Читать книгу Энара: Щит Земли. Книга 2 - - Страница 1

ПРИЗЫВ

Утро на базе «Ковчег» началось с тишины. Не мирной, а густой, тяжёлой, вязкой – как сироп. Такая тишина наступает после слишком долгого ожидания, когда каждый нерв оголён, и даже собственное дыхание звучит предательски громко. Лина лежала на спине, не двигаясь, уставившись в потолок. Ржавые подтёки на бетоне складывались в причудливые карты неизвестных континентов. Она не спала. Спать было невозможно, когда за веками уже пульсировала своя, тревожная жизнь.

Сообщение пришло не снаружи. Оно вспыхнуло изнутри – в самой глубине черепа, за костяной стеной лба. Не звук. Вспышка. Ослепительная, холодная вспышка зелёного света – цвета их королевской крови, цвета погибшей Энары. Мысль, кристально чистая и безличная, прошедшая по только что сплетённой за ночь телепатической паутине.

«Сеть активна. Первый эшелон на подходе».

Лина открыла глаза, медленно, будто боясь спугнуть хрупкое равновесие. Рядом, на соседнем поточном матрасе, лежал Андрей. Он спал – если это можно было назвать сном. Это был провал, забытьё, короткая передышка тела, измотанного многочасовой ночной вахтой сканирования. Его лицо в сером свете, пробивавшемся сквозь запылённое окно, было жёстким, иссечённым невидимыми трещинами усталости. Но даже на этом дне его сознание дрогнуло и отозвалось. Он вздрогнул, всем телом, как от разряда, и сел, не открывая глаз. Пальцы впились в колени, сжавшись в тугие, белые узлы.

– Все? – его шёпот был хриплым, просквоженный недосыпом и напряжением.

Ответ пришёл не из сети. Он поднялся из её собственной груди, сформировался на кончике языка и коснулся его сознания легче, чем дыхание.

– Все, кто должен быть здесь сейчас. Остальные… остаются на местах.

Они не видели картинок. Не слышали голосов. Они чувствовали. Десятки. Нет, уже больше – сотни – точек на ментальной карте мира. Каждая – сгусток чужой жизни: страх, облегчение, ярость, растерянность, слепая надежда. Это была не вся их разбросанная нация. Это была её пробудившаяся нервная система, только что осознавшая самое себя и свой центр – их двоих.

Сорвать всех с мест было не просто невозможно. Это было бы безумием. Глупостью, за которую потом пришлось бы платить реками крови. Часть – лучшие из найденных: воины с холодным, отточенным пламенем в синих глазах; учёные, чьи мысли вились сложными, безупречно логичными узорами; стратеги-полукровки, чувствующие и земную тактику, и звёздную мощь, – уже пробирались по контролируемым Вострецовым коридорам в Россию. Их ждали здесь, на «Ковчеге». Ждали приказов, которые нельзя было крикнуть в рупор.

Но другие… другие оставались. В Шанхае и Сан-Паулу, в Кейптауне и Рейкьявике. Молодые, старые, сильные и те, чья сила была иной – в понимании, в терпении, в умении становиться тенью. Они не ехали на войну. Они становились первыми стражами своих улиц, своих кварталов. Живыми, спящими маяками на случай, если свет здесь, в эпицентре, погаснет. Сеть. Хрупкая, едва родившаяся, но уже дышащая. Её создавали не для парада. Её создавали, чтобы быть последним рубежом. Чтобы, если здесь станет темно, где-то ещё – свет продолжал биться.

А ещё были дети. Десятилетние, пятнадцатилетние, у которых сила только-только просыпалась зудом в костях, необъяснимыми снами, страхом перед собственными руками. Их зов был самым громким, самым пронзительным в общем хоре – чистым, необузданным, переполненным отчаянным желанием делать что-то. «Мы тоже! Возьмите нас! Мы поможем!» Этим посылам уже сегодня утром предстояло дать ответ. Нежный, но твёрдый, как сталь. Ответ, который они должны были продумать до последнего слова. «Ваша война – здесь. Защищайте своих. Будьте нашими глазами и ушами. Ваш час придёт. Но не сегодня».

