Читать книгу Echo of Legends: Hunters - - Страница 1
ОглавлениеEcho of Legends: Hunters
Каин родился в северной провинции, где зимы начинались раньше, чем солнце успевало покинуть осень, и продолжались дольше, чем позволялось надежде. Его мать умерла при родах, оставив на груди новорождённого багровый след – не метку, а предзнаменование. Отец, человек суровый и религиозный, утверждал, что это кара за грехи рода Варлоков. Он не бил Каина, но любовь заменил холодной дисциплиной и молитвами. Каин рос в тени, не потому что свет избегал его, а потому что он сам избегал света. Единственным теплом в его жизни была младшая сестра Элина. Она родилась, когда Каину было восемь. Он сжал её в дрожащих руках, как будто держал не ребёнка, а смысл. С тех пор он стал её щитом – не словом, а делом. Когда отец срывался на Элину за детские шалости, Каин принимал удары на себя. Когда в деревне началась чума, и мать соседей винила ребёнка за болезнь, Каин однажды вбил гвоздь в её дверь, прикрепив к ней дохлую крысу. Никто больше не тронул Элину.
Им пришлось бежать, когда охотники на ведьм прибыли в деревню. Элина начала говорить с пустотой – так говорили соседи. Мол, она смеётся в одиночестве, будто слышит голоса. Отец заявил, что это бесовщина. Каин не поверил. Он слышал, как сестра пела старые колыбельные, которых никто не учил. Он видел, как она стояла под дождём и шептала что-то в небо, а дождь вдруг прекращался. Он не боялся. Он чувствовал, что Элина связана с чем-то, что не объяснить, но и не осудить. Однажды ночью он схватил её на руки и сбежал. Они жили в лесах, скитались между руинами, прятались в развалинах старых храмов. Питались падалью, краденым хлебом и мечтами о будущем. Тогда Каин встретил Гаррика.
Гаррик был охотником. Не тем, кто убивает волков ради мяса, а тем, кто убивает то, о чём говорят только пьяные в трактире и шепчут старухи у очага. Он нашёл их у старого источника, когда Каин пытался отогреть Элину, укушенную змеёй. Гаррик не стал задавать вопросов. Он спас девочку, а потом предложил Каину выбор – остаться и умереть или идти с ним и стать охотником. Каин выбрал второе. Они жили вместе несколько лет. Элина осталась в доме охотников, под присмотром библиотекаря и алхимика. Каин учился убивать – сначала тварей, потом людей, потом страх. Время шло. Он стал другим – точным, сильным, молчаливым. Он узнал, что за миром стоит не порядок, а шепот, и тот, кто слышит его, либо сходит с ума, либо становится кем-то иным.
Всё изменилось в одну ночь, когда Каин вернулся из похода и обнаружил Чёрный Шпиль в огне. Элина исчезла. На стенах было написано кровью: «Она услышала голос». Гаррик был тяжело ранен. Перед смертью он сказал: «Ты не спас её. Ты пробудил это». Тогда Каин впервые почувствовал, как нечто внутри него проснулось. Это было не слово и не чувство. Это было Эхо. Оно не говорило с ним. Оно жгло. Как ледяной пепел, оседающий на душу. С тех пор он стал другим. Он ушёл. Один. Без имени, без цели, с единственным вопросом, который грыз его изнутри: где она?
Годы прошли, и Каин стал легендой. Охотником, который не спит. Который находит проклятых быстрее, чем они успевают произнести молитву. Люди говорили, что он одержим. Что в его взгляде пустота. Что он сам не жив. Каин не слушал. Он шёл по следу. Он убивал, потому что только в крови Эхо отступало. Он искал любую зацепку, любое упоминание о Глазе Аббадона – о том, что может быть связано с Элиной. Он знал, что это не просто похищение. Он чувствовал, что за всем стоит нечто древнее, то, что зовёт его во снах. Иногда он слышал голос – женский, нежный, исковерканный. Он звал его по имени. Иногда – умолял. Иногда – приказывал. И Каин шёл дальше.
Но чем ближе он подходил, тем больше Эхо в нём росло. Оно давало ему силу – видеть то, что скрыто, чувствовать ложь, предвидеть движения врагов. Но с каждым разом после битвы он забывал чьё-то лицо. Сначала – чужие. Потом – друзья. Потом – Гаррик. Он стал бояться за Элину. Бояться, что однажды, найдя её, он не узнает. Или, что хуже, убьёт её сам, не различив.
Он пытался покончить с собой однажды. В пустыне, среди песка и пепла, он воткнул себе клинок в грудь. Но Эхо не позволило. Он очнулся в крови и голосе. «Ты ещё нужен», – прошептало оно.
Глава 1
Никто не знал её настоящего имени. Даже она сама. Имя – это якорь, а якорь – это слабость. Лираэль научили забывать, прежде чем она научилась говорить. Детство её было не детством, а чередой теней, запахов, голосов и страха, впитанного в кожу. Говорят, она родилась в Пепельных Землях – месте, где пепел не падает, а поднимается, клубится вверх, как будто сам воздух отказывается дышать. Там, под руинами храма забытого бога, её нашли Теневые. Группа безликих существ в капюшонах, скользящих между реальностями. Они не взяли её – они вырвали. И никто не пришёл за ней.
Лираэль выросла в залах Теневого Совета, под городом, которого нет на картах. Город-иллюзия, построенный в разломе между сном и смертью. Там не было окон. Время не двигалось. Детей учили убивать, прежде чем они научились сочинять сказки. Теневые Сёстры учили её ходить бесшумно. Теневые Отцы – как читать мимику по движениям зрачка. Ошибка стоила пальца. Предательство – памяти. Если кто-то пытался сбежать, его не убивали – его тень отрывали от тела и оставляли бродить по залам, шепча предсмертным голосом, пока остальные дети не сходили с ума. Лираэль не сошла. Она училась. Быстро. Без эмоций. Без надежды. Надежда – это то, что вырывает из тени в свет. А свет – это смерть.
Однажды к ней подсадили другую девочку. Миру. На вид – младшая, но с глазами взрослой. Она плакала по ночам. Лираэль сначала игнорировала, потом пригрозила, потом ударила. Но Миру не обиделась. Она обняла её. Тихо. Без слов. И в Лираэль что-то треснуло. Она не знала, что это, но начала оставлять ей крошки хлеба, когда получала свою пайку. Начала делиться. Начала помнить. Это и стало её наказанием. Потому что Совет не терпел памяти, не терпел связей. Когда Миру в первый раз не вышла на утреннюю медитацию, Лираэль поняла: что-то сломалось. Когда её вернули – она была другой. Спокойной. Слишком спокойной. А в её глазах – отражение, будто за ней кто-то смотрел.
Совет сказал, что Миру стала «чистой». Что теперь она – сосуд. Лираэль тогда впервые поняла, что теряет не просто подругу. Теряет себя. В ту ночь она попыталась бежать. Не из-за свободы. Не из-за страха. Из-за ярости. Она знала, что Миру забрали. Что её переписали. Она хотела найти её и вытащить, разорвать эту паутину. Но тени не отпускают своих.
Её поймали на мосту между мирами. Где свет и тьма соприкасаются, но не смешиваются. Её не казнили. Её провели через Ритуал Безликой. Ей выжгли имя. В прямом смысле – вырезали его из памяти. На её лице остался узор – не татуировка, а шрам, еле заметный, проявляющийся при свете полнолуния. С того дня её нарекли Тенью. С тех пор она могла ходить между тенями. С тех пор, каждый раз, проходя сквозь тьму, она оставляла в ней частичку себя – воспоминание, ощущение, фрагмент чувства. Сначала исчезали имена. Потом – запахи. Потом – голос матери, которого она, возможно, никогда и не слышала.
Но она помнила Миру. Это было запрещено, но она помнила. Потому что не могла иначе. И Совет знал. Они не убили Лираэль. Они дали ей задание. В Люмисе появился охотник, который знал слишком много. Его звали Каин. Она не узнала имя, но сердце сжалось. Она должна была убить его. Или привести. Совет не говорил, почему. Но она чувствовала, что в этом – правда, которая касается и её.
Она нашла его в переулке, пропитанном гарью и кровью. Смотрела из тени. Он не спал три дня. Пил как зверь. Убивал как палач. И в его глазах она увидела то, чего боялась больше всего – отражение. В нём тоже кто-то жил. И этот кто-то смотрел прямо на неё. Они столкнулись. Не сразу. Не словами. Взглядом. Он знал. Она знала. И тени заволновались. С тех пор она начала следовать за ним. Не по приказу. По инстинкту. Совет понял. И наказал. Миру исчезла. Совсем. Лираэль искала её в памяти, в снах, в тенях – но там была пустота. Чёрная, как её плащ. Тогда она поняла: если хочет вернуть сестру, ей придётся предать Совет. И, возможно, предать Каина. Даже если это убьёт её.
