Читать книгу Природные данные - - Страница 1
Оглавление1
А) Дженнифер вошла в бар, когда тот был уже набит битком. Окинув взглядом все помещение, разочарованно приблизилась к стойке, и, улыбнувшись бартендеру, заказала неизменную выпивку. Кретин с зализанными гелем волосами, с ловкость фокусника, смешал содержимое двух бутылок в долгожданном бокале, и установил перед завсегдашней посетительницей. Для нее он был, пожалуй, единственным мужчиной, с кем она чувствовало себя спокойно – он был геем. Он, с едва уловимым любопытством, следил за ее туалетами, и теперь при каждой возможности впитывал это сладкое сочетание ее пышной шубы и тонкого, полупрозрачного, облегающего платья. Откуда ей было знать, что такие естественные для нее манеры, будут воспроизведены с виртуозной точностью кем-то посторонним, в ночном клубе, в другой жизни. Когда он суетился за стойкой бара, учтиво принимая чаевые или разливая коньяк, никому бы в голову не пришло, что неудобный костюм вскоре заменит, такое вот черное, просвечивающее платье, и тонкие бретельки пересекут восковые, начинающие отсчет желания, плечи. Для него единственного не существовало вульгарности ее одежды, ее нарочитые движения и ужимки так утрированы лишь для того, чтобы ему легче было сделать свою копию. Губы слегка шевелятся, посасывая несуществующий леденец; чуткие, подвижные ноздри (самое удачное в его исполнении); тонкие, неповторимые лисьи брови… Сейчас она избавится от шубы, и можно будет начать урок по пластике рук.
В зеркале, за батареей бутылок, видны почти все сидящие за стойкой: полный, самодовольный урод, с припущенной петлей галстука на шее (с каким наслаждением рванула бы сейчас эту петлю или пырнула ножом в выползающий из брюк коровьей лепешкой живот!); престарелый, отставший со своей модой на тысячу лет, прилипучий адвокат (послала бы так далеко, что никогда б не вернулся!); подтянутый, с омерзительным, впаянным в тупую морду оскалом дегенерат (стреляла бы до последнего патрона, как в кино, как Шерон Стоун!)… Ей надоело смотреть за плечо бармена, и она, уставившись в ледовитый океан своего бокала, стала, как Титаник, погружаться на дно своих, ни с кем никогда неразделенных, мыслей.
Вроде бы ее последнее дело прошло удачно, похоже, что простофиля из отеля казино не вызвал полицию, и вообще не предпринял попыток к розыску… Молодец, его, пожалуй, можно и простить за обмякшие барахтанья в гостиничной, скрипучей постели. Вот если бы ни его отполированная плешь… Бог с ним! Его двадцать пять тысяч сейчас, разумеется, важнее, но Франции в целом не спасут. Нужен новый, менее рискованный ход, нужен клиент посолиднее. Голоса вокруг оживились, музыка едва пробуравливала сквозь них свой настойчивый бас. Произошло всплытие Титаника. Она улыбнулась кому-то в ответ и сделала долгий глоток. Выйдя за дверь, она втянула дым сигареты и морозное напоминание февраля. Выпустив бесформенное облако в пышный мех воротника, направилась к авеню, где точным движением, в одну секунду остановит такси и умчится прочь.
В) Простит, мисс! Если вы позволите, я подвезу Вас.
А) Она обернулась на голос, который где-то в подсознании мгновенно понравился ей. На вид ему лет тридцать пять, наверное, принял ее за шлюху, как почти все в Нью-Йорке…
Может нам окажется не по пути?!
В) Я почему-то смею полагать, что Ваш путь непременно совпадет с моим… Итак, куда прикажете отвезти?..
А) Я остановилась в отеле…
В) Вот и отлично! Ресторан там нормальный?
А) Сносный.
В) Отлично! Машина в гараже через дорогу, – прошу, вот сюда, – без нее, Вы, знаете, будет тяжело доехать…
А) Чувство юмора?! Понимаю, понимаю!
В) Он смутился, но, глядя в ее обвораживающие черты лица, подхватил нить навязанного ему тона, и в том же духе произвел несколько шуток, завуалировав их паром. Она тронулась за ним нерешительно, словно продолжая раздумывать, но его речь отвлекла ее от мыслей, и она, уверенно вошла в залитый светом ангар. Крошечный мексиканец подкатил к ним последнюю модель Mercedes, и галантная пара умчалась прочь.
