Читать книгу Студентка, коммерсантка и просто красавица! - - Страница 1

Глава 1

Я уже домывала полы, когда в магазин зашёл последний покупатель, чертыхнувшись и даже не вытерев рук, протопала за прилавок. Кого ещё на ночь глядя принесло?

Передо мной стоял хамоватого вида мужчина, лет пятидесяти, бывший сильно «под мухой», он глупо улыбался и пытался отыскать глазами своё самосознание. Я его знала, работая в магазине, который народ окрестил «у дома», вольно-невольно перезнакомишься со всеми обитателями двора. Этот клиент никогда не пропускал выходные, вот и сегодня завершал свой «алкотур» у моего прилавка. Сейчас, как обычно, возьмёт бутылку водки, а завтра будет ждать с утра возле двери, требуя пива.

– Чего тебе? – автоматически бросила ему.

– Здравствуй, Ирочка! Мне как обычно, – мужик сглотнул, уже предвкушая будущие посиделки, где в качестве визави будет вожделенная бутылка.

– Для кого Ирочка, а для тебя Ирина Петровна, держи, – я протянула пакет, где на дне притулилась водка.

– А з-закусь? – возмутился покупатель.

– О, зарплату, что ли, получил? Чего надоть, говори быстрей, видишь, закрываю уже!

Мужик осоловело осмотрел полки, задержал взгляд на колбасе и потом неуверенно протянул:

– Один пирожок с картошкой… Нет, два.

– Гуляешь, – ухмыльнулась я, бросила в пакет продукты, даже не удосужившись разогреть. Ничего, и сам справится. Отсчитала деньги за товар, которые мужик сунул мне в руки грязным комком, и протянула сдачу, – всё, на выход. У нас закрыто.

Поздний покупатель, прижимая к груди пакет и улыбаясь своим мыслям, пошёл домой продолжать свой еженедельный праздник.

Я оглядела полы и устало вздохнула, опять перемывать. Стерва-хозяйка любит заглянуть в неурочное время – ключи-то есть. Увидит, с зарплаты вычтет за грязь.

С силой плюхнув тряпку в ведро с мутной водой, снова принялась за наведение чистоты. Работа в мелком магазинчике за копейки давно опостылела, но мизерной пенсии не хватало даже на продукты и оплату коммуналки. Хорошо, хоть квартира своя, всё не по чужим углам мыкаться.

А сегодня мой день рождения, шестьдесят три года никчёмной жизни. Отнесла в угол ведро и швабру, и достала из своих закромов небольшой кексик, он был просрочен, вряд ли хозяйка кинется на меня за такую малость.

Вынула из кармана замызганную свечу для торта, отряхнула и осторожно воткнула в изрядно помятую выпечку, с давно опавшими боками.

– С днём рождения, Ирина Петровна! – поздравила себя вслух. А перед мысленным взором стремительно пролетели прожитые годы.

Наша семья была дружной, так думали мы с Аллой, моей старшей сестрой. Но закончились школьные годы, а с ними и наше счастье. Мама заболела от тоски и предательства отца, который ушёл к другой, и постепенно угасла, как ни билась я в поисках новых лучших докторов и лекарств. Общение с отцом свелось к нулю, видеть его было выше моих сил. Перед глазами стояло измученное затяжной болезнью лицо мамы. Образование получила случайное и нелепое, пошла, как тогда казалось, на самое денежное и лёгкое, товароведом. Но учёба пролетела, а я очутилась за прилавком. Сначала эта работа радовала, все улыбались привлекательной молоденькой продавщице, мужчины, не скупясь, платили за товар больше положенного. Несмотря на тяжёлый уход за мамой, казалось, жизнь налаживается. Бывший одноклассник, с которым мы начали встречаться ещё в десятом классе, сделал предложение. Сам Николай, так звали избранника, учился на инженера. Поженились мы после смерти мамы, Коля получил диплом, а с ним и направление на работу. Как оказалось, в краснознамённый колхоз, имени одного из генсеков. А продавцы требовались везде. Так и начался наш семейный путь: в деревне, в старом ветхом домишке и удобствами во дворе. Кто жил в селе, тот знает, что трудиться приходится от рассвета и до заката. Вода в колодце, овощи в огороде, из одежды – пара халатов и одно платье на выход, да стоптанные туфли, хлеб в печке, если испекла. Колхоз, получивший высокие награды и признание партийного руководства, находился так далеко от города, что автобусы туда ходили лишь рейсовые, один раз в день. Продукты подвозили раз в неделю. В общем, процветала наша колхозная жизнь на границе тайги, где из всех развлечений – обсуждение последних вечерних новостей и смакование самогона, что гнала бабка Глаша, не боящаяся ни местного участкового, который ей во внуки годился, ни бога, ни чёрта. Да и не было их тогда, если верить тем, кто так сказал.

Николай, видя, что радужным мечтам о карьере где-нибудь в областном центре, а то и столице сбыться не суждено, запил. Одной мне приходилось тянуть всё хозяйство. Беременность не принесла радости, мне было страшно за будущее и жаль дитя, которое должно было влачить существование у дремучих стен леса, днями играя в придорожной пыли с соседскими мальчишками. Но увидеть свет моему малышу было не суждено. На третьем месяце открылось кровотечение, Николай лишь отмахивался, говоря, что оно всё само пройдёт, когда я просила отвезти меня в райцентр. Фельдшер, бывший на тот момент в деревне за всю бригаду докторов, сделать ничего не смог. В итоге меня загрузили в машину, что возила в деревню продукты, и отправили в район. В больнице врач, после того как я очнулась от операции, долго отчитывала меня за халатность, а потом сказала, что детей больше не будет. На тот момент это не казалось страшным. Не такой жизни я хотела своим чадам.

После больницы жизнь закрутила точно карусель. Смерть спившегося мужа, распад Советского Союза и вот, стою я на вокзале родного города, с потёртым чемоданом в руках, перетянутым ремнями, и с опытом работы в деревенской лавке.

Возвращение в нашу старую квартиру сильно озадачило мою сестру. Мы хоть и были обе наследницами, но делить нашу двушку в её планы не входило. Суды тянулись, казалось, бесконечно, пока мы не продали квартиру родителей и не разъехались в разные концы города, проклиная друг друга.

С работой стало совсем плохо, приходилось мёрзнуть днями на рынках, обогащая «челночников» и новых русских. Потом удалось пристроиться в рыбный магазинчик, где моя кожа, казалось, навсегда пропиталась запахом несвежей сельди и требухи.

Мужчины надолго не задерживались в моей жизни. Случайные знакомства, мимолётные встречи, пару романов, так и не доживших до заветного обручального кольца.

И вот, я стою за старым прилавком, с трещинами в стёклах витрин, в маленьком магазине одна. Кекс с подмятыми боками есть не хотелось, но на мою ничтожную зарплату даже торт себе можно позволить только на Новый год, да и то я предпочитала сэкономить. Зачем тратить деньги на дорогие сладости? Лучше купить на них несколько куриных окорочков и запечь в духовке.

– Как бы я хотела вернуть время назад, – непонятно кому сказала в пустом магазине, глядя в потолок, – хотя бы на миг вспомнить свою беззаботную молодость!

И задула свечу.

Желание казалось бредовым, но такими были они все последние годы, чего хотеть одинокой стареющей женщине? Принца? Хорошую зарплату? Счастья в жизни? А жизнь уже прошла и не будет в ней ничего, кроме маленькой квартиры со старой истрёпанной мебелью, допотопного телевизора, привезённого когда-то из Китая, и стоптанных тапочек.

И ещё одинокие серые выходные, рядом с тумбочкой, где лежали любимые книги и всё увеличивающаяся шеренга лекарств.

Я всё-таки откусила кусочек кекса, скривилась, он давно прогорк. Сунула остатки в пакет и засобиралась домой. Оглядела прилавки, выключила свет, закрыла дверь.

Ночь встретила меня мелким промозглым дождём, под ногами шуршала прелая прошлогодняя листва, в переулках задувал ещё по-зимнему холодный ветер. Начало весны. Как я любила это время года в детстве, когда небо наливалось яркой синевой, а дни становились теплее. Теперь же, подняв воротник, спешила домой, боясь, что продует мою многострадальную спину.

В переулке заскулила собака, на которую я впотьмах чуть не наступила.

– Чего тебе, дружочек? Голодный небось? – наклонилась к жавшемуся у стены псу. Вынула из пакета остатки кекса и протянула ему. Пёс, благодарно взглянув загадачно блестящими карими глазами, аккуратно взял из рук кусок и тут же проглотил. Худые бока намекали, что он не отказался бы ещё от одной порции, но больше с собой ничего не было. Я погладила беднягу по голове:

– Пусть сбудутся хоть твои желания, дружочек. Прощай. – и осторожно продолжила свой путь.

Глава 2

Над головой затрезвонило, я разлепила веки, соображая, когда успела поставить такую гадостную мелодию на будильник в сотовом. Перед глазами немного плыло со сна. Я оглядывала свою комнату и не могла понять, что происходит. Вот знакомая мебель, стоявшая в квартире родителей. И старый отцовский будильник, что и поднял шум. Сев на кровати, отыскала глазами тапки. Сунула ноги в новенькие ярко-красные «сланцы», которые купила мне мама в десятом классе.

Что это? На кухне раздалась незатейливая мелодия позывных радио «Маяк». Откуда этот до боли знакомый звук? Радиоточки отключили так давно, что уже и память о них стёрлась. Я встала с постели, накинула халат и оглянулась на трюмо, которое занимало промежуток от моей кровати до двери маленькой комнатушки.

В зеркале отразилась девчонка, с непослушными вихрами густых рыжеватых волос и большими карими глазами. Худощавая, с голенастыми ногами и нескладными пока пропорциями подросткового тела.

Что происходит? Я всё ещё сплю? Да, точно. Ощупала руки, с вечными заусенцами. Как настоящие… Ущипнула себя. Ауч! Больно!

На кровати сонно хлопала глазами Алка:

– Ты чего там рассматриваешь, на себя налюбоваться не можешь? Давай, одевайся быстрее, в школу опоздаешь. Мама уже, наверное, завтрак приготовила.

Мама?..

Мама!

Я вылетела в маленькую кухню, обклеенную клеёнкой с вырвиглазными ярко-зелёными листьями, и резко притормозила, выпучив глаза по максимуму.

– Мама! – и кинулась обнимать молодую женщину, которую помнила лишь по чёрно-белым фотографиям.

– Что тебе, стрекоза? – матушка отвернулась от плиты, поцеловала меня в нос и мягко засмеялась, – с утра уже неймётся? И до сих пор не одета. Иринка, марш в комнату и быстро приведи себя в порядок, – мама шутливо погрозила мне кухонной лопаткой и повернулась к пригоравшей яичнице.

– Что за шум, а драки нет? – на кухню с газетой под мышкой вошёл отец, шаркая растоптанными тапками.

– Папа! – я повисла у него на шее, поцеловала в заросшую щетиной щёку. Какой чудесный сон, вот бы он длился как можно дольше!

А может, я умерла и это рай? Заслуживает же моя жизнь такого рая? Где всё, как прежде. И счастье не мимолётный миг молодости.

– Ира, ты в порядке? – отец кинул взгляд сверху вниз, вытащил газету и шлёпнул меня по спине, – мать кому сказала одеваться?

– А она вечно так, – пожаловалась на меня Алка из нашей комнаты, – сейчас ещё и ванную займёт на полчаса. Семнадцать лет уже, а в голове как у одуванчика – один ветер.

– Алка! – я влетела в комнату, – как я рада тебя видеть!

Сестра посмотрела на меня из-под накрученной чёлки и аккуратно отодвинула плойку:

– Ты чего Ирка? Будь осторожней, обожжёшь ещё.

– Рада тебя видеть, вот и всё, – я села на кровать и принялась натягивать простенькую белую блузку, пальцы дрожали, сердце ходило ходуном. Какой сон замечательный, всё будто настоящее!

– Каждый день видимся, – буркнула Алла, густо намазывая на глаза синие тени.

Я надела школьную форму, которая досталась от сестры, повязала фартук с приколотым к груди значком комсомольца. Заплела непослушные пряди в короткую косу. Взяла с трюмо заколку.

– Ты чего? – возмутилась Алла, – бант завязывай, – выхватила заколку у меня из рук и надула губы, – вечно на чужое заришься!

Пожав плечами, взяла длинный бант и долго пристраивала его к прядям, сноровки не хватало.

– Ма-ам! Заплети меня, пожалуйста.

– Идём, горе луковое, когда уже научишься сама? Дождёшься, отведу к тёте Зине, да и обрежу тебе волосы.

И всё же, какое чудесное видение! Наверное, смерть подобралась так близко, что грёзы, как настоящие, и боль от щипка кажется всамделишной. Но я была рада шансу прожить хотя бы день тут, прочувствовать то давно позабытое счастье.