Коронация произошла в тот самый миг, когда Андрей, наконец, поднял веки. Не в бальном зале, не на троне из мрамора. В пропахшей пылью, страхом и потом казарме. Она произошла без короны, без скипетра, без слов, которые могли бы услышать человеческие уши. Она произошла в принятии. В принятии бремени этих сотен жизней, привязанных к их собственным. В осознании, что он – узел. Точка, в которой теперь сходились все нити. И от его первого шага, от первого, верного слова зависело всё – порвутся они от натяжения или сплетутся в нечто большее. В щит. В меч.

Он повернул голову. Его взгляд встретился со взглядом Лины. В её расширенных зрачках он прочитал то же самое: немую тяжесть, животный страх и – поверх всего – стальную, негнущуюся решимость. Она кивнула. Едва. Только уголок её губ дрогнул. Мы готовы.

Слова были бы здесь грубы, как скрип ржавой двери в этой хрупкой тишине. Вместо них он выбрал движение. Медленное, будто под толщей воды, он наклонился к ней. Его рука сама нашла её щеку, ладонь легла на холодную кожу. Он не целовал её как королеву, невесту или союзницу. Он коснулся её губ, чтобы ощутить в них жизнь. Чтобы убедиться, что та хрупкая, земная девушка, которую он полюбил когда-то в другой жизни, всё ещё здесь. В этой казарме. Под этим проклятым небом. Поцелуй был краток, почти невесом – не вспышка, а тлеющая искра в предрассветном мраке. Но в нём был весь их немой обет, вся невысказанная тревога и та запретная нежность, что годами пряталась под маской брата, защитника, принца.

Он оторвался. Их лбы ещё секунду касались друг друга. В её глазах, где мгновение назад была только сталь, вспыхнуло и тут же погасло что-то тёплое, беззащитное и бесконечно родное. Она сделала короткий, сдавленный вдох, и её пальцы сжали край его футболки – не цепляясь, а просто подтверждая: Я здесь. Я с тобой.

Готовы или нет – утро уже вступило в свои права, разливаясь холодным, неумолимым светом по грязному полу. Прикосновение рассвета стёрло последние тени, в которых можно было прятаться. А вместе со светом пришло и время. Не личное, не их. Время собирать не просто людей. Армию. Первую и последнюю армию, которой предстояло защитить одну планету, нося в жилах соль и пепел другой.

Андрей почувствовал тяжесть их взглядов, как будто на его плечи медленно опустились каменные плиты. Он сделал шаг вперёд. На плаце не стих ветер – он просто перестал иметь значение. Тишина была теперь полной, живой, выжидающей.

Перед тем как он открыл рот, по рядам пробежал сдержанный ропот. Шёпот. Обрывки фраз на разных языках, переданные мысленно через сеть или просто бормотанье себе под нос:

«Это он? Принц? Выглядит… молодо»

«Светятся? Правда светятся?»

«А та, что с ним?..»

«Что он от нас хочет? Приказов? Поклонов?»

Андрей услышал это. Не ушами. Он почувствовал вибрацию сомнения в воздухе. И понял, что любая королевская речь сейчас будет ошибкой.

– Меня зовут Андер, – его голос, низкий и ровный, перебил шепот, не повышая тона. Не «я ваш король». Не «я ваш принц». Имя. Первое, что дают ребёнку. – А это – Элая. – Он кивнул в сторону Лины, не глядя на неё, держа взгляд на людях. – Мы выросли здесь. Мы думали, что мы одни.

Он обвёл взглядом ряды. Синие, как вода из-под ледника, глаза старших. Раздвоенные, пёстрые радужки полукровок. Встревоженные, испытующие, полные боли. В них не было преданности. В них было ожидание объяснений.

– Мы не собрались здесь, чтобы вспоминать трон, которого нет. Мы собрались, потому что у нас отняли один дом. И теперь хотят отнять второй. – Он сделал паузу, дав словам осесть. – Я не буду приказывать вам. У меня нет на это права. У меня есть только просьба. Помогите мне его защитить. Не для меня. Для того парня из Питера, который не знает, почему у него мёрзнут пальцы, когда он злится. Для девчонки из Новосибирска, которая боится собственных снов. Для всех, кто двадцать лет чувствовал, что с ним «что-то не так», и прятался. Наш дом – не там, на звёздах. Он – здесь. И за него нужно стоять. Не из-за крови. А потому что иначе – некуда будет вернуться.

