Читать книгу Спасти Ивановку - - Страница 1
ОглавлениеГлава 1
Наземный полет
Благовещенск, 2023 год
Поздним июльским вечером в одну из гостиниц Благовещенска вошла женщина с сумкой через плечо и вместительным чемоданом на колесиках. Это была среднего роста стройная блондинка лет сорока с солнцезащитными очками, закрепленными на лбу, одетая по-летнему, в джинсовые шорты и легкую тунику. Оглядевшись в нарядном сверкающем вестибюле, она подошла на ресепшн. Приветливая девушка-администратор взяла паспорт и вскоре вернула его вместе с ключами от номера.
– Добро пожаловать, Ирина Игоревна! Ваш номер пятьсот двадцатый. Проходите к лифтам и следуйте на пятый этаж.
Номер оказался маленьким, но очень уютным и приятным. Стены в жемчужных и кремовых светлых тонах контрастировали с темными плинтусами и розетками. В углу у окна стояла тумбочка, сквозь стеклянные дверцы которой виднелись кружки и бокалы. Над тумбочкой висел телевизор. Рядом стоял удобный стол, за ним платяной шкаф. Вдоль другой стены располагалась кровать и маленький диванчик. Санузел со всеми удобствами. Но главным удобством было шикарное, мягкое, приятное для ног, ковровое покрытие цвета морской волны. Благодать!
Теперь следовало разобрать вещи. Красивый пестрый чемодан на колесиках был куплен когда-то в Чехии. В первый же день в Праге Ирина Игоревна не устояла перед восхитительными изделиями из Богемского стекла. Продавцы уверяли: стекло настолько прочное, что производители возвращают деньги, если в дороге что-нибудь разобьется, поэтому и стакан с позолотой, и синяя ваза, и красная сахарница с цветочками спокойно переживут дорогу до дома. Однако, несмотря на все заверения и клятвы, она все же купила этот самый чемодан, накидала в него одежду, купленную днем ранее в Вене, и туда же бережно положила коробки со стаканами и вазочками.
Эх, где та Чехия, та Германия, Австрия и Польша! После пандемии о поездках в Европу пришлось забыть, а летние каникулы такие длинные и так хочется путешествовать! Поэтому – да здравствует внутренний туризм!
Ирина Игоревна распахнула окно, защищенное москитной сеткой, и увидела ту самую знаменитую набережную Благовещенска, с которой открывался вид на набережную китайского города Хэйхэ. Сейчас, поздним вечером, обе набережные переливались яркими огнями, подсветка зданий играла разноцветными огнями: красными, желтыми, голубыми, зелеными. Захватывающее зрелище! Мало того, что из окна или просто прогуливаясь по набережной, можно увидеть огни другой страны, так это еще и потрясающе красиво! Можно себе представить, как обе стороны старались оформить сияющей красотой свои стороны берегов Амура, и конечно, делали это в знак добрососедства и нерушимой дружбы между народами.
Так, что у нас по плану? – размышляла Ирина Игоревна, счастливая от впечатлений поездки. Завтра и послезавтра – прогулка по Благовещенску, на третий день я еду в Ивановку, на свою историческую родину. Потом трехдневная поездка в Китай – теплоходом по Амуру в город Хэйхэ. А по возвращении – денек отдыхаю в Благовещенске и еду домой, во Владивосток.
И все пошло по плану. Первые два дня были посвящены прогулкам по Благовещенску. Первое, что приятно поразило путешественницу на улицах города – мало людей и мало машин, настоящий рай для интроверта! После Владивостока, где количество изделий автопрома просто зашкаливает, и сотни машин снуют везде и всегда, – во дворах, на узких внутриквартальных дорогах, на парковках возле магазинов, – здесь было в миллион раз спокойнее. Пешеходные зоны намного шире и просторнее, идешь себе по центральным улицам, где звучит из репродукторов классическая музыка, и наслаждаешься видом красивых старинных зданий, и никакой толпы, никаких самокатчиков. Спокойно фотографируешь, снимаешь видео на память, можешь остановиться и не спеша осмотреться по сторонам.
Устав ходить, Ирина Игоревна заходила в кафешки или другие заведения, заказывала себе салат и молочный коктейль. Правда, коктейль она просила делать без молока, просто мороженое и сок. Работники общепита удивлялись, но выполняли нехитрую просьбу.
Устроившись за столиком в очередном кафе, женщина открыла мессенджер и прочитала новые сообщения от тети Вали:
«Как там, мошка и комары сильно тебя донимают? Амурская область славится этими назойливыми насекомыми».
Рассмеявшись, она тут же ответила:
«Нет тут никаких назойливых насекомых. Я иногда их вижу, но они не донимают меня абсолютно!»
Выйдя на улицу, она нечаянно обронила чек за коктейль, молниеносно подняла его и выбросила в мусорку. Ни одна бумажка из ее рук не упадет на эту священную землю, нельзя мусорить на земле, которую когда-то осваивали твои предки.
Краеведческий музей располагался в красивом историческом здании и занимал три этажа. С интересом рассматривая экспонаты, Ирина Игоревна зашла в очередной зал и вскрикнула от неожиданности: прямо на нее смотрели три оскаленных злобных волка!
– Вы что, никогда тут не были? – поспешила ее успокоить смотрительница. – Здесь у нас выставлены мумифицированные животные Амурской области.
– То есть это чучела настоящих животных?
– Конечно. Самых настоящих.
Кого тут только не было! В нескольких обширных залах можно было увидеть и белогрудого медведя, и серых волков, и изюбров, и лосей, и оленей, и амурских тигров. Из более мелких тут были – росомаха, горностай, заяц, енотовидная собака, дальневосточный кот, лисица, кабан, белка, норка, енот, суслик длиннохвостый. Из птиц – пустельга, кобчик, грач, сова полярная, сокол-кречет, орел мохноногий, орлан-белохвост, орел-беркут и многие другие. Все они располагались среди деревьев и листьев, как будто в своей природной среде, а один орел даже висел под потолком с расправленными крыльями, в полете.
А набережная Благовещенска – она казалась нескончаемой! Чтобы дойти до маяка, а затем до скульптуры амурозавра, надо ее пройти от начала до конца. Амурозавр оказался красивейшим созданием из рода динозавров, живших когда-то на земле. Высокий хвостатый зверь с золотистым хохолком на голове, настоящий красавец! Оказывается, именно в Благовещенске было найдено самое большое в мире кладбище этих древних животных, и здесь даже целое научное отделение занимается изучением сохранившихся останков. Ну а на набережной стоит эта замечательная скульптура, изображающая тех, кто жил на этой территории за миллионы лет до нас.
А какой великолепный вид с набережной на китайский город Хэйхэ, который буквально через пятьсот метров, на том берегу Амура! Даже днем, когда еще не включены огни и подсветка! Часами можно ходить и смотреть на здания успешных процветающих соседей. Или сидеть и смотреть, благо, лавочек много.
С набережной Ирина Игоревна прошла на площадь Победы, где увидела Триумфальную арку, вечный огонь и огромный мемориал с фамилиями погибших в Великой Отечественной войне амурцев. Напротив мемориала ее глазам предстало красивейшее здание, желтое с белыми колоннами и скульптурами на крыше – бывший универсальный магазин. А рядом с ним – скульптуры учителя музыки с учениками. Да, самые красивые здания в городе – те, которые были построены до революции местными купцами. И заслуга современных руководителей города – в прекрасном состоянии этих зданий.
С мужем Ирина Игоревна в эти дни общалась мало, он был в рейсе, где-то посреди Охотского моря, и редко присылал сообщения. Зато с тетей Валей активно делилась всеми впечатлениями от поездки.
«Завтра едешь в Ивановку? – уточняла тетя. – Столько лет прошло, может, там всего три двора осталось».
«Там шесть тысяч жителей, я в интернете смотрела, – отвечала Ирина Игоревна. – У них есть краеведческий музей, церковь и другие объекты. Родственников вряд ли найду, бабушка говорила, что все Куриловы оттуда давно уехали. А Романовские – мужчины на войне погибли, а женщины вышли замуж и сменили фамилии. Надеюсь, найду местное кладбище, там скорее всего, и будут фамилии предков».
«На кладбище одной идти страшно, – возражала тетя Валя, – не переживай, ты уже почтишь их память одним тем, что вообще приедешь туда и пройдешь по земле, где они жили».
Утро Ирины Игоревны началось как обычно. Первым делом чашка кофе с шоколадкой и обычное умывание, затем она опрыскала лицо тоником и вбила сыворотку, после высыхания сыворотки привычно нанесла солнцезащитный крем с 50-кратным эффектом, такой крем по совету своих косметологов она наносила уже много лет каждое утро, и зимой, и летом, защищая лицо от фитостарения и пигментных пятен. Потом оделась и взяла с собой бейсболку, чтобы уж точно не достали палящие летние лучи солнца.
Пора вызывать такси до Ивановки.
Ехать было недалеко, всего тридцать километров от Благовещенска, «как от моего дома до Шаморы». Совсем скоро с правой стороны показались огромные белые буквы «ИВАНОВКА». Выйдя из машины, она спросила у местных, в какую сторону идти, чтобы добраться до центра села и увидеть все достопримечательности, после чего уверенно зашагала по асфальтированной дороге вдоль частных деревянных домов.
Какой тут прекрасный воздух, как легко дышится! И не жарко, хотя июль месяц, и нет никакой мошки, никаких комаров. В прозрачных чистых стеклах отражается утреннее веселое солнце, по деревянным панелям скользят солнечные блики – настроение превосходное! И чем дальше она шла, тем больше ей казалось, что все это она уже когда-то видела: и эти дома, и эти постройки, как будто они ей хорошо знакомы. Что это было? Загадки генетической памяти? Или просто бабушкины рассказы всплывали? Или, может, все деревни выглядят однотипно?
По пути ей встретилась женщина с удивительным взглядом спокойных голубых глаз, совсем как у бабушки и прадеда! Может, мы с ней какие-то родственники, просто не знаем об этом?
После длинной череды деревянных домов с заборами и хозяйственными постройками появилась другая картина. Ирина Игоревна про себя назвала это «деловой центр». Тут были супермаркеты, магазины одежды и канцтоваров, автозапчастей и бытовой химии. Какие-то офисы, банковские отделения, такси.
