Читать книгу Американский наворот - - Страница 1

Глава 1.

Шаттл.

25 Октября 2120 года. GMT 05.25

Шаттл AEX/GBA WNSS-A-WS001

– Сказать по правде, я реально хочу, чтобы от меня отвалили, – сердито прорычал он, – Вы правильно сказали моим языком, что я хочу, чтобы меня оставили в покое. Уж не знаю, случайно ли вы угадали, или сами все понимаете.

– Не совсем так, как вы сейчас говорите. Вы хотите, чтобы я вас оставила в покое. Не какие-то "они", а я. Людская популярность, она вам нужна, – спокойно ответила она.

Он вдруг почувствовал, что пора покончить с этим дурным сном. Непонятно как, но надо. Еще не помешало бы приземлиться и поскорее. AI вполне был способен реализовать такие гибкие коррективы полета, хотя… эта дрянь ведь и над ним поработала…

План полета и декларации были уже давно позабыты и болтались в матерчатом кармане сбоку от кресла.

– Хочу приземлиться! – словно пьяный прорычал он, отчасти ожидая какой-то реакции на свои слова от AI.

– Приземлимся, только не сейчас, – вместо AI ответила она. С вами сейчас что-то не то… Я, впрочем знаю в чем дело. Это потому что у вас теперь нет биочипа. Оказавшись в совершенно непредвиденных обстоятельствах, ваше подсознание лихорадочно начало искать ответ, впрочем, оно уже его нашло. А вот чипа-то и нет. Скажите мне спасибо.

– И за что же?

– За то, что я отобрала у вас пистолет, который вам дали, чтобы вы в случае чего застрелились. Разумеется, пистолет – это образно. Это биочип. Он и вколоченные в ваш мозг фреймы выполняли для вас такую роль… надсмотрщика что ли. Без чипа фреймы – это разоруженный надсмотрщик. Он и бесится.

– Со мной порядок, Мадам! С этим устройством я выполнял все задачи, как долбанный киборг. Потом вы все испортили.

– Знаете, лучше сядьте в кресло и не дергайтесь, вы не в себе.

– Не разговаривайте со мной так! Вы сами постоянно делали одну безрассудную глупость за другой. Это вам что? Шутки? Зачем было так летать?

– А как? Я же вижу, что вы явно не в порядке. Возьмите себя в руки. Вас обстрел так напугал?

– Нет, но я считаю, что не обязательно было лезть под эти бомбы.

– Вы же до этого спокойно лезли под конвенционалку. Чем эти килотонны на противоракетах опаснее шрапнели? И то и то одинаково вредно для организма. У обычного солдата на фронте куда более сильные ощущения, так что не изображайте, будто вы перенесли что-то экстраординарное.

В чем была причина внезапно нахлынувшего бешенства, ему самому сейчас понять было трудно. Все эти атаки противоракетной обороны и адреналин? Такое и до этого было. Ясное осознание того, что вся Земля стоит на краю пропасти и гибели? Так Земля, вернее будет сказать, человечество, не первый год так стоит. Встреча, как она сказала, лицом к лицу с глубоким, дальним космосом, то есть с ней? Ну и да и нет…

Вместо ответа на эти дурацкие вопросы он вдруг с поразительной ясностью осознал, что нужно делать. Для начала он развернулся и с силой треснул кулаком по сложенному, закрепленному на верху приборного блока компьютеру.

– У-у-ух, на-а-х! – выдохнул он.

Бешенство это в отличие от всего, что происходило до этого не было каким-то наваждением от этой "Аэлиты нездорового человека", как он ее как-то назвал про себя. Это бешенство было его собственными эмоциями – сейчас он совершенно отчетливо прочувствовал разницу того и другого. Это что-то внутри его, его собственное, сорвалось с цепи. Может… биосфера помогала, или ее поле , как там говорят… Ну так еще и лучше.

Отлетевшая панель монитора прокувыркалась где-то неподалеку от его головы – до этого она успела отскочить от стенки отсека.

– Может ты к себе домой улетишь? – озвучил он наконец свое предложение.

– А я по-вашему где?

– Я тебе сейчас объясню где ты! – он сжал правую руку в кулак и изготовил левую, чтобы ухватить за обнаглевший воротник или еще что. Невесомость в данном случае не была его другом – движения осложнялись даже посильнее, чем если бы дело происходило в воде: сделав необдуманный толчок ногой можно было улететь совсем не туда куда хотел, да еще и начать вращаться, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Можно было и головой треснуться в итоге.

– Зачем вы изображаете гориллу? – послышался голос, в котором явно звучала издевка.

Еще он успел отметить, что теперь она смотрела на него не с прежней беззаботностью, а как-то, если не растерянно, то по крайней мере с выражением серьезности и некоторой удрученности.

Рассчитав, наконец, усилия для решающего броска, он, все это время находившийся за своим креслом, толкнул ногой свой борт и рванулся в атаку. По пути он ударился коленом о верхнюю часть своего пилотского сидения, но успел пнуть приборный модуль и выровнять движение.

Забеспокоившееся лицо приближалось. Когда оставалось около полутора метров, он выставил вперед левую руку и нацелился в район шеи. Правая сжалась в кулак.

Тем не менее, к глубокому разочарованию какой-то внутренней части рассудка, сохранявшей все это время хладнокровие, он все же не долетел. Вернее, долетел, но не так, как задумывал – буквально на последних подступах он опустил голову, словно желая пободаться, а правая рука разжала кулак.

Он уткнулся ей куда-то в плечо, потом зарычал и завыл. Надо думать, тупой удар головой тоже был ей неприятен, но она не произнесла ни звука.

Спустя какое-то непродолжительное время он почувствовал, как ее рука прошлась по его волосам и прижала его голову.

– Не думала что вы так… – без прежней веселости проговорила она, – Я же сказала, что все, что надо, мы сделали, больше ничего такого не будем делать. Я думала, мы приземлимся в безлюдной местности, а потом прилетим обратно в Суперфедерант, как на самолете. Можно хоть на правый хоть на левый берег.

– Не хочу в Суперфедерант! – почти проныл он.

– А куда хочешь? – прозвучал непритворно ласковый голос.

– Не знаю, – прорыдал он, чувствуя, как его отчего-то трясет. Каким-то внутренним умом, наверно тем самым, что был разочарован срывом рукоприкладства, он понимал, что со стороны это выглядело форменным позорищем, но сделать ничего не мог.

– Ну как это "не знаю"? Одно мы уже узнали – это то, что ты не хочешь в Суперфедерант, – по-прежнему мягко проговорила она.

– Ты опять будешь смеяться.

– Я не буду смеяться. Я над тобой и не смеялась никогда. Над вашими большими боссами – да, над простолюдинами, чего скрывать, тоже да, а над тобой нет.

Он почувствовал, как она дышит ему прямо в волосы, в макушку. Теперь он вцепился в нее обеими руками. Где-то позади AI сообщил об очередной противоракетной атаке на шаттл.

Она все же высвободила и левую руку, принявшись гладить его по голове. Попутно она что-то выкрикнула на своем языке куда-то в строну, надо думать, адресуя это AI.

– Ну, куда ты хотел полететь? Я думала вернуться обратно туда, откуда взлетел шаттл, но раз ты не хочешь…

– Сама ведь тоже туда не хочешь.

– Ну да, место то еще, но не настолько дрянное, чтобы так расстраиваться.

– Я хочу… – простонал он, – Я хочу…

– Ну?

– В Советский Союз.

– Ну и что ты там будешь делать? Вообще есть и такая Земля, но там тоже свои… все тоже… и Оппенгеймеры свои и Комбаты… Так уж наверно мир устроен.

– Я хочу в наш, – прохныкал он, и уж совершенно бесцеремонно обхватился обеими руками. Внутреннему его рассудку было очевидно, что делал он это не как мужик, а как раскапризничавшийся ребенок, так что если рассматривать это как ситуацию, это было омерзительно. Да и как зрелище.

Она, надо было отдать ей должное, невозмутимо продолжала возиться с ним, даже не думая прибегать к помощи своих огней из пальцев, быстро бы решивших проблему. Еще на какое-то время появилась тяжесть. Совсем небольшая, не более десятой части от земной. Это AI включил двигатели, уводя шаттл от атаки. Судя по мизерному ускорению, опасность была так же мизерна.

– Ваш союз, это какой? – наконец, поинтересовалась она.

– Подальше в прошлое, в Первый – ответил он, даже чуть подивившись тому, как этого можно было не понять.

– Машину времени что ли хочешь? Уж чего-чего а этого нет. Это выдумка.

– Почему ее нет?

– Потому что нет.

– Ты же черная дыра, – он уткнулся головой еще сильнее.

– Надо же, теперь поверил, а то все спорил… Хорошо, давай про твой советский-рассоветский… Тебя сейчас про путешествия во времени не переспоришь … Скажи, почему ты хочешь туда?

– Не знаю.

– А кто же знает? Ну, скажи… Скажи, чего тебя туда так тянет.

– Там были другие люди, не такие злые как сейчас.

– Это все наивные фильмы. Старые фильмы. В жизни все не так.

– Я знаю, – прохныкал он.

– Давай я сейчас сделаю так, что ты заснешь? Хочешь?

– Ты обещала, что не будешь колдовать.

– Хорошо, не буду. Но ты хотел бы заснуть? Чтобы все это закончилось.

– Да, – простонал он, и в очередной раз уткнулся в нее головой.

Между тем, он почувствовал как становиться холоднее. Или не холоднее… Воздух какой-то стал… Как холодным утром что ли… Еще вроде бы уши закладывало, но это как-то совсем ускользало из внимания.

Какой-то внутренний рассудок, все еще сохранявший ясность, пытался донести что-то про биочип и гнусную историю вокруг этого биочипа, про подготовку, которую он проходил когда-то еще перед войной, про вбуханные в это и в него лично миллионы "новыми" и про обещанное, но сейчас остальной, так сказать основной части его рассудка было как-то все равно. Он попытался поднять голову и взглянуть на ее лицо, но почему-то ничего не увидел. А после он уже и вовсе ничего не хотел.

– Как же я бездарно все слил, – была последняя мысль, промелькнувшая где-то в цепенеющей голове.

Сокращения

MDS Missile defense system, Противоракетная оборона

SAM Surface-to-Air Missile. Дословно "Ракета Земля-воздух", То же что и ПВО

ECM Electronic Cuonter-Measures, РЭБ

ETA Elapsed Time to Arrive, время, необходимое для прибытия в такую-то путевую точку при такой-то скорости.

AI Искусственный интеллект

Глава 2.

Отмененное задание Чеодаева.

26 Октября 2120 года. GMT 15.25

Арктика. Заполярье.

Заполярное солнце, висевшее низко над горизонтом, окрашивало день в предзакатные цвета, которые с чего-то было принято называть теплыми.

Вначале полета внизу неторопливо проплывала однообразная северная равнина, уже присыпанная редким первым снегом, сейчас вовсе были одни льды арктического океана.

Заметая следы, "неизвестное командование" вначале отправило звено на базу под Иркутском, затем в Ноябрьск. И там и там бомбардировщики частями выгрузили свой боекомплект.

За годы своей работы на Центральноафриканском фронте, ЦАФ, Чеодаев уже и забыл как это бывает, как наступает зима, хотя сам родом был из этих краев.

Переходный сезон этот если не депрессивный то суровый и угрюмый. Сначала вся природа приобретает серо-бурые оттенки, где серое – это небо. Затем земля скрашивается редкими, то тут то там сваливающимися первой метелью в полосы снежинками. Потом все может и растаять, но в итоге все замерзает, стекленеет и укрывается нарядным белым снежным покрывалом а то и периной.

Главное, чтобы города поблизости не было, иначе покрывало это быстро потеряет белизну но опять же, до очередного снегопада. Потом праздники – кому водка кому мандарины… Раньше это было так, да и в годы войны никуда не делось.

Бомбардировщики уныло плелись на запад. Итоговым решением командования была переброска "Двести пятьдесят вторых" на базу в Гренландии. Тогда меры по заметанию следов должны были считаться выполненными.

Все пять машин с экипажами по-прежнему были выведены из основного подразделения, что давало определенную надежду на то, что дерзкая, изящная и несомненно эффективная акция все же будет доведена до своей реализации. По крайней мере, Чеодаев на это рассчитывал.

– Как же все-таки так вышло, что шаттл сдулся? – в очередной раз начал второй пилот, – хоть гражданские каналы прослушивай.

– Ну давай, попробуй их прослушать, – хмуро ответил Чеодаев.

Фокус здесь заключался в том, что при всем совершенстве бортовых систем радиоразведки, входивших в более обширный комплекс ECM, возможности прослушать гражданские каналы, да и вообще сторонние речевые сообщения не было. Пилотам просто такое не нужно. Для речевой связи были свои шифрованные каналы, но и они сейчас были заблокированы – полеты проходили в режиме радиомолчания.

– Надо же было так… Вначале удачно взлететь. Провести первые орбитальные витки, выйти на связь в интернете, взбаламутить всех, а потом ни с того ни с сего взбрендить, – не унимался Чеодаев.

– Удачно взлететь… – задумчиво проговорил второй пилот, – Говоришь так, как будто он вправду сам залез и угнал этот шаттл.

– Ну я имею ввиду, что взлет прошел удачно. Это же все-таки шаттл, причем пилотируемый. По нынешним временам редкость. Да и этот, как его… Говорят, тоже долго не летал, а отсиживался под прикрытием.

– Думаешь, заговорщики посадили бы туда не знающего своего дела валенка.

– Заговорщики… – Задумчиво проговорил Чеодаев, – Кого же можно к ним отнести? Я имею ввиду, насколько широк этот круг?

– Не пизди лучше, – оборвал второй пилот угрожавшие сорваться с языка Чеодаева раздумья вслух.

Впрочем, Чеодаев сам прекрасно понимал, что можно говорить в машине, в которой электроники было как в человеке воды, а о чем лучше промолчать.

– Меня больше интересует, что там с бомбами, – направил Чеодаев разговор в другое русло.

– Какими именно? – с большей готовностью к разговору отозвался второй пилот.

– Теми что он на Антарктиду сбросил.

– А-а. Это да, история забавная. Надо отдать ему должное, насчет того, что бомбы никуда не попадут, он не соврал. Разве что немного спутников побил.

– Это меня и интересует. Интерлинк неспроста "исполняет" весь день.

– Если ты забыл, "исполняет" не только интерлинк, но и ECM, – ответил второй пилот, – Уже с час примерно ECM пишет про облучение. Сейчас в нас светят знаешь чем? "Чинки" облучают нас своим MDS! Это здесь! Не будь этого радиомолчания, я бы давно уже спросил наземных в чем дело.

– Может у них новый спутник? – предположил Чеодаев.

– Да ну нахуй! – ответил второй пилот, – Это излучение радара MDS Garbage. ECM с исчерпывающей достоверностью это определила.

– Спутник-Jammer имитирует эту мусорку, – уточнил Чеодаев.

– Хуй знает. А нахуй он нужен?

– Хуй знает, – в тон ответил Чеодаев.

– Так или иначе, с одним звеном в цепочке что-то не то. Я про цепочку радар-радиоэфир-наша ECM, – продолжил рассуждения второй пилот.

– Если с радаром странность, то эта странность заключается в том, что он не радар а джеммер, – утвердительно заключил Чеодаев. И он где-то летает.

–Логично, хоть я такого не встречал. Чтобы "чинки", имитируя MDS смогли сделать это в таком тылу. Не столько это трудно, сколь бессмысленно.

– Следующее звено, точнее с другого края цепи, это наша ECM. Но она не может быть не в порядке, так как все строки в предполетной проверке были ОК. Исключением может быть саботаж, но насколько он реален? – размышлял второй пилот.

– Остается радиоэфир, – Чеодаев усмехнулся, – На миллиметровом диапазоне!

Второй пилот также чуть повеселел. Для обоих офицеров это звучало как шутка – оба прекрасно знали, как распространяются радиоволны. Низкочастотные, с длиной в метры и десятки метров, и вправду могут огибать Землю, отражаясь от ионизированного слоя атмосферы. Они даже могут обогнуть планету, и не один раз. СВЧ волны так не могут. Для них есть только прямая видимость. Есть исключение с тропосферным переизлучением, но там надо соблюсти кучу условий.

– Нет, я все же думаю, тут правда что-то новое, – продолжил Чеодаев, -Что-то вроде орбитального джеммера. Забрось они туда целый радар, он бы недолго пролетал. Но они воспользовались тем, что сейчас происходит и запульнули какую-то свою хрень просто чтобы напакостить. Им стало обидно, что у нас появилась такая здоровенная натриевая лампа в небе, вот они и ответили чем могли.

– Я бы на такой лампе полетал бы, – произнес второй пилот, – В сравнении с этими большими делами мы словно ползаем по земле. Словно на четырех колесах по говнам. Досадно как-то даже.

– Это да, согласился Чеодаев, – понаделали конкурентов для нас, для авиации. Так все-таки он ядерный или термоядерный? Не разобрались еще?

– Пока нет. Кто что говорит. Скорее бы уже разъяснили по-человечески, а то развели муть да секретность. Совок какой-то прямо.

– Совок… – проговорил Чеодаев. – Совок у нас вот здесь был, – он ткнул и поводил пальцем по дисплею, куда обычно выводилась стрельбовая информация, – Был четко здесь, пока все не сорвалось.

– Не такой уж там и совок, – ответил второй пилот.

– Ну их нахуй, ОМСДОН сам справиться, хотя мы бы могли навести полную красоту, – подвел черту под тему отмененного задания Чеодаев. – Глянь лучше какое полярное сияние разыгралось. Видно даже днем, причем какое-то сиреневое, как марганцовка. Еще оно вытягивается ввысь как-то необычно.

– Я думаю в этом ничего необычного. Может тут так каждый день. Или через день. Ты сам-то много полярных сияний видел? Хотя чего это я… У нас-то в Африке полярных сияний дохуя. Только нужно выпить чего-нибудь местное или покурить. А уж если и то и другое…

– Оба заржали во весь голос.

– Мне моя работа дорога пока, так что без африканских полярных сияний как-то обходился, – проговорил Чеодаев. – Все же насчет того, как они обычно выглядят… Ты что, не видел их на картинках или в видео? Я не видел, чтобы ввысь тянулись такие линии.

– Вообще я согласен, -ответил второй пилот. – Типичное сияние лентой свернуто. Как шарф такой в небе висит.

– SAM LOCK, SAM LOCK, – быстро и тревожно протараторил AI.

Чеодаев, сохраняя хладнокровие вывел на экран окно RWR.

На девять часов SAM "Gibbon", – Объявил Чеодаев то, что второй пилот наверняка увидел раньше его.

Чеодаев нервно хохотнул. Второй пилот выругался.

– Ты понимаешь, что он не зафиксирует свой луч на нас и в сотне километров.

Судя по направлению "Гиббон" находился на ЦАФ, не на Евроазиатском фронте, а именно в Африке. Если только отбросить вариант, что "чинки" пробрались на подлодке в Арктику и поставили во льдах одинокую машину с радаром SAM, направление определенно указывало на Африку. За годы войны случалось всякое, но с учетом уже проявившихся радиоаномалий этот вариант с засадой во льдах можно было смело отбросить.

– Что все-таки происходит? – успокоившись задался вопросом Чеодаев.

– Если его луч пришел издалека, то он размылся, а мы в это радиопятно влетели. Приемник решил, что луч пришел с близкого радара, и что этот луч на нас встал. Я не знаю, как он не растерял мощность, если предположить что он с орбиты… Если это стандартный Гиббон, то со спутника он нас и не увидел бы. А наш RWR, видимо, имеет вот такой высокий запас по чувствительности. Вообще у "гиббона" мощный для простой ПВО радар – он может подсвечивать и низкоорбитальные спутники.

– Радар "гиббона" на орбите… – с сомнением в голосе произнес Чеодаев.

– На базе выясним, – заключил второй пилот, – Все же мне другое интересно… Я вот смотрю на эти полярные сияния. Уж какие-то они совсем охуевшие. Линии двигаются прямо на глазах.

– То, что они переливаются на глазах это нормально.

– Нихуя! – возразил второй пилот. – Ты сам взгляни.

– Со своего места не вижу нихуя! – раздраженно ответил Чеодаев.

– Крен дадим? Градусов двадцать вполне хватит.

– Ладно, – согласился Чеодаев и стал плавно заваливать машину на правый борт.

– Да, правда! – восхищенно пробормотал он, когда ему наконец-то удалось рассмотреть висевшее над северной частью горизонта сияние и пришедшие в подвижное состояние нити-языки. Какие-то линии тянулись прочь от земли, какие-то напротив втягивались к земле. Понаблюдав с четверть минуты, он принялся выравнивать машину обратно.

– Что если это неспроста?– произнес второй пилот, – Какие-то манипуляции с ионосферным слоем? Вот тогда и прохождение радиосигналов само собой объясняется.

– Спрашивается, нахуя сейчас чего-то такое делать? – ответил Чеодаев, – или кого-то не устраивает то как все складывается? Деэскалация на фронте считай что состоялась. Там и до конверсии недалеко. Заморозка фронтов должна быть на руку и "чинкам". Шаттл, как к нему не относись, отработал на все сто. С Суперфедерантом, правда, мы обосрались, – с досадой добавил он. – К большой войне это, конечно, не имеет отношения. В общем, зачем сейчас что-то такое, – он мотнул головой в строну сияния, – Что-то такое предпринимать? Разумнее паузу взять. Выборы опять же…

– Потом подумаем. Или посмотрим, – в очередной раз притормозил разговор второй пилот.

– Ну насчет расспросить кого-то или в интернете посмотреть… Недолго осталось гадать. До базы… – Чеодаев глянул на дисплей со слоями интерлинка, – ETA час тридцать две. Когда-то я на метро в Москве на дорогу каждый день больше тратил.

– Верно, чего без толку гадать? – согласился второй пилот. – Надо бы на видео такое дело записать, – он принялся возиться с меню бортовой видеосистемы.

В отличие от основной оптической станции эта, состоявшая из многочисленных видеокамер, смотревших из миниатюрных окошек разбросанных по всему фюзеляжу, работала постоянно. Главной ее функцией было отслеживание треков ракет SAM.

Помимо этого она работала как панорамный всеракурсный видеорекордер – штабные компьютеры и единая среда боя UCE обучались постоянно. Часть из этих камер имела более продвинутую крупнокалиберную оптику и возможность менять зум и поворачиваться.

Одну или несколько таких камер второй пилот и принялся вручную ориентировать.

Минут пять прошло в ничего не значивших перебрасываниях бессвязными фразами и комментариями к происходящему. Внезапно второй пилот разразился очередной матерной тирадой. Тон был восхищенный и взволнованный одновременно.

– Они тянутся вверх как ракеты MDS, – воскликнул он после всей своей матерщины.

Чеодаев поднял глаза и увидел, как сиреневые, переходящие то в красный, то в желтый линии на глазах уходят куда-то вверх, в космические пространство. Свечение четко очерчивало, говоря наукообразным языком, популярным наряду с матерщиной у породистых офицеров вроде пилотов, очерчивало семейство кривых, вроде бы напоминавшее конфигурацию магнитного поля Земли.

Чеодаев хотел было высказать эту мысль, но тут линии нарастили темп своего удлинения, а затем дружно изменили направление и двинули куда-то на восток. Все это придавало жутковатое сходство с пусками противоракет. Только вот масштабы объектов, вернее сказать треков, были другие.

Если это оружие… Это чудовищное превосходство, – тоном человека, которым овладело чувство религиозного экстаза пробормотал второй пилот.

Чеодаев, сдержавший свои эмоции, тем не менее испытывал сходные чувства, вернее сказать, чувство восхищения, пусть и не понятно перед чем. Предательски закрадывавшуюся мысль о том, что это были проделки "чинков", он по первому времени отверг начисто. На какое-то время логика внутреннего рассудка, кричавшая о том, что все началось с такого вполне естественного и нерукотворного явления как полярное сияние, на какое-то время залепила свое дуло и не мешала любоваться. Больше всего потрясало то, что, как уже было сказано, нити эти вели себя как противоракеты – они вначале шли по одной траектории, а затем свернули.

– Куда же они полетели? – задался вопросом второй пилот.

– Ты же не хочешь сказать, что это и вправду ракеты, – ответил мало-мало пришедший в себя от первых впечатлений Чеодаев. – Во-первых, все началось с полярного сияния. Во-вторых, посмотри какая дальность. Хрен знает какая она, но явно все это происходит на орбитальных высотах. Там не может быть таких треков.

– Все, что видишь впервые, не может быть объяснено с позиций прежнего опыта, прежних наблюдений, – ответил не утративший восхищения в голосе второй пилот.

– Нихрена ты загнул! Вообще с мыслью согласен, но это явление выглядит… Как природное. Не выглядит как результат человеческой деятельности – ни воздушного пуска, ни лазерного луча. Да и началось все с полярного сияния. Пусть и не совсем обычного.

– Может это какое-то плазменное оружие, – не унимался второй пилот. – Может это плазма летит? Видишь, они же свернули.

– И как ты это себе представляешь? Как ее направляют? Ты же офицер, техническое образование… Плазма магнитным полем удерживается. Вот магнитным полем земли они вполне могли бы направиться… Да, полярные сияния направляются… Блядь! Знаешь, чего они свернули?!

– Почему?

– Минуту дать подумать?

– Говори уже, будем еще тут экзамены устраивать!

– Магнитное поле земли как выглядит?

– Так и выглядит как магнитное поле. Кольца. Ну… Силовые линии. Ну ты понял.

– На солнце взгляни.

– А при чем тут солнце?

– Ты когда-нибудь видел ролики про космос? Я целенаправленно эту тему не изучал, но кое-что видел. Я сразу вспомнил эту картинку…

– Какую картинку? – недоумевающее спросил второй пилот.

– Картинку из роликов. Она везде однотипная. Видишь, они, эти линии от солнца уходят?

– Ну и почему они уходят от солнца?

– Магнитное поле вытянуто как луковица. Если они все нарисовали в правильных пропорциях, то можно даже сравнить с репчатым луком. Магнитное поле взаимодействует с солнцем и вытягивается. С солнечным ветром оно взаимодействует, если быть точным.

– Точно, что-то такое припоминаю.

– Но все же это какое-то нечастое явление. Слишком уж эффектно выглядит. А ты начал про ракеты, про оружие…

– Я не говорил про ракеты.

– О, прекрасная ракета! Мы всех побеждаем! – продолжал стебаться Чеодаев.

– Сам ты "О, прекрасная ракета", – сердито ответил второй пилот, – Это вполне нормальное желание чтобы наша сторона заполучила что-то продвинутое…

– Сообщение на почтовый ящик пришло, – вдруг перебил сам себя второй пилот.

Почтовым ящиком иногда, хотя и нечасто обзывали тот самый обломавший атаку на Суперфедерантские укрепрайоны коммуникационный модуль, на который приходили эти жутко неудобные в сравнении с нормальной двухсторонней связью текстовые шифровки. Такая вот шифровка и приказала разворачиваться, когда до атаки оставалось всего ничего. Сам блок был обособлен, да и строки на монохромном дисплее напоминали сервисные сообщения на телефон, то есть почту, приведенные к максимально архаизированному виду.

– Что там?

– Приказывают перенаправляться в Тронхейм. Пятьсот километров всего.

– Еще и лучше, у меня уже задница одеревенела, – ответил Чеодаев.

– На интерлинк посмотри. Уровень сигнала… – объявил второй пилот о новой вводной.

– Что с ним?

– Состояние линии.

Вообще как правило на экран интерлинка помимо всего прочего выводилась информация о состоянии канала связи. Совсем как в телефоне. Только в отличие от телефона, где как и сто лет назад был значок антенны с некоторым количеством палок рядом, на дисплее с интерлинком в укромном его уголке слева была надпись LINE. Надпись заменяла значок антенны.

Вместо палок, рисовавшихся рядом, был абстрагированный процентный рейтинг уровня сигнала и абстрагированная же ступенчатая буквенная характеристика качества канала. Изменялся этот буквенный рейтинг от AA и вниз до F. Сейчас качество характеризовалось как EE, что было в шаге от F, при котором линия вырубалась. Вообще уже на протяжении часа-полутора процентный уровень сигнала также валился вниз, но такое было обычным делом.

Сейчас уровень был 35 процентов, но бывало так, что он опускался до 15 но при этом рейтинг не обваливался ниже B.

То, что происходило сейчас было характерно для нахождения в поле вражеской ECM. Потратив на сложение одного с другим несколько мгновений, Чеодаев пришел к выводу, что происходило это по той же причине, что и радарный контакт – по причине абнормального прохождении электромагнитных волн.

