Читать книгу Посмертная маска - - Страница 1

«Когда живёшь сотни лет, само время становится врагом, – говорил диктор. – Скоротечность благословенна. Поверьте мне, вы бы не пожелали тратить миллионы евразийских кредитов, чтобы на целые века растягивать скуку или прокрастинацию».

Диктор за кадром говорил то неторопливо и вкрадчиво, то зажигался весёлостью. Он говорил, словно старый приятель. Такой не способен занудствовать и читать нотации, только дать добрый совет.

«В Китае, Конфедерации Восточного побережья или в той же Калифорнийской республике эта довольно спорная отрасль биотехнологий всё ещё популярна, – продолжал вещать диктор. – Не скроем, и у наших богачей остаётся в моде долгожительство. Однако у нас не принято открыто говорить о прохождении процедур по омолаживанию тканей, переписывании генома и тому подобном. Наши обеспеченные соотечественники не выставляют свою слабость на показ».

Благородный бархатный голос диктора обволакивал слух Макса. Диктор оставался за кадром. А потому Макс гадал, кто же скрывается за ником «AverageOpinion»: бот, чей нарратив ткал ИИ от начала и до конца или человек – очередной блогер, балансирующий между своим банковским счётом и соблюдением законов государства? А может нечто среднее: союз автора и нейронки? Кто знает.

А в кадре проносились, сменяемые стильными, хорошо анимированными переходами графики, карты, флаги, фотографии ультрабогатых людей и абстрактные медицинские лаборатории.

«Последние уж точно созданы нейронками, жадно всосавшимися в древние фотобанки» – решил про себя Макс, увидев голливудские улыбки докторов, позирующих на фоне бесконечного ряда реторт, склянок и компьютеров.

Анимированные изображения пробегали прямо перед глазами Макса, наполняя его небольшую комнату.

Яркие и объёмные образы. Казалось, будто они осязаемы. Протяни руку и ощутишь мягкую ткань пурпурного флага Евразии. Сделай пару шагов и попадёшь внутрь особняка калифорнийского миллиардера, что больше напоминает модуль марсианской колонии, чем земное жилище.

Технически говоря, и голос диктора, и образы, текущие, словно из самой его речи, звучали и созерцались в голове Макса. И только в ней. Во всяком случае, так ему хотелось думать.

А всё благодаря нейрочипу.

«Ревнителям социальной справедливости, – продолжал голос канала «AverageOpinion», – каковых немало в нашем обществе, хочу напомнить на что тратят, обретённые при помощи биотехнологий десятилетия, олимпийцы отечественного бизнеса».

Боги эллинов, грозные и прекрасные, растворились в глитче, породившем изображения моложавых мужчин в деловых костюмах. Макс узнал их лица.

«Иванов, Мусаев, Витман, Рихтер и другие представители евразийской элиты тратят их на проекты. Глобальные проекты, которые невозможно закончить за одну человеческую жизнь. Я не утверждаю, что они великие альтруисты и трудятся ради нас с вами, ради блага нашей экономики, – тут диктор глубоко и тяжело вздохнул. – Нет. Все мы с вами понимаем, что никого добра или зла нет в природе. Что мораль сера, как грозовая туча. Поэтому и причина их трудолюбия в другом. Причина в том, что психологи называют эскапизмом. Наши с вами олигархи, как некогда модно было их величать, просто бегут от реальности. От той самой скуки и прокрастинации, которыми я уже пугал вас в начале выпуска. Так что я не уверен, хотел бы я продлевать свою жизнь биологическим путём или же нет. И чем бы занял я себя в течении десятилетий, приобретённых читерским способом? А это читерство, самое настоящее, если кто из вас геймер, и понимает о чём я. Читерство – идти в обход эволюции и природы».

– Да-да, все они страшно страдают, с башкой зарывшись в работу! – выпалил Макс вслух. – Особенно Витман. Особенно на яхте со шлюхами, чьи филейные части усыпаны известными веществами.

Рука потянулась к бутылке пива, когда Макс подумал, что пора кончать с привычкой проговаривать мысли вслух.

– Ведь я совсем один, – напомнил себе Макс. Вслух.

