Читать книгу Андердог - - Страница 1

Like a dog without a bone…

Андердоги – азартные игроки; люди, сбившиеся с пути, потерпевшие фиаско; маргиналы; бунтари.

Питбуль – андердог, угадивший в долговую яму (анг. «Pit» – яма), загнанный в безвыходное положение, вынужденный зарабатывать на жизнь нелегальными способами.

Доберманы – коллекторы или судебные приставы (служебные собаки, которые занимаются выбиванием долгов).

Ящерица – состояние психики, внутренний ресурс, к. проявляет себя в особых жизненных обстоятельствах, трудностях (в пустыне).

Пустыня – трудный жизненный период, характеризующийся отсутствием ресурса, продолжительным застоем в делах.

Динго – человек покинувший зону комфорта, очарованный жизнью андердогов, который не справился со своей дикостью (вторично одичавшая домашняя собака).

Предисловие

Для тех, кто знает меня плохо. Для тех, кто знает хорошо. Тем, кто меня воспитал. Всем, с кем я «кусался». И тем, кто что-то упустил.

Поздним дождливым октябрьским вечером я вышел из съёмной квартиры в пригороде Петербурга в поисках любимых вишнёвых сигарет на основе гвоздики. Некоторые знают меня как человека здорового образа жизни, а тем, кто знает меня по «тёмной стороне» – «Здарова!» Необъяснимым образом Джим вёл меня по улицам моего нового дома. С некоторых пор я чувствую с ним особую связь, подобно тем, что сподвигают тебя подробно интересоваться биографией. Тем вечером я интуитивно знал, что в окрестностях не найду своих сигарет. Но было пасмурно, и был октябрь. Я шёл, ведомый ‘’голосом’’. Карта указала точку, я учуял запах удачи. Там оказался табак для кальянов. И, подобно сюжетам арт-хаусных фильмов, освещённый красно-фиолетовыми фонарями вывесок, передо мной появился бар. Так как сигарет я не нашёл, то решил пропустить бокальчик чего-нибудь бельгийского перед сном. Именно здесь я обрёл уверенность в том, что Джим Моррисон сейчас для меня жив. Ведь на улице Морросило, а когда я зашёл, в баре играла «Riders on the storm». А далее как по тексту песни. Вернее весь этот период моей жизни проходил по образу и подобию его музыки. В том году я потерпел экономическое фиаско, обронил на настил (словно Тайсон боковым) пару жизненных иллюзий. Но именно в такие моменты мир говорит с нами с помощью знаков. В моём случае – на языке музыки любимой культовой группы.

Дождь, октябрь, Петербург. Да, мне нравится называть этот город именно так. И да, это мой новый дом.

«Into this house we're born. Into this world we're thrown»

Метясь из стороны в сторону, я довольно успешно изображал трагедию. Если это не удавалось, начинал творить глупости. Но, в сущности, я абсолютно счастливый человек, рождённый здоровым и любимым. Всё, о чём хочу рассказать создания моими руками, в некоторых случаях – ногами.

К сожалению, я поэт. К счастью, я хорошо читаю стихи. Сложность создаёт лишь знак зодиака, просочившийся между этими двумя фактами как Джек Николсон в фильме «Сияние». И, несмотря на базовое сияние чистого разума, оно неизбежно не стало вечным.

Что я искал в этом городе? Реализации? А разве я не реален уже?

«Не считая собаки»

Ко времени моего выступления в спортивном комплексе «Юбилейный», я уже обзавёлся первыми нейронными связями со своими «товарищами» коллекторами. И примерно представлял, что скажу в тот же день своему другу, у которого снимал квартиру, о том, что мне нечем платить за аренду. Я чувствовал, что не справляюсь, что ситуация не под контролем. Но не признавался себе в этом.

Тогда я был то ли влюблён, то ли в отчаянии. Во дворце спорта вместе с местными поэтами мы должны были читать стихи. Мероприятие называлось «Мир без наркотиков». Месяцем ранее я употреблял экстази. Я искренне полагал, что мы будем на главной сцене, и известные рок группы, имена которых красовались на афише, будут выступать после нас. Я ошибался. Нам выделили маленькую сцену в холе. Да, в том самом, где в перерывах между таймами люди покупают кукурузу или хотдог. Я был бы рад идти по горячим следам, но с того момента минула не одна осень. И это не поэтическая повесть и не спортивные мемуары.

