Читать книгу Дом из красного кирпича - - Страница 1

1. ПРИБЫТИЕ

Это был просто большой красный дом.

Черт знает как я его заметил в зарослях намокшей зелени. Бензина оставалось как раз километров на тридцать-сорок: что сделаешь, старушка работала исключительно на переработанной нефти.

Положение было совершенно идиотским, чтобы не сказать хуже – умудриться заблудиться в двухстах километрах от Нижнего Новгорода дано не каждому. Впрочем, от Нижнего ли? Ориентироваться я сейчас мог исключительно по показаниям спидометра, а показывал он что-то несусветное: выходило, что за сегодняшний день я проехал больше восьмиста километров, что, конечно, возможно – когда дорога еще была приличной, я закладывал под сто, максимум, на который способна моя развалюха – но где в таком случае все окрестные города, деревеньки и прочие признаки человеческого присутствия?! Дороги строятся людьми и для людей, а ничего похожего на человека или его жилье я уже не видел часа три, наверное…

Кроме этого красно-рыжего дома, нагло вылезающего чуть ли не на самую дорогу: нельзя строить так близко к трассе, непонятно разве! От проезжающих мимо фур хибара должна была сотрясаться до основания… Впрочем, назвать двухэтажную громадину хибарой было очень невежливо с моей стороны. Да и фуры тут, похоже, не проезжали.

Но я был злой. И лил дождь.

Если бы не кончающийся бензин и потеря ориентации в пространстве, я бы, может, отнесся к происшествию более иронично. Но только не сейчас: неприятности выбили меня из колеи, и упражняться в юморе как-то не хотелось.

Может, у них есть бензин, подумал я безысходно. Или они, жители этого дурацкого дома (ну кто захочет поселиться в такой глуши?), смогут подсказать, где я оказался… Черт их знает, вдруг этот самый Нижний в двадцати километрах отсюда?! И тут даже ходят какие-нибудь дачные автобусы…

Эта мысль меня здорово ободрила. Конечно, не хотелось бы бросать машину, но, строго говоря, выбора у меня не было, и вообще, сам дурак, нечего было блуждать как ежик в тумане, тоже, блин, великий путешественник…

Короче говоря, я вышел под дождь (никаких плащей у меня, естественно, отродясь не водилось), поставил на всякий случай старушку на сигнализацию (хотя хотел бы я посмотреть на того кретина, который на нее позарится!) и зашагал к дому.

У него даже калитка имелась и какой-то высокий, но, по-моему, давно уже обветшавший забор, также выкрашенный в красный цвет.

Что касается самого дома, то он был выложен из кирпича – обычного красного, даже скорее бурого, почти рыжего кирпича, так хорошо мне знакомого. И вообще-то походил скорее на больницу или какой-нибудь пансионат, чем на особняк… Но какой смысл выносить больницу так далеко загород? Разве только психиатричку…

Я поднялся на высокие ступеньки, нажал на старомодную, глянцево черную кнопку звонка. Никакой таблички, извещающей, что в здании расположилось муниципальное учреждение, не было.

Но, может быть, это частная лавочка?

Мне открыли не сразу. Минут через пять в дверях показалась женщина, такая же странная, как и вообще все происшедшее со мной сегодня.

Судя по наряду и манерам, я дал бы ей лет шестьдесят или даже больше, но на открытой, не стесненной чопорным воротничком шее (две верхние пуговицы ее платья были расстегнуты) почти не было морщин, а руки казались молодыми, правда, совершенно неухоженными, с коротко остриженными плоскими ногтями, но это были руки тридцатилетней, много работающей женщины, а не старухи…

Лицо же ее я бы мог охарактеризовать как совершенно стертое, лишенное какой-либо яркой (да и не яркой) индивидуальности, типичное лицо экономки или медсестры. Такое лицо, которое выражает профессию, социальный статус, что угодно, но не собственно личность. И описать его невозможно… Все среднее, ни красоты, ни уродства.

Говорят, с такими лицами удобнее всего работать гримерам: что захочешь, то и нарисуешь. Слава богу, что я не гример…

– Простите, – сказал я, – у меня бензин кончается. У вас не найдется карты, по которой бы я мог сориентироваться?

Как ни унизительно было признание, на женщину оно, похоже, не произвело никакого впечатления.

– Проходите, – пригласила она, пропуская меня, – вы совсем промокли, я сделаю вам горячего чаю, иначе вы простудитесь.

– Вы очень добры, – благодарно отозвался я, вдруг вспомнив, что с самого утра кроме двух бутербродов и чашки растворимого кофе в какой-то поганой забегаловке по дороге во рту маковой росинки не было. – Но я совсем не промок, вы напрасно беспокоитесь…

– Я прекрасно вижу, как вы промокли, – не согласилась она, проводя меня на кухню. – Вы шли пешком?

– Да нет, не совсем…

– Тогда не спорьте, – со странной логикой заключила она. – Вы опоздали к ужину, но я разогрею вам картошки с котлетами и там еще оставался салат…

– Не стоит так переживать, – еще пытался лицемерно возражать я, хотя у меня уже вовсю текли слюни от обещаний доброй женщины. Она усадила меня на стул, а сама занялась приготовлением пищи.

Это была большая кухня, начиненная современной техникой, просторная, довольно светлая. Похоже было, что обычно здесь только готовили, а подавали еду в другом помещении: три стула и маленький столик явно не могли вместить всех жильцов дома. Я почему-то уже решил, что их много.

– А простите, как вас зовут? – осведомился я.

