абсолютно негативная и неприемлемая аберрация. Кроме того совершенно неважно какие именно сферы, сегменты и уровни присущие гетерогенным имманентным и/или трансцендентным структурам многомерной системы мироустройства исследуются при помощи его (метода) интеллектуальных операций. Поскольку доминантный и первостепенный смысловой аспект, связанный с его (метода) непосредственным использованием, заключается в абсолютной неизменности и неоспоримости базовых эпистемологических постулатов, формул, положений и алгоритмов последнего (метода). Более того, следует заметить, что диалектическая методология, в совокупности с иными гносеологическими подходами, позволяет рациональному субъекту максимально корректно, адекватно и разносторонне исследовать разнородные процессы, ноумены, феномены, события, предметы, знаки, симулякры и т.д.. При этом сам средиземноморский философский метанарратив, инкорпорирующий в себя гетерогенные ментальные подходы, предназначенные для концептуального апперцепирования, интерпретирования и осмысления тех или иных метафизических, онтологических, космологических, антропологических, аксиологических, этических, эстетических и т.д. семантических парадигм, матриц и оснований, является, наряду со всеми остальными крупнейшими оригинальными и специфическими интеллектуальными мета-эпистемами других суверенных и уникальных обществ, совершенно самобытным сегментом как индоевропейской культуры в частности, так и планетарной цивилизации в целом. Соответственно, с одной стороны, диалектический метод представляет собой уникальную и специфическую полиаспектную гносеологическую структуру, а с другой – его основополагающие доктрины, процедуры и алгоритмы являются абсолютно инвариантными и неопровержимыми концептуальными установками.

Одновременно с этим, сами основополагающие операции, законы, положения и алгоритмы диалектического подхода обладают следующим смысловым содержанием. Во-первых, совершенно очевидно, что каждая из разнородных оппозиций в процессе диалектического становления симультанно и негативирует, и аффирмирует, не только экзистирование противоположного ей модуса, но и свое собственное наличие. При этом самоутверждение, осуществляемое любой из них (оппозиций), одномоментно продуцирует отрицание отрицания, инициируемого в отношении последней ее непосредственной антитезой. Тогда как, производимое каждой из них (оппозиций) аутонегативирование, одновременно генерирует аффирмирование негативирования, реализуемого ее противоположностью по отношению к последней. Во-вторых, само диалектическое развертывание всегда весьма корректно и отчетливо иллюстрирует симультанное наличие как тождества, так и различия между гетерогенными антитезами. Безусловно, кристально ясно, что необходимо всегда продуцировать дистинкцию между сходством и тождеством, конгруэнтностью и идентичностью, аналогичностью и гомогенностью и т.д.. В-третьих, каждая из оппозиций, участвующая в процессе последнего (развертывания), способна функционировать при помощи модальных режимов потенциальности и актуальности. При этом, любая из них (оппозиций) также может идентифицироваться рациональным исследователем в качестве отдельных оригинальных и специфических манифестационных либо моментов, либо состояний, либо моментов-сотояний, характеризующих (или репрезентирующих собой) одну и ту же унитарную и целостную самобытную структуру. Так сами те или иные диалектические дискурсы и развертывания, а также всевозможные их атрибуты и аспекты можно рассматривать и экзегетировать посредством диахронического, синхронического и диахронно-синхронического структуралистских подходов. В-четвертых, последняя (структура) также должна сигнифицироваться посредством таких классификационных дефиниций, как уникальность, сингулярность и универсальность. И наконец, последнее, каждая продуцируемая рассудочным субъектом диалектическая операция всегда имеет два базовых противоположных друг другу уровня. При этом, вполне понятно, что несмотря на эксплицитную и транспарентную дистинкцию между ними (уровнями) они всегда неразрывно и симультанно коэкзистируют друг с другом. Кроме того всевозможные самые разнообразные процессы, реализующеся в одном из них (уровней), всегда будут диаметрально противоположны последним (процессам), развертывающимся – в другом. Наряду с этим безусловно, следует понимать, что любые концептуальные и дискурсивные практики присущие диалектическому подходу носят поливалентный, экстраординарный, энантиодромический и парадоксальный характер. Поскольку именно последний (характер) и лежит в основании его (подхода) базовых и фундаментальных методологических принципов, постулатов, операций и формул.

Между тем, как известно, базовые доктрины, процедуры и алгоритмы диалектического метода, разработанные и конституированные древнегреческими мыслителями, достигают своего полнообъемного интеллектуального выражения и оформления в классических философских произведениях Платона. Безусловно, в других оригинальных культурах и социумах, относящихся не только к индоевропейскому, но и к иным цивилизационно-хронологическим ареалам, существовали и существуют гетерогенные ментальные школы, руководствующиеся родственными или идентичными (или соотвествующими) ему (методу) концептуальными формулами и операциями. Так, некоторые буддистские учения (в особенности такие интеллектуальные направления, как шуньявада (или мадхьямика), татхагатагарбха и дхьяна (китайское чань и/или японское дзен)), даосская философия и многие другие теоретические системы и трансцендентальные течения оперируют с тождественными – в той или иной степени – диалектическому подходу гносеологическими методологиями. Кроме того, вполне понятно, что диалектический метод также весьма основательно, детально, нюансированно и разносторонне представлен в трудах, афоризмах, речах и высказываниях "семи мудрецов", "досократиков", Гераклита, Сократа, Аристотеля и иных мыслителей, принадлежащих к различным эллинским философским школам и направлениям. Однако именно гениальные сочинения крупнейшего античного философа Платона иллюстрируют предельно развернутую и подробную многомерную, многоплановую и поливалентную полнообъемную версию диалектического дискурса. Соответственно, кристально ясно, что всевозможные самые разнообразные ментальные практики диалектического толка, стоящие во главе всего западного (и, шире, средиземноморского) интеллектуального метанарратива в целом, непосредственно инициируются семантическим содержанием последних (сочинений).

Вместе с тем, подавляющее большинство интеллектуалов, принадлежащих к гетерогенным западноевропейским и иным философским школам и течениям различных темпоральных этапов, справедливо отмечают, что именно в своем программном сочинении (и/или диалоге) "Парменид" Платон весьма корректно и разносторонне проиллюстрировал доктринальные принципы, процедуры и алгоритмы диалектической методологии. Так структура данного произведения конструируется посредством определенной концептуальной модели и представляет собой серию разнообразных диалогов между гетерогенными мыслителями. Что касается художественной фабулы, репрезентированной не только в данном трактате, но и во всех остальных его трудах, то она выстраивается по классическим канонам средиземноморской античной литературы и имеет несколько основных эпизодов и/или частей: пролог, начало и развитие сюжетной линии, кульминация, финал и эпилог. Все произведения Платона, таким образом, носят многоуровневый и поливалентный характер, иллюстрируя многообразную калейдоскопическую и спектральную экспозицию, имеющую как метафизическое, онтологическое, космологическое, гносеологическое и антропологическое, так и этическое, эстетическое, символическое, риторическое и художественное измерения. Конечно, совершенно очевидно, что в его монументальных сочинениях тотально и всеобъемлюще доминирует интеллектуальный метадискурс, отражающий именно семантические аспекты полновесной философской матрицы, а не гетерогенные фантасмагорические и сюрреалистические имагинации свойственные сфере искусства. И поэтому его классические работы даже спустя тысячалетия не утрачивают свою эпистемологическую легитимность и релевантность, поскольку они являются наиболее корректным, глубинным, фундаментальным и аутентичным отражением античной средиземноморской (и, шире, индоевропейской) философской мысли, относящейся к пространству идеалистического метанарратива.

