Читать книгу Экспандинг (Квадрат В Треугольнике) - Группа авторов - Страница 1

ЭКСПАНДИНГ

Извилистая дорожка вывела его с окраины города в какую-то мокрую, лысую по осени рощу, и повела его по ней, тоже мокрого, тоже лысеющего (правда облысевшего ещё не совсем – но кому от этого было легче?), грязного и прихрамывающего на левую ногу, вглубь, на северо-восток, туда, где еле слышно ещё пока рокотал океан.

Роща была совсем небольшой – чтобы добраться от её юго-западного края, до лугов, предваряющих Старые Холмы и стоящий у их юго-западных же подножий Вонючка-Сити, нужно было пройти чуть меньше пары миль, и ему не потребовалось бы много времени, чтобы отшагать всё это – в конце-концов, он уже успел выспаться, укрывшись от преследования в старой, полуразрушенной котельной на окраине Отходы-сити, и даже поесть, поймав там крысу и зажарив её на костре из пары сломанных стульев и трёх потрёпанных книг, найденных там же. Но его расчёты, судя по всему, подвели его, и он либо встал не на ту тропинку, либо вообще изначально ошибался в том, что к Вонючке надо идти именно через эту рощу. Нет, он не то что бы не мог вспомнить, где юг, где запад, ведь он жил в этих краях не менее пятнадцати лет, да и когда-то учился в школе, где, будучи юным бойскаутом, в полной мере изучил науку ориентации на местности, по солнцу, мху на деревьях, поганках на пнях и прочей чепухе, но… С тех пор, как Джошуа-Гробы ударил его по голове той тяжёлой доской с гвоздём на конце, с его котелком стало твориться что-то неладное. Он забывал простейшие вещи. Например, где у него правая рука, а где левая. Или как завязать развязавшийся шнурок на своём старом, измызганном кроссовке. Или своё имя. Или те места и вещи, о которых он прекрасно помнил все эти чёртовы пятнадцать лет, живя в Отбросах, но после этого самого удара ставшие какими-то неясными и мерцающими, словно изображение на экране древнего телевизора, установленного в его старом логове. Здесь помню. Там не помню. Сейчас – да, завтра – нет. Может, правда, ещё вспомню. Чертовщина. Мог ли он пойти не той дорогой, думая, что этот путь – как раз-таки самый правильный, и выведет его, несомненно, туда куда он хочет? Да запросто. Быть может, за этой рощей не было никаких лугов, никаких холмов, и никакого Вонючка-Сити. Может быть, он вообще идёт не на северо-восток, а в совершенно противоположную сторону… Может быть, даже обратно в Отбросы, где его, несомненно, выловят Гробы сотоварищи (Гробы уже наверняка знал, что он не умер, после того, как тот ударил его, так как его видел Крысёныш, и он должен был доложить об этом своему хозяину). Иногда он останавливался на месте, чувствуя, что окончательно теряет свой разум, и забывал вообще обо всём, вплоть до того, к какому биологическому виду он принадлежит, и в каком уголке Вселенной находится, и тогда его щербатый, окруженный нечистой бородой рот раззевался, разъезжался, словно бы сам по себе, словно трещина в перегретом асфальте, или вагина женщины, готовой к половому акту, и из него текла вонючая кариозная слюна, а колени его дрожали, а глаза мутнели, а из разодранного гвоздём виска текла кровь – правда, не сильно, а слабым таким ручейком. Иногда, в этом состоянии, он напускал в штаны, но, приходя в себя, он думал, что самопроизвольное мочеиспускание в любом случае выглядят весьма невинно по сравнению с самопроизвольным кровотечением из его башки.

Он полагал, впрочем, что если он сумеет добраться до полей к обеду, то умереть он сможет уже в Вонючке – а это было лучше, чем умереть в Отбросах, так как в Отбросах трупы бродяг было принято закапывать в выгребные ямы, а в Вонючке их всё-таки сжигали в кремационных печах. Но до полей он добрался только к ночи – и судя по отсутствию городских ярких огней на горизонте – никакого Вонючка-Сити за ними не было. Холмы были, и он, роняя слёзы от усталости и какого-то странного чувства трагической торжественности, переполняющего его измятое сердце, двинулся вперёд, к тёмно-синей волнистой гряде, виднеющейся впереди.

Свежий ветер дул в его морщинистое, до срока состарившееся лицо, и он думал о том, что если в Вонючке свидетелем его смерти не смогут стать Гробы и его банда (он плохо помнил его лицо, но прекрасно помнил его хриплый вопль: что ты знаешь, что ты знаешь, что ты слышал, отвечай, сучья ты душа), то там, у подножья Старых холмов его не найдёт вообще никто из людей, только разве что те дикие твари, что водятся здесь…

Может быть, тут его не найдёт и сама Смерть, подумал он, вглядываясь в окружающее его пространство. Сейчас, когда из него ушли все силы, которые ему отдала поджаренная и съеденная им же тушка крысы из старой котельной, он соображал уже сосем плохо, однако именно эта мысль была какой-то очень отчётливой и яркой. Словно бы на эту мысль потребовались все остатки мощности его мыслительной деятельности. Все последующие мысли действительно были куда слабее, и куда более размытее, чем эта: нет, найдёт… вездесуща…что за…нет, нет, я и сам уже уста… Ноги его уже еле плелись, глаза еле видели, а мышление деградировало до мышления виноградной улитки, лишённой ракушки, и медленно засыхающей на солнцепёке, когда он уже практически добрался до холмов и увидел перед собой нечто чёрное и квадратное, и врытое в землю.

Люк, подумал он, неумолимо приближаясь к нему, хотя, будь он в себе и сильнее, чем сейчас, он бы скорее подумал, что никакого люка здесь наоборот нет, и он идёт к обыкновеннейшей квадратной дырке в земле, которая вот-вот поглотит его, рухнувшего на её дно, и станет его могилой.

Может быть, он даже бы отвернул в сторону и шёл бы дальше, до самых холмов, чтобы с утра, если ещё выживет, дойти до этой ямы обратно и заглянуть в неё, просто ради любопытства, узнать, насколько она глубока.

Но теперь у него это получилось бы навряд ли. Теперь он мог просто идти и идти вперёд, как игрушечный паровозик по пластмассовым рельсам, как робот на батарейках «Энерджайзер», один из тех, что продаются в детских отделах супермаркетов. У него не хватило сил даже на то, чтобы остановиться и лечь на землю.

Секунд через пятнадцать подошва его правого драного кроссовка, и сама дырявая, как сыр, оказалась на самой краю этой самой ямы – а это на самом деле была яма – а подошва левого… Нет, она не в стала вровень с правой, а на темнеющую пустоту впереди, уже за краем этой штуковины.

А потом он сорвался вниз, и даже не успев закричать от испуга, достиг дна ямы, где и потерял сознание второй раз за эту неделю, так как дно этой ямы было очень твёрдым и ровным.

Живым его уже больше никто и никогда с этого момента так и не увидел… Хотя жизнь его на этом пока ещё не кончилась.

***

На самом деле Джошуа Гробы звали не Гробы, и даже не Джошуа, а Кинан Кармайкл, но об этом никто не знал, даже Коротышка Хоуп, его верная «правая рука». По правде говоря, это ни для кого и не было чем-то важным – родители Джошуа-Кинана умерли столь давно, что не оставили в его памяти даже своих голосов и фраз, подружки его навряд ли могли рассчитывать на то, что он когда-либо возьмёт их в жёны, разве что на то, что он не будет бить их в тот период, пока они спят с ними, а все официальные дела вне основной своей жизни, и в которых требовались удостоверения его личности, он делал при помощи поддельных документов. Причём каждый раз, даже при самых пустяковых обстоятельствах, он брал абсолютно новые, а затем выкидывал их в костёр на пустыре между окружной дорогой и окраинными домами на восточной стороне Города Отбросов.

Вот и сейчас, возвращаясь из соседствующего с Отбросами Кранслоу, он взял с собой водительское удостоверение на имя некоего Чесса Барни, из общего у него с которым была разве что фотокарточка в этом самом документе. На дороге из Кранслоу (вообще-то Вонючка-Сити, но вежливо и официально было бы именно Кранслоу) обратно, в родной Город Отбросов (вообще-то Гринлейк, но никаких зелёных озёр там не существовало уже давным-давно, и поэтому это никого не волновало) копы, как дорожные, так и принадлежащие центральным отделениям обоих городов, появлялись крайне редко – местность здесь была не особенно благодатной, и профессионального интереса у полиции не вызывала, а если бы ему кто-то и попался, его бы всё равно узнали, и ничего спрашивать не стали бы – но он всё равно взял эту поддельную карточку с собой, просто потому что привык ездить и ходить только с поддельными документами.

Просто потому что, как ему казалось, жизнь его будет максимально спокойной, если никто не будет знать его настоящего имени. Было бы ещё спокойней, если бы он научился бы каким-нибудь лёгким и техничным способом менять своё лицо, но пока наука перевоплощения не могла предложить ему ровным счётом ничего, кроме удушающего кожу лица грима, глупо выглядящих париков, накладных бород и усов, и тяжёлых и неудобных силиконовых накладок. Возиться с этим всякий раз, когда ему придётся представиться новому человеку, ему хотелось не особенно, да и со стороны это бы выглядело так, словно «Кинан» подался в педики, или просто тронулся рассудком, а таких на его месте долго не держали, поэтому он ограничивался тем, что раз в неделю красил волосы и вставлял в глаза цветные контактные линзы

Сегодня, например, его волосы были светло-русыми, а глаза – тёмно-коричневыми. Правда, одна линза попалась с дефектом, и поэтому один зрачок был светлее другого – хотя в принципе сегодня с утра этого никто и не заметил. Фокус внимания окружающего его общества сместился в совершенно другую сторону – а именно в сторону некоего Тремоло, бродяги и нищего из Города Отбросов, некогда ничтожнейшего из знакомых Кинану-Джошуа человека, но теперь же носителя столь важного секрета, что из ничтожества он одним махом превращался в крайне значительного человека, с которым в какой-то мере следовало бы даже считаться. Хотя бы не относиться к нему как какой-то ничтожной тле, которая и права-то не имеет делать что-то ещё, кроме как выполнять указания высокорожденных по первому щелчку пальцев.

И уж точно не пытаться его убить.

– Тебе крупно повезло, что он вообще ожил, а кроме того, встал и пошёл, хотя бы куда-то, – произнёс мистер Лонси, в подчинении у которого он находился – Я помню, в молодости тоже ударил одного парня доской по голове… Не знаю, правда, была ли она шире или уже твоей, но только после этого парень упал на землю, да так и не встал… Вообще никогда не встал, если ты понимаешь, о чём я говорю.

– Но что мне нужно было делать? – растерянно развёл Кинан-Джошуа руки в разные стороны, подумывая в то же время о том, не взять ли ему все свои сбережения, и не смотаться отсюда на дальний запад, ведь в конце-концов он живёт здесь, в этих обгаженых Господом Богом краях уже целых пять лет – Напоить его чаем с пончиками? Он же ничего не соображал, был не то пьяный, не то с похмелья…

– А привести его в чувство нельзя было никак? – мистер Лонси слегка склонился вперёд, так что его залысина слегка сверкнула в синевато-белом отблеске галогеновой лампы, подвешенной у него под потолком – Дэрек, (да, он его знал, как Дэрека Бэйди, уроженца южных штатов, и специалиста по торговле лёгкими наркотиками и по управлению средних размеров криминальными структурами) ты что, первый год в бизнесе?

– Нет, мистер Лонси, не первый, – действительно, «Кинан» прекрасно знал, что нужно сделать с подвыпившим человеком, если его требовалось немедленно привести в чувство. Он мог сунуть рыло этого треклятого пьянчужки в ведро с ледяной водой, загнать иглу в особую точку на ладони, ткнуть ваткой с нашатырем в физиономию, подключить его к слабому переменному току – слабому, но не такому, чтобы он не почувствовал его, а, по крайней мере, такому, чтобы он подскочил – но всё это вылетело из его головы, потому что в ночь с позавчера на вчера Тремоло, приведённый к нему в невменяемом состоянии, жутко его взбесил. Сегодня он и сам не знал, что же конкретно могло вызвать в нём такое дикое бешенство. Вялость Тремоло? Неуклюжесть Тремоло? Заплетающийся язык Тремоло? Ах да, дело было в том, что Тремоло просто не узнал того, к кому его привели, или, если быть точнее, то узнал, но не придал его вопросам никакого значения. В принципе, сейчас это не казалось таким уж удивительным – в конце-концов, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, а бродяга Тремоло прожил в этой грязи как минимум в полтора раза больше, чем он, и прибыл отсюда Бог знает из каких мест, и видел, вероятно, таких крупных шишек, что «Кинан» по сравнению с ними казался сущей мелочью, ещё одним, очередным, которого, возможно, в следующем году пристрелят или отравят конкуренты… Но позапрошлой ночью «Кинану» понять это было довольно трудно – знания о уж слишком важных вещах хранил в себе этот человечишко, и уж слишком ничтожным он казался по сравнению как с этими вещами, так и рядом с этим упорством и пренебрежением, которое он проявлял по отношению к нему, когда тот его допрашивал – Послушайте, но у меня действительно не было иного выхода. Он, кажется, напился до такого состояния, что просто не чувствовал боли. Я пару раз врезал ему по физиономии, но это было бесполезно…

– А дальше это вывело тебя из себя, и ты взялся за орудие покрупнее… – произнёс Лонси – Ясно, хватит, дальше можешь не рассказывать… Ладно… Вот что я тебе скажу – твои парни видели, как он тащит свой зад в сторону Кранслоу, ты позвонил мне, и мои парни, по моей просьбе, обыскали все притоны и закоулки в моём городе. Здесь его не нашли, и это плохо, но хорошо то, что вчера один из моих парней ехал по шоссе номер 72, из моего города в Биллейсвилл… Был там когда-нибудь?… Ладно, это не важно… Там, если смотреть направо – я имею ввиду, направо, если едешь в Биллейсвилл – есть большое поле – как раз между лесом на северо-востоке твоей дыры… Как её там? Гринлейк? Так вот, между этими лесами и Старыми Холмами… Впрочем, там не то что бы поле, там целая хренова степь, потому что, когда ты выбираешься из Кранслоу и едешь по семьдесят второму на юго-запад, ты движешься по дороге не меньше четверти часа… Мда… И наматываешь на спидометр добрых миль тридцать, и только потом дорога сворачивает на север, на окружную вдоль твоего городишки, по которой из него можно добраться до Биллейсвила… Короче говоря, там, наверное, будет где-то около миллиона акров, я думаю…

– И что же видел там ваш человек? – спросил «Кинан», пытаясь вправить разговор в правильное русло. Мистер Лонси был старым человеком, и веди он честную трудовую жизнь, он, наверное, уже давно бы вышел на заслуженную пенсию, и почивал бы на лаврах отдыха уже пятнадцать, а то и двадцать с небольшим лет – но несмотря на это, он даже и не думал уходить на покой, и продолжал управлять своими делами практически самостоятельно – невзирая на то, что его память, внимание и разум уже начинали сдавать сбои. Если его кто-то поправлял, намекал на то, что он начал отклоняться от основной темы разговора, он не считал это оскорблением, только понимающе и с достоинством кивал. Кивнул он и в этот раз.

– Да-да… Мой человек ехал из Кранслоу в Биллейсвилл, и, когда до поворота на север оставалось ещё миль десять, ему приспичило отлить, он остановился на обочине, сошёл с шоссе вниз, в эту хренову огромную степь… И он увидел, что от окраины ваших северо-восточных лесов выскочила какая-то еле различимая тень и направилась к Холмам.

– Да?

– Да… Правда, он не стал досматривать, куда она направится дальше – время было позднее, а ему нужно было поспеть в Биллейсвилл по этой дороге хотя бы к полуночи – но то, что это был человек, и то, что он шёл куда-то именно в сторону Холмов, он не сомневался.

– Именно человек… А в каком часу это было?