После «делового центра» начали встречаться двухэтажные панельные дома с балконами, кирпичные здания администрации. И сразу после них – площадь с двумя мемориалами – один в память о погибших в Великую Отечественную войну ивановцах, а другой назывался «Почет и слава лучшим». Подойдя к военному мемориалу, Ирина Игоревна в списке фамилий обнаружила надписи «Курилов И.И.» и «Курилов Я.И.», а ведь прадед был Тимофей Иванович! Может, это его братья? В списке второго мемориала «Почет и слава лучшим» среди других имен и фамилий нашлась надпись «Курилова Серафима Ивановна». Ну это уже точно родная сестра прадеда, бабушка называла ее «тетя Сима».
Ирина Игоревна вышла с площади и, пройдя всего несколько метров, вдруг оказалась в удивительном месте. Посередине была пешеходная дорога, вымощенная разноцветной плиткой, а с двух сторон от нее – два прекрасных озера. К берегу правого озера прибились круглые зеленые листья, похожие на те, на которых расцветают лотосы, но самих лотосов не было. Посередине озера был островок с домиками, на котором сидели несколько водоплавающих птиц: бакланы, чайки, утки. А по глади озера величественно плыли прекрасные лебеди – два белых и два черных.
На одной из лавочек, стоявших вдоль берегов озера, сидела пожилая женщина в бежевом костюме и с такой же бежевой сумочкой, в очках и шляпке.
– Здравствуйте, – обратилась к ней Ирина Игоревна, – похоже, тут были лотосы. Они уже отцвели или еще не начали?
– Здравствуйте, – повернулась к ней женщина, – а они в этом году не цвели. Ученые сейчас разбираются, почему так произошло. Разные предположения – может, лебеди повредили стебли, а может, состав воды изменился. Как выяснят, будут работать над этим. Так что в ближайшем будущем, возможно, и зацветут лотосы.
Ну вот, тут тебе и ученые следят за озером, и лебеди, и лотосы, и вон лавочки какие красивые, и плитка, сразу видно, все новое. А тетя говорила «три двора осталось»!
Приветливая женщина продолжала рассказывать об успехах села, о его умелых и уважаемых местными жителями руководителях, и Ирина Игоревна села рядом с ней на лавочку.
Как же тут хорошо! В зеркальной глади озера отражается высокое голубое небо с огромными причудливыми кучевыми облаками. И вроде бы жарко становится под июльскими лучами солнца, но вот по озеру пошла рябь, подул ветерок, и живительная прохлада словно веером обмахнула лицо и тело. Плывут величественные лебеди, а над озером возвышаются огромные высоченные сосны с пушистыми зелеными лапами, раскинутыми в разные стороны.
Как, должно быть, хорошо здесь жилось моим предкам! Ведь и они когда-то наслаждались этим солнцем и этой прохладой, смотрели на эти озера и эти сосны. Работали, отдыхали, любили. Радовались природе, любимым людям, новым детям, своим успехам в этом райском месте. Если бы только не ворвалась в их жизнь революция и все последующие войны!
– А где у вас тут кладбище? – спросила Ирина Игоревна у своей собеседницы.
– А в ту сторону если идти, надо пройти через лес, потом будет мост через реку, потом опять лес, и тогда уже кладбище.
Да, далеко идти, еще и через лес. А так бы хотелось там побродить, ведь кто знает, может, найдутся памятники предков, может, даже с фотографиями, ну хоть глазком на них взглянуть! Однако, Ирине Игоревне и так непривычно было оттого, что такая большая территория и так мало людей. А тут идти через лес, через реку и опять через лес. Впрочем, она заметила, что тут никто никого не боится, ведь вокруг все свои, односельчане. Нет никаких заезжих чужаков, гастролеров, даже бродячих собак нигде не видно.
– Вы случайно не знали Куриловых и Романовских?
– Куриловых знала, тетя Аня Курилова жила возле церкви. А Романовские… фамилия знакомая вроде…
Обойдя озеро с противоположной стороны, она увидела стройного красивого белого лебедя на траве, совсем рядом. Какой-то дедушка с палочкой ласково с ним разговаривал, называл Петрушей.
– А его лебедушку как зовут? – поинтересовалась Ирина Игоревна.
– Мы еще не дали ей имя, – взглянул на подошедшую местный житель, – ее совсем недавно из Петербурга привезли для Петруши. Он без пары скучал очень, а теперь вот, они вместе.
– Так может, скоро и птенцы появятся.
– А как же, конечно, появятся. А чайки, тоже парочка, сами здесь поселились. Мимо пролетали, остановились отдохнуть, да так и остались. Видят же, что так хорошо, никто не обижает.
– А на зиму птицы здесь не останутся?
– Что вы, конечно, не останутся. На зиму их переводят в специальное помещение с искусственным водоемом. Специалисты там за ними ухаживают. А озеро будут расширять, благоустраивать, обещают, что в следующем году и лотосы опять зацветут.
Какие здесь люди простые и добрые, – в который раз подивилась Ирина Игоревна. К кому ни подойди, все так дружелюбно разговаривают, даже не зная, кто я и откуда. Теперь я понимаю, почему папа всю жизнь с таким теплом и благодарностью вспоминал своего деда Тимофея Ивановича, моего прадеда. Тут даже незнакомые дети со мной здороваются на каждом шагу, а у нас в городе соседи по площадке не здороваются, только грызутся, кто чье место на парковке занял, кто во сколько шумит да кого достали соседские собаки.
В офисах сплошь высокомерные злобные начальники, на каждом шагу интриги и склоки, буллинг и травля своих же сотрудников.
То ли дело предки наши – жили себе в селах, работали на земле со своими семьями, никаких начальников-самодуров, никаких интриг коллег, никакой травли.
За озером располагался шикарный детский парк. Из динамиков лилась приятная современная музыка, по пути встречалось множество красивых цветных скульптур животных и мультяшных героев. Были тут целые семейства слонов, быков, оленей. На лавочке сидел Чиполлино, в тени деревьев стояли волк и заяц из «Ну, погоди!», кот Матроскин, кот Леопольд и Кот в сапогах. Ближе к забору стояли качели и карусели.
Выйдя из парка, Ирина Игоревна увидела высокую стеллу и пошла к ней по асфальтированной тропинке среди высоких деревьев.
Это была высокая белая стелла с изображением скорбящей японской женщины и надписью на русском и японском языках: «С чувством покаяния и глубокой скорби жителям Ивановки от народа Японии, от Сайто Рокуро и его единомышленников. 1995 год». На самой верхушке стеллы, среди облаков в лучах солнца возвышался православный крест.
То есть в 1919 году японцы натворили здесь дел, и не прошло ста лет, как они раскаялись.
Ирина Игоревна вздрогнула, вспомнив рассказы бабушки о том, что творилось здесь в тот страшный день 22 марта 1919 года во время Гражданской войны и нашествия интервентов.
Ну что, теперь надо искать краеведческий музей. Женщина у озера говорила, что он где-то за вторым озером.
Пройдя через деревянный мост, Ирина Игоревна вышла к деревянной синей церкви, которая в этот день оказалась закрытой. Совсем недалеко от нее было здание краеведческого музея.
Она осмотрела все экспонаты и фотографии, прочитала все материалы, попадавшиеся на пути.
Затем вышла в зал, посвященный нападению интервентов в 1919 году. На центральной стене висела огромная картина с изображением горящей Ивановки.
Под картиной, в стеклянном столе, лежали пожелтевшие от времени листы бумаги с фамилиями, набранными на пишущей машинке. Очень много листов с фамилиями. Среди них нашлась и надпись: «Курилов Иван Спиридонович, 50 лет». Фамилия прапрадеда в списках жертв японской интервенции и белогвардейцев. Только не был он никакой жертвой, он был настоящим героем.
Ирина Игоревна остановила проходившую смотрительницу музея.
– Скажите, а как пройти к этому обелиску? Который изображен на той фотографии?
– А это недалеко от стеллы, рядом со школой искусств. Кстати, эта школа была образована еще до революции, тоже наша гордость. Там еще в те времена обучали детей музыке и рисованию. И вот дойдете до этой школы, и справа от нее будет сосновая рощица. Это и есть место захоронения всех погибших в тот день. Правда, нет как таковых могил и надгробий, просто один обелиск. Можно туда и цветочки положить, и поклониться. А у вас кто-то из родственников погиб?
– Да, прапрадеду японцы голову отрубили – за то, что попытался вызволить людей из горящего амбара.
Смотрительница аж вскрикнула.
– Нелюди, сколько людей расстреляли в тот день, скольких сожгли!
– Прапрадед мой, Иван Спиридонович, начал открывать дверь амбара, в который загнали людей, чтобы сжечь. Японцы попытались его оттащить, но он только плечами повел и отряхнул их с себя. Он высокий был, сильный, статный, красивый. Амбар уже занимался огнем, люди внутри подняли крышу, и некоторые успели выскочить, но их японцы безжалостно расстреляли. Прапрадед тем временем сбил приколоченную доску с амбара, и еще несколько человек смогли выскочить. Тогда один подлый японец ухитрился прыгнуть чуть ли не выше своего роста и саблей снес Ивану Спиридоновичу голову.
– Ваш предок настоящий герой. Вы нашли его в этих списках, нашли его фамилию?
– Да, – ответила Ирина Игоревна.
– Вы знаете, мы к каждому церковному празднику эти списки переписываем и относим в церковь, и там о них молятся, за каждого погибшего молятся и проводят службы. Так что вы не переживайте, о душе вашего родственника здесь заботятся.
– Спасибо вам большое.
– В те страшные дни все тела привозили в церковь и отпевали. А потом увозили туда, где сейчас сосновая рощица, и там хоронили. На это несколько дней ушло, ведь так много было погибших, более пятисот человек!
– Как? – удивилась Ирина Игоревна. – А в источниках указывают цифру двести пятьдесят семь человек.
– Так это только те, кого опознали, чьи фамилии известны. А были еще и неопознанные, так что на самом деле пятьсот и более человек.
– Какой же это ужас!
– А в этой школе искусств, – смотрительница понизила голос, – которая рядом с захоронением, до сих пор странные вещи происходят, знаете ли…
– Что-то сверхъестественное?
– Да, там часто слышат потусторонние голоса, причем самые разные люди их слышат. Не могут же все они врать.
– Да я и не удивляюсь, такая энергетика мощная. Вы представляете, сколько людей в тот день неожиданно, в один миг, умерли, а сколько людей горевали! У моего прапрадеда шестеро детей было, почти все уже взрослые, со своими женами и детьми, представляете, какое горе было для них всех.
