Читать книгу Коллекция вечной романтики - Группа авторов - Страница 1

глава 1

Истоки любви

Где-то в глубине Сибири, затерянное среди бескрайней тайги и синих гор, приютилось село Сосновка. Жизнь здесь текла медленно и мудро, как полноводная река Каменка, берущая начало в ледниках неприступного хребта Ведьмины Зубья. Воздух был напоен ароматом хвои и свежескошенной травы, а ночное небо сияло таким россыпями звёзд, что дух захватывало. Именно в это царство природы и приехал молодой специалист, для которого Сосновка стала не просто точкой на карте, а местом, где началась его настоящая жизнь.

Алёна вышла из дома на рассвете. Её стройная фигурка в простом ситцевом платье сливалась с розовеющим небом. Она любила это время, когда село ещё спало, а река, окутанная легким туманом, была только её. Работа доярки начиналась рано, но эти минуты уединения на берегу Каменки были её священным ритуалом.

В тот день ритуал был нарушен. На старом деревянном мостике, переброшенном через реку, стоял незнакомый парень. Он был высоким, широкоплечим, и его рыжие волосы пылали в лучах восходящего солнца. Он что-то, сосредоточённо, записывал в блокнот, а потом вдруг сорвался с места и, скинув футболку, нырнул в ледяную воду.

Алёна ахнула. Течение в том месте было коварным, с подводными камнями. Не раздумывая, она бросилась к берегу. Но парень уже вынырнул, отфыркиваясь и смеясь одними глазами. Его смех замер, когда он увидел её.

– Вы чего? – крикнула Алёна, ещё не оправившись от испуга. – Холодно же! Простудитесь!

– Закалка! – весело ответил он, вылезая на берег. Капли воды стекали по его накачанному торсу. – А ты кто такая, русалка местная?

Он подошёл ближе, и Алёна увидела, что глаза у него не карие, как показалось издали, а зелёные, как таёжная хвоя после дождя.

– Я Алёна. А вы?

– Максим. Новый зоотехник. Приехал ваших бурёнок передовым доить научить, – он ухмыльнулся, и на его щеке появилась забавная ямочка.

Так началась их история.

Максим поселился в маленьком домике на окраине села. Он с головой окунулся в работу: внедрял новые корма, налаживал учёт, дни напролёт пропадал на ферме. Но вечерами он искал встреч с Алёной.

Их первым свиданием стала рыбалка. Сидели на берегу с удочками, молчали, слушали, как шумит река. Потом Максим неловко взял её за руку, и Алёна почувствовала, как по всему её телу разливается тёплая, сладкая дрожь. Она никогда раньше не была влюблена. Местные парни казались ей грубоватыми и простыми. А Максим был другим. Он читал стихи, знал названия всех созвездий и смотрел на неё так, словно она была самым драгоценным существом на свете.

Их страсть вспыхнула внезапно, как летняя гроза. Однажды они пошли в поход с ночёвкой. Разбили палатку на поляне, усыпанной полевыми цветами. Ночью небо было таким чёрным и таким близким, что казалось, до звёзд можно дотронуться рукой. У костра Максим рассказал ей о своём детстве в городе, о мечте работать с животными на земле. Алёна, завороженная, слушала его хриплый голос и чувствовала, как тает её сердце.

Он притянул её к себе, и его губы коснулись её греб. Поцелуй был нежным и в то же время требовательным. Его руки скользнули под её футболку, ладони обожгли кожу. Она робко ответила на его ласки, чувствуя, как её тело, всегда такое послушное и сильное от работы, теперь стало слабым и податливым. Они занимались любовью прямо в спальнике, под аккомпанемент треска дров в костре и далёкого волчьего воя. Это была не просто страсть, а какое-то первобытное, природное единение двух душ.

Идея сплавиться по Каменке до райцентрa родилась у Максима. Нужно было закупить снаряжение для их главной авантюры – восхождения на Ведьмины Зубья, к истоку реки.

– Там, наверное, боги живут, – мечтательно говорила Алёна, готовя провизию в дорогу.

– Там живёт начало всего, – поправлял её Максим. – И нашего с тобой начала тоже.

Сплав на надувной лодке был полон приключений. То их несло на пороги, где вода кипела белой пеной, и Максиму приходилось напрягать все силы, чтобы вырулить. То они видели на берегу медведицу с медвежатами, затаив дыхание наблюдая, как те неспешно удаляются в чащу.

В городке, куда они благополучно добрались, их ждало первое испытание. Зайдя в кафе, они столкнулись с компанией шумных городских парней. Один из них, рослый верзила с наглым взглядом, присвистнул, разглядывая Алёну.

– Эй, деревенская, пойдём, развеселимся? Чего с этим рыжим тощим торчишь?

Максим сжал кулаки, но Алёна положила руку ему на запястье.

– Не надо, Макс. Они не стоят этого.

Но верзила не унимался. Он подошёл вплотную, явно провоцируя драку. Максим, всегда сдержанный, на этот раз не выдержал. Он не стал драться, а просто встал между Алёной и хамами, его поза и взгляд были настолько уверенными и грозными, что группа отступила, что-то бурча себе под нос.

– Видишь? – прошептала Алёна, обнимая его. – Ты мой герой.

– Я просто не позволю никому тебя обижать, – ответил он, целуя её в макушку.

Купив всё необходимое – верёвки, карабины, тёплую одежду, – они отправились в обратный путь, полные решимости покорить гору.

Дорога к подножию Ведьминых Зубьев заняла целый день. Ночь они провели в палатке, а на рассвете начали восхождение. Сначала тропа была пологой, но чем выше они поднимались, тем круче становились склоны. Воздух разрежался, дышать было тяжело.

Именно здесь их ждала интрига. На одном из сложных участков, где нужно было траверсировать узкий карниз, верёвка, закреплённая Максимом, внезапно ослабла. Камень, служивший якорем, не выдержал и покатился вниз. Максим сорвался бы в пропасть, если бы не молниеносная реакция Алёны. Она, находившаяся на страховке ниже, уперлась ногами в выступ и изо всех сил натянула верёвку, приняв на себя его вес.

– Держись! – крикнула она, чувствуя, как ремни рвут ей плечи.

Лицо её было бледным, но в глазах горела стальная решимость. Максим, придя в себя, нашёл другую точку опоры и благополучно поднялся к ней. Они сидели, прижавшись друг к другу на узкой полке, дрожа от выброса адреналина.

– Ты спасла мне жизнь, – прошептал он, целуя её в лоб, в щёки, в губы.

– Мы спасли друг друга, – ответила она. – Мы всегда будем вместе.

Добравшись до вершины, они увидели то, ради чего шли. Из-под огромного голубого ледника, искрясь на солнце миллиардами брызг, вырывалась на свободу маленькая, но неукротимая струйка воды. Это было начало Каменки. Начало их реки. Они стояли, обнявшись, на краю света, чувствуя себя королями и богами. Казалось, ничто не может омрачить их счастья.

Обратный путь был лёгким и радостным. Они шли, напевая песни, планируя будущее. Максим уже подумывал сделать Алёне предложение.

Их маршрут пролегал через густой кедрач. Сумерки сгущались быстро. И тут они услышали тихий, жалобный стон. В зарослях папоротника лежал медвежонок-подросток. Он был ранен в лапу, вероятно, капканом браконьеров.

– Бедняга, – наклонилась к нему Алёна.

– Алёна, нет! – резко крикнул Максим, но было поздно.

Из чащи с рёвом вылетела медведица. Увидев людей рядом со своим детёнышем, она встала на дыбы. Её глаза пылали яростью. Максим оттолкнул Алёну за себя, схватив со спины рюкзак, чтобы казаться больше.

– Отходи медленно! – скомандовал он Алёне, не сводя глаз от зверя.

Но медведица была быстрее. Она сделала рывок. У Максима не было оружия. В последний момент он отпрыгнул в сторону, прикрывая собой Алёну, и могучий удар когтистой лапы пришёлся ему по плечу и спине. Он с криком боли упал.

Алёна не помнила, откуда в её руках оказался сигнальный охотничий пистолет, который они взяли на всякий случай и о котором она в суматохе забыла. Не целясь, она выстрелила в воздух. Оглушительный хлопок и яркая вспышка ослепили медведицу. Рявкнув от неожиданности, она схватила медвежонка за шкирку и скрылась в тайге.

Алёна бросилась к Максиму. Он был без сознания, его куртка быстро пропитывалась кровью.

Как она добралась до села с тяжелораненым Максимом на плечах, Алёна потом не могла вспомнить. Это был подвиг, на который способна только любовь. Его доставили вертолётом в областную больницу. Рваные раны, сломанная ключица, сотрясение мозга.

Недели, что Максим провёл в больнице, стали для Алёны вечностью. Она дежурила у его палаты, приносила передачи, молилась. Когда он пришёл в себя, первое, что он увидел, были её глаза, полные слёз и любви.

– Ты снова спасла меня, – слабо прошептал он.

– Теперь твоя очередь, – улыбнулась она сквозь слёзы. – Выздоравливай.

И он выздоравливал. Сила молодого организма и, главное, любовь Алёны творили чудеса. Возвращение Максима в Сосновку было триумфальным. Вся деревня, сначала с недоверием принявшая «городского», теперь видели в нём своего. Героя.

Однажды вечером, на их любимом берегу, где когда-то произошла первая встреча, Максим опустился на одно колено. В его руке блестело простое колечко с крошечным фианитом, купленное в том самом городке.

– Алёна, ты – моя сила, моё счастье и моё спасение. Я не представляю жизнь без тебя. Выйдешь за меня?

– Да, – ответила она, не раздумывая ни секунды. – Тысячу раз да!

Их свадьбу играли всем селом. Столы накрыли прямо на лугу. Пели, плясали, смеялись. Максим, уже полностью оправившийся от ран, не отходил от своей невесты ни на шаг. Алёна в белом платье, сшитом местной портнихой, была прекрасна, как таёжный цветок.

После свадьбы они не уехали в город. Их жизнь была здесь, в Сосновке. Максим стал главным зоотехником района, а его методы действительно совершили революцию в местном животноводстве. Алёна продолжила работать на ферме, став его правой рукой и самым верным соратником.

Прошло несколько лет. В один прекрасный день они снова отправились в горы, к истоку Каменки. Теперь с ними был их трёхлетний сынишка, твёрдо державшийся за папину руку. Мальчик смотрел широко раскрытыми глазами на бьющую из-под ледника воду.

– Папа, мама, а это наша река? – спросил он.

– Да, сынок, – ответил Максим, обнимая Алёну. – Это наша река. Она, как и наша любовь, начинается здесь, в горах, и течёт через всю жизнь, становясь только полноводнее и сильнее.

Они стояли втроём на вершине мира, у истока своей судьбы, зная, что преодолели все бури и прошли все испытания, чтобы обрести это простое, вечное счастье – быть вместе.

***

Записки офицера Дюбуа.

Глава 1.

Если бы кто-то сказал офицеру Жерару Дюбуа, что его жизнь, похожая на выдохшееся шампанское, обретёт игристость благодаря женщине в алых лаковых сапогах до бёдер и с молотком для отбивных в сумочке, он бы флегматично хмыкнул и потянулся за круассаном. Но судьба, эта старушка с извращённым чувством юмора, приготовила для него сюрприз покруче, чем найти в своём багете живого рака.

Этой ночью Лион был особенно прекрасен. Зловонные ароматы реки Сены смешивались с запахом жареного лука из шашлычной «У Мустафы», создавая неповторимый букет, который Жерар в душе называл «ароматом родины». Он сидел в своём полицейском «Пежо», жевал второй за вечер бутерброд с камбером и с тоской смотрел на звёзды, которых не было видно из-за светового загрязнения и выхлопных газов.

– Спокойная ночь, – проворчал он, отламывая кусочек сыра, который по консистенции напоминал протектор его шины. – Слишком спокойная. Прямо как перед бурей.

Он оказался пророком. Буря по имени Фьокла грянула с тихого переулка Рю дю Беф. Сначала он услышал визг, похожий на звук тормозов поезда, несущегося на всех парах навстречу стаду морских котиков. Потом увидел её. Из темноты, озаряя собой всё вокруг, словно прожектор прожектора, выскочила женщина. Рыжие волосы, взметнувшиеся в небо, будто объятые пламенем. Платье такого кислотно-розового цвета, что у Жерара на мгновение помутилось в глазах. И те самые алые сапоги до бедра, в которых она, тем не менее, бежала с грацией испуганной газели.

