Читать книгу Гори - - Страница 1

Хорошо быть красивыми, быстрыми

И, кострами дразня темноту,

Любоваться безумными искрами

И как искры сгореть – на лету!

Марина Цветаева

Человек устроен так,

что когда что-то зажигает его душу

– всё становится возможным.

Жан де Лафонтен

Глава 1

Серый дождь барабанил по машине так звонко, что монотонная дробь еще долго раздавалась в моих ушах после его окончания. Я смотрела на капли дождя, оставшиеся на стекле, смотрела, как они стекали вниз, образуя извилистые дорожки, и думала о том, как вновь придется начинать все сначала. В новом городе, в новом доме, в новой школе, с новыми людьми. Для подростка, который уже не в полной мере ощущал себя подростком, это очень нелегко, порой, даже слишком. Мне семнадцать лет. И все, что я знала о постоянстве вещей, вместилось в четыре картонных коробки и два чемодана.

Я посмотрела на папу, смиренно везущего меня в ненавистный новый город. Он не сожалел о переезде ни капельки, хотя и был главным виновником смены декораций. В погоне за деньгами и новой должностью для папы оказалось раз плюнуть поскупиться дочкиными ценностями. Из Питера в Москву – вот это удача! И неважно, что мы и так часто переезжали, потому что мой папа долгое время был военным. А я даже не успевала запоминать имена своих одноклассников.

Все свое детство я не имела собственного дома. И чем дольше это продолжалось, тем больше мне хотелось его иметь. И в Питере, где мы прожили последние четыре года, у меня он был. Уже в прошедшем времени.

Наверное, когда-нибудь у меня будет дом, свой, настоящий дом, в котором я проживу всю свою жизнь. Там будет много красивых и уютных вещиц, тех, без которых сейчас я могу обойтись, потому что и дома-то своего, по сути, никогда не было. Но свое жилище я обустрою так, что не будет казаться, что еще чуть-чуть и тебя уже здесь не будет. Вроде как живет человек в доме, но чемоданы разобраны наполовину, и одна нога этого самого человека уже где-то там, в другом доме. Нет, мой дом будет единственным и неповторимым, самым реальным. Будет много маленьких подушек в восточном стиле, растений в ярких горшках, фотографий в красивых, но неброских рамках, светильников в стиле Тиффани, и много книг. Много-много книг, которые время от времени я буду брать с полки, садиться в кресло с чашкой какао и окунаться в новые или слегка забытые истории. Все это у меня будет. Когда-нибудь, но не сейчас.

Как напоминание о моем старом доме, где осталось все то, что я любила, раздалась громкая мелодия телефона, говорящая только об одном – звонила моя мама, пару дней назад вынужденная отправиться в Тамань, чтобы помогать моей бабушке, умудрившейся сломать руку, спускаясь по лестнице.

– Привет, мам! Как бабушка? – спросила я, распрямляя затекшие ноги.

– Хорошо. Вы уже приехали?

Вопрос звучал слишком громко для уха того, кто проснулся в четыре утра, чтобы выехать без пробок. Впрочем, мамин голос никогда и не звучал тихо.

– Нет, мы еще в пути, – глубоко вздохнула я на последнем слоге и приложила к стеклу ладошку. Этакая одинокая ладошка, прижатая к стеклу машины. Никто ее не коснется, кроме холодного стекла.

– И скоро приедете?

Вдалеке послышался крик чаек, и я тут же представила, как мама стоит на веранде бабушкиного кирпичного домика, пьет горячий кофе и смотрит на море, виднеющееся вдали. Как часто я сама стояла на том же самом месте и вглядывалась в эту синеву, вдыхая свежий морской воздух и вбирая в себя солнечный свет, весь, без остатка. Этот дом был самым родным для меня, тем местом, где всегда чувствуешь любовь и спокойствие, куда всегда хочется возвращаться. Но возвращалась я туда с разрешения родителей лишь летом, и всего на месяц. А этого, разумеется, мне было всегда мало.

– Когда вы приедете? – поинтересовалась мама с небольшим раздражением в голосе. Она никогда не любила ждать ответа долго.

– Часа через три, – ответил за меня отец, которому не нужна была громкая связь для того, чтобы слышать маму.

– Внимательнее на дороге. Аня, контролируй папу, чтобы сильно не превышал скорость!

– Да, мам, – я улыбнулась, видя, как папа скорчил смешную рожицу.

– Не буду отвлекать. Позвоните, как доберетесь. О, и надеюсь, вы там не фастфудом питаетесь?

– Ну что ты, мам. Конечно, нет, – не очень уверенно проговорила я, отодвигая рукой опустевший пакет с картошкой фри и пытаясь не замечать усмешку на губах отца.

– Хорошо. Люблю вас.

– И мы тебя! – вздохнула я и положила телефон в свой рюкзак.

– Даже не думай рассказать маме правду о нашем правильном питании,– сказал отец, допивая свой молочный коктейль. – Иначе я тебя высажу прямо вот здесь. – Он кивнул в сторону темного непроглядного леса.

– Я и не думала…

– И чему я учу свою дочь! – воскликнул папа, обгоняя фуру с надписью на английском “Дом, милый дом”.

Вновь начался дождь. Вначале лишь редкие неторопливые капли робко стучали по машине, постепенно превращаясь в напористый ливень. Раздался зловещий раскат грома, и все небо пронзила огромная молния. Мой папа так внимательно вел машину, стараясь разглядеть хоть что-нибудь за сплошной стеной дождя, освещаемой лишь редкими вспышками молний, что у меня не возникло и мысли отвлечь его разговорами. Я засунула в уши капельки наушников, включила музыку, под которую, как мне думалось, будет не так грустно ехать на встречу новой жизни, и попыталась заснуть. И несмотря на небесную дискотеку со световой музыкой, у меня это получилось.

– Просыпайся, соня…

Папин голос проходил сквозь меня, сквозь мой сон, в котором я вместе с подругой уплетали вкуснейшие на свете пончики, сидя в любимом кафе уже моего старого города. Я несколько раз моргнула, прежде чем понять, что наша поездка подошла к концу. Мы въезжали на огороженную, довольно большую территорию, в которой сосуществовали несколько домов, современных, многоэтажных, устремленных к серому безликому небу. Я уже видела всю эту картину в интернете, когда папа и мама, сидевшие на диване с ноутбуком в нашей прежней гостиной, устав от тяжелых поисков и споров, одновременно воскликнули: "Это точно оно!" Тогда мне еще казалось все неправдой.

– Который наш дом?– спросила я, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

– Вон тот. – Папа небрежно махнул в сторону самого дальнего дома, впереди которого был сооружен небольшой парк с искусственным прудом. – Правда, красиво?

– Ничего, видали и получше, – выдохнула я, накручивая прядь волос на палец.

–– Анюта, – отец бросил на меня виноватый взгляд, – обещаю, в этот раз все будет по-другому. Мы больше не будем переезжать. Здесь мы и остановимся.

– Понимаешь, папа, ты обещал мне это и в прошлый раз. И я тебе верила, – мой голос задрожал, и я поняла, что вот-вот могу расплакаться.

– Я понимаю. Там остались твои друзья, твоя старая школа, но здесь столько перспектив. Не только у меня, но у всех нас. У тебя будет хорошая школа, а сколько отличных университетов тебя ждут именно в Москве. – Папа остановил машину прямо перед домом. – Выходи из машины навстречу новой жизни!

– Такого пафоса даже я от тебя не ожидала, – фыркнула я.

И вышла. Ступила сразу двумя ногами для твердости и уверенности в сегодняшнем и завтрашнем дне. И все было бы хорошо, если бы не глубокая лужа, которую я не удосужилась заметить раньше. Мои конверсы сразу стали мокрыми, не оставляя никакого шанса на сухость носкам и краям джинс.

– Прекрасно, – не в силах сдержать улыбку, выдавила я.

Я тут же подумала, как обрадовалась бы моя мама, увидев ее нелюбимые кеды в таком виде, ведь она всегда считала, что нормальным девушкам, к коим она меня с натяжкой все же относила, не пристало носить такую одежду на себе. Юбки, платья, каблуки, в крайнем случае, балетки, вот что я должна была носить всегда и везде.

– Надо было сразу на парковку поехать, но я подумал, что так будет удобнее. Кроме того, у меня сигареты закончились. Срочно нужна доза никотина. А еще нам нужны продукты, – произнес папа и добавил, – а твоя мама одобрила бы судьбу вот этой обуви.

– Да, да, я тоже об этом подумала, – согласилась я, слыша какие-то непонятные звуки позади. Я посмотрела на отца, открывающего багажник, чтобы достать наши вещи, и медленно договорила то, что хотела сказать. – Но мне кажется, их просто надо просушить.

Наконец, я поняла, что слева слышится затихающий, но все еще отчетливый женский смех. Я обернулась и увидела девушку и двух парней примерно моего возраста, движущихся из-за угла дома в мою сторону. Девушка, чья копна рыжих волос виднелась издалека, совершенно очевидно смеялась надо мной. Я покраснела и опустила глаза. Быть может, с кем-то из них мне придется ходить в одну школу.

“Прекрасное начало”, – подумала я и на этот раз, отбросив свои волосы назад, смело взглянула на них. Пусть и не надеются на мою природную скромность. Ха-ха! Как смешно! Кто-то наступил в лужу… Детский сад! Я встретилась взглядом с рыжеволосой девушкой, которая совсем не выглядела доброжелательной. Скривив губы и все так же оценивающе смотря на меня, она что-то говорила на ухо молодому человеку, обнимавшему ее за плечи. А он, высокий и худощавый, с длинными светло-русыми волосами, закрывающими пол лица, смотрел на меня. Нет, не так! Прямо-таки прожигал своим взглядом насквозь всю меня. Мои щеки тут же стали пунцовыми, и я вновь отвернулась, чтобы не выдать своего смущения. В этом парне было что-то такое, что отличало от других. И я никак не могла понять, что именно. Гордая осанка? Заносчивый взгляд? Я сталкивалась с такими самоуверенными людьми, это всего лишь защита от незнакомцев. Красота? Да, он действительно был привлекателен, пожалуй, даже слишком, но неужели я не видела красивых мальчиков? Нет, здесь что-то другое. Но мне то что до этого? Меня должны волновать мои мокрые ноги. Так и простыть можно.

– Эй, молодежь, не подскажете, где здесь ближайший супермаркет? – спросил мой папа. И догадался же! Я в замешательстве и все так же уставившись на свои мокрые кеды, надевала свой рюкзак, заботливо переданный отцом.

Ребята подошли к нам поближе и, не стесняясь, рассматривали меня, как будто я только что прилетела с Марса, и моя кожа действительно была цвета этой планеты.

– Вам нужно выехать на шоссе и проехать метров триста, – произнесла рыжеволосая девушка, презрительная улыбка которой внезапно превратилась в милую улыбку доброй и общительной девушки. – А вы в гости или сюда переезжаете?

– Переезжаем. Спасибо, – кивнул мой отец. – Пойдем, Аня.

Захватив пару сумок, папа направился ко входу в дом. Он всегда был краток с незнакомыми ему людьми. Зачем тратить силы и энергию на тех, с кем не хочется общаться? Я сделала пару шагов вслед за ним, изо всех сил стараясь не скрипеть мокрой обувью, но незнакомый хриплый голос настиг меня на полушаге:

– Аня, не хочешь погулять с нами? Мы тебе все здесь покажем и расскажем…

Кто-то приобнял меня за талию. Я, закусив губу от раздражения, за долю секунды высвободилась из нежелательных объятий. Рядом со мной стоял второй парень, одетый в темно-синюю футболку с ярким принтом и узкие черные джинсы, за ухом у него была сигарета, а в самом ухе сверкала бриллиантовая сережка. У него были каштановые волосы, заплетенные в дреды, и безумно красивые карие глаза с длинными темными ресницами. Наверное, его глаза умели сводить с ума всех девчонок, и он этим умело пользовался.

– Нет, спасибо. Я очень устала после поездки, – быстро проговорила я, показывая папе знак подождать меня в подъезде.

– Жаль, – сказал он, поправляя мне выбившуюся прядь волос, – Анечка, ты очень красивая. Может, дашь мне номер своего телефончика? Меня, кстати, Алекс зовут.

Ну, конечно! Не Саша, а именно Алекс! От такой фамильярности я опешила и не знала, что ответить этому самовлюбленному мажору. Видимо, действительно сказалась долгая поездка до Москвы.

– Сделай одолжение, отстань от девушки. Не видишь, ей не до тебя? – пришел мне на помощь светловолосый парень.

Он стоял в паре метров от нас, излучая уверенность и самодостаточность. Он был из тех парней, классическая красота которых притягивает всех девушек в радиусе ста метров. Несколько секунд я смотрела на него с плохо скрываемым любопытством, будто действительно давно не видела красивых парней, а он отвечал мне немигающим взглядом серо-зеленых глаз, внимательным и сосредоточенным лишь на моей скромной персоне. Это было так странно, хотеть убежать от него как можно дальше и одновременно чувствовать себя той самой девушкой, которую он хочет разглядывать.

– Слушай, а ты мне кого-то напоминаешь… – сказала девушка, всматриваясь в меня.

На ее шее был небрежно намотан красный шарфик под цвет ее короткой юбки, открывавшей красивые стройные ноги. Девушка теребила рыжую прядь своих длинных волос и хмурила лоб, будто бы стараясь вспомнить меня.

– Мне точно некого тебе напоминать, – уверенно проговорила я, отчаянно желая, чтобы она оставила эту тему в покое.

– Может, ты просто похожа на какую-нибудь актриску или певичку! – На губах рыжеволосой заиграла очередная усмешка.

– Если мы поспешим, то успеем на сеанс.

Серо-зеленые глаза снова смотрели на меня, а голос их обладателя звучал спокойно и уверенно, но я все равно уловила нотку раздражения в нем.

– Сейчас пойдем. Так как насчет телефончика? – слишком самонадеянно спросил Алекс и подмигнул мне.

– Вряд ли, – подмигнула в ответ я и пошла к дому, услышав позади себя нарочито громко сказанную фразу: “Да что ты в ней нашел?” Это был голос той рыжеволосой девушки.

Я ускорила шаг и приложила все усилия, чтобы не споткнуться на паре ступенек, отделяющих меня до цели. Дойдя до отца, я облегченно вздохнула. Он посмотрел на меня с усмешкой, но ничего не сказал.

Уже в лифте я посмотрела на себя в зеркало: непривычно бледная без косметики, растрепанные волосы, мятый плащ, мокрые кеды и легкий румянец на щеках. Жалкое зрелище! Мое смятение вовсе не объяснялось ни злой иронией со стороны незнакомой мне девушки, ни нелепым и даже нагловатым приставанием со стороны Алекса. Тот высокий парень с таким проникновенным взглядом – вот кто меня действительно взволновал. У меня было такое чувство, что он видел меня насквозь, знал, о чем я думала, что скрывала. И это было очень странно, если учесть, что мы и не общались вовсе.

С мыслями о незнакомце я переступила порог нового дома и раскрыла рот от изумления. Если бы я владела искусством русского мата, я бы начала изъясняться на нем, не стесняясь папы. Гостиная была похожа на очень плохую копию французского дворца. Диваны и кресла под старину, огромная и безобразная люстра с канделябрами на потолке, картины с изображением ангелочков и цветов в позолоченных рамах – все это походило на музей, в котором собрали плохо сочетающиеся между собой предметы нескольких эпох. Это было безвкусно, даже если это стоило моему папе целое состояние, что вполне могло быть правдой, судя по тому, как скривился отец от увиденного.

– Я думала, будет классика…

– Я тоже, – прохрипел папа, осторожно касаясь бархатного кресла.

– А ты совсем в проекте не участвовал?

– Нет. Твоя мама занималась этим сама. Я же был в командировке в Испании.

– Теперь я понимаю, почему она держала все это в тайне. И тебе нравится? – осторожно поинтересовалась я, снимая мокрые кеды и носки.

– Хмм… – промычал отец, рассматривая затейливые узоры, наверняка, дизайнерских обоев.

Я вздохнула. Мне захотелось оказаться в своей старой квартире, с совершенно обычным и таким любимым коричневым диваном и расписанной радужными цветами стеной справа. Это было сделано моей старшей сестрой, когда мама оставила ее одну наедине с акварелью. Конечно, потом мама ругала ее, а я защищала Женю и втайне испытывала гордость за этот ее бунт, на который я до сих пор не способна. Женя была сильной, сильнее меня, лучше меня. Все так переменилось за последние пару лет, а я так и осталась слабой и безвольной.

Я босиком, оставляя мокрые следы на гладком темном паркете, прошла вдоль всей гостиной. Стараясь сильно не акцентировать внимание на огромном количестве золотого цвета вокруг себя, я осмотрела кухню, на удивление, обычную, выполненную в классическом стиле с небольшой лепниной по бокам. Здесь можно было жить. По крайней мере, пить чай точно. Чего нельзя было сказать о родительской спальне с огромной кроватью с балдахином и поистине царским ковром перед ней.

Судя по тому, как выглядело лицо папы, он просто смирился с неизбежным и принял это как данность. Он все равно проводил и будет проводить большую часть жизни на работе, поэтому ему это королевство безвкусицы ничем не мешало. Но не мне. Жить в окружении этой псевдо роскоши – могло ли быть еще хуже? Оказывается, могло. И это “хуже” настало тогда, когда, я зашла в свою новую комнату и увидела их – матово-розовые свежевыкрашенные стены. Первые несколько минут я с открытым ртом, застыв на пороге, рассматривала их и вдыхала еле ощутимый запах краски.

– Ну что, нравится? – подошел ко мне папа и, взглянув на меня, поднял брови вверх.

– Это какая-то ошибка. Это не может быть моей комнатой!

– А что такого? – Он, потеснив меня, зашел осмотреться. – Нормальная комната, даже больше, чем у тебя была до этого…

– Ты видишь стены? Я что кукла Барби?

– А что стены? Розовые. Все девочки любят розовое.

– Когда этим девочкам пять лет! – Я вошла внутрь, чтобы оценить масштаб розового вокруг меня, и простонала от ужаса. – Сейчас меня стошнит.

– Помнится, на вопрос твоей мамы о том, какую комнату ты бы хотела, ответила, что тебе все равно…

– Мое “все равно” значило, что я хочу жить в ужасной кукольной спальне?

– Не ругайся! По-моему, очень мило. Поеду-ка я в магазин, а заодно позвоню твоей маме, скажу, что мы доехали, и что тебе понравилась квартира, – сказал папа, поцеловав меня в лоб, и поспешил ретироваться подальше от меня.

– Да уж, передай ей, что все это очень… мило, – произнесла я, пытаясь понять как это слово вяжется с ужасным розовым цветом вокруг меня.

Когда я говорила маме про то, что мне было плевать, какой будет моя комната, я злилась на все и всех. Мне было обидно, что моя жизнь, построенная в Питере, пусть и неидеальная, рушилась от одного, принятого за меня, решения. Но это не значило, что такое розовое безобразие можно было сотворить с моей комнатой.

Я оглядела белоснежную кровать, картину с ужасными белыми розами над ней, белый шкаф с узорами и лепниной, и поморщилась. Скинув на пол рюкзак, я села на помпезный пуфик перед туалетным столиком в стиле барокко в беловато-розовых тонах. Мои светлые длинные волосы рассыпались в полнейшем беспорядке по спине, отражая такой же хаос в моей голове. Вглядевшись в свое отражение, сейчас действительно напоминавшее эту несуразную Барби, я пыталась унять раздражение, возникшее, едва я переступила порог этого дома. Все не так уж плохо. Квартира больше всех тех, в которых мы жили до этого. Просторные комнаты, много света, много белого, золотого… и много розового, к которому мне никогда не привыкнуть. Я зажмурилась, чтобы убрать раздражающий фактор, и успокоиться.

Все хорошо. Мне должно быть безразлично, где жить и спать. Разве это важно, принимая в расчет, что сердце моей сестры остановилось два года назад, а мое продолжает спокойно и ровно биться и дальше без нее?

Все хорошо. У моей мамы сразу после смерти сестры появилась склонность к алкоголизму, но сейчас эта склонность в спящем режиме. Интересно, надолго ли? И как долго она будет управлять моей жизнью, будто своей?

Все хорошо. Мой папа спасается от всех наших проблем работой. Он ей прикрывается от нападок судьбы, как щитом, и думает, что никто не замечает правды. А правда состоит в том, что от этого все равно не убежишь. Все проблемы твоей семьи все равно будут и твоими проблемами. Все, что имело место быть в прошлом, отныне навсегда будет с тобой.

И вот тебе семнадцать лет, вся жизнь впереди, но ты уже сломлена, вывернута наизнанку, опустошена и чувствуешь себя так, будто жизнь уже успела изрядно тебя помотать. Твои шрамы и рубцы; твое чувство вины, что ты живешь, а твоя сестра нет; твой так хорошо запрятанный гнев; твои темные, страшные до скрипа зубов, кошмары; твое тоскливое, серое одиночество никто не видит, кроме тебя самой. И когда ты смотришь в свое зеркальное отражение, ты все это видишь в глазах напротив и прячешь так глубоко, что кажется никто и не найдет, а если найдет, то не поймет, не примет, так же как не хочешь принимать это ты сама.

– Хо-ро-шо… – прошептала я вслух своему отражению, чтобы убедить себя в этом.

А когда я опять закрыла глаза, чтобы повторить это слово, как мантру, передо мной оказались серо-зеленые глаза, взгляд которых проникал внутрь меня и не совсем соглашался с моей жизнеутверждающей словесной позицией. Даже этот незнакомец знает меня лучше, чем я сама. Как можно с первого взгляда увидеть всю меня, рассыпанную кусочками пазла, и не имеющую сил собраться в целостную картину? Увижу ли я этого парня снова? Или эта мимолетная встреча сотрется со временем из моей памяти? И почему-то совершенно сознательно я противилась такому исходу. Во мне поселилась смутная надежда, что я с ним еще встречусь. И всеми силами я ее холила и лелеяла, сама толком не понимая зачем, как будто эта надежда была той соломинкой, помогавшей мне держаться на плаву в новом и одновременно таком знакомом для меня мире.

***

Алекс сидел на широком подоконнике в своей квартире. Река, которая была видна из огромного панорамного окна в его пустой квартире, казалась бесконечной. Куда ни взгляни, голубая прозрачная жидкость. Почти море. Но не совсем. У моря не видно границ, а у реки есть. Их видно, особенно с высоты седьмого этажа. А рядом дорога, тоже с границами. Границы нужно соблюдать. Хотя бы иногда.

Девушка, которую он подцепил в кафе после похода в кино с друзьями, вышла плавной, похожей на кошачью, походкой из ванной комнаты. Она сказала, что ей девятнадцать, Алекс соврал, что ему так же. Он оглядел свою находку. Фиолетовые волосы до плеч, зеленые глаза, смотрящие на него с хитринкой, и самое главное, она уже разделась и была в черном белье с Микки Маусами. Алекс любил, когда девушки сразу догадывались о действительном смысле чашки чая, на которую он их приглашал. Это было правильнее, чем играть в игру под названием “завоюй меня, если сможешь”. Вначале чашка чая и ничего не значащая болтовня, потом случайные касания, привыкание тела к телу, потом поцелуи, вначале безобидные, почти детские, а затем волнующие кровь, превращающие гладь воды в бушующие волны, и, наконец, то, ради чего все и затевалось. Из таких игр Алекс почти всегда выходил победителем. Вот и сегодня ему попалась классная цыпочка. Она знала, насколько хороша собой, знала, зачем пришла в этот дом. Ей хотелось чувствовать огонь внутри, так же, как и ему. Может, даже еще сильнее.

– Детка, ты прекрасна, – изрек Алекс, оглядывая свою сегодняшнюю подругу.

– Я знаю.

– Люблю скромных…

Они накинулись друг на друга, будто давно изголодались по тому, что должно произойти. Через полчаса они попрощались навсегда, не утруждая себя ничего не значащими разговорами. Алекс с початой бутылкой вина вновь сел на подоконник, удовлетворенный, но не слишком наполненный жизнью. Он смотрел вниз, на неизменно текущую реку, на машины, проносящиеся по шоссе, тянувшееся вдоль реки. Они все куда-то ехали, у них кипела жизнь. А здесь, в этой огромной квартире, отливающей холодным металлом, жила пустота. И Алекс все никак не мог ее чем-то заполнить.

А в другой пустой квартире, с кирпичными стенами и огненным граффити на стене, на бежевом диване расположился его друг. Светлые волосы были в полнейшем беспорядке, в руке зажженная сигарета. Казалось, это должно было помочь успокоить мысли, но не помогало. В его руке был рисунок, на котором яркими фломастерами его собственной шестилетней рукой был изображен страшный дракон с открытой пастью и красными глазами. На его спине стоял рыцарь, готовый нанести самый точный, последний удар. Еще чуть-чуть и дракон будет повержен. Но не это привлекало внимание молодого человека. Его серо-зеленые глаза пристально смотрели на принцессу, стоящую на балконе высокой, чуть кривоватой серой башни. Длинные светлые волосы, розовое платье до пят (ведь девочки всегда любят розовое!), огромные голубые глаза и полные ярко красные губы. Такой он видел в свои шесть лет идеальную принцессу.

Парень смотрел на рисунок, время от времени затягиваясь сигаретой. Он не курил уже несколько дней, потому что хотел закончить с этой вредной привычкой, но сегодня отчего-то решил достать заначку, спрятанную на всякий случай на книжной полке. И ничего в общем-то не случилось. Парень просто встретил сегодня девушку, странную, смешную, даже по-детски трогательную, но с бездной внутри. Это привлекало и настораживало одновременно. Еще сидя в кино на не слишком смешной комедии, он вспомнил о своем рисунке. Сегодня был вечер воспоминаний. Он отдался им целиком, не взирая на то, что не все, что хранилось в коробке, приносило счастливые воспоминания. Но раз уж парень достал коробку с тем, что когда-то казалось ему важным, нужно было пройти этот путь до конца. Поэтому он докуривал уже вторую сигарету, поэтому его волосы были взъерошены. Наконец, он подобрался к этому рисунку, смотрел на него долго, пожалуй, даже очень долго, и на его губах играла легкая, почти невесомая улыбка.

