Читать книгу Наука жить достойно - - Страница 1

Оглавление

ПРИНЦИП – СПРАВЕДЛИВОСТЬ И ДОБРОТА

Великий Темур считал, что сила в справедливости. Наш Президент говорит, что сила в справедливости и духовности. Абдулла Кадыри в своем известном романе «Минувшие дни» устами Юсуф хаджи отца Атабека, замечает: «Из этого дома никто не должен уйти, не удовлетворившись». Какая красивая мысль!

Я в течение сорокавосьмилетней своей педагогической (из них десять лет ректорства) деятельности старался соблюдать эти принципы.

Руководя четырьмя тысячами студентов и тысячью преподавателей и сотрудников, я всегда старался принимать справедливые решения. По мнению Н.Чернышевского: «Жизненный принцип человека в справедливости». Поэтому ни один студент, ни один сотрудник и ни один посетитель не ушел из моего кабинета не удовлетворенным.

Справедливость – огромная сила; я убедился в том, что она «среди всех принципов самая высшая». Медленно, но верно, пришел к заключению, что более интеллигентные руководители оказываются более справедливыми. Мне пришлось встречаться с сотнями руководителей и тысячами посетителей. Старался найти к каждому свой подход и принять правильное решение, потому что любой человек, который заходит с просьбой к руководителю, надеется на решение своей проблемы. Это – аксиома. Все ли руководители справедливы? Тысячу извинений – нет! Кресло – это огромная сила. Оно лишает ума отдельных руководителей. Я ни одного дня в кресле как ректор не сидел. Для себя заказал жесткий стул. Специально сделал так… Не хотел задирать нос и правильно поступил. Значение этих мелких штрихов в своей деятельности и правильность их особенно сильно ощущаю после отставки. Убедился в том, что студенты и основной контингент коллектива действительно глубоко уважают меня. Это большое счастье! Основу моих убеждений составляет принцип: сила – в доброте!

Хочу привести одну притчу. Мы все, рабы Аллаха, когда-нибудь придем к нему. Кто что натворил на земле? Наступит день ответа за содеянное. На одну чашу весов положат добрые дела, на другую – недобрые. Если добрые дела перевесят – попадаем в рай; если наоборот – в ад.

Оказалось, что у одного человека добрые и недобрые дела уравновесились. Что делать? Раздается сверху голос… – если найдешь или возьмешь взаймы одно доброе дело, то попадешь в рай… Этот человек обратился к отцу, матери, супруге, детям, братьям и сестрам – все ответили, что самим нужно! Делать нечего. Ждет судного дня. Вдруг к нему подходит пожилая женщина и спрашивает: «Сынок, почему тебя не пускают в рай?». «Матушка, мне не хватает одного доброго дела и поэтому я не знаю, как быть». Тогда старушка говорит: «Сынок, ты меня узнал или нет?». «К сожалению, не помню». «Помнишь, когда ты работал ректором, я зашла к тебе с проблемой моего внука… Ты решил её по справедливости…». «Не помню». «А я помню твою доброту всю жизнь. Теперь дай мне возможность сделать тоже добро… Я дарю тебе одно доброе дело!»… И этот человек оказался в раю. Вот вам сила доброты… В этом бренном мире все забывается. Чем больше добрых людей, тем легче живется. Руководители всех рангов об этом должны всегда помнить…

В период моего ректорства пять профессоров института удостоены звания «Почетный профессор МАДИ»; более двадцати преподавателей получили звания «Почетный автотранспортник»; семнадцать преподавателей «Почетный работник «Ташгорпасстранс» (они всю жизнь будут ездить бесплатно на всех видах городского транспорта); четыре преподавателя удостоены звания «Наставник дорожных мастеров»; одному преподавателю вручен «Орден Славы». Несколько преподавателей получили звания «Устоз – наставник». Четырнадцать доцентов стали «Профессорами ТАДИ», более, чем сорока доцентам присвоено звание «Заслуженный доцент» и более, чем десяти профессорам – «Заслуженный профессор». Например, за звание «Заслуженный деятель науки Узбекистана» ежемесячно выплачивался один минимальный оклад, а я добился, чтобы институтским «заслуженным» выплачивали 90% от минимального оклада. Кроме того, не оставил без внимания зарубежных друзей, руководителей отраслей: более, чем десяти иностранным ректорам, проректорам, профессорам и министрам решением Ученого совета присвоено звание «Почетный профессор ТАДИ». Это оказало свое положительное влияние на развитие института.

Надеюсь, добрые дела останутся в душе у каждого, кто награжден этими званиями…

Мне пришлось преодолевать множество преград на своем жизненном пути. Трудности не сломили меня, наоборот закалили мой характер, мобилизовали на покорение самых высоких вершин, выработали стойкость, несгибаемую волю; я всегда тружусь, никогда не опускаю руки, верю в правильность своих действий, ибо честен и бескорыстен в своих помыслах. Я – человек, который не идёт на компромиссы; в работе аккуратен, дисциплинирован; меня отличает повышенная требовательность к себе, для меня нет праздников, дней отпуска-отдыха, каждый день жизни наполнен мыслями об институте, кафедре, о многочисленных своих учениках и студентах. С точки зрения своих жизненных принципов я строю свои отношения с людьми. Некоторым это не нравится, и они переходят в лагерь открытых, а чаще скрытых оппонентов. Но я – человек с твёрдым характером, который умеет действия своих оппонентов трансформировать в движущую силу, ускоряющую мои творческие возможности.

Правильно говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Мне удалось проявить себя в качестве автора ряда книг, далеких по своей проблематике от мира формул и расчетов. Мне удалось написать повесть «Ушалган орзулар (Сбывшиеся мечты)». По многочисленным просьбам читателей я её перевел на русский язык, переработал и подготовил к изданию под названием «Наука жить достойно». Она опубликована в Ереване.

Я – воспитанник ташкентских, московских и ленинградских ученых. Благодаря им стал настоящим исследователем и учёным.

Эти воспоминания охватывают период с 1940 по 2009 годы. В них, прежде всего, моя судьба, но, вместе с тем, это и обобщенный образ многих людей–ученых, руководителей, которые прошли примерно такой же сложный, но счастливый путь становления.

Воспоминания написаны в виде беседы с лечащим врачом. Надеюсь, они помогут читателям – школьникам, студентам, аспирантам, докторантам в достижении своих целей в жизни. Научат их не бояться трудностей, которые встречаются на жизненном пути. Станут им наукой и обучат их жить достойно.


ЗАМЫСЕЛ


Это было в 1989 году, когда я впервые попал в правительственный стационар. Контингент его составляли, как правило, профессора или заслуженные деятели науки. Как говорят философы, существуют причинные и следственные категории. Устанавливая причины, уложившие меня на больничную койку, я спросил у лечащего врача:

– Дорогой доктор, чем я болен и какой диагноз?

– Уважаемый профессор! Зачем это вам знать? Вы принимайте все лекарства и назначения. Потом поговорим…

Легко сказать, ежедневно приходилось принимать по три раза шесть наименований таблеток, пять видов уколов и два вливания различных препаратов в вену. Плоть моя была истерзана, а разум согласился с тем, что источником всех болезней является нервная система.

В один из обходов молодой врач, женщина лет тридцати пяти, спросила меня: «Вы выглядите молодым, но весь седой. Это – гены такие или есть какие–либо другие причины?» Я улыбнулся: «Очень много причин для седины. Придёт время, расскажу вам о своей жизни».

Как-то это женщина-врач сказала, что в ночное своё дежурство она готова поговорить со мной по душам.

– Дорогая моя, а не скучно будет?

– Нисколько! Душевная, доверительная беседа необходима для правильного лечения.

Вечером врач зашла в мою палату, мы с ней переместились в сад стационара, и я начал ей рассказывать…


МЫСЛИ ВСЛУХ


– Знаете, мир науки – это океан без границ. Чем больше знаешь, тем яснее понимаешь, что знаешь мало. Величайший авторитет в науке врачевания Авиценна сказал: «Я достиг такого совершенства, что понял, насколько я безграмотен». Народная мудрость гласит: «У учёного весь мир на ладони». Роли науки понимали почти все видные общественные деятели. «К вершинам науки надо стремиться мужественно. Чтобы покорить эти вершины и увидеть сияющие горизонты, придётся испытать много мук и, возможно, истекать кровью», – примерно так считал Карл Маркс.

Все ли ученые добиваются истинных успехов? Конечно же, нет.

В народе говорят: «Ученым стать легко, а быть человеком с большой буквы – трудно». За последние десять-пятнадцать лет ХХ века в науке стало много лжеучёных и руководителей, которые думают только о собственной выгоде, занимая высокие посты в науке и сфере производства. Понятно, что в этих случаях говорить о каких-либо крупных научных достижениях не приходится. Что касается одарённых учёных, то они, как правило, либо остаются в тени, занимая скромные должности, либо вынуждены уезжать за рубеж. Я думаю, вы знаете, сколько настоящих ученых-тружеников, всецело посвятивших себя науке, выехали из стран СНГ и работают сейчас за рубежом.

Лжеучёные – это одна причина нашего отставания в науке. Есть ещё другая причина. Дело в том, что у нас средств, выделяемых на науку, образование, медицину, намного меньше, чем, например, в США, Германии, Японии. Не будем далеко заглядывать, возьмём хотя бы вашу сферу – медицину. Самые лучшие приборы для лечения и диагностики чьи? – Американские и японские. Хотя в последнее время лед тронулся…

У нас любят говорить о научном потенциале, но вместо того, чтобы пустить в производство новые приборы, разработанные нашими учёными, приобретают их из–за рубежа на миллионы долларов. Причем, зачастую похуже наших. Примеров этому – сколько хотите! Сколько изобретателей бьются над тем, чтобы внедрить в производство свои новшества! Пока они преодолевают искусственно создаваемые препоны, зарубежные предприниматели их же изобретения уже внедряют в жизнь. Ну куда это годится?! Слышал… В 70-е годы Япония выкупила у СССР заявки на изобретения, которым был дан отказ. Подумайте! Япония после этого сделала резкий скачок во всех областях техники и технологии.

Возьмите, например, одноразовые шприцы. Разве в России не было опытных образцов двадцать лет тому назад? Были и ещё какие! Но они не производились. А врачей, подобных Елизарову, разве мало было у нас? Тысячи! Но они тоже не востребованы. Руководители министерств говорят: пробивайте себе дорогу, а всюду шлагбаумы, непробиваемая бетонная стена.

Если советниками руководителя государства не станут учёные, мудрые люди, такое государство обречено на гибель. Так было и с Советским Союзом.

– Я знаю – в бывшем СССР трудилась одна треть всех учёных мира, а результат… Иначе, как получилось, что в период перестройки даже в космонавтике мы намного уступили американцам?

– Вам, конечно, известна тысячелетняя история науки Центральной Азии. Развитие астрономии связано с именами Омара Хайяма и Улугбека. Учение великого Авиценны является основной мировой медицинской науки. Аль-Фараби открыл Европе Аристотеля, его называли «вторым учителем» после Аристотеля; Аль-Хорезми заложил основы математики, алгебры, геометрии; Аль-Бируни внёс большой вклад в развитие геологии, предсказал существование материка на западном полушарии земли. Наследие Алишера Навои и Бабура вот уже пять столетий завораживает любителей изящного искусства. Памятники старины наглядно демонстрируют гений народов Востока. В периоды развития науки престиж правителей был тоже высок. Примеров этому много. Достаточно вспомнить Великого Темура и Петра Первого.

К сожалению, истребительные войны, религиозный фанатизм сдерживали развитие общества. Миллионы древних рукописей сожжены или разбросаны по всему миру. При нападении арабского завоевателя Кутейбы ибн Муслима сожжена дотла большая библиотека в Бухаре. Библиотеки на западе гордятся имеющимися у них рукописями, вывезенными из восточных стран.

Предки–учёные – наша гордость. Не думаю, что этим можно унизить другие народы, ибо наука принадлежит всему человечеству.

Каждый человек должен знать историю своего народа. Обращаясь к ней, мы не должны забывать, что это – память народа. Подобно тому, как нет человека без памяти, нет будущего у народа, не ведающего своей истории. Так говорили мудрецы.

Злые, беспощадные и тёмные властители приходят и уходят, оставляя после себя народное негодование. Народ всегда помнит Великих людей – справедливых царей и мудрых учёных. Проходят столетия, тысячелетия, они живут вместе с народом. Таких гениев на Востоке было множество, их надо помнить, знать и изучать. Независимость Узбекистана, несомненно, будет способствовать этому.

Надо признать: на Востоке техника не была развита. На селе люди занимались преимущественно земледелием, животноводством, а в городах – мелким ремеслом, зодчеством, торговлей. Развитие техники началось в Западной Европе. Английские, французские и немецкие учёные, изобретатели в XIX веке сделали ряд открытий, постигли физические закономерности. Нынешнее поколение молодёжи не представляет жизнь без радио, телевидения, автомобиля, самолёта и электронных приборов. Могло ли всё это быть создано в XVIII веке или ещё раньше? Конечно, нет! Потому что ещё не было фундамента. Но человеческая фантазия не знает границ, и люди мечтали о всевидящем оке, о крылатых конях. Теперь всё это сбылось.

ХХ век учёные называют по–разному. Кто–то считает его веком электричества, другие – веком кибернетики и ЭВМ, третьи – веком космоса. Я бы назвал его веком автомобиля. На это есть серьёзные основания.

Представьте себе: ракету не запустили, не вырабатывают электричество, радио и телевидение бездействуют… Что будет с жизнью человека? По–моему, жизнь не остановится, будет продолжаться в других формах, например, как у жителей некоторых сел, где нет ни электричества, ни радио, ни телевидения. При наличии автомобиля или двигателя внутреннего сгорания можно получить электричество, и тогда всё остальное сможет заработать. Теперь представим себе, что нет ни одного автомобиля. Тогда мы действительно окажемся в XV веке. Хлеба остаются на полях, хлопок вывозить невозможно, остановятся заводы и фабрики. Известно, что 80% всех грузовых перевозок и 90% пассажирских приходятся на автомобильный транспорт. Думается, теперь у вас нет сомнения, что ХХ век был веком автомобиля?