За ней, тяжко топая, гнался мужчина размером с небольшой холодильник. Лицо его было пунцовым от ярости и, вероятно, избыточного употребления алкоголя.

– Верни деньги, змея! – рычал холодильник. – Услуга не была оказана!

– Я тебе сейчас окажу услугу по трепанации черепа! – парировала рыжая фурия, на ходу роясь в своей сумочке размером с чемодан.

Жерар вздохнул, отложил бутерброд и вышел из машины, чувствуя себя героем дешёвого боевика.

– Всё спокойно, граждане! – провозгласил он, стараясь придать своему голосу металлические нотки. – Полиция! Прекратите это немедленно!

Рыжая женщина на мгновение застыла, уставившись на него большими зелёными глазами. Холодильник тоже остановился, тяжело дыша.

– О, офицер! – воскликнула она с акцентом, в котором смешались славянские нотки и парижская бойкость. – Как я рада вас видеть! Этот… джентльмен, – она сказала это слово так, будто речь шла о заразной болезни, – пытается вернуть аванс за незавершённый сеанс психотерапии!

– Психотерапии? – удивился Жерар.

– Ну да! – она выпрямилась. – Я – Фьокла. Личный психоаналитик в стиле «нью-эйдж». Я выслушиваю проблемы клиентов и заряжаю их космической энергией. А этот… – она бросила уничтожающий взгляд на Робер «Ле Танк» Дюран

По прозвищу – холодильника, – решил, что я должна была… гм… проработать его проблему с чакрами на физическом уровне!

Холодильник что-то заворчал непечатное.

Жерар почувствовал, как у него начинает дергаться глаз. Он посмотрел на Фьоклу, на её вызывающий наряд, на холодильник, и всё встало на свои места. Яркая, как неоновая вывеска, и наглая, как чайка, ворующая чипсы.

– Мадемуазель, – сказал он устало. – Ваш диплом психоаналитика не случаем из интернета?

– Он напечатан на самой лучшей бумаге! – парировала Фьокла, с достоинством подняв подбородок.

Жерар повернулся к холодильнику.

– Идите своей дорогой, месье. И в следующий раз читайте договор оказания услуг внимательнее. Особенно пункт о «нематериальной природе космической энергии».

Тот что-то пробурчал, бросил на Фьоклу взгляд, полный обещания мести, и удалился, качая своей массой.

Фьокла выдохнула, её плечи обмякли.

– Спасибо, офицер. Вы мой герой. Практически Жан-Клод Ван Дамм, только симпатичнее и с круассаном в руке.

Жерар покраснел.

– Офицер Дюбуа. И это не круассан, это бутерброд с камбером.

– Ещё лучше, – она одарила его ослепительной улыбкой. – Настоящий мужчина должен пахнуть сыром, а не дешёвым одеколоном.

В этот момент из сумочки Фьоклы раздался странный звук – не то мурлыканье, не то ворчание. Она открыла её, и оттуда появилась маленькая, курносая мордочка сиамского кота.

– А это Арчибальд, – представила она кота. – Мой личный охранник и моральный компас. Он не любит хулиганов.

Арчибальд презрительно посмотрел на Жерара своими голубыми глазами и снова нырнул в недра сумочки.

– Вы не могли бы подвезти меня? – кокетливо спросила Фьокла. – После такого стресса я боюсь идти одна. Вдруг тот мясной комок ещё поджидает?

У Жерара в голове зазвенели все тревожные звонки. Это против правил. Это непрофессионально. Это пахнет проблемами. Но он посмотрел в её большие, наивные (казалось бы) глаза и услышал, как его собственный голос говорит:

– Садитесь.

Это был первый шаг в ад, пахнущий дешёвыми духами и дорогими глупостями.

Глава 2.

Дорога до съёмной квартиры Фьоклы в старом районе напоминала сцену из сумасшедшей комедии. Арчибальд, недовольный тряской, вылез из сумочки и устроился на заднем сиденье, уставившись на затылок Жерара взглядом, полным планов мирового господства.

– Так вы, выходит, психоаналитик? – спросил Жерар, пытаясь заполнить неловкое молчание.

– Ну, в общем, да, – сказала Фьокла, глядя в окно. – Я помогаю людям находить их внутреннее «я». Правда, иногда их внутреннее «я» хочет только одного, и это сильно бьёт по моей профессиональной самооценке. Но я не унываю! У меня есть план. Я собираюсь открыть свой салон. «Уютный уголок Фьоклы: терапия для души и тела».

– А тело… это как? – опасливо спросил Жерар.

– Массаж, офицер! Исключительно массаж! – она хлопнула его по плечу, отчего машина дёрнулась. – Вы что, подумали что-то неприличное? Я шокирована вашим цинизмом!

Жерар сглотнул. Он уже начал сожалеть о своей доброте.

Они подъехали к дому, который выглядел так, будто пережил все войны со времён Наполеона и не был в восторге ни от одной. Фьокла собралась выходить, но вдруг её рука намертво вцепилась в рукав его униформы.

– Офицер Дюбуа… Жерар, можно я буду звать вас Жерар? Вы выглядите как Жерар. Солидный, надёжный, немного грустный, как тот актёр… как его… Жан Рено в плохой день.

– Я не Жан Рено, – пробормотал он.

– Неважно! – отмахнулась она. – Дело в том, что он… тот тип… он знает, где я живу. А у меня тут вся коллекция париков Вивьен Вествуд хранится! Он может мстить!

Жерар вздохнул. Он знал, что делает ошибку. Ошибку размером с Эйфелеву башню.

– Хорошо, – сказал он. – Я провожу вас до двери.

Поднявшись по скрипучей лестнице, пахнущей капустой и старостью, они оказались перед дверью, украшенной наклейкой с котом, делающим «ногой ку». Фьокла стала рыться в сумочке в поисках ключей, выпустив на волю Арчибальда. Кот, словно тень, прошмыгнул в приоткрытую дверь соседней квартиры, откуда тут же раздался возмущённый крик на ломаном французском.

– Mon dieu! Опять этот сиамский дьявол! Он на моём кружевном белье!

Фьокла закатила глаза.

– Мадам Клод, не драматизируйте! Он просто проверяет его на прочность!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась худая, как жердь, женщина лет шестидесяти с бигуди в волосах и в халате с перьями. Это была мадам Клод, хозяйка пансиона и, по слухам, бывшая звезда бурлеск-шоу 70-х.

– А, это вы, «мадемуазель Психоаналитик»! – язвительно сказала она. – И не одна, как я вижу. Привели клиента? Или это уже арест?

– Мадам Клод, это офицер Дюбуа. Он обеспечивает мою безопасность от неадекватных личностей, – с достоинством ответила Фьокла.

– О, от одной такой личности я вас сейчас сама обеспечу! – прошипела мадам Клод, но, увидев полицейскую форму, немного смягчилась. – Офицер, может, вы уговорите эту… эту… осоку прекратить устраивать ночные сеансы «медитации» с такими странными звуками?

Жерар почувствовал, как его лицо заливает краской.

– Я… гм… постараюсь.

Наконец, Фьокла нашла ключи и открыла дверь. Квартира представляла собой нечто среднее между цыганским табором и лавкой чудес. Повсюду висели яркие ткани, бусы, лежали подушки, на полу валялось несколько париков, а на крошечной кухне, заваленной баночками с кремами и чаями, на единственной свободной табуретке гордо восседал Арчибальд, вылизывая лапу.

– Ну вот и дом, – с гордостью сказала Фьокла. – Проходите, Жерар. Выпьем чаю? У меня есть прекрасный чай, который очищает карму и помогает от вздутия живота.

Жерар хотел отказаться, но ноги сами понесли его внутрь. Он чувствовал себя Алисой, провалившейся в кроличью нору, если бы Алиса была французским полицейским с пивным животом, а кроличья нора пахла пачулями и кошачьим кормом.

Это был конец спокойной жизни офицера Дюбуа. И начало чего-то совершенно непредсказуемого.

Глава 3.

Жерар сидел на единственном свободном от бархатных подушек стуле, сжимая в руке фарфоровую чашку размером с наперсток. От чая, который Фьокла назвала «Целебным улуном (чаем) Просветленного Дракона», пахло скошенной травой и легкой паникой.

– Ну как? – с ожиданием спросила Фьокла, устроившись напротив на груде подушек, отчего её алые сапоги оказались на уровне его глаз. – Чувствуете, как энергия циркулирует?

– Чувствую, как циркулирует кровь в ноге, – честно признался Жерар. – Она затекла.

Фьокла рассмеялась. Звук был похож на звон разбитого стекла, но почему-то приятный.

– Вы забавный, Жерар. Настоящий. В этом ваша сила. Вы не пытаетесь быть тем, кем не являетесь.

Арчибальд, свернувшись калачиком у неё на коленях, следил за Жераром с таким видом, будто составлял подробный план его ликвидации и просто выбирал момент.

– Послушайте, мадемуазель Фьокла… – начал Жерар.

– Просто Фьокла. Или Фифи. Для друзей.

– Хорошо… Фьокла, – имя странно покатилось на его языке. – Вы понимаете, что наша… гм… встреча… это нарушение всех протоколов.

– О, протоколы! – она махнула рукой, и браслеты на её запястье звякнули. – Это просто бумажки для скучных людей в скучных костюмах. А вы разве скучный, Жерар?

Она посмотрела на него так пристально, что ему стало жарко. Он отхлебнул чаю. На вкус он был как будто его заставили жевать старую газету, но с привкусом чего-то запретного.

В этот момент в дверь постучали. Три резких, нетерпеливых удара.

Фьокла закатила глаза.

– Опять мадам Клод. Наверное, Арчи снова украл её вязаного лосося.

Она встала и грациозно, словно пантера на шпильках, направилась к двери. Жерар невольно наблюдал за её уходящей фигурой, за игрой мышц на её спине, открытой глубоким вырезом платья. Он сглотнул. Это была плохая идея. Очень, очень плохая.

Дверь открылась, но на пороге стоял не лосось и не мадам Клод. На пороге стоял тот самый холодильник. Тот самый, с пастисом и неоказанными услугами. Лицо его было багровым.

– А, вот ты где, змея! – просипел он. – Думала, отделалась?

Жерар вскочил так резко, что чашка с чаем полетела на пол, а целебный дракон отправился в страну вечной охоты.

– Всё, месье, вечеринка окончена, – сказал Жерар, вставая между мужчиной и Фьоклой. Его сержантский тон вернулся к нему сам собой. – А этот кто? – Робер «Ле Танк» Дюран презрительно оглядел Жерара. – Новый клиент? Или уже постоянный спонсор?

У Жерара в глазах потемнело от ярости. Он не был героем, он был бюрократом в форме. Но что-то щелкнуло внутри. Возможно, это был запах её духов, смешавшийся с запахом его собственной несбывшейся жизни.

– Это офицер полиции, который сейчас проведёт для вас бесплатную экскурсию в участок, – холодно произнёс Жерар. – За угрозы, домогательство и нарушение общественного порядка.

Он достал наручники. Блестящие, холодные. Самые настоящие.

Робер «Ле Танк» Дюран – он же - Холодильник на мгновение опешил, но потом рыкнул и сделал шаг вперёд. И тут произошло нечто.

Арчибальд, до этого момента бывший лишь пушистым статистом, внезапно превратился в сиамского фурию. С шипением, достойным саблезубого тигра, он взлетел по ноге незваного гостя, словно белка-альпинист, одержимый демоном.

– АААРРГХ! Чёртов зверь! С меня!

Пока тот танцевал с котом на ноге, Жерар ловко защёлкнул наручники у него на запястьях. Всё было кончено за несколько секунд.

Фьокла смотрела на Жерара с таким восхищением, будто он только что победил дракона, а не задержал пьяного дебошира с котом на ботинке.

– Вы… вы мой герой, – прошептала она, и в её глазах стояли настоящие слёзы. Или это была просто отличная актёрская игра.

Жерар, тяжело дыша, отвёл задержанного в машину, вызвал наряд для конвоирования и вернулся в квартиру. Адреналин ещё пульсировал в его жилах.

Фьокла стояла посреди комнаты, прижимая к груди умиротворённого Арчибальда.

– Я не знаю, как вас благодарить.

– Это моя работа, – пробормотал Жерар, но он знал, что это была ложь. Это было нечто большее.