Глава 2

Когда ты не знаешь, как дальше жить, чего хотеть и о чем мечтать, нужны хоть какие-то ориентиры. По мнению моей мамы я всю свою недолгую жизнь не знала, куда мне идти и что делать, поэтому ее постоянные советы были неотъемлемой частью моей жизни. Но по мере того, как я взрослела, во мне все чаще возникало желание решать проблемы самой. Пусть даже я не всегда была уверена в правильности своих решений, ежедневные советы мамы начинали раздражать. И я не могла передать, насколько, они могли раздражать.

– Надень то темно-синее платье, которое я купила тебе этим летом, – требовательно сказала моя мама. – Оно замечательно подойдет к красным туфелькам. Ты же сделала красный маникюр, как я просила?

Я стояла перед открытым шкафом в своей новой, но уже нелюбимой комнате, прижав к уху телефонную трубку. За два дня я успела разобрать свои вещи, но так и не смогла привыкнуть к новой обстановке. Моя комната была довольно просторной, но розовые стены и белая вычурная мебель давили на меня точно так же, как это делала сейчас моя мама. Мне казалось, будто меня посадили в кукольный домик, так же, как я в детстве сажала своих барби, и вытащить их не мог никто, кроме меня. Конечно, я не сказала об этом маме ни слова. Потому что она все равно старалась сделать красиво в ее понимании. Потому что никто ей в этом не помогал. Я самоустранилась, между двухмесячным контролем ремонта с мамой и полноценным отдыхом в доме моей бабушки, выбрав второе. У папы же был его щит, то есть, работа. Ведь, в жизни должно быть что-то, что поддерживает в тебе желание дышать дальше. Что именно было в моей жизни, я не понимала. Просто дышала. Как могла.

– Мама, я не хочу одеваться так первого сентября. – Я провела ярко-красным ногтем по всем своим вещам, уютно расположившихся на новых, пахнущих пластиком, вешалках.

– Аня, ты должна произвести впечатление в первый школьный день в твоей новой школе. Ты же не какая-нибудь замухрышка. И будь я здесь, я бы…

– Но ты не здесь, – перебила я ее. – И может, я хочу побыть замухрышкой.

Я с тоской посмотрела на тряпичные, с разводами из-за внезапного купания, кеды и рваные джинсы, в которых еще в Питере я так любила кататься на роликах.

– Ты конечно сама знаешь, что лучше для тебя. Но ты только примерь синее платье и посмотрись в зеркало. Оно так идеально смотрелось на тебе в магазине, – мама вздохнула. – Надо было все-таки приехать к тебе…

– Мама, ты нужна сейчас больше бабушке, а не мне. – Я сняла с вешалки то самое платье и приложила к себе. Оно и правда мне шло, даже еще не одетое.

Мама углубилась в воспоминания о своем выпускном классе, а я смотрела на свое отражение в зеркале. В моей жизни бывали моменты, когда смотришь в зеркало и не видишь себя. То есть это все те же губы, полноты которых ты так стесняешься, те же длинные волосы, которые ты непременно, когда-нибудь, хотела бы подстричь, но до сих пор боишься это сделать, это те же миндалевидные голубые глаза, которые сейчас смотрят на тебя из-под черных пышных ресниц, накрашенных тушью, но это все равно не ты. Как будто смотришь на своего двойника или на сестру. Мой взгляд упал на фотографию, где мы вдвоем с ней стоим по колено в море, еще даже не успев снять свои сарафаны. Там мы смеемся. Мы были такими разными, но в этот момент общее веселье нас объединяло больше, чем что-либо еще.

Моя сестра родилась не такой, как все. Разница была в числе. Сорок семь – это не просто случайный набор цифр для нашей семьи. Сорок семь – это количество хромосом моей старшей сестры. Кто-то сверху решил, что обычных сорока шести ей было недостаточно, и снабдил для верности еще одной. И с тех пор, как я родилась и хоть немного начала соображать, я была знакома с синдромом Дауна не понаслышке, потому что Женя была одной из них. Из тех, кого принято называть даунами, из тех, кого сторонятся и избегают.

Я могла быть такой же, как и все. Мне могло быть просто жаль таких людей, правда, искренне жаль. Но я не хотела бы иметь ничего с ними общего. Я бы избегала таких людей, опускала глаза вниз, проходя мимо них. Я была бы веселой девочкой, в мире которой все было бы идеально красиво, и ни к чему было бы портить этот мир чем-то печальным. Кто бы мог подумать, что судьба сыграет такую злую шутку с моей семьей, и раскрасит жизнь не только радужными красками? Хотя нет, они все же были радужными.

Когда моей маме сообщили, что она родила девочку не такую, как все, то ей сразу предложили отказаться от нее. И такие мысли у нее были, но моя бабушка этому воспрепятствовала, а папа поддержал тещу. И у Жени появился шанс прожить свою жизнь в семье, где ее любили. Через три года после рождения Жени появилась я, здоровая и красивая. Мои родители вздохнули с облегчением. У них все-таки могли быть нормальные дети. Но я никогда не считала Женю ненормальной. Особенной – да.

Женя была целой палитрой красок, иногда серых и коричневых тонов, когда она периодически лежала то в реанимации, то в больнице; иногда спокойных синих и зеленых, когда она рисовала свои фантастические, ни на что не похожие, картины; а иногда, буйствующих в несдержанности, оранжевых и красных, когда мы с ней танцевали, и кружились, кружились…

Мы все так отчаянно верили, что все будет хорошо, и наша солнечная девочка справится с нестабильно работающим сердцем, частыми инфекциями и осложнениями после них. Но вера с примесью отчаяния и знания всей правды не приносит ничего хорошего.

– Аня, ну так что? Пойдешь в синем платье? – резко прервала мои мысли мама.

– Да, – успокоила я ее, хотя все еще внутренне сопротивлялась этому согласию. – Мне пора, иначе праздник знаний пройдет без меня.

– Удачи, дорогая. Приеду в конце сентября, и все будет как раньше. О, и не забудь про сегодняшнюю фотосессию для каталога! Люблю тебя, моя прекрасная модель!

Я поморщилась. Мне всегда было смешно называться моделью, в отличие от мамы, которая гордилась применением на меня этого модного ярлыка. Кто такая модель? Та, которая демонстрирует и продает. Все, что можно продать. Свое лицо, свое тело, одежду, обувь, драгоценности, машины, дома, свои мечты, и, наконец, свою жизнь. Я не хотела стать такой, тем более сейчас, когда была знакома с ценой звания модели не понаслышке.

– Не забуду, – проговорила я, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладонь. Провались она пропадом, эта фотосессия! – Бабушке привет. Пока, мам, – с огромным облегчением я повесила трубку, глубоко вздохнула и стала снимать с вешалки синее платье.

Погода первого сентября выдалась на редкость чудесная. Или просто мне, как девушке, до этого жившей в северном городе, было непривычно наблюдать теплую осень в Москве. Я вместе с отцом шла по оживленному тротуару, радуясь солнцу и в то же время очень переживая, как встретят меня одноклассники. Я была благодарна папе, что в эту трудную для его дочки минуту, он поддерживал меня своим присутствием. В руках он нес чудесный букет из одиннадцати белоснежных хризантем, а аромат этих цветов шлейфом тянулся за ним.

– Почти пришли. Школа за тем поворотом. Ты уверена, что не хочешь вернуться домой и переодеться? Время еще есть. – Отец оглядел меня с ног до головы, на его лице светилась улыбка.

Папа прекрасно видел мои утренние блуждания в поисках подходящей одежды для школы. До последнего я хотела пойти в серых зауженных брюках с пиджаком в тон, лоферах и светло-голубой блузке, но голос разума не пересилил просьбу мамы надеть платье. Точнее не так. Просто я не хотела быть собой, и поэтому я была в нем, в том самом синем платье с рукавами три четверти и длиной чуть выше колен, в тех самых красных туфлях на достаточно высоких, но устойчивых каблуках. Платье облегало меня во всех местах, которые, быть может, и не следовало так облегать в школе. Мои волосы были уложены слегка волнистыми прядями и доходили до поясницы. Ужасная черная подводка на глазах отвлекала внимание от полных губ, покрытых лишь прозрачным блеском. Хотя и настало время, когда многие девушки всеми доступными средствами делали себе именно такие губы, свои я не любила, считая их слишком пухлыми и притягивающими ненужное мне внимание от мужского пола. Я знала, что думал папа, шагая рядом со мной. Но он привык. Ему пришлось привыкнуть и ко мне такой. Потому что другой меня уже почти не было.

– Уж как-нибудь так прохожу! – Я поправила лямку сумки, спавшую с моего плеча, и подумала, что лучше бы в этой новой школе тоже была введена школьная форма, как в предыдущей, куда я ходила.

Папа взял меня за руку и крепко сжал ее три раза. Он, сколько себя помню, всегда так делал, чтобы дать мне силы преодолеть очередной страх. Так было, когда я училась кататься на велосипеде, боясь вновь упасть; так было, когда я боялась очень важной контрольной по математике (этот предмет всегда давался мне нелегко); так было, когда я приходила в новую школу в первый раз, как сейчас. Но мой самый большой страх никто не мог помочь преодолеть. Когда со мной случилась беда, папа не сжал мне руку, не помог так, как бы я хотела. Хотя нет. Юридически он сделал все, что мог. Но в остальном отец не знал, что делать. И я его не винила. Я и сама не знала.

Моя новая школа совсем не выглядела так же, как и другие в городах, в которых я бывала. Она была построена давным-давно, конечно, была отреставрирована, но сохранила самобытность здания середины девятнадцатого века. Не смотря на мою нелюбовь к новизне, школа мне понравилась. Около нее росли яблони, и сладкий аромат спелых яблок заполнил всю площадку перед зданием. Стоял гул и смех старшеклассников, большинство из которых, встретившись лишь в первый день осени, после каникул, не могли наговориться.

– Нам туда, – папа махнул рукой вправо и повел меня сквозь толпу шумных подростков.

Я увидела табличку 11"Б”, которую держала в руке высокая и чуть полноватая женщина лет сорока. На первый взгляд она была милой и доброжелательной. Завидев нас, она широко улыбнулась и произнесла:

– А, новенькая! Добро пожаловать в нашу гимназию. Я – Лариса Александровна, твой классный руководитель. Рита, – окликнула она после того, как я поздоровалась с ней, рядом стоящую девушку, болтающую с парнем в очках. – познакомься с Аней.

Рита оказалась копией Ларисы Александровны, только более худой и не такого высокого роста, как ее мать. У нее были смешные кудряшки на голове, курносый нос с веснушками и добродушные голубые глаза. Одета она была в простой и скромный брючный костюм.

– Привет, Аня. Как твои дела? – слишком серьезно поинтересовалась она, как будто мы были на официальном приеме. Не знаю, как там все происходит, но мне всегда казалось, что именно такие, откровенно скучные вопросы, там и задаются.

– Привет. Нормально.

Я сглотнула и обернулась, чтобы посмотреть, где мой папа. Он был уже окружен другими родителями. Женская часть активно строила ему глазки. Все, как всегда. Отец, вылитый Ален Делон, и толпа его фанаток. Пока мой взгляд блуждал в поиске отца, я уловила множество любопытных взглядов, прикованных ко мне, дочке Делона. И зачем я так вырядилась? Зачем решила привлечь еще больше внимания к себе? Один только факт, что я новенькая, уже привлекал ко мне ненужные взгляды. Теперь я жалела о брюках, оставленных на своей кровати.

– Мне нравится твое платье, очень красивое.

Голос Риты показался искренним, хотя, побывав в десятках школ, я достаточно хорошо знала, что искренность может быть ложной. И все же, мне хотелось верить, что моя собеседница действительно была простодушна.

– Спасибо, – я благодарно улыбнулась ей. – А мне очень нравится твой костюм.

– Да брось, я бы тоже надела платье еще покороче твоего, но мне мама не разрешила бы, – Рита печально вздохнула и добавила. – Хочешь познакомлю с остальным классом? Все вон как глазеют.

– Да, конечно, – поспешно проговорила я, в душе желая поскорее с этим разделаться.

– Это Артем, Лиза, Таня, Лера, Игорь, Дима, – затараторила Рита, быстро указывая на ребят, стоявших рядом.

И я, улыбаясь, кивала им в ответ на их улыбки, добрые или недобрые, это мне еще предстояло выяснить, учась с ними весь год. Меня стали расспрашивать, откуда я переехала, нравится ли мне больше в Москве, чем в Питере. Как будто за три дня я могла полюбить Москву! Я как раз была в процессе объяснения этого, когда Олеся, любопытствующая обо мне больше всех, устремила свой взор куда-то позади меня и перестала слушать. Впрочем, так сделали и остальные девушки. Я обернулась. Сквозь толпу старшеклассников проходил он, тот самый парень с серо-зелеными глазами, которого я встретила в день своего приезда, и о котором не переставала думать все эти недолгие дни в Москве. Он шел, ухмыляясь, вместе с уже знакомым мне Алексом, который что-то оживленно рассказывал, помахивая букетом желтых роз. Поздоровавшись с учительницей, они подошли к рядом стоящей группе подростков. И тут серо-зеленые и карие глаза одновременно увидели меня. Алекс кинулся ко мне с радостной улыбкой:

– Аня, ну надо же! Какое совпадение! А я уже думал, что ты мне приснилась. Помнишь меня? – Он оглядел меня с ног до головы и, кажется, присвистнул.

– Помню, – покраснев, сказала я.

Тем временем я исподтишка разглядывала его друга. Он был в темно-синей с потертостями джинсовой рубашке и черных зауженных брюках. Его спутанные светло-русые волосы на солнце казались золотыми. Подойдя ко мне на такое же расстояние, как и Алекс, он смотрел на меня слишком удивленно.

– Аня?

– Что?

Видимо, я не расслышала то, что мне сказал Алекс, и тут же испугалась, что мои мысли можно легко прочесть.

– Ты будешь учиться в этом классе?

– Да. Ты тоже?

– К сожалению, нет. Я учусь в параллельном. Но ты будешь учиться с Ваней, – кивнул он в сторону друга.

Ваня… Ну конечно! У самых красивых парней самые обычные имена.

– Привет, – проговорил Ваня своим красивым голосом и небрежно улыбнулся.

– Привет, – прохрипела я. Куда делся мой красивый голос, я так и не поняла.

– Может, после занятий пойдешь с нами прогуляться? – предложил Алекс.

Он нервно теребил сережку в ухе. Я мысленно усмехнулась. Он тоже нервничал, так же как и я. Только причиной моего волнения был не он, а тот, кто совершенно спокойно стоял рядом со мной и всматривался в мое лицо, как будто у меня там транслировали какое-то интересное кино.

– Не могу. У меня дела, – уклончиво ответила я.

– Жаль. Тогда увидимся позже, – сказал Алекс и, похлопав своего друга по спине, направился к своему классу.

– Желаю удачи в твоих делах.

Ваня, не дав мне возможности сказать что-то еще, быстро отошел к другой группе одноклассников. Я минуту стояла, глядя на место, где он только что стоял. Но собраться удалось не сразу.

– Красив парень, да? – прошептала Рита, оказавшаяся очень близко ко мне.

– Ты про кого?– увильнула я от ответа.

– Смотря кто в твоем вкусе.

– Мм… Никто.

– Верю-верю, – подмигнула мне Рита. – Практически всем девочкам школы нравится этот “никто” или его друг. Алекс на всех красивых девушек западает, но девушек много, а он один. Поэтому с ним будь осторожнее. А Ваня… Он идеальный, по крайней мере, сейчас. Таких уже и не бывает.

– А раньше он был не идеальным? – Как бы я не хотела не подавать признаки любопытства, но не могла не задать вопрос.

– Ну… это долгая история. Совсем недавно он был, скажем так, идеальным плохим парнем, а сейчас идеальный хороший парень.

Я раскрыла рот, захотев задать следующий вопрос, но школьная линейка подошла к концу, старшеклассники начали стройными рядами заходить в школу. Мой папа незаметно подошел ко мне, поцеловал в щеку и прошептал:

– Удачи, дорогая. Ведь это последнее твое первое сентября в школьной жизни. – Глаза отца стали влажными. – Люблю тебя!

Папа передал мне букет хризантем. Я заморгала, чтобы не поддаться папиному настроению. От цветов запахло свежестью с оттенком чего-то горького.

– Спасибо, папа. И я…

И я тебя люблю. Не договорила фразу до конца. Не успела, а может, и не хотела.

Я побрела к школе с уже совсем другими чувствами. Мой кабинет был совершенно обычным, таким же, как и в других школах. Не слишком большое помещение сразу наполнилось запахом цветов. Меня посадили вместе с Ритой на вторую парту по центру. Наверное, всех новеньких Лариса Александровна сажала вместе со своей дочкой. Я и не возражала. Мне Рита понравилась своей открытостью и честностью. И конечно, я бы хотела побольше расспросить о Ване. Неужели, это действительно было для меня важно? Я так и не знала, где сидит он, потому что мне было неудобно оборачиваться без привлечения внимания. На меня до сих пор были устремлены многие взгляды одноклассников, а я так отвыкла от них.

Начался классный час. Лариса Александровна стала говорить обычные для первого занятия слова о том, что рада всех нас видеть здоровыми и отдохнувшими. Видимо, исключительно для меня, как новенькой, она решила добавить знакомство друг с другом. Каждый из нас выходил к доске и говорил о себе несколько слов. Первым вышел худощавый молодой человек в очках, очень серьезный с виду. Он и говорил слишком вдумчиво для своего возраста. Его звали Костей. Во время его речи, в которую я с трудом пыталась вникнуть, а говорил он почему-то о физике, Рита шепнула мне на ухо о том, что это ее парень. “Cупер!”, – шепнула я ей, не в силах сдержать улыбку от такой интересной пары. Рита весело мне подмигнула в ответ.

Затем высказывались о более приближенном к реальности уже другие ученики. Среди них я отметила яркую смуглую брюнетку, которая так же, как и рыжеволосая девушка в мой приезд, бросала на меня злые взгляды. Вот только я обрадовалась, что той нет в моем классе, как там оказалась другая. Звали ее Мишель. Про нее Рита нашептала мне, что та очень заносчива, и уже приметила себе новую жертву для издевок, то есть, меня. Еще на школьной линейке она вместе со своими подругами демонстративно отошла от меня как можно дальше. Девушка была крайне самоуверенной, наверняка, отличницей и, конечно, красавицей. Ее стройное тело, как вторая кожа, облегало красное платье, не скрывающее никаких достоинств хозяйки. Все было на виду. И я еще переживала о своем платье!

Вслед за Мишель должна была идти я. Проходя мимо девушки к доске, я окинула ее гордым взглядом. Пусть знает с кем имеет дело! Та в свою очередь ненароком задела мою руку бедром, и, испепелив взглядом, села на свое место. Я оглядела класс и увидела Ваню, сидевшего на последней парте у окна. Ну конечно же! Где еще ему сидеть? Он смотрел на меня с полуулыбкой, а я начала краснеть. Мое сердце и так колотилось от предвкушения своей речи перед одноклассниками, а сейчас оно готово было выпрыгнуть из груди. Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и начала рассказ о себе:

– Меня зовут Аня. Мне семнадцать лет…

Хотелось мне начать по шаблону, составленному другими учениками до меня, и сухо поведать о себе скучные и никому неинтересные факты. Но другой мне, той, которой я могла бы быть, хотелось произвести впечатление, быть веселой и ироничной, с постоянной улыбкой на губах. Я ведь была такой. Когда-то мои глаза светились от счастья, и все вокруг светилось вместе со мной. А теперь осталось лишь слабое подобие прежней себя.

– Меня зовут Анна Андреевна Павлова. Родители, сильно не напрягались с выбором имени для меня. Они решили убить двух зайцев сразу, поэтому с одной стороны имя ассоциируется с небезызвестной поэтессой, с другой с одной небезызвестной балериной.

Я закусила губу. Ужасно вышло. Зачем я так сказала? Зачем эта насмешливость? Я смущенно обвела взглядом смеющихся одноклассников, но только когда встретилась с изучающими меня глазами Вани, решила продолжить:

– Я переехала в Москву вместе с родителями из Санкт Петербурга. Там я училась четыре года, а до этого тоже переезжала с места на место, потому что этого требовала папина работа. – Я сглотнула. Весь класс смотрел на меня. Казалось, мои щеки стали под цвет платья Мишель.

– Чем ты увлекаешься, Аня? – подсказала мне Лариса Александровна, видя, что пауза затягивается.

– Я очень люблю читать, люблю кино и музыку. В Питере я ходила на танцы и курсы итальянского языка. И… слегка увлекаюсь модой. В общем, наверное, все.

– Спасибо, Аня. Мы рады, что ты присоединилась к нам, причем в такой особенный год, – сказала Лариса Александровна.

Я села на свое место. Рита ободряюще улыбнулась мне. Я выдавила из себя улыбку, все еще пытаясь успокоиться. Нескольких, следующих за мной учеников, я не слушала, пока не вышел Ваня. По нему было видно, что он умеет держать себя перед публикой и целиком захватывать ее внимание. Он провел рукой по волосам. Рукава рубашки были закатаны, и стали видны мускулы, проступающие сквозь гладкую кожу рук, от чего на несколько секунд я даже задержала дыхание. Что вообще со мной происходило? Я нервно закусила губу и понадеялась, что никто, особенно Ваня, не обратит внимание на то, насколько заинтересованно я рассматривала его.

– Меня зовут Иван. Мне восемнадцать лет. – Встретившись со мной взглядом, он ухмыльнулся, а мои щеки вновь начали приобретать красноватый оттенок. Ваня как ни в чем ни бывало, продолжил. – Я много чем увлекаюсь. Это и кино, и книги, и футбол. Также я люблю путешествовать, знакомиться с новыми городами, узнавать и пробовать что-то новое там. Известная всем фраза, что я мог бы провести всю свою жизнь, гуляя каждый день по новому городу, мне очень подходит. И главные мои хобби – это музыка и фотография. На этом все.

– Ваня – фотограф нашей школы! – гордо заявила Лариса Александровна, и, бросив быстрый взгляд на меня, продолжила. – Кстати, Ваня, нужно сфотографировать Аню для нашего стенда, на котором весь наш класс.

– Хорошо, если Аня не возражает.

Его серо-зеленые глаза неотрывно смотрели на меня, а голос был таким мягким и нежным, когда он произносил мое имя. Или это мне показалось? Стоп! Хватит об этом думать. Какой еще стенд? Внезапно я поняла, что от меня ждут ответа.

– Да, конечно – быстро пробормотала я, глядя на букет хризантем, лежащий на моем столе.

– Только… Лариса Александровна, аккумулятор на фотоаппарате разрядился. Не знал, что так много придется снимать сегодня первоклассников, – Ваня виновато улыбнулся.

– Тогда завтра приходите оба пораньше на минут десять, – Лариса Александровна мягко улыбнулась Ване в ответ.

– Хорошо, – он вновь смотрел на меня.

Было видно, что он ходил в любимчиках у классной руководительницы. И я ее понимала. Будь я учительницей, он был бы самым любимым моим учеником… Я зажмурилась. Откуда у меня эти мысли? Я больше не могла смотреть на Ваню, было такое странное ощущение, что еще чуть-чуть, и все мое мироощущение перевернется с одним его взглядом. А он только и будет усмехаться над этим. Одно дело, думать о нем после нашей первой встрече, и совсем другое, находиться с ним в одном помещении и знать, что все, о чем намечтала моя романтическая душа, вряд ли сбудется. Потому что я уже стала другой и должна сторониться таких, как Ваня.

Я чувствовала, как он проходит к своему месту в классе, садится у окна, я чувствовала его взгляды, которые он все еще бросал на меня, их не могла отражать даже моя спина. И что-то изменилось в атмосфере класса. Нет, мне все так же было неудобно ощущать себя новенькой в этом сплоченном коллективе, быть белой вороной среди своих. Но еще больше мне неудобно было понимать, что в нескольких метрах от меня сидел Ваня. И я не знала причину, почему он все время смотрел на меня. И я не понимала, почему так хочу ловить каждое его слово, каждый его взгляд. И я совершенно не понимала себя.

Я с трудом выдержала выступления оставшихся учеников, презентацию, подготовленную учительницей, да и грустная песня про первое сентября в одиннадцатом классе уже совершенно не трогала меня. Мне хотелось лишь одного: уйти побыстрее из класса, где пахло одновременно горьковатыми осенними и сладкими летними цветами; где я все еще чувствовала взгляд уже не целого класса, а лишь одного единственного ученика. И когда классный час закончился, я быстро, насколько вообще могла это сделать на каблуках, прошагала к выходу.

Впереди меня ждали съемки для каталога подростковой одежды какой-то новой модной марки. Еще немного, и сегодняшнее утро забудется благодаря вспышкам фотокамеры и многочисленной смене одежды, которые мне предстоит примерять. От одной мысли, что сегодня придется вновь позировать перед камерой, принимать эти банальные позы, которые я так ненавидела, стало тошно. Но лучше уж так, чем эти сальные взгляды старшеклассников и пошлые шуточки, которые они высказывали друг другу, думая, что я не слышу.

– Аня?

Я вздрогнула, едва услышав только первый звук своего имени. Его голос уже не спутаешь ни с каким другим. Остановиться около стены, вдоль которой я шла, или идти дальше, сделав вид, что не расслышала своего имени? Что же делать?

– Ваня? – Я остановилась и встретилась с его обеспокоенным взглядом.

– С тобой все в порядке?

Нееееееееет! Ненавижу этот вопрос. Ненавижу ответ на этот вопрос, погребенный во мне.

– Все хорошо.

Интересно, то, что я секунду назад изобразила на губах, было хоть немного похоже на улыбку? Судя по его глазам и вздернутым бровям, ответ был отрицательным. Ваня провел рукой по своим волосам, взъерошивая их еще больше. Он что, тоже смущается?

– Просто ты так быстро выбежала из кабинета…

– Просто я тороплюсь.

Отлично, Аня! Вот так и рушатся разговоры, которые вполне могли бы быть мостиком к чему-то еще. Хотя, если подумать, зачем мне этот мостик?

– Тогда извини, не буду задерживать. Завтра жду тебя в восемь в этом же кабинете.

– Что?

Мое сердце забилось сильнее. Похоже, я переоценила себя. Я могла находиться с ним рядом. Более того, я хотела этого. И Ваня, кажется, тоже. Несмотря на мое грубое и неприветливое “я тороплюсь”.

– Ну… фотография на стенд. – В его глазах мелькнуло еле заметное веселье.

– Ах да.

Вот дура! О чем я только думала! Такие, как он, привыкли, чтобы девчонки падали у их ног штабелями от одного только его взгляда из-под длинных черных ресниц. Такими темпами и я скоро могу оказаться там же.

