Читать книгу Карта оборотня - - Страница 1

Жаркий летний день разморил меня. Я праздно подрёмывал в гильдии, когда в окно, хлопая крыльями, вдруг влетел почтовый голубь. Я даже вздрогнул.

Отделив от голубиной лапки обрезок гусиного пера и прочитав первые строки письма, я затаил дыхание. Мне писал сам Лев Палат. Неужели он здесь, в Романии? Дальнейшие слова написанного на тряпичном куске письма вернули мне дыхание, но не до конца.

Пять лет я заведовал романским цехом Льва Палат, но персональное письмо от него получал впервые. Он был сказочно богат и столь же жесток в правлении своей фамильной пушной коллегии, раскинувшейся по всему миру. Когда Лев Палат пишет тебе лично, это равноценно приглашению на пир в Новеград к Великому хану Тартарии. Поэтому от этого голубя я ожидал неприятностей. То, что это будут неприятности, я нисколько не сомневался. Я не мог и представить себе, что этот великий человек может написать, будучи всем доволен.

В письме уведомлялось о визите в столицу Романии дочери Льва. Я должен был её встретить в порту и проводить на лучший постоялый двор «Белая Гора».

О наличии у главы меховой империи дочери я не знал. О его четырёх жёнах и бесчисленных наложницах я слышал, но дочь оказалась для меня настоящей новостью. Судя по письму, она прибывает для обучения в коллегии жриц, и всё, что ей понадобится, должен ей предоставить я. Кроме денег – Лев писал, что он дал её в дорогу достаточно: «В Романии ей предстоит обучение, и, если она выполнит его подобающе, ей не придётся нуждаться. Но я должен быть уверен, что кто-то будет под рукой, если ей что-либо понадобится», – писал хозяин нашей коллегии. Получается, здесь у неё никого нет – размышлял я. Недобрая весть. Как нянька, я недорого стою.

Я представил себе надменного толстяка-коротышку с подбородком, как у Вакха, глазами, острыми, как пугио, и ртом, походящим на пасть льва, поэтому наскоро нацарапал ответ с кратким описанием состояния дел коллегии, подтверждением готовности выполнить распоряжения, взял из клетки голубя, приторочил к его лапке письмо, выпустил посланца в окно и вновь перечитал письмо Льва. Постскриптум на оборотной стороне вернул меня в состояние душевного волнения: «О тебе говорил Крокет, он считает, что пора направить тебя сюда», – я медленно перевёл дух: это для меня была желанная, на протяжении года, весть.

Я подошёл к окну, чтобы вольготней раздышаться, и уставился на улицу. Однако, прохаживающиеся матроны с сопровождающими их рабами мало занимали меня. Я думал о том, как здорово было бы отправиться из этой провинции в Новеград. Не то чтобы в Романии мне не нравилось, нет. Однако, я осознавал, что, сидя здесь, шансов на улучшение своей жизни я не получу. Только роскошная Гардарика, присылающая такие шикарные меха, была страной возможностей для меня.

После этих напряженных раздумий я прошёл в комнату Зену. Зенуния Пуэлла, темноволосая, симпатичная девица двадцати лет, фактически стала моим доверенным заместителем с тех пор, как я начал работать в ромейском торговом доме Палата. Официально, в силу местных предрассудков, сделать её начальницей я не мог, но меня покорило, насколько умна может быть девушка с такой внешностью.

Она перестала пересчитывать колонки с мехами и вопрошающе посмотрела на меня.

Я сообщил ей о дочери Палата.

– Потрясающе, не правда ли? – сказал я, присаживаясь за её стол. – Какая-нибудь долгая ростом, толстая портельщица, которая нуждается в моих советах и внимании. На что только не пойдёшь ради коллегии!

– А может быть, она красивая? –предположила Зену спокойно. – Многие девушки Тартарии красивы и привлекательны. Ты можешь полюбить её. Женитьба на Палат сулит немало выгод.