–. Да, вы, кажется, правы!

– Обратимся к краткой истории появления автомобиля. Сердце автомобиля – двигатель внутреннего сгорания. Первые двигатели были разработаны французом Е.Ленуаром в 1860 году и немецким инженером Н.Отто в 1877 году. В обеих разработках горючее сжигается внутри цилиндра, в результате чего вырабатывается механическая энергия.

В развитии теории двигателей велика заслуга таких русских учёных, как В.В.Гриневецкий, Б.И.Мазинг, Н.Р.Брилинг, Б.С.Стечкин. Отцом же науки «Теория автомобиля» считается академик Е.Чудаков.

Начиная с пятидесятых годов ХХ века, руководство Узбекистана целенаправленно начало готовить научные кадры. В Россию и Украину была направлена одаренная молодежь, и за короткое время была подготовлена плеяда молодых ученых. Постепенно эти ученые заняли ответственные посты в научных институтах и вузах. Одним из таких ученых был и ваш пациент, и благодаря ему узбекские студенты в 1977 году получили первый учебник «Автомобильные двигатели» на родном языке. После этого учебника начали появляться другие технические книги на узбекском языке. Добиться этого было нелегко. Эта задача было по плечу только узбеку–ученому в области автотракторных двигателей.

Здесь придется рассказать о себе.

–– Для меня, как для врача, самое интересное, видимо, наступает теперь. Продолжайте…


ДЕТСТВО


– Я родился 11 февраля 1940 года в Ташкенте, в нынешнем Шейхантаурском районе. Тогда это место называлось тупиком Ходжапархан в махалле Аллан. По словам матери, я родился в сандале, так как была зима. Когда я родился, отец работал в колхозном магазине. Его я помню смутно. Один эпизод врезался в память, когда его отправляли на войну. Позже я узнал, что это было осенью 1943 года. Когда новобранцев выстроили на вокзале, я подбежал к папе и отдал ему сверток. Помню, как потом мы его провожали: он платочком вытирал слёзы, а я – на его коленях. Больше ничего не помню. Мать в это время была беременна пятым ребёнком. Отец с фронта написал маме, ему снился вещий сон, родился мальчик. Действительно, так и случилось. В апреле 1944 года мы с фронта получили «похоронную», так называемое «чёрное письмо», мать осталась вдовой с пятью маленькими детьми. Она, кроме начальной школы на арабской письменности, больше никакого образования не имела. Жить нам помогали дед и дядя по линии матери. Мы держали корову, купленную ещё отцом, жили рядом с колхозом. Старшая сестра Бахтия, родившаяся в 1931 году, работала с 14 лет в колхозе: учиться в школе было некогда, надо было помогать семье. Несмотря на тяжёлые времена, мать не отдала нас в детский приют, хотя советчиков было много. Мать пробовала зарабатывать на жизнь разными путями. Наконец, она вступила в кооператив надомниц, которые шили ватные одеяла для солдат. Затем научилась шить фуфайки, халаты и прочую женскую одежду. Я много помогал ей. Наша швейная машинка «Зингер» была старая; если заготовки не тянуть рукой, машина не строчила, вот я медленно и вытягивал прошитый материал. Готовую продукцию мама продавала на рынке. На вырученные деньги она покупала сырье для последующей работы и продукты питания. Вечером она возвращалась домой нагруженная, очень усталая и подавленная. Мама всегда была занята, не помню, чтобы она отдыхала или улыбалась. Времена были тяжелые, не хватало средств для существования, зато душевного тепла, заботы и внимания в нашей семье было в избытке. Именно это тепло согревало меня на протяжении всей моей жизни в самые тяжелые и напряженные её периоды. Мы жили очень дружно, были всегда внимательны друг к другу, старались помочь, поддержать друг друга. Все домашние работы выполняли я и моя младшая сестра Мухаббат. Зная характер матери, старались чисто убрать в комнатах и во дворе. Если мама где-нибудь замечала немного мусора, всё, нам было несдобровать. Наш двор был один из красивейших в махалле: всегда чисто убран, опрятен. Мать очень любила цветы, поэтому во дворе было много роз и других цветов, над которыми всегда кружились пчелы и живописные бабочки. Маленький арык, который протекал через весь двор, в знойные дни восточной чилли дарил желанную прохладу, вода в этом ручейке всегда была чистая и прозрачная, пригодная для питья. Мама прекрасно готовила, особенно мне нравились машкичири и машхурда. Это сытные блюда бедных. Мы учились готовить у мамы. У мамы был твердый характер, сильная воля. Видимо, эти черты перешли ко мне… Терпеть не могу бесхарактерных людей, ложь, несправедливость. В человеке все должно быть красиво и гармонично. Помню, наш дом стоял на месте современной школы, что находится напротив спортивного дворца «Алпомыш». Двор у нас был большой, 18 сотых гектара. Там росло множество плодовых деревьев: вишня, урюк, орех, слива, персик, был виноградник. Летом, когда созревали фрукты, я возил урожай на базар. Цены были низкие, но для семьи вырученные деньги были подспорьем. Для сбора урожая я приглашал мальчишек махалли и ставил им условие: за оказанную помощь каждый может съесть, сколько захочет, и в придачу – по ведру фруктов. Ребята с удовольствием соглашались. Работали весело: шутили, смеялись, перебранивались, передразнивали друг друга, «стреляли» друг в друга косточки и огрызки от съеденных наспех фруктов. Вечером, уставшие, довольные, с полными ведрами все расходились по домам.

Построек во дворе было мало. Глиняный домик с верандой, кухня и хлев.

Из-за отсутствия источника доходов в 1955 году мать продала наш сад за две тысячи рублей. Покупатель же, не успев оформить сад на своё имя, был осуждён, а земля формально продолжала числиться за нами. Мать, не зная об этом, исправно платила налоги, хотя на еду денег не было. По возвращении из заключения покупатель нашего сада, не имея возможности возместить маме сумму выплаченного ею налога, вернул нам наш сад, компенсировав, таким образом, мамины затраты, спустя год сад все-таки пришлось продать за шесть тысяч рублей.

История с садом высвечивала отдельные черты маминого характера. Врезался в память такой случай. К нам часто заглядывал инспектор и требовал оплатить земельный налог. Но откуда было взять денег, если мы, пятеро несовершеннолетних детей, вместе с мамой жили почти впроголодь, а государство не назначило пенсию и льготы в связи с потерей кормильца в Великой отечественной войне. При повторном появлении инспектора с угрозой выселить нас из дома мать очень рассердилась, взяла в руки кетмень, поднялась на глиняную крышу, ударила кетменем по ней и начала разбрасывать землю, приговаривая: «Если только за этот глиняный дом я должна платить столько налога, лучше я его разрушу». Комья земли летели в инспектора. Он испугался и отступил. Так доведенная до отчаяния женщина пыталась отстоять права и защитить свою семью.

Были времена, мы голодали, но не выходили на улицу с протянутой рукой, не занимались спекуляцией, только честным трудом зарабатывали на кусок хлеба. Не стеснялись помочь по дому соседям. Они у нас были люди добрые. Запомнились семьи Толиб ота и дяди Абдуллы. Иногда они отдавали нам свою старую, поношенную одежду, которую мать чинила и перешивала для нас. Мы всегда были чисто и аккуратно одеты.

Помню, родственники по линии отца жили хорошо, но помогали мало и неохотно. (Только дядя Миргияс старался нас поддержать и подбодрить.). Причина такой неприязни была в том, что отец женился на моей матери по любви, вопреки желанию родителей.

Дедушка по матери Ташпулат постоянно заботился о нас, о нашем здоровье. Помню, в годы войны и до 50-х годов он каждую пятницу с собой в тряпичной сумке приносил продукты для плова, мать готовила для нас это блюдо, и мы с удовольствием ужинали и благодарили деда. Мы его очень любили…

Мать была красивой, умной, правда, иногда излишне сердитой. Да и как иначе? Представьте тридцатитрёхлетнюю женщину с пятью маленькими детьми, вдову. Детей надо кормить, одевать, обувать, учить и выводить в люди. Без мужа не всякая женщина возьмёт на себя такое бремя, но мать стойко переносила все невзгоды и никогда не жаловалась. Всегда твердила, что воспитала нас честными и правдивыми людьми. Этим она всегда гордилась, это она считала своим самым большим счастьем в жизни…

Вспоминаются наши детские игры, например, игра в «чилляк». Палкой длиной в пятьдесят сантиметров ударяли по маленькой палочке в десять-пятнадцать сантиметров, причём концом большой палки надо было с земли поднять малую и ударить по ней. Чем дальше отлетала маленькая палка, тем считалось лучше. Проигравший должен был добежать до этого места на одном дыхании, в противном случае он на своей спине обязан был протащить партнёра до места падения чилляка.

Интересной была игра в орешки. Чтобы выиграть в этой игре, надо было чётным числом орехов попасть в ямку. Если в ямке оказывалось нечётное число орешков, то весь выигрыш доставался партнёру. Ребята повыше ростом в этой игре часто выигрывали, так как рост и длинные руки давали возможность точно попасть в ямку.

Была ещё одна игра в орешки, она приучала детей к меткости. Каждый игрок по одному ореху выставлял «на кон». Орешки выстраивались в один ряд, размером примерно в метр. Требовалось, чтобы игрок с определённого расстояния своим вторым орехом «выстрелил» с помощью пальцев по выставленным орехам. Если попал, значит, забираешь выигрыш себе и первым начинаешь бить по другим орехам в ряду. Вот тут проявлялось мастерство. Я очень любил эту игру: обычно выходил из дома с двумя орешками, а возвращался домой с пятидесятью. Поскольку играли мы каждый день, то на зиму я запасался целым мешком орехов. Мальчики на улице часто опасались играть со мной. В меткости я не уступал никому, даже с шести-семи метров мог «сбить» орех с ладони партнёра.

Любили мы и футбол. Мячи были тряпичные. Полем служила улица. Игроки одеты кто как. Мы зачастую гоняли мяч без обуви, босиком. Сколько отбитых пальцев, вывихов, ран, сколько было боли, обиды и сколько радости. Наш уличный футбол смотрели даже взрослые, было шумно, пыль стояла тучей. Не было ни радио, ни «лампочки Ильича», а жить было нам, мальчишкам, очень интересно.

А ещё мы боролись. Вечером на лугу собирались мальчишки, чтобы помериться силой. Мне тогда было около восьми лет. Помню, я часто выигрывал.

Старший дядя по линии отца Миртаир работал бригадиром в колхозе. Летом мы часто бывали у него, жили на полевом стане. Дядя иногда просил меня побороться с его сыном Шухратом, моим ровесником. Я всегда мог уложить на лопатки сытого сына дяди. За это попадало моему ровеснику от своего отца.

Мы, ребятишки, были очень дружны. Тогда дружба среди моих сверстников была крепкой. Мы были добры друг к другу, вместе готовили уроки, делились знаниями. Часто восемь одноклассников занимались вместе в доме лекаря Холик ота. Под наблюдением старших братьев ходили охотиться на перепелок; собирали урожаи кукурузы, дынь и арбузов; до сих пор у меня на губах их сладость. Мы, мальчишки, выбегали в поле, выбирали самую большую дыню или арбуз, прямо там же, ударив об глыбу, разбивали и пятью пальцами вырывали серёдку. Как сладко было! Пальцы слипались, язык трескался. Никак не могу найти такой вкус среди нынешних бахчевых.

Прошло почти 40 лет, как мы, друзья детства, разошлись по разным уголкам Ташкента. Случайно повстречавшись где-нибудь, бросаемся друг другу в объятия. Такое братство, такую любовь мы никогда не сможем забыть.

Во времена второй мировой войны почти все жители нашей махалли жили кое-как, но были дружны, жалели друг друга, помогали тому, кому было слишком трудно. Хлебали ли жидкую кашицу или ели пареную свеклу, голодного соседа не забывали. Бывало, мальчишки дрались, но обида быстро проходила, злобы не оставалось.

Трудности жизни сплачивали людей разных национальностей. В нашей махалле жило несколько семей русских и татар. Не помню, чтобы между нами была обида или неприязнь. С их детьми мы играли в футбол или орешки. Они говорили по–узбекски, а мы, в свою очередь, учились у них русскому. Миша, Валентин, Коля хорошо играли в футбол, а мы метко «стреляли» в орехи. Потом, в 1971 году наши дома снесли, и наши пути–дороги разошлись.

–– Доктор, простите, я слишком увлёкся… На сегодня хватит, долго засиделись. Вам надо выполнять ещё обязанности дежурного.

– Мне было очень интересно. Спасибо. Уверена, что ваш рассказ будет полезным для лечения.

– Правда? А чем именно? Скажите!

– Эта врачебная тайна. В ближайшие дни мы продолжим разговор.

На этом закончилась первая наша беседа, вернее, мое повествование о себе. Через день в числе принимаемых мною лекарств появились новые. Ещё через три дня состоялось продолжение беседы.


СТАНОВЛЕНИЕ


– В школу я пошёл в 1947 году вместе со старшим братом Анваром. Десять лет учился в школе №111 им. Буденного Октябрьского района. Учёба в школе для меня никогда не была трудной. Все домашние задания я выполнял в классе во время перерыва.

В те времена многие ученики приходили в школу в лохмотьях, лучшей обувью были галоши. Помню одноклассника Мирсобира (впоследствии он стал профессором). С ним вместе ходили в школу. Зимой проходили почти полтора километра в одних галошах. Полдороги, пока тепло домашних сандалов согревало нас, мы шли нормально. Но дальше мы оба начинали плакать от холода. Мальчики постарше нас успокаивали. Почему-то запало в память, будто в те времена, особенно в 1947–1950 годах, снега выпадало много больше, чем сейчас, и было очень холодно. Или так мне кажется… В период учебы сиротам иногда дарили кое-какую одежду, и это было настоящим праздником для нас.

