Читать книгу Навигаторы. Заброшенный маяк - - Страница 1

Микаэлла

– Тыссс!!! Тыссс долженссс мнессс двесстиссс кредитовссс!!!

– Выкуси, шепелявый урод! Я честно выиграл у тебя эти кредиты! – прокричала я, вскакивая из-за оклоса – восьмиугольного стола, какие используют в подпольных игровых домах Хейраны.

Некоторые инопланетчики произносят название этого мира на странный манер – Эйрана. Именно так, без первой «Х». Но это неправильно, и хейры могут оставить без руки или даже без головы за такое искажение названия родного мира. Хейры – существа, совершенно непохожие на гуманоидов, с длинным гибким телом, покрытым серой кожей и овальной головой, вытянутой горизонтально. У них два глаза и узкая щель рта, которая при необходимости широко открывается, обнажая тонкие острые зубы. Такой рот запросто может откусить мою голову. Конечностей у них шесть, и пользуются хейры ими и как руками, и как ногами – могут очень быстро бегать на них, если нужно, а могут стрелять с их помощью из бластера.

Хейры просто безумно азартны, они обожают играть в карты. Если в каком-нибудь уголке Вселенной появляется карточная игра, можете быть уверены – её придумали хейры. Для удовлетворения азарта хейров на планете существуют официальные игорные дома. Обычно они убыточны, и их существование поддерживает правительство Хейраны. Оно же строго контролирует их количество. Для правительства не секрет, что на планете есть и подпольные игорные дома. Они очень быстро открываются и так же быстро закрываются. Иногда местные органы правопорядка проводят рейды, особенно по тем подпольным игровым домам, хозяева которых забывают делиться. Заработать хотят все, пусть и не очень легально. Если бы я сегодня пошла в своего рода государственный игорный дом, то оставила бы семьдесят процентов выигрыша на планете в виде разнообразных налогов. Например, пятьдесят семь процентов идёт на… закрытие подпольных игорных домов. Два процента – на лечение обезумевших от азарта хейров. Ещё полтора – на страховку игрока: вдруг что-то пойдёт не так за игорным столом. Четыре процента – на поддержание семей хейров, оставшихся без работы из-за закрытия подпольного игорного дома…

И сейчас эта отрыжка флюбунта, как выражался некогда дед, пытался схватить меня за край куртки. А всё потому, что я почти честно обыграла его в карты. Почему почти? Ну так этот картёжник, думая о том, как ему повезло с простачком-соперником, положил вышедшие из игры карты себе в раздачу. Ха! Нашёл дурочку! У меня отличная память, и я запомнила, что красный квазар, чёрный крест и чёрный навигатор ушли в биту. А ранее в биту ушли искрящийся цветок, который может бить любые карты, и искрящийся коготь – самая младшая козырная карта, которая, хоть и козырь, может бить не все масти. И этот дранкз волумский, чтобы это не значило (так ругался дед), вдруг мой замечательный третий дом сверхновой, состоящий из чёрного, жёлтого и синего квазаров, бьёт искрящимся цветком и красным квазаром – теми картами, которые вроде бы вышли из игры пятнадцать минут назад. Ну и всё, руки у меня развязаны. А я-то ведь по-честному хотела обыграть этого недалёкого аборигена. Пришлось выиграть у этого наглого хейра, подсунув, как и он мне, карты из биты. Банальная ловкость рук. Если бы он не использовал нечестный приём, я бы тоже играла честно. Наверное. Проделывать фокусы с картами и с другими предметами я уже давно научилась, спасибо ненавистному Исхрану…

Маяк десять тысяч семьсот три уже не одну сотню лет не приносит доход. Мы просто выродились! Я, Микаэлла нье´ Риолин, последняя в нашем роду и последний представитель некогда могущественной цивилизации навигаторов. Эта почти не функционирующая космическая станция – единственный мой дом. И я поддерживаю его всеми силами. Эти выигранные двести кредитов обеспечат мне запасные части для катера, и я смогу купить кормосмеси – правда, довольно низкого качества – для пищевого синтезатора. Это моя еда на следующие два месяца.

Короткими перебежками, держа в руке кредиты и уклоняясь от выстрелов парализатора убогого хейра, я неслась к своему катеру, припаркованному в пяти кварталах отсюда. Как только заберусь в свой катер, думала я, этот абориген сможет обломать зубы о его борта, но до меня уже не доберётся. Но эта отрыжка флюбунта всё-таки достал меня. Это произошло, когда я уже хлопнула по кнопке закрытия двери. Она закрылась, а я упала на спину, больно ударившись головой о металлической пол, и задёргалась от успевшего угодить в меня заряда парализатора. Пройдёт часа три, прежде чем я смогу подняться, сесть за штурвал и открыть червоточину домой. По еле дрожащему полу под спиной я поняла: искин маяка, Исхран, управляющий катером, уже доставил меня на орбиту Хейраны. Из глаз покатились жгучие слёзы. Как же я устала от этой бесконечной гонки на выживание! Ненавижу свою жизнь, ненавижу маяк, ненавижу искина, ненавижу навигаторов, ненавижу Точку начала! Ненавижу! Ненавижу!

Я не всегда испытывала эту ненависть.

Десять лет назад, когда мне было пять лет, наш маяк остался единственным во Вселенной, мои родители улетели на помощь обороняющемуся маяку дедушки и бабушки по маминой линии. Обратно не вернулся никто. Мой второй дедушка был тогда уже очень стар. Он не мог, как раньше, держать сразу восемь червоточин – и ни к чему были эти умения, – не мог часто спускаться на планеты, чтобы приобрести для нашей маленькой семьи необходимые для жизни товары, медикаменты, кормосмесь для пищевого синтезатора. Постепенно мы тратили и без того скудные сбережения семьи Риолин. Мы нуждались в картриджах для установок по выработке и очистке воздуха и воды, но они стоили страшно дорого. Хотя этих картриджей хватало на несколько лет, всё же их ресурс истощался. Дед мог часами до хрипоты спорить с искином маяка о достоинствах и недостатках картриджа для очистки воды fml12-k, но не мог купить его из-за дороговизны. Нам постоянно приходилось везде и во всём экономить. Уже давно у нас остался единственный бот-ремонтник: его из других сломанных ботов кое-как, слушая подсказки Исхрана, смотря старые головидео и матерясь, собрал дед. Точно также ремонтировалась единственная на маяке амниотическая капсула, которой без острой нужды мы старались не пользоваться.

Лет до восьми я воспринимала свою жизнь как данность. Вот есть любящий дед, вот родовая станция, на которой жили все наши предки многие тысячи лет, вот отсеки, в которые никогда нельзя входить, вот Исхран – искусственный хранитель станции, проще говоря – искин, вот редкие спуски на планеты к совершенно потрясающим существам. Какие-то из них были цветными, ярко переливающимися, какие-то трехголовыми и многощульпацевыми, а какие-то такими же, как мы – гуманоидами.

По вечерам дед пел мне колыбельную:

Засыпай, моя крошка, скорей закрывай глаза,

Баю-бай, баю-бай, за окошком чернеет мгла.

Засыпай, моё солнце, ведь если не будешь спать,

Точка начала велит тебя наказать.

Баю-бай, моё солнышко, баюшки, баю-бай,

Глазоньки, крошка, скоренько закрывай.

Космос холодный кошмары наслать велит

Маленьким вигам, кто в полночь ещё не спит.

Спи, моя крошка, пусть новая колыбель

В сны о грядущем откроет бесшумно дверь.

Баю-бай, моё солнышко, спи и пускай твой сон

Откроет секрет, кто с любовью к тебе рождён.