– Анна, – ответила она, укрепив меня в загадочной неопределенности своего возраста: ни отчества, ни фамилии… Впрочем, в России ведь не принято называть фамилию при знакомстве.

Надо же, как я уже отвык от этой страны.

– А меня зовут Макс. Макс Сташек.

– Вот как? Очень приятно, – отозвалась Анна, не прекращая хлопотать над едой. Она даже покрошила зелень к картошке, я не люблю зелень, но, если честно, меня это тронуло. Редко встретишь столь искреннюю заботу…

Наконец все было готово. Я набросился на еду, как голодный волк: ей-богу, за этот день я успел нагулять хороший аппетит!

– Очень вкусно, – промямлил я благодарно.

– Я рада, что вам нравится, – улыбнулась Анна.

Надо сказать, мои слова не были данью вежливости: она и вправду отменно готовила.

Пока я ел, на кухню вошел хмурый мужчина лет тридцати пяти (муж, что ли, недоуменно подумал я, на работодателя он походил мало), высокий, небритый; вот кого нельзя было бы обвинить в отсутствии индивидуальности, редко встретишь столь колоритного типа… Он выглядел так, как будто просидел в лесу безвылазно лет пять и теперь вот решил явиться людям.

– Там Алисия опять, – непонятно сказал он.

– Что случилось? – всплеснула руками Анна.

– Она говорит, что потеряла кисти, – еще более непонятно объяснил он. – Вернее, она говорит, что не могла их потерять и, значит, их кто-то украл… А кто этот молодой человек? – наконец обратил он внимание на меня.

Я поперхнулся.

– Меня зовут Макс Сташек, дело в том, что я проезжал мимо, и у меня кончался бензин…

– Все понятно, – повернулся он снова к Анне. – Я Владимир Озерцов, будем знакомы. Можно просто Володя… Ладно, это все неважно. Аннушка, устроишь его в восточном флигеле? У меня дел еще по горло, мало Алисии, так еще Стаска запропастилась куда-то…

– Найдется, не бойся, – утешила его Анна. – Сколько раз уже терялась.

– Да, но на улице такой ливень, ведь она промокнет до нитки, еще не дай бог заболеет опять, кто с ней будет сидеть тогда?.. Словом, проследи, чтобы молодой человек устроился во флигеле, а я пойду, попробую успокоить Алисию. Конечно, это дело гиблое, но так ведь тоже нельзя! – сердито закончил он и вышел из кухни.

Я следил за их разговором с открытым ртом. Где это я очутился?

– Боюсь, вы приехали не в самое лучшее время, Макс, – извинилась Анна. – У нас неприятности, как видите… Хотя, конечно, с другой стороны – когда их нет? Я могу предложить вам спальню во флигеле или еще где-нибудь, где вам понравится. Но, боюсь, почти весь второй этаж занят, а лучшие комнаты там, так что…

– Подождите, подождите. Что за чушь? Я не собираюсь оставаться. Мне нужно ехать!

– Глупости. Сколько у вас бензина в баке? Куда вы поедете?

– Но, подождите, так нельзя! Где мы находимся? У вас есть бензин?

– Утро вечера мудренее, Макс. Там видно будет.

Больше Анна на расспросы не отвечала и только приговаривала, что, мол, там видно будет, а сейчас пора спать, как будто мне года три было, ей-богу! Но в чем-то она была права, конечно: на часах было девять, бензин я получить уже отчаялся, и, рассуждая отстраненно, мне здорово повезло, что я наткнулся на этот странный хутор…

Ночь в чужом доме все же лучше ночи в развалюхе-машине, когда у вас бензин на нуле, так я, во всяком случае, думал.

Поэтому я позволил провести меня во флигель – небольшую пристройку окнами на задний двор.

Пока мы шли по коридору, я услышал рыдания. У меня мурашки поползли по коже: мне никогда не приходилось прежде слышать, чтобы человек так плакал… Это было безутешное, уже почти осипшее горе, неописуемое страдание, отчаяние ребенка, осознавшего, что хэппи-энда в фильме не будет, что хэппи-энд невозможен в принципе…

– Кто это? – севшим голосом спросил я.

– Это Алисия, – извиняющесе сказала Анна. – Не бойтесь, просто она действительно очень расстроена, Владимир достанет ей кисти только через неделю, раньше не выйдет…

Я замотал головой.

– Не переживайте, Макс, завтра вам все станет ясно, – обнадежила она меня на прощание. – Ваша комната… Спокойной ночи.

Спальня мне понравилась. Светлый ковер, пара тонких высоких стеллажей с книгами по стенам, широкая кровать, два кресла, бар, письменный стол, стул и даже музыкальный центр. И как только хозяева не побоялись пустить меня на ночь? Просто поразительно…

Я вспомнил последние слова Анны и рыдания, доносившиеся из-за двери.

Что, интересно, я должен был понять?

Что попал в сумасшедший дом?

2. ЗНАКОМСТВО С ДОМОМ

Ночь прошла беспокойно. Усталость взяла свое, уснул я почти сразу, несмотря на ранний час, но меня все время мучили какие-то кошмары, рыдания той женщины из-за двери, и я даже, кажется, слышал сквозь сон чей-то пронзительный, тоскливый вой…

Проснулся я едва ли не в холодном поту, в восемь, торопливо оделся и подумал, что сегодня мне предстоит что-то узнать об этом странном месте и его обитателях. Выяснить, где я и как отсюда можно выбраться.

Господи, как бы это было бы здорово!