– А ты всегда такая молчаливая и задумчивая?

– Да. А ты всегда такой бестактный?

Можно я просто прикушу свой язык и помолчу?

– Да, – ухмыльнулся Ваня.

Мы обменялись понимающими улыбками, как будто только что узнали все самое важное друг о друге. Мимо проходили наши одноклассники, слышался громкий смех и обрывки чужих разговоров, но мы были, будто в другом, каком-то своем мире. Мире только для нас двоих. Я покачала головой, чтобы убрать непонятно откуда взявшиеся романтические мысли. Если спать в комнате с розовыми стенами, и не такое привидится.

– Тогда до завтра, Анна Андреевна Павлова? – прервал наше уединение Ваня.

Он запомнил мое полное имя! Спрятать улыбку! Спрятать!

– До завтра, – пробормотала я, потупив взгляд.

Я прошла мимо него, чувствуя, как моя кожа тут же покрылась мурашками от случайного соприкосновения наших рук. Стоп, Аня! Сейчас я благополучно дойду до выхода и оставлю все свое смятение в стенах этой школы. Только не оглядываться, только не думать о том, стоит ли он еще возле той стены, где остановил меня несколько минут тому назад, смотрит ли он на меня. А ведь я знаю, что смотрит. Я это чувствую.

Один шаг, еще один… Что со мной такое? Наваждение какое-то. Нужно перестать думать. Или думать о чем-нибудь другом. Например, о глобальном потеплении. Это намного серьезней, чем взгляд какого-то парня, от которого бросает в жар покруче, чем где-то в Антарктике медленно тают льды и погибают пингвины. Да к черту пингвинов!

Я обернулась у самого выхода. Я просто не могла не обернуться. Мне нужно было знать, что это не мои буйные фантазии, что я все еще дружу со своей головой, и она отвечает мне взаимностью. Ваня стоит на том же самом месте, где недавно мы были вдвоем. Рядом с ним находится Олеся, о чем-то щебечет, накручивая свой темный локон себе на палец. И я бы делала то же самое, если бы не все те вещи, которые меня сломали. А сейчас я просто сбегаю. Но он смотрит на меня и улыбается. И его улыбка озаряет светом весь этот полутемный коридор, как будто где-то рядом со мной на всю мощь включили прожектор. И, кажется, я ослеплена этим источником света.

***

Ваня стоял, не слушая Олесю, которая не растерялась и решила вновь попробовать подкатить к нравившемуся ей парню. Она надеялась, что ей сегодня повезет, но надежда умирала с каждой минутой, проведенной рядом с ним. Он не слушал ее, загадочно уставившись на школьные двери, как будто кто-то важный должен был войти туда. Олесе стало очень грустно. Она, симпатичная, яркая, должна была почему-то распинаться перед этим парнем, пусть и известным на всю школу, но не обращающим на нее никакого внимания. Раньше мужчины должны были завоевывать даму своего сердца, а что теперь? Олеся тяжело вздохнула. И Ваня повернулся к ней, не заинтересованно, нет, в его глазах сквозила жалость. Жалость к ней? Олеся с отчаянием зажмурилась, пообещав себе, что никогда больше не позволит так смотреть на себя. Она отшутилась и постаралась побыстрее уйти, не заметив, что не только она смотрела на Ваню.

Мишель стояла в нескольких метрах от них. И ее беспокоила вовсе не эта глупышка Олеся. Девушка, хоть была и красива, но на таких пустышек Ваня не западал. А эта новенькая… Мишель видела, как он смотрел на нее. Она хорошо помнила этот заинтересованный взгляд зеленых глаз, в которых помещалось серое небо в преддождливый час. Когда-то он был ее и только ее. Мишель вздохнула и поправила дорогую кожаную сумочку на плече. Эта новенькая еще пожалеет, что встала на ее пути. Она все лето отдыхала в Испании, была полна сил, чтобы дать бой любой, кто пойдет против нее, захочет завладеть ее собственностью. О том, что Ваня больше не ее собственность, Мишель и не думала. Любого парня можно сделать своим, если ты красива и умна. Любого. Ваня не был исключением, пусть он сегодня и не захотел с ней долго разговаривать. Она все равно добьется своего. Медленно идти лучше, чем стоять.

Глава 3

Утро второго сентября выдалось настолько холодным и дождливым, что с трудом верилось в недавние жаркие летние дни. Осень явственно вступала в свои права, не оставляя ни шанса на возможное тепло. В подтверждение этого сильный порыв ветра вывернул мой зонт вверх. Мне пришлось стоять под ледяным дождем и, едва чувствуя свои замерзшие руки, пытаться вернуть купол на место. “Совсем как дома”, – подумала я, когда мне удалось двинуться дальше, и невольно усмехнулась от этой мысли. Теперь мой дом был здесь.

Я подходила к школе, мечтая о теплом пальто и горячем чае. Мое тело начало дрожать, а зубы отбивать странный, нелогичный ритм. Совсем рядом послышались раскаты грома, когда я с облегчением начала свое восхождение по ступенькам крыльца школы. Еще чуть-чуть и будет тепло. Еще чуть-чуть и я увижу его. Того, от кого сбежала вчера, с кем боялась и одновременно так хотела встретиться. Почему я хотела вновь взглянуть в его выразительные глаза, обрамленные черными, как уголь, ресницами, я и сама затруднялась объяснить. Мне было неловко от его взгляда, как будто читающего всю меня, как раскрытую книгу. Но, быть может, впервые за всю свою жизнь я хотела, чтобы незнакомый парень прочел меня и увидел все то, что я не хотела никому показывать и раскрывать.

Подойдя к своему классу, я замешкалась возле не до конца закрытой двери. Из кабинета слышался голос, который мне был уже знаком:

– А если я хочу не просто дружбы! – как-то очень надрывно для раннего и далеко не доброго и солнечного утра сказала Мишель. – Ты не можешь решать за нас двоих.

– А нас нет. О чем ты? – В голосе Вани слышалось раздражение.

– Я о том, что не хочу быть просто одноклассницей для тебя. Неужели я тебя больше не интересую? Или ты уже положил глаз на эту новенькую глупышку Павлову? Я видела, как ты смотрел на нее.

Я задержала дыхание, стоя у двери и не смея зайти в класс. Дрожь от холода разом покинула меня. В один миг стало жарко и невозможно дышать. Меня даже не волновало то, что слова Мишель прозвучали не слишком красиво и даже обидно. Мне хотелось узнать, что же ответит Ваня.

– На кого я положил глаз, тебя не касается. Послушай, ты красивая девушка, вокруг тебя куча парней, выбирай любого…

– Но я хочу тебя! – резко перебила Ваню Мишель.

Чуть разочарованная из-за его ответа, я поняла, что больше не хочу подслушивать. И хотя мне не очень-то улыбалось входить в напряженную атмосферу кабинета, но я больше не могла стоять в холодном пустом коридоре. Я резко открыла дверь. Две пары глаз устремились на меня, одни смотрели с такой нескрываемой злостью, что тут же захотелось скрыться за дверью, другие с явным облегчением и, как мне показалось или только хотелось показаться, с радостью. Мишель сидела на рабочем столе учителя, закинув ногу на ногу так, чтобы демонстрировать свои длинные стройные ноги в узких кожаных брюках. Хищница, не иначе! Ваня, чуть сгорбившись и вытянув вперед свои длинные ноги, сидел на первой парте, теребя лямку от фотоаппарата, лежащего перед ним.

– Доброе утро, – произнесла я, направляясь к своей парте, чтобы закинуть туда рюкзак.

– Доброе… – Ваня тепло улыбнулся мне. – Ты готова к фотосессии?

– Да, – натянуто улыбнулась я в ответ.

– Еще бы ей не быть готовой, вон как намалевалась, – звонким голосом проговорила Мишель, поправив свои идеально уложенные волосы. Во сколько же надо было встать утром, чтобы сотворить такое на голове?

– Могу и тебе рассказать, как правильно малеваться, если тебе это так нужно, – ответила я ей тем же тоном, игнорируя ее испепеляющий взгляд.

Конечно, Мишель была права. На мне была целая тонна косметики, которую я скрупулезно наносила каждое утро перед тем, как выйти на улицу. Без нее я уже не я. Косметика была моей маской, моей защитой от посторонних взглядов.

– Мне – неинтересно! – отрезала Мишель, скривив при этом губы.

– А если неинтересно, то зачем начала?

Мишель хмыкнула, не удостоив меня ответом, и переключила внимание на свои длинные, покрытые черным лаком, ногти.

– Пойдем в другой кабинет? – предложил Ваня мягким голосом.

– Хорошо

Я поспешила за ним, услышав вслед от Мишель ироничное ”скатертью дорога”. Мои губы невольно растянулись в улыбке. Ваня обернулся у двери и, заметив мою усмешку, ухмыльнулся в ответ:

– Просто не обращай внимания.

– Не буду, – ответила я, закрыв за собой дверь кабинета.

Мы молча прошли вдоль длинного коридора с огромными окнами и колышущимися от ветра занавесками, за которыми то и дело виднелись яркие вспышки молний. Под очередной раскат грома мы начали подниматься по лестнице. Даже в этих холодных безликих стенах школы было уютно и спокойно, потому что рядом шел Ваня. Почему мне было уютно рядом с незнакомым мне парнем, я не знала. Должно было быть как раз наоборот.

– Куда мы идем? – спросила я, споткнувшись на предпоследней ступеньке.

Ваня поддержал меня, приобняв за талию. От его внезапного прикосновения по спине побежали мурашки. Никогда не подумала бы, что мурашки могут быть приятными.

– В библиотеку. Ты же любишь книги? – Ваня вопросительно поднял бровь, освобождая свои руки.

– Да. Откуда ты…? – начала спрашивать я и тут же вспомнила, как сама вчера рассказывала о себе одноклассникам. – А, ну я сама говорила.

Значит, он меня слушал и запомнил. Я еле сдержала улыбку.

– Я подумал, что тебе будет комфортнее фотографироваться среди книг.

– Ты всегда такой заботливый? – я уставилась на надпись “библиотека” на двери, покраснев от невольно вырвавшегося вопроса.

– Даже не знаю, что на это сказать, – Ваня ухмыльнулся и открыл дверь ключом. – Наверное, да. Именно поэтому я могу попасть сюда без помощи других. – Он заметил замешательство на моем лице и добавил. – На самом деле, здесь находится моя фотомастерская. Поэтому у меня есть ключ.

– А платяной шкаф, ведущий в Нарнию, у тебя тоже есть?

– Не могу раскрыть все карты сразу… – развел руками Ваня.

Мы шли вдоль стеллажей с учебниками и книгами. Я не могла не провести рукой по корешкам книг, от которых шел тот самый изумительный запах, который ни с чем не спутаешь. Я вспомнила, как я, маленькая и слишком уверенная в себе восьмилетняя девочка, заходила в библиотеку и уходила в другую реальность. Туда, где забываешь обо всем на свете, туда, где время останавливается, и есть лишь уют, спокойствие и шелестящие страницы.

– Я впервые вижу, чтобы так тащились от книг! – Ваня облокотился на стеллаж и внимательно смотрел на меня, чуть прищурившись.

– Когда я была маленькой, я очень любила библиотеки. Своих книг было очень мало, поэтому в каждом городе, куда мы переезжали, я всегда записывалась в библиотеку. – Я улыбнулась от нахлынувших, теплых и таких волнующих, воспоминаний. – И этот запах книг… Именно старых книг, у которых уже есть своя история и свой неповторимый запах. Для меня это самый лучший запах на Земле. Знаю, что это старомодно, но…

Я вдруг осознала, что Ваня стоит очень близко от меня, смотрит на меня и слушает мои откровения. Я покраснела и опустила глаза.

– Ты – удивительная девушка. Я таких, кажется, еще не встречал, – сказал он и тут же развернулся в другую сторону, не дав мне что-то ответить, хотя слов у меня и не было. – Нам сюда.

Ваня подошел к двери в подсобку и открыл ее ключом. Мы оказались в маленькой комнате, в которой стоял двухместный коричневый диван, небольшой рабочий стол с компьютером и принтером, простой обшарпанный стул, штатив и лампы для подсветки. На стене около двери были прикреплены несколько фотографий со школьных праздников и лица детей крупным планом. Пока Ваня готовил освещение, я внимательно разглядывала портреты детей, пойманных умелыми руками фотографа в такие моменты, когда не думаешь, как получишься на фотографии, а просто наслаждаешься жизнью. Вот мальчик лет восьми в спортивной форме победно вскидывает руки, видимо, выиграв какое-то школьное соревнование. В его глазах какое-то внутреннее торжество, которое не выскажешь словами. Вот девочка-первоклассница с огромными двумя бантами на голове держит свой первый букет, больше ее раза в два. Она с восторгом смотрит на новый, только что открывшийся, мир, еще не зная, что ее там ждет, будет ли она несчастна, или школа станет самым счастливым периодом ее жизни.

– Мне нравятся твои фотографии. Ты ловишь то, что не так легко запечатлеть. – Я провела рукой по фотографии девочки с отрешенным, каким-то космическим, взглядом, сидящей на ступеньке лестницы.

– Спасибо. Я люблю улавливать такие моменты, когда люди наиболее естественны в выражении своих эмоций.

– А давно ты этим занимаешься?

– Я начал серьезно заниматься этим с прошлого года, как перешел учиться в этот класс и мне нужно было что-то делать для себя. – Ваня прикрепил фотоаппарат к штативу. – Сядь, пожалуйста, на стул.

– Ты учился в другой школе?

– Да, – кратко ответил Ваня и посмотрел на меня так, что я поняла – большего он мне не расскажет. – Сядь на стул.

Я послушно села, поправив задравшееся до середины бедра платье. Какое выражение лица мне принять для школьной фотографии? Невольно вспомнилась вчерашняя фотосессия, где мне не приходилось думать о том, какое сделать лицо. Порой мне казалось, что я настолько привыкла надевать маски, что и сама забыла, какая я, настоящая. Ване, явно, не повезет со мной в плане раскрытия каких-то искренних эмоций. Что же мне сделать? Улыбнуться? Сделать серьезное лицо, как на паспорт?

– Мне принести парочку книг или всю библиотеку сюда, чтобы я увидел ту самую необыкновенную девушку? – На губах Вани играла усмешка, но взгляд был серьезным.

Он только что сделал мне комплимент? Или это мне показалось? Могу ли я ему нравится? Обычно, моя миловидная внешность привлекает внимание парней. Но нравлюсь ли я именно Ване?

– Ну это же просто фотография для стенда, а не какой-то проект офигенных девушек. Я просто не очень люблю фотографироваться. – Я улыбнулась и тут же щелкнул затвор.

– Какая у тебя любимая книга? – спросил Ваня, что-то настраивая на фотоаппарате.

– У меня их очень много, даже не знаю, что назвать. Пожалуй, сейчас это “Маленький принц”. Каждый раз, когда я его перечитываю, открывается что-то новое.

Я прикусила губу. Зачем я назвала это произведение? Ваня еще подумает, что я из всего литературного наследия выбрала детскую сказочку. Надо было назвать что-нибудь из Достоевского или из Куприна. Но было уже поздно. Сказанного не воротишь обратно.

– Это очень хорошее произведение, но очень грустное. – Ваня вновь защелкал затвором, а в моей голове закружились воспоминания.

Когда умерла Женя, мир вокруг перестал быть цветным. Он в одно мгновение сделался тусклым и серым. Первые дни мама и бабушка рыдали не переставая, папа занимался организацией похорон, а я просто лежала на своей кровати, часто посматривая на пустую кровать напротив, и молчала, не проронив ни слезинки. Это было странное время, когда осознание того, что моей сестры больше нет, еще не пришло, и отупляющая боль еще не настигла. Тогда я просто читала. Читала залпом, не разбирая книг.

Настал день похорон. И когда я увидела мою сестру, лежащую в гробу, неподвижную, бледную, будто сделанную из воска, только тогда я поняла, что ничего больше не будет. Не будет наших танцев на кровати в бессонные ночи при неярким свете ночника, не будет ее волшебных картин, не будет нашего совместного чтения, вообще ничего больше не будет. Мир уже двигался дальше. Все так же вставало солнце по утрам, уходила зима, щебетали птицы на деревьях, чувствуя приход весны, люди становились веселее и добрее, чувствуя в воздухе зачатки солнечного, цветущего и упоительного времени года. Все устремлялось дальше, но уже без Жени. И от этого становилось так больно, что сжимало изнутри, и хотелось закричать, чтобы все это выплеснуть, но что-то подсказывало, что так просто от боли не избавиться, а кроме того, стыдно и страшно неловко кричать перед всеми в день похорон. И слезы застилали глаза настолько сильно, что больше ничего не было видно, кроме отблеска свечи в моей дрожащей руке.

После похорон сестры папа с головой погрузился в работу, а мама постепенно начала свой путь к алкогольной зависимости. Я осталась наедине со своим горем, к которому постепенно, день за днем, прибавлялось чувство вины. Я не была рядом с Женей, когда она умерла. Я вообще не была рядом с ней. Ни в больнице, ни дома, нигде. Потому что мне не хотелось. Ходить на вечеринки и свидания хотелось, а быть рядом с больной сестрой не хотелось. И теперь уже ничего не вернуть назад.

В тот год мне казалось, что еще чуть-чуть и я сошла бы с ума. Я как будто разом потеряла всех, кого любила. И в очередной раз меня спасли библиотечные книги, которые уводили меня туда, где нет места реальности. И лучше других книг с этой ролью справился “Маленький принц”, которого я перечитывала уже совсем с другим смыслом, потому что до этого не терзалась вопросами, что случается после смерти, и зачем нам дана наша жизнь.

А потом мама пришла в себя и взялась за меня. В прямом смысле взялась. Каждый мой шаг был выверен с безошибочной четкостью. Раньше она занималась по большей части сестрой, потому что той всегда нужно было ее внимание. Но теперь мама начала жить мной. Только мной. К тому времени, кажется, я и разучилась дышать самостоятельно.

– Все нормально?

Я кивнула в ответ, надеясь, что мои воспоминания не сильно отразились на лице, и Ваня этого не заметил. Но он заметил. Его проницательный взгляд задержался на мне несколько дольше, чем следовало.

– Наверное, нелегко переезжать постоянно с места на место. Каждый раз все то же самое и одновременно совсем другое.

Я посмотрела на него, широко распахнув глаза. Как точно он определил мои чувства, как правильно он это озвучил. В это время Ваня и не думал останавливаться снимать. Я опустила глаза, смущаясь от его взгляда даже сквозь объектив.

– Я ненавижу переезды. Если бы я могла выбирать, то всегда жила в каком-то одном месте.

– И какой это был бы город?

– Мне очень понравилось в Петербурге. Хотя я и не люблю холод и дождь, но мы прожили там дольше, чем где-либо еще. И там остались мои друзья, – я непроизвольно вздохнула.

– И твой парень? – Ваня сделал еще пару кадров, снимая мое замешательство, возникшее от его вопроса.

– У меня нет парня.

Он кинул на меня задумчивый взгляд из под своих длинных ресниц, но ничего не сказал. Как жаль, что я совсем не разбираюсь в оттенках эмоций на лицах людей, кроме, пожалуй, самых явных. Я заправила за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос.

– По-моему, достаточно отсняли, – сказал Ваня, снимая фотоаппарат со штатива. – Скоро звонок на урок. Нужно поспешить.

Я встала со стула, в то время как Ваня гасил свет. Между нами возникло такое чувство неловкости, когда любая фраза, сказанная в попытке сгладить его, приводит к обратному результату.

– Можно посмотреть, что получилось? – наконец, спросила я, устав разглядывать свои руки.

– Да, конечно.

Ваня подошел ко мне ближе, настраивая фотоаппарат для просмотра. На маленьком экране камеры было трудно разглядеть все в деталях. Но Ваня успел поймать меня разной. Вот я в замешательстве закусила губу и смотрю вниз; вот я меланхоличная, с глазами, полными скорби, вот я мечтательная, наверное, вспоминаю о чем-то хорошем; вот я смотрю на него, определенно точно именно на него, изо всех сил пытаясь понять, что же в нем меня так притягивает. Потому что уже давно меня ничего не притягивало в парнях. Иначе я не могла объяснить, как смогла быть в одной комнате с Ваней, да еще и дать себя сфотографировать.

– Неплохо получилось, – прошептала я.

– На большом экране будет смотреться намного лучше. – Голос Вани был тоже снижен на несколько тонов.

Мы стояли совсем рядом друг с другом, случайно соприкасаясь пальцами рук. Я чувствовала его дыхание на своей коже, и казалось, он мог услышать оглушительно громкий стук моего сердца. И в этой совсем маленькой и полутемной комнате мы смотрели друг на друга так, как будто впервые поняли, что мы здесь одни.

– Пора идти на урок. – Его голос был хриплым, а серо-зеленые глаза тут же скрылись под длинными ресницами.

Ваня в пару шагов преодолел расстояние до двери и подождав, когда я выйду из его фотомастерской, закрыл ее на ключ. Мы молча дошли до своего класса, сели на свои парты и больше не разговаривали в тот день.

Прошли выходные. Шла вторая неделя учебы, долгая и наполненная не осуществленными желаниями поговорить с Ваней, выяснить, что я сделала или сказала не так. Школьная жизнь ничем не отличалась от моей прежней школьной жизни, кроме того, что в классе был Ваня. Тот, о ком я не переставала думать ни днем, ни ночью. Как же часто я чувствовала его взгляды, обращенные в мою сторону, но он не подходил ко мне и не заговаривал. Ваня будто бы избегал меня. Когда я на перемене стояла в одной компании, он тут же шел в другую. Это было странно и совершенно непонятно.

Ко мне подходили другие старшеклассники, приглашали куда-нибудь вместе сходить, но я вежливо ссылалась на другие планы, которые нельзя отменить. Я продолжала общаться с Ритой и ее друзьями. В их компании я не чувствовала себя чужой, в отличии от остального класса, а особенно женской его части, которая недолюбливала меня и всячески старалась это показать. Кто-то отпускал пошлые шутки в мой адрес, кто-то испепелял взглядом и старался задеть побольнее. Мишель старалась больше и лучше всех, отпуская колкости по любому поводу и без повода. Лучше всего ей нравилось шутить про мою кукольную внешность. Знала бы она, насколько мне было это безразлично. Я всегда знала, что красива. Лет с четырнадцати на меня, еще маленькую девочку, стали обращать внимание мужчины. Не мальчики, проводящие большую часть своей жизни за компьютерными играми, а самые настоящие, взрослые мужчины. Поначалу мне это льстило, но со временем я поняла, что красота приносит не только счастье.

Я, воспитанная на сказках о принцессах, добрых и нежных, и принцах, ведущих себя как джентльмены, поняла, что в современном мире не осталось ничего, что хотя бы отдаленно могло бы напоминать о мире, полном чистой и настоящей любви. Каждый раз, когда одноклассницы в школьной раздевалке беседовали не о душевных переживаниях относительно мальчиков, а о том, кто раньше и в каком необычном месте лишилась невинности, в моей выдуманной сказочной вселенной вымирало очередное королевство. Знала, что глупо, знала, что это так наивно и по-детски, но ничего не могла с этим поделать. Воспитанная на романтической литературе, в душе я и сама стала романтиком, сторонясь приземленности. И кто бы знал, как это тяжело, жить в такие времена, когда все эти глупые мечтания о принце уже давно не ценились.

Может быть, поэтому я так часто думала о Ване. Он был не таким, как остальные парни. Не таким, как Алекс, который увидел во мне лишь очередную красивую девушку. Ваня увидел меня изнутри. Ту девочку, которая пряталась за своей внешностью, как за ширмой, ту девочку, которая была заточена в темнице и так боялась из нее выйти, хотя все двери были давно уже открыты.

Я столько раз репетировала перед зеркалом тот момент, когда я подойду к Ване и напрямую спрошу, почему он избегает меня. Но каждый раз, когда я намеревалась задать этот важный вопрос в школе, я позорно отступала в самом начале, боясь услышать ответ, который мне не понравится. Если он видел меня настоящей, вряд ли ему это пришлось по душе. Даже мне это было не по душе.

Мне не с кем было обсудить то, что я чувствовала. Лучшая подруга еще не прилетела из Америки, и я не хотела отвлекать ее, сама не зная чем. А мама была от меня еще дальше, в той стране, где не прислушивались к чувствам дочери, где существовало лишь странное, ничего не видящее вокруг себя, материнское эго.

И вот я находилась одна, наедине с бурей эмоций внутри меня, в полном неведении о том, как перестать думать о парне, глазеющим на меня, но не разговаривающим со мной, и стоит ли переставать это делать, если он мне действительно нравился. Удивительно, как я еще не свихнулась.

На уроке русского языка, когда учительница оставила нас одних для самостоятельной работы над упражнением, Рита шепнула мне в ухо:

– Он так смотрит на тебя, как будто съест.

– Кто? – спросила я, задумчиво выводя карандашом незамысловатые рисунки на полях тетради.

– Ваня. Только не оборачивайся, а то он поймет, что мы с тобой о нем разговариваем. – Кончик моего карандаша сломался. Рита хитро посмотрела на меня. Мое лицо красноречиво говорило обо всем, что ей хотелось знать. – Ну признай, что он тебе нравится…

Нравлюсь ли я ему, если он меня постоянно избегает, вот что я хотела бы знать. А если не нравлюсь, то зачем он все время смотрит на меня… Я с грустью вздохнула, раздумывая, что сказать Рите. В класс вошла учительница и тем самым спасла меня от какого-либо признания. Я ведь и сама не знала ответа. То, что я чувствовала к Ване, я не знала, как обозвать, как придать этому хоть какую-то словесную форму. Он мне нравился, меня тянуло к нему. Но я опасалась этих новых чувств, которые могли перевернуть мой мир, не спросив меня об этом.

После урока ко мне подошел Алекс, будто специально ожидающий меня у кабинета. В школе его дреды всегда были собраны в хвост, что, с точки зрения моих одноклассниц, ему шло еще больше. Я невольно подслушала их разговор про Алекса в женской раздевалке после физкультуры, пока переодевалась. Я все надеялась услышать и про Ваню, но привыкла слишком быстро одеваться, поэтому я покинула место сплетен раньше, чем они переключились в разговоре на других парней.

– Привет, Аня, – произнес Алекс, подойдя ко мне на очень близкое расстояние.

– Привет.

– Хочешь пойти в кино сегодня со мной? – он улыбнулся своей фирменной голливудской улыбкой.

