Читать книгу Несбывшийся бывший - - Страница 1
ОглавлениеПервая глава
К бывшим возвращаются только неудачники!
Я помнила об этом всегда.
Почему не развернулась и не ушла сразу, как только узнала его? Ведь сердце дрогнуло, как только я подняла взгляд и увидела знакомое до боли лицо! Эти жестокие черные глаза. Нужно было бежать, теряя тапки!
И плевать, кто и что подумает обо мне.
Душевный покой дороже.
Но я словно заледенела и не могла толком пошевелиться, и мне неловко было перед сыном Петра Васильевича. Ведь это он по моей просьбе нашёл юриста для консультации по нашему вопросу.
А тут я такая: кругом и бегом!
Но уж лучше бы я опозорилась и объяснилась потом с Александром Петровичем.
Потому что хуже встречи с бывшим было только то, что он меня не узнал!
Много раз одинокими вечерами в обнимку с подушкой, как любая брошенная девчонка на планете, представляла, как бы я себя повела, если судьба столкнёт меня с ним вновь.
И эти мечты осушали мои слёзы.
Видела будто наяву, как я, красивая и гордая, прохожу мимо несчастного и состарившегося одинокого толстого и неухоженного старика, весело смеясь. И только потом понимаю по тоскливому взгляду вслед, что это был он.
Человек, который пренебрёг мной.
В реальности же Константин не стал старым, страшным и толстым. Наоборот, годы пошли ему на пользу.
Он возмужал и заматерел. Смотрелся интересным, красивым мужчиной.
Лёгкий золотистый загар, благородная седина висков, подчёркнуто элегантная оправа очков, стрижка, при любом движении головы укладывающаяся всегда превосходно.
Широкие плечи под отлично сшитым пиджаком. Лёгкость в небрежном движении и никакого живота.
Уверенный и немного ироничный взгляд хищника и красивые мужские руки с нервными жилистыми пальцами, которые мягко постукивали по столу, пока сын моего покойного мужа обрисовывал нашу проблему.
А ещё, он был явно и намного успешнее меня.
Поймала себя на раздражении, что вызывал голос Александра Петровича. Вот зачем всё это? Я предлагала просто оформить у нотариуса наше соглашение и не устраивать сложностей. Дело-то не стоит выеденного яйца!
Не хочу расширять конфликт в семье. Да и мне вполне хватит того, что останется. Я не лентяйка и не дурочка. У меня есть работа и устойчивый доход. Я способна содержать себя и ребёнка.
О, мама! Ребёнок! Сердце сбилось с ритма и затрепетало пойманной птичкой, похолодели руки. Я невольно посмотрела в лицо бывшего, замечая сходство. Паникуя.
В этот момент Константин поднял взгляд на меня. Глянул в упор. Резко. Холодно. Самодовольно.
Затем его глаза ощупали меня с головы до ног, скрытых офисным столом. И мимолётная усмешка мелькнула на холеном лице.
Я вспыхнула от негодования! Да как он смеет!
А затем, волной, понимание. Он принял мой взгляд на него, как флирт?
Женя! Ты так изменилась за десять лет, набрала лишних килограмм и жизненного опыта. Он тебя не узнал и теперь, видя перед собой чужую вдову, воспринял мой прямой взгляд на него как приглашение на флирт?
Вот болван! Неисправим. Каким был, таким и остался!
Как он говорил мне, когда читал мораль перед тем, как выгнать из своей жизни? Учится держать лицо? Уметь выразить нужную эмоцию по желанию? Искренность не в чести?
Пока я собирала свою самооценку в кулак, а своё лицо в нужную маску в кабинет вошла секретарша с подносом.
Как она умудряется ходить в такой узкой юбке? Очень коротенькими шажочками. Словно японская женщина. Хорошо, что ещё не на гипертрофированно огромных каблуках.
Что-то порочное было в том, как она двигается.
Я поймала взгляд Константина, направленный на юбку девушки, и поняла, что дело не в движениях секретарши, а в реакции на её появление мужчин.
Говоривший в это время Александр Петрович тоже на минутку завис пялясь на темную ткань.
Потрясающе!
С благодарностью приняла из рук секретарши чашку и сделала глоток. Люблю, чтобы чай был горячим!
И в этот момент сын моего мужа произнёс, дернув головой в мою сторону:
– Я хочу в судебном порядке оспорить завещание! И провести экспертизу ДНК ребёнка этой женщины!
Вторая глава
Еле протолкнула горячий ком сквозь горло.
Обжигаясь. Возвращаясь в реальность. Сморгнув невольные слёзы.
– Зачем пересматривать? Мы же договорились, что я половину наследуемого имущества перепишу на вас? На тебя и на Варю. Я не понимаю, зачем тебе это? – уставилась на Александра Петровича так, будто увидела его впервые.
Грузный седой мужчина с капризной нижней губой и светло-серыми глазами Петра Васильевича. Только выражение этих глаз совсем чужое. Рыбье.
– А затем, что я считаю несправедливым оставлять тебе и твоему… – он сделал многозначительную паузу, глядя на меня с презрением – нагулянному ребёнку даже битой тарелки из наследия моего отца!
Александр надулся, покраснел, и сжав кулаки, повернулся ко мне всем своим грузным телом.
– Ты десять лет обманывала моего папу! Это не его ребёнок! Я проверял! – торжествующе выпалил он мне в лицо.
Это «папа» резануло меня болью. Резонируя с моим состоянием.
А ведь Пётр Васильевич предупреждал меня. Говорил, чтобы я не думала связываться с его детьми. Так нет же! Я вновь его не послушала!
Конечно же, он знал, на что способны эти люди. Хотя, возможно, с Варварой Петровной я смогу наладить взаимодействие.
Хотела справедливости? Не хотела принять волю мужа? Вот и ешь теперь полной ложкой!
– Пётр Васильевич прекрасно знал, что Ярослав не его сын. Это не тайна. И ваш отец сознательно признал Ярослава, вписав своё имя в графу «отец» при оформлении документов в ЗАГСе. Потому что родился Ярик, когда мы состояли в браке. Кроме того Ярослав отдельно вписан в завещание. – Я сделала ещё маленький глоточек чая, рассматривая Александра Петровича как редкий музейный экспонат. – Что вы хотите добиться? Отменить завещание? Тогда по суду, если выиграите, вы получите не больше, чем я собиралась вам подарить. Но при этом потратитесь и на юристов, и на суд. Не считая нервов и морального давления от понимания, что нарушаете волю отца. О которой вот совсем недавно, перед посещением этого кабинета, вы так волновались!
Я звякнула чашкой о блюдце. Выдавая этим своё волнение.
Очень неприятная ситуация сама по себе. А в присутствии Константина, так просто отвратительная.
Будто судьба специально так подстроила, чтобы собрать нас всех в этом месте и в это время.
Не то, чтобы я мечтала встретиться. Всё-таки десять лет это большой срок и горечь обиды давно растворилась.
В буднях.
В ежедневных заботах.
Но всё же… Перетрясать своим грязным бельём перед человеком, который один раз уже побрезговал мной не самое приятное в мире занятие.
И совсем не способствует моему спокойствию и моей и так шатающейся самооценке
– Ты десять лет жила с отцом как в раю на всём готовом! Хватит! Собирай манатки и вали туда, где он тебя раскопал! Пиявка. – брезгливо скривив своё лицо, сказал старший взрослый сын моего мужа.
Который не появлялся у отца почти пятнадцать лет. А в последнее время и не звонил ему.
Не позволяя себе отвести взгляд от изменившегося перекошенного злостью лица Александра Петровича, чтобы не сбиться с настроя и не увидеть презрения в глазах свидетеля нашего скандала, я чуть улыбнулась. С удовольствием наблюдая, как передёрнуло от моей маски этого немолодого мужчину.
– Позвольте спросить, а где вы были эти десять лет? Почему ни разу не навестили отца? – спросила я холодным тоном сложив руки на колени, чтобы скрыть их дрожь.
Провалиться сквозь всё двадцать с лишком этажей! Стыд то какой! Вот объясните мне, зачем устраивать этот скандал при чужих людях?
– Это наше семейное дело! Не тебе судить! – выплюнул сын моего мужа.
После его слов о семье стало так больно за Петра Васильевича! Ведь он ждал своих детей! Ждал, несмотря ни на что! Надеялся, что они появятся, что смогут поговорить.
– Отчего же ты, такой поборник семьи, ни разу за последние три года, когда Пётр Васильевич сильно болел и передвигался только на коляске, не позвонил? И не объявился, даже когда твой отец почти полгода не вставал с кровати? Почему не пришёл попрощаться с живым? – у меня перехватило горло от обиды, и я замолчала.
Вспоминая, как угасал, уходил Пётр Васильевич. Как ещё недавно сильный мужчина не смог встать однажды утром на ноги. Как скрывал от меня первое время свою немощность.
Как неустроенно и сложно было выезжать на ежедневные прогулки в узком лифте. Как тяжело поднимать коляску по высоким ступеням первого этажа.
Каким хрупким и слабым мой муж был в конце. Прозрачным.
Как отпустил он от себя все обиды и заботы в последние полгода. И у него не было сил даже сидеть в коляске. Мы приладились вначале устраиваться на балконе. А после, я открывала настежь окно в комнате Петра Васильевича. Укрывая его от свежего ветерка.
– Вам, Александр Петрович, почти пятьдесят лет. И вы должны уже понимать, что жизнь не вечна. Ваш отец ждал вас. – не смогла сдержаться я и закончила – Зачем топчете сейчас на его память? Почему не хотите уважать его выбор?
– За то, что ты ухаживала в последние годы и следила за отцом, ты получила своё! Бесплатное жильё и еду. А теперь – свободна! Освобождай квартиру! – презрительно дёрнув губой выдавил из себя Александр Петрович.
Встала. Аккуратно расправила чуть заломившуюся от долгого сидения юбку. Проведя руками по бёдрам.
Подняла голову и посмотрела на свидетеля моего позора, на Константина.
И наткнулась на очень мужской взгляд. Казалась, моя юбка должна если не задымиться, то разгладиться точно от его внимания.