Второй пилот, однако, не воспринял его предположение, как что-то бесспорное и очевидное – причина у его сомнений была. Бортовой комплекс без труда бы обнаружил посторонние сигналы вражеской ECM и давно бы уже о них сообщил. Выглядело так, словно станция, с которой бортовой терминал интерлинка осуществлял связь, как-то некорректно работала. Но бортовой терминал и другие коммуникации бомбардировщика не висели на какой-то одной станции – таких станций было несколько. Снова вопросы.

Чеодаев начал менять курс – Тронхейм находился южнее первоначального маршрута. Через семь минут после поступления сообщения о необходимости экстренной посадки интерлинк вырубился.

Линии, уходившие в космос продолжали висеть над головой, как расчерченные меридианы в небе. Некоторые расползлись в полосы-ленты.

Вообще бомбардировщик мог спокойно дойти до побережья и базы без какой-либо связи с внешними удаленными системами. На то была и инерциальная навигация и система визуального распознавания рельефа TSICS, в которой хранилась визуальная карта всей поверхности планеты.

На отключение интерлинка Чеодаев отреагировал эмоционально, с матом. Второй пилот в отличие от него, если так можно было выразиться, успел утомиться от излишней эмоциональности и воспринял новость спокойно.

– Посмотри на горизонт, – вместо обсуждения проблемы с интерлинком начал второй пилот. – Я думал что это от светофильтров у меня взгляд замылился, а теперь смотрю что нет.

Чеодаев повернул голову и бросил взгляд через второго пилота на низко висевшее над горизонтом светило.

– Что-нибудь замечаешь? – спросил второй пилот.

– Зеленовато как-то на небе.

– Вот и я заметил. На эффект зеленого луча вроде не похоже – солнце светит как обычно, а вот небо…

– Слишком равномерный фон для полярного сияния. Чертово радиомолчание…

Чеодаев повернул голову налево и стал вглядываться в темнеющий зимним холодом горизонт на востоке. Зрение адаптировалось не сразу, однако вскоре стало совершенно очевидно, что и на востоке небо обзавелось неестественной цветовой компонентой, разумеется, зеленой.

По лобовому стеклу пробежал голубоватый статический разряд. Потом еще один. Такое иногда случалось, но для этих широт и погоды было нетипично.

Наконец, показалась береговая линия. Самолет к этому времени уже сбросил высоту до трех тысяч метров.

К тому моменту, когда приземлившийся бомбардировщик замер в конце полосы, все небо отчетливо светило зеленым фосфоресцирующим светом. База была забита всевозможными бортами, был даже тыловой АВАКС, возвышавшийся своей антенной среди транспортов. Чеодаев успел разглядеть ко всему прочему еще и пару гражданских лайнеров. Очевидно, происходившее на границе атмосферы или выше представляло в той или иной мере угрозу для воздушного транспорта.

Глава 3.

Ночь, аптечка и луна.

22.10.2120 Местное время 23.30.

Укрепрайон "Корнилово-AMALGAMA FFX75" КАНАР.

Если на прошлой неделе слякоть под ногами замерзала с наступлением темноты, то сейчас пошли теплые ночи и грязь постоянно налипала на ноги, заметно утяжеляя обувь. Еще доконала простуда, никак не принимавшая какого-то более серьезного характера, что открыло бы перед Драговичем возможность пару-тройку дней проваляться в лазарете или просто в тепле.

То тут, то там освещение выхватывало из тьмы клочки перерытого поля и мельтешащих людей. Рычала техника, согнанная, как и люди, со всего региона. Что касается людей, то наконец-то, командование стало массово подтягивать и приезжих, которых мотивировали пока лишь методом убеждения, рассказывая, насколько им самим важно отстоять республику, давшую им убежище.

– Горючее закончится и у нас все остановится, – проговорил неряшливого вида мужичек, являвшийся, насколько знал Драгович, профессиональным строителем.

– Вручную продолжите, – холодно ответил Драгович.

– Не дело это, – с осторожностью в голосе ответил строитель.

– Я знаю, – равнодушно ответил Драгович. – интересно, что по этому поводу сказал бы ОМСДОН? – добавил он.

– Так точно, продолжим вручную, – ответил мужик. – Я просто хочу обратить внимание на тему горючки…

– Этим есть кому заняться, и это не я, – уже чуть более дружелюбно ответил Драгович.

Справа от грунтовки, по которой вдоль грязевых гребней пробирались Драгович и строитель, возились в свете слепящих светильников люди. Рабочие эти разбирали сваленные в кучу деревянные шпалы и волокли их куда-то в темноту.

Внезапно ритмичное гудение кишащего рабочими поля разорвалось какими-то несвязными возгласами и затем чьими-то матерными криками. Все было скрыто от взгляда, так как происходило где-то за отвалом земли, располагавшимся по левую сторону от дороги. Крики и мат все не сходили на нет, как вдруг раздался выстрел и все стихло.

– Еб твою мать, – произнес мужик.

– Разберутся. Это в воздух кто-то выстрелил скорее всего, – ответил Драгович.

– Да это понятно.

– У вас-то нормально все?

– Да конечно, – развел руками мужик. – Ничего подобного у нас… Интересно, что там все-таки стряслось?

Ответа на свой вопрос мужик не получил, впрочем, как и Драгович – когда длиннющий отвал наконец-то закончился, то на освещенной площадке, разбитой за ним, уже ничего интересного не происходило – только зря с дороги в траву полезли чтобы глянуть.

Бегло осмотрев обустраивавшиеся на северном участке пехотные укрепления, Драгович оставил строителя и его подразделение в покое и направился в городок. Над головой в очередной раз загудел какой-то самолет, скорее всего ПВО сил блока. Силам этим по большому счету не было особого дела до происходившего здесь, на территории "трипл-эс-эф", в течение последних месяцев нарастания напряженности.

– Удивительное все-таки дело, – в очередной раз начал размышлять Драгович. – Большая война идет параллельно с кучей самостоятельных конфликтов, и все как ни в чем ни бывало. Было ли такое в мировой истории, или человечество сходит с ума, и это его конец? А что тогда будет? Через тысячу лет здесь снова поскачут на лошадях новые завоеватели и история начнется заново? Новое развитие? Нет, так уже не получится – нефть мы потратили, а реакторов у людей-дикарей будущего не будет…

Хорошо было бы не размышлять, а поговорить на эту тему с приятелями да с бутылочкой-другой на столе… Впрочем, Драгович от простуды и недомогания и так был словно пьяный без всякого "булькающего".

Пару часов назад он услыхал новость о том, что здание парламента полностью блокировано внутренними войсками, а высотка, в которой располагались несколько министерств теперь не подлежит восстановлению – в здании был проведен штурм. Был ли это фейк, сказать было сложно. Фотографии дымящегося остова небоскреба уже были в доступе, но это были лишь фотографии, даже не видео. В последние дни поток дезинформации, исходивший из столицы приобрел какие-то невероятные масштабы и фантасмагорический характер. Мировые массмедиа также подхватывали это дерьмо, хотя было очевидно, что если бы медиасети захотели произвести добросовестную верификацию и фильтрацию сообщений, то с этой задачей они справились бы.

Вот что было достоверно известно, так это то, как себя успели проявить расквартированные в соседней Новосибирской области ОМСДОНовцы и прочая нечисть. Если поведение отправлявшихся на большой фронт мобилизантов еще имело какое-то объяснение, понимание причин, и даже допущение своего собственного такого же поведения на их месте, то эти, которым не угрожали ужасы большого фронта, выглядели самыми обыкновенными бандитами и вызывали омерзение. Примечательно, что этим они вполне себе подыгрывали мотивации готовящихся к обороне.

Восточнее SSSF Еще один такой же по численности да и морали контингент был стащен в Красноярский Край. Тем предстояло атаковать правобережных. Отличительной деталью складывавшейся ситуации было то, что противостояние обоих берегов, СФС и КАНАР, на время поутихло. Конечно, маловероятно было, что правобережные и левобережные окажутся в одном окопе, но обычных провокаций с правого берега сейчас точно не должно было быть, как не было с конца лета.

В городке, представлявшем собой два ряда вагончиков-бытовок и несколько палаточных кварталов было оживленно. Здесь всегда было оживленно, и днем и ночью. Кого-то увозили, кого-то привозили. На плацах то и дело очередной офицерюга тарахтел все эти речи, которые должны были по возможности мотивировать не всегда горевших желанием работать вновь прибывших. Или хотя бы припугнуть наказаниями за уклонение и саботаж. Все как обычно.

Многие из гражданских, привлеченных к работам, зачастую не видели в намерениях центральной власти особой угрозы.

"Да, ОМСДОН мерзавцы, но они как придут, так и уйдут, – рассуждали такие. – А если не усердствовать, то уйдут намного быстрее… И противостоянию КАНАР и правого берега придет конец. Даром что ли Харлингтон приезжал?"

– За это мы сражались в пятнадцатом году? – то и дело хрипели и рычали опровергавшие такие тезисы политруки. – Знайте, сегодня мы выстоим, завтра мы уже побеждаем, а после ведущая сила в нашей Россия это мы и никто другой! – такую речь, всегда повторяемую точь-в-точь, Драгович за последнюю неделю слышал уже не один раз.

Когда до первых бытовок городка оставалось метров пятьдесят, Драгович начал разбирать звуки, доносившиеся с одного из утоптанных грунтовых плацев, на котором были выстроены несколько десятков рабочих в одинаковых спецовках.

– Запомните это сейчас, а потом разговор будет другой, – донеслось рычание с плаца. – Теперь вы приравниваетесь к военнослужащим. Вы не на субботничек с водочкой сюда приехали. Взрослые мужики, блядь… Кровь в жопе заиграла? Все трое получат пизды, это в чисто ознакомительных целях. Если что-то подобное повторится…

Голос утонул в грохоте двигателя ползшего неподалеку самосвала. Драгович решил дальше не вслушиваться и прибавил шаг, направляясь к своему вагончику.

В освещенном и в сравнении со слякотной улицей довольно уютном помещении сидел Белобрысый и, поглядывая в оконце, докуривал очередную сигарету.

Помимо Белобрысого в комнатушке находился Мелкий, как его постоянно называли. Появившийся на фортификациях пару дней назад, молодой да ранний ополченец успел отметиться непомерными понтами и постоянными россказнями о своих тактических способностях.

Причем это был тот случай, когда человек сам верит в то, что плетет. Впрочем, так как он этим здорово развлекал, ему это было простительно. Было Мелкому чуть за двадцать, и по своему виду он смахивал скорее на студентишку, чем на человека, которому подходит оружие в руках.

– Видал саботажников? – обратился к Драговичу Мелкий. – Разборку здесь устроили. Я вижу, хлещутся, уже вот-вот лопатами друг друга бить будут. Пацаны смотрят, наверно рассчитывали что те сами успокоятся. А остальные гражданские вообще стоят, как в штаны насрали. Как обычно – "наша хата с краю". Я подхожу, в воздух шмаляю, и все сразу резко успокаиваются.

– Герой, еба, – вроде как недовольно, но и не без усмешки в голосе процедил Детина, сидевший за столом напротив Белобрысого, – Больше не делай так, все понял?

– Как скажете, но я считаю, что только так и нужно, – невозмутимо продолжил Мелкий, – Вторжение может с часу на час двинуть, а они тут…

– Чего каркаешь! – ожил Белобрысый и постучал по столу.

– Я не каркаю. Просто в боевой обстановке надо прорабатывать любые варианты, – с глубокомысленной интонацией изрек Мелкий и достал телефон.

– Я этот выстрел слышал. А чего они там дрались-то? – спросил Драгович.

– Да двое работали, копали, и вдруг повстречали одного, который когда-то у них большой шишкой был, ну и давай его истреблять, – ответил Белобрысый. – Ничего особенного в общем. Сейчас все трое пизды получат и дальше работать пойдут.

– И кого истребляли, тот тоже получит?

– Конечно. Видать, он там, в те времена мудаком был, – ухмыльнулся Белобрысый. – Что теперь, разбираться в этом? Всем раздать да и все.

– Рейтинг Оппенгеймера за неделю упал на три процента, – снова проявил себя Мелкий, что-то смотревший в телефоне. – Это значит, до выборов еще минус шесть процентов, даже чуть больше.

– Да ты заебал! – ответил Белобрысый. – Он все вычисляет, кто победит, – Белобрысый глянул на Драговича и кивнул в сторону Мелкого.

– Пошли уже, – произнес Детина.

– Куда вы собрались? – спросил Драгович.

– Ты тоже с нами пойдешь, – с хитрецой в голосе ответил Белобрысый.

– Чего это?

– А вот, – ответил Мелкий, и полез куда-то в кучу неряшливо сваленных вещей, лежавшую рядом с ним.

– Тыы-дыщ! – мелкий изобразил звук не то выстрела, не то разрыва, и со стуком поставил на ящик бутыль в три четверти литра водки.

– Блядь, убери, а то будет всем нам "тыы-дыщ", – заворчал Белобрысый.

– Да кто сейчас увидит, разве что зайдет кто резко.

– Вот ты сам на свой вопрос и ответил, – сказал Здоровяк.

– Если уж так, то скажем что нашли, – невозмутимо ответил нашедшийся Мелкий. – Только что привезенные рабочие спрятали в кустах, а мы шли и нашли.

– Дай ему аптечку лучше, – обратился к Мелкому Белобрысый.

Мелкий тут же достал из того же тряпья известную оранжевую коробочку и протянул ее Драговичу.

– Мне этого дерьма не надо, – решительно возразил Драгович.

– Да нормально. Ты-то болеешь, тебе можно. Даже нужно. А то воспаление легких будет – это вообще пиздец. – сказал Белобрысый.

Драгович повертел в руках протянутую ему пластиковую аптечку, когда-то так желанную для вымерших наркоманов, так сказать, наркоманов предыдущего поколения.

– В стеклянной пробирке таблетки – от них будешь как трактор тянуть. Еще есть снотворное, – это наоборот, – начал Белобрысый. – Мне знакомый врач, ну он почти врач, рассказал, что нужно вначале энергетическую выпить, а потом часа через три снотворное. Проспишь сутки и будешь здоров.

– Нахуй оно надо! – ответил Драгович, держа перед собой аптечку. – Я лучше вон… – он кивнул в сторону тряпья, куда Мелкий спрятал бутылку. – Горло прогрею и все дела.

– Если все же будет хуже, то пей таблетки, – ответил Белобрысый. – С воспалением здесь, в поле не шутят.

– Только снотворное надо чуть попозже, не сразу с ней, – Здоровяк также кивнул в сторону "ее", то есть припрятанной бутылки. – Подождешь, чтобы алкоголь в организме усвоился, и тогда уже…

– Так я спать скоро. Вы-то днем, а я в ночь, и утро на ногах.

– Ну завтра тогда таблетки съешь, – ответил Белобрысый. – Это без разницы, что утром, что вечером. Также заснешь, как в конце дня. У тебя уже глаза красные, Температура наверно, так что лечись.

Послышалось отдаленное стрекотание вертолетных лопастей, которое стало быстро нарастать.

– Что-то новое, – Произнес Драгович, тем временем раздумывая, выглядывать ли на улицу или нет.

– Да, вертолетов тут не было, – ответил Мелкий, уже соскочивший с ящиков и направлявшийся к двери. Вообще удивительное дело – вертолет это такая штука, которая отчего-то заставляет всех, ну не считая баб, бросать все и пялится на угрожающе ревущую хренотень. Особенно, если по каким-то делам эта хрень зависает на месте.

Драгович хорошо запомнил, как несколько месяцев назад с десяток человек побросали свои дела и четверть часа смотрели на тяжелый вертолет сил Блока, участвовавший в какой-то местной импровизированной тренировке десанта. И такое внимание в войну-то, когда везде и постоянно что-то летает, а то и взрывается.

Хотя сейчас для любопытства была и другая причина, точнее не для любопытства а для опаски: вполне себе могло оказаться, что это был передовой ударный кулак внутренних войск, а тогда… Но если еще подумать, то сразу сделаешь вывод, что вертолеты вторжения давно бы уже засекли – система предупреждения ПВО КАНАР все эти годы активно функционировала, и "поддерживала форму" так что сейчас была не та история со всеми этими внезапными нападениями и началами войн.

– Это Ка-56, это наш, – объявил Мелкий.

– По звуку похоже, – согласился Здоровяк. – На бесполетную зону, значит, теперь насрать.

– Он вполне себе под уровнем радаров здесь проскочит, – возразил Белобрысый. – Если АВАКС далеко.

– Ну вообще да, – согласился Здоровяк. – Ладно, чего ждать, пошли уже, – продолжил он.

Все, включая и Драговича, ожили. Мелкий взял рюкзак, в котором лежала бутыль, может и не одна, и компания двинулась к выходу.

На улице подул слабый, но довольно мерзкий холодный ветерок. Драгович высморкался в кусок разодранной простыни, который он теперь таскал в кармане штанов – это был тот дрянной случай, когда не только горло болело, но и в носу было чувство, как будто неудачно нырнул и набрал воды.

– Против вторжения это нормальная сила, начал Мелкий, – Я про Ка-56.

– У нас их всего три штуки, – возразил Белобрысый.

– Все равно это мощно. Вот предположим, пусть каждый за вылет уничтожит пять бронемашин. Хоть бронемашин, хоть грузовиков…

– Математик, блядь, – проворчал Белобрысый. – А у Лебедева ничего из авиации наверно нет. Куда ему! Ну расскажи лучше, кто победит? Харлингтон или Оппенгеймер?

– Сейчас еще достоверно трудно сказать, – ответил Мелкий. – Я склоняюсь к мнению, что Харлингтон.

–Через две недели точно вам скажу, Да? – Съязвил Здоровяк

До выборов в США оставалось около двух недель. С того визита, что был год назад, весь Суперфедерант по оба враждующих берега принялся следить и болеть за Харлингтона, которому здесь уже приписали, будто бы став 68-м президентом США, он в первую очередь займется Суперфедерантом, как еще называли проблемный регион. Регион России. России, объявившей в четырнадцатому году политику демарша Блоку. Блоку Западных Наций, воевавшему с Азиатским Блоком в "Большой Войне", как ее называли, чтобы выделить на фоне всех мелких стычек.

Войне предшествовала Предвойна, начавшаяся из-за долбанной Индонезии, когда Драгович только в школу пошел.

На фоне таких масштабов то, что сейчас происходило в "трипл-эс-эф" было где-то на третьей же полосе новостей для самого Харлингтона, срубившего себе очков на урегулировании ситуации вокруг Суперфедеранта.

Для общемирового обывателя все эти выяснения отношений SSSF с центральной властью, с Новым Кронштадтом, столицей военного времени, вообще терялись, как отдельный листок в листопаде. Даже для россиян куда более болезненным вопросом было противостояние правительства и парламента.

Из-за него-то, из-за этого общероссийского политического кризиса, Лебедев, развязав себе руки в ходе столичной конфронтации, решился разобраться заодно и с неуступчивым регионом. И конечно же, получить какие-то свои политические выгоды. Когда же они нажрутся-то своих выгод?

Если Харлингтон победит, то Кронштадт отвалит в тот же день, – продолжил свою болтовню Мелкий. – А он победит…

Внезапно краем глаза Драгович заметил какое-то зарево к востоку. Свечение неторопливо разгоралось.

– Это еще что такое?! – воскликнул Мелкий.

– Похоже на шаттл, – проговорил Драгович.

– Нет, для шаттла такое слишком ярко, – ответил Мелкий. – Я за ними наблюдал. Вообще это и не прилет.

– Правда, – задумчиво произнес Здоровяк. – Для шаттла слишком мощно.

Тем временем над горизонтом стал подниматься белый чуть мерцающий огонек.

– Да, я тоже так подумал. Я подумал что слишком мощно, – продолжил тараторить Мелкий, как и все остальные, разглядевший огонек и убедившийся, что это ни какая не боеголовка, а что-то взлетает. – Вначале первая мысль была, что это прилетело что-то, но потом я понял, что это взлет шаттла. Я понял это еще до того, как он показался. Свечение ровное и плавно нарастающее.

– А ведь от шаттлов не такое свечение, – произнес Белобрысый. – Оно обычно желтоватое, а здесь цвет как от электросварки, только излучает равномерно.

Теперь уже светилось далекое слоистое облако, над которым рвался вверх космический аппарат.

Все четверо сбавили шаг, остановились и уставились на восток. Огонек пропал в далеких облачных полосках, растянувшихся над горизонтом.

– Сколько до ракетодрома? – произнес Мелкий. – Километров сто?

– Чуть больше даже, километров сто двадцать, – ответил Детина. Я думал, ты это лучше знаешь. Ты же крутой.

Чуть выше сиявшего облака и более ближней завесы явно виднелся просвет с мерцавшими звездами. Было очевидно, что стартующий аппарат вскоре попадет в зону видимости. Все четверо теперь этого и ожидали.

– Какой-то мощный, – пробормотал Белобрысый.

– Вроде говорили, что на той неделе что-то подобное было, скорее всего, он и приземлялся, – ответил Детина.

Наконец, над облаком показался довольно яркий огонек, светивший все тем же белым светом, больше напоминавшим застывший электрический разряд, чем ракетный двигатель.

Потом стал виден конус бившего в сторону земли света – на больших высотах, уже не доступных обычной авиации, ракетный двигатель превращается в подобие фонаря, свет от которого без труда пробивается сквозь раскаленные но прозрачные разреженные выхлопные газы. Это давно уже усвоил каждый.

И то, что эти газы формируют что-то похожее на стоящий торчком дирижабль или вытянутый пузырь, который потом часами опадает в нижние слои атмосферы, тоже все знали.

Здесь что-то подобное также имело место, но очертания светового конуса от "фонаря" были куда четче, а сам свет ярче.

– Ядерный двигатель, – произнес Мелкий

– Что-то про стартовые ядерные двигатели я не слышал, – ответил Белобрысый. – Хотя кто его знает. Не хватало нам разного говна, так решили еще подзасрать.

– То что он не обычный, это точно, – проговорил Здоровяк.

– Да вы что, не слышали? У нас были звездолеты, проекты звездолетов с ядерным плазменным двигателем.

– Пламенный плазменный ядреный, – задумчиво проговорил Белобрысый. – Если этот аппарат какой-то особенный, может даже супероружие сезона, а сейчас он улетел… Лучше бы он стоял на ракетодроме – Лебедеву не позволят вторгнуться, если это будет угрожать какому-то супершаттлу. Да и обычным шаттлам тоже. Давай, лети обратно, – проговорил Белобрысый, глядя в сторону взлетавшего корабля.

Тем временем огонек двигал вверх, причем все энергичнее. Обычно космические аппараты не летят куда-то вертикально вверх, а выруливают как-то параллельно земной поверхности. Это сейчас и происходило. Судя по всему, аппарат вознамерился пройти почти над наблюдателями. Высота при этом была бы уже космическая. Аппарат, двигавшийся, что было нетипично, к западу, против вращения Земли, готовился покрасоваться в самом зените.

Однако дальнейшему наблюдению помешали низкие облака, скрывавшие большую часть неба. Зарево давно уже сошло на нет, а огонек затерялся в темной пелене.

– Ладно, пошли, – произнес Белобрысый, – Шоу окончилось.

Все молча согласились и зашагали дальше. Вдруг Драгович почувствовал, как завибрировал телефон. Еще один аппарат, кажется, у Белобрысого, издал прерывистый сигнал.

– Воздушная тревога, общерегиональная – произнес Мелкий, доставая свой телефон.

– Давно не было, – ответил Детина с сарказмом, подразумевая как раз, что такая была недавно.

Все зашагали дальше. Вряд ли азиатский блок стал бы хоть как-то проявлять интерес к той возне, что происходила на поле, да вообще к таким домашним делам западных наций, как события в регионе "трипл-эс-эф".

На поле вообще ничего не изменилось – никакой системы оповещения в виде сирен не было – с задачей прекрасно справлялись телефоны, да и у офицеров была армейская связь. Отсутствие каких-либо изменений в характере размеренной работы тоже имело свое объяснение – местность вдали от значимых городов, да еще и с укреплениями, пусть и строящимися – это куда безопаснее чем где-либо. Конечно все это относилось к вопросу атаки со стороны Азиатского Блока. ОМСДОНы Лебедева – это другая история, но их движения тоже отслеживались, так что вытворять здесь черт знает что им никто не позволил бы. Там ракетодром, тут терминал, а еще радары, в том числе и "Аманда" все блоковское. Особо вторгающимся было не разгуляться.

Телефоны вновь разразились какими-то предупреждениями.

– Теперь нелокализованная ядерная тревога, – без особых эмоций объявил Детина. Становилось все очевиднее что Лебедев и его банды были ни при чем.

– Из-за шаттла, – предположил Белобрысый.

– Похоже, – согласился Мелкий.

– Только как-то быстро "чинки" отреагировали на наш шаттл, – засомневался Драгович. – С орбиты что ли хотят бить? И куда? В неостывшую взлетную площадку?

Где-то в западном направлении на горизонте начало полыхать. Привычное мерцающее зарево говорило о старте противоракеты, потом еще одной. Старты осуществлялись с замечательных объектов Блока, которые, как и прилегавшие к ним квадратные километры охраняемой блоковскими же подразделениями территории, должны были служить препятствиями для маневров сил вторжения, то есть для Лебедевских ОМСДОНов.

Шум работы на поле стал стихать – все были научены жизненным опытом и знали, что за такими пусками могут последовать всевозможные ядерные спецэффекты, от вспышек на орбитальных высотах до взрывов в атмосфере. Огромные суперрадары AEX AMANDA с приданными им лазерами были способны так четко определять траектории и отсеивать ложные цели, что селективных взрывов в большинстве случаев не требовалось, но раз на раз не приходился. Впрочем, облака, мешавшие лазерам-селекторам, в данном случае выступали и определенными "друзьями" затаившихся людей. Облака были способны минимизировать вспышку.

– Очки у кого-нибудь есть? – задал почти риторический вопрос Детина.

Все молча продолжили путь, уставившись под ноги.

Послышался мерный гул самолета. Больше ничего такого не последовало. Никаких вспышек или пусков – исходи гул от самолета ПВО и начни тот стрельбу – грохот срывающихся в бешеный полет ракет было бы слышно на куда большей дальности чем сам этот самолет. Может это и был самолет ПВО но никаких действий он не пока предпринимал.

Терминал, выпустивший две противоракеты, располагался несколько дальше, и грохоту, прошедшему десятки километров и значительно ослабленному, еще только предстояло пройтись над полем.

Впереди показалась группа из бытовок-вагончиков, к которой все и направлялись.

В вагончике, куда все зашли, Драгович собственно и ночевал. Тут была газовая печка и кухонные принадлежности виде помятой алюминиевой кастрюльки, кружки и пакета для всего остального.

Драгович в очередной раз достал клок простыни, высморкался и сматерился.

– Тебе в баню надо, только нормальную, чтобы с веником попариться, потом накатить, – начал Мелкий.

– И потом походить по улице и пиздец, – возразил Белобрысый. – Это хорошо когда ты дома, когда у тебя тепло и сухо, и тебе не надо никуда. И то у меня после такого не проходило никогда ничего. Это все болтовня. Таблетки пей и весь день спи, никто и не заметит. Если что скажем как есть, что доктор антибиотики свои бесполезные прописал, и они тебе не помогли. А еще врач…

– Так что спи спокойно, – продолжил мысль Драгович и сложил руки на груди, как покойник

Все заржали.

– Так мы же пьем или что? – продолжил Драгович. – Таблетки-то на завтра тогда? С водкой-то не желательно.

– Энергетические можно и так, – ответил Детина, – снотворное не желательно, а эти можно. Подзарядишься сразу. Шахтеры вон их пили по несколько дней в неделю. И подбухивали при этом. Полезного мало, но сравни – или они регулярно, или ты один раз. И не волнуйся, на них так быстро не подсядешь.

– Вообще логично, – добавил Мелкий, – я сам пробовал. Сильная вещь, причем никаких там глюков или чего-то такого. Чистый ум, просто энергии выше крыши. Потом, правда совершенная жопа, до толчка кое как доползаешь, но это если их без всего остального принимать. Ты сутки, ну может чуть меньше проспишь, и все выровняется, организм восстановится и встанешь как огурчик. И ангина твоя во сне пройдет.

– А как тогда шахтеры их пили, если до толчка не доползешь потом? – Спросил Драгович.

– Так если энергия заканчивается, они следующую пили, – ответил Детина.

– А спать?

– Одно другому не мешает, особенно если правильно сочетать с другими. Все предусмотрено. А потом перед выходными пили еще какие-то, вот хотя бы снотворное, и все нейтрализовалось. Выходной они спали и восстанавливались.

– Хрень какая-то. В выходные других дел много… отдыхать.

– Так они зарабатывали – ого! – ответил Детина и поднял взгляд к потолку.