– Хм… – Я пыталась подобрать слова, делающие мой отказ менее обидным. – Я как-то не настроена идти в кино.

– А в кафе?

– Тоже, – я слегка улыбнулась, чтобы сгладить момент. Но как можно сгладить момент, когда на той неделе я точно так же ответила отказом на его попытку пригласить меня на свидание?

– Ты вообще не настроена никуда идти?

Алекс внимательно смотрел на меня, кажется, начиная понимать. Я не могла ему соврать.

– Нет, извини.

“Нет, извини, но мне нравится твой друг”. Я могла бы так сказать. Но я уже несколько лет вела себя, как трусиха, и не планировала это менять.

– Что ж, как хочешь. – Он пожал плечами и быстро, будто спасаясь бегством, направился в соседний класс.

На следующий день, на уроке английского языка меня попросили сесть рядом с Ваней. Он нехотя подвинул свои учебники и тетрадки, освобождая место для моих. Я села на краешек стула. Теперь я понимала значение выражения “готова провалиться под землю”. Как бы я хотела это сделать прямо сейчас, лишь бы не терпеть такое пренебрежительное отношение от человека, который мне был симпатичен.

Только когда учительница попросила нас сделать диалоги, он взглянул на меня из-под своих длинных черных ресниц, и вся моя злость на его неприязнь, все вопросы, которые я хотела ему задать напрямик, испарились в воздухе. Это было очень-очень нечестно, я опять утонула в его глазах, забыв обо всем. Сложно оторвать взгляд. Можно сказать, невозможно. Наверное, прошло какое-то время прежде чем я сообразила, что Ваня смотрит на меня со своей обычной усмешкой. А действительно, как еще можно на меня смотреть? Он ждал от меня ответа на заданный им вопрос, но я его совсем не слышала.

– Что?

– Мы будем смотреть друг на друга или все-таки составим диалог?

Я потупила взор на свои руки, смутившись от его резкости.

– Давай начнем составлять диалог.

Мы быстро справились с заданием. Ваня так бегло говорил на английском, что я подумала, не пора ли походить на какие-нибудь курсы. Мои мысли путались и пару раз я включала в наш диалог словечки на итальянском, чем вызывала очередную ухмылку Вани, которая на любом другом лице могла бы меня очень сильно раздражать.

Когда мы закончили, другие ученики, в отличие от нас, еще были в процессе задания, поэтому между нами возникла неловкая пауза. Я не знала, что сказать. Какая твоя любимая книга? Ты любишь дождь? Веришь в Бога? Я тебе нравлюсь? Но я упорно молчала, боясь сказать что-то не то. По Ване было видно, что он тоже подбирал нужные слова.

– Аня, ты не думай, что я тебя избегаю, – сказал он и опустил голову, пряча лицо за волосами.

– А я не думаю. Это просто видно, – сказала я, постаравшись не выдать своей грусти по этому поводу.

– Ты очень интересная девушка. Большинство ребят из класса хотели бы с тобой встречаться.

– А большинство девушек с тобой, – парировала я.

– Может быть, – грустно улыбнулся Ваня. – Но мне они не интересны. Мне интересна ты…

– Оо, – только и смогла сказать я в попытке скрыть переполняющие меня радостные чувства. Но при одном только взгляде на Ваню мое сердце замерло от тревожного ощущения: что-то дальше пойдет не так.

– Но Алекс начал первым за тобой ухаживать. А он мой друг. Я не могу встать у него на пути, – глядя в сторону произнес Ваня.

Какое, никому ненужное, благородство! Я открыла было рот в возмущении от того, что никто из них не догадался спросить меня о моих чувствах. Но учительница уже начала проверять то, как мы выполнили задание, и мы с Ваней быстро и четко проговорили свой диалог, почти не смотря друг на друга.

Я была обескуражена тем, что все-таки он нашел что-то интересное во мне, что-то, что отличало меня от остальных девушек в классе. Все-таки мои догадки были верны. Он действительно меня видел.

Краем глаза я смотрела на его прямой нос, на хорошо очерченные скулы, на руки, которые теребили край тетради, и не могла понять, когда же мне стал нравиться странный, непонятный парень, которого и знала-то меньше месяца. Быть может, он уже встречался с рыжеволосой девушкой с нашей первой встречи с ним, поэтому просто решил поиздеваться надо мной. Мало ли, кто еще ему интересен. Сейчас я сомневалась во всем, потому что надежда, появившаяся во мне вновь, не покидала меня, даже если почва уходила из-под ног бесповоротно.

Моя жизнь до переезда в Москву была предельно проста. Этакое существование: дом, моя семья, школа, дополнительные занятия, съемка или встреча с друзьями. Очень редко я ходила на свидания, но это было больше для галочки, чтобы заполнить хоть чем-то свое свободное время. Все что угодно, лишь бы не сидеть в четырех стенах и не думать. Не думать о том, что моей сестре не суждено было встречаться с молодыми людьми, даже если бы она была жива. Не думать о том, каково это прожить всю свою жизнь в счастливом неведении о том, что твое сердце скоро остановится, о том, что твоя младшая сестра красивее и здоровее, и та с радостью поделилась бы с ней и тем, и другим, если бы могла. Но та не могла. И все мысли разбивались вдребезги об это “если бы”.

Поэтому я бегала на свидания с мало мальски понравившимися мальчиками, и притворялась счастливой и глупой девочкой, какой и должна была бы быть. И такой я им приходилась по вкусу, но ни один парень не мог зацепить меня по-настоящему. Их интересовала лишь моя внешность. И я радовалась этому факту, потому что можно было изображать кого угодно, но только не себя.

Если кому-то открыться, то это значит, обнажить себя. А если человек окажется недостойным этого, будет высмеивать твои попытки быть честной, то получается, я самолично даю себя распять. Намного легче носить маски, тем самым, не давая ни шанса сделать тебе больно. Всего один раз я все-таки позволила причинить себе боль, и мне это не понравилось.

Конечно, больше Ваня со мной не заговорил. Как только раздался звонок на перемену, он быстро собрал свои вещи и вышел из класса. Мне осталось только смотреть на место, где он только что сидел, и думать, а не приснилось ли мне все это.

***

Ваня выбежал из кабинета английского и ударил кулаком стену. Боль помогла на секунду отвлечься от мыслей об Ане, но тут же, кружась в бешеном урагане, они вновь обрушились на него. Не Алекс удерживал его от того, чтобы назначить свидание Ане. Ваня сам не мог сделать этот шаг. Слишком много боли было спрятано в этой девушке, слишком много масок на ее лице. Эта ее открытая одежда, яркий макияж, туманный взгляд. Она была не такой, он это видел. Настоящая Аня вышла из машины в тот дождливый августовский день, наступила в лужу и сама же заулыбалась этой глупой случайности. Настоящая Аня смотрела на книги теплым влюбленным взглядом, а ее ноздри забавно трепетали от запаха воспоминаний. Настоящая Аня смотрела в объектив его камеры заинтересованным взглядом, ошибочно думая, что этого самого взгляда не было видно.

Ваня сбежал в школьную фотомастерскую. Естественно, это был не его кабинет. Бывший завуч школы увлекался фотографией, поэтому создал этот кабинет в качестве хобби, а потом перевелся в другую школу, где ему предложили должность директора. А Ваня просто вовремя появился в нужном месте, вовремя увлекся тем же. Кроме того, новый директор оказался хорошим знакомым его отца. Иначе, как простому ученику смогли бы разрешить пользоваться этим кабинетом? Звезды сошлись вполне успешно. По крайней мере, сейчас.

Ваня склонился над фотографиями Ани. Он был прав. Вблизи получилось еще лучше. Камера ее любила. Ваня сел на диванчик с фотографией в руке. Хотелось опять курить, но сигареты остались дома. А без них трудно было понять себя. Он знал, что боялся. Боялся той боли, которая таилась в Ане. Боялся не справиться, подвести ее к еще большей боли. Боль на боль, стенка на стенку. В выигрыше никто не останется.

Глава 4

В четверг вечером, удобно расположившись в мягком кресле с чашкой горячего какао, я болтала по скайпу со своей подругой из Питера, которая не успев толком разобрать вещи и привыкнуть к новому часовому поясу, решила связаться со мной. Софи (с ударением на последний слог, как и полагается во французских именах!) была лучшей и единственной моей подругой. Звучание имени в такой интерпретации настолько подходило ей, что уже никто не звал ее Соней. Софи выглядела как настоящая супермодель, намного выразительнее, чем я. Высокая, худая, с удлиненным каре, которое лишь подчеркивала ее необычайно красивое аристократичное лицо, она действительно ассоциировалась только с Парижем.

Софи, прилетевшая утренним рейсом из Америки, где гостила у своей тети, выглядела загоревшей и отдохнувшей, лишь темные круги под глазами напоминали о долгом перелете. Первым делом, как только мы вышли в скайп, она оценила масштаб трагедии моей комнаты. И это она еще не видела всю квартиру целиком!

– Ого! Вот это да! – только и смогла воскликнуть она.

– Да…, – угрюмо протянула я, показывая ей всю комнату.

– Розовый цвет снова в моде, – хихикнула она, сверкнув шоколадного цвета глазами. То, как изменилось выражение моего лица, ее еще больше развеселило.

– Значит, я на гребне волны! И кстати о волнах, как Калифорния? Выглядишь потрясно!

– Извини, что так мало писала тебе, не было времени. Знаешь, вечеринки, курсы актерского мастерства.... А парни… ммм. Я бы там жить осталась.

Софи вздохнула и предалась своим ярким летним воспоминаниям настолько живо, что было чувство, что я вполне могла побывать там вместе с ней. Но что-то было не то. Я никак не могла разобрать, что именно. Тембр ли ее голоса, взгляд или слишком широкая улыбка, тут же исчезающая при завершении ее рассказа, а быть может, уголки губ, уходящие вниз, а не вверх.

– Софи, что-то случилось? – спросила я настороженно.

– А должно? Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Я, наверное, так и не привыкла к такому общению, – тихо сказала я, потупившись.

– А как прошла твоя фотосессия первого сентября? – спросила Софи, тут же меняя тему разговора. – Я помню, ты писала об этом еще в августе. Ой, мы же с тобой с лета, получается, не общались.

– Да наверстаем еще. А съемки прошли хорошо. Фотограф был настоящим профессионалом.

– Это был мужчина? – Софи широко распахнула глаза, как будто увидела привидение.

– Ну… мой папа тоже был в студии, поэтому я совершенно не возражала, что фотограф – мужчина.

Я сделала большой глоток теплой тягучей жидкости, пытаясь унять дрожь от нахлынувших, не самых лучших в моей жизни, воспоминаний.

– Рада, что ты реабилитируешься!

– Пытаюсь. Зато потом мы с папой пошли обедать в одно из лучших кафе Москвы. И я заказала себе очень калорийную лазанью и много-много очень вкусного мороженого.

– О! Вот что значит нет рядом твоей мамы. А что это ты пьешь сейчас, неужели какао? – Софи начала смешно вглядываться в экран.

– Угадала. И даже не с молоком, а со сливками. И аж с двумя ложками сахара. А еще у меня здесь овсяное печенье. – Я потрясла коробкой печенья под заливистый смех Софи и сделала еще глоток какао.

– Ох, Аня, что бы сказала твоя мама?

– Ну она бы сказала: “Дорогая, как ты можешь есть на ночь? Ты станешь жирной, и никто тебя не возьмет в модели”.

Наверное, мне удалось скопировать любимую интонацию моей мамы, потому что Софи смеялась взахлеб.

– Ну как, нравится иногда нарушать правила? – поинтересовалась она, когда смех утих.

– Не знаю, нравится или нет, но мне это было необходимо.

– Понимаю, тяжело вливаться в новый коллектив. Помню, как ты пришла впервые к нам в класс, такая красивая и смущенная. Но потом ты так резво разобралась со всеми недоброжелателями, так умело всех поставила на место. Забылось уже, каково это, переходить в другую школу, да?

Я была вынуждена согласиться. Тогда я была несколько другой, привыкшей к частой перемене мест, готовой защитить себя и своих родных. Но тогда мне было это важно, а сейчас уже нет.

– Но ты знаешь, большинство ребят лучше, чем в нашем с тобой классе. – Я поставила чашку на стол и взъерошила свои волосы.

– О, хочешь сказать, что твои испорченные москвичи лучше нашей питерской интеллигенции?

– Не совсем, – протянула я и виновато улыбнулась.

Я уже давно поняла, что в любом классе есть хорошие и плохие ребята. Не бывает исключений. И, к сожалению, с плохими мне не везло. Пару дней назад Мишель вместе со своей стаей таких же стервозных подруг зажала меня в женском туалете. Я как раз мыла руки, когда они ворвались в туалет, и выгнали всех остальных из помещения.

– Ты! – тут же зашипела Мишель и больно ткнула меня в плечо длинным ногтем. – Еще раз подойдешь к Ване, и я тебе все волосы повыдираю.

Я оценила ее воинственный вид, решив про себя, что она действительно может это сделать. Ее подруги выглядели одинаково устрашающе и, казалось, уже были готовы исполнить угрозу прямо сейчас.

– Я не подходила к Ване, – сказала правду я.

Никто ни к кому не подходил. И это было очень печально.

– Ты сидела с ним на английском. Мне все рассказали!

– Нас так посадила Людмила Сергеевна, – продолжала гнуть свою линию я, ощупывая пути спасения из этой безвыходной ситуации. Даже если я и смогла бы хоть как-то противостоять физически, против троих у меня не было шансов.

– Мне плевать, кто вас посадил. Держись подальше от него. Если он и будет с кем-то встречаться, то только со мной. Тебе ясно?

– Да, – нервно сглотнула я и посмотрела в горящие гневом глаза Мишель.

В какой-то момент я ее даже зауважала. Смогла бы я вот с таким упорством защищать того, кто мне нравился? Я сама знала ответ. Нет. Я – трусиха. Ничего не могу сделать в этой ситуации. А ведь Ваня мне нравится.

– Что ты так на меня смотришь? – злорадно спросила Мишель и обозвала не слишком красивым словом.

– Ничего, – поспешно ответила я и заморгала.

Перед глазами поплыли моменты моего прошлого, когда я, будучи дерзкой и решительной, давала отпор любому, кто плохо отзовется обо мне или моей сестре, а таких моментов хватало. Что мне мешало сейчас вцепиться в эти черные блестящие волосы? Что мешало отстаивать свою точку зрения?

Мишель пощелкала перед моим лицом пальцами. Я вышла из оцепенения и вопросительно глянула на нее.

– Что в этой дуре нашел Ваня? Девочки, я правда не понимаю!

Ее свора дружно поддержала мое очередное унижение громким гоготом. Со мной обращались, как с ничтожеством, и что хуже всего, я не оспаривала этот факт. Я просто наблюдала, как стервозная тройка с громким смехом выходила из туалета. Мишель напоследок показала мне неприличный жест. Я прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза. Плакать не хотелось, но и для улыбок повода тоже не было.

Я не рассказала об этой истории Софи. Было стыдно говорить о своем бездействии. Подруга знала меня другой. Она не поняла бы, как можно просто стоять и слушать оскорбления в свой адрес.

– Повезло тебе. А я еще год буду учиться с избалованными золотыми детками, у которых в мыслях только по клубам тусить.

– Сочувствую тебе, – искренне произнесла я.

На фоне большинства учеников моего бывшего класса, в голове которых не было ничего, кроме вечеринок, Софи действительно выделялась своей целеустремленностью. Она хотела стать актрисой. Настоящей, а не пустышкой. Именно поэтому как только я перешла в питерскую школу, я сразу сдружилась с Софи. Она была особенной девушкой, с сильным стержнем внутри. Четыре года назад у меня тоже была цель. А потом все пошло не так. И если бы, Софи познакомилась со мной сегодняшней, то вряд ли мы стали подругами. Но после того, что случилось со мной, она как никто, понимала меня и поддерживала.

– Что-то еще случилось? – Софи пристально вглядывалась в меня своими большими карими глазами.

– Ну… есть один парень, он учится со мной в одном классе.

Я закусила губу, чтобы собраться с мыслями и чувствами, которые опять спутались в клубок при воспоминании о Ване.

– И? – Моя подруга искренне недоумевала.

– И я не понимаю, почему впадаю в ступор при одних только его взглядах на меня.

– Анька! Да ты влюбилась! – Глаза у Софи опять округлились.

– Нет, что ты! И скорее всего, у него уже есть девушка, – поспешно ответила я.

– Да ну? Как его зовут?

– Ваня.

– Ты бы видела свое выражение лица при произнесении его имени, – Софи довольно ухмыльнулась. – Он уже пригласил тебя на свидание?

– Нет, я же говорю, что, возможно, он не одинок. Он очень странный, – зачем-то шепотом произнесла я и рассказала подруге обо всем, что происходило между мной и Ваней за эти дни. Рассказ вышел не таким продолжительным, как хотелось бы.

– Ох уж эта мужская дружба! Но главное, он же сам сказал, что ты ему интересна! – заключила подруга и широко улыбнулась. – Что еще мы знаем об Иване?

– Ничего, – развела я руками.

На самом деле, я знала о нем чуть больше, чем раньше. Все благодаря Рите, которая сама того не замечая, рассказывала о Ване важные для меня детали. Он отстаивает нашу школу в футболе, являясь одним из лучших полузащитников, участвует в олимпиадах, а еще, помогает в учебе отстающим. Кроме того, я и сама, украдкой наблюдая за Ваней, видя, как он общается, как приходит на помощь одноклассникам, убеждалась, что он очень хороший парень. Но этот хороший парень, видимо, не для меня.

– Не густо. А он есть в соцсети? – прищурившись на меня, спросила подруга.

– Этого я не знаю. Я только Риту, мою соседку по парте, в друзья добавила. Ты же знаешь, я не часто захожу на свою страничку… – Ну почему, почему эта идея не пришла мне самой в голову?

– В чем проблема покопаться у нее в друзьях? – лукаво улыбнулась Софи.

– Проблема есть. Зачем мне это надо? Может, я вообще ему не нравлюсь?

– Ты то? Ты себя в зеркало видела? Не хочешь сама, посмотрю я. Какая у него фамилия? – самодовольно спросила она.

– Не скажу! – таким же самодовольным тоном проговорила я. – Я пойду спать, пожалуй, или читать. Я еще не решила.

– Спокойной ночи. И удачно тебе… поспать. – Софи показала язык, и прежде чем я отреагировала на ее жест, отключилась.

Я нервно выключила ноутбук. Ну почему моя подруга так хорошо меня знает? Ну уж нет! Не буду искать Ваню в интернете. Я достала наушники из ящика стола, быстро воткнула в уши, и включила первую попавшуюся песню на высокую громкость, превышающую допустимую слышимость. Опасно для слуха, но еще опаснее слушать свое сердце. Я всегда включала на полную громкость свои любимые группы, чтобы успокоиться и настроиться на съемку. Но сегодня любая музыка влияла на меня совсем не вдохновляюще, а скорее наоборот. Я с раздражением кинула наушники вместе с телефоном на кровать. Телефон остался жив, кровать тоже. Я достала электронную книгу, и пока листала список закачанной литературы, заметила, что моя нога дергается, как у эпилептика.

Я положила книгу на стол, прошлась по комнате из стороны в сторону, заглянула в окно. На улице было темно. А как еще может быть в полночь, если это не белые ночи в Питере! Интересно, в каком доме живет Ваня, или он был здесь просто в гостях? Поймав себя на этих мыслях, я резко задернула занавески. Ну откуда взялся мой интерес к этому парню? Да красивый, да интересный, да не такой уж обычный. Мало ли таких особенных стирают подошвы своих ботинок об эту огромную и необъятную Землю?

“Такие, как он, могут стать самым большим счастьем или самым большим несчастьем в твоей жизни, деточка. Обычно, случается второе”, – говорила мне позапрошлым летом моя бабушка, когда я, чуть отойдя от свалившегося на всех нас горя утраты, при ней засмотрелась на очень красивого парня, проходящего мимо и подмигнувшего мне. Тогда я не восприняла ее слова всерьез. Ведь, в шестнадцать лет вообще ничего не воспринимаешь всерьез, когда вокруг лето, морской бриз и чайки летают над головой, надрывно крича о любви. И есть только солнце, тепло, бьющее через край, и где-то там парит ощущение призрачного счастья. И хочется нравится красивому мальчику, целоваться с ним и танцевать под темным небом, усыпанным сотнями звезд, и самой быть той звездой, что светит только для него, и гореть, гореть, гореть… Но потом оказывается, что парень любит, когда для него горят, но сам гореть не хочет, а хочет от тебя все большего и большего, и ждет, когда ты сгоришь дотла. Бабушка оказывается права. Звезда гаснет, не горя желанием светить кому-нибудь еще.

И вот сейчас, спустя несколько лет, я, в пока еще более менее ясном сознании, не замутненном поцелуями и танцами под звездным небом, понимала, что хочу вновь гореть, даже не зная, какой вариант из бабушкиного изречения мне уготован.

Я подошла к туалетному столику, взяла расческу и начала свой обычный вечерний ритуал, приводящий мои волосы в идеальный порядок. Раз. Два. Три. Четыре… Я взглянула на себя в зеркало, и не узнав эту девушку с горящим взором, тут же бросилась к ноутбуку. Мне казалось, что так долго он еще не включался. Я нервно теребила прядь волос, ожидая пока загрузится сайт.

Тут же мне пришло насмешливое сообщение от Софи: “Ну что, не вытерпела?” Я не стала ей отвечать и начала поиск Вани в друзьях у Риты. Сердце стало стучать сильнее, когда я увидела его профиль. И секунды не раздумывая, я щелкнула мышкой на его фотографию. На аватарке он был таким обаятельным, покоряющим своей широкой улыбкой, парнем, в белой футболке, облегающей его стройное мускулистое тело… Я судорожно сглотнула. В первую нашу встречу он показался мне худым, но оказалось, что его одежда скрывала очень красивое спортивное тело. Может ли парень быть настолько идеальным? Я поймала себя на мысли, что вновь и вновь задаю себе этот вопрос.

Его профиль почти не был заполнен, поэтому я продолжила смотреть фотографии. Вот он с друзьями катается на роликах в каком-то парке; вот он на горнолыжном курорте улыбается своей идеальной улыбкой; вот он в обнимку с большой и лохматой собакой дворовой породы (у него есть собака?); вот он на рок-концерте; вот он смеется в компании той самой рыжеволосой девушки, и она подписана как его двоюродная сестра (Тысячи раз ура! Это не его девушка!)… Но что толку от этого, если Ваня со мной не общается?

Только я собралась ответить Софи, как мне приходит еще одно сообщение. Я смотрела на слово “привет”, мелькающее сбоку, и далеко не сразу поняла, что оно отправлено Ваней. Неужели я случайно лайкнула какую-нибудь его фотографию? Я судорожно попыталась вспомнить, не выдала ли себя на его странице. Но нет, я ничего такого не нажимала и не писала. Тем временем, он дописал:

– Завтра придешь в школу?

Красная, как будто Ваня оказался рядом, я начала писать ответ:

– Привет, приду. – Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди.

Он тут же ответил:

– Хорошо. Буду ждать встречи с тобой.

Я долго смотрела на последнее предложение. Он что издевался надо мной? Наверное, надо что-то ответить, но я никак не могла придумать, что именно. Если написать “я тоже!”, это было бы слишком значительно для меня сейчас. Если написать какое-нибудь слово, наподобие “ОК”, то получилось бы слишком пренебрежительно. Поэтому я, краснея и чувствуя, что даже мои уши начали гореть, (да что со мной не так?) просто выключила ноутбук, и улыбаясь как дурочка, отправилась мыть чашку от выпитого какао. Включенная по ошибке холодная вода из крана слегка отрезвила мой полет фантазий. Может, он такой же как его кузина, может, он просто хочет посмеяться надо мной? Или это, непонятная мне, обычная вежливость с его стороны… С такими противоречивыми мыслями я дошла до своей комнаты, включила ночник у кровати, легла в теплую постель и на удивление практически сразу заснула.

***

Софи устало оглядела свою комнату. Два оранжевых чемодана с неснятыми багажными бирками так и стояли не распакованными в углу, застеленная желтым покрывалом кровать выглядела совершенно чужой, будто с отъезда девушки прошло много лет. Там, в Лос-Анджелесе, в теплом и обманчиво счастливом для многих городе, Софи попрощалась с иллюзиями детства. Оттого казалось сейчас, что эта комната больше не принадлежит ей. Девушка из нее выросла, она стала ей мала точно так же, как одежда двухлетнего ребенка на пятилетнем. Софи было трудно дышать здесь, хотя никогда до этого она не страдала приступами клаустрофобии. Этим страдала Аня. Она вообще много от чего страдала. Софи жалела ее, но не слишком, потому что теперь сама знала, что жить – значит страдать. Это такое правило. Исключений быть не могло.

На письменном столе, в углу, под замысловатой книжной полкой в виде цветка, сидела фарфоровая кукла, облаченная в черное шелковое платье, вышитое бисером. Софи выпросила у родителей эту куклу на ярмарке, когда ей было лет десять. В куклы она тогда уже не играла. Но десятилетней девочке с длинными каштановыми волосами безумно понравилась эта кукла с такими живыми и выразительными карими глазами. Это был ее идеал. Утонченная, живая, такую хотелось беречь, а не играть. В тринадцать лет Софи сделала себе такую же прическу, что и у куклы. Ей нравилось быть загадочной, казаться старше своих лет. А сейчас, глядя в глаза своей мини копии, Софи поняла, что переросла и ее. Нет, она вовсе не стала лучше. В конце концов, неужели ей стоило соревноваться с фарфоровой куклой? Софи просто стала другой. Она резким движением бросила куклу под стол. Хорошо ей живется, сидишь тут на столе, ничего не знаешь о жизни. А вот Софи уже все знала.

Девушка стянула с себя футболку с длинным рукавом, затем расстегнула модные узкие брюки цвета спелой вишни и легко выпорхнула из них, позволив включенному на минимальную температуру кондиционеру, охлаждать ее чуть загорелую кожу. Замерзнуть Софи не боялась. Боялась другого. Что кто-то заметит. Она смело подошла к напольному зеркалу, стоявшему рядом с кроватью. Если сильнее вглядеться, если только напрячь свое не совсем идеальное зрение, можно увидеть на плече темное фиолетовое пятно, а еще на спине, и самое главное, на ногах. На ногах синяки еще были яркими, как будто появились вчера. Софи почувствовала, как побежали мурашки по всему телу. Нет, это не от воспоминаний. Совсем не из-за них. Это все кондиционер. Софи осмотрела правую руку, где на запястье красовалась тонкая полоска розовой кожи. “Это не исчезнет”, – с грустью подумала она. Шрамы украшают только мужчин. Женщинам они не нужны. Софи заставила себя широко улыбнуться, застыла, окинула себя взглядом, ищущим еще что-то, то, что еще могли заметить окружающие. Ничего. Под одеждой все можно скрыть. А лицо скрывало еще больше.