Итак, Платон посредством интеллектуала Парменида, являющегося одним из действующих и доминантных протагонистов его одноименного трактата, на примере разносторонних, поливариантных и многоуровневых энантиодромических взаимоотношений между противоположностями, экспозиционирует как читателю, так и всем остальным персонажам данного прозведения основополагающие постулаты, методы и алгоритмы диалектического дискурса. При этом в данном философском сочинении он (Платон) в качестве оппозиционных друг другу инстанций рассматривает такие фундаментальные структуры, как "Έν" (Единое) и "πολλά" (многое). Однако, кристально ясно, что вместо последних при помощи диалектического подхода могут осмысляться и интерпретироваться всевозможные самые разнообразные антитезы. Вместе с тем, в самом начале данного диалога он (Платон) посредством персонажа Парменида конституирует базовые законы, процедуры и принципы диалектического метода, заключающиеся в следующих ментальных аффирмациях. Во-первых, с его точки зрения, необходимо предельно корректно рассмотреть и экзегетировать всевозможные взаимосвязи и корреляции не только между вышеуказанными оппозициями (Έν καί (и) πολλά), но и между интериорными модусами любой из них. Во-вторых, каждую из этих противоположностей необходимо максимально адекватно и обстоятельно проанализировать при помощи всевозможных специфических и отдельных онтологических, космологических и гносеологических представлений. Одновременно с этим, также следует абсолютно корректно и исчерпывающе осмыслить определенный смысловой аспект, а именно: каким образом любое из них (представлений) детерминирует и экзегетирует сами взаимоотношения между этими антитезами. При этом безусловно, вполне понятно, что все вышеобозначенные гетерогенные взаимосвязи и корреляции осуществляются посредством разнородных режимов модальности. И наконец, нельзя забывать, что все дескриптированные выше процедуры, также должны рассматриваться посредством не только последних (режимов), но и категорий времени, пространства, количества, качества, отношения и т.д.. Кроме того, также необходимо подчеркнуть, что от понимания и герменевтики таких концептуальных дефиниционных пар, как трансцендентное и имманентное, абсолютное и релятивное, эссенциальное и акцидентальное, аподиктическое и стохастическое, эндогенное и экзогенное и т.д., отражающих разнородные свойства, предикаты и уровни этих противоположностей, косвенно и/или напрямую зависят семантические параметры и атрибуты самого диалектического дискурса. Более того, не менее важно обладать точной и верифицированной информацией, декларирующей о вертикальной и/или горизонтальной системе координат свойственной его (дискурса) экспликации.

Наряду с этим, следует отметить, что Платон в диалоге (или сочинении) "Парменид" предельно отчетливо иллюстрирует полиаспектную, энантиодромическую и поливалентную смысловую природу диалектического дискурса. Так, осуществляя рассмотрение и интерпретирование гетерогенных взаимосвязей и корреляций как между вышеуказанными противоположностями, так и между интериорными элементами каждой из них древнегреческий мыслитель постулирует пусть и парадоксальные, но вместе с тем аксиоматические диалектические принципы, алгоритмы, постулаты и процедуры. Он (Платон) посредством протагониста Парменида утверждает, что любая из этих оппозиций, симультанно (безусловно, ранее уже подчеркивалось, что данную лексему следует экзегетировать не в хронологическом, а в трансцендентальном смысловом ключе) не только самотождественна и нетождественна своей антитезе, но и идентична последней (антитезе) и нонаутоидентична. И если первое аффирмирование не заключает в себе никаких противоречий и полностью соответствует законам и операциям аристотелевской формальной логики, то второе, – напротив, с ее (логики) точки зрения, ретранслирует совершенно некорректную и даже весьма абсурдную теоретическую позицию. Однако, диалектический дискурс, в отличие от последней (логики), декларирующей о "законе исключенного третьего" (выражающегося в формуле: "либо А, либо не-А".), не признает категоричных односторонних, моновариантных и однозначных ментальных заключений. И поэтому, само различие между всевозможными разнородными противоположностями автоматически продуцирует определенные смысловые предпосылки для генерации тождества между ними, и наоборот. Так, вполне понятно, что между дистинкцией и идентичностью существует неотчуждаемая и неликвидируемая когерентность, позволяющая обеим этим концептуальным дефинициям симультанно характеризовать определенные эманационные состояния (и/или моменты) присущие тем или иным взаимосвязям и корреляциям между гетерогенными антитезами. Соответственно, согласно диалектическому подходу, если рассудочный субъект декларирует о различии разнородных оппозиций между собой, то он одновременно с этим конституирует и их тождество друг с другом, поскольку оба эти аспекта (т.е. различие и тождество) основываются на неопровержимых фундаментальных и универсальных свойствах и предикатах, атрибутирующих экзистенциальную природу последних (оппозиций).

Вместе с тем, отношение самых разнообразных инстанций и взглядов к своему внутреннему ареалу также базируется на противоположных друг другу семантических аспектах, репрезентирующихся посредством таких вышеуказанных концептов, как "тождество" и "различие". Безусловно если самотождественность гетерогенных структур и идей не вызывает никаких логических противоречий и контрадикторностей, то их нетождественность своей интериорной сущностной природе является, на первый взгляд, весьма сомнительным и абсурдным утверждением. Однако Платон, продолжая повествование от имени Парменида в своем одноименном диалоге (или трактате), аффирмирует, что в основании дефиниции "тождество" лежит понятие "различие", и наоборот. То есть данное обстоятельство, в свою очередь, позволяет, в определенном смысле, инициировать гносеологическую конвергенцию этих теоретических концепций между собой. Так, античный мыслитель акцентирует внимание не на интериорном семантическом содержании каждой из антитез, а на самих эпистемологических и/или экзистенциальных (и/или космологических) актах и феноменах, являющихся теми или иными манифестационными состояниями (и/или моментами), представляющими собой различные аспекты самих взаимосвязей и корреляций между ними (антитезами). Данный концептуальный ракурс позволяет ему выстраивать диалектическую дискурсивную полемику в контексте совершенно иной системы координат, репрезентирующей собой не сами оппозиции, а самые разнообразные потенциальные и актуальные атрибуты, предикаты и способы их взаимодействий друг с другом. Соответственно, кристально ясно, что если в основании тождества между гетерогенными противоположностями лежит различие между ними, то первый эманационный статус (и/или кайрос) (т.е. тождество), детерминирующий один из аспектов взаимоотношений последних (противоположностей) друг с другом, не может не находится в неразрывной и неотчуждаемой когерентности с последним (т.е. различием), и наоборот. Кроме того, сами "тождество" и "различие", являющиеся оппозиционными друг другу категориальными дефинициями, в определенном смысле, симультанно взаимно и дополняют, и исключают, и отрицают, и утверждают, и обосновывают, и обусловливают друг друга. Поэтому, когда Платон декларирует о самотождественности каждого уникального и специфического концептуального и/или онтологического (и/или космологического) конструкта, он, одновременно с этим, постулирует, в определенном смысле, и его нонаутоидентичность.

В то же время, необходимо подчеркнуть, что многие интеллектуалы, принадлежащие не только к той или иной философской школе, но и к различным темпоральным периодам парадигмы Модерна, самым разнообразным образом и при помощи разнородных дискурсивных практик рассматривали и интерпретировали основополагающие доктрины, процедуры, алгоритмы и принципы диалектической методологии. Одни из них обнаруживали и фиксировали одну и ту же единую и целостную всеобщую границу между теми или иными противоположностями, интегрирующую последних между собой и являющуюся, по их мнению, непосредственной причиной и предпосылкой для их симультанного как тождества (или сходства), так и различия друг с другом. И уже на основании этого ментального представления продуцировали все остальные аподиктические спекулятивные суждения, выводы и заключения. Другие – декларировали о том, что каждая из тех или иных оппозиций всегда репрезентируют собой аллогенную по отношению к своей собственной антитезе матрицу. При этом сама аллогенность, выступающая в качестве определеного предиката и свойства, атрибутирующего каждую из тех или иных противоположностей, конституирует их тождество (или сходство) друг с другом, всегда указывающее на различие между ними. На этих трансцендентальных сентенциях и аффирмациях данные мыслители – как уже подчеркивалось ранее – выстраивали все остальные свои рациональные дискурсы. Однако, оба эти лагеря, несмотря на высказываемые ими разнородные и, в какой-то степени, противоположные друг другу концептуальные позиции, касающиеся проблематики диалектического дискурсивного становления, абсолютно солидарны друг с другом относительно определенного смыслового аспекта, декларирующего о том, что всевозможные возникающие парадоксальные, поливалентные и экстраординарные конфигурации и состояния (и/или моменты) последнего (становления) всегда репрезентируют себя именно посредством платоновской эксэфнитической (от др.-греч. "Έξαίφνης" – "вдруг", "внезапно", "моментально" и т.д.) мгновенной манифестации. Соответственно, совершенно очевидно, – и это уже отмечалось ранее, – что сами диалектические взаимоотношения между гетерогенными антитезами, наряду со всеми остальными гносеологическими и онтологическими (и/или космологическими) процессами и феноменами, следует осмыслять и интерпретировать посредством не только синхронического, и не только диахронического, но и синхронно-диахронического структуралистского метода.