– Я сама в этой школе однажды ощутила что-то странное, – продолжала смотрительница. – Пришла туда дочку забрать, захожу в пустой кабинет рисования, и вдруг чувствую чье-то присутствие. Хотя пустой кабинет, заметьте! Потом слышу – двое людей стаканами чокаются и выпивают. Я застыла. И тут слышу – опять чокаются, стаканы звенят и вроде как осколки на пол посыпались! И вдруг такой грохот, как будто тело со стула свалилось! Я думала, поседею от ужаса. Выбежала из кабинета, а навстречу идет учительница музыки. А у меня на лице, видимо, все написано было. Она так понимающе на меня посмотрела. А потом мне дочка рассказала, что они как-то решили в этом кабинете своей группой сфотографироваться. Так вот, на фотографиях, кроме детей, оказались белые полупрозрачные тени!
– Да, энергия человеческая никуда не девается, – со вздохом согласилась Ирина Игоревна.
Вскоре она уже стояла возле школы искусств. Справа от школы она увидела ту самую сосновую рощицу и белый обелиск.
Спохватилась, что цветов с собой нет, но что поделаешь, по пути не нашлось цветочного магазина. И в сумке, как нарочно, ни конфет, ни сигарет, ничего, что можно было бы положить на эту землю. На стадионе возле школы, впрочем, росли какие-то дикие цветочки. Нарвав их, Ирина Игоревна с небольшим букетиком вошла в сосновую рощицу.
Побродила немного по траве, среди деревьев, потом негромко сказала:
– Деда Курилов, прапрадед мой! Я твоя праправнучка. Я хотела тебе сказать, что мы все тебя помним, хоть и видели только на фотографии. Все твои внуки, правнуки и праправнуки, – мы все тебя помним и очень любим! Низкий тебе поклон.
Ирина Игоревна поклонилась до самой земли.
Последний раз она плакала на улице, когда ей было четыре года, и мама сказала тогда тете Оле:
– Она такая страшная становится – когда плачет.
С тех пор ни разу на людях она не заплакала, как бы ни было тяжело, страшно, неприятно. Наедине с собой – пожалуйста, хоть волосы на себе рви, но на глазах у людей, даже если их вокруг не так уж много, нет, ни в коем случае.
Вот и сейчас Ирина Игоревна брела по узкой тропинке, ведущей в центр села, молча, без слез. Перейдя небольшую асфальтированную дорогу, она вдруг остановилась. Прямо перед ней стоял нарядный магазинчик цветов.
– Кстати, я же еще не все сказала!
В сосновую рощицу она вернулась с букетом из десяти алых роз, самых красивых, какие нашлись в цветочном магазине. Положив их на землю, Ирина Игоревна опять низко поклонилась. Никого вокруг не было, только высоченные многолетние сосны переливались своими оранжево-бурыми стволами в лучах вечернего солнца да птицы негромко переговаривались где-то наверху.
– Тело твое здесь, дорогой Иван Спиридонович, а где душа? Я думаю, что где-то в лучшем мире. Где точно – одному Богу известно. Но я надеюсь, ты меня слышишь и знаешь, что я приехала в твое родное село. Мне очень жаль, что не существует машины времени, и путешествовать можно только в пространстве. Как бы мне хотелось совершить путешествие в ваше время, увидеть вас всех, и тебя, и твоего сына – моего прадеда, и других предков. Знаешь, я ведь Тимофея Ивановича видела всего один раз, в раннем детстве, и совсем не помню. Но я его так люблю! Даже, когда просто бабушка говорила «батька мой», у меня внутри теплело от счастья, что жил когда-то такой человек. Лишь по рассказам вас всех и знаю…
Да, очень хотелось бы совершить путешествие во времени и увидеть их всех, всех дорогих людей…
Часы показывали семь вечера, а шагомер двенадцать тысяч шагов, когда она сидела на лавочке во дворике местной администрации, ожидая такси до Благовещенска.
Такси долго не было, да это и к лучшему, хотя бы еще немного побыть здесь. Какая же замечательная у меня историческая родина, и как хорошо она меня приняла! Уезжать не хотелось. Однако, скоро стемнеет, и надо ехать в гостиницу, собираться к предстоящей поездке в китайский Хэйхэ.
Наконец, приехала машина такси, серебристая «Тойота Королла». Таксист, молодой, лет восемнадцати, белобрысый худенький паренек, долго извинялся за такое длительное ожидание.
– Вы не поверите, но такая пробка была, просто все стояло и не двигалось! Никогда не помню, чтобы в пригороде была пробка! И самое интересное, никакой причины для этого не было. Я сначала думал, может, авария какая или дорогу ремонтируют, но нет. Никакой видимой причины, представляете?
– Ивановка меня не хочет отпускать, – поняла Ирина Игоревна.
– Скорее всего, – засмеялся таксист, очевидно, думая, что пассажирка шутит.
Через окно автомобиля Ирина Игоревна любовалась небом и облаками. Облака были удивительные, местами белоснежные, а где-то темного цвета, но все их очертания были ярко выраженными, четкими, как будто прочерченными умелой рукой художника. Они соединялись в причудливые нагромождения и казались какими-то фигурами, скульптурами, картинами, симфониями.
На одном участке дороги у путешественницы захватило дух при виде фантастической картины. Сверху открывался вид на какое-то поселение, – деревню или село, а может, это уже была окраина Благовещенска, – только поселение располагалось значительно ниже дороги, и было ярко освещено золотисто-розовыми лучами заходящего солнца. И над всеми жилыми постройками простиралось бесконечное небо с этими необыкновенными облаками.
– Облака у вас удивительные, – сказала Ирина Игоревна таксисту, – я как будто нахожусь внутри фантастического фильма, честное слово. Видите эту деревню внизу? И нависшие облака над ней? Я хотела видео снять, но поняла, что оно не передаст этой волшебной картины, это надо видеть своими глазами.
– А вы знаете, у нас далеко не всегда такие облака, – задумчиво взглянул наверх таксист.
– Ну, значит, они в честь меня появились, – по-барски добродушно произнесла путешественница.
– Так и есть, – с улыбкой согласился парень.
Пиликнул телефон, это пришло сообщение от тети Вали. Она интересовалась подробностями дня, проведенного в Ивановке. Ну что ж, пару сообщений можно успеть накидать, больше не получится, ведь совсем скоро Благовещенск.
Ирина Игоревна заканчивала уже десятое пространное сообщение, описывая все, что она сегодня увидела, и пересылая многочисленные фотографии и видео. А пункт назначения все не показывался. Она убрала телефон в свою мягкую бордовую сумочку и посмотрела в окно. А за окном опять была та же самая деревня внизу под облаками, окрашенная золотисто-розовыми лучами заходящего солнца!
Или ей это чудится? Как так, столько едем, и в который раз одна и та же деревня проплывает за окном.
Растерянно повернулась она к водителю. Тот крутил баранку и явно был напряжен.
– У вас есть еще одна такая деревня?
– Нет вроде, – ответил он дрогнувшим голосом.
Ирине Игоревне передалось его напряжение и тревога.
– Мы давно уже должны были приехать. Сколько прошло времени?
Он молча указал на приборную панель. А там ничего не работало и не светилось, ни спидометр, ни часы.
Ирина Игоревна достала из сумочки свой телефон. Он не включался. Посмотрела на наручные часы…и глазам своим не поверила. На них было семь часов. Она же в это время сидела на лавочке и ждала такси! Так, Ира, успокойся, не паникуй! Но сердце уже колотилось как бешенное, во рту пересохло от страха, а при себе даже бутылочки воды не было.
– Наверно, какой-то сбой произошел, – поделилась она своими соображениями с таксистом.
– Ну тогда это прям глобальный сбой, – отозвался тот и мотнул головой в сторону правого окна.
Ирина Игоревна посмотрела направо и перед ее глазами вновь проплыла та же самая картина: деревня внизу, облака над ней, и те же самые золотисто-розовые солнечные лучи. Взглянула на часы и ахнула: они показывали уже шесть часов вечера.
– Я думаю, нам надо остановиться и выйти из машины, – решительно сказала она водителю, – скорее всего, мы заблудились, и надо просить у людей помощи. Сколько раз мы проехали мимо одной и той же деревни? Кстати, вот и опять она…
Ирина Игоревна осеклась. На этот раз солнечные лучи, скользящие по окнам домов, были без розового всплеска, и солнце стояло гораздо выше, и наручные часы показывали уже два часа дня. Можно было предположить, что водитель не знает дорогу и ездит исключительно по навигатору, но как объяснить тот факт, что стрелки дорогих швейцарских часов неумолимо движутся назад?
Взмокший таксист повернулся к своей пассажирке:
– Я давно пытался нажать на тормоз, у меня и сейчас нога на тормозе! Но она не останавливается! Вы чувствуете, как ровно она едет?
Машина, действительно, ехала ровно, как будто летела. Это напоминало полет самолета вне зоны турбулентности.
– И кого мы будем спрашивать, у кого просить помощи? Вы хоть одну машину на дороге видите?
Женщина вглядывалась в окружающее пространство и впрямь не видела ни одной машины, ни одного человека ни вдалеке, ни поблизости.
– Я уже устал ехать, – простонал таксист, – у меня уже голова кружится от этих бесконечных километров!
Теперь они ехали уже не днем и даже не утром, а в ночной темноте, и сколько ни вглядывайся, ничего за окном не увидишь, даже огни нигде не мелькали.
– Вы кто? – вдруг со страхом повернулся к ней водитель.
– В смысле – кто?
– Я уже полгода в такси работаю, а ни разу ни с кем таких приключений не было, только с вами они и начались! То пробка непонятная в пригороде, то теперь этот полет по асфальту!
– У меня, представьте, тоже никогда в жизни такого не было! – нервничала пассажирка. – Я самый простой человек, живу во Владивостоке, преподаю «Географию морского судоходства» в колледже, муж – обыкновенный моряк. На каникулах решила приехать сюда, на родину своих предков. Ну что еще сказать… Я не экстрасенс, ничем таким не занимаюсь…
Машина набирала скорость и летела как самый настоящий самолет, даже колеса уже не прикасались к асфальту, а деревня под облаками начала мелькать перед взорами изумленных путников каждую минуту. И каждую минуту деревня представала в разных видах, то она была под солнечными лучами, то окутана дождем и туманом, то вовсе занесена снежными сугробами. То дневное небо над ней простиралось, то ночное.