Глава 5

Темнота. Ничего не видно. Только слышно мое частое дыхание и стук сердца, которое отчаянно рвется из груди, не в силах выносить страх, навсегда поселившийся во мне. Где я? “Ты в своей комнате”, – отвечает мое подсознание. Почему не горит лампа? Почему нет света? Я не могу без него! “Наверное, перегорела лампочка”. Что мне делать? Что делать? Мне так страшно! “Иди к свету!”

Я, закутавшись в одеяло, наступаю на обжигающе холодный пол. В этой колючей темноте так страшно, что кажется еще один шаг, и я сойду с ума, но оставаться в кровати еще страшнее. Медленно, на ощупь по стенке, боясь наткнуться на что-то или кого-то, я иду к двери, за которой виднеется свет. Позади меня слышатся тяжелые шаги. Дрожь пронзает все мое тело. Одеяло, дававшее хоть какую-то иллюзию тепла, спадает, но у меня нет времени его поднимать. Я торопливо открываю дверь, и миллиарды световых частиц, отливающих всеми цветами радуги, окружают меня, приглашая танцевать вместе с ними. Меня не ослепляет, нет. Я, будто, сама состою из этого света. Я улыбаюсь, чуть щурюсь и протягиваю руку, чтобы присоединиться к ним в их молчаливом и торжественном танце. Но кто-то хватает меня сзади за плечи и одним рывком поворачивает к себе, обратно во тьму. Я больше ничего не вижу, но чувствую. Чувствую, как его холодные пальцы пробегают по моей шее, касаются щек и уголков губ.

– Ты скучала по мне?

Его голос невозможно забыть. Его дыхание на моем лице. Его сладкий запах становится моим запахом. И так хочется закричать, зарыдать, позвать маму, но я ничего этого не делаю. Я закрываю глаза, чтобы вспомнить, каково это, быть окруженной светом и излучать свет самой. На краю ресничек пробегают последние радужные точки и растворяются в ночи. Его холодные пальцы сжимают мою руку так, что мне должно быть больно, но я уже ничего не чувствую. Я замерзаю. И вокруг меня одна темнота.

Я проснулась с криком в холодном поту. Потребовалось время, чтобы понять, что это был сон. И все хорошо. Лампа на столике не погасла, она горела всю ночь, чтобы было светло и не страшно. Но было страшно.

Как такое могло случиться, что та, которая никогда ничего не боялась, была смелой и открытой всему новому, стала бояться сразу всего: темноты, в которой ничего не видно, но зато прекрасно слышно; замкнутых пространств, в которых нечем дышать; толпы, готовой тебя поглотить, накрыть и больше не отпустить? Как так случилось, что я могла быть кем угодно, а стала никем?

Я могла бы долго ностальгировать по той прежней себе, прогонять страх, который разлился во мне, словно быстродействующий яд, но мой взгляд упал на часы. И я ужаснулась. Я проспала! Мой телефон, на котором должен был зазвонить будильник, разрядился, видимо, еще ночью. Отец ушел на работу намного раньше, как обычно погружаясь в рабочий процесс целиком.

Первый урок начинался через десять минут. Я вскочила с кровати, стряхивая остатки кошмара и пытаясь понять, как уложиться в такой короткий срок. Я кинулась в ванную комнату, попутно чистя зубы и расчесывая волосы, затем схватила из шкафа первую попавшуюся одежду. Интересно, а в школу вообще можно приходить в джинсах? Но мне было некогда переодеваться, я уже натягивала на ноги конверсы. Схватив рюкзак, который еще вчера подготовила к сегодняшнему дню, я на секунду остановилась перед зеркалом. Несмотря на утренний кошмар, на красные от слез глаза, я на секунду встретилась взглядом с собой прежней, той, которая могла бы хотеть жить и любить. А все потому, что где-то там в школе меня ждал Ваня. Или уже не ждал…

Судя по часам в холле дома, урок уже начался, и я ничего не могла с этим поделать, кроме как постараться успеть хотя бы к его концу. Я выбежала на залитую белым утренним светом улицу. Яркое солнце светило прямо в глаза, я еле успевала уворачиваться от прохожих, так же спешащих по своим делам и почему-то выскакивающих из общего движения прямо на меня.

“Отличное впечатление я произведу на учителей в самом начале учебного года”, – подумала я, подбегая к школе. Я остановилась перед крыльцом, пытаясь привести свое дыхание в норму. И только сейчас я заметила Ваню. Он стоял, облокотившись на колонну, и оценивающе смотрел на меня.

– Привет. Ты опоздала, – заявил он, как будто я и сама не знала об этом. В его глазах играли озорные огоньки.

– Проспала, – выпалила я, только сейчас сообразив, что не успела ни накраситься, ни уложить волосы, которые после моего спринта к школе в художественном беспорядке рассыпались по моей спине.

– Ты сегодня выглядишь совсем по-другому. Какая-то настоящая.

Что? Что это вообще значит?

– Хочешь сказать, что до этого я была ненастоящей?

– Нет, просто… вот такая, как сейчас, раскрасневшаяся и растрепанная, еще сонная и думающая о чем-то своем, ты нравишься мне гораздо больше, – Ваня замолчал, вглядываясь в мое лицо, затем резко сменил тему. – Давай прогуляем уроки сегодня.

– Что? – я растерялась от всего, что он мне наговорил, отметив для себя только то, что я ему нравлюсь. Да, да, да! Нравлюсь!

– Пойдем погуляем по городу. Все равно на половину урока мы уже опоздали.

– Но я не могу. Я же только…

– Погоди, – перебил он меня. – Я все улажу. Жди здесь.

И Ваня быстро зашел в школу. Я осталась одна, стоя на ступеньках, вдыхая аромат спелых яблок и наслаждаясь теплыми солнечными лучами. Я беспрекословно послушалась его, а могла бы просто пойти на урок.

Через несколько минут я спиной почувствовала, что Ваня вернулся. Я медленно обернулась и невольно залюбовалась им. Ваня шел ко мне, загадочно улыбаясь. Он тоже был в джинсах, которые невероятно шли ему, так же как и серая куртка, облегающая его спортивную фигуру. Ваня, закинув на спину свой рюкзак, надел солнцезащитные очки, и стал окончательно похож на модель из каталогов молодежной стильной одежды. Уж в них-то я разбиралась! Я очень понадеялась, что мои эмоции не сильно отразились на лице, а открывшийся от такого зрелища рот тут же закрылся.

– Пойдем, больная, – не обращая внимания на мой, полный удивления, взгляд, Ваня продолжил: – Еще утром ты не очень хорошо себя чувствовала, была небольшая температура и головная боль, но ты все равно решила пойти в школу. Но около школы твоя голова закружилась, жар усилился… И я сопровождаю тебя до дома. – Он взял меня под локоть.

– Интересный рассказ, – И как недалеко это до правды, когда я нахожусь рядом с ним! – Куда мы пойдем? – спросила я, чувствуя теплоту его руки и не желая с этим теплом расставаться.

– К тебе? – спросил он и тут же, увидев выражение моего лица, добавил. – Шутка. Куда бы ты хотела пойти? Но мне нужно к третьему или четвертому уроку вернуться в школу.

Мои глаза распахнулись от изумления:

– То есть ты сегодня появишься в школе, а я из-за тебя прогуляю целый день?

– Это так страшно для тебя?

– Я никогда раньше не прогуливала школу! Тем более, когда только в нее перешла, – сердито ответила я.

– Все когда-то бывает в первый раз, – с ухмылкой сказал Ваня. – Не волнуйся, я потом скажу тебе задание. Просто, если я прогуляю весь день, пойдут сплетни… А я же только провожаю тебя до дома. Я бы соврал что-то другое, но охранник тебя уже видел на ступеньках.

– Понятно, – только и протянула я.

В моей голове ожили яркие картинки, описывающие эти сплетни во всех подробностях. Мои щеки запылали, и я потрясла головой, прогоняя непрошеные мысли. Ваня посмотрел на меня, вновь ухмыляясь. Сквозь его очки мне было не разобрать, какие эмоции написаны у него в глазах. Скорее всего он думал про меня, как про недоразвитую. А ведь и правда, я именно такой и представала перед ним постоянно. Но наконец, ко мне пришла здравая мысль:

– Мне нужно позвонить отцу. Ему же сообщат из школы, а я оставила разряженный телефон дома.

– Еще успеешь это сделать, – быстро проговорил Ваня и тут же сменил тему. – Пойдем по длинному пути к твоему дому?

Мы прошли через арку соседствующего со школой дома и вышли к небольшому скверику, огороженному каменной оградой. Здесь было хорошо, красиво и по-особенному уютно. Теплый ветер раздувал мои непослушные волосы, и хотелось лишь одного – идти и идти вместе с Ваней куда глаза глядят. Но солнце, вновь выглянувшее из-под низких серых облаков, вдруг помогло привести мои мысли в порядок. Я резко остановилась, выпустив свою руку из его руки, и заставив Ваню от неожиданности споткнуться, может быть, первый раз в его, полной уверенности, жизни.

– Послушай, зачем ты пошел со мной? Зачем заставил прогулять школу? И как же твой Алекс?

Вот так, в одно мгновение, я выпалила все, что хотела спросить еще в начале нашего пути. Ваня снял солнцезащитные очки и внимательно посмотрел на меня своими серо-зелеными глазами.

– Мой Алекс начал встречаться с какой-то новенькой девушкой из своего класса. И я уже говорил, ты мне интересна, – просто сказал он. В его голосе – дразнящие нотки, в его взгляде – целая Вселенная.

– Чем?

– Это я и пытаюсь выяснить…

Ваня так быстро подтолкнул меня к одному из ближайших к нам деревьев, что я не успела ничего сказать. Лямки рюкзака больно резанули меня по плечам, я почувствовала шероховатость коры, его руки обхватили меня так, что я едва могла пошевелиться.

– Ты такая красивая… Мне хотелось поцеловать тебя с того момента, как я впервые увидел тебя, выходящей из машины, – прошептал Ваня, проводя пальцем по моей щеке.

Его лицо было очень близко к моему, я чувствовала его дыхание, еле ощутимый аромат его туалетной воды, такой бодрящий, легкий, цитрусовый. Но эти слова… Мое дыхание сбилось, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. У меня началась паника. Я сделала глубокий вздох, но не смогла унять ни начавшуюся дрожь, ни частое сердцебиение. Невозможность пошевелиться, слишком близкое расположение тел унесли меня в воспоминания, в которые я бы никогда не хотела возвращаться.

– Аня? – Ваня слегка отстранился от меня, в его глазах был неподдельный испуг. – Что случилось?

Я все еще чувствовала тепло его тела, и мне действительно нравилось это чувствовать. Но эмоции прошлого не смогли пересилить настоящее. Я уперлась руками в его мускулистую грудь, и Ваня отстранился еще больше. В ушах у меня застучало, капелька пота прокатилась по спине.

– Извини меня. Я не знал, что ты так отреагируешь. С тобой все в порядке? – отрывисто спросил Ваня, отступив на шаг.

Он в недоумении смотрел на меня, скорее всего пытаясь понять, что же со мной не так. А во мне все было не так. Любая другая девушка никогда бы так не отреагировала на действия со стороны нравящегося ей молодого человека. Но не я.

– Все хорошо. Просто приступ клаустрофобии, – крайне неудачно попыталась оправдаться я.

– Может, тебе лучше присесть?

В ответ я кивнула. Ваня уже не так уверенно как раньше, как бы спрашивая мое разрешение, взял меня за руку и повел к скамейке. Он бережно посадил меня на скамейку, сам устроился рядом и спросил:

– Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься, – быстро ответила я, краснея.

Дрожь ушла, и от всего приступа осталось легкое головокружение. Ваня смотрел прямо на меня, а я не могла заставить себя вновь взглянуть на него.

– У тебя есть парень?

– Нет.

– Я слишком настойчив, да? Извини. Я думал ты из таких девушек, которые… – он замешкался.

– Из таких девушек, которые что…? – Мой приступ страха резко перешел в приступ гнева, и я честно не знала, что из этого хуже. – Если ты хочешь от меня лишь доступности, то ты ошибся в выборе! – Я скрестила руки, пытаясь скрыть подступившую обиду.

– Нет, – поспешно ответил он. – Я только еще пытаюсь в тебе разобраться. Извини еще раз. Моя первая попытка провалилась.

– Я не сержусь. Уже не сержусь, – поспешно добавила я. – И будь мы знакомы поближе… Я же тебя совсем не знаю!

– Так давай знакомиться поближе, – предложил Ваня и вновь сменил тему. – Ты голодна?

– Хмм… наверное. Я же проспала и не успела позавтракать.

– Ты любишь блинчики? Я знаю место, где их очень вкусно готовят. Идти совсем недалеко.

– Обожаю. – Я не стала добавлять, что безумно люблю всю вредную еду, которую мне нельзя есть, чтобы не поправиться.

Ваня встал и, взяв меня за руку, потянул за собой. До кафе я шла, слушая о том, как весело и интересно Ваня провел все лето в Америке, путешествуя из штата в штат. Видимо, с помощью непринужденной беседы он хотел загладить недавнюю неловкую ситуацию, и, честно говоря, у него это получалось.

Усевшись за уютным столиком напротив друг друга в глубине зала так, чтобы спрятаться от посторонних глаз, он сделал заказ за нас двоих, лишь поинтересовавшись, что буду пить. Я глядела на него, на его красивый точеный профиль, когда Ваня озвучивал заказ официанту, на его уверенные жесты, и мое сердце вновь застучало быстрее, чем раньше. Он взглянул на меня. В плохо освещенном кафе его глаза были дымчатого цвета. Прекрасные глаза влекли за собой не менее прекрасные мечты. Нет, такого со мной еще не было. Рядом со мной сидел замечательный парень, и у меня перехватывало дыхание раз за разом. Я могла смотреть на него целую вечность, любоваться им, будто он являлся шедевром искусства, лучшим, что я когда-либо видела в своей жизни.

– Расскажи мне о себе, – предложил Ваня, когда официант отошел от нас.

– Мне семнадцать лет…

– Нет, давай не так. Так ты рассказывала в школе, Анна Андреевна Павлова. – Несмотря на шутливый тон, Ваня очень серьезно смотрел на меня. – Расскажи мне о себе по-другому. Знаешь, как в “Маленьком принце”, мне не нужны сухие факты и цифры, мне нужно знать, что ты чувствуешь, что ты любишь, о чем мечтаешь.

– Я не знаю, как начать, – я испуганно посмотрела на Ваню, понимая, что совсем не готова к такому. Вообще все сегодняшнее утро было для меня сплошным сюрпризом. – Может, ты первый?

– Я опять слишком настойчив? – коротко рассмеялся он, и от этого безмятежного смеха у меня все защекотало внутри. – Что ж, ты права. Что я могу рассказать о себе? Обожаю путешествовать, фотографировать, ты это уже знаешь. Люблю музыку, я живу музыкой.

– Ты играешь или поешь? – мой голос звучал заинтересованнее, чем обычно.

– Я играю на гитаре и рояле. Иногда сочиняю что-то свое.

– И как относятся к этому твои родители?

Я вспомнила выражение лица своей мамы, когда в десятилетнем возрасте я призналась, что хочу быть певицей. Тот ее взгляд, надменный и колкий, теперь я стала встречать все чаще и чаще, когда не соглашалась с ее точкой зрения.

– Очень положительно, ведь мой отец – участник рок-группы.

– Какой?

Перед тем, как ответить, Ваня бросил на меня странный взгляд, который я не смогла разгадать.

– “Аврора”.

Я потеряла дар речи и пребывала в полнейшем шоке. Эта группа была русским аналогом группы “Black Sabbath”. И, кажется, даже Оззи Осборн не мог сравниться с их эпатажными выходками. Похоже, не все я знала о таком хорошем парне, как Ваня.

– Ты правда не знала, что я сын Дмитрия Сотникова?

– Нет, – честно призналась я, разглядывая Ваню и не очень-то видя сходства между ним и его известным папой. – А ты правда его сын?

– Да. И я рад, что сообщил тебе об этом первым.

– И каково быть сыном такого известного человека?

– Очень познавательно и интересно… – На мгновение Ваня замолчал, над чем-то размышляя, а затем добавил. – Мой отец совершенно нормальный, когда не нужно устраивать шоу на публику.

Я улыбнулась, но тут же вспомнила отличительную особенность концертов “Авроры”: исполняя одну известную песню про вечность, они пили по кругу кровь из чаши, а затем поливали ею фанатов. Моя улыбка сошла с моих губ.

– А они правда пьют кровь на сцене?

– Это виноградный сок.

– Вот так и рушатся легенды.

– Больше не буду тебя разочаровывать. Скажу лишь одно, червяков они тоже едят ненастоящих.

Мы обменялись улыбками, и я почувствовала, насколько приятно сидеть рядом с ним и знакомиться ближе.

– Наверное, у тебя дома постоянные тусовки рок музыкантов.

– Нет. Мой отец постоянно на гастролях или записывается, дома бывает очень редко. И с пятнадцати лет я живу один. Маму я не видел уже несколько лет с тех пор, как она уехала жить в Австралию с новым мужем.

– Почему она не навещает тебя?

Я вспомнила бывшую жену Дмитрия Сотникова, известную во всем мире модель. Теперь я поняла, от кого Ване достались такие красивые и правильные черты лица.

– Ей хорошо в Австралии, – отстраненным тоном сказал Ваня и добавил. – Там много солнца и тепло. Здесь она ненавидела вечный холод.

– Ты скучаешь по ней?

– Не знаю.

Конечно, скучает. По глазам было видно. В очередной раз я задала наиглупейший вопрос.

– Извини, – поспешно сказала я. – Ты не обязан со мной делиться. Я же тоже этого еще не делала.

– Откровенность на откровенность?

– Согласна.

– Я с самого рождения был не нужен маме и только отвлекал от постоянного празднования жизни. Сейчас ей легко оградить себя от меня расстоянием. Она была моделью. В ней много внешней красоты, а внутри… не знаю, что внутри, может, пустота, может, эгоизм, желание жить для себя. Наверное, все модели такие, – сказал Ваня, неотрывно смотревший на горящую свечу на столе. – Отец изменял маме на гастролях, та в свою очередь изменяла ему в своих тусовках. В общем, у меня не совсем нормальная семья, как видишь.

– Тебе, наверное, пришлось нелегко… – Я не знала, что еще сказать, потому что в таких ситуациях все слова звучат нелепо.

– Вовсе нет. Все детство со мной был дедушка. Он ушел с работы, чтобы воспитывать меня, за что я ему очень благодарен. И если отец хоть как-то между гастролями пытался мной заниматься, то мама занималась только своей карьерой и развлечениями. Но не будем о грустном. Сейчас я живу один, и мне это нравится, – Ваня ободряюще улыбнулся мне.

Было очевидно, что эта тема для него очень болезненна, но он изо всех сил старался не поддаваться эмоциям. Во всем этом присутствовала какая-то злая ирония. Все парни, с которыми я ходила на свидания, были без ума от того, что я модель, и лишь парень, который мне действительно нравился, ненавидел, впрочем, вполне обоснованно, мое хобби. Я потупила взгляд на обложку меню, лежащего передо мной. Ваня, ничего не заметив, перешел на другую тему разговора. Мне было жаль этого парня, которому так не хватало внимания родителей. Хотелось сказать что-то ободряющее, но подобрать слова было очень сложно. Тот, кто никогда не был в такой ситуации, не может понять человека, лишенного родительского внимания. Но я понимала. Может быть, потому что сама перестала чувствовать связь с мамой. Может быть, потому что я тоже была начинающей моделью, и теперь боялась сказать ему об этом. Вдруг Ваня найдет во мне что-то такое, что будет напоминать ему о маме, о той, кто променял своего сына на праздную жизнь?

– Как же ты живешь один? – поинтересовалась я, глядя, как официант ставит перед нами расписанный узорами чайник.

– Очень просто. Я умею готовить в мультиварке, стирать с помощью стиральной машины, мыть посуду в посудомоечной машине. Кроме того, два раза в неделю приходит женщина, помогающая по хозяйству. – Ваня широко улыбнулся в ответ на мою улыбку. – Отец время от времени появляется дома, но это бывает редко. Он, конечно, обеспечивает меня всем необходимым, но я и сам подрабатываю фотографией. – Ваня внимательно посмотрел на меня сквозь свои длинные черные ресницы. – Я хочу тебя поснимать. Не для школьного стенда, конечно. Мне кажется я даже знаю, какие эмоции стоит ловить на твоем лице.

– Какие? – я конечно же покраснела, но не могла не задать вопрос.

– Увидишь потом сама… – загадочно сказал он. – Теперь твоя очередь. Расскажи о себе.

– Мои увлечения не такие интересные, как у тебя. Все скучно и обыденно. А моя книгомания к тому же и старомодна. Сейчас мало кто читает.

– Я читаю! – воскликнул Ваня и встряхнул головой, чтобы непослушные волосы не лезли в глаза. – Давай будем старомодными вместе! А пока давай есть.

Нам принесли блинчики с клубничным джемом, но у меня совершенно пропал аппетит. Чтобы не обидеть Ваню, я смогла съесть один блинчик, который оказался очень вкусным, и в другое время я бы смела всю тарелку, но сейчас я слишком нервничала и просто ковыряла вилкой содержимое тарелки. Слишком много всего неожиданного для этого дня: встреча с Ваней, наш недопоцелуй, его откровения.

– Ты не голодна? – спросил он, доедая свою порцию.

– Уже наелась. Спасибо, было действительно вкусно.

– Ты всегда ешь как птичка? – он сделал знак официанту принести счет.

– Часто.

– Почему? – Ваня искренне недоумевал.

– Ну… мне нужно быть в форме всегда.

– Ты занимаешься балетом или что-то типа того? Я помню, ты говорила в школе.

– Типа того. – Я не хотела говорить о своем хобби. Было понятно, что таких, как я, Ваня не любил. Я и сама не любила большинство людей из этой профессии. – А ты говорил, что любишь путешествовать… Какие города тебе больше всего понравились?

– Ты тоже запомнила, что я говорил в школе? – Ваня широко улыбнулся. – Я люблю Барселону с ее архитектурой, Лиссабон, да и много других городов. В каждом есть что-то прекрасное и неповторимое. А ты где была?

– В моей семье все очень традиционно. Мама любит отдыхать у моря. Поэтому, когда я была маленькой, все лето мы проводили у бабушки в Тамани. Помнишь, у Лермонтова было про захолустный городишко? Вот это и есть Тамань. Сейчас, конечно, там все по-другому.

– Не так захолустно? – с усмешкой спросил Ваня.

– Не так.

– А ундины водятся?

– Ответ отрицательный.

– Но кажется, одна все-таки есть…

Ваня провел рукой по моим волосам, и я в один миг забыла обо всем, что хотела рассказать. До чего же приятны его касания. Все вокруг замерло, и только когда он убрал руку, я услышала обычные звуки, характерные для кафе. Ну и как мне научиться дышать ровно рядом с ним?

– А где еще ты бывала? – поинтересовался Ваня, как ни в чем не бывало подливая мне в чашку еще чая.

– В некоторых городах Европы я была вместе с отцом, он любит архитектуру. А мне нравится просто чувствовать город, смотреть не на обычные достопримечательности, хотя на них, конечно, тоже. Но больше мне нравится просто бродить по улочкам, слушать обрывки разговоров незнакомых мне людей, смотреть на детей, слушать их беззаботный смех, наблюдать за игрой в шахматы или крокет пожилых людей, и ощущать этот бесконечный круговорот жизни, когда люди рождаются, взрослеют и умирают, а города, хоть и изменяются, но продолжают жить… Человек может родиться в одном городе, жить в другом, третьем, десятом, но города остаются там, где он их покинул, и будут вечными свидетелями этой беспокойной человеческой жизни. Понимаешь? Мы жили в разных городах, но в каждом городе было нечто свое прекрасное. Хотя изо всех этих переездов, я уже наверное, не очень люблю путешествовать. Наоборот, мне хотелось бы иметь свой постоянный дом… – Я запнулась на этой болезненной теме для меня и вдруг поняла, что Ваня внимательно смотрит на меня. Вот я наговорила!

– Ого! Ты заговорила, – произнес он, улыбаясь.

– Видимо, меня надо было накормить для этого, – вновь не совсем удачно пошутила я.

– Кем работает твой отец, что вы так часто переезжаете? – спросил он, небрежно взяв счет у подошедшего официанта, и, быстро взглянув, тут же положил купюру.

– Он был военным, поэтому мы так часто переезжали. Но лет пять назад он занялся сферой торговли. И то и дело его перехватывают все новые фирмы с более выгодными условиями работы.

– Сколько ты успела прожить в Питере?

– Четыре года. Я многое успела за этот период, потому что до этого мы переезжали намного чаще. И поэтому мне так тяжело было переезжать сюда. Там осталась моя лучшая подруга, собственно, вся жизнь… – Мой голос чуть дрогнул.

– Тяжело тебе пришлось, – с сочувствием произнес Ваня. – А сестры или братья у тебя есть?

И вот опять это чувство. Появилось из-за обычного вопроса и накрыло меня с головой. Когда что-то крепко сжимает тебя изнутри, и ты не можешь ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– У меня была старшая сестра. Но она умерла два года назад, – слова слетели с губ быстрее, чем до меня вновь и вновь стал доходить смысл сказанного.

– Мне очень жаль, – прошептал Ваня и взял меня за руку.

Всем всегда очень жаль. Обычные, самые банальные слова поддержки всем тем, кто потерял близких. Я знала, что Ваня произнес их искренне, но все равно злилась на это неправильное слово “жаль”. Как прискорбно, огорчительно, досадно, обидно, увы и ах! Никто не мог понять моих чувств, даже Ваня.

– Извини, – растерянно произнес он, поглаживая меня по руке.