Засыпай, моя крошка, скорей закрывай глаза,

И Точка начала не тронет тогда тебя.

Сон принесёт лишь покой и тепло любви.

Спи, моё солнышко, спи, крепко-крепко спи.

Когда мне исполнилось восемь, дед притащил из нижнего, чудом уцелевшего отсека необычный деревянный стол.

– Парта! – гордо назвал он этот странный предмет мебели. – Когда мне столько же, сколько тебе, я сам сидел за ней.

Мебель походила на стол с наклонной столешницей, ножки плавно переходили в нижней части в скамейку. Чудно! Я наклонилась и посмотрела внутрь этой парты. В глаза бросилась накарябанная надпись.

– Ненавижу астрофизику, – громко прочитала я, а дед даже встал на четвереньки и заглянул под парту вместе со мной. Мой взгляд переместился дальше, почти в самый тёмный угол под столешницей. Я различила там какие-то буквы. Включила фонарик на своём примитивном коммуникаторе и снова прочитала написанное:

– Нье´ Тимен – идиот!

Дед вздохнул, попытался разогнуться, ударился головой о столешницу, ойкнул и наконец вынырнул из-под парты, держась за спину. Выглядел он задумчиво-устало.

– Деда, а, деда, ты чего? – спросила я, слегка испугавшись его настроения.

– Это я написал, Мика, четыреста с лишним лет назад, – он, кряхтя, сел на скамейку. – Сунтен нье´ Тимен – старый виг, который служил ещё у моих родителей, – пояснил дедушка. – Он многие века был суперкарго, а потом, когда вигов на этой станции начало становиться всё меньше и меньше, стал потихоньку обучать меня. Он погиб при отражении атаки на маяк триста семьдесят один год назад.

Я ненавидела, когда дед был в таком настроении. Когда на него накатывала ностальгия, он сидел в своём отсеке, доступ в который в спокойные дни никогда не перекрывал, и пил что-то из стеклянного бокала. Иногда из его глаз катились слёзы.

С тех пор дедушка начал учить меня. Каждый день я изучала шесть предметов. Математику, физику, химию, биологию, историю, литературу. С каждым годом количество предметов росло, появились такие, как астрофизика, правовые аспекты межмировой торговли (Пожри меня протуберанец, для чего этот предмет мне нужен?! Мы спускались в довольно примитивные миры, которые всего пару сотен лет назад освоили межгалактические перелёты), межрасовые дипломатические отношения (я наблюдала, как дед отчаянно торгуется за снятые с маяка давно не работающие приборы на станциях старьёвщиков), ксенобиология, ксеноботаника и даже основы медицины навигаторов. Часть из этих предметов вёл нудный, невыразительный Исхран. Даже не знаю, что лучше: занудство деда, рассказывающего о синтаксисе и пунктуации языка вигов, или дотошное углубление в теорию строения червоточин, лекции по которой мне начитывал Исхран. Впрочем, и в том, и в другом случае я часто засыпала ближе к концу урока.

– Дед! Зачем мне это всё нужно? – недоумённо спрашивала я время от времени. – Мы с тобой последние виги, кого я буду лечить? Да и амниотическая капсула справляется, твой последний приступ сняла за полтора часа. Хорошие картриджи мы для неё купили, хоть и немного просроченные.

Или:

– Ну и зачем мне знать ксенобиологию? Мы же спускались в другие миры три раза за последние два года!

В ответ он только ворчал:

– Для общего развития, и не забудь, завтра спрошу у тебя названия всех костей черепа и первое правило Тиагона по астрофизике, ещё не забудь прочитать о правилах поведения в среднем обществе симинанцев и выучить балладу о становлении земли вигской.

Я уходила к себе в отсек, нагруженная домашними заданиями, и возмущалась:

– Земля вигская исчезла тысячелетие назад, зачем мне учить эту доисторическую ерунду?

Одному я была рада – симинианцы оказались теми ещё затейниками по части этикета. Без смеха читать их правила невозможно: например, младшие родственники приветствуют старших, кружась на одной ноге и прикрывая одной рукой левые глаза, ладонь другой руки кладут себе на затылок, а ладонь третьей – на верхний пупок. Страсть как хотелось посмотреть на этих чудиков вживую.

Отдельным весельем в моём обучении были… танцы! Дед раз в неделю показывал мне движения, и потом я часами их отрабатывала.

– Дедушка! Зачем?! Для чего я разучиваю эти нелепые прыжки и плавные шажки в сторону? Где я буду танцевать?!

– Танцы развивают фантазию и образное мышление, учат координировать свои действия, развивают ловкость и пластичность. Пригодится в жизни, – утверждал обычно он.

При этом меня никто не освобождал от выполнения домашних обязанностей: открутить светильник на втором кольце, демонтировать кровать в гостевом отсеке первого, спуститься в безопасные помещения практически разрушенного третьего кольца и с помощью нашего единственного бота-ремонтника осторожно продолжать разбирать завал отсека, который когда-то служил стоянкой для катеров. В таких отсеках иногда находились целые платы или старинные мониторы. Всё это на галактических барахолках стоило недорого, но как-то же нужно было жить, и мы продавали, то, что находили, и то, что не могли использовать сами.

Я всегда задавалась вопросом, почему дедушка никогда не открывает переходы в более развитые миры. Уверена, он знал о таких и даже знал их координаты.

Как-то, валяясь на своей узкой койке, я читала со старенького планшета, который мы с дедом выменяли за медицинскую кровать страшно устаревшей модели у одного старьёвщика. Исхран исправно скачивал на планшет то, что, по его мнению, могло интересовать меня. Я читала много, очень много – это был единственный доступный способ отвлечься от реальности. А ещё с помощью книг я узнавала о культуре давно исчезнувших рас, о великих художниках, поэтах. Как-то наткнулась на книгу о строительстве мостов и переходов над реками и на старинную кулинарную книгу. В этот раз я читала многотомный справочник о разнообразных расах, содержащий краткие описания и характеристики их миров. И обнаружила совершеннейших симпатяшек, занимающихся преобразованием планет и медициной. Картинка привела меня в восторг: на ней изображались очень красивые женщины и мужчины. Ну и что с того, что уши немного заостренные? Это их не портило. Посмотрев на год издания справочника, я вздохнула:

– Древность, может, и раса эта уже за тысячелетие вымерла… – Так бывало: я уже читала о расах, исчезнувших из-за болезни или катаклизма. Но, добравшись до конца статьи, я удивлённо села. – Надо же, тут и координаты есть! – Да, в этом справочнике встречались координаты миров, но очень нечасто.

Вечером, за ужином, я спросила дедушку:

– Деда, а почему мы не открываем червоточины в самые развитые миры? Например, на Элею? В справочнике даже координаты есть. Может, там нам помогут вылечить тебя?

Дед вздохнул, отложил столовые приборы и сообщил:

– После ужина жду тебя в своём отсеке. Ты уже большая, Мика, мне надо тебе кое-что рассказать.

Ух ты! ТАЙНА!

Я быстро затолкала в себя ужин и понеслась к дедушке в отсек. Он задумчиво сидел в потрёпанном кресле перед иллюминатором и постукивал пальцами по подлокотникам, ожидая меня.

Я села в соседнее кресло и стала аккуратно заталкивать пальцем синтетический материал – наполнитель мягких частей кресла – в прореху обивки. Я не торопила дедушку. Наконец он кивнул своим мыслям и спросил:

– Микаэлла, что ты знаешь о материнском мире навигаторов?

