Читать книгу Генеральная уборка - - Страница 1

Смена 1

Оглавление

Есений, человек глубинного смысла и возвышенного прекрасного, был полон надежд на скорое появление своего дражайшего коллеги Эрнеста. По его последним сводкам, Эрнест с минуты на минуту должен был засветиться на просторах уличного горизонта с привычно недовольной миной, вызывающей всеобщее недомогание своей навязчивостью и заразительностью. Есений по праву считал Эрнеста лучшим человеком в сфере дурных новостей и самым качественным специалистом по истреблению желания жить у особенно нежных товарищей. Ласково он называл угрюмого коллегу «Эрнестий» за неизведанную природу его токсических свойств с дурманящим позитивное настроение эффектом.

Вместе они работали уборщиками и другого труда не знали. Еще больше, чем работать, Эрнест не любил работать с Есением, о чем тот, естественно, был не раз осведомлен. Им обоим было без малого по сорок лет: Эрнест ни с возрастом, ни со статусом уборщика смириться не мог, да и не пробовал. Он корил судьбу, обвинял ее в неверно подкинутом предназначении: «Каков произвол!» думалось ему всякий раз, когда приходилось гнуть спину под веселое пение и философское размышление Есения, в простодушии которого он видел одно лишь мракобесие.

По весеннему солнцу, в одночасье заметно потускневшему, Есений определил, что его друг приближался. Горевший мраком Эрнест нес за собой всю черноту бытия и прискорбие жизни и тем самым превращал всякое доброе место в мученический привал. Улица насквозь пропиталась его духовным разложением и обратилась в черно-белый пейзаж, где только один фрагмент остался нетронутым: радующийся его появлению Есений.

– Дружище, ты пришел! Пойдем работать! – почти пропел Есений, вложив в фразу искреннее удовольствие.

Эрнест ничего не ответил: ему было не понять, как радостный тон его треклятого коллеги сочетался со словом «работа». Для него работа была сродни каторге по несоразмерному тарифу: делаешь много – получаешь недостойно мало, делаешь недостаточно – получаешь достаточно для жизни без нужды.

Вечно недовольный тип последовал за Есением, непозволительно высоко подпрыгивающим для своего тощего телосложения – так и сломаться недолго! – и с разочарованием вспомнил, что работать придется на улице. Сегодня перед ними стояла задача – прибраться во дворе многоквартирного дома. Эрнест, непривыкший читать сообщения начальства и в принципе много запоминать, всегда полагался на инициативного Есения, который считал своим призванием лишний раз напоминать «дружищу» о долге службы.

Чем дальше они продвигались по улице, тем меньше город напоминал цивилизацию. Старые разваливающиеся дома, горы мусора, потрескавшиеся дороги, канализационные запахи, полустертые уличные указатели. Словом, урбанистический кошмар! Редкие прохожие смотрели на гостей злобно; в общем, все были похожи на Эрнеста, только выглядели еще более неприятно, пугающе и грязно. Есений ненароком подумал о том, что этот район – фабрика по производству таких же мрачных и неопрятных людей, как его напарник. Бедный, бедный Эрнестий! Глаза Есения наполнились сожалением и ужасом от одной мысли о жизни в здешних местах. Он и подпрыгивать перестал, и улыбаться больше не хотел, и попросту расстроился.

Догнавший коллегу Эрнест неодобрительно цокнул. Вспышки уныния Есению были свойственны: он мог расплакаться над тушкой мертвого голубя и еще долго оправляться от трагедии. Более того, часто Есений пользовался своей фантазией не по назначению и в каждом бедняке видел прошлое Эрнеста, что того, безусловно, раздражало. Дело было в том, что Есению так и норовило найти объяснение и оправдание враждебному характеру своего «дружища», потому каждое душераздирающее зрелище становилось для него частью истории угрюмого уборщика. Эрнест, в свою очередь, ничего, кроме презрения, к сентиментам и выдумкам не испытывал.

– И чего ноем? Ты же так любишь работать! Шевелись давай, бездарь ты тупой. – Ядовито прыснул Эрнест и толкнул коллегу идти вперед.