Он медленно поднял руку, не для жеста власти, а как бы указывая на что-то за их спинами – на лес, на небо, на невидимую черту, которую теперь предстояло держать.

– Я не обещаю вам славы или лёгкой победы. Я обещаю только одно: я буду в первых рядах. Я буду щитом. И я буду сражаться за каждого из вас, как за брата или сестру. Потому что мы – одна кровь. И одна земля под ногами.

Он замолчал. В его глазах не вспыхнул зелёный свет. Он просто стоял, обнажив перед ними не силу, а волю. И свою уязвимость.

Тишина длилась три бесконечных секунды. Потом из первого ряда, оттуда, где стоял седой учёный Игорь, раздался тихий, но чёткий звук. Одобрительный стук костяшками пальцев по ладони. За ним – ещё один. Потом треск сухих ладоней «Молота», который кивнул, не улыбаясь, но с пониманием в жёстких глазах. И вот уже по всему строю, сдержанно, без ликования, но единодушно, поплыл гул приглушённых хлопков. Это были не овации. Это было признание. Не королю – а лидеру. Не приказу – а цели.

За спиной Андрея, на крыльце штабного барака, стояли пятеро земных солдат из охраны «Ковчега». Они наблюдали за всем этим, опёршись на автоматы. Один из них, молодой парень с обветренным лицом, тихо свистнул.

– Ну и цирк, – пробормотал он соседу, не сводя глаз с мерцающих в полутьме синих и зелёных отблесков.

– Молчи, – отрезал старший, сержант. – Цирк или нет, а речь – ничего. За свою шкуру драться будут. Это хоть понятно.

Но в его собственных глазах было то же самое, что и у всех посторонних, впервые видящих это собрание: смесь жути, непонимания и щемящей странности, как перед началом грозы, которую чувствуешь кожей, но объяснить не можешь. Эти люди хлопали не командиру. Они хлопали чему-то своему, глубинному и чужому. И от этого по спине бежали мурашки.

Андрей видел и своих, и солдат. Он видел эту пропасть. И понимал, что завтра, когда им придётся грузиться в одну машину, эта пропасть будет глубже любого рва. Но первый шаг – самый трудный – был сделан. Не приказом сверху. Доверием снизу.

Он опустил руку. Хлопки стихли.

– Спасибо, – сказал он просто. – Теперь – работа.

Тишина длилась одно сердцебиение. Два. Казалось, сам воздух застыл, ожидая, чья воля перевесит: вековой инстинкт изгоев – спрятаться и выживать, или новая, хрупкая воля – стоять и защищать.

Потом вперёд, неловко, как будто его старые кости не слушались, шагнул Игорь. Учёный. Его синие глаза, за толстыми стёклами очков, не выражали восторга. В них была усталая решимость человека, который слишком долго носил знание в одиночку и наконец может разделить груз.

– Я не воин, – сказал он тихо, но его голос в тишине прозвучал громко. – Но я знаю, из чего сделаны звёзды. И знаю, из чего сделан враг. Мой ум – в вашем распоряжении, Андер.

За ним, будто отталкиваясь от его слова, выпрямила спину Катя. Подросток-проводник. Она была бледна, её губы дрожали, но подбородок задран.

– Я… я могу чувствовать их, – выдохнула она. – Спящих. Испуганных. Я могу позвать. Если надо.

Потом – тяжёлый, скрипящий гравием шаг. «Молот». Бывший солдат. Он не произнёс ни слова. Просто медленно, с усилием, разжал скрещенные на груди руки, опустил их по швам и сделал шаг вперёд, занимая место в строю. Его молчание было красноречивее любой клятвы.

И пошло. Шаг за шагом. Кто-то – быстро, с облегчением, как будто скинув камень с души. Кто-то – медленно, преодолевая внутреннюю стену страха. Но ни один не остался на месте. Двадцать три человека. Разного возраста, с разными глазами, с разной судьбой. Теперь они стояли не как разрозненные острова, а как стена. Первая, едва сложившаяся линия обороны той планеты, что даже не подозревала об их существовании.