– У тебя на уме только одно, – отозвался я со смехом. – Все вы, ромейские девушки, одинаковы. Ты не видела самого Палата, а я – я видел. Он родом из ромеев. Кобылка, вышедшая и такой конюшни, с такой наследственностью – навряд ли может быть красивой. К тому же Лев не захочет меня в зятья. Для своей дочери им, наверняка, уже запланирована куда более выгодная партия!

Она посмотрела на меня неторопливым и долгим взглядом из-под полуопущенных, загнутых черных ресниц, чернёных толчёным свинцом. Затем повела точёными плечами и произнесла:

– А ведь ты её ещё не видел.

________________________

На этот раз мудрая Зену ошиблась. Красивой Прима Палат не оказалась. Но и я не угадал – не была она ни толстой, ни верзилой. Она предстала совершенно безликой: сплетённые в шесть тугих кос русые волосы под капюшоном широкого, свободного балахона, крепкие дорожные туфли из бычьей кожи. Словом, она напоминала пресную лепёшку коллегии весталок, в которую прибыла. Единственное, что меня обескуражило – отсутствие какого-либо сопровождения и охраны у дочери столь состоятельной особы. Ни дуэньи, ни сколь-нибудь завалящего ликтора. В чём в чём, а в смелости ей не откажешь.

Я встретил её в порту и отвёз в «Белую Гору». Всю дорогу я, памятуя о разговоре с Зену, рассыпался в любезностях, но она отвечала столь вежливо и холодно, что напоминала северную германскую богиню. Пока мы ехали на постоялый двор по улицам, наполненным сбродом, она успела изрядно мне надоесть, и мне не терпелось избавиться от неё поскорее. Я попросил прислать мне в гильдию трактирного служку, если ей что-нибудь понадобится, и с облегчением откланялся. Во мне появилась уверенность, что трактирному служке посетить нашу гильдию не придётся. В ней подспудно чувствовалась прямо-таки фамильная торгашеская расторопность. Она явно не собиралась пропадать в этом городе и просить моих советов или помощи.

Зенуния от моего имени послала на постоялый двор корзину печенья. Она также отправила голубя Палату, с сообщением о благополучном прибытии девушки. С чувством выполненного долга я напрочь выбросил Приму Палат из головы и вплотную занялся новой поставкой из Гардарики.

Дней десять спустя Зену предложила мне навестить девушку и узнать, как она поживает. Я так и сделал. На постоялом дворе мне сказали, что она выехала шестью днями раньше. В неизвестном направлении. Недоброе предчувствие посетило меня. Зену сказала, что мне следует разузнать, где она, на тот случай, если вдруг поинтересуется доминус Палат.

– Займись этим немедленно, – ответил я. – У меня дела.

Зенуния отправилась на улицы. Оказалось, Палат сняла двухкомнатную таберну в инсуле Дианы. Прима так же напрочь забыла обо мне, как я – о ней. Меня это несколько задело. Но я успокоился, узнав, что дела у неё идут прекрасно. Однако, чтобы дать ей понять, что я в курсе её передвижений, я послал к ней цехового серва с письмом, на которое она тут же ответила в холодно-тактичной манере богатых выскочек.

Зену, которая все поняла по выражению моего лица, когда я читал ответ, тактично заметила:

– В конце концов, она дочь магната.

– Да, – ответил я. – И с сего дня пусть сама заботится о себе.

На том и согласились.

Около трёх седмиц я ничего не слышал о Приме Палат. В цеху было много забот, поскольку после Сатурналий я собирался дать себе отдых и хотел сдать дела Друзу Марциалу, который должен был прибыть из Гардарики и сменить меня.

Я планировал провести месяц в Финикии. Это должен быть мой первый долгий отпуск за пять лет. Я ждал его вожделенно. Я собирался путешествовать в одиночестве. Я люблю одинокие странствия, свободу, люблю сам решать, где, и надолго ли останавливаться. В компании свобода стеснена.

