Читать книгу Долгая дорога к тебе - - Страница 1

I.

Я сидела на планёрке, слушала нудные нотации главного врача, и качала ногой. Эти движения необыкновенно забавляли меня, и я полностью сосредоточилась на этом процессе. Туфелька вверх, туфелька вниз, пяточку подняла, пяточку опустила. Очень импонировало то, что за моими движениями наблюдали как минимум ещё пять человек, которые сидели со мной в одном ряду, тоже слушали бред главного, ну и ещё просто потому, что им абсолютно нечем было себя занять. Заседание в актовом зале длилось уже второй час, и накал всеобщей скуки, достиг своего апогея.

– И в завершении нашего с вами собрания, хочу представить нового заведующего онкологическим центром, – прошепелявил он и наконец обратил взор своих блеклых глаз в зал, – Платон Анатольевич будет возглавлять данную службу, вместо ушедшего на пенсию Кирилла Семёновича. Прошу вас встать коллега, что бы все могли обратить на вас внимание.

Я прекратила качать ногой, и посмотрела в сторону поднявшегося с кресла мужчины. Высокий, широкоплечий, в голубом хирургическом костюме, он напомнил мне праздничный воздушный шарик, потому что из верхней части робы, вырисовывался увесистый живот. Так как я являлась на тот момент представителем «старых дев», я внимательно осмотрела мужчину, и вынесла ему вердикт: «Женат. Любит пивко под чипсы. Не перспективный». И снова начала качать ногой, любуясь реакцией на неё рядом сидящих мужчин.

Планёрка закончилась, и весь далеко не дружный коллектив моей больницы начал торопиться к выходу из актового зала. Приближался очередной новый год, и этот праздник уже вовсю наступал нам на пятки, торопя дела, которые мы хронически не успевали делать в течение года. Мне, в отличие от очень многих коллег, бежать было некуда. Все свои несделанные дела я сделала давно, и единственный, кто ждал меня дома, это собака. Любимая Мишель, которая в моей скучной жизни выделялась ярким пятном, была из породы такс. Глупая от природы, но добрая от неё же, она конечно на свою кличку не «тянула», и мы с моей мамой называли её – Мишка. Вот такая вот девочка, с мужским именем. Ей нравилось.

Нащупав в кармане халата ключ от кабинета, я с мыслями о собаке и такой же одинокой как я маме, шла по коридору. Новый год встречать конечно же надо, и бокал шампанского в такую ночь никто не отменял, но тоска одиночества, которая преследовала меня последние пятнадцать лет, хронически накатывала тогда, когда хотела. Зажимаясь в щитовидную железу, она стучала оттуда, напоминая, что я по-прежнему не замужем, и единственное, что меня ждёт, это глупая открытка на телефон, где ёжик держит новогоднюю ёлку, а весёлый снеговик, радостно машет красной варежкой. И придёт эта открытка, конечно же от коллег по медицинскому цеху. А второго января, я снова выйду на бесконечные дежурства, потому что мои сослуживцы, уже сейчас стоят в очереди возле моего кабинета, чтобы пожаловаться на свою не лёгкую судьбу, и взять с меня обещание – отдежурить за них. У кого ребёнок заболел, у кого муж – запойный и нужно контролировать, а кто – то, совсем обнаглевший, обязательно скажет, что и сам бы не прочь выпить. А тут – очередное дежурство. Я вздохну, всех пойму, и за всех выйду работать. На то я и начальник медицинской части. Заместитель главного врача, так то, на минутку. Да и зачем мне, целых десять дней выходных. С тоски выть начну, или опять буду вязать малиновый шарф, длинною с мою жизнь.

Подойдя к своему кабинету, я увидела не своих врачей, которые пришли что ни будь просить, а новоиспеченного Платона Анатольевича, которого только что представил нам на планёрке главный врач. Он стоял во весь свой рос, подпирая плечом стену. Не мало удивившись такому событию, я вскинула вверх брови, и пригласила его в свой кабинет жестом. «Разговаривать в коридоре, дурной тон» – учила меня моя мама – педагог истории по профессии. Он преспокойно воспользовался моим приглашением войти, и когда оказался в кабинете, в нём неожиданно кончилось пространство. Как выяснилось, мой кабинет оказался не такой уж и большой, как я думала. Мне стало как – то не уютно, и неимоверно жарко. Привыкшая к одиночеству белых стен, я не знала, куда себя деть, и что нужно делать. Особенно руки меня зачем-то не слушались. Пока я шла к своему рабочему столу, они сами по себе хватали разные предметы, и снова ставили их на место. То вафельное полотенце схватят, то макет печени перевернут. Сделав им замечание, я наконец то уселась в кресло, и подняла глаза на нового заведующего.