В какой-то момент Ирину Игоревну вдавило в сиденье так, что она пошевелиться не могла. Голова, однако, оставалась ясной, и женщина начала догадываться, что происходит. «Что ты там говорила сегодня в сосновой рощице?» – спрашивала она себя. «Жаль, что не существует машины времени, а так хочется попасть в прошлое, увидеть и обнять дорогих людей». Ну вот, высшие силы тебя услышали, у тебя прекрасная возможность и увидеть их, и обнять. Ой, – у нее вдруг перехватило дыхание, – а еще и помочь им! Да-да, я сделаю так, чтобы Иван Спиридонович уехал на это страшное время куда-нибудь! Я спасу его от самурайской сабли! И не только его, а всю Ивановку, всех ее жителей!
На смену воодушевлению пришли угрызения совести. Ведь близкие люди, скорее всего, хватятся, будут ее искать, переживать. Муж придет с моря, а ее нет дома, и неизвестно, где она и с кем. Она покосилась на измученного таксиста. Да и этот паренек причем? Ему-то за что такие испытания?
Наконец дорога закончилась, и на ее месте появилась вековая тайга. Машина неслась, удивительным образом не застревая между огромных деревьев, пропуская под колесами буреломы, кустарники и даже мелких животных. Скорость постепенно снижалась, появилось ощущение тряски и подпрыгиваний на ухабах, но длилось это недолго. Машина остановилась как раз там, где заканчивалась лесная чаща и начинался огромный участок без деревьев. Дверцы сами собой открылись, и путники без сил вывалились на землю.
Отдышавшись, Ирина Игоревна встала и принялась отряхиваться от земли.
– Ой, – заметила она, – а дверцы закрылись! Хорошо хоть моя сумка с телефоном при мне осталась!
Она повернулась к водителю. Тот был уставший и злой, и почему-то продолжал сидеть на земле. Неужели ему не хочется встать и размяться?
– Мне уже все равно, – поднял он голову, – я в эту машину ни за что больше не сяду! Вопрос: где мы находимся и как отсюда выбраться?
– Боюсь, мы находимся на том же месте, где и были, то есть на самом въезде в Благовещенск.
– Почему тогда все другое? Где дороги, дома, люди, в конце концов? Блин, и телефон не работает!
Женщина отчаянно пыталась прогнать комаров и мошку, которые с противным жужжанием нагло атаковали все открытые участки тела и нещадно жалили. Только теперь до нее дошло, что условия в современном городе и в дальневосточной тайге – это две большие разницы.
– У меня стрелки часов всю дорогу крутились назад, думаю, мы в прошлом.
– Ты обалдела? – подскочил паренек и со стоном грохнулся опять на землю. – Нога болит правая, я же давил на тормоз всю дорогу!
– Скоро пройдет, – пообещала Ирина Игоревна, – не переживай. И правильно, что мы на «ты» перешли, нам теперь вместе держаться надо, помогать друг другу, да и выбираться отсюда вместе придется. И по именам познакомиться не помешает. Можешь называть меня Ириной.
Паренек согласно кивнул:
– Никита, – представился он. – Ты, кстати, на часы смотрела? Что там со стрелками?
– Смотрела, теперь все в порядке, идут как обычно.
– Сколько времени показывают?
– Двенадцать дня. Может, поэтому, и людей нет, обедать ушли.
– Какие люди в лесу? – поморщился Никита, массируя правую ногу.
– Думаю, те самые, которые начинали строить Благовещенск. Видишь, земля вся перелопачена? Именно так они отвоевывают у тайги место под строительство первых домов. Выкорчевывают деревья, потом пилят их на дрова, чтобы зимой согревать помещения. Оглянись вокруг, вон целый склад дров, вон топоры и другие инструменты. Людей тут немного, но нам без них никак, сам понимаешь.
– Ну про первых переселенцев я знаю, нас в детстве водили в музей, и про это рассказывали. Только они же совсем другие, чем мы, как с ними общаться?
– Главное, не спрашивать, какой сейчас год, – задумчиво протянула Ирина Игоревна, – а то, пожалуй, примут за сумасшедших и, чего доброго, пристрелят.
Никита внимательно огляделся по сторонам.
– Интересно, какое время года у них?
– Да такое же, как и у нас, июль месяц. Ладно, вставай, я тебе помогу, если что. Река совсем близко, а идти надо вдоль реки, чтобы скорей на людей выйти.
Отчего так трудно узнать Амур, ведь всего каких-то сто шестьдесят лет прошло? А вот пожалуйста, на противоположном берегу никаких фешенебельных китайских зданий, никаких огней и, само собой, нет колеса обозрения. На нашей стороне ни дорог, ни набережных, ни улиц, ни площадей, ни гуляющих горожан, ни музыки, ни привычного шума. Только пьянящий чистейший воздух, который, оказывается, лучше и свежее любого французского парфюма. Если бы еще не было вездесущих кровососущих насекомых!
А вот и люди. Навстречу путникам неспешно ехала телега, запряженная гнедой спокойной лошадкой.
– Тпру! – лошадь остановилась, и с телеги спрыгнули двое молодых мужчин в защитного цвета рубахах и синих шароварах с желтыми лампасами. Фуражки, надетые набекрень, тоже имели желтые околыши. Мужчины направлялись явно в сторону путников, и, не сводя с них глаз, весело переговаривались:
– Кто такие? На китайцев вроде непохожи. Может, здесь, кроме китайцев, еще какие малые народности проживают?
Ирина Игоревна с детства обожала историю, зачитывалась историческими романами, обсуждала с близкими события, происходившие в разные времена, а исторических личностей воспринимала как хороших давних знакомых. У нее была феноменальная память на даты и события, и даты она совсем не зазубривала, просто понимала связи между значимыми событиями и эпохами, поэтому запоминалось само собой. Была у нее мечта после школы – поступить на исторический факультет в пединститут, но ближайший институт с таким направлением располагался за тысячу километров, интернета в те времена не было, и девушка банально опоздала на вступительные экзамены. Поэтому высшее образование она получила позже и совсем другой направленности.
В то же время она понимала, что прекрасное знание истории не поможет ей при живом общении с людьми другой эпохи, ведь и разговариваем мы с ними по-разному, причем настолько, что можем не понять друг друга, и одежда у них другая (что-что, а женщину, одетую в джинсовые шорты в девятнадцатом веке, представить себе невозможно), и макияж у нее вполне себе современный, с четко прорисованными бровями и темно-красной помадой. Хорошо хоть, никогда не увлекалась накачиванием губ, наращиванием ресниц и ногтей, а то была бы картина маслом!
Между тем мужчины в штанах с лампасами подошли вплотную к взволнованным не на шутку путникам.
Ирина Игоревна робко подняла глаза на одного из них. Совсем молодой парнишка лет двадцати пяти, светлые волнистые волосы чубом выбиваются из-под фуражки, в светлых внимательных глазах ни капли страха, нет и отвращения, а лишь вопрос, недоумение, неподдельный интерес.
– Кто такие, откуда? – спросил он, наконец.
– Я из…
Сказать из казачьей станицы? Но они сами оттуда и сразу поймут, что это не так.
– Я родилась в… Верхнеудинске, а потом много лет жила в Петербурге. Год назад овдовела, решила податься на родину, теперь вот ищу родственников.
– В Петербурге мода такая, полуголыми ходить? – парень округлившимися глазами рассматривал серебристую тунику с коротким рукавчиком, летние шортики и легкие босоножки.
Его товарищ, парень постарше, смуглый и с черным чубом, решил вмешаться:
– Я слыхал про их моду, у них там бабы чуть ли не с голой грудью ходят, деликатес называется – сверху все открыто, но юбки длинные вроде.
Ирина Игоревна фыркнула, едва не расхохотавшись:
– Вырез на платье называется декольте, – поправила она, – у меня была другая одежда, но она в пути так обносилась, что пришлось выбросить, а эту мне дали китайцы, нам по пути встретилась китайская деревня. Кстати, меня зовут Ирина.
– Я – Матвей Куцев, – представился светловолосый парень.
– А я – Алатырцев Степан, – слегка улыбнулся черноволосый, – мы рядовые Аргунского полка Забайкальского казачьего войска, охраняем эту территорию. А это сынок ваш? – кивнул он на Никиту.
Ирина Игоревна едва не потеряла самообладание. Сынок? Да мне же всего сорок с небольшим, и все говорят, что я выгляжу моложе, да у меня муж ненамного старше этого таксиста!..
Но тут оживился Никита. До этой минуты он стоял молча, как вкопанный, и вдруг взахлеб затараторил:
– Братцы, так вы казаки, да? Настоящие казаки? – он смотрел на них загоревшимися глазами, с неподдельным, почти детским, восторгом.
Парни расхохотались добродушно:
– А какие еще казаки бывают, ненастоящие, что ли?
– А можно к вам? Я тоже хочу казаком стать!
Парни на этот раз заржали как молодые кони. Степан Алатырцев, насмеявшись и вытирая набежавшую слезу, промолвил:
– Чтобы казаком стать, им надо сначала родиться.
Ирина Игоревна увидела еще одного казака, направляющегося к ним. Только этот был средних лет, пошире плечами и с погонами, на которых ей удалось разглядеть желтые полоски и звездочки. Наверно, сотник, – догадалась она.
Матвей и Степан, услышав позади себя шаги, быстро повернулись и взяли под козырек.
– Ваше благородие, пришли люди издалека, ищут родственника, – доложил Матвей.
– Кто ваш родственник? – сотник смотрел на женщину с нескрываемым удивлением.
– Казак Курилов.
– В гарнизоне таких нет. Но скоро придет целая флотилия по реке, сейчас как раз половодье после дождей. Там много будет Забайкальских казаков, найдете своего родственника. Идемте со мной, мы вас устроим, отдохнете, поешьте, ребята как раз кабана из тайги принесли.
– Как к вам можно обращаться? – спросила Ирина Игоревна.
– Для вас я буду Макар Григорьевич.
Все вместе они пошли по тропинке вдоль реки. Оказалось, гарнизон здесь стоит уже второй год, за это время казаки под командованием сотника успели вырубить большой участок леса под строительство будущего города, построить много жилых домов и запасти огромное количество дров на будущие зимы. Теперь ждали прибытия новых переселенцев, в основном, из числа Забайкальских казачьих семей.