Помню, в четвёртом классе я заболел странной болезнью: выпали все волосы, я стал «лысым», пришлось лечь в больницу. Лечился долго. Где-то через полгода начали появляться волосы. Полгода я не посещал уроки, меня хотели оставить на второй год, но я, веря в свои возможности, настоял, что догоню остальных учеников. Я оправдал доверие учителей и окончил четвертый класс с отличными оценками.

С пятого по седьмой класс я был бессменным старостой. В восьмом классе к нам из других школ пришли ученики более старшего возраста. Помню, был скандал при назначении нового старосты. Ученики хотели оставить меня, а учитель захотел, чтобы старостой был ученик старшего возраста. Победил учитель…

По рассказам матери в детстве у меня была своя жёлтая змея, иногда она обвивала перекладину моей колыбели и висела прямо над моим лицом. Говорили, что эта змея приносит счастье. Её я часто видел вплоть до полного сноса нашего дома в 1971 году. Когда, будучи аспирантом, я возвращался домой из Москвы в отпуск, моя змея приходила навещать меня. Как я это узнавал? Иногда замечал её хвост. Однажды я спал на веранде, и вдруг прямо над тем местом, где я спал, что–то зашипело и упало на бумажный потолок (такие потолки были в домах бедняков). Мать успокоила меня, сказав, что моя змея пришла навестить меня. Я успокоился и уснул. Когда мы переселились в многоэтажные дома, змея исчезла.

Речь зашла о змее, и я расскажу о двух событиях. Мне было лет восемь-девять, я заглянул на кухню и услышал шипение. Осторожно заглянул под очаг и увидел большущую змею, лежащую калачиком. Выбежал на улицу и позвал ребят постарше. Они тоже увидели змею, но не посмели её потревожить. В это время прибежала наша соседка Анор опа. Она быстро нашла на дворе большую палку, велела всем мальчикам выйти из помещения, мальчики повиновались. Через некоторое время она вышла с убитой и завитой на палку змеёй. Мальчикам стало неудобно, а я удивился мужеству девушки. Второе событие связано с нашей собакой Кашкой, так её назвали из-за наличия белого пятна на лбу. Это был пес, который чужих не пропускал через наш переулок. Он всегда лаял, но никого не кусал. Однажды махаллинские мальчишки поймали водяную змею и подсунули нашей собаке. Обычно собаки боятся змей, но Кашка не побоялся, ухватил змею за голову и начал бить об землю. Змея не смогла ни причинить ему зла, ни избавиться от него. Она была умерщвлена собакой.

Однажды мой сосед, ровесник Абдуахат, похвастался, что их кошка не побоится нашей собаки, давай-ка, говорит, запустим их друг против друга. Ребята вокруг поддразнили, и я согласился. Вот это был бой! Кошка когтями вцепилась в собаку, а собака схватила её за горло. В конце концов кошка сбежала. После этого я заметил, что никакая кошка не приближалась к нашему дому. Во время грозы Кашка прятался у нас под навесом, дрожа от страха. Мы же его ласкали и убеждали, что не следует бояться, мы рядом и будем его защищать. Собака как будто понимала это.

Однажды Кашка исчез. Прошёл день, второй, третий – его нет. Мы начали поиски. Долго искали. Нет его нигде. Через неделю я играл с мальчиками на другом конце колхозного поля и вдруг услышал лай нашего Кашки. Смотрю, на окраине большого сада Кашка стоит перед какой–то собакой и виляет хвостом. Позвал я его, Кашка подбежал, но затем снова вернулся к своей подруге. Когда я сказал хозяину сада, что моя собака находится у него в саду, он усмехнулся и сказал: «Сумеешь увести, пожалуйста, забирай свою собаку». Я подошёл к Кашке, но тот не дал поймать себя. Подчиняясь зову природы, он предпочитал оставаться рядом со своей избранницей. Я пошёл домой, принёс цепь и с большим трудом надел её на Кашку. Вы не поверите, как он плакал. По дороге выл, оглядывался назад, три дня ничего не ел, но, в конце концов, привык. Так верный Кашка врезался в мою детскую память и остался в ней на долгие годы.

Кстати, о хлебе… Во время войны почти все голодали. Всем было трудно. Особенно вдовам с маленькими детьми, вроде нашей семьи. На карточку для шестерых давали буханку хлеба весом в килограмм. Ни сахара, ни сливочного масла! Мясо – только во сне… Терпели. В нашей махалле жили таджики, как правило, они ходили по домам и просили милостыню. Иногда собранные чёрствые куски хлеба меняли на что-нибудь из старой одежды. Я собственными глазами не раз видел, как вши копошились в чёрствых кусках. Что же делать, если очень хотелось есть, ели и такой хлеб. Искали выход из тяжелого положения. Была мизерная возможность заработать деньги. Мы пилили высохшие деревья в колхозе, заготавливали дрова и мешками на себе тащили на базар Эски–Джува. Вместе со старшей сестрой преодолевали пешком три километра пути. Помню, однажды торговля не удалась, пришлось долго ждать покупателя. Сестра, чтобы успокоить меня, купила мне два пирожка с картошкой. Один я съел, другой только начал есть, как откуда–то появился паренёк и вырвал пирожок из моих рук. Он тоже был голоден…

Из–за одной буханки хлеба надо было в пять часов утра выходить к магазину и занимать очередь. Хлеб привозили в восемь утра, чаще выходила мать, но иногда и мы стояли в очереди. Помню, я учился то ли во втором, то ли в третьем классе. С матерью я стоял в очереди за мукой. Каждому выдавали по одному кило. Вдруг я заметил, что недалеко от нас прошёл мой учитель. Я стал настаивать на том, что надо идти в школу. Тогда мать дала мне пощёчину и сказала: «Если тебе надо учиться, то мне надо кормить вас пятерых». Как бы ни поступала мать, я знал, что всё это ради меня, ради братьев и сестер.

Моя мать с братом Анваром одно время вместе с соседями ездила на Абай базар (в южном Казахстане) и там покупала сливочное масло и творог. Затем их перепродавала на базаре «Эски-Джува». Прибыль от этой торговли поддерживала наше благополучие. Это продолжалось вплоть до сентября 1957 года, до нашего поступления в институт. Потом мы запретили ей заниматься этим ремеслом.

Наш дом был сплошь глиняный. В дождливые дни крыша протекала, иногда даже негде было спокойно поспать. Всюду расставляли корыта, миски, ведра. Лишь к 1962 году, когда я окончил институт, нам посчастливилось покрыть крышу шифером. Электричества в доме не было до 1957 года. Все десять лет уроки готовили при свете керосиновой лампы.

– Как отец оказался не фронте?

– Отец работал продавцом в колхозном магазине. Тогда было принято при отсутствии денег брать продукты в рассрочку. В числе таких должников оказался и председатель колхоза. Когда долг председателя достиг тридцати тысяч рублей, отец попросил вернуть долг. Председателю это не понравилось. Отношения между ними испортились. Под предлогом растраты пригрозили бросить отца в тюрьму. Отчаявшись, отец добровольно записался в рабочий батальон, и это поставило точку в его жизни, ему было всего 37 лет, когда он погиб в далекой Молдавии. Об этом долге председателя отец написал в своем письме. Мать показала это письмо председателю. Тот взял письмо, пообещав помочь. Но никакой помощи от него мы не дождались.

О письме отца была осведомлена секретарь парткома колхоза Рисолат опа. Она обещала помочь матери. Но этому не суждено было осуществиться. Вдруг она заболела, легла в больницу и отошла в мир иной. Проблема осталась…

В начале пятидесятых годов в колхозе «Узбекистан», членами которого стала наша семья, впервые посеяли хлопок. Кусты получились высокие, хлопок в коробочке пышный, крупный. Старшая сестра Бахтия была передовой сборщицей, её фото часто печатали в районной газете. Мы всей семьёй помогали ей. Сбор хлопка ещё не кончился, когда неожиданно выпал снег. Тогда из-под снега собранные коробочки привозили в здание правления, а вечером каждый колхозник приходил туда и вручную отделял хлопок от коробочки. Я постоянно ходил туда вместе с сестрой. В конце работы каждому давали по одной маленькой лепёшке. Может, я ходил туда именно в надежде на этот паёк? Не знаю… Времена были тяжёлые. Там работал наш будущий зять Хамидулла. Он был табельщиком. Не помню, чтобы он как-то особенно был внимателен к моей сестре, даже не провожал нас до дома, это делали другие колхозные парни.

Наш дом находился на городской стороне. От колхоза в качестве зарплаты или вознаграждения нечего было ожидать. Поэтому всё, что попадало под руки, тащили домой: фрукты, овощи, бахчевые, в крайнем случае, дрова.

Работа в колхозе и сложна и приятна. От тяжелой работы устаешь и, чтобы отдохнуть, протягиваешь ноги, голову положишь на глыбу и уснешь. Незабываемое впечатление. Особенно нравилось лежать на убранной люцерне и уснуть на ней. До сих пор вспоминаю запах люцерны. Дома всегда был великолепный запах различных роз, посаженных мамой.

В колхозе были большие сады, отдельно – яблоневый, урючный, грушевый, тутовый и виноградники на краю колхозных полей. Говорят, большую часть этих садов вырастил мой дед Кадырбай. Но, опасаясь обвинений в кулачестве, добровольно сдал эти сады в колхоз…

До седьмого класса я был озорным мальчиком, с ровесниками ходил в колхозный сад рвать урюк, яблоки, груши. Даже сторож ничего не мог поделать с нами. Мы обычно рассыпались по саду: одни шли за урюком, другие – за яблоками, третьи – за грушами. Однажды появился сам бригадир Ходжиназар ака. Мы вовремя убежали, но тот на коне преследовал нас до нашего дома. Я спрятался на крыше, бригадир ногами бил в дверь, долго ругался, потом ушёл.

Однажды осенью, когда поспели яблоки (красивые, с золотым отливом), я забрался на дерево, еле успел набрать с десяток яблок и положить за пазуху, как внизу появился поливальщик. Я замер на месте.

– Чей ты сын? – спросил он.

– Сын Мукаддыра.

– Что ты там делаешь?

– Отец вернулся с фронта, вот я ему набираю яблок.

Поливальщик замер на месте, потому что он был близким другом отца и знал, что отец погиб. Воспользовавшись моментом, я быстро соскользнул с дерева и быстренько исчез. Дома об этой встрече рассказал матери. Она покачала головой и сказала: «Зря ты так сказал. Он хороший друг твоего отца, как бы он не так понял нас». Я был готов сносить любое наказание за обман, только бы воскрес мой отец и вернулся с фронта. Увы, его я часто видел только во сне.


ТЯГА К ЗНАНИЯМ


В школе я был отличником, любил книги, много времени проводил в библиотеке, что находилась рядом со школой. Часто вечерами собирались наши соседи-старики, и я читал им вслух отрывки из полюбившихся мне книг. Это занятие меня очень увлекало. Я был горд тем, что доставляю им радость приобщения к книге. Мне очень нравилось читать. За день я мог прочитать «взапой» толстенную книгу. Однажды библиотекарша в раздумье сказала: «Сынок, я и не знаю, что тебе дать ещё прочитать». Оказывается, я прочитал весь их книжный фонд.

В сороковые годы вместо латинской письменности ввели кириллический шрифт. Помню, у старшего дяди я увидел роман «Минувшие дни» Абдуллы Кадыри, напечатанный латинским шрифтом. Мне тогда было десять-одиннадцать лет, и я с трудом одолел эту книгу, так как в школе мы изучали все предметы на кириллице.

Настала пора работать в колхозе, как-никак мне уже четырнадцать. Со старшим братом мы пошли в колхоз. Работали ежедневно после уроков, а во время каникул – с раннего утра до темноты. Так прошли три года (с 1954 по 1956 год). Нам поручали посильную работу: я водил коня, а брат держал окучник. Каждый божий день с утра до вечера одно и то же. Конь уставал, мы тоже. Лошади – Гнедой и Опой. Опой – крупная кобыла владимирской породы, её кличка означала «Мамаша». На её спине запросто можно было лежать, на фронте ранена была в один глаз, потому её списали в колхоз. Я не мог самостоятельно садиться на неё, так как ростом был маловат, да и она не любила этого, могла запросто свалить седока. Когда мне надо было сесть на Опой, брат подводил её под черешню, а я сверху прыгал на спину. Так мы ходили на работу и помогали колхозу. Поить лошадей – прямо удовольствие. Гнедой был спокойный, его заводил в воду я. Иногда с братом устраивали скачки. Однажды бригадир Салих ака дал мне своего рыжего жеребца и попросил напоить в канале. До воды было примерно полтора километра. Сидеть на таком породистом жеребёнке – наслаждение! Ходит грациозно, равномерно, спокойно. На обратном пути, дойдя до убранного клеверного поля, я его ударил плетью. Рыжий полетел, как птица в сказках. Велико было удовольствие, до сих пор помню.

Однажды брат Анвар возвращался домой на Гнедом. Дорога проходила через ореховую рощу, и брат ударил коня. Конь побежал, а брат ударился о низкие ветки, одна из них угодила в воротник рубашки и проткнула его, конь исчез, а седок повис на ветке орешника. Обгоревшая под знойным солнцем рубашка долго не могла удерживать тяжесть брата и тут же разорвалась, он упал на землю, как падает спелое яблоко.

Когда он пришёл домой, мать испугалась, ну а потом все мы весело смеялись. И сейчас иногда мы вспоминаем об этом. Как бы то ни было, мы – два мальчика выполняли работу одного взрослого.

В те времена на лотерейный билет, выданный нам в колхозе в счёт зарплаты, мы выиграли холодильник «Саратов». Вот это была «мировая сенсация»!

В 1950 году мать выдала старшую сестру Бахтию замуж. В приданом было всего одно новое ситцевое платье. На свадьбе плова не хватило друзьям зятя. Сестра родила шестерых детей, все они выросли, обзавелись семьями, подарили внучат, увы, в 60 лет ей суждено было уйти в иной мир. Здесь особо хотелось бы вспомнить нашего зятя Хамидуллу. Он сыграл огромную роль в становлении младших детей семьи, всегда нам помогал и поддерживал во всех отношениях. К сожалению, он тоже рано ушел (в 1988 году) в иной мир. Но мы их помним…

В 1957 году мы окончили школу с медалями: старший брат – с серебряной, а я – с золотой. В годы учебы в школе и в институте мы одновременно проходили и школу жизни. С братом и с друзьями формовали сырой кирпич и продавали по десять рублей за тысячу штук. Трудный был хлеб. Именно в то время, наверно, я и заработал хронические боли в спине и ногах.