2
В) каждый раз, когда ему удается так быстро овладеть женщиной, к нему возвращается чувство собственного достоинства, и он забывает прошлые неудачи. Хорошо, что уговорил ее направиться к нему, а не в гостиницу, ведь уже почти подъезжали к Плазе, и там бы он, лишенный своих стен, своей крепости, потерял бы ее, возможно, навсегда. Дом, даже если и не совсем устраивает его своей напыщенностью, чрезмерной наследственной роскошью, все же имеет места, где можно быть самим собой, сторожит уголки, где можно продемонстрировать свои лучшие качества. Ей, кажется, наплевать на его библиотеку, на все его альбомы по искусству, на живопись всех эпох и народов…
А) Он собирает книги, и не читая, ставит в ряд, чтобы росла пестрая массивная стена, которая и является его «слабым местом». Здесь есть над чем поработать. Но главное – не переборщить, а вдруг он прочитал все эти книги и ему станет скучно с ней, когда откроется ее некомпетентность (нельзя же допустить слово «невежество»!). Нужно быть поосторожнее, использовать «природные данные», «женское оружие» и тому подобное. Похоже, клиент – что надо! Кто бы подумал, что в барах бывают такие вот…
В) Конечно, он не станет утруждать ее своей живописью, ведь это совсем необязательно каждому разбираться в ней, да и по сути говоря, и он-то во многом сомневается, например, Поллок… Надо бы уделить внимание Дженнифер, но Поллок, Поллок…
А) Он не безобразен, и руки у него особенные… Какие-то забытые ощущения. Огромная спальня, огромная кровать. Вот если бы просыпаться здесь каждое утро. Но тот, кто лежит теперь на железной койке в публичном госпитале, шевелит губами, и страшные стенания доносятся до этого роскошного дома, до этой спальни, до ушей, до сознания Дженнифер. Она не предаст своего Марка, свою наркоманскую любовь, она сделает все, чтобы продлить ей жизнь. Доктор сказал, семьдесят тысяч, а тут сотни и сотни тысяч на какие-то книжки…
Она знает прекрасно (и тут ее не проведешь!), что искусство – это нечто пустое, напрасное, иногда мистически, так нелогично связанное с деньгами, кажется, тот самый случай.
В) Она очень красива, и сделана к тому же безупречно, он вовек не отпускал бы ее бедер, чувствуя, как виляет ее миниатюрный зад. Но чем-то она озабочена, наверное, думает о чем-то своем, посередине чего он соблазнил ее. Ей нужно время привыкнуть, и он даст ей времени сколько угодно, теперь он может ждать целую вечность.
А) «У тебя шикарный дом», – говорит она с равнодушием, пытаясь сравнять его миллионерское жилище со всеми лачугами на свете.
В) Это дом моих родителей, они…
А) О-о-о! Как она попала. Все ясно: оплаченная квартирка где-нибудь в среднем Манхэттене, плюс триста долларов на кино и китайский ресторан… Но какая-то связь все же есть, есть надежда…
Очень мило! Когда же они вернуться? Наверное, после выходных?
В) И хотя его уже давно не трогает отсутствие родителей, ибо все, что можно было наполнить ими, он уже наполнил, и его необыкновенное сказочное детство утекло навсегда в крошечную кладовочку под сердцем, где он будет хранить его вместе с восторженной мамой и строгим папой до конца своих дней, – он произнес тяжело вздохнув: Они никогда не вернуться, они разбились при авиакатастрофе, пару лет назад…
У него не вышло присущее ответу страдание, и она может решить, что он такой бессердечный и черствый, но…
А) Прости, я не знала, я очень сожалею!
Да, да, есть надежда! Она все же должна побольше доверять своей интуиции. И очень хорошо, что отдалась почти сразу, – видимо, он не из тех, кто долго чего-то добивается.
С) Они лежат, прижавшись друг к другу, и кажется, что думают об одном, но, как это случается у малознакомых любовников, у них еще нет ничего общего, кроме ощущений, а их-то труднее всего переложить на бумагу. Сейчас пока рано воспроизводить все, что они говорят, лучше описать комнату, дом или весь город, в котором зарождается наша история. Ведь, как и ко всем неодушевленным предметам, нам следует подходить к ним самим, а люди рано или подойдут к нам, заговорят с нами, войдут в нас, растворяться в нас. Ездим же мы в Париж или Рим, а Ромул и Рэм навещают нас сами, и любезно привозят стеклянные безделушки, пряча их для сохранности между рубашками в своих кожаных чемоданах…
Она действительно «хорошо сделана», может разве что выражение лица несколько вульгарное, но это сейчас не имеет никакого значения, тем более что он-то этого не замечает, его ладонь скользит по ее намагниченному телу, и приятная, сладкая усталость чуть теребит его сознание. Единственное, что уже не скрыть от него – это ее легкую, почти не мешающую в эти минуту, нервозность, свойственную, впрочем, многим женщинам. Теперь я вижу, что они оба как-то странно смотрятся в этом доме, в нефе огромной спальни, на безразмерной постели. Дженнифер считает колонны, – их не то шесть, не то семь, – с такого ракурса не видно.