Макар Григорьевич по дороге разговорился с Никитой:
– Ты, сынок, будешь казаком, не переживай. Территории у нас много, а людей мало. Люди нам позарез нужны. Так что, возможно, будем набирать даже из вольных крестьян. Город здесь будет, понимаешь, и мы строим его по плану. Во-первых, людям что нужно? Дома, в которых проживать с семьями. Во-вторых, огороды, улицы, дороги… И обязательно должно быть большое и сильное казачье войско – охранять территорию и население.
«Значит, крепостное право еще не отменили, раз он разделяет крестьян на вольных и крепостных, – смекнула Ирина Игоревна. – Крепостное право отменили в 1861 году, а Дальний Восток начали осваивать где-то с 1855, соответственно и год сейчас либо 1856, либо 1857».
– Ну а вы чем собираетесь заниматься? – повернулся к ней сотник.
– Да я ничего особо не умею, – смутилась женщина. – Ни шить, ни вязать, ни дома строить. Даже не знаю, чем могу вам пригодиться. Я всю жизнь занималась лишь тем, что училась и учила других.
– Учительница, что ли?
– Да, в гимназии преподавала географию и историю.
– То-то я смотрю, разговор ваш странный какой-то.
Они подошли к двухэтажному зданию из красного кирпича, здесь находились одновременно казармы и своеобразный пункт управления поселением.
– Ничего страшного, – сказал Макар Григорьевич, легко открывая высокую тяжелую дубовую дверь, – можете ничего не делать пока, мы вас прокормим, рыбы и дичи у нас полно, иной раз выбрасывать приходится. Однако, любому человеку надо приносить пользу другим и быть занятым. А то от скуки начнешь глупостями всякими заниматься.
– Глупости делать нельзя, даже от скуки, – заметила Ирина Игоревна.
Внутри было прохладно и в то же время светло, высокие сводчатые проемы окон пропускали потоки солнечных лучей, в которых кружились пылинки. Рамы закрыты наглухо, никаких приоткрытых форточек, чтобы тучи мошки в помещение не проникли. Интересно, как они убираются, электричества нет, пылесосов – подавно. Скорее всего, в ведре приносят воду и тряпками, тряпками. Ой, а как же я тут буду стирать свое бельишко? Тоже придется на реку ходить? А зимой? Господи, а что я буду делать, когда критические дни начнутся? Ирина Игоревна похолодела. А моя косметика, а солнцезащитный крем? Порывшись в сумочке, она нашла и то, и другое в своей косметичке. Слава Богу!
Ну это сейчас есть, – продолжала она беспокоиться, – а потом-то что делать? Износится нижнее белье рано или поздно, и где новое брать? Тряпками что ли подвязываться? Где брать зубную пасту и мыло, желательно, дорогое, благоухающее?
Да, скучать тут явно не придется.
Глава 2
Сплав по Амуру
1857 год
По обе стороны широкой водной глади реки непроходимой чащей высились деревья, они были с коричневыми стволами и рыжеватыми, высокие, уходящие кронами в белоснежные облака, и поменьше. Иногда среди стволов можно было разглядеть промелькнувшие тени диких животных. Редкие экземпляры, самые любопытные и смелые, в основном это были лисицы, выходили из зарослей на берег и провожали удивленными взглядами необычное зрелище.
По реке плыли лодки, управляемые людьми, и баржи, на которых можно было разглядеть что-то типа палаток, диковинные устройства и приспособления. Было даже два больших парохода, у которых сзади крутились два колеса и оставляли за собой бурлящую вспенившуюся речную воду. И на всех плывущих средствах бесконечно сновали люди. Они переговаривались между собой, что-то делали, чем-то стучали время от времени, часто заводили хором красивые песни, иногда с интересом наблюдали за жизнью бесконечных лесных дебрей и реки.
Да, такого зрелища таежные обитатели никогда еще не видели. Миллионы лет тишину тайги прерывали лишь трели птиц да рычание зверей. Летом шумел дождь, зимой тихо падал снег.
А люди на баржах и лодках радовались новому прекрасному утру, жемчужным волнам, в которых поблескивали золотистыми искрами первые лучи восходящего солнца, прохладному утреннему ветру, качающему кроны сосен, желтому песку по обоим берегам Амура. Радовались своему новому счастью, ожидавшему их, – всего два-три дня пути осталось! – совсем скоро. Подъем и ликование – такая атмосфера царила на всех плавательных средствах. Не каждому в жизни достается такое увлекательное путешествие, да не просто путешествие, а с великой целью – осваивать новые Русские земли.
А началось все в далеком Санкт-Петербурге за несколько лет до первого сплава, когда генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев явился на прием к государю императору Николаю Павловичу.
– Ваше величество, тот, кто владеет Амуром, владеет всем Дальним Востоком, – горячо докладывал он, – вы же сами сказали про экспедицию Невельского: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Стало быть, один причал в тех землях у нас уже есть. Но этого недостаточно. Мы можем овладеть огромной территорией по левую сторону Амура, а это полтора миллиона квадратных километров, это протяженные берега Тихого океана, это выход к морям, кишащим рыбой и бесчисленными морскими обитателями. Я предлагаю организовать научную работу по исследованию этого края, доставить туда войска и средства защиты, заселить берега Амура русскими людьми. Все, что от меня зависит, я сделаю!
Не разжимая сцепленных рук за спиной, Николай Павлович отвел взгляд от пейзажа за окном и повернулся к Муравьеву.
– Я же вам уже говорил, что мы не желаем воевать с Китаем за эти земли. Фактически земли, про которые вы говорите, принадлежат Китайской Манчжурии.
– Не понадобится воевать, ваше величество. У меня есть план мирного захвата. Китай сейчас не самое сильное государство. А у берегов Амура и Японского моря в последнее время часто стали появляться военные корабли Англии и Франции, и, если мы не подумаем об этих землях, их очень скоро приберут к рукам англичане или французы. Такой исход не устроит ни нас, ни китайцев. Поэтому мой план таков: я перевожу туда часть людей из своей губернии, сибиряков и забайкальцев, вы, в свою очередь, даете им всем бесплатно большие участки под жилье и сельское хозяйство, люди там устраиваются, живут с семьями, и тогда можно провести переговоры с Китаем по передаче этих земель Российской империи.
– Кто будет проводить данные переговоры?
– Этот вопрос я беру на себя, с вашей высочайшей поддержкой переговоры будут успешными, – ответил Николай Николаевич.
– Ну а люди, многие ли согласятся переехать в такую даль?
– Люди у нас живут большими семьями, ваше величество, в земле остро нуждаются, поэтому очень многие согласятся. Со временем туда начнут переезжать и из других губерний, главное, давать им землю, подъемные деньги на первое время и сельскохозяйственные орудия. В моей губернии все купечество, да что там, все просвещенные люди поддерживают мою инициативу.
В 1855 году государь в России сменился, началось правление Александра Николаевича, но и при нем продолжалась поддержка освоения Дальнего Востока. Новый царь планировал отменить крепостное право и прекрасно понимал, насколько важно обеспечить землей освобожденных крестьян.
Молодой казак в гимнастерке и синих штанах с желтыми лампасами вышел из своей палатки и принялся умываться, глядя в маленькое зеркальце. Он был высокий, статный, несмотря на молодость. Густая темная шевелюра гармонично смотрелась с форменной фуражкой, из-под которой лучились светло-голубые глаза, наполненные юношеским добродушием и отвагой.
Вряд ли бы Спиридон (так звали казака) услышал в повседневном шуме и на таком расстоянии, как кто-то бултыхнулся в воду. Но он услышал пронзительный девичий крик:
– Вацлав! Вацлав!
Худенькая девичья фигурка в голубом платьице металась на борту парохода. На баржах встрепенулись люди, даже те, кто не успел к тому времени проснуться.
– Что случилось? – урядник Гриша Кантемиров выбежал из палатки.
– Да свалился кто-то в воду с парохода, – отвечал ему встревоженно Федор Гаевский, худощавый бледный казак с вечно кислым выражением лица.
Спиридон заметил копну светлых волос над водой и, не раздумывая, прыгнул с борта в реку. Вода оказалась довольно прохладной, хоть июль месяц должен был нагреть волны до комфортной температуры. Со всех барж к нему на подмогу уже плыли другие казаки, но куда им было успеть!
Пока Спиридон доплыл, копна светлых волос уже скрылась под водой. Тогда он глубоко вдохнул воздух и нырнул под воду. На поверхность он вынырнул вместе с обмякшим телом. Успел заметить, что это был щуплый молоденький мальчик, смуглый, с точеным носиком и светлыми, почти золотистыми волосами. Даже с закрытыми глазами паренек выглядел утонченно красивым. Не иначе, барчук какой-то. Теперь надо держать курс на пароход, где в отчаянии заламывала руки девчонка, однако, сильное холодное течение упорно сносило в сторону.
Ну ничего, течение упрямо, а мы еще упрямее. Стиснув зубы, Спиридон перебарывал сопротивление суровых волн и каждый раз одерживал победу. Был момент, когда он начал выбиваться из сил, и в голове промелькнула предательская мысль: а не бросить ли это тело, чтобы хотя бы спастись самому? Но ведь сотни глаз со всех барж и лодок были прикованы к нему в этот момент, на пароходе тоже толпились люди, и, главное, эта девчонка в голубом платье!
На счастье Спиридона и этого парня, которого он тащил на себе, с парохода наконец подоспела лодка, отправленная за ними.
Уставший и мокрый, но невероятно счастливый, Спиридон вместе со спасенным парнем наконец забрался с лодки на борт парохода. Он слышал торжествующие крики со всех сторон, в этот момент кричали и хлопали от радости все люди вокруг. Вот же переполох устроил этот красивый барчук!
На твердой палубе парохода Спиридона встретил полный немолодой человек с бородой, представительный и серьезный, но такой добродушный с виду! Одет он был в шелковую рубашку и сюртук, а на ногах блестели начищенные высокие сапоги.
– Живой? – тревожно спрашивал он.
– Вроде живой, – отвечали после беглого осмотра люди.
– Несите Вацлава в каюту к доктору! – скомандовал он своим слугам.
Слуги подхватили Вацлава на руки, девчонка в голубом платье и со скомканным платком в руках побежала за ними.