Драгович за год с лишним пребывания в SSSF не раз уже обсуждал ту хрень которую когда-то вытворяли здешние шахтеры, или с ними вытворяли. Обсуждал он это с разными людьми, выслушал, так сказать, разные точки зрения, так что продолжать эту тему, которая теперь коснулась непосредственно его самого, не стал – до того все проговорил.

– Каша с тушенкой есть, – объявил Драгович и указал на картонную коробку, стоявшую в уголке, где помимо этого стояли трехлитровый баллон и печка.

Оказалось, что баллон сдох – Драгович только сейчас вспомнил, что он уже с утра еле давал газ. Всего-то нужно было сбегать в домик-склад и притащить новый.

На улице все так же дул холодный сырой ветер. Иногда казалось, что он приносил редкие мелкие дождевые капли. Глаза слезились, в носу свербило, словно туда попала уже не только вода, но и какой-то особо дрянной песок.

– Все, меня это заебало, – объявил Драгович, зайдя в домик и поставив баллон на стол. – Что если закапать водку в нос?

– Человек тридцать лет прожил, а такую хуйню несет, – Объявил Белобрысый. – А все почему? В теплых краях прожил!

– Ты чего, не простывал никогда что ли? – Спросил Мелкий.

– Простывал, но не так, – ответил Драгович, в который раз скрыв пол-лица в белом обрывке, – Я тут больше года, не первый месяц. Но такой ветер и сырость мне еще никогда так не помогали окончательно охуеть.

– Пей таблетку и не страдай, – посоветовал Детина.

– Пей, пей, чего откладывать, – добавил Белобрысый.

– Ладно, чего уж, – произнес Драгович и достал из кармана коробочку, открыл ее, и перед ним раскрылся целый арсенал из десятка с лишним стеклянных и пластиковых трубочек-пробирок с уложенными в них рядами белых таблеток. Еще с крышки слетел сложенный в несколько раз тонкий листок, очевидно с инструкцией по применению.

– Вот видишь, новье какое, – сказал Белобрысый. – Даже мануал на месте. Клади все на стол, сейчас разберемся что пить.

– Разберемся значит? – Изображая недоверие в голосе ответил Драгович.

– Нечего там разбираться, – ответил Детина. – Стеклянная колба с двумя полосами или круглыми пятнами… это без разницы. Одно белое, другое синее.

– Эта? – Спросил Драгович, потянувший нужную пробирку из обхватывавшего ее держателя.      – Да, правильно, эта, – ответили в один голос Мелкий и Белобрысый, после того как разглядели зажатую пальцами склянку.

– Точно?

– Да точно, – ответил Детина.

Видя такое единодушие, Драгович решил не вычитывать что-то в похрустывающей бумажке мануала и сдвинул пластиковую пробку.

Минут через пять ломота в суставах стала отступать, и одновременно с этим Драгович заметил, что раздражающие ощущения в носу и горле исчезли.

Остальные в это время возились с чаем и притащенными консервами.

Драгович встал и походил взад-вперед.

– А вправду помогло, – объявил он. – И насморк прошел. Ну дела!

– Сосуды наверно расширились, – предположил Мелкий, – Или наоборот сузились.

– Или дело вообще не в сосудах, – продолжил, изображая серьезность Белобрысый, взявший за норму подтрунивать над невозмутимым Мелким.

Все заржали.

Тем не менее, кое-какие незначительные побочные действия все же проявили себя. Впрочем, трудно было судить, были ли это побочные эффекты, или же дело было в никуда не исчезнувшей инфекции. После пары стопок Драгович почувствовал, что накуренный воздух комнаты оказывает на него омерзительное и тошнотворное воздействие. И вообще в помещении было слишком душно и смрадно даже без всякого табачного дыма.

– А-а, это бывает такая хрень, – объявил Мелкий. – Еще может показаться, что слишком жарко или наоборот холодно. Это пройдет.

– У меня такое чувство, будто хорошо напился, а не пьяный.

– Так ты и не будешь пьяный, – ответил Белобрысый. – Ты толком и не выпил. Может, чувство, как будто траванулся?

– Точно.

– Так выйди и подыши, – предложил Детина. – Только не расстегивайся. Просто свежим воздухом медленно подыши. Может быть блеванешь, хотя не должен. Просто спокойно посиди или пройдись. За пять минут управишься.

Драгович обулся в резиновые шлепанцы, даром что летние, зато сухие, и двинулся к выходу.

"Будешь чувствовать себя нормально, но может блеванешь," – мысленно и с раздражением воспроизвел он ключевые моменты разговора.

На улице и вправду стало легче, да не просто легче а хорошо, учитывая простудное самочувствие в течение дня. По ощущениям не помешало бы расстегнуться а то и вообще снять куртку и размяться, но Драгович и не думал подобного вытворять – никаких таких эмоциональных порывов в отличие от опьяненного соответствующим количеством алкоголя сознания и в помине не было.

Судя по всему, дьявольский препарат угробивший за долгие годы целую армию работяг и вправду никак не влиял на ясность рассудка. Правильно, он не должен был мешать работать. Вот и сейчас Драгович всего лишь испытывал то чувство, будто он сейчас только что встал навстречу вполне комфортному летнему утру, как следует выспавшись. Это, конечно приподнимало настроение но не больше чем сухая обувь и одежда взамен холодной и вымокшей.

Драгович представлял себе какую бы то ни было "дурь" совсем не так. Впрочем, по своему назначению это и не была "дурь" как таковая, а всего лишь фармпрепарат. Учитывая то, какие штуки были разрешены к свободной продаже в годы войны, препарат отдельного разговора не стоил.

Постояв несколько минут на воздухе Драгович направился обратно. Вернувшись к приятелям, он к своему разочарованию обнаружил, что отвращение к привычному ранее табачному запаху так и не исчезло. Вид стакана, наполняемого водкой также вызвал чувство подкатывающейся к горлу дурноты.

– Странное дело, – объявил он, – На улице чувствую себя нормально, даже на все сто, а здесь дышать не могу и на стакан смотреть тошно. Этими таблетками что, заодно от выпивки и курева отучали?

– Да вроде нет, – озадаченно ответил Белобрысый,.– Если бы да, то они бы ценились за это, но я такого не слышал.

Остальные тоже не слышали о таком свойстве скандальной фармацевтики.

– Допивайте без меня, – сказал Драгович. – Я еще пойду на улицу, только говнотопы получше одену, – он полез под деревянную скамейку, где помимо всего прочего валялись драные, но зато сухие ботинки.

– Уверен, что пить не будешь? – уточнил Белобрысый.

– На все сто уверен. Допивайте. Чего там с тревогой? Сообщили чего-то уточняющее?

Никаких сообщений никто не получал, хотя можно было и не спрашивать. У Драговича самого при себе был телефон. Связь здесь работала прекрасно, благодаря чему по дороге все четверо получили свои воздушные и ядерные предупреждения практически одновременно.

На улице вновь стало хорошо. Поначалу Драговичу показалось, что у него обострилось обоняние, но нет, – запах осенней ночи, травы и листвы был все таким же едва уловимым. Драгович обошел группу домиков, и его взгляду открылась площадка, изрытая глубокими котлованами – в самом неглубоком месте метров в пять. Там обустраивались двух – а то и трехуровневые укрытия из железнодорожных контейнеров, составленных в галереи. Над площадкой возвышалась антенная мачта метров тридцать в высоту, которую в данном случае использовали как осветительную.

– Какое же дерьмо начнется, если силы вторжения сюда все-таки двинут? – начал размышлять он. – Для обычных мотострелков это верная смерть, и они не могут об этом не знать. Без серьезной авиации никак. Но не может же Лебедев положить болт на безопасность объектов Блока, на безопаность ракетодрома, шаттлов, и задействовать тяжелую авиацию а не штурмовички. Или может?

– Вообще Оппенгеймер за свои любимые шаттлы Лебедеву лично порвет пасть, а потом и жопу… Хорошо бы, он сделал это заблаговременно. Национальные силы, как и армии других стран намертво встроены в единую систему, такую тыловую UCE, и это не позволит Лебедеву вытворять что он вздумает – больная политическая воля обломается об военный механизм. Это вроде бы уже предотвращало серьезные кровопролития в тылу, в Ирландии и даже в Южной Америке.

– Все же есть вероятность того, что Лебедевцы будут бить крылатыми ракетами. Может обычными, а может и тяжелыми, в которых суббоеприпасов спрятано на целый арсенал бомбардировщика. А куда имеет смысл бить ракетами? В города с их предприятиями? Нет, на первом этапе нет смысла – Ополоумевший спикер наверняка рассчитывает, что все сдадутся. К тому же это слишком даже для Лебедева.

– Тогда куда? Может быть сюда? Распахать все поле и другие укрепрайоны и снять угрозу для мотострелков? А те уже двинут в города и поселки? – Многочисленные поселки ведь большей части беззащитны.

Драгович выдохнул. Пара от дыхания не было видно – сырость сыростью, но по меркам времени года было тепло.

– Неизвестно о чем там думает командование республики, – продолжил размышлять он. – Но обычные люди от обсуждения такого варианта отмахиваются, полагая что для Лебедевцев это было бы слишком дерзко – последуют ответные действия уже со стороны Большого Командования Блока. И все же почему они, мы уверены, что Лебедевцы обязательно ограничатся наземным вторжением и легкой штурмовой авиацией, противостоять которой мы умеем?

Драгович чуть постоял, задумчиво глядя на уходящие под свеженасыпанный грунт галереи и направился обратно.

С противоположной стороны, с той, на которую и выходила дверь бытовки, была плавно уходившая вниз поляна и лог, заросший невысокими деревцами, вроде ивами и кленами. Обычно в таких низинах если не болота, то непролазные заросли, но в низину шла вполне четко обозначенная тропинка. Менее чем в километре роща заканчивалась и начиналось другое поле, на котором также шла работа под развешанными на мачтах огнями.

Все же было довольно-таки досадно – чуть более года назад Драговичу удалось окольными путями, в том числе и через частично оккупированный Азиатским Блоком Казахстан пробраться сюда, в Суперфедерант. Здесь никакая мобилизация на большую войну никому не угрожала. Россия со своим демаршем, который она объявила после катастрофы 14-го года все же выдавала дезертиров и уклонистов, а вот SSSF нет. И вот теперь война, пусть не та Большая Война, но все же война, хоть и в другом своем проявлении, снова наступает на пятки. Какая же она тварь…

Драгович остановился у начала склона и принялся вглядываться в темноту рощи, лежавшей внизу.

– Какая же она тварь, эта война. Чего ей надо-то? Древние люди придумывали что есть бог войны – мощный и накаченный мужик с крутым нравом и в сверкающих доспехах. Нихрена они не понимали эти придурки, оборачивавшиеся простынями. Не так он должен выглядеть. Выглядит он как на плакате, на котором офицер СФС нарисован.

В памяти, Драговича всплыл не раз виданный рисунок, изображавший правобережного военного – жирный, мордатый свиноподобный болван с выпирающим жирным затылком и свиными же глазками, выглядывавшими из-под козырька фуражки не то советской не то последующей такой же поругаемой "старой" армии. Ноги громилы, на которые были натянуты зеленые чуть обоссанные брюки с расстегнутой молнией, топтали груду руин и костей, а на заднем фоне чернели охваченные огнем остовы разрушенных зданий. Выглядело в целом забавно и броско, как и большинство здешней агитации, но сейчас отчего-то Драговичу было не весело.

– Вот так бог войны должен выглядеть, – с нарастающим раздражением рассуждал Драгович. – А все же, если эти укрепления будут утюжить, то не будет ли разумным укрыться в той роще?

Он прекрасно знал, что ракетные боеприпасы и суббоеприпасы в подавляющем большинстве своем наводятся – давно уже никто не занимался расточительством, разбрасывая металл, чипы, механизмы и взрывчатку куда попало, когда каждый удачно отправленный килограмм это минус блиндаж, солдат или машина противника. Следовательно, бомбить эту облетевшую зеленку никто не будет – Лебедевцам очень сильно мешают укрепления, а не теоретические партизаны в зеленке. Сколько понадобится времени, чтобы углубиться на сотню метров в заросли?

Разумеется, Драгович не собирался бежать стометровку по пересеченной местности, но вот тропинка… Почему бы не оценить ее качество и не "добавить в свою карту" такой вот путь эвакуации? Заодно и пройтись. К тому же не лишне будет рассказать остальным приятелям о своих соображениях.

Тропинка оказалась намного лучше, чем ожидалось. Оно было и понятно, машины по ней не ездили и грязь не месили. Драгович оглянулся. Позади, на возвышенности, темнели силуэты домиков, над которыми высилась мачта с прикрепленной к ней осветительной "колбасой". Так прозвали поддуваемую изнутри воздухом трубу-рукав из плотной ткани, внутри которой были протянуты светодиодные ленты. Такая штука светила ярко, но при этом не слепила.

Драгович повернулся и направился дальше. Вдруг на самой границе рощи показалось какое-то движение, правильнее было бы сказать чье-то присутствие.

–Кого еще это сюда потащило? – с раздражением подумал Драгович.

Ему как-то явно представилось, что ему-то можно – он выпивал с друзьями и проветриться пошел. А работяги-то что? Они работать должны, чего их зря сюда привезли? Начальству тоже нехрен делать в этой роще… Окажется гражданский, надо будет построже… Окажется вышестоящий офицер, надо будет сказать, что понадобилось на объект по ту сторону. Как раз: типа понадобилось, а тут тропинка…

По мере приближения, очертания человеческой фигуры стали вырисовываться все четче… Драгович достал лежавший в кармане монокуляр – ходить с фонарем его отучили еще в первые недели после прибытия.

– Вот это да! Мадам, а вы что тут делаете? – с некоторой строгостью в голосе произнес Драгович.

Удивительным образом это оказалась Халдорис Ландскрихт.

– Вы слышали, что Шаттл угнали? – вместо ответа на вопрос начала Мадам.

– С шаттлом потом разберемся. Что вы здесь делаете?

– А мне что, тут запрещено находиться?

– Вы сами прекрасно понимаете, насколько ваше присутствие здесь странно. Вас, ваше СБСЕ что, отказались эвакуировать перед вторжением, и вы решили самостоятельно скрыться?

– Кто бы спрашивал!

Вообще сейчас ему не хотелось на нее наезжать, но она явно провоцировала. Еще у Драговича было стойкое ощущение того, что он сделал что-то не то. Не в смысле что-то плохое, а в том смысле, что во всех этих странностях есть какая-то вполне очевидная причина, и причиной этой было что-то, что он и сделал, только что? Сто грамм водки выпил что ли? От этого даже глаза не остекленели.

– Я просто не ожидал вас тут увидеть, Мадам. Да еще и без группы. Где все ваши? – Строго проговорил Драгович, пряча монокуляр в карман.

Несмотря на то, что дело происходило ночью, какой-то непроницаемой темноты не было. Мало того что светила близлежащая мачта, так еще и свет от остальных светильников в определенной мере отражался от облаков, от этого словно светивших едва заметным светом, делавшим их куда светлее чистого ночного неба. Такое бывает в городах. Как бы то ни было, тропинку и Ландскрихт было видно.

– Да, верно, группы нет никакой, – ответила на недоуменный вопрос Ландскрихт. – Да вы не переживайте, я одна справляюсь не плохо.

– С чем? Вы что, приехали проверять, не устроили ли мы тут рабство? – ухмыльнулся чуть расслабившийся Драгович. – Что вы думаете по поводу вторжения Лебедевцев? Я, как и остальные, считаю что это серьезная угроза. Что у вас по этому поводу говорят?

– Давайте Лебедевцев потом обсудим, – ответила Ландскрихт. – Я вам кое-что показать хочу.

–Что вы хотите показать?

– Одно очень занимательное природное явление, идите за мной, – она развернулась и двинулась по направлению к роще.

– Итак, Мадам, хочу вас предупредить, – отчеканил вставший в стойку Драгович. – Все это выглядит подозрительно. Я имею ввиду ваше появление,. Лесопосадка со всех сторон окружена строительными площадками. На площадках полно рабочих. На площадках полно военнослужащих. Если вы содействуете укрывающимся саботажникам или диверсантам, то они уже окружены и обречены. У меня оружие и вы это знаете.

Ландскрихт изящно развернулась и предстала перед Драговичем с поднятыми к верху руками, зачем-то двигая пальцами в черных перчатках.

– Ну какие там диверсанты? Я вам что, угроза что ли, – произнесла она со своим акцентом, после чего ее лицо изобразило досаду.

– Мадам, скажите словами, что вы хотите показать! Мне не нужны сюрпризы и я не хочу делать wow, не ужели вам это непонятно?

– Хорошо, как хотите. Объясню. Оглянитесь назад и вы увидите вашу стройку. Я от вас далеко, и сзади на вас не нападу. А пройдете за мной, и никакой стройки вы не увидите, зато увидите луну.

– Это все? Чудо-то какое, луну увидеть, хотя какая сейчас луна, вы на погоду посмотрите. Хорошо, гляну я сейчас на стройку…

Драгович сошел с тропинки, встал боком к Ландскрихт, так чтобы ему было достаточно лишь голову повернуть. Вдруг она действительно что-то задумала.

На возвышенности ожидаемо темнели силуэты домиков с нависшей над ними мачтой. Небо было закрыто тяжеловесными осенними облаками, так что будь в том направлении луна, видно бы ее не было.

– Ну вот, Мадам, я посмотрел. Бытовки, мачта и колбаса на мачте.

– Колбаса? – Весело переспросила Ландскрихт.

– Осветительная штука. Ее так называют.

– Буду знать. Ну что, пойдемте?

Драгович наконец-то согласился и двинулся вперед за Ландскрихт. Тропинка завела в заросли, сплошь состоявшие из голых кленовых прутьев и голых же веток принадлежавших каким-то другим деревьям. Вся листва уже давно облетела. Тропинка сделала несколько поворотов туда-сюда, но в целом направление выдерживалось.

Ландскрихт, шагавшая впереди была одета в плотное серое пальто. На поясе болтался пропуск-планшет – такие носили СБСЕшники, или, как их еще называли, интервенты.

– Уже можно посмотреть, – объявила Ландскрихт и уж только затем обернулась и сбавила шаг.

– Как скажете, мадам, – без особого энтузиазма ответил Драгович, встал боком и повернул голову назад.

– В том направлении, где должна была торчать мачта с колбасой, висела полная луна. Небо было чистое, звездное.

– Я что-то не пойму, – проговорил Драгович. – Состояние погоды… На небе звезды… где облака?

– А еще и луна, – ответила Ландскрихт.

– Да дело не столько в луне, она могла выглянуть… – озадаченно продолжил рассуждать вслух Драгович.

– Обратно идем? – тут же предложила Ландскрихт.

– О'кей, идем обратно, – согласился Драгович.

Здесь ветки были освещены белым лунным светом, но потом ожидаемо свет пропал – его затеняла возвышенность – луна висела довольно низко над горизонтом, к тому же тропинка несколько раз чуть ныряла вниз на полметра – метр, после чего вновь выныривала.

Показался очередной поворот, и вот уже они оказались у выхода из рощи. Тропинка вела к возвышенности с бытовками и мачтой. Никакой луны не было, да и быть не могло – одна лишь плотная облачность и никаких звезд.

– Так, я не понял, Луна где? – скорее с раздражением, чем с недоумением проговорил Драгович куда-то темноту.

– Очевидно, что луна там, – весело ответила Ландскрихт, указывая рукой на рощу.

– Вот, мадам, вы не понимаете что вы сейчас сами сказали, – усмехнулся Драгович. – Луна была там, – он махнул рукой в сторону мачты, – а там куда вы показали мы ее наблюдали.

– Там нам светила луна, а здесь ваша мачта, – ответила Ландскрихт. – А вообще действительно, вы правы. Еще посмотрим?

– Да, посмотрим еще раз, может мы все-таки разберемся.

Он снова двинулся за Ландскрихт, зашагавшей к роще. Вообще было такое чувство, что из пазла в его мозгу кто-то достал один фрагмент, и вот теперь он, Драгович, нихрена не может понять.

Вновь тропинка нырнула в ветки и прутья, пробежала спуски-подъемы, повороты, и вот на ветвях показался белый лунный свет.

Снова на месте ожидаемой колбасы и облаков была луна и звезды.

– Оптическая иллюзия какая-то, – выдохнул Драгович.

Ландскрихт усмехнулась.

– Я не знаю как это назвать, – задумчиво пробормотал в ответ Драгович.

– Может дальше пройдем, – предложила Ландскрихт, – Здесь не так уж и далеко.

Драгович согласился и зашагал за Ландскрихт. Предположения о затаившихся в роще саботажниках он теперь уже не рассматривал – здесь происходила какая-то настоящая чертовщина, имевшая мало общего с повседневными делами.

– Я все-таки никак не возьму в толк, что происходит, – снова начал Драгович.

– Сейчас посмотрим и во всем разберемся, – ответила Ландскрихт.

– А ваших не эвакуируют?

– Нет, не эвакуируют. Эта энергостанция сама по себе крепость что надо. Не будет же Лебедев штурмовать все подряд.

– Только сейчас Драгович заметил еще одну странность – раньше Ландскрихт при малейшей возможности всегда отвечала на английском, а русскоязычную или какую-либо чужую для себя еще речь прослушивала через онлайн переводчик и соответственно через наушник. По-русски она понимала и иногда что-то выговаривала. Был ли у нее сейчас переводчик было не главное – сейчас она разговаривала, то есть отвечала на русском куда более свободно, чем раньше, хотя говорила по-прежнему с акцентом.

– Вы по-русски с каждым разом все лучше говорите. Скоро наверно лучше меня сможете.

– Вы тоже хорошо, – ответила Ландскрихт. – Чувствуете, холоднее стало?

Под ногами и правда теперь была застывшая в камень земля, а трава поблескивала инеем.

– Это из-за того, что в низине что ли холоднее? – задумался вслух Драгович, – Хотя после луны это особо не удивляет.

– Смотрите, куда мы вышли, – объявила Ландскрихт, явно заторопившаяся к темноте впереди.

Тропинка вышла на поле, на котором не было ни души. Следов работ тоже не было, ни единого. Трава сплошь была покрыта поблескивающим в свете низко висящей луны инеем, а над головой распростерлось темное, холодное и чарующее звездное небо.

– Такого не может быть, – как-то сокрушенно пробормотал Драгович. – Что происходит? У вас есть какие-то предположения?

Ландскрихт стояла, заложив обе руки за спину. Вид у нее был торжествующий.

– А вы идти не хотели. У меня не предположения – я вам объясню, ваше дело не спорить. Мы сейчас на другой Земле. Про параллельные миры слышали? Знаете же? Ну вот, это оно и есть.

– Ххуя сее, – пробормотал Драгович и тут же извинился.

– Да! – часто кивнула несколько раз Ландскрихт. А вы говорили "wow" не будет. Удивляет, правда?

– Еще бы, – ответил Драгович. А тут что, Драконы, эльфы и другое такое?

– Разочарую, но нет. Даже страны почти все те же. Говорят, что природа любит повторяться, так это вот еще один пример.

– А война здесь тоже идет?

– Сейчас нет.

– Здорово-то как.

Вдали что-то гудело, не то автомагистраль не то железная дорога. Ни того ни другого поблизости было быть не должно, к тому же какая автомагистраль будет так шуметь в комендантский час?

– Глянем на них? На здешних? – с надеждой в голосе предложил Драгович.

– Идти пешком далеко, и это самая очевидная причина, – ответила Ландскрихт. – Да вы не переживайте, потом еще вам покажу, а сейчас давайте пойдем обратно.

– Может такое потрясающее открытие как-то поможет нашим армиям, – Драгович проделал порастерявший популярность жест, положив левый кулак на грудь, и сделав пальцами поднятой правой руки знак "V", – Ну вот это, и все такое…

– Еще будут идеи? – изображая раздражение ответила Ландскрихт.

– Да нет, не будет, – ответил Драгович, чувствуя что на душе становится как-то тоскливо.

Было отчего – такое многообещающее шоу и таинственная встреча с чем-то сверхъестественным может закончиться ничем. Драговичу отчего-то еще там, в роще пришла в голову мысль, что это не Ландскрихт вовсе, а какой-то потусторонний или инопланетный разум, возможно призрак. Потом она исчезнет, и Драгович не сможет никак использовать свое открытие, никак похвастаться. А настоящая Халдорис Ландскрихт из СБСЕ сейчас наверно пакует чемоданы, или сидит со всеми остальными в убежище под комплексом этой их недостроенной энергостанции.

– Идемте уже обратно, – несколько настойчиво повторила Ландскрихт, подошла и взяла его за рукав. – Вас наверно потеряют.

Драгович не стал возражать и двинулся обратно.

– Заколдованный лес какой-то получается, – задумчиво произнес он.

– В каком-то смысле да, – ответила Ландскрихт. – Вообще вся эта область пространства это своего рода заколдованный лес, ну образно выражаясь. Видите звезды гад головой? Ковш, Орион, Корону, – эти звезды не в параллельных мирах, они и тут и там одинаковые, а ваша область пространства выглядит оттуда как темная туманность. И если оттуда полететь, то навигация не будет правильно работать.

– А если кто-то по тропинке пойдет, он ведь потеряется?

– Забавно что вы это спросили. Перешли от астронавигации к тропинкам. Хотя вопрос разумный. Если кто-то пойдет, то сюда он не попадет, а выйдет на вашу стройку, ну на ваши противоположные траншеи, это уж откуда пойдет. У него будет все как обычно.

– А как это работает тогда?

– Вот так и работает. Никаких там порталов и никаких спецэффектов вроде… ну как в фильмах любят… Сами понимаете про что я.

– Да, действительно, ничего такого.

– Фильм один местный есть, советский, вы может видели? Какие-то инопланетяне на земле, на нескольких территориях, устроили черт знает что, а люди исследовали, потом сталкеры туда забирались…

Дальнейший разговор пошел и про фильм и про фантастику. В который раз Драгович доказывал заносчивой и одновременно простодушной иностранке, что та ничего не понимает в российской ментальности, в глубокой философской теме, и что ей не следовало бы навешивать на непонятную ей культуру пренебрежительные характеристики.

Вскоре впереди засветила мачта с "колбасой".

– Быстро же мы вернулись, – удивился Драгович, – туда вроде дольше шли.

– Вот, я еще могу зубы заговаривать, – довольно улыбаясь ответила Ландскрихт. – Вы пока рассуждали не заметили, как мы пришли.

– Да, так и есть, – согласился Драгович.

– Вот, – Она окинула рукой рощу, – аномальная зона. Моя, – она хохотнула, – И никто не пройдет, – она продолжая посмеиваться стала приближаться к Драговичу. Тот отчего-то тоже начал ржать. Со стороны все это пожалуй выглядело будто оба покурили чего-то, или задумывают какую-то пакость. Или и то и другое. Еще она заговорщицки толкнула его в плечо ладонью. Наконец, смех утих.

– Ну что, идемте туда, откуда вы пришли. Вас наверно ждут.

– Да что там. Могу хоть на полдня пропасть, – ответил Драгович, – точнее на полночи.

– А я знаю, что вы хотите спросить, – сказала Ландскрихт. – Сейчас еще одни трюк покажу.

– И какой?

– Вот у вас наверно чувство такое, что что-то не так. Что-то странное.

– Еще бы, в параллельный мир туда-обратно сходили, – ответил Драгович, начиная понимать, что она имеет в виду нечто другое – тот самый вылетевший из сложенного умственного пазла фрагмент.

– Ну может у вас чувство такое, будто вы забыли что-то.

– А вы откуда знаете?

До бытовки оставалось метров двадцать, не более.

– Сейчас мы это исправим. Ключ к разгадке лежит у вас в правом кармане. Посмотрите что там.

Драгович неторопливо сунул руку в карман. Там лежало что-то. Вроде не телефон – штука была пошире и потолще.

– Ну, вытаскивайте.

Драгович потащил штуковину и наконец-то глянул. Разглядеть вещицу было нелегко – все же на улице была ночь. Он развернулся навстречу к свету, идущему от мачты с колбасой и наконец-то понял, что за оранжевая пластиковая коробочка была у него в руке. Теперь-то он вспомнил, что выпил таблетку из аптечки с очень сомнительной репутацией. Загадкой сейчас было то, как он это забыл.

– Твою ж мать, – это как так? – процедил он и обернулся обратно.

К его облегчению, Ландскрихт стояла там где стояла и не думала куда-то исчезать – по крайней мере, капризной галлюцинацией она не была.

– Вы знаете, да, что это такое? – с презрением к дрянной аптечке произнес Драгович. – Вы не подумайте, просто я сильно простыл, а ребята… глупость такую придумали, – он сходу подобрал неуклюжие, но понятные иностранке слова, заменив словом "глупость" нормальный мат.

– Да, я знаю, что это за аптечки, ответила Ландскрихт.

– Хотите пройти в дом? Там тепло.