Я сидела на кухне, дожёвывая яичницу с сосисками и прихлёбывая из щербатой кружки сладкий чай. Рядом были все мои родные: мама, подкладывающая нам сосиски со сковороды, Алла, недовольно ковырявшаяся в тарелке, отделяя желток – она с детства не ела белок, папа, медленно жующий свою порцию, уткнувшись в газету, нет-нет строго поглядывающий на нас поверх очков в роговой оправе.

Снова раздался перезвон «Подмосковных вечеров», отец глянул на часы:

– Девчонки, бегом, опоздаете. Алла, тебе сегодня к какой паре?

Сестра училась в педагогическом институте на первом курсе.

– К первой – отозвалась она с набитым ртом, дожёвывая последнюю сосиску, – уже бегу.

– Иринка, бери портфель и топай, нечего рассиживаться, – мама отвернулась от раковины, вынимая на ходу бигуди из волос.

– Иду, мам, – подхватила в комнате свой ранец, надеюсь, там собрано всё, что надо. Даже во сне выглядеть глупо не хотелось. А с домашкой как-нибудь разберусь!

Расцеловала родителей на прощанье, чем вызвала их недоумённые взгляды и, накинув куртку, выскочила в подъезд, окрашенный в такой знакомый синий цвет напополам с белым.

На улице ярко сияло мартовское солнце, вокруг спешили люди, кто на работу, кто на учёбу. На лавках присаживались бабульки, что «дежурили» у подъезда до самой темноты.

Вот и наша соседка – Клавдия Ивановна, по сравнению с ней Джеймс Бонд – просто неумелый школьник, любопытный нос активной старушки вынюхивал все перипетии нашей дворовой жизни.

Я приветственно кивнула ей и заспешила на автобус. Вот и моя остановка, сложённая из тяжёлых бетонных блоков, словно в ней готовились выдержать осаду.

Скоро подкатил жёлтый автобус, лязгнул дверьми и выпустил пассажиров. Внутри пахло бензином и женскими духами. Так, теперь бы вспомнить какая моя остановка по счёту, вроде третья. Ладно, буду смотреть, где больше школьников сойдёт.

Вот и знакомая аллея, голые ветки слегка покачивались на ветру, словно зазывая быстрее весеннее тепло, чтобы одеться в свои зелёные одежды и прикрыть зимнюю наготу.

По дорожке семенили дети с мамами за руку, неподалёку от школы был детский сад. Кто топал сам, а кто хныкал и протягивал к матери ручонки. Галдели, как стаи сорок, мальчишки. Десятиклассники степенно шагали, не маленькие, чтобы орать на всю улицу. Кто-то нёс портфель за понравившейся одноклассницей, ловя на себе завистливые или насмешливые взгляды одноклассников. Девчонки поправляли друг другу банты, или делились первыми в нашей жизни тенями и тушью-самоплюйкой «Ленинградской», красясь на лавках втайне от родителей.

Глава 3

Я вдыхала горьковатый весенний запах, медленно брела по аллее, наслаждаясь такими новыми и одновременно знакомыми ощущениями. В молодом теле бурлила жизнь, не ломило спину и суставы. До чего же хорошо!

– Ирка, – окликнул меня сзади девчачий голос, да это же Светка! Закадычная подруга, живущая в соседнем подъезде, – ты почему ушла без меня? – Светка поправила крупные локоны, что вились от рождения и были её гордостью и завистью всех девчонок в классе.

– Прости, боялась опоздать и совсем забыла, – я виновато развела руками.

– До уроков ещё пятнадцать минут, – Светка неодобрительно покачала головой, – опять книжку до утра читала?

– Каюсь, – что ещё ответить, сразу и не придумала.

– Ну, ты даёшь, подруга, – Светка взяла меня под руку и потащила к школе, – пошли быстрее, первым английский.

– Ты не учила? – я вспомнила, как подтягивала подружку в школе по-иностранному, который никак не хотел задерживаться в её прекраснокудрой голове.

– Ирка, ты же знаешь, не дано это мне, и на что мне тот дурацкий инглиш, я на переводчика идти не собираюсь. Дай списать, – так было каждый раз, в той, прошлой моей жизни.

– А я вот взяла и не сделала домашку.

Светка замерла на дорожке:

– Да ладно! Не-е-е… Шутишь, что ли?

Я и сама не знала, шучу или нет. И вообще, хотелось свернуть дальше по аллее, где призывно блестело стёклами маленькое кафе-мороженое. Это всё же мой сон, пусть и невероятно реалистичный, так что могу и прогулять! Хотя нет, хочется увидеть всех одноклассников снова и учителей, посидеть за партой.

– Пошли, подруга, – подтолкнула я Светку, – разберёмся с английским.

Родная и давно забытая школа встретила нас весёлым гомоном голосов и толкучкой возле гардероба. В последний раз я была здесь на вечере встречи выпускников, который спонтанно организовал наш внезапно разбогатевший однокашник Юрка Сорокин. Через несколько лет старенькую школу отправили под снос и сейчас на её месте сверкал глянцевыми боками очередной торговый центр.

В коридорах, разрисованных нашим учителем ИЗО, царила суета, все торопились по классам, а кто-то списывал уроки, сидя на подоконнике. Вот и наш кабинет, набрав в грудь воздуха и зажмурившись, я переступила порог большой классной комнаты. Замерла. Огляделась.

За партами уже рассаживались девчонки и мальчишки, в ласковых лучах солнца игриво плясали еле заметные глазу пылинки. Через большие окна потоки света заливали класс, заставляя невольно жмуриться.

Кто-то толкнул в спину:

– Иванова, чего встала на пороге? – это Витька Басов, наш хулиган, который еле-еле тянул из класса в класс, списывая отобранные домашки у субтильных «ботаников».

Светка дёрнула за рукав:

– Ну, Ирка, инглиш же, – и жестом указала на нашу парту.

– Да, иду, – я всё ещё осматривалась, разглядывая молодые, не испорченные жизнью, лица ребят.

Достала учебники, Фух, английский сделан:

– Пиши, – протянула я тетрадь Светке.

Подруга засопела, выводя иностранные буквы. Смешно закусив губу и нахмурив лоб. Так хотелось сгрести её сейчас в охапку и крепко обнять.

Радостные впечатления переполняли меня – я была полна любви ко всем сразу.

Наши пути с подругой разошлись после школы: её отца перевели работать в иную страну нашей некогда огромной державы. Первое время мы обменивались письмами, но потом сообщений стало всё меньше, взрослая жизнь расставила свои приоритеты, и в итоге связь пропала насовсем.

Раздался звонок и в помещение вошла Галина Николаевна, преподаватель иностранных языков. Класс поднялся, я пихнула Светку в бок. Та, оторвала взгляд от моей тетрадки:

– Ой, – тихонько пискнула подруга, – не успела.

Поздоровавшись и рассевшись по местам, в классе началось обычное перешёптывание.

– Разговаривать здесь можно только с моего разрешения, – сердито оборвала нас учительница. Наступила тишина.

– Сдаём тетради. Готовимся к пересказу диалога.

Про диалог я не знала. Может, повезёт и она не вызовет меня? Суровый взгляд Галины Николаевны скользил вниз по журнальному списку.

– К доске пойдёт, – ручка неумолимо опускалась к моей фамилии, – Зорина!

Глаза Светки стали круглыми от страха. Она вся сжалась под взглядом учителя:

– Я не готова, – тихо прошелестел её голос.

– Следовало ожидать, – поджала губы иностранка, – Иванова, выходи, покажи своей подруге, как надо выполнять домашнее задание.

Я судорожно сглотнула, хоть бы примерно представлять, что там за диалог! Английский я знала неплохо, училась в эпоху перестройки, хотела устроиться в элитный бутик, прошла многомесячные курсы. Вообще, языки всегда хорошо мне удавались. Не все знания сохранились за давностью лет, но худо-бедно объясниться я могла. Молча прошла к доске, встала за спиной Галины Николаевны. Она держала учебник в руках, где была открыта необходимая страница. Бегло прочитав нужные мне реплики, я уже представляла, как можно ответить. Начала рассказывать.

– Иванова, ты немного путаешь текст, – поправила меня иностранка в конце моего монолога, – а так, неплохо. Заслуженная четвёрка, хотя ты можешь гораздо лучше, садись, – взглянув на меня поверх больших очков, иностранка указала головой на моё место.

Ура, прорвалась! Адреналин продолжал бурлить в крови, постепенно стихая. Ощущения были точь-в-точь как в детстве. Сердце взволнованно билось в груди, руки слегка подрагивали от волнения, но счастье переполняло. Я готова провести остаток дней в этом сне, хоть бы это была кома, где меня посетило чудесное видение! Возвращаться в убогую реальность не хотелось. Проснись сейчас в своей жалкой халупе, единственным желанием будет пойти и свести счёты с жизнью. Но я даже для этого не гожусь, увы, слишком трусливая.

Тряхнула головой, отгоняя от себя горькие мысли, отчего бант слетел, и мои вихры рассыпались по плечам.

– Иванова, выйди и приведи себя в порядок, – услышала я строгий окрик, – Что сегодня с тобой, влюбилась?

По классу пронеслись короткие смешки. Выйдя в коридор, пошла в уборную, волоча за собой дурацкий бант. Кое-как стянув волосы узлом на затылке и получив нагоняй от вечно недовольной уборщицы, вернулась на урок. Возле доски пыхтел красный как рак, Юрка, пытаясь вспомнить заветные слова из учебника, под уничижительным взглядом Галины Николаевны. Увидев меня, она молча махнула рукой в сторону парты, и я тихонько проскользнула на место.

И всё-таки быть здесь, а не в серой реальности, оказалось чертовски здорово!

Глава 4

Вторым уроком шла математика. Достав тетрадь, увидела, что домашняя работа осталась не выполнена, на листке одиноко красовалась запись: задача №, и на этом всё. Впереди перемена, может, хоть одно задание успею решить. Рядом притулилась Светка:

– Ты матешу сделала? – она заглядывала мне в тетрадь через плечо.

– Нет, как видишь, – я уже и подзабыла, что подруга крайне халатно относилась ко всем заданиям на дом, – ты тоже сильно не усердствовала?

– Ирка, ты знаешь, нулевые способности, – она наигранно вздохнула.

– Или лень на все плюс сто, – почему-то начинало раздражать её несобранность, хотя в школе всё это казалось таким обыденным.

От сквозняка хлопнула входная дверь, я подняла голову, и сердце на миг замерло. В класс вошёл мой Николай, ведь в это время мы уже с ним встречались. Все чувства смешались. И радость увидеть его снова, таким, каким я его полюбила, и боль от того, каким он в итоге стал, печаль и скорбь за потерянного ребёнка, ненависть к его пьяным выходкам.

Математика была напрочь забыта. Как заворожённая смотрела я на своего давно почившего мужа. Ярко-голубые глаза, непослушная чёлка, которую он постоянно поправлял пятернёй, скуластый, с маленькими конопушками на курносом носу. Высокий, удивительно хорошо сложенный для подростка. И перед глазами всплывал его предсмертный облик: пропитое почерневшее лицо, неряшливая щетина, вечно сальные патлы с проплешиной на темечке, которую он тщательно зачёсывал остатками шевелюры. Неизменно грязные руки с чёрными ободками под ногтями и тяжёлый смрад давно пропитого нутра. Вспоминала я и нашу свадьбу, мы были молоды, красивы и безумно счастливы. Помню нашу первую ссору, когда я отказалась брать его фамилию. Не захотела стать Кривцовой, хотя Коля кричал, что ничего банальней фамилии Иванова быть не может и наши дети всё равно будут Кривцовыми. Не знаю почему, но я настояла на своём, так на всю жизнь и оставшись Ивановой. Муж долго дулся на меня, а потом привык.

Коля, запустив руки в карманы, постоял возле доски, разговаривая с мальчишками, после пошёл на своё место – третья парта в крайнем ряду. По пути поднял на меня глаза и, улыбнувшись, подмигнул. Я опустила взгляд к тетради. Этот чудесный сон я не хотела проводить с ним. Каждый день после уроков он провожал меня до дома, если всё повторится как впредь, то лучше сбежать с последнего, чем снова вспоминать ту боль, что принёс мне мой брак.

Подняла глаза, Коля удивлённо смотрел в мою сторону, я смущённо улыбнулась и кивнула в знак приветствия. Только тогда он, усмехнувшись в ответ, развернулся к парте и начал доставать тетради и учебники.

Прозвенел звонок, все потихоньку рассаживались по своим местам, последним в класс вошёл Витька Басов, кинув сумку через весь класс на свою «галёрку». Сегодня он на удивление, решил посетить аж два первых урока, наверное, опять его родителей вызывали к директору.

Я оглядывала своих одноклассников. Такие молодые и полные планов на грядущую жизнь. Многих она сломает, девяностые дались людям непросто. Вот первая красотка класса – Ольга Еремеева, высокая, с длинными, стройными ногами и красивой грудью. Её отец был военным, не последних чинов. У них была большая квартира в центре и, мечта миллионов – машина. Чёрная волга, что блестела своими полированными боками у школы, когда отец заезжал за Ольгой, вызывая восхищение и зависть всех мальчишек. Потом её отца посадят за хищение, а первая красавица класса погибнет в глупой аварии по вине пьяного мажора, сыночка одного из нуворишей.