– Мнээ-э… Он, кажется, говорил мне о периоде между десятью и одиннадцатью часами ночи…

– И что, он мог там что-то углядеть? В одиннадцатом-то часу ночи?

– Знаешь, Дэрек, у меня нет оснований не доверять этому человеку, а у тебя нет оснований не доверять мне. В конце-концов, ты же всего лишь хочешь, что пташка, за которой ты охотишься, спела песенку, важную не столько для тебя, сколько для меня… Верно же?

«Кинан» покачал головой. Тремоло и та информация, что хранил он в своей голове, и впрямь была важна, скорее, для Лонси, чем для него самого – просто потому что он пока не придумал ещё, что за выгоду он мог бы с неё сорвать, да и не думал, что когда-нибудь сорвет вообще – ибо информация эта действительно касалась только Лонси, и была интересна только ему одному.

Разве что он мог как-нибудь умыкнуть у него этот самый ключ от банковской ячейки, чтобы вскрыть её, опередив в этом старика – но проблема ещё и заключалась в том, что он не имел никакого понятия, что в ней содержится. А вдруг там какая-нибудь чепуха – старые документы допотопных дел и следствий, или следственные материалы по ним, а то и вообще что-то очень личное – что он будет с этим делать? Вот если бы там были деньги или ценности – но, с другой стороны, у него хватало и этого, так что… Уж лучше он просто поможет Лонси, а тот поблагодарит его за сделанное дело, ещё больше тем самым приблизив его к себе.

– В общем, так, – Лонси провёл морщинистой, пухлой ладонью по поверхности своего стола, собирая с него пыль (которой, впрочем, там не было) – Мы – то есть, мои люди – поищем этого Кремоло…

– Тремоло…

– Пусть так…Поищем, значит, его в Кранслоу – ещё немного – а ты возьмешь своих, и будешь искать его на этом поле… И вдоль шоссе семьдесят два, тем его куском, который идёт из Гринлейка в Кранслоу… Если его найдем мы – то его допрошу я, если вы – то это сделаешь ты.

– А… Мистер Лонси… Что будет, если мои или Ваши люди найдут его мёртвым или… Скажем, полоумным… То что тогда?

– Тогда мои или твои люди закопают его в землю… Или закончат его мучения, а после этого уже закопают… Да, поскольку это будет твоим просчётом, то ты заплатишь мне за это семьдесят тысяч долларов – в качестве штрафа – в течение сорока пяти дней. Ты же можешь собрать семьдесят тысяч за этот срок в случае чего, Дэрек? – «Кинан», подумав немного, кивнул, хотя сам и не мог пока рассчитать, каким послаблением это будет для его личного бюджета – Что бывает, когда люди тянут с долгами, когда они должны мне, ты в курсе, поэтому лучше будет найти этого парня живым и вменяемым, нежели мёртвым или сумасшедшим, а если он всё-таки будет найден мёртвым или сумасшедшим, то не стоит медлить с выплатой денег… Но лучше всего, если ты найдёшь его лично, живым и вменяемым… Да… Тогда я сам тебе заплачу… Ты уяснил, Дэрек?

– Да, мистер Лонси…

– Вот и отлично… Поэтому бери автомобиль и отправляйся в это поле… Да… Или степь… Поищите его там со своими парнями… Я даю вам двое суток… Да, кстати, ты что, опять покрасил свои дурацкие волосы? Господи ты Боже мой, Дэрек, ты как ненормальный, моя вторая жена красилась реже, чем ты… Ты случаем не гей? – «Кинан» молча покачал головой, тем самым отвечая на этот вопрос уже раз пятидесятый – Ну, ладно… Давай, отправляйся же…

***

Человек, которого искал «Кинан» – а это и был наш герой, с которым мы познакомились в самом начале – между тем, очнулся лишь спустя сутки после того как упал в странную яму, которая попалась ему на его, как ему казалось, последнем пути в этой жизни. К тому времени, когда он пришёл в себя, «Кинан» ещё даже не успел получить распоряжения от своего шефа, мистера Лонси, хотя знал, что получит, и теперь загодя размышлял о том, каким образом ему распределить людей для поисков – так что у Тремоло ещё было время для того, чтобы осознать, куда он влип, и что ему теперь со всем этим делать.

Процесс его «пробуждения» начался с того, что его слух, оживший, кажется, первым из всех его пяти чувств, уловил еле слышный гул, источник которого располагался где-то внизу, под его телом. Гул этот напоминал гудение трансформатора, и немного – звон в ушах у человека, который, засидевшись на одном месте, вдруг был вынужден резко подняться на ноги и ощутить прилив крови, ударившей ему в голову. Но, в отличие от второго, этот звук был вполне себе реален, и находился не внутри тела Тремоло, а извне его.

Но сам Тремоло пока ещё не мог понять, что это – для него нереальным сейчас было не только что окружавшее его мироздание, но и даже он сам. Пока он не мог даже понять толком, кто он, как выглядит, и что он такое по своей сути вообще, что уж тут было говорить о том, куда он попал, как здесь оказался и как его вообще зовут.

А гул, тем временем, становился всё сильнее, из тихого, едва слышного, превращаясь в, по крайней мере, отчётливый, и когда он достиг пика своей мощности, Тремоло, скривившись, обхватил ладонями голову, а затем, издав какой-то неопределённый звук, открыл глаза.

Гул прекратился, резко и кратко, словно механизм, его издающий, кто-то выключил, нажав на специальный рычаг. Над Тремоло виднелся прямоугольник, правильный, с ровными углами и краями, почти квадрат, и в нём, словно на экране большого плазменного телевизора, плыли мягкие, серовато-белые облачка на фоне осеннего неба того грустного синего оттенка, которое почти всегда вызывает ностальгию и печаль по ушедшим летним месяцам, отчего начинает казаться, что ты прожил не лето, а целую жизнь, и теперь идёшь уже по её склону. С одного края прямоугольника виднелись стебли травы, наклоненные куда-то вбок и вниз, на фоне неба и облаков выглядевшие практически чёрными и очень четкими, до такой степени, что можно было разглядеть метёлочки из пустых оболочек семян, которые уже давно, в свою очередь, вылущил гуляющий в степи ветер.

– Аггррппфф, – сказал Тремоло, отплёвываясь от непонятной гадости, осадком выпавшей на его языке, нёбе и внутренней части его щёк. На вкус эта гадость была похожа на смесь высохшего лимонного сока, соли и ещё чего-то горького и отвратительного, которое так и побуждало Тремоло избавится от себя, но при первой же попытке сделать это упрямо прилипало и застревало во рту, вне пределов всяческой досягаемости – Гдффп… Гдефф… Пп… Агг… Гдфпе я?… Где я…

Он кое-как повернулся сперва на бок, затем лёг на живот, потом счёл это положение, опять же не слишком удобным, и вновь перевернулся на спину. Место, в которое он попал, было, очевидно, достаточно просторным, чтобы он мог выполнить всю эту комбинацию движений, перекатываясь в одном и том же направлении, однако сейчас он не придавал этому никакого значения, практически даже не осознавал этого. Зато чувствовал, что поверхность, на которой он лежит, ровная, твёрдая, но тёплая, и не отдаёт ни железом, ни деревом и не камнем. Скорее, просто ничем. Как воск, только гораздо твёрже. Может быть, какой-то пластик.

Ему, наконец, удалось кое-как сесть на свою задницу и оглянуться по сторонам, чтобы понять, где он находится. Кромешная тьма вокруг и светлое пятно, падающее на пол от прямоугольника-отверстия наверху, показывали ему, что он, Тремоло находится где-то в подвале или в погребе, хотя отсутствие запахов сырости и плесени говорило ему о том, что это ни то, и не другое, и, само собой, не является каким-то техническим помещением для обслуживания канализации или ещё чего-то в этом духе. Ему почему-то вспоминались метрополитен и подземные автостоянки, однако что там, что там тоже было всегда сыровато и холодно, а тут, напротив, было сухо и тепло, как в одной из комнат хорошо отстроенного частного дома.

Постепенно к нему приходило и осознание самого себя, и той истории, благодаря которой он сюда попал. Он вспоминал своё имя, своё социальное положение, город, в котором он жил, ту ситуацию, которая его сюда привела… Вспомнил Джошуа «Гробы». Вспомнил огромную доску, которой размахивал этот щуплый на вид человечишко с крашенными волосами, вспомнил ржавый, толстый гвоздь, торчащий шляпкой наружу. Вспомнил мощный удар – словно в его голову, точнее, в висок въехал целый пассажирский железный состав, летящий по рельсам со скоростью экспресса…

Голову его пронзила резкая, звенящая боль, он опять схватился за неё обеими руками, искривив лицо в гримасе чудовищной боли, а перед глазами всё померкло (хотя как это можно было понять, если он и без того здесь не видел ни зги… однако ж он это понимал), и он подумал, что сейчас всё-таки умрёт, умрёт окончательно. Но боль прошла, вернее, её как рукой сняло, и он с удивлением размежил свои сощуренные от боли веки.

Куда попал тогда «Гробы», когда пытался вышибить мне мозги при помощи своей доски, подумал он с вялым изумлением, а затем дотронулся пальцем до своего левого виска, там, где, по его предположениям, должна была находиться рана, при этом – весьма тяжкая, такая, что он едва ли смог бы прожить с этим до сегодняшнего утра… Но не нашел там ничего похожего, только крупное пятно коросты, которое, в общем, держалось там на честном слове, и готово было вот-вот отлететь от его кожи. Тремоло, скривившись в ожидании резкой, но непродолжительной боли, схватил этот ошмёток и быстро, зажмурив глаза, дёрнул его в сторону. Ничего не почувствовал, только лёгкое, практически незаметное пощипывание кожи – кажется, если там когда-то и была какая-то рана, даже совершенно небольшая, то она уже давным-давно зажила и не представляла из себя даже призрака проблемы.

А если она давным-давно зажила, то выходит, что он здесь…

Нет, это какая-то чертовщина, возникло в его голове, у меня просто не могло быть столько времени, чтобы она успела зажить, а я перестал чувствовать себя так, словно вот-вот развалюсь на кусочки, как размокшая глиняная фигурка. Я бы просто дал бы дуба ещё до того, как эта чёртова дырка начала бы заживать – ведь она была размером с хренов железнодорожный тоннель. «Гробы» пробил мне череп при помощи доски и вбитого в неё двеннадцатидюймового гвоздя, наверняка разворотил мне не только висок, но и саму кость, возможно, достал до самых мозгов. Как после этого выжить? Как это всё может зажить? Я же ведь не супергерой…

А, может быть, я просто умер, подумал он растерянно, и теперь на том свете. Нет? Почему нет? Только взгляни вокруг, как здесь всё странно. Как ты мог попасть сюда? Ты же шёл каким-то диким полем, перед этим заблудившись в лесу и выйдя туда, где, очевидно, нога человека не ступала с самого сотворения мира Господом, рухнул в какую-то яму… Кому надо копать здесь такую яму? Да и яма ли это вообще? Это же целый подземный бункер, а если это бункер, то кому он принадлежит, и почему вход в него открыт нараспашку? Он что, уже никому не нужен?

Какая-то ерунда…

Тремоло, продолжая беспокойно соображать, что же с ним произошло и каким образом он здесь мог очутиться, немного неуклюже, но всё-таки поднялся на ноги. Вокруг него по-прежнему не было ничего, кроме кромешной тьмы да светлого пятна, падающего вниз от отверстия в условном «потолке», благодаря которому он мог видеть, что «пол» этого здания действительно залит чем-то вроде пластмассы кремово-белого цвета, блестящей, как будто бы специально полированной. Где-то здесь должен быть свет, подумалось ему, в таких местах не может не быть света, потому что эта хреновина почти наверняка кому-то принадлежала, и как-то использовалась, а использовать её в полной темноте бессмысленно. Он вспомнил, что у него где-то были спички, и стал рыться по карманам своей видавшей виды серой куртки из грубой ткани. Прежде, чем Тремоло вспомнил о недавнем дожде, который вымочил его до последней нитки и наверняка сделал спички непригодными к использованию, он нашёл искомый коробок в нагрудном кармане, и попытался им воспользоваться. Разумеется, безуспешно. Потом он отбросил промокшие спички в сторону и решил, что ему для начала нужно найти хотя бы стены этого помещения и идти вдоль них, потому что если тут есть выключатель, или лестница, или дверь в какую-то другую комнату, то всё это должно находиться или на них, или рядом с ними. Только вот интересно, далеко ли от него ближайшая стена – ведь эта штука могла оказаться целым подземным ангаром, или складом, который когда-то мог принадлежать военным, но теперь его расформировали за ненадобностью, и он пустой и огромный, и блуждать по нему в поисках выключателя, да даже противоположной стены – занятие весьма трудоёмкое, а может, быть, и вовсе не осуществимое. Тремоло, задумчиво потрепав шапку своих уже месяца четыре как не мытых и не чёсанных волос, и, наконец, придумал следующее – достал из кармана пару подобранных им когда-то и где-то металлических гаек (в его карманах всегда находилась какая-нибудь требуха, которую он подбирал с земли по чисто бродяжьей привычке – ведь никогда не знаешь, что, где и когда тебе может пригодиться), затем повернулся спиной к пятну света на полу и, размахнувшись как следует, бросил одну из них вперёд, в темноту… Через мгновение он едва успел убраться с траектории летящей прямо ему в глаз железяки, которая с громким щелчком срикошетила от стены, в которую её запустили. Очевидно, что последняя была совсем недалеко от центра комнаты, даже слишком близко, так как силы рикошета вполне хватило, чтобы отлетевшая гайка отскочила и от стены противоположной, и смогла весьма болезненно ударить зазевавшегося Тремоло в плечо так, что от испуга, боли и неожиданности он был вынужден вскрикнуть и громогласно выругаться.

Однако это мало его огорчило, скорее даже внушило некоторый оптимизм. Помещение, в котором он находился, было отнюдь не большим, а маленьким или, на худой конец, коридорообразным, а это означало что, во-первых, отсюда есть выход, а, во-вторых, что оно, скорее всего, являлось прихожей, ведущей в нечто гораздо более большое. Сопоставляя это с тем, что вход сюда был открыт и доступен любому желающему, которому бы захотелось бы полюбопытствовать, что же здесь внутри, всё это – и явное малое, и теоретическое большое, куда в свою очередь вело явное малое – скорее всего, было безлюдно, и при желании Тремоло мог бы запросто остаться тут жить…

Если тут, конечно, есть лестница, которой я мог бы воспользоваться, чтобы выбраться отсюда наверх, подумал Тремоло, уже шаря руками по стене, которая, кстати, была точно такой же сухой, тёплой и гладкой, как и пол, на котором он очнулся, если нет, то это будет не новое жильё, а какая-то дурацкая ловушка, и я просто сдохну здесь от голода.

На этой стене ничего не было, и он, дойдя до угла комнаты – действительно, она была совсем небольшая, всего-то с грёбаный сортир – стал водить ладонями по стене, перпендикулярной предыдущей. Тут он нашёл какой-то крючок, кажется, железный, торчащий прямо в стене, и ради эксперимента попробовал сперва дёрнуть, потом нажать на него снизу. Безрезультатно. Кажется, это был просто крючок, и не более. Возможно, провались сюда более состоятельный, чем Тремоло, господин, то он мог бы повесить на этот крючок свой плащ, или зонтик, или шляпу-федору… Он пошёл дальше, продолжая вести ладонями по стене, гладкой, как кусок мыла, только что вытащенный из обёртки, иногда поводя по её поверхности круговыми движениями, рассчитывая таким образом на то, что если выключатель расположен не на уровне роста обычного человека, а чуть выше или чуть ниже оного, то он сможет наткнуться на него таким образом даже в этом случае. Он практически уже дошёл до точки, противоположной той, от которой он начал, когда его грязные, покрытые заусенцами и мозолями – а от того практически бесчувственные – пальцы как бы споткнулись о что-то вроде квадратной пластины, с маленькой прямоугольной прорезью в центре. Всё это – то что пластинка квадратная, и что в ней прорезь – Тремоло, безусловно, понял несколькими секундами позже, когда принялся ощупывать найденный им предмет в подробностях, но то, что это именно выключатель, он почему-то догадался ещё до этого, словно ему это подсказала его логика… Хотя по какому принципу она могла бы работать сейчас, в полнейшей темноте, среди этих гладких сухих стен, на уровне нескольких метров под поверхностью земли, навряд ли мог сказать даже самый искушённый любитель дедукции… В прорези, как оказалось, находилось нечто вроде маленького рычажка, на ощупь – из пластмассы, который, очевидно, свободно ходил вверх и вниз – и вот тут уж всякие сомнения Тремоло рассеялись окончательно.