– Нет, мне пора.

– А можно я покажу своим сослуживцам аномальную зону? Это мировое открытие, – с надеждой спросил Драгович, понимая, что никакого открытия тут не будет.

– Нет, нельзя. Мы потом с вами еще встретимся, не переживайте.

– Как скажете, – с досадой в голосе ответил Драгович.

– Сейчас вы сознание потеряете. Вы уж не сердитесь.

– А вы Ландскрихт? – Пробормотал Драгович, чувствуя, что с ногами происходит что-то не то.

Ландскрихт, стоявшая в нескольких метрах от Драговича молча подняла руку, словно прощаясь, а тем временем все вокруг будто бы стало ходить ходуном. Непослушная земля отчего-то начала надвигаться, после чего ударила в лицо. Стало темно.

Кто-то дергал за рукав, потом и вовсе начал лапать сквозь куртку за туловище.

– Что за хрень, нельзя что ли цивилизованно разговаривать, Мадам? К чему такие фокусы с вырубанием? – сердито подумал Драгович и наконец открыл глаза.

В морду светил фонарь, а рядом маячила физиономия Белобрысого.

– Ты как, нормально все?

– Не видишь, полный порядок, – сердито ответил Драгович и без особых усилий вскочил на ноги.

– Он здесь! – прокричал Белобрысый куда-то в сторону домика, из которого один за другим появились Мелкий и Детина.

– Чего случилось-то? – сердито спросили Драгович. – Точнее сказать, я понимаю что вырубился из-за "Смерть Шахтерам", но насколько?

– Ты не помнишь что ли? – Озадаченно спросил Белобрысый.

– А что я должен помнить?

– Ну то, что ты минут двадцать, как вышел на улицу. Вышел во второй раз, до этого еще на пять минут выходил.

– Конечно помню.

– Ну вот. Я вышел поссать, смотрю тебя нет. Мы подождали еще немного и решили пойти посмотреть где ты. Я выхожу, а ты тут лежишь.

– А когда ты вышел поссать я не лежал?

– Нет.

– Это значит, я недолго спал. Мне даже сниться начало, – Драгович начал вспоминать тонувшие в тумане подробности встречи с Ландскрихт. – Сниться, что я пошел на ту сторону, – он махнул рукой в сторону рощи, – а там никаких работ нет. Просто пустое поле. Только… – он хотел было упомянуть Ландскрихт, но спохватился и сообразил, что это будет совсем ни к чему. – Ладно, неважно. До этого я прошелся и на подземные галереи глянул, – он указал в сторону мачты, – Это точно было, это не снилось.

– Понятно, – сказал Мелкий, – значит ты сходил туда, а потом пришел сюда и потерял сознание. Пролежал минуту-другую, а тебе кажется… Ну в общем, не поймешь долго или нет.

– Вроде того.

– По идее такого не должно быть, – ответил Мелкий задумчиво.

– Короче, – скривившись в гримасе подытожил Драгович, – я эту хрень сейчас выкидываю и на этом заканчиваем!

– Подожди ты выкидывать! – вмешался Детина, – Если она не нужна, так давай сюда.

– Мы сами выкинем, – хохотнул Мелкий.

–Да пожалуйста, – ответил Драгович и протянул оранжевую коробку Здоровяку.

Глава 4.

Что там вообще происходит?

И что там происходит вообще? – Задастся вопросом читатель. – Кто с кем воюет и за что? А, нет, вроде было, что Западный Блок с Азиатским, а еще Россия отказалась участвовать в этом, потому что армию потеряла. Или не отказалась? Самолеты-то в Африке летали. А вообще с чего это Россия с "этими" в одном этом Западном Блоке? Что такое Суперфедерант? Почему супер? Почему федерант? Кто это там в каком-то шаттле бесился? Чего за Шаттл? Там шаттл, тут шаттл.

Так вот, если вы дочитали до этого места, то знайте, что вы как бы открыли книгу не с начала. Ну так бывает. Многие так только и делают. Читайте дальше и сильно не придирайтесь, все-таки на момент описываемых событий на дворе 2120-й год, так что современной политики здесь нет. Даже "ихней", западной. Это по большей части чисто научная фантастика, главным образом художественная попытка заглянуть в то далекое будущее, когда нефти почти не останется, термоядерный синтез будет освоен и займет место в промышленном процессе, когда электроэнергия будет почти бесплатная, а онкологию научатся лечить одной лишь капельницей и не сложнее, чем простуду, ну, может чуть подольше. Еще, разумеется продвинутый интернет везде где только можно. Искусственный интеллект. Прогресс как он есть. Но плюсом ко всему перечисленному еще кое что. Ну вы уже догадались. Разве люди когда-то не воевали? Найдется ли сила, способная если не прекратить вовсе, то хотя бы разорвать самоподдерживающийся цикл отдельно взятого глобального военного процесса? А в следующей главе мы перенесемся в прошлое, в 2119-год, так что не упускайте логику событий.

Глава 5.

"Барсук" Джексон. Плоскодонки.

15.08.2119. GMT 06.20.

Центральноафриканский Фронт, без уточнений.

Ровные ряды металлических ангаров энергично пошли вниз, а затем и вовсе скользнули под днище машины. Жаркий ветер дружелюбно дул в морду. Настроение было приподнятое. "Барсук" Джексон сидел сзади слева. Пусковая противотанковая установка была включена – так, на всякий случай.

На месте пулеметчика сидел "Баста-Базз". Однако главным оружием сегодня было нечто совершенно другое – длинный металлический контейнер длиной около пяти футов, который был уложен между сидениями вдоль корпуса плоскодонки.

Неожиданно с обоих боков что-то сверкнуло, и тотчас же прочь от машины полетели снопы ярко сиявших искр – это были тепловые ловушки .Харрисон, ведший машину, радостно завопил и сделал несколько рывков вправо-влево.

– За каким хреном ты это делаешь?! – прозвучал в наушнике бортовой связи голос PFC-рядового Картера.

– Будто не знаешь, что нам сейчас предстоит, – довольно жизнерадостно для бойца, отправляющегося на опасную миссию ответил Харрисон. – Лучше пристегните свои задницы.

– Мы ведь пока еще летим по своей территории и к своим! – довольно справедливо возразил Баста.

Действительно, сейчас они двигались на запад, где в двадцати милях от Форт-Севидж находилась оперативная база переднего края, FOB. Там предстояло получить дополнительное снаряжение – антидроновую систему, проще говоря, турель, и навесное оборудование ECM, в том числе и RWR – это позволило бы самостоятельно, даже без интерлинка, получать информацию об АВАКСах противника, сканирующих прифронтовую полосу.

Там, на FOB, пока техники устанавливали бы на машину все это электронное снаряжение, бойцы, пожалуй, успели бы и перекусить и поспать. Вообще все зависело не от техников а от того насколько быстро будет зачищен район цели. Так или иначе торопиться было некуда. Полный состав группы, включающий уже три машины по два-три бойца в каждой, а не четверо в одной, как сейчас, должен был вылететь в южном направлении лишь в шестнадцать ноль-ноль, через два часа.

– Задницы пристегиваем, – с холодом в голосе вновь проговорил Харрисон.

– С чего бы это?! – с пренебрежением отозвался Картер

– Показать? – со злорадством спросил Харрисон.

– Ну покажи! – прозвучал ответ Картера.

– Сейчас будет весело, – подумал "Барсук" Джексон и толкнул кулаком Басту.

Оба, зная чем это светит, уже зафиксировали свои туловища.

Машина шла ровно, хотя и довольно энергично. То тут, то там проносились невысокие коренастые деревца, однако вскоре стало отчетливо заметно, что впереди, там, дальше, деревца отчего-то не растут.

Внезапно земля под машиной оборвалась, а линия скалистого обрыва стала все дальше отплывать вправо – машина пересекла эту линию, причем не перпендикулярно, а под очень острым углом, идя почти параллельно.

– Вот это? – с высокомерным недоумением отозвался Картер.

– Да хотя бы, – ответил Харрисон.

И тут машина вытворила что-то… Хотя спустя мгновение Джексон понял, что именно – поджавшиеся шары в штанах отреагировали даже быстрее, чем ему стало очевидно, что машина уходит вниз.

Все было как на аттракционах, только внизу под плоскодонкой было, как тогда показалось, под тысячу футов.

Там вроде бы неспешно текла довольно широкая река, правда сейчас особо рассматривать, была под машиной вода или просто равнина, было как-то ни с руки.

Картер завыл. Баста успел вытянуться и обеими руками схватить того за шиворот, вжимая обратно в сиденье. Справедливости ради надо было сказать, что это не было падение в чистом виде, когда аппарат летит вниз с таким ускорением, что пассажиров ничего не удерживает.

Здесь такого ускорения, да и чисто самолетной скорости снижения достигнуть было бы нельзя – как у любого коптера, у плоскодонки были свои аэродинамические ограничения. Тем не менее, внутри, в штанах, все поджималось, да и вид проносящейся к верху скальной стены добавлял соответствующих ощущений. Вой ветра опять же.

– Искупаться никто не желает? – поинтересовался Харрисон, когда машина наконец-то остановила свое падение и зависла над водной гладью.

– Твою мать! Какого хрена ты вытворяешь?! – прокричал Картер, возясь с карабином ремня.

– Перед стоящим делом Следует размяться, – спокойным тоном ответил Харрисон, – и зафиксировать свою задницу, чтобы она не вылетела из транспорта, и, чтобы когда дело дойдет до работы, уже из задницы ничего ненароком не вывалилось – это может помешать, причем всей команде. А так и Америку подвести недолго.

Аппарат снова двинулся вверх. Харрисон потянулся куда-то под приборную панель. Из рупоров, нештатно закрепленных по обоим бокам корыта, грянул " железный человек" . Так, с музыкой, они и прибыли на FOB "Нортроп".

Глава 6.

День Воинской Доблести. Батяня Комбат.

15.08.2119. Первая половина дня.

RBSF, Столица.

– Мне кажется, что до трибуны мы не доедем, – прозвучал голос Ландскрихт на английском.

– Так и есть, -ответил Завирдяев.

В последнее время местные власти взяли обыкновение полностью освобождать выделенные под центр празднества кварталы от транспорта, – так было безопаснее. Расчет делался на то, что в случае тревоги толпа организованно двинется в убежища и не будет устраивать никакой возни с автомобилями, никаких попыток уехать, и, соответственно, пробок.

Кроме Завирдяева и Ландскрихт в салоне сидели еще двое – обычные безликие клерки. Как это бывало по значимым мероприятиям, подразделения СБСЕ получили разнарядку отправить нескольких человек на закрытое торжественное собрание, ну и на предшествующий этому собранию митинг с военным парадом.

Сегодня, пятнадцатого августа, в СФС отмечали День Воинской Доблести, ДВД, как его иногда называли местные, привыкшие к аббревиатурам, словно пришедшим из советской армии. Праздник был учрежден правобережными в сто шестнадцатом году.

Вообще традиционный российский день "двадцать третье февраля" здесь тоже никуда не делся, но в СФС посчитали, что этого мало и нужен еще один и, главное, свой праздник.

Улица с трамвайными путями пошла направо и сменилась проспектом. Движение здесь еще не перекрыли, но многочисленные горожане, заполнившие тротуары, уже норовили вылезти на проезжую часть. Наконец, впереди показались мигающие огни автомобилей дорожной полиции, ГАИ, как она здесь называлась. Дальше, после машин с мигалками, дорога была перекрыта.

Завирдяев свернул направо и нырнул в тонувший в зелени двор. То тут то там шныряли какие-то молодые оболтусы, возможно, искавшие место для туалета. Припарковавшись на стоянке напротив одного из домов, Завирдяев по-английски объявил, что дальше придется пройтись.

– В такую хорошую погоду не помешает и погулять, – простодушно ответила Ландскрихт, обращаясь не столько к Завирдяеву, сколько к остальным.

Иностранцы воткнули себе наушники – так они могли разобрать в том числе и разговоры прохожих на улице, что всегда добавляло пребыванию в иноязычном окружении определенной дополнительной комфортности.

Завирдяев повел носом – где-то поблизости воняла куча не убранного и не вывезенного мусора. Это был уже не единичный случай. Очевидно, надвигался очередной мусорный кризис. На левом берегу такое тоже регулярно случалось.

Завирдяев щелкнул сигнализацией, и все двинулись по узкому тротуару, уводившему в кленовые заросли. После зарослей показались металлические гаражи и мусорный завал поодаль. Где-то внутри горы, должно быть, находились контейнеры. Группа прибавила шаг.

–Сколько здесь набросано,– удрученно произнес один из клерков, Француз.

–Обычное дело, – ответила Ландскрихт. – Местные бы серьезно разбогатели, если бы весь свой мусор отвезли хотя бы в стандартную в переработку. С углем не сложилось, так может с мусором получилось бы. Везти, правда далеко, вот и лежит тут.

Кто-то из Иностранцев вежливо усмехнулся.

– А мне вот не смешно! – сердито подумал Завирдяев.

Вместо слов он оглянулся и бросил на Ландскрихт холодный взгляд.

– Дело не в людях, а в политиках, – все же изрек он.

СФС хоть и был злосчастным Суперфедерантом, но это были его, Завирдяева, сограждане, и он не собирался выслушивать от какой-то там иностранки подобные колкости.

– Конечно, я не спорю, – примирительно ответила Ландскрихт.

Где-то в стороне проспекта заухали звуки музыки. Играл "батяня комбат", ставший чем-то вроде неофициального гимна. Объяснялось это тем, что новый глава СФС, "Позывной Москва", сам начинал свой воинский путь у правобережных с этой должности и заявлял себя в последующие годы, как "простой комбат".

Надо было сказать, он был не местным. До того, как Суперфедерант начал притягивать всех подряд, включая уклонистов и даже дезертиров, СФС укомплектовал себя какими-никакими военными – собрал в ряды своих вооруженных подразделений отставных и даже действовавших, но разорвавших контракты офицеров и рядовых со всей страны. Комбат был в числе таких офицеров.

– Может на проспект выйдем? – предложил второй клерк, Англичанин, который явно был обескуражен мусорными горами.

– Там толпа, – ответил Завирдяев, – Давайте хотя бы полпути пройдем дворами.

В следующем дворе показалось низкое, всего лишь по колено высотой, металлическое ограждение. На ограждении сидели в ряд трое молодых шалопаев, один из которых, самый здоровый и толстый, сидел по пояс голый, сверкая пивными сиськами. Под ногами компании стояли бутылки, причем все разные.

На душе у Завирдяева повеселело, однако выражение лица осталось прежним.

– Здрасьте, – проговорил жирный, возможно увидев в прохожих что-то нездешнее, а в Завирдяеве некоторую важность персоны.

Завирдяев деловито кивнул и поздоровался в ответ, шагая дальше.

– Hello everybody, – прозвучал за спиной голос Ландскрихт.

Остальные прошли молча.

Когда метров через двадцать-тридцать тротуар в очередной раз свернул, Ландскрихт окликнула Завирдяева, и когда тот обернулся, указала в сторону проспекта.

– Лучше все-таки туда, – слегка кривясь от сдерживаемого смеха предложила она.

Остальные как-то вопросительно и с надеждой уставились на Завирдяева.

– Приехали, значит, порядки тут наводить, а по улице пройти не можете? – с некоторым злорадством подумал он.

Временами откуда-то из глубины то и дело всплывали отголоски давнего юношеского мировоззрения, когда на глазах тогдашнего Завирдяева а также тысяч и тысяч таких же молодых людей, как он, рушилась великая страна. Вначале посыпалась Конфедерация, а в 89-ом году закончился и сам Союз. Уже потом были и вестернизированное образование и вестернизированная же общественно-информационная среда, не оставившие от прежнего негодования камня на камне. Однако же полные горечи кухонные разговоры старших все же не выветрились окончательно из памяти.

Показался проспект с двигавшимися к западу, к парку людьми. На противоположной стороне, на тротуаре, то тут, то там стояли группы людей с плакатами и даже со штандартами. На последних в основном были названия предприятий. Очевидно, многие из этих горожан были здесь по разнарядке.

Плакаты по обыкновению содержали как стандартные лозунги и распечатки местной графической агитации, так сканы детских рисунков на военную тему. Все же определенная часть людей могла подготовиться к празднику и по собственному душевному велению, без всяких разнарядок.

На стороне, по которой шел Завирдяев с группой, были выстроены в ряд автоприцепы, являвшиеся магазинами на колесах – власти разрешили или распорядились развернуть мини-ярмарку. Тут же играли и разнообразные уличные музыканты, от скрипачей до бит-боксеров. На прилавках фургонов-магазинов в основном была незатейливая простецкая еда.

Был тут также мед и местные таежные орехи. Дальше, когда закончились ряды автоприцепов, последовал обычный магазин, в каких бывает все подряд от продуктов до канцтоваров. Перед входом в магазин были установлены в ряд несколько раскладушек-стритлайнов, которые как будто бы должны были отсечь часть людского потока и перенаправить его в магазин.

К слову сказать, народу на проспекте оказалось не то чтобы слишком много. Людей было предостаточно, но толпы затруднявшей продвижение не было.

И тут один, вроде бы Англичанин отчего-то высказался, что ему захотелось зайти в этот самый магазин.

Времени было еще с избытком, так что Завирдяев, не рассчитывавший на то, что путь будет настолько свободным, молча двинулся ко входу, остановился, развернулся и встал, выжидая остальных.

– Если вам будет интересно, то почему нет, – объявил он.

На контрасте с оживленной улицей в зале магазина было немноголюдно. В плане продуктов "шоп" не представлял собой чего-то интересного – Завирдяев вообще предпочитал ничего не покупать из еды в таких вот маленьких магазинчиках. Однако была и другая часть зала, посвящавшаяся каким-то безделушкам, вроде бы сувенирам. Возможно, это и заманило иностранца, углядевшего что-то через свой телефон.

Набор барахла был заурядный – календари, настольные часы и канцтовары. Но было кое-что редкое – какие-то сувениры, сильно навевавшие своим видом образы из советского прошлого. Из фильмов об этом прошлом. На стеллажах рядами выстроились пионерские значки с золоченой лысиной Ильича, которые были размером в несколько раз больше оригинала, серпы-молоты на подставках. Еще были похожие на миниатюрные могильные плиты прямоугольные каменные блоки с гравюрами промышленной мощи.

Были и деды-морозы из вонючего полиэтиленового пластика, – у Завирдяева на всю жизнь остался стойкий стереотип, что все, что было в СССР сделано из пластика, обязательно воняло какой-то дрянью.

Зачастую такое сувенирное барахло было изготовлено уже много позже краха СССР и его конфедерации. Забавно было, что нередко изготовлявшие эти репликации ремесленники были не в состоянии добиться маломальской аутентичности, путая атрибутику и черты артефактов первого, классического СССР и второго, конфедератского.

Особенно это проявлялось, когда они брались за что-то чуть более технологичное, чем кусок камня с выгравированной стройкой БАМа. Так появлялись "сталинские" электронные часы с выбитым годом изготовления из середины позапрошлого века и конфедератские планшеты в бакелитовых, под глубокую старину, корпусах весившие как кирпич.

Вообще эта экспозиция была вполне в духе СФС – с самого появления этого образования идеология его "правобережных" стала очень сильно упирать на все, что было связано с прошлым России. Неважно, было ли это что-то межсоветское, классическое советское, что-то времен Царской России или конфедератское – СФСовцы упорно желали подружить не сочетаемое.

В определенной мере в этом была логика – нужно было нахватать побольше сторонников. Через пару лет после появления Сибирского Федерального Самоуправления местный идеологический фронт и вовсе стал заявлять, что это чуть ли не основная миссия правого берега – сохранить для будущей России все то, что забывающая свои корни, свое естество остальная страна так опрометчиво отвергла. КАНАРовцам, понятное дело от правобережных мыслителей досталось еще больше, – их здесь объявили последователями античеловеческих и мракобесных культов, практик и сообществ. Последователями и жертвами одновременно.

Завирдяев прошелся пару раз вдоль витрин и едва не зевнул. "Необстрелянные" иностранцы же не без интереса разглядывали сувенирный ширпотреб, будто это было что-то стоящее. Справедливости ради, было здесь кое-что любопытное – барахло межсоветского периода – мобильные телефоны с кнопками. Эти уже скорее всего были оригинальными – подделывать такие было куда сложнее, особенно если задаваться целью, чтобы они включались. Короче говоря, с точки зрения изготовителя фальшивки результат усилий не стоил.

Еще тут была неуклюжая, словно изготовленная на советском военном заводе видеоприставка и, что было особенно занятно, отлитая из металла фигура Жириновского, стоящего в полный рост.

Искушенный в таких делах Завирдяев сразу же пришел к выводу, что это как раз был новодел – в культурном пантеоне символов межсоветского периода Жирик, как его называли, вправду занимал наряду со злым гением Мавроди главенствующую позицию, но в действительности он был лишь главой марионеточной партии в парламенте. Да и сам парламент тот был не тем, чем он являлся сейчас – межсоветская Россия никогда не была парламентской республикой.

Жирика тогда действительно знал каждый, но известностью и эпатажностью его роль в политике, в основном, и ограничивалась.

Может быть, кто-то из функционеров его партии и мог заказать такую фигурку: себе ли, или в качестве подношения какому-нибудь своему боссу, но это был бы единичный случай, а такие статуэтки только за годы пребывания в городе, в столице СФС, Завирдяев видел уже не раз.

Жирик стоял, держа руку на поясе, стоял в такой позе, и с таким видом, будто он Геракл, совершивший очередной подвиг. Был он с обнаженным торсом, что тут же напомнило Завирдяеву толстого обормота, сидевшего во дворе. Правда, Жириновский в версии статуэтки был вполне себе подкачен.

Кто-то из иностранцев поинтересовался у подошедшей продавщицы, сколько Жирик стоит. Оказалось, не так уж и дорого, по крайней мере, Завирдяев ожидал, что стоить будет подороже.

Продавщица, бабенка лет тридцати, с обесцвеченными волосами, по всей видимости, очень хотела что-нибудь толкнуть зашедшим иностранцами, увидеть нездешнюю принадлежность которых ей не составляло труда.

Любопытно было, что за годы соседства с многочисленным приезжими местные научились даже определять страну, причем не беря во внимание одежду. Делали они это по одному виду лица, неуловимым особенностям в его чертах. Известно, что некоторые из этих черт формируются напряжениями мышц при произнесении человеком звуков. Для разных языков эти звуки разные. От этого и разница в лицах.

Местные справлялись с идентификацией не хуже, чем специальные программы. Ошибались конечно, как и компьютеры, но перед этим они брались за такую идентификацию с уверенностью, а ошибаясь заявляли, что у человека абнормальные черты лица.

– Очень редкая вещь, исторический раритет, – продолжила "магазинщица" начатый с потенциальными покупателями разговор. – Сто с лишним лет этой статуэтке. Межсоветская Россия. Для делового интерьера подходит, плюс просто интересна как коллекционная вещь. Будете брать?

– Мы еще посмотрим что у вас есть, – ответил Англичанин на своем языке.

– Хорошо, смотрите, – ответила козьим голосом продавщица. – Может вам подсказать что-то? Кстати, обратите внимание вот на этот стеллаж, – она указала на стеклянную этажерку поодаль. – Сегодня по случаю праздника особенно актуально.

Один за другим посетители двинулись к витрине.

На полках были выставлены незамысловатые сувениры на какую-то, не то околовоенную, не то региональную тематику. Тут были и вырезанные из дерева на CNC станках фигурки медведей с бочками меда и без, деревянные же модели танков, термометры, вроде для бани, они были закреплены на основах, на которых были выгравированы пейзажи и символика СФС.

Была полуметровая зависшая на подставке противоракета sys.520 block 7 conventional от GBA – это было выгравировано на подставке.

Еще был выставлен ряд не то блюдечек, не то магнитов для холодильников, на которых были изображены видные деятели правобережных. Особенно Завирдяеву бросилось в глаза блюдце, на котором был в цвете изображен "Позывной Москва", одетый в полевой камуфляж. На этой реальной его фотографии, распечатанной на блюдце, Комбат СФС, сжав кулаки, надо думать, стиснув зубы, деловито и твердо шагал вперед, на фотографа или, в данном случае, на наблюдателя.

– Вот, прошу вашего внимания, – притворно дружелюбно начала продавщица. – Мы показываем эту выкладку всем гостям нашего региона, которые заходят к нам. Все вырученные средства от продажи этих сувениров мы направляем на поддержку наших вооруженных подразделений в том числе и Иностранного Корпуса. Как правило, все гости что-нибудь покупают.

Завирдяев мысленно удивился бесцеремонному заходу, но решил сразу не встревать. Может, они, иностранцы сами отбрехаются?

– Очень интересно, – доброжелательно ответил француз и продолжил разглядывать барахло, – Это у вас магниты для холодильника?

– Конечно. Вам, я вижу, вот этот понравился? С радаром. Это наша любимая AEX AMANDA, противоракетная оборона. Даже в Америке такой нет.

– Да нет, в Америке такая есть, – отозвался подошедший Завирдяев.

Торговка тут же переключилась на него: А вы, товарищ, выбрали что-нибудь? – спросила она.

– Пока Завирдяев раздумывал, ответить ли ему, что он пока выбирает, или просто и без лишних фантазий объявить за всех, что они на обратном пути зайдут, раздался голос Ландскрихт, взявшейся ответить на русском, но с акцентом и косноязычием больше обычного:

– А мы думали у вас тут плакат будет висеть в магазине для помощи армии.

– Какой плакат? – спросила в ответ продавщица, – Для помощи большому фронту?

– Армиям Right Bank SuperFederant, вашим войскам вашего правого берега. Такой плакат расположен на улице, на кассе. Там авторизованная касса для сборов в пользу Добровольческой Гвардии и Иностранного Корпуса. Как у вас, только другая. У вас классный медведь, в него можно наливать?

– Нет, Мадам, это просто фигурка. А где касса? У входа что ли?

– Да, касса здесь, но не у вашего входа.

Продавщица отвалила.

– Ну что, идемте, господа, – подытожила Ландскрихт, оборачиваясь к выходу.

– Подождите, я хочу Жириновского купить, – объявил Англичанин.

Возможно его-то он и заприметил через интернет.

– Отличный выбор, – радостно ответила продавщица. – Я вам его в пленочку могу запаковать, – продолжила она уже на русском.

– Может пакет? – вставил Завирдяев.

– И пакетик будет. Сейчас! – продавщица направилась к шкафу поодаль, открыла дверцу и начала что-то перебирать.

– Вот! – она достала пакет из плотной бумаги. – Наш фирменный.

На пакете действительно было что-то вроде логотипа магазина. Потом она полезла в витрину и достала блюдце, то самое, с Комбатом.

– Это вам бонус за покупку, – объявила она.

– Впредь если попадется какой-нибудь интересный магазин, то давайте на обратном пути зайдем, – предложил Завирдяев попутчикам, когда группа уже шагала по улице. Все согласились.       Народу на улице тем временем пребывало. Вдруг послышался стремительно нарастающий гул – прямо над проспектом неслась пара истребителей-штурмовиков, за которыми тянулись по три дымовых следа – черный, желтый и белый.

Насколько знал Завирдяев, в качестве штурмовиков эти старинные Су-35 стали использовать уже намного позже, чем они были разработаны и приняты на вооружение как истребители – спустя полвека, если не больше.

Не будь бесполетной зоны, правобережные могли бы прогнать над городом хоть с десяток единиц своей авиатехники, пусть и более скромной. Эти же принадлежали ВС РФР, армии большой России, а опосредованно и силам Блока. Каким-то образом Комбату удалось договорится с местным гарнизоном отправить машины в облет по измененному маршруту, да еще и с подвешенными дымогенераторами.

Говорили, что пролет будет в разгар празднования или под занавес. Впрочем, они могли пронестись здесь не один раз. Заодно правобережные могли уесть КАНАРовцев, которые несомненно заметят это авиашоу непосредственно, а потом еще увидят разбор и впечатления по ТВ каналам RBSF, то есть СФС, которые они конечно же нет-нет да смотрели.

Ландскрихт куда-то пропала, потом появилась со стаканом кофе. Остальные дисциплинировано держались группой. Как и Завирдяев Ландскрихт находилась в South Siberia SuperFederant с самого сто пятнадцатого года, так что чувствовала себя вполне расковано.

Наконец показалась площадь. На площади была трибуна, установленная вдоль проспекта. За трибуной стоял здоровенный автобус американского типа с выступающим капотом и характерными очертаниями кабины. Еще один такой же, на борту которого был логотип местной телекомпании был припаркован в глубине парка.

Все то же самое было и в прошлые праздники. В телевизионном автобусе помимо съемочных групп перевозили артистов. Другой, стоявший у трибуны, был передвижным штабом организаторов.