Кроме того, в основании спекулятивных суждений и заключений, принадлежащих к вышеуказанным ментальным кругам и обладающих, на первый взгляд, различными экстериорными семантическими значениями, лежат идентичные концептуальные эпистемы, базирующиеся на обнаружении у тех или иных оппозиций всеобщих и универсальных гомогенных свойств и характеристик, симультанно иллюстрирующих как тождество, так и различие между ними (оппозициями). Соответственно, первое (т.е. тождество) указывает на наличие определенных всеобъемлющих и тотальных однотипных атрибутов и параметров присущих каждой из тех или иных антитез, тогда как второе (т.е. различие) – на эксплицирование при помощи последних (атрибутов и параметров) оригинальной и самобытной индивидуальной интериорной эссенциальной природы каждой из них (антитез), автоматически противопоставляющей себя какой-либо универсальности и унификации. Таким образом, абсолютно любые концептуальные точки зрения, связанные с исследованием и экзегетированием тех или иных отдельных смысловых аспектов динамического диалектического дискурсивного развертывания, несмотря на свою экзогенную разноплановость и гетерогенность, всегда будут базироваться на идентичных семантических положениях и принципах. Более того, рассмотрение и интерпретирование диалектического дискурса посредством диахронического и/или синхронического теоретического подхода, не сможет, кардинальным образом, релятивизировать релевантность и легитимность последних.

Между тем, Платон также продуцирует основополагающие силлогистические формулы, заключающиеся в том, что одно суждение выводится из другого. Прекрасным примером, в данном случае, может служить весьма известный и хрестоматийный силлогизм, выводящий малое (или единочное) утверждение из большого (или всеобщего) и основывающийся на продуцировании последующих и финальных выводов из предшествующих им абстрактных сентенций. Он имеет трехчастную структуру, включающую в свою матрицу две эпистемологические посылки (или предпосылки) и один вытекающий из них логический вывод и выражающуюся следующим образом: "Человек (естественно, осмысляемый не как отдельно фиксируемый рассудочный актор, обладающий разнородными внутренними свойствами и внешними предикатами, а как общевидовая (или общеродовая) универсальная инстанция) – смертен; следовательно, если Сократ (или какой-либо другой персонаж) – человек, то значит он – смертен". При этом, следует подчеркнуть, что в данном случае, именно инициирование иллюстрации дискурсивной алгоритмической схемы, присущей самой силлогистической конструкции и базирующейся на совершенно конкретных, непротиворечивых и строгих рациональных и логических процедурах, имеет доминантное и первостепенное семантическое значение. Тогда как все абсолютно справедливые скептические рассуждения и замечания, касающиеся самой возможности постулирования посредством последней (конструкции) неопровержимых, бесспорных и безальтернативных полновесных аутентичных и верифицируемых трансцендентальных заключений, в данной ситуации, являются не только второстепенными и незначительными, но и совершенно излишними эпистемологическими элементами и поэтому должны остаться без какого-либо корректного и разностороннего внимания, рассмотрения и экзегетирования. Поскольку, в данном конкретном случае, важно именно продемонстрировать аналитическую и логическую структуру самого силлогистического подхода, а не исследовать и интерпретировать гетерогенные глубинные смысловые аспекты, непосредственно связанные как с гносеологией, так и с его (подхода) функциональной ролью в тех или иных интеллектуальных развертываниях. Кроме того, следует отметить, что помимо эллинистического (и/или платоновского) силлогизма, состоящего из трех вышеобозначенных спекулятивных процедур, также существует индийский силлогизм, включающий в себя пять базовых ментальных операций: тезис, основание, пример, применение и заключение. То есть, кристально ясно, что данное обстоятельство эксплицитно декларирует о наличии гетерогенных автономных и суверенных самобытных культур и цивилизаций, обладающих не только своими специфическими силлогистическими методиками, но и собственными уникальными и полноценными логическими, концептуальными и гносеологическими системами.

Более того, вполне понятно, что сама граница, продуцирующая и аффирмирующая дистинкцию между скептическим и догматическим миропредставлениями, является очень тонким, а также весьма условным и релятивным семантическим сегментом. Так как, кристально ясно, что каждое из них (миропредставлений), при определенных эпистемологических, трансцендентальных и иных смыслообразующих контекстуальных обстоятельствах, может совершенно свободно трансформироваться в свою абсолютную противоположность. Вместе с тем, необходимо отметить, что какими бы ментальными формулами и концептуальными принципами не оперировала бы диалектическая методология, она всегда будет стоять во главе – наряду с другими основополагающими интеллектуальными подходами – всех самых фундаментальных полисемантических и поливалентных философских мыслительных процессов, позволяющих максимально корректно, адекватно и разносторонне исследовать многоуровневую, многомерную и многоплановую матрицу мироздания. Соответственно, кристально ясно, что несмотря на все продуцируемые рациональным актором посредством последней (методологии) парадоксальные, экстраординарные и энантиодромические полиаспектные теоретические построения, суждения и заключения нельзя не признавать фундаментального и релевантного значения ее процедур и постулатов для самых разнообразных гносеологических реализаций.

Одновременно с этим, следует констатировать, что одни мыслители, принадлежащие к гетерогенным эпистемологическим школам и цивилизационно-темпоральным ойкуменам, рассматривают диалектическую методологию в качестве самодостаточного и исключительного ментального подхода, предназначенного для корректного исследования и интерпретирования различных интеллектуальных проблематик. Другие же философы, напротив, критикуя последнюю, пытаются всеми возможными способами преодолеть все ее эпизодические гносеологические контрадикторности и парадоксы, возникающие, по их мнению, с определенной перманентной периодичностью. Однако, обе эти противоположные друг другу теоретические позиции не только признают диалектический подход в качестве либо базового инструмента познания присущего рациональному мышлению, либо фундаментальных атрибутов, свойств и постулатов, принадлежащих к матрице гилетического космоса, либо каких-то иных семантических аспектов, но и экспозиционируют, помимо логических заключений и безапелляционных догматических (и/или скептических) моновариантных представлений, именно саму динамическую дискурсивную полемику, развертывающуюся между ними посредством его (подхода) основополагающих процедур, алгоритмов и законов.

Наряду с этим, если даже предположить, что сама диалектическая методология представляет собой именно трансцендентальный инструментарий уникальных структур рассудочного мышления, полностью автономный от всевозможных эмпирических аспектов чувственного восприятия. То данное утверждение совершенно не означает, что диалектический метод является каким-то кратковременным интеллектуальным сбоем и/или заблуждением, спродуцированным, по мнению крупнейшего германского мыслителя И. Канта, либо изощрёнными и экстраординарными софистическими приемами, либо патологическим и глубочайшим откровенным невежеством. Так как продуцируемые им (методом) разнообразные гносеологические операции, несмотря на всю свою парадоксальность, энантиодромичность и поливалентность, а также отчужденность от материальной действительности и апостериорной сенсуальной перцепции, осуществляются по строго определенным концептуальным законам, алгоритмам и принципам, отрицающим какие-либо иррациональные и делирические девиационные теоретические конструкции и абсолютно не противоречащим доктринальным постулатам корректных, систематизированных и последовательных рациональных полемических практик. Таким образом, диалектическая методология, существующая обособленно от всех коннотативных атрибутов гилетического космоса и эмпирического чувственного восприятия, а также представляющая собой трансцендентальные процедуры, является неотъемлемым и ингерентным полноценным эпистемологическим инструментом специфической рассудочной мыслительной деятельности. Хотя, безусловно, Г. Гегель весьма скептически относился к подобного рода утверждениям, декларируя о том, что вопрос о субъективности (и/или интерсубъективности) или объективности, корректности или ошибочности разнородных гносеологических принципов является наиболее актуальным и первостепенным для подлинных философских исследований. Так, в данном случае следует подчеркнуть, что именно эти ментальные заключения германского мыслителя и позволяют рациональному субъекту отличить все гетерогенные эпистемологические метадискурсы (идеалистические, атомистские, реалистские и т.д.) друг от друга в их различных изложениях и изданиях.