Но в ней осталась щепка света. Малая. Хрупкая. Как имя, забытое, но не исчезнувшее. Имя, которое когда-то звучало с улыбкой. И каждый раз, проходя сквозь тень, теряя что-то новое, она повторяла его про себя. Миру. Миру. Миру.
И однажды тьма ответила. Не голосом. Холодом. Шёпотом. «Она ждёт. Но не тебя».
Она чувствовала его ещё до того, как увидела. Каин никогда не скрывался – он шёл, как буря, оставляя за собой запах пепла, кровь на стенах и дрожь в голосах. Но она чувствовала не его, а то, что в нём. Эхо. Оно касалось теней, будто скреблось по внутренней стороне реальности. Даже сама Тьма замедлялась рядом с ним, будто бы пыталась не дышать слишком громко. Лираэль скрывалась на балконе полуразрушенной колокольни, погружённой в вечный сумрак. Внизу улицы Люмиса кишели жаждущими, попрошайками и охотниками за тенями. Среди них он был как ожог. Высокий, мрачный, тяжёлый в походке. Шрамы на лице, уставшие глаза, оружие за спиной. Он искал что-то. Или кого-то. И Лираэль знала – он ищет Элину. Но не найдёт. Потому что Голос Бездны уже нашёл её первым.
Она колебалась. Это было новое чувство. Тени учили её убивать быстро, без колебаний. Но в этот раз всё было иначе. Каин не просто цель. Он – ключ. К Советам, к Миру, к ответам. Она знала, что если сейчас прыгнет с крыши и метнёт кинжал в его спину, он даже не почувствует. Эхо защитит. Оно всегда защищает своих. Она знала это – она видела, как он выживал в ловушках, в аду, на расплавленных улицах Пылающего Кольца. Она не первый раз за ним следила. Но впервые – решалась подойти.
Каин остановился у фонтана, где вода давно вытекла, уступив место чёрной смоле. Он смотрел в неё, как будто видел отражение, которое не принадлежит ему. В этот момент Лираэль спрыгнула. Не из тени. В открытую. Это было безумие. Свет фонаря коснулся её плаща – и тот зашипел, сжался, скрылся в складках. Она чувствовала себя голой. Уязвимой. Он обернулся. Не дёрнулся. Не схватился за оружие. Просто посмотрел. Их взгляды встретились.
– Ты следила, – сказал он. Голос хриплый, уставший. Как песок по стеклу.
– Ты позволял, – ответила она. Тихо. Почти шепотом.
Он медленно подошёл. В глазах у него плясал синий свет. Эхо внутри просыпалось. Она ощутила, как тень под её ногами дрогнула, как будто хотела отступить.
– Кто ты? – спросил он.
Она могла сказать правду. Могла соврать. Но почему-то выбрала третье.
– Я – та, кто знает, где твоя сестра.
Он молчал. Долго. Слишком долго. Лираэль знала, что в такие моменты обычно следует удар. Кулаком. Клинком. Или словом. Но он просто стоял.
– Лжецы – умирают быстро, – сказал он.
– Тогда слушай медленно.
Они ушли в переулок, где даже тени боялись оставаться надолго. Она рассказала ему не всё. Но достаточно. Что Совет держит кого-то, кто может быть Элиной. Что Голос уже шепчет в городе. Что Пылающий Крест что-то готовит. Каин не задавал много вопросов. Он смотрел. В ней. Сквозь неё. И она чувствовала, как каждый его взгляд разрывает один слой её лжи за другим. Ей было страшно. Но не от него. От себя. Потому что она знала: она только что предала Совет. Не официально. Не открыто. Но факт уже случился. Она говорила. Слишком много. Слишком честно. А это для Тени – хуже смерти.
Когда они расстались в ту ночь, он не поблагодарил. Не пригрозил. Просто кивнул. И ушёл в мрак. Она осталась. Её руки дрожали. Плащ дышал, как живой, пытаясь втянуть её обратно в холод. Но внутри неё теплилось нечто другое. Не надежда. Не любовь. Глупо было бы так думать. Просто… память. И в этой памяти голос. Миру. Смеющаяся. Живая. Невозможная.
Она знала, что теперь Совет пошлёт за ней. Они всегда знают. Но впервые за долгие годы Лираэль не пряталась. Она пошла прямо по улице. Сквозь огни, сквозь взгляды, сквозь страх. Потому что в этот раз она не была Тенью.
Они сидели в полумраке, каждый – как статуя, вырезанная из чёрного камня. Семь фигур за полукруглым столом, над которым не висело ни ламп, ни факелов, но комната была освещена – мягким, мертвенно-серым светом, исходящим от стен. Свет, который не бросал теней. Лираэль стояла на коленях в центре круга. Плащ её был сорван. Руки связаны. Рот – нет. Потому что Совет хотел слышать каждое слово. Каждую ложь. Каждую истину, за которую они вырвут её сердце.
– Агент 17-А, – заговорил Лорд Безгла́сный, голос его звучал, как шелест ножей по шёлку. – Ты нарушила основной кодекс: храни тьму, не освещай шаги. Ты говорила с Варлоком. Передала информацию. Совершила выбор.
Лираэль подняла голову. Один её глаз – серебристый, другой – затуманен слезами, которые не осмелились упасть.
– Вы называете это изменой, – сказала она, – но что, если это – искупление?
Кто-то из Совета усмехнулся. Кто-то – прошептал древние слова. Комната будто затряслась, но это дрожало не пространство – это прошлое начинало трескаться. Совет знал, что она не просто солгала. Она **помнила**, кем была до теней. А это было опаснее всего.
– Тень, которая помнит свет, – сказал один из них, Морвэн. Он встал. Он редко вставал. Его глаза были скрыты капюшоном, но она чувствовала, как они горят изнутри. – Ты не просто подвела нас. Ты подвела себя. Ты веришь, что твоя сестра ещё жива. Но мы дали тебе её образ. Её голос. Её лицо. Всё, что ты знала – было ложью, созданной для контроля.
У Лираэль дрогнули губы. Она хотела сказать, что знала. Хотела крикнуть, что всё равно верила. Но голос отказал. Морвэн подошёл ближе. Его рука коснулась её лба. И в этот миг она увидела.
Вспышки. Вспомнила, как вела Миру за руку сквозь горящий лес. Как прятала в подвале, когда пришли охотники Совета. Как они обещали ей безопасность – если она отдаст сестру. Как в ночи, под дождём, она произнесла своё первое клятвенное слово Тени – и утратила всё.
– Миру мертва, – прошептал Морвэн. – Но мы дали тебе её эхо. Оно было твоим якорем. Теперь ты его отвергла. А значит – ты свободна. И подлежишь уничтожению.
Он отступил. Совет не кричал. Не выносил приговоры громко. Их решения – как смерть от яда: молчаливы, быстры, необратимы. Один из слуг привёл палача. Существо без лица. Руками, будто вытянутыми из мрака, оно коснулось плеча Лираэль.
– Последнее слово? – спросил Безгласный.
Она подняла голову. Впервые за всё время. Взгляд её был чист, будто заново рождён.
– Эхо знает ваши имена, – сказала она. – Оно уже идёт за вами.
И в этот момент пламя прорвало потолок.
Глава 2
Пламя сорвалось с потолка не как огонь, а как крик. Оно не жгло стены – оно вытягивало из них цвет, звук, смысл. Палач отшатнулся, впервые за столетия ощутив страх. Совет вскочил. Морвэн вытащил клинок, вырезанный из осколка полночной молнии. Но было поздно. В разлом между мирами шагнула тень, которую они не ждали.
Это была не Лираэль.
Это была сама Тьма, взбунтовавшаяся против своих создателей.
Вспышка. Один из членов Совета рассыпался в пепел, не издав ни звука. Безгласный попытался произнести проклятие, но язык его отмер. Морвэн кинулся вперёд – но Тьма отразила удар его клинка. И только тогда, в сердце хаоса, среди пепла и криков, Лираэль поняла: она не была жертвой. Она была дверью.
Плащ из теней, сорванный в начале казни, вернулся – как волна, как присяга, как ярость. Он обвился вокруг её тела, затянул в себя суть разрушенной камеры. Связи на её руках исчезли, словно их никогда не было. А за спиной – зияющая трещина в пространстве, шепчущая голосами, которых никто не должен был слышать.
– Миру, – прошептала она, – я иду.
