Читать книгу Любить НЕ больно - - Страница 1

1 часть.

Любовь и боль

Не нарочно и откровенно,

Чтоб удар не пришелся в спину.

Говорят, это круто – верность,

Если верность не через силу.

Целоваться, когда захочешь,

Обнимать горячо и сильно.

Говорят, это круто очень –

Быть любимой не через силу.

Улыбаться не через силу,

Расставлять все над «ё» буквально.

Говорят, это круто – «сильной».

Я не сильная, я не знаю.

Кури. Кури и говори,

Какие люди дикари,

Как отключают фонари,

Как тушат звезды.

Какие краски у зари,

Куда уходят корабли,

И о любви, и о любви,

Пока не поздно.

Все говори как на духу.

Про завтрак, что отдал врагу,

Как плачет пирс на берегу

И гладит волны.

Как речка предана песку,

Как я живу в твоем мозгу,

Как приливает кровь к виску,

Когда я голой.

Кури, не думай ни о чем,

Прижмусь тепло к плечу плечом,

Ночь прячет звезды под плащом

Над южным полем.

И я целую горячо

И страстно, и потом еще,

А после будет длинный счет.

Ты шепчешь: «Черт с ним»!

Осень уже не осень, почти зима.

Снег ведь не самое главное из проблем.

Осенью очень удобно сойти с ума,

Поезда, трассы, взглядов, звонков и схем.

•

Осенью мерзко и холодно умирать:

Снег не укроет, солнце не исцелит.

В юности думаешь: «Смерть – это лишь игра».

Вырос и понял: смерть – это без любви

•

Кофе варить, никому не готовить борщ,

Не обнажать себя и свое нутро,

Кутать себя в одеяло за полуночь

И никого не ждать, подходя к метро.

•

Не отправлять в ответ: «Не забудь про шарф,

Помни про завтрак и то, что я здесь люблю».

Смерть – когда нет возможности задышать,

Чувствуя, как радар, что родное бьют.

•

Осенью фатализм, обнажив контакт,

Лезет под кожу, под сердце, под теплый плед,

Сводит с ума глинтвейном и пахнет так,

Как твоя шея,

Так, будто бы смерти нет.

Здесь по утрам лишь ночь и холод,

Выходишь из подъезда – таешь

В обычных пробках. Дай мне повод

Спросить тебя: «О чем мечтаешь?»

Здесь снег соленый и песчаный

Без спроса входит в дом и в душу.

Как от прощания до прощания

Успеть сказать, что ты мне нужен?

Здесь дом качает пьяный ветер,

Сгоняя на девятый тучи.

Какой тариф сейчас у смерти,

Чтоб точно знать, что ты везучий?

Здесь елки с соснами в продаже,

И Новый год, и праздник скоро.

Здесь, в общем, ничего не страшно,

Кроме забыть, как ты мне дорог.

Остывает февраль, как костер поутру,

И язык заплетается зимний его.

Он вчера еще пел, он был больше чем друг,

Но нельзя возвращаться. Нельзя ничего

Объяснять на пороге, оправдывать боль,

Никакие прощанья не высказать вслух.

Я, конечно, твоя. Я, конечно, с тобой.

Мы случимся не раз до ближайших разлук.

Можно письма писать, говорить ни о чем,

Прижиматься телами в февральской ночи.

Мне еще тебя можно кусать за плечо,

А тебе говорить мне: «Прошу, не молчи».

Нам еще строить планы на завтрашний день,

Дальше мы не сумеем уже ничего.

Остывает февраль, остывает постель,

И язык заплетается пьяный его.

Я устала. Я тысячу раз устала.

Матерится дождь на озябший сквер.

Принимают слезы и дрожь вокзалы,

И лавстори делают из людей.

Мир сопит под утро, большой, прекрасный,

У него в запасе года, века.

В нем опасно все, в нем везде опасность,

Ты меня в нем бросил и ускакал.

Я устала знаки искать повсюду,

Разбирать пароли, молитвы петь.

Я устала, я плачу опять под утро,

И никто не хочет меня согреть.

А весна… Весна, погляди, какая!

Столько песен выучил соловей.

Только я-то текст ни черта не знаю,

Ни черта не знаю я птичий текст.

От сирени запах стоит блаженный,

Расходилось пламя, костер палил.

Ветер треплет белые занавески

И щекочет мачты и корабли.

От таких, как я, не уходят тихо,

От меня по телу и дрожь, и боль.

Мальчик, стань премудрым, большим, счастливым.

А меня не тронь.

А меня не тронь.

А стихи – это что-то вроде

Недосказанного в ночи.

Недосып при любой погоде

Не к добру, говорят врачи.

Для него – просто дней каскады,

Череда пустозвонных лун.

Для нее – что-то вроде «радость»

Быть похожей ни на одну.

И спина, стало быть, ровнее,

И плейлист по-другому сбит.

Для него – череда сомнений,

Для нее – новый круг Земли.

Даже дышится по-другому,

Улыбается добрый Бог.