Рычажок, если думать, что это выключатель (ну а что же ещё, подумал Тремоло возбуждённо, даже радостно, словно бы этим рычажком он должен был включить не свет, а запустить механизм, который раскроет перед ним тяжёлые створки райских врат), сейчас стоял в положении «Выкл.», то есть, опущенным книзу. Тремоло подсунул под него толстый, обгрызенный чуть ли не до мяса ноготь указательного пальца, и нажал вверх.

В желудке его голодно заурчало.

Света не было, и он некоторое время продолжал находиться во тьме. Так продолжалось где-то секунды три, может быть, пять – в любом случае, этого было вполне достаточно для того, чтобы Тремоло успел разочароваться, даже испугаться – вдруг света тут нет совсем, или вместо него он включил что-то, что включать было не нужно, вроде системы сигнализации или какой-нибудь подлой ловушки, которая могла бы защитить это место от непрошеных гостей… Но свет вдруг включился и ударил ему в спину и затылок, тут же превратив потёмки перед глазами Тремоло в образ жёлто-серой стены перед его носом, с обычнейшим дешёвым выключателем из белой пластмассы в её центре. Свет за его спиной был мягким и тёплым, но тусклым – источнику оного явно не хватало ватт, и это, в свою очередь, означало, что освещение было скорее дежурным, нежели постоянным.

Тремоло оглянулся и, слегка щурясь от бьющего в глаза света, посмотрел на его источник. Обыкновенная, жёлтого цвета, лампа накаливания, установленная горизонтально и забранная овальной проволочной сеткой. Раньше, когда эти лампочки были более распространёнными, чем сейчас, некоторые из его компании вывинчивали их в подъездах жилых многоквартирных домов, и перепродавали на блошиных рынках за две трети истинной стоимости. Много с этого не набиралось, но могло хватить на бутылку дешёвого виски или водки «Смирнофф», или на лёгкий ужин из дешёвых – но зато свежих и из магазина, а не объедков из помойных ящиков – продуктов. Например, на батончик «Дядюшки Чокла» и полуторапинтовую бутылочку «Айси-Трит». У Тремоло опять заурчало в животе, и он невольно, движимый исключительно собственными инстинктами, инстинктами бродяги, который привык добывать себе на пропитание где попало, оглянулся по сторонам, чтобы узнать, что же вокруг него происходит на самом деле…

Но вокруг него, как это не странно, не происходило ничего. Находясь здесь во тьме, он думал, что это какое-то подземелье, бункер, или прихожая в этом бункере, которую кто-то по неосторожности оставил открытой, но это был, кажется, просто какой-то непонятный, очень глубокий колодец с пластмассовыми стенами и дном, и из него не было ни лестницы, ни двери куда-то ещё, только четыре почти голые стены, пол, удивляющий своей ровностью, гладкостью и чистотой, лампа, забранная сеткой, выключатель напротив, какой-то непонятный крюк на стене по его правую руку, да еще несколько его вещей на полу, которые он успел бросить тут, уже попав сюда – металлическая гайка и коробок отсыревших спичек…

Ах да, было ещё небольшое пятно крови в центре пола – это, очевидно, так же было следами пребывания здесь Тремоло – вероятнее всего, он оставил его, когда рухнул сюда, и когда лежал тут без сознания… Странно, что её тут было так мало – ведь, если вспомнить о его вчерашних приключениях, да ещё и учесть высоту полёта сюда, на самое «дно», то кровью тут должна была быть залита гораздо большая площадь пола…

Он с настороженным видом поскрёб подсохшее пятно подошвой своего старого, но весьма крепкого рабочего ботинка (он нашёл его на одном из многочисленных заброшенных заводов на западной окраине Отходов, прямо на складе рабочей одежды, где-то около двух лет назад – и до сих пор не жаловался на них), чтобы проверить, нет ли под ним сеточки, закрывающей отверстие слива, но ничего не обнаружил. Крови было мало не потому что она куда-то утекла, а потому что… Потому что её было мало. Может быть, ему просто повезло, и он упал сюда настолько удачно, что сумел ничего себе не расколотить в добавку к тому, что у него было расколочено до этого? Но из него, наверное, и так хлестала кровь, как из зарезанного – у него были сломан нос, разбиты губы и висок, выбито несколько зубов, а так же были, пожалуй, две или три глубочайшие царапины на скальпе, которые, наверное, следовало бы как-то зашить, чтобы они смогли зажить без воспалений, нагноений и прочих весёлых спутников жизни, в которой нет места для личной гигиены… Вспомнив об этом, Тремоло чисто механически дотронулся до своей головы, желая узнать, в каком сейчас состоянии находятся полученные им ещё вчера раны, и прежде, чем вспомнил о своём уже зажившем волшебным образом виске, сумел так ничего и не найти под шапкой своих сальных и грязных волос, после чего плюнул не то в досаде, не то в повторном приступе удивления, на пол, а затем отошёл от кровавого пятна в сторону.

Он не был пьян, ничем не болел, даже избит до потери пульса был только вчера, а сегодня чувствовал себя вполне нормально, достаточно для того, чтобы осознавать, что вокруг него не кусок какой-то огромной, хорошо прорисованной галлюцинации, а именно реальность, такая, какую он знал за все свои сорок с небольшим лет жизни. Он, как и все ныне живущие, конечно же, слабо представлял, как должны выглядеть рай, ад или чистилище, о которых его учили ещё в детстве, в маленькой католической школе его родного городка, но ему почему-то казалось, что это место – ни то, ни другое, и не третье, и единственное, что могло бы указывать на такой вариант – это было то, что все его страшные раны зажили, а сам он чувствовал себя так, словно вчера с ним ничего и не происходило, и он просто заснул под вечер в своей конуре на западной окраине отбросов. Возможно, что такой образ потустороннего мира просто не укладывался в концепцию привитого ему мировоззрения – но Тремоло не знал, собственно говоря, ни что такое «мировоззрение», ни, тем более, что такое «концепция» – он просто-напросто отказывался принимать эту версию, как таковую.

По крайней мере, пока.

Тремоло, рассеянно оглядываясь по сторонам, сел на корточки между центром «комнаты» и гладкой пластиковой стеной, и бездумно уставился перед собой.

Ад ли это, рай, или до сих пор часть его реальной, продолжающей идти вперёд жизни, ему нужно было как-то выбираться отсюда. Оставаться здесь ему совсем не хотелось.

Он поднял голову вверх, и вдруг увидел, что небо над ним – отнюдь не такое голубое, каким оно было, когда он только пришёл в себя, и что белые-барашки-облачка, неспешно ползшие по нему, давным-давно превратились в сплошную серую, всклокоченную пелену, несущуюся вперёд, с севера на юг. Ветер снаружи, подумал Тремоло, наверное, дует так, что в ушах закладывает, а здесь хотя бы тепло, и можно не беспокоиться, что тебя может продуть до самых кишок, и ты, в конце-концов, в очередной раз простудишься, и уже завтра можешь оказаться на грани жизни и смерти. Хорошо, что я тут. По крайней мере, хорошо, что сейчас я тут. Если я сумею отсюда выбраться, то, быть может, здесь даже можно будет поселиться…

Он продолжал таращится в небо, наблюдая за столь внезапно испортившейся погодой, и тут ему что-то капнуло на кончик носа, и – прежде чем он успел утереть первую каплю – точно в левый глаз. Он испуганно зажмурился, отвернулся от неба и стал торопливо тереть глаз, почему-то думая, что ему в глаз попало нечто весьма для него опасное – однако, когда ещё три капли, одна за другой, упали ему на голую шею и загривок, он понял, что ничего опасного эта жидкость для его и без того безнадёжно испорченного зрения не несёт.

Дело было в дожде – банальном осеннем дожде.

Тремоло, чувствуя недоброе, отошёл к стене поближе, и, не отдавая себе отчёта, выдернул из ворота своей грязной, рваной курточки капюшон, закрыв им свою голову – совершенно не понимая при этом, что это ему поможет навряд ли.

Дождь же снаружи начал усиливаться.

***

Уже начало вечереть, и видимость на этом словно бы бескрайнем полуполе-полустепи постепенно ухудшалась, к тому же из находящегося на северо-востоке между городом и этими полями леса начал выползать туман – и хотя он ещё не достиг тех мест, где сейчас бродили они, через, наверное, половину часа он должен был заволочь всё пространство от леса до холмов и, наконец, сделать продолжение поисков окончательно невозможным.

– Давайте сворачиваться, ребята, – крикнул им издали Кокс, начальник их «экспедиции» – Сегодня мы всё равно ничего не найдём – посмотрите, какая темень вокруг. Искать надо с утра, а не сейчас, когда скоро уже нельзя будет увидеть, куда поставить ногу. Давайте, парни, в машину, завтра Гробы вышлет нам подкрепление, и мы будем искать этого задолбаного бродягу не вчетвером, а стадом в двадцать, а то и больше, человек. Так, я думаю, будет сподручнее.

Гиллард, один из «поисковиков», послушно остановился и остановил своего напарника, Шейфера. За вечер он уже успел промочить всю обувь и джинсы, хотя и успел предусмотрительно надеть галоши и дождевой плащ. Трава, вернее, осенняя солома, которая росла здесь, была мокрой, как банная мочалка, словно бы впитала в себя все дожди, что пролились в этих краях на этой неделе – в том числе и последний, который закончился буквально пару часов тому назад, и казался самым сильным из всех, но не просто тех, что произошли на этой неделе, а самым сильным из тех, что Гиллард когда-либо видел здесь по осени. Вероятнее всего, думал он, он был настолько силён, что ливневые колодцы в Кранслоу и Гринлейке переполнены до краёв, и вода в них уже течёт наружу, а все улицы, особенно те, которые располагались в восточной и северной части этих городов соответственно, наверняка были похожи на мелководные широкие реки, и машины, что могли по ним ехать в это время, наверняка окатывали тротуары фонтанами грязной воды из под своих колёс. Прогноз погоды, услышанный им по радио в автомобиле их начальника, обещал им дожди и на завтра, и тоже сильные, хотя, возможно, и не такие, какой был сегодня.

– Что, мы закончили? – осведомился Шейфер у него – Едем домой?

– Я не знаю, – Гиллард шмыгнул носом, втянув носом холодный и влажный воздух – Возможно, что и поедем, а возможно, и нет. Кокс должен позвонить Джошуа, а уж он объяснит, что нам делать дальше – пережидать эту ночь в автомобиле или ехать домой, чтобы завтра с утра выдвинуться сюда вместе с пополнением…

– Ясно, – Шейфер, приподняв свою бейсболку спереди, почесал вспотевший лоб – Тогда пойдём отсюда. Мне уже надоело болтаться по этому болоту.

И они пошли. Намокшие трава и земля отвратительно чавкали под их ногами, пропитывая и их без того уже мокрые ботинки, носки и концы штанин. По таким местам, да ещё и при такой погоде лучше всего было бы перемещаться, надев на ноги резиновые сапоги, но всех их, включая самого Кокса, чересчур быстро сдёрнули с места, чтобы они могли как следует сориентироваться и подготовиться к этим поискам. Пришедшие уже завтра должны быть вооружены и сапогами с высокими голенями и дождевиками, в противном случае поиски их не будут иметь никакого смысла, так же, как и сегодня – людям будет просто не до этого дурацкого бродяги, который, возможно, потерялся здесь (а, возможно, где-то ещё), и искать его будут вяло и бестолково.

А есть ли смысл его искать вообще, подумал Гиллард немного недовольно. Если этот чёртов Тремоло не умер в результате побоев, которые ему нанёс Гробы пару дней тому назад, то его наверняка прикончили или холод двух последних ночей, или сегодняшний безумный дождь. Да и вообще, брось ты это к такой-то матери, возникло в его голове, какие-такие, к чёрту, холод и дождь, когда у него был пробит висок, а голова была похожа на покрытый волосами и кровью мяч для регби, на котором разошлись все швы от чересчур сильного удара о стену? То, что его тела не нашли там, где его оставили, ещё ничего не значило – иногда ноги отрастают даже у вещей, которые и вовсе никогда не имели ни дыхания, ни ног, а уж такие вещи, как трупы бродяг без удостоверения личности, исчезают повсеместно. Может быть, его случайно бросили рядом с местом обитания другого бездомного, или там, где они собираются, и кому-то из них это не очень понравилось, и он решил отволочь покойника куда-нибудь подальше. А если он вдруг каким-то чудом вдруг очнулся и встал, то едва ли он дотянул до этого чёртова поля – у него просто не хватило бы жизненных сил, и его нужно было искать не здесь, а где-то в лесу… А, может быть, даже перед лесом со стороны города.

Он и Гиллард почти что уже дошли до автомобиля, и Кокс уже давно тем временем находившийся в нём, нетерпеливо открыл перед ними двери, чтобы они быстрее оказались в салоне.

– Давайте, парни, поторопитесь, – сказал он мрачно, слегка опустив ветровое стекло со стороны водительского места, на котором он, собственно, и сидел – Здесь нам делать нечего, по крайней мере сегодня…

– Чем мы будем заниматься, шеф? – поинтересовался Гиллард, садясь на заднее сиденье – Гробы ничего не говорил Вам насчёт этого?

– Нет, я пока ещё не звонил ему по этому поводу, – произнёс Кокс – Думаю, что было бы умнее сперва уехать из этого мерзкого местечка, хотя бы в какой-нибудь отель, принять там душ, просушиться, и только уж потом разбираться, что нам делать дальше…

– А если он скажет, чтобы мы возвращались сюда и дежурили всю ночь на этой дороге?

– Что поделать – возьмём и поедем, Винсент. В любом случае, мы будем только наблюдать за окрестностью, а не шариться по ней. Возможно, я даже предпочту заснуть в ней до самого утра, пока меня не разбудит шеф новоприбывшей группы, да и вас беспокоить не буду…

– Чёрт, я бы, если честно, предпочёл бы выспаться в отеле, – пробурчал Шейфер недовольно – И вообще, на мой взгляд, это глупо – искать этого засранца здесь. Да вообще где-то. Он наверняка валяется в мёртвом виде где-то в лесу… Ведь он же нужен был Гробы и этому парню из Кранслоу живым, верно?

– Верно, живым, – подтвердил Кокс, достав из нагрудного кармана своей рубашки пачку с сигаретами и, посмотрев налево, принялся, глядя в боковое окошко, опускать стекло на нём вниз. Опустив его ещё дюйма на полтора, он остановился и закурил, выпуская дым через образовавшуюся щель – Этот сукин сын что-то знал, чего они сами не знали, но знать им хотелось бы… Эй, парни, а ну гляньте кто-нибудь, что там мерцает на горизонте!

Гиллард, сидевший как раз за водительским местом, прищурившись, посмотрел сперва на щедро усеянную пустыми банками из-под пива, скомканными бумажками и одноразовыми пластмассовыми стаканчиками обочину, затем на пропитанную дождевой водой степь, похожую на какое-то иррациональное жёлто-пятнистое стылое море, затем на линию горизонта между пасмурным небом и мрачной, грязно-жёлтой землёй, и вдруг увидел то, о чём, вероятнее всего, и говорил Кокс – яркий, голубовато-белый огонёк, горящий ровно там, где проходила линия горизонта, фактически – словно бы надетый на неё, как будто бы бусина, как какое-то невероятное украшение. Он смотрел на огонёк минуты три, пока не почувствовал странный ползучий испуг, который не спеша, точно сколопендра, одолевающая подъём по стволу дерева, полез вверх, откуда-то от низа его живота, миновал грудную клетку и спину, а затем влез на шею и обхватил холодными ладонями его горло. Он с трудом мог сказать бы, в чём причина этого страха, он не испытывал такого, наверное, с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, и он едва не разбился на автомобиле своего приятеля, когда они с компанией, укуренные и упитые в хлам, чуть было не влепились в столб придорожного освещения.