А бархатный внушительный голос, который, несомненно, должен был принадлежать английскому рыцарю или лорду старого мира, продолжал: «Могу понять опасения обеспеченных людей Китая, Кореи, Австралии, Калифорнии, Восточного Побережья или Конфедерации Северного Моря. Там нет социальных программ, равных по силе нашей «Vita Aeterna». Но я искренне не понимаю, зачем может понадобится искусственное продление жизни гражданину Евразийского Союза. Зачем оно может понадобиться сегодня, когда государственное субсидирование покрывает львиную долю вашей подписки на бессмертие.

Личное. Цифровое. Бессмертие».

Анимированная планета Земля стремительно выплыла из космической тьмы, усеянной серебряными гвоздиками. Выплыла прямо в середину небольшой комнаты Макса. Затем, среди зелени лесов, синих рек, бурых гор и жёлтой степи прорезались золотистым светом границы ЕАС – Евразийского Союза: от Чукотки до Эльзаса и Лотарингии. Территория Союза окрасилась пурпуром. Засиял двуглавый золотой орёл. А Макс подумал, что в Союзе не только символы отсылали к империи Восточного Рима.

После небольшой паузы голос продолжил, и земной шар сменился телом человека, которое тут же превратилось в анатомический атлас.

«И зачем цепляться за биологическое тело, во всех отношениях несовершенное, будто бы созданное слепым полубезумным инженером? В условиях, когда благодаря симфонии государства и крупного бизнеса, рай доступен по подписке…»

Макс не стал дослушивать. Его уже начинало коробить от высокопарности речи диктора. А разговоры про программу «Vita Aeterna», которую в народе называли нейропосмертием, а нередко и просто посмертием, стали последней каплей. Мысленно он вызвал интерфейс и включил поиск по настроению. На фоне блюра, за которым трудно было разглядеть анатомический атлас, всплыло окно. Макс выбрал «разрешить» и нейрочип принялся считывать его эмоции.

Между большим панорамным окном и металлическими стеллажами возник коридор подъезда, утопающий в полумраке и весьма грязный. В смешанной реальности виртуальность подчас брала верх, становясь куда реалистичнее внешнего мира.

Подавленная агрессия и лёгкое опьянение привели его к сюжетам про задержания, хотя мимо проносились и боксёрские матчи.

Камера развернулась и Макс увидел звено специального назначения. Спецы с укороченными штурмовыми винтовками и помповыми дробовиками были облачены в серые бугрящиеся металлическими мышцами экзоскелетные бронекостюмы. Они стояли на изготовке. Один из спецназовцев залил в замок неведомую Максу химозу. Из замочной скважины потянулись ниточки белёсого дыма.

– Работаем, – сказал искажённый фильтрами бронемаски голос и мощный свет разрезал полумрак.

Удар, усиленный экзоскелетом, выбил дверь, и бойцы с криком ворвались в квартиру. Камера пролетела вслед за ними.

– Лежать! На землю, сука!

Внутри среди серверов, огромных мониторов, и переливающихся всеми доступными человеческому зрению цветами светодиодных ленточек, дрожал придавленный спецназовцами толстяк в розовой пижаме. Свет, словно источаемый россыпью самоцветов плыл по стенам. Комната задержанного сливалась с комнатой Макса в дополненной реальности, создаваемой нейрочипом.

Когда типа в розовом подняли и поставили на колени, Макс увидел размытый блюр, вместо лица.

– Представься! – гаркнул на толстого спецназовец.

Невнятное мычание послужило ответом. Но после приводящего в чувство пинка, он назвал имя и фамилию, на записи звук заглушили.

– За что задержан?

– Ребята! Вы чего?! – почти пропел вместо ответа задыхающийся тип в розовой пижаме.

«Очередной создатель нелегального и общественно опасного ПО был задержан бойцами Специального Тактического Корпуса евразийской полиции» – сообщил холодный чеканящий женский голос.

Макс свайпнул сюжет небрежным движением руки. И перед ним, прямо в комнате возникла трасса, за которой лежал пляж, и жило своей прекрасной жизнью волнующееся море. Патруль дорожной полиции остановил нетрезвого толстяка.

– Дальше, – недовольным тоном бросил Макс.

