Отрывок из книги
Огненный выстрел из болтера оглушительно ударил по силовой броне сестры Серафины, ударный контрапункт гортанному реву орочьей орды. Изумрудно-зеленая кровь брызнула на ее полуночно-черный керамит, свидетельство эффективности ее благословенного болтера. Ее лицо, хотя и невидимое под шлемом, было маской мрачной решимости, ее вера была оплотом против ужасов, разворачивающихся перед ней. Каждое нажатие на курок сопровождалось шепотом молитвы Богу-Императору, литанией праведной ярости против ксеноскверны, оскверняющей Его священное творение. Розарий, зажатый в ее перчатке, тихо щелкнул, ритмично напоминая о ее священном долге.
Через забрало своего шлема Серафина осматривала поле битвы. Остатки рваной Имперской Гвардии, в порванной и запятнанной кровью и грязью форме, отчаянно цеплялись за свои позиции. Их огонь из лазганов, когда-то дисциплинированный залп, превратился в спорадический, панический шквал. Их формирования, когда-то жесткие и упорядоченные, теперь были раздроблены и фрагментированы, угрожая полностью развалиться под беспощадным натиском орков. Слабые, подумала она, это слово было горьким привкусом на ее языке. Это было не суждение об их храбрости, а отражение укоренившегося недоверия между церковью и Гвардией, раскол, рожденный разными доктринами и противоречивыми толкованиями воли Императора. Гвардия сражалась храбро, да, но без непоколебимой веры, которая питала сестёр битвы, их храбрость была хрупкой, склонной к разрушению под давлением.
.....
««Гвардеец»», —сказала она, ее голос был усилен вокс-решеткой ее шлема, прорезая грохот битвы с холодной, резкой точностью. Воздух потрескивал от невысказанной враждебности между ними, микрокосма более широкого разрыва между церковью и Гвардией. «Твой цинизм служит только ослаблению дела Императора. Мы здесь, чтобы сражаться вместе с тобой, а не судить твои усилия». Ее тон был пронизан леденящей набожностью, тонким напоминанием о ее непоколебимой вере и его кажущемся отсутствии таковой. Альберт встретил ее взгляд, отказываясь отступать. Он почувствовал вкус крови, ее резкий и знакомый привкус, рассеченную губу любезно оставила грубо сделанная дубинка орка. «Легко тебе говорить, сестра», – парировал он, его голос был напряжен от обиды. «Ты сражаешься с благословения Императора. Мы сражаемся с тем немногим мужеством и удачей, что у нас осталось». Невысказанное обвинение тяжело висело в воздухе: что сестры, защищенные своей верой и превосходным оружием, не могли по-настоящему понять жертвы простого гвардейца.
Другие Сестры присоединились к драке, их болтеры молотили контрапункт непрерывному огню оставшихся гвардейцев. Воздух наполнился визгом разрываемого металла, ревом огня болтеров и гортанными ревами разъяренного Варбосса. На короткий, ужасающий момент судьба всей линии зависела от этого единственного отчаянного противостояния. Молодой гвардеец, закаленная Сестра Битвы, объединились против общего врага, их объединенная огневая мощь была мерцающим пламенем неповиновения надвигающейся тьме.
.....