Она прыгнула в разлом.
Каин проснулся с криком. Его сердце стучало, будто билось не в груди, а в чьей-то чужой ладони. Он не знал, почему. Он не знал, откуда боль. Но он знал – это была она. Лираэль. И она жива. Или умерла и восстала. Или умерла, и теперь идёт за ним.
Он стоял посреди лагеря, под луной, которой не было в небе. Охотники спали. Звери прятались. И только Эхо внутри него шептало слова, которые звучали как предупреждение.
– Пламя сорвало её с крюка, – сказал он себе вслух. – А значит… она будет искать свет. Или уничтожать его.
Он сжал меч. Серебряные жилы на клинке запульсировали в такт его сердцу. И Каин понял – их дороги снова сойдутся. Но теперь… теперь между ними лежала кровь, ложь, и то, что пробудилось в ней.
Каин шёл по бездорожью, которое знало только мёртвые шаги. Под ногами – зола. В воздухе – стальные нити холода. Мир вокруг будто замер, ожидая чьего-то последнего вздоха. Он не знал, почему его влекло именно туда – к старым каменным хребтам, где некогда стояли башни Первых Охотников. Но Эхо внутри него молчало. И это молчание тревожило больше, чем любые слова.
Он двигался один. Графитовые горы впереди выглядели как застывшие волны чёрного моря. Их пики терялись в пепельных облаках. Когда-то здесь находился один из аванпостов Чёрного Шпиля – заброшенный, разрушенный, забытый. Но Каин знал: если Лираэль жива, если её вытолкнуло в этот мир нечто большее, чем просто случай – она оставит след. Не крик, не зов. Но след. Отголосок.
Первый он почувствовал ещё до входа в развалины. Камни под его ногами были тёплыми. Это было невозможно – ночь здесь держалась даже днём. Но что-то согревало землю. И Каин знал, что это не солнце. Он прошёл сквозь узкие ущелья, где мхи были чёрными, а деревья – высохшими, но не мёртвыми. Они смотрели на него. Дышали без ветра. Прислушивались.
Он добрался до арки, за которой некогда стояли Залы Очищения. Их больше не было. Только полусожжённая лестница, разбитый алтарь, и… кровь. Она стекала по стенам, будто кто-то выплеснул её недавно. Но Каин знал – это не была обычная кровь. Это был след памяти. Он коснулся стены, закрыл глаза.
– Покажи.
И мир обрушился на него.
Вспышка – тень, идущая сквозь пламя. Лираэль. Она в новом облике – её плащ теперь не ткань, а нечто живое. Он шепчет ей, защищает её. Она держит в руке кинжал, изогнутый, как улыбка предателя. Она идёт через развалины, за ней не остаётся следов. Но на стене она пишет. Пальцем. Своей кровью. Послание для одного.
"Не иди за мной, Каин. Или станешь частью Эха."
Видение гаснет. Каин падает на колени. Эхо внутри него взвывает, и он впервые чувствует – страх. Она знала, что он придёт. Она оставила ловушку в собственных воспоминаниях.
И всё равно он идёт дальше. Потому что не верит. Потому что хочет найти её. Или остановить. Или умереть рядом. Он сам уже не знает.
Ветер поднимает пепел с камней. Где-то впереди – Долина Эха. Он чувствует её приближение. Там время течёт вспять. Там возможно увидеть тех, кто ещё не умер. Там, возможно, он найдёт ту, которую когда-то любил. Или того, кем он мог бы стать.
Он шагнул в Долину, словно входил не в место, а в память, выцветшую от боли. Земля под ногами была гладкой, как стекло, но не отражала ничего – ни его самого, ни неба. Над головой висела луна, распятая среди облаков, как глаз, что никогда не мигает. Она не двигалась. И казалось, что время здесь мертво – не остановлено, а именно мертво. Умерло, истлело, и сгнило где-то под камнями.
Каждый шаг отзывался эхом, но не настоящим, а тем, что повторяло не звук, а чувства. Он слышал, как где-то позади себя плачет ребёнок. Но когда он обернулся, там не было никого. Лишь тень его собственной вины, растянутая по земле. Он сжал кулак. Эхо становилось сильнее.
Каин знал, что Долина – не просто аномалия. Это место, где всё, что ты скрываешь, становится телом. Где сожаления ходят на своих ногах, а ошибки прошлого могут заговорить. Ему рассказывал Гаррик, наставник: если в Долине ты слышишь голос матери, убитой двадцать лет назад – не отвечай. Если увидишь себя – беги.
Но он не бежал.
Он шёл. Мимо застывших деревьев, листья которых падали вверх. Мимо озера, в котором отражалась не вода, а будущая смерть. Он узнал Чёрный Шпиль в его глубине, расколотый пополам, и себя – стоящего на краю и держащего тело в руках. Маленькое. Лёгкое. Сестра.
Он отвернулся и пошёл дальше. Эхо внутри него молчало. Но не потому что спало. Оно прислушивалось. Долина влияла даже на него. Каин чувствовал, как изменяется его дыхание, как мысли начинают повторяться, будто кто-то внутри него шепчет их обратно, чуть искажая смысл.
Он нашёл её игрушку спустя два часа. Маленькая кукла из ткани и золы. Без лица. Без звука. Она лежала на осколке камня, как жертва, принесённая богам. Он узнал её сразу. Это была та самая кукла, которую он подарил Элине в их последнюю зиму. Когда она ещё улыбалась. Когда мир ещё был жив. Но тут, в Долине, он понял ужасное.
Он бросил её здесь не в прошлом. А в будущем. Он увидел, как его рука, дрожащая, отпускает куклу. Он не знал, когда это произойдёт, но знал – произойдёт. Значит, он **вернётся сюда**. С ней. И оставит её одной.
– Нет, – выдохнул он. – Я не сделаю этого.
Но Эхо в нём только тихо засмеялось. Не злобно. Не громко. Как бы зная – ты уже сделал. Всё, что было, будет. Всё, что будет, уже было. И ты не спасёшь её.
Каин поднялся. Он не взял куклу. Он оставил её там, где она лежала. Потому что знал – забери он её сейчас, и он нарушит ткань того, что ещё не произошло. А, может, это именно то, чего Эхо и добивается.
Дальше – Плачущий Утёс. Там, по слухам, можно услышать шёпот живых, ещё не умерших. Может, именно там он найдёт след Лираэль. Или её саму.
Он вышел к Плачущему Утёсу под гул безветренного грома. Каменная стена поднималась из земли, словно хребет мёртвого титана, и разрезала горизонт напополам. Из трещин сочилась вода – не каплями, не струями, а будто **плакали глаза**, спрятанные в камне. Эти слёзы были густыми, как ртуть, и не стекали вниз, а висели в воздухе, медленно подрагивая.
Каин остановился. Сердце в груди грохотало, как кулак по мраморной двери. Он знал: здесь нельзя лгать. Утёс слышал мысли, говорил голосами тех, кого ты потерял, и показывал не то, что ты хотел увидеть, а то, от чего всегда бежал.
Первый голос пришёл как вздох:
– Каин… ты ведь обещал.
Он замер. Это был её голос. Элина. Мягкий, детский, но уже с надломом, которого он не знал раньше. Голос не звучал извне – он был **внутри него**, но словно и рядом тоже. Он обернулся – никого.
– Ты сказал, что больше не оставишь меня одну, – голос снова наполнил воздух, и теперь он шёл от Утёса. Не с одной точки – со всей его поверхности. Будто каждая трещина, каждый капающий шрам в камне говорил.
Он медленно пошёл вперёд. Плащ цеплялся за острые камни. Тени – не его – тянулись из-под ног и дрожали.
– Ты сжёг деревню ради меня.
– Ты убил тех, кто не должен был умирать.
– Всё, что осталось – это я. И даже меня ты не спас.
Голоса сливались, становились хором. Элина, мать, Гаррик, даже Лираэль. Они говорили одновременно. И все говорили одно:
– Каин, остановись. Пока ещё можешь.
Он сжал зубы. Шагнул ближе. Утёс вдруг зашевелился. Из его поверхности вышло нечто. Не человек. Не тень. Это был он сам. Старший. Измождённый. С белыми, как снег, глазами и кожей, покрытой письменами – знаком Эха. Тот, кем он станет, если сдастся. Если позволить Эху говорить вместо себя. Он знал этот взгляд.
– Хочешь спасти её? – спросил двойник. Голос был низким, чужим. – Тогда ты должен умереть. Здесь. Сейчас. Чтобы я родился.