Вместе с тем, Г. Гегель в своей программной работе "Наука логики" ("Wissenschaft der Logik") писал о том, что его коллега И. Кант продекларировал о неизменности, существующей еще с древнегреческой античной эпохи (то есть, без малого, двадцать столетий), постулатов и положений аристотелевской формальной логики. Он (Г. Гегель), в свою очередь, согласился с этим замечанием и заявил о немедленном качественном, позитивном и конструктивном переосмыслении и модифицировании ее (логики) основополагающих доктринальных аспектов. Однако, взятый Г. Гегелем на вооружение, а также оформленный им (безусловно, не без помощи других интеллектуалов) в конкретные концептуальные формулы и гносеологические конструкции диалектический метод практически мало чем отличался от философских полемических практик античных мыслителей – Гераклита и Платона. То есть данный ментальный подход, в своем глубинном эссенциальном измерении, не претерпел никаких кардинальных трансформаций и, в определенном смысле, хронологически представляет собой не менее – или даже более – архаичное явление чем формальная логика. Если, конечно, приписывать ее финальное издание именно Аристотелю, а не другим мыслителям или школам, функционировавшим в иные исторические периоды. Более того, ранее уже отмечалось, что и формальная логика, и диалектическая методология, в сущности, являются базовыми конвенциональными гносеологическими инструментами, преобладающими не только в средиземноморской философской среде, но и в других ментальных течениях и направлениях, принадлежащих как к разнообразным индоевропейским, так и к иным цивилизационным ойкуменам. При этом, сам вопрос касающийся отношения этих теоретических подходов к тем или иным концептуальным структурам, демонстрирующим либо феноменальную реальность, либо трансцендентальное мышление, либо какие-то иные семантические конструкции, сферы и измерения, безусловно, остается открытым. Таким образом, если учитывать темпоральную ретроспективу самого диалектического метода и вместе с тем не оставлять без должного внимания категоричную и безапелляционную позицию Г. Гегеля относительно законов формальной логики, то можно констатировать, что первый (метод), также как и последнии (законы), нуждается в качественной интеллектуальной герменевтике, переоценке и модификации.

В то же время, необходимо отметить, что за последние два столетия, в пространстве западной цивилизации возникли такие философские школы и направления, как марксизм, социал-дарвинизм, ницшеанство, психоанализ, неокантианство, структурализм, традиционализм, феноменология, постпозитивизм, аналитическая школа, экзистенциализм, постструктурализм, акселерационизм, объектно-ориентированная онтология и т.д., и проблематика касательно самого диалектического подхода, связанная с его теоретическим переосмыслением, была вытеснена на переферию гносеологического круга, так как в центре трансцендентального анализа и познания ставились и ставяться совершенно иные концептуальные модели и смысловые матрицы. Подобное положение дел не только не способствует глубинному и фундаментальному переосмыслению и трансформированию доктринальных диалектических постулатов и алгоритмов, но и фактически максимально препятствует самой возможности корректного понимания, разрешения и устранения данной проблематики. Однако, сложившаяся ситуация не должна негативным образом воздействовать на реализацию этой масштабной телеологической интеллектуальной стратегии, непосредственно связанной с продуцированием переиздания основополагающих принципов, процедур и законов диалектического метода. И поэтому, даже если последняя потребует для своего осуществления от тех или иных рациональных субъектов беспрецедентных и экстраординарных безграничных мыслительных практик, актов и процессов различного уровня сложности (то есть, санкционирует, с одной стороны, произвести деконструкцию всего западного философского дискурса, оформившегося не только в течении последних двух веков, но и всех остальных темпоральных периодов; а с другой – проанализировать традиционные индоевропейские философские школы и религиозные учения.), то она ни при каких обстоятельствах не должна утрачивать свою, в высшей степени, эпистемологическую, ноэтическую и метафизическую экзистенциальную гиперактуальность.

Между тем, совершенно очевидно, что выйти за пределы не только формальных логических, и не только диалектических, но и каких-либо иных ментальных реализаций, возможно только посредством радикального обращения к сверхрассудочным уровням мироосознания. При этом, важно отметить, что тотальное погружение и обрушение в специфические структуры хаотического и сомнамбулического бессознательного также является преодолением границ так называемого трезвого, бодрствующего, здравого и т.д. "трансцендентального разума" ("transcendentalen vernunft" (по И. Канту)). Однако, это движение по всем своим разнородным характеристикам и свойствам, кардинальным образом отличается от метафизического возвышения над уникальными матрицами рассудочного мышления, и в определенных случаях может расцениваться, с точки зрения современной психиатрии, как психопатология. Хотя, конечно, вполне понятно, что она (психиатрия) репрезентирует собой абсолютно десакрализированный и секуляризированный социокультурно-темпоральный феномен, и поэтому, предельно скептически, критически и негативно апперцепирует всевозможные являния, акты и процессы, выходящие за границы как рационального мышления, так и гилетической действительности. Между тем, о подобного рода пневматических практиках, позволяющих рассудочному актору инициировать ослепительное и головокружительное сверхноэтическое восхождение и оказаться в высших сферах трансцендентного экзистирования, и при этом окончательно и необратимо не разорвать все существующие связи с феноменальной реальностью, в развернутом, последовательном, системном и программном виде декларируют все традиционные религиозные учения. Наиболее полноценно и фундаментально данные гиперментальные трансгрессивные созерцания, развертывающиеся в строго вертикальном направлении в сторону апофатического начала, представленны в гетерогенных ортодоксальных креационистских и манифестационистских теологических течениях и философских школах. Так тхеравада, шуньявада (мадхьямика), виджнянавада (йогачара), татхагатагарбха и ваджраяна, являются доктринальным наследием буддизма; санкхья, йога, адвайто-ведантизм, тантризм и т.д., – индуизма; исихазм, представляет собой сакральное мировоззрение православного христианства; суфизм – ислама; каббала – иудаизма и т.д.. Соответственно, рациональный субъект, исповедуя канонические идеи и постулаты данных классических религиозных систем, а также осуществляя предписанные ими духовные обряды, ритуалы и практики, способен возвысится над структурами интеллектуального мышления и созерцать экзистенциальные модусы вечного и неизменного эйдетического ареала. Рассудочный актор, таким образом, достигнув этого высшего пневматического и метафизического инициатического состояния, автоматически преодолевает – по крайней мере в индивидуальном порядке – все существующие универсальные диалектические законы и логико-аналитические догматы и доктрины, продуцируемые специфическими структурами абстрактного мышления.