Именно в этот момент, когда напряжение спало и по рядам пробежал первый, робкий вздох облегчения, с крыльца штаба донёсся сдавленный, мужской смешок и негромкая, но отчётливая реплика:

– Ну, детка-то ничего… Королева, говоришь? Ходить бы такой в клубы, а не воевать…

Слова повисли в воздухе, острые и гадкие, как стёклышко в песке. Лина не дрогнула, только её веки опустились на долю секунды, словно она приняла этот удар внутрь, не позволяя ему отразиться на лице.

Андрей услышал. Услышал чётко. По его спине, под футболкой, прошла волна ледяного жара. Мгновенная, животная ярость сжала его глотку и кулаки так, что кости затрещали. Он видел, как побледнела Лина. Видел, как у «Молота» напряглась челюсть. Его королеву. Его Элаю. Его девочку, которая только что встала в строй, готовая умирать за этих же людей.

Но он не обернулся. Не бросил взгляд на того солдата. Не вспыхнул зелёным светом ярости. Он вдохнул этот яд, этот прах человеческой низости, и переварил его. Сейчас – не время. Не их вина, что они не видят. Их вина будет, если они так и не увидят. Но пока – дисциплина. Единство. Щит важнее гордости.

Он лишь перевёл взгляд на Лину. Их глаза встретились. В её взгляде не было обиды. Была усталая печаль и… понимание. Она кивнула ему, почти незаметно: «Всё в порядке. Продолжай».

– Спасибо, – снова сказал Андрей, и его голос, к удивлению, всех, был прежним – ровным, твёрдым, без тени гнева. – Теперь – работа. У нас мало времени, чтобы учиться доверять друг другу. Поэтому мы начнём с дела.

Коронация, если это и была она, завершилась не в тот миг, когда они назвали свои имена. Она завершилась сейчас. Не в залах из мрамора, а на потрескавшемся асфальте, под чужими, недобрыми взглядами. Они стали Королём и Королевой не когда их признали свои. А когда он, сжав кулаки, сумел не разжать их, а она, услышав гадость, сумела не опустить глаза. Они приняли своё королевство – не трон, а бремя – целую планету, её страх, её невежество, её будущее. И первым неписаным указом этих правителей стало не право на поклон, а готовность терпеть. Чтобы позже – заслужить право вести.

Утро, наконец, сменилось днём. Холодный, практичный, лишённый всякой романтики день. Началась работа. По кирпичику. По взгляду. По сдержанному слову. Началось строительство Щита. Того, что должен был выстоять не только против когтей из космоса, но и против яда непонимания – здесь, на земле.

Рассыпавшийся после речи строй ещё не успел разойтись по ангарам, как к Андрею и Лине подошёл Вострецов. Его лицо было привычно непроницаемым, но в глазах горела та же срочность, что и у них.

– Хватит играть в солдатики на плацу, – сказал он без предисловий, отведя Андрея в сторону. Его голос был низким, только для них. – Вы доказали что-то им. Теперь нужно доказать это тем, кто принимает решения. Настоящие решения. С транспортным самолётом и сопровождением уже всё согласовано. У вас есть двадцать минут.

Андрей обменялся взглядом с Линой. В её глазах он увидел не страх, а готовность. Наконец-то – действие, а не слова.

– Куда? – коротко спросил он.

– Туда, где решается, будет ли у этой планеты завтра. Поехали.

И они поехали. Не успев перевести дух после первой в жизни речи перед своим народом. Не успев осознать тяжесть только что принятого бремени. Время не ждало. И они больше не могли позволить себе ждать его.

Аудиенция

Кабинет располагался не в кремлёвских палатах, а где-то глубоко под землёй, в сердцевине секретного бункера. Воздух здесь был не просто стерильным – он был консервированным, лишённым запаха и времени, и густым от молчаливого, осязаемого недоверия. Стены, обшитые тёмным дубом, поглощали звук. Пол, выложенный полированным лабрадоритом, холодно отсвечивал от света скрытых светильников, создавая иллюзию, что стоишь на застывшей ночной реке. За массивным столом, вырезанным, казалось, из цельного куба тёмного дерева, сидели люди, чьи лица были знакомы каждому по телеэкранам и чьи решения уже меняли контуры мира. Они знали. Спецслужбы докладывали им три дня. Над планетой нависла тень, игнорирующая все позывные.

