Оглавление
Группа авторов. Польские воспоминания. Путешествия по Аргентине
Польские воспоминания
Путешествия по Аргентине
Польша в Аргентине
Демагогия в трудных ситуациях, или Краткий репортаж из Аргентины
Путешествие на дальний север Аргентины
Странствую по Аргентине
1. От Сантьяго до Кордобы
2. От Кордобы до Сан-Рафаэля
3. Сан-Рафаэль
4. Мендоза
5. Мендоза
6. Еще раз Мендоза
7. Аконкагуа
8. Тигре
9. Буэнос-Айрес
10. По дороге к Игуасу
11. Приключения на Верхней Паране
12. Водопад
13. Демократия с капиталом и демократия без капитала
14. Мар-дель-Плата
15. Еще раз Мар-дель-Плата
16. Женщины на пляже
17. Экзистенциализм
18. Еще раз об экзистенциализме
19. И еще раз экзистенциализм
20. Как делается этот экзистенциализм?
21. Польский и американский практический экзистенциализм
22. Колибри
Заключение
Приложение
Рожа и лицо
Дискуссия на радио, которая так и не состоялась
Ежи Франчак. Двойной автопортрет
Комментарии
Отрывок из книги
«Я родился и воспитывался в благородном доме». Это ироническое начало одного из моих рассказов, а именно «Мемуаров Стефана Чарнецкого», могло бы стать началом и для этих моих воспоминаний. Я действительно рос маменькиным сынком в так называемом «благородном» семействе, но в данном случае слово «благородное» следует употребить без иронии, поскольку это был просто дом приличных людей, людей с принципами.
У отца было небольшое поместье в Сандомирском воеводстве, а еще он работал в промышленности и во времена моего взросления был директором Главного Управления торговли металлоломом и членом нескольких наблюдательных советов и управлений, что обеспечивало ему доход значительно более высокий, чем тот, который могло бы ему дать Малошицкое поместье. Моя мать – дочь Игнатия Котковского, помещика из Сандомирского воеводства. По мужской линии мой род корнями уходил в литовскую землю: тамошнее имение моего деда Онуфрия русское правительство конфисковало в 1863-м, и это подтолкнуло его переселиться в Царство Польское, где на остаток спасенных денег он купил деревню Якубовице, а к ней потом еще одну – Малошице, где я и родился.
.....
Но даже и это майское потрясение, от которого содрогнулось государство, не смогло вытолкнуть меня из моего уединения. Я, как и прежде, не мог (и эта немощь была сильнее меня) жить жизнью польского общества – ни политической, ни культурной. Смотрел на все как бы со стороны, иногда с интересом, иногда даже со страстью, но принять участие? Нет, нет и нет. Почему? Я был еще слишком молод, чтобы ясно понимать, почему я так делаю, но кое-что уже знал. Несколько лет спустя это еще четче предстало передо мной, когда на охоте в Поточке я случайно встретился с одним из важных полковников, который тогда был министром и считался главным интеллектуалом режима.
Он очень любезно выпил за мое здоровье и, взяв под руку, спросил: «Я знаю, что у вас есть склонность к литературе и что вы человек умный. Почему вы держитесь в сторонке?»
.....