Тот год был тоже юбилейным. Но я и подумать не мог, что он настолько изменит мою жизнь. За считанные месяцы я научился прекрасно врать, чего совсем не умел делать с детства. Я врал не только коллекторам, и представителям микрофинансовых организаций, но и самым близким людям. Но вам я врать не буду. В тот день я дернул «стоп-кран». И весь мой псевдо паровоз сомнительной жизнедеятельности не просто остановился, а сошёл с дороги посреди пустыни. Всё, о чём я расскажу далее, является прямым следствием моей азартной жизни.

Не пугайтесь, если по ходу «пьесы» вы услышите рычание, чавканье, или что-то в этом роде. Я по-прежнему не знаю, когда именно он появляется. Он уже давно сорвался с цепи. Поэтому, я не стану ждать его возвращения, и просто начну повествование.

И так, с чего всё началось. Трудно сказать. Но учитывая название этой книги, точкой отсчёта стоит считать момент, когда я очнулся в яме, вокруг меня были питбули, от меня несло псиной, а в памяти напрочь отсутствовали события последних часов, а иногда и дней. Каждый раз в подобных случаях после какой-то отчаянной дикой природной эйфории, меня накрывал приступ ужаса. Что я здесь делаю? И почему за мной гоняются доберманы? Одно я могу сказать точно: он не умеет закрывать за собой двери, и всегда оставляет следы. И почти каждый раз, когда ко мне возвращалось сознание, мой банковский счёт оказывался пустым.

Полгода назад я поставил последние на тот момент шесть тысяч на лондонскую футбольную команду по прозвищу «шпоры». Шпаргалки здесь не помогают, как бы ты не готовился. Трудно описать свои чувства. Сказать, что ощущал себя ничтожеством, – в принципе можно. Я взял ключи, и просто вышел, сначала на лестничную площадку, затем на улицу пройтись. Было трудно поймать осознание реальности происходящего, но я не собирался бросать.

И вот я здесь. Холод, в руках лопата, вокруг земля, а над головой, вне досягаемости – луна. Но я не рыл себе яму – я искал клад. Что-то вроде «Американской мечты». Попытка жить только согласно своим желаниям. Мне совершенно не хотелось работать. Поэтому я решил заняться аналитикой футбольных матчей, в надежде на то, что мой опыт и знания в этом виде спорта поможет прокормиться в этом не дружелюбном городе. Да, именно так. Это вам не фоточки у Казанского собора – своих Питер как следует проверяет. С чем бы ты сюда не приехал – вода местных мутных каналов отразит каждую морщинку, каждый прыщик на твоём лице. А если выясниться, что ты носишь маску, или скрываешь свои истинные намерения, тебе точно не поздоровится. Но я наивно прихватил с собой шарфик, в надежде на то, что опыт сибирских морозов мне здесь пригодится.

Тот факт, что до переезда я работал на трёх работах самого крупного медиа-холдинга в Омске, быстро выветрился питерскими сквозняками. Мой переезд нельзя назвать риском, скорее заключённым пари. Ведь на момент прибытия у меня была неплохая сумма с продажи автомобиля. Но, пусть даже не увлекаясь ещё столь сильно ставками, я умудрился потратить её за пару месяцев. И, как мне казалось, пари заключалось в том, что раз уж я поставил всё на кон, мир должен мне достойно отплатить. Коэффициент составляли: год работы на местном радио, опыт публичных выступлений, неплохой природный баритон, и "бутылка газировки" с надписью «самоуверенность». Позже, уже достаточно хорошо знакомые петербуржцы подарили мне ещё пару «бутылок игристого». Одна из них из долины «Гордыня» популярного сорта «Сноб», вторая не менее изысканная звучащая по-французски с красивой надписью «Нарцисс». Однако нашлись женщины, которые были готовы распить со мной бутылку №2. Когда мой гордый Сибирский фрегат только причалил в финском заливе, я довольно часто посещал специальные заведения, разбавляя своё знакомство с местным населением чем-нибудь солодовым или виноградным.

Please don't ask me my direction,

Let my tracks be buried in the sea.

'Cause to wander is my infection

По дороге в Петербург я держал в голове мысль, словно заряженный револьвер: «я поэт, который направляется в Культурную столицу с большим опытом выступлений, великолепным голосом, чемоданом никому не известных стихов, мечтающий стать диджеем на радио». Тогда для меня это имело большое значение. Поэтический талант я воспринимал как само собой разумеющееся, но вот чтобы мой баритон зазвучал на федеральной радиостанции страны, пришлось попотеть. Сойдя с корабля, я начал копить балы. С непреодолимым аппетитом и желанием заявить о себе, я начал посещать каждый поэтический вечер, о котором только успел узнать. Параллельно я занимался на курсах по ораторскому мастерству (позже выяснилось, что этот навык пригодился только для того, чтобы орать на своего соседа по палате), и активно проходил всевозможные собеседования на радио и мастер-классы. Тот факт, что в этом городе, в котором поэт это социальный статус или клеймо (это уж кому как) меня никто не знает, буквально разжигал во мне азарт. При всей активности, я вспотел не от стараний, а от температуры пламени. Я играл с огнём, пока не устроил пожар. И так как до моего переселения в Петербург всё шло довольно гладко, а пару лет пребывания там были наполнены событиями, я просто не успевал как следует осознавать происходящее. А сейчас, когда я уже второй раз вернулся туда, откуда приехал, сама жизнь требует от меня усидчивости.