Юрка Сорокин, заурядный мальчишка в девяностые неожиданно хватко занялся бизнесом, сначала сам мотался за шмотками в Китай и Турцию, потом нанял помощников, открыл по городу сеть бутиков, где тот же ширпотреб продавали под красивыми лейблами итальянских дизайнеров. Сейчас он жил где-то в Испании, оставив свой бизнес детям.

Взгляд упал на нашу тихоню, Танечку Свиридову. Невысокая, сильно сутулая, с невыразительными чертами лица и блёклыми серыми глазами. Так её и звали за спиной – Мышью. Она всегда была незаметной, тихонько появлялась за партой и исчезала после уроков, училась ровно на четвёрки, без особенных успехов. Её воспитывал отец, мама Тани погибла при родах. С детских лет она тянула на себе всё небольшое хозяйство, наверное, поэтому и была слишком серьёзной для своих лет. После школы она неожиданно выскочила замуж за красавца из очень обеспеченной семьи дипломатов. Все были в шоке, но через год нашу Мышь было не узнать. Глаза сияли, как и её бриллианты на шее и руках, она стала похожа на супермодель с глянцевой обложки. Ухоженная, в дорогих мехах. После распада союза родители уехали за границу, оставив сына с женой здесь. Муж Тани подсел сначала на элитный алкоголь, ветер перемен принёс с собой невиданные доселе удовольствия, когда попойки перестали приносить былую радость, в ход пошли наркотики. Он погиб от передозировки, а Таню стали всё чаще встречать с мужчинами, сначала в дорогих ресторанах, а потом и просто в «шашлычках», где не первой свежести стареющая красотка, сидела на коленях у знойных седеющих мужчин, вечно пьяная, с размазанной косметикой и не по годам фривольных нарядах.

Почему я сначала вспомнила этих троих? Может, оттого, что так сильно разнилась наша судьба, хотя все мы вышли из одной страны и одного круга, с посредственным заработком, средними квартирами и обычными семьями.

Уже не замечая присутствия учителя, я всё продолжала вспоминать судьбы моих друзей. Наш ботаник – Валя Тихонов, хрупкий, сутулый, в огромных очках на вечно серьёзном лице. Стал авиаконструктором и уехал в Америку, говорят, сделал там отличную карьеру.

Тот же Витька Басов. После школы неожиданно взялся за ум. Выучился на инженера, хотя все твердили, что в институт ему дороги нет. Женился на своей сокурснице. От его разгильдяйства не осталось и следа. Он не хватал звёзд с неба, однако достойно пережил перестройку и новое лихое время. Нашёл работу по душе и крепко стоял на ногах. Всю жизнь прожил со своей женой, воспитали двух сыновей, которые из-за своего коренастого сложения напоминали двух боровичков.

Кто-то их одноклассников уехал по распределению после учёбы, да так и остался в одной из бывших республик Советского Союза, кто-то умотал за границу, как только это стало возможным. Проредили наши ряды алкоголь и наркотики.

Прервал мои размышления окрик Михаила Борисовича, нашего математика:

– Иванова, проснись! Сдай домашнюю работу!

Растерянно перевела на него взгляд, всё ещё находясь в плену воспоминаний:

– Я…Я забыла дома тетрадь, – щёки покраснели от неловкости.

– Эх, весна, – неожиданно по-доброму улыбнулся учитель, – сам молодым был. Но в понедельник сдашь две работы, – он строго погрозил пальцем.

– Хорошо, – краска стыда всё ещё не желала покидать моего лица.

Остальные уроки пролетели одним мгновением, пучина нахлынувших воспоминаний не желала отпускать, и я так и просидела, задумавшись о прошедших днях юности.

Подходил к концу пятый урок, когда вспомнила, что после занятий предстоит разговор с Николаем и поход до дома. И, сказав Светке, что у меня очень болит голова, трусливо смылась на перемене.

Дома могла быть Алка, поэтому время до окончания занятий я провела в небольшом сквере, рассматривая прохожих и любуясь той удивительной атмосферой спокойствия и умиротворённости, что была присуща семидесятым годам. Ей, казалось, был наполнен воздух. На лицах прохожих играла лёгкая улыбка. Не как теперь, либо взгляд в пол, либо фальшивый оскал в тридцать два зуба. Так непривычно было видеть маленьких детей, серьёзно шагающих по своим делам без родителей, не боящихся, что их украдут или заманит в подворотню педофил. Тогда и слов таких не ведали. И можно было обратиться за помощью к любому, зная, что тебе её окажут. Без денег, без напускного равнодушия. Просто так. От всего сердца. И большое сердце было словно у самой страны. Горящее от доброты миллионов людей, не напоказ заботящееся о каждом человеке без исключения.

Наверное, так подходят к концу самые счастливые сны. Скоро я проснусь и, кряхтя и разминая спину, отправлюсь на свою нудную, тяжёлую работу. Ноги к концу смены отекут, наливаясь взбухшими узлами вен, руки будут болеть от хлорки, давление скакать вместе с переменчивой весенней погодой. И опять потянется вереница лиц покупателей. Равнодушные ко всему подростки, с набитыми жвачкой ртами, приветливые старушки-склочницы, которые выходят «в люди» за очередным скандалом, всегда спешащие после работы женщины с маленькими детьми, что вечно хнычут и клянчат сладости.

Разница времён так больно ударила по нервам, что на глаза выступили слёзы. Смахнув их, я пошла домой. Если у меня есть ещё возможность провести время с родителями, то не надо её упускать.

Квартира встретила меня знакомым запахом греющегося на плите обеда, только сейчас я поняла, насколько сильно проголодалась. Странно для сна, но загружать себя очередными грустными мыслями не стала. Разувшись, прошла на кухню, там хозяйничала Алла:

– А, уже вернулась? Доставай себе тарелку, сейчас будем обедать, – она раскладывала на столе приборы, резала хлеб.

– Что на обед?

Сестра с тревогой взглянула на меня:

– Ты сегодня какая-то странная, сама же вчера у мамы котлеты просила с пюре.

– Точно, я забыла.

Алла подошла и положила руку мне на лоб:

– С тобой всё нормально, сестрёнка? Чудная какая-то. С Колькой поругались?

– Н-нет. Откуда ты про него знаешь? – не помню, чтобы я до окончания школы рассказывала родным о нашем романе.

Сестра усмехнулась:

– Я же не слепая. После школы кто тебя каждый день провожает? Кстати, почему сегодня одна?

– Так, настроения нет, – я достала тарелки и принялась раскладывать еду.

– Поня-я-я-тно, – промычала Алка, засунув в рот ложку с пюре, – точно поругались. Вот и у меня полная неопределённость, – она подпёрла щёку рукой и тоскливо взглянула в окно.

– Почему? – я не помнила, чтобы сестра откровенничала со мной.

– Что почему? Будто не знаешь. Ярик. Вот вроде нравлюсь я ему, но он не подходит. Ходит, глазами стреляет, а на танцах будто не замечает. Странные они эти мужчины.

Алла вновь принялась за еду, а я вспомнила, о ком идёт речь. Ярик учился с ней в одном институте, только на пару курсов старше. Симпатичный парнишка, с русыми, словно рваными вихрами и прозрачными голубыми очами. Странный их цвет походил на две льдинки, спрятавшиеся в его глазах, будто у сказочного Кая. Они познакомились на каком-то из субботников, но дальше дело не шло. Ярослав был неизменно вежлив, помогал, если Алла обращалась к нему, но на этом всё.

Встречаться с ним сестра так и не стала несмотря на все её старания. Потом она познакомилась с Борисом, что долго и красиво ухаживал за ней. Но их брак долго не продлился. Поженились они на четвёртом курсе, получили комнату в общаге. К такому Алка оказалась не готова. Её бесило всё: общая ванная, кухня и маленькая комнатушка, где слышимость была такая, словно живёшь вместе соседями. Через месяц она подала на развод и вернулась к родителям.

Потом было несколько мимолётных романов, из-за которых мы часто ругались, в это время Алла напрочь забыла о больной матери, и мне приходилось сбегать с пар, чтобы ухаживать за ней.

В конце концов, она вышла замуж за своего преподавателя, с которым случайно столкнулась в магазине. Тогда уже она не была его студенткой, их роману ничего не мешало. Страсть кипела бурно и вскоре сестра вышла замуж за представительного Вячеслава Тихоновича. Он был её старше, но это казалось только подчёркивало статус сестры в глазах окружающих. Ощутимым довеском к мужу стала его большая трёшка и старенький жигулёнок.

– Сегодня твоя очередь мыть посуду, – отвлекла меня Алла.

– Хорошо, – всё новые и новые воспоминания не давали покоя, они всплывали, словно из тёмного омута времени, где я старалась их похоронить навсегда.

Глава 5

Папа работал в одной остановке от дома, в проектном бюро и потому возвращался чуть раньше мамы, которой приходилось ездить на завод, где она занимала должность секретаря-машинистки.

Сидя за накрытым столом, он дожидался её, и лишь потом все приступали к ужину.

Так и в этот раз, в подъезде процокали каблучки, с неизменными железными набойками. Тихо отворилась дверь и раздался весёлый мамин голос:

– Народ, я дома! – бросив авоську с продуктами в прихожей и переобувшись в вязанные тапки, мама прошла в ванную.

– Иришка, иди помоги матери с сумками, – позвал меня папа.

Я пошлёпала в коридор, схватила тару и потащила её на кухню. Как всегда, неизменные бутылки молока и кефира с крышечкой из фольги, батон, банка тушёнки. Мама ценила быстроту в приготовлении, и всегда брала полуфабрикаты или консервы. Гастрономическими изысками она баловала нас на выходных. Пирожки с картошкой, печёночный торт или рыбный пирог, беляши или блины. Всё у неё получалось безумно вкусно. А варенье, которое хранилось на антресолях, открывали только по выходным и съедали за считаные минуты. Оно у неё получалось прозрачным, ягоды стояли словно залитые мёдом, светились на солнце и таяли во рту манящей сладостью.

Алла уже раскладывала еду по тарелкам, когда мама, переодевшись, присоединилась к нам, в своём до боли знакомом халате с весёлыми рюшечками.

– Как прошёл день? – бросил отец, не опуская газету.

– Всё хорошо, руки болят, документов сегодня было уйма. Иринка, достань из тумбочки меновазин, чувствую, так просто не пройдёт.

– Могла бы и не вонять этой гадостью, пока мы едим, – скривился отец.

Мама виновато взглянула и отставила пузырёк, словно в минуту съёжившись от отцовской грубости. А ведь папа стал хамить матери по любому поводу за несколько месяцев до их развода, наверное, уже тогда начался их роман с молодой стажёркой Ксюшей, которая пришла к ним в бюро для прохождения практики.

И опять прошлое нахлынуло на меня с новой силой. Отцовские пустые глаза, когда он пришёл с работы и заявил, что раз я отучилась, то теперь взрослая и в родительской опеке не нуждаюсь, как и Алла. Чемодан с оторванной ручкой, который годами пылился на антресолях и куда теперь отец швырял свои вещи. Растерянный мамин взгляд, как у обиженного ребёнка. Она или вправду не понимала, что у него кто-то есть, или не хотела этого знать. Так иногда бывает. Мы оправдываем любую подлость любимых людей, когда боимся расставания.

Хлопок дверью, навсегда разделивший нашу жизнь на "до" и "после". Скорая, остановившаяся под нашими окнами. Врачи, выносившие враз обессилевшую маму из квартиры на носилках. И страшный диагноз – инсульт. Маму удалось выходить, к счастью, её не парализовало, хотя осталась некоторая скованность движений.

Отец даже ни разу не позвонил в больницу, зная, что она может умереть по его вине. Его Ксюша была приезжей провинциальной девушкой, мечтавшей о большом городе и всех благах, что он может дать. Она очень рассчитывала на трёхкомнатную квартиру, ведь сама ютилась в общаге с ещё двумя такими же сверстницами.

Папа подал на развод, в надежде поделить квартиру. Но тогда вмешался профсоюз и его непосредственный начальник. В СССР разводы не поощрялись, а «заблудших» отцов семейств песочили все – от директоров до партийных работников. Ему пригрозили, что если он разведётся, то его уволят по статье. Так родители и остались по документам женатыми, но больше друг с другом никогда не виделись.

Ксюша узнав, что от её романа остался один пшик и квартира уплыла из-под носа, быстро остыла, напоследок наградив отца «дурной» болезнью и растворившись в недрах города, где её уже ждал очередной любовник с видом на будущее.

Так папа и остался один. Больше не женился, тихо доработал до пенсии и умер в съёмной комнатушке на окраине. Похороны пришлось устраивать Алле, которая возмущённо поведала мне об этом в письме. На тот момент мы уже уехали с Колей в деревню. Она оплатила захоронение, а поминки делать не стала, справедливо полагая, что он этого не заслужил. Поминать его тоже было особо некому. Пришли на кладбище лишь пара коллег и сестра с мужем.