Каин вытащил клинок. Но тот уже держал свой. Зеркальный. Из слёз Утёса. И когда их клинки столкнулись, мир содрогнулся. Камни закричали. Голоса внутри него захлебнулись.
Он бился сам с собой – но не телами, а судьбой. За каждое движение платил воспоминанием. Удар – и он забывал, как звучал смех Лираэль. Ответ – и исчезал голос Гаррика. Он понял – бой не для победы, а для потерь.
Когда он рухнул на колени, его двойник исчез. И Утёс замолк. Теперь он был пуст.
Каин стоял, тяжело дыша. Память болела. Но среди обломков, на самом краю пропасти, он увидел знак. Выцарапанный на камне. Тот же, что был на теневом плаще Лираэль. Она была здесь. Недавно.
И рядом – цветок. Не росший. Положенный. Он узнал его. Серебряная пыльца. **Плачущий лотос.** Лираэль однажды сказала, что его сажают на могилах тех, кого всё ещё любят.
Она оставила его ему.
Или – прощалась.
Каин встал. Дальше шла тропа, ведущая к Границе Сна – туда, где тени перестают быть тенями. Где, по слухам, Совет держит тех, кто перешёл черту. Там он найдёт её. Или хотя бы того, кто забрал.
Глава 3
Граница Сна начиналась там, где карта переставала быть правдой. Старые охотники говорили: если пройдёшь через девять колец Тумана и всё ещё будешь помнить своё имя – значит, у тебя есть душа. Но в этом Каин не был уверен уже давно.
Тропа стала узкой, будто её выжгли по лесу чем-то горячим. Кроны деревьев висели над головой, словно пасти, готовые сомкнуться. Свет здесь не жил. Он только мерцал, как последнее дыхание умирающего костра. Листья шептали, и этот шёпот был именами – тех, кто зашёл слишком далеко и не вернулся. Имён было слишком много. Среди них мелькнуло его собственное.
На втором кольце тумана Каин почти повернул назад. Он увидел Гаррика – таким, каким тот был в последний день: окровавленный, но улыбающийся. Тот стоял у обломков охотничьего лагеря и звал его вернуться, говорил, что Элина спасена, Лираэль жива, всё можно исправить. Каин знал: если сделает шаг к нему, останется здесь навсегда, спящий, довольный ложью. Он прошёл мимо. И Гаррик исчез, как песок в ветре.
На пятом кольце была Элина. Сидела у сломанной куклы, что когда-то держала в руках перед тем, как исчезнуть. Она не говорила. Только смотрела. В глазах был укор. Каин упал на колени. Он хотел обнять её, попросить прощения, но как только потянулся – та исчезла, оставив после себя только детский смех, изломанный и чужой. Он почувствовал, как Эхо внутри него хищно шевельнулось.
На седьмом кольце пришли они – безглазые охотники Совета, тени в человеческом облике. Они не говорили, не угрожали, просто встали у дороги, загородив путь. У каждого на груди – символ, вырезанный ножом: глаз, окружённый кольцом пепла. Знак Теневого Совета. Каин не остановился. Он прошёл сквозь них, и каждый, к кому он прикасался плечом, рассыпался в пыль, оставляя после себя холод.
И тогда туман исчез. Перед ним открылся город, построенный не по чертежам, а по снам. Башни висели в воздухе, улицы шли вверх, и всё было затянуто лунным светом, который не давал тепла. Здесь никто не ходил по земле – только по теням. И всё молчало. Это была Граница Сна – последняя обитель до того, как память стирается, а тело становится сосудом.
Каин знал, кого ищет. Его цель была в Центральной Башне – там, где Совет вершил свои тайные суды. Но путь к башне лежал через Зеркальную Площадь. Там, по легенде, тень и плоть сливались, и если сердце не чисто – отражение выходило наружу, чтобы занять твоё место.
Он ступил на площадь. Вокруг – десятки зеркал, разбитых, но не уничтоженных. В каждом – он сам. Но не такой, как сейчас. Один – юный, с глазами, полными надежды. Другой – старик, изуродованный Эхо. Третий – мёртвый, лежащий на руках Лираэль. Отражения не копировали его. Они были тем, кем он мог стать.
В одном из зеркал он увидел её. Лираэль. Стояла на коленях перед Советом. За её спиной – чёрный плащ, будто живой. Её лицо было бледным, но в глазах горел свет. Свет боли и гнева.
Совет восседал на тронах из костей и чернил. Лица были скрыты масками – один в форме черепа ворона, другой – без глазниц, третий – с улыбкой, вырезанной от уха до уха. Они смотрели на неё и говорили, но слов не было. Только шипение.
Приговор.
Каин ударил по зеркалу. Оно не разбилось. Но дрогнуло. Он приложил руку – и мир потемнел.
Внутри Башни не было лестниц. Не было дверей. Только темнота, живущая между вспышками чужих воспоминаний. Каин шагал по воздуху, как по трещинам мира, чувствуя, как каждый новый шаг вырывает из него что-то личное. Он видел всполохи чужих судеб – женщину, бросающую младенца в реку, воина, сжигающего храм с монахами внутри, юношу, поцелуем отравляющего брата. Башня питалась этим. Башня была голодна.
На каждой высоте всплывали лица. Иногда – знакомые. Гаррик, хрипящий от боли, с распоротой грудью, в последний миг перед тем как исчезнуть. Мать, закрывающая лицо рукой, чтобы не смотреть, как он берёт в руки клинок в первый раз. Лираэль – улыбающаяся, тёплая, ещё до того как стала Тенью. Он отворачивался, но они возвращались. Он поднимался выше, и Эхо внутри него росло. Его пульсация сливалась с биением сердца.
На вершине, в Тронном Зале, было холоднее, чем в мёртвом лесу. Тени сидели полукругом. Их было девять, и все были безликими. Только одна фигура стояла: Лираэль. Её держали в воздухе нити теней, как марионетку. Её плащ стонал. Её губы были прижаты нитями. Она не могла кричать. Она не могла защищаться.
– Ты опоздал, – сказал один из Совета. Голос звучал не изнутри тела, а отовсюду, как скрежет по стеклу. – Суд свершился. Она предала наш договор. Нарушила священное правило. Произнесла имя Миру вслух. А это имя – мёртвое. Мёртвым не дают говорить.
– Она – не ваша, – сказал Каин. Голос был ровным. Не потому, что он был спокоен. А потому что ярость внутри него была уже дальше предела. Он чувствовал, как Эхо толкается в груди, желая выйти.
– Она принадлежит Тени. Она предала Ночь. А ты, Каин Варлок, пришёл с грузом, который мы знаем. Ты несёшь то, что разбудит Голос.
Каин шагнул ближе. Один из членов Совета протянул руку – пространство вокруг искажил разряд, и пол с треском ушёл вниз, оставив бездну между охотником и узницей.
– Вернись, – сказали они. – Или ты выпустишь то, чего не сможешь остановить.
Каин смотрел на Лираэль. Её глаза дрожали – не от страха. От гнева. От вины. От воли. Она не хотела быть спасённой. Она хотела – встать сама.
– А если я не отступлю?
– Тогда ты станешь тем, кого мы убьём без сожаления. Так же, как убили бы Элину. Так же, как убьём всех, кто несёт Эхо.
И тогда Каин улыбнулся.
– Уже поздно.
Он шагнул в пропасть. В тот же миг Эхо вырвалось из него, не полностью, но достаточно, чтобы вспыхнули глаза, и по руке пошли синие трещины света. Он не падал – он летел. Приземлился у подножия трона, разрубив невидимые нити одним взмахом клинка, и Лираэль упала в его руки. Тени зашевелились. Башня задрожала.
Совет не исчез. Но замолчал. Их голос унесло вихрем.
– Вставай, – сказал он. – Мы ещё не выбрались.
Она поднялась. В глазах у неё пульсировала серебряная ярость.
– Я помню, – прошептала Лираэль. – Я помню всё.
Когда их шаги зазвучали в коридорах Башни, стены застонали. Чёрный Шпиль, веками служивший храмом Теней, ощутил предательство и начал рушиться. Камень вибрировал, словно сердце мёртвого титана, пробуждённого от векового сна. Вдоль стен, словно жилы, потекли трещины, из которых сочилась жидкая тьма. Она шептала, умоляла, обещала силу, если только они сдадутся. Каин не слушал. Лираэль – тоже.
– Где выход? – спросил он.
– Здесь нет выхода, – ответила она. – Только путь Границы. Сквозь Сон. Сквозь Забвение.
Он взглянул на неё. Лицо её было мертвенно-бледным, волосы трепались в теневом ветре, но в глазах горел огонь, которого он не видел раньше.
– Тогда покажи.