– Ничего. – Я сама решила сменить тему. – Послушай, Ваня, я правда не такая дурочка, как тебе показалось вначале. Я знаю, что в моих глазах опустошенность, но…

– Ты мне такой не показалась. – перебил он меня, вглядываясь в меня и пытаясь разобраться, к чему я веду. – В твоих глазах все, что угодно, только не пустота. Я вижу там море, соприкоснувшееся с небом, все оттенки голубого и синего, смущение и радость. Иногда в твоих глазах появляется боль. Но это нормально. Во мне она тоже есть.

Я замерла. Все-таки Ваня и вправду видел меня такой, какая я есть. Не такие уж мы и разные. Это было лучшее, что когда-либо мне приходилось слышать от парней.

– Но ты, наверное, привык к другому поведению девушек. Я не такая. Я не вешаюсь сразу на шею, я не целуюсь с парнями на первом свидании. Мне очень нелегко раскрываться перед другими, и было бы проще, если бы ты просветил меня в свои планы относительно меня, потому как я теряюсь в догадках.

Губы Вани тронула легкая усмешка, но затем он серьезно посмотрел мне в глаза:

– У меня нет никаких планов относительно тебя. Еще вчера я думал, что весь учебный год буду держаться от тебя подальше, а это, поверь, очень сложно было бы осуществить. Понимаешь, – в голосе Вани не было уже и тени насмешки, – у нас с Алексом есть так называемый кодекс дружбы. Если одному понравилась девушка, и он начинает за ней ухаживать, то второй отступает. Вот и я отступил. Но потом я узнаю, что мой друг упустил свой шанс встречаться с тобой… и понимаю, что упустить этот шанс я не должен. Но, если честно, все эти дни я приходил к выводу, что попытался бы побороться за тебя в любом случае.

– Так ты серьезно решил встречаться со мной? – я не верила своим ушам.

– Конечно! Если ты тоже этого хочешь.

– А должна не хотеть?

– Нет, не должна. – Его голос стал необыкновенно нежным, а взгляд остановился на моих губах. Ваня потянулся было ко мне, но потом резко отстранился и с ухмылкой поинтересовался. – Это похоже на наше первое свидание?

– Да.

Неужели он опять хотел меня поцеловать, но передумал, вспомнив, как я повела себя при его первой попытке? Я разозлилась на себя за потерю самообладания в тот раз. Зачем я сказала, что не целуюсь на первых свиданиях? Вот рядом со мной сидит тот, кому нравлюсь я, который нравится мне. В чем моя проблема?

– К сожалению, мне пора в школу. Но я успею проводить тебя, – прервал мои мысли спокойный голос Вани.

– Я могу дойти одна.

– Ну уж нет. Тебе нельзя гулять по городу в одиночестве.

Я в недоумении посмотрела на Ваню. Он провел рукой по своим волосам и тяжело вздохнул.

– Неужели ты не видишь, какое впечатление оказываешь на парней? Ты либо хорошо притворяешься, либо… я даже не знаю, что… Ты не видела, как официант смотрит на тебя?

– Нет, – честно призналась я.

Более того, я даже не видела лицо официанта. Все мое внимание все это время было приковано лишь к Ване. Сейчас он смотрел на меня, пытаясь определить, шучу я или нет. Мне даже стало обидно от его недоверия, и я очень хотела высказать это вслух, но вдруг Ваня протянул руку мне и произнес:

– Милая Анна, позвольте проводить вас до дома?

– Извольте, – я не смогла сдержать смех и протянула ему свою руку. – Ты же догадываешься, что я не Элизабет Беннет?

– Да и я не мистер Дарси.

Спустя несколько минут мы шли по освещенному солнцем проспекту. Он крепко держал меня за руку и оберегал от случайных столкновений с прохожими, которые проходили мимо, все так же куда-то торопясь. Я отчетливо чувствовала, как в воздухе, не смотря на первые осенние листья под ногами, пахло ранней весной, когда еще нет никакой зелени, везде лежит мартовский снег, но есть едва уловимый аромат перемен. Именно в эти моменты понимаешь, что совсем скоро будет тепло. Но судя по быстро темнеющему небу, мой собственный прогноз погоды был ошибочным. Быстрым шагом, болтая о любимых фильмах, которые, к нашему общему удивлению, порой совпадали, мы дошли до моего дома и остановились у крыльца.

– А где ты живешь? – спросила я, уже давно желавшая это узнать.

Небо над нами все темнело, свинцовые тучи будто падали на нас. Где-то вдали послышались первые раскаты грома.

– Совсем рядом с тобой. – Ваня кивнул на соседний дом. – На самом верхнем этаже.

Он придвинулся ко мне поближе и несмотря на прохладную сентябрьскую погоду, меня бросило в жар.

– Можно тебя поцеловать? – Его голос был еле слышен.

Вместо ответа я, встав на цыпочки, потянулась к Ване. Он, помедлив секунду, видимо, не ожидая от меня какой-либо решительности, нежно приобнял и поцеловал. И в этот момент я поняла, что вот так, с теплотой и трепетом, меня никто еще не целовал. Казалось, я вообще никогда этого еще не делала. Забылось все, что я знала, все, что я действительно хотела стереть из памяти. Были только его губы и мои. А еще хотелось прижиматься к нему как можно ближе, потому что ничего важнее уже не было. Не знаю, сколько по времени длился наш поцелуй, но я вдруг поняла, что пошел сильный дождь, и мы оба стоим под ним, мокрые и взволнованные.

– Идет дождь… – хрипло проговорила я.

Ваня кивнул, по его лицу стекали капли воды, но он лишь неотрывно смотрел на меня, продолжая обнимать за талию. Я взяла его за руку, сама не понимая откуда во мне взялась эта смелость, и повела под крышу.

– Как бы мне хотелось остаться с тобой сейчас, – негромко сказал Ваня, стирая с моих щек дождевые капли.

– Но ты должен идти в школу, – закончила я за него, от чего-то начав сильно стесняться.

Все произошло слишком быстро. Обычно я не бываю такой. Но и таких чувств никто из парней у меня никогда не вызывал. Какое-то время мы стояли, глядя друг другу в глаза. Мы никак не могли подобрать нужных слов.

– Мне хотелось тебя поцеловать с нашей первой встречи, и кажется, я это уже говорил, – с застенчивой улыбкой произнес Ваня.

Я улыбнулась в ответ. Он внимательно смотрел на меня, ожидая, что я ему скажу.

– Спасибо, – только и произнесла я, хотя в душе все трепетало. Все казалось чудесным сном, из которого я бы точно не хотела просыпаться.

– Впереди у нас еще много свиданий, – Ваня нежно провел своей рукой по моим волосам, поцеловал в щеку и резко подался назад. – В щеку, потому что иначе я не уйду. До вечера. – хрипло проговорил он и, быстро развернувшись, будто уже вот-вот мог передумать, побежал по ступенькам прямо под дождь.

На секунду он остановился, запрокинув голову вверх и позволив каплям дождя стекать по лицу, затем достал из своего рюкзака зонт, и легкой походкой пошел в сторону школы. Я смотрела, завороженная, как он уходит, трогала свои губы, которые еще помнили наш поцелуй, чувствовала место прикосновения его рук на своей талии, и хотела запомнить этот момент навсегда, вобрать его в себя со всеми эмоциями, запахами и электрическими разрядами, переполнявшими меня. Мне просто необходимо было удержать в памяти момент, когда я вновь почувствовала себя живой.

***

Мишель сидела на уроке русского языка, неспешно качая ногой под партой. Ей стоило огромных усилий вести себя спокойно, как будто ничего не случилось, как будто она не видела в окне, где сидела за партой, как от школьного двора удаляются две фигуры. Две очень знакомых фигуры. Одну из них она ненавидела, а вторую, кажется, любила. Вот такая своеобразная насмешка судьбы.

В голове брюнетки зрел план, как избавиться от новенькой. Даже про себя Мишель не могла произнести ее имя. Ненавидела всеми фибрами души, потому что поняла, насколько опасна эта светловолосая ведьма. Парни смотрели на нее, хотели ее. Вот и Ваня недалеко ушел, как последний придурок повелся на ее невинный взгляд голубых глазок, на ее пухлые губки, наверняка, ненастоящие. Кукла, никчемная кукла, уводила у нее, красавицы и умницы Мишель, парня! Девушка больно впилась яркими ногтями в свои ладони. В ее голове проносились картины, очень неприятные картины этих двоих, проводящих сейчас время вместе. Нет, нет! Ваня мог быть только ее. Неважно, что они закончили встречаться прошлой весной. Мишель никогда не оставляла надежды на их воссоединение. Они созданы друг для друга, это бесспорный факт.

Когда Ваня только появился в их классе, после всего того, что натворил, он только вставал на правильный путь. Мишель пыталась ему помочь, но ей нравился именно этот плохой Ваня, курящий, матерящийся, смотрящий на все глазами, полными внутренней злости на несправедливость этого жестокого мира. Она была совсем непрочь делать это вместе с ним. А потом он как-то совсем неожиданно изменился в лучшую сторону, и жизнь Мишель рядом с ним стала невообразимо скучной. Ушло ежедневное веселье, пришло спокойствие, она даже видела его в глазах Вани, и это был крах. Лишь потом, летом, в солнечной Испании, Мишель поняла, что ошиблась, что ей не хватало Вани, что это его спокойствие было обманным, ей лишь показалось, что яркие краски их отношений ушли. В глазах Вани в первый день осени она увидела то, что ей не хватало. В них бушевала такая знакомая ей неистовая буря, но теперь она принадлежала не Мишель.

Глава 6

Я лежала на своей кровати и смотрела на розовые стены, которые сейчас, в пасмурном свете дня, совсем не вызывали раздражения. Все еще в мокрой одежде после дождя, чувствуя, как прохладные капли стекают с моих волос на лицо, я думала о стольких вещах, что голова шла кругом. Нужно позвонить папе, чтобы тот не беспокоился. Нужно принять душ и там, под горячим потоком воды, заорать от такого неожиданного счастья. Мне до сих пор не верилось, что это не сон. Вдруг это спасительное сновидение после моего кошмара? И когда я проснусь, все исчезнет, а я вновь буду находиться среди руин… Нет, нужно отогнать эти мысли подальше, и просто наслаждаться моментом под названием “здесь и сейчас”. Чувствовать. Дышать. Жить. Как хочется просто начать жить, не оглядываясь назад, забыть прошлое, оставив в своей памяти лишь приятные воспоминания. Если отбросить все свои сомнения, забыть все, что когда-то произошло со мной и сломало, то вот она я, все та же, лежащая с счастливой блуждающей улыбкой на лице, девочка, воодушевленная, с горящим взором. Не застывшая когда-то на фотографии, а живая. Теперь мне не все равно, что будет завтра. Дни поменяли свой ход. Они, наконец, стали для меня ценны. Особенно сегодняшний день. Я с нетерпением ждала встречи с Ваней. Мне столько хотелось рассказать ему, о стольком расспросить.

Нужно было как-то переждать несколько часов, поэтому я переоделась в удобную и, самое главное, теплую домашнюю одежду, села за компьютерный стол и зашла на страничку Вани. Мне хотелось узнать о нем все, что только можно узнать из его виртуальной жизни. Фотографий у Вани было много. Я смотрела на безгранично красивые лавандовые поля, на, полные таинственности и мрачности, хвойные леса, на бесконечно красивое бирюзовое море, на города, сотканные из фонарей и неоновых вывесок ночью и яркого солнечного света днем, и не могла поверить, что это дело рук молодого парня. Я не могла оценить то, насколько профессиональны фотографии Вани, но я точно знала, что мне они по душе. Я часто оценивала фильмы или музыку по тому, насколько они меня трогали. То, что я видела на страничке у Вани, тронуло за живое.

Но не одна я оценила его способности. Это подтверждали многочисленные восхищенные комментарии его друзей в сети, большинство из которых были девушки. Во мне закралось незнакомое до этого чувство. Не то чтобы я ревновала, но у меня появились дополнительные вопросы к Ване, которые я вряд ли озвучу в ближайшем будущем, потому что боюсь получить ответы на них. Сколько девушек хотели бы встречаться с таким талантливым и красивым парнем, сыном рок звезды, в конце концов, а сколько уже встречались? Мои мысли приняли не слишком утешительный для меня оборот, и я торопливо зажмурилась, чтобы это прекратить.

– Привет, – пришло сообщение от Вани. – Я скучаю по тебе.

– Я тоже скучаю. – И ревную… Но про это я уж точно не напишу ему! – А почему ты сидишь в интернете на уроке?

– Сейчас перемена. Все спрашивают, что с тобой случилось. И похоже, без сплетен, все равно нам не обойтись.

– Ничего, я к ним привыкла. – я покраснела при одной только мысли, о чем думали одноклассники.

– Где мы встретимся после школы? Идет дождь. Может, пойдем ко мне? Закажем пиццу или роллы. Заодно сделаем уроки вместе.

Такого приглашения я не ожидала. Сердце забилось сильнее от одной мысли, что мы будем с ним наедине в его квартире.

– Не волнуйся, ничего такого, чего бы ты не хотела, я не сделаю, – дописал поспешно он.

Я вновь покраснела. Как же хорошо, что он этого не видел! Боялась ли я Ваню? Нет. Боялась ли я остаться с ним вдвоем? После всего, что я пережила, должна бы. Но каким-то шестым чувством я знала, что могу довериться Ване. С ним я была в безопасности.

– Хорошо, давай встретимся у тебя, – наконец, ответила я.

– Отлично! Напиши мне свой номер телефона. Я позвоню тебе. Побежал на урок. – Ваня вышел из сети.

Я набирала цифры своего номера, при этом на губах играла глупая улыбка. Я бы могла пригласить Ваню к себе, но я так хотела увидеть его квартиру и так же сильно не хотела, чтобы он увидел мою. Кроме того, я не знала, когда придет с работы отец. А застать свою дочку наедине с парнем, которого она сама знает не так уж и долго, не очень-то радостно. Папа бы этого точно не понял. Собственно, я и сама себя не понимала.

Тем не менее позже, когда я спускалась навстречу Ване, ожидавшему меня у крыльца, я чувствовала, что все делаю правильно. То ли только что сделанный педикюр, о котором я не вспоминала очень долгое время, то ли долгожданный душ с ароматом любимого геля, способствовали тому, что я ощущала себя расслабленной и умиротворенной. Ваня уже ждал внизу, под крышей подъезда, держа в руках сложенный зонт и стряхивая капли со своей длинной челки. Дождь шел, не переставая, и Ваня, наверняка, успел промокнуть даже с зонтом.

– И снова привет, – произнесла я с улыбкой, подходя к нему.

Ваня, ничего не ответив, притянул меня ближе к себе. Я запустила пальцы в его мокрые волосы, сама не ожидая от себя такой вольности. На лице Вани проскользнуло легкое удивление. Наши губы встретились, и в моей груди разлилось приятное, ни на что не похожее, тепло. Я прижалась к нему всем телом, забыв, что такое смущение и робость. Когда Ваня слегка отодвинулся, я все еще стояла с полузакрытыми глазами, не отпуская от себя возникшую легкость, как будто только сейчас я научилась по-настоящему ее чувствовать.

– Ты меня удивляешь, – увидев на моем лице замешательство, он добавил. – В хорошем смысле удивляешь. Пойдем.

Ваня раскрыл зонт, обнял меня, и мы вместе побежали, шлепая по лужам, до его дома. Его квартира, как он уже говорил, была на самом верхнем этаже. Он замешкался перед входной дверью, копаясь в своем рюкзаке в поиске ключей.

– Никогда раньше не терял ключи, – смущенно произнес он, затем одарил меня широкой улыбкой. – А, вот они…

Я стояла, облокотившись спиной к холодной шершавой стене, и улыбаясь смотрела, как он открывает дверь. Ваня вежливо пропустил меня вперед и помог снять куртку. Я огляделась. Квартира была двухэтажной, в стиле лофт, просторная и располагающая к полной свободе. Посреди гостиной стоял огромный бежевый диван, контрастирующий с грубыми стенами из темно-коричневого кирпича. Одна из стен была оформлена граффити, на котором было изображено ярко-оранжевое пламя. На другой стене висел большой плазменный телевизор, а рядом стояли металлические стеллажи с книгами, дисками и пластинками. И все это было окружено многочисленными светильниками, расположившимися по всей комнате. Выглядело все это очень необычно и интересно. Наверное, именно в таком месте и должны жить люди, буквально дышащие творчеством.

– Нравится? – Ваня с озорной улыбкой смотрел на меня, и я только сейчас поняла, что мой рот непроизвольно приоткрылся, а уж сколько я стояла так, было неизвестно.

– Очень, – поспешно ответила я.

– Всю прошлую весну потратил на воплощение своих дизайнерских способностей здесь. Эта квартира – подарок отца. Он, конечно, тоже здесь живет, когда приезжает в Москву, но по большей части я живу здесь один.

– Есть вообще что-то, что у тебя не получается?

– Есть… – тихо произнес Ваня и провел рукой по моей щеке.

Если в книгах, которые я читала, описывались ситуации, когда сердце девушки замирает от прикосновения понравившегося ей парня, я перелистывала вперед, зевая от скуки. Мне всегда казалось, что в реальной жизни такого быть не может, а все эти описания до противного сладкий бред автора. Кажется, пора было признать свою ошибку! Сердце все-таки умеет замирать.

– Так что же ты не умеешь делать? – хрипло спросила я, рассматривая его несправедливо длинные ресницы.

– Много чего, – уклончиво ответил он и повел меня на кухню.

Кухня, оборудованная по последнему слову техники, находилась сразу за матовой стеклянной перегородкой, отделяющей ее от гостиной. Она вся блестела от количества хромированного металла, который вполне мог использоваться и в качестве зеркального отражения.

– Например, я не умею готовить роллы, – с грустью в голосе признался Ваня.

– Да неужели?

– Слишком много возни с ними. – И тут его голос вновь стал веселым. – Но я хорошо знаком с владельцем японского ресторана, в котором готовят наивкуснейшие роллы.

– Я и не сомневалась!

Ваня положил непонятно откуда взявшийся пакет с едой на столешницу, достал тарелки и повернулся ко мне:

– Аня, ты сможешь побыть на кухне хозяйкой? Я сбегаю переодеться в более сухую одежду.

– Конечно!

Ваня направился к лестнице, ведущей на второй этаж. А я со вздохом повернулась к пакету с едой, которая пахла так аппетитно, что я заранее приветствовала лишние граммы.

Через несколько минут, когда он вернулся, все такой же ослепительно красивый, в рваных джинсах и черной футболке, я чуть было не выронила тарелку из рук. Я заморгала, чтобы не предстать в очередной раз идиоткой перед ним.

– О, ты все уже подготовила, – Ваня учтиво сделал вид, что не заметил мою неловкость. – Что ты будешь пить? Есть лимонад, пиво, вино…

– Можно воды?

– Конечно, – Ваня легким движение руки взял сразу два стакана и начал наливать воду из бутылки в первый. – Ты ничего не пьешь из алкоголя?

– Нет. – Я не отвела глаза от его проницательного взгляда, пытавшегося определить, вру я или нет.

– Что, совсем ни капли? – Он передал мне стакан с водой.

–– Никогда не пробовала и не хочу. – Я вздернула подбородок, обидевшись от его недоверия.

– Куришь?

– Тоже нет.

– Наркотики?

– Конечно, нет! – Я удивленно посмотрела на него. Как он вообще мог предположить такое?

– Прослыви сначала ягненком, а потом становись волком?

– В смысле?

Ваня лишь задумчиво покачал головой, глаза его в этот момент стали очень грустными, как будто он о чем-то сильно жалел, а потом раз, и на губах заиграла улыбка. Как будто Ваня номер один переключился на Ваню номер два. Он помог мне сесть за барную стойку и восхищенно произнес:

– Неужели такие девушки еще бывают? Наверное, у тебя много поклонников.

– Нет… Не знаю. А ты? Какие вредные привычки у тебя? – внезапно для нас обоих спросила я, не донеся палочки с содержимым до рта. Я все еще была под впечатлением Вани под номером один.

– Я иногда курю, когда нервничаю. Это считается? – серьезным тоном проговорил Ваня, а у самого смешинки в глазах появились.

– Считается! Курение вызывает рак, проблемы с сердцем и легкими. Разве ты не видел ужасные картинки на пачках сигарет? Нужно бросать курить! – безапелляционно сказала я.

– Но, может, эта вредная, приводящая к различным болячкам, сигарета долгое время была моей единственной подругой?

Я уставилась на Ваню, а он продолжал есть, как ни в чем ни бывало. Как будто ничего и не говорил. Ничего, я совсем ничего про него не знала, кроме того, что ему было очень одиноко. Что у него случалось, что происходило с ним? Я вспомнила о том, что успела рассказать мне Рита про Ваню, о том, что раньше он был совсем другим, но подробностей так и не успела выведать. И сейчас, глядя на него, я поняла, что он сам не готов этим делиться. В этом я его понимала.

– Я могу быть твоей подругой, тебе не нужна сигарета, – уверенно заявила я ему, и в ответ получила легкую улыбку. За ней скрывалось что-то более серьезное, более глубокое.

Мы продолжили беседовать в шутливом тоне, поглощая самые вкусные роллы, которые я когда-либо пробовала, но я все равно чувствовала некую недосказанность, парящую в воздухе. Порой Ваня странно смотрел на меня, но, заметив мой взгляд, тут же отворачивался и закрывался еще более смешной шуткой. И в этой сверкающей металлом кухне раздавался наш смех, скользящий по гладким поверхностям, скрывающий все то, что мы могли бы рассказать друг другу, но не хотели.

Только когда мы покончили с едой и перешли в гостиную, когда мы с ногами расположились на бежевом диване, который оказался очень мягким и удобным, я почувствовала былую легкость. Я смотрела в его удивительного цвета глаза и изучала каждую крапинку, каждую точечку, тонула в этом невозможном цвете, и была готова это делать снова и снова. Ваня оказался еще ближе ко мне, чем раньше и целовал долго, пожалуй, слишком долго для сегодняшнего дня. Я сходила с ума, чувствовала, что готова сделать все, что угодно, только чтобы он не останавливался. Теплота внутри меня от его касаний перерастала в пламя. Не зря на стене был нарисован огонь, ой, не зря. Но тут Ваня резко отстранился от меня, тяжело дыша и пытаясь восстановить свое дыхание.

– Пожалуй, нам следует перейти к урокам, – хрипло сказал он, вставая с дивана и идя за нашими рюкзаками.

Я откинулась назад на диван, ощущая жар, который было невозможно потушить. Мои губы и щеки горели, грудь ходила ходуном, а в животе трепетали бабочки (так вот они какие, эти нашумевшие бабочки!). Ваня вернулся, и увидев меня в таком состоянии, с легкой улыбкой произнес:

– Воды?

– Нет, спасибо! – Я показала ему язык.

– Смотри, а то могу и укусить…

– Кусай, – нарочито небрежно сказала я.

Ваня опять оказался рядом со мной, так близко, что я чувствовала его дыхание на своей коже. Он провел пальцем по моим губам и прошептал в самое ухо:

– Ты уверена?

Я затаила дыхание. От одного осознания продолжения этого разговора меня бросало в волнующую дрожь. Но голос разума, а точнее, уже его еле слышные отголоски, убеждали меня в необходимости отступить.

– Нет. Давай делать уроки. – Я закусила губу, чтобы не поменять решение.

– Хорошо. – В глазах Вани засверкали огоньки. Кажется, он ожидал от меня несколько иного.

Мы сели за уроки. Как всегда, алгебра далась мне нелегко, и Ваня на правах того, кто действительно в этом разбирался, помог мне решить пару упражнений. С русским языком помощь мне не понадобилась, но я не могла не отметить, что Ваня легко справлялся со всеми школьными предметами.

– Ты отличник? – спросила я, прикусив кончик шариковой ручки.

– Я стараюсь им быть, но иногда не получается, – он вздохнул, глядя на мои губы, – А ты?

– Мне больше даются гуманитарные предметы, но я тоже стараюсь.

– Сколько у тебя было парней? – без всякого перехода спросил Ваня.

От неожиданности я выронила ручку, которой писала в тетрадке. Поднимая ее, я судорожно соображала, что ответить.

– Вновь займемся математикой?

– Скорее арифметикой.

– Немного. Мне было особо некогда встречаться, – я понадеялась, что если уклончиво ответить, то вопрос иссякнет сам собой.

– А сейчас у тебя есть время встречаться со мной?

– Пока есть, но когда приедет моя мама, я буду загружена по полной, – я виновато улыбнулась.

– Дополнительные занятия?

– Да, танцы, языки, …мм… и так далее, – я замялась. Под “и так далее” понимались съемки и показы, которые по приезду обязательно организует моя мама.

– А тебе самой хочется этим всем заниматься?

– Не совсем, – честно призналась я.

– И когда приедет твоя мама?

– В конце сентября. А сколько у тебя было девушек? – спросила я, боясь услышать его ответ.

– Не так много, как ты думаешь… – Ваня осторожно погладил меня по щеке.

Мы оба увильнули от ответа на этот каверзный вопрос. Вот только, я боялась, что Ваня, в отличие от меня, хотел бы преуменьшить значение. Да что боялась! Сто процентов так все и было.

– Ты встречался с девочками из нашего класса?

– Да.

– С кем? – я догадывалась о его ответе, но надеялась, что интуиция меня подводила.

– С Мишель.

– Ну конечно! – выдохнула я.

Мне была неприятна даже мысль о других его девушках, но особенно мне была неприятная мысль, что он встречался с той, которая невзлюбила меня с первой секунды моего появления, и теперь я знала причину этого.

– Все в прошлом. Я уже говорил, что когда-то был не самый лучший период в моей жизни. – Ваня обнял меня и нежно поцеловал.

В его объятиях, чувствуя его тепло, его ласковые поглаживания по волосам, я попыталась забыть обо всем. Окончательно опомниться мне помогло осознание того, что мой телефон, лежащий на журнальном столике, вибрирует и ждет, когда я отвечу на звонок.

– Да, папа… – Я мгновенно освободилась из объятий Вани и показала ему знак, чтобы он молчал. Удивленно вскинув брови, он откинулся на спинку дивана и сладко потянулся.

– Аня, как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовался папа.

– Все хорошо, мне лучше, – смутившись, ответила я. Никогда раньше я не лгала отцу.

– Я приеду пораньше, чтобы побыть с тобой. Тебе что-нибудь купить по дороге?

– Нет, папа, все хорошо, правда. Видимо, я просто перенервничала. – Я покраснела.

Глаза Вани лукаво засверкали, он явно забавлялся моим смущением. Я слегка пнула его ногой, за это он схватил мою ногу и стал щекотать. Я непроизвольно засмеялась, и села на пол подальше от него, пригрозив при этом пальцем.