Я удивилась: он ведь сам всему меня учил, сам принимал у меня контрольную по миру вигов. Я её целых три раза переписывала.

– Материнский мир нашей расы представлял собой одну планету –Франгаг, на орбите которой было две луны. Навигаторы не все имели дар поиска, на Франгаг процветали сельское хозяйство, наука, технологии. На планете находился дворец императора навигаторов. Там жили последний император Франгаг – Эивиндр нье´ Ринд, его жена Оляна Грезе нье´ Ринд, и их маленькая дочь Кайса Дэгни нье´ Ринд. Последний император из-за силы, которой обладал, сошёл с ума, начал третировать свой народ, угрожать галактическому совету, заставляя его признать императора вигов своим хозяином. Пошли слухи о пропаже маяков – это император решил расправиться с неугодными – теми, кто не поддерживал его политику. Наш род не поддержал императора, и нас попытались уничтожить.

Дед кивнул.

– Все эти разрушения и упадок, – дедушка обвёл рукой скудную обстановку своего отсека, – последствия нападения слуг Эивиндра Кровавого. – Он открыл двумерное изображение узурпатора. Симпатичный мужчина обнимал жену, которая держала на руках дочь. Он не показался мне безумным, но, может быть, подумала я, это снято до того, как император сошёл с ума? Дедушка продолжил: – Наш с тобой предок Михаэль нье´ Риолин обладал огромной силой. Он мог управлять тридцатью червоточинами одновременно, после него никто из Риолин не мог держать больше двенадцати-пятнадцати переходов. Ещё он умел схлопывать червоточины, которые только начинали открываться, он как-то чувствовал, начало открытия перехода. Этими способностями больше никто из нашей семьи не обладал! Только так, схлопнув червоточины, чтобы через них не пришла подмога слугам Эивиндра Кровавого, наши отстояли маяк. Но потеряли большую часть команды. Мой дед, Михаэль, – дед показал голофото, на котором был изображён подтянутый мужчина с синими глазами и короткими чёрными волосами. Волосы и глаза – наши фамильные черты, – был сильно ранен и уже почти не выходил из амниотической капсулы. Судя по слухам, дошедшим до нас с других маяков, галактический совет отправил Глесиуса на переговоры с тираном. Но Эивиндр без предупреждения ударил по флоту миротворца, и тому ничего не оставалось, кроме как ударить в ответ.

Дед снова уставился в молочную пустоту космоса за окном. Мы долго так сидели, и я даже вздрогнула, когда он снова заговорил.

– В хрониках собраны не только факты, но и слухи, и домыслы… Говорят, Франгаг не исчезла, говорят, её и Эивиндра Кровавого скрыла в пустоте космоса сама Великая Точка начала, якобы не желая, чтобы все её дети погибли.

– Почему ты сразу не сказал мне? – насупилась я.

– Ты была мала, даже мне, взрослому вигу, до сих пор трудно осознать некоторые вещи, – мягко ответил дедушка.

– Как со всем этим связаны элефины? Почему мы не открываем короткий переход в их мир?

– Очень давно многие расы заключали союзы с навигаторами, элефины – одна из рас-союзников вигов. Кто знает, какие протоколы навигаторов согласилась поддерживать Элея, кто знает, какие безумные указы для этого издал Эивиндр нье´ Ринд? Элефины – раса долгожителей, многие из них помнят те времена, а наш род громче всех возмущался политикой Эивиндра Кровавого. Возможно, элефины выполнят один из протоколов почти несуществующих вигов и задержат преступников – нье´ Риолинов во времена Эивиндра Кровавого объявили вне закона.

В этот вечер я долго не могла уснуть. Подумать только, наш род восстал против самодурства самого страшного вига в истории Вселенной! Восстал, но справедливости не добился. И некогда восхваляемая вигами Точка начала – матерь всех навигаторов – помогла скрыть этого монстра, кровавого императора. Почему?

Через полгода после того, как мне исполнилось двенадцать, пришли женские недомогания. Хитрый Исхран уже год подсовывал мне книги на тему деторождения вигов. И пока я не прочитала всё о строении и функционировании репродуктивных органов, искин не закачивал новых книг. Пришлось досконально изучить тему, ведь очень хотелось прочесть следующую часть про бравого навигатора нье´ Мирано и прекрасную элефину Миалисабель. После первых в моей жизни женских дней дедушка сказал:

– Сейчас, когда ты стала девушкой, можно начинать учить тебя открытию червоточин.

Я мысленно ругнулась: гад-искин доложил деду об изменениях, которые произошли с моим телом. Не то чтобы это требовалось скрывать, но было как-то неловко.

Так к моим занятиям добавились медитации. Оказалось, не так это просто – открывать быстрые переходы. Сидишь себе часами в кресле с закрытыми глазами и стараешься очистить мысли и представить себе объект с координатами f17d35g01. А мысли вместо того, чтобы раствориться, утекают в другие направления. Например, начинаешь думать о том, как открутить последний светильник в гостевом отсеке, не содрав в этот раз пальцы в кровь. Или о том, что сейчас в приключении капитан нье´ Мирано должен поцеловать несравненную Миалисабель. Каждый раз я вздрагивала, когда дед одёргивал меня:

– Что за солнечный ветер у тебя в голове, Мика?

И каждый раз я огорчённо спрашивала:

– Откуда ты знаешь, что я о чём-то думаю?

– У тебя выразительная мимика, Микаэлла. Когда ты о чём-то думаешь, ты улыбаешься, или поднимаешь бровь, или морщишь нос, – смеялся дед, а потом серьёзно добавлял: – Тебе нужно научиться открывать червоточины как можно скорее! Я уже совсем стар.

От таких слов я обычно покрывалась холодным потом. Я старалась не думать о том, что буду делать, когда останусь одна на станции.

Начать относиться к медитациям со всей ответственностью меня подстегнул один случай.

***

– Внимание, неопознанный корабль вошёл в пространство маяка десять тысяч семьсот три. Внимание, неопознанный корабль вошёл в пространство маяка десять тысяч семьсот три.

В это время мы с дедушкой разбирали завал очередного доступного для осмотра отсека третьего кольца. Он побледнел и резко приказал:

– Отправляйся в тот самый оборудованный отсек в технологическом коридоре, Микаэлла! Пока сам за тобой не приду – не выходи!

Я помчалась в технологический коридор второго кольца. На наш маяк нападали не впервые. Современные системы защиты и вооружения стоили немыслимо дорого, да и платить наёмному персоналу, способному управлять им, было нечем. Поэтому дедушка разработал тактику: мы оборудовали укромный и очень маленький отсек в технологическом коридоре второго кольца, в котором всегда лежал запас пищевых плиток – невкусных, но питательных, – запас воды, медикаментов, старенький скафандр. Коммуникатор, чтобы никто не отследил сигнал при нападении, следовало выключить. Я не раз сидела в этом тёмном помещении, изнывая от страха, но каждый раз дедушка приходил за мной. А ещё мы усиленно делали вид, что маяк заброшен: никогда не убирали замершие вокруг маяка разрушенные корабли или конструкции маяка, вырванные из него силой взрыва. Хаотично разбрасывали мусор на кольцах, блокировали двери в отсеки, в которых жили, в медицинский отсек и центр управления. Искин выключал отопление на станции, чтобы всё покрывалось инеем. Единственным обогреваемым помещением оставалось моё маленькое укрытие. Конечно, такие резкие температурные качели сильно разряжали энергетические батареи, страдало оборудование, фильтрующее воздух и воду станции.