Они побежали. Башня за ними оживала. Коридоры сдвигались. Пол менял направление. Лестницы исчезали, а на их месте появлялись узкие мосты из костей забытых Охотников. В каждой из стен слышались крики. Крики тех, кто когда-то шёл этим путём – и не вернулся. Похоже, Чёрный Шпиль сам решил, что они больше не гости.
За каждым поворотом возникали твари, которых не должно было быть: человекоподобные существа с вытянутыми шеями, плачущие ртами на груди. Лираэль щёлкнула пальцами – и одна из теней вырвалась из её плаща, превратившись в зверя с десятью глазами. Она направила его вперёд. Существо бросилось на врагов. Тьма на тьму. Каин отбивался от тех, кто подходил близко, и каждый раз, когда меч входил в плоть, он чувствовал, как Эхо внутри него пульсирует сильнее, злобнее.
Наконец они добрались до Зала Песка – места, где время и сны пересекались. В его центре, на платформе, парил Серый Камень – порог между мирами. Вокруг него – спиральный вихрь света, внутри которого вспыхивали сцены: города, которых больше нет, лица погибших, моменты, которых никогда не было. Ложные воспоминания, ловушки разума. Каин замедлил шаг.
– Это путь? – спросил он.
– Нет, – ответила Лираэль. – Это Испытание. Если войдёшь – увидишь, что могло быть. Что никогда не будет. И что ты потеряешь.
Каин шагнул вперёд.
Всё исчезло.
Он стоял на лугу. Солнце било в глаза. Элина смеялась. Она была ребёнком. Без печати на лбу. Без Голоса внутри. Мать жива. Дом цел. Он держал в руке яблоко, не меч. Всё было… спокойно.
– Каин, – прошептала она. – Ты можешь остаться.
Он не двигался. Пальцы сжались.
– Каин, – голос стал холоднее. – Зачем тебе бороться?
В этот момент он увидел за спиной Элины Тень. Она вытягивалась из земли, глаза вспыхивали один за другим. Голос Бездны. Он уже был здесь. Прячется даже в мечтах.
Он закрыл глаза – и вскрикнул.
Когда он очнулся, стоял у Камня, дыша тяжело. Лираэль рядом, кровь текла из её носа, но она держалась.
– Мы готовы? – спросила она.
– Готовы, – ответил он.
Они взялись за руки. Камень вспыхнул. Мир сжался в точку. Гравитация исчезла. Пространство свернулось в ленту, и они шагнули туда, где сон и смерть были одним и тем же.
Они ушли из Башни.
С этого момента их преследовала не просто Тень. Их преследовала Вечность.
Мир встретил их без звука.
Сон, Граница, Забвение – называй как хочешь, здесь не было правил. Земля под ногами казалась зыбкой, будто шагали по пеплу, который помнил тепло своих мертвецов. Над ними – небо без цвета. Ни солнца, ни луны, только медленно вращающиеся силуэты разрушенных замков, деревьев наоборот и чьих-то лиц, застывших в крике. Здесь даже время боялось идти вперёд.
Лираэль встала первой. Тень её плаща извивалась нервно, будто чувствовала угрозу. Каин поднялся медленно, будто сбрасывая с себя не только усталость, но и остатки сна, что пытался приклеиться к сознанию.
– Где мы? – спросил он.
– В том месте, откуда не возвращаются, – ответила она. – Но мы – исключение.
Они шли сквозь туман. Вдали слышался смех. Детский. Он пробивался сквозь серую тишину, как игла через плоть. Каин остановился.
– Ты это слышишь?
– Да. Это она.
Они шли на звук. Постепенно туман начал расступаться, обнажая силуэты разрушенной деревни. Дома, сложенные из старых костей и почерневшего дерева, стояли криво, будто ждали, когда рухнут. Воздух был густой, словно налитый слезами. Среди домов бродили тени – сгорбленные фигуры, чьи лица были спрятаны под чёрными вуалями. Они не нападали. Они просто смотрели. Словно ждали, пока пришельцы совершат ошибку.
И вот они увидели её.
Женщина в белом платье стояла у разрушенного колодца. Волосы, спутанные, как паутина, закрывали лицо. В руках – маленькая кукла. Она пела, тихо, фальшиво, детскую песенку без слов. Когда они подошли ближе, она замерла.
– Вы пришли за ней? – спросила она.
– За кем? – голос Каина прозвучал твёрже, чем он сам ожидал.
Женщина подняла голову. Её лицо… не было лицом. Только чёрная дыра, зияющая вместо глаз и рта.
– За моей дочерью. Церковь сожгла её. Я звала, но никто не пришёл. Теперь я зову чужих.
– Дети, – прошептала Лираэль. – Это она забрала их?
– Я забираю только тех, кто одинок, – произнесла ведьма. – Я дарю им сон, где они счастливы. Лучше, чем эта боль. Лучше, чем реальность.
Каин шагнул ближе.
– Но они живые.
– А она была живой. И что? Её сожгли на костре, как еретичку. Она просто говорила с цветами. А теперь я одна. И ты, охотник, ты принесёшь мне её.
Вокруг них начали появляться дети. Сначала тени, потом – образы: мальчики и девочки, безмолвные, с пустыми глазами, держащиеся за руки. Один из них держал куклу, как у ведьмы. Другой – засохший цветок. Один – вырванную страницу книги.
Лираэль встала рядом с Каином.
– Что будем делать?
– Мы можем отдать ей что-то, – сказал он. – Куклу. Память. Иллюзию. Или сразиться. Но тогда деревня погибнет.
Ведьма смотрела, не мигая.
– Выбор, – прошептала она. – Или я получаю ребёнка – или вы получаете проклятие.
Каин смотрел на куклу в её руках. Потом – на Лираэль. И в его голове раздался голос. Не ведьмы. Эхо. Оно шептало: отпусти. Подчинись. Позволь мне освободить их всех.
Каин вытянул руку – и внезапно сам стал вспоминать. Вспомнил, как держал Элину, когда та болела. Как рассказывал ей сказку. И вспомнил, что в той сказке была героиня. Тоже ведьма. Но добрая.
Он шагнул вперёд. Достал из-за пазухи куклу – ту, что когда-то держал для Элины. Он всегда носил её с собой. Воспоминание. Талисман.
– Это она, – сказал он. – Она всегда была с тобой.
Женщина замерла. Протянула руки. Взяла куклу – и заплакала. Слёзы текли по пустоте, по чёрной дыре, по небытии. И деревня исчезла. Дети исчезли. Остался только ветер.
Каин опустился на колено.
– Что это было? – прошептал он.
– Первый из многих выборов, – сказала Лираэль. – И не последний.
Тьма расступилась. И путь открылся. Дальше – к Долине Эха, где прошлое ждёт тех, кто ещё не пришёл.
Глава 4
Туман растаял, оставляя за собой след из мокрых теней и осевших голосов. Каин и Лираэль вышли за пределы мёртвой деревни, унося с собой тишину, которая уже никогда не покинет их полностью. Впереди простирался холмистый ландшафт, выжженный, как старая пергаментная карта, залитая чернилами времени. Небо оставалось неподвижным, как взгляд слепого, и только впереди – вдалеке – слышалось слабое эхо. Оно отзывалось в костях, в шрамах, в самых потаённых воспоминаниях.
Долина Эха лежала за древним ущельем, которое называли Скалами Слова. Их так называли не потому, что кто-то в них говорил, а потому что они никогда не замолкали. Шепот ветра здесь был голосами: забытыми именами, недосказанными клятвами, обрывками молитв, отголосками мольбы. Говорили, что любой, кто идёт через Слова, должен выслушать себя самого. Полностью. Без лжи.
– Мы почти у цели, – произнесла Лираэль, пряча лицо под капюшоном. – Но здесь всегда один вопрос.
– Какой?
Она взглянула на него. В её взгляде было отражение того, чего Каин ещё не знал.
– Кто ты был… до того, как стал тем, кто идёт сюда?
Они вошли в расселину. Скалы сомкнулись над ними, как челюсти исполинского зверя, и всё вокруг наполнилось звуками. Тысячи голосов. Некоторые кричали, некоторые пели. Но один голос был особенным – он был знаком Каину. Собственный. Только младше. Чище.
– Ты не спас меня, – говорил он. – Ты убежал.
Каин замер.
– Это… нет…
– Это ты, – шепнула Лираэль. – Это испытание. Ты не можешь пройти дальше, пока не признаешь то, от чего бежал.
Из скал вышел мальчик. Маленький, в старой куртке. Его глаза были синими, как Эхо, но не светились – просто смотрели. Без упрёка. Без гнева. Только с тем сожалением, что может быть у ребёнка, когда он понял, что его бросили.