Она подошла к нему близко. Очень близко. Он чувствовал исходящее от неё тепло, запах её кожи – сладкий, как спелый персик, и терпкий, как вино.

– Ваша работа – соблюдать протоколы, – тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза. – А это… это было личное.

И прежде чем он успел что-то сказать, её губы коснулись его. Это был не поцелуй, это был взрыв. Взрыв вкуса красной помады, запретного чая и чистой, неразбавленной беды. Его мозг кричал «СТОП!», но его тело, его предательское, долгое время забытое о чувствах тело, отвечало ей с такой жаждой, что у него перехватило дыхание.

Он обнял её, вдавив в груду подушек, и мир сузился до алых сапог, рыжих волос и настойчивого языка, который, казалось, вышивал на его душе слова «ты пропал».

Раздался звонок его служебного телефона. Дежурный спрашивал, нужна ли помощь.

Жерар с трудом оторвался от её губ.

– Всё… всё под контролем, – выдавил он в трубку хриплым голосом. – Ситуация разрешена.

Он положил трубку. Они стояли, тяжело дыша, в центре её безумного маленького мира.

– Протоколы, – прошептала Фьокла, проводя пальцем по его распахнутому воротнику, – определенно нарушены.

Жерар посмотрел на неё. На эту катастрофу в розовом платье. На свою погибель. На своё спасение от скуки.

– Чёрт с ними, с протоколами, – хрипло сказал он и снова поцеловал её, уже не думая ни о чём.

Арчибальд, умываясь на кухне, выглядел довольным. В его голубых глазах читалось явное одобрение. План сработал.

Глава 4.

Прошла неделя. Семь дней, в течение которых Жерар Дюбуа жил как во сне. Он патрулировал улицы, заполнял бумаги, ел свои бутерброды с камбером, но его мысли постоянно возвращались в ту самую квартиру, пахнущую пачулями и грехом.

Он пытался бороться. Говорил себе, что это недоразумение. Что она – воплощение всего, против чего он должен бороться. Хаос в алых сапогах. Но каждую ночь его рука сама тянулась к телефону, чтобы написать ей сообщение. И каждый раз он заставлял себя убирать её.

В конце концов, он не выдержал. В его голове созрел «хитрый» план. Служебный визит. Проверить, не беспокоит ли её больше тот тип. Совершенно профессионально.

Когда он снова стоял у её двери, сердце его колотилось как сумасшедшее. Он постучал. Дверь открылась.

Фьокла стояла на пороге в… комбинезоне. Синем, заляпанном краской. Её рыжие волосы были собраны в беспорядочный пучок, а лицо украшало зелёное пятно неизвестного происхождения.

– Жерар! – её лицо озарила улыбка. – Идеальное время! Вы как раз поможете мне решить дилемму.

Она схватила его за руку и потащила внутрь. Квартира выглядела так, будто здесь проходила битва между импрессионистами и авангардистами. Половина стены была выкрашена в нежный персиковый цвет, а вторая представляла собой хаотичные мазки ярко-желтого и фиолетового.

– Я решила, что салону нужен особенный стиль, – объявила она. – Но не могу выбрать между «умиротворяющей гармонией» и «взрывом творческой энергии». Что вы думаете?

Жерар, всё ещё пытаясь переварить её новый образ, пробормотал:

– Персиковый… очень… спокойный.

– Скучный! – заключила Фьокла. – Вы абсолютно правы! Фиолетовый и желтый – это гениально! Вы настоящий художник, Жерар!

Он не это имел в виду, но было уже поздно. Она схватила валик и с энергией экскаватора продолжила наносить на стену фиолетовые полосы.

– Задержитесь на ужин! – бросила она через плечо. – В качестве оплаты за консультацию. Я готовлю! У меня как раз есть рецепт утки по-пекински с личи. Немного экзотики!

Мысль о том, что Фьокла готовит что-то сложнее яичницы, повергла Жерара в ужас. Но он кивнул.

Утка, как выяснилось, оказалась похожей на угольные брикеты. Соус из личи напоминал сладкий клей. Но Жерар, сидя за маленьким столом, заваленным банками с красками, ел это и чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в самых пафосных ресторанах Лиона.

Они разговаривали. Вернее, говорила в основном она. Она рассказывала о своем детстве где-то между Прагой и Парижем, о мечте стать балериной, о том, как приехала сюда с двумястами евро и котом в переноске. Он слушал, завороженный. Это была жизнь, полная красок и падений, так не похожая на его собственную, расписанную по графику дежурств.

– А вы? – вдруг спросила она, дотрагиваясь до его руки. – О чём вы мечтаете, офицер Дюбуа? Кроме как поймать всех плохих парней и съесть все круассаны в Лионе?

Жерар задумался.

– Я… не знаю. Чтобы дежурство прошло спокойно. Чтобы бумаги сами заполнялись. Чтобы…

– Чтобы кто-то добавил в вашу жизнь немного фиолетовой краски? – закончила она за него, глядя на него с пониманием.

Он молча кивнул. Больше не было нужды в словах.

Позже, когда они мыли посуду (вернее, он мыл, а она пыталась отскоблить пригоревшую утку), их плечи соприкасались. Каждое прикосновение было как удар током. Он чувствовал тепло её тела через тонкую ткань комбинезона.

Внезапно она повернулась к нему, вся в мыльной пене.

– Знаете, Жерар, у меня для вас есть ещё один сеанс терапии. Специальный. Для снятия… профессионального стресса.

– И в чём он заключается? – спросил он, чувствуя, как по телу разливается жар.

– В полном отключении мозга, – прошептала она, подходя ближе. – И включении чистой физики. Биологии. Химии.

Она сняла с его плеча тряпку и повела его в сторону комнаты, вернее, того уголка, который не был завален стройматериалами.

Их падение на груду подушек среди банок с краской, запаха жженой утки и всевидящего взгляда Арчибальда было самым нелепым, самым непрофессиональным и самым восхитительным падением в жизни Жерара Дюбуа. В тот вечер протоколы молчали. Зато очень громко кричало что-то другое, давно забытое и дикое, прятавшееся под его аккуратной полицейской униформой.

Глава 5

Жерар проснулся от того, что что-то уставилось ему в лицо. Это что-то было голубоглазым, сиамским и явно испытывало к нему глубокую личную неприязнь. Арчибальд сидел на его груди, как фараон на троне, и его взгляд говорил: «Твои полномочия тут кончились, мясной мешок. Убирайся».

Первое, что осознал Жерар – он не в своей квартире. Второе – его рука онемела, потому что под ней покоилась голова Фьоклы, чьи рыжие волосы растрепались так, что напоминали взрыв на фабрике париков. Третье – всё его тело было раскрашено в несколько оттенков фиолетового и жёлтого, будто он стал жертвой хулиганов с художественным образованием.

Память начала возвращаться обрывками. Подушки. Смех. Её пальцы, смывающие с его плеча краску… и ведущие его дальше, вглубь этого безумного гнезда. Её шепот: «Видишь? Протоколы горят куда веселее, чем пахнут».

Он осторожно попытался высвободить руку. Фьокла что-то пробормотала во сне и прижалась к нему сильнее. Её нога, тёплая и гладкая, забросилась на его живот. Жерар замер. В его голове зазвучали сирены грядущего апокалипсиса. Он представил лицо своего начальника, капитана Бертрана, если бы тот увидел его сейчас: обнажённого, разукрашенного, в обнимку с подозрительной личностью, чьё досье в участке помечалось как «активная, но мелкая неприятность».

Арчибальд издал низкое, предупреждающее ворчание.

– Хорошо, хорошо, я ухожу, – прошептал Жерар коту.

Сборы были похожи на кражу со взломом. Он нашел свои разбросанные вещи: штаны, пахнущие уткой и пачулями, рубашку, на которую было страшно смотреть. Он оделся, чувствуя себя идиотом, и на цыпочках направился к выходу.

– Так и уходишь? Без завтрака? Без целебного чая «Утренний Стыд Просветленного Дракона»?

Он обернулся. Фьокла сидела на матрасе, закутавшись в простыню, и смотрела на него с насмешливой улыбкой. Её взгляд был ясным и всё понимающим.

– У меня… дежурство, – брякнул Жерар, чувствуя, как краснеет. – Через час.

– Ага, – протянула она. – Бежишь обратно в свою клетку с табличкой «офицер Дюбуа». Не бойся, я тебя никому не выдам. Ты мой тайный агент под прикрытием.

Она подмигнула ему. Жерар почувствовал прилив такой нежности, что это было страшнее, чем гнев капитана Бертрана.

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и выскользнул за дверь. На лестничной клетке его поджидала мадам Клод в новом, ещё более пушистом халате, с кружкой кофе в руке.

– А, офицер! – сказала она сладким, как сироп, голосом. – Ночная проверка безопасности затянулась, я смотрю. Очень усердный. Наш налог на правопорядок в надёжных руках.

Жерар пробормотал что-то невнятное про «профилактические обходы» и пулей вылетел на улицу, где его ждал его верный, скучный «Пежо». Он сел в машину, закрыл глаза и несколько минут просто сидел, пытаясь прийти в себя. От него пахло Фьоклой. И краской. И грехом.

Глава 6.

Это был самый долгий день в его жизни. Заполняя отчёт о задержании мелкого воришки, он вместо «похитил бутылку коньяка» написал «похитил моё сердце». Капитан Бертран, проходя мимо, хмыкнул: «Дюбуа, ты что, роман пишешь?»

На совещании он постоянно ухмылялся в никуда, вспоминая, как Фьокла пыталась отмыть краску с его уха языком. Старший сержант Мартин, его напарник, тыкал его в бок: «Эй, Жерар, ты на что-то подсел? Поделишься?»

Хуже всего было получать вызов. Вызов по её адресу.

Сердце его упало в сапоги, когда диспетчер объявил: «Инцидент на Rue du Bœuf, квартира 5B. Жалоба на шум и подозрительную активность».

Он мчался по городу, нарушая все правила, в голове проносились самые страшные картины. Тот холодильник вернулся с друзьями. Её поймали за чем-то действительно незаконным. Мадам Клод устроила облаву на её парики.

Он ворвался в подъезд, готовый к бою, и… застыл.

Дверь в квартиру Фьоклы была распахнута настежь. Внутри играла оглушительная балканская музыка. И посреди комнаты, стоя на стремянке и с огромной кистью в руках, Фьокла с восторгом дирижировала воображаемым оркестром, подпевая на непонятном языке. Она была в одной из его старых футболок, которую он, видимо, забыл. На ней болталась его же полицейская фуражка.

– Фьокла! – рявкнул он, перекрывая музыку.

Она обернулась, и её лицо озарила радость.

– Жерар! Идеально! Поможешь с акцентной стеной!

– Что здесь происходит? На нас поступила жалоба!

– О, это наверное мадам Клод, – махнула она рукой. – Она просто завидует моему творческому порыву. И, возможно, тому, что у меня ночуют полицейские в самой расцвете сил.

В этот момент из соседней двери появилась сама мадам Клод. Увидев Жерара, она сложила руки на груди.

– Ну что, офицер? Навели порядок? Увезите наконец эту… эту ярмарочную пушку в участок за нарушение общественной эстетики и моих нервных клеток!

Жерар посмотрел на Фьоклу, сияющую и абсолютно счастливую. Посмотрел на мадам Клод, пышущую яростью. Посмотрел на свою фуражку на её голове.

Он вздохнул. Глубоко. Это был вздох человека, который понял, что точка невозврата пройдена.

– Мадам Клод, – сказал он официальным тоном. – Я провёл проверку. Гражданка… – он запнулся, не зная её фамилии. Чёрт! Он даже фамилии её не знал! – …Гражданка Фьокла проводит законные ремонтные работы в разрешённое время. Музыка… является частью культурного обогащения района. Жалоба не обоснована.

Рот мадам Клод открылся от изумления. Фьокла смотрела на него с таким обожанием, что ему снова стало жарко.

– Но… но она… а вы… – бубнила мадам Клод.

– Инцидент исчерпан, – твёрдо сказал Жерар и, шагнув в квартиру, притворил дверь прямо перед носом у хозяйки пансиона.

Музыка стихла. Они остались одни в полуразрушенной, но яркой комнате.

– Ты солгал ради меня, – прошептала Фьокла, подходя к нему. – Ты, адепт протоколов. Это самый романтичный поступок, который кто-либо совершал для меня.