Что-то вроде «Американской мечты»

Но если Джим открыл двери восприятия, то я открыл счёт в букмекерской конторе. Масштаб и сущность последствий само собой не сопоставимы. В любом случае, а именно в обоих, это был шаг против общепринятых моральных ценностей устоев. Вот только когда грянул гром, Джим Моррисон оседлал бурю, я же не выдержал и малейшего сквозняка из распахнутых дверей. И если Хантер Томпсон прожил год с «Ангелами ада», то я, почуяв первые признаки бешенства, тут же добровольно сдался в ближайший приют. Каждый, кто хоть раз бывал в Петербурге, знает, какими ветрами заносит сюда энтузиастов. И когда я зашёл в тот бар, оттуда повеяло смертельно пьянящей надеждой свободы.

Настоящих маргиналов-андердогов ты можешь встретить только в пустыне, далеко от трассы жизни. Кто-то чувствует себя здесь как ящерица, кто-то разбивает лагерь, у кого-то разбивается сердце, а кто-то тупо умирает от жажды. Но ведь именно она и привела их сюда. Им наскучило однообразие ровной дороги. И с бутылкой виски в руках они уводят свой «кабриолет приличия» в сторону, и намеренно переворачивают представление о себе.

Известная поговорка гласит: «собака лает – караван идёт», с одной стороны означает, что путникам нет дела до этого шума. Здесь кроется одна важная деталь: обычная блохастая дворовая шавка – это просто голодное животное. В то время как истинный андердог, осознавших преимущество своего положения, ни на кого не лает и ни за кем не гонится. Ведь сойти с трассы было его решением. Но мало кто знает, что первоначальный вариант поговорки выглядит так: «Собака лает, ветер носит». Куда же делся караван? – Он остался в Лас-Вегасе. Часть его смотрит в ожидании на крупье, часть следит за круговыми движениям маленького шарика, а остальные пытаются выбить удачу у «однорукого бандита». Ветер легко разносит звуки по пустыне, и истинный андердог это знает. Джим намеренно вызвал бурю и оседлал её затем, чтобы в диком экстазе свободы прорычать об этом на всю долину.

Его кости остались в Париже. Но когда я сбился с пути и впервые пошёл ва-банк, я слышал его голос. Я осознал, что он никуда не ушёл, я далеко не одинок в пустыне, и двери восприятия всегда были открыты. В тот же миг, как я это осознал, раздался выстрел, который словно объявил начало гонки. Это был револьвер Хантера Томпсона.

Не сворачивай с пути, малыш. Тебе не место в пустыне, это территория андердогов.

***

Страх, первобытное исконное чувство. Но когда он смешивается с ненавистью, то образует коктейль, который может стать панацеей для жаждущих в пустыне. Вот только тебе решать: выпить, и продолжить путь, или посмотреть на это с отвращением. Настоящим мастером в этих делах был известный американский писатель и журналист эпохи шестидесятых Хантер Томпсон. Не могу объяснить магическое влечение к этому культурному периоду. И не буду. Считаю его одним из самых важных в двадцатом веке. Пусть я не жил в те времена (хотя кто знает), факты говорят сами за себя. Шестидесятые близки мне по своему умонастроению: протесты против войн, свобода самовыражения, духовный подъём после тяжёлого продолжительного периода обусловленного фашизмом и военными действиями. Да, во всём найдутся и недостатки. Кто-то например скажет, что это время имело побочный эффект в виде «холодной войны». Но дабы не уходить в политику, чего мне совершенно не хочется, я подчеркну лишь одно событие в контексте упомянуто мною периода, которое считаю одним из важнейших, что оказали колоссальный эффект на мировою историю в 20 веке, условно разделив население планеты на «запад» и «восток». Это Берлинская стена.