– Так понимаю, встретимся в суде? – спросила я мужчин.
Так и не дождавшись ответа, чуть пожала плечами и, развернувшись, вышла из кабинета.
Попадая под прицел внимательного взгляда секретарши.
Третья глава
На углу стола, рядом с монитором, стоял маленький букетик ландышей, распространяя вокруг себя запах.
Смотрю, Константин не теряет хватки и не меняет приёмов. А зачем? Ведь и так всё прекрасно срабатывает!
Так меня выбесил этот букетик, запахом своим эмоционально выбрасывая на десять лет назад. В ту весну.
Весну моего восемнадцатилетия.
Мой папа, Владимир Дмитриевич Паницкий, преподавал в Университете и был довольно известным человеком. Он юрист и раньше успешно работал в адвокатуре, а затем в суде.
После, в связи с возрастом, остался только преподавать.
Поскольку он имел профессорское звание, то, кроме прочей нагрузки, у него были ребята-аспиранты. В последние годы, когда папа стал не каждый день ездить в Университет, они приезжали за консультациями к нам домой, в Балашиху.
Я третий, поздний ребёнок в семье. Моему старшему брату, Валентину, сейчас сорок пять лет. А сестре Анне – сорок два.
Десять лет назад они уже жили отдельно от нас. Сестра вышла замуж и уехала в Германию, а брат был женат и жил семьёй с женой и двумя очаровательными дочерьми в Москве.
Я заканчивала в тот год школу и собиралась по стопам отца. Мечтала быть юристом. С детства в этой среде, с юности окружённая разговорами и спорами на эту тему, я просто не могла не заинтересоваться предметом.
Мне представлялась радужная картина моего успешного будущего!
Как я, известный юрист по экономическим спорам, приезжаю в очередную известную компанию, и меня встречают с уважением и немного льстят и завидуют моей юности и уму.
В общем, вполне обычные школьные тщеславные хрустальные мечты.
Той весной, в апреле, когда ещё не совсем сошёл снег, но небо уже яркое, а солнце весёлыми зайчиками рассыпается по лужам, в нашем доме начал появляться новый папин аспирант. У него уже шли последние месяцы перед защитой и поэтому консультации требовались в большем объёме.
Константин Жуков.
Обаятельный высокий черноглазый шатен. С изысканными манерами и белозубой улыбкой.
Всегда, приезжая в наш дом, он появлялся не с пустыми руками. Крошечные букетики мне, более солидные – маме.
Ничего не значащие знаки внимания.
Комплименты при встрече.
Многозначительные взгляды.
Обязательное внимание. Пара слов при встрече. Несколько тёплых слов при прощании.
Похвала маминому чаю и угощению, если они задерживались с папой до обеда.
Обязательная очаровательная улыбка.
И полное ощущение его внимания.
Когда он говорил со мной, мне было совершенно ясно, что он меня слушает так, будто я рассказываю ему жизненно важную информацию. Будто именно меня он ждал так долго, чтобы выслушать и понять.
Много ли нужно юной неискушённой девице, чтобы влюбиться? Чтобы представить, а потом и поверить, что этот мужчина приезжает к нам в дом только ради меня?
Я не могу сказать, что меня воспитывали прямо в строгости и скромности. Нет.
Так сложилось само.
В школу и в музыкалку меня возили на машине, потому что наш дом находился в отдалении. Не набегаешься.
И подруг у меня особо не было по этой же причине. В соседях у нас на улице, с одной стороны, была пожилая пара, ровесники родителей. А с другой стороны, жила многодетная молодая семья. Трое маленьких детей постоянно шкодничали за забором, создавая регулярно темы для вечерних обсуждений.
Об отношениях между мужчинами и женщинами в нашем доме говорить было не принято. И у меня сложилось на эту тему мнение исключительно по книгам, фильмам и невнятным оговоркам окружающих.
В тот год, ранней весной, в начале марта моя сестра родила второго ребёнка. И разговоры в доме велись в основном о том, как и когда Анна с детьми и мужем сможет приехать к родителям домой. Погостить и познакомить с детьми. Я была предоставлена сама себе.
Ещё, оглядываясь сейчас назад, не могу не вспомнить, что в тот год начиная с зимы, мы с одноклассницами в школе, шушукаясь, активно обсуждали громко нашумевшую книгу, ставшую бестселлером. По которой позднее сняли кино.
Было страшно интересно и стыдливо. Впервые столкнувшись со столь откровенными описаниями, я была заинтригована. И эти возбуждающие разговоры витали в школьных коридорах, клубясь среди девчоночьих стай.
Появление в моём окружении черноглазого красавца смутило мой покой. Мне были приятны его комплименты. Я флиртовала с ним, со всей страстью неофита. Применяя на нем вычитанные или услышанные от окружающих приемы и шалея от своей смелости.
Так старалась, что однажды поверила, что влюблена.
Однажды майским утром Константин подарил мне крошечный флакон духов.
Легендарный диориссимо. И при этом вполголоса рассказал французскую легенду о рыцаре, из пролитой крови которого родились эти цветы счастья, надежды и радости. И что этот свежий и чистый, как весеннее утро в лесу аромат очень подходит такой прекрасной юной девушке, как я.
С тех пор Константин при каждом своём появлении дарил мне крошечные букеты нежных и милых ароматных ландышей.
Этого оказалось достаточно, чтобы я придумала себе его любовь.
Ненавижу ландыши! Они отравляют своим сладким ядом, заманивают и ломают мечты! Ландыш ядовит весь. И обманчиво невинные цветы и листья. И даже вода, в которой они стояли! Они и есть – яд и обман!
Четвертая глава
Не помню, как я оказалась в лифте. Похоже, не иначе как на автопилоте долетела, провожаемая удивлённо-насторожённым взглядом секретарши. Зеркало на одной из панелей отразило всклокоченную меня с дикими, горящими глазами.
На метле, однозначно, неслась в лифт! Сквозь шторма и бури!
Всё кипело и рвалось внутри. Разливалось горячим фонтаном. Лопалось обжигающими пузырями в груди. Невозможно терпеть!
Я сделала глубокий вдох и, закрыв глаза, попыталась успокоиться. Досчитать до десяти. Медленно.
Хренушки!
Хотелось рвать и метать! Топать ногами! Кричать! Драться!
Вернуться бы в кабинет этого разуспешного и самодовольного типа и расцарапать ему лицо! Чтобы кровища текла по холеной морде! Чтобы стереть с него выражение превосходства и скуки! И второго жирного козла запинать ногами!
Они стоят друг друга!
Вот предупреждал же меня Пётр Васильевич быть как можно дальше по отношению к его родственникам. И не связываться с ними ни при каких обстоятельствах! Он то точно знал, что из себя представляют его дети! Неслучайно ведь они не общались так много лет и даже не вспоминали друг друга! Говорил тебе, Женя умный человек: «Не лезь!», «Не трогай!» Знал, что делал!
Нет, ты в гордыне своей полезла! Сапогами в болото. Дура жалостливая! Справедливости захотела? Наивная идиотка!
Вот и напоролась во всей красе!
Я от смеси ярости, ненависти и злости дышать толком не могла.
Обида, уязвлённое самолюбие, ярость, боль предательства кипели во мне, застилая пеленой глаза.
Сердце стучало где-то в районе горла, отдавая бахами в ушах.
Вылетела на парковку, не видя никого вокруг и перепрыгивая через ступени у входа в здание. Чуть не снесла встречного мужчину, шарахнувшегося от меня, как от чумной в сторону.
– Ева! Да подожди ты, куда летишь! Ева! – гулко звенел крик мне вслед.
Ева? Ева! Ах, Ева! Узнал-таки! Убью гада! Сам пришёл! Напросился! Ха!
Я тормознула резко. Останавливаясь. Длинно выдохнула. И на вдохе развернулась, скрипнув каблуками, готовясь встретить врага!
Чтобы впечататься в крепкую грудь Константина.
Он поймал меня, прижав мои руки к бокам. Крепко оплетая своими клешнями, не давая двигаться. И, приподняв над землёй, лишив опоры, поцеловал.
Вначале грубо, захватывая в плен мои губы. А затем, медовой нежностью заполняя, окутывая и поглощая меня. Опуская, давая стечь по себе на землю. На ватные ноги, высвобождая мои руки и зарываясь своими пальцами мне в волосы. Обхватывая голову, чуть перебирая волосы и направляя, углубляя поцелуй.
Я вздрогнула, всем телом ощущая его рядом с собой. И в первое мгновение была ошарашена тем, как мой организм моментально вспомнил Костю. Его вкус, его запах. Откликнулся на него, расслабляясь. Костя окутывал меня собой и привычно подчинял.
Что?
Подчинял?
Осознание хлынуло ледяным ветром выстужая кружащуюся голову. Отрезвляя.
Дёрнулась, с силой вырываясь из объятий, но Костя придержал меня за талию.
– Я обещал, грозил тебе, Ева, что при следующей встрече поцелую! – усмехнулся, глядя на меня своими непроницаемыми глазами.
– Отпусти! – прошипела я в ответ и попыталась оттолкнуть эту скалу от себя.
– Ну уж, нет! Ева. – веселился этот гад.
– Меня зовут Евгения Владимировна! И убери прочь свои руки! – взвизгнула я и замахнулась, чтобы влепить пощёчину.
Константин поймал мою руку и я, задёргавшись, не специально, но чувствительно наступила ему на ботинок.
Каблуком.
Неплохо получилось.
И пока он от неожиданности выпустил меня из своих рук, я резко рванулась в сторону и ломанулась к своему автомобилю, на ходу снимая его с сигнализации.
– Ева, давай поговорим! Подожди! Ну, ударь меня, если хочешь! – неслось мне вслед.
Я прыгнула за руль и захлопнула дверь. Меня трясло, как в лихорадке. Руки скакали, а пальцы намертво сжали брелок. Я сосредоточилась и чудом попала ключом в замок зажигания. А когда подняла взгляд, то увидела сквозь стекло, как Константин дохромал до моей машины и встал, опираясь руками о капот, наклоняясь ко мне.