Оставив своих сопровождающих, Завирдяев направился к открытой передней двери автобуса-штаба и нырнул в полумрак салона, окна которого были по большей части занавешены.

Внутри было накурено, причем в дополнение к заурядному табаку отчетливо примешивался другой запах. Светили несколько экранов ноутбуков. Поодаль виднелся прилаженный к стенке салона стол, заставленный не то едой, не то закуской к стоявшей тут же выпивке. С десяток человек, находившихся в салоне, сидели кто на диване, кто перед мониторами, кто-то вообще терялся где-то в хвосте, в дымной пелене.

– Здравствуйте, я Андрей Завирдяев, представитель от комиссии СБСЕ. Мне к кому? – громко произнес Завирдяев.

– Все правильно, к нам, – раздался из полумрака оживленный голос. – Хорошо что вы так заблаговременно.

Из хвоста навстречу Завирдяеву двигался знакомый ему ранее по прежним ивентам толстый полностью лысый мужик, как и Завирдяев одетый в официозное гражданское, но с претензией на шик и оригинальность – на нем был бордовый пиджак, алый галстук и сдвинутая на затылок черная шляпа.

– С вами еще несколько человек? – спросил этот импресарио, тряся руку Завирдяеву.

– Да, еще трое.

– Пусть проходят, где они?

– Они не против парк посмотреть. Атмосфера праздника, все такое.

– Да не вопрос. Сбор без пяти час. Подождите-ка, – Бордовый Пиджак резко развернулся и двинулся к металлическому шкафчику, закрепленному неподалеку от стола, после чего вернулся, держа в руке кучу карточек-бейджей на ленточках. Бейджей этих было явно больше чем надо.

Бросив Завирдяеву отчего-то на английском "Common let's go", пронесшийся мимо Бордовый, очевидно раньше времени переключившийся с русского на английский, протиснул свою задницу в выход и очутился перед стоявшими около автобуса СБСЕшниками, которым после энергичных приветствий начал рассовывать свои карточки.

Англичанин начал про свой пакет, который напоказ протягивал вперед – на время торжественного стояния на трибуне покупку следовало куда-то пристроить.

– Я по своему недостаточному… по своему легкомыслию подумал, что вы привезли подарок, – нарочито дружелюбно посмеиваясь говорил Бордовый, оглядывая каждого по очереди. – Оставляйте вашего Жириновского в автобусе. Если забудете, мы вам его потом доставим. А если потеряем, – сейчас он обращался к Ландскрихт. – Мы вам еще точно такого же найдем, – и он заржал пуще прежнего.

– У вас их много? – засмеялась в ответ та.

– Мадам, у нас всего много.

Завирдяев достал сигарету и вставил ее в рот, однако закуривать не спешил. Бордовый между тем успокоился быстрее, чем предполагал Завирдяев и объявил:

– Когда Комбат выдвинется, когда он будет около начала проспекта, я вам скажу, но до этого вы уже должны быть на месте, то есть здесь. На трибуну будем заходить вместе, то есть одновременно с Комбатом, и не забудьте про бейджи. Без бейджей будет не так хорошо. Лучше оденьте их заранее, то есть сейчас.

Указав обеими руками в сторону парка, куда, как он теперь знал, все собирались, Бордовый, принявший пакет со статуэткой, развернулся и скрылся в автобусе.

Проводив взглядами импресарио, группа во главе с наконец закурившим Завирдяевым двинулась в парк к большому навесу со столиками, перед которым играл Джаз-банд. Нужно было признать, что после появления Суперфедеранта, точнее сказать через несколько лет после событий четырнадцатого-пятнадцатого годов, заурядный умирающий промышленный город преобразился до неузнаваемости.

В плане зданий и дорог все оставалось по-прежнему, если не считать одного района на востоке – там сконцентрировались все "золотые приезжие".

Изменения были значительны в плане обитателей. Даже сейчас, когда присутствовавшая публика была на восемьдесят процентов из россиян, где половина вообще была из тех некогда депрессивных местных, город выглядел не то что не по-сибирский, но, пожалуй и не по-российски.

Этому способствовали и присутствовавшие двадцать процентов иностранцев и облик понаехавших сюда со всей России авантюристов.

Внешне публика различалась – летом коренные жители не то по своему пренебрежению к разным правилам, не то по причине того, что большие заряды здесь не рвались, крайне редко носили с собой противоядерные очки, вместо которых мужики предпочитали кепи с надвинутыми на глаза козырьками – такие вроде бы были приняты в межсоветской армии более века назад.

Женщины сплошь и рядом были в шляпах. В этом была определенная заслуга системы оповещения – чтобы проворонить тревогу, по крайней мере, находясь в мало-мальски людном месте, нужно было постараться. К тому же, как уже было сказано, по-настоящему серьезных вспышек здесь не было с самого начала войны.

Так что местные были убеждены, что услышав сигнал достаточно будет чуть наклонить голову вниз и козырек защитит глаза. Так они в общем-то и поступали, правда характеристика "легкомыслие" этим не отменялась. Дело состояло в том, что вспышки от зарядов противоракетной обороны, тех что были, например в ядерной версии распространенной sys.520 модель которой стояла в магазине, были несравненно слабее вспышек от больших зарядов. А кто мог наперед знать, прилетит такой когда-нибудь или нет. Речь тут даже не про удар по городу, а про электромагнитную борьбу с противоракетной обороной или спутниками.

В противоположность применению больших зарядов, в последнее время в ход все больше шли устройства с золотыми и изотопными оболочками, уничтожавшие баллистические и орбитальные цели главным образом потоками нейтронов а не избыточной мощностью. Вспышки от таких были еще слабее. Это в какой-то мере расслабило, и не только местных.

Понаехавшие россияне со временем понабрались здешних привычек, чего все же нельзя было сказать про иностранцев – некоторые вовсе ходили в очках постоянно, другие всегда имели их с собой, как та же Ландскрихт, у которой вроде и линзы были. Европе в свое время здорово досталось. Та же Ландскрихт вроде бы попадала под удар. В таком легком случае, о котором как-то говорила она, попасть под атаку означало оказаться во внешней зоне удара и прочувствовать воздушную волну, не более того. Так или иначе, даже после такого люди как правило серьезнее относились к мелочам вроде тех же очков.

Зимой, правда, в вопросе о вспышках все менялось – белый снег здорово отражал свечение и тут уже любые, хоть летние, хоть зимние головные уборы были бесполезны, так что местные с неохотой, но доставали и начинали таскать с собой очки. Почему они не могли делать так круглый год оставалось только гадать. Завирдяеву местные вообще нередко казались иррациональными людьми.

В остальном мире уже входили в обиход контактные линзы, правда их нужно было постоянно заряжать.

Сделаны как очки, так и линзы были из особого стекла или пластика, внутри которого были слои полупроводников и жидких кристаллов. В нормальном состоянии это было непроницаемое черное стекло. Мизерный ток от крошечной часовой батарейки или прозрачного органического источника делал материал проницаемым. Избыточный световой поток сводил на нет действие разности потенциалов и материал снова чернел. Так это и работало.

Помимо головных уборов и очков люди в парке отличались и одеждой. В обычные дни речь шла бы о повседневных и более нарядных выходных шмотках. Сегодня было другое дело. Сегодня на улице было полно разнообразных активистов и прочих представителей военных и военно-политических сообществ.

Например, Тут были одетые в тельняшки и береты классические российские десантники, с незапамятных времен поднимавшие всех на уши в свой собственный праздник. Сегодня они решили догулять.

Были сталинисты в своих френчах или кителях, подпоясанных ремнями с прягами. То тут, то там мелькали черные мундиры слетевшихся в СФС со всей страны фракции черносотенцев. И на что эти дармоеды только жили? Впрочем, вариантов на что такие жили, было хоть отбавляй.

Завирдяев лениво оглядывал толпу, вспоминая, что он недавно слышал о СФС из передачи по общероссийскому каналу.

Когда оставалось минут пять, и все уже собирались двигаться к трибуне и автобусу, округа огласилась моторным гулом. Спустя полминуты Завирдяев, как и многие другие заметил, что над проспектом, отчасти просматривавшимся из парка что-то движется.

Как и следовало ожидать, это оказался аэромобиль-джип – плоское широкое корыто на четыре места. Такое вполне могло перемещаться не нарушая требования к бесполетной зоне – плоскодонка могла летать в ховер-режиме. Правда в этом случае нужно было постоянно рулить как на автомобиле, обходя препятствия и большие неровности. Эти же неслись полным ходом словно напролом, как в таких случаях говорили, "набумом".

Летели они на высоте крыш домов, если не более – двигаться ниже им не позволяли провода, в том числе и трамвайные.

Грянул очередной марш. В воздух полетели шарики, а над толпой заколыхались флаги.

К трибуне тем временем также подтянулись представители разносимой в пух и прах на общероссийских телеканалах администрации СФС. Одеты они были кто в гражданские, кто в безликие военные костюмы без знаков различия. Настоящие же военачальники и просто серьезные офицеры двигались сейчас где-то на въезде в город вместе со своим предводителем, с Комбатом.

Вновь появившийся импресарио, на этот раз выглядевший посерьезнее и даже поправивший свою шляпу, которая до этого болталась где-то на затылке, отвел Завирдяева и остальных к местам на трибуне.

Места располагались в нижнем ряду справа. Вопреки сказанному полчаса назад, он решил, что лучше будет, если все не торопясь начнут занимать свои места заранее. Потом Бордовый Пиджак словно спохватился о чем-то забытом и начал громко окликать по имени-отчеству какого-то "маэстро", как он его назвал, не преминув добавить присказку по матери.

Наконец, над проспектом в очередной раз загрохотал "батяня комбат". По толпе, рассредоточившейся вдоль проспекта пробежала волна оживления. Еще Через несколько минут вдалеке показался ББМ-5, бронетранспортер, принятый на вооружение еще в советские годы.

В качестве "членовоза" для высокопоставленных офицеров Суперфедеранта машина была более чем пригодна – помимо брутальности также была высота под стать фургону и плавный ход.

Однако Комбат ехал в открытом автомобиле, двигавшемся перед бронемашиной. Там же ехал и Васька – сынуля Комбата, возрастом чуть более двадцати. Прозвище у него среди простых местных, да и окружения, было Васька Сталин, причем дали его Ваське отнюдь не поклонники легендарного советского вождя и его сына.

Васька свое прозвище оправдывал. Если конечно принимать за основу всю ту чернуху, которую за многие годы вылили на настоящего Сталина-младшего.

Васька Сталин двадцать второго века успел побывать курсантом престижного военного училища в большой России, не окончить его, получить тем не менее звание капитана Народной Добровольческой Гвардии СФС и отметиться в качестве большого поборника развития местного спорта, особенно футбола – со спортом у него было прямо как у оригинала.

Возможно, зная о своем прозвище, Васька этому самому оригиналу в чем-то подражал. Но особенно он преуспел по части безудержных и зачастую безобразных кутежей в компании своих дружков.

Еще Завирдяев достоверно знал, что в начале весны Папа-Комбат перекрошил внутренности загородного домика на престижной базе отдыха, расположенной неподалеку от города. Причиной тому было сообщение от каких-то доброжелателей, что Васька с друзьями не ограничился алкоголем и стал баловаться чем покруче.

По счастью, сохранивший самообладание Комбат пулял строго прицельно по интерьерам и никого не подстрелил. В среде простых местных разговоры о том происшествии носили статус слухов, но Завирдяев знал, что это было чистой правдой – у СБСЕ были свои информационные каналы.

Сейчас Васька был в парадной форме с аксельбантом и держался так, что по виду и не скажешь про кутежи и все остальное. Впрочем, на то они и военные. Все-таки какую-никакую выучку он приобрел. По крайней мере, научился держаться как следует, когда это нужно.

Еще был "Дрозд" – так по неизвестной Завирдяеву причине прозвали отставного офицера российской полиции, возглавлявшего КГБ СФС. Одет он был преимущественно во все черное. Из под шляпы поблескивали стекла очечек в железной оправе.

Это был двинутый на конспирологии и псевдонауках приверженец идей об установлении спецслужбами тотального контроля над обществом и государством. Причем, до своей карьеры в СФС ни к каким спецслужбам этот бывший полицейский не имел ни малейшего отношения.

Здесь, в Суперфедеранте ему казалось, что рано или поздно ему удастся реализовать свои принципы, вернее сказать, мечты на практике, но Комбату этот "Дрозд" скорее всего был нужен лишь как действительно энергичный исполнитель, пусть и готовый попутно наломать дров.

И еще, в лучших традициях дихотомичного СФС "Дрозд", будучи убежденным антикоммунистом, преклонялся перед такими деятелями как Дзержинский и Берия и даже поспособствовал открытию памятников тому и другому.

Сопровождавшие Комбата военачальники не были особо чем-то примечательны – обычные российские офицеры, правда, теперь ставшие вне закона в самой Российской Федеративной Республике. Имевших в своем облике черты старой армии с каждым годом здесь становилось все меньше – они не выдерживали конкуренции в подковерных интригах, причем не ввиду какой-то своей ущербности вроде легендарного и зачастую надуманного алкоголизма, а ввиду того, что на таких было удобнее вешать всех собак.

Когда все заняли свои места, музыка стихла, затем стал стихать и уличный шум, однако ничего не происходило – нависала какая-то непонятная пауза. Откуда-то послышался раздраженный голос импресарио, что-то кому-то объяснявшего. Создавалось впечатление, что тут была какая-то техническая заминка.

Наконец, когда уличная музыка уже вновь ожила и начала набирать громкость, другое звуковое оборудование дало о себе знать – Комбат схватился за установленный перед ним микрофон и несколько раз постучал пальцем.

– Так, значит, ннэ, – послышалось с верхнего яруса и одновременно из уличных колонок.

Голос прозвучал пока еще в порядке пробы, не в полную силу. Музыка стихла.

– Товарищи сограждане Сибирского Федерального Самоуправления и также наши иностранные резиденты и гости! – начал, наконец, Комбат свою речь. – Сегодня в этот торжественный день мы отмечаем наш собственный праздник, День Воинской Доблести. День Воинской Доблести бойцов нашей Народной Добровольческой Гвардии. День Воинской Доблести наших новых братьев по оружию – бойцов Иностранного Корпуса. Это День Воинской Доблести наших сотрудников.

Он начал перечислять подразделения МВД, включая и МЧС. – Всех тех, кто несет гражданскую службу, – подытожил он, – но готов по первому сигналу встать на защиту нашего славного края. Наступит день, когда мы изгоним шайку бандитов и мракобесов и освободим наших земляков на левом берегу. Придет этот день и мы его спразднуем. – он так и сказал, "спразднуем".

– Наступит день, – продолжал Комбат. – Когда наша Россия примет нас, и политической конфронтации, развязанной демаршистами будет положен конец. Придет этот день, и мы его тоже спразднуем.

– Придет день, когда сообщество наших наций одержит окончательную победу над противником в этой исторической битве за цивилизацию. Этот день придет, рано или поздно. Когда этот день придет, мы его тоже как следует спразднуем. Мы с вами в самом начале нашего общего великого пути. Пройдем его с присущей нам Воинской Доблестью! Дальше должно было пойти что-то вроде "Ура, товарищи!".

– Предвойна, война, 14-й и 15-й год, еще годы Большой Войны? Нет, не слышали, мы в самом начале нашего доблестного похода! Молодец, чего сказать, – с издевкой подумал Завирдяев.

Этот Ворчливый его настрой был обусловлен не столько неприятием солдафонщины как таковой, сколько примитивностью декларируемого, да и примитивностью самого Комбата как политика. Примитивность эта слишком уж резала слух на фоне тех изящных манипуляций с сознанием обывателя, что вытворяла общемировая, большая политика. Только сравнить – конверсия войны, деконвенция, эскалационная инициатива, деэскалационная инициатива, локальный военный процесс, глобальный военный процесс… а тут… "спразднуем" да "как следует спразднуем".

Там бы, в большом мире, эту, давно ставшую очевидной мысль о том, что война – это надолго так обернули бы, и в такую обертку… да впрочем и оборачивали, а тут…

– С праздником товарищи, с Днем Воинской Доблести! – прогрохотал Комбат.

Толпа как и положено разразилась троекратным "ура", – местные научились кричать не хуже чем на плацу. Грянула музыка. Краем глаза Завирдяев заметил, как Бордовый Пиджак суетится у края трибуны, держа в одной руке крепкого вида планшет, а в другой микрофон.

Завирдяев неторопливо оглядывал толпу на проспекте. Обращали внимание плакаты с распечатанными детскими рисунками, – надо же, ведь как-то родители объясняли, что и как рисовать. Хотя скорее всего детям уже влили в мозги достаточно агитационного мусора, и нужно лишь попросить нарисовать что-нибудь на тему победы над левым берегом, и работа шла сама собой.

Тут левобережный нарисован во всем коричневом, как кусок дерьма, с рогами и с вилами. На него летит увесистая ракета. На небе светит солнце, луна и между ними герб СФС. Вот на другом рисунке вроде бы Комбат, а вдали его танк. В зубах у Комбата трубка, может быть даже и сталинская. Завирдяеву хотелось в подробностях рассмотреть цветную мазню.

Еще было любопытно отыскать видение темы Большой Войны, – это несомненно здесь было представлено. Когда-то много лет назад Завирдяев еще не выросший из коротких штанишек сам так рисовал, правда по большей части автомобили…

– Какими глазами надо смотреть на мир, чтобы рисовать такое, – мысленно проговорил Завирдяев, – и каково это?

Каким бы это не показалось странным, но с высоты прожитых лет Завирдяев, если бы это было возможно, перекроил бы все так, чтобы он сам в те далекие годы тоже рисовал бы комбатов и танки.

Дело было тут не в том, что именно рисовать, а в окружавшей его в те годы действительности – вконец одряхлевшая советская массовая культура, ее образовательный сегмент в частности, ничего не мог предложить кроме интеллигентских… не соплей даже, а чего-то мертового.

Те "разложенцы" могли пихнуть артхаус в детские мультфильмы а потом удивлялись отчего все так отвергалось в пользу всего иностранного. В школе было то же самое. Создавалось впечатление, что кадры и туда и туда набирались в психушках.

На таком фоне пришедшая с вестернизацией волна западного медиа-продукта выглядела цельной, отлично сработанной, сделанной профессионалом для человека, а не наркоманом-интеллигентом для двух-трех таких же.

Так что рисовать танки после бодрого и воодушевляющего рассказа про то, как твоя артиллерия способна бить по врагу – не такой уж и плохой вариант.

–Можно будет поддеть кого-нибудь из иностранцев этой темой, если возможность представиться, – подумал Завирдяев, – хотя у них сейчас у самих все движется к такому же, только своего, своей КАНАР под боком нет. Обходятся одной темой Большой Войны.

Раздумья прервались голосом импресарио, загрохотавшим из колонок.

– Дорогие товарищи, сейчас вас ожидает… вы уже слышите этот приближающийся гром?

Завирдяев прислушался и тут же понял в чем дело – штурмовики, пролетевшие над проспектом полчаса назад, делают второй заход.

Комбат, и импресарио оказались не так просты, чтобы устроить проход авиации всего лишь в какой-то случайным момент времени – они подгадали и подогнали речь к путевым точкам штурмовиков – планшет у импресарио, возможно, был комбатовским, с интерлинком. У комбата-то доступ к системе точно был.

– Могучие машины вот-вот пронесутся над главным проспектом столицы нашего края! – продолжал импресарио.

Гул быстро нарастал, и вот уже остроносые штурмовики, с крыльями, увешанными ребрами пустых креплений для боеприпасов вошли в зону прямой видимости.

– Вот прекрасный ответ на вопрос о том, ставит ли себя наш край вне России. Это штурмовики России и, соответственно, наши штурмовики. Вопрос давно закрыт.

После штурмовиков показались плоскодонки – теперь их было аж пять штук. Неслись они все так же "набумом", теперь еще даже чуть выше чем в первый раз.

Остальная часть парада была уже представлена обычными пехотными и мотострелковыми подразделениями.

Теперь стоящий на трибуне Завирдяев стал раздумывать о том, как поступить после парада и митинга: пойти обратно к машине и отвезти всю группу на торжественное собрание с фуршетом, или же, если остальные утомятся и не захотят на фуршет, отдать ключи от машины Ландскрихт, чтобы она и те двое уехали на базу, а самому подзагулять…

Глава 7.

"Барсук" Джексон". Транспорт-терминатор.

15.08.2119. Вторая половина дня.

Центральноафриканский Фронт, без уточнений.

Дело шло к вечеру. Машины стояли поодаль друг от друга напротив щитового штабного корпуса аж на три этажа, утыканного всевозможными коммуникационными прибамбасами – мачтами, тарелками и белыми коробками.

Уже полчаса бойцы в полной выкладке сидели в молчащих машинах и ждали. "Барсук" в очередной раз глянул на экран интерлинка – планшет был закреплен в глубине слева, под спинкой водительского сидения. Злополучная высота и прилегающий сектор сейчас интенсивно обрабатывались "сбежавшейся" артиллерией – уничтожались остатки ранее закрепившихся подразделений " чинков" .

Не было никаких сомнений, что в ближайшее время они предпримут действия чтобы вернуть высоту под свой контроль. Точнее было сказать, в самое ближайшее, – возможно их колонны уже были на марше. Работу предстояло выполнить в этот самый интервал длительностью всего в пару часов.

В какой-то момент лейтенант, сидевший в соседней машине на переднем сидении оживился и стал оглядываться по сторонам. Одновременно очнулся и Харрисон, через несколько секунд давший питание на двигатели.

Команда на вылет наконец-то поступила. Снова постройки стали уходить вниз, однако теперь машины шли ровно и без всякой музыки. Цель вылазки, та самая высота, находилась в сорока пяти милях к югу.

Время до прибытия, ETA составляло сорок минут. Сейчас в машине сидело трое – Харрисон, "Барсук" и Картер. Пулемет был снят и на его место установили канистру с шестью многоцелевыми ракетами. Такими можно было подбить как наземную цель, например легкую машину, автомобиль, так и воздушную цель вроде дрона. Да и вертолету такая вполне могла если не прервать то осложнить дальнейший полет.

То тут, то там виднелись старые воронки от взрывов, успевшие затянуться зеленью. Джексон как-то слышал, что статичный фронт с такой интенсивностью, будь это одна из классических войн прошлого, не оставил бы здесь камня на камне – столько металла тогда вынуждены были неприцельно вываливать друг на друга обе стороны.

Это и удивляло – то, что имело место сейчас и, казалось, свидетельствовало о высокой интенсивности огня, не могло идти с разрушениями войн прошлого ни в какое сравнение.

Впрочем, когда в тебя что-то прилетает и попадает, тебе уже нет особого дела, валятся ли поблизости с неба тонны стали, или все остальное на поле боя в целости, а, в отличие от старых времен, в настоящем, в этой войне, все, что прилетало норовило навестись и не пропасть даром. Вот и думай, когда было легче. Никогда…

Впереди показалась колонна из двух десятков тяжелых танков, вернее колонной это можно было назвать довольно условно – машины шли рассредоточенным строем и, конечно же, не друг за другом. Благо вне дороги эти колесные M5A2 двигались без затруднений. Впереди группы вились дроны – эти обычно были заняты тем, что сканировали грунт на наличие мин. Пластиковые мины такие дроны выискивали ультразвуком, то и дело снижаясь и садясь на вытянутый щуп – этим они напоминали гигантских насекомых, не то откладывающих яйца не то жалящих землю.

На интерлинке колонна, само собой не отображалась – планшет, вернее сказать инсталлированный на него аккаунт, принимал лишь то, что было нужно для конкретного задания.

Попади такой планшет в руки противника, он, в промежуток времени пока аккаунт не заблокируют, должен был быть максимально бесполезным для захватившего.

На обычную доступную любому топографическую карту был наложен слой, где область, прилегавшая к высоте, выделялась зеленым пятном, словно это была карта погоды. Где-то штабной компьютер сводил все поступающие данные о том, что происходило в секторе и сводил он это в том числе и к абстрактному количественному показателю, совсем как рейтинг здоровья в упрощенной игре. Здесь вместо здоровья показатель характеризовал безопасность.

Эта двухзначная цифра помимо карты была конечно не единственным что отображало тактическую обстановку.

Надо было сказать, несмотря на свою внешнюю примитивность этот рейтинг, точнее его изменения в ту или иную сторону давали вполне релевантное представление об уровне угрозы. К тому же менялись и очертания зеленой области – сейчас она расползалась на юг – артиллеристский налет отбрасывал противника.

Еще были отметки огневых позиций " чинков" – они исчезали одна за одной. Потом раздалась серия сверхзвуковых бумов – невдалеке, менее чем в миле, прошли несколько штурмовиков.

Судя по вычурным силуэтам с изящно изогнутыми носами это были русские файтеры-фланкеры, очевидно державшиеся ниже уровня вражеских радаров. За радарами-то они как правило и охотились – запускали свои ракеты, которые уже самостоятельно вели бой – провоцировали вражескую ПВО, обменивались данными, передавали данные в интерлинк. Не найдя радара такие ракеты могли ударить в заранее назначенную вторичную цель. Все как обычно.

Если особенно везло, то такая ракета могла подбить АВАКС, что сейчас не помешало бы – несмотря на то, что бортовой RWR корыта не фиксировал никакого облучения, из интерлинка достоверно следовало, что пара гадов ошивалась в близком тылу противника.

Все чаще стали показываться остовы разбитой техники. Как своей так и вражеской. По большей части это были основательно разгромленные машины, которые не было смысла эвакуировать. Попались останки какого-то крупного самолета, не то транспорта не то бомбардировщика.

Наконец, рельеф ощутимо пошел в гору. Вдалеке показалась злополучная возвышенность, по которой еще били последние залпы артиллеристской бригады – к тому времени, как три плоскодонки окажутся в непосредственной близости от пункта назначения, артиллеристы должны были окончательно отстреляться.

Чекпоинт "дельта", двадцать секунд, – объявил Харрисон.

"Барсук" и Картер тем временем уже склонились над грузом, который везли с самого Форт-Севидж. Когда они вылетели с FOB, они сняли нижнюю часть футляра, оставив лишь верхнюю цилиндрическую крышку длиной в пару футов. Сейчас они аккуратно сдвигали и ее. Нижняя же часть теперь была упакована во внутренний тканевый чехол, с которым предстояло не возиться, а бесцеремонно разрезать несколько шнуров и выкинуть. Как впрочем и крышку, под которой скрывался причудливым образом сложенный коптер.

Через пару десятков секунд оба уже держали вертикально торчащий над машиной шест, на верхушке которого все громче жужжал дрон. Потом шест выскользнул из рук и устремился вверх. Чехол остался на полу машины.

То что дрон поволок к цели было… флагом Соединенных Штатов. Сейчас он был сложен гармошкой и завернут своим дополнительным чехлом, который по электрическому импульсу должен был разлететься по сторонам и высвободить полотнище.

Прифронтовые умельцы приспособили патрон для дистанционной установки оборудования в грунт и стандартный коптер для этой не вполне стандартной акции, призванной в том числе и поднять боевой дух парней, едущих сейчас в колонне и многих других бойцов.

Говоря уж совсем высокопарно, воодушевить простых людей в тылах по всему миру. Ну тех, кто следил за событиями.

Флаг сейчас деловито двигался к месту своего назначения. Однако, он был не единственным. Два других транспорта уже снижали скорость, подходя к чекпоинту "Эхо" Харрисон направился туда же.

Через десяток секунд Лейтенант, державший в руках древко второго флага уже спрыгивал со своей машины. Еще одна плоскодонка, в которой, как и в лейтенантской, было всего двое, проходила в стороне и страховала. Харрисон энергично приблизился к позиции и затормозил над самой поверхностью. "Барсук" и Картер бросились к Лейтенанту.

Машины тем временем принялись обходить позицию по кругу, словно акулы добычу. В данном же случае все было наоборот – несшие на борту целый арсенал оборонных и ECM систем, плоскодонки прикрывали высадившихся. Лейтенант тем временем водружал флаг.

Древко было раздвижное, телескопическое. Помимо флага США здесь был и флаг Объединенных Сил Блока. Камеры снимали непрерывно. Картер встал рядом с лейтенантом и оба принялись молча позировать. "Барсук" обошел их, сделав как общий так и ближний план. Затем Все трое встали у флага, глядя на зависшую поодаль машину.

Картер помахал рукой и показал жест с поднятым вверх большим пальцем. Потом "Барсук" почувствовал, как лейтенант толкнул его в плечо – "Барсук" повернулся и увидел, что тот достает планшет интерлинка.

На экране поверх карты были выведены координаты позиции, где они сейчас находились. Точность была порядка одного метра. Лейтенант поднес дисплей поближе к камере и демонстративно пощелкал пальцем по координатам, потом посветил в камеру своим довольным лицом. Еще он сделал жест " Hail Victory" .