Безусловно, выход того или иного рационального субъекта на данный метафизический уровень миропонимания никоим образом не сможет радикально и кардинально трансформировать всевозможные самые разнообразные базовые экзистенциальные, космологические, гносеологические и антропологические семантические эссенциальные положения, атрибуты и аспекты, являющиеся основополагающими установками гилетической действительности. И следовательно, сами формальные логические законы, трансцендентальные диалектические принципы и иные философские и сциентистские универсальные методологии также остануться неизменными и на своем совершенно конкретном функциональном и концептуальном уровне будут иллюстрировать бесспорные и неопровержимые аксиоматические истины. Однако, преодолевший данные эпистемологические алгоритмы и императивы рассудочный актор, сможет спокойно воспринимать их как абсолютно релятивистские и весьма условные абстрактные подходы и отвлеченные постулаты, безальтернативно доминирующие только в одном из измерений многоуровневой и многомерной структуры мироздания и утрачивающие свое тотальное могущество в других метафизических сферах последнего. Конечно, бесчисленное множество скептиков и ультрапрогрессистов различного толка мгновенно обвинят всех бодхисаттв, мистиков, визионеров, шаманов и т.д. в том, что они безосновательно и безапелляционно ретранслируют взгляды эксплицитного платонизма (или идеализма) и/или откровенного солипсизма. И тем не менее, подобные рода инсинуации можно предельно аргументированно и корректно парировать следующим образом. Во-первых, ранее уже отмечалось, что все существующие в феноменальной реальности те или иные фундаментальные физические законы и теоретические методы познания остаются в своем первозданном и неизменном виде, так как они совершенно не зависят от индивидуальной внутренней духовной трансформации одного отдельно фиксируемого рационального субъекта. И соответственно, с ними можно взаимодействовать бесконечное количество времени, не обращая никакого внимания на разного рода дискурсивные конструкции и не испытывая по этому поводу никаких фрустрационных и негативных эмоциональных состояний, связанных с возмущением, раздражением и негодованием. Во-вторых, если так называемые солипсистские взгляды, действительно фантазматичны и представляют собой аномальные и нонсенсуальные формы спекулятивных суждений и заключений, то платонический (или идеалистический) философский дискурс, обладающий конкретными смысловыми коннотациями, является напротяжении вот уже многих тысячалетий, наряду с другими ментальными школами, одним из самых главных классических и традиционных концептуальных направлений во всех духовно, интеллектуально и культурно развитых самобытных и уникальных цивилизациях. И наконец, последнее, развертывающаяся в планетарных масштабах "шизофреническая" (по Ж. Делёзу и Ф. Гваттари) и нигилистическая ситуация "Ультра-постмодерна", абсолютно бескомпромиссным образом санкционирует и легитимизирует все самые разнообразные экстраординарные идеи, парадоксальные мировоззрения, экстравагантные представления и незаурядные мнения, позволяя им совершенно свободно, сумбурно и хаотично циркулировать в танатотическом и "ризоматическом" (по выражению последних) глобальном информационном пространстве, не подвергая их, при этом, никакой эпистемологической, аксиологической, этической и эстетической цензуре, деструкции и элиминации, как это осуществлялось в другие хронологические эпохи. Таким образом, совершенно любой рациональный актор не только может апперцепировать и интерпретировать какие-либо предметы, процессы, вещи, явления, события, концепты, парадигмы, знаки, симулякры и т.д. посредством формальных логических постулатов, диалектических процедур и иных ментальных инструментов, но и способен, инициировав сверхноэтическое и пневматическое вертикальное восхождение, абсолютно иначе осмыслять и экзегетировать и апофатическую матрицу, и феноменальную реальность, и свою интериорную эссенциальную природу.

III. Апофатический и ментальный ареалы

Многие традиционные религиозные учения (монотеистические, монистические, дуалистические, политеистические и т.д.) и классические философские школы, принадлежащие к эпистемологическому направлению неоплатонизма (или идеализма), утверждают, что сам "микрокосм" ("μίκροκοσμ"), репрезентируемый специфическими антропологическими экзогенными и эндогенными структурами, является отражением "макрокосма" ("μακροκοσμ'а"), представляющего собой многоуровневую и многоплановую онтологическую (и/или космологическую) конструкцию, и наоборот, последний проецируется на парадигмальную матрицу первого. Таким образом, если ранее рассматривалась проблематика, касающаяся преодоления рациональным субъектом всевозможных самых разнообразных логических, диалектических и иных гносеологических уровней и аспектов, относящихся к сфере трансцендентального мышления, посредством сверхрассудочного, а не субментального экзистирования, то далее следует перейти к осмыслению и дескриптированию трансгрессивного ноэтического выхода за пределы всех метафизических и трансцендентных измерений системы мироустройства.

Итак, парадигмальная конструкция "макрокосма", по мнению самых разнообразных ортодоксальных теологических течений и интеллектуальных направлений неоплатонического (или идеалистического) толка, имеет трехфункциональную структуру, включающую в свою ойкумену бесчисленное множество гетерогенных уровней и сегментов. Так помимо материальной реальности, являющейся с их точки зрения одним из ключевых серединных и промежуточных измерений данной тринитарной модели мироздания, существуют еще два трансцендентных слоя: соответственно, первый из них располагается на уровень выше последней (реальности), тогда как второй – ниже. При этом в различных классических религиях и философиях сами текстуальные и/или фонетические дефиниции, сигнифицирующие не только три вышеперечисленных и фундаментальных уровня, но и их гетерогенные страты, сегменты и ареалы, в силу разнородных цивилизационных, темпоральных, культурных, лингвистических, ментальных и иных причин и особенностей, могут кардинально отличаться друг от друга. Однако семантическое содержание всех этих теологических и концептуальных терминов и конструктов, описывающих – в том или ином виде – отдельно фиксированные измерения, относящиеся к трехфункциональной и трехуровневой структуре мироздания, будет всегда оставаться абсолютно однотипным и гомогенным, по крайней мере, в своих всеобщих и эссенциальных аспектах. Таким образом, онтологическая матрица "макрокосма" инкорпорирует в себя три вертикально расположенных по отношению друг к другу уровня, обозначаемых различными традиционными религиозными учениями и философскими направлениями посредством разнородных лингвистических конструктов, обладающих – в той или иной степени – тождественным смысловым значением. Соответственно, верхнее измерение, принадлежащее к тринитарной системе мироустройства, можно условно сигнифицировать как ураническое, среднее – как теллурическое (и/или гилетическое) и нижнее – как инфернальное.

Наряду с этим, с точки зрения классических религиозных течений и философских школ, относящихся к идеалистическому (неоплатоническому) направлению, данная трехуровневая структура "макрокосма" возникает не флуктуационным (случайным) и стохастическим образом из аутогенерирующегося и аутоаннигилирущегося рафинированного вакуума, как об этом декларируют различные ультрамодернистские естественно-научные гипотезы и теории, а продуцируется абсолютной и вечной трансцендентной инстанцией. Так именно апофатический демиург, а не какие-либо иные сущности, стихии, субстраты, матрицы, энергии и т.д., по их мнению, является безусловной первопричиной (prima causa) всего онтогонического и космогонического развертывания. Соответственно, исключительно лишь последний (демиург) выступает в качестве одного-единственного и безальтернативного непосредственного креатора триадической системы мироустройства.

Одновременно с этим, следует отметить, что, с точки зрения традиционных религиозных течений и идеалистических философских направлений, трансцендентный субъект обладает качественными и апофатическими, а не количественными и катафатическими экстериорными и интериорными характеристиками. Кроме того, его (субъекта) абсолютное всемогущество, представленное бесконечной плеядой присущих ему всевозможных самых разнообразных потенциальных и актуальных эссенциальных качеств, также не ставится данными мировоззренческими представлениями под сомнение. Таким образом, трансцендентная инстанция, являющаяся демиургом трехфункциональной структуры мироздания, представляет собой сверхнаивысшую апофатическую метасущность, превосходящую по своим разносторонним и поливалентным уникальным характеристикам всех остальных гетерогенных самобытных и оригинальных существ.

Между тем в ортодоксальных религиозных учениях существуют две разнородные точки зрения, касающиеся проблематики как первопричины космогенеза (и/или онтогенеза), так и его дальнейшего экзестирования. Так креационистский теологический взгляд утверждает, что после сотворения апофатическим субъектом "из ничто" ("ex nihilo") тринитарной структуры мироздания ее дальнейшее функционирование продолжилось обособленно и отчужденно от его (субъекта) экзистенциального развертывания. Следовательно, по их мнению, творец и его творение (конечно, рассматриваемое как результат, т.е. как уже инициированный акт (или как уже сотворенная вещь)) являются не только качественно разнородными структурами, но и существуют отдельно и независимо друг от друга. Безусловно, в определенные моменты "Священной истории" апофатический демиург – поскольку согласно креационистской теологической точки зрения для него (демиурга) нет ничего невозможного – может непосредственным и/или опосредованным образом вмешиваться в любые социокультурные и иные цивилизационно-темпоральные процессы и события миросуществования, кардинально трансформируя и корректируя последнии, а также преодолевая тем самым наличествующую между ним (демиургом) и матрицей мироустройства взаимную отчужденность и обособленность. Более того, по мнению христианских сотериологических канонических представлений, абсолютно отличающихся от эбионитских, несторианских, арианских и аналогичных им мировоззрений, он (демиург) не только способен посредством своего сына осуществить, но и в полном объеме осуществляет эманацию в многомерные спатиально-темпоральные структуры феноменальной реальности, спасая тем самым при помощи добровольной аутосакрификации (т.е. самопожертвования) все человечество от тотальной и стремительной духовной, интеллектуальной, этической и эстетической деградации, инициированной "первородным грехопадением". Однако, несмотря на отдельные онтологические нюансы и концептуальные сентенции различных традиционных креационистских взглядов их доминантный и первостепенный теологический аспект заключается – как уже отмечалось выше – в следующей аксиоматической и доктринальной формуле, декларирующей о том, что творящий субъект и творимый им объект – т.е. творец (или трансцендентный актор) и его творение (или триадическая система мироустройства) – являются обособленными и суверенными друг от друга гетерогенными инстанциями. При этом их независимость и отчужденность друг от друга имеют для апофатического начала релятивное и условное семантическое значение, а для трехуровневой матрицы мироздания – абсолютное и безусловное. Таким образом, эпистемологические идеи и концепции креационизма безапелляционно и радикально отрицают всевозможные интеллектуальные представления, стремящиеся не только элиминировать существующие между первым (началом) и последней (матрицей) непреодолимые и непроницаемые (по крайней мере со стороны второй) границы, конституирующие их (т.е. начала и матрицы) отчужденность и суверенность друг от друга, но и спродуцировать какую-либо моновариантную или поливалентную конвергенцию между ними (т.е. началом и матрицей). В то же время, следует подчеркнуть, что подобного рода ментальные взгляды характерны не только для христианства, а также для двух других классических монотеистических религий (иудаизма и ислама), но и для всех остальных гетерогенных теологических течений, исповедующих идентичные им (представлениям) богословские догматические воззрения. Хотя, конечно, авраамические учения, придерживающиеся данных теоцентричных доктринальных представлений, являются в настоящее время самыми ярчайшими и многочисленными религиозными конфессиями на планете.