Помню своих учителей. Моим первым учителем был Гияскори Мусаев. До последних его дней мы общались с ним. В старших классах меня учили Юсуф ака, Кучкор ака, Махмуд ака, Фатхулла ака, Хамидулла ака, Зокир ака, Зиявутдин ака, известный математик Маджид Кадыри, Олимжон ака, Любовь Степановна, Фарида Ахатовна, Белла Семёновна и другие. Слово «ака» означает буквально «брат», а фактически – символ уважительного отношения к человеку. В настоящее время многие мои учителя покинули бренный мир, а остальных я не забываю навещать.

В 1955 году, в восьмом классе к нам пришёл новый учитель математики – Маджид Кадыри, разработавший самую объективную таблицу случайных чисел. При Сталине он был репрессирован, затем реабилитирован. Он прекрасно знал свой предмет, владел методикой общения с классом, умел увлечь, заворожить учеников своим рассказом. Мы очень полюбили математику, и свои знания по математике я демонстрировал в семейном кругу. Среди родственников было много моих сверстников. Когда мы собирались у кого-нибудь, дядя или братья постарше сразу устраивали своеобразную олимпиаду: предлагали несколько математических примеров и задач. Вопрос был в том, кто решит первым? Обычно в школьных табелях у всех бывали одинаковые оценки, здесь же, на семейной олимпиаде, всё прояснялось: у кого истинная оценка, у кого – завышенная. На этих соревнованиях я всегда занимал первое место. В моих математических успехах велика была роль моего учителя Маджида Кадыри. В дальнейшем я всегда старался оправдать его доверие и пронёс через всю свою жизнь трепетное отношение к памяти моего учителя и к предмету, который он преподавал.

В десятом классе я поспорил с классным руководителем, математиком Махмуд ака, причина: выпускная виньетка. Он сказал, что фотографии будут расположены в алфавитном порядке. Я возразил, сказав, что всегда расстановка проводилась согласно успеваемости и впредь будет так. Махмуд ака сильно рассердился и на экзамене обещал мне оценку «четыре». Это значило, что золотой медали не будет. Тогда я смело сказал: «Экзамен я буду сдавать выпускной комиссии, а не вам. Правда возьмет своё». С этого дня учитель математики не общался со мной вплоть до выпускного вечера. Своё «обещание» он не смог выполнить, так как экзаменационная комиссия единогласно высказалась за оценку «отлично». Я свободно добился золотой медали. На выпускном вечере классный руководитель подошел ко мне, похлопал по плечу, как бы извиняясь, и я забыл об обиде, и мы опять подружились…

Помню, осенью 1956 года учеников восьмых-десятых классов городских школ впервые вывезли на сбор хлопка. Мы выехали в район Аккурган Ташкентской области. Экзотика манила нас: сельская жизнь, бескрайние поля, возможность жить и работать со сверстниками вдали от контролирующего ока родителей, возможность заработать деньги. Словом, масса удовольствий. Действительно, в течение месяца нам было очень хорошо, мы были счастливы. Шаловливые ученики изобрели «велосипед»: ночью, когда усталые ребятишки один за другим засыпали, любители посмеяться засовывали им между пальцами ног кусочек бумаги и поджигали. Обожжённый мальчик с криком начинал двигать обеими ногами, как при езде на велосипеде. Отсюда и название этой злой шутки: «велосипед».

На место сбора хлопка к нам приезжали родители. Они привозили нам что-то вкусненькое. Их приезд для нас был праздником, о том, во сколько же это обходилось родителям, мы не думали.

Однажды мой одноклассник Мирсоат, помощник повара, подмигнул нескольким друзьям и отвёл нас в сторону. Сказал, чтобы мы не ели обед. На вопрос «почему», он ответил, что скажет потом. Мы не стали есть, ограничились хлебом и чаем. Когда обеденный перерыв закончился, мы попросили Мирсоата объяснить, в чём дело. Оказывается, в котёл случайно упал щенок. Никто не знал об этом, пока повар не поковырял в котле, чтобы помешать его содержимое. Черпак задел в котле что–то тяжёлое и крупное. Что бы это могло быть? «Неужели я по ошибке положил большой кусок мяса?» – подумал он и вынул этот кусок… Повар и помощник разинули рты. Бедняга щеночек так проварился, что можно было уже… ой, ой, ой… Повар велел: «Молчать! Иначе будет скандал, сто двадцать человек останутся голодными, целый котёл обеда пойдёт скоту на корм. А мы с тобой завтра же выйдем в поле гнуть спины». После хлопковой компании начались школьные будни…

В школе я учился только на отличные оценки. Поэтому преподаватели доверяли мне и отдавали на проверку письменные работы других учеников. Естественно, я старался и всегда по-справедливому оценивал их. В связи с этим у меня была большая дружба и доверие к преподавателям. В старших классах я уже был активным комсомольским вожаком и возглавлял редколлегию стенной газеты. Из-за того, что мой почерк был прекрасным, мне доверяли оформлять стенные газеты школы. Мой авторитет среди руководства школы был высоким.

Помню, завуч попросил меня и брата Анвара оформить тушью все аттестаты зрелости учеников. Мы с удовольствием выполнили это поручение. Но при этом я воспользовался оказанным мне доверием и злоупотребил им… Для этого были веские причины. Друг – Абдубори учился на оценки «четыре» и «пять». Однако по узбекскому языку преподавательница всегда придиралась к нему и незаслуженно ставила тройку. Об этом знал весь класс. Ребята, с которыми готовили уроки, подошли ко мне и обратились с просьбой: «Помоги». Я поддался уговору и при написании аттестата не проставил оценку по узбекскому языку. К нашему счастью, аттестат был подписан директором школы и скреплен гербовой печатью. Всем вручили аттестат зрелости. Только потом я вписал оценку 4. Вот мой грех… До сих пор мучает совесть… Следует заметить, Абдубори при сдаче экзаменов в Андижанский медицинский институт по узбекскому языку получил отличную оценку, оправдал проставленную четверку. Значит, наша преподавательница была слишком требовательной к нему.

Восемь друзей на всю жизнь остались близкими друзьями. До сих пор по-узбекски у нас «гап», где собираются эти друзья с женами ежемесячно то у одного, то у другого – по очереди. К великому сожалению, четверо друзей отошли в иной мир. Пусть земля им будет пухом. Но их сыновья посещают наши встречи.

Основа для таких встреч была заложена еще в 1955 году в доме у известного табиба-лекаря Холик ота. Он – отец Абдубори. Видимо, он, зная, что его сын несколько отстает в учебе, пригласил к себе в дом учеников-отличников и попросил заниматься день и ночь у него в гостиной и сказал, что будут созданы все условия. Мы согласились и в течение трех лет восемь учеников занимались вместе и помогали друг другу. Естественно, я с апреля по август не мог быть вместе с ними, так как работал в колхозе. Табиб и его жена относились к нам, как к своему ребенку. Помню, наши матери тоже беспокоились о нас и часто тайком, рано утром навещали нас. Убедившись, что мы все вместе, успокаивались… Мать остается всегда матерью. Следует заметить, что благодаря совместным занятиям, четверо из нас получили медали, и все стали студентами.

–– Доктор, теперь вы ознакомились с моими школьными годами.


Я – СТУДЕНТ


– После окончания школы предо мной встал вопрос о поступлении в институт. Своими советами мне очень помог Абдулла Аюпов – наш сосед, доцент, заведующий кафедрой философии САГУ. Поскольку я совсем не ориентировался в городе, сдать документы в институт мне помог Абдулла ака. Мама очень хотела, чтобы я стал таким же, как он, ученым, известным в Узбекистане человеком.

В 1957 году я стал студентом Среднеазиатского политехнического института. Как обладателя золотой медали, меня приняли без экзаменов на механический факультет по специальности «Эксплуатация автотранспорта».

Те восемь одноклассников, вместе готовившие уроки, все поступили в институты.

Началась учеба… Надо было как–то выглядеть прилично, выручил меня дядя Миргияс, который подарил мне первый в моей жизни костюм.

В нашу группу набрали только медалистов. С первых дней учебы каждый из нас старался не отстать от товарищей, а, может быть, и вырваться вперёд. Несколько студентов, испугавшись предстоящих экзаменов, ушли из института. Мне до сих пор их жалко, талантливые были ребята. Учёба в институте для меня не была слишком трудной. В начале октября мы выехали в Чиназский район на сбор хлопка. При норме семьдесят килограммов я собирал по сто пятнадцать

Мои друзья Зайнитдин и Тулкун всегда были впереди, а я – на третьем месте после них. Руководителем на хлопке был молодой учёный, заместитель декана А.Салимов. В жаркие дни осени приятно собирать пышный хлопок. Конец октября… мы случайно обнаружили одно поле, где ещё было много волокна, но поле было затоплено, поэтому хлопок был не собран. Несколько передовых сборщиков решили собирать на этом поле. День был холодный, мы разулись, засучив брюки, вошли в воду и стали жадно собирать хлопок. Набрали почти по двести килограммов и стали героями дня. Только теперь, повзрослев, испытывая боли в спине, в ногах, я понимаю, во что обошлось то наше «геройство».

На деньги, заработанные на сборе хлопка, я купил себе пальто и ботинки. Помню, я и брат обещали матери, что, когда мы станем студентами, освободим её от работы, все домашние заботы возьмём на себя. Вместе с братом ежемесячно мы получали шестьдесят-семьдесят рублей стипендии. Для бедной семьи это была довольно большая сумма. На эти деньги наша семья жила пять лет. Правда, много помогал зять Хамидулла, за что мы ему всю жизнь благодарны.

На третьем курсе я с сокурсниками Маратом, Тулкуном, Зайнитдином, Шарафутдином записались в научный кружок доцента Нигматуллы Турсунова по дисциплине «Сопротивление материалов».

Учебников и необходимой научной литературы не хватало. Поэтому мы при необходимости пользовались личными книгами наших преподавателей. Так, при подготовке к докладу нам пришлось поехать домой к преподавателю. Нас приветливо встретила его жена, пригласила пройти в комнату и дала нам нужную книгу. Мы расположились за столом и начали выписывать нужный нам материал. Через некоторое время пришел Нигматулла ака, остановился в прихожей, поздоровался с нами и, снимая обувь, краешком глаз посмотрел на мои туфли. Какой позор! Мы все были в обуви. Я чуть сквозь землю не провалился от стыда…

Моё увлечение наукой началось именно в том научном кружке. Первый научный доклад, подготовленный мной и Маратом, был посвящен проблеме деформации линий электропередач от действия тепла и холода. Перед аудиторией в 100 человек мы оба прочитали доклад. Наш декан А.У.Салимов тогда вручил нам памятную книгу «Автомобили». Она до сих пор хранится в моей библиотеке как реликвия…

Первый экзамен на первом курсе был по начертательной геометрии. Я приехал в здание строительного факультета к тринадцати часам. Оказывается, во время консультации договорились перенести экзамен на первую половину дня, лектор В.П.Айтикин и ассистент Л.К.Хакимов, завершив экзамен, собирались уходить. Я не был на консультации. Следовательно, о переносе экзамена не знал. Увидев меня, экзаменаторы нахмурили брови, но вынуждены были опять сесть за стол и раскладывать билеты. Я взял билет и, немного подготовившись, ответил на все вопросы. Мне задали несколько дополнительных вопросов: тоже ответил, но всё равно оценка была не выше четырёх. Я чувствовал себя виновным в том, что пришёл после всех. Последующие экзамены тоже сдал на «четыре» и «пять». Со второго семестра я учился только на пятёрки.

Помню ещё об одном экзамене. Мама на каждый экзамен провожала, благословив меня, и с нетерпением ждала моего возвращения. Я любил заходить на экзамен первым и обычно приходил, не завтракав. На экзамен по технологии металлов я чуть опоздал. Пришлось долго ждать своей очереди, чтобы зайти к экзаменатору – доценту М.П.Якунину. Я изрядно проголодался, голова начала болеть и стала чугунной. Все вопросы билета знаю, но не могу ничего вспомнить. Я спросил экзаменатора, можно ли прийти завтра. Тот забрал билет и, поставив в ведомость двойку, сказал, чтобы в деканате я взял разрешение на повторную сдачу. Мне пришлось один-единственный раз зайти к заместителю декана А.У.Салимову за направлением. Тот удивился и выписал разрешение. На следующий день я ответил на все вопросы билета, но М.П. Якунин поставил четыре, так как считал, что после двойки никак нельзя поставить пять. Он тоже удивился, что накануне я ушёл, не ответив ни на один вопрос, а сейчас ответил отлично. Тогда я объяснил, что был голодным и плохо себя чувствовал.

Ежегодные поездки на хлопок наполняли нашу жизнь разными событиями. Поучительный случай. Мы на втором курсе выехали на хлопок в Мирзачульский район Сырдарьинской области. Нас, студентов, построили в один ряд. Руководство совхоза и нашего факультета знакомятся, представляют бригадиров, среди них Герой социалистического труда Ганишер Юнусов. С ним знакомят нас и руководство. Наш секретарь партбюро факультета доцент Шутак здоровается с ним и бригадирами и представляется: к.т.н., доцент Шутак. Откуда им знать, что такое – к.т.н., доцент. Они знали только, как выращивать хлопок.

Как правило, каждое утро воду для чая кипятили поочерёдно. Пришла моя очередь. Надо было вставать очень рано, но я проспал. Проснувшись, я вскочил с постели, схватив ведро, побежал к арыку, черпанул несколько раз и залил бак. Поспешно зажёг огонь. К счастью, я успел прокипятить воду вовремя, и теперь оставалось бросить в бак заварку. Я открыл бак… и увидел огромную разварившуюся зелёную–презелёную лягушку. Она так разварилась! Недолго думая, я быстро черпаком вытащил лягушку и выбросил от греха подальше. Никто не заметил, а я – ни слова! Утешал себя тем, что старики рассказывали, будто бы лягушки полезны от каких-то болезней. Слава богу, никто не заметил и не заболел.