– Я не лгал, – хрипло сказал Жерар, снимая с её головы свою фуражку. – Я просто… интерпретировал ситуацию. В рамках оперативного усмотрения.

– А что ещё ты можешь проинтерпретировать в рамках своего… оперативного усмотрения? – она прижалась к нему, вставая на цыпочки.

Его служебный телефон снова зазвонил. Он посмотрел на экран. «Капитан Бертран». Долг звал. Протоколы требовали своего.

Жерар отправил вызов на голосовую почту, бросил телефон на диван с бархатными подушками и поднял Фьоклу на руки.

– Всё, – сказал он. – Дежурство окончено.

И в этот раз Арчибальд, наблюдавший за ними с верхушки шкафа, не стал ворчать. Он просто зевнул и начал вылизывать лапу. В его кошачьем мире всё шло по плану. Человек в униформе был окончательно и бесповоротно приручён.

Глава 7.

Капитан Бертран был человеком-бульдогом. Не в плане внешности, хотя его приземистая фигура и брызжащие слюной речи на планерках поддерживали эту аналогию. Нет, он был бульдогом в том, что, учуяв странный запах, он не отпускал его, пока не выяснит источник. А от Жерара в последнее время пахло странно. Не сыром и одиночеством, как обычно, а чем-то цветочным, с примесью бензина и… надежды? Для Бертрана это пахло нарушением устава.

– Дюбуа! – проревел он, загораживая дверь в кабинет. – Мой кабинет. Сейчас же.

Сердце Жерара упало куда-то в район шнурков от ботинок. Он прошел внутрь, мысленно прощаясь с карьерой, пенсией и своим спокойным, предсказуемым адом.

– Я получил звонок, – начал Бертран, обходя его, как шакал добычу. – От некой мадам Клод. Знакомая фамилия?

Жерар почувствовал, как по спине пробежал ледяной пот.

– Я… провёл там проверку, капитан. Жалоба была необоснованна….

– Жалоба была на шум, Дюбуа. Но мадам Клод, женщина с богатым воображением, намекнула на нечто большее. На некие… «привилегированные отношения» между моим офицером и подозрительной личностью, известной как «рыжая ведьма с котом-убийцей». Ты ничего не знаешь об этом?

Мозг Жерара лихорадочно заработал. Отрицать всё? Сознаться? Свалить на кота?

– Капитан, – начал он, глядя в стену за спиной Бертрана. – Я действовал в рамках оперативного внедрения. Установление доверительного контакта с элементом из маргинальной среды для получения информации.

Бертран замер. Его брови поползли вверх.

– Внедрение? – он произнес это слово с таким скепсисом, будто Жерар объявил о своем внедрении в общество марсиан. – И какую же ценную информацию ты добыл, Дюбуа?

– Что… гм… мадам Клод хранит в своем гардеробе коллекцию кружевного белья 70-х годов, не соответствующую её публичному образу, – выпалил Жерар, вспомнив недавнюю перепалку на лестнице.

Воцарилась гробовая тишина. Бертран смотрел на него, не моргая. Вдруг его лицо исказила судорога. Он фыркнул. Потом захихикал. Потом разразился таким оглушительным хохотом, что со стола свалилась папка с делами.

– Кружевное бельё! – рыдал капитан, вытирая слезы. – О, святые небеса! Старая гиена! Я всегда знал!

Жерар стоял, не смея пошевелиться.

– Ладно, Дюбуа, – отдышавшись, сказал Бертран. – Твоё «внедрение» пока что принесло только компромат на старую каргу. Но будь осторожен. Эта твоя «ведьма» – ходячая проблема. Я не хочу, чтобы тебя втянуло в её водоворот. Уловил?

– Так точно, капитан, – пробормотал Жерар, чувствуя, как с него сходят семь потов.

– И смени одеколон. От тебя пахнет, как в борделе для фей.

Жерар выскользнул из кабинета, чувствуя себя так, будто только что разминулся с пулей. Но облегчение было недолгим. Он понимал: Бертран не купился. Он просто отложил расправу. За ним теперь следили.

Глава 8.

Вечером он приехал к Фьокле с чувством вины и пачкой круассанов. Квартира преобразилась. Стены сияли ядовито-фиолетовым, а одна, «акцентная», была украшена золотыми бликами, которые при ближайшем рассмотрении оказались отпечатками её ладоней, обмакнутых в краску.

– Нравится? – сияла она. – Это называется «Прикосновение ангела».

– Больше похоже на «Отпечатки преступления», – пробормотал Жерар, оглядываясь.

Он рассказал ей о разговоре с Бертраном. Опустив, разумеется, часть про кружевное бельё.

– О-хо-хо! – Фьокла не выглядела испуганной. Напротив, её глаза загорелись азартом. – Значит, мы теперь преступная парочка? Как Бонни и Клайд, только ты – Клайд с круассаном, а я – Бонни в лаковых сапогах! Романтика!

– Это не романтика, Фьокла! Это моя карьера! Моя пенсия!

– Карьера, пенсия… – она махнула рукой. – Это просто скучные слова для скучных людей. А мы с тобой разве скучные? Мы – взрыв! Мы – фейерверк!

Она подбежала к шкафу и вытащила два парика – ярко-розовый и синий.

– Вот! Наше прикрытие! Сегодня мы идём на свидание!

– В париках? – ужаснулся Жерар.

– Конечно! Твой капитан ищет офицера Дюбуа с рыжей бестией. А он найдёт двух туристов из… из Бельгии! Да! Мы будем говорить с смешным акцентом и есть вафли!

Жерар хотел возражать. Хотел сказать, что это безумие. Что он должен быть осторожен. Но он посмотрел на её сияющее лицо, на её абсолютную, безудержную веру в то, что жизнь – это игра, и сдался.

Так он оказался в ресторанчике на набережной в синем парике, который чесался, и с фальшивой улыбкой на лице. Фьокла в своём розовом парике болтала без умолку, изображая бельгийку, и периодически пинала его под столом, когда он забывал про акцент.

И самое странное – ему было весело. Ужасно, неприлично весело. Он чувствовал себя подростком, сбежавшим из-под надзора строгих родителей. Он смеялся над её глупыми шутками, ел свою утку конфи (которая, к его удивлению, не была углём) и даже не заметил, как положил руку на её колено.

А потом он увидел его. За соседним столиком, в одиночестве, с бокалом вина, сидел сержант Мартин, его напарник. И он смотрел прямо на них. Узнал ли он? Парики были хорошей маскировкой, но осанку, взгляд…

Жерар замер. Фьокла, заметив его панику, обернулась.

– О, смотри, милый, вон тот мужчина один. Давай пригласим его к нам? Бельгийцы же гостеприимные!

– Нет! – прошипел Жерар.

Но было поздно. Мартин, заметив, что его разглядывают, вежливо кивнул. Фьокла помахала ему рукой.

– Эй, месье! Присоединяйтесь! Мы из Брюсселя!

Мартин, с лёгкой ухмылкой, подошёл к их столику.

– Не откажусь. Сержант Мартин.

– А я Фрида, а это мой муж… Этьен! – Фьокла без заминки представила Жерара.

Рука Жерара, сжимавшая бокал, побелела. Мартин устроился поудобнее и устремил на «Этьена» пронзительный взгляд.

– Вы знаете, мадам Фрида, вы удивительно похожи на одну мою… знакомую. Очень яркую особу. А ваш муж… у него очень знакомый взгляд. Полицейский, что ли?

– О, нет! – засмеялась Фьокла. – Он… ветеринар! Да, специалист по крупному рогатому скоту!

Жерар поперхнулся вином.

Весь вечер Мартин вёл себя как кошка, играющая с мышкой. Он задавал каверзные вопросы, ловил Жерара на нестыковках, а Фьокла парировала с такой лёгкостью и блеском, что Жерар начинал верить, что он и правда ветеринар из Брюсселя.

Когда они наконец распрощались, Мартин пожал Жерару руку с особенно цепкой хваткой.

– Было приятно познакомиться, «Этьен». Надеюсь, ваш крупный рогатый скот не доставляет хлопот. И передавайте привет вашей… жене. Очень неординарная женщина.

Он ушёл, оставив за собой шлейф недосказанности.

На обратном пути в машине царило молчание. Фьокла сняла парик и смотрела в окно.

– Он знает, – тихо сказал Жерар.

– Конечно, знает, – ответила Фьокла, не оборачиваясь. – Но он твой друг?

– Напарник.

– Тогда он ничего не скажет. Он просто будет тебя мучать. Мужчины так делают.

Она повернулась к нему. Её лицо было серьёзным.

– Тебе правда так страшно, Жерар? Что кто-то узнает? Что ты… со мной?

Он посмотрел на неё. На эту женщину, которая ворвалась в его жизнь, как ураган, перевернула всё с ног на голову, заставила его врать начальству и носить синий парик. Она была хаосом. Она была проблемой. Она была самой живой вещью, что случалась с ним за последние двадцать лет.

– Да, – честно признался он. – Мне страшно.

Она кивнула, её глаза блеснули в темноте.

– Хорошо. Значит, будем бояться вместе. Это менее скучно, чем бояться в одиночку.

Она взяла его руку и положила её себе на колено. И этот простой жест значил для него больше, чем все протоколы мира.

Вернувшись в её квартиру, они обнаружили Арчибальда, который с невозмутимым видом жевал один из его полицейских носков. Казалось, кот устраивал им мелкую пакость в наказание за долгое отсутствие. Но Жерару было уже всё равно. Пусть жуёт. У него были дела поважнее. Например, выяснить, как снять парик, не оставив половину волос на затылке.

глава 9.

На следующее утро в участке царила атмосфера предвкушения. Сержант Мартин, поглощая свой третий пончик с шоколадной глазурью, смотрел на Жерара с таким сладким сочувствием, что того тошнило.

– Не выспался, Дюбуа? – спросил Мартин, смакуя каждый слог. – У тебя вид человека, который всю ночь… осматривал крупный рогатый скот. Утомительная работа, ничего не скажешь.

Жерар пробормотал что-то невнятное про бессонницу и уткнулся в отчёт о краже велосипеда. Бумаги были его убежищем. В них был порядок. В них не было рыжих ведьм, котов-вредителей и напарников-садистов.

– Кстати, – Мартин отломил ещё кусок пончика, – эта бельгийка… Фрида, кажется? Удивительная женщина. Такой… жизненный напор. Прямо психологический вампир. В хорошем смысле. Высасывает всю скуку, оставляя лишь чистую панику.

Жерар сглотнул. Он чувствовал себя как на допросе, где следователь использует вместо дубины кондитерские изделия.

– Представляю, каково её мужу, – продолжал Мартин, прищурившись. – Бельгийскому ветеринару. Должно быть, он постоянно на нервах. Вдруг она решит «психологически вампирить» кого-то ещё? Скажем, одинокого полицейского?

Взгляд Жерара встретился с взглядом напарника. В воздухе повисло молчание, густое, как шоколадная глазурь на пончике.

– Оставь это, Мартин, – тихо, но твёрдо сказал Жерар.

Мартин ухмыльнулся, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

– Расслабься, старина. Твои секреты в безопасности. Мне просто… весело. Скучно было последние десять лет. А теперь у меня есть личное реалити-шоу. «Любовь в синем парике». Я болею за вас.

Жерар понял, что это лучший исход, на который он мог надеяться. Союзник-садист был лучше, чем враг.

Но передышка была недолгой. На его служебный телефон пришло сообщение. Не от Фьоклы, чьи сообщения обычно состояли из emoji и угроз в адрес мадам Клод. Это было от неизвестного номера.

«Офицер Дюбуа. Ваша «психоаналитик» пахнет проблемой. Пахнет тюрьмой. Будьте умнее. Отойдите в сторону. Однажды вы можете получить вызов, на который уже не приедете».

Жерар похолодел. Он посмотрел на Мартина, который, уловив его напряжение, перестал жевать.

– Что-то не так?

– Ничего, – быстро ответил Жерар, стирая сообщение. Но паника уже пустила корни в его желудке. Угроза была конкретной. Кто-то знал. И этот кто-то был опасен.

Глава 10.

Он примчался к Фьокле, не дожидаясь конца смены. Он был готов на всё: кричать, требовать объяснений, поставить ультиматум.

Его планы рухнули в тот момент, когда он открыл дверь.