В этот раз я сидела и ждала деда уже шесть часов, раньше он никогда так долго не задерживался. Выждав ещё час, я натянула скафандр и осторожно высунула нос из-за замаскированной двери в технологический коридор. И сразу облегчённо выдохнула: он не покрылся инеем, доступ к воздуху вернулся, а это значило, чужаки ушли. Иначе Исхран бы не включил обогрев. Я стянула с себя скафандр, закрыла вход в отсек маскировочной панелью и пошла искать дедушку.

– Господин нье´ Риолин сидит у своего отсека.

– Он ранен? – испугалась я.

– Нет, – коротко ответил Исхран, а я поспешила к деду.

Какое счастье, что дедушка обучал меня медицине и управлению амниотической капсулой. Я сразу заметила признаки сердечного приступа. Дед с трудом встал и тяжело опёрся на меня, мы побрели в медицинский отсек. Шлем от скафандра так и остался лежать на полу коридора. Дед кривился, когда я помогала ему раздеваться – в медицинскую капсулу ложатся в белье. Когда я набрала команды диагностики, хмуро спросила Исхрана:

– Почему не позвал?

– Господин Тэо приказал не беспокоить тебя. Он думал, что приступ быстро пройдёт.

Я вздохнула. И задала вопрос о том, что волновало меня не меньше здоровья деда.

– Что у нас забрали?

– Ничего, – последовал ответ искина. – Полетали вокруг маяка, посветили в иллюминаторы, убедились в безжизненности маяка. Не сумев открыть шлюз, отправились обыскивать останки кораблей вокруг.

Я вяло улыбнулась. Ничего стоящего они там найти не могли, мы с дедушкой уже давно всё облазили. Ещё мои предки забрали оттуда всё ценное, а что не смогли забрать или не захотели, сняли вот такие охотники за хламом или раритетом, это как посмотреть.

***

С того дня я стала усердно медитировать, внимательно слушая деда и его советы.

– Очисти мысли, Мика, – в очередной раз размеренно протянул дедушка.

Сперва я удобно устроилась: вытянула ноги, руки положила на колени, а спиной опёрлась о стену совершенно пустого отсека (почему-то мне захотелось именно в пустой отсек). И только затем, закрыв глаза, я мысленно представила, как из переполненного хламом отсека постепенно выгружаю вещи, предметы. Их оказалось много, и это заняло у меня некоторое время. Всё, мысленный отсек опустел. Теперь я должна была представить, в какой галактике, каком рукаве, каком скоплении и в какой системе находится нужный объект. Астрономия и физика давались мне легко. Перед мысленным взором ярко горели координаты объекта. Они светились голубым неоновым цветом, я стала рассматривать каждую цифру отдельно, стараясь мысленно то приближать её, то отдалять. И снова смотрела на координаты в целом. В какой-то момент сознание перешло в пограничное состояние: я не спала и не бодрствовала, цифры координат расплылись передо мной. Стало так уютно, так хорошо, хотелось запомнить это ощущение – лёгкости и в то же время наполненности силой. Я вздрогнула от голоса искина.

– Микаэлла нье´ Риолин открыла червоточину на объект 43YAuS-23, Микаэлла нье´ Риолин открыла червоточину на объект 43YAuS-23.

Я распахнула глаза и уставилась на деда.

– Великая Точка начала, внученька, получилось! У тебя получилось! – Он чуть ли не подпрыгивал от восторга. – Я так не радовался, когда твой отец открыл свою первую червоточину!

У меня даже закрались сомнения: а он точно ожидал, что я справлюсь? Или надеялся на противоположный результат?

А затем потянулись учебные дни, которые стали дополняться часами тренировок по открытию червоточин. Не раз мы прерывали занятия, чтобы сунуться в миры, где могли пригодиться демонтированные приборы и вещи с маяка. Как ни странно, спрос на это был. Тогда же дедушка, продав остатки неизвестных мне бурых камней, которые хранились в сейфе в его гардеробе, оплатил для меня установку самого современного, какой мы могли найти в нашем сегменте космоса, чипа-переводчика. Я нервничала, ведь мне предстояло лечь в амниотическую капсулу на неизвестной космической медицинской станции, но дедушка оставался рядом, и я уместилась на мягкое и подогретое ложе. Да… Дома у нас была не просто устаревшая модель, судя по виду и набору сенсорных кнопок, а совсем древняя.

Пока мне устанавливали чип, дед закупил просто огромное количество кормосмеси для пищевого синтезатора, множество разных картриджей для систем маяка. Я удивилась такой расточительности, но поняла, что все эти приобретения мы используем и кредиты точно не потрачены зря.

Уже через два месяца я могла спокойно около трёх часов держать десять червоточин, и только иногда искин уведомлял меня, что какая-то из них нестабильна. Я с этим справлялась: мысленно усиливала нажим, и все червоточины становились стабильными.

Дед приплясывал.

– Это потрясающе, Микаэлла! Тебе ещё нет и тринадцати, а ты уже держишь, не напрягаясь, десять червоточин! Десять! Я в твоём возрасте открывал пять. Похоже, дар Михаэля передался тебе! Хотел бы я дожить до момента, когда ты достигнешь своего максимума!

Я заразилась его энтузиазмом.

– А что нужно, чтобы открыть сто червоточин?

– Это большая сила, Мика, наградить ей может только Великая Точка начала.

– Что я должна сделать, чтобы Точка начала дала мне такой дар?

Дедушка испуганно заозирался.

– Не смей думать об этом, Микаэлла нье´ Риолин! – Видя мои удивлённые глаза, он нехотя пояснил: – Говорят, Точка начала – это некая могущественная сущность, которая создала нас, навигаторов. Она предстаёт перед вигами мерцающей туманной девушкой, у которой своё чувство времени, юмора, справедливости… Она может наградить тебя великой силой, великими благами, но также может и отнять эту силу, а зачастую и жизнь. Немногие решаются открыть по нулевым координатам быстрый переход, и ещё меньше вигов возвращаются оттуда.

Я сглотнула.

– Да, да! Поняла, я поняла! – Не хватало ещё моему дедушке поймать очередной приступ.

А вот другие способы открытия червоточин остались для меня только теорией. Вот как я могла попрактиковаться, представляя в своём уме подробное описание Орсеи, если дед запрещал открывать туда путь? Или взять за конечность живое существо и представить описанный им объект? Такой способ подходит, когда инопланетчик не знает координат родного мира в системе навигаторов.

В последние несколько дней дед грузил меня огромным количеством знаний, будто торопился. Торопился дать мне всё, что может, что успеет. К моим медитациям и обычным предметам прибавились уроки пилотирования катером.

Когда я впервые села за управление катером, то сперва пребывала в восторге. Теорию я уже давно знала, но ни разу не практиковалась. Совсем. Дед не позволял мне летать хотя бы потому, что мои руки не дотягивались до некоторых кнопок и рычагов управления, а ноги вообще болтались в воздухе, свисая с кресла пилота, хотя им надлежало стоять на педалях заднего хода и старта, утопленных в пол.

В первый раз задача, казалось, стояла простая: всего-то требовалось отцепиться от шлюзовых захватов и сделать один оборот вокруг маяка. Это были самые изнурительные восемь часов моей жизни…

– Куда?! – орал дед. – Куда ты так резко прёшь? Ты не видишь что ли? Загорелась кнопка отпустить захваты?! Вот она, прямо перед твоим никчёмным носом! Мигает уже пять секунд! Отрыжка флюбунта, ты сейчас оторвёшь стыковочный шлюз!