Спустя двадцать два дня после той памятной переписки с Примой Палат мой закадычный друг, Домициан Марцелл, пригласил меня на вечеринку, устраиваемую ланистой Грацианом Маркусом в честь нового бестиария, который произвёл фурор на меритиях в Финикии.

Мне нравились вечеринки Маркуса. На них всегда весело, а еда отвечает вкусам самых изысканных гурманов.

Когда лектика принесла нас к домусу Грацианов, дорога уже была забита октафорами, колесницами, и нашим лектикариям пришлось долго искать место, куда бы пристроить наши носилки.

Вечер удался. Большинство гостей были мне знакомы. Романцы составляли в них лишь половину, но у Грациан всегда имелось вдоволь не только фалернских вин, но и медовой кервезии для иностранных гостей. Когда луна была на середине пути, я, уже изрядно нагрузившись, вышел в атриум, чтобы немного освежить хмельную голову.

Там в одиночестве стояла девушка в белой столе без паллы поверх. Её обнажённая шея и руки с чашей тёплой калиды в лунном свете блестели, подобно фаянсу.

Опершись спиной на балюстраду, слегка запрокинув голову с косами, уложенными вокруг головы, она разглядывала полнолуние. В его лучах светлые волосы девушки играли, как хороший куний мех. Я тихо приблизился, остановился чуть поодаль и тоже воззрился на луну.

– После этого чада и шума под крышей на просторе просто блаженство, – произнёс я.

– Верно.

Она даже не повернулась и не удостоила меня взглядом. Я же украдкой скосил глаза на её профиль.

Она была мила: мелкие черты лица, поблёскивающие губы, отражение луны в глазах.

– А я предполагал, что знаю в городе всех, – заметил я, – а с Вами почему-то мы не знакомы…

Она повернула голову, отчего полупрозрачная накидка на голове всколыхнулась, и, посмотрев на меня, улыбнулась.

– Вам бы следовало меньше пить, доминус Феликс, – отметила она. – Неужели я настолько изменилась за несколько седмиц, что меня и не узнать?

От неожиданности я вытаращился на неё и почувствовал, как заколотилось моё сердце и что-то сжало грудь.

– Я не узнаю Вас, – сказал я, определённо заключив, что это самая милая и соблазнительная женщина, из встречавшихся мне когда-либо.

Она громко засмеялась:

– Вы так уверены в этом? Я – Прима Палат.

_________________________________

Первым желанием, возникшим при звуках её имени, было выразить восхищение от неожиданного превращения в настоящую красавицу, однако, заглянув в её залитые лунным светом глаза, я передумал, осознав признание очевидного ошибкой.

Мы провели на балюстраде около часа. Неожиданная метаморфоза выбила меня из седла. Я отчётливо понимал разницу между нами. Она была сдержанна со мной, но отнюдь не скучна. Мы беседовали на посторонние темы – о вечеринке, о гладиаторах, о гостях, о деликатесах и о славной ночи. Меня к тянуло к ней. Я не мог оторвать от неё глаз. Я не мог поверить себе, что это нежное создание и девушка, которую я встретил в порту – один и тот же человек. Это было похоже на пьяный морок, но было правдой.

Неожиданно, прервав нашу чрезмерно чопорную беседу, она спросила просто:

– Вы прибыли на октофоре?

– Да. А что?

– Сможете отвезти меня домой?

– Как?! Сейчас? – воскликнул я разочарованно – вечеринка снова оживится немного погодя. Ещё не выступали акробаты!

Её синие глаза пытливо и тревожно всмотрелись в мои.

– Прошу прощения. Я не хотела уводить Вас. Я лишь воспользуюсь Вашим октофором.

– Ну что Вы! Если Вам, действительно, надо уйти, я с удовольствием составлю вам компанию! Мне казалось, Вам тут по душе.