Анимированный переход ураганом свернул и лазурное небо, и море, и трассу с толстяком и полицией. В комнате Макса появился целый особняк, окружённый лесочком. Пара квадракоптеров полетела в сторону особняка. Удаляясь, дроны становились похожи на насекомых. Камера переключилась на коптеры, и Макс увидел заборы, подворье, сам особняк и пост охраны на въезде. А потом камера перешла на шлем одного из спецов. Макс видел теперь глазами бойца и слышал тоже, что и он в момент оперативной съёмки. В эфире разносились приказы. Боец СТК, от которого велась трансляция, забросил кошку. Преодолев шестиметровый забор, он вместе со своим звеном оказался на территории особняка. Полуприсев, бойцы подходили к особняку.

– Вижу цель, – донеслось в эфире. – Метка.

– Принял.

– Охранный бот. Ликвидируйте.

Красный треугольник отметил на интерфейсе, стоящего на крыше врага. Но едва вспыхнув, метка исчезла. Одновременно послышался приглушённый хлопок.

– Цель устранена.

– Принял.

Макс, предчувствуя очередную затянутую оперативную съёмку, каких он видел сотни, переключил.

– Не люблю я стелс, – пробурчал он себе под нос и стал переключать каналы и сюжеты.

Перед его взором мелькали новостные сводки и видео, записанные буквально глазами очевидцев. Разумеется, при помощи глазных имплантов и нейрочипа. Проносились хайлайты, топы и обзоры никому не известных экспертов. Полиция Евразии брала организаторов порно студий за отсутствие лицензии. Наркоторговцев за не проведённые клинические испытания. Владельцев подпольных фармакомпаний за то, что осмелились попытаться выйти на рынок. Брала хакеров и торговцев нелегальным программным обеспечением. И блогеров с журналистами, что пытались провести расследование по устройству главной социальной программы Евразийского Союза.

Максу надоело листать ленту, и он остановился на случайном ролике.

– За что задержана? – спросил искажённый, будто бы демонический голос у стоящей на коленях девушки с замыленным цензурой лицом.

– Комментарий, – всхлипывая, ответила она.

– Комментарий в телекоммуникационной Сети, – согласился искажённый голос. – Характер комментария?

Девушка молчала. Слышались только всхлипывания. В кадре находилась только она в неброской тёмной одежде и серые стены. Блюр скрывал слёзы.

– О чём писала? – требовал другой голос, более металлический.

– О посмертии. О нейро…посмертии, – отвечала она.

– О всесоюзной социальной программе «Vita Aeterna», – казённо поправлял задержанную девушку демонический голос.

– Что писала? – отдавал металлом другой.

Запись допроса оборвалась и возобновилась в помещении с синими стенами. То же замыленное блюром лицо, та же одежда.

– Расчёты мощностей квантовых компьютеров программы посмертия вычисляла. И пыталась просчитать ещё синхронизацию программы посмертия и нейрочипов, – сказала девушка.

Голос был её, но всхлипывать она почти перестала.

– Проводила незаконное расследование, – заключил металлический голос. – Выражала сомнение в вопросе финансирования всесоюзной программы…

Макс переключил сюжет и увидел с высоты полёта коптера особняк из ролика, который пролистал несколько минут назад. Внизу были видны выстрелы. А затем в кадре показалась студия и седобородый тип, в блестящем пиджаке с золотой цепью сказал:

– Благодаря гениальности командира отряда «Браво» Специального Тактического Корпуса, имя которого я не могу по понятным причинам назвать, был задержан начальник службы безопасности корпорации «Здрава». Специализирующаяся на биотехе корпа, как стало известно оперативникам, проводила незаконные исследования на подопытных людях. – Тут седой постучал кулаком по столу и Макс увидел, что пальцы его увешаны перстнями. – Мы такое не приемлем! Впрочем…

Макс мысленно дал отбой нейрочипу и шоу закончилось. То ли ему надоело смотреть, как представителей самых разных страт кладут в пол лицом, то ли стало мерзко от деда-блогера в цацках, он и сам не понял. Временами он любил смотреть на «приёмки». Любил хорошо организованное насилие, как и многие люди. Хотя ему самому казалось странным, что он смотрит подобное. Ведь он и сам сталкивался с бойцами СТК. И столкновение закончилось не в его пользу. Однако такое зрелище утоляло хоть на время жажду справедливости. Но не всегда.

Просмотр задержаний и штурмов Специального Тактического Корпуса стал в Евразии чуть ли не заменой спорта в последнее время. Хотя до популярности киберспорта и обзоров синтетической пищи этому сегменту Сети ещё было далековато.