В центре комнаты, на единственном целом стуле, сидела мадам Клод. На ней был один из тех париков Вивьен Вествуд, который делал её похожей на разгневанного пуделя, восставшего против буржуазии. Фьокла, с серьёзным видом практикующего психоаналитика, водила перед её лицом хрустальным маятником.

– …и я чувствую, мадам, что ваша корневая чакра заблокирована, – вещала Фьокла. – Забита… старыми обидами. И, возможно, некачественным кружевом.

– Это кружево ручной работы! – фыркнула мадам Клод, но без обычной злобы. Она выглядела… заинтригованной.

– Именно в этом проблема! – парировала Фьокла. – Оно связывает вас с прошлым. С тем временем, когда вы были молодой, пылкой, полной огня…

Мадам Клод покраснела и потупилась. Жерар стоял на пороге, чувствуя себя зрителем в самом абсурдном театре на свете.

– Что… что здесь происходит? – наконец выдохнул он.

Фьокла обернулась с сияющей улыбкой.

– Жерар! Идеальное время! Мы как раз проводим сеанс гармонизации соседских отношений. Мадам Клод открывает мне свою душу.

– Она открыла мой гардероб! – поправила мадам Клод, но уже скорее из привычки.

– Для духовного роста нужно идти на жертвы, – невозмутимо заявила Фьокла. – И, как выяснилось, у мадам Клод не блокирована чакра, а просто затекла нога от неудобного табурета. И ещё она хочет научиться танцевать твист.

Жерар закрыл лицо ладонью. Его угрозы, его паника, его карьера – всё это казалось таким далёким и незначительным в этом сумасшедшем мире.

Когда мадам Клод, напевая что-то из репертуара 60-х и неся под мышкой парик, удалилась, Жерар показал Фьокле сообщение.

Она прочитала и пожала плечами.

– О, это наверное тот увалень, которого ты задержал. Или его друзья. Не обращай внимания. Мелкие рыбки.

– Мелкие рыбки не шлют угрозы полицейским! – взорвался он. – Фьокла, ты понимаешь, что у тебя могут быть серьёзные враги? Что ты вовлечена во что-то опасное?

Она посмотрела на него с внезапной, нехарактерной для неё грустью.

– Жерар, вся моя жизнь – это «что-то опасное». Жить – опасно. Любить – опасно. Носить эти сапоги по мокрому асфальту – вообще экстремальный вид спорта. Я не могу остановиться только потому, что кому-то это не нравится.

Она подошла к окну.

– Если ты хочешь уйти… я пойму. Твоя жизнь была тихой и спокойной. А я… я как пожар в цирке. Ясно и весело, но в итоге всё пахнет гарью и слоновьим навозом.

Он смотрел на её спину, на это смешное, гордое, уязвимое существо. И он понял, что не может. Не может вернуться в свою тихую, спокойную, мёртвую жизнь. Даже если это будет стоить ему карьеры.

Он подошёл к ней сзади и обнял.

– Я не ухожу.

Она обернулась, и в её глазах стояли слёзы. Настоящие.

– Правда?

– Правда. Но с одним условием. Никаких больше сеансов психоанализа для мадам Клод. Мое сердце не выдержит, если я застану вас за медитацией в её кружевном белье.

Фьокла рассмеялась, вытирая слёзы.

– Обещаю. Только если она сама не попросит.

В этот момент Арчибальд, проходивший мимо, снова укусил Жерара за штанину. Но на этот раз укус был почти дружеским. Почти.

Этой ночью, лежа в обнимку в фиолетовых сумерках её комнаты, Жерар понял, что пересёк Рубикон. Он больше не был офицером Дюбуа, который иногда навещал эксцентричную подругу. Он был сообщником. Партнёром по преступлению под названием «жизнь». И, к своему удивлению, он чувствовал себя не осуждённым, а… свободным. Страшно, тревожно, но свободным.

Он достал телефон и написал сообщение Мартину: «Твоё реалити-шоу продлевают на второй сезон. Готовь попкорн».

Ответ пришёл почти мгновенно: «Уже купил. С нетерпением жду новых серий. Скажи «ветеринару», что её бельгийский акцент – ужасен».

Жерар усмехнулся и выключил телефон. Завтра будет новый день. Новые угрозы. Новые безумства. Но сейчас ему было хорошо. И для начала этого было достаточно.

Глава 11.

Спокойствие длилось ровно три дня. Ровно столько, сколько понадобилось Жерару, чтобы начать забывать вкус паники и снова полюбить вкус своего утреннего кофе. Он даже заполнил отчёт о краже садового гнома без единой орфографической ошибки, что считал личной победой.

Идиллия рухнула утром четвертого дня, когда на стол капитана Бертрана легла анонимка. Бумага была обычной, текст – вырезан из газет и журналов, как в старых детективах. Сообщение было кратким и зловещим: «ВАШ ОФИЦЕР ДЮБУА СПИТ С ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ проституткой. ОНА НЕ ПСИХОЛОГ. СПРОСИТЕ ЕЁ О «БАРХАТНОМ ПОДПОЛЬЕ».

Бертран, побагровев, зашвырнул бумагу в ящик стола так, что тот затрещал. Он не любил, когда его люди выглядели идиотами. И он терпеть не мог, когда это делали на его глазах. Вызвав Жерара, он молча протянул ему бумагу.

Жерар прочитал и почувствовал, как пол уходит из-под ног. «Бархатное подполье». Это имя он слышал. Это была не сеть, не банда. Это была легенда. Элитный, таинственный клуб для самых богатых и развращенных мужчин города, нечто среднее между салоном и борделем, где общение строилось на эстетике и интеллектуальных играх. Полиция годами пыталась прикрыть его, но не могла найти доказательств – слишком хорошо всё было шито-крыто.

– Ну что, Дюбуа? – сипел Бертран. – Твоё «оперативное внедрение» случайно не привело тебя в «Бархатное подполье»? Может, ты там был не как офицер, а как… клиент?

– Капитан, я клянусь…

– Не клянись! – рявкнул Бертран. – Я даю тебе неделю. Неделю, Дюбуа! Или ты предоставляешь мне неопровержимые доказательства причастности этой… Фьоклы… к «Бархатному подполью», чтобы мы могли накрыть эту помойку раз и навсегда. Или я сам предоставлю доказательства твоей профнепригодности. И твой «внедренческий» зад полетит с работы так быстро, что искры из-под каблуков посыплются. Выйди. Вон.

Жерар вышел, шатаясь. Всё было кончено. Его поставили перед выбором: предать Фьоклу или потерять всё.

Глава 12. Признание при свете неоновой вывески

Он пришёл к ней не как любовник, а как следователь – с холодным комом в груди и готовыми вопросами на языке. Он застал её за составлением бизнес-плана её салона. На столе лежали образцы тканей, сметы и рисунок вывески с котом, делающим массаж.

– «Уютный уголок Фьоклы», – прочитал он вслух, и голос его прозвучал хрипло.

– Жерар! – она бросилась к нему, но, увидев его лицо, остановилась. – Что случилось? Ты выглядишь так, будто тебя только что ограбил тот самый гном.

Он сел, не в силах смотреть ей в глаза.

– Фьокла. Что такое «Бархатное подполье»?

Наступила тишина. Такая густая, что её можно было резать ножом. Даже Арчибальд перестал вылизывать лапу.

– Откуда ты знаешь это название? – наконец спросила она, и в её голосе не было ни намёка на привычную игривость.

– Анонимка. На стол капитана. Там сказано, что ты имеешь к этому отношение.

Она медленно подошла к окну, за которым зажигались неоновые вывески.

– Это было давно, Жерар. Очень давно. Когда я только приехала сюда. У меня не было денег. Не было работы. Только парики, сапоги и кот. «Бархатное подполье»… это было место, где девушка с моей внешностью и умением поддерживать разговор могла заработать. Много. Но не тем, о чём ты подумал.

Она обернулась. Её лицо было серьёзным и печальным.

– Я была… украшением. «Интеллектуальной куртизанкой», как называл нас хозяин. Мы должны были очаровывать, вести умные беседы, флиртовать, создавать атмосферу. Но правила были железными: никаких физических контактов с клиентами. Нарушение – немедленное изгнание. Я была хороша в этом. Слишком хороша. Один из клиентов… влюбился. Настоятельно потребовал большего. Я отказалась. Ушла. Он не смог смириться с этим. Видимо, он и есть тот «холодильник», которого ты задержал. А «Бархатное подполье» – его способ меня уничтожить, напомнив о моём прошлом.

Жерар слушал, и ком в его груди таял, сменяясь жгучей яростью. Яростью за неё. За ту молодую, одинокую девушку, вынужденную продавать своё обаяние, чтобы выжить.

– Почему ты не сказала мне?

– И что? «Здравствуй, Жерар, я бывшая элитная содержанка, но не переживай, я была только наполовину»? – она горько усмехнулась. – Ты и так сомневался во мне. Это добило бы тебя.

Он встал и подошёл к ней.

– Мне дали неделю, Фьокла. Чтобы предоставить доказательства твоей причастности.

Она смотрела на него с ужасом.

– И… что ты будешь делать?

Жерар взял её лицо в свои ладони. Большие, грубые ладони полицейского, которые вдруг стали невероятно нежными.

– Я буду делать свою работу. Я найду этого человека. И я найду способ закрыть это «Бархатное подполье» навсегда. Но не чтобы навредить тебе. Чтобы защитить тебя.

В её глазах вспыхнула надежда.

– Но как?

– У тебя осталось что-нибудь оттуда? Какие-нибудь имена, записи, фотографии?

Она задумалась, а потом её лицо озарилось.

– Дневник. Я вела дневник. Там всё: имена, лица, их предпочтения, их разговоры. Я писала, чтобы не сойти с ума. Чтобы отделить себя от той роли.

– Это опасно, Фьокла. Если они узнают…

– Они уже идут на меня, Жерар! – воскликнула она. – Этот увалень – лишь пешка. За ним стоит кто-то могущественный. Тот самый клиент. Его имя… Антуан де Сент-Клер. Очень богатый. Очень влиятельный. И очень мстительный.

Жерар почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Сент-Клер. Его знал весь город. Филантроп, коллекционер, друг мэра.

– Хорошо, – сказал Жерар, и его голос приобрёл стальные нотки. – Значит, будем охотиться на льва. Но нам нужен план. И помощь.

Он посмотрел на Арчибальда, который, казалось, слушал с необычайным вниманием.

– И кошачье одобрение.

Арчибальд мурлыкнул. Впервые. Это звучало как приговор де Сент-Клеру.

Глава 13.

Дневник Фьоклы оказался не тетрадью, а целым сундуком с потертой бархатной обивкой, спрятанным на дне шкафа под грудой экстравагантных париков. Когда Жерар открыл его, оттуда пахнуло дорогими духами, старыми тайнами и чем-то горьким, как несбывшиеся надежды.

Это не были простые записи. Это был арт-объект отчаяния и наблюдательности. Вклеенные фотографии, зарисовки клиентов, вырезки из меню, лепестки засушенных роз… и имена. Много имен. Рядом с некоторыми стояли пометки: «любит говорить о Канте», «боится темноты», «платит, чтобы его унижали».

– Боже, Фьокла, – прошептал Жерар, листая страницы, испещренные её размашистым почерком. – Ты играла с огнем.

– Я грелась у костра, который мог меня спалить, – мрачно ответила она, обняв себя за плечи. – Антуан де Сент-Клер. Страница 45.

Жерар нашел ее. На странице был приклеен снимок, вырезанный из светской хроники: утонченный мужчина лет пятидесяти с пронзительными серыми глазами и улыбкой хищника. Рядом – запись Фьоклы: «Сеанс с Графом (так он просил себя называть). Обсуждали декаданс в литературе. Считает красоту высшей формой власти. Глаза как у полярной совы – видит всё в темноте. Прикоснулся к моей руке. Кожа холодная. Ушла с двойным гонораром и ощущением, что только что гладила кобру. Он хочет не тела. Он хочет душу. Мою».

Жерар сглотнул. Это было хуже, чем он думал. Это был не просто обиженный клиент. Это был одержимый коллекционер.

– Почему он так к тебе привязался? – спросил он, закрывая дневник.

Фьокла отвернулась.

– Потому что я единственная, кто сказала ему «нет». Для таких мужчин, как он, отказ – это афродизиак. Несбывшаяся фантазия. Он не мог купить меня, и это свело его с ума. После моего ухода «Бархатное подполье» закрылось. Говорят, он разгромил его в ярости.