Есений грубости и рукоприкладству не удивился, но несколько опешил от того, что Эрнест наконец-то решил с ним заговорить, и – о счастье! – это было даже не одно слово. Печаль отступила, и тем не менее в глазах Есения документальная хроника жизни Эрнеста приобрела еще более подробную событийную наполненность. На сегодня поводов для сочувствия нашлось немерено.

– Гляди, – Есений показал пальцем на кованые железные ворота с конусообразными навершиями, – вроде пришли! Надеюсь, ты не слишком устал. Когда я смотрел в первый раз по карте, путь выглядел короче. Ну ничего, теперь пойдем скорее. Нас наверняка заждались!

Эрнест сердито буркнул неразборчивый ответ, что, наверное, было к лучшему, и с энтузиазмом ленивца ускорил шаг.

Пока один строил из себя торопыгу, другой – уже во всю дергал ворота и звал хоть кого-нибудь впустить их внутрь. Перформанс Есения выглядел крайне артистично и был достоин сцены шекспировского театра. Эрнесту ничего не оставалось кроме, как усомниться в исправности психического состояния напарника и его надежности.

– Ну и дыра, даже домофона нет. Ты вообще уверен, что нам сюда? Тебе что, не дали номер ЖКХ? – Эрнест сделал важное лицо. Он нисколько не вспоминал, что в его обязанности все это знать тоже входило.

Есений отвлекся от собственных воплей на подошедшего Эрнеста, задумался и отчего-то встревожился. Для успокоения сердечного ритма ему пришлось достать из кармана телефон и зайти в переписку с Эрнестием, с которым он имел честь поговорить последним. Адрес совпал с табличкой на доме – все верно!

– Мы там! Ты такой молодец, что спросил, – обрадовался Есений и выдохнул с облегчением. – Сейчас позвоню. Где-то давали мне номерок. Ты только не волнуйся, я сейчас все сделаю. Быстрее света, легче ветра!

– Ты б болтал поменьше, вот мы б ускорились! – Эрнест облокотился о ворота и сам, конечно же, предпочел не участвовать в борьбе за доступность рабочего места.

Есений копался в своем телефоне, по дурацкой привычке высунув язык. У Эрнеста как раз было время раздраженно подышать назло коллеге и получше рассмотреть ворота. Замок там странный был, такой огромный на цепи. Без ключа ни зайдешь, ни выйдешь – не нравилось ему это. За воротами виднелась лестница наверх, вела она, должно полагать, во двор. Странно было и другое: с обеих сторон, если оказаться за металлическим ограждением, располагались кирпичные стены. Были они с Есения ростом: нет, даже намного выше! Эрнест – на минуточку! – был на голову ниже нелюбимого товарища; и, если в другие дни само это обстоятельство его возмущало, сейчас оно весьма его огорчало тем, что Есений даже здесь умудрился сделать недостаточно: плохо вырос.

Возвращаясь к стенам, Эрнест даже не знал, как охарактеризовать это издевательство: либо там водились доисторические животные, либо – жили психопаты да зэки, либо – хранилось нечто ценное. Последний вариант виделся ему самым привлекательным и в то же время самым неправдоподобным.

– Вы кто? – на лестнице появилась миловидная девушка в мешковатой одежде серого цвета.

Эрнест и Есений подняли на незнакомку заинтересованные взгляды. Вид у нее был испуганный: губы дрожали, глаза бегали, руки дергались. Она напоминала маленькую вшивую кошку, пройти мимо которой было жалко и не забрать к себе домой на приручение и облагораживание было равносильно измене принципам человечности.

– Доброго утречка! Мы из компании «Клин Клином», мы пришли ваш двор привести в порядок. Не впустите нас? – Есений приветственно махнул рукой и улыбнулся, оголив зубы.

Девушка напряглась. Есений и Эрнест оба заметили, как ее тело стало похоже на крюк; из хорошенькой девицы она обратилась в маленькую кривую старушку, которой уборщикам уже не слишком хотелось составлять компанию.

Она поглядела на них хищным взглядом и скрылась из виду.

– Ну вот, ты ее напугал! Ничего тебе нельзя доверить! – Эрнест сверкнул нахальной ухмылкой, а после с ненавистью пнул по воротам.