– Видишь это, сынок? – спросил у него Кокс – Эту светящуюся дрянь на горизонте?

– Вижу, верно… Похоже на электрический фонарь…

– Нет, Винсент, это может быть что угодно, только не электрический фонарь, я тебя заверяю. Места между Старыми Холмами и Северным лесом дикие и никому не нужные. Они пустуют сейчас, пустовали раньше, пустовали до того, как построили эти два чёртовых города, и вероятнее всего, пустовали задолго до того, как Святой Иисус Спаситель вознёсся на небеса. Проводить электрическое освещение и свет здесь просто некому, да и не для кого…

– Слушайте, давайте отсюда уедем, – предложил Шейфер им обоим, тоже наблюдая за странным огоньком – Мне как-то не по себе от этого дерьма… И, кроме того, я устал, как собака…

Кокс отвернулся от окошка, сел за рулём прямо и задумчиво побарабанил пальцами по его рулевому колесу.

– Нет, парни, надо сходить и проверить, – произнёс он – Ещё довольно светло, хотя и дождь, а эту хреновину будет видно что ночью, что завтра. Джошуа не понравится тот факт, что мы все наверняка её видели, но до сих пор не знаем, что это. Давайте, парни, прошвырнёмся до этого огонька по-быстрому, и вернёмся обратно. Берите оружие, открывайте двери – и, чёрт возьми, поблагодарите Бога, что у нас есть хотя бы какое-то направление сейчас.

***

Тем не менее, это был именно фонарь – самый обыкновенный, электрический, каких полно в любом из больших, средних, да и малых городов тоже. Железобетонный столб, полый изнутри, у самого основания была дверца, которую можно было бы открыть и посмотреть на состояние осветительного кабеля, три метра ввысь, дальше можно было видеть металлическую конструкцию, надетую на этот столб, как колпак, изгибающуюся вправо, и заканчивающуюся крупной овальной чашкой, в которой непосредственно и горела лампа.

Последняя, кажется, была люминесцентной, и давала яркий, синевато-белый свет, который на фоне такой сумрачной погоды казался даже режущим глаз, особенно если поднять лицо кверху и попытаться зацепить источник освещения хотя бы краем зрения. Кокс авторитетно заявил им, что никакого электрического освещения здесь не было, и не могло быть никогда – и, по сути, в этом было трудно сомневаться, так как вокруг, кроме них, на целые мили не было ни единой живой души, местность была абсолютно дикой, и вряд ли кому-то и когда-то сумевшей приглянуться для заселения. Фонарь, да ещё и ярко горевший, выглядел здесь едва ли не нелепее, чем моторная лодка с удочкой и ведёрком на дне, которую внезапно обнаружили в центре песчаной пустыни…

Но, тем не менее, он был, и горел что есть силы – ток, который подпитывал его, был явно бесперебойным, и передавался без всяких осложнений – хотя даже это здесь было отнюдь не самым главным.

Свет от фонаря падал на большую квадратную лужу справа от него, хотя, скорее всего, это была никакая не лужа, а просто-напросто глубокая яма, которая была до краёв наполнена водой… Хотя водой, даже грязной, это было назвать трудно. Гиллард, видя эту субстанцию, почему-то вспомнил питьевой йогурт в бутылках, который покупал когда-то, когда внезапно помешался на здоровом образе жизни, бросил все свои дурные привычки, и стал регулярно посещать гимнастический зал. Обычно он брал ягодно-ванильный, и цвет у него был какой-то желтовато-розовый, немного серый – и здесь, в этой яме, цвет жидкости был если не такой же, то очень похожий. Гиллард, более того, был уверен в том, что если он дотронется до поверхности этого непонятного, освещённого электрофонарём посреди голой степи пруда, то убедится в том, что такие же тут не только цвет, но и консистенция.

Но касаться этого ему вовсе не хотелось. И далеко не просто потому что посередине этого «водоёма» плавал набухший человеческий труп.

– Что это за чёрт? – произнёс Шейфер, зачарованно разглядывая всё это, а потом посмотрел сперва на Кокса, потом на Гилларда – Это…

– Мы ничего не знаем, – пробормотал Кокс, не отводя взгляда от лежащего на «воде» вниз лицом покойника – И Джошуа пока об этом не должен знать тоже. Пока мы не убедимся во всём окончательно.

– Как убедимся, босс? Вы что, предлагаете лезть за ним туда?

Края лужи (или ямы, или пруда) были длинной где-то в одиннадцать с половиной футов, и если бы у них было нечто вроде длинной палки или пожарного багра, то подтолкнуть или оттащить тело утопленника к её краю не составляло бы ни какого труда, но это была голая степь, ближайший источник палок, сучьев и прочего находился весьма далеко от этого места – и идти к нему пришлось бы как минимум добрых полчаса. В их машине, как назло, так же не было ничего подходящего, даже монтировки в багажнике.

– Нам нужно выловить это чёртово дерьмо, – пробормотал Кокс, продолжая рассматривать тело утопленника – Выловить, и узнать, кто это. Джошуа не оставит нас в покое, если мы заявим ему завтра, что не заметили его сегодня.

– Но даже если это Тремоло, то какой Гробы от него толк? – всплеснул Шейфер руками раздражённо – Что он ему расскажет в таком состоянии? Или он умеет читать по глазам мёртвых?

– Вот что, – сказал Кокс с таким видом, словно бы и не слушал своего подчинённого – Сейчас мы сделаем так – ты, Винни, встанешь позади Фрэнсиса, возьмёшь его за лямку его пальто, а Фрэнсис, в свою очередь, попробует достать до ноги мертвеца, и подтолкнуть его к берегу ямы…

– Что?! – выкатил Шейфер глаза на своего непосредственного начальника – Я не собираюсь так действовать, слышите, дядюшка Оуэн… Я больной на голову, но не до такой же степени…

– Фрэнк…

– А если Винни меня не удержит? Или не выдержит хлястик? Я могу утонуть, и вообще, у меня, если честно, есть такое подозрение, что это не вода…

– Фрэнк, я не говорю, что ты должен сделать это во что бы то не стало. Просто попробуй…

– Даже не буду пытаться! Звоните Джошуа, пусть он вышлет сюда парней с баграми или ещё чем-то, и пускай они занимаются ловлей трупов в этом дерьме…

– Ты что, боишься покойников? – на лице Кокса возникла глумливая усмешка.

– Нет, но я не хочу, чтобы мои руки касались этой мути, в которой он плавает! Посмотрите на неё. Нет, я серьёзно говорю вам – посмотрите! Вы можете сказать, что это такое? Какие-то химические отходы?

– Фрэнк, чёрт побери, это обычнейшая грязная дождевая вода. Что с тобой, в самом деле? Ты что, не можешь понять, что если бы это были химические отходы, то от них за несколько ярдов несло бы какой-нибудь едкой дрянью?

Шейфер почему-то действительно решил принюхаться к воздуху вокруг – и расширив ноздри, покрутил головой вокруг. Действительно, вокруг ничем не пахло, кроме сырости, озона и мокрой старой травы. Но нежелание иметь дело с тем, что чуть ли не до краёв заполняло яму, у него от этого не пропало – даже не стало меньше.

– Если у тебя, в конце-концов, не будет получаться, то мы сможем съездить на машине к Северо-восточному лесу и раздобыть там какую-нибудь корягу, – сказал Кокс, очевидно, чувствуя его упрямство и нерешительность.

– Ну, так давайте я сделаю это, возьму автомобиль, доеду до этого чёртова леса и найду там какую-нибудь корягу или ветку подлиннее! Тут, если на машине, ехать вся недолга – десять, ну, может быть, пятнадцать минут. Зачем же ставить на нас такие рискованные эксперименты?

Кокс вздохнул, внимательно рассматривая Шейфера.

– Может быть, ты и прав, – пробормотал он – Но ты уверен в том, что пока ты делаешь это, с тобой не случится никаких неприятностей, а, парень? Тут, по этой дороге, иногда проезжают копы из полиции штата…

Фрэнсис только пожал плечами – да почему бы и не съездить, чёрт возьми? – да ещё и слегка выпятил нижнюю губу с видом досады от того, что ему не доверяют, и это-то после почти что четырёх лет жизни в Гринлейке, без всяких привычных для него шумных выходок и разгульных дебошей. На исчерченном неглубокими морщинами лице Кокса появилось нечто вроде слабой улыбки.

– Ну ладно, ладно, тогда иди, сядь в автомобиль и съезди. Мы с Винни подождём тебя тут.

***

Фрэнсис был вынужден опять протащиться через всю ту часть поля, которую они прошли, прежде чем достигли этой странной ямы, окончательно измочалить в сырой, но по-прежнему жёсткой траве свою обувь, и только после этого сесть за руль автомобиля.

Автомобиль принадлежал Коксу, не ему, и, вероятнее всего, не случись с ними эта непонятная, бросающая в оторопь находка, Кокс ни за что бы не доверил ему своего автомобиля. И даже не потому, что считал Фрэнсиса, который, кстати говоря, приходился ему двоюродным племянником, никуда не годным водителем, а потому что рожа Фрэнсиса уже успела примелькаться по всему Восточному Побережью, и отнюдь не благодаря каким-то благородным деяниям, а из-за нескольких вооружённых ограблений банков, на которых он, Фрэнсис, несколько раз по неосторожности снял маску и продемонстрировал свои физиогномические особенности на камеры внутреннего наблюдения. Фрэнсис был чертовски везучим парнем – ни в том, ни в другом случае власти так и не смогли прибрать его к рукам, и он успел ускользнуть сюда, в родные края, где всё было куплено или его знакомыми, или его родственниками, или знакомыми его родственников, и местная полиция смотрела на его существование сквозь пальцы, прикрывая его от федералов, но за этой границей он был вне закона. В пределах Гринлейка и Кранслоу он мог самостоятельно перемещаться на своих двоих, но если выходило так, что ему требовалось переехать из одного в другой, а то и вовсе – отправиться за пределы территории, занимаемой двумя городами, его сажали в машину позади водителя, и никогда не доверяли ему возможность править ею – дорога между Кранслоу и Грилейком была федеральной, по ней, как и говорил его дядюшка, бывало, курсировали дорожные копы, и если бы они решили задержать таковую машину и проверить документы водителя, предпочтительнее было бы, если таковым оказался кто-то другой, а не Фрэнсис Абрахам Шейфер, разыскиваемый ФСР и полицией семи штатов Великой Страны. Никто не желал, чтобы это имя ассоциировалось с номерными знаками его автомобиля, и его добрый двоюродный дядюшка Кокс – тоже. Шейфер, безусловно, по приезду в город своего детства стал вести себя значительно тише – практически, ушёл на покой, мог себе позволить это, благодаря определённому – и весьма значительному – кушу, сорванному им на предыдущих делах, но куш этот, к сожалению, кончился быстрее, чем то время, за пределами которого для него заканчивался срок давности преследования за совершённые им преступления, а потому он был вынужден вновь ступить на старую, привычную для него дорожку жизни за гранью закона. Когда люди из криминального круга двух городов прознали, что Фрэнсис Шейфер собрался взяться за старое, к нему заявился Кокс и сообщил ему, что ему с радостью позволят сделать это – но с одним условием – либо он продолжает вершить тёмные делишки столь же бесшумно и неприметно, как он до этого вёл спокойную жизнь законопослушного гражданина, либо же уходит из этих краёв прочь и продолжает вести свой «бизнес» так и где ему будет угодно. Шейфер выбрал первое – Два Города были и без того золотой жилой для всяческого рода преступников, фактически, местом отдыха и перевалочной базой для разнообразных контрабандистов, «гастролёров» и просто перевозчиков нечестно нажитых денег из одной точки страны в другую, денег, которые ещё предстояло отмыть, а за его пределами Гилларда ждала Федеральная Служба, тяжёлая жизнь практически без пенни в кармане, а так же постоянные риск и непреходящая потребность прятать где-то свой ничем и ни кем не прикрытый зад.

Поэтому ему приходилось мириться с тем, что пока ничего серьёзного ему не доверяли – Фрэнсис никогда не был семи пядей во лбу, даже Гиллард, с трудом закончивший классы среднеобразовательной школы, мог бы перещеголять его в области обдумывания дел и сочинения планов. Он был вынужден мириться с ролью громилы, с ролью парня на побегушках, чернорабочего в этой системе, чьи руки, кулаки и ноги даже не были нужны всегда, а лишь время от времени, когда что-то нужно было сделать очень быстро и не обдумывая, допустим, «поговорить по душам» с кем-то, особенно зарвавшимся. Он был не стратег, а налётчик, штурмовик по своей природе, но природе его здесь было развернуться негде – Два Города, несмотря на свою важность среди преступного подполья страны, всегда были, оставались и, наверное, должны были оставаться небольшими раз и навсегда, и людям, кормящимся на этих землях, было достаточно тесно, чтобы любой из них свыкся с потребностью не размахивать руками сильно, чтобы не задеть собственного же соседа.

Поэтому ему приходилось мириться с тем, что ему даже не доверяли вождение личного автотранспорта, великолепной спортивной «Субару», на которой он когда-то, унося ноги от полиции и федералов, с шиком въехал в родные пенаты, и которая теперь бесполезно пылилась у него в гараже. И поэтому сейчас он, несмотря на свои насквозь вымоченные ноги, был даже немного горд тем, что это табу было наконец-таки с него снято – да, пусть ненадолго, но всё же.

По дороге, передвигаясь при помощи авто, до опушки Северо-Восточного леса был практически подать рукой – всего каких-то десять, от силы пятнадцать минут езды – на таком коротком промежутке федеральной трассы вероятность встретиться с представителем дорожной службы, который мог бы пожелать проверить документы Шейфера была практически нулевой, а если бы Шейфер ещё бы и как следует вдарил по газам – то стала бы едва ли не отрицательной… Но Шейфер, сев на место водителя, повернув ключ в замке зажигания и, вцепившись обеими руками в рулевое колесо, решил насладиться едва ли уже не забытым им чувством езды обстоятельно, без спешки. Он помнил, что там, у края этой странной ямы его ждут, и ждут в чистом поле при довольно-таки неприятной погоде, и в ещё менее приятном месте, но – в конце же концов, чёрт возьми, думал он, долбанный лес находится не в ста милях отсюда, и никакая медлительность тут не может стать смертельной… Поэтому, нажав на газ, он разогнал автомобиль до скорости не то что бы минимальной, но явно ниже среднего, и поехал именно так, с ветерком, но не с лёгким гулом в ушах, постепенно наращивая, наращивая и наращивая её.

Он явился к опушке леса где-то минут через двенадцать – не шатко, ни валко, и если он поедет обратно так же, то выйдет где-то чуть меньше получаса – потом посидел на водительском месте ещё немного, может быть, с полминуты, а уж потом вылез из автомобиля, не глуша двигатель, и по правому склону обочины спустился вниз, к лесу.

Он даже не заметил, что с Юго-Запада, по этой же самой дороге, из-за угла выехал ещё один автомобиль, и, тем паче, не смог сообразить, что водитель его, увидев установленное не по правилам передвижения по федеральной трассе транспортное средство (не на обочине, а на самой дороге – Фрэнсис решил, что вернётся быстро), тут же поторопится приблизиться к нему и узнать, в чём же дело.