Что касается манифестационистских теологических взглядов, то они дескриптируют взаимоотношения между творящим субъектом (или творцом) и его творением следующим образом. Так, согласно их (взглядов) точки зрения, последний не сам лично и ненапрямую, а посредством иных сущностей и акторов, подчиняющихся его бесконечному и всеобъемлющему фелитическому импульсу, не одномоментным (или в течениии того или иного хронологического периода), а перманентным образом осуществляет генерацию тринитарной системы мироустройства. То есть, можно постулировать, что между безусловным и вечным апофатическим началом и трихотомической структурой мироздания наличествуют определенные промежуточные инстанции и модусы, используемые им (началом) в качестве тех или иных функциональных инструментов для его (мироздания) продуцирования. При этом, также важно подчеркнуть, что оно (начало) – в том или ином виде – симультанно экзистирует как по одну, так и по другую сторону последнего (мироздания), одновременно эманируя не только в отдельных сегментах и стратах его (мироздания) имманентного ареала, но и за пределами не относящихся к нему (мирозданию) всевозможных гиперметафизических уровней и измерений. Соответственно, с точки зрения манифестационизма и гомогенных ему интеллектуальных представлений, трехуровневый вертикальный космос, в постоянном режиме и опосредованным образом, инициируется синхронно и необособленным, и не необособленным как от него (космоса), так и от иных онтологических структур трансцендентным началом при помощи разнородных сущностей и матриц, полностью подчиняющихся его (начала) волевым актам и являющихся инструментальными орудиями последнего (начала). Данные концептуальные взгляды, характерны для таких традиционных религий, как классический ведический индуизм в его различных изданиях, буддистская школа татхагатагарбха (если, конечно, последнюю трансцендентальную эпистему причислять именно к корпусу религиозных гносеологем, а не к иным формам абстрактного миропредставления) и многих других идентичных им сакральных течений. В сфере западной философии подобные ментальные воззрения репрезентированны отдельными крупнейшими интеллектуалами и теоретическими направлениями, принадлежащими к метадискурсу идеализма (т.е. платонизма, неоплатонизма и т.д.).

Наряду с этим, также следует отметить, что некоторые выдающиеся мыслители и теологи (такие как Иоанн Филопон, аль-Кинди и т.д.) продуцировали всевозможные аподиктические концептуальные, эпистемологические и иные предпосылки для конвергенции между собой креационистского и манифестационистского мировоззренческих метанарративов. То есть, они конструировали весьма корректные, непротиворечивые, последовательные и исчерпывающие рациональные системы, позволяющие последним (метанарративам) сосуществовать друг с другом в семантическом пространстве одной и той же единой и целостной всеобщей и интегральной интеллектуальной матрицы. В свою очередь, последняя (матрица), являясь всесторонним и полнообъемным синтезом между креационизмом и манифестационизмом, репрезентирует собой не только синкретическое и эклектичное, но и унитарное и холистическое универсальное теоретическое миропредставление. Однако, оно (миропредставление), по целому комплексу самых разнообразных причин, так и не смогло трансформироваться в самобытное автономное и полноценное теологическое направление, существующее абсолютно независимо от каких-либо традиционных креационистских и манифестационистских религиозных учений и способное инициировать полномерную и полновесную, во всех отношениях, эквиполентную дискуссию и полемику с ними (учениями). Хотя, конечно, гетерогенные мистические течения, практики и воззрения (такие как исихазм, суфизм, каббала и т.д.) входят в корпус классических авраамических богословских систем в качестве периферийных сегментов последних. И тем не менее, они (…воззрения), несмотря на свою корректную, адекватную и последовательную полноценную и рафинированную креационистско-манифестационистскую теологическую структуру, в отличие от последних (систем), не являются полнообъемными обособленными и суверенными религиозными конструкциями. Кроме того, все философские взгляды, репрезентирующие собой полновесную неоплатоническую (или манифестационистскую) концептуальную позицию и оппонирующие любым версиям монотеистического авраамического метанарратива, используются последним исключительно лишь в виде гносеологических и методологических инструментов для выстраивания посредством их гетерогенных богословских дискурсов, непротиворечащих кардинальным и тотальным образом его (метанарратива) базовым догматическим доктринам. То есть, на основании их (взглядов) возникли лишь уникальные мистические течения (исихазм, каббала, суфизм и т.д.) и отдельные специфические канонические и ортодоксальные представления, являющиеся интегральными элементами последнего (метанарратива). Что касается разнородных основополагающих индуистских религиозно-философских даршан (школ) (веданта/миманса, санкхья/йога и т.д.), то они – в том или ином виде – игнорируют такой эпистемологический и онтологический феномен, как креационизм. Безусловно, отдельные семантические аспекты и положения последнего (феномена) можно обнаружить, зафиксировать и конституировать в двайта-ведантистских теологических концепциях и взглядах крупнейшего мыслителя и гуру Мадхвачарьи. Однако, вполне понятно, что в поливариантном и интегральном всеохватывающем интеллектуальном ареале индуистской метафизики они (концепции и взгляды) являются не центральными и доминантными, а периферийными и второстепенными трансцендентальными позициями. Соответственно, в апофатическом и гносеологическом пространстве индуизма, в силу вышеуказанного положения дел, сама реализация полновесного синтеза между манифестационистским и креационистским миропредставлениями обладает маловероятной и фантомной перспективой. Таким образом, в настоящее время, хотя и существуют полноценные интеллектуальные и пневматические синкретические и интегральные мировоззрения, возникшие при помощи всесторонней конвергенции между последними (миропредставлениями), и тем не менее они либо находятся в интериорной ойкумене авраамических религиозных учений, не обладая при этом автономным и независимым от них теологическим статусом, либо исповедуются малочисленными социальными группами и отдельными рациональными акторами, являясь совершенно маргинальными и нонконформистскими ментальными взглядами, либо пребывают в каких-то иных трансцендентных и имманентных состояниях.