Хотя, если честно, я был не совсем искренен. Там, снаружи (дом казался особым, замкнутым на себя миром) меня по большому счету не ждал никто и ничто. Собственно, ради этого я и отправился в Нижний. Еще одна попытка начать новую жизнь, забыть о том, что было когда-то и создать совершенно новую историю – совершенно иную судьбу.

Я очень надеялся, попытка моя будет успешной. В конце концов, эта самая судьба по полной отрывалась на мне последние лет десять, должен же был когда-то и на моей улице настать праздник!

Мне было двадцать четыре года – и никаких перспектив, привязанностей, ничего, что заслуживало бы особого упоминания… Друзья и подруги, суетливые родственники, в меру любимая работа, все как у всех и только по вечерам одиночество душит так, что, кажется, сейчас задохнешься – навсегда, и все…

Странно. Это началось года два назад, наверное – до этого подобных приступов депрессии у меня не было. И все не казалось таким… пустым и ненужным…

Вообще-то у меня была одна знакомая, как раз специализировавшаяся на врачевании душ, она-то и предложила мне развеяться, сменить обстановку. Хорошо хоть диагноза не поставила – и то радость!.. Диагноза я бы, наверное, точно не пережил. В дополнение к остальным неприятностям…

Хмыкнув своим дурацким мыслям, я закрыл дверь на ключ, врученный вчера Анной, и зашагал в направлении кухни. Почему-то мне казалось, что я могу найти ее именно там.

Пожалуй, мне следует получше описать место, где меня поселили. «Флигель» – это собственно крыло основного здания, перпендикулярно расположенное по отношению к большей части дома. Из окна я успел рассмотреть, что у моей пристройки есть симметричный брат-близнец напротив (ну да, Озерцов ведь говорил «восточный флигель»)… Таким образом, дом представлял собой что-то вроде сплющенной буквы П с длинной перекладиной и короткими палочками-отростками…

Коридор второго этажа, по которому меня вчера вела Анна, длинный и узкий, застелен красной дорожкой с черно-золотой окантовкой по краям и пушистыми кистями на концах, освещают его тяжелые бронзовые люстры и два окна перед входом во «флигели». По всему коридору тянутся двери, как в отеле, я насчитал двенадцать штук, по шесть с каждой стороны. На середине пути по левую руку лестница, крутая и потому короткая (я обратил внимание, что она тянется также и вверх, по всей видимости, на чердак).

Если спуститься, на первом этаже увидишь точно такой же коридор, в западном конце которого – кухня. Вчера у меня не было не времени, ни желания обращать внимание на все эти подробности, а сегодня все это показалось очень даже любопытным.

Я не обманулся в своих ожиданиях и застал Анну на месте.

– О, Макс, вы уже встали! – кажется, даже обрадовалась она. – Рада вас видеть. Как спалось?

– Нормально, – не стал уточнять я. – А… где все? Вы обещали мне рассказать, где я оказался!

– Подождите немного, – примирительно улыбнулась она. – У нас завтракают в полдевятого, вот вы и познакомитесь с нашими жильцами… Правда, не со всеми: Дэн и Диана встают поздно, молодежь любит поспать, вы же знаете, а Паша ушел с утра на рыбалку. Да, Андрей всегда завтракает у себя, с дочкой.

– Это какой-то дом отдыха? – спросил я. – Гостиница?

– Можно сказать и так, – туманно ответила Анна. – А раз вы уж оказались здесь, то не поможете ли мне накрыть на стол?

Конечно же, я согласился (после оказанного мне гостеприимства отказаться было бы полным свинством), и мы очень быстро сервировали стол. Я догадался правильно, ели они не на кухне, а в большой темной комнате, кажется, специально для этого предназначенной. Огромный круглый стол с высокими стульями, камин, старинные часы на стене, несколько низких кушеток у стен, занавешенные тяжелыми шторами окна… Все это куда больше напоминало декорации к какому-нибудь фильму о жизни аристократов прошлых веков, а вовсе не реально существующий интерьер.

Но все было настоящим, я мог не сомневаться.

К назначенному времени стали подтягиваться жильцы. Молодежи среди них и вправду практически не было, но зато все они являлись в высшей степени интересными персонажами.

Когда мы сели завтракать, Анна представила меня присутствующим, и те в ответ тоже назвали свои имена.

Шикарную даму напротив лет сорока пяти, яркую, «жгучую» брюнетку звали Алисия Генриховна Шварц. Очевидно, именно ее рыдания я слышал вчера, но верилось в это плохо: мне всегда казалось, что такие леди не плачут ни в каких случаях. Алисия нехотя ковырялась в поданной Анной яичнице и поглядывала на окружающих с плохо скрываемым презрением. Была она по роду деятельности художницей, что несколько объясняло давешнюю истерику, хотя я все равно мог поверить в нее лишь с очень большим трудом.

Справа от нее сидел пожилой красавец-мужчина, седобородый, с умным взглядом синих невыцветших глаз. Я затруднился бы сказать, сколько ему было лет, но выглядел он, что называется, весьма и весьма «хорошо сохранившимся». Подумав, я бы, может не отказался поменяться с ним местами… Звали его Геннадий Иванович Родионов, и присутствующие иногда обращались к нему «профессор».

Слева от пышущей презрением и холодом Алисии расположился вчерашний знакомец Озерцов, все такой же хмурый и небритый. У меня сложилось впечатление, что все проблемы домоводства сваливались исключительно на него и Анну.

