Читать книгу Крымский Джокер - - Страница 1

Автор выражает благодарность Александру Рудольфовичу К. – другу и меценату.

Моим друзьям и всем тем, кто выжил и возмужал на развалинах Советской империи посвящается…

Роман в трёх частях с эпилогом

Не случалось ещё на этом свете истории более нелепой и странной, чем та, что ещё лежит в моей памяти. И теперь, спустя несколько лет, восстанавливая все события, я и сам до конца не могу поверить, что это всё происходило на самом деле. Но со стены спальни моего дома на меня смотрят фотографии некоторых участников этих безумных дней и ночей, которые и удерживают меня от полного забвения своих воспоминаний.

Часть 1

Беглецы

«Всегда быть одному слишком много для меня»

Фридрих Ницше

…Как-то грустно было у него на душе. Наступила осень. И пора уже было подумать о том, как проводить долгие зимние вечера. Но большого разнообразия не предвиделось. Да и не ждал он давно никаких перемен. И даже не желал их. Книги, фильмы и скука заполняли его жизнь. Всё реже и реже стал он бегать по утрам по старой дамбе. Регулярные спокойные выпивки оставляли после себя лишь ноющую боль в печени и сумбур в голове. Необременительные обязанности мелкого предпринимателя монотонно приносили небольшой доход, который позволял содержать скромную машину, вовремя платить за телефон и за учёбу сына.

Младший его сын второй год учился в Таврическом университете на переводчика английского языка. Старший же служил в армии где-то под Харьковом, и жена раз в три месяца ездила к нему. Так всё и катилось само собой.

Не хватало в этой неплохой спокойной жизни только одного – приятных неожиданностей. Или просто неожиданностей. Ну, конечно, без совсем уж яркого отрицательного окраса. Нет, – случались, конечно, какие-то мелкие житейские неурядицы. Частенько, после буйных крымских ветров, протекала крыша гаража. Раз в два-три года ломалась стиральная машинка. Без особой вредности, но с упрямым постоянством, капризничала старенькая иномарка. Но это всё было известно и неинтересно. Крышу он накрывал рубероидом. Машинку вёз в ремонт. И всё быстро становилось на свои места.

«Как будто всё так было и будет вечно…», – подумал он, сидя на кухне поздним вечером. Откусив слишком большой кусок от яблока, он поперхнулся. Пришлось разделить его во рту на две части. Одну он достал рукой и стал рассматривать, а вторую медленно пережёвывал, с наслаждением ощущая, как ему в нёбо прыскает сладкий сок. Потом долго смотрел на оставшийся кусочек. Есть его уже не хотелось. Он быстро швырнул остатки яблока в ведро и поднялся.

Не понимая, зачем он вообще стал грызть это яблоко, Володя Костров вышел из кухни, прошёл в спальню и лёг. Жена давно уже спала.

Прожив с Алёной двадцать лет, он всё ещё с нежностью относился к ней. Близость между ними теперь была редка, но они всегда прекрасно понимали друг друга. Он протянул руку, чтобы погладить её по щеке.

– Давай-ка поспим ещё часиков шесть, – пробормотала Алёна во сне.

–Угу,– прошептал он и с наслаждением залез под одеяло. Одеяло уже лет десять было у каждого своё. А когда-то, вдруг вспомнил он, устраиваясь поудобнее, как было классно, свернувшись ложками после весёлого изобретательного секса спать вдвоём под стареньким стеганым одеяльцем.

Когда-то… Воспоминания уже давно не тревожили его, хотя он, как и все мужчины среднего возраста помнил всех своих немногочисленных женщин. Он помнил и любил всех своих университетских друзей, разъехавшихся теперь по разным городам и странам. Он в мельчайших подробностях мог припомнить и свою службу в армии, и свою учёбу в университете. Частенько в его сновидениях возникала рабочая общага – малосемейка, где Володя прожил с женой и двумя детьми около пяти лет в маленькой комнатушке в конце грязного коридора. Иногда всплывали в памяти первые упражнения на турнике своих пацанов. Первый шах, поставленный ему младшим сыном.… Да мало ли было чего в его жизни! Многое застряло в голове и не стиралось ни временем, ни лёгкими запоями. И, конечно же, эта кличка «Толстый», которая прилепилась к нему на первом курсе. Хотя и весил он тогда не больше шестидесяти пяти…

Но сейчас, пожалуй, прозвище себя немного оправдывало. Нет – о тучности, или о висячем обезьяньем животе речи, слава богу, не шло. Но состояние своей комплекции он сам с грустным юмором определял как «весьма плотный стареющий самец». Да и выглядел сейчас Костров крепко скроенным приземистым мужчиной с крупными чертами лица, на котором юношеской живостью весело поблёскивали карие глаза. Но для старых друзей и знакомых он был Толстый уже больше двадцати лет. Но что самое любопытное, он чётко, во всех деталях, помнил то далёкое похмельное утро, когда впервые слово «толстый» приклеилось к нему навеки…

Володя повернулся на правый бок. Хотелось о чём-то подумать. Даже помечтать. Но как-то всё сводилось к какой-то нереальной сумме денег, хотя неизвестно для чего они были нужны в таком количестве.

«Да гори оно всё огнём…. – последнее, что промелькнуло в голове, – огнём…»

* * *

Утро расплывалось в окне серым пятном. Осенняя прохлада бодряще тянула из приоткрытой форточки. После душного лета было приятно ощущать ещё не вполне остывший, но уже резкий воздух с пряным привкусом опавшей листвы. Хотя природа уже миновала бабье лето, до настоящих холодов было ещё далеко. А в Крыму, где Володя Костров жил с самого рождения вот уже тридцать шесть лет, эти холода (если можно называть холодом температуру чуть ниже нуля!) могли и вовсе не наступить.

Но всё же одна несомненная роскошь в жизни Толстого была. Ему не надо было вскакивать по будильнику и, сломя голову, нестись на работу. Вот уже несколько лет в арендованном им небольшом павильончике для торговли видеодисками и кассетами движение клиентуры начиналось с десяти утра. К тому же он мог и просто никуда не поехать. Если был понедельник или день после всеобщего праздника, он так и делал.

Хотя нынешние доходы Толстого были невелики по рыночным меркам, ни о каком расширении своей маленькой кормушки Володя никогда не думал. Капает копеечка – и ладно. Да и жена его, Алёна, тоже неплохо зарабатывала. Хватало впритык, но как-то всё потихоньку устраивалось. Главное – не хлопотно. Любимым изречением Вовы последние лет пять была фраза Экклезиаста: «Лучше горсть в покое, нежели пригоршни в суете и томлении духа». Он прекрасно понимал, что это не более, чем оправдание собственной лени, но ничего не менял. И был ужасно этим доволен.

Сегодня надо было ехать на оптовый склад в областной центр, где Костров покупал новинки видеопродукции. Партии были небольшие, но Володя всегда рассчитывался наличными деньгами, что делало его весьма привлекательным клиентом. За регулярность посещений на складе его по-доброму привечали, и даже иногда угощали зелёным вьетнамским чаем.

Без особых приключений, добравшись до Симферополя, Володя припарковал свой пожилой «фольксваген» возле кинотеатра «Ракета», где находился оптовый магазин, торгующий видео продукцией.

«Всё-таки прохладно уже…надо было свитер одеть» – подумал он, запирая машину. Аккуратно спрятав ключи во внутренний карман, Костров подёргал для верности дверцу машины и поднялся по ступенькам.

– Здорово, Вовастый! – Миша-охранник, который как всегда, развалившись, стоял возле массивной железной двери, стиснул руку Толстого и улыбнулся. – Опять затариваешься барахлом всяким?

– Ну да…. Вроде того, – неуверенно промямлил Володя, протискиваясь вовнутрь.

– Ты бы лучше порнухой занимался! Там – нормальные бабки. А у тебя, поди, слёзы одни!

Миша был здоров как слон и предсказуем как сериал. Зная приветливый нрав Володи, он всегда немного потешался над ним.

Толстый же, миновав докучливое препятствие в лице охранника, стал неторопливо прохаживаться между стеллажами. В голове крутилась всякая ерунда.

«Порнухой- порнухой…под мухой…с краюхой, или с Петрухой.… Хотя с Петрухой это уже…гм…ерунда какая-то получится…»

Мысли-дурилки клеились в мозгу, пока он привычно шарил по полкам с новинками. «Ого! Уже успели и это откатать! Пиратики-акробатики… Днём они дерутся.… А по ночам…»

К слову, Володя никогда не брезговал пиратскими копиями. Только всегда, выбирая сомнительный диск или кассету, просил подсказки у продавцов. Левые копии тоже бывали разные. Совсем уж плохие варианты, снятые прямо в кинотеатрах на камеру, с мелькающими силуэтами людей, постоянным клиентам здесь не подсовывали.

Взяв с десяток новых боевиков и примерно столько же комедий, Володя не забыл пополнить и обычную текучую продукцию: мультяшки, клипы и прочую канитель. Ящик с покупками оказался довольно приличным, и Толстый с трудом погрузил его в свой автомобиль. Машина у Кострова была ощутимо подержанная, типа «универсал», и вместимость багажника составляла одно из очень немногих её достоинств. Медленно развернувшись, «фольксваген» вырулил на главную дорогу и покатил к объездной. Удачно попав на «зелёную улицу», уже через пятнадцать минут, Володя свернул на евпаторийское шоссе, устроился за рулём поудобнее и прибавил газку.

Вокруг вовсю шелестела осень. И музыка из приёмника была подходящей. Что-то из раннего Шевчука. Трасса была почти пустой. Не то, что летом, когда приходилось напрягаться всю дорогу из-за густого потока иногородних машин, стремящихся к тёплому морю. А сейчас даже лёгкий дождик, который стал накрапывать при выезде из Симферополя, был под настроение.

И потекли опять мысли. Что-то о кризисе среднего возраста. Об отце, которого не видел уже несколько лет.

«А как теперь в столицу бывшей родины съездить, – думал Володя, переходя на пятую скорость, – через три дня пребывания в Москве, нужна регистрация. Просто с недельку побыть с родным отцом – уже проблема. Остановят на улице – оштрафуют. Напортачили, ё-моё, скобари хреновы с этими границами! Вроде и не лето – а бензин опять приподнялся в цене. Так незаметно, копеечек на пятнадцать. И всё тихо так, как будто всё так и должно быть. Хотя, может, так и должно быть, – Толстый прислушался. – Что-то шаровая справа постукивает. Тоска вечная с этой ходовой! Так классно, наверное, было бы накопить денежек и купить новую иномарку! Пусть не навороченную. Не супер-джупер. Взять, к примеру, тот же «Пассат», но новый. И ездить аккуратно на нём уже до конца дней. Хотя с нашими водилами и дорогами какая там аккуратность! Опять же – когда этот конец дней, мать его…. Печень побаливает уже довольно регулярно. И угораздило же переболеть этой грёбанной желтухой в двадцать пять! А до этого и не блевал ни разу – какую бы бурду в себя не вливал. А теперь почти всегда.… Хотя и пьёшь хорошую водку или марочное вино. Результат предсказуем – с утра на унитаз. Выворачивать из себя желчь и желудочный сок. Ливер, поди, медным тазиком накрывается. И на хрена, спрашивается в задаче, тогда новая машина?»

Костров невесело усмехнулся и переключил радиостанцию.

«Сплошной отстой передают! Вот тоска…Что бы ещё такого в жизни придумать-то? Чтоб кровь взыграла, что ли.… Чтоб стало жутко и интересно. Эхе-хе-хе…»

Володя осторожно обогнал свою мечту – новенький «фольксваген Пассат» с временными номерными знаками, который почему-то ехал не больше семидесяти километров в час. Это настораживало. Может, менты где притаились? Злые.… Эти уж точно помогут кровь разогнать! Но пост ДАИ остался далеко позади. И ограничений здесь как-будто никаких нет. Трассу эту он знал наизусть – как-никак раза три в месяц приходилось по ней мотаться уже в течение пяти лет.

Блин! Так и есть! Стоят.… Ещё и на иномарке. И что им здесь надо посреди чистого поля?

Долговязый гаишник нехотя приподнял жезл. Володя остановился, мельком глянул на своё отражение в зеркало и вышел из кабины с приготовленными правами и техпаспортом.

Длинный страж порядка козырнул:

– Майор Квашнин. Попрошу документы.

Костров с готовностью протянул документы:

– А какова причина остановки, товарищ майор?

– Причина… Причина очевидна. Сейчас вместе подойдём к машине и посмотрим на показания радара.

Инспектор долго и внимательно изучал права Кострова. Потом строго посмотрел на него, словно ожидая оправданий.

–Так здесь же не населённый пункт,– недоумённо развёл руками Толстый, – и, по-моему нет никаких скоростных ограничений.

В этот момент по трассе, словно ветер пролетел неуязвимый серебристый «фольс».

– Это по-вашему, уважаемый! – повысил тон майор. – А на дорогах Украины скорость свыше девяносто километров разрешена только на специальных автобанах – правила почитайте, Владимир Павлович. Вы же ехали со скоростью сто десять. – И он направился к симпатичной иномарке лазурного цвета, стоящей неподалёку на обочине. Озадаченный Толстый нехотя поплёлся за ним.

«Странные менты.… И бричка странная.… На личном авто, что ли, капусту рубят?» – промелькнула у него мысль.

Подойдя к новенькой «хонде», Володя увидел, что в ней сидит моложавый человек в штатском.

– Точно этот?– тихо спросил человек наклонившегося к нему гаишника.

Майор пожал плечами.

– А кому ещё быть? Сигнал с поста дан минуту назад. «Фольксваген Пассат». Время прохождения – двенадцать ноль три.

Володя подошёл немного ближе.

– А можно взглянуть на радар?

– Не просто можно – а даже нужно! – гаишник широко улыбнулся и гостеприимным жестом распахнул заднюю дверь автомобиля.

Толстый осторожно залез в салон, и тут….вот тут всё и закончилось. Как-будто оборвали киноплёнку. Хлоп – и полный мрак.

* * *

В большой совещательной комнате современного офиса, расположенного центре Симферополя, на чёрном кожаном диване сидели двое и негромко разговаривали.

Первым собеседником был мужчина, лет около тридцати, в дорогом тёмно-оливковом костюме и в кремовой рубахе, на которой красовался приспущенный галстук цвета молочного шоколада. В его нарочито небрежной позе проступало некоторое напряжение. Он тщетно старался скрыть его, выдерживая паузы между фразами и вертя в руках незажжённую сигарету.

При первом впечатлении симпатичное лицо молодого человека притягивало к себе юношескими чертами и ровной свежестью. Но во взгляде его карих, немного раскосых глаз чувствовалось нечто такое, что позволяло утверждать: он уже давно не питал никаких иллюзий, и теперь стремительно приближается к полному разочарованию в жизни. Дорогая одежда и стильная причёска, подчёркивающая красоту его густых чёрных волос, совершенным образом демонстрировали достаток и независимость их обладателя. Но вся эта респектабельность как-то уж совсем не вязалась с растерянным видом молодого мужчины, который что-то рассказывал пожилой даме, сидящей напротив.

Женщина, изредка кивая головой, с плохо скрываемой насмешкой смотрела на своего собеседника чёрными, блестящими как антрацит глазами. Одета она было строго и неприметно. Так обычно выглядят пожилые школьные учителя химии или биологии. Волосы у неё были тёмные, с проседью. Они были зачёсаны назад и заканчивались идеально-короткой стрижкой. Аккуратная такая простенькая причёска пожилого преподавателя средней школы, всю свою жизнь посвятившего вталкиванию в бестолковые молодые головы понятия фотосинтеза. Совершенно в тон её неприметной внешности была и одежда. Туфельки на маленьком каблучке, чёрные чулки под длинной серой юбкой и вязанный толстый жакет поверх невзрачной, на первый взгляд, кофточки. И только сведущий человек сумел бы рассмотреть, что за всей этой неприметностью скрывается дорогой консервативный стиль и достаточно высокая цена добротной английской мануфактуры.

Всю кажущуюся заурядность образа пожилой дамы нарушали её глаза. Небольшие, расположенные довольно близко к переносице, они были наполнены такой жизненной силой, что долго смотреть в них было невозможно. Не только смотреть – даже просто заглянуть в эти расширенные, как у кокаиниста, зрачки – и то было не простой задачей. В них плескалась та мистическая энергия, которая иногда ещё встречается у настоящих цыган и некоторых прорицательниц, живущих где-то далеко от наших мест.

Но молодой собеседник и не очень старался изучать глубину чёрной пропасти её взгляда. Он нервно качал ногой в коричневом ботинке и рассеянно разминал сигарету, явно не собираясь курить.

Его собеседница с наслаждением курила папиросу «Беломорканал», небрежно стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. Рядом с полупустой пачкой папирос лежала коробка конфет «Рафаэлло». В ней оставался всего один снежный шарик.

– Значит, вы взяли не того…

Она резко загасила окурок в пепельнице и взяла новую папиросу. Потом, подумав, отложила её в сторону и развернула последнюю конфету. Вкусно хрустнув орешком, пожилая дама твёрдо повторила:

– Вы взяли не того, Борис.

Мужчина, несмотря на свою презентабельность, имел явно кислый вид. Надо было что-то ответить в своё оправдание, и он, немного помявшись, сказал:

– Сигнал с поста был, Лидия Петровна. Марка машины совпала. И время прохождения тоже.

Женщина, аккуратно сложила прозрачный фантик в пустую коробку и снова взялась за папиросу. Чиркнув спичкой, она демонстративно швырнула её мимо пепельницы на полированный стол, и впилась глазами в немного растерянное лицо Бориса. Сизый дым от папиросы поплыл над диваном.

Мужчина под колючим взглядом собеседницы занервничал ещё больше. Она с минуту смотрела на него, не отрываясь.

–Ну-ну.… Продолжай, Боря.

–Нечего особо продолжать. Мой промах – я и отвечу.

–Документы-то у него были?

–Да. Но тут тоже мистика какая-то. Имя и отчество этого парня созвучны искомым. Владимир Павлович и Виктор Павлович.

–Та-ак.… А фамилия? – глаза женщины сузились. Пепел упал ей на колени, и она незаметным движением стряхнула его.

– Фамилия…– Борис невесело хмыкнул. – У взятого нами товарища фамилия Костров. А по вашему клиенту, сами знаете – информация пока очень неполная. Факс, что из Америки пришёл крайне плохого качества. Карточка гостиничная была неразборчиво заполнена. Да ещё и по-английски. Но точно известно, что фамилия на букву «ке» и довольно звучная. Вот вам и совпадение.

Несколько минут они сидели молча.

– Сами вы, бля, на букву «хе»!– внезапно вспылила женщина. – Вы у меня эту букву надолго запомните! Твой мент что, новую машину от старой отличить не может?

– Я же сказал, Лидия Петровна. Виноват – отвечу. С мента – что за спрос? Он и свою фамилию, наверное, запоминает с трудом.

– Помощнички… – женщина задумалась на мгновение и быстро заговорила:

– Значит так. Слушай – два раза повторять не буду! Фрайер этот сразу из аэропорта двинул в город. Там взял в автосалоне «фолькса» нулёвого. Серебристый «Пассат» седан, шестая модель. И рванул, судя по его базарам с барыгами из салона, на Севастополь. Что у него на уме – пока непонятно. Но есть версия, что он хочет бабки какие-то поскорее получить и сдёргивать. Потому как нашу удавку он ещё в Киеве на шее почуял.

Выдохнув синий дым в потолок, она продолжила:

– Но тут ему загвоздка – а нам фарт. В банке, я думаю, раньше чем через день этому везунку ни хрена не выдадут. Сумма, я думаю, приличная. Пока проверят трижды – дважды. Правила там у них строгие. Значит, Боря, твой расклад такой – берёшь Георгия – и в Севастополь! Но не сейчас… Дождёшься моего звонка. Задача прежняя – этого чепушилу поскорее найти и объяснить ему всё толково.

– А что с тем делать, которого мы… взяли?

Борис неодобрительно посмотрел на носок своего дорогого ботинка, куда упал пепел от папиросы. Женщина презрительно проследила за его взглядом и нехорошо усмехнулась.

–Дорогие, поди, штиблеты, а, Боренька?

Мужчина промолчал.

–Не жмут?

– Я же сказал, Лидия Петро-…

–Он сказал…– передразнила старуха скрипучим голосом. – Он ответит… Чем? Штиблетами своими фильдеперсовыми да портками от Версачи?

Она резким движением затушила окурок о спичечный коробок.

– Ладно. Оставим пока. А насчёт вашего терпилы – где он сейчас?

–В Центральном мусорском отделении отдыхает…

– Это негоже.… Совсем нехорошо. Он ведь совсем не при делах. Кто его знает, чем он дышит. Ежели просто выпускать – а ну как пойдёт жалобы строчить? Мента опознает. Незаконное задержание. То-сё. Сейчас с этим строго.

Женщина встала, подошла к окну и приоткрыла форточку. Потом, подумав, сказала уже совсем спокойно:

–Ладушки, Боря. Я сама покумекаю. А ты вызванивай Кликунова – и будьте вдвоём на стрёме. Смотри – выйдет в этот раз пусто-пусто – я тебя уже отмазать не смогу. Я не одна в этой теме работаю. Да и ты не маленький – сам понимать должен.

Мужчина с явным облегчением кивнул и встал с дивана. Он почтительно наклонил голову, словно собирался ещё что-то сказать, но Лидия Петровна подошла поближе и легонько щёлкнула его по носу.

– А что там у этого вашего арестанта в багажнике-то было? – спросила она.

– Видеокассеты новые.

– Кассеты? Он барыга что ли?

– Ну да.… Вроде того. Наверное, на опте скупился по мелочёвке.

– Так пусть твой кореш мусорок сунет туда порнухи какой-нибудь повеселее… И задержание оформит на полном основании. Но протокола не нужно, Боренька… Просто попугайте мужичка, чтоб в штаны наделал и отпустите…

– Я сейчас позвоню, Лидия Петровна. Спасибо за совет.

Когда молодой человек скрылся за дверью, женщина набрала на своём мобильном телефоне номер. Разговор был недолгим.

– Просрали мои-то везунка, Глеб Васильевич. Похоже, к тебе он направился. Теперь на тебя только и надеюсь. И на эту… сестрёнку твою. Кстати, где она? Понятно. Ну, может, это даже и к лучшему.… Всё – до связи.

* * *

«Обезьянник» был как «обезьянник».

Через решётчатую дверь виднелась дежурка. Грязноватый пол и стены были из потрескавшегося грубого кафеля невероятно серого цвета, который вряд ли можно встретить в природе. Удобства, как говорится, во дворе.

В своей жизни Володя впервые сидел в подобном месте. Вернее полулежал. Сознание возвращалось не очень быстро. Он в который раз с трудом открыл глаза и аккуратно обследовал голову. Как-будто не было никаких явных следов от удара. Только тошнило и слезились глаза. Скорее всего ему прыснули какую-нибудь гадость в лицо. А может, электрошок…Хотя вряд ли – тогда бы не мутило так… Наверное, нервно-паралитический… Да теперь-то какая разница?

«Вот так история… И что теперь будет? За что же меня так лихо упаковали?»

Мысли путались и сбивались, и Толстый решил повременить с серьёзными вопросами. Сначала надо было срочно отлить.

Соседом по милицейскому «аквариуму» оказался тихий пацан, лет шестнадцати. Он сидел на корточках в углу и страдальчески шмыгал носом.

Володя, решив хоть как-то прояснить ситуацию, вежливо поинтересовался:

– Эй, братишка… Давно я здесь?

Паренёк хитро улыбнулся.

– С прошлого года… – он посмотрел в округлившиеся от изумления глаза Володи, и успокоил:

– Да шуткую я, кореш, – часа с три прошло, как сюда тебя приволокли. Только менты тебя обдубашенного в хлам сюда закинули. На чём кайф ловишь, дядя?

Костров попытался привстать, но ноги не слушались. Он посмотрел на весёлого соседа мутными глазами и глухо пробормотал:

– На грязных носках зависаю, сынок… Поношу с годик – потом нюхаю. Прёт как глухонемого… Хошь дам пыхнуть?

Парень сразу затих и снова стал обиженно шмыгать носом.

Посидев на корточках с пять минут, Володя осторожно приподнялся. Кружилась голова, в ушах шумело, но можно было терпеть. Боже, как хочется отлить!

Он осторожно подёргал дверь с решёткой. Милиционер в дежурке нехотя посмотрел в его сторону и кому-то кивнул. Через минуту дверь открылась.

Сержант смерил скорчившуюся фигуру Толстого безучастными глазами.

– Чо надо?

– В сортир очень хочется, товарищ милиционер.

Володин голос звучал хрипло, как после сильнейшего перепою.

–Это можно, – сержант многозначительно приподнял резиновую дубинку и добавил: – Только осторожно.

Вернувшись из туалета, Володя снова присел на корточки. Теперь можно было спокойно подумать. Но подумать не дали – зарешётчатая ограда опять открылась.

– Костров – к следователю!

Тот же сержант, который водил его в туалет, поднялся с ним на третий этаж. Всё время пути Володя вертел по сторонам головой.

«Кажется, Симферопольский Центральный РОВД…. Я здесь был однажды, когда у меня магнитолу с машины спёрли. Надо бы Алёнке позвонить – она быстро всё выяснит…»

Следователем оказался улыбчивый молодой парень в узком сером пиджаке и синих джинсах. Из-под мышки опера нелепо выпирала кобура. Он внимательно осмотрел Кострова хитроватыми глазками, и, как показалось Толстому, остался весьма доволен тем, что увидел.

Весёлым тоном он, утвердительно спросил:

– Ну что?.. Порнушкой приторговываем, гражданин коммерсант?

И ещё раз окинул взглядом приземистую фигуру задержанного.

Толстый был в замешательстве. Он ничего не понял и лишь молча беспомощно развёл руками, удивлённо глядя на следователя. Парень мгновенно стёр с лица улыбку, и официальным тоном нудно заговорил, чеканя слова:

– За распространение порнопродукции у нас в кодексе статья есть, гражданин Костров.

Володя потихоньку начинал догонять, о чём речь.

–Порно? Да я… Да не было у меня никакого порно!

Он с трудом выдохнул эти жалкие оправдания и почувствовал, как опять пошла кругом голова. Следователь как бы про себя улыбнулся и скупым жестом предложил ему присесть на стул. Некоторое время он всматривался в немного одуревшее лицо Кострова, а потом запросто, как бы по-дружески, подмигнул:

– Да я понимаю, тебя, мужик. Что тут такого? Девки голые в рот берут… жопы подставляют направо-налево… Подумаешь, эка невидаль! Все смотрят. И я смотрю. Всем нравится. Но вот продавать… – парень немного нахмурился, – это совсем другое дело. Это как с коноплёй. Куришь – кури. А распространять – ни-ни.

Прочитав эту коротенькую лекцию, следователь снова противно улыбнулся, склонился над столом и начал что-то быстро записывать.

«Кажись, по любому денег придётся отстегнуть, – грустно соображал Вова. – И где они там порно надыбали? Может, это та пиратская копия с эротикой? Думал же ещё: брать – не брать. Вот и взял. Да хер их сейчас разберёшь, где порно, где не порно! А этот фильм вроде как на больших экранах без напряга уже с месяц идёт…»

–Ну что будем делать? Оформлять изъятие или как?

– Или как, – буркнул Толстый.

– Вот и отлично. Машина ваша на штрафплощадке в ДАИ. Я вас могу подкинуть. Мне как раз в ту сторону надо. А кассеты мы ваши все вернём. Кроме, порнофильмов, конечно.

И парень, встал из-за стола, и заговорщицки, как-то совсем уж по- свойски, махнул Володе рукой.

«Странно всё это…» – ещё раз подумал Костров, и направился за молодым следователем, так похожим на соседского пацана из далёкого футбольного детства, который всегда плохо стоял на воротах.

* * *

… Витьке как-то не очень везло с самого рождения. Начиная с фамилии – Карытин. Да и кличка эта дурацкая «Корыто», прилипшая с третьего класса и на всю жизнь совсем мало его радовала. Проживание в малосемейном общежитии лакокрасочного комбината с тёткой, которая, хоть и была очень доброй, но через день любила пить портвейн с мужчинами и женщинами всех национальностей и возрастов, тоже мало походило на большую жизненную удачу.

Открытое, немного скуластое лицо Карытина, с широко расположенными по обе стороны слегка курносого носа синими глазами, щедро расцветало прыщами каждую весну. И поэтому он всегда немного терялся при тесном общении с одноклассниками и особенно с одноклассницами. И хотя Витька не был каким-то уж совсем некрасивым парнем, но издавна привык считать себя гадким утёнком, так и не ставшим прекрасным лебедем. «Да что там лебедем! До простого серого гусака с такой       рожей и то не дотянуть»,– думал Корыто с отвращением разглядывая себя в зеркале перед выпускным вечером. И поэтому даже в самых неподходящих ситуациях, симпатичный русоволосый парень Виктор Павлович Карытин мог широко смущённо улыбнуться и залиться краской, зажигая ярким пунцом свои немного оттопыренные уши.

Но невзрачная внешность, как известно, полбеды. Особенно ему не везло с двумя вещами – с деньгами и с женщинами. Деньги сваливались на Карытина прямо таки с неба, и тут же, как-то совсем по-дурацки, ускользали из рук. А в присутствии понравившейся девушки всегда весёлый и общительный Виктор становился мямлей, и необратимо портил первое впечатление неуместными фразами и неуклюжими комплиментами.

Первый раз ему не повезло с деньгами когда ему было лет восемь. На заводе, где трудилось всё население их рабочего посёлка, в тот день была зарплата. И он, возвращаясь со школы, возле самого подъезда вдруг увидел скомканную сизую бумажку, валяющуюся неподалёку от железной урны. Даже не разворачивая её, Витька сразу понял – деньги! Пять рублей! Огромные просто деньжищи! Резко схватив купюру, он сразу спрятал её в трусы и быстро побежал в общагу.