– Элина тогда не плакала. Только держала мою руку. А я… – Каин сжал кулаки. – Я отпустил.
– Ты должен снова прожить это, – сказала Лираэль. – Или мы не дойдём до Долины.
– А если не смогу?
– Тогда мы останемся здесь. Навсегда.
Каин сделал шаг вперёд. Земля затряслась. Из-под скал выползли силуэты: его ошибки. Они были похожи на людей, которых он не спас. Женщина с выжженным лицом. Старик, которому он закрыл глаза. Мальчик с оторванной рукой. Они окружили его. И все говорили – теми голосами, что звучали в его голове каждую ночь.
– Предатель.
– Бессердечный.
– Охотник? Нет. Убийца.
– Спаси нас, Каин. В этот раз – не убегай.
Он стоял в круге. Невозможно было бежать. Можно было только принять.
Каин опустился на колени.
– Я помню вас. Каждого. Я не бог. Я человек. Я спасал – но не всех. Я убивал – даже тех, кто просил пощады. Я… я сожалею.
Тишина. Впервые за всё это время – полная, абсолютная.
Силуэты растаяли. Мальчик протянул руку – и в его ладони была игрушка. Та самая, что Каин потерял много лет назад. Он взял её.
– Она простила тебя, – сказал мальчик. – Прости и ты себя.
Мальчик исчез.
Скалы разошлись.
А за ними – Долина Эха. Где реки текли вверх, а небо было зеркалом. Где каждый шаг звучал эхом будущего. Где призраки ещё не умерших шептали имена тех, кто должен умереть. А на одном из камней – уже было вырезано имя Каина Варлока.
Но прежде чем войти, Лираэль остановила его.
– Ещё одно испытание ждёт нас внутри. Долина не только помнит. Она питается правдой. И если хоть один из нас соврёт себе – она не отпустит.
Они стояли на пороге Долины Эха, когда небо над ними дрогнуло, будто его кто-то зацепил невидимой рукой. Воздух стал вязким, как чёрная смола, и Каин почувствовал, как Эхо внутри него сжалось, затаилось, будто распознавало знакомое – древнее, тлетворное присутствие. Он посмотрел на Лираэль. Она застыла, глаза расширились, будто она что-то услышала. Что-то, чего он не мог уловить.
– Лираэль? – спросил он.
Она ничего не ответила, только сделала шаг назад. Её плащ затрепетал, словно в невидимом ветре, и тени, что всегда послушно обвивали её тело, дрогнули и начали двигаться… против её воли. Они вытягивались, обвивались вокруг её рук, щиколоток, рта. Лираэль попыталась что-то сказать, но тень уже проникла в её горло, заглушая голос. Словно кто-то изнутри мира вытянул к ней руку и тянул – медленно, с наслаждением.
– Что за… – Каин выхватил клинок, и он запылал синим светом, отзываясь на зов Эха, – Лираэль, держись!
Он метнулся вперёд, но тьма разрослась, как чёрный цветок. Его меч пронзил пустоту, а затем что-то оттолкнуло его с силой, способной сломать кости. Каин врезался в каменную плиту, из груди вырвался хрип. Когда он поднял голову, Лираэль уже была почти полностью окутана чернотой. Только её глаза – серебристый и тёмный – ещё были видны, полные ужаса и осознания.
– Это не твоя битва, Каин… – её голос прозвучал не изо рта, а из самой тени. – Он… нашёл меня…
Каин встал, дрожа, сжав клинок так, что костяшки побелели.
– Кто?
Но в этот момент всё рухнуло. Вспышка тьмы разорвала воздух, тень схлопнулась внутрь, как воронка, и Лираэль исчезла.
Осталась лишь чёрная метка на земле – зловещий узор, напоминающий знак Теневого Совета, только искажённый, наполненный первородной энергией. Каин подступил к нему. Ветер завыл сквозь расселину, словно смеялись тысячи глоток.
И среди них один голос, который он узнал бы среди миллионов. Эхо Голоса Бездны:
– Призрак вернётся… только когда охотник принесёт жертву.
Каин сжал зубы. Он чувствовал, как внутри него Эхо пыталось восстать, ответить. Но он подавил его.
– Я найду её, – прошептал он. – И если ты встанешь между нами – я разорву саму тьму.
Он не заметил, что за его спиной каменная стела в Долине сменила имя. Теперь на ней было написано:
"Лираэль. Та, кто шагнула вглубь себя. Та, кого больше не помнит свет."
Теперь Каин был один. Но путь продолжался.
Не зная что делать он двинулся по тропе через большой лес. Пройдя так какое то время он увидел свет в дали и построения. Это была какая то деревня…
Деревня называлась Крест-Ливень. Название было странным, но подходящим: ливни здесь шли почти каждый день, и единственная дорога вела к перекрещенным деревянным аркам, обвитым мхом и обрывками молитвенных лент. Словно время здесь шло по кругу – медленно, вязко, безысходно.
Каин вошёл в трактир, отряхивая с плаща дождевую воду. Воздух внутри был насыщен дымом, кислым пивом и усталостью. Люди смотрели на него вскользь – не с враждебностью, а с той осторожной настороженностью, которую хранят в отношении любого, кто носит оружие с такой уверенностью.
Он сел за стол в углу и заказал пива – не потому что жаждал вкуса, а потому что хотел хоть ненадолго раствориться в чём-то обыденном. Мгновение – и кружка появилась перед ним, пенясь по краям, теплая, тяжёлая, как забвение. Он сделал глоток. Пиво было горьким, в нём было больше боли, чем хмеля. Как и в этой деревне.
– Ты охотник? – голос раздался сбоку, хриплый, как ржавый замок. Каин не сразу посмотрел. Он уже знал, кто говорит: всегда был кто-то, кто подсядет первым. Не слишком пьяный. Не слишком чистый. Именно такой.
Мужчина был невысокий, плотный, волосы спутаны, как солома в грязи. Глаза – жёлтые, острые, живые.
– Зависит от дичи, – сказал Каин, не поворачиваясь.
– У нас есть… проблема. – Мужчина опёрся на стол, и Каин услышал, как скрипит его куртка, пропитанная потом и ливнем. – Ведьма в лесу. Забирает людей. Детей. Лошадей. Даже скот. Сначала думали – зверь. Потом – дикие. Потом… – он понизил голос, – она пришла к нам. Ночью. В белом. Плакала, как будто ищет кого-то.
Каин повернулся. Только теперь. Смотрел прямо в глаза.
– Где?
– Лес к северу отсюда. Старый. Никто туда не ходит. Кроме неё. Только одно условие… – мужик потянулся к сумке, бросил на стол мешочек. Звук звонкий. – Деньги вперёд. Потому что никто ещё не возвращался.
Каин допил пиво. Поставил кружку. И впервые за всё время позволил себе лёгкую усмешку.
– Я вернусь. Даже если придётся выйти не человеком.
Он взял мешочек. Поднялся. Мужчина отвернулся, как будто уже жалел, что заговорил.
Каин вышел в ночь, а за его спиной трактир снова зажил своей тусклой жизнью. В небе громыхнуло. Где-то далеко во тьме шевельнулся лес.
И в нём, как он уже чувствовал, была не просто ведьма.
Там была история, которая ждала, чтобы её завершили кровью.
Ночь была чернильной. Дождь стих, но небо осталось тяжелым, будто сама тьма собралась над лесом, откуда никто не возвращался. Каин шел без фонаря – свет мог привлечь внимание, а он предпочитал быть охотником, а не дичью. Плащ сливался с мраком, сапоги ступали по сырой земле, не издавая звука. Лес был не просто старым – он был древним. Таким, в котором корни деревьев хранят не только влагу, но и воспоминания. Стволы изгибались, словно смотрели, и каждое дерево казалось приговором.
Он чувствовал это почти сразу – давление на грудь, невидимую тяжесть в воздухе. Где-то среди тумана зашептались ветви. Каин замер. Глаза начали светиться синим. Эхо внутри него ожило.
– Здесь было страдание, – прошептал голос из глубин его разума, и в этот момент Каин увидел отголосок – не просто тень прошлого, а смазанное, мерцающее зрелище боли. Женщина в белом – лицо закрыто волосами, руки вытянуты вперёд. Она кричала. Никто не слышал.
Он сделал шаг и лес ответил. Тень вырвалась из-под земли и пронеслась мимо. Холод пронзил кожу. Сухие листья под ногами начали извиваться, как будто жили. А потом – тишина. Абсолютная.