В) Интересно, настоящие это груди или силиконовые? Потом он найдет подходящий момент и спросит. Ей пойдет другая одежда… У какого же дизайнера он видел нечто подобное, нечто связанное с его воображение? Такая залитая зеленоватым светом витрина… И стрижка… Куда же с ней выйдешь, с такой головой? Она что, сама не видит себя в зеркало? Мне нужно время! Мне нужно много времени!
С) Нет ничего лучше позднего завтрака, завтрака в пять вечера! Тем более, если это суши! Они оба оказались любителями суши. Провалявшись почти весь день в постели, они понемногу осваивали неотвратимую, и похоже, не такую уж безобразную, как могло бы показаться после столь сверхъестественного секса, реальность. Она ела руками, торопливо обмакивая суши в соевый соус, в котором еще не совсем растворилась васаби.
А) Она так давно не ела суши… Сколько же времени прошло? Целая жизнь! Жизнь… Какая-то нелепая, не подходящая ей жизнь. И весь круг знакомых с самого начала, такой неправильный, совсем, совсем не тот. А раньше… Вечные скандалы в семье, вечно пьяный отец, Бог весь что себе позволявший. Она была такая маленькая, и ей всегда хотелось иметь ту одну куклу, – ощущение от ее крошечного волшебного платьица осталось в детских руках навсегда…
В) Что с тобой? Я сделал что-то не так?
А) Нет… Это сейчас пройдет! Это бывает… Бывает редко.
Ей было уютно в кольце его рук, – в них надежно, в них, как нигде, никогда…
С) Он обнял ее, и горячие слезы прыснули ему на грудь, жадно впитываясь в рубашку. Потом они бесконечно долго сидели, не меняя поз, и ему вспомнилась одна филадельфийская скульптура Родена. Он гладил ее золотистые волосы, привыкая к ее стрижке, к ее запаху, к ее непонятному горю, бежавшему столько лет, и вот наконец уткнувшемуся в него. Эти золотистые волосы напомнили мне недавний телефонный разговор. Один мой близкий человек рассказывал о своем сыне: представь, он нарисовал девочку с огромной головой и желтыми пышными косами, и на вопрос: «Кто это?», он воскликнул с недоумением: «Это же ты, мама!». Они подошли к зеркалу, и шестилетний мальчик, глядя в отражение на кучерявую брюнетку, спокойно и убедительно произнес: «У любимой женщины волосы всегда золотые!».
3
С) Он отвез ее в отель, как мог пытался продлить поцелуй, как мог уговаривал подняться к ней в номер. Но она устала, да и он тоже. Побыть наедине с самим собой – это то, что сейчас нужно. Несколько телефонных звонков, которые еще не поздно совершить. Вдвоем, со стороны они выглядят довольно эффектно. Она аккуратно записала его номер, – наверняка вскоре позвонит, как и договаривались через пару дней. Он дождался, пока она поднимется по ступеням, знакомо виляя бедрами и раскачивая подолом безликой шубы. Подъехавший сзади лимузин нетерпеливо просигналил, спугнув оцепеневший Mercedes.
А) Она прошла мимо швейцара, учтиво улыбнулась неведомой улыбкой, и пройдя через суету гостиничного холла, вышла через дальнюю дверь на угол пятьдесят девятой улицы. Как всякий долго не видевший Нью-Йорка, она радовалась чему-то смутно поднимающемуся внутри, и таинственная улыбка растягивала ее губы. Нужно зайти в бар и все обдумать, – впереди свет удачи, все ведет на него. Томас совсем не похож на человека с Истсайда, – он молод и симпатичен, он понимает ее, словно они знакомы всю жизнь. Вот если бы Марк хоть на миг стал таким… Черт! Причем тут это! Какая она дура, что сравнивает их! Как это в голову пришло? Естественно, Марк – это совсем другое дело! Марк всегда тоже по-своему заботился о ней, он добывал кокаин… Кокаин! Надо бы поскорее попасть в бар…
В) Он отъехал совсем недалеко, – еще можно вернуться. В отеле наверняка будет несложно найти ее по описанию, ведь она всего лишь пять минут назад прошла мимо метрдотеля. Без нее стало как-то пусто. Дженнифер! Дженнифер! Он развернулся и поехал в обратном направлении к огням Плазы, но едва поравнялся с парадным входом, вспомнил про парковку, про звонки, про оставшееся для бизнеса время.