За ним и рядом со мной сидела девочка лет пятнадцати, тихая, светловолосая, угловатая и какая-то болезненная: за все время она не произнесла ни слова и, честно домучив свою порцию, тут же ушла. Это была Стаска.

По правую руку от меня села Анна, и больше к завтраку никого не ожидалось, но, когда все уже приступили к еде, в комнату ввалился худой, тонкокостный парень. На его довольно красивом лице застыло такое выражение, как будто у него последние три месяца беспрестанно болел живот; трудно передать, с каким изумлением все на него воззрились.

– Что уставились? – агрессивно приветствовал он собравшихся вместо «доброго утра». – Нельзя уже позавтракать, что ли?

– Ну почему же, можно, – тут же засуетилась Анна и убежала еще за одним прибором. Парень буквально рухнул на стул между ней и Родионовым.

– Всем привет, – сказал он и обратил внимание на меня. – О, у нас гости! Ты кто?

Меня здорово подмывало дать ему понять, кто тут кто, но я сдержался и представился.

– А я Дэн, – произнес он лениво. – Просто Дэн.

После этого он замолчал и уставился в потолок – вообще-то, по моему мнению, такое состояние шло ему куда больше, нежели пылкая ораторская речь. Родионов откашлялся и возобновил прерванный его появлением разговор:

– Так как, вы говорите, сюда попали, Макс?

Я еще раз терпеливо объяснил.

– Любопытно, – сказал профессор, хотя тон у него был такой, как будто он вовсе не считает ничего из произошедшего любопытным.

Я вздохнул.

– Кто-нибудь мне наконец объяснит, где мы находимся и что это вообще за дом?

– Вряд ли, – отозвался Родионов.

Алисия вдруг громко высморкалась.

– Из-за этих дождей я скоро совсем расхлюпаюсь, – ни к селу ни к городу пожаловалась она.

– Что за чушь, – растерянно сглотнул я. – О чем вы?

Родионов пожал плечами. В этот момент явилась Анна и принялась споро обихаживать Дэна. Тот принимал ее услуги довольно равнодушно.

– Боюсь, Макс, вы вряд ли скоро попадете домой.

– Это почему?

– Потому что никто из нас – никто! – не может туда попасть.

Я устало обвел глазами собравшихся. Все это здорово напоминало какую-то сцену из дешевого кинофильма, но уж никак не мою жизнь.

– Ребята, спасибо, что вы меня приютили… Но я не собираюсь здесь оставаться. У вас есть бензин или какой-то транспорт?

– Нет, – ответил профессор.

– Велосипед, – вдруг оживился Озерцов. – Даже два, еще один ребячий.

Мне показалось, он издевается.

– Вы мне можете сказать, где мы находимся?

– Нет.

– Но это же ерунда. У вас за окном лежит более-менее нормальная дорога, здесь везде такие. И у вас горит свет и газ, Анна разогревала мне вчера картошку в микроволновке, а сегодня поджаривала яйца на плите. В ванной из крана течет вода – холодная и горячая. Хлеб свежий. Остальные продукты, насколько я могу судить, тоже. Значит, поблизости должен быть город или хотя бы поселок. У вас что, нет соседей?

– Вы очень наблюдательны, молодой человек, – одобрительно заметил Родионов. – Это прекрасное качество. И все, что вы сказали, правда. Кроме одного – у нас действительно нет никаких соседей. В этом доме живет девять человек, не считая малышки, теперь, по всей видимости, будет жить десять… Если вы, конечно, не предпочтете уйти в лес.

Я засмеялся, хотя вообще-то мне стало страшно. Профессор вовсе не производил впечатления психа, и говорил он очень уверенно. И все это нисколько не походило на какой-нибудь идиотский розыгрыш. Такие дамы, как Алисия, обычно не шутят… хотя и не плачут тоже. Так что надежда, конечно, оставалась…

Но Анна! Я не мог поверить, что такой человек станет так глупо прикалываться!

Конечно, все бывает в жизни, но…

С другой стороны, то, о чем говорил Родионов, тоже не могло оказаться правдой. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. И точка.

– Вам очень легко проверить истинность моих слов, – угадал мои мысли Геннадий Иванович. – У вас есть мобильный телефон? Радио в машине?

– Конечно, – ответил я.

– Попробуйте кому-нибудь позвонить или услышать любимую – да впрочем, какую угодно – радиостанцию.

Как во сне, я достал мобилку из кармана. Снял блокировку. На мониторе тут же растерянно заморгало: «Поиск сети». Я ожидал, что сейчас надпись сменится – бывает же, заедешь в какую-нибудь глухомань, куда ни одна компания не догадалась поставить вышки… Но все оставалось по-прежнему. Впрочем, это еще не было доказательством.

Стиснув зубы, я молча вышел из-за стола. Кажется, Анна проводила меня сочувственным взглядом. Дэн уже не смотрел в потолок, а меланхолично уплетал яичницу.

После дождя, не прекращавшегося всю ночь, воздух был так свеж, как будто бы мир родился заново, и дрожащая в лучах солнца листва приветствовала меня холодными, но совсем даже не злыми брызгами…

Я прошел к машине, сел в салон, включил радио.

Сплошные помехи. Я прокрутил ручку настройки на всем доступном диапазоне – ничего хоть сколько-нибудь напоминающее музыку или человеческий голос.

Эфир молчал.

3. СУПЕРМАРКЕТ

В столовую я вернулся совершенно уничтоженным. Конечно, порой жизнь выкидывала со мной фокусы, но мне и в голову не могло придти, что я когда-нибудь попаду в такую передрягу. Все это было как-то слишком.