В том году снег выпал рано. Нелегко в такую погоду собирать хлопок. Сначала надо стряхнуть снег. Для этого двое всадников натягивали длинную верёвку, ею задевали верхушки кустов. Снег падал, а за всадниками студенты – хлопкоробы собирали либо чистый хлопок, либо коробочки с ощипками. Мы были одеты легко, сырость проникала в обувь. Студенты европейской группы забастовали. Быстренько пришли все руководители и начали успокаивать студентов. Те угомонились. Студенты же национальной группы молча, спокойно вышли на работу и весь день из-под снега собирали хлопок. За пять лет учёбы в институте почти год мы провели на хлопке. Каждый раз после возращения с хлопка в учебном процессе начиналась «гонка», учебная программа сокращалась. Целые разделы выпадали из процесса обучения. Эти провалы – пробелы трудно было восстановить в дальнейшем. Упущенное приходилось наверстывать за счет напряженной самостоятельной работы. И тем не менее, студенческие годы были поистине «золотыми».

Большой смысл и оживление в нашу студенческую жизнь вносила учебно–производственная практика. Мы выезжали в Белоруссию, в Россию и на Украину. Мы – группа III курса – в 1960 году летом через Москву приехали в Минск. Первый раз мы увидели Москву, Кремль, Мавзолей двух «вождей». Мы работали на МАЗе (Минском автомобильном заводе). Нас распределили по разным рабочим местам. Завод огромный, очень много цехов: механический, штамповочный, конвейер по сборке двигателей; по сборке кабин, по сборке агрегатов и главный конвейер по сборке автомобилей. Конечно, все это было для нас абсолютно новым: мы даже не слышали о технологии производства. Вначале я работал в качестве зенковщика тормозных колодок, потом работал на сборке агрегатов и под конец – на главном конвейере. Следует заметить, что сборка агрегатов и крепление их на шасси автомобилей производились с помощью пневматических или гидравлических инструментов.

Однажды нас свозили на Белорусский автомобильный завод, где выпускаются большегрузные автомобили. Все это закрепилось в памяти навечно.

Например, в Минске нас – узбеков называли китайцами. Естественно, мы дружили с рабочими завода: парнями и девушками. Ходили в кино, на танцы. Из бесед с ними мы узнали, что молодежь абсолютно ничего не знает о нашей республике. Краем уха слышали только о Самарканде. Вот так равноправие! Это нас очень удивило. Мы за два месяца начали понимать белорусский язык. Там мы купили себе хорошие джемперы. Поездом вернулись в Москву и устроились в гостиницу ВДНХ. Вещи оставили в номерах. Погуляли по Москве, любовались экспонатами ВДНХ. Когда вернулись, наших джемперов уже не было… никто не признался в воровстве!

После четвёртого курса нас направили в Москву на производственную практику на автопредприятие №14. Мы здесь ознакомились с технологией ежедневного обслуживания автомобилей; как проверяется автомобиль перед выездом на линию. Затем работали на постах техобслуживания №1 и ТО №2. Изучили все технологические операции, производимые при этом. В результате мы закрепили свои теоретические знания и стали понимать азы эксплуатации автомобильного транспорта.

Мы жили в селе Востряково, четыре остановки на электричке с Киевского вокзала. На одной кровати поочередно спали шесть студентов.

Во время практики мы очень подружились с местными ребятами села Востряково. Играли в волейбол, ежедневно купались в озере, а вечером шли на танцы. Девушки…

Преддипломная практика, 1962 год, февраль. Поездка в Киев через Москву. Я с другом Кобилом остановился в Востряково у друзей на два дня. Они научили нас кататься на лыжах. Мы с удовольствием катались, а вечером нас проводили с Киевского вокзала. Наши места оказались на второй полке. Мы нормально легли, уснули. Но утром встать было трудно… От непривычки все мускулы болели до невозможности. Еле-еле сошли с поезда и кое-как добрались до места назначения.

Преддипломная практика проходила на авторемонтном заводе №4 в феврале-марте 1962 года в Киеве. Здесь мы подробно ознакомились с технологией капитального ремонта автомобилей: цехами разборки, мойки деталей, сборки двигателей и других агрегатов, кабин. Далее все агрегаты поступали на главный конвейер, и там осуществлялась сборка, то есть установка агрегатов на шасси автомобиля. На АРЗе уровень технологии сборки был на голову ниже, чем на МАЗе.

Здесь каждый студент-дипломант в течение одной недели поочередно работал помощником у многих инженерно-технических работников завода. Это было хорошим уроком для будущих специалистов. Нашей хозяйкой квартиры оказалась хохлушка, которая не говорила по-русски. Постепенно мы начали учиться украинскому языку. К концу практики мы неплохо всё понимали.

Хочу сказать: эта практика сплотила нас, ближе узнали русский, белорусский и украинский народы. К сожалению, сейчас всё иначе… Но мы, однокашники, остались друзьями навеки. Ежегодно я организовываю их встречу. В 2007 году, Бог даст, будем отмечать пятидесятилетие. Думаю, приедут друзья из Германии, России, Израиля, Украины (жизнь разбросала) и, естественно, со всех областей Узбекистана. Будет весело и будет, что вспомнить!

– Доктор, видимо, устали…

– Нет, нет: продолжайте.


ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ


– Говорят, что доброта правит миром…

Жители нашей махалли жили дружно, уважали друг друга. Сосед Саидмурад ака работал главным инженером на заводе «Газоаппарат», ему дали возможность купить автомобиль «ГАЗ–21». Его младший брат Уткур учился со мной на одном факультете. Поскольку я постигал автомобильную науку, проходил спецкурс по автомобилю и вождению, получил права, Уткур вместе со мной, обкатывая новую машину, тоже научился хорошо водить. Иногда на ровной, безопасной дороге он доверял вождение мне. До этого я только под надзором инструктора водил грузовик ГАЗ–51. Однажды Уткур предоставил руль мне и сказал, что до дома буду вести я. Я был очень рад, это было проявлением большого доверия ко мне. Умело ведя машину, заехал на нашу довольно широкую улицу. Отсюда надо было проехать в узкий тупик, где находился дом Уткура. Здесь даже для одной машины было тесновато, вдобавок к этому, мой друг Мирсоат на углу своего дома закопал огромный кусок трамвайного рельса, застраховав тем самым свой дом от случайного удара машин. Я веду машину спокойно, рядом сидит Уткур, как только приблизились к тупику, Уткур внезапно скомандовал: «Сарвар, нажми на тормоз и поворачивай руль!». Я, наверно, был от счастья на седьмом небе, вместо тормоза нажал на газ. Машина рванулась и ударилась об проклятый рельс, лишь после этого я нажал на тормоз. Увы, было поздно. Вышли из машины и увидели: бампер и передний фартук помяты, больше никаких повреждений. Что делать? Уткур никакой обиды не показывал. Я сразу сообразил: поедем к мастеру на улице Тинчлик. Зашёл домой и взял стипендию: 45 рублей, полученных накануне. Уткур сел за руль, я рядом, поехали к мастеру. К счастью, тот был на месте, быстренько взялся за работу. Поправил передний фартук, выправил бампер. Оказывается, он потрескался, это было заметно, если смотреть вблизи. Я рассчитался с мастером. Машину загнали в гараж. Уткур молчит, а я беспокоюсь, что на это скажет брат Уткура, Саидмурад ака? Каждый день спрашиваю Уткура, тот отвечает, что пока не заметил. Через несколько дней Саидмурад ака, наконец, увидел трещину и спросил Уткура. Тот всё рассказал. Саидмурад ака ничего не сказал, а на следующий день на машине блестел новый бампер. Долго я не мог показаться Саидмурад ака на глаза. Однажды он увидел меня и, как будто ничего не случилось, поздоровался, спросил, почему я к ним не захожу. Я тогда был поражён человечностью нашего соседа.

Каждой осенью мою мать беспокоила глиняная крыша нашего дома. Если сейчас её не замазать глиной, то весной, когда будет таять снег, начнётся сезон дождей, нам негде будет сидеть или спать. Всегда на помощь приходили соседи Махмуд ака, Абдулла ака, Толиб ака, да и родственники (отец зятя – Карим ака) тоже не оставались в стороне. Когда мы были маленькими, они замазывали крышу. В годы студенчества эта работа легла на плечи мне и братьям, а также сверстникам–друзьям…

Технические дисциплины по нашей специальности преподавали доценты: Н.С.Абрамов, Н.С.Мюнстер, К.И.Афанасьев, А.А.Муталибов, А.У.Салимов, К.А.Хорошев, Наше поколение с уважением вспоминает этих учителей – крупных учёных по автотранспорту.

Моя фамилия и фамилия моего друга Марата схожи. Я – Кадыров, он – Кадырханов. Нас часто путали. На четвёртом курсе сдавали экзамен по теории автомобиля доценту Н.С. Мюнстеру. Первым сдал Марат и получил «пять». По этой дисциплине он был сильнее меня. Его оценку преподаватель аккуратно занёс в мою зачётку. Затем отвечаю я. Чувствую, до пятёрки не дотягиваю. Преподаватель задал мне много дополнительных вопросов и, в конце концов, сказал, что мне добавляет от себя полбалла. Таким образом, два друга получили по пять. С Маратом и по сей день работаем в одном коллективе. Он – кандидат наук, доцент по теории автомобиля.

Ещё один интересный случай. Доцент К.И.Афанасьев принимает экзамен по дисциплине «двигатели внутреннего сгорания». Опять Марат ответил первым и получил «четыре». И на этот раз его оценка по ошибке проставлена в мою зачётку. Готовясь отвечать, я заметил путаницу, но было уже поздно. вышел отвечать я. Экзаменатору, чтобы сгладить свою ошибку, следовало поставить и мне «четыре». Однако я был на этот раз сильнее. На все вопросы билета и на дополнительные вопросы я ответил блестяще. Тогда К.И.Афанасьев вынужден был изменить оценку с четырёх на пять. Сейчас я – доктор наук, профессор как раз по этой дисциплине, значит, крепкий фундамент был заложен ещё в годы студенчества.

Летом 1962 года шестьдесят три выпускника–автомобилиста успешно защитили дипломные проекты и разъехались по разным уголкам республики. Меня назначили начальником эксплуатации на Янгиерскую автобазу с окладом 220 рублей. Несмотря на то, что институт я окончил с отличием, невозможно было оставаться в Ташкенте – не было мест. Неожиданно мне сделали предложение остаться на кафедре.

От имени заведующего кафедрой об этом сообщил мне мой руководитель дипломной работы К.А.Хорошев. Значит, я могу стать ассистентом, месячный оклад – 105 рублей. Я сказал, что посоветуюсь с мамой и потом дам ответ.

Мать сказала мне буквально так: «Иди к своему учителю Акил ака и сделай так, как он посоветует. Ничего, если нам будет трудно ещё пять-шесть лет. Всё пройдет». К этому времени декан Акил Умурзакович стал проректором нашего института. Я пошёл к нему, он посоветовал выбрать должность ассистента кафедры, обрисовал мою перспективу. Окрылённый, я согласился быть ассистентом и сразу после окончания института начал в нем работать.

Старший брат тоже окончил институт, но транспортный. Брат по распределению должен был поехать в Караганду. Перед отъездом ему сватали невесту, хотя неизвестно было, где они будут жить. Ведь у нас была всего–навсего одна комната и одна веранда. На что построить новый дом?

Долго не думая, мы с братом Марваром вырыли яму во дворе, замесив глину, отформовали двенадцать тысяч сырцовых кирпичей, купили тысячу жжёных. Доски и шифер помог выписать сосед Саидмурад ака, тот самый, «Волгу» которого я ударил о стойку. Другой сосед, Абдулла ака, научил меня класть кирпичи. Всё остальное за нами. Тогда я убедился, что человек может научиться всему. Путём хашара подняли стены, закрыли верх, штукатурку выполнил наш сосед Махмуд ака. Двери и окна сколотил за символическую плату второй муж тёти Маруси. Таким образом, новый дом построен, и в сентябре 1963 года женили старшего брата.

Вспомнил ещё один случай, который произошел летом 1962 года во дворе нашего факультета. Я вместе с комендантом механического факультета Диной Михайловной наблюдал за работой новобранцев–студентов. Вдруг откуда–то появился активист комсомольского комитета и начал кричать на меня: «Почему не работаешь?!». Я молчу. Он сильнее стал кричать. Тогда комендант встала с места, похлопала по плечу этого комсомольского вожака и сказала: «Хорошенько запомни этого человека. Он – не студент, скоро будет учить тебя». Паренёк покраснел и извинился. Тогда я действительно походил на студента, а потом меня часто выручала седина.

–– Доктор, на сегодня хватит…


ПРИОБЩЕНИЕ К НАУКЕ


– Осенью 1962 года в октябре я поехал в Москву, чтобы поступить в целевую аспирантуру МАДИ. Там я увидел совсем другой мир научной аппаратуры, мне почудилось, что вижу сон. Я оказался в нелёгком положении. Хотя имел диплом с отличием, я понял, что уровень моих знаний оказался намного ниже требований московского ВУЗа. Ведь мы учились, в основном, по конспектам, книг было очень мало, а их мы редко брали в руки.

Заведующий кафедрой автотракторных двигателей профессор Макс Самойлович Ховах специально побеседовал со мной, проверил мои знания и посоветовал не аспирантуру, а годичную стажировку. Я, конечно, был согласен, но самостоятельно не имел права решать, надо было это согласовать с руководством ТашПИ. Оттуда позвонил моему наставнику Акилу Умурзаковичу. Оказывается, свободного места на стажировку нет, придётся отложить на год.