Он вернулся домой, и образ Дженнифер дискретно возникал в его сознании, не отвлекая ни от разговоров, ни от телевизора, ни от мыслей. Она не может не позвонить ему. Через пару дней они опять увидятся. Он восстановит силы и устроит ей настоящий праздник в постели. Друзьям пока ни слова! Пусть их отношения окрепнут, а этот самонадеянный Джон, еще вдруг запудрит ей мозги, и все закончиться непредсказуемо. Пусть позавидуют в свое время. Она не может не позвонить!
А) Мерзкий дилер! У такого наркотики покупать противно, а думает о себе, как о Боге! Ублюдок! Ди-джей правильный. Музыка слышна даже в туалете. Кроме Дженнифер, перед зеркалом еще несколько взмокших девчонок, все прилично размалеваны, но ее роспись тоже сойдет. Для кого тут выпендриваться? Он будет ждать, как миленький. Он и есть миленький! Смешная, разглядывает кольцо в своем языке, можно только вообразить ее тело, – поролон от пирсинга… Наконец-то кабинка свободна! Что она там делала целую вечность? Совсем уже отъехала, прошла мимо, словно не видя Дженнифер в упор. Пусть целует мою жопу со своей кислотой! Эй, сука! Поосторожнее!
Какой урод сделал эти двери, они же не закрываются, не держать же их все время?! Она задрала платье, кое-как стащила колготки с трусами, и уселась на покосившийся стульчак, и посмотрев на вертлявого трансвестита через огромную щель в двери, наклонилась к кокаину. Под журчание жиденькой струйки она втянула носом белую пудру. Ей стало легче, и мысли поднялись над ней и закружились в воздухе, делая ее безразличной. Она почти слилась с облупившейся синевой железной загородки, которую и дверью назвать смешно. Музыка стала высверливать в ней огромную дыру, – диаметр от живота до горла. Скользкий червяк все вращается у зеркала, а яйца все равно мешают ему. Впрочем, еще ничего получился, хоть рожа смазливая. Парик смешной какой-то. Вот стрелка на колготках. Говно! Все говно!
Она вышла из клуба, и пройдя несколько блоков, села на ступеньки частного дома, и неслышно напевая, закурила. К ней бесконечно подваливал застенчивый осел, и предлагал наркотики на выбор. Что она дура, покупать у таких!? Сколько ж можно спрашивать? Ясно ведь сказано… Ну, если еще один раз подойдет можно и поговорить, может, сторгуемся… Идет, идет, дуралей… И ступеньки качаются.
С) Два дна пронеслись, словно их провели на шоссе в машине Тома. Сразу было ясно, что Дженнифер никуда не денется, она позвонила около трех часов. Том, как, мальчишка бегал по прибранному дому, прощая ее за легкую утреннюю пытку ожиданием и неизвестностью. Я успел подправить рукопись и проставить недостающие запятые, и сам уже не мог дождаться продолжения истории.
В) Я рад видеть тебя! Проходи, позволь принять твое пальто?!Ты выглядишь сегодня так шикарно. У тебя что, праздник?
А) Ты мой праздник! – ответила она, освобождаясь от только что купленного пальто. Дорогое, но скоро ведь все окупиться. Вроде бы оценил приобретение. Платье тоже из того же магазина, – ее, его мнение по поводу платья не интересует, – оно безупречно, подчеркнуто все, что следует. У нее уже было такое… Ну, такого же типа. Она была в нем моложе на десять лет, только ходить было особенно некуда. Марк его разрезал ножом, из ревности. Сама виновата: все носилась с ним, как курица с яйцом… Да к тому же полоса была тяжелая, а тут еще платье это дарит один пижон… Объявился через тысячу лет… Явился, не запылился! Марку было больно даже смотреть на него. Но платье все же мог оставить в покое, при чем тут вообще платье? Сам таких никогда не дарил. Тут она вспомнила, как донашивала его старинный свитер, а Марк все старался его заполучить обратно, хотя у самого было таких два, или три. Один сгорел, правда, от его же сигареты. Вот он кричал! Нужно все делать осторожно и побыстрее. Кто знает, сколько дней ему осталось…
В) Слушай, я думал, что ужу не дотяну до нашей встречи, черепахи ползают быстрее, чем часы без тебя! Наконец-то! Иди ко мне! Ты проголодалась? Закажем чего-нибудь, или ты хочешь пройтись в ресторан?