Рейтинг угрозы на дисплее, насколько заметил "Барсук", перестал снижаться, но и расти не думал. Зеленая зона также зафиксировалась в некотором статичном состоянии. Тем временем машина, которая высадила лейтенанта, прекратила свой окружной охранный полет и направилась к позиции – дело было сделано и теперь следовало убираться.

"Барсук" присел и снизу вверх взглянул на развевающиеся флаги. Сделал он это для того, чтобы заснять их с очередного ракурса, с которого они смотрелись выше чем были на самом деле.

Потом он встал и направился в строну двигавшейся над плоскогорьем и снижавшей скорость машины Харрисона.

Внезапно что-то завизжало и раздался взрыв.

В левой ноге теперь что-то жгло. Скорее всего, это был тихоходный дрон – "чинки" нередко отправляли такие баражжировать в прифронтовой полосе. Впрочем, то же самое делали и свои.

Не будь поблизости плоскодонок с их воющими двигателями, приближение гада можно было бы услышать чуть раньше, на несколько секунд – уже это могло бы что-то изменить. С другой стороны, на плоскодонках были свои оборонные системы с оптикой, ультразвуком и даже радаром. Последним, правда, еще надо было уметь разумно пользоваться, а в таких вылазках вообще не включать – как и все активные радары он выдавал себя излучением.

К сожалению. Эти бортовые комплексы даже с включенным радаром были не всесильны и малозаметный бумажный, как его можно было обозвать, дрон при определенном умении и везении оператора все же мог проскользнуть в нескольких десятках ярдов от машины и протащить свои полфунта пластида к высадившимся.

"Барсук" поднялся и схватился за ногу. Вероятно, туда всего лишь ударил один из осколков или камень. Кевларовые штаны это не пробило, хотя ощутимо ужалило. Всего-то.

"Барсук" взглянул в сторону флага. Тот на удивление стоял как ни в чем ни бывало. Самое страшное было то, что поодаль лежала развороченная машина, от которой пытаясь привстать, отползал оглушенный боец. Вроде это был не лейтенант, а водитель. Таких подробностей "Барсук" сразу и не разобрал

– Выходит, туда ударило что-то посерьезнее, чем бумажная птичка, – пронеслось в голове "Барсука", – от нее-то плоскодонка отбилась бы.

Сам он уже торопился прихрамывая к разбитой машине.

Картер, который вовсе не пострадал, оказался там быстрее, и, оценив ситуацию бросился к покореженному остову. Он что-то кричал по своей связи и махал рукой в сторону зависшей неподалеку машины Харрисона. Их машины.

В подбитой плоскодонке в неестественной позе, развалившись на сидении, лежал лейтенант. Изо рта медленным током шла кровь. Первая мысль в голове "Барсука" была о том, что хорошо было, что она не пульсировала, хотя потом он понял насколько это было глупо.

Машина, которая все это время никого не высаживала, а летала, обеспечивая прикрытие, снизилась и приняла водителя подбитого транспорта. Баста, все это время находившийся в ней, выдернул из боковой ниши две трубки, обернутые плотной тканью. Он хотел было направиться к пострадавшему, но Картер жестами стал прогонять его прочь, к машине.

– Уходите вверх, мы сами разберемся, – поддержал "Барсук" .

Баста, которому ничего не оставалось, вскочил обратно и машина пошла вверх. Нельзя было сказать, что в полете было как-то несравненно безопасно, но все же, во-первых ты уже не на земле и то, что имеет ударный взрыватель, подрывается теперь " где-то там", внизу, а не рядом с тобой. Во-вторых – движение. Статичная цель куда уязвимее.

Откуда-то из внутренностей искореженной машины послышалось шипение и почувствовался характерный запах, напоминавший запах бензина. Из поврежденного бака стал просачиваться гель.

Будь там обычный водород, а не насыщаемый водородом и умышленно сделанный вонючим гель, здесь уже давно все рвануло бы.

Тем временем неподалеку уже снижался Харрисон, успевший произвести какие-то манипуляции с сидениями и откинуть правый борт. Одно из предназначений плоскодонки было транспортировать раненых. Это само по себе уже было серьезным плюсом для дальнейшей судьбы лежавшего без сознания Лейтенанта.

Переднее сидение раскладывалось и вместе с задним образовывало лежачее место, довольно широкое, вопреки техническим характеристикам позволявшее укладывать, если уж совсем все плохо, и двоих.

Однако теперь Картеру и "Барсуку" пришлось бы делить одно свободное сидячее место на две свои задницы. Мелочь мелочью, но случись что, например если понадобилось бы отстреливаться, то это уже была бы проблема.

Развернув хлипкие носилки, "Барсук" и Картер принялись вытаскивать не пришедшего в сознание Лейтенанта. Оказалось, что у того ко всему была беда с левой ногой, болтавшейся как плеть. Кровь уже пропитала штанину.

Уложив раненого на носилки, бойцы спешно подтащили его к борту и уложили на к тому времени полностью разложенное место, перехватили его вместе с носилками ремнем, после чего прямо через лежачего повскакивали на борт – так было куда быстрее, чем устраивать забег вокруг машины. Боковую стенку захлопнули, когда машина уже поднималась.

"Барсук" разместился около самого борта, у левого борта. Тем временем Картер принялся возиться с Лейтенантом. Машина принялась разворачиваться, двигаясь по дуге. В какой-то момент остов подбитой машины, на который в тот момент открывался хороший обзор, словно ожил и изверг из себя пару огней, устремившихся вверх.

"Барсук" даже не сразу-то сообразил, что это были ракеты. Те самые, многофункциональные. Он поднял голову ввысь, желая увидеть на что они нацелены и успел разглядеть силуэт дрона-самолета. Возможно он и сбросил что-то тогда.

Одна ракета прошла мимо, как и вторая, но потом "Барсук" увидел, что за бандитом гонится еще одна. Она-то в него и попала. "Барсук" перевел свой взгляд и взгляд все еще работавшей камеры на останки машины.

Даже после своего крушения эта штука продолжала сражаться! Она или, точнее сказать, ее системы. Сражаться в первую очередь за них, людей, которым сейчас, помимо прочего, нужно было спасти раненого товарища. Будь благословенны GBA, давшие эти машины! И AEX заодно!

Отчего-то в памяти всплыла сцена из виданного в школе классического фильма.

"Барсук" выставил в поле зрения камеры кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

Однако на этом злоключения не закончились. Спустя примерно пять минут после эвакуации бортовая оборона засекла приближающийся на шесть часов объект. Это был дрон. Та самая бумажная птичка. Довольно слабый противник. Две машины шли неподалеку друг от друга, примерно в сотне ярдов. Машина, в которой находился Баста, шла впереди и это было по всем правилам – на второй, в которой находился "Барсук", был раненый, и первая машина обеспечивала какую-никакую реакцию на случай наземной засады.

В общем случае, приближение легкого тихоходного дрона на шесть часов не представляло особой опасности – он засекался как ультразвуком так и оптикой, которая довольно надежно могла навести Многофункциональные ракеты. Правда, у ракет было ограничение по ближнему радиусу, – окажись цель менее чем в пятидесяти ярдах, ракета бы не успела выйти на траекторию.

Однако в этой ближней зоне была другая защита и ничуть не хуже – пара мортир с широченным сектором обстрела выбрасывала заряды, разрывавшиеся поблизости от цели и осыпавшие ее градом мелких осколков вроде дробинок. Заряды были не простые – разлет осколков мог быть выбран всенаправленным и конусным – это в том числе предполагалось и на случай совсем близкой дистанции. Конусный разлет позволял не наловить шрапнели себе в спину.

Дрону потока дробинок было достаточно. К тому же скорость на догонном курсе сближения была минимальной и система могла отлично прицелиться. Так что это его, дрона преследование окончилось бы его же неминуемым поражением.

Разумеется, всем процессом обороны управлял компьютер, лишь проинформировавший экипаж о том, что происходит что-то угрожающее.

К сожалению, этот дрон оказался слишком мелким и малозаметным и ему удалось прокрасться в такую зону, где ракетами его было не подцепить из-за близости, а для мортир было далеко.

Экипаж был занят своими делами. Харрисон рулил машиной. Картер возился с раненым. По идее, Харрисон мог сманеврировать, но как правило бортовая оборона справлялась сама и куда быстрее, чем человек готов был что-то предпринять.

– К тому времени Картер уже успел перетянуть Лейтенанту ногу, после чего достал аптечку и подключил ее кабель к одному из разъемов в Лейтенантском обмундировании, в котором имелись какие-никакие датчики.

Лейтенант все так же лежал, довольно невнятно приходя в сознание, к счастью, пульс и дыхание аптечка уверенно фиксировала и по словам Картера они были "четкие".

Свободным оставался один лишь "Барсук", но чего-то особенного сделать он не мог – он был зажат бортом с одной стоны и коленом Картера, сидевшего на лежаке с другой.

"Барсук" надвинул коллиматор на правый глаз. Оптика шлема могла обеспечивать кратность до пяти, сейчас он выбрал поменьше – двукратное увеличение. Крошечный самолетик- дрон вился за кормой, при этом он не сближался. Так они делали, когда хотели проследить за своей целью, попутно наводя что-то другое. Тот, кто им управлял, а создавалось впечатление, что он летел не сам по себе, отдавал себе отчет о том, что если дрон пойдет на перехват, он окажется в зоне поражения оборонных мортир транспорта. Впрочем, за годы боев их штабной AI вполне мог и сам освоить такие тонкости.

"Барсук" сдвинул коллиматор с правого глаза, освободив глаз для прицеливания – он намеревался обстрелять гада из своей М116, которую таки изловчился вытащить и принять положение для стрельбы. Идея так себе, но почему не попытаться когда можно попытаться? Может быть, окажется так, что именно это спасет всех четверых.

Чуда не произошло – стрельба не принесла никаких результатов. Снова надвинутая потом на глаз оптика также ничем не помогла. К тому же, как назло, дрон не шел ровно, а то и дело вихлял – у него определенно было преимущество в скорости и, соответственно, возможность для таких маневров.

Еще удручало то, что идущая впереди машина не могла поддержать ракетами – с нее не стали снимать пулемет и ставить взамен него контейнер. Стандартные противотанковые ракеты, установка с которыми располагалась слева, вообще не были способны к перехвату такой цели, как этот дрон. Будь там многофункциональные ракеты, компьютер передал бы данные на впереди идущую машину и та обстреляла бы преследователя как в тире.

Впрочем, пулемет тоже кое-то мог. "Браунинг-212", имевшийся на второй машине, как и обычно имел подключение к AI, который в отличие от "Барсука", на ходу стрелял не хуже ковбоя из старинных фильмов. К сожалению, цель была слишком малоразмерной, обычно цели были другие. Так что шансы на успех были призрачны, но на крайний случай…

– Я попробую сбавить скорость, – объявил Харрисон.

Все понимали, что дрон повис на хвосте не просто так. Такое уже не раз случалось, когда пробирающиеся вроде бы ниже всех уровней обнаружения транспорты локализовались вот таким образом и подвергались атаке со стороны совсем других средств.

– Держи его в поле зрения…

"Барсук" оптику своего шлема на дрон. Компьютер выводил эту картинку на дисплей Харрисону – подпускать гада близко было можно и даже нужно, но не слишком быстро, чтобы оборонная система имела достаточно времени чтобы вдумчиво с ним расправиться, то есть нацелиться.

Ко всеобщему разочарованию дрон также снизил скорость – входить в зону поражения мортир он не намеревался. Еще он, словно издеваясь, сделал несколько маневров вправо-влево, набрал высоту и снова снизился. Им точно управлял живой " чинк" а не компьютер, пусть и удаленный. Получив очередные доказательства этого первоначального предположения, "Барсук" пару раз сделал выразительный жест в сторону преследователя.

Пришло время плана "Б". Харрисон набрал скорость и стал сближаться с полосой деревьев, росших в какой-то низине. Вскоре ветви уже проносились мимо, едва не задевая машину. Расчет был на то, что дрон в один прекрасный момент налетит на ветку. Расчет не оправдался. В это время впереди идущая машина уже перестраивалась в хвост.

Как и следовало ожидать, дрон начал реагировать на маневр, однако посадить его на хвост другому транспорту не удалось – гад прошмыгнул снизу и в стороне, не попадая в зону поражения ближней обороны. Или он раскусил план, что плоскодонки хотели поменяться местами чтобы машина с многофункциональными ракетами наконец-то подбила дрон, или же, что наиболее вероятно, оператор-" чинк" увидел, что преследуемые что-то предпринимают и, не задаваясь вопросом, зачем они это делают, просто устроил все так, чтобы это действие окончилось неудачей, чтобы висеть на хвосте у того, у кого он висел до этого. Возможно, он предположил что преследуемые решили попробовать вариант с пулеметом, который был способен обстреливать цели лишь в ограниченном секторе по правому борту.

Внезапно над головой что-то загрохотало.

– Вот для этого он нас и преследовал, – промелькнула мысль в голове "Барсука" .

Однако, когда он поднял голову, то увидел, что далеко вверху их обходит "фланкер". Может, это был один из тех, что летели в бой на сверхзвуковой скорости. Неожиданно штурмовик начал задирать нос и через какие-то мгновения он уже развернулся по направлению траектории своего прежнего полета почти плашмя.

Крылья самолета окутались туманом. Это был их любимый трюк. На деле он был совершенно бесполезен в воздушном бою но для выпендрежа самое то. Но чего ему понадобилось выпендриваться здесь?

Вдруг незнакомый голос в наушниках назвал позывные обоих машин. Это вышел на связь пилот "фланкера". "Барсук" радостно толкнул Картера кулаком в спину. Кто-то, скорее всего штабной компьютер, направил пролетавший неподалеку штурмовик прикрыть транспорты!

"Фланкер" тем временем уже снова набрал скорость и принялся обходить сектор по радиусу в три-пять миль.

Дрон по-прежнему висел на хвосте, но теперь это уже не представлялось такой проблемой, как ранее. Вскоре "фланкер", выполнивший круг, показался справа. По идее, он мог попробовать расстрелять дрон из своей пушки но насчет того, сработали бы дистанционные радиовзрыватели снарядов были большие сомнения. Радиовзрыватели могли не среагировать на такую мелочь. Впрочем, близкие разрывы – это не то что было нужно бойцам в транспортах. Еще штурмовик мог проделать что-нибудь залихватское. Например, пронестись за кормой плоскодонки и снести дрон вихревым потоком.

Однако "фланкер" понеся вдаль, на второй круг. "Барсук" начал вглядываться вперед – вот-вот должны были появиться союзные наземные юниты.

– Ракета! – прокричал Картер. Судя по тому, что крик был радостный, ракета была дружественная. Так и оказалось – штурмовик, несшийся над самой землей на три часа, выпустил одну ракету. Затем вперед вырвалась вторая. Обе поначалу начали набирать высоту, но вскоре рванулись к земле и скрылись за рельефом.

Выполняя третий круг, "фланкер", находясь на двенадцать часов выпустил еще одну. Скорее всего это были легкие IRIS, которые штурмовики таскали в качестве обязательного дополнения к основной боевой нагрузке.

Через некоторое время пилот окликнул транспорты и сообщил, что сектор чист. Дрон, висевший на хвосте отвалил. Возможно, оператор-"чинк" решил привести свою каракатицу обратно и не тратить энергозапас на безрезультатное преследование. С досады мог бы и расшибить свою дрянь обо что-нибудь, гад…

"Фланкер" сейчас заходил сзади и шел на высоте всего в пару сотен футов, может трех сотен.

Харрисон не сдержался и на радостях принялся отстреливать тепловые ловушки. Вторая машина сделала то же самое. Сделав бочку в ответ, "фланкер" унесся в тыл. Основная часть пути была пройдена и до передовых позиций оставались считанные мили.

Как сообщил интерлинк, "фланкер" подбил два скоростных дрона, вылетевших на преследование транспортов. Где-то к западу вперед рвались танковые порядки, в их числе и виданная ранее цепь M5A2.

Почувствовавший нахлынувшую волну облегчения, "Барсук" стал обдумывать, как он смонтирует помимо официального свой собственный видеосюжет.

Глава 8.

Суперагент "Джеймс" Задников.

17.08.2119 Вечер

Территория RBSF. Деревня.

Задников подошел к одному из двух светившихся в полумраке экранов. На мониторе был виден весь объект общим планом. Сейчас в незатейливом деревенском домике, одном из многих, где базировалась сеть, был оборудован самый настоящий полевой пункт управления и разведки.

В двух километрах над объектом наблюдения кружил малозаметный дрон, маскировавшийся под птицу. Двое операторов пребывали в расслабленном состоянии – вылазка была лишь тренировкой, одной в череде постоянно устраиваемых Задниковым.

Сегодня двое боевиков, засевших в зеленке в непосредственной близости от объекта, следили за Комбатом и его шайкой.

Фишкой сегодняшнего сборища было то, что это был тот раз, когда СФСовцы устроили свое костюмированное сборище. В прежние довоенные времена такие сообщества и движения реконструкторов прежних войн и исторических событий имели определенную популярность.

Сейчас, конечно, это тоже не было запрещено и не было порицаемо, но активность приверженцев такого хобби, как и многих других развлечений, по понятным причинам значительно снизилась по всему миру.

Что касалось СФС, то местные бонзы занимались этим, еще когда Комбат не возглавлял RBSF, при Болотнягине, самом первом "Секретаре-Председателе".

Для своих шабашей Комбат и его подручные обряжались в мундиры сталинской армии и печально известного НКВД. В отличие от классических реконструкторов, эти не устраивали никаких баталий, а без лишних телодвижений отправлялись на заранее оборудованные для них "позиции", где пьянствовали в историческом антураже. Антураж представлял собой блиндажи, сеть траншей и все такое.

Еще были привозившиеся на огромном автобусе, девушки легкого нрава, также предварительно наряженные в духе исторического периода. Все было выдержано в стиле того времени, но конечно значительно аккуратнее, прилизаннее. Баня, срубленная здесь же, вовсю светила в инфракрасном спектре своей трубой.

Задников распорядился увеличить разрешение. Оптика на дроне была что надо.

Комбат, вырядившийся в форму ранне-сталинского офицера, красного командира, сидел за столом и дымил чем-то, может быть и аутентичной папиросой.

До этого он разливал из огромной, под два литра, бутыли без какой-либо этикетки. Рядом с Комбатом сидел главный таможенник СФС, напяливший на себя кожаную куртку и кожаную же фуражку, из-под которой торчали тонкие мерзопакостные усишки. Так зачастую выглядели киношные душегубы из фильмов про те суровые времена. Еще так мог выглядеть стереотипный карикатурный педик из прошлого века.

Задников бросил взгляд на второй экран – там были общедоступные тактические данные с интерлинка, то есть слои с обычной картой и метеоданными. Другой слой отображал местонахождение затаившихся в зеленке бойцов, имевших при себе высокочувствительные микрофоны и выстреливаемые подслушивающие устройства.

– Дайте звук, – скомандовал Задников.

Аудиоканал ожил.

– Знаете, как говорят, товарищ Комбат? – послышалось из колонки. – Это называют принципом гироскопа.

Голос звучал подобострастно.

При чем тут гироскоп? – с добродушным недоумением отозвался нетрезвый голос Комбата.

– Ну как же? – ответил торжествующий подхалим. – Это как гироскоп в ракете или в самолете. Управляющий орган. А в данном случае – "куда хуй, туда и ноги".

Раздалось одобрительное гоготание. Ржал и Комбат. Стая павианов ржала с чувством радости от того, что было весело вожаку.

Oh Ma-a-an! – протянул сидевший перед монитором русскоязычный оператор. – Юмор… Уровень…

Папа распорядился, чтобы проверили, как там его сынулька гуляет, – ответил второй оператор, на голове которого все это время были наушники, и который слушал разговоры непрерывно.

Мать семейства, с которой Комбат был в разводе, до недавнего времени жила в России – тогда Васька еще учился в своем "пажеском корпусе", как заведение называли, когда по каким-либо причинам хотели выразить пренебрежение.

Потом, когда карьера Комбата пошла вверх, она благоразумно перебралась в Европу, откуда теперь могла проявлять заботу о сыне лишь онлайн, да по телефону.

Нынешняя костюмированная пьянка продолжалась уже второй день. Поводом к началу был военный праздник, который назвали Днем Воинской Доблести. Сейчас рассчитывать на то, что будет услышано что-то мало-мальски стоящее не приходилось – так что проводимая работа имела смысл лишь как учебная – людей надо было постоянно держать в тонусе.

Днем раньше были записаны переговоры вожака СФС и принявшего участие в начальном этапе попойки человека от СБСЕ, Запердяева как его прозвал Задников. Этот Запердяев, вернее правильно было Завирдяев, помимо пустой болтовни обговаривал с Комбатом детали плана по наращиванию рекрутирования приезжих, в основном в Иностранный Корпус.

Очевидно, те, кто отдал Запердяеву указание на такие переговоры и те, кто обеспечивал деятельность его, Задникова, сети, были одними и теми же если не людьми то группой, так что и тут не было истории с успешной и эффективной разведывательной миссией. Так, повседневная рутина. Вот то, что предстояло в ближайшие дни было совсем другое дело.

Глава 9.

Оппенгеймер и спичрайтеры.

18.08.2119.

Вашингтон, округ Колумбия. США.

Итак, господа, – начал Оппенгеймер. – сперва я отвечу на главный вопрос, которым вы наверняка задаетесь – зачем я вас собрал? – президент обвел взглядом всех пятерых спичрайтеров.

– В последние несколько месяцев я лично сам выявил ряд слабых мест в логической основе того, что вы мне, и не только мне, предоставляли. В частности, – он повысил голос, желая подчеркнуть важность того, что будет сказано далее.

– Начнем в порядке возрастания. Госсекретарь, посещая одно из предприятий, обмолвился по поводу конверсии. При этом он высказался в том ключе, что полноценная конверсия войны будет обеспечена реорганизаций тыловых структур. Никого не смущает, что это чисто Харлингтоновская риторика? При этом госсекретарь вел не спонтанный разговор, а выступал с заранее заготовленной речью, так что вопрос не столько к нему, сколько… – Оппенгеймер перешел на почти что издевательский тон.

– Я смотрю телевизор – я обнаруживаю ошибку. Да, еще был ряд комментариев в республиканской прессе, – президент вновь вернулся к прежнему размеренному стилю речи. – Все бы ничего, это в сущности не более, чем оплошность, но мы сейчас идем в порядке возрастания.

– Эпизод номер два. Вчера, на еженедельной конференции пресс секретарь Белого Дома делает заявление в котором, в частности, есть слова о том ,что администрация президента однозначно расценивает формирование долгой мобилизационной экономики, как угрозу гражданским свободам и свободе предпринимательства в частности.

Теперь как надо. Мы не рассматриваем это как угрозу. Солдат не может рассматривать свое оружие как угрозу, хотя оно опасное. Это мое пояснение, это говорить ненужно. Сказать нужно: "Мы ищем пути развития, которые в условиях формирующейся и уже во многом сформированной мобилизационной экономики с местами, что отрицать, директивным контролем, позволят в дальнейшем расширить сектор несистемного бизнеса, в значительной своей части носящего чисто гражданских характер". Вы чувствуйте разницу? В первом, не правильном, случае мы не хотим, потому что это опасно. Во втором мы не хотим но делаем, одновременно с этим ищем возможность сделать по-другому или что-то другое вдобавок, чтобы не было так неприятно и опасно.

Ну и теперь самое интересное. Просматривая очередной текст, не буду останавливаться на том, какой именно, вы и сами знаете, я вдруг с удивлением обнаружил несколько резонансных утверждений в адрес российских дел. В адрес Лебедева в частности. Как же все обстоит в реальности. Как оно обстоит для нас? В России есть спикер парламента Лебедев и еще там есть Сибирский Суперфедерант, гетто, находящееся в конфронтации с большей частью Российского парламента, и, соответственно, с правительством этой парламентской, даже суперпарламентской республики. Суперфедерант против Суперпарламента. Лебедев не любит Суперфедерант. Харлингтон любит Суперфедерант, потому что намерен сделать на нем рейтинг, включив его в свое турне. Что мы имеем в результате? Лебедев по нашу строну или нет? Это ведь так просто.

– Господа, неужели вы не в состоянии держать в голове десяток пунктов? Нормальный, типичный гражданин и избиратель на такое не обратит внимание, но у нас через год одно важное мероприятие. А уж перед ним, перед выборами будет кому указать простому Американцу даже на подобные мелочи.

Все пятеро сидели с каменными выражениями лица. Не то чтобы разнос Оппенгеймера подействовал на них как-то уж слишком угнетающе, просто каждый уже давно, задолго до этого дня, пришел к выводу, что лучше молча выслушать и не болтать лишнего, не демонстрировать какую бы то ни было инициативу как все это исправить-улучшить.

– Мне иногда кажется, – продолжал Оппенгеймер, – что будет довольно рациональным решением отказаться от каких бы то ни было услуг профильных специалистов, и собственноручно готовить все свои и не только свои официальные выступления с помощью AI. Я отдаю себе отчет, что ничего не выйдет и профессионально взаимодействовать с AI, не тратя на это уйму времени тоже нужно уметь, но плохо то, что у меня возникают такие идеи.

Я искренне не понимаю в чем дело. Трое из вас, – он перечислил по именах троих консультантов, – работали в моей команде на прошлых выборах. Что с вами случилось? Вы что, расслабились что ли?

– В настоящее время, – начал Клейтон, – ведется масштабная работа по выработке новых решений в формировании видения военного процесса на ближайшие пять лет.

Клейтон формально являлся руководителем всей группы. Про себя Оппенгеймер иногда называл его не руководителем, а "предводителем" спичрайтеров.

– Проще говоря, организована очередная, которая по счету деловая игра, – по-своему описал сказанное Клейтоном Оппенгеймер.

– Это в какой-то мере и штабная игра. Штабная экономическая игра. В настоящее время вся наша команда действительно пребывает в некотором состоянии неопределенности, разновекторности. Хочу напомнить, мы зачастую исходим из того, что хочет услышать рядовой избиратель, гражданин. В последние годы эта, если так будет корректно выразиться, аудитория неуклонно расширяется за пределы конкретной политической нации, то есть нашей, Американской. Оттого нередко можно и вправду обнаружить разновекторность в, казалось бы, тщательно приводимом к единому направлению видению как военного процесса, так и экономических частностей. Это поправимо и это будет исправлено.

– Если эта деловая игра способна так все исправить, то может следовало провести ее… и до этого проводить такие. Она чем-то отличается от того чем вы занимаетесь?

– Я имею ввиду штабные исследование, проводимые в рамках частных инициатив. В данном случае речь идет о работе, проводимой при поддержке фонда, ассоциированного с GBA. Это не правительственная программа.

– Ах, это? – как-то почти апатично отозвался президент. – Сразу бы так и сказали. То, чем они занимаются… Слишком уж дальние прицелы, нам если бы и понадобились такие тренинги, то задачи бы я поставил, скажем так, из более близкого диапазона.

Больше на тему игр-учений Оппенгеймеру рассуждать не хотелось. Давно уже, чуть ли не с предвоенных лет, было ясно, что констеллейшны переросли национальные государства, даже США.

Тем не менее, публичной фигурой номер один на всем политическом поле наций Западного Блока по-прежнему был он, президент США, с две тысячи сто шестнадцатого года это был Ллойд Оппенгеймер.

– Хочу сказать кое-что по теме того, что хочет или не хочет услышать избиратель. – продолжил президент. – Более чем полтора века назад мир был охвачен глобальной войной, воспринимавшейся современниками, как беспрецедентное противостояние, поставившее человечество на край пропасти. В общем, то же что и сейчас. Так вот, знаменитый премьер-министр Великобритании Черчилль, обращаясь к согражданами заявил… – Оппенгеймер в очередной раз проговорил историю про Черчилля, который ничего не мог обещать своему народу кроме крепкого баттхерта.

Президент отдавал себе отчет, что имело бы смысл воздержаться от сопоставления своей фигуры с Черчиллем, но, когда-то подумав раз, он отверг излишнюю скромность, а сделав раз, второй и последующие уже не раздумывал.

Глава 10.

Унылый летний день Зорана Драговича.

18.08.2119.

КАНАР 50 км. к югу от столицы.

Драгович в очередной раз оглядел окрестности, затянутые серой пеленой мелкого, как из распылителя дождя, и снова зашагал к дому-вагончику, стоявшему рядом с мачтой. За последний час такую вот прогулку он совершал уже в третий раз.

– Они собираются вообще приезжать? – уже в какой раз сердито подумал он и шагнул в дверной проем. Внутри стояли деревянные ящики с какими-то материалами и запчастями, пустые шкафы для оборудования и рулоны полиэтилена, из которых Драгович нагромоздил что-то вроде дивана и расстелил туда свою куртку.