– Ну что? – спросил Родионов.

За столом остались теперь только он, Анна и Дэн, остальные уже разошлись.

– Я не верю, – честно признался.

– Ну это естественно… Сколько вы плутали, пока попали к нам?

– Часа три.

– Ну, вам еще повезло… Алисия, когда потерялась, двое суток бродила по лесу. Представьте ее состояние.

– Давно это было?

– Уже четыре года назад.

– А остальные?

– В интервале от пяти лет до года. Последним у нас был Дэн, год назад, а самой первой, очевидно, уважаемая Анна.

– Дом был пустым, когда я его нашла, – пояснила она, мечтательно улыбаясь. Кажется, это была лучшая находка в ее жизни. – Потом к нам приехал Андрей с девочкой и Владимир… Это была большая радость, когда стали появляться другие люди.

– Андрей – это Крошкин, – рассеянно пояснил Дэн, хотя его никто не спрашивал. – Ты еще с ним познакомишься, – он жестко ухмыльнулся.

Анна неодобрительно на него покосилась.

– Андрей прекрасный человек, – ни к кому не обращаясь, заявила она. – Немного нерешительный, но прекрасный.

– Он полностью соответствует своей фамилии, – нервно вздохнул Дэн. – И ребенок у него чокнутый… Ладно, ребята, я пойду, пожалуй. Спасибо за еду, Анна, ты неподражаема, как всегда. Пока! – он послал ей воздушный поцелуй и вышел.

– Никогда не знаешь, чего от него ждать, – растерянно сказала похваленная Дэном женщина, глядя ему вслед.

Я поморщился. Такие люди никогда мне нравились, по-моему, считать себя центром Вселенной позволено разве что болтающимся в гормональных бурях подросткам да и то, с известными ограничениями…

Но многие мое мнение не разделяли. Особенно почему-то женщины.

Я вопросительно уставился на Родионова.

– Но, профессор, откуда электричество, вода, газ? Не из воздуха же все берется!

– Не из воздуха, – согласился он. – Дом прекрасно технически оснащен, если вы еще не заметили… Газ привозной, мы берем баллоны оттуда же, откуда одежду и пищу, у нас работает своя собственная маленькая насосная станция – я таких нигде не видел, поверьте, – водонагреватель… А электричество поставляет генератор.

– Что?

– Я не знаю, как еще это назвать. Это железный шкаф два на два, он у нас в подвале. Можете взглянуть. Ничего интересного, поверьте, с виду просто монолитный кусок стали, и захочешь, не расковыряешь… Но провода тянутся именно туда. И перебоев с электричеством у нас еще никогда не было.

– Геннадий Иванович тут все излазил, – с улыбкой сказала Анна. – Все хотел понять, как это работает… А я говорю, что это просто чудо, и не надо ему искать никаких объяснений!

– К сожалению, я старый естественник, – обратился ко мне Родионов, – и привык искать рациональные объяснения всему … А в моем возрасте уже поздно менять привычки.

– Но как же еда и одежда? Откуда вы все это берете?

– О, это самое интересное… И загадочное, я бы сказал. Вы не откажетесь от прогулки после завтрака, молодой человек?

– Ну как я могу отказаться! – вскочил я на ноги. – Прямо сейчас?

– Конечно. Аннушка, вам принести что-нибудь, милая?

Она нахмурилась, размышляя.

– Я говорила Паше, чтобы он зашел за хлебом. Но вы все равно возьмите на всякий случай, лишним не будет… и десятка три яиц, пожалуй. Мы их подъели за завтраком.

– Все?

– Да-да, в доме все есть.

– Ну и замечательно. Пойдемте, Макс.

И мы пошли.

На заднем дворе, сразу за растущими в полном беспорядке яблонями, смородиной и малиной, начиналась узкая проселочная дорога, почти тропа. По таким вот тропам хорошо ходить пешком да на лошади ездить, дорогую же скоростную технику гонять строго противопоказано… Разве что российских «козлов» – тем все привычно, и ни ухабы, ни лужи едва ли не в полметра глубиной не страшны.

– И куда же ведет этот путь? – осведомился я.

– Увидите, – отозвался Родионов. – Не торопите события, молодой человек, все еще впереди! Кстати, как вам у нас?

– Тяжело сказать, – хмыкнул я. – Однако ваша Анна, кажется, прирожденная домохозяйка, да? В наше время таких женщин почти не осталось…

– Удивительная дама, знаете ли… И совершенно счастлива, несмотря на то, какие тяготы лежат на ее плечах. Впрочем, все мы сумели стать здесь по-своему счастливыми, может быть, только это не бросается в глаза. И тем не менее…

Дорога меж тем вилась по столь знакомому мне лесу средней полосы. Так уж случилось, что в подобных местах я вырос: наш дом находился на окраине, в спальном районе, минимально отдаленном от «естественной среды обитания», как изволил выражаться один мой давний знакомый. Но ностальгия пока не накатывала – до поры, до времени, что ли? Впрочем, не до того было.

Шли мы недолго. Метров пятьсот, а то и меньше, наверное; дорога вильнула в очередной раз, и я смог наконец целиком узреть то, отдельные части чего и без того виднелись между деревьями (благо, листва была густой, и в подробностях мне разглядеть ничего не удалось…).

Зрелище, мягко говоря, поражало.

– Ну как вам? – с оттенком тихой гордости поинтересовался профессор.

Я смог лишь промычать что-то нечленораздельное.