Закрывшись в туалете, он бережно вытащил находку, разгладил и даже тихонько пукнул от волнения – двадцать пять рублей!! Вот это да!

Маленького Витьку прошиб холодный пот. Четвертной! Трудно себе представить, что это было за богатство для советского школьника. Он зажмурил глаза. Но тут в дверь резко заколошматили.

–Открывай, бля, живее – усираюсь! – заорал пьяный голос.

От неожиданности и ужаса Витька поскользнулся в вонючей луже возле унитаза. Падая, он успел ухватиться за цепочку сливного бачка. Но драгоценная бумажка безнадёжно ускользнула из вспотевшей ладошки в зев изгаженной дыры треснутого унитаза.

–Открывай, падла!! – голос за дверью уже просто густо заревел. Заревел и Витька, не смея ещё поверить в произошедшее.

Когда он выполз из туалета, он просто ничего не соображал. Немногим позже, он убедил себя, что всё это просто ему показалось. И не деньги это были вовсе. Может просто похожий фантик…

Короче, не хотел вспоминать об этом конфузе Витька, по прозвищу Корыто. Но это было только начало.

Второй случай произошёл, когда Виктор учился уже в десятом классе. На этот раз было всё гораздо сложнее и серьёзнее. Тогда, гуляя по морскому побережью, он нашёл среди лохматой тины, выброшенной штормом на берег, увесистый обрывок золотой цепочки вместе с нательным золотым крестом. Крест был массивный, с четырьмя сверкающими камнями по углам, глядя на которые не нужно было быть ювелиром, чтобы признать в них бриллианты.

Первое, что он сделал – никому ничего не сказал. Спокойно и деловито Витька спрятал находку в сарае под прогнившей половицей. Целый месяц, ворочаясь без сна, Корыто соображал, как бы пристроить неожиданно свалившееся богатство. Он прекрасно понимал, что скупщики золота на рынке не дадут настоящую цену, а могут ещё и просто кинуть. И тут ему подвезло.

К тётке приехал в отпуск её сын из Симферополя. Он был довольно приличный дядька, и Витьку никогда не обижал. Родственник второй год трудился приёмщиком в комиссионном магазине, которые в период перестройки вырастали как грибы. Был гость в полтора раза старше Виктора, и пил двоюродный братец, правда, тоже изрядно, но всегда знал меру. И матери своей никогда не давал напиваться в хлам. И вот как-то после ужина, подождав, пока тётка захрапела за ширмой, Витька завёл с родственником, которого иногда называл дядей, серьёзный разговор. Начал он издалека. Берут ли в магазине, где работает Сергей, драгметаллы, камешки там всякие и почём…

– Не знаю зачем это тебе, паря, – ковыряясь ногтём в зубах, сказал брательник, – но предупреждаю: сядешь – помощи тебе ждать не откуда. Золото, которое в скупку попадает, оно всегда мутное. С душком…

–Да не, дядь Серёжа, я для друга – он хочет свою цепочку серебряную сдать.

–Для друга… ну-ну… – недоверчиво потянул Сергей, прищурив правый глаз. – Вот что я тебе скажу: серебро – это полная туфта. Дешёвка. А вот коли стоящее что будут друзья предлагать – позвони мне. Глядишь и подзаработаем на пару.

Родственник вытащил палец изо рта, накарябал карандашом свой телефон на коробке спичек и протянул её Витьку.

Выждав несколько дней, Корыто прихватил своё сокровище и покатил на электричке в областной центр. На привокзальной площади он позвонил из автомата Сергею и, волнуясь, сообщил, что есть серьёзный товар. Дядька был немногословен и кажется чем-то недоволен, но о встрече они договорились. Около двух часов дня Серёга ждал его в неброском кафе в центре города.

Заказав две чашечки кофе, он отвёл Витька за столик в дальний угол и тихо бросил:

– Ну, давай… Показывай, что там у тебя.

– Прямо здесь? – Витька испуганно оглянулся.

Дядя Сергей быстро окинул взглядом полупустую кафешку и укоризненно покачал головой:

– Ты чего так трусишься – рыжьё ворованное, что ли? Я же предупреждал тебя: загудишь – не отмажу! Просто не смогу – сам под сроком всё время хожу.

– Да нет – нормально всё, – успокоил Карытин родственника, хотя у самого от волнения вспотели ладошки. И, не долго думая, решился поведать Серёге всю правду. Родная кровь, всё-таки. Коль и надует, то не сильно.

– А ты не свистишь? – выслушав сбивчивый рассказ племянника, спросил дядя рассматривая цепь с крестом, не вынимая её до конца из грязного платка. – Так – таки на море валялась?

– Честное слово! Запуталась в тине, но крест на солнце блеснул – я и выкопал.

Сергей свернул в узелок драгоценность и осторожно передал её Витьке. Потом закурил, откашлялся и немного севшим голосом сказал:

– Да, брат, – подвезло тебе. Такая находка серьёзно тянет. Может и квартиру себе с тёткой организуешь. Тётку ведь не бросишь в вашем клоповнике? – Сергей внимательно посмотрел на Витька. Тот энергично замотал головой:

– Ты чо! Она ж меня с пелёнок растила!

– То-то…Квартирку, правда, небольшую, но взять можно. Всё же не рабочая общага…

Выйдя из кафе, они взяли такси и поехали на дом к какому-то приятелю Сергея.

– Ювелир он. Настоящий, – тихо объяснял дядька по дороге. – И цену даст приличную. Ты только со мной не ходи – не любит он незнакомых. Посиди здесь во дворе на лавке. И не юли!

Сергея не было полчаса. Карытин весь извёлся в ожидании. Когда дядька вышел, довольная улыбка сияла на его лице.

– Сколько? – только и сумел спросить Витька.

– Три штуки баксов. Из них – триста мне комиссионных. А за две семьсот буду вам с тёткой хату подыскивать. Налик пока будет у меня. Не бзди – это как в банке, – он крепко похлопал Витьку по плечу. – А ты пока дуй домой. И вот что… Не спеши матери обо всём трезвонить. Мало ли… Потом обрадуем…

Всю обратную дорогу Витька был весел. Жизнь в разваливающейся на глазах общаге давно стала для него настоящей проблемой. То ли дело в Симферополе! Пусть в небольшой квартире но своей. И не где нибудь – а в столице Крыма!

Но всё сложилось совсем не так…

* * *

Лидия Петровна Афанасьева не выносила суеты. Не терпела она лишнего шуму и поспешности жизни. Может, поэтому она совсем не любила весну. Весь этот трезвон и так называемый весенний гул и гам, ей был просто невыносим. Птички там, почки набухающие, таяние снега и прочая маета не трогала её. Даже наоборот – сильно раздражала. И это всё было не нажитое годами бурчание, или, к примеру, там занудные старческие заморочки – нет. Это отвращение к любым проявлениям суетливого вешнего веселья преследовало её сколько она себя помнила. В школе Лидочка ненавидела стихи про весну. Особенно раздражал её так называемый «художественный» разбор на уроке рисования и литературы картин, написанных в стиле «Грачи прилетели». Также были неприятны Лидочке милые детские стихотворения Фета и Тютчева о весеннем громе, или о том, как хорошо птичке на ветке весной.

Зато очень по нраву маленькой девочке была звучная поэма «Мороз-Красный нос» и картина «Опять двойка», которое как напоминание о неотвратимости возмездия одиноко украшала вестибюль школы-восьмилетки. Мальчика на картине было совсем не жалко. Он вызывал отвращение всем своим видом. И Лида в своих фантазиях всегда видела, как ситуация на картине повторяется изо дня в день. И снова, понурив голову, стоит маленький, но скорее всего тупой и вредный мальчишка в ожидании неизбежного наказания. И всегда, проходя мимо репродукции, она с удовольствием повторяла про себя:

«Ну что, засранец? Опять двойка?»

Хотя сама Лида очень любила тепло, но тепло это обязательно должно было исходить от жарко натопленных печурок или тёплых мягких одеял. На солнце Лидочка Афанасьева быстро утомлялась и всегда сидела где-нибудь в теньке, пока её подруги-однокласницы весело прыгали через резиночку.

А ещё Лида очень любила сладкое. Годы её детства пришлись на сложные сороковые, когда люди, оглушённые войной и голодом, успели позабыть различные вкусные вещи. Послевоенные прилавки как оспой были поражены карточной системой. Сахар был строго нормирован. О простых шоколадных конфетах и думать было нечего. Но был у Лидочки один секрет. После эвакуации у неё с мамой уцелела лишь одна книжка. Но что это была за книжка! Изданная ещё до революции, тяжёлая и дорогая «Поваренная книга». На её страницах Лида находила воплощение всех своих детских мечтаний. Огромные торты, украшенные марципанами и цукатами. Мороженное причудливой формы двадцати оттенков с различной начинкой. Пирожные всевозможных сортов от которых невозможно было оторвать глаз. И всё это исполнено в красках на вощёной бумаге с прозрачными шелестящими прокладками между каждой иллюстрацией. Лидочка могла часами листать волшебную книгу, забыв обо всём на свете. Но жизнь, как известно, далека от рецептов кулинарии.

И то ли от вечной тяги к сладкому теплу, то ли от странной неприязни к птичкам и весеннему переполоху, Афанасьева Лидия Петровна, двадцати двух лет от роду, холодным зимним днём выслушала свой первый приговор, вынесенный народным судом Серпуховского района московской области. Срок – четыре года с отбыванием в колонии общего режима. Статья – мошенничество.

Эти простые слова, произнесённые пожилым народным судьёй, вырвали у Лидочки кусок молодости и навсегда уничтожили все её детские иллюзии.

Только любовь к сладкому осталась на всю жизнь.

* * *

…Быстро темнело. Трасса, намокшая под мелким дождиком, переливалась серебром в дальнем свете фар.

Владимир Павлович Костров, он же Толстый, на своей машине снова возвращался домой. Но совсем нерадостны были мысли его. Гадко было на душе, и чертовски хотелось спать. «Чёрт бы с этими кассетами, – горестно размышлял Костров, массируя левой рукой болевший висок, – вот пятьдесят баксов отрулили ни за что…» Но самое неприятное было то, что все невероятные события последних часов произошли как бы на ровном месте. Словно в нелепом сне. Менты на какой-то левой иномарке. Дурь какая-то, оглушившая его на полдня. Обвинения в несуществующих грехах. И самое противное – ухмыляющаяся рожа следователя, которому он на штрафплощадке в ДАИ смущённо сунул последний полтинник долларов, оставшийся от закупки. Этот хреновый вратарь из далёкого детства, нисколько не смущаясь, сунул володькин кровный полтишок в задний карман и вкрадчиво посоветовал напоследок:

– Поосторожнее в следующий раз, Владимир Павлович, с выбором видеопродукции для продажи…

«Да уж… Поосторожнее. С чем поосторожнее? – думал Володя, тупо глядя на спидометр. – Всю жизнь теперь, что ли, ездить под девяносто, и с мультиками «Ну, погоди!» в багажнике?»

Машину немного тряхнуло.

«А шаровая стучит уже и на ровной дороге, твою мать…Надо, коль успею, на СТО заглянуть. Может, подтянут её как-нибудь… Всё равно день пропал».

На перекрёстке перед въездом в Евпаторию, Толстый свернул на просёлочную дорогу и медленно поехал навстречу тускло светящемуся в осенней сумеречной хляби щиту с надписью: «СТО. Покраска, рихтовка. Все виды ремонта»

Местная станция технического обслуживания представляла собой два гаража, в одном из которых был установлен пневматический подъёмник. Рядом с боксами была огромная смотровая эстакада для замены масла. Вокруг неё повсюду виднелись тёмные лужицы старого масла, и валялись использованные масляные фильтры.

Другой гараж предназначался для регулировки развала-схождения. Он неплохо отапливался, и в нём обычно ночевал сторож. Все мастера Володе были хорошо знакомы. Не одну сотню гривен оставил он здесь за последние два года. «Чем старее становится твоя машина – тем быстрее мы побелим свой гараж», – шутил старший мастер, по кличке Билли-Бонс. «И не только гараж, – любил добавлять Володя, отсчитывая очередной гонорар ремонтникам, – и не просто побелим, а и красочкой импортной задуем…»

Костров, подъехав к боксам, два раза нажал на сигнал. Из гаража высунулась косматая рыжая голова.

– Извини Вован – на сегодня всё! Шабаш! – сверкнув щербатым ртом, крикнул ему сварщик Шура. – У тебя что-нибудь серьёзное?

И, не дождавшись ответа, скрылся в утробе гаража.

Толстый вылез из машины, размял затёкшие плечи и неторопливо зашёл внутрь бокса, где Шурик, присев на корточках, мыл руки в ржавом железном ведре. Рядом валялась куча ветоши. Костров почесал подбородок и без азарта сообщил:

– Да не так чтобы очень… Просто шаровая, по-моему, отваливается наглушняк. И в мусарню сегодня замели, пропарился там пять часов. И бабки последние отрулили… А так вроде всё в порядке.

– Да ты чо? – Шурик выкатил глаза и сочувственно покачал вихрастой головой – Ну дела!

Володя горестно кивнул и продолжил:

– Может, глянете на подъёмнике по-быстрому? А то вдруг, в натуре, развалюсь по дороге.

– Да я бы с радостью – тока подъёмник до завтра занят. Там твой братан висит. Вернее, не братан – сынок. Или внучек, – Сашка тщательно вытер руки, которые и после мытья не потеряли своего чёрного налёта, достал из пачки сигарету без фильтра и пояснил: – Этот родственничек твой себе от большой прыти правую рулевую тягу о бордюр размазал в гавно.

Володя, плохо соображая после тяжёлого дня, удивлённо поднял вверх брови:

–Что ты городишь, Шурыч, какой братан?

–Ну, в смысле, тоже «фолькс». Только помоложе. И пошустрее. «Бэ шестой» нулячий! И прикинь – так бедолага разогнался, что в Ореховке на отбойник возле остановки налетел. Теперь запчасти нужные будет ждать минимум до завтра. Должны из Симфа передать. Баксов на двести влетел чувак. Так что ты, брат, не один сегодня в попадосе.

Костров дал сварщику прикурить, закурил сам и, пару раз затянувшись, промычал в раздумье:

– Да…Уж… Это очень, наверное, больно – новую машину зацепить по глупости, – Володя покачал головой и уходя, предложил:

– Пойдём, Саня – глянем что ли, что там за натюрморт?

В ответ Шурик показал свои прокопчённые чёрные руки и тряхнул связкой ключей:

–Та не…Я уже с обеда нагляделся. Отмыться никак не могу! Ща буду закрывать здесь всё потихоньку. А ты хочешь – иди, смотри.

Володя подумал «Может это утренний красавец здесь завис? Который гнал как на пожар, когда меня вязали? Хотя… столько времени прошло…» Он немного постоял, размышляя над всем этим, затем бросил окурок в ведро с водой и пошёл в соседний гараж.

Там стоял Билли Бонс, и, видно, уже не в первый раз объяснял какому-то пижонистому малому в яркой куртке проблемы ремонта висевшего на подъёмнике серебряного «фольксвагена».

– Вишь – и саленблоки повылазили! Хули менять одну тягу – смыслу никакого нету! Эти резинки у тебя и месяца не проходят, – Билли Бонс хмыкнул и с каким-то садистским наслаждением заключил: – Да, мужик… Базару нет – упорол ты свою тачку на совесть!

– Да воткни ж ты, мужчина – дело, бля, не в деньгах!.. – горячился не по-осеннему загорелый пижон в яркой молодёжной куртке и навороченных кроссовках на толстой подошве, – всё дело во времени! Никак нельзя мне здесь до завтра торчать!

– Да по мне – хоть сейчас отваливай, – от такого непонимания Билли Бонс начал горячиться. – Из-за твоего рыдвана мне ещё и сторожа сёдни оставлять здесь придётся!

Пижон, резко замолчав, видимо начал догонять что к чему. И кто здесь главный. Он взял себя в руки и широко по-доброму улыбнулся:

– Извини, мужик. Просто я в таком движении. Тут надо как-то ускорить всё! Туда-сюда! Тыры-пыры! Джики-пуки! – он даже подпрыгнул от возбуждения. – Сечёшь, старина?! За бабками дело не станет – бабасы имеются!

Володя с интересом прислушивался к разговору. Владелец нового «фолькса» по разговору был прикольный малый. Он так эмоционально жестикулировал и каждую минуту подсмеивался, как-будто над собой, что казалось он совершенно не удручён серьёзной поломкой.

– Опять ты не врубишься никак, господин хороший… Всё дело в зап-ча-стях, – успокоившись, по слогам протянул последнее слово Билли Бонс. – Догоняешь? В непростых таких иностранных железяках и резиночках, которые ты умудрился ухайдокать в хлам!

Тут, вытирая ветошью руки, из соседнего бокса подошёл Шурик и на ходу продолжил объяснять загорелому мужику:

– Тут ведь понимаете беда какая – нет у нас в городе нормальных магазинов автозапчастей для иномарок. Чтобы так тебе прямо вынь да положь! Есть стол заказов – туда мы уже позвонили. Завтра часов в девять утра, автобусом из Симфа передадут всю требуху дорогостоящую для вашего авто. Потом, я думаю, мы часам к трём дня закончим. И поедете дальше себе, на здоровье… Вот такая на этот момент картина вырисовывается…

Владелец охромевшего серебряного красавца-автомобиля задумался. Но думал он недолго.

– Эй, мужики! А чья это машина вон та, красная?

– Ну, допустим, моя, – нехотя отозвался Володя, стоявший чуть поодаль – Только не красная она…

Он сделал пару шагов к подъёмнику, искоса посмотрел в тёмно-синие озорные глаза пижона и немного горделиво добавил:

– Этот приятный и довольно модный цвет носит название «гнилая вишня».

– Классно… « Гнилая вишня»… Надо же…– весёлый мужик глянул на часы и покачал головой:

– Блин, полшестого вечера! – и энергично почесав себя за ухом, шмыгнул носом и быстро заговорил, обращаясь к Толстому:

– Если ты, друг, выручишь меня – дам денег нормальных. И вы, добрые люди, мастера на все руки, – повернулся он к собиравшим свои пожитки ремонтникам, – не откажите в помощи путнику!

Володя переглянулся с Шуриком. Билли Бонс крякнул, и, положив на место спецовку, придал лицу самое внимательное выражение. Шурик заинтересовано спросил:

–А чо делать-то надо?

–План простой: мы сейчас на его «гнилой вишне», – светловолосый мужик ткнул пальцем в сторону Володи, – жмём в Симферополь. Магазины там, я думаю, никак не раньше семи вечера закрываются. Берём все запчасти – и опять сюда. А вы к тому времени, – тут пижон притворно строго посмотрел на застывших от такой прыти мастеров, – снимаете с моей тачки всё повреждённое барахло и готовитесь к его быстрой замене. Ночной тариф – плачу втройне!

– А когда он начнётся, твой ночной тариф? – хитро подмигнул Шурик, доставая из кармана ключи от гаража.

–Он уже начался,– широко улыбнулся весёлый мужчина. – А теперь давайте знакомится, раз такая возня приключилась…

Тут случилось странное. Костров, всегда такой тяжёлый на новые знакомства, первый протянул руку весёлому парню:

– Володя. Можно звать «Толстый» – я привык. Только у меня бензина мало. И шаровая постукивает.

Светловолосый мужчина крепко пожал протянутую руку и успокоил:

–Заодно и шаровую тебе купим. И бак зальём И сверху накинем, чтоб не скучал. А вас как звать-величать, мастера-кудесники?

–Шурик. А это – дядя Коля. Для знакомых просто – Билли Бонс.

Повеселевший владелец «фольса» ещё раз улыбнулся и как заправский урка цыкнул в сторону сквозь зубы. Затем обвёл взглядом своих новых знакомых и представился:

– Виктор. А для знакомых – Виктор Павлович Карытин. Ну что, братва – по коням?

Пока Володя звонил по мобильнику жене и объяснял причину задержки, Виктор Павлович Карытин, испросив разрешения, успел проскочить на «гнилой вишне» в продуктовый магазин, стоящий у дороги.

–Не хавал ничего целый день, – виновато пояснил он, и, ловко развернувшись, аккуратно ускользнул по размокшей дороге. Через минут десять он вернулся и вытащил объёмный пакет из салона машины.

–Это вам, мужики, подкрепитесь. Здесь шамовка и сигареты. Только бухала не брал – у нас сухой закон объявлен вместе с ночным тарифом! После ремонта – хоть залейтесь!

– Да мы и не пьём совсем, шеф, – весело отозвался Шурик.

–И не курим! – кашляя, прохрипел из глубины гаража Билли Бонс, окутанный густыми клубами табачного дыма. Кряхтя и матерясь, он уже что-то снимал с передней подвески пострадавшего «фольксвагена».

– Ну, как? С домашними договорился? – спросил Карытин Володю, когда они уже вырулили на трассу.

– Да жена всё равно не поверит – в ночь, и вдруг на заработки… Кого-то везти за запчастями. Моя Алёна и при более разумном объяснении всегда может по жопе настучать, – смущенно пояснил Толстый и покачал головой. – Это ещё мягко говоря…

– А ты что, ходок? Часто блудишь? – Витька озорно ткнул в бок Кострова, засмеялся и ободряюще добавил:

– Да ладно тебе – не стесняйся! Можешь не отвечать на пустые вопросы – вижу серьёзного мужчину перед собой!

Толстый тоже улыбнулся. Пижон всё больше начинал ему нравиться. И эта его непосредственная беседа с мастерами. И простая, без понтов, манера заговаривать с совершенно посторонними людьми. И главное – совершенно спокойное отношение к деньгам. Володя даже про себя уточнил: «Именно спокойное отношение, а не щедрость… «Фолькса» нового на ровном месте хрюкнул – и хоть бы хны. Даже не вспоминает. Наверное, бабла немеряно у парня…»

– Да, кстати, – промямлил Витя, пережёвывая какую-то снедь из пакета, – а ты хошь потрескать? Правда дерьмо одно – шоколадки да сок.

–Неа. Мне сегодня аппетит испортили… До сих пор подташнивает.

Машина ровно шла по мокрому асфальту. Только вот дальний свет работал как-то вяло и неубедительно. Поэтому Володя совсем не любил ночные поездки. Особенно теперь, когда все стали цеплять на отечественный хлам различные противотуманки и вставлять в них лампы бешеного накала. Иногда ночью, при встрече с таким охламоном Володя вообще ничего не видел. И потом ещё минуты две ехал как слепой.

– Хорошо прёт тёзка мой, – первым нарушил Витька тишину, – только свет по-моему слабоватый.

– Что да – то да… Я вообще машиной доволен. Хоть и десять лет ей с гаком. Бегает лошадка, – отозвался Толстый и переключился на ближний. Видимость стала немного лучше.

–Ох ты, ё-маё! Гляди – Ореховка! – Витька даже привстал с сиденья. – Я тут полжизни с тёткой в рабочей общаге протарахтел!

– А ты что, когда сюда ехал – не заметил её?

– Так из-за этого и на бордюр налетел. Указатель на трассе не заметил. А тут гляжу – места знакомые. Начал башней вертеть – и треснулся колесом на полной скорости.

Виктор негромко засмеялся.

– Да… Ореховка…Сто лет здесь не был! Ёбчик дрын! Жил здесь в полном отстое. Детство, юность – сам понимаешь. Запоминается-то только хорошее. Хотя как вспомню здешние сортиры….

– Да здесь и не изменилось ничего – только хуже стало, – заметил Толстый. – Совхоз развалился. Химзавод закрыли и народу вообще жрать нечего.

–Эх, выпить не взял! Обязательно бы дёрнул за Ореховку! И за тётку свою покойную тоже следовало бы пропустить рюман. А ведь ещё в школе была же возможность реальная дунуть отсюда. Как знать, может вся бы жизнь по-другому завертелась….

Витька прикрыл глаза и стал вспоминать…

* * *

…Да уж…. С найденными в морской тине брюлликами вышло всё не так радужно, как Виктор себе представлял, когда ехал в электричке домой. Дядька не обманул с квартирой. И через неделю Витёк поехал в Симферополь смотреть варианты.

Сергей встретил его на железнодорожном вокзале. Он приобнял родственника и сразу начал деловой разговор:

– Я задатка без тебя нигде не давал. Нужно вдвоём посмотреть. Есть четыре нормальных хаты. Поехали!

На привокзальной площади оказалось, что брательник действительно времени зря не терял. У него уже был в пользовании неплохой жигуль «семёрка».

– По случаю взял – не думай чего, – нимало не смутившись, пояснил Сергей. – За штуку зелени отдал мне эту тачку один игрок.

Витёк и не думал ничего. Главное для него сейчас было то, что они с тёткой переберутся в этот огромный шумный город. Сидя на переднем сидении легкового авто первый раз в своей жизни, он вовсю глазел по сторонам. А мимо…. Мимо шли девушки одна лучше другой. Тёмные от загара и возбуждённые пьяным крымским летом. Цветные мини-юбочки призывно задирал весенний ветерок и Витьке казалось, что все они улыбаются ему одному.

– Чо пялишься, дурачок – не видят тебя пацанки эти! Стёкла-то тонированные! – Сергей грубовато заржал и потрепал Витьку за светло-русые лохмы:

–Ничо, братан – всё у нас с тобой будет! Девчонки, юбчонки и прочая мишура!

Из радиоприёмника певица ласково угрожала: «Американбой! – Уеду с тобой!» и жизнь была прекрасна. Но Сергей, посмотрев ещё раз на ошалевшую витькину физию, холодно заметил:

– Не расслабляйся, парень – сначала дела…

Но и дела были приятными. Вежливые хозяева жилья, выставленного на продажу, показывали нарочито хмурящемуся Сергею санузлы и лоджии. Расхваливали вид из окна и удобное месторасположения своих квартир. Но один вариант был просто невероятный. Люди собирались эмигрировать в Израиль, и предложили квартиру вместе с мебелью за ту же цену. Мебель, на взгляд Витьки, была просто роскошной.

– Ну как? Что глянулось из всего? – спросил Серёга после того как, осмотрев последний вариант, они вышли на улицу.

– Как что? Та, что с мебелью, конечно…

– «С мебелью…» – передразнил дядька. – А то, что квартира эта на Залесской, у чёрта на рогах – тебе всё равно?

– Не знаю…А ты что скажешь?

– Ладно, будущий столичный житель… Брать надо однозначно у автовокзала хату. Хоть и пошарпанная немного. И на сто баксов дороже. Но райончик чудесный. Я, честно говоря, уже на кухне им без твоего ведома залог сунул – полтинник баксов. Так что через три дня – прошу с тёткой на оформление!

«Три дня!» – вертелось у Витьки в голове всю обратную дорогу. И ещё песенка: «Три желанья! Три желанья! У меня всего лишь три желанья – нету рыбки золотой!» Напевая её, он зашёл к себе в комнату. Тётка спала на кровати. На столе стояли три пустые бутылки из-под пива.

«Вот кому до фени вся балалайка!» – зло подумал Витёк. Но, посмотрев на оставленную ему еду, заботливо накрытую полотенцем, тут же остыл. Любил он свою тётку и прощал ей всегда все её слабости. Ужиная, Корыто всё время размышлял о своей невероятной удаче и предстоящем переезде в Симферополь. Чувства переполняли его настолько, что он проворочался на продавленном диване без сна до самого утра. Оставалось лишь немного подождать…

Неожиданно брательник, он же дядя Серёга, заявился в Ореховку через день в шесть утра и растолкал спящего Виктора:

– Пошли поговорить надо!

– А чего ты так рано – договаривались же через три дня у нотариальной конторы?

Витёк спросонья ничего не соображал.

– Пошли-пошли…И тихо,– чтоб мамаша не проснулась.

Они вышли в прокуренный коридор. Дядька выглядел совершенно потерянным.

– Короче так, Витяй. Всё накрылось нах. И не просто накрылось. Слушай – тут вот какая беда…

Серега сплюнул на пол, нервно закурил и ошарашил сонного Витьку такой историей:

– Крест и цепура, что ты на море нашёл – это именное украшение севастопольского братка Тимура. И не просто братка, а крутого авторитета. Слыхал, я думаю, про таких?

Витька молча кивнул. Серёга глубоко затянулся папиросой и продолжил:

– А Тимур этот пропал месяц назад. Ну понятно – скорее всего кончили его свои по-тихому. И видно, в Чёрном море притопили. Одного не пойму – почему они с него не сняли побрякушки? Но ладно – это всё херня. Главное, что менты через ювелира этого долбанного на меня вышли. Вчера допрашивали, где взял украшения убиенного бандюка. Ну я, понятно, тебя топить не стал, – Сергей со значением посмотрел на перепуганного племянника, – сказал, что на море нашёл. Правду почти. Они, конечно, не верят, но сурово прессовать меня у них понта нет. Пока нет.

Витёк икнул, прислонился к стенке и пробормотал:

– Ну и?..

– Так и это всё херня. А вот беда в чём: вчера мне шеф мой из ломбарда домой звонил – говорит, что мной интересовались местные братки. Чем живу и так далее. Соображаешь?

Серёга опять сплюнул.

–Если они меня в оборот возьмут – кранты нам обоим!

Витёк на минуту замер. Много нехороших мыслей пронеслось у него в голове. Он уже был не рад ни своей находке, ни первой в жизни сделке, которая оказалась такой опасной. Но его немного смущали бегающие глаза Сергея. Немного оправившись от испуга, Виктор спросил:

–И чо теперь делать?

– А делать нечего – надо откат давать. Крест и цепура у ментов как вещдоки залегли! – Серёга стукнул кулаком в стену, – А братков, скорее всего, недовольный таким раскладом ювелир на меня навёл, сука! Я ему позвонил. Он говорит, что всё можно порешать – только бабло надо ему до завтра вернуть. Полностью. Хорошо ещё, что без процентов.