– Забыла, – зло пропыхтела я, нажимая требуемую кнопку. Дикая вибрация катера сразу прекратилась. Идиотка! Забыла отключить стыковочные захваты и сразу подала треть мощности на ходовые движки, надеясь покружить в молочном космосе, разливающемся вокруг маяка.

Катер рывком отделился от стыковочного шлюза, нас тряхнуло, а дед обмяк в соседнем кресле и, не обращаясь ни к кому, спросил:

– Может, всё-таки рано?

После этого мы часами отрабатывали штатный полёт, остановки, медленные торможения, зависания и стыковки с маяком. Меня обзывали тупицей, идиоткой, отрыжкой, малолеткой и ещё десятком разнообразных ругательств, смысл которых не всегда доходил до меня. В какой-то момент я довольно сносно отшвартовала катер от маяка, провела его сквозь созданную мной червоточину, вернула в пространство маяка и ввела его в недавно оборудованный стояночный док.

В тот вечер дедушка поцеловал меня в лоб, мягко улыбнулся, за ужином выпил две стопки страшно дорогой, а потому редкой для нас рейцы. Он был очень доволен…

А утром мой единственный родственник не пришёл завтракать, как делал это на протяжении всей моей сознательной жизни. Прождав дедушку двадцать минут, я с беспокойством отправилась к нему. Едва войдя в его отсек, сразу всё поняла: настал момент, когда я осталась одна. Дед полулежал на своей широкой кровати, опёршись на подушку в изголовье. Он не разделся перед сном, в безжизненных руках держал такой же старенький, как и у меня, планшет. Даже в смерти его лицо оставалось очень довольным, расслабленным: губы замерли в лёгкой улыбке, брови разглажены, глаза чуть прикрыты. Я сглотнула и медленно осела на пол отсека. Какое несчастье… Я не впала в благословенное забытье: психика вигов очень устойчива, чтоб её пожрал протуберанец!

Мысли с дикой скоростью сменяли друг друга. Одна… Я осталась одна! Единственный навигатор во Вселенной. Сидя в отсеке деда и захлёбываясь слезами, я кричала:

– Великая Праматерь, Великая Точка начала, молю! Помоги! Помоги или забери меня! Я боюсь! Я так мала! Я не знаю, что мне делать! Великая Точка начала! Пожалуйста! Зачем ты создала меня?! Есть ли у меня надежда на будущее?! Зачем мне все эти испытания?!

Вокруг разливалась мёртвая тишина. Никто не услышал меня, никто не подал знак. Я была одна. Никому не было до меня дела.

Через несколько часов спустя услышала прохладный голос искина.

– Кхм-кхм, навигатор нье´ Риолинн, какие будут указания?

Я открыла глаза: оказалось, я так и уснула в отсеке деда, свернувшись калачиком на полу.

– Бот-ремонтник может завернуть тело в саван? – спросила я, вспомнив о погребальных традициях своей расы. Только вот меня, подумала я, никто хоронить не будет…

– Нет, – послышался спокойный прохладный ответ. – Сожалею, Микаэлла, но эту неприятную процедуру придётся сделать самой. Я как наяву слышала слова дедушки: «Начинай мыслить рационально, Мика!»

Сквозь зубы я приказала:

– Пусть бот-уборщик принесёт упаковочные материалы, какие есть в наличии.

Секунду стояла тишина, а потом Исхран заговорил:

– Одобряю, госпожа нье´ Риолинн.

– А мне не требуется твоё одобрение, искин подчиняется смотрителю, выполняй! – взбунтовалась я.

Этот электронный гад прохладно заметил:

– Сопряжение официально не передано, Микаэлла, я не обязан исполнять ваши указания.

Просто замечательно! Искин, не подчиняющийся смотрителю!

– Исхран, уверена, в множестве протоколов нашей почившей нации ты найдёшь тот самый, что позволяет мне стать смотрителем.

– Уверен, Микаэлла вы тоже справитесь с этой задачей, – ответила мне упрямая машина.

Я вытерла слёзы. Как смогла, завернула тело дедушки; донести его до катера мне помог бот-ремонтник. Это следовало бы делать моим родителям, моим братьям и сёстрам, если бы они у меня были. Провожать вига в последний путь по червоточине должны все близкие родственники, а не бот-ремонтник.

Что делать, когда деда не станет, он, несмотря на мои протесты и нежелание слушать, рассказал мне ещё два года назад. Я запомнила: когда его душа растворится в Великой точке начала, его тело надо переправить через червоточину к ближайшей звезде. Координаты звезды я заучила наизусть. И вот теперь, неуклюже отшвартовавшись, осторожно вела катер по червоточине, на том конце которой сиял яркий ослепительный шар. Затемнив экраны, чтобы не ослепнуть, я открыла люк трюма, и тело Тэодариана нье´ Риолин медленно начала притягивать к себе звезда. Я знала: пройдёт пара недель, прежде чем протуберанец захватит тело и оно почти мгновенно исчезнет. Сквозь застилающие глаза слёзы я вернула катер к стояночному доку. Исхран не спешил меня впускать.

– Вы не совершили тренировочный полёт, сегодня у вас в расписании маневрирование между останками кораблей вокруг маяка и выполнение двух петель.

От такой наглости я даже забыла о своём горе.

– Я ни разу не делала петель! Дед не успел их мне показать, – истерично выкрикнула я.

– Я загрузил головидео тренировочного полёта, в нём есть набор команд, которые необходимо дать катеру, чтобы совершить петлю.

– Исхран, пусти меня, пожалуйста, домой! Я только что похоронила единственного родственника!

– Только после того, как вы выполните комплекс упражнений.

Я запустила головидео и раз за разом крутила его, пока не запомнила последовательность действий и команд, нужных для выполнения петли. С маневрированием я уже справлялась неплохо.

Чтобы набрать скорость, я плавно потянула рычаг и тут же почувствовала лёгкую вибрацию – это старенький движок катера начал разгоняться. Катер ускорился, и теперь, пока он совсем не помчался, мне следовало потянуть штурвал на себя и добавить мощности…

Ничего не получилось. Машину бросило вниз, я с визгом выровняла её.

– Попробуйте ещё раз, Микаэлла, – раздался беспристрастный голос искина.

Я опять просмотрела головидео, учла свои ошибки и попробовала снова. Получилось только с пятого раза. А на восьмой я сделала вторую петлю.

– Возвращайтесь домой, Микаэлла, задание выполнено, – сообщил Исхран.

Я со злостью ударила кнопку закрытия стояночного дока.

– Чтоб ты сдох, железка! – от всей души пожелала я.

– Если я сдохну, выражаясь вашими же словами, сдохнете и вы, Микаэлла, – флегматично заметил искин. Конечно я это знала! Как только отключился бы искин, на маяке перестало бы работать всё: электричество, пищевой синтезатор и даже подача воды и воздуха.

И тут мне в голову пришла идея. Дед ведь был очень ответственным и любил меня. Может, искин неспроста себя так ведёт?

– Исхран, дедушка оставил послание на случай, если… – я не могла закончить фразу: всё ещё до конца не верила, что осталась одна.

– Да.

– Запускай, – потребовала я, растянувшись на кровати.

Появилась мутноватое головидео – голокамеру мы купили на одной из барахолок у старьёвщика. Дед сидел в своём кресле в отсеке и, казалось, смотрел на меня.

– Мика… – в уголках его глаз блеснули слёзы. – Я тянул, сколько мог, уже давно срок моей жизни перевалил за все мыслимые пределы, но ты, видимо, зачем-то нужна Великой праматери вигов, и она хранила мою жизнь… – Я шмыгнула носом, дедушка на головидео тем временем продолжал. – Я не успел передать тебе сопряжение маяком, и, пока ты не получишь его, Исхран может игнорировать твои указания.