Не ожидаешь все-таки встретить в глухом лесу супермаркет.

А это был именно супермаркет – самый обычный, в три этажа, с нагло лезущими в глаза яркими вывесками и огромной пустой парковкой для машин. Идиотизм…

Признаться, явление здесь подобной бредятины произвело на меня впечатление даже большее, чем помехи в эфире и непрекращающийся «Поиск сети» на мобильнике. Всему можно найти какое-то объяснение, придумать какую-то успокоительную сказочку для ошалелого мозга, но кто, кто, скажите на милость, будет ставить магазин в лесу?! Да еще такой большой? Да еще такой очевидно процветающий?…

Бред.

Законы рынка казались мне куда незыблемей и непререкаемей законов физических.

– Зайдем внутрь? – предложил наконец Родионов, устав любоваться моим ступором.

Я только кивнул.

– На первом этаже – продукты, напитки, а также моющие и гигиенические средства, – повел он экскурсию. – Продуктов с истекшим сроком годности не бывает, все самое свежее, как правило, российского производства, но не обязательно. Здесь у нас яйца, Аннушка просила взять… так, – профессор опустил в стандартную магазинную корзину пару десятков яиц. – Теперь за хлебом. Вы не желаете чего-нибудь особенного, Макс? Берите. Все бесплатно.

– Но как такое может быть?

– С этим не ко мне. Что, не будете ничего брать? Ну, как хотите. Тогда наверх, – мы поднялись по эскалатору. – На втором этаже у нас, так сказать, удовлетворение потребностей иного порядка: одежда, обувь, косметика, – мы миновали по очереди каждый отдел. – Всякие милые мелочи для дома, украшения, сувениры, игрушки, канцелярские принадлежности… Аптека. Как видите, самообслуживание.

Я видел. Супермаркет без людей – покупателей, продавцов и даже кассиров – смотрелся по-настоящему жутко. Было в этом что-то от жизнерадостного кладбища, пышно разнаряженного склепа, и голос Родионова отдавался в недвижной тишине залов гулким и долгим эхом…

Черт знает почему вспомнился Гофман. То же самое ощущение фантастичной, однако слишком достоверной для того, чтобы быть выдумкой, жути происходящего, что и в его лучших новеллах. Брр.

– Да, кстати. От сезона к сезону обувь и одежда меняются, во всяком случае, так утверждают дамы. Я, знаете ли, не очень разбираюсь, но, думается, в этом вопросе им вполне можно доверять… Да, мебельный отдел, совсем небольшой. Посуда. Бытовая техника. И, наконец, самое интересное, этаж третий, – снова эскалатор. – Компьютерный отдел, фото и видеокамеры опять-таки… Музыкальный. Видео. И книги.

Я застыл.

Диски. Диски. Так много, как в самых лучших, больших магазинах – длинными, почти бесконечными стеллажами в человеческий рост… Я подумал, что мог бы провести здесь легко весь день и даже испугался. Идеальная ловушка для меломана. И это все бесплатно? Да не может быть!

Книги. Полные, сытенькие томики в твердых обложках, академические издания… Классика и то, что написано не так давно, но уже успело стать классикой. Уютные диванчики для тех, кто устал искать, стопками журналы на столиках. Вежливые таблички-указатели: «Поэзия», «Детективы», «Фантастика», «Эзотерика», «История, мемуары», «Современная проза», стыдливый эвфемизм «Сентиментальный роман» и множество других… Книги на полках в алфавитном порядке, по авторам.

Не может быть…

– Это точно бесплатно?

– Ну да, конечно. Не переживайте!

Я не переживал: деньги я всегда ношу с собой. Но поверить в свалившееся на голову счастье было почти невозможно.

Весь Рекс Стаут. Черт возьми, здесь были те романы, что отсутствовали даже в моем солидном собрании… Это я возьму с собой.

Пухлое, внушающее почтительный пиетет издание «Улисса». Брал у приятеля почитать, да так и не осилил к сроку, пришлось отдавать. Беру.

Эрих Фромм, «Догмат о Христе» и «Психоанализ и этика» – эти книги я читал не раз, всегда мечтал иметь в своей библиотеке, да найти их не получалось…

Почти раритет – «взрослые» романы Туве Янссон. «Дочь скульптора» и «Каменное поле»… Господи…

Позднее Тэффи. Я застыл в секундной нерешительности. Спору нет, Тэффи я обожал, но произведения, написанные ей в эмиграции, наводили на меня тоску и ужас. Впрочем, это как горькая таблетка – от нее в своей собственной жизни что-то становится чище и правильней… Тэффи в корзину, то есть с собой.

Неизданное Замятина. Сумасшедший дом. Откуда же все это?! Беру!!

– Ээээ… Молодой человек, быть может, вы остановитесь? Ноша у вас получается довольно тяжелая, а книги никуда не денутся…

Я опомнился.

– Действительно. Простите, увлекся…

Но расставаться с уже набранным сил не было.

– Пойдемте-ка отсюда, а? А то просто колдовство какое-то получается…

Музыку я решил оставить на потом.

Обратный путь мы проделали в молчании. Посещение супермаркета произвело на меня непередаваемое впечатление: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!»… Но на прилавках спокойно стояли бутылки с сорокоградусной и даже на мой вкус довольно вульгарно сверкали под стеклом брюлики… Это что же, счастье у каждого свое, так, что ли?

Только в конце пути я спросил:

– А если в магазине нет того, что вам нужно? Тогда что?