С минуту Корыто переваривал информацию. Потом улыбнулся, хлопнул Серёгу по плечу и сказал:

– Да ладно – отдай им на хер всё! Как пришло так и ушло! Я ещё найду…

Серёга зло на него посмотрел.

– Бля! Ты не врубаешься, что ли?! Как отдай всё? Полтинник залог за хату ушёл – раз. Второе – я штуку на тачку потратил – два! Да не смотри ты на меня так! Я бы вернул тебе всё со временем, кроме трёх сотен…

Витька сразу расстроился. Разул его всё-таки брателло. На семьсот зелёных. Хоть и двоюродный брат, но было всё равно очень обидно.

– Ну – что молчишь? – скривился Серёга и схватил Витька за футболку так, что она тихо треснула. Тот даже отшатнулся от неожиданности, но быстро справился с собой и почти спокойно сказал:

– А чего говорить. Мои бабки у тебя. А за тачку свою сам расхлёбывай. Хочешь – продавай, хочешь – бандюкам отдавай… Мне по херу, – Витька серьёзно посмотрел родственнику в глаза. – Полтинник, что за хату авансом ушёл, уж отдай как-нибудь – я верну. Когда разбогатею.

–Разбогатею….– Сергей отпустил витькин рукав.– Ни хрена ты не понимаешь! Да если машину быстро скидывать – больше чем восемь сотен за неё не дадут.

Корыто как-то сразу стал совершенно равнодушен и недоверчиво посмотрел на брата. Сделав шаг назад, он тихо и твёрдо отчеканил:

– Я понимаю. Но ещё я понимаю, что ты меня парил на деньги. Поэтому я всё сказал. Выпутывайся сам…

Круто развернувшись, Виктор зашёл в комнату и запер за собой дверь на ключ.

Серёгу он больше не видел. К тётке брат больше не приезжал. Правда всегда поздравлял телеграммой с праздниками. И добавлял «И Витяю – особый мой привет. Пусть простит, ежели чего».

Но Витька и думать забыл про нехорошее поведение родственничка. Единственное, что он начал понимать – деньги ему вполне легко достаются, но в карманах никак не задерживаются. С этим надо было как-то бороться.

Корыто вообще был далеко не простой малый. С класса седьмого он уже внутренне научился выделять себя из окружающих, и, не выпячиваясь из коллектива, проводить свою линию поведения. Будучи наблюдательным от природы, Виктор сразу уяснил для себя, что большинство взаимоотношений между людьми строится на лжи, которая преследует в конечном итоге личную выгоду. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство его не огорчало, но он довольно рано научился воспринимать жизнь такой, какой она есть и не строить никаких иллюзий.

В школе Виктор много читал, неплохо учился, и к десятому классу твёрдо был уверен, что у каждого в этой жизни своя судьба. Однако, после случая с найденными сокровищами, которые не принесли удачи, планида Виктора Павловича Карытина стала ещё более туманной.

Поэтому закончив школу, не столько из-за тяги к предмету, а скорее всего просто из желания побыстрее покинуть ненавистное заводское общежитие, он довольно легко сдал вступительные экзамены и поступил на факультет физики Симферопольского государственного университета.

Бриллиантовый дым быстро растаял в шумных студентческих буднях…

* * *

…Впереди уже виднелись расплывающиеся в мелких каплях дождя огни вечернего Симферополя, и Володя немного расслабился. На въезде в город вдоль трёхрядной трассы горели мощные фонари, и видимость была куда лучше, чем на мокрой ночной дороге.

Толстый, покосившись на своего задумчивого пассажира, тихо включил радио.

– Слышь, Виктор, а это я не тебя часов в одиннадцать утра видел на трассе симферопольской? Ты ещё летел как сумасшедший?

Карытин поёжился и сладко широко зевнул :

– Аэх-хм..…Может быть… Может быть… – он тряхнул головой, чтоб согнать дрёму. – А что?

Костров перестроился в первый ряд и снизил скорость.

– Тогда почему ты только вечером к нам на СТО попал? – спросил он, осторожно вглядываясь вперёд, где по его расчётам должен находиться пост ДАИ. Карытин же сидел и зевал во весь рот, потягиваясь как котяра, возвратившийся с ночной прогулки. Выбрав промежуток между глубокими зевками, Витька недовольно ответил:

– Почему-почему… По кочану. Ты всегда такой любопытный? – но увидев насупившееся лицо водителя, Карытин улыбнулся и легонько хлопнул Володю по плечу

– Да ладно тебе – шучу я, Вован! Просто дрых я. Съехал с дороги и харю мочил часа четыре. Устал как чёрт. Я же ещё вчера огни Бостона под собой видел. Слыхал про такой город в Америке? Вот так-то, старичок…

Толстый нетерпеливо заерзал на сиденье и недоверчиво поинтересовался:

– Так это ты там так загорел, паря? И неужели так прямо из Штатов на наше СТО подскочил? Ну ты, блин, даёшь! Подвижный ты, чувак, Витёк! Чешешь, поди…

– О, класс! Наконец-то одно приятное словечко за недолгие часы на родной земле. – И Виктор с наслаждением протянул немного в нос: – Чува-а-ак…

Потом подмигнул, и спросил Володю:

–Можно я музычку задыбачу, какая у тебя есть?

И не дождавшись разрешения, Корыто полез в бардачок. Там лежали аккуратно сложенные кассеты.

–О! «Дорс», «Аквариум», «Кино» и даже «Аукцыон»! Слушай – да ты, я смотрю, реальный чувак по жизни, Воха!

Толстому стало приятно. Он очень нелегко сходился с новыми людьми, но всегда быстро проникался симпатией к тем немногим правильным ребятам, которые так редко попадались ему. Правильными он считал тех немногих мужчин и женщин, которые читают не только детективы в ярких обложках, а с большим удовольствием интересуются более серьёзной литературой. Которые никогда не будут слушать крикливую и безвкусную попсу, а предпочтут или старый добрый рок-н-ролл, или что-нибудь незатасканное современное.

К правильным людям Володя также причислял и тех, кто не кичится, как попугай опереньем, своими жизненными успехами. Нравились ему и те знакомые, которые если и не сильно преуспели на современном рыночном поприще, то никогда прилюдно не ныли над своими жизненными неурядицами. Так же он считал, что правильным чуваком может быть только тот, кто понимает толк в настоящей дружбе. Но не в этом левом мужиковатом дружбанстве, которое, казалось, навечно заняло место на экранах в сериалах и в многосерийных бумажных детективах. Типа, «дружба спецназовцев», «дружба бандитов». Он прекрасно понимал, что всё это нереальная туфта. Дружба никогда не строится на совместном проливании чьей-то крови. В володькином понимании дружить – это означало иметь общие интересы в музыке, книгах, фильмах. Бухать под гитару. Раз в году пыхнуть косячком в тихую летнюю ночь где-нибудь под Коктебелем. И, желательно, не вступать между собой ни в какие серьёзные финансовые отношения. Ну, кроме, конечно, таких вариантов: «Эй, бобёр! Перехвати сотню гришемов на недельку – будун особенно близок!».

Это правило он вывел сам, и неукоснительно придерживался его. Потому как слишком часто видел, как весёлые реальные чуваки плевали друг дружке в фэйс из-за тысячи, а то и больше, невозвращённых долларов. Но и здесь была своя тонкость. Даже при такой наступившей бедуле, как денежный прокат, истинные чувачеллы никогда не обращались ни к ментам ни к бандитам, чтобы проучить нерадивого плательщика. Просто старались поскорее забыть этот печальный факт, или отнестись к нему философски. И чаще всего бывало так, что по прошествии нескольких месяцев, должник и кредитор опять мирно распивали пузырёк веселящего портюшика под музыку Вити Цоя.

И вот теперь, Толстый понял, почему этот пижонисто одетый мужик, владелец дорогой иномарки, сразу глянулся ему. Его стиль был узнаваем за версту. Он был реальный чувак. И это была для Кострова лучшая рекомендация и он полностью расслабился.

Витька быстро разобрался в кнопках, и магнитофон проснулся:

«Сегодня над нами пролетел самолёт – завтра он упадёт в океан. Погибнут все пассажиры…»

Виктор подпевал своему тёзке. И у него неплохо получалось.

«Завтра где-то, кто знает где…Война…Эпидемия…Снежный буран…Космоса чёрные дыры…»

Корыто, убавив громкость, задумчиво произнёс:

– Да. Следить за собой и быть осторожным – это мне сейчас очень важно, братан…

Володя хотел что-то спросить, но побоялся снова показаться навязчивым. Просто предупредил:

– Вон пост ДАИ перед въездом в город. Меня сегодня уже прессовали. Будем оба осторожны, окей?

Виктор вытащил из бумажника десять долларов и сунул напарнику в руку:

– А вот на всякий случай пропуск в страну самых осторожных ганджубасеров. Президенту Гамильтону таможня всегда даёт добро.

Сотрудник ДАИ, в кожаном реглане и светящемся под светом фар жилете, лениво указал жезлом на обочину.

– Добрый вечер! Сержант Макаров. Всё в порядке?

– Полный порядок, – непроизвольно почувствовав утреннюю тошноту, немного неуверенно отозвался Володя

– Документики можно?

Милиционер, подсветив фонариком, изучил права и техпаспорт, пожелал счастливого пути и, козырнув, отошёл в сторону.

Машина тихо тронулась, и через пятнадцать минут Вова притормозил у заправки «Лукойл».

– Бензин финиширует, – немного виновато пояснил он.

Виктор сразу встряхнулся:

– О, блин! Чего ж ты молчишь? А если б на трассе застряли? А я и забыл совсем! Давай полный бак, – кивнул он заправщику и просунул деньги через окошко.– Обменник-то у вас есть? А то у меня доллары.

– Да хоть йены… Всё обменяем в лучшем виде! – заверил заправщик, вставляя пистолет в горловину бензобака.

– Слышь, братан. Тогда ещё пять сотен баксей разменяете?

Парень в фирменной красно-жёлтой куртке и глазом не повёл.

– Да хоть пять тысяч. Но курс у нас….

– Да ладно тебе, – улыбнулся Витька, – знаем мы ваш курс. Курс, между прочим у нас один – в царство капитализма!

И он по-ленински вытянул вперёд руку, зажав в кулаке пять сотенных купюр.

Парень лихо принял из рук Карытина доллары и потрусил к обменнику. Толстый, прихватив тряпку, вышел из машины и взялся вытирать заляпанные грязью передние фары.

Когда он закончил, то застал Виктора в глубоких раздумьях. Но тот, увидев приятеля, ожил и быстро заговорил:

– Так, Толстый. Сейчас сразу поедем в салон, где я сегодня тачку брал. У них там магазин запчастей должен быть. Список мне работяги нарисовали. И тебе, забыл, чего там надо для твоего коня в вишнёвых яблоках?

– Шаровая передняя опора, – подсказал Толстый.

–Во-во….Шаровая на шару! – заразительно засмеялся Витька.

Володя не выдержал и впервые за сегодняшний день широко улыбнулся в ответ.

– Хотя…. Может и не стоит в тот же салон, – опять нахмурил лоб Карытин, что-то прикидывая в уме своё. – Ну да ладно – прорвёмся! А то будем рыскать по городу – так и магазины закроются.

… Десятью минутами раньше на посту ДАИ при въезде в город майор Квашнин давал выволочку молодому сержанту.

– Слушай, ёшкин кот! Так мы просто с тобой не сработаемся. Вот смотри – пять минут назад ты совершенно правильно тормознул иномарку. Так?

– Ну да….

– Ты не бурчи – а слушай! Какого хера ты пришёл с пустыми руками?

– Так, они ж вроде…это…не нарушили ничего…И документы в порядке.

– Не нарушили… – передразнил Квашнин. – А тонировка, ёб твою? Талон проверял?

– Забыл, товарищ майор.

Сержант поморщился от неприятного запаха, исходившего изо рта начальника, и про себя выругался. Майор продолжал поучать несообразительного напарника:

– Ты не талон забыл проверить – запомни! Ты просто подарил незнакомым людям деньги…

– Учту, товарищ майор.

Квашнин недовольно поёжился:

– И так вечерок мерзкий и пустынный, а тут ещё напарничек чистое лаве на дороге оставляет. Ладно – пойду подшивать протоколы, – он зевнул. – А ты тут смотри повнимательнее и не занимайся благотворительностью!

И майор, оставив сержанта в отвратительном настроении, пошагал к домику, на крыше которого расплывалась в осеннем вечернем мороке надпись «ДАИ».

* * *

… В огромном автосалоне «Фольксваген» было пусто. Новые модели, выставленные на продажу, как игрушки на ёлке красиво сверкали под ярким неоновым освещением зала.

Виктор сразу направился в отдел запчастей. А Володя остался в главном зале, завороженно рассматривая новенькие иномарки. Его внимание привлекла последняя модель компании Фольксваген – «Фаэтон», класса люкс. Своими размерами великолепный автомобиль не уступал пресловутым шестисотым «мерсам». И смотрелся как инопланетный корабль, по ошибке приземлившийся не на ту планету.

«Да уж… Народный автомобиль – ничего не скажешь!» – невесело подумал Володя, ознакомившись с ценой красавца. Но тем не менее с восхищением продолжал осматривать внутреннюю отделку шикарного авто. Вскоре из-за двери отдела автозапчастей, размещавшегося прямо в салоне, показалось довольное лицо Виктора:

–Эй, Вован, хорош глаза протирать! Иди, расскажи этой доброй и красивой тёте, что тебе нужна за железка!

Все запчасти, включая шаровую опору на Володину машину, оказались в наличии, и, расплатившись, приятели залезли в успевшую остыть на вечернем холоде машину.

–У-у-ух…Дубарь-то какой, – забираясь в холодный салон, поёжился Виктор. – Скоро, поди, и зима…

Володя завёл свою «гнилую вишню» и стал прогревать двигатель.

– А что – электронный подсос не работает? – с видом знатока поинтересовался Карытин.

– Неа. Прошлым летом наебнулся. А покупать – дороговато. Ничего – я педалькой пару минут покачаю… – Володя хитро глянул на Карытина: – У тебя-то хоть в твоей фильдеперсовой тачке всё работает?

– В машине? Ага… Вроде пока всё. А вот в башке уже, кажется, ничего не работает.

Витька сильно сдавил пальцами виски, призадумался на секунду, и, как бы размышляя вслух, заговорил:

– Слушай, кореш… Они там на этой вашей ремонтной станции всё равно полночи возиться будут. Может, пустишь к себе до раннего утра покемарить? А то я уже труп, в натуре. За постой плачу отдельно.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Володя, – и так шаровая на шару. Поди, полтинник вытянула?

– Восемьдесят пять. Но всё это херня, чувак. Мы щас закинем запчасти мастеровым. Потом где-нибудь в твоём городишке найдём ночной магазишек. Жене – цветы, дитям мороженное. И нам по стопарю заслуженному…

Володя был совсем не против. День выдался очень насыщенным. Да и витькина довольная физиономия располагала к небольшому вечернему забуху. И гадость эту ментовскую надо из организма чем-нибудь вывести.

– Ладно, согласен. Только ко мне доехать сначала надо – вон опять выползает из будки своей, орёл сизокрылый, с палочкой.

На посту ДАИ сержант толкнул начальника, который успел прикемарить над протоколами.

– Товарищ майор! Опять тот же «фольксваген» тонированный едет.

–Какой «фольксваген»? – спрсонья ничего не понял Квашнин. – А-а-а…Вот смотри, как надо работать. И он, нахлобучив фуражку, взял в руки жезл и вышел из смотровой будки.

Повинуясь сигналу автоинспектора, машина послушно прижалась к обочине. Квашнин, словно контролёр в автобусе, сразу начал с главного.

– Добрый вечер, господа-товарищи! Талончик на тонировочку, пожалуйста.

Витька толкнул Толстого под руку, и Володя, немного смутившись, высунул из ветрового стекла десять баксов.

– Такой пойдёт?

– Э-э…Вполне современный талончик у вас, господа. Очень правильный талончик…

И Квашнин, козырнув, стал отходить от машины. Но, не пройдя и двух метров, остановился и вернулся.

– А мы уже с вами сегодня встречались, уважаемый!– он внимательно присмотрелся к Володе. – Смотрите – не превышайте больше скорость, а то как бы чего не вышло…

И хитро подмигнув совершенно ошалевшему Кострову, не спеша удалился.

– Этот мент – твой знакомый, что ли? – спросил Витька замершего в испуге Толстого.– Тогда талон ему надо было помельче выдать. Пяти баксов вполне хватило бы…Эге-гей, чувак! Втыкаем? Земля на проводе!

Володя молча сидел, приоткрыв от удивления рот. С минуту он ничего не говорил, потом, хмурясь, ответил:

– Нет, дружище…Далеко не знакомый…. Просто он меня за превышение сегодня остановил. Ехал я, видите ли, больше девяноста. А потом вообще такая петрушка началась – как в кино…

Витька заинтересовано придвинулся к приятелю.

– Что за петрушка? Только давай сначала заведёмся – и уедем из этих гиблых мест!

Володя послушно повернул ключ зажигания и нажал на газ.

Когда габариты «фольксвагена» растаяли в темноте, Квашнин вернулся на пост. Внимательно посмотрел на десятку долларов, потом достал мобильник и, набрав номер, сказал:

– Борис Юрьевич! Я тут может зря звоню. Только наш сегодняшний утренний нарушитель за каким-то хером в Симферополь вечером приезжал. Уж не жаловаться ли на нас надумал?

В трубке что-то сказали. Лейтенант, подумав, ответил:

– Нет. Был не один. С ним второй какой-то гражданин-товарищ был. Нет – не рассмотрел. Вроде с бородкой светлой. Ну как у, этих… у испанцев, – забыл, как называется… Хорошо. Спасибо – Вам так же.

* * *

Лидия Петровна уже укладывалась спать. Ей никогда не было одной скучно в огромном доме, который расположился в тихом пригородном районе Марьино, вдалеке от городского шума.

Не так давно на участке, где раньше прятались в зелени два небольших домика, за полгода вырос солидный особняк. С огромными соборными окнами, в которых переливались немыслимо дорогие зеркально-тонированные стёкла. В нём было шесть просторных комнат – по три на каждый этаж, две ванные, два туалета и большая кухня. Под домом, в цокольном этаже, расположился солидный гараж на два автомобиля.

– Дом должен внушать почтение, – любила говаривать Лидия Петровна, когда её спрашивали зачем столько всего и ей одной.

На самом деле, Афанасьева, конечно, была не совсем одна. Один человек, из её охраны, неотлучно находился в доме, в небольшой комнате на первом этаже. На все пожелания своего заместителя увеличить охрану хотя бы до двух человек, она отмахивалась:

– Прекращай, Борис! Да мне и этот дармоед нужен только для того, чтобы пацаны соседские черешню по весне не обнесли!

И действительно – мало кому могло прийти в голову проникнуть в дом этой загадочной и суровой пожилой дамы, которая была весьма известна в узких кругах своим жёстким характером.

Вечер Лиды проходил как всегда. Немного полежать в горячей ванне с хвоей. Потом час в Интернете. Затем две больших чашки чая с лимоном и пирожными. И на закуску обязательная папироса. Потом следовал крепкий, без сновидений, сон, которым не могли похвастаться её сверстники, страдающие старческими бессоницами. Что и говорить – здоровье у Лидии Петровны Афанасьевой было под стать её характеру.

Так было заведено в течение уже нескольких лет. Помотавшись вдоволь по жизни, Лида последние лет эдак десять больше всего на свете ценила покой.

– Покой – он не приходит или уходит. Он просто или есть, или его нет никогда. Мой покой – это два часа перед сном. И тревожить меня без весомого повода никому не советую.

Так поучала она своих немногочисленных, но весьма толковых работников. Хотя, конечно, случались различные ситуации – её бизнес неустанно наворачивал обороты днём и ночью. Но всё-таки она всегда настаивала на том, что если без её личного решения того или иного вопроса можно было обойтись, то лучше так и сделать. Это правило соблюдалось свято.

И сегодня всё было как всегда. Только в Интернете Лидия Петровна провела немного больше времени. Она скрупулезно изучила все городские сайты продаж новых автомобилей и поинтересовалась международными авиаперевозками. Утренний промах её лучшего работника Бориса, который уже много лет выполнял различные поручения без грубых ошибок, неприятным осадком лежал на душе.

Выключив компьютер, она припомнила разговор в офисе и в сердцах пробурчала:

– Фамилия созвучная…. Мать вашу! Чуть попроще дельце – обязательно завалят! Как что позаковырестей – выполнят чисто и до срока…. Что за люди?

Удобно устроившись на широкой кровати, она расслабилась, и закурила последнюю папироску.

Не успела она сделать вторую затяжку, как тихо запиликал телефон. Чертыхнувшись, Афанасьева подняла трубку.

–Это я, Лидия Петровна. Простите, что так поздно.

– Если что не срочное, Борис – оставлю без сладкого!

– Информация не совсем ясная – но решил доложить. Наш утренний терпила, ну второй, который случайный пассажир…

–Ну? Вернулся чтобы настучать вам по пустым головам? Одобряю!

– Что-то вроде того. Он довольно поздно посетил Симферополь – и отбыл обратно. В свою Евпаторию, наверное…

Лида стряхнула пепел, и на секунду замолчала. Потом высказала предположение:

– Ну и что из этого? Может, он тёщу на поезд ездил провожать…

– Может быть. Но он был с каким-то мужиком.

– Это твой мент тебе что ли доложил?

–Точно так, Лидия Петровна.

– Ладно, молодец, что позвонил. Но нужный нам человечек скорее всего в Севастополе уже. И вот что, Боря, я подумала – тебе с Жоркой пока нечего туда соваться. Там его другие выпасут. Над этим серьёзные люди уже работают. И, кстати, Борис, когда у нас будет фото этого красавца? Пора бы уже… Не тяни с этим… Всё – отбой.

Положив трубку, Лидия Петровна крепко призадумалась. Пришлось опять потянуться к пачке «Беломорканала».

* * *

Всю свою жизнь Афанасьева была игроком. Но не карточным каталой и не ломщицей у обменников. Она была лохотронщицей высшей категории. Правда, после того, как наивная девочка Лида отсидела срок в пятьдесят девятом за первую афёру с подделкой железнодорожных билетов, она каждую свою новую махинацию проворачивала сама от и до. Откупаясь от случайных помощников, после выполненной ими той или иной роли, Лида предпочитала в конце процесса собирать нектар только в свой улей. Эта невинная привычка и обеспечила ей вторую отсидку, уже по более тяжёлой статье – валютные махинации.

Потом девочка Лида повзрослела на пять лет, и твёрдо решила больше не посещать места заключений. По-прежнему её мозги идеально отслеживали дырочки в психологии людей, откуда тихо, но верно, можно было извлекать, так называемые, «нетрудовые доходы». Но теперь уже всё всегда делалось чужими руками.

У неё всегда были два постоянных помощника, которые непосредственно руководили различными операциями. Разрабатывалась схема. Через помощников нанимались люди. Иногда актёры провинциальных театров, а временами и просто бомбжи.

К примеру, это Лидии Петровне Афанасьевой, и никому другому, принадлежала идея психологического давления на коммерсантов, отказывающихся платить дань столичным бандитам.

Для разрешения проблемы, грязного бродягу с вокзала приводили в респектабельный вид в лучшей парикмахерской. Потом одевали по высшему разряду, Затем вместе со строптивым барыгой, который не хотел платить дань, увозили в лес. И там, на глазах обезумевшего от страха нувориша, бомжу, в котором должник видел своего собрата по несчастью, отрезали бензопилой какую-нибудь конечность. Некоторые из более «отмороженных» бандюков для пущего эффекта предпочитали отчекрыжить подставному бродяге голову. Увидев такое, настоящий коммерс готов был безропотно платить своей «крыше» до конца своих дней.

Много было различных постанов за годы перестройки. Некоторые придуманные Лидой хитрости позже стали классическими в мире кидал. Но одному правилу она следовала твёрдо – если дело серьёзное, ничего не делать своими руками. Даже телефонный номер не набирать.

Но шло время. Бурно прошла перестройка. Подрастало новое волчье племя, которое не уважало разговоры, а просто перегрызала глотки за сладкий кусок. И Лидия Петровна, проанализировав ситуацию в стране, на два года уехала за границу.

Вернулась она в твёрдой уверенности – деньги нужно добывать за бугром. Разгоревшаяся криминальная война в бывшем Союзе, с многочисленными жертвами среди серьёзных уголовных авторитетов, окончательно утвердила её в своих намерениях. Так понемногу создался небольшой проверенный штат игроков и разводящих катал в европейских казино. Работали небольшими группами на блэк джеке, баккаре и покере. Группы всегда были сменными. Поэтому засечь и занести кого-нибудь из особо «удачливых» русских в реестр нежелательных для казино гостей, натасканный на цивилизованных европейских ломщиков персонал успевал далеко не всегда.

За жадность в работе следовало увольнение. Часто с нанесением тяжких телесных повреждений. Но так как отбор кадров Лидия Петровна производила лично, случаи воровства были скорее исключением. Авторитет Афанасьевой был непререкаем. Многие промахи она замечала раньше, чем их успевали совершить.

С годами она становилась всё замкнутее и жёстче. Даже криминальные авторитеты, с которыми приходилось работать и делится, дали ей уважительное прозвище «Железная Лида» или, иногда для краткости, «Леди». Отъявленных бандитов она не любила, но мирилась с ними как с травматизмом на производстве. Штат свой почти не расширяла, но часто сама вылетала в Ниццу или Мюнхен лично проконтролировать ситуацию на месте.

Были у неё и в Украине несколько интересных тем развода людей на деньги. Фиктивные турбюро и агентства по трудоустройству украинских граждан за границей, куда они никогда не попадали, тоже приносили неплохие дивиденды. Она даже не стала делать себе серьёзную фирму прикрытия. Вся легальная коммерция сводилась к пяти залам игральных автоматов в Алуште, Ялте и Симферополе. Львиную долю доходов с этих точек она щедро отстёгивала криминалу. Она никогда не спрашивала, приносят ли автоматы вообще какой-нибудь доход. Конечно, у фирмы «Игросоюз-2000» были и сотрудники. Был свой бухгалтер и секретарь. Был небольшой, солидно обставленный, офис в Симферополе. Но настоящие цифры своей «коммерческой» деятельности, Лидия Петровна держала в голове и у себя дома в личном компьютере.

Когда первая технологическая волна, в виде персональных компьютеров и Интернета, шумно ворвалась в экономическую жизнь страны, несмотря на свой преклонный возраст, Леди целый год терпеливо изучала современные компьютерные программы, не жалея на это средств. У неё, к тому же, были несомненные природные способности к различным юзерским фишкам. Она одной из первых в Крыму изучила программы всемирной сети и подключилась к Интернету. Всё это позволяло ей быть всегда в курсе всех событий. У неё в доме даже не было телевизора. Все новости Лидия Петровна узнавала из сети. С несвойственной пожилым людям любовью, она так же обожала все электронные новинки: сканеры, мобильные телефоны, глазки видеонаблюдения, ноутбуки и прочие чудеса прогресса. И настаивала, чтобы их вдумчиво осваивали все её партнёры и работники.

Начиная где-то с двухтысячного года, Лидия Петровна перенесла свой профессиональный интерес за океан. В Европе стало тесновато для её растущего бизнеса. Люди быстро примелькивались. Мелкие группировки российских бандитов досаждали неуемной жадностью. И был уже случай, когда её двух хороших работников просто ликвидировали где-то на юге Германии.

А вот в Америке имелся простор для широкого размаха её непростой игровой деятельности! Например, казино «Фоксвуд». Это был не просто небольшой игровой квартальчик, а скорее целый город в индейской резервации, со своими гостиницами, ресторанами, магазинами и многоярусными автостоянками. Клиентов со всего мира туда везли автобусами. Там можно было работать по три месяца, не выходя из роскошного комплекса игорных залов.

В часе езды от этого Эльдорадо находилось не менее грандиозное игровое королевство – «МагиканСан». И снова, десятки тысяч посетителей и огромное количество игорных залов.

Было бы глупо пройти мимо таких денег, и Леди начала осваивать этот рынок.

Дела пошли в гору. Лидия Петровна даже подумала после своего шестидесятилетия перебраться в Америку насовсем. Конечно, без отрыва от производства. Но такой шаг требовал немалых средств. Пожилая дама, немало помыкавшись в молодые годы по жизни, теперь желала бы иметь особняк в Калифорнии. Квартиру на Манхеттене. Ну и ещё чего-нибудь там…

Это здесь немудрено прожить на двадцать тысяч долларов чистого дохода в месяц. А там? Вряд ли.

И к тому же, Лидочка всё так же любила сладкое…

* * *

… Закинув запчасти мастеровым и заскочив в магазин за покупками, приятели направились в центр Евпатории. Там, на тихой улице, расположенной недалеко от моря, и проживало семейство Костровых.

Заехав во двор двухэтажного хрущёвского дома, Костров вышел из машины и пошёл открывать ворота гаража, расположившегося возле дальней стенки здания.

Виктор неторопливо выбрался из салона и стал рассматривать жилище своего нового приятеля.

Двор был не проходным и довольно уютным. Под раскидистой вишней примостилась крепкая лавочка с небольшим столиком, на который Карытин и пристроил объёмный пакет с покупками. Хотя общий вид дома давно взывал о ремонте, одна сторона его, вплотную примыкавшая к володькиному гаражу, была недавно добротно оштукатурена и побелена.

Володя загнал машину и аккуратно, стараясь не шуметь, закрыл ворота. Затем подошёл к другу и легонько подтолкнул Витьку к подъезду:

– Ну что – осмотрелся? Поскакали домой – душа горит!