– Здравствуйте! – барин протянул руку Спиридону. – Меня зовут Алексей Григорьевич Кузнецов, купец первой гильдии. Спасибо вам за спасение моего человека. И извините, что так получилось. Поскользнулся паренек на мокрой палубе, сами видели – тщедушный он, слабенький, худенький, молодой совсем.
– Здравия желаю, я – Спиридон Курилов, рядовой Забайкальского казачьего войска, Нерчинский конный полк, – ответил парень, пытаясь выжать промокшую насквозь гимнастерку, – не извиняйтесь, всякое бывает…
– Сейчас мои слуги помогут вам помыться и переодеться, а после милости прошу вас ко мне на завтрак.
Каюта для завтрака называлась столовая. Она была богато убрана, как и другие помещения судна. На столе – белоснежная скатерть, фарфоровая посуда, хрустальные бокалы и графины, мягкие льняные салфетки. За столом прислуживала та самая девушка в голубом платьице, неслышно передвигаясь по толстым коврам. Она приветливо улыбнулась Спиридону:
– Благодарю вас, вы спасли моего жениха. Садитесь, пожалуйста.
– Как тебя зовут?
– Беата, – ответила девушка.
– Как-то ты странно слова выговариваешь, – удивился Спиридон, – и имена у вас странные: Вацлав, Беата…
– А они поляки, – объяснил Кузнецов, – да-да, не удивляйтесь, самые настоящие поляки из Царства Польского. Фамилия Вацлава – Романовский, он из польских дворян и очень этим гордится. Его ни в коем случае нельзя называть моим слугой, а то обидится.
– А как же его называть?
– Когда его кто-то пытается назвать слугой, он поправляет и говорит, что он не слуга, а помощник.
– А как они сюда попали из Польши?
– Их соотечественники регулярно устраивают бунты против нашего царя, а еще чаще пытаются устроить бунт, но терпят провал. Родители Вацлава, например, состояли среди заговорщиков, строили планы разные, да ничего у них не вышло, и в наказание их сослали в Сибирь. У нас в Иркутске таких немало. Я иногда принимаю их к себе на службу, они ребята толковые. Вацлав, например, и пишет хорошо, и рисует, он мой первый помощник…
– Бунт против нашего царя? – еще больше удивился Спиридон. – Как же их не казнили за такое?
– Некоторых казнили, самых главных зачинщиков. А тех, кто попроще, сослали. Да для них это очень суровое наказание, – снисходительно улыбнулся Кузнецов, – для них расставание с Европой навеки – хуже смерти, уж поверь мне. Почему они согласились со мной поехать на край света, в Амурский край? Да потому что им уже все равно куда. В Польшу они никогда не вернутся, так какая разница, где проживать?
– А вы сами почему отважились на край света поехать? – поинтересовался Спиридон. – У вас же наверняка серьезные дела, предприятия в Иркутске.
– Тут ты прав! – одобрительно заметил купец. – Дела нельзя надолго оставлять без присмотра. Хоть я и оставил управляющим своего старшего сына, а все же постараюсь контролировать, хоть и издалека. А зачем я поехал в такую даль? Так секрет есть такой у деловых людей: ты богатеешь тогда, когда помогаешь людям. Ну посуди сам. На новом месте людям нужны будут товары?
– Конечно. Вот город отстроим, через год семьи приедут, и все будет надо: и мыло, и свечи, и ткань, и посуда, да много чего понадобится…
– Вот и я про то же. В Иркутске у меня хорошо дела идут, но там и умных таких, как я, тоже много. А здесь я буду первым. Вложусь в производство, получу прибыль. Опять же, городу нужны будут школы, больницы, театры. Мне государство деньги на строительство выделит, и опять же я внакладе не останусь. Если все так пойдет, как я планирую, и если мне на новом месте понравится, то и семью сюда перевезу. Опять же это будет зависеть от успеха нашего предприятия. Ведь эта земля пока что еще не наша, она принадлежит Манчжурии.
– Ну так станет нашей. Говорят, в первую экспедицию солдаты много укреплений построили и даже дома.
– А мы еще больше построим, – согласился Алексей Григорьевич, – а потом наш генерал-губернатор с Манчжурской стороной договор подпишет, и все, станут эти земли законными русскими. А ты-то сам как оказался среди переселенцев? Я слышал, не все казаки хотели переезжать, многих по приказу отправляли, другие жребий тянули, кому ехать.
Спиридон, с удовольствием потягивая сладкий чай из цветастого блюдца, улыбнулся вопросу. Был он парень невероятно тщеславный и любил, когда им искренне интересовались.
– А я, Алексей Григорьевич, товарища своего спас.
– Вот как?
– Да, у нас в станице объявили, что в далекие земли поедут только женатые, так сказать, с целью надолго там поселиться. И вот выпал жребий моему товарищу женатому, Егору Скрытникову. Как уж он убивался, не хотел ехать! И выхода никакого для него не предвиделось, понятно же, что с приказами не спорят. А я вроде и не подхожу для набора, неженатый еще, а ехать уж больно хотелось. Говорят, каждому казаку на новой земле аж тридцать десятин земли бесплатно дадут в вечное пользование, подъемные деньги, от податей освободят. И самое главное, все инструменты для земельных работ выдадут. Я страсть как землю люблю и хочу на ней работать. Хочу зажиточное хозяйство иметь, хозяином на своей земле быть. Вот так и помог я Егору, вместо него ехать вызвался. Как же он, бедный, меня благодарил!
«Да, от скромности ты точно не помрешь», – добродушно улыбнулся своим невольным мыслям купец.
Тут в столовую вошел Вацлав. Волосы его успели высохнуть и лежали пушистой светлой волной. Глаза оказались зеленовато-светлыми. Высокие скулы, узковатый подбородок и точеный носик придавали ему вид холеный, как будто и впрямь барский. Взгляд серьезный, даже слегка холодноватый, отстраненный. Умеренно смуглым он был то ли от природы, то ли успел загореть от летнего солнца. Спиридон поднялся ему навстречу, и парни крепко обнялись.
– Ну, теперь друзья навеки, – весело прокомментировал Кузнецов и обмакнул баранку в тарелочке с медом.
И эти двое действительно подружились, несмотря на разницу характеров. Спиридон был парень горячий, шустрый, и смотрел на все происходящее восторженным взглядом. Вацлав, наоборот, норовил показать, что все происходящее ему не по душе, и он здесь лишь по стечению обстоятельств, выполняя все свои обязанности с оттенком обреченности, с ленью и неохотой.
– А ты разве меня запомнил? – спросил Спиридон.
– Да, я видел, как ты прыгнул в воду и поплыл ко мне, а потом – темнота…
– Неужели ты плавать не умеешь?
Вацлав пожал плечами:
– Да не приходилось как-то. В детстве я помню реку Вислу, но меня на берег не водили. Потом увезли в Иркутск, и тоже не случалось у реки бывать.
– Ты помнишь свою родину?
– Как такое не помнить, – глаза Вацлава наполнились тихой грустью, – конечно, помню и очень люблю. Беата, принеси мои рисунки!
Пока девушка бегала за рисунками, друзья выпили еще по кружке чая с медом и баранками.
Наконец девушка принесла рисунки. Вацлав, не отрываясь, следил за реакцией Спиридона. А Спиридон даже и не скрывал своего восхищения.
– Они еще и цветные! – восклицал он, перебирая рисунки. – Господи, красота-то какая! А это что за башни?
– Это Мариацкий костел, – с гордостью ответил Вацлав.
– Какой красивый! Так ты что, по памяти его нарисовал?
– Да, в детстве часто там бывал. Вот в этом окошечке на самом верху раз в день появляется трубач, играет на трубе, а потом машет рукой прохожим.
– А это что за красота?
– Внутреннее убранство Вавельского собора. Если бы ты там побывал и увидел своими глазами это великолепие! А как в том месте хорошо себя чувствуешь, какой взрыв энергии и бодрости!
– А эта спящая женщина из камня, кто она?
– Это королева Ядвига Ягеллонская, да пребудет с ней Бог, – Вацлав перекрестился, – она умерла в двадцать пять лет, совсем молодой. Очень заботилась о нашем королевстве, даже отказалась от свадьбы с любимым ради интересов народа. Представляешь, что это такое – любить одного человека, а замуж выйти за другого, и все ради долга! А перед смертью она все свое состояние отдала университету. Для наших королей очень важно, чтобы их подданные были грамотные и образованные. Недаром про Европу говорят, что она просвещенная.
– Ой, а эту девушку я узнал, это же Беата!
– Да, это она, – подтвердил Вацлав хмуро, – мы с ней поженимся скоро. Она тоже полька и католичка, для нас это важно.
– А на местной, на русской, ты не сможешь жениться?
– Конечно, нет, – вздохнул Вацлав, – мы должны сохранить свои корни, свою культуру даже здесь, в чужой стране.
«Да любите ли вы друг друга? Или только из чувства долга женитесь?» – чуть не вырвалось у Спиридона. Но, конечно, он благоразумно промолчал, чтобы ненароком не обидеть новых друзей.
– А у тебя уже есть невеста? – спросил Вацлав.
– Будет, – ответил Спиридон, – вот через год сюда много новых поселенцев приедут, из них и выберу себе какую захочу, за меня любая пойдет с радостью.
Неожиданно он почувствовал на себе чей-то взгляд. И с изумлением обнаружил, что Беата на него смотрит с явной симпатией. Однако, заметив его взгляд, девушка поспешно отвернулась, сделав вид, что занята делами. Интересная девчонка, только худая уж очень. Куда интереснее, когда девушка фигуристая, с тонкой талией и пышными бедрами. И чтобы одевалась как казачка, подчеркивая все свои достоинства.
– А я совсем рисовать не умею, – признался Спиридон, – зато играть люблю на гармошке, меня еще в детстве дед научил.
– А есть с собой гармошка?
– Нет, что ты, я с собой только самое необходимое взял.
Алексей Григорьевич встал, подошел к шкафчику в дальнем углу столовой и достал оттуда увесистый музыкальный инструмент.
– Держи, – он передал инструмент Спиридону, – это аккордеон.
Спиридон встал и продел руки в специальные лямки.
– Похоже на гармошку, только там кнопки, а тут клавиши. Попробую сыграть, авось получится.
И получилось почти сразу. Над водами Амура разлилась ритмичная мелодия одного из казачьих гимнов. Спиридон вышел с аккордеоном на палубу, продолжая играть, и люди на всех баржах с радостью услышали песню и подхватили ее, и над рекой, и над тайгой долго еще звучали прекрасные, знакомые всем с детства, слова:
Ой, ты наш казачий батюшка,
Наш родимый Забайкал!