– Ева! Выходи. Глупо убегать от меня. Я знаю твой адрес и твои данные. – усмехался он.
Ах ты, зараза! Знает он! Грозить мне вздумал! А до этого не знал! Тайна, блин о семи печатях! Весело ему!
Я рыкнула двигателем, перегазовывая. Давая понять, что не шучу, и пусть уйдёт с моего пути.
Костик улыбнулся шире и наклонился к лобовому стеклу ещё ближе.
– Ева-а-а-а, – протянул он низким голосом, не отрывая взгляда от моих глаз.
Хотела медленно двинуться вперёд, оттесняя его. Но нога на педали дрогнула, надавливая чуть сильнее. Я отдёрнула ногу, и машина прыгнула. А Костик оказался на моём капоте.
Сволочь такая. Да что ты прицепился ко мне словно клещ!
Медленно ехала в сторону выезда из парковки, глядя на этого веселящегося гада, распростёртого на капоте моего автомобиля и давила в себе мечту сделать ему больно. Раздавить гадину!
Картина Костика с раздробленными ногами, истекающего кровью, бледного и с болью в глазах на мгновение промелькнула в моей голове. Как он стонет, перехватывает руками ноги, пачкаясь кровью, и сжимает, кроша от боли, свои зубы.
Я, конечно, хочу его крови. Хочу, чтобы ему было больно и он понял…
Но не настолько, чтобы забыть себя и сесть в тюрьму, оставляя круглой сиротой своего сына!
Поэтому чуть отвернув в сторону, резко затормозила, инерцией сбрасывая с капота лишний груз. Затем сдала назад и, объезжая по широкой дуге сидящего на асфальте и ржущего, как конь Константина, газанула с пробуксовкой. Покидая наконец-то парковку!
Быстрее от этого места подальше! Бежать!
Пятая глава
– Ма-а-ам, ты в курсе, что ты уже пять минут режешь пустую доску? – хихикая спросил мой сын, прикрываясь от меня учебником истории и окружающего мира.
– А? Вот, блин! Задумалась. – с удивлением рассмотрела я творение рук своих.
– С таким зверским выражением? Мне заранее страшно! – веселился Ярослав.
– Бойся! – я сделала дикое лицо, выкатив глаза.
– Данайцев дары приносящих – выдал сын улыбаясь.
Мы сидели на кухне. Я резала на ужин салат, на плите тушилось мясо, а Ярослав развлекал меня рассказами о школе. Пересказывал, по традиции, случившиеся в ним не хитрые события за день.
Сумерки только собирались над городом, окрашивая жемчужным светом высокие апрельские облака. От этого света, льющегося сквозь окно, предметы в комнате становились более тёплых оттенков. И разговоры хотелось вести спокойные и вечерние.
– Ма-а-ам, на эти каникулы куда поедем? – спросил сын.
– А куда бы ты хотел? – внимательно посмотрела на сына,
Через месяц заканчивается школа. И курсы языковые и секция спортивная. В полный рост встаёт проблема, куда поехать ребёнку на лето. Так, чтобы и полезно, и интересно.
– Мам, я в этот раз не хочу в спортивный лагерь. Вернее, я не хочу на всё лето, как в прошлом году. – признался сын, посмурнев.
– Прошлым летом Пётр Васильевич сильно болел и у меня не было возможности заниматься с тобой, ты же понимаешь. – пожала я плечами.
Пётр Васильевич умер в конце сентября. При этом последний месяц он провёл в больнице, под присмотром врачей.
С одной стороны, в сентябре мне стало немного легче, чем когда дома находится лежачий больной. А, с другой стороны, было сложно каждый день мотаться в клинику. Как ни оплачивай персонал по уходу, всё равно лучше, чем сама никто не сделает.
Даже лежачий, беспомощный, слабый Пётр Васильевич поддерживал меня и всегда находил для меня тёплые слова.
И когда он ушёл, умер, то, несмотря на то, что физически мне стало проще, морально я была очень подавлена и очень скучала.
Я буду благодарна ему всю жизнь. Я и жива-то, если честно говорить, только благодаря ему. А уж то, что я выносила и родила здорового ребёнка, целиком его заслуга.
– Жалко, что Петра Васильевича нет с нами больше. Мне нравилось разговаривать с ним. Он всегда слушал меня и рассказывал интересно. Я скучаю, – сказал Ярослав, глядя в окно.
– Мне тоже его не хватает – призналась я, вздыхая.
Прошло уже больше полугода, а я ещё не разобрала его комнату. Как после похорон клининговая компания вымыла всё там, так и стоит закрытая. Никак не могу себя заставить. Не соберусь с силами.
– Как ты смотришь, если выбрать две-три недели и съездить в Китай? Можно продумать маршрут так, чтобы побывать в нескольких провинциях. Или наоборот, поселиться в Пекине и делать короткие вылазки вокруг. Так тебе, вероятнее, будет полезнее? Ведь в Китае множество диалектов. А тебе, наверное, стоит пожить в языковой среде подольше? – давно хотела поднять эту тему, а тут пришлась к слову.
Ярик, по предложению Петра Васильевича начиная с первого класса, посещает курсы китайского языка при посольстве.
Вначале это было в игровом виде, затем втянулся.
Китайский язык, наверное, как носитель культуры, притянул за собой занятия у шу. Затем это переросло в увлечение спортом.
И в результате, помаявшись среди различных секций, мы попали к прекрасному тренеру по дзюдо.
С которым и ездил Ярослав в летний лагерь.
Изучение китайского языка ещё породило и увлечение Ярослава музыкой. Оказывается, развитие музыкального слуха способствует лучшему восприятию. И мы уже три года ходим в музыкалку на класс виолончели.
Пётр Васильевич говорил, что без музыкального, образование будет неполным. И всячески приветствовал и стимулировал в моём сыне стремление к развитию.
Как мне не хватает его сейчас!
С кем мне посоветоваться и обсудить сегодняшнюю встречу? От кого выслушать заботливый совет? К кому преклонить голову?
Ох.
Я так привыкла за десять лет полагаться и прислушиваться к мнению Петра Васильевича!
Но теперь придётся решать всё самой.
Сегодняшняя встреча с Константином Жуковым перевернёт нашу жизнь.
Костя никогда не был дураком, а имея на руках документы точно сложит два плюс два. Увидит дату рождения седьмого марта и рано или поздно придёт к Ярику.
– Здравствуй, Люк, я твой отец!
Я старалась не врать сыну. Пётр Васильевич приучил меня, объясняя, что хуже вранья близким ничего не может быть. Поэтому Ярик знал, что мой муж неродной его отец.
Мы не делали из этого тайны. Старались не акцентировать, что Константин бросил меня. Зачем?
Ведь то, что я решила, будто наша ночь – первая брачная, так это только мои мечты. Можно было хотя бы поставить в известность счастливого молодожёна о таком повороте событий. И да, у меня до сих пор болит.
То место, где были мои мечты о любви и семье.
Я убрала тарелки после ужина в посудомойку, села на место и посмотрела на сына. Затем расправила аккуратно складки домашнего платья на коленях. Глянула в окно.
Сиреневые сумерки приглушили углы, скрадывая остроту.
– Я встретила сегодня твоего отца! – выложила я Ярославу как есть и затаила дыхание, прикусив губу от волнения.
Что тут уже скрываться.
Шестая глава
– Сегодня? – Ярослав поднял на меня взгляд своих чёрных глаз, дожёвывая пирожок.
– Днём. Александр Петрович нашёл юриста по спорным вопросам наследования, и им оказался твой отец. Константин меня узнал. Думаю, что скоро наведается к нам. Я не знаю, как он отреагирует на тебя. Но ты должен знать, что я люблю тебя за весь мир. И у тебя есть выбор. Ты можешь не общаться с ним. Или контактировать столько, сколько хочешь ты. Выбор за тобой. Я приму любой и буду любить тебя всегда! Понимаешь? – пока говорила, я стиснула руки в кулаки под столом. Чтобы не тряслись.
А Ярик спокойно жевал пирожок. Затем запил его чаем. Потом налил себе ещё.
– Ма-а-ам, ты что? Ты думаешь, что я сразу побегу к нему жить? Мам, ты в курсе, что люди ещё в прошлом веке изобрели интернет? Прикинь! Несложно, если знать имя, фамилию и отчество человека, его профессию и примерный возраст. Неужели ты думаешь, что я давно не нашёл своего биологического отца? – Ярик поднял одну бровь и смотрел на меня с явным превосходством.
– Ты? А… как? – у меня не было слов, а сердце, кажется, и вовсе остановилось и замерло в уголке груди, сжимаясь от страха.
– Ма-а-ам, ты такая смешная сейчас! Пётр Васильевич мне помог. И всё объяснил, – невозмутимо сказал мой сын.
– А… Когда? – я никак не могла прийти в себя.
Этот ребёнок сведёт меня с ума! И откуда столько сарказма и ироничности? Гены, блин, пальцем не задавишь!
– О! – закатил тем временем глаза Ярослав, – ещё в начале учебного года. Когда в школе рассказывали, откуда берутся дети. Папа объяснил, что Константин Игоревич обидел тебя сильно, и вы расстались ещё до того, как ты узнала о том, что у тебя буду я.
– Ребёнок! Иди обниматься! – распахнула я руки, принимая фыркающего сына.
Я прижала свою голову к тощему плечу сына и застыла на минутку.
Когда сижу на стуле, то Ярик уже немного выше меня. Скоро станет совсем взрослым. Он уже самостоятельный, а что будет через пять лет? Вздохнула, пересчитывая пальцами ребра худенького и по-детски гибкого тела, щекоча и отвлекая от драматизма момента.
Для меня драматизма, судя по хихиканью Ярослава.
Ах, Пётр Васильевич! И даже сейчас, после смерти, ты помогаешь мне!
Сын ловко вывернулся из объятий и внезапно чмокнул меня в лоб.
– Не трусь, мам, прорвёмся! – высказался он и ушёл в свою комнату.