Алёна сильно удивилась, открыв двери. Перед ней, несмело улыбаясь, стоял Володя с большим тортом и с бутылкой шампанского. Рядом с ним перетаптывался весёлый незнакомый мужчина с шальными глазами и большим пакетом. Володя немного смущённо чмокнул жену в щёчку и сказал извиняющимся тоном:

– Знакомься, Алёнушка…Это, как только что выяснилось, мой институтский приятель – Виктор Павлович Карытин. Представляешь – закончил физический факультет СГУ, и всего на два года позже меня! И надо же – ни разу мы там с ним не пересеклись!

Увидев, что Алёна не сердится, он улыбнулся уже смелее:

– Но всё равно – перед тобой реальный чувак, любитель группы «Дорс», и крутой денежный мешок! Жалуй его…Но не люби. Люби только меня!

Синеглазый короткостриженный мужчина с широким лицом и небольшой светлой бородкой, стоявший рядом с Толстым, расплылся в улыбке. После таких высокопарных рекомендаций своего нового друга, он звонко отбил небольшую чечётку, почтительно наклонил голову и коротко, по-военному, представился.

– Унтер-офицер Корыто, мадамммм…

Алёна тоже не смогла сдержать улыбки при виде такой необычной пары. Хотя за минуту перед этим, она пообещала себе быть очень холодной с мужем и не верить никаким его объяснением. Но теперь она видела по измотанному виду мужчин, что лучше быть с ними поласковее. И будучи, вообще говоря, весьма гостеприимной хозяйкой, она пропустила их в прихожую и притворно строго спросила:

–Ну и где же вас носило, господа? Поди, все местные бордели подсчитывают невиданные выручки? – Алёна посмотрела на загорелое лицо позднего гостя. – А судя по вашему виду, унтер-офицер – так вы вообще в солярии где-то сутками валялись. Откуда такой загарчик посередине осени?

– Не знаю, как бордели, а то, что Билли Бонс на днях закончит свой вечный ремонт – это сто процентов! Виктор за спонсора у них сегодня… – кивнул на разувающегося приятеля Володя, и, вздохнув, грустно добавил: – На моих-то скудных вливаниях дальше побелки у них дело не пошло…

Алёна всё-таки решила немного покуражиться:

– А где машина и товар, бизнесмен?

Когда она говорила слово «бизнесмен» применительно к Володе, она всегда чётко и с ехидцей проговаривала все буквы «е».

– Так это… – Володя мигом сделал тупое лицо. – Вишь ли, барыня… Коляска в стойле…. А товар? Товару купец нужен! О как.

– Вы что уже выпили? – расслабившись, поинтересовалась Алёна у Виктора, который не знал куда поставить кроссовки и смущённо топтался у входа на кухню.

– Никак нет-с ваше высокородие! – Виктор с пакетом в одной руке и с обувью в другой, как и положено подчинённому, поедал начальницу глазами. – Не извольте беспокоиться – всё с собой!

Он кивнул на объёмный пакет. Алёна сжалилась:

– Ладно – проходите уж, горемыки. Вы, Виктор, кеды свои вон туда под полочку поставьте. Там не умыкнут. А я сейчас колонку включу – душ примете. После вашего-то СТО…

И, давая понять, что главные расспросы впереди, она многозначительно посмотрела на мужа.

Спустя полчаса они все втроём сидели на небольшой кухонке за столом. Виктор пластал роскошный торт щедрыми кусками, а Володя тем временем занялся нарезкой ветчины и сыра. Алёна умиротворённо прихлёбывала шампанское и с интересом наблюдала за обоими мужчинами.

На дальней стенке мерцал светильник-ночник. На столе догорали, оставшиеся после дня рождения Толстого, две толстые сиреневые свечи. Было как-то невероятно уютно на этой небольшой кухонке, из окна которой виднелись невысокие строения маленького курортного городка.

Вообще-то Алене всегда очень нравились такие посиделки. За долгие годы, прожитые с мужем она убедилась в одном – что касалось собутыльников или друзей, которые зачастую и являлись этими собутыльниками, Костров был невероятно избирателен.

Он не был склонен к случайным знакомствам. Володя иногда был не прочь выпить и последнее время всегда это делал один. Часто, но ненадолго, компанию ему составляла Алёна. Когда же она, бросив его одного на кухне с остатками спиртного, уходила к телевизору, сразу увеличивался счёт за междугородние телефонные переговоры. Без того, чтобы не обзвонить всех своих бывших сокурсников, Толстый не мог. Он играл им по телефону на гитаре, рассказывал анекдоты, приглашал выпить на брудершафт. Словом, создавал полный эффект своего присутствия. Хотя потом, с утра мучился угрызениями совести из-за того, что друзья из вежливости должны были выслушивать по телефону его пьяные бредни и песни. Но эти невинные шалости Алёна ему прощала – всё-таки лучше счёт за переговоры, чем незнакомые пьяные мужики в уютной семейной кухне.

Небольшой город, где они жили, был расположен у самого моря. Поэтому старые институтские друзья приезжали к Володе обычно летом или в начале сентября. И тогда, конечно, портвейн лился рекой и дом превращался в шумное студенческое общежитие. Но с такими гостями было интересно и весело. И Алёна, выросшая в глухой деревне, втайне обожала эти наезды. Хотя всегда потом хмурилась и пеняла Володе:

– Ну сколько можно пить, Вовка!

Поэтому и сейчас она особо не удивилась. А даже порадовалась, когда Володя ещё в коридоре, сунул ей сто баксов и, прищурившись, сказал на жаргоне мелких бандитов:

– Ну это… Как бы заработал немного бабасов сегодня муж-то. Тоже не лох, поди… Иди, герла – поцелуй кормильца!

Выпивая по-второй за хозяйку дома, приятели не спеша поведали ей историю про аварию серебристого «фольса». Про их поездку в Симферополь и про вынужденный ночной ремонт машины Карытина. Потом Виктор попросил дать ему будильник, чтобы он мог встать в пять утра, чтобы пораньше добраться до ремонтной мастерской.

Алёна успокоила гостя:

– Да ладно уж. Я сама встану – чаем тебя хоть напою. Вы, буржуи, небось без чая и овсянки с утра и с места не сдвинетесь?

– Да…уж…– протянул Виктор и разлил ещё по рюмке.

Почувствовав, что мужчинам надо поговорить наедине, Алёна поднялась.

– Ладно, детки – мама спать хочет. У мамы завтра таможенный конфискат на очереди.

Виктор удивлённо поднял выгоревшие брови:

– И кто же наша мама?

Володя гордо улыбнулся:

– Налоговый полицейский наша мама. Советник второго ранга Алёна Игоревна Кострова. Съел?

Карытин привстал, и вытянулся во фрунт. Потом отрапортовал:

– Спокойн-ночи Ваш-шество!

– Вольно, унтер-офицер! Не забудьте свет погасить, путешественники… Виктор, я тебе на диване в зале постелила. Спокойной ночи, мальчики!

После ухода Алёны, Володя тихонько включил группу «Дорс» на маленьком кассетнике. Виктор, одобрив выбор приятеля, продолжил незаконченный в машине разговор:

– Говоришь, прыснули чем-то в репу и кинули в ментовку? Действительно странная история. А я, вроде как в это время мимо проезжал, да?

– Ну скорее всего ты. Сам же говорил, что потом спал в машине на обочине. Или начесал всё про Америку, а, бродяга?

Володя подмигнул Карытину, который мыслями был где-то далеко. И поэтому его ответ Толстому прозвучал как-то совсем рассеянно:

– Ну да, ну да… вполне возможно…

Витька помешал ложечкой кофе и почесал переносицу. Немного пьяненький Володя после вечерней поездки в Симф был вполне романтично настроен:

– Да хрен с ними, с ментами – может, ошиблись! Выкинь из головы. Жаль, Витяня, что тебе рано вставать. А то бы ещё пузырёк раздавили. Попели бы под гитарку. Повспоминали бы универ. Мне под зиму и выпить совершенно не с кем…

Виктор медленно разлил остатки водки и поднялся:

– Пошли лучше покурим, чувак!

Витька немного замялся:

–Так давай здесь – окно только открою.

– Нет. Курить и пить в одном помещении я не люблю – потеря кайфа. Пошли на улицу.

Парни, накинув куртки, вышли во двор и закурили.

Далёкое чёрное небо было усыпано холодными звёздами. К вечеру похолодало и воздух был уже по-зимнему крепок. Хорошо курилось после нескольких рюмок на свежем воздухе… Приятели, думая каждый о своём, некоторое время молчали. Володя вспоминал прошедший день, удивляясь его нелепости. Но, в принципе, среди однообразия осенней жизни, всё получилось даже неплохо. Особенно в конце. И денег немного заработал. Хотя, когда Витек выдал ему целую сотню долларов, Володя смутился:

– Да много же, Виктор! Бензина полный бак. Шаровая, опять же, на шару. Давай, полтинник гони, братан – и краями!

– Бери-бери… У меня ещё есть, – спокойно сказал Витька. – А у тебя семья… И в мусарне попарился ни за что. Ты же там свой полтинник отслюнявил? То-то.

А теперь во дворе володькиного дома, мысли Карытина, оживлённые водкой, работали со скоростью хорошего компьютера.

«Скорее всего они не Вовку, а меня прицепить хотели. Это ясный-красный. Когда я в Борисполе ускользнул от этих гоблинов, так они тут же в Крыму зашевелились. Шустрые ребятишки! И менты, видно, у них на подхвате… Н-да – дела… Теперь в Севастополь двигать нельзя однозначно. И на хера я эту бричку поспешил купить? Хотя так хотелось… Первый раз в жизни автосалон с ноги открыть! Вот и допрыгался… Ладно – херня. Теперь-то что? А теперь вот что. Задача у меня одна – прорваться в штаты снова. И как можно скорее… Жаль виза закончилась… Не было бы всей этой свистопляски».

В соседнем дворе мяукали коты. Даже не мяукали – орали как резанные.

– Слышишь? – нахмурился Володя. – И так чуть ли не каждое утро! Задрали, в натуре! И что интересно – камни бросать бесполезно. Я как-то прямым попаданием зазвездил одному – так эта жирная сволочь даже не моргнула. Только громче орать стала.

– Надо собаку привести, – автоматически ответил Виктор. Его мысли раскручивались в другом направлении.

«Раз такие они шустрые, эти ребятки, значит с ними придётся считаться. А посему – надо сбрасывать хвост. И параллельно вырывать в киевском консульстве новую визу. Здесь-то, скорее всего, проблем нет. Америкосы её сразу дадут, в связи со сложившимися обстоятельствами… Проблема теперь – это уйти с радаров этой шпаны. Хотя, может, и не совсем шпаны… Похоже, это кто-то взрослый меня прицепил. И дёрнуло же тогда при всём зале по-русски орать. Хотя, кто бы на моём месте не заорал. Немой Герасим – и тот бы заблажил при таких обстоятельствах… Ладненько – будем делать ноги. И без помощника, скорее всего, не обойтись. Как там у классиков? «А жулик он, кажется большой…» Жаль, что Володька семейный. А вот что не жулик – это плюс. Ладно, учтём и это».

И Корыто, ещё с минуту подумав, толкнул речь:

– Понимаешь, Вован,– произнёс он торжественно, держа сигарету на отлёте как цилиндр. – Тут такая возня приключилась со мной. Мне, практически на шару, обломился небольшой куш в штатах. А тут, видно, местные хулиганы меня срисовали, и захотели прищемить. Расклад такой… – он внимательно посмотрел на Володю: – Моя тачка уже засвечена. Вместе нас с тобой они связать не смогут никак. И мы действительно никак с тобой не связаны. Знакомы мы с тобой случайно. А то что любим правильную музыку и выпить не дураки – это не в счёт. Ты внимательно слушаешь?

– Угу, – пробормотал Толстый. И подумал: «Сейчас попросит о чём-нибудь. Если что левое – сразу откажусь. Твёрдо».

– Так вот, – продолжил Виктор. – Хочу предложить тебе непыльную работёнку. И деньжат по-лёгкому срубишь. Но подумай хорошенько. В принципе, без тебя я тоже обойдусь. Но это будет гораздо сложнее. Работа следующая: завтра утром мы быстренько оформляем на тебя генеральную доверенность на мой новый «Пассат». Или нет…. Не на тебя – лучше на твою жену. Хотя, погоди-ка – она у тебя госслужащий… Ещё вопросы какие пойдут… Что, да откуда…

И Витька на минутку задумался.

Володя совершенно ничего не понимал. Но всё-таки он решил дослушать приятеля до конца. И также твёрдо Костров решил не принимать предложения своего нового друга.

«Ну да – держи карман шире! Машина, наверное, в угоне. Или ещё чего похуже… Нет уж – ищи дурака в другом месте – за четыре сольда!»

– Так вот, – снова заговорил Виктор, – мы сами у неё спросим с утра. Не хлопотно ли ей это будет. Ведь доверенность – это херня. Факта купли продажи не было… Ну это детали.

Карытин серьёзно посмотрел на притихшего Толстого и подумал:

«Боится… И верно – я бы сам на его месте очканул». Но, несмотря на замешательство своего нового случайного знакомца, Виктор развивал свою мысль дальше:

– Сама работа в следующем. Мы садимся на твою «гнилую вишню» и совершаем автопробег Крым – Киев. Там я получаю в американском консульстве визу и мы с тобой слёзно прощаемся – и все дела. А за это плёвое мероприятие, я оставлю тебе мой свежекупленный «фольксваген». На вечное хранение и пользование. Ну как?

Вова нечаянно прикусил язык и даже перестал думать о форме отказа от предполагаемых сомнительных предложений, которую он выстроил в своей голове минуту назад.

– Этот свой «фольс» отдашь мне?! – изумлённо воскликнул он на весь двор. – Ни за хрен собачий? Ты чо, чувак? Грибов обожрался? Ну ты даёшь, Витяй! А я-то думал…

Он медленно отошёл от приятеля, открыл дверь в подъезд и обиженно пробормотал:

– Пошли, что ли… холодно уже.

Виктор терпеливо покачал головой и достал пачку сигарет:

– Погоди, чувак! Давай ещё по одной сигаретке – и спать. И всё-таки прислушайся, череп, что тебе старый монстр рока предлагает! Три-четыре дня, и вместо твоей милой хромоногой старушки – у тебя реальный рыдван. Конечно, кататься сразу не стоит – подождёшь немного. Скажем, с месяц пусть этот «фольс» в гараже твоём постоит. Пока уляжется вся эта муть. А потом гоняй себе за своими кассетами как взрослый пацан на приличной тачиле.

Володя глубоко затянулся новой сигаретой, и прямо посмотрел в глаза Карытину. Тот был совершенно спокоен.

В широко открытых глазах Виктора Петровича горел весёлый огонёк. Но это происходило с этими глазами уже лет эдак тридцать с лишним. Так что шутит он или говорит всерьёз, никто никогда не знал.

– Тут что-то не то, чувак. Тачка мутная, что ли? – неуверенно начал Костров.

– Покажу сейчас все документы. Сегодня лично брал в салоне, где мы с тобой запчастями отоварились. Все бумаги со мной. А что повредил малёхо – не обессудь. Её ж за ночь подкуют – будет как новая.

Тут пришла пора мыслям Толстого показать свою прыть. В принципе, за неделю с бизнесом его ничего не произойдёт. Тем более что новый товар он сегодня привёз. Продавщица и одна справится. Если что – Алена проконтролирует. Здесь трудностей нет. В голове не помещалась расписанная новым другом ситуация. Блин, новый «Пассат»! С ума сойти! Ладно. Не будем отвлекаться. Витька что-то не договоривает – это понятно. Но какая. В принципе, ему, Толстому, разница. Опасности здесь большой не видно. Чем он рискует? Даже если за Витяем и щимятся все гоблины мира… Володя здесь ни при делах. Просто за деньги отвёз знакомого человека в Киев. Как таксист. Что тут такого?

Конечно, Вова понимал, что здесь много чего такого. Но он также понимал, что отказаться уже не сможет. Ни за что. Никогда. Бля, новенький «Пассат»! Улёт!

Тот вариант, что Витька просто его обманывает, Володя даже не рассматривал. Он немного разбирался в людях, да и Карытин всем своим непосредственным видом и непринуждённым поведением внушал полное доверие даже осторожному Кострову. И Вова видел перед собой просто весёлого мужика, которому действительно где-то как-то подфартило. И, несмотря на небольшую внутреннюю тревогу, он смело протянул Виктору руку:

– Уломал, бобёр! Согласен, – и тут же пошутил, – но харчи твои!

Карытин улыбнулся ему своей открытой детской улыбкой и хлопнул по протянутой ладошке:

– Не бзди, чувачок – прорвёмся! Ну пошли – харю замочим! Завтра день тяжёлый…

И они бодрым шагом направились к дому.

Когда друзья вошли, Костров, зевнув, отправился переводить будильник на восемь часов утра. Потом осторожно, чтоб не разбудить жену, пристроился рядом. И уже засыпая, обалдевший Толстый подумал совсем уже какую-то ерунду: «Хорошо, что Витьке тоже серебряный цвет нравится. Хотя, в принципе, я согласился бы и на чёрный перламутр… Ну и дела…»

И, ещё раз удивившись прошедшему дню, провалился в сонную пустоту.

Витька Корыто действительно не обманывал Володю. Он даже сильно бы переживал, если бы из-за его проблем с Володей или с его женой Алёной что-нибудь случилось. И старался в своих планах максимально учитывать все обстоятельства.

Об одном лишь он умолчал.

О том, что небольшой куш, отломившейся ему в Америке, составлял шестьдесят семь миллионов американских долларов.

* * *

…Всего лишь пять дней назад до описываемых событий, по автостраде из Аризоны в штат Невада на предельной скорости мчался открытый белый «шевроле». В нем сидели двое мужчин среднего возраста и, перекрикивая друг друга, по-русски орали:

– Школа жизни – это школа капитанов! Там я научился водку пить из стаканов! Школа жизни – это школа мужчин! Там научился я… Обламывать женщин!

Они пели гораздо громче автомагнитолы. И похоже это придавало им ещё большего вдохновения.

– Ты можешь ходить как опущенный в зад! А можешь всё наголо сбрить! – надрывались весёлые хлопцы, слегка подправляя знаменитую песню «Машины Времени».

Один из довольно странных для американских широт пассажиров, был довольно крупным мужчиной, смуглым и бородатым. Огромный орлиный нос украшал его немного удлинённое лицо. Наружность его полностью соответствовала расхожему образу арабского террориста. Но по жизни, как это часто бывает, он был стопроцентным евреем. Широкополая панама с круглыми полями ловко сидела на его косматой голове. Руки и лицо отливали красным аризонским загаром. Он уверенно держал руль и пел с особенным удовольствием человека, поющего редко, но в кайф.

Второй, сидящий рядом, был помельче. Немного подпухшая от пива нагловатая физиономия, украшенная короткой светлой стрижкой, была тоже красная от загара. Яркая пёстрая рубаха и огромные мотоциклетные очки, не скрывавшие озорной блеск ярко-синих глаз, должны были всем встречным напоминать, что перед ними всего лишь мирный турист. Однако своими замашками и жаргоном светловолосый крепыш невольно наводил на мысль об интеллигентном уголовнике средней руки, выпущенным под залог недальновидным судьёй.

Он первым прекратил дикий рёв, и как дирижёр сделал финальный жест руками:

– Всё! Достал, бля! Слышь, Димон – хорош орать! Скажи лучше, сколько нам ещё шпилить до Вегаса?

Мужчина, похожий на злого террориста, не сбавляя скорости, посмотрел на электронный навигатор.

– Около ста миль ещё. Так что сиди тихо и не воняй, – отрезал он и снова врубил магнитофон на полную мощность.

– Я жрать уже хочу, – заныл пассажир, разглядывая в мареве далёкий поезд с надписью «Фиеста», серой гусеницей ползущий по раскалённой пустыне, – и пивка с утра не треснул…

– Ты только жрёшь и срёшь. Больше ни хера не делаешь. Где я тебе посреди пустыни пиво найду? Сиди тихо, Корыто. Вот допрём до Вегаса, там буфеты шаровые в казино наверняка имеются – там и отожрёшься!

– Так я же, вроде, как в гостях. Хули мне ещё делать? Только жрать и срать и остаётся… – пассажир недовольно заёрзал на кожаном сидении. – И жопа уже вся мокрая…

– Вокруг смотри, запоминай всё – внукам расскажешь! А жопа у тебя мокнет оттого, что ты её плохо вытираешь… – и мнимый арабский террорист смачно рассмеялся сочным густым басом.

Пейзаж вокруг был классическим голливудским. Жара и марево окутывали бескрайнюю аризонскую пустыню. Кактусы разных размеров и форм, словно сказочные часовые, взяли в почётный караул раскалённую автостраду, убегающую под колёса широкой серой змеёй с яркой жёлтой разметкой посередине. Дорога была довольно пустынна. Изредка навстречу двум странноватым путешественникам попадались огромные автотрейлеры, раскрашенные в яркие рекламные цвета. Вымытые и надраенные до невозможности, они слепили глаза своими никелированными цистернами и огромными зеркалами.

Витька Карытин всё же слегка прикрутил громкость. Повертев вокруг головой, он доложил:

– Слышь, Димыч… А я думал, брешут в американских фильмах. Что в пустыне машин нет. А тут и вправду, практически, пустотища.

– А хуль им тут делать? – отозвался Дима. – На то она и пустыня…

Корыто с хрустом потянулся и попросил:

– Я покемарю, чел. Будь друганом – не врубай музыку громко! И крышу подними – ветер достал уже!

Устроившись поудобнее, он сомкнул глаза. Розов, нажав кнопку, поднял откидную крышу и в машине сразу стало темно. Убаюкиваемый тихим шорохом шин, Витька сладко и лениво думал:

«Офонареть можно – мы с Димасом прём в Лас-Вегас! По пустыне. Но странно – не вставляет как-то… Не то, чтобы не верится – просто всё как-будто так и должно быть… Привык я уже к жизни, что ли…»

И он стал вспоминать, как они впервые встретились с Димой Розовым. Но первая встреча как-то стёрлась из памяти. Карытин помнил, что он учился на третьем курсе физического факультета, когда Дмитрий поступил на первый. Они частенько выпивали, а иногда даже и покуривали травку. Но по-настоящему их сблизило лишь одно приключение.

А было это… Это было… Ровно пятнадцать лет назад…

Он погрузился в воспоминания…

…Четвёртый час ночи.

Эге…Это кто там крадётся в ночи? Не воришка ли это, позарившийся на скудное студенческое имущество?.. А может запоздалый любовник ползёт на подмывку в умывальник? Или же одуревший от теорем студиоз решил таки сигануть с пятого этажа, чтоб не плестись поутру на экзамен?…

Неа. Это Он, старый Призрак студенческого общежития, зевая, обходит свои владения. Стараясь не ступать ногами в смачные харчки, осторожно он шествует с этажа на этаж.

Чего только не перевидел он за долгие годы своих ночных обходов! Ничем не смутить его косматую седую голову. Да, это Он – Умудрённый и Невозмутимый. Это Тот, кто всегда рядом. Страшно сказать – Призрак общаги…

Но, чу… Шаги…Эхе-хе-хе…Старик усмехнулся.…И чего это не спиться этим отчаянным умным головам? Ну и чем на этот раз порадуют? Какая выдумка не даёт смежить веки этим расшалившимся большим детям? Неужели они думают удивить Меня – Старого Призрака здешних мест? Ну что там затевается? Окно что ли решили выбить по синьке? Огнетушитель испробовать? Или какую смешную бумажку наклеить на двери соседям? Ну было это всё, было! И сколько раз! Однако, чем это так стрёмно пахнет?…Пойду, пожалуй, посмотрю…

И Призрак на цыпочках крадётся к туалету.

Было бы на что смотреть… Это в дымину бухие Витька Корыто с приятелем Димой Розовым, расписывают стены родного коридора отличным студенческим дерьмом. Спросите – как? Очень просто. А не хер строителям оставлять ножки от привезённых новых кроватей на видном месте возле туалета! Не могут же два слегка выпивших художника при наличии таких отличных кистей пойти и просто отлить! А уж за красками дело не станет! «Окуните ваши кисти, словно листья…» Главное – чтобы на ботинки не капнуло…

– Маэстро, подправьте слева, – образ не вырисовывается…

– Позвольте узнать, коллега, какая школа даровала вам такое изящество линий?

– Сударь, не пора ли снова окунуть наши кисти, – краска быстро скатывается и засыхает…

– Ладненько, давай ещё узорчик, – и на покой…. Фу…вонища непереносимая…

Увидев эту картину, ошалелый Призрак в гневе молча удаляется, заткнув нос.

И Витька с Димычем тоже идут спать.

А хули?…. Поздно уже…

…Витька открыл глаза. И улыбнулся, вспомнив какой шум был с утра в студенческой общаге, когда все увидели полотна из какашек великих мастеров нового жанра Димы и Вити. Коменда была просто в ярости.

Зевнув, он осмотрелся. Пока он предавался воспоминаниям, пейзаж вокруг поменялся. Гладкая пустыня сменилась огромными угрюмыми утёсами, между которых вихляла дорога. Машин на ней стало побольше. И почти все были с номерами Невады и Аризоны.

– Слышь, Димыч? Вот бы нас поубивали, если бы узнали про наши настенные росписи дерьмом тогда? – давясь от смеха, спросил Карытин.

– Какие росписи? А – а- а… ты про это! – весело захрюкал Розов. – Эхе-хе-хе… Да уж, не пощадили бы…

Витька, отсмеявшись, уточнил:

– А все тогда на Вонипёра подумали, помнишь?

– Ну да. Он же самым невменяемым в общаге был. Так что, тому что мы с тобой сейчас катим в Лас-Вегас, мы немного обязаны и Вадику Репинову. Кабы не он – выкинули бы нас из универа, как пить дать!

Дима Розов посмотрел на навигатор, и толкнул Карытина в бок:

– Хорош дрыхнуть, мужик! Мы уже в Неваде. Здесь, кстати, проституция официально разрешена… Но предупреждаю сразу – наебут и всё заберут.

Виктор достал из кармана гавайки платок и протёр запотевшие огромные очки.

– Это конечно очень кстати. Но как бы так пожрать поскорее?..

Он сменил диск в магнитоле, и стал глазеть по сторонам.

Розов правой рукой повернул его голову в сторону возникающего из дрожащего от жары воздуха большого города.

– А вон и Лас–Вегас! Вперёд смотри, дубина!

Карытин посмотрел.

Далеко впереди в белёсой дымке замаячил знакомый по голливудским фильмам шпиль Лас-Вегаса с шишаком на конце.

– Димастый, а чо это за херня торчит? Аэропорт у них та что ли?

– Эх, деревня… Это ж самая кушевая гостиница. Но мы будем жить в той, что немного поскромнее. Хотя все они, которые в центре, наворочены до безобразия.

Они медленно въезжали в город. Дима часто склонялся к автонавигатору, чтоб не проскочить нужный поворот. Витька смотрел вокруг во все глаза. Хотя пока смотреть особо было не на что. Пригород Лас-Вегаса был совершенно обычным. Такие окраины сплошь и рядом окружали небольшие американские города, на которые Виктор насмотрелся за долгий автопробег по южной части Америки. Какие-то бесконечные склады в окаемке железнодорожных путей. Кондоминимумы, серые от пыли… Правда, наружная реклама призывала, тянула, заставляла немедленно свернуть в то или иное злачное место – и сделать свои ставки!

«У нас буфет – по семь долларов круглосуточно!», «Каждый вечер разыгрывается спортивный автомобиль!», «Не упустите свой шанс!» – кричали вывески. И было страшно жарко, блин… Душно…

– Зырь! Буфеты уже по пять баксов! Димыч!

–Да… Дешевеет всё на глазах.

Карытин продолжал вертеть башкой:

– А на шару не кормят?

– На шару только лошару, – хмыкнул Розов. – Какая шара? Ты хоть раз в Америке шару видел?

Витёк всерьёз призадумался. Потом натянул на голову синюю бейсболку с вышитым номером «пятьсот пять» и ответил:

– Видел. Пакеты бесплатные в супермаркетах. И ещё – помнишь, на завод пивной «Будвайзер» заезжали? Там два стакана пива на шару отстегнули. И прецели, опять же, бесплатные были…

– Так пакеты наверняка в стоимость продукции включены. А пиво это вонючее ты же сам видел – пол-Америки туда ездит хлебать. И некоторые по нескольку раз, – Дима опять сверился с навигатором – Ага, вот и главная улица. Здесь наша гостишка.

Они проехали огромный фонтан, сзади которого расположилось величественное здание отеля «Мираж». Благодаря просмотренным американским фильмам, Виктор как-будто попал в давно знакомые места. И маленькая Эйфелева башня, и копия египетской пирамиды – всё было как-то знакомо, словно декорации старого мультика.

Дима аккуратно припарковал машину возле входа в гостиницу «Бродбридж». Отдав ключи от машины парковщику, друзья направились в холл. Там царила освежающая прохлада. Приободрившись с помощью нескольких отборных ругательств по поводу жары на улице, весёлая парочка подошла к стойке администратора.

– Наш номер-то хоть с кондеем? – тревожным шёпотом спросил Карытин.

Дима, не оборачиваясь, прошипел:

– Нет, бля – с обогревателем! Тихо – не мельтеши. Сейчас разберёмся…

Быстро заполнив простенькие гостевые карты, ребята направились в свой номер.

– Ого! Здесь и в лифтах курят! – удивился Виктор, зная насколько в Америке сложно перекурить.

– И срут и ссут, – добавил в своей любимой манере Димон.

Номер был действительно простенький. Телевизор, как оказалось, без дистанционного пульта. Видно, кто-то его тиснул на память. В наличии имелся небольшой холодильник и две полуспальные кровати. Но главное – в номере было прохладно.

Приятели принялись распаковывать вещи.