В центре рощи стояла хижина, сложенная из мха, костей и черно-серого дерева. Крыша была обвита волосами. Они шевелились. Каин подошёл. Дверь открылась сама. Изнутри – тьма. Ни запаха, ни звука. Но он шагнул внутрь.
Ведьма ждала. Но это была не ведьма. Это была она. Лираэль. Или то, что осталось от неё.
Она сидела у очага, лицо наполовину в тени. Волосы спутаны, глаза неестественно спокойны. Плащ теней лежал рядом, почти безжизненный. Она не посмотрела на него. Только сказала:
– Ты долго шел, Каин. Даже для тебя.
Он застыл. Сердце оборвалось. Рука сжала рукоять меча, но не вытянула.
– Это иллюзия. Обман. – Он говорил себе. – Ты исчезла. Тебя забрала магия. Это не ты.
Она повернулась. Лицо было её. Но и не её. Черты исказились чем-то… древним. За её спиной в темноте на миг вспыхнули глаза. Сотни. Смотрящие. Шепчущие.
– Голос нашёл меня, – сказала она. – Не как врага. Как сосуд. Как переход. Как эхо. Я была слабее тебя, Каин. И он вошёл в меня. Не полностью. Ещё нет. Но… скоро.
Он шагнул вперёд. Она не двигалась. Только наблюдала.
– Зачем ты здесь?
– Чтобы ты выбрал, – прошептала она. – Или убьешь меня – и разрушишь то, что осталось доброго. Или попытаешься спасти – и Голос разорвёт нас обоих. Но знай: он уже рядом. Он видит. Он слышит.
Вдруг воздух задрожал. Потолок начал рассыпаться, словно гниль проросла по реальности. Из углов потекли шепоты. Каин выхватил меч. Синий свет вырвался из клинка.
– Я верну тебя, Лираэль. Даже если ты уже не хочешь быть спасённой.
Ведьма – неведомое, сплетённое из Лираэль и Голоса – встала. Плащ поднялся, оживая. Глаза начали менять цвет – серебро и тьма смешались в бесконечность.
Они оба знали, что бой – неизбежен. Но за боем стояло другое: выбор, в котором не было правильного ответа. Либо спасти мир, потеряв её. Либо потерять всё, чтобы спасти ту, кто был ему ближе всех.
Пламя очага вспыхнуло черным светом. Тени рванулись из каждого угла хижины, сплетаясь в щупальца, глаза, лезвия. Лираэль больше не говорила. Та, что стояла перед ним, была Лираэль только внешне – в глазах не осталось боли, ни вины, ни страха. Только безмерная пустота, как у бездны, что смотрит назад. Ее рука поднялась – и все пространство взорвалось вспышкой антимагии.
Каин едва успел поставить меч между собой и ударом. Волна отбросила его к стене, деревянные доски треснули, будто в протесте. Он вскочил – меч в руке загорелся синим пламенем, отражая мрак, пытавшийся поглотить его.
– Вернись, – прошипел он. – Ты сильнее этого. Ты – не оно.
Но она уже атаковала. Плащ теней вспорол воздух, словно живое лезвие, нацелившись на горло. Каин отклонился, рубанул снизу вверх, но меч прошел сквозь иллюзию. За спиной что-то ударило – не кулак, не клинок, а чистая тьма. Он рухнул на колени. Звук шепота в голове усилился.
«Ты всегда был слабым… ты не спас её тогда, не спасешь и сейчас…»
– Замолчи! – проревел он, вонзая меч в пол. Волна Эха оттолкнула темноту на миг. Комната рассыпалась на части – потолок исчез, стены вытянулись в бесконечные коридоры, как будто реальность ломалась. Лираэль парила в воздухе, вся закутанная в шевелящиеся тени, и голос уже говорил её устами, глубже, страшнее:
– Ты не убьешь меня. Потому что ты всё ещё надеешься. А надежда – твоя цепь.
Она метнулась вперёд, быстрее мысли. Его клинок блокировал удар в последний миг, но с каждым соприкосновением сила Эха вырывалась наружу. Глаза Каина светились ярче, но вместе с силой приходила боль. Сила Эха жаждала разрыва, жаждала крови.
– Я не отдам тебе её! – крикнул он, совершая выпад, от которого треснула земля под ногами. Волна пламени вырвалась из меча, поглотив тени. Но это была лишь оболочка – она вернулась из дыма, как призрак, и шепотом коснулась его:
– Ты уже отдал.
Его ударил мрак – не по телу, а по духу. Всё вспыхнуло воспоминаниями: как он не пришёл вовремя в детстве… как она исчезла в огне портала… как он нашёл лишь пепел. Тьма в нём взревела. На миг он почти упал.
Но тогда он отпрыгнул. Не потому что победил – а потому что понял: проигрывает. И сейчас – не победит. Он развернулся, пронёсся через рушащуюся хижину, пробил стену телом и вылетел в лес, едва держась на ногах. За спиной взорвалась тьма. Голос смеялся. Не её голос. Его.
Он бежал.
Лес встретил его не тишиной – хохотом. Мерзким, глухим, животным. Из-под земли вылезли твари. Три. Одна с лицом, вывернутым внутрь, вторая с костяным торсом, в котором бились сердца, третья – человекоподобная, но вместо глаз – зияющие раны, из которых капали шепоты.
– Хо-хо, охотничек… – прорычало одно. – Кто-то разбудил мамочку…
Он уже устал. Уже не мог дышать. Но меч был в руке, и Эхо вновь зашептало:
– Дай мне волю. Мы их сожжём.
Каин сжал зубы. Рванул вперёд, разрубая первую тварь пополам. Вторая прыгнула сверху – он упал, перекатился, всадил клинок в её живот. Взрыв. Крик. Вонь. Но третья – она не напала. Она подошла ближе, наклонилась к нему и сказала:
– Она ждёт. Она всё помнит. Но скоро забудет.
Каин рассёк её горло. Затем бежал.
До самого края леса. До дороги, до света далёкого костра. Он упал на колени, дрожа, раненый, разбитый, но живой. Пока.
Он посмотрел на меч. Синий свет начал гаснуть.
– Я вернусь, – выдохнул он, едва слышно. – Я верну тебя. Или заберу с собой.
Ветер пронёс шёпот через деревья. Кто-то смеялся. А кто-то плакал.
Глава 5
На рассвете небо окрасилось в тусклую бронзу, как будто даже солнце не осмеливалось полностью появиться в этом забытом богами крае. Каин проснулся от боли – не только в теле, но и глубже, где-то в трещинах между памятью и виной. Его плащ был пропитан засохшей кровью, одна из ног не сгибалась, и меч валялся рядом, потускневший. Слишком тихо. Даже птицы здесь больше не пели.
Он сидел у погасшего костра, у дороги, которой почти не было. Смотрел на дрожащие пальцы, когда услышал шаги.
– Ты не умеешь прятаться, Охотник, – прозвучал хриплый голос. Из утреннего тумана вышли трое. Первый – закованный в броню старик с глазом, запаянным в золото. Второй – юная девушка, с перевязями на руках, в которых угадывались кинжалы. А третий – человек в накидке жреца, но с кожей, исписанной рунами. Все трое несли на себе шрамы, как медали.
– Кто вы? – спросил Каин, медленно поднимая меч.
Старик ухмыльнулся, тронув перстень на пальце:
– Мы – Трое Падших. Последние, кто ещё помнит, как выглядел мир до Голоса.
Жрец опустился на колени рядом с ним, не боясь, и положил руку ему на плечо.
– Мы видели дым из леса. И тьму, которая ползёт теперь за тобой. Скажи, Каин Варлок… что ты потерял там?
Он не ответил. Лишь сжал кулак.
– Тогда позволь нам кое-что показать, – вмешалась девушка. – Один из нас был в Совете. И знает, что ты ищешь, и куда путь твой ведёт.
Каин напрягся.
– Совет? Вы…
– Меня звали Сиэль, – кивнула она. – Я была одной из Восьми. Но потом отказалась. Потому что они лгут.
Она подошла ближе, достала из-за спины пергамент и развернула его перед ним. Там была карта. Но не просто карта – ткань времени, вышитая кровью. Места, которых не должно было быть: Мёртвое Озеро, Башня Крови, Колыбель Зари… и в центре – Лабиринт Имён.
– Здесь, – указала она. – Здесь держат Эхо. Но не то, что в тебе. Глубинное. Истинное. Оно разрывает слои реальности. Совет пытался его приручить – и потерял целую армию.
Каин посмотрел на карту. А затем – на неё.
– Почему вы помогаете мне?