Тогда в Москве я почувствовал, насколько поверхностны мои знания, в душе корил преподавателей, щедро ставивших пятёрки. Надо возвращаться в Ташкент, на дорогу нужны деньги. На Хорошевской станции шестого-восьмого ноября вместе с московскими студентами разгружал капусту, картошку; заработал достаточно денег и вернулся в Ташкент. Здесь следует отметить мое неловкое положение перед родственниками и друзьями. Я не оправдал их доверие! Стыд и срам. Студент–отличник, который в течение пяти лет учился только на пятерки, не смог поступить в аспирантуру. Открыто я объяснил родственникам, близким друзьям и преподавателям, какая слабая подготовка у нас. Современных учебных лабораторий и научного оборудования на кафедре нет. О существовании такого оборудования даже не знают. Кто виноват? – Наши уважаемые педагоги. Несмотря на это… В родном институте оживлённо пошла работа. В течение года я усиленно работал над собой. Изучал учебники по ДВС, купленные в Москве.

В следующем году, пятого октября я приехал в Москву стажёром–исследователем. Младшим руководителем определили доцента С.Е.Никитина. В моём научном становлении его роль бесценна. Такого требовательного и в то же время доброго наставника не всегда встретишь. В течение года я постепенно превращался в инженера–конструктора. Прослушал лекции всех профессоров – авторов известных учебников, выполнил лабораторные и курсовые работы, словом, заново приобретал высшее образование. Иначе не мог бы сдать экзамены в аспирантуру. До сих пор помню лекции профессоров М.С.Ховаха, А.Н.Воинова, В.М.Архангельского, М.М.Вихерта, М.К.Морозова и других. Впоследствии это сильно помогло мне в педагогической и научной деятельности.

В школе и в институте я учился на узбекском языке. Поэтому с русским языком были проблемы: особенно в устной речи, хотя писал достаточно грамотно. Секретарем у моего шефа М.С. Ховаха работала женщина прекрасной души Яна Яновна, она часто критиковала меня, говоря, что я не знаю русского языка.

В течение стажировки я усиленно занимался русским языком. Моя беда была в том, что я сначала русские слова переводил мысленно на узбекский, затем на русский, только после этого говорил. Чтобы лучше изучить язык, я поселился в общежитии с русскими аспирантами, и это сыграло свою роль. Я часто путал падежи, женский и мужской род. Но постепенно все встало на свои места. И, наконец, через год Яна Яновна сделала мне комплимент: «Сарвар! Теперь ты прилично знаешь русский язык».

Для изучения любого языка необходимо общение и обильное чтение художественной литературы.

В течение годичной стажировки мы вместе с руководителем разработали новую конструкцию экспериментального одноцилиндрового двигателя, подготовили рабочие чертежи и всё сдали в производство на завод опытных конструкций (ЗОК) НАМИ (Научный автомоторный институт).

Чтобы выполнить этот объем работ, мне пришлось работать день и ночь, ходить на консультации к известным ученым по математике, сопромату, материаловедению, деталям машин и другим предметам. Теперь я понял, для чего нужны эти предметы…

Разрабатываемая конструкция быстроходного дизеля была идентична американскому дизелю… нет, нет, наоборот. Американцы воспользовались идеей Н.Р. Брилинга и создали дизель Камминс. Наш дизель был короткоходным S/D = 96/115 = 0,8. Это идея Брилинга. Такая же конструкция дизеля с американской форсункой разрабатывалась в НАМИ, где главным конструктором был Б. Чистозвонов. Естественно, я часто посещал конструкторское бюро НАМИ и консультировался у известных конструкторов. Коллектив из четырёх человек – конструкторов кафедры автотракторных двигателей за один год завершил подготовку рабочих и сборочных чертежей (более трёхсот) ОДУ (одноцилиндровая дизельная установка). Чертежи были переданы на завод для их изготовления в металле. Вот здесь мне огромную помощь оказал начальник планового отдела ЗОК Владимир Голубев. Предстояла сложнейшая работа. Необходимо было изготовить более трёхсот деталей, собрать все узлы, собрать двигатель, обкатать, довести его показатели до современного уровня. Я – заинтересованное лицо, это мое детище. На нем я должен ставить свои эксперименты, исследования. Но для этого надо изготовить все детали. Увы, как далеко до этого!

Осенью 1964 года я успешно сдал экзамены в целевую аспирантуру. Следует отметить, что экзамен по специальности я не сдавал. Мои заслуги и усердие были объективно оценены руководством и учеными кафедры «Автотракторные двигатели» МАДИ, и мне была поставлена экзаменационная оценка автоматом. Это было впервые в истории института.

В период стажировки были смешные истории, связанные с узбекским пловом. Хочу рассказать о двух случаях. В 1964 году приехала в Москву моя школьная учительница по английскому языку Белла Семеновна Книжник, чтобы погостить у своей подруги. На другой день пришла навестить своего ученика и передать гостинцы от матери. У нас были как бы семейные отношения, она часто приезжала к нам домой и долго беседовала с мамой. Я был прекрасным учеником, и, как правило, мои оценки были пять с плюсом. Она оказала мне большую помощь в сдаче кандидатского минимума по английскому языку: дополнительно занималась. На следующий день она позвонила мне и спросила: «Сарвар, ты умеешь готовить плов?» Что в этом случае ответит узбек? Конечно – Да!

– Завтра день рождения у моей подруги, артистки. Прошу приехать по такому-то адресу. Я привезла из Ташкента морковь, рис, зиру, остальное купила здесь. Необходимо приготовить плов на двадцать человек.

– Хорошо…

Я приехал в назначенное место, и вместе с ней начали готовить плов. Узбекского котла, казана, не оказалось. Мы стали готовить в кастрюле. Я исходил из положения: обычно плова из килограмма риса хватает на четверых узбеков. Значит, для шести-семи москвичей достаточно килограмма риса. Поэтому надо готовить плов из трёх килограммов риса, двух килограммов мяса, трёх килограммов моркови. Кастрюля оказалась не очень большой. Налил литр подсолнечного масла, подогрел и бросил туда вначале мясо – пожарил, затем лук, опять пожарил, потом нарезанную соломкой морковь и все начал перемешивать, посолил и добавил зиру. Кастрюля уже полная! Постепенно все пожарилось и появился приятный запах. В квартире хозяйки нет. Мы вдвоем колдуем над узбекским пловом: еврейка и узбек. Некуда положить рис!

– Белла Семёновна! Найдите вторую кастрюлю…

Она у соседей взяла одну кастрюлю, и я половину того, что уже готово, положил в неё. Затем очистили рис, промыли и заложили в две кастрюли, посолили и дали максимальный огонь. Когда рис частично проварился и воды не осталось, я плотно закрыл крышкой обе кастрюли и уменьшил огонь до минимума. Минут через тридцать-сорок плов был готов. Мы хорошо поужинали, а Белла Семеновна и говорит: «Сарвар, тебе большое спасибо. Плов получился отменный. День рождения состоится завтра, тогда подогреем и подадим всем гостям».

Я ей рассказал, как надо подогреть плов… Белла Семеновна, в свою очередь, объяснила это своей подруге и куда-то уехала.

Но подруга, посмотрев на узбекский плов, где каждая рисинка в отдельности, решила подогреть по-своему. Налила побольше воды на сковороду и плов превратила в кашу и угостила своих гостей. Всем вкус плова понравился…

Через несколько месяцев о том, что было с гостями, рассказала моя учительница. К сожалению, москвичи не знают узбекские обычаи, когда и после чего пить спиртное. Плов – последнее блюдо. После него можно пить только чай и больше ничего. На дне рождения все было наоборот, и, как результат, все себя чувствовали… плохо! Вот так, друзья!

Необходимо сказать, что я, двадцатичетырёхлетний узбек, впервые приготовил плов. Конечно, я видел, как готовила мать. Белла Семеновна тоже по-своему знала, как приготовить плов… Мы общими усилиями выполнили свой долг.

Хозяйка хотела, чтобы запаха масла в квартире не было. Мы ведь нагреваем масло до белого каления и, естественно, в квартире остаётся запах…

Расскажу ещё один случай. В Москву на защиту своей кандидатской диссертации приехал наш друг – ассистент Уткир Икрамов. Он до нас в МАДИ прошел аспирантуру и теперь жил с нами в общежитии. Мы знали, что он прекрасно готовит плов, и попросили его об этом. Мы приготовили все продукты, и он начал готовить. Когда все было готово, он накрыл котел маленьким тазиком, чтобы рис проварился, и мы все пошли в комнату, чтобы пировать. Через тридцать минут выходит Уткир ака, а котла на кухне нет! Мы остались без плова… Довольствовались тем, что есть! Расспросили знакомых студентов и аспирантов, но ответ один: «Не знаем». На следующий день котел оказался на месте. Через несколько дней узнали, что студенты–кубинцы, почуяв прекрасный запах плова, решили попробовать и с котлом унесли. Потом извинились… Предложили деньги, но это уже зря. Случай этот остался в памяти друзей – аспирантов…

Став аспирантом, я продолжил работу над нашей конструкцией. Чтобы воплотить чертежи в металл, в течение года пришлось усиленно работать. Пришлось много побегать, изрядно раскошелиться на материалы для изготовления деталей. В конце концов через год мы изготовили одноцилиндровый двигатель. Вместе с механиком Власом Прокофьевичем собрали установку, и, по обычаю корабельщиков, разбив бутылку шампанского, пустили в ход. К сожалению, этот двигатель не обеспечивал расчётных показателей, он был задуман по подобию американских конструкций, а выполнен по советской технологии. Отсюда и большой расход горючего и масла. Прилегание поршневых колец к гильзам не отвечало требованиям.

Пришлось искать другие пути. Посоветовавшись с профессором М.С.Ховахом, решили установить цилиндропоршневую группу от двигателя серии СМД–7, так как эти двигатели имели размер цилиндра Д=115 мм, такой же, как и наш одноцилиндровый. С большими трудностями реализовали эту идею, получили хорошие результаты, расход масла заметно снизился, а экономия горючего стала задачей для будущих исследований. Для этого нужно было строго согласовать друг с другом формы камеры сгорания, давление впрыска и движение воздушного заряда. Мы целых три года работали (я, механик и инженер) над этой проблемой. И, наконец, добились своего. Для этого мы придумали множество электронных измерителей и приборов, сами изготовили их.

Наш новый двигатель был из скороходных, как–никак давал 3800 оборотов в минуту, поэтому оказался «упрямым». Однажды ночью мы проводили опыт, двигатель работал на предельных оборотах, и вдруг в нём что–то затрещало. Быстро остановили его. Было около двадцати двух часов ночи. Мастер Влас Прокофьевич и инженер Николай Петрович сказали, что устали, и дело отложили до утра. Всю ночь я не мог заснуть: беспокоила мысль, что двигатель претерпел аварию. Утром разобрали головку двигателя. Оказалось, что клапан выбило из гнезда, он пробил поршень, цилиндр и гнезда клапанов в головке пришли в негодность. Начали думать, почему это случилось. Пришли к выводу, что при больших оборотах внутренняя пружина клапана не срабатывает и сухарики, удерживающие клапан, выходят из гнезда. Этот случай мы назвали «рассухариванием». Более того, наш прибор, измеряющий обороты, тоже показывал неверно. Оказалось, что двигатель работал на оборотах 4300 в минуту! Наш двигатель, естественно, не смог выдержать такую нагрузку.

У меня упало настроение… Самую большую поддержку оказал мне мой младший шеф С.Е. Никитин. Он помог в организации изготовления сломанных деталей, выделил средства из своего хоздоговора.

Собрали новый двигатель, работающий на меньших оборотах (остановились на 2800 об/мин), и получили необходимые результаты.

Трудные были опыты. Механик не выдержал напряжённости и уволился. Основной причиной была, конечно, маленькая зарплата. На его место пришёл молодой офицер запаса, молдаванин Вася Бантуш. Вспыльчивый, но надёжный человек. Мы быстро с ним подружились.

Часто в один день приходилось и разбирать, и собирать двигатель. И врагу не пожелаю такую тяжёлую работу. Самое главное – всё завершилось благополучно.

Годы аспирантуры тоже запечатлелись в памяти интересными событиями…

Заведующим отделом аспирантуры, генерал в отставке П.Е.Акимов, потребовал, чтобы я вступительный экзамен по истории КПСС сдавал на русском языке. Не стали принимать в счёт, что экзамен по этой дисциплине я сдал ещё в Ташкенте, осенью 1963 года. Я не отказывался ещё раз сдавать, но только на узбекском языке, так как я учился в национальной группе. Заведующий не согласился. Это задело мое самолюбие. Я поехал прямо в МинВУЗ СССР, зашел в приемную министра В.П. Елютина. Объяснил помощнику ситуацию… Какой-то начальник принял меня и сказал, что П. Е. Акимов не имеет такого права, но если он хочет проверить мои знания, то пусть пригласит ученого, который хорошо знает и узбекский, и русский языки. Я очень обрадовался. На следующий день зашел к ректору МАДИ – Л.Л. Афанасьеву. Он приветливо принял меня. Я ему сказал, что хоть сейчас готов сдать экзамен – только на узбекском. Для сдачи на русском мне потребуется месяц. Он вызвал П.Е.Акимова, тот вошел в кабинет и начал объяснять, что сдача экзамена действительна в течение года, тогда как я сдал экзамен значительно раньше. Ректор решил вопрос «по-молодецки»: «Товарищ Кадыров! Вы попробуйте сдать экзамен на русском языке. Если не сдадите, то оценку поставлю вам я сам». Это мне понравилось. Я начал готовиться. Целый месяц изучал книги по истории КПСС на русском языке. За это время первый секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущев был снят с поста.

Таким образом, по желанию заведующего отделом аспирантуры мне пришлось сдать повторно экзамен по истории КПСС на русском языке.

Я пошёл на экзамен. Подготовился. Когда сел напротив профессора, чтобы ответить на вопросы, заведующий отделом аспирантуры вошёл, сел рядом и внимательно стал слушать мои ответы. Мне поставили «хорошо». Назавтра при входе в институт я увидел П.Е.Акимова. Он подошел ко мне, обнял и поздравил, попросил извинения. Я не понял, почему такая резкая перемена. Об этом я спросил моего руководителя С.Е.Никитина, а он многозначительно улыбнулся и промолчал. После этого мы с П.Е.Акимовым стали друзьями. Я помогал ему в оформлении документов, так как писал красиво и по-русски грамотно. К сожалению, через год П.Е.Акимов скоропостижно скончался. После этого С.Е.Никитин рассказал мне кое–что. По мнению покойного П.Е.Акимова в аспирантуру из Средней Азии и Закавказья поступали только по знакомству, и поэтому у поступающих слабые знания. Много лет работая политическим руководителем, он, оказывается, пришёл к такому выводу. Вот почему был очень строг со мной. Я не обиделся, наоборот, радовался очередной победе.