За окном уже смеркалось, когда после небольшого передрёма, настало время выйти в свет. Знаменитые огни бесконечных реклам казино Лас-Вегаса маняще переливались за окном.

– Ну что? Когда начнём? – довольно потирая руки, спросил Карытин.

Димыч, зевая, с недовольным видом рассматривал прайс-лист. Убедившись, что звонки из номера влетят им в копеечку, он повернулся и поднял глаза на приятеля:

– Ты же жрать хотел? Или увидел одноруких бандюганов внизу – и всё забыл? Нет уж – сначала обследуем здешний буфет. Только подмыться не мешало бы…

И, наскоро ополоснувшись, друзья отправились на поиски харчей.

* * *

Буфет, расположенный над игровыми залами, оказался неважнецкий. Ни китайский, ни португальский. А какая-то смесь дагестанского с нижнетагильским. Даже изголодавшийся Витёк сделал всего два подхода к длинной стойке, на которой располагались нехитрые, по американским меркам, закуски.

– Гавно, – веско подвёл черту под всем съеденным Дима. – Завтра с утра поприличнее искать чего-нибудь будем. Нам здесь два дня торчать, в этой дыре.

Витька, встав из-за стола с полным ртом, прошамкал, дожёвывая:

– Ну шо – пошли разувать здешних мафиозников?

Но Димон был строг и неумолим:

– Праибать свою дендушку всегда успеем. Вначале надо винца прикупить – смыть это дерьмо, которым здесь накормили всего за семь баксов с рыла.

Друзья, беспощадно ковыряясь в зубах, отправились на поиски спиртного.

Главная улица самого знаменитого игрового города мира встретила их тридцатипятиградусной жарой, людской толчеёй и пылью. Со всех сторон звучала музыка, сияли огоньки, и везде были люди, люди, люди. И хотя время уже подходило к восьми вечера, духота не отпускала город, сжимая его в каменных тисках окружающей пустыни.

Супермаркет со спиртным был на той стороне бульвара Лас-Вегас. С полчаса поискав перехода через заполненную автомобилями улицу, мужчины плюнули на это дело – и мелкими перебежками пробрались к заветным дверям.

После непродолжительных поисков, Дима нашёл на дальней полке, полюбившееся им в дороге, красное калифорнийской винцо. Так как второй раз перебегать широченную улицу с кошмарным потоком автомобилей никому не хотелось, друзья решили взять три полуторолитровых пузырька.

– От, бля! – громко, на весь магазин, сказал Димон, разглядывая ценник. – На целых два доллара дороже, чем в Анжелосе! – он возмущённо посмотрел на еле сдерживающегося чтобы не засмеяться Карытина. – Ну не пидоры?

Стоит заметить, что Дима Розов родился и вырос в славном городе Севастополе. Его дед был высоким чином на Черноморском Военно-морском флоте. Отец имел степень доктора наук и написал несколько солидных научных работ в области изучения рельефа дна Чёрного моря. Мама Дмитрия работала главным администратором престижной гостиницы.

Можно было перечислять ещё много его близких и дальних родственников. Но это никак не помогло бы исследователю генеалогии Розова, если б таковой имелся, найти среди его сородичей, к примеру, биндюжников с одесского Привоза. Не числились также в запутанных ветвях Диминого фамильного древа такие любители солёного словца как боцманы с норвежского китобойного судна. Таким образом, его пристрастие к русскому мату было совершенно необъяснимо. Но никто не собирался проводить сейчас по этому поводу какие-нибудь изыскания. Во всяком случае, из присутствующих.

Приняв из рук Розова бутылку вином, Виктор негодующе потряс кулаком в сторону кассы, и воскликнул:

– Жлобы мохнорылые, наживаются на трудягах! Мало им пробыченных бабасов в их вонючих казино, так ещё и с выпивкой народ натягивают!

И два трудяги, горько сетуя на высокие цены, с тяжёлым пакетом отправились к себе в номер. Добравшись до заветной прохлады, приятели тут же налили себе по стаканчику винидла.

–Ну что? За нашу победу над здешними воротилами игрового бизнеса! – провозгласил Витька.

– Хрен им всем в глотку по самые абрикосы! – закончил Димон – и залпом выпил полный стакан.

Разлив ещё по одному, Розов улёгся на кровать и спросил:

– Слышь, Корыто… А что там у тебя на американской таможне произошло? Я же тебя целых два часа ждал, уже после того как последний пассажир твоего самолёта выполз.

– Долгая история, – отмахнулся Витёк. Он смотрел в окно на сногсшибательные световые рекламы и тихонько пускал дым сигареты в форточку.

– Так успеем наиграться ещё. Расскажи поподробнее… И вообще – как добрался? А то мы почти месяц по Америке шароёбимся – а только ты собираешься доложить про перелёт, как мы засыпаем.

– Ладно, – Витька ловко опрокинул в рот содержимое стакана, – наливай-ка ещё по половинке! Началось это ещё в Киеве….

… Самолёт мой, как ты помнишь, улетал из Борисполя в семь утра. Значит мне там надо было в пять тридцать уже ошиваться. Понятно, что приехал я накануне. И снял там же в гостинице «Борисполь» нумер. Кстати – за двадцать баксей вполне приличный номерок. Короче… Уже в четыре часа дня, за день до вылета, я валялся один как болт в номере и пытался читать Достоевского. Но, сам понимаешь, читать получалось плохо – возбуждение перед полётом, то да сё… Всё-таки не осёл пукнул – в Америку лечу! К другану лепшему – богатею знаменитому.

– Это я, – поклонился Розов сам себе. Он всё время подливал калифорнийское в стаканы, и уже второй пузырёк винца потихоньку истощался.

– Ну вот… Кручь-верчусь. Само собой, собрался пораньше лечь дрыхнуть – горничной сказал, чтоб меня в четыре утра растолкала. Но – дохлый номер. Думаю: «Придётся немного накатить. Для сна».

А вёз я тебе помимо водяры чудной хохляцкой, так же коньяк пятизвёздочный «Коктебель».

– Коньяк? Что-то не видал я среди твоих подарков коньяка! – всполошился Димон. – Ах ты мудило! Выжрал, значит, практически, мой коньяк? Повинен смерти!

Он резким движением опустил большой палец вниз и со вкусом отрыгнул. Карытин виновато наклонил голову.

–Каюсь… Но без него – мне бы край пришёл стопроцентово. Дальше слушай. Начал по-маленькой. Под курятинку копчёную. Телик врубил. Но там муратень одна как всегда. И так после третьей мне хорошо стало – не поверишь. Готов прямо всех любить и жаловать.

– Я думаю, – недовольно буркнул Розов, – после моего дивного коньяка завсегда всем хорошо. Кроме меня.

– И так мне расчудесно стало, – продолжал, не обращая внимания на ворчание Розова, Виктор. – Нет, ты сам прикинь: за окнами пыль, жара и полная суета сует. Народ в конце лета просто одурел от маеты. А у меня: в кармане виза в штаты, билет в два конца Киев – Амстердам – Бостон. Доллары какие-никакие. Друган за океаном ждёт. В путешествие с ним на целый месяц завалимся… От всех этих приятных мыслей меня просто размазало. Не поверишь – лет десять так не было кайфово.

Витёк мечтательно прикрыл глаза и отхлебнул винца. Димон присел на диване и стал разглядывать телефонный справочник.

– Ну и хули? Давай дальше.

– Ну дальше, понятное дело, хуже. Думаю: «Ещё б с девахой какой потереться на сон грядущий. Был бы полный ништяк». Ну не с проституткой какой-нибудь. Ты ж знаешь – не люблю я за бабки. Просто повешать ей немного лапши на уши, дёрнуть по рюмахе – и бай – бай. Без всяких там продолжений.

– Дальше давай… – широко зевнул Димон.

– Ну а дальше – вообще труба. Спустился в бар внизу. Сидят две крыски. Ничего такие себе. О, думаю, – то что нужно. Как раз две. Не потяну же я к себе в номер двоих! Да и боязно, сам понимаешь. Бабки, паспорт. Угостил я их для порядку коньячком из бара. Свой-то в номере зашкерил – всё надеялся тебе хоть полбанки довезти. Потом пошло-поехало. Единственно, что помню – когда в номер уже втроём щемились – успел горничной отдать документы, билеты и бабло. И снова напомнил ей про мой подъём в четыре утра.

– Так ты с двумя тётками скакал всю ночь?

– Ну, типа того. Меня и будить не пришлось. В четыре утра мы ещё с этими матрёшками в карты на одевание уже играли.

– На одевание?

– Ну да. Это когда обратный процесс идёт. Эротическая штучка, кстати.

Розов с уважением глянул на друга:

– Блин, ну ты, терминатор, даёшь! И что – сразу в самолёт?

Карытин улыбнулся:

–Слушай дальше. Распрощались мы с девицами. Денег они с меня не взяли – говорят, что у них, типа, выходной был. И все наши потехи – как бы для души.

Бреду я на посадку никакой. Чувствую – это даже не похмел у меня. Просто я ещё бухой в хлам. А тут на паспортном контроле как примахалась ко мне жирнющая, как свыня перед пасхой, прапорщица из погранвойск. Типа, это не ваше рыло на визе – и всё тут. И вообще залупилась – кто, мол, таким бомжам кривым визы в Америку выдаёт? Злющая такая баба. Пошла с моим паспортом куда-то. Ну, думаю – звиздец. Отлетал своё, сталинский сокол…

Вернулась она минут через пять с лейтенантиком помятым каким-то. Но тот, по-моему, круче меня страдал от последствий дурман-воды. Стоит, пошатывается как облучённый. Сказать ничего не может. Ни он мне, ни я ему. Наконец он кое-как из себя выдавил:

– Ещё есть какие-нибудь документы, кроме загранпаспорта? – и отвернулся. Видать самому стыдно стало за сивуху, которую он отключал без меры накануне. Вонища от него – мама дорогая! Даже я, даром что тоже ещё бухой, всё равно почувствовал.

Я малёхо приосанился и прочувственно так говорю ему:

– Вот права мои и общегражданский паспорт, товарищ лейтенант.

И протягиваю ему все мои доказательства, что я, типа, не бомж, и всё такое. Лейтенанта при этом качнуло немного назад. Он поморщился, и еле выдавил из себя:

– Нормально всё вроде. Чего эта бля…Ох, ё… Эта военная на вас взъелась? – и почувствовав во мне родственную душу, наклонился и шепнул: – Видать не мнёт никто такую страхолюдину!

Вслух же довольно внятно произнёс:

–Все в порядке, господин Карытин – прошу на посадку!

И пошёл я в накопитель, сам не свой. Начался у меня отходняк далеко недетский. Еле забрался в этот грёбанный самолёт. До Амстердама лететь два часа. Да там в аэропорту топтаться часов пять, пока на Бостон дилижанс подадут. Да в нём ещё…Охо-хо-хо… Как представил я себе это всё – ужаснулся. Ещё не взлетели, и я попытался закемарить. Какой там! Моими соседями по креслам оказались два мужичка. Юркий такой старичок профессор-зоолог с ассистентом, лицо которого было изрядно помято непомерными возлияниями. Они в Брюссель на какую-то свою гадючью конференцию летели.

Представь, Димыч – на шару у них всё. Билеты, визы, проживание и прочая карусель. Но, как быстро выяснилось, они были тёртыми учёными – ничего не скажешь. Еще и самолёт не шелохнулся – они уже из дипломата ноль семьдесят пять «Перцовой на меду» тянут-потянут. И вытянули! Кстати, напомню тебе: время – семь утра. И один так вежливо мне:

– Доброе утро, коллега. Далеко летите?

Я еле выдавил из себя:

– В Бостон.

А у самого уже одышка и испарина холодная пошла после весёлой ночки.

А старичок сочувственно, как бы с сожалением, гнёт своё:

– Да, неблизкий путь. Судя по всему – вам необходим небольшой допинг. А то рискуете не долететь, милейший…

Потом, как выяснилось, не в кайф им вдвоём квасить. Без третьего участника старые монстры науки грустят. Не привыкли. Да и между собой у них какой разговор? Знакомы они уже полвека, а тут, можно сказать, новое лицо. И как дали мы по полстакашика горилки с жевачкой «Орбит» на закусь. Забазарили. То-сё. Лихие старикашки. Из-за границ не выползают. В Америке оба раз по пять побывали. Но самое прикольное – только взлетели, они тут же свой пузырь обратно затолкали в дипломат. И стали вдвоём лихорадочно нажимать кнопки вызова стюардессы.

Как только прискакала эта румяная девка, они строго затребовали себе и мне по двойному вискарю. На шару, понятно – зачем свой продукт переводить. Продуманные со всех сторон кексы. С такими за нашу науку можно не беспокоиться.

В Амстердаме я с ними распрощался. А сам просто помираю. Шатает меня во все стороны как на палубе, в глазах круги жёлто-синие. Полный стрём, короче. Сунула мне на прощанье смугленькая шоколадка, в форме стюардессы, какой-то левый обрывок бумаги, заместо моего багажа. И написала на нём номер экзита, по-нашему, выхода, какой мне надо искать.

После долгих шатаний по многочисленным эскалаторам, я, таки, нашёл себе укромное местечко возле туалета – и вырубился. А надо сказать тебе, что Амстердамский аэропорт – самый крупный в Европе. И сброду там всякого не счесть. И все спокойно спят, орут и тусуются где придётся. И бизнесмены, и супермены и всякая накипь рода человечьего. Ну и я под шумок отрубился.

Просыпаюсь как солдат – ровно через четыре часа. Во рту – гавнищем намазано. Башка как под прессом побывала. Только вискарь вспомнил – сразу стошнило меня – еле успел до туалета добежать.

Как я блевал, Димон! Какой-то зеленью с кусками вчерашней курицы. Потом просто желчью. Слёзы из глаз бегут. Сопли из носа. Задыхаюсь наглушняк! Тут слышу: кто-то вякает по матюгальнику, типа:

–Бла-бла-бла – Бостон!

Пора значит. Ну я кое-как умылся, смочил волосы водой и порулил к двадцать первому выходу секции «А». Полегчало мне неслабо после блёва.

Стал в очередь огромную. И увидел через огромные стёкла наш самолёт. Вот это махина! Сначала даже не поверил, что это для людей. Думал, может, транспортник какой. Ещё подумалось – да как же он взлетит?

– Мой дед говорит, что эти самолёты демоны на своих плечах носят, – задумчиво произнёс Димон.

– Во-во. Похоже. Я тоже подумал о каком-то подобном фокусе. Но сейчас не об этом. Стою, значит, я – и подходит моя очередь побакланить с агентом безопасности. После одиннадцатого сентября такой закон ввели на трансатлантических перевозках. Стал он мне заряжать что-то по-английски. Но я не втыкаю ни бельмеса. Тогда вызвал он какого-то педика-толмача. Тот югославом оказался. И более ли менее сносно стал пытать меня, как я вёз свой багаж в аэропорт. Всё время ли он был в поле моего зрения. Не принимал ли я подарки или передачи от незнакомых мне людей. И прочую стандартную муру. А меня тут снова замутило. Но уже, правда, без фанатизма. Отбился я кое-как от этих пустобрехов – и забрался в эту громадину. Соседкой моей оказалось страшилище женского пола с обожженной рожей. Третье кресло пустовало.

Не передать тебе, что я испытал, пока всё это стадо, рассаживалось, снимало шмотки, запихивало всю эту багажную муть в верхние ящики. Квохчут что-то на своём. Пересмеиваются, волки заморские… А тут человек практически сдыхает.

Половина этих солидных гадов поснимали башмаки и остались в одних портянках. С ногами забрались на пустые сиденья. Устроились по-взрослому. Как-будто здесь остаток жизни провести собрались. А я помираю конкретно….

–Это тебе наказание за выжратый чужой коньяк, – назидательно заметил Дима.

– Ну, может быть, не спорю. Короче, взлетели мы кое-как. Я тут же ловлю первую попавшуюся стюардессу. Не зря же ридна украинська профессура мне попалась в попутчики – обучили нужной фразе. Говорю, и показываю жестом на всякий случай:

– Дабл дринк, плиз….

Что-то она мне протарахтела в ответ совсем уж непонятное. Я по жестикуляции этой ведьмы догадался, что надо ждать, пока эти пидары-пилоты высоту наберут, потом пока она у них у всех отсосёт, потом пока они отсосут друг у друга…. Короче, чувствую – хана мне. Уже мысленно к твоей подарочной водке подбираюсь. Вздохнул я поглубже и из последних сил приподнялся. Поймав эту нацистку в униформе в конце салона, я жалобно, как новорожденный барашек проблеял:

–Пли-и-и-из….

Что-то дрогнуло в её арийских беспощадных глазах. Я сменил тональность, и голосом рыжей пробляди из «Пятого элемента» зашёл на третий вираж:

– Хе-е-лп….. Пли-и-из…

Она, видно услышав что-то знакомое, улыбнулась, кивнула седой гривой и быстренько куда-то свалила. Но довольно скоро вернулась со стаканом и двумя маленькими бутылочками и баночкой.

В бутылочках оказался довольно неплохой джин. В баночке – тоник. Я всё это быстренько смешал – и шарахнул. И вот тут меня попустило конкретно. И немедленно накатил на меня остаток вчерашнего счастья. Опять все окружающие показались мне милыми и захотелось делать добро. Первое добро, которое я сделал – это заставил свою соседку-американку со страшными шрамами на лице, которая летела домой из Африки, слушать свой плэйер с диском группы «Аукцыон». В частности, композицию «Остановите самолёт – я слезу!».

На третьем прокруте этой мелодии она сдалась – улыбнулась мне улыбкой Квазимодо, вежливо отстранила наушники и отодвинулась от меня подальше на пустое кресло. Второе моё доброе дело – я решил, что нечего старушке-стюардессе лишний раз сбивать свои кривые варикозные ноги, чтобы тащить мне очередную порцию бухла, и сам настиг её в предбаннике, где стюарды в это время раскладывали жратву. И снова затянул свою волынку:

–Пл-и-из…..

В этот раз она уже не улыбалась. Молча, с хмурым видом, прям как врач – нарколог выдала положенную дозу. Не улыбалась она, когда я отловил её в третий раз уже в другом салоне. Эта старая карга (и кто их берёт в таком возрасте в стюардессы?), скрепя сердце, вручила мне малюсенькую бутылочку красного сухого и подвела меня к моему месту.

– Вэ ё хоум, сэр? – спросила она строго. Но мне было не до диалога – я возился с золотистой крышкой сухаря.

– Декларэйшн, андестенд? – протянула она мне бланк декларации.

– Йа…знаю, – что-то промямлил я в ответ, и жадно припал к сухарю.

Димон на этом месте рассказа встрепенулся:

– Я ж тебе, падла, писал, что декларацию надо в самолёте заполнять. И образец даже тебе выслал заполненный!

Витёк махнул на него рукой:

– Погоди – дойдём и до твоего образца. Из-за него то весь сыр-бор в конце и произошёл. Потерпи – осталось немного.

Розов ободряюще улыбнулся:

–Да не – всё в порядке. Рассказывай. Может третью откроем? Хотя ладно – ещё успеем.

Витёк продолжил рассказ о своей нелёгкой одиссее:

– Короче, декларацию я с твоего сраного образца кое-как перерисовал. А стюардесса от меня в конце полёта просто прятаться стала. То в туалете запрётся, то за подружку свою жирную присядет, якобы в шкафчике что-то достаёт. Как маленькая, ей богу! Пришлось последний дозняк бухла клянчить у лысого стюарда. Ну это когда мы уже на посадку заходили…

Короче, выполз я кое-как вместе со всей этой галдящей бандой на американскую землю. А попутчики, сволочи, свеженькие. Выспались, гады…. Почуяли родное гнездо – ржут как лошади. Раскудахтались, как на птичьем базаре. Выстроились как по команде на паспортный контроль. Я же хоть и бухой добряче, но уже как-то по-доброму. Предвкушаю, что ты наверняка меня не пустыми руками встретишь. Единственное – курить хочу сильно. Огляделся. Народ с солидными паспортами вокруг. Американцы, шведы, немчуганы. Я один, как чмо, с хохляцкой корочкой. Думаю: «Поди, и не знают здесь такую страну…» Оробел малёхо. Как оказалось – не зря. Только моя очередь дошла – меня так сразу вежливо в сторонку – хоп! Мол, знай своё место, кривая вонючка!

Проводили меня два мужика в форме к транспортёру, и жестом предложили забрать мне мою сумку. Потом повели в какую-то кутузку, где сидели два араба, явных злодея. И одна малюсенькая, как гном, китаянка – видно её контрабандой в футляре для очков пытались провезти. И я четвёртым присел на лавку, чувствуя себя полным пидаром. Классификации со стороны злобных америкосов, скорее всего, я не поддавался. С тремя моими соседями по лавке быстро разобрались и увели. Наверное, на расстрел. Настала моя очередь.

Витька перевёл дыхание, и отхлебнул из стаканчика.

– И начали эти двое, гитлерюгентов в форме, тарахтеть наперебой. Горячатся, суки… А толмача у них нет русского. Наверное, в кипятке сварили…. Но я же ни фига не рублю в их щебете. Ещё и малёхо, так сказать, под балдой…

Потом вывернули всю мою сумку, бумажник и тут…Витёк строго посмотрел на Розова, и взял паузу.

– Что тут? – Дима поднапрягся.

– А тут они нашли два предмета, которые их очень и очень заинтересовали. Первым предметом была ксерокопия твоего грёбанного образца, которую я забыл выкинуть. А второй – пакет с пемзой, которую заказал, из-за совершенно необъяснимой ностальгии по Чёрному морю, твой папашка. Как-будто во всей Америке нечем пятки потереть!

– А чем это им мой образец не понравился?

– А суди сам. Ты же всё написал правильно, по-английски за меня. Чтоб я срисовал, так?

– Ну…

– А что ты написал в графе: «Фамилия, имя, отчество»? Не помнишь – я напомню. Имя у меня в твоём образце было «Витя». Ну это ещё туда-сюда. Второе имя, то есть отчество, писалось как «Моржовый». А фамилия, соответственно короткая, но выразительная – «Хер». И тоже всё в английской транскрипции. Вот ребята из паспортного контроля и прихуели. В руках две декларации. С одинаковыми абсолютно данными. Место и даты рождения – всё сходится. Проживание тоже. Но с разными фамилиями и именами. Причём одна из фамилий какая-то уж очень короткая. Явным шпионажем запахло в этой живодёрне.

– Ну а пемза чем их так раздраконила?

– Вот ты, Димастый, восемь лет в Америке….

–Семь.

–Ну не важно. Ты знаешь, как по-английски пемза? И вообще, если бы не жил в Крыму – представлял бы себе, что это за беда, пемза, и на хрена она вообще нужна? И они не знают. Они видят фальшивые данные в одинаковых декларациях. И странные пресованные кирпичики, числом шесть. Которые, если их потрёшь, крошатся в беловато-серый порошок. Так же господа таможенники с отвращением разглядывают мою уголовную, измотанную перелётами и бухлом рожу. От которой несёт за версту пойлом всех континентов. И понимают, что этот мистер «Хер» ох как не прост!

Дима почесал бороду:

– Надо же. Вот, бля… Я об этом и не подумал. Ладно – чем возня закончилась-то?

– Рассказываю. Кусочек пемзы куда-то унесли. Потом отвели они меня вместе с сумкой в пустую комнату. А сами, типа, ушли.

Но мы же ушлые бобры – фильмы в перерывах между запоями смотрим. Значит, думаю, или стенка у них прозрачная. Или камеры скрытые стоят. Ждут, видно, когда я брошусь двойное дно вспарывать в своём видавшем виды сумаре. Или яд из воротника доставать.

А мне так всё внезапно сиренево стало. Ну, думаю, коль отправят обратно – значит не судьба нам с тобой в штатах побухать. И в самолёт захотелось как-то. К седой нацистке под крыло.

Целых полчаса я там сидел. Даже прикемарил. Не знаю, что они там с порошком от пемзы делали. Может, пытались ширнуться или раскурить его. Или на пленных иракцах испытывали…

Но минут через сорок припёрлись оба. Отдали мне все документы и проводили на ещё один досмотр. Карантинный, на предмет жратвы. Там стоял какой-то молодой румяный педик и, натягивая на руки резиновые перчатки, нехорошо улыбался во весь свой белозубый американский рот:

–О-о-о…Раша! Водка, икра, еда?

И тут же полез в мою раскуроченную сумку. Нашёл три банки чёрной икры, и показал плакат, на котором было нарисовано четыре банки икры, две из которых перечёркнуты.

Я понял, что можно провозить всего две банки. Лишнюю протянул ему:

– Презент. Рашен сувенир.

Он чуть в обморок не хлопнулся от ужаса. Видно, дико боялся взяток и подношений. Замахал на меня своими резиновыми клешнями:

– Ноу! Импосибл!

И сам запихнул все три банки обратно, широким приглашающим жестом распахнул передо мной турникет. И произнёс слова, которые я уже думал теперь только в кино и услышу:

– Вэлком ту Юнайтед Стэйт!

Вот так я и добрался, чувак….

Дима вздохнул:

– Да… Натерпелся ты, братан. Но зато же мы теперь в порядке! И в Голливуде были. И Гранд Каньон посетили… Можно сказать, весь юг Америки прошерстили. Будет теперь что вспомнить на помойке!

Витёк разлил остатки из второй бутылки себе и другу и мрачно возвестил:

– А теперь пора как следует выпотрошить этих жирных клопов!

И выпив на дорожку, они направились в казино.

* * *

В лифте дико воняло. В нём была огромная пепельница, полная окурков и Витька закурил, чтобы сбить запах. Дима, который по жизни никогда не курил, поморщился:

– Давай, давай! Ещё ты здесь покури – и я сдохну, не добравшись до рулетки! Кстати, ты сколько намерен просадить в этом воровском шалмане?

– Двести пятьдесят долларов. Больше у меня и нет.

– Правильно. Тогда я тоже примерно на эту сумму буду рассчитывать. Хоть у меня и есть, – многозначительно добавил он.

Витёк затушил сигарету и похлопал друга по плечу:

– Да не бзди – не просадим мы! В Питере помнишь как взлохматили казино на четыреста баксей? И здесь задрочим буржуинов на пару-тройку сотен бакинских!

– Задрочишь их, как же… – проворчал Димон, и двери лифта открылись.

В игровом зале было полно народу. Карытину сразу не понравилось здесь: шумно и как-то неопрятно. К столам с рулеткой не подобраться. Официантки, разносящие напитки, страшноваты и суетливы. Правда, его обрадовало то обстоятельство, что в зале были игровые автоматы со ставкой пять центов.

– Так я в них могу все два дня играть, – улыбнулся он. – А как здесь с бухлом?

Дима, доставая из кармана кошелёк, сообщил:

– Вообще-то бесплатно. Но предупреждаю – не дашь официантке бакс – в следующий раз она тебе плюнет в стакан. Или нассыт – обычное дело. И бухало здесь самое поганое и дешёвое. Так что в этом плане не очень… Ладно – я на блэк джек ломанулся! Ежели чего – мы с тобой незнакомы. Шутка. Покеда!

И он отправился к карточным столам.

«С чего же начать? – подумал Витек. – Пожалуй, с рулетки». Он минут пять наблюдал за шариком. Ставки были невысокие. Максимальная – двадцать долларов на чёт-нечет. По цифрам можно было ставить от доллара до пяти. Скучновато. Когда они с Димой, в начале своего путешествия, летели в самолёте Бостон – Лос Анжелос, Витька перечитывал «Игрока» Достоевского. И для прикола переписал все ставки, которые делал в свою счастливую ночь удачливый герой романа. «Заглянем мистике в глаза…», – подумал Витек и сделал первый ход. На цифровой ряд от девятнадцати до тридцати шести. Двадцать долларов. Правда у того парня были какие-то «фридрихсдоры», – мелькнула у Карытина мысль.

Шарик закрутился – и выпало число одиннадцать. Виктор проиграл. Он про себя выматерился, и тут же, плюнув на мистику, выбросил листок с записями в пепельницу.

«Да-а…Недаром Фёдор Михайлович в долгах всю жизнь прожил, – подумал Виктор. – В его романах можно только проигрывать научиться». И стал ставить без всякой системы. В основном, на колонны, и пару фишек на цифры или зеро. Промучавшись так около часа, он всё же выиграл около шестидесяти долларов.

Дав долларовую фишку официантке, он заказал себе красного вина. Получив заказ, Виктор поднялся и пошёл в другой конец зала узнать как дела у друга.

– Ну как?

Дима, не оборачиваясь, ответил:

– Так себе. Где-то полтишок выдурил у этого гандона, – он вежливо улыбнулся узкоглазому крупье, ловко раздающему карты. – А ты?

– Да я тоже слабенько пока, но в плюсах. Ты это… вина здесь не пей – фуфло.

– Да я уже выпил. Чуть не сблевнул. Ну что – пойдём по этому гнусному городишке пробздимся? Пофоткаемся, то-сё…

Они вышли на бульвар Лас-Вегас, который в просторечьи назывался Стрип. Действительно, от раздатчиков календариков с телефонами обнажённых девушек было не протолкнуться.

Витёк через пять минут устал отмахивать рукой протянутые россыпи дешёвой порнопродукции.

– Блин. Как в море, когда медуз навалом… Откуда их столько здесь накопилось?

– Живут они здесь… Да хер с ними. Давай фотографироваться!

Друзья, по ходу дела, делали снимки, и продвигались по сверкающему огнями ночному Лас-Вегасу.

Притормозив возле площадки, где сдавались проклятым капиталистам на прокат шикарные автомобили, Витёк со вкусом закурил и выпустил приличное облако дыма. От него сразу шарахнулось какое-то семейство америкосов. Он, не обращая на это внимания, заметил:

– Ты правильно, чувак, сделал, что только на двое суток гостиницу забронировал. Как-то странно здесь. Суетно… Хотя, скажу тебе и здесь маты русские я слышал не только от тебя. Какие-то нашенские тёлки в казино возле сортира что-то перетирали и жутко матерились.