Найти в лесу подходящую палку было делом плёвым – Фрэнсис нашёл оную у самой опушки, длиной, пожалуй, с его собственную руку и, решив, что такой будет вполне достаточно для того чтобы подтолкнуть тело утопленника к краю той непонятной ямы, что они нашли в поле, он вышел обратно, из леса. Человек, заприметивший авто его дядюшки на дороге, к тому времени ещё не успел подъехать к ней, но расстояние было таковым, что Фрэнсису не составило никакого труда заметить его и понять, что ему лучше было бы поторопиться с отъездом. Он не сразу сообразил, что водитель, который к нему приближался, всё равно настигнет его, потому что у него был определённый пункт назначения совсем недалеко от этого места, для того чтобы добраться до которого ему пришлось бы развернуться, и оторваться от него получилось бы лишь в том случае, если он вдарит по газам и с места в карьер сорвётся в Гринслейк, и пока единственным выходом для него представлялось то, что замеченная им патрульная машина проедет мимо, так как ни он сам, ни авто его дядюшки не имеют для его водителя никакого значения, и он просто едет по своим делам. Но он не угадал – едва он приблизился к автомобилю и раскрыл заднюю дверцу, с целью поместить на заднее сиденье добытый им сучок, патрульный автомобиль объехал его по дуге и остановился поперёк траектории его предполагаемого движения, так чтобы в случае чего Фрэнсис смог убраться отсюда только лишь сдав назад. Сирена на крыше автомобиля коротко мигнула и тут же погасла, показывая, что данное транспортное средство задержано для проверки, а водителю лучше не суетиться; двигатель заглох, а потом из неё вылез и сам патрульный, одетый в форменную одежду полиции штата и в дождевик, надетый поверх всего этого.

– Здравствуйте, – вежливо сказал он Фрэнсису, всё ещё копающемуся на заднем сиденье дядюшкиного автомобиля – Сержант Темплстон, дорожная полиция штата. Хотелось бы посмотреть на Ваши права…

Фрэнсис, скроив на своей физиономии некое подобие улыбки, захлопнул дверь, и повернулся к патрульному.

– Права? – переспросил он – Я что-то нарушил?

– Да, мистер… Ээ…

– Кронкелль, – не моргнув глазом, соврал Фрэнсис. Одним из его редких талантов было то, что в минуты опасности он умел выдавать абсолютно гладкую и логически осмысленную ложь, не поверить в которую было очень сложно, разве что используя при этом полиграф – Энтони Кронкелль, с двумя «л»…

Патрульный, чуть приоткрыв рот, некоторое время рассматривал Фрэнсиса, затем, покачав головой, вытащил из под дождевика блокнот, фломастер, что-то торопливо записал в нём, потом вернул их на место. На вид этот парень был довольно молодым, двадцать два года, максимум – двадцать пять, но взгляд из под полей форменной шляпы был неприятным и цепким, словно его хобби было коллекционирование типажей нарушителей правил дорожного движения, и набрал он таковых за своё короткое время службы количество весьма не малое.

– Ну, хорошо, мистер Кронкелль, – произнёс он – Нарушение Ваше заключается в том, что Вы установили своё транспортное средство слишком далеко от обочины… Штраф небольшой, но, надеюсь, он поможет Вам не нарушать это правило в следующий раз… Так как там с правами?…

– Ах да, права, точно же, я и забыл, – Фрэнсис изобразил на лице выражение притворной рассеянности – Позвольте, одну минуту… Они у меня в бардачке.

– Хорошо, жду Вас…

Фрэнсис, всё так же улыбаясь, (правда, теперь уже одними губами, а не во весь рот), поплёлся вокруг своей машины. Он протиснулся в промежуток между углом передней части дядюшкиного «Шеви Колибера» и патрульным автомобилем, гадая про себя, смог ли чёртов патрульный опознать его по лицу, и пошёл дальше, пока не оказался у правой передней дверцы. Открыл её, влез внутрь, открыл бардачок, стал копаться в нём с деловитым видом. Естественно, что никаких водительских прав на имя мифического мистера Кронкелля тут не было и в помине, но были права на имя Оуэна Кокса, личности в определённых кругах довольно известной, но закона – как бы это странно не звучало, так за всю свою жизнь ни разу и не нарушившей. Известно ли было это имя кому-то в полиции штата? Нет, едва ли, ответил Фрэнсис сам себе, и тут же понял, что сглупил, назвавшись каким-то там Кронкеллем, когда просто-напросто мог представиться мистером Коксом – на правах фото не размещалось, не было и года рождения, и единственное, к чему тут можно было прицепиться – так это к количеству пометок о перерегистрации. Впрочем, пометки были без указания точных дат, и они могли появиться так же и в результате частой смены средств вождения.

Но сейчас для этой увёртки было уже поздно, и нужно было придумывать другую. Лучшим из возможного было сказать, что он попросту забыл права дома. Худшим из возможного… В тот самый момент, когда он обдумывал худший вариант, он уже залез внутрь салона и открыл бардачок. Из него тут же посыпалось всяческое барахло – какие-то таблетки, несколько пластинок освежающей дыхание ментоловой жвачки, бумажные клочки с какими-то записями, дядюшкины права, пистолет… Увидев последнее и предпоследнее, он слегка расширил глаза, и решил побыстрее убрать это куда-нибудь подальше, пока их не увидел коп. С правами всё получилось довольно быстро, он просто сбросил их на пол и затолкал под сиденье, а вот с пистолетом… Дело было даже не сколько в трудности выполнения этой задачи, а в том, что коп, явно заскучавший во время ожидания, решил в это самое время проверить, что у него там происходит, и двинул тем же путём, что и он сам – через промежуток между углом «Шеви» и боком полицейской машины. Сейчас он не смотрел внутрь салона автомобиля, но если бы Фрэнсис поступил бы с пистолетом так же, как и с правами дядюшки Оуэна, то наверняка обратил бы туда внимание копа – пистолет был чертовски тяжёлым, и звук от его падения был бы явлением весьма примечательным. Возиться же с аккуратностью уже не было времени, да и в его не слишком-то сообразительном мозге не могло возникнуть идеи о том, как это можно сделать аккуратно вообще.

– Мистер? – окликнули его сзади, в тот самый момент, когда он уже почти решил свою проблему путём разрубания гордиева узла, то бишь запихнув пистолет обратно в бардачок, и почти закрыв последний на небольшую, открываемую при помощи поворота ручки, вертушку. Он вздрогнув, посмотрел на вставшего за его спиной полисмена из-за плеча. Тот с задумчивым видом изучал его спину, но на его физиономии не отражалось практически никаких эмоций, чтобы Фрэнсис мог каким-то образом охарактеризовать его поведение как подозрительное или враждебное. Поэтому он мог надеяться на то, что видя его спину, полисмен видел только его спину, а не, кроме этого, ещё и его торопливые попытки убрать оружие. Интересно кстати, чья эта пушка, промелькнуло в его голове, пока он тщательно (и при этом не глядя) поворачивал ручку на защёлке бардачка, которая как назло почему-то упрямилась, мало того, скользила в его потных пальцах.

– Что такое? – спросил он… И в этот самый момент чёртова ручка повернулась до конца, и бардачок закрылся полностью – Да, сержант, прошу принять мои извинения, но, кажется, своё водительское удостоверение я оставил дома… Не могу показать Вам его… Дело в том, что я… Я тут живу совсем недалеко… В городе Кранслоу… И мне нужно было добраться до Гринлейка. Эти два города – от одного до другого рукой подать, и мы, их жители, обычно никогда не берём с собой права, если едем туда… Ну, или обратно… И д-дорожная полиция на этой трассе…

– Попадается редко, – покачал головой полисмен, отходя немного назад. Очевидного, Фрэнсис до такой степени хорошо играл роль затравленного представителем власти обывателя, что коп, желал он сам того или нет, но поверил в это – Я понимаю. Однако неужели у Вас, сэр, нет ни единого документа, который мог бы подтвердить Вашу личность? На чьё имя я буду выписывать штраф?

– На имя Энтони Самуэля Кронкелля, – ощёрился Фрэнсис ухмылкой самого лютого деревенщины и недотёпы, какого мог себе вообразить – А что, какая разница, с кого вам брать штраф?

– Нет, послушайте, тут есть разница, – возразил полисмен, наставляюще подняв палец вверх – Если Вы решили списать штраф не на себя, а на имя какого-нибудь Вашего недоброжелателя…

– Ой, да ладно вам, мистер полицейский! – Фрэнсис, как мог, сделал свою ухмылку ещё более глупее – Вы же сами говорите, что штраф совсем невелик, да и заплачу я его сразу, а не через банк.

– Сразу же? – взгляд молодого полицейского вновь стал недоверчивым и присматривающимся, как в самом начале – У вас при себе есть двадцать пять монет?

– О, ну разумеется, есть, – сказал «Мистер Кронкелль», выкатив на копа глаза с удивлённо-радостным видом… А про себя вспоминая, додумался ли он взять с собой бумажник вообще – Что Вы… Подумать только, какая мелочь…

– Ну, хорошо, я запишу Вас, как мистера Энтони…

– Энтони Самуэля, – как будто бы и впрямь взял, только он лежит в его сумке на заднем сиденье, и придётся вновь вынимать эту чёртову палку, которую он взял из леса, и что скажет коп, когда её увидит… Или он её уже видел? Он вроде бы о ней не спрашивал…

– Да, Энтони Самуэля Кронкелля, – коп возил тонким фломастером по поверхности листа в своём блокноте, держа его едва ли не у самой груди, чтобы влага не попала ни на предыдущие, ни на эту запись – Двадцать пять валютных единиц Великой Страны за парковку машины в неположенном месте… Уверены, что у Вас нет при себе документов?

– Да, я езжу на своей машине к родителям почти что каждый четверг, и однажды забыл у них дома свой паспорт. С тех пор беру документы только в том случае, если мне предстоит долгая дорога…

– Ладно, я понял… Да, кстати говоря, если Вы намерены продолжать находиться здесь, на этой дороге, то Вам придётся убрать машину с этого места, и откатить её ближе к обочине.

– О, я остановился совсем ненадолго…

– Да, мистер, – внезапно лицо полисмена, до этого изображавшее либо вопрос, либо ожидание, либо лёгкую подозрительность, озарила лёгкая, немного ехидная – но не злая – ухмылка. Вероятнее всего, сейчас он был готов к тому, что услышит из уст «мистера Кронкелля» какую-нибудь забавную историю, чтобы потом рассказывать её своим родственникам, друзьям или коллегам в полицейском участке – Когда я подъезжал сюда, я видел, как Вы затаскивали в салон какую-то палку… Из леса… Если не секрет – на кой чёрт она вам сдалась? Нет, это не противозаконно, но… Видеть человека, который, едучи из одного города в другой, находит в лесу какую-то грязную, мокрую палку, и тащит её в свой автомобиль…

– Дело в том, что… Ээ… Моему сыну потребовалось дерево для поделок в школе…

– Но Вы же ехали к родителям…

– Да, да, – пробормотал он, чувствуя, как взгляд копа из насмешливого вновь становится неприятно цепким – Я хотел сделать это сейчас, чтобы не забыть потом… Эта чёртова хреновина очень нужна моему Джеки…

– Учитывая, что эта хреновина ещё, скорее всего, и трухлява, как Бог весть что, – заметил коп с задумчивым видом, но Фрэнсис не дал ему договорить, перебил его.

– Нет, нет, вовсе не трухлява… Мокрая, да, но не трухлявая…

– Но на ней рос мох, мистер, – произнес коп, рассматривая его всё более и более подозрительно.

– Мох, – улыбка Фрэнсиса стала удивлённой, недоверчивой, как в случае с человеком, который разговаривает с заведомо делающим ошибку оппонентом – Да бросьте. Вам наверное, показалось! Там не было никакого мха – обычнейший ольховый сук, весьма твёрдый, без всякого мха, трухлявости и гнили. Я специально подбирал такую деревяшку, чтобы…

Тут сзади, за его спиной, раздался грохот, звук удара металлической жести о другой металл и тяжёлый грохот – что-то с шумом свалилось сверху вниз, на пол в кабине, возможно, рухнуло туда, сползя вниз по приборной доске или…

Фрэнсис, всё так же улыбаясь, оглянулся назад – и почувствовал, как волосы на его затылке слегка приподнялись от испуга – не встали дыбом, но и не остались в покое, нечто среднее между тем и этим.

Дверца бардачка была распахнута настежь, а сам бардачок был пуст. У Фрэнсиса появилось неприятное ощущение того, что в его машине поорудовала какая-то нечистая сила, которая сперва незаметно, за его спиной, открыла бардачок, а потом вытащила из него пистолет, а потом…

Потом сделала так, чтобы он куда-то пропал? Что же это за дерьмо такое? Может быть, на бардачке просто сломался запор?

Коп, тем временем, закрыл носик фломастера колпачком, засунул его куда-то за пазуху своего дождевика, блокнот сложил так, чтобы верхние листы прикрывал лист из твёрдой, полупрозрачной синеватой плёнки, сунул его под мышку и подошёл к «мистеру Кронкеллю», вновь склонившемуся над внутренностями салона «своего» автомобиля.

– Какие-то проблемы, сэр? – поинтересовался он у него.

В это самое время Фрэнсис пытался отыскать пистолет. Он помнил звук глухого, тяжёлого удара об пол, и теперь, уже придя в себя от внезапного испуга, полагал, что замок бардачка, скорее всего, и впрямь сломался, бардачок открылся, и чёртова «пушка» просто вывалилась на пол. Но пистолета он найти так и не мог. Он понимал, конечно же, что если уж он не найдёт его сейчас, то коп не найдёт его тем более, но в том, что оружие пропало так внезапно и, на первый взгляд, совершенно бесследно, было что-то зловещее. Нехорошее. Словно это и впрямь было чем-то большим, нежели просто неприятным совпадением… Как будто это действительно сделали специально… Чтобы позже вернуть пропажу тогда, когда она будет уже совершенно не нужна.

– Сэр, – повторил коп и, не понимая, в чём дело, присел рядом с согбенным Фрэнсисом, растеряно шарящим по дну кабины – Сэр, что у Вас там? Что-то потеряли?

– Д-да, – теперь Фрэнсис и вовсе покрылся холодным потом; только этого любопытного молокососа в полицейской униформе ему сейчас и не хватало. Надо бросить это занятие, и отдать ему штраф, а самому катиться отсюда – Никак не найду… Впрочем, Бог с ним, это не важно… Давайте, я заплачу вам двадцать пять монет, и мы уже, наконец, разъедемся, – с этими словами он, в это самое время шарящий по полу машины где-то под креслом, расслабил руку и вытащил её наружу. Потом выпрямился и встал рядом с автомобилем – Родители уже заждались меня – я и так выехал сегодня чересчур поздно…

Он повернул голову в сторону полисмена… Однако не увидел его, вернее, не увидел на уровне своего полного роста, потому что коп, проклятый коп продолжал сидеть рядом с ним на корточках и шарить под сиденьем уже своей рукой.

Этот идиот решил помочь ему в его поисках, найти то, что он потерял.

– Сержант, – обратился Фрэнсис к полисмену, деловито шарящему под пассажирским сиденьем рядом с водительским местом, но тот, кажется, как будто бы и не замечал его голоса – Сэр, не стоит этой возни, я очень тороплюсь…

– Мы тут все очень торопимся, мистер…, – коп на секунду замолчал… А затем вытащил из-под сиденья карточку водительских прав, оформленных на имя Оуэна Кокса, с двумя проколами за нарушение правил дорожного движения, поднёс её к глазам и назвал вслух написанное на ней имя… Потом нахмурился, поднял на него глаза – Вы не Оуэн Кокс, мистер. Я жил вместе с ним когда-то на одной улице, в Гринлейке, и Оуэну Коксу уже тогда было лет за тридцать… Но права оформлены именно на эту машину. Сэр?

– Что… Я…

– Откуда у Вас эта машина, мистер?

– Я… Он…

– Почему Вы мнётесь? Вы угнали её?