– Можно оставить заявку, я вам покажу в следующий раз, как это делается… Правда, выполняется она не сказать что бы оперативно, но все-таки. Оружие и наркотики, насколько я понимаю, в перечень разрешенных товаров не входят.

– Пробовали заказывать?

– Проводил эксперимент.

Я только головой покачал.

«Кисти для Алисии будут только через неделю», так? Ну-ну.

– Геннадий Иванович, а что у вас тут вокруг… вообще?

– У нас? Все лес, как правило… дорога эта, асфальтовая. И река километрах в двух, небольшенькая такая…

– А дальше вы ходить пробовали?

– Пробовал, молодой человек, как же не попробовать… Да только на третьи-четвертые сутки всегда возвращался. Стар я уже на свежем воздухе ночевать. Да и пусто кругом. Вы в этом разве не убедились, пока до нас добирались?

– Убедился, – хмуро кивнул я. Странно, но даже сейчас события вчерашнего и сегодняшнего дня еще не казались абсолютно, совершенно реальными. Все думалось: вот зазвенит будильник, открою глаза, и растает неизданный Замятин в руках, еще раз напомнив о том, что сны – только реализация подсознательных желаний и не более…

Смешно даже.

4. ДИАНА

Добравшись до дома, я отправился к себе во флигель.

Ну вот, уже до «дома», уже «к себе»… Неужели мне здесь так понравилось? Обычно я тяжело привыкаю к новым местам.

И неужто я уже поверил в то, что мне предстоит здесь остаться?

Но мистификацией все быть не могло – визит в супермаркет убедил меня в этом окончательно.

И, значит, никакого иного выхода у меня и не было?

Ну да, Родионов ведь говорил «если вы не уйдете в лес»… Да уж.

Однако какова масштабность эксперимента, какова широта мысли! Даже боязно предположить, кому потребна подобная глобальность… а потребна, видно, сильно, раз тратятся такие невероятные деньги. Не просто сухой паек для лабораторных мышей, а возможность выбора и какого выбора! Да, господа, это вам не хухры-мухры… Правительство?.. Да какое уж там правительство!..

Впрочем, гадать бесполезно. Зеленые человечки или масоны – в сущности, разницы никакой, поскольку экспериментаторы явно не спешат показываться подопытными образцам… хм.

Или имеет место попытка осчастливить энное количество представителей людского племени? Что-то сомнительно. Сколько их, кстати? Кто-то говорил, вроде девять… Узнать бы, кто чем занимался до Переселения.

А если это загробная жизнь? Профессор, кажется, что-то говорил о счастье, а оно, как известно, в раю… впрочем, не будем вдаваться в теологические дискуссии.

«– Вы атеисты?

– Да, мы атеисты.

– Как интересно!…»

Был, помнится, на одном из ранних альбомов «Алисы» такой диалог… Да, а что потом, в поздних альбомах?..

Чепуха, чепуха, не о том сейчас речь!

А о чем?

Я сел на кровать, обхватил голову руками.

Я, Макс Сташек, двадцати четырех лет отроду, попал в ситуацию, которая, с точки зрения официальной науки, существовать не может. Впрочем, бог с ней, с официальной наукой, что говорит по этому поводу пресловутый здравый смысл?

В задницу здравый смысл!

Ладно, в конце концов, здравый смысл – далеко не лучшая из доктрин, изобретенных человечеством, хотя и пользующаяся наибольшей популярностью. Впрочем, чему и удивляться, если такое встречается сплошь и рядом… Посмотреть бы на дело с другой стороны…

А, с какой стороны не смотри, все равно получается, что выхода нет! Какая нормальная лабораторная мышь в здравом уме покинет клетку с вкусной едой и питьем? В крайнем случае, даже если и уйдет, будет возвращаться кормиться… Как мы все до жути примитивно устроены…

И как похоже…

На обед я не пошел, хотя Аннушка и звала. Во-первых, зачитался Замятиным, а, во-вторых, настроения не было: почему-то у меня было стойкое предчувствие, что на жильцов дома, по всей видимости, своих будущих соседей, я еще наглядеться успею.

Интересно, а они тут ненавидят друг друга – девять человек, не считая малышки? Девять совершенно разных человек, со странной иронией устроенных бок обок друг с другом в просторном, но все-таки одном-единственном на всех доме. Практически коммуналка…

А коммуналка она и в Африке коммуналка, даже обряженная в одежды роскошного загородного особняка.

…Вечером этого дня я первый раз увидел Диану.

Вышло это как-то не то что бы странно, но нелепо: я как раз решил все-таки спуститься на кухню, посмотреть что-нибудь на предмет пожевать, а она сидела как раз у двери во флигель, примостилась на подоконнике и воззрилась на меня с таким гипертрофированным изумлением, что даже неловко. Непонятно было, то ли она как раз меня и поджидала – но тогда к чему эта идиотская игра, детский сад какой-то, – то ли и вправду привыкла проводить время таким вот чудным способом – рисуя ей одной понятные шедевры на запотевшем от дыхания стекле.

Модерн, мать его.

Впрочем, выглядела она вполне даже – упругая, сочная, и это переворачивающее всю душу волнение под тугой маечкой, и роскошная попка – блин, как они носят такие узкие джинсы, никогда не мог понять… плюс ко всему очень красивые волосы: густые, блестящие, темного каштанового цвета и большущие карие глаза с зеленой искринкой. Губы, правда, были тонковаты, но губы можно было и простить.

– Ты кто? – озадачила она меня.

Я представился. Она, однако, последовать моему примеру не спешила.

