Отрывок из книги
Я был воспитан в старых правилах и даже вообразить себе не мог, что когда‐нибудь мне прикажут убить женщину. Женщин нельзя обижать, их нельзя бить, нельзя оскорблять – нельзя, и всё тут, ни действием, ни словом. Более того, их надо защищать и уважать, им надо давать дорогу и всячески помогать, если они несут ребенка во чреве, или на руках, или везут в коляске, им надо уступать место в автобусе и в метро, а на улице удерживать подальше от проезжей части или, как это было в прежние времена, следить, чтобы на них ничего не свалилось с балконов; при кораблекрушении положено в первую очередь сажать в спасательные шлюпки женщин с маленькими детьми (ведь дети принадлежат больше женщинам, чем мужчинам). Когда происходят массовые расстрелы, женщин иногда отводят в сторону, то есть им даруют жизнь, отнимая у них мужей, отцов, братьев и даже сыновей-подростков, не говоря уж о взрослых сыновьях, то есть им, обезумевшим от горя, похожим на тени, позволяют жить дальше, и они считают годы и стареют, прикованные к воспоминаниям о том мире, который когда‐то принадлежал им и которого их лишили. Женщины волей-неволей превращаются в хранительниц памяти, ведь только они остаются, когда кажется, будто больше вообще никого не осталось, и только они могут засвидетельствовать то, что кануло в небытие.
Короче, все это мне внушили еще в детстве – и так оно и было в прежние времена, хотя отнюдь не всегда, то есть не всегда подобные правила выполнялись неукоснительно. Да, так полагалось вести себя, но скорее в теории, чем в жизни. Достаточно вспомнить, что в 1793 году на гильотине казнили французскую королеву, а очень многих женщин еще раньше сожгли на костре, обвинив в ведовстве, не говоря уж о бесстрашной Жанне д’Арк, – эти примеры всем хорошо известны.
.....
Он был немногим старше меня, ему было, думаю, около пятидесяти. Для первой женитьбы поздновато (так мне, во всяком случае, казалось), однако многие мужчины вступают в брак, только перевалив за полтинник, – со всеми предписанными для такого события церемониями, официальной регистрацией и так далее, – когда одиночество и независимость начинают восприниматься как своего рода слабость, или безволие, или покорность судьбе, а не как преимущество и безусловный плюс. Да, именно осознание своего возраста определяет наши поступки, а отнюдь не сам возраст. Пожалуй, теперь Тупра мог позволить себе брачные узы, не ломая устоявшихся привычек и не взваливая на себя чрезмерных обязанностей (сам я слишком рано прошел через это). Я представлял его все больше увлеченным кабинетной работой и созданием нового отдела, в котором мне не нашлось места.
Тупра немного помолчал. Потом легко тронул меня за локоть, словно предлагая продолжить путь, хотя мы по‐прежнему не двигались с места и стояли перед калиткой – видно, он обдумывал ответ. И я расценил это прикосновение как попытку установить не столько физический, сколько душевный контакт, как желание убедиться, что я пойму его правильно:
.....