Рядом стояла походная сумка, одна из двух с которыми Драгович проделал свой путь в КАНАР. В сумке находился собранный в полном комплекте набор выживальщика. Дома такие давно уже подрастеряли свою актуальность первых лет войны, хотя их наличие в хозяйстве приветствовалось.

Как иногда бывает, прибыв в сибирский Кузнецкий Край, Драгович быстро понял, что место, в котором он очутился, несколько отличается от того, что он себе представлял. Не столько в плане природы и климата, сколько в плане людей. Драговичу, просмотревшему немало видеоматериалов, представлялось, что к "своему делу" они относятся как-то посерьезнее что ли.

Фронт здесь находился куда ближе, тем не менее местные были в значительной мере поглощены своим собственным противостоянием с СФС, или как его называли дома, в Европе, RBSF – правобережной частью Суперфедеранта.

Отчасти, такая относительная отстраненность от повестки Большой Войны объяснялась тем, что весь Кузнецкий Край и даже часть прилегающих территорий прикрывались не хуже чем, скажем, Вашингтон – все потому, что здесь располагался Ракетодром.

Этот стратегический объект, носивший название "Кеплер-Запад", защищался наземной противовоздушной обороной, самолетами ПВО и противоракетной обороной, вершиной которой были аж два суперрадара AEX AMANDA, каждый из которых в свою очередь состоял из трех самостоятельных громадин-башен, сканировавших в разных направлениях.

Во всей Западной Европе AEX разместили только один такой, а тут было два.

Еще в этот радарный комплекс входили лазеры-селекторы – это чтобы не подрывать в космосе ядерный заряд, который своим световым давлением должен был чуть изменить траектории весящих какие-то граммы ложных целей.

Теперь ложные цели, этот рой хлама, сопровождавший боеголовку, облучался вспышками с земли, после чего их скорости, а значит и траектории едва-едва менялись, так что уже заранее выпущенная противоракета с очень большой вероятностью поражала именно боеголовку. Выигрывалось время, а значит и дальность до точки поражения, экономились селективные заряды, выросла эффективность.

Сами лазеры-селекторы не были чем-то капризным, приспособленным исключительно для засветки орбитальных объектов – если была необходимость, они могли подбивать вообще все что летает, правда в довольно ограниченном радиусе, порядка нескольких десятков километров. Еще если луч был направлен под малым углом к горизонту, то он быстро ослаблялся, как свет солнца на закате. Так или иначе, беззащитной целью для атаки "по низу" лазеры не были. Все это Драгович усвоил из видеороликов на Y-tube.

Конечно же, ключевым объектом был ракетодром для V-шаттлов – тот самый "Кеплер-Запад". Построен он был в пятнадцатом году. В шестнадцатом году пришел Оппенгеймер, у которого в перечне его приоритетов, проще говоря бзиков, была и концепция вытеснения войны в космос. Ракетодром, стал более чем востребован. Да он и был таковым с самого начала. На бетонные площадки приземлялись шаттлы. Оттуда же они могли взлетать. Там же были огромные полосы и ангары для самолетов-носителей, способных оттащить шаттл более ранней системы куда угодно и уже там запустить.

Еще благодаря всем этим штукам, разбросанным по всему Западному миру, США свели свой некогда невообразимый государственный внешний долг к нулю и далее в минус.

И вот, все это ракетодромное и приракетодромное великолепие, в предвоенные десятилетия способное если не полностью осадить, то поумерить агрессию Азиатского Блока, было сосредоточено на территории довольно небольшого по российским меркам региона.

По логике Драговича здесь должны были жить прямо-таки титаны. Понятно, что местные не будут задействованы в функционировании прецизионной военной машины, но все же… Сопутствующее обслуживание, вспомогательный персонал, безопасность региона в целом, в конце концов…

Но "титаны"-то как-то и начали разочаровывать. Ожидание и реальность короче говоря.

Разумеется, Драгович знал, что вставший в оппозицию России, Новому Кронштадту, Суперфедерант не представлял собой нечто единое целое – что внутри себя он содержал два враждующих лагеря, разграниченных рекой и разделивших между собой главный город Кузнецкого Края.

Таким сейчас никого было не удивить – внутри Блока Западных Наций уже состоялась целая череда междоусобных, нередко кровопролитных конфликтов. К тому же Драгович знал историю своих Балкан и как оно бывает. В современном мире на ходе Большой Войны эти выяснения отношений практически не сказывались.

Дома, как наверно и в других уголках мира, про Суперфедерант и все, что с ним было связано, знали довольно хорошо – нередко он появлялся в выпусках новостей, еще было полно специфичных околомилитарных каналов на Y-tube. На некоторых из таких каналов тема Суперфедеранта была едва ли не основной.

Так что, отправляясь в путь, Драгович был убежден, что он довольно адекватно представляет себе то место, куда он направляется, и людей, которые там проживают.

По всему это были энергичные, целеустремленные люди, не чувствующие скованности в вопросе того, чтобы взяться за оружие, когда речь идет об отстаивании своей свободы, права на будущее и всего остального – чеканные фразы были из роликов.

Еще здесь, на левом берегу, ввели в строй и постоянно совершенствовали собственную, пусть и упрощенную UCE, Unified Combat Environment, которая по согласованию была интегрирована в интерлинк.

На деле же прибывший Драгович увидел распределительный пункт, где не было горячей воды – там он переночевал в первые сутки. Затем его в повезли на какую-то промплощадку, где чисто гражданский инженер разузнал о его технических познаниях.

Это был пример полнейшей неразберихи – дома, на полуподпольном вербовочном пункте действительно шла речь о возможности работы в качестве гражданского монтажника, но потом Драгович, имевший за плечами пять лет работы в "полиции профилактики", получил четкие заверения о том, что такие люди здесь, в LBSF востребованы. Востребованы даже в большей мере чем их местные коллеги – это потому, что в регион понаехала куча разнообразного иностранного народу, и руководству видится разумной идея формирования интернациональных полицейских подразделений.

Ни на распределительном пункте, ни на собеседовании на эту тему никто и не заикался – ссылались на то, что это не по их части, и если уж это для него, Драговича, так принципиально, то нужно запастись терпением, и вопрос будет решен, только не ими. В общем неразбериха и ощущение присущей местным, как оказывалось, несобранности.

Вообще Драгович отправился бы в этот далекий край, даже если бы ему заранее объявили, что он будет здесь рабочим-монтажником. Это было куда лучше, чем будучи наконец-то мобилизованным, отправиться в одном из бессчетных транспортов или реквизированных лайнеров на большой фронт – Центральноафриканский, ЦАФ, или Евроазиатский, ЕАФ – последний был здесь неподалеку.

В жизненные планы Драговича это никак не входило. Еще распространенная и неофициальная статистическая программа показала, что вероятность того, что в ежеквартальной лотерее на мобилизацию ему "повезет", перевалила за девяносто процентов. Понятно, что программки эти чепуха самодеятельная, но лучше все-таки решиться на отъезд и совершить этот шаг, чем потом раздумывать, почему был таким дураком и не сделал этого. Чем так вот сокрушаться, уже сидя в унылом реквизированном самолете в боевой экипировке.

Россия, после своей катастрофы четырнадцатого года, объявившая политику демарша, тем не менее преспокойно выдавала уклонистов-иностранцев. А вот Суперфедерант, SSSF, South Siberia SuperFederant, вошедший в конфронтацию с Новым Кронштадтом в четырнадцатом-пятнадцатом годах, был самой настоящей черной дырой. Да к тому же еще был выбор между правобережными и левобережными. Конечно, здесь, на левом берегу, в каком бы то ни было разговоре следовало недвусмысленно заявлять о том, что выбор именно LBSF, Left Bank SuperFederant, то есть КАНАР был совершенно осознанным.

Кузнецко-Алтайская Народно-Анархическая Республика действительно показалась Драговичу чуть-чуть более привлекательной, чем СФС, Сибирское Федеральное Самоуправление, но именно чуть-чуть. Так что он вполне мог бы выбрать и правый берег, где бы ему также проехались по ушам только на тему левого. Здесь, на левом уже проехались. Ничего нового впрочем не сказали – все это Драгович усвоил еще из всевозможных видео. Все-таки он подготовился, чтобы совсем не выглядеть лопухом.

Драгович глянул на свою сумку. Помимо прочего там была довольно занятная штука – спутниковая радиостанция, которая если настанет "судный день", то есть эскалационный коллапс должна была обеспечить связь хоть с кем-то. Это если спутники уцелеют. Вообще чтобы связаться по ней с кем-либо нужно было предварительно согласовать время, выбрать вместе с этим вторым абонентом частоту, вернее канал, еще нужно было поймать спутник…

Но в случае беды, не эскалационного коллапса а, например, стихийного бедствия эта, на первый взгляд, бесполезная штука могла послужить. По такой можно было попросить о помощи первого, кто попадется – в расчете что тот, находящийся хоть на другом континенте, уже свяжется по нормальной связи дальше. Вроде еще и аварийные частоты для такого были.

Однако в обычных обстоятельствах штука была занятна тем, что позволяла слушать спутниковое радио – радиовещание, которое было развернуто еще в годы Предвойны. В плане аудитории эта радиосеть не то что проигрывала интернету – ее вообще не было, но все эти годы трансляции исправно велись – стоило это пренебрежимо дешево.

Еще были каналы Азиатского блока – эти спутниковые сети, своя и вражеская, были построены в незапамятные безмятежные времена по одним и тем же стандартам. Трудно было сказать, часто ли подбивали эти полузабытые невостребованные спутники, и регулярно ли группировки восполняли. Так или иначе, сети функционировали.

Рация представляла собой кирпичик весом в полкилограмма, может чуть меньше. К ней в обязательном порядке прилагалась толстая полуметровая антенна, прилаживаемая сбоку. Еще была другая, похожая на раскладной зонт, устанавливаемая на столе на штативе – такая ловила и передавала лучше всего, особенно передавала. Если нужно было просто послушать, то и со штырем вполне сносно все принималось.

Время от времени Драгович баловался тем, что слушал голоса врага – их, транслировавшихся на многих языках западных наций, можно было услышать только по радиосетям. Спутниковая была не единственной – голоса врага можно было услышать еще и по совсем допотопной наземной радиосети. В интернете, в своем интернете, понятное дело, ничего вражеского и близко не было.

Драгович приладил штыревую антенну и включил рацию. Раздался бодрый испаноязычный голос, сопровождаемый шумом стадиона. Насколько понял Драгович, это была трансляция с матча проходившего сейчас в Латинской Америке. Весь тот континент был пожалуй самым беззаботным местом на планете. Хотя у чинков и там был плацдарм. С суши он был надежно заблокирован коалиционными силами Западного Блока.

На другом канале играла какая-то музыка, сильно похожая на джазовый церковный хор – это было обычным делом для некоторых чудаковатых американских штатов. Так и оказалось – канал был англоязычным, куда более понятным Драговичу, чем южноамериканский.

Фамилия Бандон конечно же многим знакома, – продолжил очевидно начатую до музыки речь голос, – Рейдженальд Бандон – пятьдесят шестой президент Соединенных Штатов. Он родился в далеком две тысячи втором году в городе Кэмпбелл штат Калифорния в семье…

– Точно, один из американских президентов, – вспомнил Драгович.

Он нажал кнопку, переключив на канал вверх. Раздалось шипение вперемежку с жужжанием – такое бывало если глушили вражеский канал.

– Окончив в две тысячи двадцать шестом году Массачусетский Технологический Университет, Рейдженальд наконец-то приступил к осуществлению задуманного. С двумя своими друзьями он оборудовал мастерскую в гараже своего дяди…

– А где рассказ по голожопое детство, – усмехнулся про себя Драгович.

В воображении возникла картина о том, как этот Бандон, будучи шкетом, бегал в коротких штанишках, зацепился за забор и их порвал, – вообще такое как раз было его, Драговича смутным воспоминанием из "доисторических" детских времен.

– В те годы почтовые дроны уже были обыденностью, однако они не могли распознавать изображения и ориентироваться по рельефу и наземным объектам без помощи сети GPS.

– Изобрел свой ImageCon, – подумал Драгович, и оказался прав, в том смысле, что диктор в целом и описал предка Terrain Shape & Image Connasense System, предка TSICS.

Драгович отложил радио и пошел в очередной раз посмотреть, не едет ли за ним грузовик. По прежнему капал дождь, мелкий, как из распылителя, а по небу на сером фоне плыли чуть более светлые клочья облаков, похожие на туман. Никакого движения на горизонте в той стороне, куда убегала змейка-дорога видно не было. В другой стороне, откуда она выбегала, тоже ничего не просматривалось. Драгович зашагал обратно к домику.

– Космический полет даже на экскурсионной ракете в те времена предполагал участие в работе экипажа, направлявшегося к одной из тогдашних станций, и мог занимать до двух суток.

– А теперь нет никаких станций, – с чувством снисхождения к легкомысленным предкам, строившим эти уязвимые громадины подумал Драгович.

– В том же, две тысячи сорок третьем году он, по собственным воспоминаниям, всерьез заинтересовался термоядерной энергетикой. А что же подвигло его на это? Это был тот самый полет и осознание того, что наша Земля и человечество, ее населяющее…

Драгович начал перебирать каналы и наконец наткнулся на женский голос, говоривший на русском и чуть коверкающим, странно проговаривающим шипящие звуки – это был вражеский голос, вражеский канал. Драгович почти машинально сделал потише, потом поднялся и встал у дверного проема – не гоже будет, если кто-то войдет а в домике звучит вот это.

Послушав немного, Драгович вернулся на американскую передачу, рассказывавшую про Бандона. Тут уже дошли до две тысячи пятьдесят шестого года, когда компания Бандона запустила первый работающий промышленный термоядерный реактор. Первый в мире.

Таких подробностей с датами Драгович не знал, хотя, как и всякий мало-мальски образованный человек знал, что термоядерная энергетика вступила в свои права в середине прошлого века.

До этого вполне естественным было то, что государства воевали из-за нефти, нужной и сейчас, но давно не стоящей во главе всего. Еще выходило, что та компания Бандона чуть ли не стояла у истоков AEX. Как-то слишком круто для какой-то компании из прошлого века, хотя все большое вырастает из малого.

Драгович повертел в руках аппарат и выключил. У этого, кстати на шильдике помимо логотипа изготовителя еще красовались три другие знакомые каждому буквы – GBA. Радары противоракетной обороны LAURA, защищавшие Европу были от GBA.

К вечеру появились бреши в облаках, потом был красный закат, а потом, когда стемнело, появились редкие звезды. Никакого грузовика по-прежнему не было.

В домике становилось все холоднее. Когда Драгович уже начал прикидывать в уме, как ему лучше будет обустроить ночлег и разводить ли перед домом костер, послышалось отдаленное гудение, мало напоминавшее звук автомобиля.

Высунувшись в открытую дверь и оглядевшись по сторонам, Драгович разглядел огни, двигавшиеся над дальним краем поля. Очевидно, это был какой-то коптербас – если так, то он стал бы первым виданным в сибирском регионе.

Дома авиакары также стали редкостью – слишком уж большая роскошь для обычного человека летать где ни попадя, когда электродвигатели и продвинутое авиационное водородное оборудование нужно фронтам.

Машина тем временем описала дугу проходя низко над полем и определенно шла к Драговичу, светя вниз прожектором. Всего через минуту, после того как Драгович услышал отдаленный гул, коптербас уже стоял перед домиком, постепенно сбавляя обороты винтов. Первым из отодвинувшейся боковой двери вылез Шеф, как его про себя назвал Драгович.

Шеф был здоровый широколицый детина с усиками и бородкой. Он был лейтенантом департамента коммуникаций, в его распоряжение и поступил Драгович, только-только прибыв на распределительный пункт.

– Я думал вы раньше будете, проговорил Драгович. – уже ночевать здесь собрался.

– Да ну, с чего бы? – с деланными эмоциями ответил Шеф. – Смотри на чем едем сегодня.

– Ты же сам говорил про бесполетную зону, я здесь пару раз слышал, как что-то пролетало, может ПВО.

– Да мы их не интересуем, – ответил Шеф. – Если что, водитель хорошо умеет летать, низко. Еще у нас RWR есть, – Он махнул в сторону автобуса, на крыше которого возвышалось нечто, похожее на гриб-поганку. – Забирай все свое и залезай.

Сам Шеф в это время достал сигарету и закурил.

Драгович заторопился в вагончик. Менее чем через минуту он уже был в салоне. Окна были занавешены синими шторками, а под потолком была какая-то коробка на крепежах, вставленная сюда явно кустарно. По всей видимости, это и был приемник-антирадар. В переднюю панель на водительском месте также был вставлен здоровенный для простенького транспорта монитор в двадцать один дюйм, на котором вроде бы высвечивалась навигация интерлинка.

Наконец, Шеф докурил, протиснулся в салон и захлопнул выдвижную дверь.

Раздался низкий гул, перешедший в тихий свист – так обычно работает электрика, управляющая мощностью двигателей. Затем машина качнулась и плавно поднялась. Драгович отдернул шторку и увидел огоньки какого-то далекого поселка, вид на который открылся только после подъема.

Кроме огоньков не было видно ничего – только сплошная темнота. Высота полета была небольшая – то и дело почти под днищем машины мелькали ветки деревьев, выхваченные широким снопом включившегося прожектора. Прожектор определенно светил не по курсу.

Занервничавший сперва Драгович успокоился, увидев у водителя ночные очки.

Главное к реке близко не подлетать, к правому берегу, – проговорил заметивший оживленную реакцию Драговича Шеф. – Но все нормально, у нас уже давно карта радарного покрытия есть.

– И к "Амандам" тоже не лезть, – добавил водитель, – А то они быстро лазерами своими пульнут. Тогда сразу пиздец.

–К "Амандам"? – переспросил Драгович, услышавший название, легендарное для любого военно-оружейного маньяка, которым он, впрочем, не являлся.

– Да не слушай его, – вмешался Шеф, – это на прямой видимости и то даже ближе. А до них отсюда триста километров без малого. Те, что на севере, вторая группа, они вообще на правом берегу, дальше чем ракетодром. До нас, когда мы здесь, им дела нет. Еще к ним относятся радары-ресиверы. Они намного поменьше, с трехэтажку. Охранная зона радиусом с полкилометра всего. Там ничего такого не будет. Вообще, как видишь, наш край по полной упакован.

Наблюдая за дальнейшим ходом полета, Драгович пришел к выводу, что здесь имела место самая настоящая партизанщина. Не в том смысле, что по рощам и лесам прятались партизаны, а в смысле организации всего, полета в частности.

Не прошло и десяти минут с момента взлета, как раздался какой-то предупредительный писк. Водитель повернулся к интерлинку и начал что-то высматривать.

Что там было на экране, Драгович в подробностях конечно же видеть не мог. В основном все та же карта с каким-то слоем тактической информации поверх нее.

– Чего там? – Выкрикнул Шеф.

– АВАКС к югу облучает.

– А летит куда?

– Да в стороне пройдет.

– Сюда летит?

– Почти.

– Давай постоим! – почти скомандовал Шеф.

– Да пройдем! – ответил водитель.

– Постоим говорю! Не понятно?

– Так точно, – пробурчал водитель и начал сбавлять ход.

Через полминуты автобус уже завис над очередным полем метрах в пяти, и начал снижаться.

– Тот кто рискует без надобности тот вдвойне дурак – Изрек Шеф, когда машина уже стояла на земле, а обороты винтов упали настолько, что никакого звука эти винты практически не издавали.

Глава 11.

Вот про таких потом сочиняют теории заговоров. Задников в Гренландии.

20.08.2119.

Эгедесмюнд. Гренландия.

Зал постепенно наполнялся людьми. Всего, насколько было известно Задникову, группа насчитывала чуть более полусотни человек – экспертов в самых разных и имеющих между собой мало общего областях. Хотя кем они были на самом деле, ему, Задникову, не было доподлинно известно – он и сам был здесь заявлен, смешно сказать, как "тайный консультант депутата парламента РФР" – такая необычная должность и вправду в России была.

Но где он, Задников, а где бумажная крыса при какой-нибудь пешке из одной из партий. Впрочем, сейчас чисто внешне Задников вполне соответствовал – с этим он прекрасно справлялся.

Городок, в одном из зданий которого происходило собрание, был довольно своеобразен – Задников нашел некоторое сходство с воображаемыми убежищами нацистов в Антарктиде, тем как он их воображал – эту легенду он находил занимательной. Не было бы большой ошибкой назвать все это не городком, а объектом.

Данный объект находился не в Антарктиде, а в Гренландии. Название было вполне в духе пришедших на ум Задникову аналогий – Эгедесмюнд.

Город действительно был построен с нуля в целях, близких к военным – объект наземной коммуникационной инфраструктуры, перевалочная база в том числе и топливных модулей для суперавиации, другая логистика. В отличие от располагавшегося неподалеку чисто гражданского поселка Аасиаата с его разноцветными домиками, здесь все здания были либо просто серыми либо светло-серыми – еще одно сходство с антарктическими мифом.

Еще бы приземлилось какое-нибудь летающее корыто, спроектированное в форме диска, то картина была бы аутентичнее некуда. Правда, в отличие от антарктических пейзажей, сейчас не было никакого снега – одни скалы и холодное море.

В качестве центральной фигуры собрания должен был Выступать некто Нидмолтон – представитель частного американского фонда, аффилированного с американскими же спецслужбами. И само собой, с бизнесом, большим бизнесом, то есть каким-то из двух констеллейшнов, AEX или GBA.

Остальные присутствовавшие, такие же члены группы, как и сам Задников, были от самых разных государств блока: был британский инженер по термоядерной энергетике – так расплывчато представили его сферу деятельности. Был французский инженер по пилотируемым космическим полетам, еще какого-то черта экономист по сельскому хозяйству, тоже из Франции, японский подрядчик транспортной авиации. Вывод напрашивался сам собой – предмет рассмотрения носил какой-то весьма масштабный, всеохватный, но при этом наверняка расплывчатый характер. Такое бывает, когда предметом рассмотрения оказывается экономика, а не что-то чисто военно-стратегическое.

Группа являла собой ни что иное, как так называемый think tank – коллективный "котелок", призванный родить какие-то толковые мысли.

Наконец, зал набрался – группа была в полном составе. Нидмолтон занял место у трибуны и начал с дежурных приветствий.

– Нашей целью, господа, – объявил он, перейдя, наконец к делу, – будет рассмотрение а также моделирование сразу нескольких сценариев дальнейшего развития глобальной ситуации и хода войны. Для начала мы определимся с классификацией сценариев, которой мы будем придерживаться в ходе нашей работы. Приведем спектр концепций, имеющих в настоящее время широкое распространение к более упорядоченной структуре. Некоторые отвергнем.

Выступающий говорил довольно наукообразно.

– Итак, мы будем рассматривать дальнейшее развитие и дальнейший ход войны, как три варианта – три ключевых события, каждое из которых будет иметь два исхода. При этом каждый исход может быть результатом двух событий, другими словами, одно или другое событие могут привести к одному и тому же исходу.

На экране появилась диаграмма, на которой в верхнем ряду было три пустых прямоугольника, от которых вниз шли стрелки к нижнему ряду уже из четырех фигур. Верхние были окрашены в разные цвета – синий, зеленый и красный. Нижние были невнятно желтыми. Диаграмма выглядела довольно примитивно.

– Первый сценарий, условно назовем его синим, – Нидмолтон оглянулся на свою диаграмму, – этот сценарий подразумевает успешную реализацию совместно выработанного обеими сторонами плана деэскалации. Статус деэскалации будет включать в себя и денуклеаризацию каких бы то ни было действий на фронте. Исключение будет сделано для орбитальной борьбы.

– Ну все, можем расходиться, – с издевкой подумал Задников. – Лет через пять, конечно, можно будет еще разок собраться, обсудить что да как…

– Даже без формального прекращения войны и без заключения мирного пакета, этот сценарий рассматривается нами, как весьма оптимистичный, – словно вторя мыслям Задникова продолжил Нидмолтон.

Диаграмма, вернее синий прямоугольник, тем временем наполнялась текстом – пункты про мирный план и денуклеаризацию вначале мелькали крупным планом а затем уходили в прямоугольник. Такая довольно продвинутая, хотя технически несложная замена издревле принятому чирканью маркером по доске.

– Наиболее вероятно, весомый вклад в урегулирование внесут неформальные договоренности обеспечивающие поэтапный процесс взаимных уступок. Если говорить более предметно, то речь будет идти о замораживании CAF с созданием демилитаризованной зоны вдоль настоящей, на момент декларации договоренности, линии фронта. Аналогичный сценарий будет применителен и к EAF.Что касается Южноамериканской Блокады, то вопрос этого плацдарма сейчас не может быть описан каким-либо четким сценарием.

– Другими словами, что с ним делать мы не знаем, – подумал Задников.

– Процесс сворачивания плацдарма и отвода группировки Азиатского Блока будет широко включать в себя такую составляющую, как обмен пленными. Следующей составляющей комплекса договоренностей будет определения будущего статуса Российской Федеративной Республики. Мы не готовы пойти на то чтобы РФР утратила свой блоковый статус, однако возможно рассмотрение варианта с частичной демилитаризацией РФР и отводом части сил блока.

– А Россию мы конечно же спрашивать не будем, – раздраженно мысленно упрекнул выступающего Задников. – Собираетесь в который раз бросить страну на волю исторической стихии? Позволить сползти во мрак, а потом через много лет другие умники будут кудахтать: :как же так получилось?".

Задников взял карандаш и чиркнул линию на своем планшете напротив обозначившегося пункта – все, что было на доске, отображалось и в индивидуальных гаджетах, которые были разложены на местах в зале – организаторы толково подошли к делу.

– При этом силы сдерживания на сухопутной границе России и Азиатского Блока безусловно не будут отведены полностью, – продолжал Нидмолтон. – Кроме того, они получат усиление виде контингентов таких внеблоковых государств, как Индия и Иран. Сообщество ITIR предполагается окончательно формализовать, причем как дружественно-нейтральный по отношению к сообществу западных наций военно-политический блок.

Этим в частности будет закрыт путь к сценарию, в котором Иран рано или поздно будет втянут в орбиту Азиатского Мира. Другой, менее проблемный член сообщества ITIR, Турция будет иметь двойную принадлежность, как и Россия, которая станет основным драйвером продвижения наших интересов в данном сообществе. Что касается результатов, то есть исходов синего сценария, то это будет новое устройство мирового порядка в рамках нашего, Западного Сообщества. Азиатский мир будет находится вне этих рамок, взаимодействие обоих глобальных сообществ при таком мироустройстве – предмет отдельного рассмотрения.

– Весь мир, – это наш Западный Блок? ОК, – усмехнулся про себя Задников. – Только если бы не прошлый век и все его ошибки, это было бы действительно так.

– В вопросе администрирования и экономики Сообщества Западных Наций, – продолжил Нидмолтон, – будут актуальны концепция Глобального Авангарда а также принципы МультиСтейт. Концепция МультиСтейт описана довольно однозначно, поэтому я не буду на ней останавливаться, а вот что касается Глобального Авангарда, то у этой идеи много трактовок, поэтому я обрисую то, как ее будем представлять мы.

Задников прекрасно знал, что такое МультиСтейт, оно же Мультигосударство, и считал все это полнейшим вздором.

Идея заключалась в том, что в одних территориальных границах могло существовать сразу несколько государственных устройств. Взять было, к примеру, какую-нибудь Европейскую страну, скажем Францию с ее динамичной историей.

В разные периоды, за пару прошлых веков там преобладали и социалистические настроения и консервативные.

Будь там реализован МультиСтейт, социалистическая Франция и Пятая республика а заодно и, скажем Третья существовали бы в одних территориальных границах, словно параллельные миры, и даже сказочной Франции с королем во главе нашлось бы место. Граждане у каждого такого виртуального государства были бы свои – эти граждане разных государств жили бы хоть в одном доме, да хоть одной семье. Было некоторое сходство с принципом функционирования сетевых игр – когда у одного человека аккаунт в одной игре и он тратит деньги там, у другого в другой, и тратит он, соответственно, в "своем мирке".

Денег-то идея МультиCтейт тоже касалась – разных валют конечно не предусматривалось, но налогообложение, страховки, пособия и пенсии в каждой такой виртуальной стане были бы свои. Были и "невиртуализируемые" институты, такие как полиция, экстренная медицина и спасательные службы.

Армия в основном также являлась "невиртуализируемой", однако часть судов, исполнительных институтов, законодательные органы виртуализировались. Миграция из одного государства в другое была бы возможна, но имела бы временные ограничения – бегать из одного государства в другое через день было бы нельзя. Двойного гражданства, вероятнее всего, тоже не было бы.