Жрец ответил:
– Потому что ты не единственный, кто кого-то потерял. Мы тоже. И если ты хочешь спасти ту, что ушла в Тень, тебе нужен ключ. А он не у нас. Он – у Лекарки Бездны. Женщины, которая может вырезать из души память… или зашить обратно.
– Где она?
Старик указал на дальний угол карты.
– В Аване. Там теперь лагерь беженцев. Но берегись – туда прибыли Осквернённые. Они ищут ребёнка, в котором нет Эха. Они считают, что это новое начало.
– Ребёнка? – нахмурился Каин.
Сиэль кивнула.
– Мальчик. Его зовут Эзран. И, по слухам… он сын Лираэль.
Время остановилось.
– Этого… не может быть.
– Возможно, она не помнила. Возможно, она знала, но молчала. Но если это правда – тебе надо спешить. Совет тоже о нём знает. И они хотят его сжечь.
Каин поднялся, будто годы боли с плеч сбросили. Мир опять изменился. И всё стало сложнее.
– Тогда я иду в Аван, – сказал он. – Но если вы лжёте…
– Тогда ты нас убьёшь, – усмехнулся старик. – Но мы уже мертвы. Мы просто пока не сдались.
Каин обернулся на дорогу, что вела к холмам, идущим вниз, к болотам и забытым деревням. Где-то там, под руинами, среди теней и шёпотов, может быть, жил мальчик, который был его племянником.
И если Лираэль когда-либо знала это – может, она не исчезла. Может, её увели.
И тогда ему нужно будет спуститься ещё глубже.
В Лабиринт Имён.
Лекарка Бездны… Её имя больше не произносят. Те, кто пытался его вспомнить – либо потеряли разум, либо забыли, что вообще задавали вопрос. Её зовут просто – Она. Или Хирург Снов. Или Вышивальщица Шрамов.
Когда-то, ещё до появления Эха, она была обычной целительницей. Молодая, красивая, с добрыми глазами и мягкими руками. Звали её Иринель. Она жила в деревне Валар, среди лесов, у самой кромки тогда ещё цветущей Долины Летних Ветров. Её мать была ведьмой, которую все уважали – не любили, но уважали. Люди приносили ей яйца, масло, мёд – за исцеление и зелья. Иринель училась у неё.
Но однажды ночью, во время Кровавого Полумесяца, деревня сгорела.
Сначала пришли солдаты Империи – с яркими плащами и священными мечами. Сказали, что мать Иринель замешана в призыве демона. А затем пришёл демон. Только это не был демон… это было нечто. Оно вышло из-под земли. Без формы, но с голосами. Оно говорило сразу со всеми – и с каждым по-своему. Кому-то пело детскую песню. Кому-то повторяло имя мёртвой жены. Кому-то шептало молитвы, которых никто не учил.
Тогда впервые прозвучало слово Эхо.
Оно не убивало. Оно перешивало. Люди не умирали – они менялись. Солдаты начали бить себя, деревенские – смеяться, когда горели. Мать Иринель встала перед существом – и исчезла. Буквально – как будто её вычеркнули из мира. Даже травы, на которых она ступала, завяли.
Но Иринель выжила.
Когда её нашли, она сидела среди пепла и вышивала. Кровью. Кожу. Свою. На ногах и руках были узоры – руны, которых никто не знал. И каждая – с памятью. Её памятью. Ей пришлось вырезать их из себя, чтобы не сойти с ума.
С того дня она стала Лекаркой Бездны.
Она ушла в странствие. Люди рассказывали, что она может вернуть то, что было забыто – если принести ей чужую память взамен. Что она может зашить душу, как лоскут ткани – если позволить ей отрезать ненужное. И что она видит Эхо – не как проклятие, а как больную ткань мира, которую ещё можно спасти.
Говорят, что она лично видела Голос Бездны – и выжила. Что он пытался заговорить с ней, но она вышила ответ на своей груди: слово "нет", и это остановило его.
С тех пор она живёт где-то между мирами. Некоторые видят её в заброшенных храмах, другие – в снах, когда кровать становится холодной. Но чаще всего – в Аване, где слепые старики, потерявшие детей, идут к ней, неся шрамы и слёзы.
Лекарка знает об Эхо больше, чем Совет. Потому что оно однажды коснулось её. И она не забыла.
Она помнит.
И потому она опасна.
Утро над Авой поднималось, как серая пелена. Небо было тяжёлым, будто выдохнутое дыхание умирающего бога, и только редкие лучи пробивались сквозь рваные облака, осветив неровные контуры лагеря. Авенский лагерь у руин старого храма был временным, построенным на страхе и нужде. Здесь собирались изгнанники, искатели, больные, охотники на демонов и те, кто считал себя мёртвым, но всё ещё дышал.
Каин пришёл сюда один, в грязной дорожной мантии, с кровавыми трещинами на руках и глазом, в котором до сих пор дрожало синее послесвечение. Его меч был закован в ткань – он больше не хотел, чтобы клинок слышал его мысли. Тени за его спиной ещё шептали имя Лираэль – исчезнувшую в лесу ведьму, которую он не сумел спасти. Но теперь путь вёл дальше. К той, кто могла шить души.
По дороге в лагерь он заметил: все избегали центрального шатра. Он стоял на месте алтаря, где раньше молились богам урожая, но теперь никто не осмеливался даже смотреть в ту сторону. Говорили, что внутри – Эзран, Пожиратель Света, человек, потерявший лицо, но обретший прозрение. Его привели сюда, когда он начал видеть "плоть мира", как он называл её. Он рисовал её на стенах: мир как организм, реки как вены, горы как кости, а Эхо – как раковая опухоль, прячущаяся в сердце.
Каин знал: если идти к Лекарке, сначала придётся пройти через Эзрана. Она оставила ему нечто важное. Путь – всегда испытание. Таков был её замысел.
Он вошёл в шатёр. Там было темно, пахло пеплом и железом. Эзран сидел, обмотанный бинтами, его лицо было скрыто, а вместо глаз – две чёрные дыры, пульсирующие как открытые раны. Он не говорил – только указывал. Его пальцы были обожжены до кости, но двигались уверенно.
Он провёл Каина к стене из шкуры, на которой были нашиты слова: Пойди к Источнику Гнили. Там лежит сердце, которое Лекарка не смогла зашить.
Каин понял: он должен отправиться в Ржавую Жилу – разлом в земле, где когда-то было шахтёрское поселение. Говорили, что земля там живая. И злая. Что она шевелится, поёт детям, и пьёт дождь, как вино. Там исчезали люди. А иногда возвращались – но уже не совсем люди.
Путь занял три дня. Он спал в болотах, сражался с чешуйчатыми тварями, которые дышали пеплом, и один раз видел, как ночь сжалась, как ладонь, и выдохнула имя его сестры – Элина. Он знал, что Бездне угодно дразнить его. Но он шёл.
Когда он достиг Жилы, его встретил проводник. Или то, что осталось от него.
Это был мальчик – без глаз, но с улыбкой, в которой не было ни одного зуба. Он говорил, что Лекарка оставила ему задание: "проводить, кто помнит". Каин не понимал, что это значит, но шёл за ним.
Путь шёл вниз. Всё глубже. Там, где даже тьма дрожала. И наконец – комната. Не пещера. Не храм. Комната. Из стен сочилась кровь. На полу лежала фигура – женщина, с вырванным сердцем, зашитая по горлу. Она была мертва, но не полностью. Из швов шептало Эхо. Оно дёргалось, как нити, как живые жилы.
Каин опустился на колени. Это было сердце Лекарки, которое она когда-то вырезала, чтобы не слышать Голос Бездны. Она не смогла уничтожить его – только спрятать.
Но теперь оно пело. И пело для него.
Из теней появилась Она.
Не ступая – скользя.
Лекарка была… израненной тенью прежней Иринель. У неё не было лица – только узоры, вытатуированные рунами. Её голос звучал, как ткань, которую рвут.
– Ты пришёл за ней… или за собой? – спросила она. – Ты хочешь вернуть Лираэль… или забыть, что она исчезла?
Каин молчал.
Она подошла ближе.
– Тогда выбери. Я зашью твой разум… или разрежу твоё сердце.
Каин сжал кулак.
– Я отдам память… но не её.
Лекарка кивнула.
И мир вокруг зашевелился.
Пора вскрыть старые шрамы.
Глава 6
Пространство содрогнулось не от звука, но от тишины. Всё внутри этой забытой комнаты – пульсирующие стены, шепчущие швы, мёртвое сердце на полу – замерло, будто само время решило затаить дыхание. Лекарка остановилась, вытянув тонкие пальцы к груди Каина. В воздухе повисла густая нить – почти осязаемая, как нерв, натянутый между его памятью и бездной.