А Макс, кажется, понял, что заставило его прекратить просмотр.

– Оказывается и спецназовец может быть гениальным, – пробурчал он себе под нос и глотнул из бутылки холодного пивка.

Слова старика в золоте задели его.

«Дайте мне десятку соратников-ветеранов, экзоскелетную броню и поставьте задачу класть в пол девок, барыг и жирных хакеров в розовых пижамах и тоже увидите, какой я гениальный» – рассуждал про себя Макс, чувствуя лёгкое покалывание накатывающего раздражения.

Он бы рассуждал и дальше, добровольно подкидывая поленья в кострище гнева, но его прервала пурпурная вспышка справа. Разумеется, её видел только он. Разумеется, благодаря нейрочипу.

Пурпурный свет уведомления не предвещал ничего хорошего. Но Макс не любил откладывать что-то на потом. Тем более что-то неприятное. Предпочитая смотреть страху в глаза, Макс жестом растянул пурпурную вспышку справа. Перед ним, закрывая половину комнаты, появилось белое окно в пурпурной рамке. Уведомление гласило:

«Ветеранская выплата. В счёт социальной программы «Vita Aeterna». Индивидуальный счёт пополнен на сумму 749.9 евразийских кредита. До конца расчётного периода необходимо внести 956.2 кредита».

– Чёрт! – выругался вслух Макс.

Раздражение уступило место тревогам.

Он встал с невзрачного, залатанного в десятке мест зелёного дивана и прошёлся по комнате. Среди серых стен и металлических стеллажей, заменяющих шкаф и книжные полки, диван был ярким исключением из правил. Макс прошёлся туда и обратно несколько раз. Остановился у кварцевой лампы. Подошёл к металлическому стеллажу, на котором лежали романы Валентина Пикуля и томик Ницше – вся библиотека Макса.

«Выплата… значит, скоро и денег потребуют за посмертие! А значит, и хозяйка квартплату просить станет… неужели месяц прошёл?» – вопрошал Макс.

С такими мыслями он вернулся к дивану, взял с журнального столика бутылку. Припав к ней, обнаружил, что пиво исчезло почти также быстро, как мизерная ветеранская пенсия с его счёта.

«Если сейчас заплачу за хату, а платить придётся, то останется либо на жратву, либо на выпивку, либо на посмертие. Вот, сука, дилемма нашего времени… а ведь всё это вещи нужные…» – мысли Макса хаотично проносились в голове. Сам он хаотично носился взад и вперёд по своей серой комнате.

Будто гулял в тюремном дворике. Снова.

Остановившись у стеллажей, на которых аккуратно лежали комплекты одежды, Макс бросил взгляд на зелёные пиксели формы. Почувствовав, что не хватает воздуха, быстро подошёл к окну. Нажал на сенсор и жалюзи дёрнулось вверх. Окна слегка приоткрылись вовнутрь, впуская мощный поток воздуха. Взгляду открылись исполинские железобетонные мегабашни и сегментные небоскрёбы из стекла и стали. Среди них проглядывались и утопающие в зелени и цветах внутренних и внешних садов экобашни – жилища олимпийских богов нового мира. И, конечно, всюду царствовал кричащий разными цветами и спектрами хаос рекламы. Центр города виднелся вдали, словно гряда разукрашенных, переливающихся гор. А мегабашни и небоскрёбы, казалось, росли из зданий поменьше и переплетений дорог и развязок.

Любой великий город теперь выглядел так. Глобально. Одинаково. Будто бы манифест победившего титанизма.

Отдышавшись, он вновь нажал на сенсор. Окно закрылось. А Макс прояснил кое-что для себя и избрал образ дальнейших действий. Перед выходом из дома он бросил взгляд на цифровую фоторамку, в которой было заключено изображение красивой молодой русой девушки. Пара секунд и образ размылся, уступая место фотографии седой женщины.

