Читать книгу Несгораемая Дана Сон в его лаборатории - - Страница 1

На все воля случая. Или закономерность – в этом я еще не разобралась. Если бы я не решила, что моя жизнь похожа на плохой сериал, и не захотела срочно добавить в нее пару умных цитат, я бы не пошла в «Букву». Эта крошечная лавка старых книг затерялась между пафосным кофе и хипстерским барбершопом, как архаизм в современном тексте. Мне нужен был Фрейд. Не электронная версия, а именно книга, пахнущая временем, с пожелтевшими страницами, которую можно держать в руках, когда пьешь вино и жалеешь себя. Ирония, конечно. Искать утешение у основателя психоанализа.

Дверь звякнула колокольчиком, звук был таким же хриплым, как дыхание этого места. Воздух – плотная смесь пыли, старой бумаги и тайны. Я сделала шаг и замерла. У прилавка, заваленного стопками фолиантов, стоял он. И спорил. Негромко, но с такой напряженной страстью, будто от исхода этого спора зависели судьбы миров.

– Вы не понимаете, это же очевидно! В издании 1972 года опечатка в ключевом термине, и весь последующий анализ пошел по ложному пути. Это как изучать карту с перепутанными сторонами света!

Продавец, пожилой мужчина в растянутом свитере, смотрел на него поверх очков с выражением философского спокойствия.

– Молодой человек, книге сто лет. Какая разница, что там напечатали в семьдесят втором?

– Разница между сном и явью! – голос моего незнакомца звенел, как струна. – Между «онейрологией» и «онирологией»! Первое – наука, второе – чепуха, придуманная типографским наборщиком!

Я невольно улыбнулась. Он был… нелепый. И прекрасный. Волосы темные, всклокоченные, будто он только что проснулся или провел десять часов, запустив в них пальцы. Очки в тонкой металлической оправе сползли на кончик носа. Он был одет во что-то между домашней толстовкой и лабораторным халатом, и все это явно не первой свежести. Но глаза… Огромные, серые, с такими лучиками вокруг, когда он говорил о своем. В них горел настоящий огонь.

Я прошла вдоль стеллажей, делая вид, что изучаю корешки, но всем существом прислушиваясь к их диалогу. Он говорил о фазах сна, о нейротрансмиттерах, о том, как сновидение – это не картинка, а сложный паттерн электрических импульсов, который наш мозг отчаянно пытается рассказать самому себе.

– Мы все немножко шизофреники по ночам, – произнес он вдруг с такой неожиданной грустью, что у меня кольнуло сердце. – И наш разум – единственный психиатр, который готов нас выслушать.

Больше я не выдержала. Подошла к прилавку, будто только что заметила их.

– Простите, – сказала я, и мой голос прозвучал в тишине лавки неестественно громко. – Вы не видели «Толкование сновидений» Фрейда? Желательно, в синем переплете, издание…

– 1913 года, лейпцигское, – закончил за меня Незнакомец. Он повернулся ко мне, и его взгляд, только что такой острый и горячий, стал изучающим, мягким. Он смотрел не на мою внешность (я сегодня была брюнеткой с каре, в черном пальто и с алым шарфом), а сквозь нее. Как будто считывал мой ЭЭГ. – Но я бы не советовал. Фрейд – это поэзия, а не наука. Красивые метафоры на костях недоказанных гипотез.

– Мне как раз нужна поэзия, – парировала я, чувствуя, как внутри все замирает. Игра началась. – Науки в моей жизни и так хватает.

Он прищурился, уголок его губ дрогнул.

– Да? А что вы считаете наукой?

– Маркетинговые аналитики, графики, конверсии, – выпалила я. – Цифры, которые должны предсказать человеческие желания. Почти как ваши импульсы.

– О, – он протянул звук, и в его глазах вспыхнул интерес. – Вы сравниваете высшую нервную деятельность с потребительским спросом? Это… чудовищно. И блестяще. Меня зовут Лев.

– Дана.

Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Продавец кряхнул, достал с верхней полки потрепанный томик.

– Вот ваш Фрейд, девочка. Только не слушайте этого фанатика. Сны – они от Бога, а не от каких-то там импульсов.

Лев пренебрежительно махнул рукой, но к продавцу больше не возвращался. Его внимание теперь всецело принадлежало мне.

– Вы… хотите посмотреть на настоящие сны? – спросил он вдруг, срываясь на шепот, как заговорщик.

– Как это?

– У меня есть лаборатория. Вернее, квартира. Но это почти одно и то же. Я могу показать вам, как они выглядят. На экране.

Это была самая безумная и рискованная идея, которую я слышала за последний год. Пойти в квартиру к незнакомому, явно нестабильному и очаровательному ученому, который говорит о снах как о материальной субстанции. Все красные флаги, все сирены внутренней безопасности кричали «нет».

– Да, – сказала я. – Хочу.

Его «лаборатория» оказалась на последнем этаже старого дома с лифтом, который скрипел, как призрак. Когда он открыл дверь, мне показалось, что я попала не в квартиру, а в мозг гения после мощного взрыва. Комната-студия была завалена книгами, стопками научных журналов, приборами с мигающими лампочками и проводами. Вместо дивана – раскладушка, застеленная не первой свежести простыней. На кухонном столе, рядом с немытой кружкой, стоял компьютер, на экране которого плавно плыли разноцветные волны.

– Не обращайте внимания на бардак, – сказал Лев, сгребая с единственного кресла ворох бумаг. – Порядок – это застывшая форма хаоса. Садитесь.

Я села, не снимая пальто. Он нервно передвигал какие-то приборы, что-то включал.

– Это электроэнцефалограф, – кивнул он на устройство с шапочкой-паутиной из проводов. – Я его немного… доработал. Чувствительность зашкаливает. Он может уловить альфа-ритм даже у камня, если тот очень задумается.

Он говорил быстро, сыпя терминами, но его энтузиазм был настолько заразителен, что я забыла о страхе. Он показывал графики, рисунки мозговой активности, объяснял, чем сон спящего отличается от сна бодрствующего человека. Мир сузился до его голоса, до его рук, которые летали в воздухе, рисуя невидимые схемы, до этого удивительного хаоса, который был полнейшим порядком для него.

– А вы сами… вы видите сны? – спросила я, когда он замолчал, чтобы перевести дух.

Он снял очки и протер их краем толстовки. Без них он выглядел моложе и беззащитнее.

– Вижу. Но я их не интерпретирую. Я их читаю. Как шифр. Вот, смотрите.

Он повернул ко мне монитор. На нем, среди хаотичных линий, вдруг возник четкий, повторяющийся узор – острые пики, похожие на горную гряду.

– Это я вчера. Фаза быстрого сна. Видите эту активность? Это мой мозг решал задачу. Не математическую. Жизненную. И нашел решение. Во сне.

– И какое же? – прошептала я.

Он посмотрел на меня. Вдруг стало очень тихо. Скрип лифта за стеной стих. Мигающие огоньки приборов казались звездами в этой вселенной из книг и проводов.

– Что я должен был прийти в «Букву» именно сегодня. В три часа дня.

Сердце заколотилось где-то в горле. Я встала, подошла к окну. За ним был обычный городской пейзаж – крыши, фонари, сумерки. Но здесь, внутри, время текло по другим законам.

– А можно… можно увидеть сон наяву? – обернулась я к нему.

Он подошел ко мне. Медленно. Между нами теперь был только холодный воздух и напряжение, густое, как мед.

– Можно, – сказал он тихо. – Для этого нужно, чтобы два мозга начали резонировать на одной частоте. Как камертон и струна.