Внезапно в дверь постучали. Не привычные раздраженные тычки мадам Клод, а настойчивые, твердые удары. Жерар инстинктивно потянулся к табельному оружию, которого при нем не было.

Фьокла выглянула в глазок и отшатнулась, бледнея.

– Это он.

Жерар отодвинул ее за спину и распахнул дверь.

На пороге стоял не «холодильник». Стоял высокий, импозантный мужчина в идеально сидящем пальто. Антуан де Сент-Клер. Вживую он был еще опаснее.

– Мадемуазель Фьокла, – его голос был низким и бархатным, как шкура пантеры. – Какая… скромная обитель. И я вижу, у вас появился страж. – Его взгляд скользнул по Жерару, оценивающе и презрительно. – Офицер Дюбуа, если не ошибаюсь? Ваше начальство весьма… заинтересовано в вашей деятельности.

Жерар почувствовал, как по спине бежит ледяной пот.

– Чем могу помочь, месье де Сент-Клер?

– О, я просто зашел по-соседски. Напомнить мадемуазель о наших былых… беседах. И предупредить. Старые дневники имеют свойство всплывать в самых неожиданных местах. И попадать в руки к тем, кто не оценит их… художественной ценности. – Он бросил взгляд на сундук, стоящий посреди комнаты. – Хорошего вечера.

Он развернулся и ушел, оставив за собой шлейф дорогого парфюма и абсолютного ужаса.

Глава 14.

Они сидели на полу, прислонившись к фиолетовой стене, и пили дешевое вино из пластиковых стаканчиков. Дневник лежал между ними, как обвинение.

– Он знает, – глухо сказала Фьокла. – Он знает про дневник. Он знает про тебя. Он играет с нами.

– Он не всесилен, – попытался успокоить ее Жерар, но его собственные руки дрожали.

Внезапно она повернулась к нему. В ее глазах горел не страх, а ярость. Ярость загнанного в угол зверя.

– Я не позволю ему все разрушить. Ни мою жизнь. Ни тебя.

Она набросилась на него с поцелуем. Но это не был поцелуй нежности или страсти. Это была атака. Отчаянная, яростная, почти жестокая. Она кусала его губы, впивалась пальцами в его волосы, прижималась к нему всем телом, как будто пыталась стереть с себя прикосновения де Сент-Клера, стереть прошлое, стереть страх.

Жерар ответил ей с той же дикой энергией. Они срывали с друг друга одежду, не отрываясь от поцелуев. Падали на подушки, путаясь в конечностях. Это был не секс. Это была битва. Битва против мира, который хотел их разлучить, против прошлого, которое нависло над ними, против будущего, которое казалось таким мрачным.

Он входил в нее резко, почти больно, и она принимала его с глухим стоном, обвивая его ногами, впиваясь ногтями в его спину. Они двигались в едином ритме отчаяния, и каждый толчок был словно вызов, брошенный в лицо де Сент-Клеру, капитану Бертрану, всему миру. В комнате стоял лишь прерывистый лов дыхания, скрип пола и далекий вой сирены за окном.

Когда все закончилось, они лежали в кромешной тьме, прижимаясь друг к другу, как уцелевшие после кораблекрушения. Их тела были липкими от пота, на губах – солоноватый привкус крови.

– Что мы будем делать, Жерар? – прошептала она, прижимаясь лицом к его груди.

– Мы будем бороться, – ответил он, целуя ее макушку. – Завтра я поговорю с Мартином. У нас есть дневник. У нас есть правда.

Но правды, как он понимал, было мало против денег и власти де Сент-Клера.

Утро началось с трагедии. Жерар, выйдя из дома, обнаружил свою служебную машину. Все четыре шины были жестоко порезаны. На лобовом стекле лежала записка, написанная изящным почерком: «Первое предупреждение. Следующий раз – будет больнее. Отдай дневник».

Он позвонил Мартину. Тот приехал через пятнадцать минут, с двумя кофе и видом человека, который только что понял, что его любимое реалити-шоу превратилось в триллер.

– Ну, старина, – вздохнул Мартин, осматривая изуродованные шины. – Похоже, твой «ветеринар» связалась не с тем скотом. Де Сент-Клер? Это тебе не какой-то увалень с пастисом (алкоголем). Это дьявол в костюме от Бриони.

– Он угрожает Фьокле. Он угрожает мне. У нас есть дневник, Мартин. Там всё.

Мартин взял у него кофе и сделал большой глоток.

– Хорошо. План такой. Мы не можем идти с этим к Бертрану. Де Сент-Клер его уже купил или купит. Мы действуем в обход. Дневник – наша козырная карта. Мы найдем в нем кого-то, кто боится де Сент-Клера еще больше, чем мы. Кто-то влиятельный. И сыграем на этом.

Жерар смотрел на своего напарника с новой надеждой.

– Почему ты мне помогаешь, Мартин? Ты же рискуешь всем.

Мартин хмыкнул.

– Во-первых, я уже прикипел к вашей дурацкой драме. Как отмена сериала на самом интересном месте. А во-вторых… – он посмотрел на Жерара серьезно. – Я десять лет наблюдал, как ты медленно превращаешься в робота. А сейчас ты… живешь. Пусть это адская жизнь, но она настоящая. И за это стоит бороться.

Они обменялись рукопожатием. Заговор был оформлен.

Вернувшись в квартиру, Жерар обнаружил там новую драму. Мадам Клод, в слезах и без парика, сидела на его любимом стуле и прижимала к груди Арчибальда, который, на удивление, не пытался ее оцарапать.

– Офицер! – всхлипнула она. – Мой гардероб… он разгромлен! Все мое белье… мои парики… изрезаны в клочья! И оставлена записка! «Прекратите общаться с соседкой. Следующий раз – ваша очередь».

Фьокла стояла бледная, как полотно.

– Это я во всем виновата. Он нападает на всех, кто рядом со мной.

Жерар почувствовал, как ярость закипает в нем с новой силой. Де Сент-Клер перешел все границы. Он объявил войну. И теперь у Жерара не было выбора.

Он подошел к Фьокле, взял ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза.

– Все кончено. Мы не будем больше прятаться. Мы пойдем в атаку.

Он повернулся к мадам Клод.

– Мадам, принесите свое самое уцелевшее кружевное белье. И свой самый вызывающий парик. Вы нам нужны.

Мадам Клод утерла слезы, и в ее глазах зажегся знакомый боевой огонек.

– Для чего это вам, офицер?

– Для операции «Бархатный апокалипсис», – мрачно улыбнулся Жерар. – Мы устроим этому графу такой скандал, что его светское реноме не переживет. Мы ударим по его единственному уязвимому месту – по его гордыне.

В углу Арчибальд издал низкое, одобрительное мурлыканье. Война была объявлена.

Глава 15.

План был безумен, отчаян и гениален в своем абсурде. Он родился в голове Фьоклы, был доработан циничным прагматизмом Мартина и одобрен боевым кличем мадам Клод. Арчибальд в знак согласия пописал в ботинок Жерара.

Суть была проста: они не могли победить де Сент-Клера силой или законом. Но они могли уничтожить его репутацию. А для человека, живущего имиджем, это смерть.

– Он коллекционирует не женщин, – говорила Фьокла, расхаживая по комнате в комбинации и с сигаретой в руке (хотя она не курила, это был образ). – Он коллекционирует трофеи. Чужие слабости. Нам нужно создать ему трофей, который взорвется в его руках.

Мартин, развалившись на стуле, доедал пиццу «Четыре сыра».

– Итак, план «Б». «Б» от «безумие». Мы подсовываем ему «клиента». С микрофоном и камерой. Он начнет хвастаться, рассказывать, как он манипулировал женщинами в «Бархатном подполье». Мы это запишем. И выложим в сеть в самый неподходящий момент. Скажем, во время его благотворительного вечера в пользу… не знаю… спасения бездомных котят.

– Но кто будет этим «клиентом»? – спросил Жерар. – Он же не дурак, он всех проверяет.

Все взгляды медленно повернулись к мадам Клод. Та замерла с кружевной перчаткой в руке.

– Я? – проскрипела она. – Вы предлагаете мне, Симоны Клод, бывшей звезде «Фоли-Бержер», притвориться развратной старухой, жаждущей острых ощущений?

– Мы предлагаем вам, мадам Клод, – голос Фьоклы зазвучал как шелк, натертый медом, – блеснуть талантом, который затмит все ваши прежние триумфы. Вы будете не развратной старухой. Вы будете… русской графиней в изгнании. Таинственной, невероятно богатой аристократкой с эксцентричными вкусами. Вы хотите не секса. Вы хотите… унижения. Публичного. На следующем светском рауте де Сент-Клера.

Глаза мадам Клод загорелись азартом, которого Жерар не видел даже во время их ссор из-за кота.

– Унижения? – она томно провела перчаткой по шее. – Дорогая, я в этом жанре делала карьеру, когда твои парики еще на деревьях росли. Я согласна.

Мартин фыркнул.

– Отлично. Я займусь техникой. У меня есть знакомый парень, который делает такие штуки, которые заставят Моссад позеленеть от зависти. Жерар, твоя задача – обеспечить алиби и следить, чтобы нашего «графа» никто не прервал в самый ответственный момент.

Жерар смотрел на эту безумную троицу и чувствовал, как границы его реальности окончательно размываются. Он, офицер закона, готовился к операции под прикрытием с участием бывшей проститутки, ее эксцентричной подруги и своего напарника-обжоры. Это был конец. Или начало.

Глава 16.

Репетиции проходили в квартире Фьоклы, превращенной в подобие театра. Мадам Клод, облаченная в баснословно дорогое платье, «одолженное» из костюмерной местного театра (Мартин оказался человеком многих талантов), отрабатывала роль.

– «Мой дорогой Антуан, – томно говорила она, поправляя нитяную жемчужину на своей шее. – Говорят, вы умеете разбивать сердца так, что это напоминает высокое искусство. Я хочу, чтобы вы разбили мое. Публично. На следующем вашем приеме. Я заплачу вам за это… ну, скажем, пятьдесят тысяч евро?»

Фьокла, исполняющая роль режиссера, ходила вокруг нее.

– Хорошо! Но больше высокомерия! Вы не просите. Вы предлагаете сделку, от которой он не сможет отказаться. Он – палач, а вы – его заказчица.

Жерар наблюдал за этим, сидя в углу с ноутбуком, и изучал план поместья де Сент-Клера. Его роль была проще – он будет наряжен официантом. Но его желудок сжимался в комок от нервов.

Ночью, после очередной изматывающей репетиции, он не мог уснуть. Фьокла принесла ему стакан вина и села рядом на полу.

– Ты боишься? – тихо спросила она.

– До чертиков, – честно признался он. – Если это провалится…

– Если это провалится, – она перебила его, положив голову ему на колени, – то мы с тобой сбежим. В Бельгию. Будем разводить тот самый крупный рогатый скот. Ты будешь доить коров, а я буду соблазнять их своим бельгийским акцентом.

Он рассмеялся, поглаживая ее волосы. Ее способность шутить на краю пропасти была одновременно пугающей и восхитительной.

– Я не хочу бежать, Фьокла. Я хочу выиграть. Хочу, чтобы он оставил тебя в покое. Хочу… обычной жизни с тобой.

Она подняла на него глаза. В темноте они казались бездонными.

– А какая она, наша обычная жизнь, Жерар?

– Я не знаю. Утро. Кофе. Ты в моей футболке. Я в своей униформе. Никаких париков. Никаких угроз. Просто… тишина.

– Тишина звучит скучно, – прошептала она, поднимаясь и прижимаясь к нему. – Но с тобой… даже скука кажется приключением.

Ее поцелуй на этот раз был не яростным, а бесконечно нежным. Медленным. Исследующим. Она раздела его, целуя каждый сантиметр кожи, как будто пыталась запомнить его навсегда. Ее губы скользили по шраму на его плече, оставленному когда-то пойманным преступником, ее язык вырисовывал узоры на его груди.

Он отвечал ей той же нежностью. Он водил руками по ее спине, чувствуя под пальцами мурашки, спускался ниже, обхватывал ее упругие ягодицы, прижимал к себе. Они не занимались любовью. Они прощались со страхом. Каждое прикосновение, каждый вздох, каждый стон были заклинанием против тьмы, которая ждала их завтра.