– А ты дома? – голос отца стал подозрительным, видимо, он все-таки услышал звуки нашей борьбы.

– Мм… нет, я у одноклассницы. Мы уроки делаем. – Я старалась врать, как могла.

– У Риты? – Похоже, начался допрос с его стороны.

– Да. – Я попыталась вложить всю свою уверенность в это слово и очень надеялась, что папа не станет проверять меня.

– Хорошо. Через часик буду дома, надеюсь, что ты тоже. Пока.

– Ладно, до встречи, – я положила телефон обратно в рюкзак и потерла свои пылающие щеки. Ваня смотрел на меня с усмешкой.

– Что смешного? – поинтересовалась я.

– С чего бы начать? – Губы Вани расползлись в улыбке. – Ты совсем не умеешь врать.

– Ты думаешь, отец догадался?

– Смотря на сколько хорошо он тебя знает.

– Не слишком хорошо, – призналась я.

Ваня сполз с дивана на пол, чтобы быть поближе ко мне, отчего наши колени вновь соприкасались.

– А зачем ты соврала?

– В моей семье все очень… я бы сказала, старомодно. Мне вряд ли разрешат пойти к молодому человеку домой, когда я знаю его всего ничего. Тем более без официального провозглашения его моим парнем. – Я настолько была смущена своим рассказом, что мои щеки вновь начали пылать.

– Хочешь сказать, что мне нужно официальное разрешение от твоих родителей, чтобы встречаться с тобой? – Ваня искренне недоумевал.

– Да.

– Это… интересно. А почему ты не побоялась прийти ко мне? Может, я – маньяк?

– Я тебе доверяю, – я улыбнулась краешком губ. – И потом, ты учишься со мной в одном классе. Случись что со мной, тебя вычислят сразу.

– Но ведь ты не сказала никому, что придешь ко мне домой…

Ваня грозно склонился надо мной. Было смешно, но одновременно с этим по спине побежали мурашки. С некоторых пор я не любила такие шутки.

– Шучу конечно, – мягко улыбнулся он и поцеловал в нос.

– Ха ха! – иронично воскликнула я.

– Ты всегда так часто краснеешь? – Ваня продолжал улыбаться, глядя на меня.

– С тобой это случается чаще, чем обычно.

– Это не может не радовать. Так же как твое неумение лгать, – чуть помедлив, договорил он.

– Только не пользуйся этим слишком часто!

– Я постараюсь, – Ваня прищурился, глядя на меня. – Но не сегодня. Так, какие у тебя секреты?

О том, чтобы поведать мои секреты Ване, не могло быть и речи. Мои переживания, мои чувства были спрятаны глубоко-глубоко, внутри меня, редко выходя оттуда в виде страшных кошмаров, опустошающих меня и не приносящих ничего, кроме апатии. Вспоминать о них, говорить о них – это не то, что я хотела бы делать.

– В моей жизни не было ничего необычного, – сказала я, глядя в пол.

И когда я несмело посмотрела на Ваню, чтобы понять его реакцию, я поняла, что врать ему – дело бесполезное. Он разгадал мою ложь за секунду, как дурацкий судоку.

– Хорошо. – Тихо-тихо прошелестело в воздухе.

Ваня больше ничего не спросил. Он перешел на другую тему в разговоре, лишь изредка поглядывая на меня, будто пытался прочесть, как раскрытую книгу. Но книга все-таки хотела быть закрытой. Одно дело – видеть мою боль в глазах, другое – знать из-за чего она.

Когда мы прощались под крышей моего подъезда, Ваня лишь поспешно поцеловал меня в щеку, думая о чем-то своем. Пообещав, встретить меня здесь же утром, чтобы пойти вместе в школу, он тут же развернулся и ушел. Дождь уже закончился. Сквозь уходящие пепельные тучи догорали последние краски заката. Внезапный сильный порыв ветра поднял вверх первые желтовато-оранжевые листья. Стало холодней, и застегнув наглухо куртку, я поспешила домой.

***

Ваня стоял на балконе и выпускал серый дым в темнеющее небо. Да, он нервничал даже больше, чем обычно. Прошло минут десять с того момента, как он попрощался с Аней, но в квартире все еще ощущалось ее присутствие. Если зайти обратно в квартиру и сесть на диван, то можно почувствовать еле уловимый аромат цитрусовых, ее аромат. Тишина обычно пустой квартиры еще час назад была наполнена звуками их голосов. Даже сейчас ему это чудилось, поэтому пустота еще не ощущалась.

Подумать только, прошло так мало времени с их первой встречи, а все мысли Вани об этой светловолосой девушке с грустным взглядом. Даже когда она смеялась, в ее глазах виднелась печаль. Что с ней случилось? Этот вопрос вертелся в его голове весь вечер. Но Аня была не готова отвечать на него. Так же, как и он не готов отвечать на ее вопросы. Все, что его не убило, не делало сильнее. Оно продолжало убивать каждый день, в особенности каждую ночь, потому что ночью, несмотря на беспросветную тьму, все видится намного яснее, главное, смотреть не глазами. Аня тоже могла его убить. Своей внутренней драмой. Драма у каждого своя. Ваня хорошо это понимал, но всерьез опасался взвалить на себя непосильную ношу. Что будет, если он не справится? Можно ли просто взять и не думать об этом?

Ваня погасил сигарету о пепельницу, стоящую на круглом столике справа. Это была его последняя сигарета, крайняя, если быть точнее. Парень усмехнулся, вспомнив, как Аня так по-детски вызвалась стать его подругой вместо сигареты. Странная она, то боится всего на свете, то идет смело, напролом. А все-таки, она красивая даже очень. Таких надо остерегаться. Кто знает, что у них в прекрасной головке творится. Красота не только спасает мир, но и губит. Губит людей, поклонявшихся ей. За примером далеко ходить не надо.

Ваня взял со столика пачку распакованных сигарет, на которой было написано “Защитите детей от табачного дыма”, зашел в квартиру и без сожаления выкинул в мусорное ведро. На мгновение ему показалось, что в квартире раздался женский смех, но это, конечно, ему лишь показалось.

Глава 7

На следующее утро я встала вовремя. Кошмаров не было, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Вчера, ложась спать, я перебирала в уме все, что было сказано Ваней и мной, и так и не смогла определить, когда же все пошло не так. Я много чего не рассказала Ване. Например, скрыла от него, что я модель. И хотя эта ложь сейчас шла во спасение, мне было некомфортно просыпаться с ней этим утром. И в ближайшее время, когда я пойму, что буду готова к этому небольшому риску, я расскажу ему правду. Лучше об этом, чем о другом. О том, к чему мне самой было страшно возвращаться даже в воспоминаниях.

Мой телефон в очередной раз пропищал, оповещая о сообщениях в мессенджере. Первое, что мне открылось, было от Софи. Она прислала мне свое селфи, где она корчила очень грустную рожицу, на фоне нашей бывшей школы с подписью, что мы учимся лишь для школы, а не для жизни. Она всегда умела меня рассмешить. Вчера я лишь обмолвилась ей о внезапном свидании с Ваней, но говорить на эту тему еще не хотела. Мне хотелось понять свои чувства самостоятельно, а она стала бы примерять все на себя, будучи куда опытней в этих вопросах. Я сделала селфи со смешной рожицей на фоне своих “любимых” розовых стен и написала: “Сколько бы я всего узнала, если бы не ходила в школу”. Бернард Шоу, увидев такой мой самопроизвол, перевернулся бы в гробу, хотя с другой стороны, мне всегда казалось, что в нашем современном мире он был бы очень харизматичным и смешным дядькой.

Следующее сообщение было от мамы. Она как всегда желала доброго утра и зачем-то, сверившись с прогнозом погоды в Москве, привела пример того, что я могла бы надеть сегодня в школу, как будто мне не семнадцать лет, а три годика. Иногда, ладно, не иногда, а очень даже часто, мне хотелось предъявлять ей свой паспорт, чтобы она вспоминала, сколько мне лет. Я пожелала ей доброго утра и хорошего дня в надежде, что она не будет сегодня звонить. Но я ошибалась. Она позвонила мне, когда я закрывала за собой входную дверь, чтобы спросить об успехах в школе, о том, что сегодня на мне все-таки одето, и не забываю ли я ухаживать за кожей лица. Ох, мама, если бы ты знала, кто ждал меня внизу, ты бы спрашивала совсем о другом… Я попрощалась с ней очень быстро, скорее всего вызвав подозрения, но мне было плевать.

Ваня уже стоял у искусственного водоема, весь в лучах бледно-золотого утреннего солнца, прислонившись к перилам и смотря куда-то вдаль. Весь такой спокойный и безмятежный. Хотелось бы и мне быть такой же спокойной! Я затаила дыхание, рассматривая его, пока он не видел моего приближения. Он был одет в черные джинсы и темно-синюю кожаную куртку, которые, как всегда, прекрасно ему шли. Его волосы были немного растрепанными, и мне тут же захотелось взъерошить их еще больше. На ощупь они были мягкими и нежными. Я это уже знала. А еще, знала, что мне хотелось их касаться слишком часто. Ваня обернулся, нежно улыбнулся мне, и на моей душе сразу стало легче.

– Как спала?

– Отлично. Как видишь, сегодня не проспала, – тихо проговорила я, все еще любуясь им. – А ты как спал?

– Очень даже хорошо. Мне снилась одна девушка с длинными волосами…

Ваня притянул меня к себе, сомкнув руки на моей талии. Моя шифоновая юбка заструилась под теплым осенним ветром. Его лицо было так близко к моему лицу, что я видела, как светятся в утреннем свете его серо-зеленые глаза. Я видела себя в них, и мне захотелось, чтобы я отражалась в них всегда. Наши губы сомкнулись, и тысяча электрических разрядов пробежали по мне, перекатываясь вверх и вниз.

– Хорошая погода для середины сентября, правда? – внезапно прервал нас знакомый женский голос.

Мы нехотя оторвались друг от друга, и я встретилась с тяжелым взглядом Мишель. Она стояла в двух метрах от нас, как всегда в чем-то облегающем и коротком, и поправляла свои отутюженные темные локоны.

– Что ты здесь делаешь? Ты же не здесь живешь. – В голосе Вани прозвучало ничем неприкрытое раздражение.

– Я жду Иру. Сегодня я ночевала у нее, и, похоже, кто-то тоже ночевал не в своей постели. – Полные губы Мишель расплылись в злобной улыбке.

– Тебе какая разница, кто где спал? – Ваня так и стоял, обнимая меня, и готовый защитить от кого угодно.

– Мне то без разницы. Но девочку будет жалко, когда она на весь класс будет реветь из-за тебя…

– Почему я должна реветь? – поинтересовалась я, чувствуя нарастающее напряжение, исходящее от Вани.

– Ты будешь от него без ума, и как и другие дурочки попадешь в сеть. – Мишель вновь улыбнулась, видя по выражению моего лица, что попала в цель. – А он бросит тебя, как только насытится тобой.

– Что за бред ты несешь? – отрывисто спросил Ваня.

– Совсем нет. Я говорю чистую правду…

– Бросит так же, как тебя? – сухо усмехнулась я.

Брови Мишель от удивления взлетели вверх, но глаза остались такими же холодными и безразличными.

– Таких как я, не бросают! – быстро вырвалось у нее.

– Тогда мы с тобой в одной лодке, – добавила я, смело глядя в ее холодные голубые глаза.

Сегодня я стала храбрее. Сегодня меня уже не запугать вырыванием волос.

– Это мы еще посмотрим, причем скоро, – Мишель пожала плечами. Было видно, что она, как кобра, собиралась к очередному броску.

– Пойдем, Аня. Тебе незачем слышать все это, – напряженно сказал Ваня, беря меня за руку.

Мы отошли на порядочное количество шагов от дома, когда я не выдержала и спросила:

– Ты со мной не играешь? Потому что если это так, то не надо. Прошу тебя!

– Нет, – твердо произнес Ваня и резко остановился. – Я чувствую к тебе что-то такое, что не позволяет мне ни играть, ни обманывать. Я никогда этого и не делал. Все девушки, с которыми я встречался, всегда прекрасно знали, для чего мне это было надо.

– А для чего тебе это надо было? – ляпнула я, тут же пожалев об этом.

– Ну… для разных целей, – Ваня впервые слегка покраснел.

“Разные цели” я сразу поняла. Мне был неприятен этот разговор. Сама только мысль о его бывших девушках доставляла мне мучительные ощущения в глубине души. И разговаривать об этом мне не хотелось, но я ничего не могла поделать с любопытством.

– Кто разорвал отношения первым, ты или она?

– Она, – тут же выдохнул Ваня.

– Почему?

– Ты правда хочешь знать? – Ваня выжидающе посмотрел на меня.

– Нет. Но лучше я узнаю все подробности от тебя, чем от других, – смущенная, я разглядывала золотистые узоры на своих ботинках.

Мы продолжили идти в ногу друг с другом, а наши руки вновь переплелись.

– Отношения с Мишель начались лишь из-за того, что мне просто нужен был кто-то рядом. Хотелось легкости, безудержного веселья… И все это она могла мне дать. Но мы оказались слишком разными. И Мишель поняла это первой. – Ваня сделал паузу, вгляделся в мои глаза и добавил, – Тебе, наверное, не слишком приятно все это слушать…

Это было более, чем неприятно. Я почему-то начала бояться стать для него очередной такой пустышкой, потому что привыкла быть ею для остальных парней. Для них я просто была красивой девушкой без внутреннего мира и каких-либо душевных переживаний. И когда-то мне это нравилось.

– Есть немного, – замялась я.

– Чтобы нам обоим было неприятно, – Ваня усмехнулся, – расскажи о своих бывших отношениях.

К счастью, у нас было не так много времени на этот нежелательный разговор, иначе мы бы опоздали на урок. Мы миновали перекресток, невдалеке виднелась наша школа.

– Нуу…– я смутилась и пыталась подобрать правильные слова. – Серьезно я встречалась только с Антоном. Это был сын начальника моего отца в Питере. Мы встречались около года.

Я сама себе не могла нарадоваться, что могла говорить об Антоне в таком спокойном тоне. Его поведение в наших не таких уж долгих отношениях способствовало моему упадническому настроению. Он не помогал, а, наоборот, еще больше втягивал меня во тьму.

– Ты любила его?

– Нет. Я вообще никого еще не любила, – не подумав, сказала я и тут же мои щеки залились краской. – А ты?

Мы одновременно остановились под крышей школы. Ваня устремил взгляд вдаль, затем повернулся ко мне, накрутил мою прядь волос на свой палец и произнес тихим, еле слышным, голосом:

– Не любил. Но, кажется, готов это исправить.

Мои глаза широко распахнулись. Он сжал мою ладонь, и мое сердце забилось сильнее обычного. На несколько секунд я перестала дышать, но воздуха мне и не требовалось.

Зазвенел звонок, прервав наше чувство уединения среди многолюдного, залитого умиротворяющим утренним светом, школьного двора. Мы улыбнулись друг другу и побежали на урок, опаздывающие и счастливые.

Первым уроком была алгебра. Мы сели, каждый на свои места, под пристальными взглядами тридцати учеников. Рита, как всегда сидевшая рядом со мной, широко улыбнулась мне и прошептала:

– Как себя чувствуешь? – В ее вопросе отчетливо прозвучала издевка.

Еще вчера Рита атаковала меня вопросами в сети, и на многие вопросы она получила вполне правдивые ответы. Но сейчас, перед всем классом, я была не готова к продолжению.

– Все хорошо. – Я не могла, да и не хотела, скрыть от Риты свои светящиеся от счастья глаза.

– Наверное, доктор был неплох, раз твое самочувствие улучшилось.

– Я не могу передать насколько неплох.

Я обернулась, чтобы посмотреть на Ваню. Он сидел у окна, болтая с соседом по парте, а солнце играло в его светлых волосах, открывая всю красоту и безупречность его лица. Ваня, почувствовав мой взгляд, безмятежно улыбнулся мне. Я опустила глаза и отвернулась, чувствуя как горят мои щеки.

– Больше ничего не говори, я все и так вижу, – тихо проговорила Рита.

Это видели все. Наши встречные взгляды, наши случайные и неслучайные соприкосновения, наши улыбки и смех, наши поцелуи украдкой, сводящие с ума. Я еще никогда не ощущала такой легкости ни с кем. С Ваней я чувствовала пульсацию жизни, ее волнующий ритм. Были ли мы в школе, или катались на гироскутере, или просто ходили в кино, события которого мы не очень-то помнили, потому что, как безудержные, целовались на последних местах, словно созданных лишь для этого.

Всю неделю я чувствовала себя счастливой. Но это было какое-то хрупкое ощущение счастья, когда чувствуешь взаимное притяжение, но еще не знаешь человека, видишь лишь его образ, созданный им же, оболочку, скрывающую что-то внутри, то, что откроется лишь со временем. И примешь ли ты эту сущность, или будешь не готов к тому, что откроется, это было большим вопросом.

Ваня открылся мне первым. Был сентябрьский день, удивительно теплый и солнечный. Мы сидели под яблоней у школы, наслаждаясь нежным утренними светом. Ветер напоминал морской бриз.

– Не верится, что уже завтра будет холодно, – вздохнула я и повернулась к Ване.

– Да, но я всегда согрею тебя, – уверенным тоном сказал он и взял меня за руку. Его прикосновения стали привычным для меня ежедневным ритуалом. – Аня, мне надо кое-что тебе сказать… Даже не так. Мне важно тебе это рассказать.

– Что именно?

– О том, каким я был раньше, – мягко начал Ваня, нахмурившись.

– Ты был маньяком-психопатом?

– Нет, – он улыбнулся и провел рукой по волосам, от чего они стали еще более растрепанными.

– Раз нет, тогда все в порядке! – отшутилась я, хотя видела, что все далеко не в порядке. Мой идеальный парень захотел рассказать о своей неидеальности, и это пугало. – Каким же ты был?

– Не слишком хорошим, – ответил Ваня и после непродолжительной паузы сделал выдох, как будто все это время задерживал дыхание. – Наверное, в психологии это называется подростковым кризисом. Я решил, что не выдерживаю всего того, что было вокруг. Ссоры родителей, их открытые измены, нелюбовь мамы ко мне, – он горько усмехнулся. – Для окружающих я был обычным школьником с офигенно крутым отцом и офигенно крутой матерью, которые, пусть и странно, но жили вместе. Но если бы кто-то решил приглядеться поближе, увидели бы лишь иллюзию семьи, красивую глянцевую картинку. После очередной крупной ссоры родители решили развестись. И все было бы хорошо, если бы спустя пару недель после этого не умер от инсульта мой дедушка. Он был настолько близким мне человеком, даже ближе, чем родители. Я долго не мог смириться с его смертью…

– Мне очень жаль!

Мне было больно смотреть на Ваню сейчас. Я знала какого это, терять близких. От его воспоминаний, таких тяжелых и страшных, он стал очень уставшим, как будто не спал несколько ночей. В его глазах застыла печаль.

– Все это послужило толчком для меня. Мне хотелось что-то делать, чувствовать, открывать. Я начал делать всякие рискованные глупости. Катался в нетрезвом виде на машине и мотоцикле, участвовал в запрещенных гонках.

– Но разве можно водить несовершеннолетним? – задала я вопрос, лишь затем подумав, насколько он сейчас не к месту, как будто меня интересовала лишь эта бредовая деталь.

– Нет, нельзя. – Ваня мрачно посмотрел на меня, сквозь пелену воспоминаний. – Но я, к сожалению, редко попадался, а когда попадался, мне помогали связи и деньги отца.

– Почему “к сожалению”?

– Потому что я хотел, чтобы меня поймали, хотел привлечь внимание к себе. Не быть просто сыном известных родителей. Меня всегда сравнивали с отцом. Злая ирония заключалась в том, что отец мне и помогал выпутаться из очередной сложной ситуации. Лишь сейчас я понял, что я тоже личность, тоже чего-то стою и что-то умею.

– Ты употреблял наркотики? – Я просто не могла не спросить об этом.

– Я курил травку… – Ваня испытывающе посмотрел на меня и поспешно добавил. – Сейчас я вообще ничего не делаю из того, что перечислил.

Я не знала, что сказать. Ваня ждал, наверняка, чего-то приободряющего. Но я никак не могла подобрать слова. Я знала многих ребят, кто прожигал жизнь именно таким способом. Клубы, полные дыма от сигарет и травки, алкоголь, льющийся рекой, откровенные танцы, встречи на одну ночь. Все это был путь в никуда. И я была рада, что Ваня с него сошел. Но надолго ли?

– Я тебя напугал?

Я кивнула в ответ. Такие разговоры еще больше пугали, когда над тобой голубое небо, под ногами желтые листья, а вокруг простирается сладко-горький запах осени. К моим ногам подлетел кленовый лист, ярко-оранжевый, с красноватыми прожилками. Я взяла его в руку и покрутила. Откуда он взялся, если вокруг одни яблони? Я смотрела на этот одинокий лист, и вдруг поняла, что не хочу здесь находиться. Мне захотелось сбежать, или скорее, вернуть вчерашний день, когда мы смеялись до слез над ничего не значащими шутками. Вчера Ваня был просто красивым парнем, сыном рок-звезды, да и он сам был настоящей звездой для меня. Без сложностей, легким и жизнерадостным. Зачем Ваня затеял этот разговор? Ему стало легче, а вот мне… Мне стало только хуже. От его признания. От того, что ответить ему своим признанием, я все еще не могла.

– Прости, но ты должна была знать правду. Сейчас я ничего не употребляю. Ты должна мне верить.

– Я верю тебе, – тихо ответила я.

– В тот момент я просто хотел развлечений, мне этого не хватало. Я не оправдываю себя. Я был дураком…

– А вдруг тебе вновь захочется таких развлечений? – спросила я, заглядывая в его глаза.

– Совершенно точно нет. Мне это уже не нужно, и я жалею, что все это было в моей жизни – Ваня взял мою руку в свою. – Ты мне очень нравишься. И я не допущу, чтобы ты огорчалась из-за меня.

Он поцеловал меня с таким чувством, будто никогда не хотел отпускать, будто боялся потерять. Мы так и стояли, обнявшись, под лучами утреннего солнца, пока не раздался звонок на урок.

Физика была не настолько увлекательна, чтобы запретить мне думать о Ване и его откровениях. Вот и сошлись два сломанных человека. Вот и нашли друг друга те, кто познал боль утраты. Только разница в том, что Ваня оказался сильнее меня. Он пережил все, что приготовила ему жизнь. А я лишь пытаюсь. Мне было стыдно, что я не сказала ему о себе, о том, что чувствую сейчас, о том, как Ваня помогает мне жить дальше. Я хотела рассказать ему о своих проблемах, но боялась, как он отреагирует на мои признания. Он все преодолел, живет дальше, а я словно зависла где-то и не знаю, как перейти к чему-то новому.

К концу урока у меня появилось странное ощущение, что все вокруг шепчутся и косятся на меня. Я вопросительно посмотрела на Риту, было видно, что она тоже заметила что-то неладное, но та лишь недоуменно пожала плечами. Когда прозвенел звонок на перемену, Ваня тут же оказался рядом со мной. Но вместо нежности впервые в его глазах я увидела обиду и злость.

– Пойдем в коридор. Нужно поговорить, – тусклым голосом сказал он и пошел в направлении двери.

Я растерялась. Его резкий скачок в настроении был совершенно для меня непонятен.

– Удачи тебе, – буквально прошипела, стоящая неподалеку, Мишель.

– Что ты сделала? – накинулась на нее Рита.

– Всего лишь перед всеми похвасталась достижениями Ани. Ты знала, насколько она прекрасно выглядит на фотографиях, особенно в купальниках, или до вас они еще не дошли? – Мишель взмахнула распечаткой фотографий, на которых была запечатлена я собственной персоной. – Конечно, лучшие твои работы я передала Ване, а еще отправила всем в электронном варианте. Я думала, что ты ему сказала, но, кажется, он был немного удивлен.

Впервые я захотела кого-то ударить. Я представила, как в замедленном действии, как в кино, я направляю свою руку к смуглой щеке я-самая-красивая-стерва-в-классе, и звук пощечины раздается по всему классу, заглушая перешептывания одноклассников. Наверное, Мишель очень сильно невзлюбила меня, раз потратила свое драгоценное время на поиск информации обо мне. На моей страничке в сети не было ни одной фотографии, ни профессиональной, ни любительской. В прошлом году я удалила все, что указывало бы точно на меня, а не на десятки других Аней Павловых.

Мишель, конечно же, знала реакцию Вани на то, что ей удалось найти. Но откуда ей было знать, что я ему не сказала? Видимо, ей просто повезло, в отличие от меня. Обычное счастливое стечение обстоятельств. И если ей повезет еще больше, то скоро я действительно буду плакать на плече Риты.

Ничего не сказав Мишель (А слова у меня были вполне определенные, но как всегда лишь в мыслях!), я выбежала в коридор. Ваня сидел в кресле, неотрывно глядя в окно.

– Прости. Я хотела тебе рассказать об этом, – собравшись с духом, сказала я, присаживаясь во второе кресло рядом с ним.

Ваня задумчиво кивнул и опустил голову. Какое-то время мы сидели молча, наблюдая как по просторному, наполненному солнцем, коридору снуют школьники.

– Я всю душу пред тобой раскрыл. Ты хоть знаешь, каково это, рассказывать не слишком приятные вещи о себе?

– Я боялась. Ты рассказал про свою маму, я боялась показаться… такой же, – запинаясь, проговорила я.

В глазах Вани мелькнули страх и непонимание.

– Откуда мне знать, что ты не такая? Может, это ты играешь со мной? – Его голос, всегда спокойный и уравновешенный, сейчас привлекал внимание других школьников, находящихся неподалеку.

– Я не играю, – прошептала я, потупившись.

– Откуда мне знать, что ты говоришь правду? Ты как будто прячешься за маской, за красивой маской. Но я хочу видеть не только ее, даже если то, что под ней, уродливо, – Ваня замолчал, вглядываясь в меня. – Я рассказал тебе о себе, ожидая, что и ты мне откроешься. Нельзя встречаться с человеком, видя лишь одну его сторону. Теперь ты знакома с частью меня, не слишком хорошей частью. А я тебя совсем не знаю.

Я даже не пыталась оправдаться. Стыд съедал меня изнутри, но я не могла озвучить вслух все, что я могла сказать Ване. Не дождавшись от меня разъяснений, он добавил:

– Я тебя совсем не понимаю. А ты и не хочешь этого! Тебе ведь от этого легче, когда люди не видят тебя изнутри?