Вместе с тем, важно отметить, что любая матрица, представляющая собой специфического референта, всегда отсылает к двум другим базовым семантическим сегментам. Так, с точки зрения структурной лингвистики Ф. де Соссюра, помимо самого наличествующего уникального объекта, также существуют концептуальное представление (т.е. означаемое ("signatum"/"le signifîé")) о нем, сформулированное рациональным мышлением, и лингвистический (текстуальный и/или фонетический) конструкт (т.е. означающее ("signans"/"le signifiant")), в свою очередь, репрезентирующий собой как первого (объекта), так и последнее (представление). При этом постулирование не только ментального понятия (т.е. означаемого), но и лексемы (т.е. означающего), сигнифицирующих того или иного оригинального референта, на социальном и коллективном уровне, осуществляется посредством всеобщего консенсуса (или "конвенциального контракта") между теми или иными рассудочными акторами. Соответственно из вышеизложенных констатаций выстраивается определенная эпистемологическая тринитарная модель, включающая в свое имманентное пространство не только саму метафизическую, гилетическую или какую-либо иную инстанцию, но и присущий ей теоретический концепт, репрезентирующий собой те или иные предикаты и характеристики последней, а также лексическую единицу, обозначающую каждый из этих двух элементов в отдельности. Кроме того, дистинкция, корреляция и интеграция между собой отдельных означаемых (трансцендентальных понятий) и означающих (лексем) инициируются специфическим семиотическим элементом (или знаком). При этом, последний осуществляет различение, соотношение и объединение первого и второго сегментов в интериорном поле одной и той же единой и целостной универсальной и синхронической языковой структуры, наделяющей, в свою очередь, его тем или иным семантическим содержанием. Таким образом, важно подчеркнуть, что когда исследуются и интерпретируются те или иные феномены, процессы и матрицы, то всегда необходимо помнить о данной трехуровневой модели, состоящей из гетерогенных инстанций (т.е. референтов), ментальных дефиниций (т.е. означаемых) и лингвистических конструктов (т.е. означающих), и уже учитывая этот смысловой аспект формулировать различные теоретические дискурсы. Более того, также не следует забывать о семиотическом измерении, выступающем в качестве унитарности отвлеченных концептов и языковых лексем друг с другом.

Одновременно с этим, вполне понятно, что разнородные диалектические корреляции и взаимосвязи могут осуществляться не только между различными трансцендентными и имманентными, абстрактными и конкретными и другими модусами, но и между такими – уже лапидарно и схематично рассмотренными ранее – интеллектуальными представлениями, как идеализм/неоплатонизм, реализм/томизм, трансцендентализм и материализм. Кроме того, можно констатировать, что данные ментальные взгляды представляют собой производные от западного и, шире, средиземноморского философского метанарратива теоретические конструкты, являющегося для них безусловной и генетической первопричиной. Хотя, конечно, последние (взгляды) также рециркулируют в интеллектуальном ареале и других народов и обществ. Поскольку, они (взгляды) являются базовыми и фундаментальными эпистемологическими столпами для всех самых разнообразных типов и видов цивилизаций. Однако, в данном случае, это произвольное обобщение может вполне ограничиться горизонтами средиземноморского социокультурного пространства. Так, можно постулировать, что он (философский средиземноморский метанарратив) является полноценным субъектом, тогда как вышеперечисленные ментальные взгляды (идеализм/неоплатонизм, реализм/томизм, трансцендентализм и материализм/номинализм) репрезентируют собой тетрадического интегрального объекта. При этом, важно подчеркнуть, что между этими антитезами (т.е. метанарративом (субъектом) и взглядами (интегральным объектом)) не происходит никакой тотальной и необратимой контаминации, что, в свою очередь, позволяет им (антитезам) выступать в качестве противоположных друг другу полюсов, характеризующих одну и ту же единую и целостную уникальную структуру. Безусловно, они не являются отдельными сегментами и/или стратами последней (структуры), а репрезентируют себя в виде атрибутирующих ее оппозиционных друг другу эманационных состояний и/или моментов. Таким образом, можно утверждать, что данная одна и та же унитарная и холистичная специфическая матрица манифестирует и как субъект, и как интегральный объект. Конечно, кристально ясно, что данные характеризующие ее (матрицу) противоположные друг другу эманационные статусы и/или кайросы могут функционировать посредством гетерогенных режимов модальности.

В то же время, каждая из этих двух противоположностей, идентифицируемых рациональным мышлением в качестве субъекта и интегрального объекта, безусловно, может рассматриваться как носитель односторонней и гомогенной смысловой эссенциальной природы. То есть, даже несмотря на то, что любая из них (противоположностей) является манифестационным статусом и/или моментом, характеризующим одну и ту же единую и цельную оригинальную инстанцию, тем не менее, ее можно и даже необходимо осмыслять в виде присущего последней специфического атрибута. Соответственно, субъект и совокупный (или интегральный) объект, в данном случае, одновременно коэкзистируют как два оппозиционных друг другу модуса, репрезентируя самих себя исключительно лишь в качестве моновариантных и однозначных элементов. Кроме того, сама она (оригинальная инстанция), атрибутируемая противоположными друг другу эссенциальными состояниями и/или кайросами, симультанно функционирует в виде и субъекта, и интегрального объекта, и субъект-объекта (или субъекта-интегрального объекта). При этом, вполне понятно, что все эти три характеризующих ее (инстанцию) разнородных специфических манифестационных статуса и/или момента одновременно взаимно и исключают, и дополняют, и негативируют, и аффирмируют, и фундируют, и обусловливают друг друга. Подобного рода парадоксальную экспозицию можно наблюдать в таких концептуальных и сциентистских направлениях, как струатурализм и классическая квантовая механика. Первая интеллектуальная школа декларирует о том, что, с точки зрения свойственного ей диахронического представления (или подхода), различные синтагмы и/или дискурсы развертываются сукцессивно и последовательно, взаимоисключая друг друга. И наоборот, согласно присущему ей синхроническому взгляду, последние сосуществуют друг с другом симультанно и параллельно, являясь гетерогенными семантическими сторонами и компонентами, атрибутирующими (или репрезентирующими собой) одну и ту же единую и целостную уникальную универсальную и интегральную парадигму. Вторая же естественно-научная дисциплина аффирмирует, что до вмешательства в субатомное пространство экстериорного наблюдателя с различными техническими измерительными приборами среднестатистический элементарный объект-квант (фотон, электрон, протон и т.д.) одновременно не только находится в различных местах, и не только и притягивает, и отталкивает, и притягивает-отталкивает сам себя, но и функционирует в виде и частицы, и волны, и частицы-волны. Соответственно, изначально его (объекта-кванта) поведение и экзистирование симультанно реализуется посредством самых разнообразных многозначных, поливариантных, поливалентных и поликонфигуративных актов, явлений, статусов-кайросов и т.д.. Данный феномен физики называют "принципом суперпозиции", а его (феномена) аннигиляцию, непосредственно связанную с вторжением внешнего исследователя в экстраординарное и парадоксальное пространство субатомного микромира, они сигнифицируют как "коллапс волновой функции". Безусловно, вышеизложенные примеры, относящиеся к структурализму и квантовой механике, можно апперцепировать и интерпретировать посредством не только эпистемологического и космологического, но и метафорического и риторического смысловых аспектов.

Между тем, вышеуказанная одна и та же единая и холистичная универсальная инстанция, выступающая в роли субъект-объекта, является центральной фигурой, синхронно как релятивизирующей (или снимающей (по Г. Гегелю)) всевозможные противоречия между оппозициями (т.е. субъектом и интегральным объектом), так и акцентирующей внимание на их одновременном и тождестве, и различии между собой. При этом сама она (инстанция) может восприниматься в качестве манифестации определенного промежуточного и серединного модуса как такового, располагающегося в пространстве между двумя противоположностями и симультанно фиксирующего не только их и унитарность, и антагонизм, но и позволяющего им осуществлять все остальные самые разнообразные динамические диалектические корреляции и взаимосвязи друг с другом. Так, в свою очередь, он (модус) препятствует каждой из них окончательно и необратимо трансформироваться из одного эманационного состояния (и/или момента) – в другое (и/или другой); абсолютным и необратимым образом и отрицать, и утверждать свою оппозицию; и т.д.. Соответственно, данная субъект-объектная парадигма совершенно адекватно и корректно регулирует все диалектические и кинетические взаимосвязи и корреляции между вышеобозначенными антитезами. Кроме того, она (парадигма) не стремиться аффирмировать саму себя в качестве еще одной новой единой и цельной уникальной инстанции. Поскольку ее базовая функция, в основном направленна на предотвращение перманентных рециклирующих и однотипных энантиодромических взаимодействий между этими оппозициями. Соответственно, субъект-объектная матрица адекватным и максимально наилучшим образом корректирует бесконечную и однообразную энантиодромию, отражающую взаимную модификацию этих противоположностей друг в друга, наделяя сами диалектические взаимоотношения между ними предельно корректной, экземплярной, оптимальной и дифференцированной высокоструктурированной динамикой и алгоритмикой.