Я из того поколения, которое было рождено в годы перестройки. Меньше чем через месяц после моего рождения упомянутый мною архитектурный объект, разделивший напополам не только столицу Германии, но и всю Европу, рухнул. Ещё два года спустя не стало и страны, некогда стремившейся стать оплотом мировой социальной коммуны. Соединённые штаты и соединенные социалистические республики играли в перетягивание каната на территории бывшего рейха. Не могу не выразить благодарность своим родителям, которые сумели сохранить для нас ощущение детства в условиях не только близких к выживанию, но и крайней неопределённости. И когда упала стена, огромный поток некогда запретной и такой недоступной массовой культуры накрыл моё поколение с головой. И так случилось, что моё мировоззрение формировалось преимущественно на «западных» фильмах, музыке, и культуре в целом. А что нам было смотреть? – Весь видеопрокат до самой нашей зрелости был заполнен американским кино, пока наш кинематограф визуализировал «повести» о бандитах. А телевидение поймало «приход» от скоростных «пилюль» западной колесницы безумия. Я, конечно, знал, что живу в России, но что это для меня означает, не понимал до конца. Едва ли понимаю и теперь. И потому, несмотря на то, что считаю события конца двадцатого века определившими многое в мышлении моего поколения, всё же сохраню акцент на попытке разобраться в собственном векторе ценностей и причинах тех или иных поступков.

***

Пустыня – территория жажды. Она расскажет тебе, кто ты есть на самом деле. В городской обычной жизни – ты всего лишь ячейка. В пустыне все твои силы направлены только на выживание. В числе первичных целей: найти воду, затем людей. Здесь много тепла, но оно тебя убивает. Огромный перепад температуры заставляет забыть о том, где ты находишься. Здесь ты можешь сгореть и замерзнуть. Север – это такая же пустыня, только с обратным полюсом. Здесь много воды, но если у тебя нет огня – она тебя убьёт. Есть тонкая грань между желанием и жаждой. Первое, это страсть, навязчива идея, или просто что-то необязательное. В то время как жажда – это сигнал, сигнал тревоги. Желание, возникающее из жажды – естественно. Но желание, которое приводит к жажде невозможно утолить. Но какая разница, как ты оказался в пустыне, если, так или иначе, цель у тебя одна…

***

Я бежал за уходящим солнцем и как пес за мячом. И каждый раз с наступлением ночи терялся в своем бессознательном. Пока я шел на Запад, в моей голове мелькали картинки американских фильмов, сюжеты из видеоигр, герои видеокассет. Всё это наложилось на непреодолимый голод по реальности, о которой так мало известно. И эта тайна словно голос в голове – заставляет рыться в земле, в прошлом, прочесывать инфраструктуры чужих городов, копаться в собственной голове, подобно лихорадке драгоценного металла. В этой погоне ты тратишь силы, деньги, и бензин, но продолжаешь верить в успех. Иллюзии – это пахучая жидкость головного мозга, подобно марке бензина, что совсем не для твоего движка. Но ты заливаешь полный бак где-то на трассе Техас – Лас Вегас. Вернее Техас – Сан-Франциско. А ещё точнее Омск – Питер. Мой родной городок… Мне стало комфортнее даже в дороге, чем в собственной квартире.

Well, your fingers weave quick minarets

Speak in secret alphabets

I light another cigarette

Learn to forget, learn to forget…

В детстве мы примеряли ковбойские костюмы на новый год. Теперь же, передавая привет с напорной башни своего возраста бывшим коллегам моего отца по ЖЭУ, скажу, что я стал пить наравне со своим крёстным отцом. Совсем недавно меня это пугало. Теперь мне плевать. Клином вышибают клин. Я долью бензин. Пусть эта книга станет моим кабриолетом на пути к самоопределению. Пожалуй, я был слишком занят поиском, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что люблю. И вот я нашёл себя лежащим в долговой яме с бутылкой пива, но не лишённым юмора и купленной в придорожном кафе литературной способностью в кармане. Если среди тех, кто сейчас читает этот чёрный текст, найдутся те, кто пополнял мой фужер из бутылки с надписью «Нарцисс», шлю вам плаВЛеный привет в маленькой круглой упаковке с надписью «Омичка». Если рэпер «Гуф» говорит, что он «Москвич до мозга костей», то я рептилия. По крайней мере, если не врёт китайский календарь. Огромный запал сексуальной энергии и неспособность соблюдать дисциплину превратили меня в ящерицу. Зато теперь я легко уворачиваюсь от стрел индейца-амура.