Я сидела на кухне, не шевелясь. Не в состоянии сдвинуться с места. Без мыслей. Без сил. Просто глядя в темнеющее небо за окном. Наблюдая, как зажигаются фонари, и тёплый жёлтый их свет отражается от стен домов и мокрого асфальта.
Когда Пётр Васильевич привёл меня в свой дом, в свою квартиру в центре города на Малой Дмитриевке, я растерялась. И не могла там без разрешения хозяина даже чашку взять для чая. Ну а как? Если даже чашки там были Кузнецовского фарфора?
Однажды, случайно, я разбила большой молочник из сервиза. Он выскользнул у меня из рук, словно живой и рассыпался на крошечные осколки, ударившись об угол стола.
Я так рыдала, с такой истерикой, что Петру Васильевичу пришлось вызвать мне врача.
После этого случая мой мудрый муж продал всё. Квартиру и весь антиквариат, что у него был. Мебель. Купил трёхкомнатную квартиру у метро Университет для нас, а остальные деньги поделил между своими детьми. А как позднее выяснилось, и нам с Ярославом тоже досталось из тех доходов.
В новую квартиру всю мебель и обстановку выбирала я. И мелочёвку тоже покупала я. Пётр Васильевич смеялся и потакал моим экспериментам с дизайном. Только его комнату я постаралась оформить, опираясь на вкус хозяина. А в остальных резвилась на полную катушку. В меру своего представления о жилище.
Резвиться было где, ведь дом, в котором располагалась наша квартира, старый, с мощными стенами. Места много. Имперской, сталинской постройки. Сразу за круглым входом в метро.
Петру Васильевичу было удобно добираться до работы, когда он ещё посещал Университет. И мне не напряжно бегать и на работу, и на учёбу.
Я собиралась бросить обучение. Не хотела возвращаться после академического отпуска. Какая тут учёба, когда малыш на руках? Но и в этом случае мой муж настоял на образовании. Я перевелась на вечернее отделение и без особых проблем получила в своё время диплом.
– Ма-а-ам? Ты зачем сидишь в темноте? – зашёл на кухню Ярослав и открыл холодильник, выхватывая ярким светом стол с неубранной посудой после нашего чаепития.
– Задумалась, – пожала я плечами и растёрла отчего-то мокрое лицо ладонями.
– Тебе налить сока? – побеспокоился обо мне мой ребёнок.
– Спасибо, солнышко, я пойду к себе. Не беспокойся, – сказала я и попыталась встать.
Затёкшие и задеревеневшие от долгого сидения ноги отозвались болью и судорогой.
Что это я, правда! Не конец света ещё. Ничего не случилось непоправимого сегодня. Так почему я позволяю себе так раскисать?
Доковыляла до своей комнаты и со стоном опустилась на кровать.
Нет, так не пойдёт дело! Встала и решительно направилась в душ.
И вот там меня и накрыло!
Вспомнила, как Костя меня целовал сегодня. А главное, как отреагировало моё тело! Как плавилось в его руках! Как отозвалось моментально на его прикосновения!
Стояла под горячими струями, обхватив себя руками и плотно зажав рот, чтобы не напугать ребёнка, и содрогалась от рыданий. Обливаясь невидимыми под падающей на меня водой слезами.
За что? Почему так? Отчего столько лет организм, не реагирующий на мужские прикосновения, теперь так подводит меня? Что за ерунда в моей голове?
Почему ни на кого другого я так не реагирую! Что за запреты я сама себе поставила? Ведь я пыталась завести отношения! Даже ходила на свидания!
– Ма-а-ам, ты там не утонула? А то твой телефон надрывается в комнате, – стукнул в двери ванной комнаты сын.
Седьмая глава
– Если ты, тварь, не освободишь квартиру в течение трёх дней, то пеняй на себя! – шипел в трубку взрослый сын моего мужа, почти пятидесятилетний старик, прикрывая чем-то микрофон, чтобы изменить голос.
Конспиратор, блин! Со своего номера. Рука-лицо, как говорит мой сын.
– Предупреждаю. Наш разговор записывается и будет предъявлен как доказательство в суде. Можете продолжать угрозы, – спокойно ответила я.
– Ты ещё пожалеешь! – отреагировал Александр Петрович и тяжело засопел в трубку.
– Ну что же вы стесняетесь? Не стоит держать в себе. Продолжайте! – меня потряхивало от нервов.
Но лучше один раз всю эту мерзость записать, чем дёргаться на каждый звонок. Ничего. Послушаю. Да и вынесу в чёрный список номерок.
– Выметайся из квартиры! – взвизгнул Александр Петрович.
– Вы бы хоть почитали закон, что ли? Александр Петрович, мы с сыном прописаны здесь, и квартира куплена в законном браке, и завещание на нас. Мало того, мы вступили в права наследования всем имуществом Петра Васильевича. На каком основании вы собираетесь нас выселять? И кто будет выселять? Вы понимаете, что эта ваша самодеятельность до первого звонка в полицию? – устало спросила я.
– Ты, тварь, смеешь мне ещё морали читать! Ты угробила моего отца и отжала у нас, законных наследников, имущество! Я уничтожу тебя! Ходи и оглядывайся, гадина! И ублюдка своего береги! Дам из-за угла молотком по башке, быстро свалишь в туман! – разошёлся этот старик, разбрасывая вокруг себя свой внутренний мир.
– Спасибо за откровенность, Александр Петрович! – решила я, что достаточно наслушалась и положила трубку.
Сама тронула эту кучу. Говорили тебе, не связывайся!
С другой стороны, рано или поздно, но эти разборки меня бы настигли. Так что… Хорошо, что сейчас. Не стоит гневить судьбу!
Распаренная после душа, нарыдавшаяся, я была так слаба, что совсем не хотелось прямо сейчас переться в полицию с заявлением. Честно сказать, самой вообще не хотелось туда идти.
Не скажу, что я сильно испугалась угрозы Александра Петровича, но сегодняшний день – особенный.
День – испытание.
Я закуталась поглубже в банный халат и потопала на кухню за горячим чаем.
Ярик, пока меня не было, убрал со стола и запустил посудомойку. Приглушённый свет от гаджета пробивался из-под его прикрытой двери.
Закипающий чайник освещал синим светом своей подсветки тёмную кухню. В стекле окна дрожало моё зыбкое отражение.
Когда Пётр Васильевич забрал меня из роддома с Яриком, и привёз сюда, в квартиру на проспекте Вернадского, я была растеряна. Совершенно не понимала, как ухаживать за ребёнком. Я была не готова к тому, что его голова – это самая большая часть тела.
Когда я развернула пелёнки впервые, то боялась прикоснуться к малышу и стояла, плакала вместе с Яриком, не решаясь взять его на руки, чтобы помыть.
Пётр Васильевич научил меня всему. Он первый взял его в руки в нашем доме.
А когда через три месяца я от усталости стала засыпать на ходу, он нанял мне помощницу. И заставил доверить ей ребёнка. На три часа в день, чтобы выспаться. А после – на полдня.
Благодаря появлению помощницы, я смогла возобновить учёбу и в дальнейшем устроиться на работу.
Ярославу было два года, а я уже работала, когда Пётр Васильевич посадил меня вот здесь, на кухне за стол и начал говорить о том, что молодой женщине не стоит быть одной. В интимном плане. Он говорил, что я должна встряхнуться и захотеть жить дальше. Захотеть быть с мужчиной.
Он попросил меня дать мужчинам шанс. Оглянуться вокруг и сходить на свидание. И не на одно. Рискнуть открыться мужчине.
Я пыталась возражать, лепетать что-то на тему супружеской верности, но Пётр Васильевич тепло улыбнулся и, поцеловав меня в лоб, сказал:
– Ты же понимаешь, что брак между нами ненастоящий?
– Нет, не понимаю! Вы столько делаете для меня! Самое малое, чем я могу отблагодарить, так это не бегать, словно не понять кто налево. Мне не нужно этого! Я не хочу! – горячилась я тогда.
– Отблагодари меня тем, что станешь счастливой! Найди свою любовь, девочка! – тепло отозвался Пётр Васильевич.
– Я не верю больше в любовь! Её нет. В вашей заботе и есть любовь для меня! Зачем мне искать иное? – призналась я.
– Просто пообещай мне, что попробуешь сходить на пять свиданий!
После того разговора я честно, оглянувшись кругом себя, назначила пятерых мужчин, с которыми пойду на свидание.
Первый – программист с работы Яша. К нему я подошла в обеденный перерыв и предложила провести вместе вечер. Он обрадовался и весь вечер, размахивая руками, рассказывал мне, как он проходит какую-то игрушку.
Вычёркиваем!
Второй и третий, студенты с параллельного потока, действовали по одной схеме. Кино – неловкое тисканье на задних рядах – слюнявый поцелуй. Фу!
Четвёртого ухажёра я попросила меня сразу поцеловать и, судя по отвращению от прикосновения холодных пальцев, дальше заходить не было смысла.
А с пятым, студентом из моей первой, ещё юридической группы, мы стали друзьями.
Он отказал мне в просьбе с поцелуем. Обозвал дурочкой и велел ждать. С ним мы с удовольствием ходили в кино, ездили на пикники. И с Петром Васильевичем Лёня общался с удовольствием, консультируясь в сложных вопросах.
Вот ему я и решила позвонить, узнать, что он посоветует мне делать с новоиспечённым телефонным хулиганом!
Восьмая глава
– Ты изменилась, – встретил меня Лёня, Леонид Яковлевич, за столиком кафе неподалёку от моей работы в обеденный перерыв.
Стол был уже частично накрыт. Лёня работал недалеко, но всё же не так близко, чтобы позволить себе дождаться меня с заказом.
– Вот, странно, да? Наверное, давно не виделись? – нервно ответила я, глядя на блюдо с отбивной, от которой нежно отпиливал кусочек мой друг, и с раздражением понимая, что проглотить ничего кроме кофе я не смогу. Опять желудок от нервов противится пище. И при этом судорожно сжимается.
– Четыре с половиной месяца назад, – меланхолично ответил Лёня, прожевав ароматный и, наверняка, сочный кусок мяса.