– А хули тут делать дольше? Это же тебе не Венеция… Проябуй дендушку – и все дела. А с русскими ни в коем случае не заговаривай! Они все здесь проституцией и наркотой пробавляются.

Друзья, притомившись от толчеи, заглянули в казино «MGM». Здание было построено с размахом. Внутри началось какое-то шоу, но пробраться туда не представлялось возможным. Народ, почуяв бесплатное, плотным кольцом окружил эстраду.

– И чего они туда так прутся? – Витёк толкнул Розова под локоть. – У нас в любом кабаке поприличней тётки выплясывают! Дима пожал плечами и показал рукой вверх.

– Зырь, Корыто, животинки настоящие!

Скептически осмотрев сонных живых львов, что расположились на стеклянной крыше прямо над игровыми столами, Витька с Розовым сделали пару ставок и выиграли тридцатку баксов. Так же здесь они затарились бесплатными колодами карт, раздаваемых прыщавой напудренной девицей с глубоким декольте, которое демонстрировало полное отсутствие молочных желез. Потом направились дальше. Время от времени они заходили в какое-нибудь казино, и ставили на среднее поле или на чёрный цвет. В основном, выигрывали.

Выйдя из очередного заведения, Дима заметил:

– Видишь, чел – здесь, в принципе, одно и тоже. Только в одних залах почище, и рекламы разной побольше, типа этих несчастных дохлых львов. А в других просто разувалово без лишних пантов. Может, пойдём поближе к винцу?

– Подожди – вон у того фонтанчика цветомузыкального меня щёлкни – и порулим!

Пройдя всю центральную улицу, усталые друзья больше всего на свете захотели двух вещей – стакана нормально пойла и поспать всласть в прохладном номере. Поэтому когда они добрались до родимой «Бродбридж», они сразу, не заходя в залы, поднялись наверх. Выпив на сон грядущий, Дима произвёл подсчёт:

– За вечер почти по девяносто долларов на брата. Карытин добавил:

– Плюс восемь колод шаровых карт. Двенадцать ручек. И три зажигалки. Это мне на сувениры.

И чуваки с чистой совестью завалились спать.

На следующий день Карытин встал поздно, часа в два дня. Но Розов ещё дрых без задних ног. Зная, как опасно будить Димыча в его законный отпуск, Витька тихо приоткрыл окно и закурил. Город казался мёртвым. Ни горящих огоньков ни людей, ни машин. Желтоватое мутное солнце и духота пустых улиц.

Витька невольно засмотрелся на эту картину.

«Да… Есть что-то жуткое всё-таки в этом месте. Столько бабла… Поломанных жизней. Смертей. И всё это варится в пустыне по ночам. Днём эти вурдалаки отсыпаются. Однако жрать уже хочется не слабо, в натуре!» Докурив, он отхлебнул из бутылки винца и пошёл чистить зубы.

Вернувшись из ванной, Виктор всё-таки решился и несильно толкнул спящего друга.

–Э, бля… Ща йобну! – как обычно, с добрыми словами на пересохших от жажды губах, пробудился Розов. Быстро совершив утренний туалет, он приказал:

– А ну-ка быстренько ломанулись к жратве!

Через десять минут они спустились вниз. Изнывая от жары, приятели ещё минут пять искали свою машину на десятиярусной парковке. Дима, выехав с паркинга, сразу свернул со Стрипа в город.

– Так. Теперь наша задача найти буфет покруче. Желательно японский или китайский. Чтобы в нём было морепродуктов побольше.

И через полчаса они его нашли. Отличнейший японский буфет всего по одиннадцать долларов с рыла. Добравшись до харчей, Дима серьёзно приналёг на суши и красную икру. Карытин хрустел жареными креветками и ел вкуснющий зелёный супчик, сваренный из неведомого морского животного. Закончив с первым, он тщательно вытер салфеткой бороду и весело посмотрел на жующего друга.

– Слышь, Димон! А как эти заведения не прогорают? Мы же жрём здесь дорогущие морепродукты, сколько влезет… И подходить и снова набирать можем сколько захотим. Даже в супермаркете в сыром виде это стоило бы намного дороже!

Дима, с набитым икрой ртом, промычал:

– Угу… Гораздо дороже. Сам над этим который год голову ломаю. У меня есть две версии, – он, помедлив, проглотил суши и продолжил:

– Первая – это нас снимает скрытая камера, а потом толстопузые богатеи у себя на виллах ржут, как народ пытается в себя впихнуть больше, чем отпущено природой. Вторая – все эти буфеты прикрытие для отмывания денег. Просто под ними в огромных ангарах несчастные голые китаянки фасуют героин.

– Но нам-то по-любому в кайф, – Витёк длинно и сытно отрыгнул, – пойду ещё по мидиям ударю!

За час в японском буфете, друзья так набульбенились даров моря, что из буфета выползали боком, как крабы. Еле вместив себя в машину, Розов вздохнул:

–Уффф…уф…Ху-ух!.. До очка успеть бы добраться…

Виктор просто сидел с выпученными глазами и поглаживал раздувшийся живот. Ему было не до разговоров. Он помимо прочего ещё кувшин кока-колы сдуру засосал.

– Ты это… – борясь с одышкой, пропыхтел Дима, – зря в буфете кока-колу пьёшь. Меньше же остальному добру места в брюхе остаётся.

Витёк лишь протяжно отрыгнул в ответ. Так, с большим трудом, приятели по-крабьи добрались до своего номера. Розов сразу же засел в туалете. Корыто, полежав с минут двадцать, немного отошёл от объедоса и поднялся. Погладив рукой свою светлую бородку, он прокричал через дверь:

– Слышь, Димастый! Я спущусь вниз – однорукого бандита подрочу. Пройтись надо, а то усну к ебеням!

Из туалета донёсся натужный голос:

– Да-авай – давай… Я тоже скоро подтянусь.

Придя в зал, Карытин обрадовался. Народу днём было гораздо меньше и воздух в заведении был посвежее. Разменяв пять долларов, он пристроился к пятицентовому автомату и стал играть по третьей линии. Примерно на десятом прокруте выпало три джокера. Максимум. Автомат недовольно загалдел и замигал. Витька посмотрел на щиток. Выигрыш составил две тысячи пятьсот монет. То есть сто двадцать пять баксов.

– Неплохое начало, – послышался за спиной голос Розова. – Ловко ты его на кукан подцепил…

К ним спешил улыбающийся крупье. Поздравив Виктора, он вручил ему сто двадцать пять долларов наличными и угомонил визжащий от досады игровой автомат.

Карытин тупо посмотрел на деньги. Потом на Диму.

– Н-да. Можно сегодня уже не играть. Но делать-то особо и нечего в этой богадельне. Ты что – как всегда, в картишки?

Дима кивнул и обречённо потащился к столам с блэк джеком. Виктор же бросив в опустошённый автомат пару монет для очистки совести, подозвал официантку и заказал двойной виски, не забывая сунуть бакс в её кармашек.

Прихлёбывая дешёвый вискарь, он нехотя походил вокруг покерных столов. Потом заглянул на рулетку. Но по местным меркам для настоящей игры было ещё рано, и столы пустовали. Одному делать ставки было скучно. Пошатавшись по залу, Карытин подошёл к долларовому игровому автомату, стоявшему в стороне от всех, и за две минуты спустил сорок баксов.

– Вот гнида! – разобиделся Витёк и заказал ещё виски. Дождавшись выпивки, он со стаканом сделал ещё круг по залу и вернулся к обидевшему его однорукому бандиту. Зловеще посмотрев ему в табло, Карытин бросил в щель доллар:

– На, падла – подавись!

Автомат весело схрумал монетку и продолжал невозмутимо подмигивать Витьку цветными огоньками. Тогда Карытин, в каком-то странном исступлении, стал кормить автомат выигранными двадцатидолларовыми купюрами.

– Жри! Жри, гнида заморская, мои нетрудовые доходы! – приговаривал он, всовывая в щель для банкнот двадцатки, и с силой дёргая за ручку. На шестой купюре внутри автомата что-то хрустнуло. И автомат, как-будто разобидевшись выплюнул на экран знакомую уже комбинацию из трёх джокеров в синих колпаках и со злыми лицами. Дзинь-харк!!

И тут уже сирена на крыше однорукого завыла совсем тревожно. Автомат залихорадило. Замигали какие-то лампы на бегущей строке, приделанной над злосчастным игровым агрегатом. Витёк испугался не на шутку. «Сломал я его, кажись. Ё-моё! Вот сейчас вонищи-то будет!»

К нему уже шли. Не шли – а бежали трое крупье! Ещё какие-то люди в униформе спешили к растерявшемуся испуганному Карытину. Розов, бросив карты, нёсся на выручку из другого конца зала. И все игроки, из тех, кто находился в казино, повскакивали со своих мест и ломанулись в сторону озверевшего игрального автомата, возле которого, открыв рот от ужаса, стоял ошарашенный Витька.

– Я не нарочно, – только и смог он прошептать рослому крупье, когда тот затараторил ему что-то прямо в ухо.

Дима, спеша на помощь, с трудом протолкался сквозь, выросшую за две минуты вокруг Карытина, толпу. Он внимательно выслушал крупье, и хлопнул Витька по затылку:

– Молодец, чувак! Кр-расавец – нечего сказать! Поздравляю, тебя, уродец ты долбанный! Ты на хера только что обул злейших мафиозников Лас-Вегаса на… – Дима посмотрел на замершие цифры электронного табло и заорал прямо ошалевшему другу в лицо, – на шестьдесят семь миллионов долларов?!!!

И тут до Витька дошло. Застучало в висках, и зал немного поплыл перед глазами. И он хриплым рёвом заматерился так, что окружающие его люди немного шарахнулись назад:

– Мать вашу !! Это же Джек пот! Потный Джек! Ебись-провались! Мы сделали этих пришельцев! Димон!! Братишка!..

И друзья, обнявшись, неловко закружились около игрального автомата.

Все вокруг аплодировали, выкрикивая что-то поощрительное. Но самыми счастливыми казались почему-то крупье и охрана. Четыре охранника, улыбаясь, плотным кольцом взяли Розова и Карытина в оцепление. Дима что-то спросил по-английски у старшего крупье, и тот предложил им пройти в его офис.

Остальное Витька помнил плохо. Он подписывал какие-то бумаги. Кто-то поднёс бокал с шампанским. Витёк автоматически его выпил. Розов бегал в номер за документами, и долго заполнял какие-то данные в многочисленных анкетах. Вся эта тряхомудия заняла около часа. В конце им выдали пластиковый чек на всю сумму выигрыша, и ещё целый пакет документов. Всё было как во сне.

–Эй, проснись, миллионер херов! – толкнул Димон Карытина. – Менеджер спрашивает – охрана до аэропорта нужна?

Витька затравленно посмотрел по сторонам:

– А ты как думаешь?

Дима секунду подумал и приглушённым голосом сказал:

– Я думаю нет. Сами допиздухаем. – и добавил чуть потише: – Сама эта охрана и прихлопнет нас по дороге, пожалуй… Как мух – пустыня же кругом… Мы с тобой сейчас быстро пакуемся – и рвём отсюда, усёк?

Наскоро распрощавшись с администрацией казино, друзья быстренько собрали манатки и двинули в аэропорт.

Как только они вырулили на хайвэй, Розов впервые после офиса заговорил относительно спокойным голосом:

– Не знаю, правда, как и что. Что за порядки здесь… При мне, понятное дело, первый раз такие бабки выигрывают. Но знаю одно: нужно как можно быстрее добраться до самолёта, переоформить билеты на ближайший рейс – и в Бостон! А там положим всю эту документацию в ячейку банка, спокойно сядем и будем думать, что дальше творить.

Витек от быстрой езды тоже немного пришёл в себя:

– А с бумагами и чеком не надули?

– Нет, кажись. Там ведь пока ты еблом щёлкал, понавалили юристы из разных казино. Ставили подписи. Порядок-то у них отлажен чётко. Пара журналюг промелькнула, опять же… Или ты забыл, как интервью давал? Так что на хрена им гимор в виде антирекламы потом нужен…

Розов внимательно глянул на Витьку, который беззаботно улыбался, разглядывая чек.

– Ну что миллионер голозадый? Мне-то сколько за хлопоты дашь? Или просто пойти к тебе теперь в услужение? Пиво из холодильника подносить, обувку чистить и всё такое…

Витька твёрдо, не поднимая головы, ответил:

– Половина бабла твоя. Железно, кореш. Если б не ты, сам понимаешь…

Шутливый тон Димастого оставлял желать лучшего. Он был немало смущён таким простым решением.

– Нехуёво… Я, честно говоря, ожидал более скромного вознаграждения. Но теперь, смотри – не передумай!

И он нежно потрепал Витька по голове:

–Спасибо, братан! Теперь мы вроде, богаты, а, чувак? Очень я енто багатство люблю и уважаю! А какого ты всё время орал возле однорукого: «Ай эм стьюдент! Май нэйм рашен стьюдент!»? Совсем озверел от счастья, что ли?

И Розов, разразившись сатанинским хохотом, врубил на полную мощность магнитофон.

По сверкающей угольно-чёрной автостраде с жёлтой разделительной полосой в аэропорт Лас-Вегаса на предельной скорости летел автомобиль с открытым верхом, а в нём двое мужиков орали в унисон музыке, гремящей из динамиков:

– Мама – анархия! Папа – стакан портвейна!

Над пустыней Невадой сгущались сумерки…

* * *

…«Да… Всего лишь пять дней назад. Даже не верится», – подумал Витёк, ворочаясь без сна на широкой кровати. Он прислушался. Тихо тикали часы. Из комнаты Толстого и Алёны не доносилось ни единого звука. Стараясь не шуметь, Виктор осторожно прокрался на кухню, открыл окно и закурил.

…Буквально позавчера, уже сидя у Розова в доме в Бостоне, они составляли нехитрый план. На столике стояла наполовину пустая литровая бутылочка «Джим Бима». Дымились две дорогие сигары. Всё было неторопливо и обстоятельно. Проблема была в одном – у Карытина через день заканчивалась месячная гостевая виза. И в сложившихся обстоятельствах, нарушать американские иммиграционные законы было совершенно нежелательно.

– Да нормально всё, Димон. Я бы всё равно на родину полетел бы. Надо ж денег тамошним бомжам раздать немного. Тётке памятник поставить. Братана Серёгу найти и поддержать… Ну и побалдеть немного, расслабиться… Здесь сам видишь – строго как-то. Не разгуляешься…

Розов сидел в глубоких раздумьях. Помолчав с минуту, он ответил:

– Так-то оно так… Но ты ж начнёшь по-пьяни всем трещать про свой выигрыш. Дворцы себе вшивые покупать… Мерседесы краденные…. Тут тебя и прихватят за яйца бандюки какие-нибудь…

Виктор аккуратно стряхнул пепел с толстой сигары и успокоил его:

– Да не на что мне будет покупать, чувак! Чек здесь останется. Ты же сам говорил, что всё не так просто: пока налоги с него отслюнявят немерянные; пока проверят ещё раз триста всю законность выигрыша, мою личность и так далее…

– Да уж. Месяца три нам больших денег не видать. Оно и к лучшему. Пусть поуспокоиться всё. Визу, я думаю, теперь тебе без проблем выдадут. Так что сделаем вот как. Я выдам тебе тысяч двадцать пять наликом. Чтоб ты там мог своё вонючее самолюбие тешить.

Витька обиженно засопел на что Дима лишь ухмыльнулся:

– Что мало? А ещё, падла, вчера утром в буфете развонялся из-за цен на графин кока-колы! Ладно уж, – расщедрился он, – дам двадцать пять с собой. И переводом по «Ист Юнион» переведу, если нужда появится, ещё двадцать пять. И всё – хватит с тебя.

Карытин расцвёл и улыбнулся:

– Вот это нормалёк! Мне же ещё корешам студенческим нашим хоть отстегнуть бабла охота. Пусть бухнут нормально и порадуются за другана.

Дима отхлебнул виски и снова стал серьёзным.

–Ох, чую – напылишь ты там лишнего! На всякий случай мы составим акт поручительства на часть суммы. Может, ты там на зону загремишь, или ещё чего похуже. Чтоб у меня была возможность тебя выкупать, жопа твоя с ручкой.

Витька же, наоборот, был спокоен и весел. Он не чувствовал в себе никаких перемен, после внезапно свалившегося богатства. Просто ему стало как-то интереснее и веселее жить.

– Не ссы, Димастый. Я на месяцок туда – и обратно. А вернусь – зажируем мы уже тогда по-взрослому! А ты пока пробей, сколько бабла надо для получения вида на жительство. Может америкосским гомосекам больничку какую отгрохать? Или новый авианосец построить? Можно, как Бендер, помнишь? Объявить войну, к примеру, Северной Корее… Прикуплю верблюдов – и атакую Багдад! – Витька заржал, видимо реально представив эту картину. – Короче – выясни всё поподробнее. Я хочу с такими реальными бабасами быть американским подданным!

Розов, подумав немного, достал новую бутылочку вискаря, и разлил по полстакана.

– А теперь давай просто наебенемся за твою удачу, Корыто ты дырявое! И запомни – деньги я переведу тебе на Севастопольский Морской банк. Сумма не маленькая, но там у меня в отделе переводов родственница работает. Она сама тебе тихонько всё выдаст. Чтобы без лишней рекламы. Дашь ей сотку баксей за услуги – и все дела.

– Окей, мэн! – поднял стакан Виктор – за нашу удачу, мать её!

Уже в аэропорту, провожая Витьку в обратный путь, Розов, после крепких дружеских объятий, достал из кошелька купюру в один доллар, и разорвал её пополам. Одну половинку аккуратно сложил обратно в свой портмонет, другую протянул Карытину:

–Держи, чудик!

Витька недоумённо взял протянутый обрывок доллара.

– И на хера он мне?..

– Фильмы про шпионов видел? Обратно прилетишь – сверимся половинками. А ту вдруг тебя подменят какие-нибудь пидоры… Смотри – не проеби!

* * *

… Теперь, стоя на кухне у Толстого, Витёк с досадой подумал: «Да уж… В Севастополь теперь дорога заказана. Надо ж было мне в автосалоне с девками растрепаться так! Прав был Димастый – тут и трезвому опасно болтать лишнее. Тем более, что я уже под чьим-то серьёзным надзором нахожусь. Вот, в натуре, не было печали!».

Карытин в раздумьях ещё немного постоял возле приоткрытого окна. Потом посмотрел на часы и тихонько вышел в зал. Там он достал свой бумажник. Вытащив из него двадцатидолларовою купюру, положил её под телефонный аппарат, стоявший на журнальном столике. Потом взял трубку и вернулся на кухню.

Набрав код Америки, он на секунду замешкался. Глянул в зеркало, висящее над столом, сделал грустную физиономию и продолжил набирать остальные цифры. После третьего сигнала, трубку подняли.

Витька негромко сказал:

– Здорово, Димон! Чо делаешь-то, чувак?

Слышно было хорошо, но Димин голос доносился с каким-то эхом.

– На работе зависаю. Горбилю по-полной…

– Не достало? Бросай ты это грязное дело. Ты ж теперь миллионер – не забывай!

– Да нет уж. Пока денег этих на счету у меня нет, погорбатюсь. Мало ли чего…

Витька не выдержал и рассмеялся:

– Вот ты старый еврей! Ну, ладненько – дело твоё. Тут вот какая петрушка. Давай бабло перекинь мне лучше на киевский какой-нибудь банчок. Сбербанк, например или ещё какой поскромнее.

– А что случилось? Проблемы? – сразу встревожился Дима.

– Никаких. Просто не охота мне в Севастополь. Там мест злачных полно. Да и атмосфера там какая-то…развратная. Боюсь сорваться там.

Диму сложно было водить за нос. Он с недовольством проворчал:

– Темнишь ты что-то, чувачок. Смотри – мне по хрену куда бабки переслать. Но ты с визой не тяни. Я через Интернет заказал тебе собеседование в консульстве на одиннадцатое ноября. На два часа дня. Осталось три дня – не опоздай. И вот мой тебе совет: как получишь визу – сразу же резко уябувай оттуда! Потом, когда станешь почётным буржуином – тогда и вернёшься на свою родину долги совести раздавать.

Виктор постарался ответить как можно радостнее:

– Пожалуй, я так и поступлю. Ладно, чувачок, не скучай – скоро балдёж сплошной у нас начнётся! Покеда, бабанька, покеда!

И дал отбой.

Потом он сделал ещё один короткий звонок в Киев:

– Здорово, Лосяра! Дык я только оттуда! А ты как – всё там же в Киеве обитаешь? На Воровского? Да вот, думаю к тебе на пару дней подскочить…Может завтра… Приютишь? Приеду – расскажу. Твоим привет! Ну всё – до встречи!

Тихонько прокравшись в зал, Карытин осторожно лёг на кровать и, прогнав все посторонние мысли из головы, задремал.

* * *

…В эту ночь Лидия Петровна никак не могла уснуть. Она волновалась. Завтра должны были произойти события, которые могли очень сильно изменить её жизнь. Конечно, Глеб Кораблёв – человек серьёзный, не чета всем этим помощничкам. Он-то уж не подведёт. И девка у него – первый сорт! Если даже такой солидный и осторожный авторитет как Клешня, и тот на неё повёлся. И на этом сгорел. Вернее – взлетел…

Да и задачка не очень хитрая. Очень облегчил нам жизнь этот Виктор Павлович. Хоть и ловко он от ребятишек Иваныча в аэропорту «Борисполь» соскочил… Шустрый фрайерок! Но в Крыму тут же дал промах – купил такую броскую тачку в центровом автосалоне. Маршрут свой этим мокрощёлкам-продавщицам разболтал. Видно голова у него до сих пор кругом. Ещё бы – такие бабки!

Но что-то сильно смущало Лидию Петровну в поведении клиента. Понятно было, что он просто невероятно везучий. Это не вызывало сомнений. Уже одно это обстоятельство было очень не по душе Железной Лиде, которая зубы съела в теневом игровом бизнесе. Она прекрасно знала, что везучим прёт ровно до какой-то невидимой полосы. Это потом уже начинается пропасть, в которую валятся все скороспелые, разбогатевшие игрой любимцы фортуны. Но эта чёрная полоса могла наступить и через месяц. Или даже год. У Лиды же этого времени сейчас не было. Этот быстрый мужичок скорее всего не задержится на родине. Будет сваливать в штаты. И в запасе у них максимум неделя. Если не меньше…

Так же ясно, что в Севастополе ему надо получить бабки. Скорее всего на текущие расходы. А может, недвижимость задумал в Крыму прикупить – сейчас это хорошая тема. Но если вдруг невероятное везение этого фрайера поможет ему в Севастополе избежать тесных объятий Глеба, надо ставить засаду возле консульства, в Киеве. Вот где он неминуемо прорисуется. И ментов поднапрячь, чтоб на вокзалах в Симферополе и в Севастополе поприсматривались. В аэропорт пару человечков зорких откомандировать. Вдруг Витюша этот тачку сбросит свою где и фьють! Парень он теперь не бедный…

Короче, не до сна сейчас.

И Афанасьева, загасив в пепельнице папиросу, потянулась к телефону.

* * *

На следующее утро Толстый проснулся в прекрасном настроении. Он сладко потянулся и приобнял спящую Алену.

– Вставай золотко! Сегодня много дел!

Жена открыла глаза:

– Ой! Что это я? Проспала? А как же Витя? Он же просил в четыре разбудить! – она быстренько соскочила с кровати и, накинув халат, поспешила на кухню. Володя догнал её возле двери, и крепко обнял:

– Эгей! Дифчонка – не так быстро! За ночь усё переменилось… Твой муж вчера нанялся на работу. Значица, планчик у нас такой – сейчас завтракаем, потом съездим к нотариусу, где сделаем две доверенности на машину Виктора. На тебя и на меня. Потом её из мастерской к нам в гараж перегоним. А потом, извини, родная – мы с ним в Киев уезжаем!

Алёна непонимающе захлопала глазами и освободившись из володькиных объятий, с недоверием посмотрела на мужа:

–Погоди-ка, Толстячок. Не гони лошадей… Какая доверенность? Какой Киев?

Костров, как был в трусах, вернулся и прилёг на кровать. Затем, интригующе поглядывая на супругу, подробно обрисовал события вчерашнего дня в деталях, подробно остановившись на щедром предложении Карытина.

Алёна присела рядом на краешек кровати и задумчиво произнесла:

– С чего бы это такие подарки? И ты думаешь, ему можно доверять? И почему, интересно, на тебя менты так набросились? Полный бред…

– Что с ментами – полный бред, я согласен. Но Виктору можно доверять, – твёрдо сказал Володя. – Тем более мы же ничем не рискуем. А менты – они, скорее всего, просто денег хотели срубить, – закончил он и немного неуверенно добавил: – Наверное…

Алёна, закачав головой, сильно засомневалась:

– Ну да – так-таки и ничем! Я, к примеру, мужем, может быть, рискую.

И она растерянно посмотрела на Володю. Но тот был спокоен. Обняв Алёну, он горячо зашептал ей на ухо:

– Да не бандит же он – видно сразу! Просто подвезло чуваку… Вернусь через пять дней – и машина наша! И потом – ты же у меня не просто жена! А работник юстиции! Посмотри там у себя, что и как… Нет, ты прикинь, Алёнка! Новая тачка! Когда такое ещё может с нами случиться?!

Кострова минуты две посидела в молчании, задумчиво глядя в серьёзное лицо мужа, и приняла решение:

–Ладно! В принципе пока никакого криминала в вашей затее я не вижу. Хотя, полный бред, конечно… Машины просто так никому в этом мире не дарят! И твоего Виктора сегодня по нашей картотеке проверю. По полной программе. А машину его, Василий Николаевич, капитан наш бравый, по базе угонов пробьёт. Ну и вообще подстрахую, где смогу…

Поговорив о деталях минут пять, супруги вдвоём направились на кухню.

Карытин крепко спал, когда Володя тронул его за плечо.

– Подъём, о, щедрый незнакомец! Пора за дело приниматься, коль не подшутил ты над бедным крестьянином!

Витька сразу открыл глаза:

– Не шутил. И уже, заметим, не бедным – а вполне реальным идальго. Практически, обладателем прекрасной новой иномарки, – он скинул с себя одеяло. – Погнали к нотариусу!

Пока Витёк умывался, Володя, сидя в кресле, внимательно изучал документы на машину.

– Алёна! Что это за бабло под телефоном? – крикнул Вова на кухню.

Витёк выглянул из ванной, и прижал палец к губам:

–Не ори. Я вчера с Америкой поговорил. Это за переговоры.

–А-а. Ну ладно, – это как раз на доверенности уйдёт! – подмигнул Толстый и засунул купюру в карман. – Эй, есть кто живой? Давайте завтракать!

Наскоро перекусив, они втроём поехали на володиной машине к нотариусу. Доверенности решили, как и предлагал Виктор, делать две – на Володю и на Алёну.

Через час, вручив Алене две голубые гербовые бумаги, Володя нежно поцеловал её в губы.

– Ты – моё сокровище… Пока я буду в отъезде, на учёт поставишь машину в МРЭО, ладушки?

– Вова – время! – Виктор постучал по запястью. – Давай на СТО!

А ещё через полчаса, Толстый с превеликой осторожностью заводил отливающий серебром «Пассат», в свой гараж. Виктор одобряюще кивал и подначивал друга:

– Давай-давай. Поднажми! Царапни его для почину! В обморок только не упади, хозяин!

Когда Володя вышел, Карытин протянул ему полиэтиленовый пакет.

– Держи. Дома оставишь. Вся документация на тачку. Сервисная книжка и второй комплект ключей… Имей ввиду – она год на гарантии! Ежели чего – не стесняйся грузить этих дилеров по-полной!

– Спасибо тебе, чувак, – неуверенно пробормотал совершенно счастливый Толстый.

– Ну давай, – заплачь ещё! Рано благодарить – отработать придётся. Лучше проверь у себя в машине масло, тосол… Водичку в бачок омывателя залей. Ну, в общем, проведи техосмотр небольшой перед дальней дорожкой. Ещё полчаса терпит.

Володя открыл капот своего «фолькса», и занялся подготовкой машины к дальней дороге. Что-то подкручивал. Доливал. Поменял один дворник. Но после передумал – и переставил обратно. Потом достал электронасос, и стал подкачивать колёса. Виктор с лёгкой улыбкой, наблюдая за суетящимся приятелем, присел на лавочку и закурил.

«Засветло до Киева добраться не успеем. Наверняка подальше от Крыма и снег и гололёд, – он посмотрел по сторонам. – Эх, хорошо всё-таки здесь! Середина ноября, считай – а тепло как весной!».

Он внезапно вспомнил, как классно было поздней осенью в университетском парке пить холодное пиво из трёхлитровых банок. Разноцветная листва на солнце… Ароматный дымок папиросы… До сессии ещё ого-го как далеко! Девушки мимо ходят красоты необыкновенной… Лепота!

Приятные воспоминания прервал голос Толстого:

– Ну что, Виктор Павлович? Авто к пробегу готово. Ломанулись?

– Поехали, коль не шутишь, – Карытин поднялся, и отряхнул джинсы. – Всё взял? Документы, мобильники – дебильники? Смену белья? Презервативы?

– Да всё в порядке. Вот ещё и термос с зелёным чаем Алёна соорудила.

– А это что за библия? – Виктор показал на увесистый фолиант в чёрной обложке, который Володя осторожно пристроил на заднем сидении.

– Эзотерический сборник «Волшебная Гора». Философия там всякая. Новинки психологии. Стишки попадаются интересные… Может, почитаю в дорожке…

Виктор одобрительно похлопал друга по плечу:

– Молодец! Главное – чтоб никаких детективов! А философию я уважаю. Ну что – кто первый за рулём?