Для него – что тюрьма-свобода,

Для нее – новизна дорог.

Неудачники правят миром,

У счастливых в кармане мир.

Никогда его не любила,

Никогда ее не любил.

Поцелуи в углу запястья,

Раскрасневшийся разговор.

Боже дарит земное счастье

С кем-то новым наперекор.

Так рождаются километры

Невозврата и пустоты.

Он уверен, что рубит первый.

Но сжигает она мосты.

Сотни колотых, ножевых,

Обнаженные швы на сердце.

Мы расскажем потом живым,

Как коряво пытались греться

Мы поделим свои мечты,

И забудем пути-пароли,

И смеяться до темноты

Будем порознь мы с тобою.

Будет падать блестящий снег,

Ты забудешь меня в плацкарте.

Просто выйдешь в какой-то день

В город, что не найти на карте.

Не замечу, что ты ушел,

Поезд дальше пойдет по кругу,

И нам станется хорошо,

От того что никто друг другу.

Снег запомнил, как ты терял

То, что дорого и ранимо.

Я запомню, как целовал

И в груди носил мое имя.

Укрывает метель дома,

Заметает пути-дороги.

Не видать стороны холма,

Где любили мы, словно Боги.

Рассекреченные тела

Выгорали в разрезах комнат,

Каждый следующий раз дотла

Воздух был моими стоном вспорот.

Ты по венам пускал разряд,

Ночь крепила морозом город.

Шли последние карты в ход,

Разрывал неуемный голод.

Заметает метель проспект,

Зажигая в домах камины.

Слава богу, что мы не те,

О которых убого длинно.

Мы с тобой еще повоюем,

Каждый свой умертвит народ.

Я устала стрелять вслепую

В этот проклятый Богом год.

Мы с тобой еще выпьем много

И о многом поговорим,

Только порознь. Ради Бога,

Предавай без меня наш Рим.

Мы с тобой овдовели рано

Друг от друга в земных боях,

Потому нужно время. Раны

Еще чешутся и кровят.

Но однажды мы спустим флаги

И покурим в глухой тиши,

Оглядим все, что выжгли на х…

И пойдем друг без друга жить.

И пока ты боишься прошлого

И от будущего бежишь,

Приключается невозможное,

Убегает сквозь пальцы жизнь.

Ни обидами, ни упреками,

Ни ответственностью твоей

Не прикрыть наготу убогую,

Сколько лжи ни копи в себе.

И живешь так в проеме комнатном

Старой жизни и новых дней.

Сокрушаешься – неудобно, мол,

Проклинаешь все то, что вне

Ты оставил. Что настоящее –

Проживается не тобой.

Зарабатываешь (что значимо!),

Расширяешь дверной проем.

И завидуешь тем, кто выбрался,

И бухаешь от желчи дня,

И целуешь дитя капризное,

Так похожее на тебя.

А зачем ты мне нужен, если

Ты не щит мне и не броня.

Мы уже не случимся вместе,

Я давно не люблю тебя.

А зачем ты мне нужен, милый,

Если ты мне не друг, а враг.

И о чем бы я ни просила –

Для тебя беспросветный мрак.

А зачем ты мне нужен, славный,

Побежденный по всем фронтам.

Ты меня ни черта не знаешь,

Я тебе ничего не дам.

Что ж, давай поиграем, мальчик,

Отыщи меня, раздобудь.

Пока мы не сыграли в ящик,

Можно горы легко свернуть.

Допивай, допевай, додумай,

Доведи до кривой черты,

Чтоб врезаться губами в губы

Было больно до немоты.

Поиграем. Азарту место,

Время – делу, потехе – час.

Изучай меня близко, тесно,

Привыкай ко мне без прикрас.

Больше воздуха, меньше хлама

И о важном молчащий рот.

Поиграем, плевать, что шрамы

В двести двадцать каких-то вольт.

Говорит, ты – огонь. Из тебя в петлю,

Из тебя не съехать, не прибить струей,

Бельевой веревкой не задушить.

Говорит, хочу в тебе вечно жить,

Волосы ворошить.

Горизонт краснеет в твоих лучах,

Счастье ловишь в сотканных мелочах.

У тебя улыбка – причал мой, рай.

Я – дешевый ломаный копирайт,

Удаляй давай.

У меня свой склеп, говорит, стоп-кадр,

Свой экватор, рай, персональный ад.

Мы под солнцем ходим чужими здесь,

Кто тебя приходит ночами греть

В четверги и впредь?

Говорит, плевать мне… и не жалеть,

Не писать, не думать и не болеть,

Целоваться долго и не с тобой,

Голышом пускаться в морской прибой.

Говорит: «Изволь».

Я сижу, улыбаюсь и не пойму –

Я ему в суму или нет, в тюрьму,

Он забудет имя мое, и как

Я легко подчинялась его рукам,

Потому что ужин, покой, уют,

Потому что любят и крепко ждут.

Говорю: «Да нет во мне ни черта,

Ты меня придумал себе, создал…»

Говорит: «Ну да».