Она накрыла плечи паллой и улыбнулась:

– Где наш октофор?

– В конце улицы – под белым паланкином.

– Там и встретимся.

Она отошла, сделав мне знак, чтоб я не следовал непосредственно за ней. Я понимал – нас не должны видеть вместе. Слишком разного полёта птицы.

Проводив её взглядом, я в два глотка осушил оставленную Примой чашу. Неожиданно у Феликса и Примы Палат появились общие тайны. Неожиданно для себя я отметил заметное дрожание моих пальцев рук. Немного выждав, чтоб успокоить дрожь, я прошёл через огромный триклиний, набитый возлежащими гостями. Не пытаясь попрощаться с Марцеллом и хозяином домуса, я спустился вниз и направился по протяжённой подъездной аллее к октофору с белым палантином. Где. Меня. Ждала. Прима. Палат.

– К инсуле Дианы.

За всю дорогу она ни разу не заговорила со мной, чему я был даже рад, поскольку волнение моё усилилось от её близости, от запаха мускуса, исходившего от её тела.

– Остановите здесь, – приказала она лектикариям.

Носильщики остановились по общей команде плавно опустили лектику на землю, я вышел, отодвинул покров паланкина и подал Приме руку. Опершись на неё, она тоже вышла и осмотрела безлюдную ночную улицу.

– Подниметесь ко мне? Мы найдём общую тему для разговора.

Я ни на мгновение не забывал, чья она дочь.

– Я бы с удовольствием, домина, но, уже поздно, может, не стоит? – ответил я. – Не хочется никого беспокоить.

– Мы никого не побеспокоим, у таберны же отдельный вход.

Я испытывал огромную неловкость от того, что посещаю жилище такой девушки в столь поздний час. Я представил, что бы сказал Лев Палат, если бы узнал, что я входил в жилище его дочери после захода солнца.

Моя судьба была в руках Палата. Одно его слово – и я нищий. Резвиться с его дочерью для меня столь же опасно, как играть с дикой львицей. Мы поднялись по лестнице и незаметно вошли в жилище, состоящее из трех комнат. Она провела меня в гостиную, освещённую масляными лампадами и украшенную цветочными гирляндами.

Она бросила паллу на резные подлокотники бизеллиума и подошла к столу:

– Вино?

– Мы тут одни?

Она вполоборота посмотрела на меня:

– А разве это преступление?

Я ощутил, как вспотели мои ладони.

– Вам виднее, домина.

Она оценивающе осмотрела моё лицо и брови её поднялись.

– Боитесь Льва Палата?

– Дело не в том, боюсь я Льва Палата или нет, – промолвил я в досаде от того, что так быстро разоблачён. – Я не должен здесь находиться, и Вы это знаете.

– Какие глупости! – сердито воскликнула она. – Вы – жрец Кибелы, скопец? Присутствие с женщиной в одном помещении не подразумевает чего-то предосудительного!

– Разве в этом дело… Что могут подумать люди?

– Никто не видел, как мы вошли в инсулу.

– Но могут увидеть, как я буду выходить. Но это ещё и вопрос принципа…

Она заливисто рассмеялась:

– Перестаньте разыгрывать из себя аскета и отошлите лектикариев!

Вот здесь мне следовало уйти.

Но моя бесшабашность, глушащая порой мою деловую осторожность, именно в этот миг одержала верх. Поэтому я отправил лектику обратно, к домусу Маркуса, уселся на бизеллиум и стал наблюдать, как Прима Палат смешивает вино с водой. Сама она, не преставая, смотрела на меня с полуулыбкой.

– Ну, как Ваши дела в коллегии весталок? – поинтересовался я.

– О, это была выдумка для доминуса Палата – бросила она небрежно. –Я строю из себя святошу, иначе он не выпустил бы меня из дома.

– То есть вы не ходите в коллегию?

– Разумеется.

– А если Лев узнает?