Не знаю, какие чувства испытывала я, читая её письмо. Странное облегчение, смешанное с тоской. Словно навсегда порвались нити, делавшие нас одной семьёй…

После ужина вся семья устроилась у телевизора. Мама вязала, усевшись с ногами в кресле, папа в ожидании фильма «Невские мелодии» смотрел какой-то репортаж о новых комсомольских ячейках по первой программе. Алка подшивала юбку для завтрашних танцев, я же пристроилась с книгой на диване.

Чёрно-белый телевизор иногда шёл рябью, заставляя отца хмуриться и время от времени вставать, чтобы грохнуть по нему кулаком. Самый быстрый способ починки советской техники. Мягко светил торшер возле кресла, за окном зажигались огоньки окон из дома напротив. Вечерние сумерки тихо окутывали землю, приглушая звуки улиц, разгоняя последних прохожих и провожая взглядом первых звёзд запоздавшие автобусы. Тихонько пело радио на кухне, отбивая свои неизменные позывные. Оно никогда не отключалось, сколько себя помню, став с годами фоновым привычным шумом.

Я подсела к отцу, в этот момент он ещё был родным и любимым, обняла его, прижалась к груди. Он рассеянно гладил меня по макушке, расслаблено откинувшись на спинку дивана. Мама бросала на нас удивлённые взгляды. Такие нежности не были мне свойственны. А я боялась, что больше никогда не увижу этот волшебный сон и старалась вобрать в свою душу всю ту любовь и нежность, что царила в нашей семье. Отец ушёл на кухню за чаем, а я пересела на пол у маминых ног, положила ей голову на колени.

– Что с тобой, Иришка, двойку, что ли получила? – мягко улыбнулась мама, – откуда такие нежности?

– Нет, в школе всё хорошо, просто я поняла, как сильно вас люблю.

Алка фыркнула, обрывая зубами нитку:

– Она сегодня весь день чудит.

– Иногда нам всем не хватает времени понять, насколько важна семья, – мама тихонько гладила меня по голове, отложив вязание, – вы вырастаете и всё больше отдаляетесь от нас. Скоро выскочите замуж и будете приезжать лишь по выходным, – она грустно вздохнула, – как же быстро вы взрослеете, девочки мои!

Вернулся отец, бренча ложкой в бокале, глянул на нас поверх очков и сел перед телевизором:

– Тебе всегда кажется, что время летит быстро, – бросил он маме, – а им ведь уже не по пять лет, считай, взрослые люди. Скоро и Иришка школу закончит, поступит в институт.

Мама перевела на него взгляд:

– Да, Петенька, так и есть. Только вот учили, как ложку правильно держать и уже комсомолки, девушки на выданье.

Она замолчала, задумавшись о чём-то своём. Я так и просидела у её ног, пока не закончился фильм. Начались последние известия и нас отправили спать. Мама пошла на кухню, а отец, переодевшись в полосатую пижаму, устроился с книгой в спальне.

Жутко клонило в сон, я еле сдерживалась, чтобы не уснуть сидя. Видимо, так и заканчивается волшебство. Вспомнила тот отвратительный кекс со свечой. Наверное, кто-то услышал мои молитвы и подарил мне этот день. Безмятежный и радостный. В котором я повидала всех, кого когда-то любила.

Меня переполняло чувство благодарности. Это даже больше, о чём я могла мечтать. Снова окунуться в тепло маминых рук, увидеть родные стены, побродить по улицам, свидеться с сестрой, которая давно стала чужим человеком. Запомнить их лица.

Оле-Лукойе из книжки, что читала мама на ночь, околдовывал меня своим волшебным зонтом и сладким молоком, которым он усыплял детей в сказке. Устроившись на подушке, я разглядывала стены, стараясь запомнить все мельчайшие детали, до трещинки, до небольшого скола на стареньком трюмо. Алка уже сопела, завернувшись в одеяло по самую макушку. Комната освещалась бело-лунным светом дворового фонаря, в переплетении теней оживали всё новые образы моего прошлого. На грани яви и сна видела я лица соседей, учителей, которых не успела встретить сегодня, коллег с маминой и папиной работы. В сознании мелькали наши поездки на дачу, те клятые шесть соток, что ненавидели мы с сестрой. Купание в речке с соседскими девчонками, первый велосипед – трёхколёсный железный крепыш ярко-алого цвета, который, конечно же, перешёл мне по наследству от Аллы. Букетик гвоздик, что впервые подарил Колька. Детский лагерь с побудками в шесть утра и манной кашей на завтрак, пионерский костёр, знаменовавший окончание сезона.

Образы всплывали и блекли, сознание заволакивало мягкой пеленой тумана. Добрый чародей Оле-Лукойе неумолимо погружал меня в зыбкое марево сонных грёз, увозя на своей лодочке по млечному пути, туда где жили наши мечты.

Глава 6

Разрывая пелену сна, заверещал будильник. Я тяжело подняла веки.

Моя комната. В доме родителей. Рядом ворочается Алка…

Та-а-ак!

Вчерашний замечательный день был вовсе не сном?

Это всё по-настоящему? И моё желание было действительно услышано кем-то там на небесах?

Я соскочила с кровати и кинулась обнимать сестру – меня переполняла неописуемая, ни с чем не сравнимая радость. Сестра недовольно отпихнулась:

– Ирка, имей совесть, суббота же, дай поспать.

– А кто тогда будильник завёл?

– Почём я знаю? – буркнула сестра и, завернувшись в одеяло, как в кокон, отвернулась к стене.

Я подошла к окну и отдёрнула шторы, свет солнца стремительными золотыми потоками ворвался в комнату.

Как надолго дано мне это счастье? Да разве это важно? Пусть всё идёт своим чередом, я буду наслаждаться каждым моментом, как гурман, смаковать каждую секунду, прожитую здесь.

Надев халат, потопала на кухню. Мама уже заводила тесто для блинов, я чмокнула её в щёку:

– Доброе утро, мамулечка!

– Ты сегодня рано, – удивилась она.

– Такое прекрасное утро! Не хочется больше валяться в постели. Давай лучше помогу тебе с готовкой.

Мамина рука с венчиком замерла над кастрюлькой:

– И вправду, сама не своя… Иринка, тебя какая муха укусила? То ластишься, то сама помощь предлагаешь. Я ведь от тебя такого давно не слышала!

Может, маму сразила болезнь не от того, что ушёл отец, подумалось мне. Ведь мы с сестрой действительно сильно отдалились от неё. Не вели задушевных бесед, не секретничали, предпочитая общество подруг. А она осталась совсем одна. Уход отца стал для неё катализатором выплеска всей той боли, что копилась не один месяц. Бедная моя, как же непросто тебе было с нами!

– Мамулечка, – задрала я руку, как пионер, – клянусь, что теперь буду тебе всегда во всём помогать.

Она заливисто рассмеялась, а потом взглянула на меня, чуть прищурившись:

– И на дачу будешь ездить?

– Буду, даже полоть стану.

– Столько обещаний сразу, что невольно задумаешься, а не сожгла ли ты часом школу на химии? – смеялась мама. – Может, нам с отцом надо ждать прихода директора? Уж больно разительные перемены всего да за один день!

– Нет, школа стоит, уроки идут, с оценками всё в порядке, с поведением тоже.

– Чудеса да и только, – мама, улыбаясь, присела на табуретку и отставила кастрюльку, – Иришка, да я вас и так всех люблю.

– Знаю, мам, только как будто раньше этого не замечала. А блины скоро будут? – сменила я тему разговора, чувствуя, как у меня защипало в носу и слёзы навернулись на глаза.

– Куда нам торопиться, все ещё спят, – пожала плечами мама и вернулась к плите, где варился ароматный кисель.

На кухню, потирая сонные глаза вошёл папа, буркнул про доброе утро и пошёл умываться. Он долго и тщательно брился. Потом достал брючный костюм и стал одеваться.

– Петя, куда ты собрался? – окликнула из кухни мама.

– Аля, ты же знаешь, у нас сдача проекта, Павел Петрович не даст отдохнуть, пока мы всё не доделаем.

– Хоть позавтракай, – высунулась мама из кухни.

– Да, поем и пойду.

Отец вышел в рубашке и брюках, на ходу повязывая галстук. С годами он не растерял своего мужского шарма. Среднего роста, но хорошо сложенный, с подтянутой фигурой. Темноволосый и кареглазый, мы с Алкой пошли в него. Он уселся за стол и налил себе чаю.

– Алла ещё спит?

– Ага, дрыхнет, как сурок, – ответила я.

– Пусть, у неё нелёгкая учёба, – мама положила на тарелку первую партию горячих, душистых блинов, поставила блюдца с вареньем и сметаной.

– Конечно пусть, – отозвалась я, – мне больше достанется.

Родители улыбнулись и тоже принялись за еду.

После завтрака отец надушился одеколоном, надел пиджак и вышел в коридор начисть ботинки. Холодок пробежал у меня по спине. Я хоть и в девичьем теле, но опыт прожитой жизни никуда не делся. Где это видано, чтобы мужик так тщательно на работу собирался? Оглянулась на маму. Та, отвела внимательный и словно виноватый взгляд, вздохнула и вернулась на кухню. Папа, не прощаясь, ушёл.

Интересно, когда у него начался роман с этой Ксюшей? Ведь явно не в своё бюро направился.

С этими мыслями я вернулась на кухню, помогла с посудой и ушла в нашу с Алкой комнату. Встала перед трюмо, сняла халат, завертелась перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. Пока ещё угловатая подростковая фигурка. Но как мне нравилось моё молодое тело! Не болела спина и ноги, не мучала одышка и давление. Не висел ненавистный живот.

– Ты чего тут крутишься, – услышала я сзади Алкин голос.

Смущённо накинула халат:

– Подглядывать нехорошо.

– Тогда топай в ванну, а здесь и моя комната тоже.

Хорошего настроения с утра у Аллы не было никогда. Вот и сейчас, свесив ноги с кровати, она хмуро сидела и зевала, пытаясь проснуться.

– Так и спала бы себе дальше, – одёрнула я сестру.

– Ага, мы же с ребятами идём в новом сквере деревья садить. Поспишь тут, – нехотя выбравшись из кровати, сестра поплелась в ванную.

– А ты чего не собираешься, – бросила она на ходу, – вместе же идти хотели, странно, как твоя Светка ещё здесь не вертится.

Будто в ответ на её слова раздался стук в дверь.

– Открыто, – крикнула мама.

Через минуту, в комнате появилась моя подруга, принеся с собой терпкий мартовский аромат.

– Ты ещё не одета? – Светка плюхнулась на кровать, – давай быстрее, все уже собираются во дворе.

За давностью лет я уже и забыла, про все наши комсомольские мероприятия: шефство над двоечниками, общественные работы и тому подобное.

– Сейчас, – открыв шкаф, бросила я Светке. Да, а тут не густо. Я к роскоши не особо привыкла, негде было, но тут всё на один фасон и цвет. Ладно, выбрать легче будет. Отыскав вроде свои брюки и свитер, практичного серого цвета, быстро натянула на себя одежду.

Кинула взгляд на подругу, точно, красную косынку надо повязать! Она нашлась на спинке стула.

– Я готова, осталось дождаться Алку.

– Ну, вот, – Светка сразу поскучнела, – она у тебя копуша невозможная.

– Иду уже, – без приветствия буркнула сестра, возвращаясь из ванной. Она влезла в приталенное синее шерстяное платье, повязала косынку, – всё, готова.

– Алла, – заглянула мама в комнату, – не завтракала же. Иди, хоть блинчик один съешь, – она утянула сестру за собой.

– Пошли, подождём её во дворе, – предложила Света.

На улице уже собралось много девушек и парней. Кто из старших классов школы, кто на первых курсах института или училища. Но все были с одного района. Девчонки заняли все качели и лавки, и мы со Светкой отошли к нашим одноклассникам, которые примостились на бортиках песочницы.

Тут уже сидел Юрка, нахохлившись, как воробей. Рядом с ним примостилась Люда, необщительная девчонка из соседского подъезда. Рядом стоял Коля с Васькой Петровым, которого я помнила достаточно смутно.

Увидев нас мальчишки прекратили разговор и подошли поздороваться, Светка увела Ваську для якобы неотложной беседы, оставив нас с Колей одних.

– Ты вчера не была на последнем уроке, – чёлка опять упала ему на лицо, прикрыв левый глаз.

– Голова разболелась, – растерялась я. Общаться не хотелось, начать разговор об этом прямо сейчас не было сил.

– Я бы тебя проводил, почему ты ничего мне не сказала? – Коля подошёл ближе, наши взгляды встретились, но внутри остался тот же холод, который поселился во мне после потери ребёнка. Даже его юный образ не мог перебить послевкусия нашей супружеской жизни.

– Не подумала, хотелось быстрее домой.

К моему счастью из подъезда вышла Алка:

– Извини, мне кое-что надо сказать сестре, – поспешила ретироваться. Почти бегом уходя с детской площадки.