Я похолодела, вспомнив, как искин не пускал меня на маяк.

– Но, – дедушка поднял палец вверх, – Исхран имеет чёткие установки: навигатора необходимо защищать всеми средствами, и прости, Мика, но ты будешь учиться дальше, искин станет выдавать тебе задания, и тебе придётся их выполнять. Только так ты сможешь подготовиться к жизни в этой Вселенной.

– Как же пройти сопряжение? – задала я вслух свой вопрос.

Дедушка на экране потянулся было к камере, но уселся обратно.

– Старый дурак! – Он хлопнул себя по лбу. – Микаэлла, ознакомься с протоколами семьдесят один и пятнадцать. Они регламентируют передачу сопряжения маяком. – Он снова потянулся и выключил голокамеру. Изображение погасло.

Сегодня ничего изучать не буду, подумала я. Сегодня хочу лежать и ничего не делать.

Проснулась я в луже холодной воды. Рядом с кроватью стоял бот-уборщик с пустым ведром. Я взвизгнула.

– Исхран, пожри тебя протуберанец, что происходит?

– Госпожа нье´ Риолин, у вас сегодня занятия по астрофизике, ксенобиологии и межмировому праву, четыре часа лётной практики и демонтаж датчиков движения из двух неосмотренных отсеков третьего кольца.

– Чтоб ты сдох, Исхран, – выплюнула я.

На это механическая скотина ответила:

– Технически это возможно, Микаэлла, об этом я расскажу вам через восемь месяцев, семнадцать дней и двенадцать часов. Но хочу напомнить: как только вы уничтожите меня, маяк перестанет быть жилым.

Потянулись месяцы постоянного обучения. Первое, что я сделала, – прочитала протоколы, связанные с передачей сопряжения, в том числе с регламентированием этого процесса в случаях, когда сопряжение не было передано официально. Через три дня после смерти деда я стала полноправной смотрительницей маяка номер десять тысяч семьсот три. Только много позже я поняла, зачем дед дал искину команды, которые мне, тринадцатилетнему подростку, пока было не по силам отменить. Он знал, что я могу впасть в беспросветную тоску, знал, что захочу перестать бороться за выживание. Он знал и потому с головой загрузил меня разнообразными делами и заданиями. После таких дней я падала спать, не имея сил предаваться мрачным мыслям.

***

Не знаю, где набрался такого искин, но к обучению он подошёл с выдумкой…

Я бросила паяльник и схватилась за вакуумный экстрактор припоя – следовало немедленно удалить излишки олова… После – пройтись щёточкой, для удаления отходов, иначе вся работа пошла бы насмарку. Я взялась за держатель чипа. Мне было нужно, чтобы проводниковый клей схватился и управляющий чип остался ровно на том месте, где ему надлежало находиться. Сдвиг хотя бы на микрон в ту или другую сторону грозил неприятностями – дверь пустого отсека, в котором я сидела взаперти уже четыре дня, так и не открылась бы или открылась бы лишь наполовину, и я бы не справилась с поставленной задачей. Всего-то надо было открыть дверь полностью или на три четверти. Для этого мне пришлось не просто перепрограммировать плату, управляющую дверьми, – с этим я худо-бедно справлялась – но и создать новую управляющую плату и запрограммировать её.

Очень хотелось нормальной еды, в душ и поспать в мягкой кровати. Но упёртый искин раз за разом опускал дверь, даже когда я была на волосок от победы. К слову, в щель, которая получалась, когда я едва приподнимала дверь отсека, бот проталкивал пищевую плитку и кружку воды. Достаточно, чтобы не помереть с голоду, но недостаточно, чтобы хорошо насытиться.

– Сдохни! Механический ублюдок! – орала я. Руки опускались, и слёзы катились из глаз. – Ненавижу тебя!

– Если вы, госпожа смотрительница, этого ещё не знали, я с удовольствием восполню этот пробел в ваших знаниях. Ублюдок – это незаконнорождённый ребёнок, тот, кто родился вне брака. Применённый вами термин не применим ко мне, я не рождён в прямом смысле этого слова. – Произнёс он равнодушно и продолжил: – Вам необходимо ещё раз просмотреть обучающее головидео и повторить практическую работу. Приемлемым будет считаться результат, когда дверь из этого отсека откроется минимум на три четверти.

Дверь я открыла только на седьмые сутки заточения. А утром меня снова окатили ведром воды перед тем, как сообщить план работ на день.

– Ненавижу!

***

– У нас гости, Микаэлла, – спокойный голос Исхрана раздался внезапно.

Я похолодела. Что может четырнадцатилетняя девочка? Какое сопротивление она может оказать? Искин удивил меня.

– Действуешь по обычному плану, господин Тэо перед смертью придумал отвлекающие манёвры. Выходи из своего укрытия через шесть часов.

Я быстро закивала и понеслась к своему убежищу. За последний год я вытянулась и теперь с трудом помещалась там. Потекли страшные часы ожидания. В конце шестого часа я выбралась наружу. Когда поднялась на первое кольцо, искин сообщил:

– Всё прошло удачно, госпожа нье´ Риолин, теперь нужно избавиться от трупов.

– Что?! – мне показалось, я ослышалась.

Искин терпеливо повторил:

– Нужно избавиться от трупов.

Я замотала головой.

– Нет! Нет! Пусть ремонтник выбросит их из шлюза! Я не буду этим заниматься! Ты бездушная механическая сволочь!

– Я состою из плат, проводов, конденсаторов, сопротивлений, и я никак не могу быть сволочью. Восполняю пробел в ваших знаниях, Микаэлла. Древние виги называли сволочью всяческий мусор, который сгребали, волокли в кучу: коренья, сорняки, ветки. – Напоследок он привёл аргументы, от которых я не могла отмахнуться. – Трупы вокруг маяка и пустой катер могут заинтересовать тех, кто, возможно, прибудет после, а если погибшие окажутся знакомыми прибывшим, у нас возникнут более серьёзные проблемы, Микаэлла: они узнают, что маяк обитаем, и будут искать, пока не найдут тебя. Мне не удастся так же легко уничтожить их. Вам нужно погрузить трупы в катер, на котором прибыли нападающие, и увести его к звезде, включить на нём режим самоуничтожения и вернуться обратно на маяк.

– Откуда ты знаешь, что на нас напали? Может, это простые барахольщики, с которыми я могла бы договориться! – закричала я.

– Я смог подсоединиться к искину катера. Это бандиты, Микаэлла, они летели убивать и грабить.

Бот-ремонтник притащил три тела.

– Вам нужно обыскать, их, Микаэлла, – снова раздался бесстрастный голос Исхрана. – У них могут быть деньги, оружие.

И опять искин оказался прав. Меня пару раз вырвало, пока я проверяла карманы погибших. Мои находки оказались смехотворными.

– Тут два старинных бластера с почти разряженными батареями, один довольно новый тазер и россыпь тонких круглых металлических предметов.

– Это деньги тиурианы. Мелочь, барахольщик заберёт их по курсу один к трём, – сообщил Исхран.

– И что можно купить на эту мелочь на Тиуриане? – мне стало любопытно.

– Ботинки, или куртку, или свитер, – ответил искин.

Всего-то?! Действительно мелочь. Может, подумала я, в катере прилетевших найдётся, чем поживиться? Я осмотрела помещения катера и даже решила открутить пару приборов, их-то цену я знала – пара тянула на стоимость бота-уборщика средней подержанности. Я даже начала доставать из поясной суки инструменты, но меня остановил искин.