Предположение дорожного копа было настолько нелепым, что практически впавший в состояние паники Фрэнсис сперва неуверенно, вяло усмехнулся, потом заулыбался во все тридцать два зуба, а потом и вовсе рассмеялся, сперва тонко и прерывисто, потом громко и откровенно, практически в голос… И никак не мог остановиться, хотя ошалелый внутренний голос говорил ему – прекрати ржать, идиот, и придумай немедленно какое-нибудь подходящее оправдание, пока на тебя не надели наручники и не повезли в участок…

Но за что, спросил он у себя тут же, за что, ради всего святого? За то, что я решил сходить в лес за трухлявой палкой, а в итоге был заподозрен в угоне автомобиля собственного дядюшки? Что за чёртов бре…

Он не смог удержаться и прыснул снова, хотя уже и так будто бы начал успокаиваться, и его хохот стал ещё громче, практически доходя до уровня истеричного гогота окончательно выжившего из ума человека.

А я в самом деле напоминаю психованного, подумалось ему сквозь смех – стою тут на дороге, ржу, что твой жеребец, а передо мной – ошарашенный малец в полицейской форме, показывающий мне водительские права моего дяди, а в кабине у меня – долбанный заплесневелый ольховый сук, который я только что вытащил из леса, чтобы поковырять им в мертвеце… Чудная картина…

Тут он засмеялся так истово, что ему не хватило воздуха, и он, отвернувшись в сторону и сложившись пополам, в припадке безудержного веселья стал молотить ладонью по коленке. Ещё немного, и я наделаю в штаны, пронеслось в его голове со скоростью автомобиля-самоубийцы, несущегося по извилистому серпантину в высокогорье, и вообще, этот смех… Этот смех – он так не кстати… Или кстати… Господи ты Боже мой, да прекратится ли это?!

– Сэр, – голос дорожного копа звучал где-то, как казалось самому Фрэнсису, в тысяче миль отсюда, однако он прекрасно слышал, что никакой улыбки в нём не было – кажется, молодой человек в казённой униформе оценил смех Фрэнсиса не как заразительный, а как подозрительный, возможно даже, что как смех сумасшедшего, только что убившего человека… И угнавшего у него машину – Сэр, с Вами всё в порядке? Может быть…

А могут ли сумасшедшие угонять машины, спросил он у себя, и в голове его появился донельзя забавный образ – карикатурный псих с испененым, раззявленым ртом, идиотским взглядом перекошенных глаз, вставшими дыбом волосами, пытается сладить со стандартным автомобильным рулевым колесом – но не может сделать это, так как выряжен в смирительную рубашку с длинными рукавами, в которой, очевидно, он и убежал из своего сумасшедшего дома…

Новый приступ смеха, такой сильный, что у него потемнело перед глазами… Что же это за дерьмо такое? Что это?! Не выдержав, он прислонился спиной к крылу дядюшкиного автомобиля, и сполз по нему вниз, сперва на корточки, потом уже и полностью вытянув ноги по грязному, мокрому асфальту.

Тут неведомая юмористическая одержимость наконец-таки смилостивилась над ним, отпустила его, дала возможность передохнуть, и темнота ушла из его глаз.

– Сэр, – повторил со всё теми же вопросительными интонациями щенок-полицейский – Сэр, что с Вами? Вам легче?

Фрэнсис отмахнулся от него рукой – да, на данный момент со мной в порядке.

– Может, нам лучше было бы проехать в мой участок? – поинтересовался коп, теперь тон у него был тихий, участливый – так говорят с человеком, от которого можно ждать всё, что угодно, и когда у тебя самого нет ничего, чтобы противопоставить его внезапной выходке, только лишь собственный здравый смысл – Мне кажется, что Вам – кем бы Вы там не были, лучше не появляться в таком виде перед родными… Где Вы живёте? В Кранслоу, верно?

Фрэнсис кивнул. Теперь, приходя в себя, он начинал понимать, что этот идиотский приступ смеха после предположения о угоне ни сколько не помог ему в его оправдании, наоборот, сделал подозрения копа ещё более сильными – и не о том, что он что он какой-то мелкий бандит и мошенник (что, по сути, было бы ближе к истине более всего), а в том, что он – опасный и, что хуже всего, сохранивший немалые остатки разума психический больной.

От того, что он гангстер мелкого пошиба, и что его ближайшие планы связаны с криминалом и незарегистрированными смертями, он ещё мог каким-то образом отмазаться, но от того, что он – хорошо прикрывающийся псих, отмазаться было куда труднее. Возможно, что смех этот загнал его в ещё более вязкую и глубокую трясину, чем та, на которую он рассчитывал ещё раньше, при этом – в самом худшем из случаев.

– Сэр, я могу отвезти Вас домой, если хотите, – тон полицейского продолжал оставаться мягким и доброжелательным, но уверенности в нём стало на порядок больше – теперь он думал, что придуманный им только что план является наилучшим из возможных в данной ситуации – Вашим родственникам мы позвоним, Вы просто дадите мне их телефоны, а мы им позвоним, скажем, что с Вами всё в порядке…

Фрэнсис всё ещё сидел на земле, точнее, на асфальте, и его влажный холод намекал ему на всё более и более увеличивающийся риск подхватить воспаление простаты. Одна его рука была справа от правого бедра, другая – слева от левого. У него в голове возникла одна идея – шальная и опасная, но – очевидно, что самая простая и бесхлопотная теперь, на этом пустынном участке дороги, по которому за всё время их разговора с полицейским пронеслось всего две-три, а может быть, и всего одна машина.

– Но к чему это, полисмен? – спросил он слегка недовольно, как капризный посетитель придорожного кафе, которому сказали, что у них кончился кленовый сироп для того, чтобы полить им блинчики к кофе – Я… Я хочу увидеть их сам…

– Потому что мне кажется, что Вам нездоровится, – объяснил коп немедленно – ни дать не взять – мамаша, которая объясняет появление детей своему сыну при помощи аиста или капусты – А ещё потому что мне кажется, что, будучи больным, Вы можете доставить хлопоты не только самому себе, но и окружающим…

Надо решаться, подумал Фрэнсис, потому что даже если ты самолично и сядешь к нему в машину, то он повезёт тебя совсем не домой, а в отделение дорожной полиции в десяти милях отсюда, а там твою личность выведают при помощи компьютера, а над автомобилем похлопочут так, что дядюшка Оуэн замучается таскаться по судам и допросам, объясняя копам и федералам всё на свете – от его личного мнения по поводу османских терактов в западной Европе до причины выбора своего собственного нижнего белья того или иного цвета.

Тогда он поднял левую руку вверх и стремительно, прежде чем коп как-то мог остановить его, засунул его под сиденье в салоне автомобиля – туда, куда, по идее, и должен был завалиться этот злополучный пистолет.

– Эй, что Вы там копаетесь? – спросил у него коп, слегка отступив назад и побледнев и без того не слишком-то румяным, худощавым лицом – Вытащите… Вытащите руку из под сиденья, я вам приказываю!

И Фрэнсис послушался, вытащил руку наружу.

Но в ней уже был пистолет.

Спустя несколько секунд (а, может быть, спустя нескольких десятых долей секунды) над пустынной автострадой раздался выстрел, а потом – куда менее слышный, но всё-таки заметный звук падения безжизненного тела на мокрый асфальт.

Фрэнсис, подумав ещё немного, засунул пистолет под сиденье, посмотрел на лежащее на дороге тело только что убитого им полицейского, на лужу крови, начавшую расплываться вокруг его головы (он попал ему в точнёхонько в нос, разворотив его и превратив весь центр бледного юного лица в кровавый, с рваными неправильными краями, колодец)… И тут заметил, что он не совсем убил его, и что коп всё ещё дышит, неровно, мелко, слабо, но, тем не менее, продолжает жить.

Нет, так он может протянуть ещё час, подумал он, а может быть, даже будет дёргаться и зальёт кровью и мозгами всю обивку заднего сиденья в машине, когда я его туда затащу… Дядюшка Оуэн прибавит моё тело к его, если так произойдёт… Или… Или мне лучше положить его в его же собственную машину, да и отбуксировать её к той самой яме, которую мы нашли… Какая разница, как он там будет дёргаться и что перепачкает?

Подстреленный им патрульный продолжал дышать, его правая рука вдруг дёрнулась, и стала скрести по асфальту, словно пыталась взять с него нечто такое, что могло там находиться разве что в теории. В этом было что-то очень жуткое, очень нехорошее, даже для тугого сознания и для много чего хранившей в себе памяти Фрэнсиса. Он скрипнул зубами, поднялся с места, попутно вновь достав пистолет из-под сиденья, после чего подошёл к полутрупу полицейского, сел на корточки рядом с его изуродованной головой и приставил дуло пистолета к его посеревшему, изборождённому морщинами страданий лбу. Зажмурил глаза.

Нажал курок.

***

– Интересно, где он запропастился? – спросил Оуэн Кокс, сидя на корточках рядом с краем ямы и рассматривая неприятную маслянистую гладь кофейно-розового цвета – Принести палку из леса, чего тут можно сделать быстрее и проще?

Винсент Гиллард не захотел находиться рядом с чёртовой ямой столь же близко, как и его патрон, и предпочёл расстояние где-то в десять футов от неё. Ему совершенно не хотелось быть рядом с ней хотя бы немного ближе, чем сейчас, более того, он даже стоял к ней спиной, чтобы не видеть человеческое тело, которое плавало в центре озерца с идеально квадратными краями. Он хотел убедить в своей позиции и босса, но не сумел сформировать своё мнение так, чтобы оно казалось достаточным для него. Впрочем, неубедительным оно казались даже для него самого – единственное, что он мог сказать об этом месте, так это то, что оно выглядело каким-то неестественным, странным и отталкивающим. Оно выглядело, как язва, саркома на теле человека, который находится на какой-то серединной стадии рака, когда симптомы только начинают проявлять себя в ещё на первый взгляд здоровом человеке, и причина этого находилась вовсе не только в этой странной розоватой «воде», и не в трупе, что плавал в ней, и не в этом неведомо как выросшем возле ямы электрическом фонаре, а в чём-то ещё, с трудом поддающемся разумному объяснению… Да и, пожалуй, не слишком привлекательном для каких-либо объяснений или обсуждений.

– Эй, Винни, – окликнул его Кокс, вдруг оторвавшись на секунду от созерцания «водной глади» – Может, мы с тобой всё-таки попробуем поступить согласно моего плана?

– Ты хочешь сказать, чтобы я попробовал оттолкнуть тело к берегу, пока ты придерживаешь меня за пальто?

– Ну да, – покачал Оуэн Кокс головой – Думаю, конечно, что тебе тоже не по нраву такая затея, но у меня такое ощущение, что пока мы ждём моего чёртова племянника, наступит ночь, и нам не поможет ничего, кроме этого дурацкого фонаря. А мне не очень-то охота торчать тут и ковыряться со всем этим среди ночи… Тебе, я думаю, этого хочется ещё меньше…

Гиллард промолчал, потом подумав, сказал, противореча, между прочем, своим собственным предчувствиям:

– Ничего не случится. Чтобы добраться до леса и найти там какую-нибудь палку, требуются считанные минуты, вернуться обратно – ещё меньше. До ночи он вернётся точно.

– Мне это и не нравится, – произнёс Кокс, затем встал на ноги и, отойдя от ямы, приблизился к Гилларду.

– Не нравится что? – не понял тот, вздохнув с облегчением про себя от того, что здравый смысл (или что-то там ещё) – наконец-таки взял верх в сознании его шефа, и он отошёл от этой мерзости подальше.

– То, что эта поездка должна была занять всего ничего, а Фрэнсис возится там уже, наверное, час…

– Думаешь, с ним что-то случилось?

Кокс пожал плечами.

– Не могу сказать ничего конкретного, я никогда не был наделён этой ерундой, которую бабы называют «интуиция», но час, потраченный на такую чепуховую поездку, заставит беспокоиться даже такого увальня, как я. Боюсь, как бы он не попался кому-нибудь из дорожной полиции.

– На этой трассе полиция штата бывает редко.

– Редко, да, но что, чёрт возьми, можно там делать всё это время? Я бы на его месте уже не то что бы нашёл сук, а срубил бы целое дерево, погрузил бы его на крышу автомобиля и привёз сюда… Он явно нажил себе проблемы, и если и вернётся к нам, то с чем-то гораздо более худшим, чем палка, подобранная в лесу.

– Ты полагаешь, что он может и не вернутся?

– Не хочу даже думать об этом… Но почему бы и нет?

– И что ты будешь делать, если он не вернётся?

– Не знаю, – Кокс мрачновато хохотнул – Менять документы и уезжать за южную границу.

– О, Господи, ты серьёзно? Почему именно копы?

– Я не знаю, что ещё может остановить его, кроме нескольких хорошо вооружённых полицейских. Разве что метеорит размером с бычью голову, который упадёт на машину, пока он едет туда или обратно.

– Но откуда тут взяться целому отряду копов? Никто в стране не знает, где он находится.

– О, не будь таким наивным, Винни. Если копы не знают, то знают федералы, а если не знают федералы, то они об этом догадываются. Наши городские службы просто хорошо прикрывают ему задницу, но, я думаю, что рано или поздно, но по душу моего Фрэнсиса кто-нибудь приедет, или он раскроет сам себя. Не дай Бог, конечно, но, возможно, этот момент уже наступил.

Где-то вдали, на трассе – вот уже в очередной раз после момента отъезда Фрэнсиса – прозвучал рёв мотора несущейся по ней машины – и в очередной уже раз Оуэн Кокс оглянулся в её сторону, рассчитывая, что увидит собственный автомобиль, управляемый его племянником… Но увидел не совсем его, а то, что заставило волосы на его затылке приподняться вверх и в практически суеверном ужасе попятится назад.

Попятился и Гиллард, но он испугался не так сильно, а поэтому, наверное, и увидел первым, что машина, выехавшая перед ними на дороге, была не одна, а на буксировочном тросе волокла вслед за собой вторую, которую он тут же узнал, так как это была именно та, которую они оба тут и ждали.

– Ну вот я же говорил, – пробормотал Кокс ошарашенным голосом – Ведь как сердце чуяло, что так оно всё и будет… Что же теперь делать?

Автомобиль дорожной полиции – он был первым в этой связке – доехал до середины видного им отсюда отрезка дороги, после чего остановился, но мотор его водитель глушить не стал. Через некоторое время дверь его со стороны водительского сиденья открылась, и оттуда вылезла человеческая фигурка, с такого расстояния практически неразборчивая. Единственное, что Гиллард понял сразу же – так это то, что одежда на ней была отнюдь не форменная, а принадлежала она, кажется, именно Шейферу.

Тут явно было что-то не так, события сейчас развивались не по лучшему, и не по худшему из возможных сценариев. Пока Гиллард даже не мог понять, что здесь происходит.

Человечек в одежде Шейфера прошёл к машине их шефа, открыл заднюю дверцу, извлёк из салона автомобиля какую-то штуковину вроде большой суковатой палки, затем подошёл к тросу, соединяющему обе машины, отцепил его, кинул во всё ещё открытую заднюю дверь, закрыл её, потом вернулся в полицейский автомобиль. Тронул его с места, подал вперёд, потом немного назад, вывернул передние колёса, после чего завернул его на обочину.

– Это Фрэнсис, – пробормотал Кокс изумлённо-напуганным голосом – Господи святый Боже, что затеял этот придурок?…

Здесь спуск был крутым, но не очень, полицейская машина спустилась на обочину и в поле быстро и без всяческих проблем, а затем, подскакивая на каждой кочке, понеслась вперёд, к ним, стоящим у ямы.

– У меня такое впечатление, что он пришил копа, – задумчиво произнёс Гиллард.

– Заткнись, чёрт подери! – одёрнул его Кокс, глядя на приближающийся к ним автомобиль – Не смей ничего говорить, пока я…

Машина остановилась буквально в полуметре от ног Гилларда, и тот, выругавшись, отскочил в сторону. Дверь со стороны водительского сидения опять открылась, и оттуда вышел Шейфер, опять волоча вслед за собой здоровенный, покрытый зелёным лесным мхом сук. Он оглядел поочерёдно сперва Гилларда, потом своего дядюшку, открыл рот, чтобы что-то сказать, но последний остановил его резким возгласом, практически окриком:

– Фрэнсис, дьявол бы тебя задрал, что за хреновину ты сотворил? Откуда эта машина? Где её владелец?