А теперь перед ними стояли двое. Источник этой тени? Или что-то иное? Полковник Вострецов, стоявший чуть позади них у стены, своим каменным лицом не давал никаких подсказок.

Человек во главе стола, тот, чей портрет висел в каждом кабинете страны, сидел неподвижно. Президент. Не седовласый старец из пропагандистских роликов, а человек с внимательным, усталым взглядом хищной птицы, который за долгие годы научился видеть суть за любым фасадом. Его пальцы были сложены перед ним в спокойную пирамиду. В его глазах не было ни страха, ни удивления – только фокусировка. Он уже всё знал про Андрея. Про Лину. Про «аномалию» в Башкирии двадцать лет назад. Вострецов докладывал ему всё это время, держа их под колпаком, пока не стало ясно, что колпак этот может в любую секунду взорваться извне. Теперь пришло время личной проверки. Прямой разговор с живым артефактом.

– Ваши спутники «Купол» и «Омега» уже семьдесят два часа фиксируют объект на лунной орбите, – начал Андрей, без церемоний, без просьб о внимании. Его голос, ровный и низкий, резал тишину, как лезвие по шёлку. – Он не отвечает не потому, что не слышит. Он не отвечает, потому что это не корабль. Это – Некрус. Планета-организм. Пожиратель. Он не ведёт переговоры. Он питается.

Президент не моргнул. Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, изучал Андрея, будто пытаясь найти слабину, трещину, игру.

– И откуда вам это известно? – его голос был тихим, почти бесцветным, но в этой тишине он прозвучал, как удар молотка по наковальне.

Вперёд плавно вышла Лина. Её движение было беззвучным, как скольжение тени по тому самому мраморному полу.

– Потому что мы – пепел от той планеты, которую он съел, – сказала она… – Двадцать лет назад мы прилетели сюда. А Энара… она перестала существовать в тот самый миг, когда наши капсулы рванули в разлом. Мы не видели её конца. Мы унесли его с собой.

Она больше не пряталась. Не отводила взгляд. Она позволила этому случиться. Её глаза, а следом – глаза Андрея, вспыхнули в полумраке кабинета. Не отражением света, а внутренним, ядовито-изумрудным свечением, которое шло из самых глубин глазниц и отбрасывало призрачные зелёные блики на острые скулы. Это был не спецэффект. Это была биология. Печать другого мира.

В комнате кто-то резко, со свистом вдохнул. Один из генералов отодвинулся от стола на сантиметр. Охранник у двери сделал едва заметное движение рукой к кобуре, но замер – Президент, не отрывая взгляда от гостей, чуть опустил указательный палец.

– Мы – последние из королевского дома, кто ступил на Энару. Мы выжили. И двадцать лет жили среди вас. Думали, что прячемся. Думали, что мы одни. Оказалось – готовились. Оказалось, что мы – лишь самые поздние из беглецов.

– К чему? – спросил генерал с иссиня-седыми висками и орденами на груди. Его голос звучал хрипло, но в нём не было паники. Было неприятие. Неприятие самой возможности этой реальности.

– К тому дню, когда он найдёт и наш второй дом, – ответил Андрей. – Этот день настал. Он вышел на орбиту не для бомбардировок. Он вышел, чтобы присосаться. – Андрей посмотрел прямо на Президента, на человека, который мог отдать приказ стереть их с лица земли одним кивком. – Ваши ракеты, ваши лазеры – это пыль для его защитного поля. Они даже не долетят. Его щит – это не металл. Это искажение пространства-времени вокруг него. Но у вас теперь есть мы.

Андрей кивнул в сторону Вострецова. Тот, не меняя выражения лица, нажал кнопку на пульте в руке. На одной из глухих стен ожил экран. Не с картинками корабля. С графиками. Схематичное изображение Земли, от которой к висящей вверху чудовищной капле Некруса тянулись тонкие, пульсирующие каналы.

