Отрывок из книги
Деревушка Волигтен в графстве Корк имела обыкновение просыпаться медленно и с неохотой. Сначала туман, пришедший с реки Квирт, начинал светлеть, превращаясь из молочно-белого покрывала в прозрачную кисею. Потом закукарекал где-то на задворках старый петух Патрик, на которого все давно махнули рукой – часы он показывал из рук вон плохо. Затем поскрипели петли на дубовых дверях, и в утреннюю сырость выплеснулись запахи жареной бекона, торфа и свежего молока. Так, обонянием и слухом, начинался новый день в конце мая 1912 года.
Для девятилетнего Рональда Гарретта всё здесь было новым, зыбким и слегта пугающим в своей непривычной, почти наглой простоте. Тишина в доме Рона была особенной. Она не была пустой – она была густой, как суп, в котором плавают крошечные, едва слышные звуки: тиканье настенных часов в прихожей, скрип половицы под напольным ковриком, далёкий голос радио из раскрытого окна соседки. Рону было девять лет, и эта тишина давила на уши. Не потому что было страшно. А потому что было слишком…
.....
Рон замер. Его поразила не сухость отчёта, а его человечность. Здесь учитывалось не только зерно в шиллингах, но и доверие и обещание, которое было дано! Получалось, что истинная стоимость вещи могла складываться не только из монет, но и из невидимых, но прочных нитей между людьми. Эта мысль ударила его, как удар колокола – ясный, чистый, наполняющий. Он нашёл не просто старую книгу. Он нашёл ключ. Ключ к пониманию скрытой, настоящей стоимости вещей. Он нашёл философию. Систему, которая могла навести порядок не только в хозяйстве, но и, возможно, в самом хаотичном мире чувств и впечатлений.
С благоговейной осторожностью, будто неся реликвию, он перенёс тяжёлую папку в свою комнату, сдул с обложки последние следы пыли и положил на письменный стол перед чистым листом. Зажжённая керосиновая лампа отбрасывала на столешницу тёплый, уютный круг света. Что он, Рональд Гарретт, девяти лет от роду, мог внести в такой величественный и мудрый реестр? У него не было волов, не было ячменя, он никому не давал обещаний о помощи в уборке урожая. Он вспомнил утренний смех с мистером Флэнаганом. Тёплый сгусток беззлобной радости под ребрами, подкативший к горлу. Ощущение связи, мимолётного, но настоящего. Это что-то сто́ило? Безусловно. Но как это назвать?
.....