– На заднем сиденье…

– Что он там делает?!

– Лежит мёртвый, с простреленной головой…

– Что?! Мёртвый коп? Ты, мать твою так, прикончил копа из дорожной полиции?!

– Дядя Оуэн, но вышло так, что у меня не было выбора…

– Не было выбора?! – Кокс, взмахнув руками, в один приём подскочил к стоящему рядом с полицейской машиной Шейферу, схватил его за грудки и приподнял его на полдюйма над землёй. Это глубоко поразило Гилларда – Кокс был ниже почти на голову своего племянника, явно менее мускулистей и уже в плечах, и что ему придало сил для этого, было неизвестно – Да я тебе, грёбаный идиот, сейчас сам не оставлю выбора! Ты хотя бы сам-то соображаешь, что ты натворил, а?!

– Послушай, он хотел отвезти меня с собой в участок! Что мне ещё оставалось делать, кроме как пришить его?

Лицо Кокса, и без того никогда не отличавшееся особой бледностью, раскраснелось так что, казалось, ещё немного, и его поразит апоплексический удар.

– Да как… Как ты вообще умудрился попасть в его поле зрения, ты, чёртов недоносок?! – прошипел он, с трудом проговаривая слова от гнева – Тебя всего лишь послали доехать до леса, чтобы ты взял там палку, грёбаную палку, не более того, а ты вместе с нею приволок ещё и тело копа из дорожной полиции, да ещё и его машину в придачу! Куда мы всё это денем теперь? Ты хотя бы соображаешь, что его будут искать с собаками, вся полиция штата?

– Успокойся, дядя, я уже понял, что я сделаю со всем этим…

– Что, чёрт возьми?!

– Сначала мы вытащим из этой ямы то чёртово тело, что в ней плавает, а потом столкнём в него полицейский автомобиль…

– Что-о?!!! – глаза Кокса вылезли из орбит до такой степени, что, казалось, ещё немного, и они вывалятся из них наружу и повиснут на оптических нервах над грудью, как парочка ужасающего вида ёлочных шаров, рот раскрылся, а тонкие губы беспомощно задёргались, как у умственно отсталого, впервые в своей жизни увидевшего взлёт самолёта с близкого расстояния – Чт… Чт…

Гиллард посмотрел на лицо Шейфера, стараясь понять, какие сейчас мысли бродят в его голове, сообразить, сошёл ли он с ума, дурачится, или настолько глуп, что говорит на полном серьёзе. И, кажется, Шейфер совсем не шутил, но тем не менее, это был и не третий вариант, так как, несмотря на всю свою недалёкость, вид законченного идиота его напарник в этот момент совсем не производил. Не было это и первым вариантом, так как безумным Шейфер не выглядел тоже.

– Фрэнсис, – обратился он к нему – Ты… Как ты можешь знать, что здесь, в этой яме, глубина именно такая, чтобы в ней могла целиком поместиться патрульная полицейская машина? Ведь ты же хочешь, чтобы она влезла туда стоя, верно?

Фрэнсис посмотрел на него с вежливым удивлением, захлопав ресницами, и пробормотал:

– Ну… Этот человек – он же утонул в ней, правильно? Для этого она должна была быть, как минимум, в два раза больше его роста?

– Это ещё почему?

– Ну, в противном случае он же должен был вылезти или выцарапать себе ход наверх… Яма-то земляная…

– Нет, ты не понял меня. С чего ты взял, что он именно утонул?

– А что ещё? Убивать его здесь, в этой глуши, некому… Разве что он находился при смерти, когда добрался до её края, но это тоже маловероятно, потому что, если ему хватило сил добраться до сюда, то ему должно было хватить сил и выжить после того, как он отсюда свалился. А если яма ещё и не глубокая, как ты говоришь, то он мог бы выбраться из неё даже находясь на грани между этим и тем миром… Слушай, зачем тянуть, давай вытащим этого уродца из этой чёртовой лужи, а потом подчистим следы в виде того, что мне пришлось за собой приволочь…

Кокс испустил звук, похожий на свист проколотой шины.

– Никогда… Никогда за всё время моей… Моей работы… Ни я, ни мои люди не имели дела с мокрухой… Тем более, с такой идиотской мокрухой. Мне доводилось бить людям рожи, калечить их, но влипать в дерьмо, подобное этому… Я так и знал, Фрэнсис, что работа с тобой доведёт меня до этого… Надеюсь, во время вашей… гм… встречи, это парень, которого ты застрелил… Он не сообщал никому по рации, где он находится или чем занимается?

– Нет… Как будто бы нет, дядя…

– Он узнал тебя?

– Нет, – на мгновение лицо Фрэнсиса переменилось, словно он вспомнил о чём-то тревожащем его, но затем через какую-то мизерную часть мгновения вновь приобрело спокойное выражение – Он… Задержал меня, потому что я поставил автомобиль в неположенном на федеральной дороге месте… Я назвался вымышленным именем…

– Чёрт подери, ты застрелил его за то, что он хотел всучить тебе штраф за неправильную парковку на федеральной трассе?!

– О, Господи, ну нет, конечно же, – Фрэнсис покраснел от волнения тоже, очевидно, это была какая-то общая для них с дядюшкой родовая черта – Он стал просить у меня права, а я сказал, что у меня их нет, предложил ему взять оплату штрафа наличностью… И вообще, это, между прочем, ты виноват в том, что так вышло! Нечего было оставлять свои права и пистолет в машине, да ещё в этом грёбаном бардачке, в котором даже запор держится на соплях…

– А какого чёрта ты вообще полез туда, Фрэнсис?! – судя по физиономии Кокса, до него постепенно стал доходить смысл произошедшего.

– Я притворился, что ищу там свои права…

– Долбаный ты идиот, Фрэнсис, а просто сказать, что ты забыл их дома, тебе было что, неудобно?!

– Ну, так получилось, слетело с языка… Что бы было в этом такого, если бы ты не имел привычки оставлять свои документы и оружие в бардачке?

– Ну хорошо, хорошо, он нашёл мои права в моей машине, прочитал, что в них было написано – а что было дальше?

– Дальше, разумеется, он подумал, что я угнал твою машину. Номера в регистрационной карте и на задней номерной табличке совпадают, верно?

– Верно. Ты не сумел ни толком отмазаться, ни сказать, что твой вымышленный персонаж работает на меня и иногда пользуется моей машиной с моего разрешения…

– К тому времени я наплёл ему такого, что придумывать что-то новое уже было сложно, да и он уже понял, что со мной что-то неладно, стал настаивать на том, чтобы я ехал с ним в участок. Кроме того, он знает тебя, дядя. Он когда-то жил рядом с тобой по соседству, в Кранслоу, и знает тебя.

– Постой, – лицо Кокса приобрело задумчивое выражение – Жил по соседству… Сын моих соседей через дорогу, малыш Темплстон, пошёл после колледжа работать в управление дорожной полиции штата… Он говорил тебе свою фамилию?

– Не знаю, наверное, говорил, они должны представляться, когда останавливают водителей на дороге… Я не запомнил его фамилии…

– Было бы плохо, если ты грохнул малыша Темплстона, славный был малый, да и с его папашей было приятно выпить рюмку-другую в баре… Но ты… Хотя нет, толку тут бы уже, конечно, не было, я бы тебя уже не отмазал, если бы ты попал в участок полиции штата, там твои портреты должны висеть на каждом углу, и они бы тебя бы тут же узнали…

– Я и говорю тебе об этом, дядя! Ну не было у меня другого выбора, одна неприятность за другой, а ещё эта чёртова яма с трупом, и вы рядом с ней…

– Вот дерьмо, – лицо Кокса наконец-таки приобрело нормальный цвет, но, скривившись, он смачно и с отвращением сплюнул в сторону – Дерьмовый день и дерьмовая погода… Ладно. Хватайте эту чёртову палку и сделайте всё, чтобы этот дерьмовый утопленник был на земле, а не в воде… Или бурде… Даже не знаю, как это назвать… И наденьте перчатки, что ли…

***

Когда они вытащили тело из ямы на твёрдую поверхность, они не смогли опознать его – лица у него не было. Впрочем, нужно бы сказать, что у этого несчастного не было вообще ничего там, где у нормальных людей находится передняя часть тела, и выглядел он как разделанная селёдка – все кости торчали наружу, внутренних органов не было, а кровь отсутствовала. Оставшаяся плоть на этом фактически натуральном макете по анатомии тоже стала какой-то не такой, размякшей, губчатой, чуть ли не желеобразной – и насквозь пропитанной той мерзостью, из которой тело этого несчастного и извлекли.

Гиллард, уже успевший проблеваться от этого зрелища, благодарил Оуэна Кокса за последний совет – надеть на руки перчатки прежде чем приступить к извлечению тела неизвестного покойника из ямы, а Господа Бога – за то, что Он надоумил первого на этот совет. Тот факт, что эта дрянь, которая находилась в яме, была или едкой, или едкой и ядовитой одновременно, теперь не вызывал у него никакого сомнения. Какое-то хранилище химических, а то и военных отходов под землёй, которое благодаря чьей-то безалаберности осталось открытым и для дождей, и случайных растяп, которые могли бы туда свалиться; возможно, основная масса их находилось в сухом, порошкообразном состоянии, и когда этот парень попал туда, с ним ещё ничего не произошло, так как там было относительно сухо, но вот после того, как начался дождь и всё это было залито водой, эти сухие и порошкообразные вещества стали постепенно растворяться и превращаться в то, что сейчас и находилось в этой долбанной яме. Очевидно, что едкость этого раствора проявилась не сразу, так что несчастному бродяге была сначала дана возможность наглотаться его, захлебнуться или отравиться (а, быть может, и то, и другое сразу), а уж только потом всплыть на поверхность так, чтобы эта гадость имела возможность растворить уже мёртвое тело именно таким образом, последствия какового они в итоге и увидели.

Был ли это тот самый Тремоло, на поиски которого они сюда, собственно, и отправились, сейчас, разумеется, понять было сложновато, разве что путём криминалистической экспертизы – но для её осуществления то, что оставалось от неизвестного им бедняги, необходимо было везти в Кранслоу. Разумеется, они не планировали делать это самостоятельно, но повозиться с трупом им всё-таки пришлось – из багажника машины Кокса был извлечён чёрный пластиковый пакет, обычно используемый коронерами на месте преступления, а труп, под обоюдные возгласы отвращения давящихся от новых позывов рвоты и желания сплюнуть Гилларда и Шейфера, был запечатан в него и оттащен подальше от ямы.

– Он что, так и будет валяться здесь? – спросил Шейфер у Гилларда, когда жуткого вида покойник, вызывающий ощущение жути даже несмотря на то, что сейчас он был запечатан в плотный чёрный полиэтилен, был отволочён как раз под основание нелепо торчащего рядом с ямой фонаря, благодаря которому они, собственно, и узнали месторасположение этой дикой клоаки – И с ним ничего не будет?

– А что может? – отозвался Гиллард с брезгливым безразличием. Он присел на корточки рядом с фонарём, а затем принялся вытирать руки о мокрую траву у его подножия, не снимая перчаток – хотя прекрасно знал, что последние он, скорее всего, выкинет.

– Ну, дикие звери, птицы…

– Если бы я был зверем или птицей, я бы облетал эту гадость за три мили, – процедил Гиллард в ответ – Мерзкое место, очень мерзкое… Ты, наконец, что-то будешь делать со своими долбанными трофеями? Ты, кажется, хотел утопить их здесь, не так ли?

– Да, только машину с копом надо подогнать поближе…

– Не смей, – вмешался в их разговор Кокс, подходя к ним со стороны. До этого он был занят телефонным разговором со своим начальством, объясняя им сложившуюся ситуацию с поисками Тремоло – однако только лишь по этому поводу, про случайную и до ужаса глупую смерть сержанта дорожной полиции штата он решил пока благоразумно промолчать – Дотолкаем до края ямы втроём, вручную. Не хватало ещё того, чтобы ты сел за руль и вогнал эту несчастную тачку в яму вместе с собой…

Гиллард окинул взглядом расстояние между полицейской машиной и краем ямы, а затем неуверенно покачал головой.

– Думаю, что мы замучаемся делать это, – пробормотал он.

– Замучаемся, но это будет безопаснее, – отрезал Кокс – Тем более, что трава сейчас скользкая, а мы будем толкать втроём. Не Бог весть какой труд, вам не кажется?

Он оказался прав – земля вокруг ямы была, безусловно, весьма вязкой и мокрой, такой, что полицейская машина даже пару забуксовала в ней, вернее, в колеях, продавленных в ней её колесами, но силы их троих вполне хватило для того, чтобы преодолеть эти препятствия. Автомобиль с трупом полицейского проделал свой путь до края ямы, и по серьёзному застрял лишь в самом его конце, когда передние колёса перескочили с земли в эту жуткую розоватую жидкость, и днище его вцепилось в мокрую землю у границы между тем и тем. Что-то на нём врезалось в эту самую землю, и некоторое время не давало им троим возможности продолжать толкать автомобиль вперёд. Но и эта проблема не была слишком серьёзной и через минуту-полторы, как следует поднатужившись, они сумели решить её, и автомобиль поехал в яму, как салазки по ледяной горе… А потом с хлюпаньем погрузился в неё, словно какое-то доисторическое чудовище, по трагической для себя случайности попавшее в асфальтовую трясину. Машина ушла в неё полностью, абсолютно вся, практически поставленная вертикально на нос, так, что на поверхности розовато-серой лужи не осталось даже намёка на то, что она там находилась, и, возможно, ушла туда, на её дно, куда глубже, чем им казалось, так как после того, как она скрылась в этой мерзости полностью, на поверхности её ещё долго всплывали пузыри, и лопались на ней с гнусными тягучими звуками.

– Интересно, какая же у этой хрени глубина? – спросил Фрэнсис задумчиво, наблюдая за всем этим на расстоянии в несколько шагов от ямы – Ведь она явно не естественного происхождения, что скажете, а?

– Я скажу, что мне чхать на это дерьмо собачье, – произнес Кокс мрачно – Уже темнеет, а мы уже сделали всё, что могли сегодня. Накройте труп брезентом, и положите его в багажник моей машины…

– Что?! – выкатил на него глаза Гиллард – Босс, Вы что, рехнулись? Зачем мы повезём труп в багажнике этой машины, учитывая то, что с ней уже произошло?

– Нет, не рехнулся, – буркнул Кокс в ответ – судя по всему, ему это решение и самому далось не без труда – На дороге, с обочины которой можно увидеть вот это, – он махнул рукой в чёрной кожаной перчатке в сторону ярко сияющего в сгущающихся мокрых сумерках фонаря уличного освещения, словно бы выросшего здесь, в чистом поле, сам по себе – Застрелили копа из дорожной полиции, а его машину и его труп утопили в этой грёбаной яме. Никто, конечно, пока ещё не знает, что с ним произошло, но когда время его дежурства кончится или наступит момент, когда он будет должен вернуться в свой участок, его, без всякого сомнения спохватятся и будут искать. И этот грёбаный фонарь увидят тоже, так как путь следования этого парнишки шёл именно мимо этого поля.

– Но он, может, всегда тут светит, – пробормотал Шейфер нерешительно – Может быть, копы, которые объезжают эти места, в курсе его существования и ничего особенно он для них не представляет. Тут наверняка было какое-то подземное хранилище каких-нибудь химикатов, которые считались отходами, и над этой ямой была крышка, но потом о нём забыли, и…

– Не говори чепухи, – фыркнул Кокс – Не было тут никакого хранилища, я бы знал об этом. И грёбанного фонаря тут не было, потому что я ездил мимо этой самой степи множество раз с тех пор, когда мне не было и двадцати лет отроду, и по сегодняшний день. Я езжу по этой дороге если не каждую неделю, то каждый месяц, днём и ночью, и в последний раз перед этим проезжал тут позавчера, где-то в половину девятого вечера. Никакого фонаря тут не было, и не должно было быть, потому что никто не будет тянуть кабель сюда, в эту чёртову глушь, где частыми гостями бывают разве что куропатки да степные полёвки. Даже если бы тут, под землёй и складировали всякую дрянь, то никакого фонарного столба тут не устанавливали бы, а просто бы похоронили бы свои отходы в большом чугунном кессоне с толстенными стенками, закопали бы его в земле, а сверху установили бы бетонную плиту дюймов этак в девятнадцать толщиной… И забыли бы обо всём этом добре раз и навсегда, а если ты планируешь забыть о чём-либо намеренно, то ты никогда не станешь освещать это. Так что не будем рисковать с этим – если копам, ищущим своего напарника, и захочется увидеть, что это такое тут светится в чистом поле, то они не должны найти здесь ничего, кроме ямы, фонаря и этой розовой срани, в которую они смогут нырять столько, сколько им заблагорассудится.