Его слова припечатали меня к стене, и не было ни сил, ни желания оправдаться. Он попал в точку. Но в его речи был единственный недочет. Я хотела ему раскрыться, пусть не до конца, не до самой своей глубины, где жили воспоминания, так мучившие меня и не дающие жить нормальной жизнью. Из-за них я и была, как будто бы сломлена.

– Это неправда! – вырвалось у меня.

– Конечно, вот она ты, вся передо мной, как раскрытая книга, – грустно усмехнулся Ваня. – Когда я рассказывал о своей маме, или фотографировал тебя для стенда, ты не могла сказать, ой, а ты знаешь, я ведь тоже модель. Тебе легче было скрыть. А еще твоя фраза про то, что ты не любишь фотографироваться. Да неужели?

– Не люблю. Я только начинающая модель. И это не то, чем бы я хотела заниматься всю жизнь.

– А чем бы ты хотела заниматься? Играть с парнями в блондинку-дурочку? Ты знаешь, как мне надоели такие дурочки?

– Нет… – я заморгала, чтобы не заплакать при нем. Его слова как-то по особенному ранили меня.

– А знаешь, ведь я повелся. На твое “Я не такая, как другие девушки”. Ты показалась мне искренней и настоящей. Но, наверное, мне лишь показалось.

Раздался звонок на урок. Я все еще сидела в кресле, ощущая себя как после холодного душа, оглушенная и потерявшая дар речи.

– Пора на урок!

Ваня встал и направился к классу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Я села за свою парту, вновь чувствуя на себе любопытные взгляды одноклассников, и игнорируя насмешливый взгляд Мишель и ее подружек. Кто бы знал, как мне сейчас хотелось стать незаметной для всех! Кто бы знал, как мне хотелось оказаться не здесь!

– У тебя классные фотки! – шепнула мне Рита. – Чем недоволен Ваня?

– Я не сказала ему, что я занимаюсь этим, – прошептала я в ответ.

– И что? – выдохнула Рита и хотела сказать что-то еще, но начался урок литературы, который вела Лариса Александровна.

Мы проходили творчество Бунина. И я бы целиком и полностью наслаждалась этим уроком, если бы не наша ссора с Ваней. Все мои мысли были о нашем разговоре, который я домысливала и пыталась исправить сейчас. Под конец моих попыток, мною вновь обуяла злость. Его последний вопрос сильно обидел меня, и я не хотела искать оправдания ему. Да, я ему не сказала, чем занимаюсь, но мы начали встречаться, даже просто нормально общаться не так давно. Он вообще не хотел со мной встречаться из-за своего друга… С какой стати я должна оправдываться, тем более после его речи о том, как он ошибся во мне?

Урок закончился, так и не начавшись для меня. Ваня одним из первых вылетел из кабинета. Видимо, не хотел меня даже видеть. Я вышла из кабинета в числе последних, потому что мне не хотелось слышать, как мои одноклассники обсуждали мои части тела и позы. Все это я проходила и в питерской школе, но там я еще умела защищаться. Около меня внезапно оказался Алекс:

– Ваня пронесся мимо меня, как ураган. Что с ним? – поинтересовался парень.

– Не знаю.

Нашел у кого спрашивать!

– Так вы вместе или нет?

– Или нет. Не знаю…– Ну, что мне было ответить ему? – Мы поссорились.

– Уже? Ничего, он остынет, – Алекс внимательно посмотрел на меня и добавил. – Или вы оба остынете. Только не шути с ним. Это я, как друг прошу! Ты, вроде, хорошая девушка.

– Не буду, – вздохнула я. Быть может, уже и не придется.

– Ты придешь на вечеринку ко мне сегодня?

– Ты знаешь, я особо не любитель шумных компаний.

– Будет очень мало народу. Только друзья, ну, и друзья друзей, – Алекс широко улыбнулся моей однокласснице, выходящей из кабинета, и та чуть не впечаталась в стену. – Так, что?

– Приду! – выпалила я, надеясь, что не пожалею потом о своем согласии. – Можно кого-нибудь взять с собой?

– Да, – замешкался Алекс. – А кого?

– Риту с Костей, например.

– Этих ботанов? – громко воскликнул парень, но увидев мой гневный взгляд, тут же развел руками. – Лады. Адрес пришлю в сообщении. Жду к шести. Познакомлю с Лизой, моей новой девушкой – Алекс передал мне приглашения и, одарив и меня своей ослепительной улыбкой, пошел на свой урок.

Ох, Алекс, сколько их у тебя уже! Я, глубоко вздохнув, направилась к кабинету химии, но остановилась на входе. За моей партой вместо Риты сидел Ваня, хмурый и с наушниками в ушах.

– Аня, – произнесла, появившаяся за моей спиной, Рита и потянула обратно в коридор. – Я с Костей решила сесть. Кажется, кое-кто одумался… Вам нужно помириться с Ваней.

– Ничего нам не нужно! – слишком резко сказала я, отчего голубые глаза Риты сделались еще больше.

– А я думала… Извини, – сбивчиво проговорил она. – Хочешь, чтобы я села обратно?

– Нет. Костя расстроится. Потерплю урок.

Во мне странно переплетались эмоции. Я злилась на Ваню, злилась на себя, но одновременно, я радовалась этим новым ощущениям, дающим право чувствовать себя живой даже таким образом. Мне не было все равно, а, значит, я жила.

– Хорошо. На следующем уроке сяду с тобой. Обещаю, – сказала Рита.

– Вы с Костей не хотите пойти на вечеринку сегодня? – спросила я, глядя на отражающиеся в лучах солнца светлые волосы того, с кем еще ранним утром целовалась и чувствовала себя абсолютно счастливой.

– Нет, мы сегодня сидим с его младшей сестрой. А у кого будет вечеринка?

– У Алекса. Жаль, что вы не сможете.

– Да, жаль. Ты там осторожнее, – Рита дружески похлопала меня по плечу и направилась к Косте.

– А можно мне пойти? Давно хотел попасть на вечеринку к Алексу, – спросил парень, стоявший около двери.

Я даже не помнила, как его зовут. Вблизи он казался очень симпатичным: белокурые волнистые волосы, выразительные голубые глаза, полные губы.

– Я – Сережа, – увидев мое замешательство, сказал он. – Тяжело всех запомнить сразу, особенно если учесть, что меня не было всю первую половину сентября.

– Почему тебя не было? – машинально спросила я у одноклассника.

– Я был за границей. Так что, можно мне пойти?

– Если хочешь. Но это не свидание.

– Ладно, – задорно рассмеялся он. – Где встречаемся?

– На самой вечеринке, – заявила я и прошла к своему месту под трель звонка вместе с учительницей.

Осторожно сев на свой стул и отодвинув его подальше от Вани, я стала доставать свои вещи из рюкзака.

– Прости меня, – шепнул мой неожиданный сосед, но я сделала вид, что не слышала. Зато слышала учительница и недовольно шикнула в нашу сторону.

Через минуту на моей парте неожиданно обнаружилась аккуратно сложенная записка.

– Прочти, – раздался еле слышный шепот.

Я не хотела смотреть на него, не хотела читать то, что он написал, все еще злясь за опрометчивые фразы, брошенные им, за незрелость его взглядов, и за то, что все это слишком сильно ранило меня.

– Пожалуйста, – Ваня нежно взял меня за руку, которую я тотчас выдернула. Пусть не думает, что может меня успокоить одним лишь нежным тоном!

Я взяла записку, положила на колени и развернула ее. Всего три слова, написанные красивым почерком: “Прости меня, пожалуйста”. Я тайком посмотрела на учительницу. Пока она писала новую тему на доске, у меня было время тоже кое-что написать на листке передо мной: “Позже поговорим. И не в школе”. Моя рука дрогнула на последнем слове, захотев дописать что-нибудь еще, но я этого не сделала. Я осторожно передала Ване листок бумаги. Краем глаза я видела, как взметнулись вверх его длинные ресницы после прочтения записки. Но он ничего не сказал. Мы ничего не говорили друг другу и все оставшиеся уроки. Мы играли в молчанку, точно зная, кто должен первым нарушить правила этой игры.

После уроков Ваня остался в школе играть в футбол. До дома я шла в одиночестве. Я не знала, радоваться этому или нет, но мне этого не хватало. Побыть наедине с собой. Именно сейчас, когда необходимо было разобраться в себе.

Единственное, что я действительно осознавала, это то, что Ваня мне действительно нравился. Страшно было признавать, насколько сильно нравился. Такое было со мной впервые и не укладывалось в моей голове. Я прекрасно понимала, что с ним моя жизнь изменится. И хотя еще месяц назад я к этому не была готова, тем не менее, сейчас поменяла бы все, лишь бы быть рядом с ним.

Я не знала, как отнесутся родители к Ване. Не знала как он отнесется к ситуации с моими кошмарами, как он отреагирует на мой рассказ о том, что когда-то произошло со мной ( когда-нибудь я решусь и на это). Это страшно, открывать свою душу перед другим человеком. И я не слишком сильно желала этого. Но я хотела быть с ним. Именно с ним я хотела бы испытать все чувства, все эмоции, о которых я лишь читала в книгах или смотрела в фильмах. С ним я готова была на все. И этого-то я и боялась. Меня пугало стремительное развитие наших отношений. Я боялась, что, за нахлынувшим, как цунами, влечением друг к другу, потеряется что-то еще, очень важное и не совсем выразимое. И нужно было что-то предпринять, чтобы все развивалось не настолько быстро.

Мимо меня прошли младшие школьники. Мальчик бережно держал за руку девочку. Такие маленькие, а уже заботились друг о друге. Наверное, у каждой девочки в младших классах был такой вот мальчик, который по-дружески носил за ней рюкзак и провожал до дома. Идея пришла неожиданно. Все стало на свои места. В моей голове чудеснейшим образом блуждающие и потерянные мысли соединились в единую цепочку. Я поняла, что нам обоим нужно сделать, чтобы между нами не было недопонимания и ссор. Главное, чтобы на это согласился и Ваня.

***

Алекс жалел, что не смог уговорить Аню встречаться с ним. Конечно, Ваня – его друг, и он видел, как тот смотрел на девушку. Это сложно было не заметить. Но Аня действительно нравилась и ему самому, особенно сейчас, когда он узнал, что она модель. Особенно после того, как сегодня увидел ее фотки в купальнике. К сожалению, не только он их видел, а вся школа. Поэтому обсуждения отдельных частей тела Ани, слышались во всех уголках школы. Алекс видел, как в глазах Вани с каждой минутой разгорались злые огоньки все больше и больше.

– Ты видел Павлову из 11“Б”? – обращался к другу высокий худой девятиклассник таким тоном, будто знал ее лично.

– Заткнись! – хрипло бросил ему Ваня, проходя с Алексом мимо мальчишек по школьному коридору. – Если дорога жизнь, то умолкни на эту тему!

Те умолкли. Но как только скрылись за поворотом, как только оказались за пределом слышимости, тут же продолжили свою оживленную беседу.

– А какие у нее… – вещал одноклассник Алекса, всегда одевающийся как хиппи, показывая на себе то, что хотел сказать друзьям, стоящим у спортзала.

– Захлопни пасть! – с нескрываемой яростью сквозь зубы проговорил Ваня. – Еще раз услышу в адрес моей девушки что-нибудь такое, и ты – труп!

Алексу стоило больших усилий увести Ваню за собой в раздевалку. Но то были еще цветочки. Там, сидя на скамейках сидели школьники и обсуждали не совсем приличные вещи, которые могли бы сделать с Аней. Алекс лишь на секунду взглянул на друга и с грустью понял, что сегодня футбола не будет. Ваня одним движением припечатал к стене парня, в мечтах которого Аня представлялась уж слишком откровенно.

– Ты охрене-е-ел? – Молодой человек, у которого выпал от неожиданности телефон, вдруг понял, кто держит его, и мысленно выругался. – Я… это…

– Ты что? – ледяным, на первый взгляд спокойным тоном, спросил Ваня.

– Я… обсуждал не твою девушку, чувак. – Парень с ужасом понял по выражению лица Вани, что зря он произнес последнее слово. – Мы просто… смотрели на других девушек.

– Я тебе не чувак, – спокойный тон Вани стал слишком пугающим.

– Мы правда не про твою Аню говорили, – раздалось за спиной у Вани, который отсчитывал до десяти и обратно, чтобы успокоиться, но это не помогало. Столько месяцев бесконечной борьбы над своим гневом прошли впустую из-за одной единственной девушки.

– Удалите фото! – поспешно сказал Алекс. Лучшего совета ему в голову не пришло. – Ваня, отпусти его! – его руки опустились на плечи друга. – Тебе нельзя драться в школе. Слышишь?

Ваня слышал. Он отпустил парня, объясняя не совсем нормативной лексикой, что сделает с ребятами, если еще раз кто-то отзовется об Ане плохо. Сам он никак не мог успокоится, в глазах горел яростный огонь. Алекса забавляло то, как Ваня, так долго и упорно строящий из себя паиньку, пытающийся скрыть от окружающих и даже от себя свой вздорный, вспыльчивый характер, злился из-за мальчишеских пересудов. А ведь, Аня еще не знала об этом, подумал про себя Алекс и почему-то, вот сейчас, совсем не по-дружески, усмехнулся.

Глава 8

– Повтори, что ты решила сделать? – Глаза Софи округлились, и она еще ближе подвинула к себе свой ноутбук.

– Я решила просто дружить с ним, пока мы не узнаем друг о друге все самое важное.

Я внимательно посмотрела на монитор, пытаясь оценить реакцию моей подруги по пятибалльной шкале, и, кажется, я получила высшую оценку. Оценку за слабоумие, конечно.

– Ты спятила? Предлагать такое парню, с которым ты уже целовалась и… Что вы там еще делали?

– Ничего мы не делали! – Я упрямо вздернула подбородок.

Сидя сейчас на стуле перед ноутбуком и делая себе маникюр, я рассказала своей подруге все о событиях прошедших дней. Мне нужно было поговорить об этом с кем-то, кто понимает меня. И этим кем-то была Софи.

– Аня, ты можешь просто наслаждаться вашими встречами. Зачем все усложнять? Зачем тебе нужна эта бессмысленная дружба? Все у вас раскроется само собой…

– С каждым днем он нравится мне все больше и больше. Я не хочу, чтобы мне было еще больнее, если Ваня решит со мной расстаться, узнав меня поближе. – Мой голос дрогнул.

– С чего ты взяла, что он бросит тебя? Ты – замечательная девушка, и если он это сделает, то он просто придурок! – Софи прищурилась и добавила. – И ты правда хочешь ему рассказать о том… фотографе?

– Да, – прохрипела я, – Я решила быть с Ваней честной до конца.

– Значит, тебе это тоже необходимо. Чтобы перевернуть страницу.

Софи как-то странно посмотрела на меня. В ее глазах была не жалость ко мне, а озадаченность, как будто она задавала себе те же вопросы.

– Наверное.

Я слегка улыбнулась, пытаясь подбодрить подругу, а заодно и себя. Последовала пауза, которая затянулась бы дольше, если бы, зная чьей поклонницей долгое время была она, я вдруг не сказала:

– А еще, Ваня – сын Дмитрия Сотникова.

– Чего? – переспросила Софи, но по ее глазам я поняла, что мне не было необходимости повторять. – Того самого? Правда? – Я кивнула в ответ. – Офигеть! Ну надо же!

– Да уж, вот такое совпадение!

– А ты… ты уже познакомилась с ним? – Фанатский блеск в глазах Софи загорелся с новой силой.

– Нет, он на гастролях.

– Жаль… Не смей расставаться с Ваней, пока я не познакомлюсь с его отцом на правах твоей лучшей подруги!

– Вот уж спасибо тебе!

– Аня, я не то хотела сказать, – извиняющимся тоном произнесла подруга.

Я махнула ей рукой, чтобы она не думала, что я обиделась на это. Очень трудно обижаться на то, чего пока нет. Наши отношения с Ваней трудно назвать чем-то серьезным и долговечным, если учитывать, что они начались совсем недавно и неизвестно, сколько продлятся. Ведь он не знал про меня очень многое, и то, что ему когда-нибудь откроется, могло привести к совершенно разному результату.

– А у Вани есть звездная болезнь?

– Нет. Он совершенно обычный парень.

– Это хорошо. Итак, ты идешь сегодня на вечеринку… с Ваней? – многозначительно посмотрела на меня Софи.

– Это вечеринка его друга. Но я не уверена, что он захочет пойти, когда узнает про то, что я решила относительно нас.

– Если ты ему действительно нравишься, он согласится. Хотя, я не понимаю, особенно, когда узнала, кто он такой, зачем тебе эта дружба сдалась! – слишком эмоционально воскликнула Софи. – Такой парень рядом, да я бы…

–Соф, ну не надо! – Я нервно провела рукой по своим волосам. – Я сама готова на все рядом с ним, а это… сейчас… недопустимо.

– Анька, да неужели ты готова переспать с ним? – Глаза Софи заблестели от любопытства.

Я прикрыла глаза рукой, чувствуя как мои щеки становятся красными. Впервые мне стало неудобно обсуждать такие интимные вещи с подругой. Может быть, потому что до этого они звучали не с моей стороны.

– Вот это да! – звонко расхохоталась Софи.

– Рада, что тебе смешно, – заметила я, разглядывая накрашенные красным лаком ногти левой руки.

– Я за тебя переживаю, дурочка, – Софи слегка улыбнулась и добавила. – Похоже, этот парень тебе действительно нравится, а раз так, то не упусти его. А он не должен упустить тебя. И вообще, если ты находилась у него в квартире, а он не делал попыток переспать с тобой, то этот Ваня вполне приличный парень.

– Он просто супер, – согласилась я, – Но сегодня он не слишком то приятно выразился обо мне. У меня даже возник эффект дежа вю.

– Не сравнивай всех парней с этим козлом Антоном. Поверь мне, уж я то знаю. Ваня просто злился, с кем не бывает. Позвони ему. А я побежала на танцы. – Софи послала мне воздушный поцелуй.

– Удачи тебе, – я ответила ей тем же и отключила скайп.

Я красила ногти на правой руке и думала о том, что мне просто не везло. Не везло тем звездным летом, когда первый парень, который мне действительно понравился, решил, что я должна выполнять все его желания. А какими могут быть желания парней в теплую летнюю ночь? Вполне себе определенными. И к ним я еще не была готова. Тогда я просто рассталась с ним, жалея о глупых романтических мыслях, крутящихся в моей голове.

Не везло мне и с Антоном, который оказался совсем не тем, кем я его представляла вначале. Откуда же взялась моя уверенность, что Ваня не такой? Я просто не могла представить, что все те чувства, которые были у меня к Ване, могли испытываться к человеку без сердца, думающим лишь тем, что у парней между ног. Я слышала сегодняшние разговоры среди школьников о своих фотографиях. Если Мишель хотела, чтобы меня обсуждали, чтобы в глазах всех я выглядела дешевкой, она этого добилась. За это я ее ненавидела, но еще больше за то, что она смогла вызвать сомнения у Вани. Да, я должна ему позвонить. Нужно все объяснить. Что я действительно не такая.

Осторожно, чтобы не повредить лак на ногтях, я взяла со стола телефон и долго смотрела на имя в списке контактов. Было так странно признавать, что еще пару недель назад это имя ничего не значило для меня. Сейчас же оно обрело свою форму, внешность и запах человека, без которого я уже с трудом представляла свое существование. Нервно сглотнув, я нажала на кнопку позвонить.

– Привет. Я боялся, что ты не позвонишь. Хотел уже брать твой дом штурмом.

Голос Вани подействовал на меня успокаивающе после нескольких гудков, когда я уже начала бояться, что он не ответит.

– Хотела бы я на это посмотреть! Твоя тренировка закончилась?

– Закончилась, я иду домой. – В подтверждении его слов послышалась сирена скорой помощи. – Мы встретимся сегодня?

– Да, а когда ты сможешь? – спросила я, встав со стула и по неосторожности опрокинув открытый пузырек лака для ногтей.

Я тихо выругалась. Красная тягучая жидкость ярко блестела на залитой солнцем поверхности белого стола.

– Что у тебя случилось? – поинтересовался Ваня.

– Пролила кое-что. Я стала неуклюжей. Сама себя не узнаю. – Я вдруг поняла, что последние две фразы я произнесла вслух, и не слишком была рада этому факту.

– Ты – не неуклюжая.

Каким-то внутренним чутьем я поняла, что Ваня улыбается. Мои губы тоже расплылись в улыбке. Не смотря на ссору, мы оба вели себя так же, как вчера, будто ничего не произошло.

– Ваня, извини меня за то, что не сказала тебе…

– Не извиняйся. Я бываю иногда… не сдержан, но быстро отхожу. Так что это ты прости меня за все, что тебе наговорил, – очень быстро проговорил Ваня.

Было очевидно, что не одной мне неловко и не слишком приятно обсуждать нашу внезапную ссору и каким-то чудом совершившееся быстрое примирение.

– Ты пойдешь на вечеринку к Алексу? Я успел с ним переброситься парой фраз на футболе, и он сказал, что пригласил тебя.

– Да. А ты?

– Ты точно хочешь пойти туда? – в голосе Вани послышалось удивление.

– Почему нет? – Я водила ватной палочкой по лужице лака, вырисовывая узоры.

– Я смогу только проводить тебя. У меня съемка одной пары.

А я-то наивно полагала, что мы, помирившись пойдем на вечеринку вдвоем!

– Я успею к ее окончанию и провожу тебя до дома. Буду ждать тебя в половине шестого у крыльца твоего дома.

– Поняла. Буду внизу во время.

– До встречи.

Я чувствовала, что Ваня хочет сказать еще что-то, но спустя несколько секунд он отключился. Вздохнув, я с минуту смотрела на маленькие красные сердечки, которые вырисовывала ватной палочкой. После нескольких манипуляций с ватными дисками и жидкостью для снятия лака стол вновь стал безукоризненно белым.

В назначенное время, ну, или чуточку позже, я спустилась вниз. Ваня уже ждал меня, облокотившись на перила, держа в одной руке рюкзак, в другой телефон.

– Ладно, Ди. Мне пора. Увидимся завтра. – Ваня убрал свой телефон в карман джинс и улыбнулся мне ослепительной улыбкой. – Ты выглядишь… потрясающе.

Ваня, не стесняясь, оглядел меня с головы до ног. От его пристального взгляда все в том же порядке, с головы до ног, по мне побежали мурашки. На мне были всего лишь узкие джинсы, туника и плащ. Пожалуй, для вечеринки я оделась более, чем скромно, ведь я не хотела привлекать внимания к себе, тем более, если буду там одна.

– Благодарю, – я поняла по усмешке Вани, что его забавляло мое смущение.

– Мне нравится твой выбор слова. Благо дарю… – Ваня приобнял меня за талию.

– Моя бывшая учительница по истории всегда говорила именно это слово. Я тоже решила не забывать про него.– Я высвободилась из его объятий.

– Ты все еще обижена на меня? – осторожно поинтересовался Ваня, отступая от меня на шаг.

– Нет, но я хотела поговорить с тобой.

Я взглянула в его серо-зеленые глаза, очерченные темными ресницами, и все мысли тут же покинули меня. Это какая-то магия. Может, он меня заколдовал?

– Аня? – Его брови взметнулись вверх.

– Кто такая Ди? – Вопрос всплыл сам собой.

– Моя кузина. Ее зовут Диана, но я зову ее Ди. Ты ее видела в нашу первую встречу. Тогда, когда ты наступила в лужу. Ты хотела об этом поговорить?

– Нет… – Я растерялась и потерла лоб рукой, чтобы восстановить свои мысли в правильном порядке. – Вот видишь, мы еще ничего друг о друге не знаем. И начинаются какие-то непонятки. А я… теряюсь при одном взгляде на тебя. Я уже молчу про поцелуи, от которых кружится голова и теряется дар речи.

Ваня открыл рот, чтобы что-то сказать, но я опередила его:

– Погоди. Все слишком быстро началось. Я хочу больше узнать о тебе, а ты обо мне. Но мы постоянно… отвлекаемся, – я покраснела. – В общем, я предлагаю нам побыть друзьями, пока мы не узнаем друг о друге достаточно, чтобы стать парой.

– Ты серьезно? – Он кинул на меня недоуменный взгляд.

– Да, – выдохнула я.

– Без поцелуев? Без объятий? Только дружба?

– Да. Мне это нужно.

Ваня замолчал. Пауза уже стала слишком долгой, чтобы десятки разных мыслей успели прийти ко мне в голову, прежде, чем он, наконец, усмехнувшись, сказал:

– Хорошо. Посмотрим, насколько тебя хватит.

– Меня? А тебя? – Я в очередной раз поразилась его самоуверенности.

– Аня, я бываю очень терпелив, – самодовольно улыбнулся Ваня.

– Я тоже, – выпалила я, не до конца уверенная в своих словах.

– Вот и славненько. Теперь пойдем на вечеринку? Кажется, ты слегка опоздаешь.

Ваня взял меня за руку, затем, чуть наклонившись ко мне, с полуулыбкой прошептал в самое ухо: “Это по-дружески”. Мое сердце пропустило такт, мои ресницы затрепетали под его взглядом. Он сам начал совершенно другую игру, правила которой я не могла не принять. Его рука крепко держала мою, наши шаги были синхронны, и мне казалось, что даже наши вдохи и выдохи совпадали.

– Как получилось, что ты стала моделью? – поинтересовался Ваня, когда мы спустились в переход.

– Когда мне было тринадцать лет, на одной выставке, куда мы пришли с мамой, меня заметил скаут. Он предложил попробовать стать моделью. Так все и началось.

– И тебе нравится этим заниматься?

– Первый год было интересно. Я прошла курсы в школе моделей, снималась для каталогов в классной одежде, мне сделали интересное портфолио. Несколько раз я участвовала в показах и один раз даже снималась в рекламе сока. Но… – Я сделала паузу, пытаясь найти правильные слова. – Я не хочу заниматься этим всю жизнь. Мне не нравится, когда на меня смотрят много людей, оценивают и обсуждают. Я бы вообще этим не занималась, если бы моя мама не настояла продолжать.

– Почему твоя мама настояла, если тебе это не нравится? – Ваня замедлил шаг.

– Ей это важно. Наверное, потому что она сама когда-то хотела быть манекенщицей. Но не получилось.

– Но она не должна перекладывать на тебя свои неосуществленные желания! – Голос Вани был возмущенным.