– Чем имею честь вашего присутствия в моём кабинете? – нелепо спросила я и зачем-то покраснела.

– Здравствуйте, Анна Викторовна, – сказал он, и я немного расслабилась. Голос был приятный, и совсем не грубый, – Я очень извиняюсь, просто не смог пройти мимо вашего кабинета. Я давно в медицине, и читал несколько ваших статей в медицинском вестнике о меланоме и методах её диагностике. Любопытная статья, которую я не оспаривал. А обычно, я так не делаю. И вот, захотелось посмотреть на автора статьи. И лично познакомиться.

Я поправила очки на носу, потом сняла их, потом снова надела, и приказала рукам успокоиться.

– Я рада, что вам понравилась статья, Платон Анатольевич. Я постоянно практикую медицину, и не смотря на должность начмеда, часто оперирую. Являюсь так сказать ярким представителем клиницистов. Бумага надоедает, статистика зачастую врёт, аналитика плавает. А вот человек и его больной орган – это настоящая медицина. И забывать, для чего собственно мы все здесь каждый день собираемся, я думаю, нельзя. Вы так считаете?

– Я полностью с вами согласен, Анна Викторовна. Именно так я и считаю. И тоже очень много оперирую. Поэтому, собственно, я и выбрал вашу больницу. Такого онкологического блока, и развёрнутого профиля, я давно не встречал. Жалко только одно. Главный врач у вас – не очень…

– У нас, уважаемый коллега, у нас – не очень. Я знаю, хотя и не этично обсуждать его за спиной. Но тут я согласна. Четвёртый год мучаемся, а выхода пока нет. Он хозяйственник хороший, а врач – никакой. Но думаю – мы с вами спокойно это будем переживать. Не хам – и уже слава богу.

– Совершенно с вами согласен. Этот яркий представитель бюрократизма, не самый худший вариант. Я видал и похуже. От одного такого, собственно и сбежал.

– Кофе? – вежливо спросила я, когда поняла, что разговор мне очень интересен.

– Не имею право не дать согласие на этот восхитительный напиток. Редко встретишь собеседника, который с тобой на одной «волне», и с которым хочется говорить. Я не отниму у вас время?

– Конечно отнимите, но я вас прощаю. Сейчас время к обеду, и мы не нарушим рабочий режим. К тому же, я хочу знать своего подчинённого поближе, и возможно, напроситься на плановую операцию на следующую неделю. У нас в отделении лежит замечательный больной. Павлов. У него раковая опухоль расположена рядом с головкой поджелудочной железы. Но не на самой головке. Есть шанс, что он будет уником, и мы сможем убрать её, не повредив важнейший орган. Я давно хотела прооперировать, но Кирилл Семёнович, уже не хотел браться. Устал, да и тремор рук. Ничего с возрастом не поделаешь. А с вами, мы горы свернём. Возьмёте меня на плановую? – спросила я, и выключила кофе машину, которая великолепно сделала свою работу. На стол я поставила две чашки с ароматным напитком. Придвинула коробку конфет, которую достала из шкафа, и умоляюще смотрела ему в глаза. Он определённо начинал мне нравиться. В свою очередь, Платон Анатольевич, с шумом отпил кофе, и воспользовался моими конфетами, весьма по назначению. Когда пауза под затянулась, он посмотрел на меня, и сказал:

– Подружимся.

Я была этому событию неимоверно рада. И подружиться, на тот момент, очень хотела. Ещё немного поговорив, мы остались друг от друга в восторге, и пообещали, что будем часто встречаться. Поговорить, прооперировать, и просто сообща работать.