ПЕРВЫЕ УСПЕХИ


Нелегки научные опыты в области техники. Сначала надо оживить металл, а потом измерить показатели его работы. На этом пути много неудач, особенно, когда речь идёт о тепловых двигателях. В этой сложной сфере переплетаются все науки: физика, химия, теплотехника, математика, электроника, механика, сопромат.

Как я отметил выше, наш двигатель, дизельный, имел конструктивные особенности двигателя американской фирмы «Камминс». Эти двигатели в пятидесятые годы создавались по идеям члена-корреспондента АН СССР Н.Р.Брилинга, который не мог на родине ни патентовать, ни внедрить свою идею в производство. В своё время из–за распрей среди учёных к производству представлялись другие двигатели. Наши беспрестанные исследования в течение трёх с половиной лет не прошли бесследно, мы получили положительные результаты. Эти результаты были переданы в научно–исследовательский автомоторный институт – «НАМИ». Наш двигатель показывал лучшие технико-экономические показатели по сравнению с дизелем «Камминс»…

В 1967 году профессору С.М. Ховаху исполнилось шестьдесят лет, и он устроил для членов кафедры и аспирантов юбилейный банкет в ресторане «Будапешт». Я сижу со своими друзьями–аспирантами Борисом и Виктором. Банкет начался, и все, как один, начали мазать на хлеб масло и красную икру. Я сижу пока тихо, не знаю с чего начать. В жизни ни разу не пробовал красной икры… Аспирантка из Хабаровска Юлия несколько раз хотела угостить меня и передавала в поллитровой банке икру – я отказывался. Думал, что икра очень соленая, а потом это было так непривычно. Борис и Виктор настояли, я попробовал и впервые в жизни почувствовал вкус деликатеса…

В этом же году М.С.Ховах с супругой, профессор из МВТУ Д.Н. Вырубов с супругой и ещё один доцент из МАДИ собрались в командировку в Ташкентский политехнический институт. Об этом мне стало известно. М.С.Ховах пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Хотел познакомиться с твоей семьей». Я очень обрадовался и позвонил в Ташкент зятю Хамидулле. Попросил его встретить гостей с цветами, проводить также с цветами и фруктами из нашего сада, особо предупредил не делать никаких дорогих подарков. Так и было. Гости в сопровождении доцента из ТашПИ были у нас дома, познакомились со всей семьей, с нашими обычаями, лакомились восточными сладостями, отведали наши блюда. По приезду М.С.Ховах обнял меня и поблагодарил. Наши отношения после этого стали ещё ближе. Когда я был дома у М.С.Ховаха, его супруга Хиния Яковлевна спросила: «У тебя дома нас угостили одним блюдом, мне очень понравилось… Оно из теста: внутри мясо и лук. Туда я заливала варенье и ела, было очень вкусно…». Я догадался. Это было узбекское манты, внутрь манты она наливала урючное варенье, новое её изобретение. Я улыбнулся… Действительно это вкусно.

Раз в год я привозил с собой для своих учителей виноград и дыни, но передавать это им было для меня настоящим мучением. Особенно М.С.Ховаху. Он меня корил… Зачем… в Москве же всё это продают. Мне было очень неудобно. Он же не знал узбекские обычаи. После поездки он убедился, что это наш этикет… Однажды он попросил меня, когда я был у него дома, разрезать дыню. Я сделал «касу», т.е. разрезал дыню на три части, в каждой половинке мякоть отделил от кожуры и разрезал маленькими квадратиками, чтобы мякоть можно было есть вилкой. При этом я сказал, что так режут дыню для стариков. Почувствовав на себе его взгляд, сразу добавил – «для уважаемых людей». Он улыбнулся…

Время шло, я постепенно стал ощущать в себе силу и уверенность, мог вступить в научную дискуссию с учеными-преподавателями. Двигатель же успел сломаться и восстановиться несколько раз. После защиты диссертации по моей просьбе мой научный руководитель, заведующий кафедрой, профессор М.С.Ховах согласился передать в ТАДИ безвозмездно универсальный картер с моим одноцилиндровым дизелем. Сейчас он находится в Ташкентском автомобильно-дорожном институте, используется при создании керамического двигателя…

Осенью 1968 года на научном семинаре кафедры результаты моих исследований оценили положительно, мои рецензенты два доктора наук и один кандидат наук дали положительные отзывы…

Когда в июле стало известно, что я завершил исследования, один доцент дал мне напутствие, сказав: «Теперь ты свободен на два года, хорошо, если за это время напишешь диссертацию». Я ничего не ответил, промолчал. Быстро оформил все графики, оформил последнюю главу диссертации (так как три главы были давно готовы) и поехал на дачу моего консультанта С.Е.Никитина, находившуюся в ста десяти километрах от Москвы. Он на лето приехал в отпуск из Алжира, где занимался педагогической деятельностью. Он просмотрел работу за три дня. После я обратился к основному руководителю – Максу Самойловичу Ховаху. Он просмотрел диссертацию, отредактировал за неделю, дал «добро» печатать. К этому времени я уже успел подготовить первые три главы в пяти экземплярах. Машинисткой работала жена А.Н.Воинова, известного профессора МАДИ. Пока она печатала, Алексей Николаевич просмотрел работу, и она ему понравилась. Вот, таким образом, в конце августа диссертация была готова. На первом, после отпуска, заседании кафедры М.С.Ховах доложил, что я завершил диссертацию. «Не может быть!», – воскликнул доцент, давший мне напутствие. М.С.Ховах спокойно передал ему готовую диссертацию и сказал, что тот будет рецензентом. Второй и третий экземпляры диссертации профессор передал известным учёным И.В.Астахову и А.Н.Воинову.

К предварительной защите я подготовил пятьдесят пять плакатов. В этом деле помогли мне мой брат Марвар и художница Люда. Сделал доклад на час. Все рецензенты дали положительную оценку, указывая на некоторые недостатки. «Костяк» работы без изменения был рекомендован к основной защите.

Тогда же стало известно, что у меня не сдан кандидатский экзамен по спецкурсу «Двигатели внутреннего сгорания». Никто не подумал об этом: ни я, ни мой руководитель. Члены кафедры единогласно заявили, что результаты моей работы дают право получить высшую оценку без сдачи экзамена. Моей радости не было конца. Всю жизнь я стараюсь оправдать это доверие.

Для завершения диссертации кафедра эксплуатации автотранспорта ТашПИ дала мне полную свободу, начиная с августа 1968 года до января 1969 года, за что я всю жизнь благодарен руководству и коллективу кафедры, в первую очередь, А.У. Салимову.

Защита диссертации. Такое событие остается в памяти на всю жизнь. По плану Спец. совета МАДИ я должен был защититься в марте, но вклинился один иностранец – венгр Илошваи (иностранцы всегда шли без очереди), и мою защиту перенесли на июнь.

Заседание Ученого совета проходило в большом зале МАДИ. Я развесил плакаты с результатами исследований. В течение тридцати минут я доложил основное содержание диссертации. Было много вопросов, на которые я старался обоснованно ответить. Зачитали заключение ведущего предприятия и отзывы на автореферат. Их было много и все положительные. Меня удивил отзыв зав. кафедрой МВТУ им. Баумана профессора А.С. Орлина. Отзыв был написан на листке бумаги собственноручно и крупным шрифтом: «Диссертация заслуживает присуждения ученой степени кандидата технических наук».

Затем наступил момент выступлений и оценок. выступили профессора А.Н.Воинов, И.В. Астахов, К.А.Морозов, а также другие ученые, и все в один голос заявили, что С. Кадыров уже сформировавшийся ученый, и работа достойна присуждения ученой степени.

Защиту вел сам ректор Леонид Леонидович Афанасьев, человек с большой буквы – генерал! Выступавшие из НАМИ признали, что двигатель С.М.Кадырова показал несколько лучшие результаты, чем американский прототип. Эта оценка окрылила меня, внушив большую уверенность в себя.

Банкет! На защиту приехали мои родственники: брат Анвар, старшая сестра Бахтия, её муж Хамидулла, дядя Миргияс и младший зять Мираббос. Стол накрыли в кафе института. Меня очень обрадовал ректор института: он с многими членами совета пришел на банкет. Естественно, все члены кафедры автотракторных двигателей во главе с моим научным руководителем М.С.Ховахом тоже были здесь. Друзья – аспиранты. Здесь была и моя будущая супруга Аълохон. Во время защиты она только один раз появилась: пожелала удачи и пошла по своим делам, так как ровно через неделю, 26 июня сама должна была защищаться. В этот день я от счастья опьянел, хотя пил немного…


СПРАВЕДЛИВОЕ РЕШЕНИЕ


Мы, аспиранты МАДИ, жили в общежитии, вблизи станции метро «Сокол». По соседству находилось общежитие аспирантов медицинского института. В восьмом общежитии со мной жили Аман, Суръат, Хаёт, Марат, а в шестом – Аълохон и Юлия, у медиков – Эркин ака, Гузал опа, Окил ака. В общежитии около станции метро «Студенческое» жили Нигматулла, Рихсивой, Лолахон, Рискиддин, Рихсинисо и другие. Мы собирались каждый месяц, песни, шутки–прибаутки были нашими спутниками. В шестидесятые годы подружившись в Москве, мы до сих пор дружим, навещаем друг друга.

Находясь в Москве, я не забывал мать, сестру и младшего брата, которые остались одни в Ташкенте. Старший брат с женой – в Караганде, младшая сестра тоже вышла замуж. Чтобы матери высылать деньги, мне надо было как–то заработать их. Выручал мой красивый почерк: аспирантам постарше, которые завершали диссертации, я тушью выписывал формулы, чертил графики, занимался со студентами репетиторством. За это, естественно, они платили. Иногда в московских магазинах мой друг-афганец Тахир (племянник Закир Шаха) покупал за доллары дефицитные товары, и я отправлял их в Ташкент. Рыночные отношения уже тогда были в ходу, хотя советская мораль и законы строго запрещали их. Без этого невозможно было нормально жить.

Однажды Тахир шепнул мне на ухо: «Я у дяди видел Коран на русском языке». Его дядя работал послом Афганистана в России. Почему он шепнул? Он знал, что я являюсь секретарем комсомольской организации аспирантов МАДИ и закоренелый атеист.

Однако я, рожденный в Ташкенте в семье верующих, заинтересовался этим сообщением и попросил его принести Коран на три дня с разрешения дяди. Я должен сказать, что практически ни один узбек-мулла или кори, который не знает арабского языка, глубоко не знает истинного содержания Корана. Естественно, я – атеист тоже не знал, только знал некоторые молитвы. В один из дней он принес Коран и осторожно ночью передал мне. С глубоким волнением я взял Коран в руки – поцеловал и за три дня прочел священное писание. Это было в 1965 году. Именно тогда я понял, что есть великая сила – существует Аллах. Он в моей душе с тех пор!

Я помню слова, высказанные моими друзьями – аспирантами из Индии, Арабских стран: «Ваш Бог – Ленин. Вы трусы и не признаете существование Бога. Человек не может быть Богом». Да, они были правы тысячу раз.

В период обучения в аспирантуре в 1964 году я встретил девушку – аспирантку из Ташкента по имени Аълохон, которая стала моим другом, моей судьбой. Её мельком я видел в 1962 году в ноябре, когда первый раз приехал в МАДИ для сдачи экзамена в целевую аспирантуру. Тогда меня поселили в общежитие № 6, где и проживала Аълохон с подругой Турсуной. Я пробыл всего месяц и после неудачи уехал в Ташкент. Проработав год ассистентом в ТашПИ, снова приехал в МАДИ 5 октября 1963 г. стажером–исследователем и поселился в общежитии по улице 1905 года. Только в марте 1964 года переехал в общежитие №8 к своему другу Аману, и однажды он нас познакомил. Постепенно началась дружба двух аспирантов. Похожая судьба: она росла без отца, я – тоже, и мы друг друга хорошо понимали. Иногда она, иногда я начали заходить друг другу в гости или просто так. Аспиранты, как правило, дни рождения и праздники отмечали вместе за праздничным пловом. В воскресные дни группой ходили в театр, кино, музеи, на каток. В один из таких дней, беседуя с ней и уточняя, откуда она, я узнал о том, что Аълохон я видел еще в 1957 году в августе на одной вечеринке, посвященной проводам ее подруги в Андижан на учебу. Вместе с девушками мы сели в трамвай, так как нашего друга Абдубори провожали тоже в Андижан на учебу. В течение этих лет она жила у меня в глубине души, я её мельком иногда вспоминал, но был очень занят своей учебой, и некогда было думать о девушках, так как жили очень бедно и о женитьбе вообще не могло быть и речи. Сначала я должен был стать на ноги! Естественно, до этого были знакомства, свидания с девушками. Но ни одной из них я не говорил о любви. Я к ним относился по-товарищески. Помню где-то на третьем курсе маме сказал о том, что мне нравится одна соседская девушка – дочь ювелира. Попросил маму переговорить с её родителями. Она так и сделала. Но, увы, в ответ услышала: «Нет». Мать пришла огорченная, понимая, что причина отказа в нашей бедности. Я успокоил маму и сказал: «Мама, не печальтесь, я буду очень уважаемым и богатым человеком. Время покажет!» – и вычеркнул ту девушку из сердца. Через год её выдали в богатую семью…

После успешной защиты я продолжил свою педагогическую деятельность. Наконец, 25 октября 1969 года состоялось наша свадьба с Аълохон. Примечательно то, что утверждение пришло из ВАКа в день «чалляра», в третий день свадьбы. В этом же году меня перевели на должность старшего преподавателя. В середине 1970 года – я уже доцент, через два года ВАК выдал мне диплом доцента.