Лёнька появлялся у меня после смерти Петра Васильевича?
– Мне тогда было не до друзей. Я плохо помню нашу встречу, – честно ответила я ему.
– Как ты? – отложил друг приборы и посмотрел, наконец-то, мне в глаза, – опять нервничаешь?
– Послушай, вот, – протянула ему наушник. – Я хочу подать заявление в полицию, чтобы идиота вразумили. Будь моим представителем.
Официант принёс мне кофе и стакан минеральной воды. Я ухватилась за горячую чашку, словно утопающий, не отводя взгляд от смурнеющего на глазах лица друга.
– Жень, давай наймём человека, чтобы походил с Яриком пару месяцев? – предложил Лёня, отдавая мне наушник.
– Только хотела попросить тебя об услуге! Ты вращаешься в этих кругах и можешь мне посоветовать, – согласно замахала я головой.
Ленька работал во вневедомственной охране. Что-то там по договорам. Но всё-таки ближе к полиции, чем я.
По его настоянию я давно уже поставила на пульт и квартиру, и дачу. С камерой слежения как то жить безопаснее.
– Не хочешь на выходные съездить куда-нибудь, проветриться? – предложил Ленька, с неодобрением сверля глазами мой стакан с водой.
Ой, сейчас включит режим «заботливая мамочка»!
– Мне нужно появиться на даче и раскупорить её после зимы. Проветрить. Помыть. Приезжай, если хочешь, к нам на шашлыки? – переключила я его внимание. – Ярослав будет рад встрече, – предложила я, прощаясь.
Попрощавшись с другом, подхватила сумочку и заторопилась к выходу. Ловя в отражении стеклянной двери привычно тоскливый взгляд мне в спину. Нет, Лёнечка! Я слишком ценю нашу дружбу, чтобы рисковать и завязывать нелепые отношения. Это не для меня!
Уже поворачивала за угол, и до входа оставались считаные метры, когда с шиком, в один приём вставая на нужное место, на парковку перед бизнес-центром подъехал понтовый автомобиль. Хищные изгибы, агрессивный вид, узкие фары и узнаваемая решётка радиатора. Немецкая классика. Тёмно-синий, цвета глубокого ночного неба.
Мягко открылась водительская дверь, и блестящий мужской ботинок опустился на грешную землю.
А следом и великолепный Константин явил нам своё сиятельное величество.
Он небрежно сдвинул на нос солнечные очки, чуть скривил свои губы и решительно направился к входу.
Пижон.
Я стояла, оказывается, спрятавшись за угол в тени здания, и меня трясло от волнения.
Больше всего на свете сейчас я хотела развернуться и бежать, не знаю, куда.
Отсюда!
От него!
Никаких нервов не напасёшься с такой жизнью!
Я трусливо пряталась в тени, уговаривая себя не поддаваться сиюминутным желаниям. Ведь реально не было смысла в прятках! Но как же рвалось сердце сбежать подальше!
Я знала, что Константин приехал ко мне. Чувствовала.
И совсем не хотела с ним встречаться.
Не сейчас!
В несостоятельности моей личной жизни он уже убедился, спасибо родственничкам.
А то, что я изменилась и постарела с тех пор, он тоже заметил. Уже не юная и свежая девочка. И до стандартов красоты мне не дотянуться никогда.
И, отчего-то мне очень больно было оттого, что Константин поймёт, что и как специалист я тоже не взлетела. Изменила своей мечте. Бухгалтер в конторе средней, очень средней руки – совсем не то, чем стоит гордиться в карьере по сравнению с ним.
Постояла ещё минутку и решительно шагнула вперёд!
Ничего.
Все, что есть – моё! Я не предавала никого и не бросала! Нет моей вины. Почти. Моя вина – не дело этого пижона. Я свое заплатила сполна.
Переживу и это.
Нужно только взять себя в руки и перестать трястись, как лист на ветру.
Поднимаясь в лифте, старалась дышать на счёт, и найти в себе точку опоры.
На нашем этаже было пусто. Девчонки с ресепшена куда-то испарились. Я вошла в свой кабинет, никем не замеченная, и с удовольствием захлопнула за собой дверь. Невелика защита, но все же!
Не стала прихорашивается. Вот ещё! Только причесала непокорные кудри и села за стол.
Ждать.
Гулко отстукивали секунды настенные часы.
Кто-то пробежал по коридору.
Вдали заскрежетал лифт.
Прошло минут пять ожидания, а Константин так и не пришёл.
А с чего я взяла, что божественный Костик приехал ради меня? Ну, зажал он на парковке разочек по старой памяти, и что? Это повод гоняться за мной теперь?
Я хмыкнула и, расслабив спину, придвинула к себе стопку накладных.
Арбайтен, фрау! Не стоит мечтать на работе о высоких черноглазых красавчиках! Не про твою честь!
На третьей накладной дверь кабинета отворилась, и в неё бочком вошёл наш директор Дмитрий Алексеевич.
– Знакомьтесь, Евгения Владимировна, наш новый партнёр, – представил он мне ухмыляющегося Костика, уверенно осматривающего мой неказистый кабинетик.
Девятая глава
– Не стоит, мы с Евгенией Владимировной старые знакомые. Можно сказать, близкие. Да, Ева?
Глаза нашего ДимЛелича округлились, и он закивал китайским болванчиком. Затем глянул на меня умоляюще и, пролепетав что-то о договорах, бочком просочился за дверь.
Похоже, мне придётся искать новую работу.
Я молча разглядывала Костика, уже не скрываясь.
Красивого породистого мужчину я выбрала в отцы своему сыну! Пожалуй, самого интересного из всех, кого встречала.
– Скажи, ты скучала обо мне? Помнила меня? – спросил тихо Костя, отворачиваясь от окна и устраивая свою задницу на мой подоконник.
Он серьёзно? Только за этим здесь распускает свои павлиньи перья?
– Ты, наверное, хочешь познакомиться с сыном? – спросила я как можно более спокойным тоном.
Что делать с ледяным комом в животе? И руки стали непослушными. Ватными.
– Сыном? – его брови взлетели, а в глазах плеснулась боль.
Чёрт! Я мысленно отвесила себе оплеуху. Ну как я могла так проколоться! Этот индюк самодовольный и не думал ничего складывать! Какие дважды два? К чему? Его не касаются чужие дети! Я сама сейчас своим болтливым языком выложила.
– Почему ты мне не сказала о ребёнке тогда, десять лет назад? – Константин подошёл к моему столу и, опершись о столешницу, склонился надо мной, нависая и продавливая своим физическим превосходством.
– Помнишь, я приходила к тебе на кафедру в октябре? Помнишь, как ты меня встретил? Что сказал? Позволь, я напомню! «Женщина не должна так унижаться! Прекрати преследовать меня, Ева!» – я немного помолчала. – Я просто не успела ничего тебе сказать.
Костя моргнул и с шумным выдохом упал на жалобно скрипнувший стул для посетителей. И некоторое время сидел, явно ошарашенный новостями.
Умеешь ты, Женечка, поставить человека впросак…
– А после? Почему я не видел тебя на похоронах Владимира Дмитриевича? Почему ты не пришла проститься со своим отцом? – спросил он, вскидывая голову и глядя на меня с подозрением.
О, да! Почему я не пошла на кладбище проститься с отцом, который умер от инфаркта по моей вине? Отличный вопрос! Прекрасное умение отстраняться от эмоциональной части и отключать эмпатию. Профессиональное! Если она у него вообще есть, эта эмпатия.
– Я лежала в этот момент в больнице с угрозой выкидыша, – ровно произнесла я недрогнувшим голосом.
Память, зараза, всё равно подсовывает горькие и обидные слова мамы. Бьёт прямо в сердце, как и в тот день скручивает от резкой боли живот.
Дыши! Дыши, Женечка. Это всего лишь прошлое. Это скоро пройдёт.
– Ева. Я задам тебе вопрос. А ты мне на него спокойно ответишь. Хорошо? – не замечая ничего вокруг себя, продолжал Константин.
Он пытливо уставился мне в глаза. Вокруг рта обозначились глубокие морщины. Лицо стало жёстким и злым.
– Ты уверена, что это мой ребёнок? – спросил он.
– Я уверена, – ровно ответила.
Вдох, три-четыре-*пять, выдох. Вдох… Терпи, Женечка.
– Дело в том, что я сдавал анализы и вероятность того, что я могу иметь детей, ничтожна. – произнёс Константин и откинулся на спинку несчастного стула, глядя на меня со сложным чувством.
– Прекрасно. Значит, нам не о чём больше с тобой разговаривать, – как можно спокойно сказала я, испытывая нереальное облегчение.
Он уверен в своей правоте. Считает, что вывел меня, обманщицу, на чистую воду! И прекрасно! И давай, до свидания! Вали из моей жизни! Не тереби сердце болью, не вороши воспоминания, не напоминай мне о моих ошибках.
Уходи!
– Но с мальчиком я бы хотел увидеться, если позволишь, – проговорил Константин с вернувшейся уверенностью в голосе.
Нет! Он издевается?
– Нет. Ни к чему ему такие знакомства. Зачем? Тебе праздное любопытство, а нам это зачем? Нет, Константин Игоревич, мой сын не зверушка в зоопарке. Не нужно вам на него смотреть.
– Ева? Ты что? Я просто хотел… хотел убедиться, что он не мой, – дёрнул плечом и отвернулся от меня к окну.
– Он не твой, – ровно сказала я.
Ледяной ком медленно таял в моём животе, унося с собою боль и спазм.
– Я ведь могу добиться экспертизы, Ева! – с усмешкой произнёс мой бывший любимый мужчина.
– Можешь, Костя. Ты можешь всё. Можешь влезть в наш хрупкий мир в своих грязных сапогах, вытаптывая любую жизнь вокруг, только чтобы потешить своё эго. Можешь поломать жизни юных и наивных детей вокруг себя. Тебе это ничего не стоит. Я знаю! Ты ведь не создан у нас для семьи! Эти мещанские радости не для тебя, я помню! – пока говорила, я встала со своего места и, зеркаля Костину позу, нависла над ним.