Позже, когда я шла вечером домой, мне на долю секунды показалось, что тогда, в моём кабинете, при бурном обсуждении холецистомии, возможно, между нами прошла водичка взаимной симпатии. Маленькая, тёпленькая струйка. Она ровным счётом ничего не значила, но мне было приятно, что она была. И потом, идя по тёмным и холодным улицам, она согревала меня, не давая замёрзнуть.

II.

– Девочка моя пришла – услышала я родной голос из коридора, открывая входную дверь ключом.

– Привет, мамуля! – сказала я, отдавая ей пакеты из магазина с продуктовым набором. Мишка уже виляла хвостом, и её передние лапы были нацелены на мои колени. И конечно же, она хотела гулять. Я взяла поводок, поцеловала маму в щёку, и мы пошли с ней по нашим, собачьим делам. Собака была у меня не из храбрых, и сделав быстро свои туалетные делишки, потянула меня и поводок в сторону подъезда. Гулять в такое холодище ей явно не хотелось. А мне наоборот, захотелось подышать снегом и начинающейся пургой.

Мечтательно смотря на небо, с которого так красиво летели снежинки, я сначала даже не заметила, что моим мыслям мешает мелодия. Когда карман моей дублёнки строго начал вибрировать, я поняла, что это телефон. Посмотрев на дисплей, слегка удивилась, но трубку взяла.

– Алло – аккуратно подала я признаки жизни, на ту сторону звонящего.

– Привет Аня, есть минутка? – спросил меня мой приятель Андрей, который работал в министерстве здравоохранения, и очень редко звонил, если нет серьёзного повода. Поэтому я напряглась, услышав его голос.

– Привет Андрей. Мы с Мишкой гуляем, снежинки ловим. Времени полно – ответила я.

– О, счастливая обладательница таксы решила сегодня попу отморозить себе, и ей заодно? Ладно, я чего звоню…

– Вся во внимании.

– Лавров Платон Алексеевич в твоё подчинение поступил сегодня?

– В онкологический корпус он поступил, в подчинение моего шефа, главного врача. А я, к сведению, начмед всего лишь. Но если не придираться к словам, то имела честь сегодня с ним общаться. Показался славным малым, без лишних коленных вывертов. Не так это?

– Всё так, нормально с ним общаться. Я по другому поводу звоню.

– Говори.

– Слаб он, Анечка. Очень слаб. Поэтому и звоню тебе, предупредить.

– В какой из его сторон эта слабость проявляется?

– В переднем, и в руках.

– Андрей, ты испытываешь моё терпение. Давай по серьёзному. Чего опасаться?

– Короче, слушай. Учился в Москве, в первом меде. Ординатуру проходил в Санкт – Петербурге, у самого Самойлова. Там женился и пригодился. Оперирует уже долго, поэтому смело могу тебе поведать то, что он сам о себе не расскажет. В больничке у него с главным «тёрки» начались, когда он две плановые завалил с летальным на столе. Признавать вину не хотел, предпочёл уйти в русский запой. От операций был отстранён, от водяры не просыхал, и жена врезала ему по этому поводу тарелкой по голове. В одну ночь он уволился с больнички, ушёл от жены, и сел на поезд Санкт -Петербург – Воронеж. Падение конечно не большое, но весьма ощутимое. Мама с папой у него здесь живут, в ближайшем селе. Хвост поджал, и от супруги сбежал. Вот такие вот дела. Делать выводы тебе. И тактику поведения тоже тебе вырабатывать. Ты у нас девушка строгая, на всякие глупости не размениваешься. Поэтому как на «духу» тебе говорю. Будь осторожна!

– Да, серьёзный парень. Жена и тарелка конечно меня меньше всего интересует в нём, но то, что он летальные при плановых операциях допустил, ни в какие ворота не лезет. У нас конечно не культурная столица, но статистика всё же какая – никакая имеется. И не хотелось бы мне её портить. Особенно под новый год.

– Вот и я о том же. Ты оперирующая у нас, это редкость. И начмед к тому же. Предупредить звоню. Ну и так, по дружбе. Не влюбляйся. Он и на это место слаб тоже.

– Девочек любит пощупать?

– Ага, и не только пощупать.