– Каждый прибор имеет серийный номер. Если катер объявят в розыск, то очень быстро станет известно, кто продал то, что с него сняли. Вы хотите этого, Микаэлла?

Я заскрежетала зубами.

– Чтоб тебя пожрал протуберанец! – фыркнула я.

– Такое возможно госпожа нье´ Риолин. Если вы откроете переход слишком близко к звезде, протуберанец первого типа сможет пройти через переход и уничтожить маяк.

Я, включив режим самоуничтожения катера нападавших, бегом бросилась в трюм, в котором свободно поместился мой катерок. Открыла вход и рванула на своём катере к маяку, который виднелся на другом конце перехода. Перед тем, как схлопнуть червоточину, я увидела, как расцветает бутон взрыва.

– Я тебя ненавижу, Исхран, – падая на кровать и моментально засыпая, прошептала я.

***

– Третья, двенадцатая и двадцать первая червоточины нестабильны, Микаэлла, – сообщил искин.

Ничего необычного: шла очередная тренировка по открытию, удерживанию и закрытию червоточин. Я чуть шевельнула пальцами – почему-то это движение помогало мне направить поток силы на требуемые переходы.

– Хорошо, Микаэлла, теперь закрывайте каждую вторую червоточину.

Легко! Я чуть выдохнула, и открытыми остались одиннадцать червоточин.

– Теперь каждую третью, – скомандовал искин.

Ещё четыре червоточины исчезли. Следующее задание я знала: искин каждое такое занятие завершал одинаково.

– Закрывайте оставшиеся, Микаэлла.

Как только Исхран произнёс это, червоточины схлопнулись.

С каждым разом тренировки проходили всё легче и легче, а вот пытаться открывать дополнительные червоточины я боялась. Заставлять меня делать это перестал даже Исхран. Всё из-за того, что при открытии двадцать пятой червоточины две недели назад я упала в обморок. Очнулась в луже воды, и бот-уборщик дотащил меня до старенькой медицинской капсулы, где, с трудом набрав несложные команды (у меня двоилось в глазах), я улеглась на лечение. Ну как лечение… Снотворное и витамины – это всё, что я смогла настроить в таком состоянии.

– Микаэлла, через два месяца разрядятся питающие элементы машин по выработке воздуха. Господин Тэо оставил чёткие указания, что делать в таком случае.

Я мысленно поблагодарила запасливого дедушку. Если бы батареи или кормосмесь закончились год назад, скорее всего, я бы погибла.

– Какой план? – доедая свой невкусный, но питательный завтрак, спросила я.

– Мы с господином нье´ Риолин подобрали два способа заработка в зависимости от вашего уровня текущей подготовки. Вы можете научиться играть в карты на деньги, параллельно тренируя мелкую моторику посредством фокусов. – Я даже подавилась от такого предложения, искин же спокойно продолжил свою речь. – Ваши знания в математике и математическом анализе высоки, а память позволяет запоминать около пятисот цифр, трёхсот абстрактных картинок и ста семидесяти пяти случайных слов за пятнадцать минут. Хотя в вашей семьи встречались и лучшие результаты. А ещё виги от природы обладают устойчивой психикой и в разных ситуациях не теряют головы от паники. В трудных ситуациях вам свойственен азарт.

– Я что, должна стать шулером?! – хрипло, всё ещё откашливаясь, спросила я. Мне с трудом верилось, что дедушка мог предложить такой план.

– По возможности лучше действовать честно, Микаэлла, но и нечестные приёмы карточной игры вы тоже должны знать и уметь применять.

– Какие ещё способы заработка вы с дедом предусмотрели для меня? – язвительно поинтересовалась я у искина.

– Гонки на катерах. Но вашего мастерства в управлении катером ещё недостаточно для этого. И у вас пока нет средств на взнос для участия в гонках.

– Почему я не могу зарабатывать честно? Почему я не могу встречать и провожать путешественников, как это делали когда-то смотрители маяков? Путешественники платили за услуги смотрителей, я читала об этом.

– Хороший план, Микаэлла, – прохладно ответил искин. – Только не всегда путешественники таковыми являются, часто сигналы о помощи подают пираты. В лучшие годы этого маяка не одну атаку пиратов приходилось отбивать, но тогда на маяке служила охрана, имелось оружие. Сигналы о помощи я получаю часто, но какую помощь вы можете оказать потерпевшим, если сами в ней нуждаетесь? Количество кормосмеси рассчитано точно, у вас нет запасных картриджей к амниотической капсуле, как вы будете лечить кого-то не вашей расы, если ему понадобится помощь?

Я зацепилась за кое-что в его словах.

– То есть сигналы о помощи поступают постоянно? – шёпотом переспросила я. – А мы на них не откликаемся… Как давно ты перестал откликаться на эти сигналы?

– Триста пятьдесят два года, двадцать дней, четыре часа, шестнадцать секунд назад.

Я шла к себе в отсек и размышляла. В борьбе за своё существование мы забыли, для чего вообще были созданы маяки. Чтобы помогать всем нуждающимся в этом! Может, поэтому Риолины вымерли? Потому что перестали помогать?

На следующий день к моим обычным урокам прибавился урок игры в карты. Мои навыки и умения затачивались под конкретную игру конкретного мира – Хейраны.

***

Впервые садясь за оклос, игральный стол хейров, я жутко нервничала – ладони потели, всё время хотелось перебросить косу с груди на спину. Но сейчас у меня просто не было длинных волос.

– Вы становитесь привлекательной, Микаэлла, – сказал искин. – По меркам многих миров. Лучше, чтобы вас считали юношей, – сообщил он перед первым спуском на Хейрану.

Я хихикнула.

– У меня есть грудь и длинные волосы. Никто в здравом уме не примет меня за парня!

– Грудь можно плотно перемотать, а волосы коротко обрезать, – предложил искин.

Я плакала, когда обрезала свои длинные густые чёрные волосы. Сначала я обрезала их до плеч.

– Короче, – последовало указание Исхрана.

– Да иди ты, дерьмо механическое! – вспылила я.

– Восполняю ваш пробел в знаниях, Микаэлла. Дерьмо – испражнения живых существ, состоящее обычно из органики, азота, фосфора, остатков целлюлозы. Испражнения не могут быть механическими. У смотрителей должно быть всё в порядке с логикой, так что через неделю начнём базовый курс по этому предмету.

Я знала, что это не угроза и что через неделю начну изучать основы логики и алгоритмики. Я застонала и отхватила волосы по затылок.

– Короче, – Исхрана не устроил и этот вариант стрижки.

Давясь слезами, я обрезала волосы так, чтобы над черепом остались клочки волос в полсантиметра.

Из мутного зеркала на меня смотрел самый настоящий урод: широкие чёрные брови, почти сросшиеся на переносице, полные искусанные губы, резкие высокие скулы, красные припухшие от слёз веки и мутно-синие глаза. А ещё у меня мерзко торчали уши.

– Ненавижу тебя! – я даже не знала, кому это кричу: чудовищу в зеркале или искину.

***

Первый раз я выиграла без проблем. Сумма была небольшая, игроки не мухлевали. Выигрыша, даже после уплаты налогов, хватило как раз на питающие элементы и на ставку в следующей игре. В следующий раз, когда я выиграла в этом же игорном доме, то случайно заметила, что некоторые хейры и ещё несколько негуманоидов начали ко мне присматриваться. Выигрыш тоже был небольшим, но я смогла снова пополнить запасы маяка и купить себе одежду: свитер, штаны со множеством карманов и куртку из кожи ущуга – земноводного с очень прочной, способной уберечь от ножевого ранения, но мягкой на ощупь шкурой, не горящей в огне.