Толстый поднял руку и забрался на место водителя. Он опустил стекло, и протерев напоследок боковое зеркало заднего вида, ловко выехал со двора. Карытин подстроил под себя переднее пассажирское сиденье, достал из бардачка потрёпанную карту дорог Украины и приготовился руководить движением:

– В Киев на машине ездил когда-нибудь?

– Было дело – пару раз пришлось в своё время столицу посетить. Да нормально всё будет, Палыч!

Виктор стал серьёзным. Он со значение поглядел на Володю и чётко обрисовал ситуацию:

– Так вот. Так как у нас всё-таки не увеселительная прогулка, а взрослое мероприятие, задание тебе первое – ехать по такому маршруту, чтобы встретить как можно меньше постов ДАИ. И вот тебе на всякий случай, – он выложил на панель пять новеньких купюр по десять долларов. – В разговоры с ментами не вступай. Сразу пытайся решить проблему через эти зелёные пропуска. Но с умом. Менты, тоже, знаешь, они разные бывают….

Володя коротко кивнул и сунул зелёные бумажки в нагрудный карман. Виктор продолжил инструктаж:

– И главное помни: если что – ты ничего не видел и ничего не знаешь. Я просто нанял тебя за двести баксов подбросить меня до Киева. Не думаю, что вопросы такие всплывут – машина другая, водила другой… – он осмотрелся в салоне, как бы желая убедиться, не осталось ли здесь чего-нибудь от его серебристого «Пассата». – И даже маршрут наш не совсем тот, который известен моим навязчивым незнакомым «друзьям». Но случись что – задницу ты себе этой легендой прикроешь…

Толстый согласно кивал, внимательно слушая своего загадочного пассажира. Приятели уже выехали из города, и теперь за окном мелькали дома пригородных деревень. Володя, включив обогрев салона, успокаивающе сообщил:

– Вот, в основном, по такой глухомани и будем ехать. Возле Херсона только пост никак не проскочишь. А дальше вроде бы ничего серьёзного нет. Ну, и перед Киевом, понятно, – он посмотрел на Карытина, и улыбнулся: – Ты поспи немного, если хочешь. Глаза вон какие красные – небось ворочался до утра?

Виктор кивнул, и откинулся на спинку сидения. Перед глазами мелькнул указатель «Симферополь – Киев». В Симферополь было направо. В Киев налево. Виктор прикрыл глаза:

«Направо поедешь – коня потеряешь. Налево… Да и налево всё потерять можно. Быстро меня выпасли, гады! Эх, надо было Димыча слушаться! Прямо в Америке попробовать пробить продление визы. Или из Киева никуда не уезжать. Хотя в Борисполе-то те таксисты похоже не совсем таксисты были…»

Заморосил мелкий дождь. Стёкла машины сразу же покрылись мелкими каплями. Володя включил дворники. Правый действительно плохо чистил лобовое стекло. Толстый прошептал еле слышно:

– Лишь бы не приморозило… А то начнётся кордебалет.

Он осторожно посмотрел на дремлющего приятеля и слегка прибавил газку.

Но Виктор не спал. Он никогда не любил долго думать об одном и том же. Тем более грузиться проблемами, которых ещё как бы и не было в наличии. Ходы свои он просчитал как-будто правильно. Теперь нужно было просто немного удачи.

Указатель с надписью «Симферополь» и тихий шелест осеннего дождя настроил его на ностальгический лад. И он предался воспоминаниям тех далёких дней, когда даже слово «доллар» большинство слышали только по телевизору.

«Блин, когда же это всё началось? Где же та развилка, где мы успели позабыть самих себя, кружась в каких-то потусторонних танцах с этими сатанинскими зелёными купюрами? Как я, весёлый и бесшабашный студент физического факультета Витька Карытин, стал миллионером, хер бы побрал эти бабки? А теперь ещё и мишенью для невидимых злодеев?»

В машине негромко запел Гребенщиков:

«Но в кодексе чести считалось существенным… Не приходить на урок…»

За окном промелькнула красочная реклама Крымских вин. Витька сквозь прикрытые ресницы посмотрел на большой щит, на котором была нарисована гигантская бутылка вина «Чёрный Доктор», и вдруг отчётливо припомнил тот далёкий морозный денёк, когда он тоже собрался поторговать этим достойным винишком. Но не совсем так, чтобы именно этим…

«Когда же это всё было?.. лет эдак четырнадцать назад, пожалуй… Только не припоминаю – я к Мишке пошёл, или он ко мне?.. Ага – вспомнил! Я тогда ещё с утра с трудом открыл один глаз…

Воспоминания Виктора Карытина, навеянные ему рекламным щитом с изображением бутылки вина «Чёрный Доктор»

«… Я с трудом открыл один глаз, и увидел то, что и ожидал. Комната студенческого общежития с самой ветреной стороны, с самыми грязными стёклами и с самым глупым человеком внутри. Все эти обстоятельства привели меня в мрачное расположение духа, и я снова закрыл глаз.

Трещала голова от выпитого накануне вина, и главное было непонятно, почему так сильно. Неужели причиной всех этих мучений стали шестьсот грамм лёгкого ароматного портвейна! Стало обидно. Это же не литр палёной водки или вонючего самогошика. И даже не огромный жбан бессовестно разбавленного пива. Это же дивный винчик, после которого и проблеваться-то грешно.

Но моему организму, похоже, было начхать на подобные доводы. Башка продолжала раскалываться, а язык грязной жёсткой тряпкой вываливался изо рта. Собрав всю волю в кулак, я открыл оба глаза и с силой оторвал голову от подушки. Сантиметров эдак на десять. Тьфу ты! Опять на наволочку за ночь натекло слюны цвета варёной сгущёнки. Вчера ж только обмен белья был! Экое свинство!

Неверной рукой я нащупал под кроватью стакан с водой, который всегда ставил накануне в предвкушении ночной жажды. Но коварная судьба подготовила моему ослабленному винными парами организму новый сокрушительный удар – стакан был пуст! «Вот ты скот эдакий, – подумалось мне, – взял и в беспамятстве ночью всю воду выжрал…» Хотя, позвольте, какое может быть беспамятство после семисот граммов портвейнюги, пусть даже крепкого и вонючего, каковым и является мой любимый портвейн «Таврида»? Чутьё профессионала подсказывало мне – здесь что-то нечисто. Да и ощущения во рту наводили на мысль о различных, знакомых по горькому (вот уж воистину!) опыту, гремучих смесях. Поток ассоциаций и воспоминаний стал вырисовываться в нечто конкретное, и окончательный диагноз проступил в голове: «Острое алкогольное отравление, скорее всего бутылкой дешёвой водки с отвратительной закуской или вообще без таковой». Вот тебе и винишко…

Реанимационные мероприятия требовались безотлагательно. В этот привычный комплекс входило обильное умывание, лучше душ. Дальше предполагалось немедленное выдвижение в ближайшую бомжовочку, где внутрь следовало принять порцию горячих пельменей с бутылкой пива «Славянское». Необходимо было включить в похмельную программу категорическое некурение, и тщательно отследить количество похмеляющего пива, иначе возможен рецидив. Но первым делом нужно немедленно восстановить тот момент вчерашнего дня, когда в голову начала поступать дезинформация о размере принятого внутрь, и окружающий мир, потеряв привычные очертания, исчез в алкогольном вихре. От этого зависела вся линия сегодняшнего поведения. Как с официальными представителями власти, так и с соратниками по борьбе с зелёным змием. Итак, всё по порядочку, не спеша.

… Проснувшись вчера, я не умывался, и сразу погрёб в город по свежему снежку. Так. А зачем? Что-то мне надо было сделать срочное. Прямо как в анекдоте про доктора и провалы в памяти, который я никогда не мог запомнить до конца. Ладненько, пусть будет так: вышел я по какому-то важнючему делу. Иначе с чего бы меня чёрт вынес в такую рань?

Хорошо…Допустим. Только башка дико разламывается. А вчера с утра не болела. Значит, накануне я не сандалил. Уже теплее. Вот! Вспомнил! Я хотел завалиться к Мишке Беляеву с геофака, чтоб обговорить важное прибыльное дельце, сулящее быстрое и непыльное обогащение. Это дело я, практически, сам придумал. А Мифодия пришлось привлечь из-за отсутствия начального капитала – у него была свадебная страховка на книжке, хотя к этому моменту он уже развёлся. Ну, всё – гора с плеч!

Значит, пошёл я к Мишке. По дороге захватил пять пива. Или шесть.… Ну, это и не важно. Мишаня ещё дрых. И я долго колошматил в дверь его времянки. Затем за пивком мы начали обсуждать мой план. А состоял он вот в чём. Приближается Новый Год, и, соответственно, увеличивается потребность населения в изысканных винах, которые не стыдно, так сказать, на стол поставить. А в магазинах давно нет ни хрена – антиалкогольная компания в разгаре. На этом и строится наш нехитрый расчёт. Можно было, конечно, по-простому накупить водяры, и безбожно спекулировать ей в родной общаге. Но это пошло и неинтересно. Опять же, из универа загреметь можно. Гораздо интеллигентнее сделать людям приятное. Так вот, – у меня есть пачка винных этикеток для вина «Чёрный Доктор». Их я тиснул на заводе Массандра, когда был там на экскурсии с последующей дегустацией. Ох, и нахрюкались тогда! Но не об этом. Этикеточки новьё. А такое дефицитнейшее вино как «Чёрный Доктор» пили в нашем городе десять-двадцать человек не больше. А попробовать мечтает каждый. Тут мы с компаньоном берём рубликов на сто пятьдесят «Церковного Кагора». Он изредка бывает в магазинах по три сорок. Аккуратно переклеиваем этикетки – и по пятнашке рваных рубликов спуливаем мирному населению. Тем более, что «Кагор», сам по себе, очень приятное сладенькое винишко. А самовнушение поможет обывателям на праздник ощутить тонкий букет нашей продукции. Риск минимальный, так как госцена «Доктора» тоже пятнадцать рубликов, и всегда можно закосить, что мы сами пали жертвой обмана.

Вот всё это мы не спеша обсуждали, когда пили пивко. Детали были немаловажны, а именно: как перенести к Мишке на хату полсотни бутылок, сколько надо клея, в каких магазинах есть «Кагор» и так далее. Для изучения обстановки мы решили посетить ближайший вино-водочный магазинчик напротив, тем более, что дело уже шло к двум часам. Сказано – сделано.

В грязном затоптанном павильоне царило привычное оживление. Очередь была «рабочая» – метров эдак пятнадцать в длину, и плохо измеримой в ширину. Хвост её выплёскивался на улицу. Кто за кем стоял, никто даже и не предполагал. Тема разговоров была привычная до тошноты – что завезли, по-сколько будут давать в одни руки, и будут ли сегодня продавать вообще. Как человек тренированный подобными препятствиями, я сразу стал протискиваться поближе к входу, не обращая внимание на злобные напутствия, щедро летевшие мне в спину. И уже через сорок минут отчаянной работы локтями и глоткой, я был внутри. Главное в этой ситуации – не останавливаться ни при каких обстоятельствах, и ни на кого не обращать внимания. По роже днём не дадут, а матерщиной меня не запугать – сам злословлю как извозчик.

Короче, там был «Кагор». Церковный, или другой какой, я сразу не рассмотрел. Не важно. Но главное, что он был чёрный как чернила. По три сорок. Я купил три бутылки на пробу. При этом мне пришлось доказывать дородной продавщице, что нас двое, так как давали всего две бутылки в одни руки. После сложной процедуры запихивания в кошмарной толчее бутылок в карманы своей старенькой куртки, я протиснулся в узкий проход и оказался на улице. Мишаня был в восторге, который я слегка притушил, сказав, что вино нужно для дела. Правда, потом он воспрянул духом, узнав, что для дела его надо попробовать. Условились выпить две бутылки, а на одну наклеить этикетку «Чёрного Доктора». Сделать, так сказать, сигнальный экземпляр. Выполнив, таким образом, первый пунктик нашего плана, мы отправились к Мишке.

Падал мокрый снег. Буксовали на гололёде троллейбусы. На остановках скопилось куча злющего промёрзшего народа. Но мы шли по замерзшей улице совершенно счастливые. Две пачки «Беломора» и банка кабачковой икры окончательно превратили студенческий будень в пир богов. А то обстоятельство, что впереди маячил непыльный и быстрый заработок, само по себе пьянило своей необычностью.

Вот здесь-то и начинаются проблемы с воспоминаниями. Нет, конечно, я помню даже вторую бутылку и концерт «Цеппелина» её сопровождавший. Помню, что на перекур мы поначалу выходили из мишкиной времянки, но потом плюнули, и дымили прямо в «спальном отделении». Немного припоминаются настоятельные просьбы хозяйки сделать музыку потише и не орать вместе с вокалистом. Потом какое-то такси, снова вино-водочный отдел и тут всё. Приплыли.

Но моя сегодняшняя головная боль явно не винного происхождения. Правда это уже не шестьсот грамм, что пришли мне в голову с пробуждением. Ну, два литра «Кагора», подумаешь.… Ну, допустим, пиво, что было выпито с самого утра. Но это сто процентов не всё. Не может так мутить человека от чудного церковного вина! Ведь ещё Иисус говаривал…. Хотя, причём тут Иисус? Да что Библия! Меня поддержал бы любой классик русской литературы! Два литра вина на двоих – это смешно! Надо вспоминать дальше, но это сложнее.

Пока я занимался анализом вчерашних событий, боль переместилась из головного отсека в грудной и забилась там испуганной птицей. Ну хватит! Пива, минеральной, или просто водички из-под крана!

Кое-как сбросив ноги с кровати, я обрадовался. Старая добрая привычка пьянючим заваливаться спать в верхней одежде, сэкономила мои скудные энергетические запасы. «Молодец, – похвалил я себя, – если б ещё и воду не вылакал…» Итак – вперёд к благам цивилизации!

Выйдя в грязный коридор, я вдохнул в себя проклятый общаговский смог, состоящий из остатков ночного табачного дыма, блевотины и мочи. Замутило со страшной силой.

Возле мужского туалета мельтешила старушка-ведьма с ведром и кляла юных мужей науки на чём свет стоит:

– Вот академики хреновы! Опять весь туалет заблевали! Чтоб вы передохли от этих пьянок бесконечных!

Я отметил про себя, что её пожелания близки к осуществлению. Ещё минута-другая без воды, и одним молодым перспективным учёным-физиком станет меньше.

– О, вышла рожа твоя наглая опухшая! – поприветствовала меня на весь коридор старушенция. – Это ты вчера весь туалет обблевал?

В высокопарном молчании я проследовал мимо, и на последнем издыхании углубился в сырые казематы санузла. И тут… да помогут мне все мои покровители! В кранах нет ни капли воды! «Не может быть… – шептал я наждачными губами, – это сон…» В этот трагический момент из коридора донёсся хохот старой гарпии:

– Что, водицы захотелось, пьянь пустынная? А, вот, хрен тебе – нету водицы-то! А я ещё и за комендантом ща сбегаю – пусть полюбуется на ентих алхимиков! Энштейны проклятущие!

Руки мои задрожали, сердце стало проваливаться куда-то вниз, как при быстром спуске в лифте. Момент наступил очень ответственный. Нужно было собрать все силы чтобы вступить в бой с очередным похмельным буднем. И первым делом уничтожить его авангард в лице уборщицы, которая не теряла времени даром. Увидев моё беспомощное состояние, она заняла угрожающую позицию и, держа швабру наперевес, загородила собой выход из умывальника.

Я попытался сфокусировать изображение и не качаться.

– Зря вы так про меня, бабушка. У меня экзамен сегодня, я всю ночь не спал – готовился. Вот и приопух маленько. Хотите, дыхну?

Последнее предложение было весьма рискованным – как от меня смердило сивухой, чувствовал даже я сам. Но на старуху, кажется, подействовало.

Она немного неуверенно сказала:

– Ну не ты, так сосед твой. А ты сегодня опосля экзамена его догонишь и перегонишь. У вас ведь окаянных что сдал, что не сдал, всё одно – нажраться – и весь разговор!

– Да куда мне нажираться с моей-то язвой, – грустно вздохнул я. И при этом подумал, как всё-таки тонко простой русский народ чувствует проблемы интеллигенции: что сдал, что не сдал – результат один. Порочный круг.

Бабка подозрительно оглядела меня и, догадываясь, что дело не совсем чисто, нехотя освободила выход.

– Сходи в душ, там пока есть вода, – пробурчала она мне в спину и зашаркала шваброй по полу.

***

Первые минуты свободы не принесли ощутимого облегчения. Хотелось пить и не хотелось жить. Надвигалась депрессия и чувство одиночества. И почему вся эта психико-физическая схема похмелья, которая повторялась тысячу раз в строгой последовательности, не выработала в организме привычку? Иммунитет, в конце концов? Ну, что это за наказание такое, – как нажрёшься как следует, наутро ощущение как-будто убил кого-то, или умер кто-то близкий. Наверное, я нездоров. Другие пьют – и хоть бы хны. Довольны и веселы наутро. Одна беда – как снова дёрнуть? А я со своими мистическими заморочками страдаю от вселенского одиночества и покинутости. Оттого и рецидивы так часто случаются. Хочется увидеть кого-нибудь, поговорить. А тут ещё и воды нет, – хоть в петлю! Хотя мне знакомый доктор-нарколог недавно объяснял за поллитрой причины всей этой котовасии. Мол, люди, с богатым духовным миром, всегда психически сильно страдают с похмелья. Так как у них обостряется реальное мироощущение на фоне контраста с безмятежным вчерашним состоянием эйфории. И вполне естественно возникают невротические синдромы одиночества и страха. Ибо одиноки и пугливы мы в этом мире. А с личностями попроще и дела обстоят куда лучше. У них утреннее желание выпить не что иное, как желание повторить вчерашнее веселье и почувствовать себя снова сильным и интересным. Самоутвердиться в своих глазах ещё раз. И тоски в них нет, и одиночество их не пугает. Они просто не чувствуют всего этого. Счастливцы…

Всё это я вспоминал, собирая банные принадлежности. И одна мысль не давала мне покоя: есть ли в душе вода? Если и там глухо, то очень логично будет повеситься в этом душе – обратно пять этажей, с таким мрачным сушняком во рту, мне не вымахать ни за что. Но если там есть вода, можно напиться, помыться, побриться, и ещё чёрт знает что с собой сделать! А, впрочем, выбора у меня нет. Бодро хлопнув дверью, я обречённо отправился в долгий путь. Все воспоминания, которые я с таким трудом извлёк из своей головы утром, улетучились.

На смену им пришла одна проблема – выжить. Хотя спуск давался мне на удивление легко. На пролёте первого этажа мелькнула страшная мысль, что я захлопнул дверь на замок, а ключ не взял. Подниматься и проверять это предположение не было ни сил, ни желания.

Вот и лабиринт душевой нашего старого общежития, скудно освещаемый красноватой лампочкой. Стены в мокрых подтёках. Вода капает как в фильмах Тарковского. «Оставь надежду всяк сюда входящий…»

И на любого психически здорового непьющего человека наш душ произведёт неизгладимое впечатление. А в моём положении следовало быть особенно осторожным, чтобы не испугаться собственной тени. Или товарища по несчастью, забредшего сюда по ошибке. Проходя мимо женской двери, я услышал журчание воды, и это вселило в меня надежду. Плюнув на все страхи и предчувствия, я устремился навстречу влаге. Слава богу, лампочка в мужской душевой горела. Правда, грязной мыльной воды было по щиколотку. Но вопросы санитарии меня сейчас трогали мало.

Ворвавшись в первую кабинку, я прямо из-под душа насытился тёплой мутноватой водой. Это, конечно, не холодненькая минералка, но полегчало. Ей богу, полегчало! Теперь водные процедуры, и – вперёд к знаниям! Постояв немного под холодной водой, я перешёл к мытью своего ослабшего тела. В этот момент кто-то захлюпал босыми ногами и вошёл в соседнюю секцию. Как я вспоминал позже, весьма несуразным показался мне сразу рост соседа по душевой. Он был не то что ниже среднего, а просто какой-то детский. Но детей, способных помыться в нашей бане в одиночку, ещё на свет не родилось. Это и не каждому взрослому под силу. Да и не пустит никто, будучи в здравом уме, ребёнка в эти трущобы.

Короче, странный рост любителя утренних водных процедур смутил меня, но пару от горячей воды в душевой было уже так много, что другие подробности внешнего вида незнакомца я не разглядел. А, наверное, стоило. Немного настораживала и молчаливость гостя. Так как почти всё мужское население общаги было со мной накоротке. А ввиду общительности моего характера, неразговорчивость его была, по меньшей мере, странной. «Но хотя, – подумалось мне,– это может быть какой-нибудь малорослый электрик или плотник». И я вновь занялся своим делом.

Шумела вода, и мы мылись в полном молчании. Тут вдруг мне показалось, что в соседней кабинке раздаётся хихиканье. Недоброе, знаете, такое повизгивание.

«Дрочит он там, что ли…», – пронеслось в голове. Мне стало гадливо. Онанизм вещь, конечно, полезная, а в некоторых случаях просто необходимая. Но не в общественном же месте! Извращенец какой-то. Я уже почти решился заглянуть через перегородку, как внезапно погас свет.

-Твою мать! – заорал я, перекрывая шум воды. – Эй, сосед! Пойди, глянь, что там!

Но в ответ не услышал ни слова.

-Эй, приятель, пойди, говорю, посмотри! У меня башка в мыле!

Не услышав опять ничего, я закрыл воду и, проклиная бесчувственного посетителя, пошлёпал к выключателю в коридор. Естественно, он был выключен. Дебильные шутки игривых дамочек. Я, чертыхнувшись, включил свет и вернулся в свою секцию.

Открыв воду, я агрессивно спросил:

-Тебе что, урод, трудно было пойти посмотреть, когда у человека вся морда в мыле?

Ответом мне был шум воды. Я здорово разозлился, и без всяких предупреждений заглянул в соседнюю секцию. Она была пуста. Никакого намёка на недавнее пребывание молчаливого негодяя. Хотя в углу лежала половинка мыльницы с чем-то, похожим на обмылок. Я протянул руку, и меня опять затошнило: в мыльнице лежал обсосанный леденец с прилипшими волосками явно лобкового происхождения.

Он что же, конфетами моется? Вот уж точно извращенец. Вторая половинка мыльницы плавала здесь же на полу.

Когда я во второй раз намылил голову, то вдруг подумал: «А как, интересно, смылся этот дегенерат, если мимо меня он не проскальзывал?» Мы должны были неминуемо столкнуться на выходе. Хотя он мог свалить, когда темно стало. Или, скорее всего, это он и подшутил, вырубив свет. Вот так.

Найдя разумное объяснение, я успокоился, и опять начал смены температур воды: горячая-холодная. И только когда я основательно стряхнул с себя груз похмелья, меня озадачила мысль: «А как он припёрся совсем голый?»

Надо заметить, что в нашем славном душе раздеваются там же, где и моются, только в противоположном углу, где сухо. Но этот угол отлично просматривается из моей кабинки. И никакой одежды ни до, ни после визита коротышки, я там не видел. Вот это номер! И тут снова погас свет. Напрочь. Наглушняк. Жуткая темнотища. Я громко выругался, поддержав свою репутацию неунывающего парня, и по-настоящему испугался. То есть так испугался, что замёрз, стоя под кипятком. Мысль, которая тайком от меня уже идентифицировала незнакомца, ещё боялась ворваться в мой мозг, но была уже где-то на подходе. Для смелости я заорал что есть силы:

-Вам что, чумаходы, делать нехрен?! Вылезу – ноги пообрываю, недомерки!

Угроза повисла в воздухе и захлебнулась в шуме воды. Стало ещё страшнее. Похмелье возвращалось вместе с леденящим душу страхом. Я закрутил кран дрожащими руками и нехорошая тишина повисла в темноте. Из женской душевой тоже ничего не было слышно, только гулко капала тарковская вода. Прочь отсюда! Схватив одежду, я с зажмуренными глазами, теряя банно-прачечные принадлежности, нагишом выскочил из подземелья.

Свет на пролёте первого этажа ослепил меня, и я попытался мокрыми трусами вытереть лицо от мыла. Это мне удалось, но не принесло облегчения: прямо передо мной стояла коменда общаги, ощерившись как загнанная волчица. Ко всем моим недостаткам, известным ей в той или иной степени, добавился ещё один – я был совершенно голый.

-Ну что, Карытин, – прошипела она, – до ручки допился? Орёшь, нагишом из душа выскакиваешь, да ещё и замыкание устроил?

Голый человек – беззащитный человек. Голый человек с жестокой багмелюги – просто грудной младенец. Что я мог противопоставить огромной пятидесятилетней фурии, обличённой властью и обладающей десятком золотых фикс в зубастой пасти? Ничего.

Кое-как прикрывшись полотенцем, я под презрительным взглядом старой обезьяны влез в спортивные штаны. Комендант был олицетворением незыблемости земных законов, и я с каким-то садистским наслаждением принял в свой мозг ту самую мысль, которой так боялся внизу.

– Я, Генриетта Дмитриевна, не пью давно. А вот у вас в душевых нечисто…Тут не только замыкание – ещё и серой скоро вонять будет! А там, глядишь, и студенты пропадать начнут – все мы грешники…

– Ты, дружок, мне ерунду не городи. Лучше про вчерашнее расскажи, как нажрались всей комнатой. Мне уборщица на вас докладную написала. И про рыгачку вашу, и про бутылки битые и про окно.

«Поздно ты спохватилась, миленькая! – подумал я про себя. – Даже ежели чего и было вчера, то меня надо было тёпленького с утра в постели брать! Когда у меня на морде всё написано было. А теперь я вымыт, выбрит и зубки почистил. Теперь я на все вопросы связно отвечать могу, да и не качает почти».

-У меня экзамен сегодня, – какие тут могут быть гулянки!

– Разберёмся в деканате, – зловеще пообещала коменда.

И недобро кивнув мне, она исчезла.

Насвистывая известную арию Мефистофеля, я поднимался наверх. Преодолевая последний пролёт, я услышал дикие крики. Так кричать мог только один человек- Хала. Или, если более официально, Сергей Халтурин. Своими повадками он немного напоминал мне двоюродного братца Серёгу, сгинувшего давно из моей жизни. Такой же наглый и шумный.

– Бля, Витяй! Где тебя носит? Я уже полчаса под дверью скулю!

– А в душ спуститься трудно было? – огрызнулся я.

– Причём здесь душ! – заорал мой сосед по комнате. – У меня сегодня в девять комиссия в военкомате. У тебя, кстати, тоже, – многозначительно добавил он.

Вот тебе и экзамен. Дошутился. Комиссия в военкомате процедура пренеприятнейшая. Особенно если вспомнить, что вслед за ней грядёт и призыв. Со всеми вытекающими.

Мы зашли в комнату к соседям, чтобы узнать время, но там все дрыхли.

– Да ну их, пока проснутся…, – сказал Хала, – пошли к нам – сейчас уже, наверное, почти девять. Ключ у тебя?

Ну что я мог ему на это ответить! Тот факт, что я забыл ключ в комнате у меня не вызывал сомнений ещё на третьем этаже, но я всё-таки надеялся, что он у Серёги.

Кстати, о моём соседе можно было рассказывать часами – личность приметная, сильно пьющая, и обладающая неслыханной потенцией.

Года два назад он был чемпионом Украины по велоспорту среди юниоров. Но зелёный змий победил его в честной схватке, и сейчас, в счёт былых заслуг, он учился на третьем курсе факультета физфоспитания, а жил у нас, в общаге, как-бы в изгнании. Пил безбожно, благо на здоровье не жаловался. Умудрялся через день затаскивать в комнату очередную жертву своей похоти, и нам приходилось всю ночь слышать нескончаемый скрип кровати и приглушённые ахи и охи. От Халы я впервые узнал о высшем классе полового мастера – не вынимая кончить три раза. Для меня это было недосягаемой вершиной. А для Серёги делом обычным и простым, что и позволяло ему столоваться в женских комнатах на халяву. Иногда хоть и случались вспышки ревности между его пассиями, но он сам же быстро подавлял бунт на корабле, и вновь был желаем и любим. Хотя, мне кажется, что ревновать Халтурина всерьёз было глупо. Девушки, наверное, это тоже понимали и никогда не претендовали на серьёзность отношений. Каждый получал своё, и все были довольны. Случалось, правда, что мелкая месть прекрасного пола мешала Серёге наслаждаться студенческой жизнью в полный рост. Так, дня три назад, после очередной бурной ночи, он вернулся с буро-синей от засосов шеей. Разглядывая себя в зеркало, Хала вяло бормотал о шизанутой ревнивой дуре, и о том, как ему стрёмно теперь домой ехать.

Позже я встретил его после обеда на автовокзале в костюме а-ля Бендер. Шея у Серёги, как шарфом, была замотана белым вафельным полотенцем, на глазах, в пасмурный день, нелепо чернели солнцезащитные очки «Феррари», и он был в банных тапочках на босу ногу. Как выяснилось, его горячая поклонница, туфли вместе с носками в припадке ярости выкинула с шестого этажа. На мой вопрос о причине гнева подруги, Хала промямлил что-то невнятное о жёстком режиме спортсменок, и об их пуританском непонимании всей прелести анального секса.

Но надо признать, что все его похождения и запои не мешали ему даже сейчас соревноваться в скорости с электропоездами. Он иногда ездил домой в Севастополь на своём фирменном велосипеде, и приезжал намного раньше своих однокашников, выехавших электричкой примерно в одно и тоже время. Иными словами, это был спортсмен с большой буквы. А какие чудеса он вытворял в безнадёжно длинных винных очередях! Здесь слова бессильны. Это надо было видеть. И мы были друзьями…

Короче, я спросил, стараясь придать голосу безразличную интонацию:

– А что, ключ не у тебя?