И не смейся так, чтоб я снова труп,

Беспокоен, вывернут, зол и груб.

Говорит, отмучившись, умирай,

Потому что разный у нас здесь рай.

И давай, прощай.

Я смотрю на солнце и то, что за

Горизонтом режет мои глаза.

«Вон, смотри, похожие облака

На тебя: вон пальцы твои, рука.

Говорю: пока».

Мы просили любви, умоляли: «Еще… еще…»

Не пытаясь понять – это рай или сущий ад

Все и сразу… Увы, совершенно забыв про счет,

Но бармен не забыл. И пришло время крупных трат.

Выскребали последнее: карты, стволы, тела,

Отдавали часы, надежды, мечты, стихи,

Выпадали на зимние улицы без бабла

И счастливыми были нелепо и вопреки.

Снежным ангелом рассыпались по простыням

И встречали рассвет в тональности ля минор.

Мы желали всего, но только не потерять.

Мы клялись всемогущим… но было не до него.

Мы растратились, раздарились, разобрались,

Растерялись в горячих танцах ночных костров

И однажды отдали душу, что на двоих,

Одинокому путнику, жившему под мостом.

И потупили взгляды: «Мы кто? Мы куда? Зачем?»

И пошли друг без друга счастливо и долго жить.

Оказалось, что если не вместе, то нет проблем.

И души тоже нет. Вообще никакой души.

Не читай стихов, не ищи меня,

Исчезай как тексты цветных открыток.

Хлещет дождь. Тридцатое сентября

Размывает след не своих ошибок.

Потому как свои мы не признаем,

Ты смеешься – признаться сродни расстрелу.

Не читай стихов, там одно вранье,

Ничего живого на самом деле.

Сколько верили. Сколько сожгли мостов,

Только нам понятных и близких таинств.

Не читай стихов, СМС, постов,

Подбери для себя подходящий глянец.

Осень окна бьет, барабанит в дверь,

Не читай меня, не ширяй по венам,

Не ищи, не знай, что ни с кем теперь

Не выходит чище и откровенней.

В больничном окне иное густое небо

Смотрит отцовски, нежно поверх снегов.

Боже заходит в палату, укрывшись пледом,

Просит прочесть немного моих стихов.

Станешь все помнить – свихнешься на ровном месте.

Боже велит хирургу отрезать память.

Я на столе лежу, растекаясь тестом,

Доктор проводит скальпелем, сердце шрамит.

В веки закрытые смотрит большая лампа,

Доктор ладонями греет мои виски.

Шепчет: «А ты молодец»; я в ответ киваю.

Нет ни обиды, ни горечи, ни тоски.

Дни убегают, мчатся машины мимо,

Тени деревьев маячат среди снегов.

В окнах больничных видно чего не видно

Из самых роскошных окон жилых домов.

Кроме любови ценное есть? Едва ли.

Жить бы по сердцу, совести и уму.

В белых палатах приступы отпускают,

Как отпускает Боже мою вину.

Не надобно больше ни денег, ни встреч, ни хлеба.

Господь исчезает, я остаюсь читать.

Из окон глядит густое большое небо,

На всем белом свете роднее не отыскать.

Доктор выводит неровным почерком

Самые правильные слова:

«От одиночества до одиночества

Старые схемы по дважды два».

Мир замирает, сопит и кашляет,

Крыши под снегом сопят в ночи.

Все-таки мы бесконечно разные:

Кто – арестанты, кто – палачи.

Доктор рассказывает размеренно

Правду о наших больших мирах,

Сколько кому и за что отмерено,

Я отражаюсь в его глазах.

Он обещает – весна прибудется,

Хлынут ручьи, как изгибы вен.

Встретим друг друга на шумной улице,

Я не узнаю его совсем.

Ты, говорит мне, улыбку льдиную

Сменишь на марта пьянящий хмель.

Смолк, постоял, сигарету выкурил

И торопливо ушел за дверь.

Привет, мой свет. Я так скучал.

Здесь одиноко, мрачно, душно.

По всем канонам одичал,

На всех фронтах сложил оружие.

Теперь повсюду только тьма.

Но я купил в «Ашане» свечи –

Хватает света и тепла,

А остальное время лечит.

Привет, мой свет. Теперь никто

Не входит в дом и сразу в душу.

Осталось лет примерно сто,

Чтоб все забыть и мрак разрушить.

Чтоб стерся номер твой в нули,

Смешался запах с чьей-то пудрой,

Не помнить, что тобой болит,

И не искать тебя под утро.

Прощай, мой свет. «Ашан» закрыт,

Свеча последняя на грани.

Ты спишь. И город тоже спит.

И я тебя не обнимаю.

Буду помнить тебя июльским, влюбленным, пьяным,

Босиком по воде, поцелуем кальянных губ,

Обнимающим крепко, смотрящим светло и прямо.

Я любила тебя, мой милый сердечный друг.

Завещаю тебе гитарные переборы,