Когда я уже стояла у своего катера, ко мне подошли два хейра. Я вынула свой старинный тазер.

– Эйссс, малышссс, не бойсссся, – проговорил один из них. – Мыссс хотимссс поговоритьссс.

Я молча кивнула.

– Тыссс нессс плохоссс играешьссс, малецссс! – заговорил второй. – Носсс тутссс, – он кивнул в сторону официального игорного дома, – многоссс не заработаешьссс. Хочешьссс получитьссс большессс?

Я снова кивнула.

– Приходиссс в «Лапуссс», будутссс интересссныессс ссставкиссс. Всссёссс чесстноссс, – хейр ухмыльнулся, и у меня возникли подозрения, что не всё так радужно, как они пытаются показать. – Можешьссс почитатьссс отзывыссс о «Лапессс» воccc всссекосмичессскойссс сссетиссс.

– Подумаю, – буркнула я, закрываясь в катере.

– Исхран. – Когда я вышла из шлюза, сразу позвала искина. – Что такое всекосмическая сеть?

– Это информационно-коммуникационная сеть, которая используется для хранения и передачи информации.

– Почему мы не ищем подработку там? Почему я никогда не знала об этой сети? Дед знал?

– Господин нье´ Риолин оставил распоряжение не пускать тебя во всекосмическую сеть. Велики риски, что последнего навигатора захотят уничтожить или использовать в военных целях. Вы пока юна, Микаэлла, и можете быть не осторожны.

– Я тебя ненавижу, – устало сообщила я искину и побрела в душ.

***

Клуб «Лапа» оказался подпольным игорным домом. Там срывали такие ставки, что аж дух захватывало. С одного такого выигрыша, необлагаемого налогом, я могла бы купить парочку новых ботов и даже сменить амниотическую капсулу на более современную.

– Не советую там играть, Микаэлла. За проигрыш, если не сможете расплатиться в течение трёх дней, вас продадут в рабство.

– Пусть сперва поймают! – хмыкнула я.

– Они не выпустят вас из клуба, пока не будет осуществлён перевод.

– Какой перевод? – удивилась я.

– Деньги можно перевести со счёта на счёт посредством всекосмической сети, существуют специальные защищенные протоколы.

– А я многого не знаю, да… Исхран? – зло протянула я. – И как я должна выживать во Вселенной, о которой, оказывается, знаю чуть больше, чем ничего?!

Впервые бездушная железка мне не ответила.

Через два дня я сидела в «Лапе» и ждала игры. Моих денег с трудом хватило на одну ставку, и я знала: если проиграю или ставки в течение игры повысят, – останусь ни с чем. Главное – вовремя выйти из игры, чтобы не остаться в долгах.

Партия началась ожидаемо: все постарались сбросить самые младшие карты или накопить дома, состоящие из разных сочетаний карт одной масти, и троны – высшие карты разных мастей, такие как оранжевый император, синий император, мерцающий император, чёрный император. Если в троне есть мерцающий император, то это наивысший трон, можно считать, что игра окончена выигрышем того, у кого он. К сбору этого трона стремятся все игроки, но, как правило, такой трон собирается редко, и если собирается, то чаще всего ближе к последней партии. Другие игроки, заподозрив, что ты собираешь высший трон, постараются выманить у тебя карты.

Хейр с изуродованной средней лапой быстро выбросил два квазара, и мне пришлось их взять – это не очень хорошо, но и не так плохо, лучше, чем два башмака – это самые низшие карты. Башмаки ещё остались в колоде, хотя четыре из них уже выбыли.

Внезапно я заметила, как инопланетчик, вполне себе гуманоидный на вид, выложил на оклос уже выбывшую из игры карту. Так-так-так, началась настоящая игра: кто кого перехитрит. Я до упора терпела, стараясь играть честно, но, когда на столе начали появляться карты, находящиеся в бите, решила больше не скромничать, тем более что на кону стояло семь тысяч кредитов.

Я начала собирать второй трон, предпосылки для этого у меня были. Две карты этого трона уже давно выбыли, и я незаметно вытянула их из-за воротника, сделав вид, что потягиваюсь. Ещё одну карту я вытащила из рукава куртки. Оставалось собрать последнюю карту трона. Я нахмурилась: вот она лежит, но вместе с ней лежат уже давно выбывшие башмаки и пара квазаров. Если бы я забрала всё это, припрятывая свой первый трон, то пропустила бы ход. А если бы я покрыла эти карты, то однозначно лишилась бы трона. И я их взяла. Выбывшие карты, с помощью чьих-то ловких лап или пальцев оказавшиеся на столе, исчезли в моих карманах. Просто ловкость рук.

Я внимательно вглядывалась в лица и морды. Ни у кого не дрогнул мускул, не сузились глаза, не дёрнулся рот. Я знала, что эти игроки давно проводят время за оклосом, ни один не выдаст себя. Мимо прошёл официант с подносом с напитками. В подносе отразились карты сидевшего напротив хейра. Ну ничего себе уловка! Уверена, что кто-то из игроков заплатил официанту, чтобы он так сделал. Я поняла и приняла, что мои карты могут подсмотреть таким образом. Сдвинула свой веер ближе к груди. Краем глаза заметила, что несколько игроков сделали то же самое. Ага, не одна я заметила маневр официанта. У того хейра, карты которого выдал официант, оказался третий трон, и ему предстояло ходить! Что ж…мне было чем ответить.

Когда я выложила свой второй трон, челюсти хейров хищно заклацали, послышался мат иноплнетчиков, по моей спине потекла струйка пота. Организатор игры протянул мне пачку кредитов, чуть склонился.

– Вашссс выйгрышссс, инопланетчикссс.

Я вскочила из-за оклоса и понеслась к выходу. Сначала я быстро неслась, опасаясь преследования, но за мной никто не бежал. Я облегчённо выдохнула, радуясь удаче. Уже открывала дверь, чтобы заскочить в катер, как меня прямо отшвырнуло от него, в глаз прилетел кулак. Брызнули слёзы. Тот самый хейер, что вручал мне кредиты, схватил меня за руку и сжал пальцы до хруста. Меня охватила дикая боль, и я заорала. Быстрые лапы обыскали меня и забрали мой немаленький выигрыш, бросив мне в лицо два кредита. Хейр едко поблагодарил меня:

– Ссспасибоссс за игруссс, малышссс.

Минут пять я не могла встать. Глаз заплыл, пальцы распухли и посинели, любое движение ими приводило к страшной боли. Я забралась в катер, и искин отправил его на орбиту Хейраны. На маяке я молча разделась, набрала команды для лечения переломов и улеглась в капсулу. Сегодня я использовала последний картридж.

Утром я потребовала у искина загрузить программы для тренировок на выносливость, для изучения защитных стоек, программы тренировок на силу. Исхран всё ещё не открывал мне доступ во всекосмическую сеть.

Теперь каждое моё утро и каждый вечер начинались и заканчивались бегом по первому кольцу, отжиманиями, подтягиваниями, упражнениями на пресс. Ещё я изучала атакующие и оборонительные стойки. Не знаю, как они называются, но Исхран сказал, что они хорошо походят под параметры моего телосложения.

***

Всё это я вспоминала, пока отходила от парализующего действия тазера. Уже три часа мой катер висел на орбите Хейраны, в таком состоянии путь домой я открыть не могла. Как только парализующее действие сошло на нет, я с трудом встала, вытерла рукавом слюну, стекающую по подбородку, села в кресло пилота и произнесла:

– Домой!