Металлический треск раздался на всю улицу и, кажется, разбудил всех дворовых собак в округе. Дикий и жутко громкий лай понесся ударной волной, огибая дома и мусорные баки. То ли от потрясения, то ли от обиды у Есения затряслись губы, как у младенца, и он совсем позабыл о надобности звонить в ЖКХ. Телефон он держал некрепко и тот медленно выскальзывал из его руки. Гавкающие собаки только сильнее погружали Есения в мир философии отчуждения: от реальности он улетал все дальше и дальше. Тем временем стая оголтелых зверюг с интересом поглядывала на парочку незнакомцев и не торопясь к ним приближалась, чтобы проявить должное дружелюбие и познакомиться с гостями поближе; на зубок, так сказать.

– Дай сюда! – Эрнест выхватил телефон коллеги и с недовольством закатил глаза. – Тебя то не заткнешь, то не услышишь. Я сам позвоню. Какой там номер?

– Я есть отражение своих неудач и фантазий. Я не руковожу обстоятельствами, они руководят мной. Я лишь пешка в руках желания жить счастливым и всеми любимым. Все сводится к желаниям и способам их исполнения, – задумчиво, полушепотом размышлял Есений.

Собаки, перебежавшие дорогу, выглядели теперь не только злыми и голодными, но и больными бешенством.

– Еся, черт тебя побери, я не то хотел услышать. Номер какой?!

– Что ж, мои желания не так плохи. Я не всегда получаю то, что мне бы хотелось, но всегда радуюсь тому, что дают. Не это ли прекрасно? – продолжал рассуждать Есений, облокотившись о ворота.

– Ужасно, это отвратительно! Нас сожрут собаки, мы сдохнем, а твои красивые мыслишки с тобой не похоронят. Хотя с кем я вообще говорю? – Эрнест гневно размахивал руками, пытаясь достучаться до коллеги, но тому было не до насущных проблем. – С кем я вообще говорю?

Эрнест уже был готов броситься на Есения с кулаками, когда на лестнице снова показалась недавно убежавшая девица.

– Эй ты, чувырла, спускайся и открывай эту чертову дверь! Или я тебя пущу на корм вон тем псинам! – Эрнест пальцем указал на оскалившихся зверюг. – Слышала меня?

За спиной незнакомки показались люди, лица которых были трудноразличимы: они стояли подальше, на них падала тень со стены. Уборщики удивленно переглянулись между собой, но оба предпочли помолчать.

– Слава нам передала, что вы из компании «Клин Клином». У нас ничего не клинит, нам ремонт не нужен, – послышался неуверенный мужской голос.

Оратор стоял ближе всех к Славе, к той самой странной девушке. Присмотревшись, Эрнест заподозрил, что мужчина читал с листка. Посчитал он это еще более подозрительным, чем одурелый взгляд Славы.

– А то, что мы уборщики, а не ремонтники, она вам не передала? – с ехидством поинтересовался Эрнест и взглянул на Есения, неосознанно надеясь на его поддержку.

– А «Клин Клином» это чего такое? – незнакомый мужчина, видимо плохо говоривший без подсказок, наконец сделал пару шагов вперед.

Теперь перед уборщиками стоял еще один неотесанный представитель здешней местности. Ничего удивительного! Он с непониманием оглядывал уборщиков: глаза у него были такие же дикие, как у странноватой Славы.

– Как нам Евгений Вадимович сказал, начальник наш, это с английского будет «чистота чистотой», – Есений улыбнулся.

– И она вам не грозит, – заметил Эрнест и засунул телефон коллеги в свой карман. – Вы нас пускаете или как? Думайте резче!

За воротами группа людей безобразной наружности увлеклась бурным обсуждением на тему судьбы их гостей. Есений и Эрнест, оба уставшие от затянувшейся прогулки, поглядывали то на столпившихся переговорщиков, то на злых собак, которые, между прочим, все еще надеялись на сытный завтрак.

– Заходите! Собак не впускайте! – Слава подбежала к воротам и второпях открыла замок огромным ключом.

Эрнест, толкнув товарища, решил заскочить внутрь первым, но вышло так, что Слава вовремя схватила Есения за руку и притянула его к себе. Меж тем Эрнест остался позади с подобравшимися псами: справляться ему пришлось в одиночку. Он успел спрятаться за воротами, когда одно из голодных чудовищ в нападении раскрыло зубастую пасть. Слава, потянув за цепь, заперла ворота и оставила собак ни с чем. Особенно злой пес впился зубами в ограждение и продолжил грызть металлическую решетку, сверкая злобными глазами на сбежавшую еду.