Когда он вошел в нее, они смотрели друг другу в глаза. И в ее взгляде он увидел не только страсть, но и ту самую уязвимость, которую она так тщательно скрывала за своими париками и дерзостью. Он двигался медленно, глубоко, стараясь передать ей все, что не мог выразить словами: «Я здесь. Я с тобой. Мы справимся».

Они достигли пика почти одновременно, в безмолвном крике, зажимая рты ладонями друг друга, чтобы не разбудить мадам Клод, спавшую за тонкой стенкой. А потом лежали, сплетенные воедино, слушая, как бьются их сердца в унисон.

– Завтра, – прошептала Фьокла ему на грудь.

– Завтра, – согласился Жерар, целуя ее макушку.

Они не знали, что «завтра» принесет им не только триумф, но и потерю, которая навсегда изменит правила их безумной игры.

Глава 17.

Поместье де Сент-Клера напоминало дворец из сказки – если бы сказки сочинял маркиз де Сад. Белоснежные стены, античные статуи, фонтаны с подсветкой и толпа богатых и знаменитых, чьи улыбки были такими же искусственными, как жемчуг на шее мадам Клод.

Жерар в тесном фраке официанта чувствовал себя рыбой на берегу. Он разносил шампанское, избегая встречи с холодным взглядом де Сент-Клера, который, казалось, парил над залом, как хищная птица.

И вот она появилась.

Мадам Клод, или скорее «графиня Зинаида Волконская», была великолепна. В парике из седых волос, в платье от-кутюр, усыпанном настоящим жемчугом (взятым в долг под честное слово Мартина), она была воплощением аристократической эксцентричности. Брошь на её груди – изящная птичка – была на самом деле камерой. Серёжки-гвоздики – микрофоны.

Жерар, проходя мимо, услышал её первый ход:

– Мой дорогой Антуан, – её голос звучал томно и надменно, заставляя окружающих замереть. – Ваша репутация человека, умеющего развлекать… избранных, дошла даже до моих ушей. Я слышала, вы коллекционируете изысканные унижения.

Де Сент-Клер медленно повернулся. Его глаза сузились, но интерес в них вспыхнул мгновенно.

– Графиня. Я польщён. Но что может предложить мне женщина ваших… лет?

– О, годы – это лишь вино, которое становится ценнее, – парировала она, играя веером. – Я предлагаю вам стать моим палачом на один вечер. Публично. Унизить меня так, чтобы весь Лион ахнул. Я заплачу вам сто тысяч евро. Наличными.

Жерар замер с подносом. Он видел, как в глазах де Сент-Клера загорелся тот самый огонёк одержимости. Азарт коллекционера, получившего в руки уникальный экспонат.

– Интригующее предложение, – прошептал де Сент-Клер, поднося к губам её руку. – Пройдёмте в мой кабинет. Обсудим детали.

Они удалились. Сердце Жерара бешено колотилось. Первая часть плана сработала.

Глава 18.

Следующие пятнадцать минут были самыми долгими в жизни Жерара. Он метался по залу, представляя, что происходит за тяжелой дубовой дверью кабинета. Внезапно его телефон завибрировал. Сообщение от Мартина: «ИДЁТ! ГОТОВЬСЬ!»

И тут из кабинета донёсся приглушённый, но яростный крик мадам Клод: «Как вы смеете! Я расскажу всем!»

Дверь с силой распахнулась. Мадам Клод вылетела оттуда с театрально растрёпанным париком, разорванным воротником платья и с идеально сохранившейся на лице маской ярости.

– Он! – закричала она, указывая на де Сент-Клера, который вышел за ней с лицом, искажённым злобой. – Он предлагал мне деньги! Угрожал! Говорил, что уничтожит мою семью в России, если я не стану его рабыней! Он – монстр!

В зале воцарилась оглушительная тишина. Камеры светских хроник повернулись к де Сент-Клеру. Шёпот зрителей начал нарастать, как гул приближающегося урагана.

– Эта женщина – сумасшедшая актриса! – зарычал де Сент-Клер, но было уже поздно. Его репутация, этот хрустальный дворец, дал первую трещину.

И тут случилось то, чего никто не ожидал.

Из толпы вышла Фьокла. Она была без парика, в простом чёрном платье. Но в её руке был тот самый бархатный дневник.

– Она не сумасшедшая, Антуан, – её голос прозвучал настолько ясно и громко, что перекрыл весь шум. – Она просто ещё одна жертва. Как и я. Как и десятки других женщин. Вот доказательства. Ваши признания. Ваши игры с чужими душами.

Она раскрыла дневник и начала зачитывать вслух. Цитировала его собственные, полные нарциссизма и жестокости, фразы. Имена. Факты.

Де Сент-Клер стоял, побелев как полотно. Его империя рушилась на глазах у всего высшего общества Лиона.

– Врешь! – вдруг рявкнул он и бросился к Фьокле, выхватывая из-за пояса маленький, но смертоносный пистолет.

Время замедлилось. Жерар увидел, как палец де Сент-Клера сжимается на спусковом крючке. Он не думал. Он действовал.

Бросок. Толчок. Он отшвырнул Фьоклу в сторону и оказался на линии огня.

Грохот выстрела оглушил зал.

Но пуля попала не в Жерара. Мадам Клод, с рефлексами, отточенными на сцене, рывком закрыла его собой.

Она медленно осела на пол, держась за живот, с удивлённым выражением лица.

– Чёрт, – прошептала она. – А платье было таким дорогим…

Наступил хаос. Крики. Звонки в полицию. Де Сент-Клера скрутили его же охранники, понимая, что игра проиграна.

Жерар, держа на руках бледную Фьоклу, смотрел на мадам Клод, которую пытался реанимировать подбежавший Мартин. Он понимал – их победа была оплачена самой высокой ценой.

Глава 19.

Мадам Клод выжила. Пуля прошла в сантиметре от жизненно важных органов. «Кружевное бельё и кости, скреплённые упрямством – лучшая броня», – шутила она потом в больнице.

Де Сент-Клера арестовали. Скандал был настолько громким, что даже его деньги и связи не помогли. Плёнка, снятая мадам Клод, стала главным доказательством.

Капитан Бертран, получив полный отчёт, вызвал Жерара.

– Дюбуа, – он смотрел на него долго и пристально. – Ты – идиот. Безбашенный, непрофессиональный идиот. – Он сделал паузу. – И, чёрт побери, лучший офицер, который у меня есть. Но если ты ещё раз так рискнёшь своей шеей, я лично прибью её к полу гвоздями. Понял?

– Так точно, капитан. – И передай той… Фьокле… что её салону «Уютный уголок» никто не будет мешать. При условии, что она получит все необходимые лицензии. Легально.

Жерар вышел из кабинета с ощущением, что земля под ногами снова стала твёрдой.

Прошёл месяц. Жерар стоял на пороге новой квартиры, не Фьоклы, их общей, просторной, светлой, с видом на парк. И с отдельной, звукоизолированной комнатой для мадам Клод, которая стала их… странной, но любимой семьёй.

Фьокла, загорелая и счастливая, вышла к нему в одной из его старых футболок. Никакого грима. Никаких париков.

– Ну что, офицер Дюбуа? Готов к нашей «скучной» жизни?

Он обнял её за талию и притянул к себе.

– Сначала – кофе. Потом – работа. А вечером… – он понизил голос, – мы можем немного… нарушить протокол.

Она рассмеялась и прижалась к нему.

– Обещаю, нарушим так, что соседи вызовут полицию.

В этот момент Арчибальд, гордо восседающий на новой, трёхъярусной когтеточке, одобрительно мурлыкнул. Его план устроить своего человека в полиции и пристроить хозяйку в надёжные руки увенчался полным успехом.

Жерар посмотрел в окно на свой припаркованный «Пежо», на спокойные улицы Лиона, на женщину в своих объятиях. Его жизнь больше не была шампанским. Она была крепким, выдержанным вином. С сложным букетом, с терпким послевкусием, но от этого – только ценнее.

И он знал – их история далека от завершения. Впереди были и ссоры, и смех, и новые безумные авантюры. Но теперь они были вместе. И это было главное.

КОНЕЦ ПЕРВОГО СЕЗОНА.

Свиданиес хаосом

Глава 1.

Проснуться в одной постели с Фьоклой было сродни пробуждению в эпицентре карнавала. Даже в семь утра в понедельник. Сегодня она лежала, уткнувшись носом в его плечо, а ее рыжие волосы разметались по подушке, как пожар на фабрике ваты. Жерар лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь непривычной тишиной. Тишина длилась ровно сорок семь секунд.

– Жерар, – голос ее был хриплым от сна и полным фатального предчувствия. – У нас проблема.

Он мгновенно открыл глаза, сердце екнув от привычного ужаса.

– Что случилось? Де Сент-Клер сбежал? Мадам Клод снова надела твои сапоги?

– Хуже, – она села, сдернув с себя одеяло. – У нас закончился кофе. Это апокалипсис. Конец цивилизации. Без кофе я не смогу заряжать твою ауру перед дежурством!

Жерар с облегчением рухнул на подушку.

– Успокойся, дракончик. Я куплю по дороге.

– Но это не тот кофе! – воскликнула она с трагизмом шекспировской героини. – Тот, что в синей пачке, от которого твоя карма вибрирует на высокой частоте! Обычный кофе превратит тебя обратно в того скучного полицейского, который ел бутерброды с камбером и боялся собственной тени!

Он посмотрел на нее – взъерошенную, серьезную и невероятно прекрасную в своем абсурдном отчаянии. И почувствовал прилив такой нежности, что аж затошнило.

– Хорошо, – сдался он. – Я заеду в тот эзотерический магазин. Но если они снова предложат мне кофе с добавлением порошка из рога единорога, я кого-нибудь арестую.

Их утренняя идиллия была прервана истошным воплем из кухни. Они переглянулись и в один миг сорвались с кровати.

На кухне их ждала картина, достойная кисти Босха. Мадам Клод, в своем лучшем шелковом халате с драконами, стояла на стуле и указывала дрожащим пальцем на Арчибальда. Тот сидел на столе с невозмутимым видом римского императора и методично жевал ее новую, только что купленную, дорогущую бирюзовую бигудину.

– Он! Он опять! – заходилась мадам Клод. – Это уже пятая за месяц! У него, походу, аллергия на красоту!

– Он просто помогает тебе обновить гардероб, – философски заметила Фьокла, доставая кофеварку. – Бигуди – это символ устаревших стандартов. Арчи – борец за свободу самовыражения.

Жерар, уже одетый в половину униформы, попытался провести воспитательную беседу.

– Арчибальд, это нехорошо. Выплюни.

Кот посмотрел на него с таким презрением, что Жерар невольно отступил на шаг, а затем с громким щелчком выплюнул остатки бигудины прямо на его начищенные ботинки.

Вечером того же дня Жерар вернулся домой, мечтая только о тишине и диване. Вместо этого его встретила Фьокла с сияющими глазами и с огромным, подозрительно знакомым свертком в руках.

– Не смотри так, – сказала она. – Это не еще один парик.

– А что это?

– Это твой свадебный костюм!

Жерар с опаской развернул бумагу. Перед ним предстал… шедевр. Костюм цвета баклажана, с жилетом из ткани, которая переливалась всеми цветами радуги при свете, и с галстуком-бабочкой в виде летучей мыши.

– Фьокла… – начал он осторожно. – Мы же договорились на классический черный.

– Черный – это цвет для похорон и скучных финансовых отчетов! – возразила она. – Наша свадьба – это взрыв! Фейерверк! Это должно быть ярко! Как твоя любовь ко мне!

– Моя любовь к тебе скорее цвета выгоревшей униформы после задержания пьяного дебошира в луже, – пробормотал он.

– Что?

– Я сказал, очень… креативно.

В этот момент в квартиру, не стучась, влетел Мартин с двумя пиццами и лицом человека, несущего горячие новости.

– Ну что, любовнички, не помешаю? – он бросил пиццу на стол и уставился на костюм. – О-хо-хо! Дюбуа, ты будешь похож на помидор, у которого случился психоделический приступ. Это новый дресс-код в участке?

– Это его свадебный костюм, – с гордостью объявила Фьокла.

Мартин присвистнул.

– Понятно. Ну, я тогда свой подарок заранее вручу. – Он достал из кармана маленькую, изящно упакованную коробочку и с торжествующим видом протянул Жерару.

Тот открыл ее. Внутри на бархатной подушечке лежали две пары… затычек для ушей. Одна пара – розовая, в виде маленьких сердечек. Другая – стандартная, полицейская, желтого цвета.