– Тебе чего здесь? – протянула сестра, увидев меня. – Все ваши на площадке.

– Можно, я с вами постою?

– Разговоры наши слушать? Вот уж дудки! Марш к своим. Скоро отправляемся, только ещё пару ребят дождёмся, – Алка развернула меня и подтолкнула в спину в направлении моих одноклассников. Она чрезвычайно гордилась тем, что стала взрослой и считала, что общение со мной – это детские забавы. Мимо прошёл Ярик, здороваясь со всеми. Сестра и вовсе забыла про меня, оправила платье и ринулась на абордаж неприступной крепости.

Вздохнув, я повернула к своим. Коля обескураженно наблюдал за мной, Светка уже болтала с Юркой, смешно жестикулируя. Не иначе опять спорят.

– Эй, выходим! Все в сборе! – крикнул Ярик и мы направились к скверу.

Я плохо помнила, где он находился, наш городок был не в пример многим очень зелёным, тут и там попадались то скверы, то широкие тенистые аллеи, то небольшие парки. Какой из них нам выпал в этот раз? На месте разберёмся.

Шумной ватагой прошагали несколько кварталов и вышли к пустырю, где шла разметка будущих асфальтированных дорожек. Нас уже ждали пару учителей из школы и несколько незнакомых мужчин.

– А, вот и ребята, – улыбаясь, помахала нам рукой Ольга Владимировна, преподаватель химии, – подходите, разбирайте саженцы и инструменты, сейчас вам покажут, где сажать деревья.

Нас распределили по территории будущего сквера, отвели для каждой группы свой участок. Признаюсь, даже ковыряться в земле вместе с одноклассниками было весело. Как всегда балагурил Юрка, по учёбе звёзд он не хватал, но был тот ещё затейник и активист. Всегда учувствовал во всех школьных подготовках к праздникам, распределял шефство над двоечниками, сам же виртуозно от этого шефства уклоняясь. Высокий, но очень худой, с вечной улыбкой на лице и хитрыми глазами. Ему бы оценки приличней, стал бы комсоргом класса, но, кажется, он и сам к этому не стремился.

– Девчонки, вы что ковыряетесь возле этой лунки? Решили все саженцы разом туда запихнуть? – Юрка подошёл к нам, критически разглядывая наши потуги: – Шагай вперёд, комсомольское племя! – потешно продекламировал он, – ждут нас ещё деревья, – и ткнул пальцем в охапку кленовых саженцев.

– Сам иди сажай, – надулась Светка, – ходишь, только указываешь.

– Э, нет, уговор был, что мы лунки копаем, вы садите, – повернулся к ней Юрка, – так что, не ленись, Зорина, а то ночью будете здесь досаживать. Ольга Владимировна сказала, пока последнее деревце не займёт своё место, никто никуда не расходится.

Тряхнув локонами, Светка пошла за новыми саженцами, бурча что-то нелестное про активистов.

Я огляделась вокруг, времени работа займёт немного. С удовольствием вдохнула аромат исходящий от перекопанной земли, лёгкий ветерок кружил по скверу, поднимая мелкий мусор и ероша нам волосы.

– Иванова, – Юрка, совсем по-птичьи наклонив голову набок следил за мной, – саженцы там, как и твоя подруга.

– Да иду я, иду, сорока-ворона, – вспомнила я школьную кличку Юрки.

Он незлобиво ухмыльнулся:

– Там вон, тебя возле лунок уже ждут.

Я оглянулась. Переминаясь с ноги на ногу, опёршись на лопату, чуть в стороне стоял Коля. Настроение сразу упало. Надо поговорить. Я понимала всю ирреальность происходящего, не знаю за что высшие силы подарили мне такое счастье. Но даже если я проведу в прошлом всего несколько дней, тратить время на Николая нет совершенно никакого желания. Хотя может сейчас и есть тот самый подходящий момент для разговора.

Подхватив несколько тоненьких деревцев, направилась к Коле. Он с улыбкой наблюдал за мной:

– Вы долго возитесь со Светкой, давай я помогу, – он протянул руку за саженцами. Вместе мы стали аккуратно опускать их в лунки.

– Послушай, Коля, – набравшись храбрости начала я, – не надо больше провожать меня со школы.

Замерев над очередной лункой, Николай перевёл взгляд на меня, потом медленно опустил лопату и выпрямился:

– Почему? – он ждал ответа, а я не знала, что сказать.

– Просто – это моё решение, – пролепетала, опустив глаза, всё же разговор давался тяжело.

– Объясни, – коротко бросил он.

– Тут нечего объяснять, просто не надо и всё, – со злостью воткнула саженец в очередную лунку.

Коля зло отбросил лопату и зашагал прочь. За нами с немым изумлением наблюдали Юрка и Светка.

– Ты чего? – подошла подруга.

– Ничего, не хочу больше, чтобы он провожал меня.

– Сама же мне все уши о нём прожужжала, какая муха тебя укусила? – Светка стояла, наматывая локон на палец.

– Давай работать, или ты в самом деле хочешь тут до ночи в грязи ковыряться? – зло бросила подруге и подняла лопату, принявшись закапывать посаженное деревце.

– Знаешь, если тебе никто в друзья не годится, копайся здесь сама! – вспылила Светка и пошла прочь.

Ну, вот, ругаться с ней в мои планы не входило. На душе стало тоскливо, как-то не так начинаю я новую жизнь. Подошёл Юрка, молча взял у меня лопату и принялся помогать. Потом поднял глаза, подмигнул:

– Не переживай, Иванова, всё будет хорошо, топай ещё за саженцами.

Так мы с ним и посадили оставшиеся деревца. Когда вернулись к выходу из сквера, почти все уже собрались. В толпе прохаживалась Ольга Владимировна, проверяя, чтобы все сдали лопаты. Коля, увидев меня, демонстративно отвернулся и ушёл на другой конец нашего сборища. Как и Светка. Странно, откуда у подруги такая реакция? Ничего ведь обидного в моих словах не было.

Пожав плечами, я отошла к Юрке, с ним мы и дошли до дома.

Войдя в квартиру, увидела мечущуюся из ванны в комнату Алку. Когда она успела вернуться?

– А что у нас происходит? – спросила я у мамы, которая крутилась на кухне с обедом.

– Будто не знаешь. Танцы, – махнув рукой ответила она.

– Тебе помочь? – обняла я её.

– Нет, Иришка, иди отдыхай. Всё почти готово.

Урвав с тарелки блинчик, я пошла к себе.

Сестра вступила в неравную борьбу с чёлкой, на трюмо стоял стакан с крутой заваркой, служившей нам тогда заменителем лака для волос.

– Во сколько начинаются танцы? – спросила сестру.

– В семь, как обычно, – не поворачиваясь, бросила Алка.

Я подошла к трюмо. Мама дорогая! Сестра напоминала дурного клоуна из знаменитого ужастика: ядовито-синие тени, размазанные толстым слоем до самых бровей, подводка толстая и кривая, тушь, от обилия слоёв, комками повисшая на ресницах. На губах ярко-оранжевая помада. От неожиданности я икнула.

Глава 7

– Ты чего? – обернулась Алка, в её глазах отразилось искреннее недоумение моим возгласом.

– Тебя мама видела? – только и выдавила из себя.

– Отстань, сейчас все так ходят, – сестра насупилась, резко отвернулась, и с удвоенной энергией принялась терзать свою чёлку.

– Алла, ты только не обижайся, – робко начала я, – но ты же на буфетчицу в годах похожа, а не на молодую красивую девушку.

Сестра повернулась, отставив плойку в сторону. Потом снова глянула на себя в зеркало.

– Ты правда так считаешь? – неожиданно присмирев, спросила она.

– Хочешь, помогу тебе накраситься?

– Тебе-то откуда знать, как надо? Ты и туши в руки не брала никогда, – Алка, расстроенная, села на кровать.

– Если у меня не получится, то буду целую неделю убирать за тебя в квартире.

– Идёт, – оживилась сестра и побежала в ванную, умываться.

Я разложила всю её косметику. М-да, огрызки маминых карандашей, помады с воткнутыми в них спичками и ленинградская тушь, не густо. Отыскала небольшую коробочку с тенями, где на донышке виднелись их остатки.

Вернулась сестра, уселась на стул перед трюмо:

– Ну, не тяни время.

– В чём ты собираешься идти?

Хотелось подобрать что-то соответствующее наряду. Пусть и в прошлой жизни хорошей косметикой я была не избалована, но краситься не хуже девушек в журналах умела.

– Вон всё, – кивнула Алка в сторону шкафа.

Я обернулась, на вешалке висела шёлковая мамина блуза глубокого изумрудного цвета и юбка оттенка горького шоколада. Сочетание было удачным. Осталось лицо привести в порядок.

Повернула сестру к себе и принялась за дело.

Немного карандаша нанесла на брови, чуть изменила их форму, нанесла под брови и на внутренний уголок века светло-персиковые тени. Кое-как, слюнявя высохший грифель и матерясь про себя, нарисовала стрелки, выведя их чуть выше линии верхнего века, так глаза сестры стали гораздо глубже и выразительнее. Распределила на подвижных веках тени цвета кофейной гущи, хорошенько растушевала. Далее в ход пошла тушь.

– Плюй сама, – протянула её Алке. Та, вздохнув, принялась рьяно возить пластмассовой щёткой по коробочке.

Аккуратно, стараясь не слепить ресницы, прокрасила их по всей длине, дала высохнуть, и нанесла ещё один слой, отчего каждая ресничка стала объёмнее и длиннее. Если научиться пользоваться «самоплюйкой», можно получить невероятно красивые «опахала». Одно но, попадёт вода – пиши пропало, глаза выедало, словно туда плеснули кислоты. Критически оглядела результат своих трудов. Выбрала помаду, приятного пудрово-розового цвета. Нанесла капельку вместо румян, ею же подкрасила и губы. Алла была красивее меня, тонкие, как у мамы, черты лица, вкупе с большими тёмно-карими глазами. Много косметики такая внешность не требовала, лишь подчеркнуть природную привлекательность.

– Смотри, – отошла я в сторону.

Сестра развернулась к зеркалу, придвинулась ближе. На её лице отразилось неверие вперемешку с удивлением, а после карие очи полыхнули радостью.

– Ирка, это же просто невероятно. Я такая красивая! – любуясь она поворачивала голову из стороны в сторону, то приближаясь, то отдаляясь от зеркала.

– Давай с причёской тоже помогу, – взглянула на вздыбленную чёлку Алки.

– Давай, – она повернулась ко мне гораздо более охотно и распустила волосы.

Я принялась распутывать её начёсы, приводя всё в порядок. Наши волосы были густыми и уложить их было трудно. Собрав высокий пучок, я аккуратно завернула его в классическую «ракушку». Выпустив несколько локонов подкрутила их плойкой. Чёлку же аккуратно уложила на лбу, убрав набок, как у Одри Хепберн. Теперь на меня смотрела не матрёшка расписная, а элегантная девушка, которую впору хоть на бал вести.

– Любуйся! – кивнула в сторону зеркала.

Сестра повернулась и замерла, поводя головой из стороны в сторону:

– Ирка, да ты же талантище! – она обняла меня, поцеловав в щёку.

– Помаду береги, – рассмеялась я.

– Ой, точно! – Алка повернулась, проверить не всё ли стёрлось с губ. – Ну, теперь можно одеваться.

Она надела юбку и блузку, натянула чулки и обула мамины лаковые туфли.

– Пошли, маме покажем, – подмигнула мне сестра.

Мы вместе прошли в зал, где мама отдыхала после кухонных дел.

– Аллочка, – увидев её в изумлении протянула мама, – ты просто красавица! Кто так тебя научил краситься?

– Не поверишь, мамуль, Ирка, – смеясь она ткнула пальцем в мою сторону.

– Вот это да! Я всегда тебе говорила, что макияж должен быть аккуратным, посмотри, какое чудо! – мама обошла Алку кругом, любуясь дочерью.

– Ну, всё, – неожиданно смутилась сестра, – я пошла, а то вы меня совсем захвалите.

– Беги, родная. Домой?

– Не позже десяти, я помню, мам, – Алка махнула рукой, подхватила весенний плащ и упорхнула.

– Каждый день я замечаю в тебе новые таланты, – мама ласково потрепала меня по макушке.

– Просто смотрю по сторонам и вижу, как можно красиво краситься. Она же на клоуна была похожа с этими синими тенями.

– Я говорила ей это десятки раз, да кто бы меня слушал, – матушка снова опустилась в кресло, где лежал уже почти готовый пуловер для папы.

В глаза мне бросилось, как нервно мама поглядывает на настенные часы, монотонно бубнящие стрелками. А ведь папы до сих пор нет. При всей строгости его начальника, Павла Петровича, он никогда не задерживал их в выходной после обеда. У самого семья дома ждала. Отец уж слишком откровенно врёт.

Я включила телевизор и присела у маминых ног, как и в прошлый вечер. Её близость умиротворяла.

Через минут сорок возвратился отец, хмурый и недовольный.

– Что случилось, Петенька? – тревожно взглянула на него мама.

