Читать книгу Дверь - - Страница 1

Марина стояла у антикварного магазина и от нетерпения притоптывала на месте. Прикрыв ладонью глаза от яркого весеннего солнца, она, как ребёнок, прильнула к витрине, пытаясь разглядеть, что творится внутри.

Старинное напольное зеркало в тяжёлой бронзовой оправе стояло на прежнем месте – точно там же, где и две недели назад, когда она увидела его впервые. Тогда Марина мысленно решила: если за это время его не купят, она обязательно заберёт его себе.

Наконец дверь магазина отперли, и Марина буквально впорхнула внутрь. Внутри сразу пахнуло тем, что бывает только в помещениях, где вещи старше людей: пылью старого дерева, высохшим лаком, чуть горьковатой, затёртой временем полировкой, и ещё – тонкой, терпкой затхлостью от стеллажей, в которые годами впитывались чужие руки и чужие дни. В лучах из окна висели пылинки – медленные, ленивые, будто воздух тут был плотнее обычного.

Мельком взглянув на скучающего мужчину лет шестидесяти за прилавком, она сразу направилась к зеркалу.

Вблизи оно показалось ещё наряднее. Солнечные блики ползли по бронзовой раме с витиеватыми узорами. Марина провела по ней ладонью – металл хранил дневное тепло, будто живое тело под одеждой. Потом, почти машинально, протянула палец к своему отражению и коснулась стекла.

Поверхность была холодной. Обычный, казалось бы, стеклянный холод, но Марина всё равно невольно поёжилась – контраст с тёплой оправой был слишком резким, слишком «неправильным», будто кто-то держал этот холод изнутри, не давая ему рассеяться.

– Здравствуйте, – услышала она у себя за спиной.

Марина обернулась. Перед ней стоял продавец, тот самый мужчина, которого она мельком заметила у входа.

– Понравилось? – спросил он, оживляясь.

– Очень, – ответила Марина. – Настоящая красота.

Старик кивнул, посмотрел сначала на неё, потом – на зеркало. Взгляд у него на мгновение стал каким-то оценивающим, слишком внимательным, будто он прикидывал не цену, а то, сколько она выдержит.

– Такие вещи… их редко сейчас делают, – сказал он. – Зеркало старое, домовое. Много видело.

Марина улыбнулась:

– Домовое?

– Ну да, – он чуть пожал плечами, словно оправдываясь за странное выражение, – запоминают. Людей, события, голоса. Зеркала – особенно.

Он говорил без наигранной мистики, скорее как человек, который давно живёт среди старья и привык приписывать вещам характер.

– Бабка моя, царство небесное, всегда ругалась, если зеркало на ночь не завесить. «Не держи дверь открытой», – говорила. – Он усмехнулся, будто сам понимал, что звучит это странно. – Суеверия.

Марина вежливо кивнула.

«Ну точно: бывший лектор, нынешний одинокий сказочник», – подумала она, но вслух сказала:

– Атмосферно звучит.

– Атмосфера – это да, – старик провёл пальцами по бронзе, но к стеклу не притронулся. Пальцы у него были сухие, в мелких трещинках, как у человека, который всю жизнь трёт, поднимает, таскает и всё равно боится прикоснуться к чему-то одному. – Главное, чтобы вещь вас приняла. А там уж, как вы с ней… договоритесь.

Последнюю фразу он произнёс рассеянно, почти себе под нос, и Марине показалось – на долю секунды, – что в магазине стало тише, будто половицы перестали скрипеть от собственного возраста.

Повисла короткая пауза.

– Брать будете? – вдруг сухо спросил он, словно спохватившись.

– Да, – ответила Марина, даже не задумавшись. – У вас есть доставка?

– Есть. Оплата наличными, – оживился он уже деловым тоном.

– Хорошо.

Они быстро оформили покупку. Марина расплатилась и, глянув на часы, почти бегом выскочила из магазина – обеденный перерыв заканчивался.

Когда за ней закрылась дверь, старик какое-то время стоял неподвижно, глядя на уходящую фигуру за стеклом. Потом медленно подошёл к зеркалу.

Он поднял руку – и остановился в нескольких сантиметрах от стекла, словно натолкнулся на невидимую преграду. Палец так и не коснулся поверхности. Лицо старика на мгновение перекосилось чем-то похожим на брезгливость, но брезгливость была не «фу», а «страшно». Он резко опустил руку и коротко, зло сплюнул в сторону.

После чего, ещё раз посмотрев в витрину – проверяя, не вернулась ли покупательница, – пробормотал что-то неразборчивое и ушёл в подсобку за брезентовыми рукавицами. К стеклу он так и не притронулся.

– Света, иди есть, – позвала Марина из кухни, расставляя тарелки.

Ответа не последовало. Вместо привычного: «Мам, я не хочу», в квартире стояла тишина. Марина вздохнула и пошла смотреть, чем занята её шестилетняя дочка.

Света стояла напротив зеркала, которое час назад привезли из антикварного, и не отрываясь смотрела в стекло.

– Понравилось?

Девочка не ответила сразу. Она медленно, как во сне, подняла руку и приложила ладонь к поверхности – не кончиками пальцев, а всей кожей, будто проверяла температуру у чьего-то лба.

– Холодное, – спокойно сказала она.

– Стекло всегда холодное, – привычно отозвалась Марина. – Зато красивое.

Света чуть наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то в глубине зеркала. Отражение девочки повторило движение, но Марине на мгновение показалось, что оно задержалось – совсем чуть-чуть, словно стекло сперва решило, стоит ли показывать.

– Там кто-то есть, – так же серьёзно произнесла Света и ткнула пальцем в отражение.

Марина посмотрела на себя и на отражение дочери, обняла Свету за плечи.

– Это мы, солнышко, – чмокнула её в макушку.

– Нет, – Света покачала головой. – Вон там. Сзади.

Она говорила без игры, без привычной детской театральности – просто фиксировала факт. И от этого «факта» у Марины на секунду свело живот, как от внезапного дурного запаха.

Марина устало подумала, что у ребёнка наконец-то дошли руки до кошмаров и страшилок, но настроение портить не хотелось.

– Пойдём руки мыть, – сказала она, поднимаясь. – А то твой «кто-то» всё съест без нас.

Света нехотя оторвалась от зеркала и позволила увести себя. Когда девочка проходила мимо, Марине показалось, что из коридора тянет слабой сладковатой тухлинкой, как от мокрой тряпки, забытой в тёмном углу, – но она тут же списала это на упаковочную бумагу и старую древесину рамы, на лак, который «дышит» в тепле.

Марина проснулась среди ночи разбитой. Уже две недели она не высыпалась, просыпаясь по нескольку раз за ночь. Её мучили кошмары.

Сначала снились только звуки: женский голос, детский плач, мужской крик. Потом, через пару ночей, к ней стала приходить во сне женщина с ребёнком на руках и тихо, торопливо просить открыть какую-то дверь. Женщина всё время оглядывалась через плечо, будто боялась, что за ней следят. Ребёнок у неё на руках не плакал – он будто уже устал плакать, и только тонко, без воздуха, поскуливал, словно горло было стянуто невидимой петлёй.

В одну из ночей во сне раздался мужской крик – полный безумия и боли, – и Марина увидела человека, охваченного пламенем, который, корчась, шипел проклятия прямо ей в лицо. Пламя было не красивым, киношным, а жирным, коптящим: от него шёл густой дым, липкий, как масло, он забивал нос, саднил горло, оставлял на языке горький привкус, будто обугленный фитиль. Марина просыпалась с сухим кашлем и с ощущением, что в нёбе осела копоть.