– Принято, услышано, применено – отрапортовала я, и дала отбой трубке. Ещё немного поковырявшись в сугробах, мы с Мишкой уныло поплелись домой. Настроение пропало.

Придя в уютную, тёплую квартиру, я снова обнаружила маму. Она конечно часто оставалась у меня ночевать, но сейчас, я не очень хотела общества, и моё настроение от её домашнего халата на моей территории, никак не улучшилось.

– Мама, ты решила у меня поселиться? – спросила я и вопросительно посмотрела на неё сквозь запотевшие очки.

– Да нет, просто стараюсь твоей тощей фигуре помочь отбрести округлые формы. Ты холодильник, такой большой и стильный, держишь для дизайна квартиры? Или всё-таки хоть иногда там появляются продукты? – обиженно проворчала мама и скрестила свои руки в привычную позу педагога.

– Я же принесла продукты! – начала я контрнаступление.

– Две сосиски и лимон, на котором подгнивший бочок? Или за продукты ты считаешь сухой корм для Мишки, и булка чёрного хлеба для себя? – отразила мой удар мама.

– Ладно, победила. Идти в кафе, заказать поесть? – начала я отступление.

– Не надо. Пока вы гуляли, я оладушки пожарила, из твоего прокисшего молока. А повидло взяла с полки, на которой, кстати, пыли полно. Когда делала последний раз генеральную уборку?

– В прошлом году. Мы с Мишкой, вполне комфортно существуем без генеральных уборок. Они мне в больнице до смерти надоели, дай хоть дома от хлорки отдохнуть. И всё, давай закончим на этом. Я очень устала, и мне хочется, чтобы дома, со мной не случалось неприятного. Пошли есть твои оладушки.

Мы молча прошли на кухню, и я весь вечер, вплоть до сна, слушала нудные причитания стареющей мамы о том, что весь мир – неблагодарные скоты. Нет ни уважения, ни любви, ни понимания. Я же, просто молчала и думала. Думала и молчала. Когда легли спать, отключила сознание. «К чёрту всё» – мысленно произнесла я, и вырубилась.

III.

– Доброго дня вам, Анна Викторовна! – сказал Платон Анатольевич, растопыривая руки для медицинских сестёр, которые одевали на него хирургический одноразовый халат. Я стояла возле мойки, тщательно намыливая руки до локтя. Когда процедура переодевания в стерильное было закончено, я, уже находясь под одноразовой маской, разжала губы.

– Я очень надеюсь, что доброго, Платон Анатольевич, очень. Операция очень непростая, я бы даже сказала – уникальная. Пациент очень долго ждал, и молился на неё. Поэтому, давайте прямо сейчас решим, кто будет играть правой рукой, а кто на крючках постоит – сказала я и посмотрела ему в глаза.

– Я просто не имею право вам возражать. Конечно я буду стоять на крючках, а вы оперировать. В рану – лишний раз не полезу, будьте уверены – ответил он и сложил латексные руки в лодочку, в знак смирения.

– Ну что, тогда удачи, коллеги! – сказала я и перешагнула порог операционной. Павлов уже спал под наркозом, давление его радовало меня мерно пищащей дорожкой на мониторе жизнедеятельности, и даже операционное поле было уже подготовлено заботливыми девочками.

Я подошла к столу, и осмотрела операционное поле. Моя бригада, с которой я оперировала, всегда была вышколена, и слушалась меня безупречно. Не потому что я монстр, а потому что стратег. Ещё пять лет назад, когда по неосторожности, второй хирург, на моей операции полоснул полую вену скальпелем пациенту, а потом попытался зашить рану втихаря от меня, я заняла позицию главного бухгалтера, и выпросив у шефа немного денег, начала действовать. По моим правилам, любой «косяк» со стороны любого персонала операционной (врач или медицинская сестра, фельдшер или ординатор – стажёр) жестоко наказывались деньгами. Минус десять процентов с зарплаты. Причём – всем. Если операция проходит удачно, и бригада сработала на «ура», я платила плюс десять процентов с зарплаты. Вот такие правила. Многие хотели получить награду, и никогда больше, ни при каких обстоятельствах, они у меня не бедокурили. Плохо себя чувствуешь – вон из операционной, поругались с супругами – вон из операционной, чешется попа – вон из операционной. Когда прихожу к себе в кабинет, то беру цветные карандаши, и на ватмане зарисовываю квадратик. В течении года плакат висит на стене, и радует глаз. Синий цвет – удача. Красный – плохая работа. Когда ко мне мои коллеги приходят, то видя плакат, улыбаются. За последние пять лет – один синий карандаш. Вот такой я стратег.