Его чёрные глаза стали совсем непроницаемыми. Константин тоже поднялся со стула и чуть отклонился в сторону.
Я потянулась за ним. Жизненно важно было высказать всё ему в лицо.
Так близко.
– Я просто прошу тебя, Костя, исчезни из моей жизни! Ты принёс достаточно горя. Просто уйди! – надвигаясь на него и, тыча пальцем в грудь, хрипела не своим голосом.
Стояла перед ним, запрокинув голову. Красной пеленой застилало мне глаза. Я тяжело дышала и, кажется, никогда в жизни не была так зла.
Его глаза были так близко, и столько в них было всякого, что и не сразу разберёшь.
«Сейчас поцелует!» – промелькнула мысль, отдаваясь в животе.
И в этот момент в дверь, стукнув, ввалился Дим Лелич.
– Извините, я договора… – в недоумении разглядывал он нашу странную композицию.
Десятая глава
Первым, конечно же, пришёл в себя Костик.
Скулы его закаменели, и он улыбнулся Дмитрию Алексеевичу.
– Спасибо, – проговорил, замораживая арктические льды.
Не знаю, как там наш Дим Лелич, а меня от этого «спасибо» пробрало по спине.
Наждачкой.
И это отрезвило. Охладило мою голову. Словно ледяным ветром выдуло дурь.
Что это со мной?
Я веду себя с Константином, как девочка в пубертате. К чему эти истерики и необоснованные обвинения? Всё, что было в моей жизни, это результат моего выбора. Это мои ошибки и мои достижения! И, даже если я выбрала не того мужчину, Костя здесь причём?
– Извините, Константин Игоревич, я погорячилась, – отступила от Костика и прижалась лопатками к холодной стене.
– Ева, давай уже просмотри договор, и мы с Дмитрием Алексеевичем его подпишем. А потом, нам нужно ещё много интересного обговорить с тобой! Поторопись! – раскомандовался Костик, вновь усаживаясь на многострадальный стул.
И вот как на него не злиться? Комиссар!
Я исполнительно взяла у охреневшего директора бумаги и послушно села их читать.
Буквы прыгали перед глазами и цифры расплывались. Невыносимые условия труда! Я читала практически по слогам, но смысл всё равно ускользал от меня. Костик хмурился и копался в телефоне. Дмитрий Алексеевич пристроился на стуле с другой стороны моего стола.
В крошечной комнате повисло тягостное молчание. Казалось, воздух загустел и перестал быть газом. Голова моя кружилась всё сильнее.
Я молча, скользя по столу бумагами, протянула договор Костику и он, усмехнувшись и глядя мне в глаза, подписал его.
Я б сказала, подмахнул.
– Пойдём! – скомандовал Константин Игоревич, протягивая бумаги директору.
Затем обошёл вокруг стола и, захватив мою безвольную руку, повёл словно маленькую девочку из кабинета.
Удивительно, что я безропотно поплелась за ним, прихватив свою сумку и плащ, краем сознания отмечая эту странность.
В тесном пространстве лифта, медленно наполняющемся запахом, духом Константина, мне нечем было дышать. На лбу выступила испарина. В глазах у меня темнело и горло сдавливало. Казалось, что вот-вот упаду.
Я опустила голову вниз, чтобы скрыть эту внезапную слабость, и считала этажи. Скорее бы на воздух!
Костик не выпускал моей руки из своей. И тихонько, похоже, непроизвольно гладил ладонь большим пальцем.
На улицу мы вышли все тем же паровозиком. Костик вёл меня за ручку, грудью, как ледоход, прокладывая путь среди внезапно людного фойе.
Тащилась за ним на чужих ватных ногах, не обращая внимания ни на кого.
– Я не сяду к тебе в машину! – запротестовала, заметив, что он тащит меня к синему автомобилю.
Сама удивилась, как слабо звучит мой голос.
Костя притормозил, взял меня за плечи и, дождавшись, когда я подниму голову, сказал, глядя в глаза:
– Я не сделаю ничего против твоей воли. Я не обижу тебя. Я тебе не враг. Ты еле стоишь на ногах. Не сопротивляйся. Пойдём!
И, приобняв, усадил на пассажирское сидение.
Он открыл в машине окна, включил подогрев сидений и выдал мне бутылку с минералкой, предварительно свернув крышку. Сам уселся за руль.
В салоне пахло кожей, Костиком и ещё чем-то неуловимым. Я пригрелась. После выпитой воды и влажных салфеток на лицо стало полегче, и сознание прояснилось.
Я повернулась к Костику, чтобы извиниться, но он перебил меня.
– Не пугайся. Всё нормально. Это как катарсис. Бывает. Ты долго держала в себе эмоции, и сейчас этот коктейль взорвался. Всё уже хорошо. Пей! – сказал он при этом, указывая на бутылочку с водой.
– Кость, извини. Я на самом деле не виню тебя ни в чём, – помолчав, произнесла я.
– Я понимаю. Не переживай, – он замолчал и, отвернувшись, долго смотрел в окно.
Тихо журчал двигатель. Апрельский шаловливый ветерок, залетая в салон, шевелил мои волосы. Неподалёку громко засмеялся ребёнок.
Мир не обрушился. Жизнь летела дальше, и город дышал своими важными маленькими делами.
– Значит, у меня растёт сын, – проговорил Константин.
– Он мой, – вяло возразила я.
– Твой, – согласился Костик и, повернувшись ко мне всем телом, сказал сурово, – не начинай, Ева!
Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
– Ты хорошо держалась, Ева. И ты в самом начале нашего разговора предложила мне познакомиться с сыном. Потом я выразил сомнения, и тебя сорвало… на моей просьбе о встрече, – Костя барабанил пальцами по рулю, пытливо разглядывая моё лицо своими чёрными глазами.
Провалы в бездну, а не глаза!
– Ты рассказала мальчику обо мне, и он знает, что я его отец. Только по этой причине ты взорвалась. Я понял, не нервничай!
Он, что? Реально думает, будто я сейчас начну бузить? Да я руки толком поднять не могу!
Закрыла глаза и судорожно вздохнула.
Я ведь знала, что встреча будет. Даже подготовилась. Фотографии собрала. Что же меня так растащило…
– Ева, не плачь, пожалуйста, не рви себе сердце! Лучше расскажи про нашего мальчика. Что он любит? Чем занимается? Как он жил все эти годы? Я очень хочу знать, я должен знать, – говорил Костик, вытирая мои неизвестно отчего хлынувшие слёзы.
Полезла за телефоном и, раскрыв нужную папку, отдала аппарат Костику.
Он взял и, глянув на экран, побелел. Первый раз видела такое в жизни. Реально все краски спали с лица, обнажая его суть. Сразу стали страшными запавшие глаза.
Что с ним? Или что он там кроме Ярослава увидел?
Одиннадцатая глава
– Кость? – я тронула его кончиками пальцев за руку.
– Он такой большой уже! – повернул Костя ко мне потрясённое лицо.
Вот сейчас я видела перед собой настоящего Константина Игоревича Жукова. Без прикрас, масок и без налёта обаяния и харизмы.
Можно наблюдать редчайшее явление.
Он выглядит старше и жёстче, чем обычно. Сразу ясно, что совсем не мальчик передо мной. И в то же время выражение почти детского изумления в глазах бесценно.
Так, вот ты какой, ёжик ершистый.
Я знаю это выражение похожих глаз. Видела его не раз. И я знаю, что оно означает.
Костик растерян и обескуражен. Столкнулся с неизведанным.
Волна ненужной и непрошеной нежности накрывала меня, и я поспешила опустить глаза, чтобы спрятать этот порыв. Лишнее это.
– Кость, ему седьмого марта исполнилось девять лет. Конечно, он уже не маленький, – пожала я плечами.
– Седьмого? – Костик улыбнулся.
Так нежно и открыто, что сердце моё дрогнуло, и я почти потянулась рукой, чтобы прикоснуться, погладить его по волосам.
Вовремя остановилась и отвела взгляд.
– У меня восьмого августа, – с улыбкой в голосе проговорил Костик.
Он помолчал, затем тронул меня за руку, а когда я, удивляясь, приподняв брови, повернулась к нему, то торжественно сказал:
– Спасибо тебе, Ева! Ты подарила мне надежду и чудо!
Затем взял мою руку в свои ладони и, склонившись, с чувством поцеловал. Затих, дыша мне в ладонь.
Я не выдержала и всё-таки прикоснулась другой рукой к его жёстким и упругим волосам. Пригладила. И, пропустив между пальцами, провела рукой вдоль головы, ероша, а следом приглаживая шелковистые пряди.
Костик издал странный, стонущее-рычащий звук и потёрся о мою ладонь.
Котик…
А мне вдруг стало так легко!
Будто гора упала с плеч.
И что я нервничала? Константин Игоревич Жуков не обидит своего сына!
Я тихонько, всхлипнув, засмеялась.
– Не плачь, Ева! Не плачь, я всё исправлю! – прохрипел Константин.
– Ты полчаса назад не верил мне. Экспертизу хотел, – напомнила, улыбаясь.
– Да какая тут экспертиза! Всё на лице! Особенно в глазах, – усмехнулся Костя и разогнулся единым гибким движением.
Красив, зараза!
– Я скачаю себе фотографии? – скорее для порядка спросил Костик, уже вновь в образе обаятельного засранца.
Быстро он адаптируется. Крепкий орешек.
– Качай. Там ещё видео есть. Я подобрала для тебя. Посмотри, в отдельной папке лежит, – предложила, сделав очередной глоток воды из бутылки.
Мне, в отличие от него, нужно гораздо больше времени на перестройку.
Константин шустро скинул с моего телефона себе несколько файлов. Причём, судя по количеству движений, кидал он всё подряд, не особо разбирая.
– Как его зовут! Ох, что это я? Было же в деле, Ярослав. Где он сейчас и можно я к нему приеду? Как лучше? Я хочу прямо сейчас, если можно, – засыпал меня вопросами Константин.