Такие параллельные государства могли бы решить вопрос политических противоречий в обществе, правда взамен возникла бы определенная конкуренция между этими виртуальными странами.

Еще такое можно было бы устроить только в довольно развитом и свободном от ярко выраженных внутренних противоречий обществе. В довоенной Швеции какой-нибудь. В России, даже довоенной России, такая затея была бы уже слишком сомнительной.

Нидмолтон тем временем рассказывал про Глобальный Авангард, как эту идею предстоит понимать здесь:

– …Была сформулирована задолго до войны, в конце прошлого века. В соответствии с ней выделяется группа наций и государств, обладающих ресурсами и производительными силами для дальнейшего поступательного развития вплоть до освоения околоземного пространства, Луны и Марса.

Замах был что надо, но как правило так эту идею и расписывали.

– Остальная часть человечества, – продолжала звучать речь, – определяется как UNM или недонациональное большинство. Такой, на первый взгляд, пренебрежительный термин выбран исходя из того, что не готовые к интеграции в общий поступательный процесс разобщенные народы будут не в состоянии войти в сообщество, которое можно будет определить как глобальную единую нацию. Нацию в политическом смысле, разумеется. Да, в дальнейшем мы будем говорить о единой нации исключительно в культурно-политическом смысле, не путать с определением по этническому фактору. Значительная часть экономик государств UNM будет носить характер индустриальных. В целях сбережения экологических ресурсов планеты производственные мощности UNM будут иметь доступ к чистой энергии и будут зависеть от этого доступа, таким образом будет реализован механизм контроля нежелательного бурного роста этих производств. При этом UNM если не навсегда, то на обозримую перспективу останется за бортом авангардного технологического развития.

– А когда-нибудь было так, что таких планов на эту часть человечества не было? Ну да, раньше-то считалось что и своя промышленность им не нужна, – подумал Задников.

– Что касается Глобального Авангарда, – продолжал выступающий, – то это сообщество наций будет владеть всеми технологиями и полным перечнем технологических цепочек от добычи сырья, что прежде отводилось отдельным сырьевым экономикам, до самых передовых производств. Говоря вульгаризованно, это сообщество будет являть собой то, как должно было бы выглядеть человечество, высадившееся в виде своего передового отряда на пригодной для проживания планете, человечества, начинающего свой новый путь.

– Удивительное дело! – подумал Задников. – Лет двести, ну может чуть меньше, люди фантазировали, как отправят команду на какую-то другую планету. Выдумывали корабли размером с город. На бумаге, конечно. Продумывали, как и что эти поселенцы будут делать. И вот, двадцать второй век. Когда-то, когда люди только научились запускать спутники, сегодняшние даты на дешевом настенном календаре наверно ассоциировались бы у тех людей из прошлого со сказочным будущим и прогрессом. А вот и хрен вам. Прогресс конечно есть… Немного не такой как представлялось, правда. Вот и современные ученые поупражнялись в своих построениях планов освоения планет и пришли к тому, что никуда мы не летим, а устроим планетный десант здесь. А остальная шушера, которая в этом не задействована – рассредоточьтесь быстро, чтобы вас не видно было, и копошитесь там у себя. Вот вам провод-удлинитель. Можете включить что-нибудь. Только немного. Забавно.

Вообще концепция Глобального Авангарда в том виде в котором ее описывал Нидмолтон выглядела более-менее прилично. В обществе и в частности в прессе разного уровня ходили разные трактовки вплоть до откровенного нацизма. Впрочем, нацистские версии зачастую намеренно генерировались противниками концепции, желавшими таким образом ее опорочить – прием был не новый.

– Остальная часть будет без каких либо притеснений вести прежний образ жизни, – донесся голос. – Военно-политическая организация блока, также и в своем обновленном виде, безусловно будет включать в себя и государства UNM из подконтрольных на момент деэскалации. Ко всему прочему, даже если допустить, что какой-то перечень государств не войдет в блок на полных основаниях, то предпосылки для будущих локальных войн будут минимизированы – на то можно предусмотреть механизмы частичного участия того или иного государства в блоке, или более прямолинейные механизмы, такие как миротворческие инициативы со стороны Авангарда.

– Короче, – подытожил мысленно Задников, – Есть огромный Западный Блок и Азиатский, который никуда не денется. Что в азиатском будет твориться нас пока не интересует. В нашем, Западном, есть вроде приличные страны и есть шушера. Шушера входит на неполных основаниях, то есть неполных правах. А среди приличных есть самые приличные – это Авангард, который будет осваивать планету по-новому. Так, папаша? Как он будет с этим управляться?

Задникову, которому за всю оставшуюся жизнь уже рук было не отмыть, специальному полевому агенту, что было синонимом слова "пиздец" – много какими еще пугающими и подсанкционными словами он мог себя с полным правом заявить, сейчас стало казаться, что он всего лишь обычный, ни чем не примечательный обыватель, которого занесло на сходку настоящих хищников капиталла… Ну или таких, как карикатурные буржуи с винтажных советских плакатов.

Впрочем, это были ознакомительные и чисто эстетические впечатления, а сам Задников прекрасно представлял, на кого она работал. И они кого попало к себе не приглашают.

– Одну такую миротворческую инициативу, вернее сказать механизм, я уже назвал, – продолжал Выступающий, – наше владение термоядерной энергией и ее поставки – это уже достаточный рычаг для решения проблем неконтролируемого развития, в том числе и количественного демографического, в будущем безнефтяном мире. Ну или почти безнефтяном.

Помимо всего прочего, Авангард возложит на себя определенные гуманитарные функции, например, оказание помощи в случае стихийных бедствий и что немаловажно, связанных с этим угроз голода.

– Наверно, в пределах нашего блока, – подумал Задников. Вообще действительно было нелегко представить, как даже после войны кто-то с запада стал бы всерьез панькаться, да и просто водить дружбу с "чинками", или "фунфэнгами", как их еще звали в России.

Ведущий продолжал:

– Концепция, как я уже сказал, была разработана в конце прошлого века и последние десятилетия внесли в нее свои коррективы. Так, например, в прежние годы допускалось включение в Авангард ряда азиатских наций помимо безусловно разделяющей наши ценности Японии. Не предполагалось глобальное противостояние, а также не предполагалось противодействие со стороны азиатских наций, которое, несомненно будет иметь место даже в случае полной деэскалации. Были разные точки зрения по поводу статуса России с ее малочисленным населением и огромными территориями.

– Вот это уже интересно, папаша, – подумал Задников.

Конечно, ему давно уже были чужды какие бы то ни было чувства национальной сопричастности, патриотизма и всего в таком духе, но и абсолютным циником он не был – во-первых на таких людей, на циников, особенно бравирующих этим, он смотрел как на ущербных.

Во-вторых, его собственное знакомство с миром оружия и всех эти игр взрослых дядь было несколько травматичным, хотя карьере это не воспрепятствовало. Произошло это в тот момент, когда за окном квартиры, в которой 11-летний Толик Задников сидел за столом и делал свои уроки промелькнуло темное крыло.

На крыло смерти оно не потянуло – во-первых это было не фэнтезийное одушевленное крыло, а лишь кусок разорванного металла и пластика. И потом, на пролежавшем два дня под завалом Толяне не осталось, по большому счету, ни царапины. Наука от попахивающего перегаром учителя ГТО, "Гражданской и Территориальной Обороны" оказалась важнее всех остальных – когда все вокруг уже стало дрожать, Задников быстро сообразил, что надо было делать, и нырнул под письменный стол.

По счастью, на тот момент дома был только он один. По счастью для него и его семьи – в совковом семиэтажном доме были и другие квартиры.

Так Задников поучаствовал в событиях 2085 года, когда Второй Советский Союз затрещал по швам и на Западе страны начался запомнившийся кое-кому 2085-й год. Литва.

В семиэтажку тогда врубился разваливавшийся в воздухе реактивный беспилотник. Не из этих, весом с пару десятков килограмм, а тот, что размером с легкий истребитель.

Какому-то мудаку из народного фронта, так все они себя называли, посчастливилось подбить армейский дрон, который какой-то еще больший мудак-офицер решил погонять над городскими кварталами, хотя такие машины, будучи эффективными на открытых плацдармах, в условиях городских боев приводили дело во все времена как раз к вот таким результатам. Скорее всего, офицерюга решил произвести психологическое воздействие и красиво порассекать над улицами.

Нидмолтон тем временем делился планами на Россию:

– Россия должна быть включена в Авангард, обеспечивая: первое – территориальное доминирование и сдерживание азиатских наций на континенте, второе – определенную номенклатуру полезных ископаемых. Это, замечу, было настоящим фетишем позднего Советского Союза, навязчивой идеей о том, что весь мир зарится на эту природную кладовую. Третье – немногочисленность населения страны открывает широкие возможности для его, населения, социально-культурного переформатирования. Определенная необходимость в этом очевидна – многие пороки советского строя не искоренены до сих пор. Сама возможность событий вокруг Суперфедеранта тому подтверждение.

Задникову в пору было ухмыльнуться, но он сохранил невозмутимое выражение лица.

– С другой стороны, какая-то часть населения европейских стран может найти свой новый дом на бескрайних восточных территориях и совместно с российской нацией в ее нынешнем виде сформировать новую нацию. Такое развитие событий крайне благоприятно в свете необходимости сдерживания азиатских сил на континенте, на северной его части. Ну и, как с каждым годом становится все очевиднее, что есть определенный запрос на то, чтобы локализовать многочисленных европейских демобилизовавшихся, угрожающих разорвать свои родные страны и социум, локализовать их где-то вовне.

Бэ-Бэ-Бэ! – вспомнил Задников расхожую песенку, популярную не столько среди самих нацистов, сколько как музыкальное сопровождение для полукомичной иллюстрации чего-то нацистского. Тогда тоже была идея перетащить в Россию европейских селян чтобы те освоились на новых территориях.

Сейчас, конечно, речь не шла о каких-то завоеваниях, но и тогда, в девятнадцатом веке или когда там только пошла эта движуха, умники, зависавшие в своей венской опере, не предполагали ни блицкригов ни зондеркоманд ни своего разгрома.

А теперь, в двадцать втором веке AEX и GBA планируют сгрести отвоевавшую свое европейскую солдатню, которая теперь только и делает что "беспределит", сгрести всех с их непутевыми семьями и отправить на восток. Как Сталин отправлял русских в Сибирь. Или нет, еще раньше, когда столыпинские вагоны придумали. Смеяться или за голову хвататься? Как бы эта солдатня повела себя на новых территориях? Хорошо, с местными они бы может и ужились – когда-то Петр Первый тоже что-то такое проделывал, но сами-то они, эти новые мигранты, захотели бы променять теплую Европу на заснеженную… Пусть и тоже Европу?

– Этот третий пункт вопроса о России носит дискуссионный характер, – уточнил Нидмолтон. – Есть несколько иное видение, в котором страна не претерпит значительных изменений, а роль ее будет минимизирована, в то же время другой регион наших территорий, Южная Америка, будет выведен на безусловные передовые позиции, подразумевающие под собой даже частичную релокацию США.

– Плацдарм спихните в океан вначале, – подумал Задников.

– И да, что касается вопроса о социально-культурном переформатировании, то в этом нуждаются практически все нации. Когда концепция создавалась, то такое переформатирование виделось чем-то труднореализуемым. Напомню, это был конец прошлого века. Да уже близилось наступление Нового Времени, но все же. В настоящее время общества западных наций гораздо ближе к тому, что должно было бы быть результатом того переформатирования. Подчеркиваю, ближе не к необходимым стартовым условиям, а к самому результату. Как ни странно, реалии последних лет сыграли в этом позитивную роль.

Про релокацию США Задников слышал – тоже такой себе передовой отряд, только в масштабах Америки – все финансовые институты, хай-тек просто переезжали на выбранное подходящее место в Южной Америке. За ними потом подтянулись бы и политико-административные составляющие. Там уже было полно высокотехнологичных предприятий. Еще там кое-где уже сейчас была оборона прямо как в SSSF, опять-таки из-за их ракетодрома, тамошний назывался "Лакайль". Местным, пришлось бы подвинуться – но разве это проблема? К тому же, они получили бы кое-какие плюсы, ну в крайнем случае некоторые из них, верхушка. А уж она бы довела целесообразность идеи до остальных. – Так себе представлял все это Задников. Особого отторжения эта идея у него не вызывала. В военно-стратегическом смысле у этих планов было одно препятствие – плацдарм на восточном побережье. Будучи блокированным по суше, он по-прежнему снабжался по океану – "чинки" успели "перекинуть" магистраль из Африки. Разорвать линию коммуникации, эту муравьиную тропу из кораблей, самолетов ПВО и подводного охранения было ничем не проще, чем подвинуть какой-нибудь фронт, большой фронт.

– …Вот так в общих чертах выглядит современная версия концепции Глобального Авангарда, подытожил Нидмолтон, – У концепции имеются как откровенно слабые так и спорные моменты. К первым относится вопрос целесообразности создания на базе ITIR еще одной военно-политической организации. С одной стороны, в орбиту западных наций так или иначе удастся вовлечь Иран с его давней непримиримой позицией и Индию, придерживающуюся позиции неприсоединения. Плюс удастся закрыть странам входящим в ITIR путь к сближению с Азиатскими Нациями. С другой стороны, таким образом западные нации сами создают не вполне подконтрольную военно-политическую силу.

Спорными моментами являются статусы России и Турции. Последняя в настоящее время хоть и является полноправным членом блока, но в вопросе формирования Авангарда требует более тщательного рассмотрения. Хотя бы на основании того, что в прошлом веке, являясь таким же полноправным участником тогдашнего североатлантического альянса, она зачастую придерживалась двойственных позиций. Теперь перейдем к зеленому варианту.

Зеленый прямоугольник пару раз мигнул, став чуть зеленее.

– Если в сценарии синего варианта ключевым событием, которому суждено перенаправить траекторию сценария, является успешная выработка, заключение и соблюдение договоренностей, проще говоря, деэскалация и денуклеаризация, то в зеленом сценарии таким поворотным пунктом является некое кризисное событие. К числу таких событий может быть отнесен очередной демарш, или же даже не подразумевающий прямого демарша масштабный политический кризис в каком либо государстве из числа ведущих, что, впрочем, тоже можно приравнять к косвенному демаршу. Также это может быть, к примеру, классический военный мятеж, которого также нельзя исключать. Во всех приведенных случаях одной из основных задач является извлечение позитивного результата из вышеперечисленных негативных событий. Разумеется, любой патриот своей нации и участник Общего Дела искренне желает, чтобы что-то подобное разразилось в лагере противника, но реалистичный подход не позволяет исключать этого с сопоставимой вероятностью и в нашем Западном Сообществе.

Проговорив ничего не значившую ритуально-декларативную тираду, Нидмолтон продолжал:

– Магистральная стратегия дальнейших действий заключается во все тех же ключевых пунктах, что фигурируют в синем сценарии – это выработка, реализация и соблюдение договоренностей и соглашений, обеспечивающих деэскалацию и денуклеаризацию боевых действий. Если за прошедшие годы войны этого не удалось осуществить ввиду разногласий по отдельным позициям, то в новых условиях, которые сформируются после кризисного события, нашей стороне удастся… Предполагается, что нашей стороне удастся защитись свои позиции договоренностей благодаря тому, что мы представим неизбежное временное ослабление наших тылов, как уже состоявшуюся уступку противоположной стороне, что, образно выражаясь, будет скидкой, которую они получат, покупая наши условия. При этом устойчивость баланса военного процесса, хоть и снизится, но будет далеко над критически низким уровнем. Этот временный кризис рассматривается как вполне приемлемая плата за возможность наконец-то прийти к конечному результату в виде полной деэскалации – это в наиболее оптимистичном варианте, или конверсии военного процесса – это в более приближенном к текущим реалиям видении.

– Другими словами, мы якобы пускаем по пизде наши внутритыловые дела, и противник на радостях от такого дела подписывает соглашения, после которых обе стороны отказываются от бомбочек, – мысленно сформулировал для себя сказанное Задников. – А потом легким движением восстанавливаем у себя то, что начало якобы трещать по швам. Хитро, но такое возможно вообще?

– Результатом зеленого сценария может быть как вышеописанный Глобальный Авангард, так и устройство в соответствии с иной концепцией. В отличие от идеи Глобального Авангарда эта, другая, не имела и не имеет столь широкого освещения.

– Как известно, – продолжал выступающий, – на завершающем этапе первой большой войны двадцатого века тылы, тылы в современном понимании, подразумевающем экономику и моральное состояние общества, так вот, тылы обоих противоборствующих сторон находились в бедственном положении. Это послужило катализатором не только к становлению большевистского государства, но и, говоря современным языком, к своеобразным демаршам отдельных европейских наций, воспринявших те же деструктивные идеи, что и российские большевики. И в Западной Европе были ненадолго задержавшиеся красные республики. Однако насколько они, эти идеи деструктивны? Здесь нужно признать, что спустя десятилетия мы рассуждаем в парадигме ушедшей в историю холодной конфронтации с Советским Союзом и той Конфедерацей. Вообще рассматривать советскую историю на всем ее протяжении, как что-то монолитное, было бы весьма опрометчивым подходом. Та, когда-то оппонировавшая нам сторона проделала довольно протяженный путь. Не столько в координатах времени, сколько в политических координатах. Причем путь этот настолько протяженный, что представитель государственной администрации межсоветского периода был бы признан преступником, окажись он в первом десятилетии советской истории. Он бы не избежал социально-политической опрессии, если бы также очутился и в десятилетиях Второго Союза. Чиновник второго союза имел бы кучу неприятностей как в межсоветский период, так и в годы первого союза. К функционерам постреволюционных десятилетий была бы масса вопросов окажись он перед судом потомков. Так вот, нас интересуют политические координаты первых десятилетий, даже первых лет советской истории. Прежде чем продолжать разговор на тему большевизма, вернемся в наши дни.

Очередь дошла до красного прямоугольника, который из бледного окрасился в недобрый кровавый цвет.

– Итак, красный вариант. Устоявшийся баланс механизма военного процесса терпит необратимый крах. В самом упрощенном случае это эскалационный коллапс, каким мы его видим. Обе стороны несут критический урон. Нам ничего не остается, как перейти на Положение Судного Дня. Если отойти от прямолинейного шаблонного видения, от упрощенного рассмотрения, то эскалационный коллапс в более мягком, нежели классическое представление варианте, будет вызван не какими-то опрометчивыми действиями командования, в первую очередь, разумеется, противника, не появлением новых видов вооружений и не критическим истощением чисто оборонной составляющей потенциала одной из сторон. Первым звеном в этой цепи может стать серия очередных демаршей, не обязательно предполагаемый большой согласованный демарш – масштабы могут быть скромнее. Ослабление потенциала блока вынудит как минимум увеличить нагрузку на экономики государств, не охваченных демаршем, а как максимум интенсифицировать характер боевых действий перейдя к применению вооружений с повышенным поражением и повысить таким образом уровень эскалации. Это неизбежно осложнит ситуацию как в государствах не охваченных демаршем, так и в тылу в целом. Баланс механизма процесса войны приобретает характер неустойчивого, что в условиях ряда демаршей и истощении тыла открывает дорогу к прямому военному поражению.

– В другом варианте первым звеном может служить даже не серия демаршей, а банальные народные волнения и недовольства – этого мы тоже не можем исключать. По сути, это такой же демарш, только с самого низа.

– Чего-то я не совсем понимаю, – подумал Задников, – вы описываете какой-то управляемый пиздец или по-настоящему неуправляемый? Вроде бы уже столько лет прошло – мы все, люди в целом, человечество, не обезьяны с гранатами. К чему это? Папаша подвел к теме большого всеохватного бунта в тылу, после которого перестает работать промышленность и остается пулять тем что осталось, старыми кондовыми мегатонными ракетами? Но это тоже вздор. Вы не умеете справляться с народной движухой? Стесняетесь в средствах? Охотно верю, дядя!

– На сегодняшний день преобладает точка зрения, что стабилизация тыла, сворачивание демаршей и блокирование возможности прямого военного поражения может быть решена управляемой эскалацией, эскалационным всплеском, по своему уровню превышающим все то, что имело место за последние годы. Сравнивать можно разве что с первыми месяцами, вернее будет сказать переходом от Предвойны к войне. Такая эскалация сыграет решающую роль в деактуализации протестов или демаршей – в силу вступит мобилизационный сценарий. Как показывают исследования, моральные ресурсы для такого сценария по-прежнему имеются. Приоритетной целью является блокирование возможности прямого военного поражения, о которой уже было сказано. При этом будет неизбежной необходимость перехода на Положение Судного Дня.

– Ах?! Вон что! – с каким-то облегчением подумал Задников.

Облегчение обуславливалось, конечно не описываемыми кошмарами, а тем, что разговор, как выяснилось, все так же носил серьезный характер, а не скатился, как ранее показалось

Задникову, в бульварную болтовню. С положением судного дня, правда был некоторый перебор, но, конечно же, исключать этот вариант из теоретического рассмотрения и вправду не следовало.

– Зеленый и красный сценарии разумеется не являются оптимистичными. – продолжал Нидмолтон. -Однако они становятся таковыми, в особенностями зеленый, если все происходит применительно к блоку и тылу противника. Как нетрудно догадаться, сценариев в таком случае становится уже не три, а пять. Мы здесь не будем рассматривать излишне оптимистичные картины возможного развития событий. Красный вариант можно рассматривать как единый для обоих сторон и я объясню почему. Нужно отметить, что красный сценарий в своем радикальном варианте повлечет значительные потери с обеих сторон, так что назвать его оптимистичным, даже если он будет рассматриваться в применении к блоку и тылу противника, можно лишь с большими оговорками. А то и вовсе нельзя. Радикальный подвариант, будь он применим к нашей стороне, предполагает военные и гражданские потери суммарно сопоставимые с потерями за все прошедшие годы войны, умноженными на две целых пять десятых. Противник понесет одну целую шесть десятых своих потерь за все годы войны. Это данные комплексного моделирования и цифры довольно условные, но соотношение две с половиной к одной целой шести десятых носит более достоверный характер чем оценка потерь для отдельно взятой стороны. Я убежден, вы не упустили из внимания того, что это относительная количественная характеристика, и один и шесть их потерь против наших двух с половиной скорее говорит о более высокой уязвимости их тыла, уже понесшего свои превосходящие потери за прошедшие годы. Ущерб и потери в результате эскалационного всплеска будут носить паритетный характер и в абсолютном выражении будут близкими друг к другу величинами.

– После такого надо всем встать и сказать "Hail Victory", – с издевкой подумал Задников.

Нидмолтон продолжал:

–Красный сценарий предполагает два исхода. Радикальный подвариант состоит в том, что Положение Судного Дня сменится претворением в жизнь плана судного дня – сеть соответствующих фортификаций уже сейчас способна обеспечить нужды такого исхода. Более мягкий, скажем так, умеренный подвариант, подразумевает тот же большевистский план, о котором я упоминал как об одном из исходов зеленого сценария. К этому же исходу можно вывести и радикальный подвариант, поэтому они объединены в единый красный сценарий.

На экране снова появилась диаграмма с рядом из трех прямоугольников вверху и четырех внизу. – на время перечисления и графических иллюстраций всех пунктов красного варианта она была убрана – места не было.

– Подводя промежуточный итог своего выступления я скажу, что мы имеем три входных сценария – синий, зеленый и красный, которые в сумме имеют четыре исхода – сохранение текущей организационной структуры государств и наций блока, на котором я не стал останавливаться, Авангард, большевизация, план судного дня. Нашей задачей является проработка сценария большевизации наций нашего блока.

Тут бы залу было впору загудеть, но люди, очевидно, были опытные и сдержанные. Как и Задников, они, надо было думать, и не такую херню слышали.

– Оговорюсь, коммунистические или большевистские идеи радикально противоречат моим личным убеждениям и моральным установкам.

– Молодец, я тоже такой же, – лениво подумал Задников. – Как и все остальные.

– Однако, если речь идет о холодных расчетах, – продолжил Нидмолтон, – то большевизация наций блока должна будет охватить все без исключения нации, иначе неизбежна конфронтация, которая начнется в первые же годы этой самой частичной большевизации. Однако я хочу начать с того, что укажу общие черты последствий такой большевизации с одной стороны и прямого военного поражения с другой.

– Прямое военное поражение – это неизбежный крах всей нашей цивилизации. Я имею ввиду западную цивилизацию. Разумеется, наши народы продолжат свое существование, но их участь будет незавидна. В лучшем случае они погрузятся во мрак бесправия и тирании на столетия. В истории есть красноречивый пример – это все та же Россия. Тогда она еще не называлась Россией. Боле точно это можно было описать как совокупность протогосударств и городов-государств, пусть и разобщенных, но объединенных единым этническим фундаментом. Примерно в тринадцатом веке славянские города и протогосударства были оккупированы и разорены монгольскими завоевателями.

– Так это же было их полное военное поражение, – пронеслось в голове Задникова. Это-то как можно перепутать? Прямое военное – это капитуляция и соответствующая бумага с печатью. Полное военное – танки с иероглифами в Париже и Вашингтоне. Или наши в Ханцзяне. Или для вас те кони и люди так и перемешались в одно невнятное нечто, где полное военное от прямого не отличить. Ладно, хуйня. Давай дальше.

– Надо оговориться, – продолжал Нидмолтон, – что для большей части азиатских наций монгольские кочевники, подчеркиваю кочевники, были чужаками, но это все же был такой же чуждый нашему азиатский мир. Результатом успешного вторжения монгольских кочевников была трехвековая оккупация и полное переформатирование некогда вполне европейских протонаций к гибридному азиатско-европейскому облику. Последствия переформатирования проявляли себя столетиями. Возможно вплоть до прошлого века. Даже в культуре Второго Советского Союза можно было разглядеть отдельных деятелей, кичившихся, по их утверждению азиатской принадлежностью, русского народа. Если в прошлом веке это была праздная псевдоинтеллектуальная болтовня, то в предыдущие века Россия, прежде всего ее интеллектуальная мысль, буквально разрывалась между западом и востоком. Было от чего. Тут вам и бесправие низших сословий, и отсталость в технологическом плане, когда успешное копирование уже рассматривалось как успех, и двойная жизнь истеблишмента, предпочитавшего рассматривать себя как часть запада в полном отрыве от собственного национального государства. При этом темные низшие слои народа, рассматривавались истеблишментом, да и собственным, что вдвойне удивительно, взглядом, как ресурс, производительную силу и ничего более.

– Я приехал в Гренландию на штабную игру GBA и бонусом получил урок по истории России, – мысленно усмехнулся Задников.

– Но у России был Запад, – повел в какую-то другую сторону выступающий. – Пусть это и были сложные взаимоотношения. Да, вряд ли типичный обыватель девятнадцатого, двадцатого, даже прошлого века однозначно видел в Западе дружественную для себя силу. Тем не менее, у России был Запад. После распада Второго Союза была проделана огромная работа. Теперь, несмотря на демарш, Россия – часть нашей цивилизации. Любой обыватель, независимо от этнической принадлежности, по крайней мере подавляющее большинство обывателей России, без сомнения признает себя представителем Сообщества Западных Наций. – Нидмолтон перешел на едва ли не торжественный тон.

– А теперь вернемся к рассмотрению перспективы прямого военного поражения. Сообщество наших наций погрузится во мрак, но на этот раз у нас не будет своего Запада, каковой был у России. Капитуляция неизбежно повлечет за собой невоенную оккупацию со стороны Азии. Они и в прошлом веке уже демонстрировали свои возможности по этой части, пусть и довольно осторожно. В посткапитуляционном же будущем драйвера к цивилизационному ренессансу, драйвера, который был у России в средние века, в девятнадцатом веке, во времена Европейских буржуазных революций, в советские периоды, в недавние десятилетия – у нас этого не будет. Сомнений в своем разрушительном и антигуманистическом потенциале Азиатский Блок не оставляет. Диктатура, коллективизм, оставляющий далеко позади тот антииндивидуализм, который проповедовали большевики, откровенный расизм и шовинизм со стороны победителей – вот что ожидает наши нации в случае прямого военного поражения.

– Что же ждет нас в случае реализации сценария с большевизацией? – перешел наконец-то к довольно интригующей в контексте собрания теме Нидмолтон. – История показывает, что административно-политическая система, которая имела место в ранние годы и десятилетия советской истории, говоря прямо, тот самый большевизм, действительно успешно решила ряд задач, жизненно связанных с вопросом выживания той нации, того государства. Отвергнутые рыночные механизмы не могли обеспечить такого интенсивного роста производительных мощностей как командное управление, когда решающим фактором реализации того или иного проекта была технологическая рациональность а не извлечение прибыли. Дело было даже не в каких-то уязвимостях рыночных механизмов, а в состоянии разбитой страны, население которой могло быть приведено к какому-либо приемлемому довоенному облику исключительно казарменными методами.