А) Мне все равно, но дай мне чуть-чуть передохнуть.
Она с утра обегала столько магазинов, потом салон… Тяжело, тяжело найти правильную вещь. Магазины, как пустые, хоть и набиты тряпками.
В) Конечно! Сейчас первым делом отдохнем…
Он подхватил ее на руки и потащил в одну из своих пещер, нежно глядя на нее и целуя. Теперь он не отпустит ее никогда. Еще пять ступенек, и они у цели. Да, можно в эту комнату, здесь такое романтическое освещение. Она выглядит лучше, чем прежде. Он хочет ее как безумный. Податливая застежка – под стать хозяйке… Добраться до ее тела самым коротким путем. Хорошо, что у них такое притяжение! Она так правильно движется ему навстречу, так правильно помогает избавиться от штанов. Его член уже наготове, он ждет… Она уже горячо дышит, и как бы невзначай опускает руку, проверяя готовность. Стащить последние тягучие тонкие слои, разделяющие их. Ее стройные ноги в этих местах почти съедобны… Все покрыты поцелуями, тронуть губами ее влагалище, коснуться натяжения бархатного живота, все выше к трепещущим грудям. Перед ними заминка: какому соску отдать предпочтение, губы сами скользят к левому, он вырастает ласкаемый губами. Правым уже занимаются кончики пальцев. Вот, наконец, ее рука находит его возбужденный член, и проталкивает в свои недра, навстречу единственному в мире ритму…
А) Ах, Том! Том, милый! Еще! Еще! Не останавливайся! Да! Да! Да-а-а-а! У-у!
4
С) За эту неделю, что они провели вместе почти, ничего не произошло, не считая некоторых маловажных визитов, говорить о которых – не ценить наше время. На мой взгляд, только Джон достоин пары слов, пары – не больше. Да и то, если подумать, ничего интересного не было. Пришел, растекся, словно увидел женщину в первый раз… Если бы Дженнифер умела смущаться, то она умерла бы от смущения. Таким Том еще своего друга не знал, а Дженнифер была так мила. Она не отходила от Тома, словно боясь оставить хотя бы крошечный зазор между ними. Но разве с такой женщиной может что-нибудь постороннее вклиниться между ними, разве что-нибудь может нарушить эту скульптуру Родена?!
Ей очень понравились рисунки Тома, в них он по-особенному, как бы, с другой стороны, обнажился перед ней. Такие робкие линии, они невольно поставили его на колени, и держат в таком виде до сих пор. Ну, зачем он все ей показывает, мой коленопреклоненный герой? С такой открытостью, мы, пожалуй, быстро доберемся до финала. А мне, по правде говоря, только того и надо!
А) Целая неделя – коту под хвост! Он наполняет свой бумажник наличностью неизвестно когда и где. Каждый вечер, пока Том размывался в ванной, вычитая те случаи, когда они мылись вместе, она вытряхивала содержимое его бумажника на кровать, но ничего существенного там не находила, хотя на утро он таскал ее по магазинам, наряжал, словно куклу, тратил безумные деньги. Где же он их берет? Черт бы его побрал! Даже зла не хватает! Она чувствует себя полной идиоткой. Сама неоднократно пыталась обнаружить это осиное гнездо, но всякий раз ее медвежий нюх не срабатывал. Она должна это сделать! Должна добыть деньги. Любой ценой! Пусть ценой ее искалеченной жизни, пусть ценой ее любви, ведь она и сама боится признаться себе в том, что любит Тома. С Томом ей было хорошо всегда, везде… Том это – конец скитания, страданиям и мучения, преследующим ее по жизни. Предать умирающего Марка! Нет, на это она не способна! Но не поздно ли об этом говорить теперь, теперь, когда она уже восемь дней только тем и занимается, что изменяет ему? Нет это, разумеется, только секс, только жертва ради его спасения… Только секс! Нет она не изменит ему никогда! Бедный Марк! О, милый Том! Сделай же что-нибудь, о бессильный Том! Поверни ее упирающиеся, глупые мысли, избавь их от этого страшного оружия, нацеленного на них! Сделай же что-нибудь! Сволочь! Проснись!