– С чего вдруг? У Льва Палат слишком много дел, ему не до меня. – Прима отвернулась, и в её голосе прозвучала горечь. – Доминусу интересен только он сам, его жёны и наложницы. Дочь лишь путается у них под ногами. Моя ложь, будто я хочу войти в коллегию весталок, пришлась как нельзя кстати. Романия достаточно далека от Гардарики. Отсюда я не могу помешать ему убеждать очередную юную гетеру в том, что он гораздо моложе, чем выглядит. По этой причине он с удовольствием и отправил меня сюда.

– Получается, белый балахон, обувь из кожи быка, и шесть кос – всего лишь часть розыгрыша? – уточнил я, уже понимая, что моя осведомлённость, превращает меня в её сообщника. Теперь, если Палат всё узнает, возмездие опустится не только на её голову, но и на мою. И неизвестно, кому придётся хуже.

– Разумеется. Это моя обычная домашняя одежда. Отец всерьёз полагает, что я хочу стать весталкой. Если бы видел меня в прозрачной столе, он бы снарядил мне в сопровождающие старую и почтенную даму.

– Вы так спокойно к этому относитесь?

– Почему бы и нет? – Она опустилась на скамнум. – Доминус Палат было трижды женат. При этом две из трёх его супруг были всего на два года старше меня сегодняшней, а последняя – и вовсе моложе. Им всем я поперёк горла. Я привыкла к самостоятельной жизни и провожу её очень весело.

Оценив сегодняшний вечер, я поверил, что Прима Палат живёт очень весело. Возможно, гораздо веселее, чем положено будущей матроне.

Она засмеялась и процитировала поэта:

– «Пусть юность поёт о любви!», – Такая жизнь меня вполне устраивает.

– К чему Вы все это рассказываете мне? Я могу признаться во всём Вашему отцу.

Прима с улыбкой покачала головой:

– Вы не сделаете этого. Я говорила о Вас с Домицианом Марцеллом. Он о Вас очень высокого мнения. Я бы никогда не стала с Вами откровенничать, если бы не была уверена в Вашей надёжности.

– Так зачем же Вы меня сюда привели?

Она посмотрела на меня так, что у меня перехватило дыхание.

– Вы мне нравитесь, – объявила она. – Это я попросила Домициана привести Вас к Маркусу, и вот – вы здесь.

Подобная откровенность показалась мне слишком уж деловитой. Такой подход со стороны девушки обескуражил. Кроме этого, на кону было моё будущее, место главы гильдии значило для меня куда больше. Я поднялся:

– Всё ясно. Уже поздно, я пойду.

Она, посмотрев на меня, сжала губы.

– Вы не можете же так вот просто уйти.

– Простите, домина. Я должен покинуть Вас.

– Значит, вы не хотите остаться?

– Хочу или нет, но иду.

Она подняла руки и поправила волосы тем притягательным жестом, который не может оставить равнодушным, если проделывающая его женщина смотрит на мужчину так, как смотрела на меня Прима. Но я нашёл в себе силы устоять.

– Останьтесь. Я так хочу.

Я покачал головой:

– Мне пора.

Она долго, изучающе смотрела на меня, безо какого бы то ни было выражения, затем встала и пожала плечами.

– Ну что ж, Ваше решение… – Прима подошла к двери и потянула её на себя.

– Быть может, мы ещё когда-нибудь встретимся…

– Спокойной ночи. – ответила она вежливо.

Она улыбнулась и закрыла дверь. Её отрешённая улыбка преследовала меня всю дорогу домой.

___________________________________

В последующие дни я думал о ней постоянно. Я не делился с Зену историей о встрече с Примой на вечеринке, но она обладает наитием, и я заметил, как моя помощница озадаченно поглядывает в мою сторону.

В день Солнца я навестил её.

Когда она открыла дверь, я обнаружил, что онемел. Я мог лишь восхищённо таращиться на неё. Она же была спокойна. Спокойна и холодна. И одновременно до безумия соблазнительна. Пригласив меня войти, она предложила вина, и я с благодарностью осушил чашу.