– Ты что, перепил, что ли! – взвился Хала. – Да я никогда его и не брал. Я ведь в комнате редко ночую!

– Обидно. Значит надо ломать дверь.

При словах «ломать дверь», Серёга оживился, и стало видно, что настроение его заметно улучшилось. В вопросе выбивания дверей ему равных не было. Это был его конёк. Халу приглашали для подобной процедуры все шесть общежитий студгородка. Как опытного медвежатника засыпали различными вопросами плотники и слесаря. Но всех секретов своего увлечения Халтурин не раскрывал никому. Он мог сделать это с первого удара ногой в область замка. Но замок становился непригодным к дальнейшему использованию. Мог, по желанию заказчика, вышибить дверь плечом с разбегу, нанося удар в центр. Но тогда страдала сама дверь, давая трещины, или рассыпаясь совсем. Дверь могла быть вынесена с косяком или без такового. Для особых случаев имелся в запасе способ «нежного» выдавливания двери таким образом, что всё можно было восстановить за пять минут с помощью двух гвоздей и молотка. Этот способ как раз подходил к нашему случаю.

Конечно, по тому, как Хала приближался к нашей двери, и с каким сожалением посматривал вокруг, я понимал, что ему очень хочется продемонстрировать настоящий класс. То есть вынести дверь вместе с косяком к чёртовой матери одним коронным ударом ноги. Но это была наша дверь, и ставить её на место было нужно нам самим. Это сдерживало вдохновение мастера. Поэтому, после недолгих простукиваний и прикидок, замок аккуратно был отделён от косяка, и мы оказались внутри.

Халтурин зашёл в комнату, и присвистнул:

– Красиво сделано!

Посмотреть, действительно, было на что. В комнате недоставало многих деталей интерьера, а разбитое окно указывало на способ избавления от них. В эти детали входили такие необходимые трезвому обитателю комнаты вещи: радиоприёмник, пудовая гиря, тумбочка нашего третьего соседа Ромы, электрочайник, и запасное колесо для серёгиного велосипеда. Общую картину дополняла разнокалиберная крошка зелёного и белого стекла. Сорванные шторы, одна из которых представляла собой кучку пепла, и огромная дыра в фанерном шкафу – всё говорило о том, что вчера здесь крепко пили. И неслабо покуражились. На спинку моей кровати была аккуратно нанизана гитара, струны которой безжизненно свисали на пол. И было очень тихо.

– Нехило вы вчера погудели – жаль, я был занят! Колесо-то куда дели, синюшники?

– Да я, понимаешь, ни хрена толком не могу вспомнить, – пробормотал я в растерянности. – Хочу вспомнить, да не могу.

-Что, «доктор, у меня это… провалы»?

-Да не смейся, полудурок! Я действительно не помню концовку. Скажу больше – мне вообще непонятно происхождение этого бардальерро. Погоди-ка – сейчас сверюсь с финансами.

Я подошёл к изуродованному шкафу и начал шарить по карманам куртки. Там были осколки стекла, два окурка, смятый листок контрольной работы с двумя очками и мой студенческий билет. Денег не было никаких. Я грустно вздохнул:

-Теперь всё сходится. Денег нет. А ещё вчера с утра было двенадцать рублей с мелочью.

Хала подозрительно сморщился и ещё раз оглядел комнату:

– Но размах-то минимум сорокарублёвый! Даже если сухим винчиком или пивом накачиваться – не меньше сорока.

-Я сам вижу, – угрюмо сказал я. – Надо вспоминать, поискать свидетелей. Обычная процедура – ты ведь знаешь.

– Да… Грохоту, наверное, было на всю общагу. Можно и вылететь за такие гудежи. Причём легко.

Хала, с видом заправского эксперта-нюхача, повёл носом над пустым трёхлитровчиком, который гордо возвышался на загаженном столе.

– Ладно, хрен с ним со всем, потом приберёмся. Давай в военкомат собираться!

Мы начали переодеваться, и тут я с ужасом заметил, что всё тело у меня в каких-то синих прожилках. Да и все мои внутренние физические и психические характеристики были безнадёжно далеки от признаков юного призывника, будущего защитника Родины. И нужно было как-то решать проблему с деньгами – неделя только началась, а пропито было всё до копейки. Так же открытым стоял вопрос спекуляцией «Кагором», куда подевался вчера Миша Беляев, да и учёба, наконец, не последнее дело. Близится сессия, а я, как выяснилось только что, контрольные на двойки пишу… Нехорошо… Уф-ф-ф! Одышка…

Да и не мешало пойти поискать под окнами инвентарь, пока народ ещё не вернулся с учёбы. Пятый этаж – не шутка!

Я с опаской выглянул в окно, ожидая увидеть труп несчастного прохожего, пригвождённого к земле гирей или тумбочкой. Но от гири осталась только вмятина в грунте, а раскуроченная тумбочка и приёмник были на месте. Чайник, естественно, спёрли. Я подозреваю, что в общежитии напротив давно уже следят за нашими попойками, а рано утром собирают под нашими окнами неплохой урожай. Если вспомнить, что в прошлый раз Рома с Лосём выкинули в окно несметное количество вилок и ложек, а в придачу совсем новый рефлектор. Думается, что желающим раздобыть что-нибудь на халяву, есть смысл установить за нашей комнатой круглосуточное наблюдение. Трофеи оправдают потраченное время. У нас, видимо, в крови избавляться в пьяном виде от предметов мещанского быта. Вот только гирю жалко. Мы её из самого центра города пёрли втроём по очереди.

От навалившихся проблем я прилёг на кровать, нащупал под ней окурок пожирнее, и закурил, нарушая тем самым все каноны отходняка. Сразу болью отозвалось сердце, и комната, вместе с суетящимся соседом, начала слегка вращаться по наклонной оси.

В это время Хала тщетно пытался избавить свою кровать от осколков. В третий раз он перетряхивал её содержимое, начиная от матраца и заканчивая покрывалом, а стекляшки всё сыпались разноцветным дождём.

– О, вещдоки пошли! – оживился Хала и начал рассматривать обрывок этикетки, прилипшей к наволочке. – Ничего себе – «Кагор»! Смотри, Корыто!

И он протянул мне пахнущую вином бумажку.

Меня замутило.

– Вы что же, синяки, целые бутылки вчера били?!

Я с трудом стал смотреть на этикетку. Действительно, «Кагор». Церковный. Тут воспоминания нахлынули на меня, но почему-то в обратном порядке. Я устало сказал:

-Серёга, а ко мне сегодня в душ чёрт приходил. Мыться.

-Что, чувачок, до белки допился?

-Нет пока только до чёртиков. Вернее до одного и немытого. Ма-аленького!

От скуренного натощак бычка, у меня истощились все жизненные ресурсы, и я тихо прошептал, стараясь унять сердечную скачку в грудной клетке:

– Давай сегодня не пойдём в военкомат, давай пивка дёрнем, а то сдохну…

В халиных глазах промелькнуло сострадание.

– Ну, давай по кружечке, а там, может, и в военкомат успеем.

Он быстро отыскал два трёхлитровчика, ополоснул их, и через пять минут мы шагали по направлению к турбазе «Таврия», где находился павильон с разливным пивом…»

… Виктор глянул на спидометр «фольксвагена», устроился поудобнее, и опять погрузился в воспоминания:

«Интересно, чем сейчас Хала занимается? Поди, рекэтирствовал где-нибудь… Может, и вовсе прихлопнули нашего чемпиона. У них после перестройки весь факультет физвоспитания в рэкет ринулся… А дальше-то что было? Помню, что пока мы брели за пивасиком ноги у меня насквозь промокли… Оттепель была…

… Да – на улице была оттепель. Всё капало, текло, утопало в тёмной жижице, которая ещё вчера была весёленьким снежком. Идти следовало аккуратно, поминутно рискуя угодить в огромную лужу. Свежий воздух несколько взбодрил меня, но из-за непросохшей после душа головы, меня снова стало морозить.

«Ничего – литр пивка, и оттянет…» – подумал я и пошёл быстрее.

Хала шёл рядом молодцеватым спортивным шагом. Помахивая спортивной сумкой с бутыльками, он что-то рассказывал мне о своих ночных злоключениях. Я слушал вполуха и ни черта не понимал. То ли случилось небывалое – ему не дали, то ли он сам не захотел, что совсем уж походило на бред сивой кобылы.

Одним словом, он был переполнен либидо, и умудрялся даже на скользкой дороге рыскать по сторонам своим хищным взглядом в поисках самки.

Я снова попытался прислушаться к его болтовне, и оказалось, что вчера Серёга дал зарок не пить. Хотя бы месяц. На этот страшный шаг его подвинул последний недельный запой, после которого он весь покрылся красными крупными пятнами, как ягуар. Это меня немного развеселило, но ненадолго. Я вспомнил утренний осмотр собственного тела, и тоже решил, что небольшой перерывчик в употреблении мне не помешает.

Потом мы заговорили о военкомате, и царившем там скотине-майоре. О том, как глупо прерывать учёбу на третьем курсе и топать в армейку. Я рассказал ему, что уже почти дозрел до отлёжки в дурдоме. На что Хала справедливо заметил, что мне и косить не надо – психопатия на почве алкоголизма у меня на лице написана. Я возразил, сказав, что больше чем на невроз не тяну. Он добавил: «отягощённый алкогольным синдромом». С этим я спорить не стал. Но с такой статьёй в университете, выпускающим девяносто процентов учителей ловить нечего. Так, за разговором, мы незаметно добрались до цели.

Павильон разливного пива был пуст. На входной двери висела, до ненависти знакомая каждому гражданину страны периода перестройки, табличка «Пива нет».

– И омрачая всю планету, висит табличка «Пива нету», – процитировал Хала чью–то идиотскую присказку.

В моей голове закружились дурацкие ненужные вопросы: «Как нет? Почему нет, и когда будет? А где есть?» У меня началась вторая волна похмельного синдрома. Нужно было срочно что-то делать. Я взмолился:

– Поехали в пивбар на Воровского! Там всегда есть.

– Да, но сейчас без закуси они не отпускают, – считают, что пиво больно крепкий напиток. И с деньгами у нас слабовато, – рассудительно заметил Хала, – вот если б занятьу кого червончик.…Но на парах же все.

– Вот что, – он почесал затылок, – сейчас ломимся в общагу, и проводим экстренную операцию «Хрусталь». Тем более что после последнего нашего набега уж дней десять прошло – глядишь тара и подкопилась!

Под красивым названием операция «Хрусталь» подразумевался стремительный налёт на множество комнат, и выдуривание у полусонных обывателей пустых бутылок, с последующей реализацией посуды в ближайшем стеклопункте. Это была неплохая мысль. Но претворение этой идеи в жизнь требовало недюжинных физических затрат, а у меня их в данный момент не было. Оставалось понадеяться на друга или умереть.

Вскоре серое здание родимой пятиэтажки поглотило нас, и началась работа. Рассредоточившись по этажам, мы с помощью наработанных фраз умело избавляли студенчество от излишков стеклянной посуды. Не все, правда, расставались с охотой. Но спортивная репутация Халы производила безотказное действие на строптивых, но тщедушных студентов.

Через полчаса мы сошлись на пятом этаже. Охота удалась: четырнадцать молочных, пятьдесят две винных и восемнадцать водочных. Я быстро произвёл подсчёт, и объявил конечную цифру. От её размера и внушительности все военкоматы вместе с майорами вылетели у меня из головы.

– Хорошо сидим! – рявкнул на весь коридор Хала, заставив затрепетать и забиться поглубже в своих комнатах непьющую молодёжь общежития.

Не прошло и полминуты, как в глубине коридора показалась массивная фигура Лося.

Это уже был опасный поворот событий.

Поясняю: не появись этот приятель, можно было ограничиться пивком, а оставшиеся от сдачи стеклотары денежки разделить. Теперь же это не представлялось возможным. На языке врачей-наркологов наше трио представляло собой «устойчивую репринтную группу». На простом языке это означало: если мы собирались втроём, то результат всегда был один – немедленное злоупотребление алкогольными напитками.

Лось, он же Игорь Ладышев, был весьма приметной фигурой на нашем факультете. Он уже, в отличие от многих из нас, отслужил армию, и там изрядно подпортил себе желудок. Поэтому с момента моего с ним знакомства он блевал беспощадно. То есть не так, как все нормальные люди, с перепою там, или от отравления. Нет – Лось занимался этим с удовольствием и со знанием дела. Рыгал он так беспрестанно и обильно, что на многих приличных студенческих пирушках для него всегда стоял тазик в прихожей, так как до туалета он мог и не доскакать. Причём извергался он не всегда при наличии спиртного в организме. Например, идём с ним по парку отдыха вечерком. Трезвые. А он говорит тихо так: «Голова что-то разламывается – щас сблевну». Как говорит, так и делает. И эта дурацкая привычка делала его невыносимым собутыльником. В тот момент, когда ты всем существом своим борешься с, только что выпитым без закуси стаканом смердящего самогошика, эта скотина преспокойно всё выблёвывает, и минут через пять требует выпить с ним на брудершафт. У тебя ещё слёзы с глаз не сошли от принятого, а он уже готов к новому возлиянию. Какой там брудершафт! Ты косой уже как чёрт, а Лось трезвёхонек. Лежит, конспект почитывает между прочим. Или жрёт за троих. Чтобы через час опять всё выблевать. Вот такое странное животное.

Правда, когда он был помоложе, ему удавалось сдерживать блёв до утра. Но что творилось с ним утром – словами не передать! Ну, разве что если представить гибкий рукав для заправки самолётов топливом, внезапно лопнувший под большим давлением. Что-то в этом роде.

Лось с одинаковым спокойствием заблёвывал людей и животных; могучих физвосников, неосторожно проходивших под его окном, и нарядных первокурсниц, спешащих на свой первый экзамен. И чтобы полнее раскрыть его яркий образ, стоит добавить, что он был большой любитель бить ногами беспечных голубей на площадях, материть преподавателей в лицо, орать на людей в общественном транспорте, смачно отрыгивать и бздеть где ни попадя. И при этом всегда ходил в бабочке, солидном костюме и с портфелем, поминутно расчёсывая свою академическую бородку.

Лось тоже был моим корифаном. Напиваясь в дым, он любезно называл меня «Витенька» и целовал в макушку. Я отвечал ему тем же, величая «Гариком».

Именно этот милый субъект вышел, услышав боевой клич Халы, неумолимо приближался к нашим стеклянным сокровищам.

– Что, бухать будем? – без предисловия начал Лось. – Подождите, у меня тоже есть бутылок десять…

Развернувшись, и взяв слишком резкий старт, он оглушительно пёрнул и помчался к себе в комнату. Мы приуныли.

– Придётся серьёзно заквасить, – подвёл черту Хала, – а жаль – я домой завтра собирался…

Меня замутило не на шутку, и я промолчал, давая понять, что мне сейчас не до словопрений.

Спустя полчаса, наша троица, с двадцатью рублями в кармане, ехала в тачке к пивбару на улице Воровского. По пути Хала тихонько убеждал меня не платить водиле рубль, а нагло смыться. Я пообещал, что сделаем это на обратном пути, когда мне не будет так худо. Лось, сидя на переднем сиденье, втыкал раскалённые иглы в мою студенческую совесть, перечисляя пары, которые мы пропустим сегодня и завтра. С особым смаком он описывал сложнейшие лабораторные работы, так необходимые для получения различных зачётов. Серёгу Халтурина мало волновал тонкий и прекрасный мир физики, и он заявил, что завтра хоть потоп, а он домой. «Это твоя несбыточная мечта», – сказал Лось, и все невесело рассмеялись. Мы скоро подъехали к бару и, расплатившись с водителем, торопливо спустились в знаменитейший в нашей среде погребок на улице Воровского, известный среди выпивающей молодёжи под названием «Воры». С ударением на последний слог.

Здесь было очень дымно, и воняло нехорошим пивом. В этот утренний час народу было немного. Публика выглядела сурово и однообразно – все с дикого похмелья. И у всех денег – кот наплакал.

Мы выбрали столик почище, и расселись, в ожидании официанта. Несмотря на довольно высокие цены, этот пивбар никогда не отличался ни хорошим пивом ни быстрым обслуживанием. Но пиво в нём было всегда. Поэтому, как отделение утренней реанимации, он имел солидную репутацию, и особо качать права здесь не следовало.

Через пятнадцать минут бесплодного ожидания, я не выдержал, и вопреки местным обычаям, попытался довольно громко подозвать официанта. Тщетно. Глас вопиющего в пустыне. Хала ткнул меня в бок локтём – сиди, мол, не рыпайся. И действительно, через пять минут мерзкий халдей заметил наши голодные глаза, и соизволил подойти.

-Шесть пива, – начал было Хала, но, посмотрев на меня, смутился, и сказал уже твёрже:

– Двенадцать пива, и этой вашей…закуски.

– Закуски, если можно, поменьше, – начал буреть Лось.

Официант заученным голосом ответил:

– На каждые две кружки положена порция закуски. И исчез.

Ох уж мне этот мягкий сухой закон! Очередной дядя, доползший буквально по трупам своих предшественников до кресла начальника страны, вдруг решил, что народ многовато употребляет горючей жидкости. И нате, получите – водку по карточкам, тридцатиметровые очереди с милицейскими нарядами. По одной бутылке шампанского в руки под Новый Год. Ну, и закуску под каждые две кружки безбожно разбавленного пива.

Обсудив эту больную проблему, мы закурили по едкой «Беломорине». Тут же всей тяжестью и зловонием на меня снова навалился утренний будун. О, эти самые тяжёлые минуты ожидания, как верно подметил Венечка! Или как иронично написал мудрый доктор Чехов:

«Лучше пять часов прождать поезда на морозе, чем пять минут ожидать выпивки с похмелья».

Наконец пиво, с обильной неестественной пеной, было на столе. Воцарилось величественное молчание, нарушаемое лишь причмокиванием и звуками судорожно проглатываемой влаги. Не знаю, что в это время чувствовали мои друзья, но, вонзившиеся в организм после первых глотков, ощущения были испытаны мной не впервые. Ситуация стандартная – жесточайшее похмелье, отягощённое продолжительным ожиданием и нечистой совестью. В моём первом огромном глотке были собраны все мои утренние страдания, и мне пришлось пережить их вновь. Где-то в дремлющей пустоте вен ожил и залихорадил неровный пульс…. Второй, более спокойный глоток – момент очищения и прозрений. Окружающий мир стал принимать более отчётливые очертания. Целесообразности и чёткости в нём стало гораздо больше. После пятого глотка обычно у меня перестаёт ныть сердце. И, наконец, первая выпитая кружка восстанавливает прерывистое дыхание до нормы и можно спокойно, уже с наслаждением, закурить.

Вторая кружка частично возвращает память – это известно даже младенцу. Вернулась она и ко мне. Но от этого не стало легче – даже наоборот.

Я вспомнил, как посреди всеобщего разгула, я взял со стола огромный нож, и сказал, что немедленно сведу счёты со старостой этажа, постоянно стучавшей на нас коменданту. Дальше провал – и снова картина: я кидаю этот нож в чью-то дверь снаружи. А голос за дверью жалобно просит меня не делать этого. Мать честная! А куда ж я потом делся? И куда делся нож?

Когда я пересказал все эти кошмарные фрагменты друзьям, Лось меня немного успокоил, заявив, что сегодня утром видел старостиху в умывальнике. Целёхонькую. Но тут же снова испугал, сказав, что вчера, в самом конце, тоже поучаствовал в нашей пирушке и ясно помнит, как я исчез с огромным тесаком, а вернулся через полчаса уже без него. Картины страшной ночи стали рисоваться у меня в голове. Куда ж делся этот проклятый нож? Я, вздрогнув, залпом выпил третью кружку.

Хала сказал, что всё это херня, просто я его потерял где-нибудь на этажах. И завёл свою волынку про баб.

Оказывается, вчера ему попалась настоящая цыганка. Худющая, правда, как смерть, но прикольная. Он попросил её погадать ему оригинальным способом. Поставил её на коленки и дал в руки карты. И пока она, давясь от оргазмов, рассказывала ему, что ждёт его в будущем, он преспокойно шпилил её в настоящем. В другой позиции, юная гадалка умудрялась рассматривать Серёгины ладони и в конце сеанса поведала ему, что таких крутых парней она ещё не встречала, и что кони он двинет во время траха. А также приглашала заходить всякий раз, когда он снова захочет узнать свою судьбу.

Лось спросил, нельзя ли и ему погадать подобным образом. Он, вспомнив обряды Вуду, предложил привлечь к процессу предсказания судьбы ещё и живого чёрного петуха. Но Хала был противником зоофилии, так как был в школе юннатом, и поэтому нам пришлось сменить тему.

А сменить её стоило, так как на пиве далеко не уедешь. После третьей кружки, мир плавно качнулся, и собрался камнем внизу живота. Резкая боль в мочевом пузыре напомнила мне, что пора отлить. Я встал, и размеренной походкой поднялся в сортир. В вонючей комнатушке, служившей когда-то гардеробом, я был атакован щуплым замухрышкой, который настойчиво предлагал мне купить у него коробок анаши. Отмахнувшись от него, я залез в кабинку и, облегчаясь, непроизвольно открыл все клапана своего заднего отсека. Тут я с ужасом почувствовал, что мимолётное планируемое облегчение по-маленькому грозится перейти в серьёзный продолжительный процесс.

Боже, только не здесь! Ни бумаги, ни салфетки, ни платка носового, мать его! Но природа брала своё, и пришлось мне взгромоздиться на заплёванный загаженный толчок, придерживая одной рукой штаны, а другой дверь. Восседая на толчке, я невольно вспомнил один смешнейший случай, произошедший со мной на втором курсе.

А дело было так.

Перейдя на второй курс, я получил подарок от тётки. Уж не знаю, какими способами ей удалось скопить сто рублей, но она достала через знакомых новенькие итальянские джинсы «Rifle», которые и были мне торжественно вручены в конце августа.

Я вообще довольно равнодушен к своему внешнему виду и к одежде. Но если всё новое и довольно престижное – я доволен.

И вот, первого сентября, я встал пораньше – мне надо было ещё добираться час на автобусе до Симферополя, а там ещё полчаса до университета. Тётка, запоздав с завтраком, быстро порезала салат из свежих помидор и сварила два яйца всмятку. Всё это я заполировал стаканчиком свеженького молочка. Нарядившись в новый прикид, я самодовольно взглянул в зеркало, и настроение у меня приподнялось. Вот студентишки-то обкефирятся. Скажу, что за лето заработал. Сам. Бу-га-га.

Я с трудом запихнул себя в первый автобус – толкучка была неимоверная. Схватился за какую-то ручку, и поехал. Неподалёку от селения с птичьим названием «Скворцовка», я почувствовал неладное внизу живота. Там что-то недовольно заурчало, и вдруг мне в бок словно вонзили спицу. Потом вторую. Я скорчился и моментально вспотел. Позыв немного ослаб. Но на время. Через полминуты скрутило не на шутку. Если бы я был новичок в этих делах, я бы попытался постепенно выпустить газы. И на этом бы погорел – навалил бы полные штаны к ужасу всех пассажиров. Но я давно знаком с приколами собственной задницы, и поэтому предательские советы внутреннего голоса, типа : «Пёрни – полегчает…» и так далее, я всегда, по возможности, гордо игнорирую.

Как точно выразился один знакомый проктолог, любивший автомобильные термины, – мне не мешало бы перебрать всё окончание желудочно-кишечного тракта, чтобы поменять там прокладки, сальники, вкладыши и прочую требуху. Но сейчас не об этом…

Тогда, в автобусе, я быстро оценил безвыходную ситуацию, в которой оказался. Пробиться к водиле, и попросить затормозить среди чистого поля – нереально. Пока буду ползти вперёд – потрачу последние силы, и может случиться непоправимое. Нужно попробовать дотянуть до железнодорожного вокзала Симферополя – и там рысью ломануться в клозет. Сказать, конечно, легко, – до Симферополя… Рысью…

Через десять минут дороги, мой внутренний счёт пошёл уже на секунды, каждая из которых сопровождалась невероятным сокращением сфинктера и пресса. И очередной волной холодного пота. Вот уже и железнодорожный мост. Я уже не ехал в автобусе. Я жил по схеме: внутренний толчок – испарина – зажим. Пока победа. Пока… А вот и железнодорожный вокзал. Автобус как в замедленной съёмке заруливает на стоянку. Я стараюсь не дышать. Давай, разворачивайся быстрее!!

До спасительного туалета ещё минимум метров восемьсот открытого пространства. Медленно, как парализованный, я спускаюсь со ступенек на землю. Большие башенные часы бьют ровно восемь. И с каждым ударом, слёзы наполняют мои глаза. Шаги замедляются. И с последним ударом я начисто проигрываю! Терплю полное поражение от собственной задницы! Уже не сдерживаясь, я чувствую, как тёплый поток бежит по моим ногам, безвозвратно унося новизну новеньких джинсов. Проклиная и наслаждаясь, я бреду к уже практически ненужному туалету.

Здравствуй, День Знаний!

Потом была позорная обратная поездка в тамбуре электрички, где все курящие мужчины недоумённо принюхивались. Благо снаружи моя роскошная одежда не утратила свой впечатляющий вид. Запомнился ещё ошарашенный вид тётки – тебе же семнадцать лет…как ты мог…

Такие вот пироги с помидорами у меня на первое сентября получились.

Тут за ручку двери кто-то дёрнул.

– Выходи – дома надо срать! – заорал испитый женский голос.

Вот, твою мать, не успел! А тут как назло самый кайф ломанулся. Со звуковым сопровождением.

– Во, срань господня – ещё и пердит на всю ивановскую! – возмутился тот же голос. – Слышь, труба, хорош дудеть – выходи!

Я через силу заклинил бурный органический процесс, и, воспользовавшись почти пустой пачкой «Беломора» выполз из сортира.

Мадам, сорвавшая мне мероприятие, презрительно усмехнулась мне малозубой улыбкой, и, на ходу задирая юбку, проследовала в уборную.

Спустившись в бар, я увидел в заблестевших глазах Халы и Лося призыв: «Пора!». Пора продвигаться к более крепким напиткам. Благо бабло еще имелось в достаточном количестве. Да и денёк, так непросто начавшийся, обещал прикольную оконцовку. Как там у классиков: «Надо смазать краску будня…»

Когда я провозгласил своим собратьям по борьбе с зелёным змием этот девиз, Лось, всегда тяготевший к искусству, проблеял, подражая знаменитому барду: «…виногра-адную косточку в землю заро-о-ойте…» Это было немного не в дугу, но учитывая прилежность исполнения, сошло. Хала же, будучи от природы слабоватым в тонких материях, басом подтянул: «Чому же ты, боже мнэ крыла нэ дав…».

На этой мажорной ноте решено было с поэзией временно покончить, и перейти ко второй части марлизонского балета, а именно: раздобыть максимальное количество бутылок самого дешёвого креплёного винища.

Выбрав в качестве объекта для набега вино-водочный магазин на улице Чехова, мы тормознули машину, и несчастный водила стал свидетелем примерно такого разговора, отточенного нашей троицей давно и в многократном повторении.

Хала, взгромоздившись на переднее сиденье дряхлого «Жигуля», закурил «беломорину», и со зловещим прищуром спросил хриплым голосом у Лося:

– Так шо, Череп, ты базланишь, ноги делал он прошлый кон через проходняк?..

Лось, насупившись так, как только позволяла ему природа, отвечал писклявым подобострастным голоском:

– Ага, сквозанул гнида. Ну ничего – сегодня достанем фрайерка…

Водитель съежился, и стал нервозно покусывать губы. Хала нагнетал:

– Малый, а ты опаску взял?

Я не медлил с ответом:

– Слышь, Черва, а когда я без пики по городу тусняк лепил? Себе дороже…

Водила побледнел. Мы подъезжали к нужному месту. Хала небрежно бросил:

– Череп, разойдись с дядей краями по баблу!

Лось рявкнул на самое ухо мужику:

-С четвертака сдача будет?

– Да ладно, мужики, в следующий раз, – натянуто улыбаясь, сказал водитель, – я ж понимаю – времени у вас в обрез.

Мы величаво вылезли из старенького авто, и поплёвывая сквозь зубы в серый асфальт, отправились к магазину…»

* * *

Витька улыбнулся, припомнив сцену в такси и приоткрыл глаза.

«Да… Частенько мы так водил кидали. Целый спектакль, ё-моё. Гораздо веселее, чем просто убегать. Сейчас, поди, из газового ствола схлопотать за такие шутки можно. Или из пневматики по конечностям… Были же безмятежные времена…»

Дождь усиливался. Карытин немного приоткрыл ветровое стекло и закурил:

– Слышь, Толстый… А ты, будучи студентом, сильно бухал?

Костров, не поворачиваясь, хмыкнул:

– А то…Особенно в колхозах на практике, – и, словно подслушав витькины мысли, с сожалением произнёс: – Вот времечко было… Ништяк! Теперь – гавно.

Оба парня замолчали и каждый стал думать о своём

Кроме любви к хорошей музыке, их незримо объединяло и влекло друг другу то обстоятельство, что оба они были невостребованными специалистами, выброшенными на обочину жизни перестроечной бурей. Оба вызубрили неимоверное количество довольно серьёзных дисциплин, сдали немыслимое количество зачётов и экзаменов.

И вот теперь, в рыночном водовороте, приобретённые с таким трудом знания, пригодились лишь для того, чтобы не опуститься до уровня откровенного криминала. И чтобы не захлебнуться в том мутном урагане, который крутил их страну второе десятилетие, таким как они приходилось заниматься буквально всем. Покупать, продавать и перепродавать. Договариваться, выкручиваться, арендовать и снова выкручиваться… Но, к сожалению, всё это не имело никакого отношения к полученной с таким трудом специальности.