– Аля, – раздражённо бросил он, – сама не видишь. Весь день проторчал в бюро. Что ещё могло случиться.

Я подошла к нему и уловила едва заметный аромат чужих духов, приторно сладких.

– Папа, переоденься, отнесу вещи в стирку.

– Так вроде чистые, – оглядел себя отец.

– Вон на рукаве грязь и воротничок несвежий, – нашлась я, мне не хотелось, чтобы мама почувствовала присутствие чужой женщины.

Покорно сняв рубашку, отец протянул её мне и ушёл в спальню за домашними брюками.

Отнесла его рубашку к остальным вещам, которые ждали своей участи в большой стиральной машине. Развернула по дороге воротничок, на самом сгибе виднелась полоска алой помады. Замыла её водой, осталось пятно, но не беда. Лучше так.

Мама позвала ужинать, однако даже сидеть за одним столом с отцом желания не было. Отговорившись тем, что устала и хочу спать, ушла к себе. Его предательство до сих пор больно резало по сердцу. И чувствовалось острее, после вчерашней идиллии, которая, казалось, царит в семье. Нет, если мне выпал шанс, не буду в этот раз пускать всё на самотёк. Надо найти эту провинциалку, любительницу чужих мужей. Не знаю, что стану делать дальше, придумаю после. Сейчас я была настолько на неё зла, что даже рассматривала вариант, как толкнуть её под машину. Я по-прежнему боялась ложиться спать. Но если мне судьба вернуться назад, то так и случится, не спи я хоть неделями. Не стала себя мучить и залезла под одеяло. Тем более, что действительно сильно устала сегодня. Стоило коснуться подушки, как сон сморил меня. Как вернулась Алла, я уже не слышала.

Глава 8

Наутро Алка, не удержавшись, принялась меня тормошить:

– Ну, вставай же, соня. Сколько можно дрыхнуть?

Это было не похоже на мою сестру. Вот уж кто любил поспать, и, желательно, до обеда.

– Чего тебе, – открыла я глаза, отчаянно зевая, – пожар, что ли?

– Хуже, тьфу ты, лучше то есть. Ну, что ты, совсем неинтересно? – Алка надула губы и отодвинулась от меня.

– Говори давай, всё равно разбудила, – я села на кровати, завернувшись в одеяло.

– Ярик! Ярик пригласил меня танцевать, мы почти весь вечер провели вместе, а потом он проводил меня до дома! – сестра запрыгала по кровати так, что я чуть не слетела в своём коконе на пол.

– Отлично! Так меня-то зачем будила? – даже с учётом, что легла я рано, спать хотелось отчаянно.

– Как так?! Это же ты! Твой макияж чудесный и причёска. Мне Ярик так и сказал, что я выгляжу как сказочная красавица, – Алка обняла меня и расцеловала в щёки, – это не я сказочная красавица, а ты – настоящая фея!

– Алка, я просто хотела помочь, но очень рада, что у вас всё получается, – попыталась ретироваться из крепких объятий и всё-таки поваляться в кровати, но сестру уже было не угомонить.

– Слушай, если сказать нашим девчонкам, что макияж ты делаешь просто на отлично, можно и косметикой получше разжиться. Смекаешь, о чём я? – Алка упорно выковыривала меня из одеяла.

– А деньгами взять нельзя? – открыла я один глаз, подзаработать было бы неплохо.

– Ты что? – округлила глаза Алка, – хочешь, чтобы тебя спекулянткой прозвали, а то и похуже? А если комсорг узнает?

Ох, я и забыла, где нахожусь! Что в Союзе предпринимательства нет и быть не может, упустила из вида. Но сестра натолкнула меня на хорошую мысль. Ведь можно брать бартером, как она и предложила.

– Так, я согласна, только косметику пусть несут свою. За макияж сколько и чего можно взять, как считаешь?

Сестра задумалась, барабаня пальцем по подбородку:

– За один раз просить тушь или помаду, наверное, дорого. Может, предложить за нескольких человек сразу? Например, с троих помада, с четверых тушь или тени, а с одной или двух карандаш.

– Только чур, вся косметика моя! – протянула ладонь Алке.

Сестра возмущённо встала:

– Ну, знаешь! Я ей эдакую идею подкинула, а она – всё моё! – кривляясь, спародировала она меня. – В кого только такая жадина?

– Что ты предлагаешь?

– Пополам, – сестра придвинулась ближе.

– Знаю, в кого, в тебя. Крашу я, – загнула палец, – косметика их, – второй палец, – а с чего делиться с тобой. А?

– Ну-у-у, за идею, – нашлась Алка.

– За идею сама крась, – я опять начала заворачиваться в одеяло, всем видом показывая, что собираюсь досмотреть сон.

– Да ладно тебе, – Алка легла рядом со мной, – зачем тебе столько косметики? Давай хоть всё, что будет, в двойном экземпляре поделим? Тебе тушь и мне, и так далее, – она придвинулась ближе, умильно заглядывая в глаза.

– Только делить буду я, – подавила очередной зевок, – я очень хорошо умею это делать, – и, отвернувшись, всё же попыталась хоть немного поспать.

Сестра не стала тормошить меня, убежав по своим делам. Мне не спалось, просто хотела сбагрить Алку и обдумать всё хорошенько. Идея отличная, но куда потом деть косметику, если она скопится? Продавать, действительно, не получится. Значит, надо менять на что-то стоящее, но так, чтобы поменьше народу об этом знало. А то быстро «пропесочат» на собрании или из комсомола турнут. С этим сейчас строго. Насколько я помню. Идея! Надо с Юркой обсудить, он точно всех и всё знает. Наверняка что-то дельное подскажет. С этими светлыми мыслями я незаметно уснула.

– Соня, вставай, весь день проспишь, – услышала сквозь сон голос мамы, – ты не заболела?

Она подошла и положила руку мне на лоб. Поцеловала:

– Вроде температуры нет. Иришка, ты точно себя хорошо чувствуешь?

– Да, мамочка, всё окей, – я обернулась и обняла её, – просто так сладко спалось.

Потрепав меня по макушке, она поднялась с кровати:

– Вставай, там твои любимые ватрушки стынут. И Алла к ним уже подбирается.

– Эй, мои ватрушки не трогать! – это было моей самой любимой выпечкой у мамы, мигом одевшись, побежала на кухню.

Так странно было чувствовать себя в «старом» новом теле, снова дурачиться, как в детстве. Но ведь я и есть ребёнок! Беззаботный, полный жизни и света. Как это здорово! Вот она настоящая жизнь! А не все эти: работа, замуж и прочие «прелести».

Обнаружив искомое лакомство, налила себе компота и принялась за завтрак. На кухню зашёл отец. Вспомнилось его вчерашнее поведение, аппетит пропал. Я тут сижу, объедаюсь вкусняшками, а у меня семья скоро развалится. Надо действовать. Времени осталось всего ничего. Каких-то неполных три месяца. Отложив очередную ватрушку, подпёрла подбородок кулаком и задумалась. С кем посоветоваться в таком деликатном деле? Алла исключается сразу, она развезёт море слёз и пойдёт всё рассказывать маме. Не-е-е. Светка недалёкая и тоже болтушка, ей секрет не доверишь. Коля тоже отпадает, он теперь и не посмотрит в мою сторону. Оказывается, хороших друзей у меня было не так и много. И тут я опять подумала про Юрку. А ведь этот проныра знал все районы города как свои пять пальцев! И всех, кто жил в нашем районе, включая «новичков». Странно, почему в школе я не обращала на него внимания? Ведь мы неплохо общались, и он всегда помогал мне. Болтливым никогда не был. А вот помочь мог и весьма ощутимо. Решено. Завтра же в школе заведу разговор о «сбыте» косметики, а потом можно и перевести потихоньку на моего отца. Тем более, я-то точно знаю разлучницу. Найти её общагу не составит труда. Останется лишь проследить за ними и поймать отца с поличным. Может, такой поворот заставит его одуматься и не рушить нашу жизнь?

Мелькнула мысль, сказать, что-то типа: «А у знакомой моей знакомой отец завёл роман на стороне, развёлся, но без квартиры, что осталась жене, любовница его бросила и теперь он один-одинёшенек, никому ненужный», но пока отогнала эту идею. Если что, есть варианты, как подставить гадину, совратившую моего отца, и застыдить в глазах общества так, что вовек не отмоется.

Оставшуюся часть дня заняли уроки. Надо было многое освежить в памяти, сколько лет прошло после школы! К тому же не давал покоя предстоящий разговор с одноклассником. Отмучившись с учёбой, сил хватило только на то, чтобы доползти до кровати.

Утро, как всегда, началось с дребезжащей трели будильника. Как же мне нравился этот звук! Он стал для меня просто гимном новой жизни.

Как всегда, мама хлопотала на кухне. Умывшись, я поспешила к ней, чтобы помочь с завтраком. Родительница удивлённо подняла брови.

– Что? – подошла я к ней, – обещала помогать тебе, вот и пришла.

Матушка радостно обняла меня:

– Была уверена, что ты забудешь. Ну, раз так, вот тебе яйца, взбей омлет, я пока сделаю бутерброды.

Когда мы накрывали на стол, подошли отец и Алла. Папа, как обычно, отгородился от нас газетой, молча прихлёбывая чай. Алла рассказала маме о нашей затее.

– Ой, девочки, – она покачала головой, – смотрите, чтобы вам потом не попало за такую деятельность. Петя, скажи им.

Папа угукнул, не откладывая газеты:

– Слушайте мать, она плохого не посоветует.

Мама вздохнула и перевела взгляд на нас:

– Давайте, я вам свою косметику лучше отдам?

– Мамулечка, не переживай, – Алла расправила ей рюшку фартука, – мы же не с каждой. Подумаешь, девочки достали хорошую помаду, подарили нам, в благодарность Ирка их и накрасит. И всё. Ведь это не преступление, а вза-и-мо-по-мощь, – подняла она вверх указательный палец.

– Только потом краснеть за вас на собрание я не пойду, и не надейтесь, – мама насупилась и принялась убирать тарелки в раковину, – всё, хватит рассиживаться, марш одеваться, опоздаете.

– Ой! А который час? – подхватилась сестра и побежала в комнату.

Я быстро натянула форму, поцеловала родителей на прощание и поспешила на учёбу. Светка не стала меня ждать. Когда я вышла во двор, там были лишь соседи, спешащие на работу. Ну и ладно. Переживём.

Школа всё так же бурлила, как растревоженный муравейник. Шум и гам был слышен задолго до приближения к её стенам. Оставив куртку в гардеробе, прошла в класс. Светка пересела от меня за другую парту. Я недоумённо пожала плечами: странно, что мелкая размолвка подняла такую бурю. Спокойно заняла своё место и разложила учебники. Коля тоже делал вид, что не замечает меня: сидел с напряжённой спиной, словно кол проглотил.

Уроки я прослушала вполуха, ждала большой перемены, чтобы перехватить Юрку. Вот прозвенел вожделенный звонок и я ринулась к однокласснику, пока тот, по своему обыкновению, не смылся.

– Юрка, постой, – еле успела перехватить его, – поговорить с тобой надо.

Он заинтересованно склонил голову:

– Валяй, Иванова.

– Только, – замялась я, – беседа долгая. Помощь твоя нужна в одном очень сложном деле.

– Как интересно, – Юрка взъерошил волосы, – тогда жду тебя после уроков на крыльце, по пути домой и поговорим. А сейчас мне надо идти, извини, Ира.

– Договорились, – кивнула я.

Сорокин убежал по делам, а мне оставалось только дождаться конца занятий. От безделья прослонялась по коридорам – хотелось вспомнить всё в точности, снова провести руками по шероховатым стенам, посидеть на тёплом от солнца подоконнике, разглядывая школьный двор. Вскоре начался следующий урок. В этот раз я была готова по всем предметам, заминок с заданиями не возникло. Время пролетело быстро. И вот я уже спускаюсь по ступеням к выходу из школы, где меня ждал одноклассник.

– Так, что у тебя за очень серьёзное дело? – скорчив совершенно легкомысленную физиономию, он с улыбкой забрал мой портфель, – пошли, провожу тебя как джентльмен.

Я послушно потопала за ним следом:

– Даже не знаю как сказать. Только давай договоримся, об этом никому ни слова.

– Тайны мадридского двора, Иванова? – Юрка с любопытством оглянулся.

– Так и есть, – не стала лукавить я.

– Как скажешь, – кивнул он, – излагай.

Вкратце описала ему нашу с Алкой задумку. Сорокин поскрёб в затылке:

– Ты так уверена, что тебя косметикой завалят?

– Нет, но всё же, поразмыслить об этом нелишнее.

– Масштабно мыслишь, Иванова. Мне нравится, я подумаю, как тебе помочь. Рассказывай дальше, по глазам вижу – это не всё, – он развернулся и пытливо взглянул на меня.

– Ты прав, – вздохнула я, – тут дело касается моей семьи.

– Пошли-ка, присядем, – махнул рукой Юрка, указывай на скамейку, – такие вопросы походя не обсуждают.