– Это на всякий случай, – пояснил Мартин. – Розовые – для тебя, на время ее приготовлений. Желтые – для нее, на время твоих рассказов о работе. Проверено, работает.

Фьокла рассмеялась, а Жерар с благодарностью сунул коробку в карман. Возможно, это был самый практичный подарок за всю историю жениховства.

Их вечер был в разгаре, когда в дверь постучали. На пороге стоял их новый сосед, пожилой мужчина с добрыми глазами и с тарелкой печенья.

– Здравствуйте, соседи! Я только заселился, этажом выше. Зовут Анри. Решил познакомиться.

– О, входите, месье Анри! – радушно воскликнула Фьокла. – У нас как раз пицца и… ну, вы знаете, обычный хаос.

Анри улыбнулся.

– О, я уже заметил. У вас такая… яркая жизнь. Очень интересно за вами наблюдать.

Фраза прозвучала невинно, но Жерар, полицейский инстинкт которого дремал чутким сном, почувствовал легкий укол беспокойства. Он отмахнулся. Просто добрый старичок.

Он не знал, что «добрый старичок» Анри как раз час назад перематывал запись с камеры, установленной на его чердаке, и с довольной улыбкой сочинял новый стишок.

«Офицер и его Фурия, в страсти падая с дивана,

Разбили вазу, но нашли себя в обнимку средь хлама.

О, сладкий хаос! Ваш танец столь нелеп и восхитителен,

Что наблюдать за вами – мой единственный талант…»

Игра началась. И на этот раз ставки были еще выше, потому что на кону была их любовь, их быт и их право на глупое, безумное, но свое счастье.

Глава 2.

Первая «весточка» пришла через три дня. Конверт из дешевой желтой бумаги, без обратного адреса, был аккуратно подсунут в щель между дверью и косяком. Фьокла, выходя утром за кофе «для вибраций кармы», наступила на него босой ногой.

– Ой! – сказала она, поднимая конверт. – Жерар, тебе, наверное. Похоже на уведомление о штрафе за парковку. Или на анонимную любовную записку от мадам Клод.

Жерар, бреясь на кухне с опасной бритвой в руке (Фьокла утверждала, что это «повышает вибрацию мужской энергии»), пробурчал:

– Выбрось. Скорее всего, реклама пиццы.

Но Фьокла уже вскрыла конверт. Внутри лежал листок с напечатанным стихотворением. Она прочла первую строчку и фыркнула. Потом вторую – и ее брови поползли вверх. Прочтя все, она разразилась таким оглушительным хохотом, что Жерар чуть не отхватил себе половину щеки.

– Что там? – настороженно спросил он, прижимая к лицу бумажное полотенце.

– Это… это шедевр! – всхлипывая, прошептала Фьокла. – Слушай!

«О, воин закона в объятьях своей дикой розы,

Их ночной танец так страстен, отважен и груб.

Он шепчет: «Душечка», а в ответ слышит стоны и угрозы,

Когда в пылу забытья он ей отдавил полтуловища, любя.

Но стоило руке блюстителя скользнуть под шелк одеяния,

Как боль забыта, и вновь в ход идут и руки, и… молчания!»

В квартире повисла гробовая тишина. Было слышно, как на кухне Арчибальд увлеченно вылизывает своё причинное место.

Жерар медленно покраснел. Сначала стал розовым, как креветка, потом алым, как форма английского гвардейца, и, наконец, приобрел насыщенный цвет спелого баклажана, достойный его свадебного костюма.

– Это… это… – он пытался найти слова, но его словарный запас, обычно достаточный для составления протокола, дал сбой. – Кто это…? Как они…? ЭТОГО НЕ БЫЛО!

– Милый, – с притворной задумчивостью сказала Фьокла, перечитывая стих. – А помнишь, позавчера вечером, когда мы смотрели тот фильм про пингвинов, и ты действительно попытался меня перевернуть, но мы с грохотом свалились с дивана, и ты крикнул: «Черт, я тебе все ребра поломал!»?

Жерар смотрел на нее с немым ужасом. Да, он это помнил. Он также помнил, что через пять минут они оба хохотали, валяясь на ковре, а потом все же закончили начатое, причем весьма успешно.

– Значит, это… правда, – прошептал он. – Кто-то подсмотрел.

– Не просто подсмотрел! – восторженно сказала Фьокла. – Кто-то облачил наш бытовой секс в форму сонета! Это же поэтично! Почти как Шекспир, только про нас и с прищемленными конечностями.

– ЭТО НЕ ПОЭТИЧНО! ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ! – завопил Жерар, хватая мобильный. – Это вторжение в частную жизнь! Нарушение… всяческих статей! Я его найду и арестую!

– Подожди, – положила руку ему на плечо Фьокла. – Давай не будем спешить. Во-первых, стих действительно смешной. Во-вторых, теперь наша личная жизнь станет достоянием общественности. Представляешь, какое веселье? Капитан Бертран будет читать это за утренним кофе!

Мысль о том, что капитан Бертран читает про его «ночной танец», заставила Жерара содрогнуться с такой силой, что бумажное полотенце отпало от его порезанной щеки.

В участке его ждал новый кошмар. Стоило ему переступить порог, как в коридоре воцарилась неестественная тишина. Сержант Мартин, сидя за своим столом, делал вид, что увлеченно изучает какое-то дело, но его плечи предательски тряслись от смеха.

– Дюбуа! – проревел из своего кабинета капитан Бертран. – Ко мне!

Жерар, чувствуя себя на эшафоте, зашел внутрь.

Бертран сидел, откинувшись на спинку кресла, и жевал свою неизменную сигару (незажженную, по предписанию врачей). Перед ним на столе лежал тот самый желтый листок.

– Ну что, Дюбуа, – начал капитан с убийственным спокойствием. – Я, конечно, всегда знал, что ты… гм… разносторонняя личность. Но чтобы до такой степени… Я, честно говоря, не знаю, что здесь криминального – вторжение в вашу личную жизнь или эти… ужасные рифмы. «Любя» и «себя»? Серьезно?

– Капитан, я…

– Молчи, Дюбуа. Лично мне все равно, как ты проводишь время со своей… дикой розой. Но если эти вирши начнут появляться здесь регулярно и отвлекать мой персонал от работы, я лично пришпорю тебя и заставлю вести расследование. Понял?

– Так точно, капитан.

– И смени, ради всего святого, диван на что-нибудь более устойчивое. У нас в участке и так текучка кадров, а тут еще ты со своими ребрами. Вон.

Выйдя из кабинета, Жерар увидел, что на доске объявлений, прямо поверх служебных ориентировок, кто-то прикрепил его стишок, снабдив его подписью: «Офицер месяца. За выдающиеся достижения в области рукопашного боя на домашнем фронте».

Мартин, наконец не выдержав, рухнул головой на стол и забился в истерике.

– «И вновь в ход идут и руки, и… молчания!» – рыдал он. – Боже, это гениально! Я плачу!

Жерар молча подошел к доске, сорвал листок, смял его и сунул в карман. Он поймал на себе взгляд нового напарника, Люка Моро. Тот сидел за своим столом с идеально бесстрастным лицом, но в уголках его губ танцевала едва заметная улыбка. Он поймал взгляд Жерара и вежливо кивнул.

– Не обращайте внимания, Жерар, – сказал Люка. – Коллеги просто… ценят юмор. Ваши отношения с мадемуазель Фьоклой действительно вдохновляют.

Что-то в этой фразе прозвучало фальшиво. Слишком сладко. Слишком подобострастно. Но Жерар был слишком унижен, чтобы это анализировать.

Вечером, когда Жерар, помятый и несчастный, вернулся домой, Фьокла встретила его не с смехом, а с объятиями.

– Бедный мой герой, – сказала она, гладя его по стриженым волосам. – Весь участок над тобой смеется?

– Весь Лион, наверное, скоро будет смеяться, – мрачно буркнул он, уткнувшись лицом в ее шею. Она пахла кофе, краской и чем-то своим, успокаивающим.

– А знаешь, что мы сделаем? – прошептала она ему на ухо. – Мы превратим это в наше оружие.

– В оружие? – с недоверием переспросил он.

– Абсолютно. Этот стишок – не оскорбление. Это признание. Признание в том, что наша любовь настолько горяча и непредсказуема, что о ней хочется слагать поэмы. Даже такие дурацкие.

Она отвела его в спальню, к окну, выходящему на темный противоположный дом.

– Представь, что он там, смотрит. И сейчас он увидит не пару неудачников, над которыми все смеются. Он увидит спектакль. Наш спектакль.

И прежде чем Жерар успел что-то сказать, она принялась его целовать. Страстно, демонстративно, театрально. Она стащила с него пиджак, сорвала галстук, не отрывая губ. Она вела его, пятясь к кровати, и ее движения были отточенными, как у танцовщицы.

– Играешь? – хрипло спросил он, чувствуя, как ярость и унижение начинают превращаться в нечто другое, более темное и желанное.

– Играем, – ответила она, сбрасывая с себя блузку. – Покажем этому бездарному поэту, как выглядит настоящая муза. Та, что может вдохновить не на жалкие вирши, а на нечто… грандиозное.

Их любовь в эту ночь была вызовом. Каждое прикосновение, каждый стон был адресован невидимому зрителю. Это было странно, возбуждающе и немного безумно. Жерар забыл о стишке, о насмешках, обо всем на свете. Была только она, ее тело, ее смех, заглушаемый его поцелуями, и горячее желание доказать невидимому врагу, что их не сломить.

Он не знал, что в эту самую минуту на чердаке напротив Анри, их «добрый сосед», с восторгом наблюдал за этим спектаклем, его пальцы быстро стучали по клавиатуре.

«О, как они прекрасны в гневе и в страсти,

Их танец – вызов, брошенный в мою ночь.

Ее улыбка сладострастна и причастна

К тому, что даже я, поэт, теряю мощь.

Но я не отступлю. Игра лишь начинается,

И ваша страсть, мои герои, продолжается…»

Война была объявлена. И Жерар с Фьоклой, сами того не зная, только что приняли вызов.

Глава 3.

Инцидент со стихами временно отошел на второй план, потому что на первый вышла Мать Всех Битв – подготовка к свадьбе. Фьокла устроила в их гостиной «штаб оперативного планирования», который напоминал музей современного искусства после урагана. Повсюду были разбросаны образцы тканей, эскизы торта в виде полицейской машины, облепленной кристаллами Сваровски, и фотографии голубей в крохотных цилиндрах.

– Нельзя просто пригласить гостей и накормить их салатом? – устало спросил Жерар, пробираясь к кофейнику через завал из кружев и глянцевых журналов.

– Салат?! – Фьокла взглянула на него, как на еретика. – Жерар, дорогой, салат – это не просто еда! Это метафора! Наш салат будет называться «Страсть и протокол»! Зелень – это твоя униформа, помидоры черри – мои алые сапоги, а соус…

– …будет вызывать изжогу у твоих бельгийских родственников, – закончил за нее Жерар. – Я понял.

В этот момент дверь распахнулась, и в квартиру вкатилась мадам Клод. На ней был комбинезон, расшитый стразами, и шлем с видеокамерой, напоминающий прибор ночного видения.

– Так, я провела разведку! – объявила она, снимая шлем. – Конкурентка, эта выскочка Виолетта из салона «Утренняя роза», заказывает себе свадебный торт на три яруса выше! Но я ее опередила! Я договорилась с кондитером, что наш торт будет на ЧЕТЫРЕ яруса, и на самом верху будет сахарная фигурка Арчибальда, попирающего лапой бутафорский пистолет!

Из-под дивана донелось одобрительное мурлыканье.

Жерар почувствовал, как у него начинает дергаться глаз. Его мобильный вибрировал. Сообщение от Мартина: «Выживаешь? Я поставил 50 евро, что ты сбежишь в Бельгию до десерта».

Он собирался ответить что-то язвительное, когда в дверь постучали. На пороге стоял Люка Моро, его новый напарник, с коробкой дорогих конфет и сияющей улыбкой.

– Жерар! Фьокла! Я проходил мимо и подумал, что не могу не заглянуть. – Его взгляд скользнул по хаосу в гостиной. – О, я вижу, кипит работа! Фьокла, этот эскиз… это ваша идея? Гениально! Сочетание бархата и металла – это так по-вашему, смело и незабываемо!