– Может быть, вы тоже назовете свое имя, прекрасная незнакомка? – наконец не вытерпел я, пытаясь подавить прорывающийся сарказм.

– А я еще подумаю, – царственно качнула она головой.

– Ну-ну… – Дура, решил я.

Видимо, это как-то отразилось на моем лице, потому что она обижено надула губы:

– Зачем тебе мое имя? Все равно ты его узнаешь, раз уж попал сюда. А так останется какая-то загадка, приятная недоговоренность. Чем плохо?

– Ну должен же я к тебе как-то обращаться.

– Называй меня «дорогая».

Я внимательно на нее посмотрел.

– Как скажешь, дорогая. Буду счастлив.

На вид я поначалу дал ей лет двадцать, но сейчас решил скинуть года два-три. Акселератка, наверное. Из этих, ранних.

Или напротив, умудренная дама?

Да ну, умудренная сама не полезет – во всяком случае так, в лоб. Выждет хоть немного для приличия – да и не так грубо. А вот девочка вполне способна изъявить желание поиграть в куклы.

Эта-то – в куклы? Хм.

Хотя, может, дура.

Я пошел на кухню, решив не париться из-за всякой ерунды. «Дорогая» следовала рядом.

Как ни странно, на месте никого не оказалось.

– Ужин в семь, – сообщила акселератка. – Подождать не хочешь?

Я мотнул головой, подумал спросить разрешения заглянуть в холодильник, а потом как-то засомневался. Бог его знает, какой она могла дать ответ. А хозяйничала все равно Анна, которой здесь не было…

Так что я бесцеремонно нашарил три яйца, помидор, отрезал хлеба и принялся варганить себе вполне даже сносную яичницу.

– Не хочешь ли, дорогая, поухаживать за своим незабвенным? – осведомился я, сам удивившись прозвучавшему в голосе яду. С чего бы…

Почему-то она меня раздражала.

– Устала что-то, – отмазалась девица, с интересом наблюдая за моими действиями. Было такое чувство, как будто ей это все в диковинку. – Не сделаешь мне кофе?

Я только кивнул.

– Да покрепче, какой я люблю, – она укоризненно на меня поглядела да так искренно, что я смутно почувствовал какую-то вину и разозлился еще больше. – А не то что в прошлый раз.

– Постараюсь не повторять прежних ошибок, – почему-то поддержав игру, ответил я, а в мыслях мелькнуло что-то насчет того, что безумие, оказывается, бывает заразным.

Через пару минут она уже довольно отхлебнула свой кофе, а я принялся за яичницу.

– Молодец. Нет, правда, здорово. Как работа?

– Да все так же, милая. Что там может приключиться нового…

Бред, подумал я. Определенно, бред.

– Мне вчера звонила мама.

– И что?

– Она собирается приехать в конце месяца.

– Неужели? Только этого нам сейчас не хватало!

– Но почему, любимый, – я замер, – она ведь так редко нас навещает…

– Дорогая, – через силу ответил я, – я полагаю, пока Антон болеет, визит твоей матери не вполне уместен. Может быть, подождем, пока малыш выздоровеет?

У нее чуть расширились на мгновенье глаза, это длилось много меньше секунды, но я успел заметить, а потом – момент преображения я не уловил, но складки рта скорбно опустились, а во взгляде застыла горечь.

– Но Макс… Знаешь, мне самой сейчас требуется моральная поддержка. Я… любимый, я так боюсь… это глупо, знаю, но… у меня нет сил видеть его таким… видеть это…

Она великолепно играла. Нет, не великолепно – это не то слово.

Она так говорила, у нее был такой голос, такое лицо, она так просто и естественно произносила это мягкое «любимый», что я почти поверил, будто мы и в самом деле уже очень долго живем вместе, и у нас есть сын Антон, крепкий такой живчик, но все дети болеют – больше или меньше, а она – господи, да я даже не знал ее по имени, – но это было неважно, это не имело никакого значения, в действительности, я, конечно, знал это имя, просто забыл… вдруг вылетело из памяти…

Да, она так обожает его, нашего сына, наше дитя, наш смысл, нашу надежду, она просто не может видеть его больным, сердце обрывается, на нее глядя, сил нет…

Да, и там, где-то на периферии, действительно есть ее мать, и у нас с ней даже не самые плохие отношения, хоть и теща; как говорится, могло быть и хуже…

Не знаю, как ей удалось передать все это – совершенно однозначно – всего несколькими фразами. Не знаю. Не понимаю.

Знаю только, у меня перехватило дыхание от этих ее слов, и что-то защемило в груди: бедная, милая… Как во сне я встал, подошел – она тоже встала, у нее такие глаза огромные были, с ума сойти, как-то шевельнулась навстречу, всем телом, и это было так просто и понятно – она просила не о страсти, нет, ей сейчас действительно нужна была поддержка и помощь – я это знал и не сомневался ни секунды…

Не знаю, что бы произошло в следующий момент, наверное, я бы ее обнял или поцеловал – скорее обнял – не знаю, не знаю! Мы уже почти коснулись друг друга: как будто бы даже не телом, а оголенными, бесконечно беззащитными душами… чушь…

Сначала раздались шаги, но мы просто не обращали на них внимания, нам было не до этого, а потом и голос, резкий, режущий, совершенно неуместный здесь голос:

– Дианка, вот ты где! А я тебя обыскался уже…

И что-то нарушилось, разбилось – моментально и непоправимо, она взглянула растерянно, дернулась, как будто застигнутая на месте преступления, сказала: