Оглавление
Группа авторов. Философское знание: модусы производства и признания
Предисловие
Предисловие автора
Глава I. Модусы производства философского знания
1.1. Философия как профессия и призвание: профессиональные и институциональные аспекты философской деятельности
1.2. Творчество философа и философское сообщество
1.3. Философия как идеология: о двух модусах социальной востребованности философского знания[52]
Глава II. Модусы признания философского знания
2.1. Стратегии, условия и модусы социального признания философского знания[75]
2.2. Философы – Нобелевские лауреаты. К вопросу о социальном признании философа в современном мире
2.3. О формальном и содержательном критерии философского текста[127]
Глава III. Модусы конституирования региональных философских сообществ рубежа XX–XXI веков
3.1. О конституции философского сообщества Санкт-Петербурга рубежа XX–XXI веков[148]
3.2. Философский дискурс в Самаре как индикация доминирующих предпочтений российского философского сообщества[156]
3.3. Екатеринбургское философское сообщество: диалектический материализм versus экзистенциальный психоанализ[176]
Заключение
Отрывок из книги
Яркая и сразу захватывающая книга талантливого автора, которая лежит перед Вами, еще интереснее, чем кажется на первый взгляд. Она исполнена тонкой и скрытой иронии, а также, как я догадываюсь, – и подчас мучительной самоиронии. Философ от Бога, к тому же выпускник философского факультета, волею судеб оказывается на факультете социологии и не без дарования и с энтузиазмом уже не один десяток лет разыгрывает Театр социолога-профессионала. Перед Вами, уважаемый читатель, отчет об этом блестящем спектакле, где философ самозабвенно и истово играет роль социолога. Показательна уже первая фраза, с которой книга начинается. Мол, «эта книга о философах и философии, написанная с позиций социологической аналитики»! Позволю себе воскликнуть вместе с К. С. Станиславским: «Не верю!» Эта книга, наряженная в платье «социологической аналитики», на самом деле самая что ни на есть философская. Она о самом глубинном в самом авторе, а потому о самом глубинном в каждом из нас, читателей его книги. Ведь каждый человек по преимуществу философ. И как органически причастные философии все мы носим в своей душе мучительный разлом между глубинным, основательным, базовым Абсолютным духом, присутствующим потаенно в каждом из нас, – хотим мы того, или не хотим, – и теми позитивно-научными формальными играми, которые «престижны», «основательны», «солидны», но на самом деле бездушны и пусты. Тем страшнее этот разлом, если он касается не физики и химии (хотя и там он, этот разлом, глубинным образом присутствует!), а собственно духовной сферы. «Страшно и приятно», когда о философии, религии и искусстве начинают рассуждать как о позитивных областях знания. – «Быть или не быть? Вот в чем вопрос». И, как уверяет нас (в шутку или всерьез?) ученый-кибернетик, ответив на этот вопрос, мы получаем всего один бит информации! – Что нам один бит информации, когда дешевенькая флешка, продающаяся на каждом углу, вмещает в себя десятки гигабайтов! Что нам, детям компьютерной революции, «элементарный» Гамлет всего лишь с одним своим жалким битом!
Какое вообще возможно «производство» в сфере Абсолютного духа!? Так мы и до «производительности труда» дойдем в философии. О каком «производстве» можно говорить, когда налицо «скандал в философии»!? Поэтому о «производстве» в сфере Абсолютного духа можно говорить только иронично. Вот почему книга Семенкова полна скрытой иронии. В этом она глубинным образом рифмуется с книгой Г. Л.Тульчинского, выпущенной этим же издательством[1], хотя у Вадима Евгеньевича книга получилась и не такая злая, как у язвительного Григория Львовича.
.....
Поскольку любой комментарий конечен, когда он закончен, то нужен способ, чтобы вернуться в исходную точку и получить следующий комментарий. А в философствовании этого возврата нет: философствование – это постоянное течение.
В этом уникальность позиции философа. Никакая другая интеллектуальная деятельность не позволяет субъекту стать тождественным своей интеллектуальной практике: субъект всегда от нее отличается, его траектория никогда не совпадает с траекторией его профессиональной практики. Когда мы читаем текст Канта, то перед нами – сам Кант, а не книга философа, а когда мы читаем социологическую работу, то перед нами – книга социолога. В философии есть классические тексты, но философ не реагирует на тексты, он реагирует на автора, а затем уже – на тексты. Если физик существует исключительно в пространстве лаборатории, то социолог имеет большее пространство, но, все равно, разница между социологом и философом неизмеримо больше. В виду этого философ ближе подходит к читателю, чем социолог, экономист, психолог, но еще ближе, чем философ, подходит к читателю поэт: он растворяется в читателе. Поэтому допустимо столь популярное высказывание: «мой Пушкин». Философ в такой степени в читателе не растворяется. Философ подходит вплотную к читателю, но остается собой. Нет моего Канта, а есть более или менее близкая мне философия. Фраза «мой Кант» – это фраза только о разнице восприятия, а высказывание «мой Пушкин» – это фраза о переживании, а не просто о восприятии.
.....