– Первая фаза – зондирование. Он ищет точки входа в энергетическое поле планеты. Вы уже фиксируете сбои: падение трёх спутников-ретрансляторов вчера, аномальный разряд в магнитосфере над Атлантикой сегодня в четыре утра. Это не атака. Это – проба иглой. Через несколько дней, когда расчёты будут завершены, начнётся фаза забора. Не взрывы. Тихая, неостановимая выкачка энергии ядра. Через месяц вы получите не войну, а глобальный коллапс всего, что работает на электричестве. Ещё через месяц – остановку тектонических процессов и затухание магнитного поля. Смерть будет не огненной. Она будет холодной и беззвучной. Как угасание звезды.

Он выдержал паузу, дав этой чудовищной, бесшумной картине апокалипсиса осесть в сознании людей, привыкших мыслить категориями ракет и дивизий.

– Мы знаем его биомеханику. Знаем, как он «переваривает» миры. Мы – единственные, кто сталкивался с этим и выжил. Мы – не ваша угроза. Мы – ваш диагноз. И, возможно, единственное лекарство. Но нам нужна ваша рука, чтобы это лекарство ввести.

Президент молчал. Он смотрел то на экран с безжалостной схемой, то на двоих молодых людей со светящимися глазами – живых реликвий погибшего мира, которые вдруг оказались ключом к спасению его собственного. В его лице не было смятения. Шла калибровка. Сопоставление докладов Вострецова, данных спутников и этой немыслимой, но железной логики, которую излагал ему пришелец, выросший, судя по документам, в Башкирии и учившийся в московской академии.

Его взгляд, наконец, остановился на Андрее. В нём было решение.

– Что вам нужно? – спросил он. Коротко. По делу.

Теперь начиналась настоящая аудиенция.

Андрей кивнул в сторону Вострецова. Тот, не отрываясь от планшета, нажал кнопку. На огромном экране, занимавшем целую стену, галактические карты сменились изображением Земли. И на ней – десятки, нет, уже сотни мерцающих синих и серебристых точек. Как россыпь холодных звёзд, зажжённых в ночи отчаяния.

– Это – наша армия. Те, кто уже отозвался и откликается каждый час, – голос Андрея звучал уже не как доклад, а как констатация факта. Сила факта. – Они разбросаны по всем вашим континентам. В ваших столицах и глухих деревнях. Учёные, солдаты, врачи, дети… Они готовы встать плечом к плечу с вашими людьми. Не для завоевания. Для защиты. Общего дома.

Президент долго смотрел. То на карту, усыпанную чужими маячками в сердцевине его страны и всего мира. То на двоих молодых людей со светящимися, нечеловеческими глазами. В его собственном взгляде шла невидимая, но яростная работа. Перерасчёт всех парадигм. Принятие новой реальности, в которой щитом его державы вдруг оказались призраки с погибшей планеты.

– И чего вы хотите? – спросил он наконец. Голос был глухим, подземным, но в нём уже не было недоверия. Был расчёт.

– Двух вещей, – сказал Андрей. И в его голосе, впервые за весь этот разговор, дрогнула сталь, обнажив что-то человеческое, хрупкое и оттого ещё более убедительное. – Первое: координации. Мы – щит. Но щиту нужна рука, которая его держит, и кузница, которая его чинит. Ваши ресурсы. Ваша логистика. Ваше доверие. Хотя бы на уровне этого кабинета.

– А второе?

– Второе… – Андрей обменялся взглядом с Линой. В её светящихся зелёных глазах стоял немой вопрос и тихая, отчаянная надежда. – Второе – личное. Охотник с того корабля… он взял в заложницы девушку. Земную девушку. Нашу… – он запнулся, подбирая слово, и нашёл самое точное, – …семью. Он использует её, чтобы выманить нас в ловушку. Нам нужен лучший из ваших спецназов. Не для войны с кораблём. Для одного штурма. Чтобы отвлечь его, пока мы её вытащим. Чтобы спасти одну жизнь. Всего одну.

Он замолчал. В наступившей тишине снова стал слышен далёкий гул систем жизнеобеспечения бункера. Они просили не ракет, не армий. Они просили команду прикрытия. И в этой внезапной, простой человечности было что-то, что пробивало последние сомнения лучше любых голограмм.

Президент медленно, будто через силу, перевёл взгляд на Вострецова.

– Полковник?