Повернул ко мне на мгновение голову, отрываясь от таскания к себе моих папочек. Очень искренне улыбнулся, отзываясь теплом в моей душе. И попросил:
– Поехали сейчас, а?
– В данный момент он, – я посмотрела на время, – сейчас он едет на автобусе из Раменок к метро Университет. Через сорок минут у него занятия на Шаболовке. Поехали, если хочешь.
Пожала плечами и засобиралась выбираться из автомобиля.
Сколько я тут у Костика? Полчаса? А обустроилась уже, чуть ли не корни пустила в обогреваемое сидение. И платочки, и вода. И, о ужас! Расстёгнутые пуговицы блузки. Плащ.
– Ты куда? – изумился Костик, когда я взялась за дверку машины.
– Кость, мне неудобно будет завтра добираться до работы без машины. Поэтому…
– Поэтому я подгоню тебе с утра такси к подъезду, – перебил он меня.
Я вдохнула воздух, чтобы высказать, что я думаю о людях, не интересующихся моим мнением, но Костик и тут опередил меня.
– Ева, пожалуйста, не упрямься. Ты перенервничала и не стоит сейчас садиться за руль, ты лучше знаешь дорогу, и мне хочется, прежде чем встретится, послушать о Ярославе. Позволь довезти тебя, – заговорил он и продолжил просящим тоном. – Я боюсь один. Сопроводи меня, Ева!
– Ярослав парень с характером. И о тебе он знает уже год. Я вчера выяснила, что Ярик спрашивал о тебе у Петра Васильевича и затем, покопавшись в интернете, самостоятельно нашёл о информацию, – рассказывала я, естественно, согласившись с предложением Кости.
Я помолчала, собираясь с мыслями. Не представляю, как отреагирует мой Ярослав. Но Константин взрослее и он должен быть гибче.
– Ярослав знает, что ты сильно обидел меня, Костя, и что ты запретил мне говорить с тобой. А ещё он отцом зовёт Петра Васильевича и сильно скучает о нём. Они были близки. По-настоящему. Много времени проводили вместе. Много разговаривали. Поэтому не рассчитывай на тёплый приём, – я посмотрела на закаменевшее лицо и вздохнула.
Да уж. Старше. Возможно.
Около спортивного зала, как обычно, крутились мальчишки. Занятия у группы Ярика уже начались, но предыдущая группа не торопилась расходиться. Ребята азартно общались, чирикая перед входом.
Я бы ничего не заметила, если бы меня не окликнул, здороваясь, один из стайки пацанов, знакомый по летнему лагерю.
Я отреагировала на его звонкое: «Здрасте, тёть Жень!». С улыбкой обернулась и…
Сердце скакнуло к горлу, и ноги подогнулись от сковавшего ужаса.
Чуть в отдалении стоял Александр Петрович.
Двенадцатая глава
На секунду буквально меня отвлекли мальчишки, и я отвела взгляд. А когда попыталась вновь найти Александра Петровича, то не смогла. Вроде похожий прохожий повернулся, или вон там тоже мужчина в тёмной куртке. Невозможно определить.
Показалось?
В любом случае, человек, охраняющий моего мальчика, будет не лишним. И желательно прямо сейчас!
Конечно, меня в клубе знали и пропустили нас в зал, где занималась группа, с условием, что мы не будем мешать.
Тихонько прокравшись на скамейку зрителей, уселись с Константином в уголке. Редкие посетители заполняли небольшие трибуны. В основном мальчишки-девчонки из других групп.
Я предупредила своего спутника ещё раз, чтобы сидел тихо. Ярослав не обрадуется, что его отвлекли в нужный момент.
Занятие началось не так давно, и мальчишки пока просто бегали. Разминались. Все в практически одинаковых кимоно. Все примерно одного возраста и комплекции.
Хмыкнула про себя и стала наблюдать за Константином. Найдёт? Не найдёт? Узнает?
Мне было очевидно их сходство, но я наблюдала копию много лет и привыкла к ней. А как отреагирует Константин?
Мальчишки встали на разминку. Славка был в дальнем углу зала в первом ряду.
Костя вначале метался глазами между ребятами. А потом стал методично вглядываться в каждого, пока не упёрся взглядом в моего сына. В нашего сына.
До чего непривычно звучит! И корябает меня это словосочетание. Скребёт. Моментально захотелось встать и закрыть обзор своим телом. Чтобы не пялился!
Мне не очень приятно, что моего мальчика… Да я тупо ревную!
Но и лишать Ярослава возможности общения с отцом не имею права.
До чего же сложно! Кто бы мог подумать? Жили себе спокойно столько лет…
Я, оказывается, страшно ревнивая.
Вздохнула, заметив, что Ярослав нас увидел. Зря я, наверное, привела Константина на тренировку. Сыну теперь сложно сосредоточиться на занятиях.
Но мои опасения были напрасны. Ярослав собрался, и тренировка шла своим чередом. Начались спарринги. И чем больше побеждал мой сын, тем тревожнее мне становилось.
Столько агрессии было в его жестах.
На Константина было больно смотреть. Напряжённое, постаревшее лицо и сжатое в пружину тело. Вот-вот бросится вниз, стремительный.
Защищать?
Он жадно ловил каждое движение Ярослава. А под конец, мне казалось, напрягал те же мышцы в моменте, что и сын, как бы соучаствуя с ним в тренинге.
Когда ребята пошли переодеваться, я встала и, тронув застывшего Константина за плечо, пошла встречать сына.
Ярослав подошёл к нам сосредоточенный. С заострившимися скулами и выдвинутым вперёд подбородком.
– Здравствуйте, Константин Игоревич! – слёту обратился мой сын и тут же повернулся ко мне.
– Мама, помнишь, папа договаривался с тренером о летнем лагере? Нужно подтвердить наше участие.
Я в первый момент растерялась. Пётр Васильевич действительно договаривался о ежегодном посещении Яриком летних лагерей. И подтвердить наше участие нужно.
Но! Как я оставлю их одних?
Кто защитит…
Потребовалась полная минута для борьбы с собой, и я медленно кивнула, соглашаясь с сыном, и сделала шаг назад.
Усилием воли развернулась на каблуках и на ватных ногах отправилась искать тренера.
Поворачивая к двери кабинета, не удержалась и оглянулась.
Ярослав стоял напротив Константина уменьшенной копией и что–то, глядя исподлобья, выговаривал ему. А Костик, бледный и ссутулившийся, согласно кивал головой.
Николай Васильевич находился в кабинете и что–то искал на стеллаже.
– Садись, не стой, – сказал он мне, не поворачивая головы, каким-то образом понимая, что это я ввалилась к нему без стука.
За три года занятий мы стали если не друзьями, то приятелями. А летом прошлого года, когда Ярослав вынужденно провёл с Николаем Васильевичем больше времени, чем со мной, так почти родственниками.
Он для нас не просто тренер. Он наставник своих мальчишек. Проверяет их дневники, разговаривает с ними, объясняет, выправляет сложные моменты. Возится с пацанами, словно с родными. В том числе и со сложными мальчиками.
– Это родной отец Ярослава? – неопределённо махнул головой тренер.
Я промычала невнятно в ответ, и мужчина повернулся ко мне лицом.
– И о чём ты так переживаешь? На вот, выпей воды! – плеснул он из графина в стакан. В подстаканнике с гербом исчезнувшего государства. Артефакт прошедшей эпохи. Как и тренер, собственно. Человек-реликт.
– Его отец – идиот? Псих? Подросток? Он причинит вред твоему сыну? Или схватит и утащит его к себе в берлогу? – спрашивал тренер, и я мотала отрицательно головой на эти нелепости.
– Дай мужчинам разобраться самим! – уговаривал меня Николай Васильевич.
Он по возрасту годился мне в отцы и воспринимался мной именно в таком качестве. И я умом, конечно, была с ним согласна. Он говорит правильно. Верно.
Но сердце! Сердце было категорически против. Всё во мне бунтовало, выворачивалось. Хотелось бежать к Ярославу и спрятать его за своей спиной.
– Лагерь в июне или в июле? Когда записывать? – спросил тренер, открывая ноутбук на своём столе и сосредоточенно в нём копаясь.
– В первую смену, пожалуй. У меня отпуск ближе к августу. Хочу провести его с Яриком, – просипела я и всхлипнула.
– Ну, ну, – похлопал меня по плечу Николай Васильевич, – не загоняй себя. А пойдём-ка вместе к твоим мужчинам!
Он открыл дверь кабинета и, дождавшись, когда я выйду, широкими шагами пошёл рядом со мной к так и стоящим друг напротив друга отцу и сыну.
Тринадцая глава
Мы ехали с Ярославом на заднем сиденье Костиного тёмно–синего красавца. Я попросила нас проводить.
Под недовольным взглядом сына.
Но я не была уверена в адекватности человека, открыто угрожающего по телефону после предупреждения о полиции. И просто мне было страшно и неспокойно.
Я знала об Александре Петровиче только то, что он с пяти лет жил с матерью и старшей сестрой. После развода Пётр Васильевич оставил совместно нажитую квартиру своей супруге и детям, а также помогал материально. Сам переехал к престарелым родителям.
Ещё знаю, что сын винил Петра Васильевича в своих неудачах на ниве науки. Что требовал помощи и трудоустройства. Жены и детей у него не было. В общем – проблемный парень.
Я не ожидала, что настолько. Мальчик Сашенька. Сорок восемь годиков.
Ну, что сказать? Сама себе устроила проблемы. Некого винить.
И вот сейчас мы сидели с Яриком на заднем сидении, а Константин вёз нас, будто хрупкий груз. На нижнем скоростном пределе и преувеличено аккуратно.
Ярик пыхтел, и я положила свою раскрытую ладонь рядом с его коленкой. В знак примирения.
Я не хотела погружать Константина глубоко в наши проблемы. Поэтому молчала при нём о своих страхах и угрозах.
Ярослав некоторое время смотрел на мою ладонь, затем провёл своей лапкой и убрал руки в карманы.
У нас двор без шлагбаума. Но за счёт того, что входы в подъезды находятся внутри изолированного двора, пространство, ограниченное домами обычно почти безлюдно. И мы знаем всех соседей в лицо. За редким исключением.