– Через пару седмиц я уезжаю. Я зашёл узнать, не нуждаетесь ли Вы в чём-либо?

– Вы уезжаете?

Её голос прозвучал резко, будто мои слова её заинтересовали.

– Да. Еду в Финикию.

– С кем же?

– Один.

На ней была голубое шёлковое платье, светлые волосы в причудливых локонах рассыпались по плечам. Она выглядела притягательно, знала об этом, и улыбалась мне снисходительно.

Я толчком закрыл дверь. – Вы знаете, наши свидания добром кончатся.

Она пожала точёными плечами:

– Вам совершенно необязательно оставаться со мной.

Я приблизился к ней:

– А я и не собираюсь оставаться.

– Кассий! – в нетерпении вскликнула она. – Да успокойтесь Вы хоть на миг!

Теперь, когда я вновь был наедине с ней, моя осторожность вновь обнаружила себя. Одно дело – мечтать оказаться наедине с ней, и совсем другое – в действительности быть рядом с дочерью Льва Палат. Я пожалел, что пришёл.

– Послушайте, – начал я – мне нужно думать о работе. Если Ваш доминус прознает, что я провожу время с его дочерью, я пропал. Уж будьте уверены, он позаботится о том, чтобы я оказался на дне. Если не на морском, так на дне нищеты.

– Да разве Вы проводите со мной время? – наигранно удивилась Прима, округлив глаза.

– Это, как раз необязательно. Достаточно будет одних слухов.

– Откуда бы узнать, да и есть ли у него интерес к подобному знанию?

– Он может узнать, что я выходил от Вас.

– Значит, Вы будете осторожнее, доминус Феликс.

– Эти заботы не по мне, Прима. Они угрожают моей жизни.

– Да Вы не поклонник Купидона? – Засмеялась она. – Мои возлюбленные мечтают не о работе, а обо мне!

Она подошла к столу.

– Вам калиды или воды?

– Воды, пожалуй.

Я наблюдал за девушкой, гадая, зачем я ей нужен. Она не казалась обделённой мужским вниманием.

– Ах да, Кассий, взгляните-ка на этот браслет. Я привезла его из Гардарики. Вы разбираетесь в украшениях? Не правда ли – чарующая вещь?

Она протянула мне руку с массивным браслетом на запястье. Он был из серебра, с какими-то сакральным орнаментами и выпуклым узором сверху.

– Ого! Действительно, – воскликнул я. – необычное украшение! Оно, должно быть, дорогое.

Она снова рассмеялась.

– Цена за него уплачена, действительно, немалая. – Она бросила лёд в оба кубка. – На старости лет будет, что проживать.

Я ещё раз взглянул на диковинный браслет. Мне вдруг пришло в голову, что домина Палат живёт, должно быть, не по средствам. Лев писал, что не хочет баловать дочь деньгами. Я знал расценки на таберны в центре города. Столик, заваленный всевозможными украшениями, одежда из дорогих заморских тканей… Как же одинокая девушка умудряется поддерживать подобный уровень жизни?

– Вы получили наследство?

Она заметно смутилась. Но это, непривычное для дочери Палат, чувство продлилось лишь мгновение.

– Хотелось бы. А к чему этот вопрос?

– Это конечно, не моё дело, домина, – сказал я, показывая взглядом на гору дорогих безделушек, – но всё это великолепие, наверное, недёшево? –

Она повела плечами:

– Наверное. Доминус Палат щедр.

Говоря это, Прима не смотрела мне в глаза. Я кожей почувствовал ложь. Я был этим заинтригован, однако, отложил обдумывание на потом, и переменил тему разговора:

– Так что, Вы планируете где-то осесть с этим богатством? –

Она вновь отвела глаза, проявив нерешительность.