Кроме того, если средиземноморский философский метанарратив экзистирует в виде субъекта, то он представляет собой первостепенную значимость и важность не только для двух других эманационных состояний и/или моментов, но и для всей одной и той же единой и холистичной тринитарной конструкции в целом. Так как именно субъект является тем самым одним-единственным эпистемологическим и онтологическим базисом, продуцирующим все остальные манифестационные кайросы и/или статусы, инкорпорирующиеся в семантическую ткань диалектического развертывания. Поэтому лишь субъект выступает в качестве фундаментального первоначала, позволяющего тем или иным отличным от него эманационным состояниям и/или моментам, обрести собственную экзистенциальную и трансцендентальную легитимность и релевантность. Безусловно, данный феномен, непосредственно связанный с его (субъекта) функциональной ролью, необходимо рассматривать и интерпретировать при помощи не только синхронического, и не только диахронического, но и диахронно-синхронического структуралистского взгляда (или метода). Поскольку, вполне понятно, что моновариантный и односторонний взгляд не позволит корректно и полиаспектно осмыслить и экзегетировать ту или иную проблематику. Таким образом, субъект, с одной стороны, выступает в качестве базовой предпосылки, генерирующей как интегрального объекта, так и субъект-объекта, а с другой – является первопричинным импульсом, инициирующим многозначные, поливариантные и поливалентные диалектические взаимоотношения между этими тремя модусами.

Наряду с этим, необходимо отметить различные эпистемологиские и онтологические базовые характеристики, являющиеся всеобщими и универсальными семантическими аспектами для данных оппозиций. Кроме того, также следует подчеркнуть, что если субъект представляет собой условный тезис, а совокупный объект, соответственно, его антитезис, то, с точки зрения диалектической методологии, субъект-объект автоматически идентифицируется в качестве полнообъемного синтеза между ними. Безусловно, последний (субъект-объект) – как уже отмечалось ранее – не является неразличимой и необратимой контаминацией оппозиций друг с другом, поскольку не продуцирует элиминацию их самобытных интериорных и экстериорных свойств. Так он (субъект-объект) лишь является одним из трех манифестационных статусов и/или кайросов, характеризующих (или репрезентирующих собой) одну и ту же единую и целостную уникальную матрицу, не допуская, при этом, никакого абсолютного и безвозвратного хаотического смешения между ними (оппозициями) и сохраняя оригинальный эманационный модус каждой из них. Соответственно, вышеизложенная аффирмация и заключает в себе основополагающую семантику самого диалектического подхода, всегда стремящегося в финальном эпизоде своего развертывания осуществить посредством различных процедур корректный и полновесный синтез между теми или иными антитезами. Таким образом, именно данная эпистемологическая операция (т.е. синтез) отличает его (подход) от всех остальных теоретических методологий, наделяя последнего абсолютно уникальным и специфическим концептуальным смысловым содержанием. Более того, со всей осторожностью, ответственностью и осознанностью, можно предположить, что именно диалектический, а не какой-либо другой гносеологический подход не только стоит во главе всех самых разнообразных дискурсивных практик, осуществляемых рассудочным исследователем в тех или иных сферах и направлениях интеллектуальной деятельности, но и воплощает собой абсолютную вершину аутентичного и подлинного философского мышления. Однако, после вышеизложенных замечаний, следует перейти к экспозиции основополагающих универсальных параметров, интегрирующих между собой проиллюстрированные ранее антитезы.

Итак, вполне понятно, что и средиземноморский философский метанарратив, являющийся субъектом, и ментальные конструкты (идеализм/неоплатонизм, реализм/томизм, трансцендентализм и номинализм), репрезентирующие собой интегрального объекта, относятся к сфере рассудочного мышления. Следовательно, они автоматически и мгновенно исключаются из бесчисленной плеады всевозможных вещей, предметов, инстанций, явлений и т.д., принадлежащих к пространству материальной реальности. Так, их манифестация развертывается в качестве именно интеллектуальных идей и представлений, не вплетающихся в полиструктурную ткань гилетического мироустройства, а также осмысляемых и интерпретируемых рациональным актором. Безусловно, если рассматривать рассудочное мышление и все анализируемые и экзегетируемые им теоретические взгляды как один из многочисленных уровней и/или пластов, интегрированный в многомерную и многоуровневую матрицу субстанциального космоса, то, следовательно, можно утверждать, что первое (мышление) всегда находится в интериорном ареале последнего (космоса), являясь тем самым его неотъемлемой и неотчуждаемой составной частью. Соответственно, подобного рода ментальное заключение не позволяет декларировать о том, что трансцендентальное мышление со всеми его производными может выходить за пределы феноменальной реальности и не принадлежать к ее эндогенному пространству. Именно так рассуждают разного рода позитивисты и сциентисты, настаивающие на абсолютной доминации материи (и/или вещества) над всеми остальными онтологическими (и/или космологическими) структурами и ментальными инстанциями. Данное интеллектуальное представление можно идентифицировать как интерсубъективный материализм или материалистический интерсубъективизм. Однако, с точки зрения различных классических философских школ идеалистического и феноменологического (Ф. Брентано, Э. Гуссерль и т.д.) направлений, сама дистинкция между трансцендентальным мышлением со всеми его концептуальными производными и матрицей гилетической реальности является абсолютно корректной и легитимной эпистемологической процедурой. Таким образом, интеллектуальные взгляды и мировоззренческие идеи, генерируемые рассудочным субъектом, не только свободно и суверенно экзистируют за пределами полифункциональных структур материального космоса, но и представляют его полную противоположность. Следовательно, гетерогенные концептуальные воззрения тотально отчуждены от пространства гилетической реальности, поскольку принадлежат к совершенно иному эссенциальному ареалу. Кроме того, данное ментальное заключение утверждает о том, что они, манифестируя по ту сторону материального мироустройства, обладают общими экзистенциальными признаками и характеристиками, не только объединяющими их между собой, но и отличающими последних от бесчисленного множества других разнородных вещей, конструктов, модусов, знаков, предметов и т.д.. Соответственно несмотря на то, что самые разнообразные интеллектуальные представления могут являться абсолютными антитезами по отношению друг к другу, тем не менее, они, демонстрируя свою принадлежность к одной и той же семантической сфере, репрезентируют собой носителей гомологичных и универсальных парадигмальных свойств и качеств, позволяющих им, в свою очередь, одновременно иллюстрировать существующее между ними как различие, так и тождество.

Вместе с тем, поскольку область трансцендентального всесторонне абстрогированна от ареала гилетического космоса, – то есть не принадлежит к его экстериорным и интериорным структурам, то все идеи, фигуры, гештальты, воззрения и т.д., находящиеся в ее (области) семантическом пространстве, представляют собой абсолютно отвлеченные эпистемологические конструкты. Следовательно, в отличие от бесчисленного множества материальных вещей и предметов, перманентно взаимно и аффицирующих, и модифицирующих друг друга, самые разнообразные концептуальные представления экзистируют в качестве суверенных и автономных теоретических матриц. При этом между ними, конечно, существуют определенные взаимосвязи и корреляции, позволяющие им учавствовать в тех или иных гносеологических и телеологических процессах. Однако, вступая в гетерогенные интеллектуальные взаимоотношения друг с другом, они никогда не смешиваются между собой и всегда сохраняют свое независимое и обособленное состояние. Соответственно, с точки зрения структурализма, трансцендентальные идеи пребывают в пространстве не только диахронического, но и синхронического смыслового контекста, позволяющем им симультанно коэкзистировать друг с другом в качестве автономных и суверенных эквиполентных инстанций. Безусловно, само рассудочное мышление способно рассматривать их самым разнообразным способом и проецировать на них различные эпистемологические семантические схемы и модели, базирующиеся на иерархических, компаративистских, каузальных, кинетических и многих других представлениях. Тем не менее их абсолютная суверенность и автономность не подвергается частичной или тотальной релятивизации и делегитимизации, так как аннигиляционные постулаты темпорально-спатиальной матрицы, перманентно трансформирующие и элиминирующие бесчисленное множество разнородных материальных предметов, вещей, процессов, явлений и т.д., развертываются за пределами трансцендентального ареала и не оказывают на него никакого воздействия и влияния. Таким образом, независимость и обособленность суверенных интеллектуальных взглядов и ментальных воззрений являются их всеобщим и гомологичным свойством, одновременно иллюстрирующим не только эксплицитное единство, существующее между ними, но и имплицитный антагонизм, продуцируемый последними в отношении друг друга и скрывающийся за эвидентным фасадом данной унитарности.