Ride the snake, ride the snake

To the lake, the ancient lake, baby

The snake is long, seven miles

Ride the snake…he's old, and his skin is cold

По восточному гороскопу я «красный змей», т.е. дракон. Это значит, что стихия огня не даст мне покоя, пока я не перестану подкуривать от костра. Запад же говорит, что мне свойственно всё уравновешивать – ибо «весы». Последние, как известно, относятся к воздушной стихии. Поэтому если ветер перемен раздувает во мне азарт, я сжигаю не только мосты. А когда температура в зоне конфорки достигает уровня «печки» можно замесить тесто’стерон, выпекать печень’ки или размножаться почка’ванием.

Когда сдаюсь своей тёмной стороне, я получаю невероятное количество энергии. Но какой ценой. Всё происходит буквально как в кино: я прихожу в себя, и не понимаю, как здесь оказался. Но каждый подобный раз к моему местоположению ведут следы. А вокруг множество вырытых и засыпанных ям. И если рядом не оказывается трассы, нахожу ближайшую колючку, пью, и тогда никакой Лю Кан не способен остановить эту рептилию. Но если кто-то пытается повесить на меня ярлык, дать мне определение, особенно дипломированные психологи, я испытываю отвратительную тоску. Помните клип группы «The Cardigans» с символичным название «My Favourite Game»? Так вот, я чувствую себя как та героиня: я сижу на спинке сидения, пока камень лежит на педали газа. И мы всё ещё на пути в «Лас-Вегас». Кстати, вас не смущает, что город, который с испанского переводится как «Плодородные долины» находится в самом центре пустыни?»

Strange days have found us

Strange days have tracked us down

They're going to destroy

Our casual joys

We shall go on playing

Or find a new town

Очередная остановка в пути. Эта пустыня хорошо мне знакома. Здесь я пустил не одну пулю из револьвера маргинальности в мимо проезжающих представителей человеческой расы. Здесь я пью облачный сок из вечнозелёного кактуса, что дал мне Лофофору в десять лет, пока температура моего возраста не перевалила за тридцатку.

Когда я понял, что мой внутренний зоопарк ещё долго будет таскать меня по Дикому Западу, я решил построить здесь небольшой сарай, чтобы в промежутках между animalостями человек мог прятаться от солнца. Я даже обзавёлся здесь другом в виде одичавшей собаки. Он посвятил меня в местные легенды о «золотоискателях», от него же узнал, что фора бывает положительной и отрицательной. Я решил бросить кости в этой пустыне, дабы окончательно разобраться, почему после очередных приступов бессознательности нахожу возле себя следы собаки, и возможно ли осознанно превращаться в ящерицу. Но однажды в порыве сюрреалистической невнимательности, причиной которой послужило очередное перевоплощение из рептилии обратно в человека, я перепутал белое солнце пустыни с луной, пытаясь разглядеть её через увеличительное стекло. Так я умудрился сжечь единственное прибежище иллюзий моей психики от невыносимой температуры реальности. Но обо всём по порядку.

The time to hesitate is through

No time to wallow in the mire

Try now we can only lose

And our love become a funeral pyre

Cарай сгорел. Но что в нём было? Как минимум, он был не огнеупорным. На входной двери была табличка «творческий человек». В углу стояло старое кресло, рядом с ним светильник. Сарай больше был похож на гараж, типа тех, что в девяностые преимущественно усатые мужики сооружали как альтернативу реальности. Здесь они были председателями, руководителями парламента, в общем, настоящими хозяева жизни. Некоторых из них, а именно носителей усов (их количества от общей массы того времени варьируется в районе 60 – 70 процентов) я называю «Хоганами», в честь известного американского рестлера и актёра Халка Хогана. Мой отец был одним из них (не рестлером, конечно, хотя однажды мне выдалось испытать на себе его «джиу-джитсу), в определённый период своей зрелости. Конечно, на их выбор в пользу подобной растительности на лице повлияла культура 70-х (смотри-ка, а мы всё ближе к 90-м), когда каждый «Игорь Николаев» носил этот атрибут как паспорт своего времени. Но Игорь здесь не причём. В конце концов, мы в моём сарае. Что здесь есть ещё? Старые виниловые пластики, в основном 80-х годов, которые я собирал из пыльных архивов своих родственников, отказавшихся от них ввиду неактуальности. Но ты-то ценитель музыки! Коллекционер-меломан. Когда именно мой интерес к музыке стал подавляющим сказать трудно, но есть несколько возрастных этапов, которые явно выделяются. Один из таких, конечно же, период половой зрелости, когда, по мнению некоторых экспертов, формируется твой музыкальный вкус. Последний, кстати, претерпел немалые изменения с того момента.

Впрочем, многое с тех пор пошло коту под хвост. А котам, в отличие от меня свойственно метить территории. Я же с точностью до наоборот оставляю на себе отпечатки местности.