– Большую часть времени я планирую провести в Суррентуме.

– Суррентум? – Ответ меня озадачил. – Вы собрались в Суррентум?

Она мягко улыбнулась:

– Вы не единственный, кому необходим отдых. Вы когда-нибудь бывали в Суррентуме?

– На такой дальний юг я ещё не выбирался.

– Я сняла домус вблизи Суррентума. Он очень славный и уединённый. Я даже уже наняла одну горянку из близлежащей деревни, чтобы она мне готовила и убирала, а её муж – следил за хозяйством.

Я вдруг понял, что этот рассказ возник неспроста. Я бросил на Приму быстрый взгляд.

– Прекрасно. Когда выезжаете?

– В то же время, в какое и Вы во Фракию. – Она провернула браслет на запястье узором вниз, подошла и присела рядом со мной на скамнум. – И, так же, как и вы, я путешествую в одиночестве. – Она посмотрела на меня.

– Домина… – начал было я, но она опустила руку на моё плечо, останавливая меня.

– Я понимаю, что Вы чувствуете. Я давно не ребёнок. Я по отношению к Вам испытываю то же самое – сказала она. – Едем со мной в Суррентум, Кассий. Все уже устроено. Я вижу Ваше трепетное отношение к отцу и гильдии, но – гарантирую Вам полную безопасность. Я сняла домус, назвавшись женой доминуса Бландуса Северуса. Вы будете доминусом Северусом, партенопским купцом. Там нас не опознает никто. Разве у Вас нет желания… провести со мной… вдвоём… месяц?

– Мы не можем сделать этого, – возразил я, в душе понимая отсутствие препятствий.

– Не переживай, милый. Я все очень тщательно спланировала. Я поеду в наш домус в своей новой биге. Вы же приедете на день позже. Всё будет очень славно. Домус стоит особняком, на высоком холме, над самым морем. До ближайшего селения не меньше мили. При вилле есть сад с апельсиновыми деревьями и виноградом. Вам там понравится.

– Ещё бы, Прима, – признался я. – Мне уже хочется посетить это место. Но что будет с нами, когда закончится этот благословенный месяц?

Она рассмеялась:

– Если вы опасаетесь, что я ожидаю от вас предложения замужества, то тут Вам опасаться нечего. Замуж я не собираюсь. Скорее я, действительно, стану весталкой. Я даже не уверена в своих чувствах к Вам, Кассий. Но в одном я уверена – я хочу пробыть с Вами наедине этот благословенный месяц.

– Это заманчиво, Прима. Но это будет ошибкой.

Она прикоснулась пальцами к моему лицу и заглянула мне в глаза.

– Я только что вернулась из Партенопы, очень устала. Обсуждать больше нечего. Я обещала Вам безопасность и тайну. Теперь все зависит от силы Вашего желания. Думайте. Встретимся в Суррентуме. Если Вас не будет на вилле, я Вас пойму.

Она направилась к двери, держа светильник в руке. Неожиданно складка её платья опустилась на его огонь и мгновенно вспыхнула. Прима вскрикнула, огонь пожирал лёгкую ткань, причиняя девушке боль. Я метнулся к ней, лоскутами срывая горящую материю и топча её на полу. Когда с огнём было покончено, Прима схватила паллу и закуталась в неё. Однако, я успел заметить чёрный рисунок на её спине.

– Что это? – спросил я, указывая на татуировку.

Прима Палат потупилась:

– Это тартарский оберег. –

Я подошёл к ней:

– Подождите, Прима…

– Прошу Вас, Кассий, давайте оставим разговоры на потом. Нужно проветрить комнату. Либо Вы прибудете на виллу, либо нет. Вот и всё. – Она коснулась своими губами моих. – Спокойной ночи, доминус Северус.

По лестнице я спускался, уже твёрдо зная, что буду на вилле. Упругое, почти обнажённое, тело Примы в клубах дыма долго стояло у меня перед глазами.