В те времена на автодорожном факультете Политехнического института было всего четыре кафедры, деканом был мой друг по аспирантуре Аманулла Ганиходжаев. Заведовал нашей кафедрой А.У.Салимов (по совместительству, его основная работа была в ЦК), а работу по кафедре вёл доцент Б.М. Гриндорф.

Через некоторое время мне стало известно, что на кафедре есть два импортных стенда в комплекте с аппаратурой, приобретённые усилиями А.У.Салимова за валюту в Германии, и что они вот уже семь лет бездействуют. Эти уникальные стенды считались дефицитом, а здесь они покрылись пылью, потому что никто не знал их конструкцию и не умел управлять ими.

В Москве я работал именно на таком стенде, знал его досконально. На заседании кафедры я выдвинул идею запустить стенд в работу и организовать научную лабораторию. Меня поддержали, и работа началась. Привлекал к ней своих студентов-дипломников. Друзья: Славик – главный инженер автобазы, Абдугани – начальник стройтреста помогали мне в этом деле. Один за другим появились песок, щебень, кирпич, цемент, шифер, трубы. Во дворе создали отдельный бокс, в основном здании нам выделили два помещения, которые постепенно приобретали черты научной лаборатории. Лабораторию по тепловым двигателям принято размещать в двух смежных помещениях. Для этого часть стены между ними надо было убрать и застеклить. Необходимые расчёты выполнила моя супруга Аълохон, так как она тоже работала со мной на одном факультете, её специальность – инженер–строитель. Причём, надо было убрать стену толщиной семьдесят пять сантиметров. Б.М.Гриндорф выразил опасение, что здание может обрушиться, поэтому он не разрешил ломать стену. Дело приостановилось, пришлось сообщать Акилу Умурзаковичу, заверить его, что всю ответственность я беру на себя. Я продолжал работу, пригласил специалистов из авиационного объединения. Они сделали монтаж электрической части. Специалисты из МАДИ помогали в запуске установки. В дальнейшем на этой установке под моим руководством были выполнены работы моих аспирантов.

Обидно и странно лишь то, что те, кто особенно рьяно следил за пуском лабораторной установки, а были такие, кто мешал работе, отвлекал, вносил нервозность, ни разу не появились в лаборатории, не воспользовались её возможностями.

В связи с этим хочу заметить, как важно для человека иметь рядом друга, учителя, руководителя, который силой своего авторитета, веско, без волокиты, без компромиссов может объективно разобраться в ситуации, справедливо рассудить, остановить зарвавшихся и, тем самым, дать толчок для дальнейшего творческого роста своих подопечных. В истории с лабораторией такую поддержку оказал мне А.У.Салимов. Выслушав недовольных моими действиями и ознакомившись с объемом выполненных мною работ, он дал указание продолжать работы.

В начале 1970 года пришли на факультет из ЦК – А.У. Салимов, из МинВУЗа – первый заместитель министра К.И.Афанасьев и провели закрытое совещание. Оказалось, что тридцать пять студентов-заочников обратились с жалобой на своих преподавателей по поводу того, что те нечестно поступают с ними. После этого на всех кафедрах провели специальные заседания, где принимали меры по пресечению негативных явлений. Меня обязали быть ответственным за дисциплину кафедры «Двигатели». Выполнять поручения честно – в моем характере. Так и сделал. Никто из преподавателей без моего ведома и моей визы не имел права принимать экзамены, зачёты, курсовые работы и проекты. Через мои руки прошли курсовые работы и проекты всего одиннадцати студентов–заочников, в архив попало столько же документов. Об этом я доложил на заседании кафедры. Преподаватели постарше посмеивались, предложили послать трёх преподавателей на заочное и вечернее отделения, проверить реальное положение дел. Фактически оказалось, что восемьдесят пять студентов–заочников прошли через нашу кафедру и сдали всё необходимое – два экзамена, два зачёта, курсовые работы и проекты! Вот тут я узнал, что семьдесят четыре студента прошли какими–то другими путями. Я (как член партбюро) поднял шум. Это было моей ошибкой. Молодой, зелёный, всего тридцать лет прожил. По моей настойчивости от имени проректора У.А.Икрамова были написаны письма тем заочникам, которые окольным путём оформили себе положительные оценки. Их известили о том, что все результаты сессии аннулируются. После этого только десять человек принесли показать свои курсовые работы и проекты, остальные же сдали сессию «без ничего».

Выяснилось, что преподаватели за взятку ставят оценки за экзамены, курсовые проекты. Это особенно проявлялось среди студентов–заочников. Как ни странно, когда мы (комиссия в составе трёх преподавателей) подняли документы, обнаружили фамилии уважаемых преподавателей, которые в один день, одним махом проставили пять оценок (два зачета, два экзамена и курсовой проект) семидесяти четырём студентам. Самое главное – никаких следов: эти студенты лекционные и лабораторные занятия не посещали, курсовые работы и проекты не выполнили, экзамены не сдавали. Почему они так поступили!? Я не мог найти ответа… Но прошли годы, десятилетия, и теперь знаю, в чем дело. В первую очередь, виноваты студенты, попавшие в вузы по знакомству. У них нет знаний, им нужен только диплом. Их философия – всё можно купить. К сожалению, среди преподавателей найдется (хотя процент их малый ~ 15%) определенное количество таких, которые занимаются этим «ремеслом». Их знают все педагоги и студенты. Они абсолютно не пользуются уважением. Об этом пишу с полной ответственностью. К счастью, среди преподавателей много прекрасных педагогов, которые передают свои знания студентам и оправдывают звание устоз-наставник! Они пользуются всю жизнь уважением у своих воспитанников. Виновным же: старшему преподавателю В.Мостепаненко и ассистенту З.Исламову был объявлен выговор, а остальные «уважаемые» профессора и доценты остались без наказаний… и без оглашения их фамилий.

А я молодой, зелёный, ответственный за этот предмет, всё требовал и требовал более строгих наказаний. В результате всех этих усилий и самоотверженной работы ничего не изменилось. Качество обучения на том же уровне. Увы! Но заработал себе врагов, это – точно. И мне пришлось почти пятнадцать лет тихо работать, никем не замечаемым.

В период создания научной лаборатории случилась одна поучительная и смешная история.

Вначале предисловие.

В период обучения в аспирантуре меня удивляло одно явление: почему среди молодежи и старшего поколения много алкоголиков. Особенно их много я видел на московских улицах. В чем причина?

Давайте разберемся!

В шестидесятые годы мы, узбеки–аспиранты, часто собирались в общежитии и готовили плов. Естественно, употребляли спиртные напитки. Но ни разу я не видел опьяневшего аспиранта. Иногда я организовывал плов для друзей – механиков, инженеров, электронщиков с нашей кафедры. К концу сабантуя 70-80% из них превращались в неузнаваемых, хотя употребили не больше, чем мы – узбеки. Вся беда в том, что они не умеют пить! Часто у нас по этому поводу возникал спор. Я говорил: «Узбеки не пьянеют, хотя пьют больше. Секрет – в хорошей закуске. У вас – наоборот». Они говорили: «Давай поспорим, что в Узбекистане пьянчуг тоже навалом». Мой ответ: «Согласен, но их у нас нет!»

В 1973 году я заказал в МАДИ установку для поддержания температуры воды и масла постоянными. Приехали три друга (Ваня, Николай, Костя) с готовой установкой. Установили её на стенд. В течение недели мы вместе хорошо отдохнули. Показал Самарканд, достопримечательности Ташкента и узбекское гостеприимство. Затем поехали в гости к моему аспиранту. Там было море алкоголя и приятная пища. Кроме меня, все хорошенько «приняли»… Язык еле-еле поворачивается. Один из них вспомнил: «Помнишь, Сарвар, ты говорил, что узбеки не валяются на улице пьяными».

– Да, говорил.

– Докажи!

– Хорошо. Мы все сели в мою машину. За рулем я и поставил одно условие: я не буду выходить из машины, мы объездим основные улицы города, проедем около ресторанов и посмотрим, кто валяется на улице.

– Добро.

Поехали. Нашли всего троих, которые валялись на улице. Но среди них узбека не было. Тогда они сказали: «Сарвар, ты прав».

Не зря говорит Омар Хайям:

Пей с мудрой старостью златоречивой,

Пей с юностью, улыбчиво красивой.

Пей, друг, но не кричи о том, что пьешь,

Пей изредка и тайно – в миг счастливый.


КВАРТИРНАЯ ПРОБЛЕМА


– Домла, вы заслуженный деятель науки, наверно, живете в прекрасном особняке?

–– Да, дорогой врач! Видимо, следует рассказать о своих мытарствах…

В 1970 году после женитьбы, когда беременная супруга, не выдержав зимние условия в нашем ветхом доме (кроме узбекского сандала ничего не было – даже голландской печи), ушла к себе домой, я решился и зашел к ректору ТашПИ – академику М.Т.Уразбаеву с просьбой помочь по квартирному вопросу… Мы знали друг друга хорошо, так как он ежегодно летом отдыхал в Пущино под Москвой в санатории АН СССР. Мы, целевые аспиранты ТашПИ, направленные в московские вузы, ездили к нему, чтобы навестить его и услышать новости высшего образования Узбекистана. Он был великолепным собеседником и мог увлечь вас своими идеями по улучшению организации учебного процесса и научного поиска. Мы долго беседовали с ним, докладывали о своих исследованиях. Он много сделал для развития института. Многие ученые считают его своим наставником, в том числе и я.

Когда я зашел к нему, он обратился ко мне: «Сынок, какая у тебя проблема?». Я ему рассказал о своих жилищных условиях. Он тут же написал письмо на имя председателя Ташгорисполкома о внеочередном выделении квартиры двум ученым-супругам и подписался: «Ректор, член ЦК КП Уз». Я был на седьмом небе… Но не тут-то было, прошел год, а ответа нет.

В 1971 году декан факультета А.Ганиходжаев спрашивает: «Вопрос с квартирой решился или нет?». Я говорю «нет». Он тогда сообщил, что институту выделено тридцать квартир в районе Кара-Камыш-2, на окраине города. Мне без разницы, лишь бы была квартира. Мы вместе с деканом зашли к ректору. Он опять принял нас очень тепло. Спросил: «Что до сих пор не дали квартиру?». Я ответил. Он тут же пригласил к себе председателя профкома института и уточнил: «Квартиры все распределены или хоть одна осталась?». Она в ответ: «Все распределены». «Тогда последнюю трехкомнатную квартиру переоформите на С.Кадырова. Тому же, кому она было предназначена – сделаю другую квартиру. Пусть немножко подождет». При этом сказал: «Я двух доцентов на одного старшего преподавателя не меняю». В течение пяти минут благодаря ученому и руководителю М.Т.Уразбаеву мой квартирный вопрос был решен. Его объективность и отношение к ученым навсегда остались у меня в душе…

Нам выделили квартиру, но в массиве Кара-Камыш-4. Это было началом объединения – слияния со своей семьей, так как супруга с дочкой жили у матери, а я из-за гордости не мог жить с ними. Уважающий себя джигит – узбек никогда не переезжает жить к невесте – это позор! Таких парней называют собачкой, которая пошла, виляя хвостом, за хозяйкой… Это убеждение имеет глубокие корни.

Постепенно мы освоили эту квартиру и переехали жить. Вроде трудности и непонимание остались позади…

Осенью этого же года, когда я был на работе, оказывается, приехали товарищи из райисполкома с бульдозером и дали команду снести наш дом. На все мольбы мамы никакого внимания не обратили. Вот вам наглядный пример нарушения прав человека и неприкосновенности частной собственности. Оказывается, на месте нашего двора по плану градостроительства запланировано строительство средней школы. Нам выделили две квартиры на окраине города: для старшего брата с семьей трехкомнатную; для мамы и младшего брата – двухкомнатную. От земельного участка мать отказалась из-за бедности, а я уже имел квартиру. Не на что было построить дом.

Несколько лет, несмотря на трудности с транспортом, спокойно жили. Мама была на седьмом небе: невестка и внучки рядом. Но все-таки на повестке дня стоял вопрос об обмене квартиры ближе к центру, к институту…

С этой проблемой пришлось обратиться к троюродному брату – министру автотранспорта и шоссейных дорог Узбекистана Абдухамиду Каюмову…

Мама нам с детства рассказывала, что у отца были близкие родственники, которые до войны часто бывали у нас дома, но, к сожалению, после его гибели родственные узы разорвались. Она называла, естественно, их фамилии и имена. Когда я вернулся после защиты диссертации в Узбекистан, узнал, что один из родственников – министр, другой – директор автобазы и третий – известный кинорежиссер. На мероприятиях у родственников нас познакомили. Однажды моя родная тетя – сестра отца – спрашивает: «Ты знаешь такого-то человека – министра?». Я говорю: «Да, я наслышан, но с ним не знаком». Она: «Завтра в 12:00 дня жди меня на Урде около министерства». На следующий день я её встретил у здания «Минавтошосдора», и вместе мы поднялись на второй этаж, зашли в приемную. Секретарша спросила: «Как доложить?». Скажите: «Пришла сестра Сохиба». Через пять минут он вышел, проводил посетителя, обнялся с моей тетей и за руку поздоровался со мной. Нас он посадил на стулья и очень тепло начал беседу с тетей, расспросил о всех родственниках.

Затем тетя его спрашивает: «Хамид, узнал ли ты этого молодого человека?». Он внимательно рассмотрел меня и извиняющимся тоном сказал: «Сестра, что-то не могу определить!». Тогда тетя говорит: «Это – средний сын Мукаддыра. Он защитил диссертацию в Москве и приехал…». Помню, как сейчас… У него в глазах появились слезинки, он резко встал, крепко обнял меня и уже начал обращаться: «Сынок, как мать, невестка, братья, сестры?». Я немного растерялся… потом тетя ему тихонько сказала: «Ты сам знаешь, в каких условиях они жили до и после войны. Недавно его дом снесли. Они живут в квартире на окраине города. Если сможешь, помоги ему обменять эту квартиру на центр. Они оба работают доцентами в Ташкентском автомобильно-дорожном институте».

Наука жить достойно

Подняться наверх