Я рассказала о своих якобы подозрениях и замолчала, ожидая его предложений.

Сорокин в задумчивости почесал нос:

– А ты уверена в этом? Ведь у вас и ссор не бывает. Образцово-показательная семья, – усмехнулся он.

Я выложила ему субботнюю историю с помадой.

– Как интере-е-есно. Давай так, покажешь мне, где живёт эта дамочка, а в выходной, если дядя Петя опять соберётся «работать», зайдёшь за мной. Есть у меня одна мысль. Но тебе пока не расскажу, даже не проси, – Юрка многозначительно тряхнул чёлкой.

– По рукам, – вздохнула я, – а может, поделишься мыслями?

– Ни-ни, пошли, Иванова, по домам. Ты сказки в детстве читала? Утро вечера мудренее. Так-то! – умел он обыденные вещи говорить таким тоном, как будто доклад на съезде партии читал, при этом глаза его смеялись.

Забывшись в весёлой болтовне, дотопали до моего дома. Возле подъезда стоял Коля.

– О! А вот и разгневанный Ромео. Ты как, Иванова? Сама справишься или помочь?

Ответить я не успела, Николай уже был возле нас:

– Так вот, кто тебя провожает теперь? – зло бросил он.

В душе поднялось раздражение, как сейчас он был похож на того, кто растрепал мне все нервы своими пьяными выходками! Такой же ненавидящий взгляд, побелевшие губы.

– Уймись, – жёстко одёрнула его, – что за истерика? Иди домой и не смей следить за мной!

В моём голосе было столько злобы, что Колька непроизвольно отшатнулся, потом перевёл взгляд на Юрку.

– С тобой ещё поговорим, ворона…

– Перчатку захватить или дуэли не будет? – глумливо усмехнулся Сорокин.

Коля молча отвернулся и ушёл. С Юрой я распрощалась возле подъезда.

Странно поворачивается судьба. Люди, которым я доверяла в прежней жизни, оказались не такими и преданными друзьями. Неужели это мой опыт подсказывал, как поступить лучше? Всё-таки свои шестьдесят три года я уже прожила. Не стоит сей факт скидывать со счетов. Главное – уберечь отца от дурного шага, а с дружбой-любовью будем разбираться потом.

Глава 9

Постепенно я привыкла к своему мистическому «возвращению» домой. Жизнь шла своим чередом, радуя каждым новым днём.

В школу теперь ходила одна, Светка, непонятно почему, перестала со мной общаться. Впрочем, меня это не сильно беспокоило. Коля продолжал злобно коситься, но попыток проявить ко мню свою яростную ревность больше не делал, не трогал он и Юрку. А с Сорокиным мы ещё раз обсудили наш план и решили оставить его без изменений. Посмотрим сначала сами, что за встречи и где, а потом уже будем решать, как действовать.

Уроки, внеклассные занятия, комсомольские собрания: всё это сложилось в неделю, а я с нетерпением ждала выходных. В субботу мама планировала первую поездку на дачу, для посадок ещё рано, но надо привести в порядок наш маленький огородик после зимы, вскопать землю. Папа бурчал, что недели две можно и подождать, ссылаясь на свою занятость.

Ранним утром субботы я проснулась самой первой, вышла на кухню попить воды и заметила, как тихонько крадётся в ванную папа.

– А ты чего так рано и куда собрался? – застигла его врасплох в коридоре.

Отец застыл, словно его поймали на месте преступления:

– Тебе чего не спится? Помолчи, разбудишь всех, – лицо его внезапно стало злобным и раздражённым, – марш в комнату.

– Я завтрак готовить буду, – пробурчала в ответ и прошла назад на кухню.

Здесь самый лучший наблюдательный пост, видно кто и куда ходит по дому. Так что, занимаем оборону, и из кухни ни ногой.

Отец умылся, надел серый костюм с нежно-розовой рубашкой и синим в полоску галстуком, вообще-то, этот комплект был предназначен «на выход».

– Ты сегодня такой нарядный, – не удержалась я от колкости.

Папа смутился:

– Всё остальное в стирке, а мне на работу надо.

– Сегодня опять допоздна, как на прошлой неделе? А как же дача?

Отец зло глянул на меня:

– Не денется никуда эта дача, у нас проект горит и прекрати уже свой допрос. Немаленький, чтобы перед тобой отчитываться, – он уткнулся в кружку с чаем, шумно прихлёбывая кипяток.

– При чём тут допрос, просто Павел Петрович раньше вас так никогда не задерживал.

– То раньше, и хватит об этом. Подрастёшь, поймёшь, сколько иногда приходится отдавать времени и сил работе.

Он встал из-за стола, раздражённо пихнул чашку в раковину и ушёл.

Я быстро оделась и потихоньку выскользнула во двор, Юрка жил рядом, успеем нагнать отца, если Сорокин не спит.

Дом одноклассника, длинная восьмиподъездная пятиэтажка, стоял вдоль дороги, на въезде в наши дворы. Я махом взлетела на четвёртый этаж и забарабанила в дверь. Открыл мне отец Юрки, дядя Саша, удивлённо разглядывая поверх очков:

– Э-м-м…

– Ира, – подсказала я.

– Да, Ирочка, тебе Юра нужен?

– Да, позовите его, пожалуйста, – наверное, мой визит выглядит по-дурацки, но на расшаркивания нет времени.

– Обожди немного, – он прикрыл дверь и засеменил вглубь квартиры. Маленький, неприметный мужичок был полной противоположностью своего сына – весельчака и балагура. Низкого роста, щуплый, он работал сантехником в нашем районе. Что удивительно – не пил и профессию свою любил. Лучшего мастера было не сыскать.

Через минуты три выглянул лохматый со сна Юрка:

– Ну, что, Иванова, уже ушёл?

– Да. И если ты не поторопишься, мы его упустим, – зашипела я на него, чтобы не слышали домочадцы.

– Спокойно, сейчас всё будет, – и снова исчез за дверью.

Спустя минуты две Юрка уже вышел за дверь, на ходу натягивая свитер и надевая ветровку:

– Поторопись, Иванова, что застыла, – он поспешил к выходу из подъезда, я за ним.

До папиной работы было недалеко, опасаясь идти по дороге, мы прошмыгнули через дворы и уже вскоре были напротив бюро, где в этот час царила полнейшая тишина.

– Ну всё, упустили, – раздосадовано повернулась я к Юрке.

– Не расстраивайся раньше времени, Иванова, поверь, он сюда точно зайдёт, – Сорокин утвердительно задрал палец кверху.

– Мне бы твою уверенность, – уныло пробурчала я.

– Сама посмотри, – в голосе Юрки прозвучали торжествующие нотки.

Вскинув голову, увидела отца, спешащего к дверям бюро. Он почти не смотрел по сторонам, нервно поглядывая на часы. Мы заняли наблюдательный пост за небольшими деревцами и приготовились ждать. Минут через двадцать к дверям подошла Ксюша, в коротком платьице, которое прикрывал светлый плащ. Её волосы были собраны в пышный высокий хвост, что на каждом шагу подпрыгивал в такт походке. Воровато оглянувшись, она проскользнула за дверь.

– Ну, вот, – кивнул в её сторону Юрка, – факты, так сказать, налицо.

– Может, сегодня, действительно все работают, – протянула я, даже сейчас отказываясь верить в факт отцовской измены.

– Брось, Иванова, ты ещё хоть одного человека за это время видела?

В ответ осталось только покачать головой. На глаза наворачивались слёзы. Я всё это уже прошла, но видеть самой было выше моих сил, даже сейчас. Сердце за столько лет так и не смогло принять тот факт, что мы просто стали не нужны отцу.

Юрка сел рядом и тихонько обнял меня за плечи:

– Ну, не раскисай, чего ты? Ведь он не уходит, а значит, всё поправимо. Расскажи матери или сама поговори с отцом.

Чуть не брякнула, что папа скоро уйдёт, вовремя сдержалась:

– Не могу я маме сказать, она этого не переживёт, – мысли перепуганными стрижами метались в голове. Мой план, такой статный и ясный, теперь казался убогим.

– Ирка, прекрати сырость разводить, – легонько встряхнул меня Сорокин, – делаем так, проследим за ними, потом сама решай, как поступить. Тебе виднее. Хочешь, в профсоюз анонимку напишем, чтобы его на собрании разнесли в пух и прах?

– Ты прав, – вытерла я слёзы, – давай в самом деле пока понаблюдаем.

Ждать нам пришлось изрядно и за всё это время больше никто из папиных коллег не изъявил желания работать в выходной.

Вот, наконец, из дверей показалась Ксюша и отец следом за ней. Она подхватила его под локоть с горделивым видом, и они куда-то направились.

Мы с Сорокиным осторожно двинулись следом, деревья, ещё голые после зимы, были плохим прикрытием, поэтому держаться старались как можно дальше от парочки. Впрочем, они тоже избегали людных мест, всё время норовя пройти дворами. Проплутав так друг за другом минут двадцать, вышли на задний двор какого-то здания. Да это же та самая общага, где жила Ксюша, ахнула я. Вот так номер! Отец с пассией прошли к чёрному входу и, осторожно, чтобы не скрипела дверь, скользнули внутрь. На пороге папа оглянулся и мы едва успели отскочить за угол.

– Иванова, – зашипел на меня Юрка, – ну что ты прёшь, как бульдозер?

– Сам-то, – возмутилась я, – мог бы и придержать.

– Ладно, – примирительно поднял он руки, – что дальше делать будем? По домам?

– Нет уж, – упёрлась я, – теперь пошли со мной.

– Что ты задумала? – не отставал Сорокин.

– Не знаю пока. Будем импровизировать.

Мы обогнули здание и прошли к главному входу. В вестибюле, откуда шли две лестницы на верхние этажи, стоял стол, за которым сидела старушка, сдобная, как пончик и улыбчивая, увидев нас, она оторвалась от вязания:

– Что хотели, молодёжь?

Я чеканным шагом, сделав самое грозное выражение лица, прошла к столу:

– Здравствуйте, мы из комсомольской ячейки вашего района, Ксения Вострухова тут живёт?

Глаза бабульки забегали:

– Да здесь, только её сейчас нет.

Я прервала её:

– Это, – указала на Юрку, – наш комсорг, Юрий Деточкин (боже, что я несу, какой Деточкин, только меня уже было не остановить), а я секретарь – Валя Селезнёва. Ксения не посещает собрания, не выполняет взятые на себя обязательства. Знаете, чем это чревато? – выразительно сдвинула брови, изображая из себя «каток правосудия».

Вахтёрша мелко закивала.

– Так вот, в какой комнате она живёт? Если её нет, поговорим с её соседками. Мы не хотим, чтобы у Ксении были неприятности, пришли выручить товарища из беды. Вы нас понимаете?

– Триста двенадцатая, – тихонько пробормотала старушка, – всё понимаю, конечно, проходите.

С самым надменным видом, на какой только была способна, я прошла к лестнице, сзади, ошалев от изумления, топал Юрка:

– Ну, Иванова, с тобой в разведку хоть сейчас! – приглушённо хохотнул он, отходя от шока.

– Считай, мы и есть в разведке, – поглядывая вверх и вниз по лестничному проёму, я продолжила забираться по ступеням.

Вот и искомая комната, вобрав в грудь побольше воздуха, я без стука распахнула дверь.

Глава 10

На меня удивлённо уставились две девицы. Отца и Ксении в этом месте не было. Не дожидаясь расспросов, захлопнула дверь и отпрянула в коридор.

– Их здесь нет, – только и удалось выдавить мне, – от отчаяния сползла по стенке, усевшись на корточки, закрыла лицо руками. Воинственный кураж схлынул, оставив после себя щемящую пустоту.

– Отсутствие результата, тоже результат, – философски заметил Юрка, – пошли, пока нас не раскусили. Погодим снаружи.

Мы осторожно спустились, дождались, пока посетители отвлекут бдительную вахтёршу и выскочили во двор. Устроились за углом, откуда открывался обзор и на внутренний дворик, и принялись ждать.

Каждую минуту корила себя за эту выходку, ведь обо всём станет известно Ксюше, как она себя поведёт, вдруг решится форсировать события и я тем самым лишь приблизила страшную развязку? Юрка заметил моё нервное состояние:

– Соберись, Иришка, – неожиданно ласково произнёс он, – понимаю, как тебе сейчас стрёмно. Только и ты сгоряча не руби, давай толком всё узнаем.

– Хорошо, – сил не осталось даже на внятный ответ.

– Чур уговор, дальше действовать будем по моему плану. По рукам? – подал мне ладонь Сорокин.

– А что мне остаётся, по рукам, – я протянула свою в ответ, кожа у Юрки была грубоватой, но приятно тёплой, а в рукопожатии чувствовалась неожиданная для такого щуплого парня сила.

– Ты сиди, – бросил мне Сорокин, – а я за пирожками. Здесь неподалёку есть кулинария. Даже разведчикам положен горячий обед, – он быстро скрылся из виду.