Вот и сейчас, видя, как моя операционная бригада стоит, и ждёт моего приказа, я улыбаюсь. Можно и нужно работать с медициной. Просто знать – как.

– Скальпель, – приказала я. Подали через две секунды. – Платон Алексеевич, рука где должна быть? Крючками умеем пользоваться?

– Растерялся, простите! – виновато прошелестел он возле моего уха. Я вздрогнула и покраснела. «Слава богу, я в маске» – подумала я.

– Быстро собрались, рану открыла. Отсос – вновь приказала я и начала рутинную работу хирурга.

Через шесть часов, операцию начали сворачивать. Внимательно наблюдая, как Платон сшивает кожу, мысленно писала себе в блокнот, о чём в ближайшем будущем нужно с ним поговорить. Когда медицинская сестра закончила обрабатывать рану и наклеивать повязку, мы все дружно зааплодировали друг – другу.

– Коллеги, вы молодцы. Плюс десять процентов. Снимаем пациента, я через полчаса к нему зайду. Всем спасибо! – сказала я и вышла из операционной.

Идя по коридору, я ловила себя на том, что очень хочу кофе. И сигарету. Да, курить не модно. Но очень хотелось. Спину ломило, ноги гудели. Как у старухи, после долгой дороги в магазин за хлебом. Но это нормально, ведь шесть часов простоять за операционным столом – это я вам скажу не каждый мужик выдержит. А если ещё при этом и оперировать…Так что, пусть всё болит и отваливается, главное – результат. А он есть.

– Анна Викторовна, можно войти – просунув голову в дверь, сказал Платон.

– Можно, входите – разрешила я, и присев на подоконник, открыла окно. В него тут же влетел холодный воздух декабря, и застудил маленькое помещение кабинета. Но мне было всё равно, я наслаждалась прохладой. Достав сигарету, я с наслаждением закурила. Выпуская вредный дым изо рта, я была настолько счастлива, что совершенно забыла, что впустила в своё пространство постороннего мне человека. Когда я вдруг поняла, что это не гостеприимно, и обратила на него внимание, он уже вовсю орудовал моей кофе – машиной, и даже разлил напиток по чашкам.

– Дерзко, молодой человек – сказала я и спрыгнув с подоконника, схватила кофе. Обожгла пальцы и губы, но сладкий глоток я сделала. Когда села в своё кресло, жестом попросила его присесть тоже. Он сделал как я просила, и отпил свой напиток, прямо глядя мне в глаза.

– Анна Викторовна, в операционной, как вы наверняка знаете, все эмоции всегда наружу. Я вам не нравлюсь? – спросил он, и отвернул в голову к окну.

– Нравитесь – сказала я и снова густо покраснела. «Что такое? Давление что ли подскакивает? Надо померить. Я чего-то краснею сегодня, как девочка» – думала я и пыталась сосредоточиться на том, что сейчас ляпнула.

– Так дело в том, что нравлюсь, или дело в том, что я плохо оперирую? – снова спросил он.

– И в первом, и во втором случае – это правда, – сказала я и вздохнула, – вы совершенно не держите руку. Во время операции, вы сделали двенадцать ошибок, хотя стояли всего лишь на крючках. Я своим, не прощаю и двух. Вылетели бы как пробка из операционной, если бы вы мне не нравились. Я строга ко всем, без исключения. Но вы со мной работаете первый раз, поэтому давайте сделаем так. Норма. Но больше я с вами оперировать не пойду. Начинайте с самого начала. Под моим присмотром.

– Это как?

– Крючок и административная работа. Много бумаг, и много ран. Но послеоперационных. Набьёте руку – милости прошу к нашему шалашу. Нет – просто администратор, кабинетный червь. Принято?

– Понято – понуро сказал он, и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Обиделся.