Есений неодобрительно поцокал языком на грозное животное и сразу подскочил к Эрнесту, чтобы убедиться, в каком он состоянии. Некогда оставленный за оградой мужчина, конечно, был мало доволен тем фактом, что его коллега чуть было не отправил его на верную смерть; так что понимания и доброго слова ждать от него не приходилось. Эрнест только сердито молчал и думал про себя, какой же полоумный ему достался напарник.

– Ну что ж, за мной, – подала голос Слава и направилась вверх по лестнице.

Есений и Эрнест последовали за ней через организованный коридор из людей, момент появления которых они оба пропустили. Пахучие и чумазые жители дома в паршивых одеждах рассматривали их с нескрываемым любопытством. Однако их заинтересованность была одержимая и, в общем-то, жуткая: они навязчиво следили за каждым движением новоприбывших, шушукались между собой и довольно потирали ладони. Пока наивный Есений радовался пристальному вниманию людей, Эрнест ощущал себя цирковым животным и уже ненавидел всех, кто участвовал в этом мероприятии.

Когда они поднялись во двор, им открылся вид на весь припрятанный за воротами и стенами ужас. Изобилие мусора и мерзостных запахов, привлекающих крыс да тараканов, лишило уборщиков дара речи и приблизило к увольнению. Вместо детской площадки, привычной глазу, восходила гора из помоев и отходов. Местная детвора скатывалась с нее на самодельных ватрушках и радовалась жизни.

– Какой запашок! Здесь бы проветрить! – воскликнул Есений, до которого только дошел весь спектр убийственного зловония.

– Мы на улице, – огрызнулся Эрнест.

Оба они морщили носы, задерживали дыхание и подавляли рвотные рефлексы. Ничего другого им не оставалось. Слава непонятливо на них поглядывала, но ничего не говорила.

К ним подошел бородатый мужчина со смятым листком в руке. Эрнест усмехнулся, радуясь своей правоте: все-таки читал. Он его узнал.

– Вы представитель ЖКХ? Евгений Вадимович сказал, – Есений поперхнулся воздухом и закашлялся.

– Оборудование несите. И мы начнем, ради всего святого, – продолжил уже Эрнест, задыхаясь.

Бородатый мужчина кивнул, позвал с собой Славу и отлучился, оставив уборщиков на всеобщее обозрение. Все продолжали их разглядывать, изучать. Есений приветствовал каждого, кто проходил мимо, а Эрнест с отвращением наблюдал за детьми на грязевой горке.

Слава вернулась с парой перчаток и протянула их уборщикам.

– И это все? Нам это руками убирать? А где мешки? Где все? – Эрнест издал злобный смешок и отрицательно помотал головой. – Мы на такое не договаривались.

– Спокойно, дружище. – Есений взял перчатки и улыбнулся девушке.

– Гора, – Слава указала на местную достопримечательность из мусора, – сделайте вторую. Потом другое.

Эрнест возмущался долго и громко: его треп вышли послушать все, кому не лень. Есений пытался его умиротворить – выходило неважно. По итогу Эрнест устал сопротивляться, сдался и взял перчатки.

Они складывали мусор в одно место рядом со здешним парком развлечений. Из окон периодически выкидывали пластмассовые бутылки, грязные тряпки, сгнившие продукты. Есений бегал у дома и собирал весь этот новоприбывший отбросы, пока Эрнест бродил у основания их мусорной горы.

Эрнест почувствовал вибрацию в кармане. Это был телефон Есения. Проигнорировав нормы приличия, он ответил на звонок. И не зря.

На конце другого провода, что интересно, был негодующий представитель ЖКХ. По мере поступления информации шестеренки в голове Эрнеста начинали крутиться быстрее, свистеть и трещать – все становилось на свои места. Угрюмый уборщик вскипал от ярости и направлял все свое негодование в сторону Есения.

– Еся, я тебя сейчас убью.

Они пришли не по тому адресу.


Генеральная уборка

Подняться наверх