Никогда пред силой вражеской
Ты папаху не снимал!
Спесь сбивали мы надменную
И с драконов, и с орлов,
Честь блюдем мы неразменную
Забайкальских казаков!
С баржи махал руками веселый Гриша Кантемиров:
– Спиридон, давай нашу любимую! – кричал он, сложив ладони в своеобразный рупор.
Остальные казаки поддержали:
– Да, да, сыграй «По диким степям Забайкалья!»
Наигравшись вволю, Спиридон попытался вернуть инструмент хозяину, однако, Алексей Григорьевич решительно запротестовал:
– Зачем вернуть? Он теперь твой! Это мой подарок тебе за то, что моего работника спас. Да и вообще, парень, талант у тебя музыкальный. Я тут подумал, выпишу-ка я к нам учителя музыки, пусть он тебя нотной грамоте обучит, да и на других инструментах играть. А там, глядишь, в новом городе и школу музыкальную откроем!
И купец, окрыленный своей новой идеей, заговорщицки подмигнул.
Так, за приятной беседой и обыденными делами, и прошел день. Над рекой сгущались сумерки, из тайги доносилось уханье совы, стрекот кукушки, а караван судов продолжал преодолевать речные волны, медленно, но верно приближаясь к своей цели.
Глава 3
Станица Усть-Зейская
1857 год
В том же месяце, в июле, наконец, вошли в самое узкое место Амура, где один берег занимала китайская деревня Сахалянь, а на другом берегу вовсю шло строительство и обустройство нового русского города.
Спиридон еле успел к построению сотни на берегу. Все оставшиеся дни плавания он так и провел на пароходе Кузнецова. То его не пускали из-за тифа, которым заболели на барже несколько человек, потом случился шторм, и лодку опасно стало спускать на воду. С борта парохода видно было, как в тайге от ветра падают деревья.
Но он не унывал, помогал Вацлаву и Беате по хозяйству, вечерами сидел в столовой, с удовольствием слушая рассказы Кузнецова об Иркутске – о его семье, о дочерях, которые уже выезжали в свет на балы и другие мероприятия, о старшем сыне, который весь в отца: и дела ведет не хуже, и соображает быстро, и невесту взял с хорошим приданым, не дурак, в общем.
Построившись на склоне реки и слушая указания сотника, казаки с интересом наблюдали за жизнью на противоположном берегу. И почему их строения так чудно называют – фанзы? Обыкновенные избы, как и везде. Прямоугольные деревянные строения с дверями, с окнами, с соломенной или черепичной крышей.
Удивляли люди, они были совершенно другие внешне, да и поведением отличались от русских. Живые, непосредственные, наивно доброжелательные, они резвились на своем берегу, рассматривая диковинные для них баржи и пароходы, русских людей в военной форме. Некоторые пытались привлечь к себе внимание, помахать рукой, что-то крикнуть, хотя услышать их с того берега не представлялось возможным. Женщины, стиравшие белье в реке, выпрямлялись и приветливо махали стиранными вещами. Молодые девушки улыбались и прыгали на желтом песке.
– Приятное у нас соседство, – переговаривались казаки, – говорят, китайцы много чего умеют, вот будут снабжать нас всякими вещами нужными.
– А еще работать у нас будут по найму.
– А я бы замутил с китаяночкой, – оживился Гаевский, и даже вечно кислое выражение лица у него сменилось на мечтательное.
– Ой, а может, они у нас дом удовольствий откроют, – размечтался кто-то в строю.
Настроение у всех стало решительно приподнятым. Конечно, никто не ожидал и не боялся, что аборигены начнут враждовать с русскими, но все же гораздо приятнее теплый прием, нежели холодное недовольство.
Неподалеку от берега через каждые сто шагов уже стояли железные смотровые вышки, были построены кирпичные просторные казармы. А за ними ровными рядами стояли вполне пригодные для жилья деревянные избы с участками для разведения огородов и хозяйства. И все это успели построить казаки из первой сотни, прибывшей в эти края год назад.
Вновь прибывшим, а их было около пяти сотен, предстояло построить новые укрепления и постройки для войска и много разных домов и построек для людей, которые начнут массово переселяться сюда через год.
Спиридон прошлепал по песку к берегу, с наслаждением стянул с себя гимнастерку, собираясь пойти искупаться.
– Курилов! – услышал он позади голос Кантемирова. – Ты завтра дежуришь в казарме.
Урядник побежал дальше по своим делам. Женщина, стиравшая что-то в реке неподалеку, вдруг поднялась и подошла к Спиридону.
– Так ты Курилов?
Он взглянул на нее сверху вниз. Видно, что женщина не так уж молода, но красива просто необыкновенно. Абсолютно белая ровная кожа лица, почему-то не тронутая нестерпимым летним зноем, волосы не то, что бы белые, но какого-то необыкновенного оттенка, ни разу таких не встречал. И глаза, темные, огромные, бездонные, подчеркнутые по верхнему веку темно-синей тонкой полосочкой, смотрели на него с явным восхищением и даже обожанием.
«Неужели и эта уже успела влюбиться?» – подумал Спиридон привычно. Но нет, во взгляде не было обычного интереса девушки к парню, это было что-то другое, невероятно глубокое и сильное. Взгляд был наполнен любовью, он будто выражал чувства странника, наконец-то вернувшегося на родную землю и встретившего родных людей после долгой разлуки. И Спиридон вдруг ощутил, что да, это родной ему человек.
– Да, я Курилов Спиридон Григорьевич, – выговорил он.
Женщина (это была Ирина Игоревна) в ответ попыталась улыбнуться, но не смогла.
– Я твоя родственница, – она провела рукой по лицу, чтобы успокоиться.
Да, ради такого стоило лететь и по асфальту, и над непролазной тайгой, над пространством и даже временем!
– Родственница! – ахнул Спиридон. – А я чувствую что-то родное, у меня аж грудь сдавило! Вот он, вечный зов, зов крови!
«Он даже не спросил, через кого я ему родственница, – с удивлением констатировала Ирина Игоревна, – просто поверил своим чувствам. Говорят же, что внуков любят больше детей, а я ему… Боже, пра-пра-правнучка!»
– А через кого мы родственники? – словно в ответ на ее мысли задал вопрос Спиридон.
– Через отца твоего, он ведь тоже Курилов?
– Конечно.
– Моего папу звали Игорем, а его мать – Любовь Тимофеевна.
– Не слыхал про таких, но так-то родни у нас много, в каждой семье по десять детей примерно, и любой родне мы всегда рады. Ты как здесь устроилась, где живешь? Могу устроить в дом купца Кузнецова, там и работа найдется.
– Нет, не надо пока, мне Травин отдельное помещение выделил в казармах, обедаю вместе с ребятами. А школу как построят, буду учительницей работать. Так что у меня здесь все хорошо. Скажи, а ты знаешь, кем были наши предки?
– Да такими же казаками, только Сибирскими. Потом перевели в Забайкалье, приписали к Забайкальскому войску…
Забыв про стирку и другие дела, они не спеша шли вдоль берега Амура. Жара стояла беспощадная, но вот с реки начинал дуть живительный ветерок, и казалось, что и вековые сосны, плотными рядами стоящие за казармами, приветливо машущие своими раскидистыми ветвями, и тополя, и даже трава навевают прохладу. Жара в такие минуты отступала, запах сосен и речной воды смешивался, и хотелось дальше бродить, разговаривать, радоваться прекрасному дню.
– Для казака ведь главное что? – рассуждал Спиридон. – В седле быть легким и быстрым, да с шашкой легко управляться. Ох и скучаю же я по своему Орлику!
– Конь твой? – улыбнулась Ирина Игоревна.
– Ну да, в станице остался. Коней в этот сплав не брали, решили через время следующим сплавом их привезти. А мы пока как следует здесь обживемся, наладим жизнь.
Спиридон пошел по своим делам, а Ирина Игоревна долго еще сидела на прогретом июльским солнцем берегу Амура, любуясь его теплыми ласковыми волнами и наслаждаясь чистейшим воздухом. Как же быстро она привыкла к отсутствию гаджетов, интернета и сериалов! Даже время теперь текло медленнее. А дома его постоянно не хватало. Вроде только начнешь первую пару первого сентября, глядь, а уже конец семестра, и не сделано толком ничего. Выходит, из-за интернета время так быстро бежит?
Задумавшись, она не заметила, как рядом с ней уселся на песчаный берег тот самый казак Матвей Куцев, один из тех, кто первым им с Никитой встретился на этой земле.
– Любуешься? – произнес он. – Я тоже люблю на реку смотреть.
– Согласна. Ну как тебе мой новый наряд? Теперь устраивает?
– Да лишь бы удобно было, – невозмутимо ответил казак.
Ирина Игоревна теперь щеголяла в казачьих шароварах, только она их подворачивала, чтобы не жарко было, так что не сильно они отличались от шорт. Босоножки не надевала, ходила босиком. Тунику свою иногда носила, а иногда вместо нее надевала рубашку навыпуск.
– Фигура у тебя красивая, прямо как у казачки, – решился на комплимент Куцев.
– Так я и есть казачка, – улыбнулась женщина, – просто долго жила в Петербурге.
– И как там, в Петербурге?
– Жаль, что ты там не был, там очень красиво.
– Зачем же оттуда уехала?
– Климат больно тяжелый, простывала часто. Даже летом ни с того ни с сего дождь начнется, да такой холодный, и ходишь потом простывшая!
Парень смотрел на нее с явным интересом, внимательно слушал.
Куцев, Куцев… Знакомая фамилия. Где я ее слышала?
Вдруг Ирина Игоревна вспомнила, где ей встречалась эта фамилия. Краеведческий музей Ивановки, зал памяти самого страшного дня в истории села. Огромная картина с изображением пылающей в огне Ивановки, и список, длинный список имен и фамилий погибших лежит под стеклом. Она внимательно просматривает этот длинный список в поисках фамилии и имени своего предка…
«Куцева Ксения Ермолаевна, 19 лет.
Куцева Лукерья Ермолаевна, 8 лет.
Куцева Мария Ермолаевна, 7 лет.
Куцев Федор Ермолаевич, 4 года.
Куцев Гордей, 65 лет».