Двадцать минут спустя, Макс уже наслаждался видами пролетающего мимо города, удобно расположившись в кресле. В салоне маглева1, просторном и чистом было довольно много пассажиров. И вскоре почти все кресла заняли. Макс в кой-то веки почувствовал, что не зря живёт в своём захолустье, и что до густо заселённых районов ему нужно преодолеть не одну станцию. За окнами пролетала реклама. Яркая, даже ядовитая. Частью на экранах, частью создаваемая голографическими проекторами. Огромные надписи на кириллице и латинице, нередко сменяемые иероглифами, призывали купить, заказать, оформить, не откладывать. Объёмные изображения полунагих девушек сопровождались адресами мест и сайтов Сети. Новые модели авто и эйров сопровождались заоблачными ценниками. Известные блогеры и актёры предлагали кредитные и страховые услуги. Гамбургеры и жирные куски синтомяса пробуждали аппетит. А огромные анимированные таблетки обещали не дать умереть тому, кто всё это испробовал.

Экраны и световые проекторы облепляли здания, будто паразиты днище корабля. Рядом с рекламой Центров, пурпурные знамёна с орлами соседствовали с призывом присоединиться к программе нейропосмертия. Исполинские «VITA AETERNA» отливали золотом в воздухе.

«Удивительно, что такой программе, как нейропосмертие, требуется столько пропаганды, – думал Макс. – А её ведь действительно прославляют из каждого утюга и отпаривателя. Хотя, с другой стороны…».

Тут он вспомнил про своего друга Сергея. Тот пошёл в отказ: нейрочип себе не вживлял, от подписки на посмертие отказался. Сергей был такой не один. Отказники существовали, и хоть они были неприятны государству и корпорациям, с ними приходилось считаться. В конце концов, вживлять себе нейрочип или нет – вопрос твоей телесности. А нейропосмертие – вопрос твоей души. И как бы системе не хотелось прибрать к себе и эти две субстанции, всё же предыдущие два века, начиная с двадцатого, чему-то человечество научили. Так Максу хотелось верить.

Поэтому отказники получали не срок и даже не клеймо еретика, а скорее ярлык чудика и фрика. Немного общественного порицания, да и только.

Макс порой сравнивал Серёгу с веганом или кем-то из меньшинств похуже. Но, однажды чуть не словив от друга по лицу, Макс перестал его дразнить. Не хотелось терять последнего друга.

«И, однако, делай с собой, что вздумается, но подбивать других не смей» – как бы говорило государство, серьёзно карая тех, кто начинал проповедовать свой «девиантный» образ жизни. Макс помнил один публичный процесс, обернувшийся большим скандалом. Судили сынка директора одной крупной евразийской корпы. Макс уже и забыл её название, помнил лишь, что корпа работала с фармой и биотехом, и была связана с армией. Сынок активно вёл блог, посвящённый борьбе с программой нейропосмертия. Богатство и влияние родителя некоторое время позволяли ему избегать ответственности. Но он был упёрт и активность в Сети наращивал. Многочисленные паблики и каналы породили крепкое комьюнити. Макс и Серёга следя за этим движем, тогда, пару лет назад, сильно удивлялись долготерпению властей. Но вскоре удивление прошло. Ибо когда мажор провозгласил, что основной целью их сообщества становится доступное долголетие, границы папиного покровительства закончились. Сынка отправили в изолятор, а папаша нанял свору лучших в стране юристов, чтобы те развалили дело. Сынку дали восемь лет, – ничего страшного, когда собрался жить больше ста пятидесяти, – а папу из совета директоров выдавили. А через полгода его застрелили на подземной парковке. Видимо, чтобы сынку было веселее сидеть.

Серёга долго представлял эти события как доказательство своей правоты. Макс соглашался с другом, что всё это полная жесть, но позицию его разделить не мог. Он всегда считал её странной, искренне полагая нейропосмертие благом.

От мыслей Макса отвлекла милая азиаточка в белом обтягивающим платье. Она села напротив. Взгляд его скользнул по её фигуре, остановился на декольте, но когда она посмотрела на него, раздался звонок. Окружающие его не слышали, ибо он раздался в голове Макса. Мысли исчезли, он сконцентрировался на нейроинтерфейсе.

В открывшемся окне показался портрет его мамы, точно такой, как в цифровой фоторамке на стеллаже. Макс принял вызов. А в груди разлилось тепло, которое тут же сменилось холодом. Он чувствовал любовь и трепет, даже некоторое благоговение.

– Привет, сынок, – сказала она своим обычным голосом, который нейрочип и побочные импланты прекрасно воссоздавали в сознании Макса.

Портрет матери был хорошо анимирован. Создавалось ощущение, что они говорили по видеосвязи.