– Есть группа «Вепрь», – отчеканил Вострецов. – Они уже в курсе… нестандартных условий. Ждут приказа.

Президент кивнул. Один раз. Резко. Решение было принято.

– Обеспечьте. Точечно. Без шума. – Он снова посмотрел на Андрея и Лину. Его взгляд теперь был другим. Не допрашивающим. Оценивающим союзника. – Что касается первого пункта… часа у меня нет. Дадим им сорок минут.

Он отдал тихую, неразборчивую команду помощнику у стены. В кабинете замерцали другие экраны. На них, один за другим, стали появляться лица. Знакомые всему миру лица в наушниках, сидящие в аналогичных полумрачных комнатах в Вашингтоне, Пекине, Брюсселе, Дели. Некоторые были явно разбужены. Другие – напряжены и сосредоточенны. В эфире повисло всеобщее, тяжёлое молчание.

– Коллеги, – начал Президент, его голос приобрёл официальные, металлические обертоны. – То, что вы услышите и увидите в следующие десять минут, не является розыгрышем, психологической атакой или тестом. Это – брифинг по угрозе уровня «Омега». Представляю вам источник нашей информации.

Он отступил в сторону, дав камерам увидеть Андрея и Лину. Всё те же двое в походной одежде, стоящие перед могуществом земной цивилизации.

Андрей не стал повторять всё сначала. Он был краток, как пуля.

– Объект на лунной орбите – это Некрус. Пожиратель планет. Он уничтожил наш мир. Теперь он здесь для вашего. Его цель – не война. Его цель – выкачать жизнь из ядра Земли. У вас есть дни до необратимых изменений. Мы – энараийцы. Последние выжившие. И мы предлагаем союз. Доказательство – вот.

Он посмотрел на Лину. Она кивнула, закрыла глаза на секунду – и когда открыла, они полыхали. Ярким, неоспоримым изумрудным пламенем. Андрей позволил загореться и своим. В тишине трансляции кто-то на другом конце земли выругался на родном языке. Кто-то резко откинулся в кресле.

– Мы не люди. Но Земля – наш дом. Наши люди уже среди вас. – Он указал на карту с точками, которая теперь висела на всех экранах. – Это – наш ответ. Наша готовность стоять насмерть. Ваш ответ нужен сейчас. Ваше согласие на координацию. Ваши ресурсы. Ваше невмешательство в наши операции. И ваша помощь в спасении одной из ваших же – которую чудовище держит в заложницах, чтобы добраться до нас.

Он замолчал, дав изображению и тишине сделать своё дело. Дав ужасу и надежде смешаться в сознании двадцати самых могущественных людей планеты.

Первым нарушил молчание, как и ожидалось, резкий голос с экрана, помеченного звездно-полосатым флагом.

– И какой у нас гарантий, что вы не… часть этого «пожирателя»? Изящный трюк.

– Никаких, – честно ответил Андрей, не отводя горящего взгляда. – Кроме одной. Мы могли бы продолжать прятаться. И наблюдать, как вы все медленно умираете, даже не понимая почему. Мы пришли сюда. Мы раскрыли себя. Перед вами. Перед вашими камерами и протоколами. Рискуя быть уничтоженными вами же в следующую секунду. Это – наша гарантия. Наша ставка. Теперь – ваша очередь сделать ставку. На всех нас. Или – проиграть, даже не вступив в игру.

В эфире повисла тяжёлая, думающая тишина. Неслыханная в дипломатии такого уровня. Президент, инициировавший вызов, смотрел на свои экраны, изучая реакции.

– Обсуждение и решения по вашим закрытым каналам. У вас тридцать минут, – отрезал он и дал знак оператору. Лица на экранах погасли.

Он обернулся к Андрею и Лине. Свечение в их глазах уже потухло, оставив лишь усталую напряжённость.

– Теперь вы их проблема в той же степени, что и моя, – сказал он без эмоций. – И ваша тоже. Операция по спасению вашей… семьи – ваш приоритет. Готовьтесь. Остальное – моя забота. «Вепрь» будет ждать вашего выхода на связь.

Аудиенция была окончена. Они выиграли первый раунд. Самый тяжёлый. Теперь предстоял второй. Где пули будут не метафорическими, а самыми что ни на есть настоящими.