В этот раз, как обычно, во дворе было безлюдно. Основной поток будет возвращаться с работы после семи вечера. Небольшая стайка молодых мамочек с колясками кучковалась около детской площадки, да пара пенсионеров что-то экспрессивно обсуждала невдалеке.
Мы вышли из машины, и между нами повисла неловкость. Константин молча смотрел исподлобья, а Ярик, не вынимая рук из карманов, набычился, заходя чуть впереди меня.
Защитник.
Но и мне было некомфортно. Словно под прицелом. Поэтому я предложила Костику подняться к нам на чашечку чая.
За что получила два контрастных взгляда одинаковых глаз. Благодарный и возмущённый.
Ничего, я с Ярославом после переговорю, и всё уладится! Он обязательно поймёт меня.
Дом наш старый. Лестничная и лифтовая площадка практически сливаются в одну.
На нужном этаже я предложила Костику жестом покинуть лифт первым. Он удивился, выразительно поднял свою бровь, но шагнул послушно вперёд. Затем Ярослав, проделав почти точно такой же трюк с бровями. Ну и я, замыкая нашу небольшую группу. Прикрывая тыл, так сказать.
Если бы я специально не приглядывалась и не ждала, я бы ни за что не заметила мужчину в тёмной куртке, что поспешно поднимался по лестничному пролёту вверх на этаж.
Утверждать, что это Александр Петрович, я не могу. Но сердце моё пойманной птицей билось о рёбра, и липкий пот холодил спину.
Задохнувшись от чувства опасности, я преувеличенно громко попросила Костика: а не бывал ли он в нашем доме, чтобы тот подал голос. и судорожно открыла дверь.
Я не помнила похожих соседей сверху!
Откуда Александр Петрович знает наш адрес?
Бли-и-ин, я же сама дала ему материалы дела о наследстве. И там есть адрес нашей прописки.
Дура!
Костик зорко шарил глазами по нашему жилью, Ярик демонстративно сбежал в свою комнату, а я чуть не упала от облегчения.
Растерянного Костика я чаем так и не напоила, заговорила ерундой и очень скомкано, быстро выставила из квартиры, ловя на себе подозрительные взгляды.
А закрыв за ним дверь, направилась в комнату к сыну.
Дождалась разрешения войти и открыла дверь.
Ярик сидел за столом и демонстративно что-то смотрел в телефоне.
– Вчера вечером мне позвонил сын Петра Васильевича. Вот послушай, – протянула я диктофон .
– Ну и что он может? – пожал Ярик плечами.
– Я не знаю, насколько он идиот. Но я, кажется, видела его рядом с твоей секцией на Шаболовке. И мне показалось, когда выходили из лифта сейчас, я тоже видела его. Я очень за тебя боюсь. Поэтому попросила Константина Игоревича нас проводить, – рассказала я. – Чтобы спугнуть, если что.
Помолчала, невидящим взглядом глядя в окно.
– Я лучше потерплю твою обиду, чем подвергну твоё здоровье опасности, – сказала, завершая беседу. Я уже встала, когда Ярослав произнёс:
– Мам, почему, если Константин Игоревич говорит, что очень рад знакомству со мной, он не нашёл нас раньше?! И я не буду называть его отцом! – глухо сказал Ярик, не поворачиваясь ко мне.
– Яр, – я вернулась к нему поближе и встала рядом, дождавшись, когда сын посмотрит на меня, заговорила. – в этом есть и моя вина. Я могла его сама найти раньше. Но не хотелось ворошить старое.
Помолчала немного, не зная, как ешё разрядить обстановку, и аккуратно приобняла Ярослава за худенькие костлявые плечи.
Ярик дёрнулся ко мне, прижимаясь плотнее и глухо проговорил: «Не нужен мне никто!»
Я чмокнула его в макушку и попросила: Не торопись, пожалуйста, с выводами. Может, и Константин Игоревич чем пригодится.
На следующее утро я тщательно собралась, чтобы можно было сегодня больше не возвращаться в квартиру. Затем на такси довезла Ярослава до школы и, взяв с него клятвенное обещание дождаться меня в здании школы, поехала на работу.
Там, отговорившись посещением фондов, сбежала ещё до обеда. И, заехав в магазин, забрала Ярика. Всё! Свобода!
Выходные начались, и мы рванули на дачу!
Дом нужно расконсервировать, да и подальше от всех хочется побыть.
Может быть, раздрай в душе уляжется.
.
Четырнадцатая глава
– Лёнь, я хочу охрану Ярику прямо с понедельника. Вот ни ты, ни Ярослав не верите, а я видела этого придурка и мне страшно, – безапелляционно заявила я.
Мы сидели на веранде. Недалеко томилось мясо в мангале. Угли тихонько потрескивали и шипели, когда сок капал с шашлыка. Запах стоял…
Настоящий дачный.
Я хорошо поработала за эти сутки, сбрасывая в физическую активность свои душевные терзания. Сегодня собрала с газонов всю прошлогоднюю листву, и теперь она ещё вяло дымилась на краю участка.
Запах сырой земли, грибницы, смолянистых сосен и горечи горелых листьев смешивался с ароматом шашлыка. Приятная усталость разливалась по телу.
– Будет тебе охранник, я договорился, – лениво пробурчал друг.
Ленька приехал, как и обещал, в субботу во второй половине дня. Уставший и серый. Упал в кресло беседки и теперь по-тюленьи перебирал ластами. Перекладывая свои длинные ноги то так, то этак, иногда вставая к мясу.
А мы с Ярославом за сутки к этому моменту успели расконсервировать дом, запустить систему отопления, вымыть накопившуюся за зиму грязь. В первом приближении.
Устали, как те рабы на галерах!
Сейчас я чувствовала покой и умиротворение. После эмоциональной вспышки в моём кабинетике мне в данный момент было на удивление хорошо. Будто скинула с себя ядовитую змею, кусающую сердце. Мне стало объективно легче жить.
На даче у нас хороший добротный дом. Утеплённый. Со всеми удобствами и системой контроля. Можно жить и зимой. Не замёрзнем. Только снег чистить каждый день и откапывать ворота для машины.
Ну, и зависеть от тракторов. Вернее трактористов.
В посёлке зимовать остаются немного семей, и с прокладыванием или откапыванием дорог бывают проблемы.
Здесь хорошо жить, если не надо каждый день мотаться в город. Работать на удалёнке, а в доме изолироваться от мира. Наслаждаться этой изоляцией.
Я любила нашу дачу.
Она мне напоминала родительский дом в лучшие мои годы в нём. Когда жив был папа, а весёлая и счастливая мама колдовала на кухне, и жизнь казалась простой и чёткой. Где всё разложено по полочкам, а чувства имеют внятные границы и определения.
Уют больших пространств и природа в шаговой доступности. Белки проказничают по утрам, птицы встречают и провожают солнце. И тишина.
Наполненная жизнью загородная благословенная тишина.
Целительная.
Мне не хватает её в городе.
Здесь, на даче, когда Пётр Васильевич не болел, мы жили подолгу. И этот дом насквозь пропитан нашей с ним неспешной жизнью. С обязательными ужинами вместе и с долгими разговорами обо всём. В год пандемии мы изолировались в этом раю надолго и практически не выезжали.
Лучше бы и не выезжали!
Теперь одной в этом доме мне гулко. Прячется по тёмным углам моя память, набрасывается, встаёт в полный рост, стоит только на минутку чуть пристальнее посмотреть на неё.
– Женя! Ау! Ты ещё с нами? – Лёнька тронул меня за руку.
Я стряхнула оцепенение, с интересом замечая появившиеся на столе тарелки и приборы.
Ярослав показался на пороге с блюдом овощей, и я улыбнулась сыну.
– Спасибо! Что-то я замечталась, – потянулась в кресле, разминая затёкшие ноги.
– Ты изменилась, Жень. Ожила. Такая красивая стала. Больно смотреть. Хочется спрятать тебя ото всех в своём доме и никому не показывать, – задумчиво проговорил Лёнька.
Фыркнула на его внезапный комплимент, отмахиваясь.
Подоспели шашлыки, и беседа затихла сама собой.
Ярослав у меня очень любит мясо. Шашлык, просто очень любит. А, поскольку на даче мы не были всю зиму, то это первый шашлык в году. И что–либо спрашивать сейчас у Славика бесполезно. Он слышит только хруст за ушами.
А вот когда мой сын утолил первый голод, сказала ему про новость с охранником.
– Ма-а-а-ам, ты что? Зачем мне нянька? – ожидаемо воспротивился Ярослав.
– Для моего спокойствия, – ответила я.
– А можно для твоего спокойствия я просто стану осторожней? – фыркнул сын.
– Нет. Ну, пожалуйста, Яр! – перешла я к просьбам.
Ярик засопел, схватился за ещё один кусок мяса, демонстративно не участвуя в разговоре. Отстраняясь от меня и моих просьб. Вроде как он не решает ничего, а я самадурствую.
– Это всего полтора месяца, Ярослав. Не так долго. А потом ты едешь в спортивный лагерь. И я бы полюбовалась на то, как тебе там Александр Петрович попытается нанести вред, – проговорила, под конец фразы откровенно ухмыляясь и с удовлетворением видя, что Ярослав уже согласен.
Выражение его лица изменилось. Стало менее зверское. В сочетании с куском шашлыка на шампуре – бесценно…
– А в июле мы с тобой едем в путешествие! – контрольным броском подсекла я его интерес.
– Ладно. Потерплю месяц. Но, м-а-ам, это же глупость! – согласился мой самостоятельный сын.
Может и глупость. А может и нет.
Вечерело. Из леса тянуло прохладой. Там, под еловыми ветками и в низинах ещё лежал серый ноздреватый снег.
Мы с Ленькой сидели в креслах на веранде и лениво переговаривались. Он рассказывал о своей работе, я жаловалась на свою. Подумывала рассказать ему о встрече с Константином.
Меня разморило под пледом, и ленивая вечерняя истома разливалась, вытесняя суету мыслей.