Оставшись одна я предалась унынию, казалось, вся моя затея – полный бред. Ничего не выйдет и судьбу не обмануть. На что я рассчитывала? Но ведь второй шанс мне зачем-то дали? Только как понять, что теперь должна делать? Исправить всё или прожить свою жизнь, так как мечтала? Несмотря на мамину болезнь.

Погрузиться в пучину самокопания мне не дали. Юрка сунул в мои руки промасленный бумажный свёрток с горячими пирожками, источавшим соблазнительный аромат:

– Держи, Иванова, лопай, пока есть время.

Уговаривать дважды не пришлось. Я, обжигаясь, откусила кусок пирожка, мои любимые, с луком и яйцом:

– Откуда ты знаешь, какие мне нравятся? – повернулась к Сорокину.

Он с усмешкой глянул на меня:

– Ну, ты даёшь, Иванова, десятый год вместе учимся!

Продолжив трапезу, задумалась, а ведь я ровным счётом ничего не знаю о Юрке, кроме того, что происходит в школе. Да и в прошлой жизни интересовалась мало, хотя мы и общались.

Скоро наш обед был закончен и запит бутылкой «Буратино». Как я скучала по этим вкусам: настоящему лимонаду, без изрядной доли химии, ароматной выпечке, пусть жирной, но такой аппетитной!

Наевшись, сидели и болтали о всяких пустяках, не забывая поглядывать по сторонам. Мой пронырливый одноклассник, казалось, знал обо всём, что творится в нашей школе. С ним было интересно и легко. Время бежало незаметно. Рассмеявшись над очередным анекдотом, которых Сорокин знал великое множество, чуть не упустила наших изменщиков из вида. Юрка толкнул меня, а потом схватил за руку и потащил в сторону внутреннего дворика. Вовремя. Отец и Ксюша уже исчезали из виду, обходя гаражи.

Слежка продолжилась, мы, опять не спеша, следовали за ними, стараясь не попадаться на глаза. Вид у отца был странный, недовольный, а…грустный и виноватый. Разве с таким лицом выходят от молодой любовницы? Что-то не клеилось в этой ситуации, но мысль не желала оформиться в голове. Пройдя пару кварталов, вышли к небольшому кафе, куда и отправился отец, предусмотрительно убрав руку Ксюши со своего предплечья. Она фыркнула и недовольно тряхнула хвостом.

– Ну же, Иванова, решай, что делать? Видели мы достаточно, – Юрка подошёл вплотную ко мне, уставившись в глаза почти не мигая.

– Ох, не знаю, – виновато опустила я голову.

– Всё, хватит на сегодня, пошли по домам, – он развернулся в сторону нашего микрорайона и вдруг запнулся на ходу, – Ирка, нас заметили.

Испуганно подняла глаза, нам навстречу шёл отец. Вид его был более чем решительным и я невольно стушевалась. Юрка огляделся по сторонам и вдруг закричал кому-то:

– Люба! Ну, наконец-то, полчаса тебя уже ждём, где ты ходишь?

На выходе из двора я заметила нашу одноклассницу – Любу Есенину, тихую девчонку, с которой особо и не общалась в школе. Её родители работали в сфере торговли, но Есенина всегда отличалась скромным, и даже каким-то кротким нравом. Хорошо училась и до самозабвения любила поэзию, из-за чего её фамилия стала и прозвищем. Но в классе Есенину обожали, за то, что она помогала на контрольных. Она не была тихоней, но предпочитала не высовываться, а если говорила, то по делу, веско и основательно.

Сейчас Люба ошарашенно уставилась на нас, явно не понимая, о чём речь.

Юрка схватил меня за руку и потащил к ней:

– Привет! – концерт продолжался, – мы ждём тебя, ждём, – нарочито громко говорил Сорокин, потом уже тише, – Есенина, выручай, хоть кивни.

Люба затравленно улыбнулась и качнула головой.

Папа был уже близко:

– Ира! – окликнул он, – что ты здесь делаешь?

– Здравствуйте, дядя Петя, – заступил ему дорогу Юрка, – а мы Любу ждали, договорились математикой позаниматься, на следующей неделе контрольная.

– Вот как, – недоверчиво оглядел нас отец, – у тебя проблемы с математикой? Не знал.

– У меня, – перебил его Юрка, – а девочки, как настоящие товарищи пришли мне на выручку и согласились позаниматься.

– А ты что здесь делаешь? – перешла я в наступление?

– Да вот, к Павлу Петровичу шёл, заметил вас. Мне надо посоветоваться с ним по одному вопросу.

– А он разве не на работе?

– Приболел, – вздохнул папа, – вот и пришлось идти к нему.

– Ну, мы тоже пойдём, – Юрка схватил нас с Любой за руки и потащил во двор, – до свидания, дядя Петя! – бросил он через плечо.

Во дворе мы уселись на лавку, переводя дыхание.

– Чуть всё не испортили, – тряхнул головой Юрка.

– А что вообще происходит? – подала голос Есенина.

– А то, Люба, что тебе большое человеческое спасибо, – он шутливо поклонился, – ты нас спасла!

– Хмм… А раз так, – с сомнением оглянула нас Есенина, – айда ко мне пить чай, тем более что я действительно живу здесь, – махнула она рукой на рядом стоящий дом.

Всё ещё в шоке от происходящего, поплелась за одноклассниками. Пара кружек вкусного чая привели мои мысли в порядок. Отец подошёл сам, чтобы мы не заметили с кем он? И ведь не испугался. Или это шаг на опережение? И что теперь делать? Как всё сложно и непонятно!

Юрка, как обычно, сыпал шутками и анекдотами. Мы почти до сумерек просидели у Любы, она оказалась интересной девчонкой, за разговором незаметно приблизился вечер.

– Иванова, – встрепенулся Сорокин, глядя на часы, – домой пора, а то нас родители потеряют. Ты хоть маме сказала, куда идёшь?

Щёки залила краска стыда, ведь и правда, совсем забыло о том, что мама будет волноваться. Как я отвыкла оттого, что кто-то заботится и переживает обо мне! Попрощавшись с Любой, рванули по домам. Вечер уже раскинул свой тёмно-синий плащ над крышами зданий, зажигая, пока ещё едва видимые огоньки звёзд, когда мы зашли в наш двор.

– Ирка, ты не суетись, есть у меня одна мысль, сам проверю, – назидательным тоном начал Юрка.

– Да я уже и не знаю, что делать, если честно, – призналась нехотя, ведь сама втянула его в эту авантюру.

– Правильно, ничего и не делай, ну, бывай, увидимся в школе, – Юрка размашисто зашагал через двор.

Я вздохнула, взглянув на окна своей квартиры. Взбучки не избежать. Едва переставляя ноги, пошла домой. Корила себя за глупую выходку. Чего в итоге добилась? Я и так всё знала, доказательства были не нужны. Поймать с поличным не вышло, а всё остальное лишь слова и домыслы. Отец их легко опровергнет, даже вызови его на откровенный разговор. Одна надежда на Сорокина, что бы он там ни затеял. Почему-то я верила, что ему удастся сдвинуть дело с мёртвой точки.

Глава 11

Дома, конечно, ждала хорошая взбучка. Мама встретила меня на пороге с поджатыми в тонкую линию губами:

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – она указала пальцем на наручные часы.

– Прости, мы засели за математику и совершенно забыли обо всём на свете, – я понуро опустила голову.

– Хорошо, что отец вернулся раньше, проронил, что видел тебя. Я же больницы собралась обзванивать!

Сказать было нечего. Слишком в прошлой жизни привыкла быть одна, не предупреждая, где и что со мной. Это и сыграло со мной злую шутку. Подошла к маме и обняла её.

– Прости, с этой контрольной совсем уже про всё забыла.

Мама погладила меня по голове:

– Что, такая сложная? Ну, иди хоть поешь, горе луковое. Но в следующий раз выпорю! Не посмотрю, что ростом с мать вымахала. Так и знай!

Я прошла на кухню, за столом сидел отец, доедая свой ужин:

– Назанималась, – поднял он глаза на меня, – не замечал раньше, что ты с Сорокиным общаешься.

– Ты против? – достала тарелку и принялась наливать суп.

– Нет, просто не замечал…

– Мы иногда многого не замечаем в близких, – в тон ему ответила я, нарезая хлеб. От злости надавила на нож, он соскочил с корки и резанул меня по пальцу. Руку прошила острая боль. А я стояла и недоумённо смотрела на капающую кровь. Получается, это всё не сон и не наваждение? Боль ведь самая взаправдашняя. В эту минуту душу заполнила радость. Я по-настоящему попала в прошлое! Можно не бояться, что однажды проснусь вновь нищей пенсионеркой!

Отец застыл с заварочным чайником в руках, а потом вышел за аптечкой.

На кухню влетела Алка:

– Где ты ходишь? Договорились же краситься. Ой, что это с тобой? – кровь струилась по ладони, но я не замечала её.

Сестра на пару с отцом обработали руку и перебинтовали, зашла мама, посмотрела на нашу компанию, покачала головой:

– Промыли как следует?

– Да, конечно, – обернулась Алла и снова вернулась к нашему разговору, – сегодня должны были девочки прийти, а ты сбежала с самого утра.

– А ты предупредила? У меня контрольная, – спасибо Сорокину, отговорка прошла на «ура».

Сестра насупилась:

– Ладно уж, самой не до танцев. Назадавали столько, что от книг голову поднять некогда. Только в следующую субботу будь дома, девчонки придут. Первые клиентки, – Алка состряпала важную мордочку и пошла в комнату.

Я тоже села за уроки, легенде надо соответствовать.

Воскресенье пролетело в домашних хлопотах и передало «бразды правления» новой неделе.

Как всегда на кухне мелодично приветствовало радио «Маяк», а мама возилась у плиты.

– Садись, раненая, – махнула она головой, указывая за стол, – сегодня с тебя помощница так себе. Как только угораздило…

– Сама не знаю, – я плюхнулась на табурет, облокотившись руками о стол.

– Не надо спешить, – назидательно продолжила мама, – тогда и страдать не придётся.

«Не спешить», задумалась я. Может, действительно, стоит помедлить с отцовским разоблачением. Два месяца в запасе есть. Много это или мало? Дни здесь неслись, как карусель, только успевай отсчитывай. А если затяну, так что пути назад не будет? Или эта Ксюша забеременеет? В прошлый раз, правда, такого не случилось, но и события меняются. Не всё складывается в точности, как в прошлой жизни.

А ещё… Я задумчиво посмотрела на маму, надо бы найти предлог и заманить её в больницу, сдать все анализы, проверить на наличие каких-то неявных болячек, ведь дыма без огня не бывает. Инсульт от шока безусловно может случиться, но… Нужно подумать над этим вопросом.

– О чём задумалась? Ешь, – передо мной стояла тарелка пышного омлета с вкраплениями зелени. Очнувшись, взялась за вилку.

Наспех позавтракав, попрощалась со всеми и поспешила в школу, вернее, мне хотелось прогуляться на свежем воздухе и привести мысли в порядок. Насколько всё может измениться в этом настоящем оттого, что теперь здесь другая я? И имею ли право вмешиваться в людские судьбы, пусть и близких мне людей? Додумать мне не дали.

– Иванова! – послышался издалека окрик.

Обернулась, за мной на всех парах мчался Юрка:

– Уф, – остановился он, стараясь отдышаться, – думал, не догоню. Зашёл к тебе, сказали, ты уже в школу ушла.

Я с любопытством наблюдала за ним:

– К чему такая спешка?

– Хотел поговорить с глазу на глаз, – хитро подмигнул Юрка, напомнив мне нахального кота, – проследил я вчера за нашей барышней-разлучницей.

– И что? – потащила Сорокина к скамейке и усадила на неё, – выкладывай.

– Даже не знаю как сказать, – замялся Юрка, – тут такое дело…

– Говори, я уже ничему не удивлюсь.

– Ну, смотри. Ездила она вчера в деревеньку неподалёку от города, та, что сразу за нашими дачами. Ну и я прокатился. Там посетила она одну любопытную старушку, её в посёлке ведьмой зовут за глаза. Местные пацаны говорят, что даже оттуда, – Юркин палец указал наверх, – к ней едут. Кому приворожить, кому погадать или на работе дела поправить. В общем, верь – не верь, но не просто так эта Ксюша к бабке шастает.

Вот так дела. А где же – искореним всё мракобесие? Выходит, хоть и избавимся, но себе чуток оставим? Я уже готова была поверить во что угодно. Как-то же попала сюда? Кроме как чудом, назвать это никак нельзя. Так почему бы и ведьмам не существовать?

– Покажешь, где она живёт? – я взяла Юрку за лацкан куртки.

– Когда?

– Сегодня после уроков, за пару-тройку часов успеем смотаться. Скажу, в библиотеке была.

– Ирка, что ты собралась делать? Приедешь, скажешь: "отворожите моего папу"?

– А ты сам-то в такое веришь?

Сорокин как-то испуганно замолк:

– Знаешь, один раз в детстве со мной приключилась странная история. После неё мне кажется, что всё-таки что-то эдакое есть. Душа и всё прочее.