– Привет, мам. Я как раз к тебе еду.

Мать на портрете улыбнулась.

– Не поверишь, я будто бы сердцем чувствовала, – весело сказала она. – Но, постой… тебя что-то тревожит? Я подключилась к твоему эмоциональному состоянию. Знаю, не стоит этим злоупотреблять, но мне важно знать…

– Злоупотребляй, что уж там, – смущённо, но тепло ответил Макс. – Не жалко. Для тебя не жалко.

– Чего стряслось-то, Максимка? Из-за работы?

– Точнее, из-за её отсутствия, – вздохнул Макс. – А еще точнее, из-за отсутствия денег.

– И опять проблемы с оплатами, да? – жалобно проговорила матушка, от недавней весёлости не осталось и следа. – Ты знаешь ведь, что я помочь не могу, Максимка.

– Знаю. Не потому ведь еду. Давно не навещал… Ну, что ты в самом деле?! Не плачь!

На анимированном портрете слёз видно не было.

– Тоже подключился к моим эмоциям? – всхлипнула она.

– А куда без этого.

– Я бы так хотела помочь…

– Ну всё, прекращай. Слезами делу не поможешь. И не из такого выбирались. Жди, я скоро буду.

– Жду, Максимка, – дрожащим голосом ответила ему мать.

Макс завершил вызов. К любви и благоговению примешалась ноющая боль.

Окно с портретом матери закрылось, уведомления он свернул, очаровательная азиаточка в белом снова предстала перед взором. Но Максу уже было не до неё. Внутри властвовали другие чувства. Когда маглев остановился на нужной ему станции, Макс поймал её взгляд и улыбку.

«Жаль, но не сегодня. Не время начинать ещё жить по-новому» – подумал он, когда покинул поезд и встал на эскалатор маглев-станции.

Когда он спустился вниз, то побрёл в сторону огромного здания, напоминающего стадион по размерам и древнегреческий храм по форме. Пурпурные знамёна висели между величественных колон здания, а на фронтоне, словно венец, его украшала надпись «Vita Aeterna». Площадь перед зданием была многолюдна, а на парковке стояли самые разные марки авто: от бюджетных евразийцев и персов до западноевропейских суперкаров. А говорило это об одном: умирали все, и страта так и не стала щитом от смерти. Что по мысли Макса не отменяло желание иметь хорошую тачку и полный кредитов счёт.

На массивной чёрной табличке перед зданием, которая больше напоминала обелиск, золотыми же буквами было написано:

«Всесоюзный государственный Центр социальной программы переноса сознания на небиологический носитель и продолжения жизни в виртуальной среде «Vita Aeterna». Всесоюзный государственный дата центр программы «Vita Aeterna».

Министерство технологического обеспечения Евразийского Союза».

На широкой, как автобан, лестнице Макс видел множество людей разных возрастов, что спускались и поднимались, преисполненные надежды или опустошённые. Казённость слов на табличке так разнилась с тем, как эти люди, и Макс в том числе, воспринимали это место. Для одних Центр и в самом деле был храмом, знаменующим собой новую эпоху, попрание смерти и победу трансгуманизма. Для других посещение Центра только бередило рану, оставить в покое которую не позволяла слабая воля или чужие мнения. Третьи просто радовались тому, что у них есть возможность, о которой предки могли лишь мечтать.

Многолюдный, в строгих белых и металлических тонах, холл государственного учреждения, ставшего храмом новейшего времени, украшали интерактивные панели, и голограммы. Посетители Центра стояли в очередях, подставляли лицо, глаза и руки сканерам, консультировались с сотрудниками центра. Мужчины и женщины, работавшие здесь, носили белые халаты и бейджи с эмблемой программы «Vita Aeterna». Они смотрели на посетителей, как жрецы на паству.

Макс отстояв очередь и пройдя биометрическую регистрацию, пошёл по белым коридорам в сторону парка. Он не хотел встречаться с мамой в крытых галереях или в кафетерии главного здания. Не хотел искусственных диковинных мест, создаваемых экранами и световыми проекторами. Ему хотелось на воздух. А здесь, в Центре, был прекрасный парк. Укромный облагороженный лесочек стоял в бескрайнем городе оазисом среди пустыни. Сравнение напомнило Максу африканскую кампанию. Он вздрогнул, вспомнив налёт вражеских дронов.