Так, получается, потомки этого самого светловолосого парня малыми детьми погибли от рук изуверов-интервентов и белогвардейцев? А Гордей шестидесяти пяти лет – его сын?
Матвей между тем с изумлением наблюдал, как меняется в лице его собеседница.
– Ты вроде как испугалась чего?
– Ты женат, у тебя есть сын?
– Да я уж скоро десять лет как женат, и сын у нас есть, Гордейка, три годика ему. Первые двое детей не выжили, а этот живет, постреленок. Да у нас тут почти все женаты, скоро и семьи с детьми приедут.
Ну конечно, тогда ведь рано женили, лет в шестнадцать под венец шли. А дети далеко не все доживали до взрослого возраста. Выживали сильнейшие, медицины как таковой не было. «А если я здесь заболею чем-нибудь? – вдруг с ужасом подумала Ирина Игоревна. – Ни лекарств, ни врачей. Надо как-то держаться, как-то беречься».
И как мне спасти Ивановку, раз уж я здесь оказалась? Этот вопрос она задавала себе регулярно и никак не находила на него ясного ответа. И с кем-то поделиться, с кем-то посоветоваться – возможности не было!
Если начать с того, почему и зачем сожгли в тот день Ивановку. На вопрос «почему» в истории ответ следующий. В 1917 году в России свергли царя, а вместе с ним и всю аристократическую верхушку. Дворян, господ и прочих угнетателей народа отменили. «Вся власть народу, вся земля крестьянам, все фабрики рабочим» – с таким лозунгом провозгласили новую советскую власть.
Однако, аристократы мириться с таким положением дел не желали, им хотелось, как и раньше, держать власть над страной и продолжать использовать для своего обогащения рабский труд крестьян и рабочих. Они и развязали гражданскую войну. Аристократы стали называться в этой войне белыми, а народ, отстаивающий свою свободу и свои интересы – красными.
Разумеется, дошла Гражданская война и до Дальнего Востока. Здесь к белым пришли на подмогу интервенты – представители зарубежных государств, которые хотели воспользоваться ситуацией и урвать для своих стран кусок Дальнего Востока. Особенно японцы были в этом заинтересованы, так как народу у них было много, а земли мало, хотели, так сказать, расшириться.
Простой народ был априори за красных. Кто-кто, а крестьяне, услышав лозунг «земля – крестьянам» всей душой приняли революцию и новую власть. Поэтому и сражались они в рядах красных, и партизанское движение организовали. Те, кто воевать не умел – старики, женщины, подростки, – помогали партизанам и красным из всех своих сил, и этим очень мешали белым и интервентам. В конце концов, японское командование приняло решение «сжечь это красное гнездо», так они называли Ивановку.
Вот и как, спрашивается, я могу ее спасти, даже оказавшись в далеком прошлом? Отменить революцию – абсурд, гражданскую войну – тем более, я не в Петербурге и мне это не по силам. И до событий этих ох как далеко, сейчас ведь только 1857 год.
Может, сделать вид, что я прорицательница, умею будущее предсказывать? И предупредить, что 22 марта 1919 года на Ивановку готовится нападение? Пусть они всем своим детям и внукам накажут, чтобы не участвовали в партизанском движении? Ага, так и будет горячая революционная молодежь слушать отцов и дедов.
Вопросов больше, чем ответов, и выход пока что видится лишь один – постараться убедить ивановцев уехать из родного села хотя бы на то страшное время.
Опять же, если мне уже сейчас, в 1857 году, сорок лет… А события произойдут в 1919…
Ирина Игоревна в очередной раз со вздохом убедилась, что опять она в каком-то тупике, и что ей делать, вообще непонятно.
Солнце между тем клонилось к закату, а Матвей и не собирался никуда уходить. Улегся на песок и увлек за собой Ирину Игоревну.
– Ты что, пьяный? – засмеялась она, оказавшись в объятиях сильного молодого мужчины.
– Нет, – прошептал он, – ты мне нравишься…очень…
Крепкие руки заскользили по ее спине, жадные губы – по щекам, по шее. И очень хотелось поплыть по течению этих ласк, приласкать в ответ, отдаться полностью этому летнему берегу, пьянящему воздуху.
– Отпусти, – твердо сказала она.
– Ни за что, – в светлых глазах плескались огоньки переливающихся волн.
– Я жене твоей расскажу.
Парень захохотал и на мгновенье ослабил свои жаркие объятия, а Ирине Игоревне хватило этого мгновения, чтобы стремительно вырваться и побежать к казармам. На безопасном расстоянии она оглянулась. Матвей лежал уже на животе и, казалось, смотрел ей вслед мечтательным взглядом.
Вот же мужчины неисправимы, – думала она со смешанными чувствами, поднимаясь по склону к зданию из красного кирпича. Почему мне говорили, что после сорока лет мужчины уже не смотрят? Еще как смотрят! Ладно, пора ужинать и спать, хоть и нет особенных дел, а все равно устаешь за день.
– Я думаю, многие крестьяне захотят сюда переехать, – делился своими мыслями за ужином в доме Кузнецова Спиридон, – особенно у кого большие семьи. Земли тут много свободной, разной рыбы и дичи полно, погода тоже подходящая. Взяли кусок земли и всей семьей работайте себе спокойно, добра наживайте.
– Согласен, – сказал Алексей Григорьевич, – земли и в самом деле полно, весь левый берег Амура. Это очень даже немало. Крестьяне будут получать здесь деньги на первое время, разные инструменты для обработки земли, а дальше хоть где пусть селятся, целые деревни пусть основывают. Допустим, приехала группа из Орловской губернии, и пусть все вместе едут на восток, вот тебе и деревня Орловская, или Орловка. Ну это я к примеру. Или приехала группа из Рязани, а главного у них Федором зовут, вот они пусть едут в западную сторону, и у них будет деревня Федоровка. А казаки захотят свою территорию основать, у них пусть будет станица или село, и тоже по имени сотника или атамана. И через два-три года работы каждая семья станет зажиточной.
Кузнецов выбрал себе для проживания два просторных рядом стоящих дома, однако, в этих домах еще предстояло навести порядок, отделать стены, полы и потолки, укрепить входные двери и окна, обставить комнаты удобной и красивой мебелью. Мебель и материалы он привез с собой на пароходе, однако, на месте выяснилось, что многого не хватает, и придется опять отправлять пароход в Иркутск, чтобы привезти оттуда все необходимое.
– Надо не забыть в список собак включить, – вспомнил Алексей Григорьевич, – а то в доме без собаки как-то непривычно.
Беата проворно хлопотала вокруг стола, не забывая наливать чай и уносить грязную посуду, а заодно и бросать на Спиридона исподтишка ласковые взгляды. Честно говоря, из-за этого казак чувствовал себя крайне неловко. Двусмысленная какая-то ситуация получалась. Они с Вацлавом как-никак друзья, вместе едят, вместе работают, ведут задушевные беседы, а его невеста знаки внимания, хоть и едва заметные, но ему, Спиридону, оказывает. И самое обидное, что он ничего, ну совсем ничего для этого не сделал! И его, если честно, тяготит это навязчивое внимание. Хочется, чтобы она поскорее ушла из комнаты или скорей самому уйти.
– Кстати, – вдруг сказал Кузнецов, – Спиридон, я поговорил сегодня с твоим начальством. Договорился, что жить ты будешь здесь, у нас, поселишься в большой комнате вместе с Вацлавом. И работать тоже под моим руководством будешь. Сотник ваш сказал, что полностью согласен. Будешь в казармы ходить только на дежурства и военные учения.
– Спасибо, Алексей Григорьевич, – сказал Спиридон, и Кузнецов добродушно, по-отечески, улыбнулся.
Вот бывают же такие люди – вроде они и немолодые уже, и где-то не такие расторопные, как мы, и не так свежи и красивы, а ты ими восхищаешься, хочешь брать с них пример, походить во всем.
Уже и самому хочется остаться в этом доме, с этими людьми, одно смущает – бессовестная Беата. Из-за нее не совсем удобно здесь будет.
– Вацлав, а когда вы поженитесь с Беатой?
Вацлав медленно повернул голову, пожал плечами и отвернулся.
– Не переживай, Вацлав, – сказал Кузнецов, – скоро дома наши в порядок приведем, тогда и сыграем свадьбу. Ох и погуляем!
– А у нас ведь ни церкви нет католической, ни их священника, – забеспокоился Спиридон, – как же это все будет?
– А на такой случай предусмотрено, что поженить и нужный документ выдать имеет право вышестоящее начальство, – разъяснил Кузнецов,– именно я таким начальством для Вацлава и являюсь. Так что я их и поженю.
Беата робко сказала:
– Не беда, что ксендза здесь нет, у нас с Вацлавом образки Ченстоховской Божией Матери есть, это главное.
– Так, значит, надо поскорей дома привести в порядок, – подытожил Спиридон.
– Не нужно ни в чем торопиться, – холодно сказал Вацлав, – свадьба никуда не денется, а дома надо на совесть сделать.
После ужина мужчины разошлись кто куда – Кузнецов пошел читать в свою комнату, Спиридон с Вацлавом отправились в казармы к казакам, а Беата с другой служанкой, Сонькой, принялись за обычную вечернюю рутину. Вымыли всю грязную посуду, подмели полы во всех помещениях, вынесли мусор, прошлись по спальням и поменяли белье. Да, многих нужных мелочей здесь не хватает! И понимаешь это только сейчас. Ну почему мы не взяли с собой ту удобную корзину для белья? И где здесь теперь такую достанешь?
Беата вздохнула. Сколько таких мелочей, без которых как без рук!
– Может, пойдем погуляем? – предложила Сонька.
– Куда, где здесь гулять? – скептически отозвалась Беата.
– Да хоть бы просто по окрестностям.
– И небезопасно это, вдруг волк какой забредет из леса.
Беата мельком взглянула на Соньку и брезгливо поджала губы. Все понятно, размечталась Сонька, думает, пойдем на улицу, так хоть какой-нибудь казак внимание на нее обратит. Только зря мечтает. Кому такой подарочек нужен? Низкорослая толстая девица, морда красная с двойным подбородком, едва от жиру не лопается, волосенки цвета пожухлой соломы небрежно завязаны на затылке, и глаза тупые-тупые. А еще походка как у мужика, и что ни слово – то глупость несусветная. С такой вместе пойдешь – люди подумают, что и я такая же. Нет уж, увольте.