– Но как же наше задание, босс?

– Теперь это не наше задание. Сбагрим труп Джошуа, расскажем ему, как и где мы его нашли, и пусть ковыряется в нём хоть до потери пульса. Наша работа тут заканчивается. Пусть высылает сюда другую команду.

– И про то, что я убил полицейского, ты ему тоже расскажешь? – поинтересовался Фрэнсис робко.

– Придётся, наверное. Он лишит нас части заработанных нами денег, но это будет лучше, чем если он об этом не узнает. Это всё решаемо. Сначала он должен будет выяснить, что это за труп мы ему привезли, и, если это не Тремоло, и поиски придётся продолжить, то он может договориться о прикрытии его спины с местными копами из Кранслоу или Гринслейка. Даже если они и наткнутся на полицию штата, которые будут искать в этих местах своего коллегу, то они могут сказать им, что занимаются тут поисками чего-то своего. Всё, давайте тащите покойника в багажник, и без лишних разговоров – я не хочу оставаться здесь ни одной лишней минуты.

Гиллард выжидательно посмотрел на Шейфера, а тот только молча махнул рукой в сторону «фонарного столба» (хотя, по сути, что это могло быть ещё, кроме чёртова фонарного столба?), туда, где свет от него падал прямо на траву, в которой в свою очередь и лежал чёрный пластиковый пакет с трупом. Судя по виду Гилларда, он вымотался так здорово, что ему было абсолютно всё равно, куда и чего тащить.

Послышался металлический, чуть влажный металлический хлопок – Кокс открыл дверь со стороны водительского сиденья своего автомобиля и с грузно-усталым видом сел внутрь, за руль.

– Ну всё, давай, потащили его, – сказал Гиллард Шейферу, и тот кивнул ему.

Потом они направились вместе под фонарь, сообща подхватили закутанного в чёрный полиэтилен покойника и потащили к багажнику автомобиля Кокса.

Прошло несколько минут, прежде, чем они справились с делом окончательно, и, уже сев в машину, мчались на ней по полю к дороге, подпрыгивая на каждой кочке и на каждом ухабе. Фонарь за их спинами по прежнему горел в полную мощность, и стал иметь для них какое-либо значение лишь тогда, когда они отъехали почти к самой дороге и он оказался от них на таком расстоянии, которое можно было бы пройти не быстрее чем за пятнадцать, а то и двадцать минут. С такого расстояния он казался необыкновенно яркой звездой, горящей в царивших в поле мокрых и ветреных потёмках у самого горизонта – но даже так было понятно, что ничего подобного здесь не должно было быть.

Машина Кокса вывернула на дорогу и понеслась по шоссе в сторону Гринлейка, там, где их, по сделанной Коксом договорённости, ожидал Джошуа «Гробы», их нынешний начальник и заказчик.

***

– Откуда, вы говорите, его извлекли? – поинтересовался «Джошуа» у людей, которые приволокли ужасающий изуродованный труп в подвал его особняка – Из ямы с какой-то жижей?

Люди, под белесо-зеленоватым светом установленных у него в подвале люминесцентных ламп казавшиеся ему какими-то особенно мокрыми, бледными и уставшими, молча и в разнобой кивнули ему. Они выглядели так, словно пытались спасти этого бродягу лично, при этом, как минимум, полчаса кряду и изо всех своих возможных сил.

– Что это за яма? Где-то на окраине одного из городов? Я знаю, что в Кранслоу есть какая-то фабрика, как раз на юго-западной его окраине, где занимаются переработкой каких-то химических отходов – может, быть, этот полудурок попал к ним на территорию, и свалился в какую-то выгребную яму?… Здорово его разделало, чёрт подери… Вы вообще уверенны, что это тело и есть мёртвый Тремоло?

Стоявшие перед ним мужчины запереглядывались – судя по их физиономиям, они были уверенны сейчас только в одном – в том, что им хочется свалить отсюда и поскорее разъехаться по домам. От покойника гнусно воняло – как от лягушки, которую усыпили хлороформом на уроке биологии, а в подвале было сыро, прохладно, и плохо работала вентиляция, так что он и сам хотел бы покинуть это место, но… Но он не мог оставить его ни сам, ни отпустить их, пока не разберётся со всем этим дерьмом окончательно.

– Джош, – сказал старший из них, Оуэн Кокс, мужчина, который уже почти отшагал временной промежуток от пятого к шестому десятку и рассчитывал на то, что через полтора года покончит со всей этой уголовщиной, и выйдет на заслуженный отдых – Ты же прекрасно понимаешь, что определить, кто это, без специальной экспертизы невозможно. Со спины он выглядит, как бродяга, вполне подходящий под твоё описание, а со стороны лица… Ты же сам видишь.

– Да, я вижу, – поджал «Джошуа» свои без того не слишком полные губы – Плохо, что он плавал в этом дерьме на животе, а не на спине. Со спины его узнать может лишь тот, кто очень часто имел его в задницу… – он криво усмехнулся и, чувствуя, как стоящие рядом люди не слишком-то рвутся разделять его юмор, прибавил – Шутка… Волосы, если судить по его затылку, у него почти такие же, как и у Тремоло, хотя… Хотя, по сути, у всех бомжей волосы одинаковые. Уши целые, но в них нет никаких украшений, ему бы их уже давно все оборвали его собратья… Даже латунные… На шее нет ни заметных шрамов, – он подошёл к телу, лежащему «лицом» вниз на застеленном чёрной клеёнкой металлическом столе – «Джошуа» купил его как-то раз, заказав его по почте в фирме, занимающейся изготовлением медицинского оборудования, подумав о том, что рано или поздно, но ему придётся уложить кого-то так, чтобы он мог говорить с ним или изучать его, не наклоняясь – и положил ему на шею руку в эластичной резиновой перчатке. Ощупал её – под его пальцами она казалась сделанной из желатиновой массы – раздвинул буйно росшие на ней волосы, немного поизучал взглядом, пробормотал – Ни татуировок. Может, у него есть что-то ниже шеи, но я не в курсе насчёт этого, так как я его, слава Господу, не раздевал…

– Джош, мы нашли плавающим в наполненной какой-то мерзостью яме, которая находилась посреди огромного пустынного поля между Северо-Восточным лесом и Старыми Холмами. Там было так пустынно, что за последние пару дней там, кроме этого чёртова Тремоло и меня с моими ребятами, мог побывать разве что сам Господь Бог – но ведь ты не ищешь Его, верно?

– Верно, не ищу, – согласился «Кинан» – Да и, если честно, этот типчик мало чем смахивает на Господа Бога, скорее, на бутафорскую куклу, участвующую в эпизоде какого-нибудь фильма ужасов… Да, я тоже дал бы процентов этак шестьдесят с небольшим, что это он и есть, но тут как раз такая ситуация, когда никто не застрахован от ошибок… Тут видите ли какая проблема – будь этот придурок Тремоло обычным гражданином Великой Страны, с удостоверением личности, номером социальной страховки, номером мобильного телефона, медицинской картой и прочим дерьмом, при помощи которого его можно было найти в компьютерной базе данных, то я бы попросту пригласил сюда человека, который сделал бы генетическую экспертизу тканей этого трупа, и мы смогли бы понять, он это или не он. Но он был всего лишь чёртов бомж, бродяга, у которого нет не то что бы счёта в банке, а даже просто-напросто каких-либо родственников. Что мне делать теперь со всем этим? Тем более, что меня просили добраться до него живым…

Он оглядел людей, стоящих перед ним с понуро-виноватым видом, прекрасно, впрочем, понимая, что уж кто-кто, а они навряд ли могут дать ему какой-то толковый ответ на его вопросы… Но вдруг один из помощников Кокса – кажется, его звали Гиллард, и он был несколько смышлёнее, чем его напарник, здоровый детина, который сейчас даже боялся посмотреть на него, поднял задумчивый взгляд кверху и сказал:

– Вообще-то, кроме генетической, существует ещё и анатомическая экспертиза…

– В каком это смысле? – навострил уши он.

– Ну, это когда личность устанавливают по параметрам человеческого тела. Например, по костям лица и форме черепа…

– Но я же сказал, что у этого придурка, почитай, не было никаких данных, которые можно было бы как-то соотнести с параметрами… Вот этого.

– Было, – возразил Гиллард – В лицо-то Вы его помните…

– Помню… И что из этого?

– Пригласите специального художника, который сможет нарисовать вам лицо по костям черепа. В принципе, это будет не так уж и сложно не только для специального, но и для любого нормального художника, знакомого с техникой классической живописи, их там учат тому, как кости черепа связаны с формой и чертами лица, но я бы посоветовал Вам воспользоваться услугами профессионала…

– Где же я тебе его возьму?

– В отделе криминалистики нашего городского управления полиции есть несколько таких. Учитывая Ваши обширные связи…

– Ладно, ладно, – произнёс «Кинан», замахав рукой в призыве остановиться – Отличный совет, но его надо обдумать… Надо же, какой ты чёртов умник… Классическая живопись, мать его, вы только подумайте… Но Бог с ним – давайте рассказывайте, что у вас там ещё со всей этой историей? Какой недоумок догадался пристрелить копа из дорожной полиции?

Двое из из этих троих покосились на здоровенного, понурого детину, очевидно, ожидая от него каких-то слов. «Кинан», впрочем, и так знал, что это именно он, парень по фамилии Шейфер, кажется, приходившийся начальнику этой группы, Оуэну Коксу, кем-то вроде племянника – потому что сам же Кокс и сообщил ему об этом при повторном телефонном разговоре около часа тому назад. Впрочем, он и сам мог догадаться об этом, потому как, в отличие от Шейфера, его дядюшка и парняга, которого звали Винсент Гиллард, по сей день умудрялись каким-то образом оставаться более-менее чистыми перед законом, тогда как этот самый Шейфер имел за собой такой невероятный послужной список, что его так и подмывало отправить этого парня на какое-нибудь ограбление века, на что-нибудь вроде взятия штурмом Национального Банка Великой Страны или подкопа под фундамент государственного музея имени Джорджа Джексона, раз он до такой степени ничего не боится.

– Ты это сделал, правильно я думаю? – обратился он к Шейферу, устав, наконец, ждать, когда он всё-таки осмелится признать свои ошибки – Как тебя там… Фрэнк? Формест? Фитцжеральд?

– Фрэнсис, сэр, – пробормотал Шейфер с кислым видом армейского новобранца, готового понести наказание от сержанта за свою первую, а потому кажущуюся ему невероятно страшной, оплошность – Я… Это вышло случайно.

– Ну, разумеется, случайно, – всплеснул «Кинан» руками – Ты же, в конце-концов, не маньяк-убийца полицейских, верно? Меня беспокоит другое – тебя следовало бы наказать за это, а ещё следовало бы разобраться, какие проблемы нам может принести этот твой промах, и каким образом мы можем их решить. Я, если честно, хотел как-то совместить и то и другое…

– Но, – нерешительный взгляд Шейфера наконец-таки поднялся на него, вверх, и «Кинан» увидел, что глаза у него яркие, блекло-голубые – у него такие всегда ассоциировались со взглядом серийных потрошителей из кинотриллеров и фильмов ужасов – и смотрят они на него отнюдь не со страхом, а, скорее, вопросительно – Сэр, мы же всего лишь наёмники, вы же так договаривались с моим дя… Мистером Коксом, я хотел сказать. Если хотите, то…

– Я собрался договариваться насчёт твоего наказания не с тобой, сынок, – оборвал его «Кинан» и посмотрел на старшего в этой «банде наёмников». Тот выглядел не настолько смущённо, но всё равно смотрел куда-то в сторону – Оуэн, что скажешь насчёт этого? Я знаю, что ни одно дело нельзя совершить без помарок, но эта – уж больно крупная, и я думаю, что она нам может запросто аукнуться в будущем. Прав я или нет?

– Думаю, что если мы не будем крутиться вокруг этой чёртовой ямы, то, быть может, и не аукнется, – сказал Кокс хмуро, изучая носки своих ботинок.

– Нет, мы в любом случае будем однажды там крутится, да не однажды, а в очень скором времени… Стой, а что с этой ямой, собственно, такого, что нам лучше бы заречься от её дальнейших посещений?

– Ну, – ответил Кокс ещё более мрачно, чем прежде – Я же, кажется, говорил тебе по телефону, что нам каким-то образом нужно было избавиться от копа и его автомобиля, вот мы и…

– Столкнули его в эту самую яму? – блеклые брови над разноцветными глазами «Кинана» поднялись, а потом опустились – Патрульный автомобиль вместе с трупом полицейского?

– Ага…

– Чёрт, да вы просто с ума посходили! И что вы предлагаете теперь мне делать? Я больше чем уверен, что люди из управления полиции, а то, быть может, и федералы, обрыщут всю местность к северо-востоку от Гринлейка и наверняка наткнутся на эту дерьмовую яму. Что они будут делать, если они найдут там патрульный автомобиль, а в нём – своего коллегу с простреленной башкой?

– Они навряд ли найдут его, Джош…

– Почему это? Яма такая глубокая?

– Она и глубокая, и… Ну, ты же видишь, что сделало с трупом то, чем она была заполнена?

– И ты хочешь сказать мне, что тоже самое она сделает и со сталью, из которой сделан этот треклятый патрульный автомобиль?

– Я не уверен в этом полностью, но почему бы и нет? Я вообще никогда в жизни не видел вещества вроде этого, не поймёшь даже, что это – щёлочь, кислота или какой-то другой химически активный элемент… В любом случае, мне кажется, что за пару-тройку дней это изуродует и автомобиль, и то, что внутри него, то есть труп. Если после того, как машину извлекут обратно, в ней можно будет каким-то образом опознать патрульный автомобиль дорожной полиции штата, то труп, лежащий в ней, уже нельзя будет опознать точно.

– Но этот-то, вы говорите, опознать можно даже несмотря на то, что он, скорее всего, бродяга…

– Во-первых, он не находился в этой грёбаной жиже полностью, а, во-вторых, он явно пролежал там чуть больше суток, потому как дождь начался только вчера, ближе к вечеру, и этот парень, оказавшийся на дне ямы, попал в ловушку, потому что не смог из неё вылезти, и захлебнулся сперва в заполнившей яму дождевой воде, а потом отравился тем, что она растворила. Потом, уже мёртвого, она стала растворять его самого…

– Копы, коллеги того, которого прибил твой племянник, возможно, уже спохватились его и начинают поиски – не факт, конечно, но всё может быть, не так ли? Но даже если они спохватятся о нём завтра или даже послезавтра, много ли у нас будет времени, чтобы дождаться момента, когда тело нашего мертвеца в униформе исказится до полной неузнаваемости?

Кокс, потерев свой подбородок пальцами, кашлянул, а потом опустил руку. Он, как почему-то вдруг показалось «Кинану», не смотрел вперёд не потому что не хотел смотреть в ему в глаза, а потому что не хотел, чтобы в его поле зрения попадал наполовину растворённый труп возможно-Тремоло.

– Свяжись со своими людьми в городском управлении полиции, – вдруг сказал он – Расскажи им, что почём, пусть они прибудут к этой яме раньше, чем федералы или дорожная полиция, обнесут её жёлтой лентой, установят круглосуточное наблюдение за ней и, если их кто-нибудь спросит, что они делают, то они должны будут сказать, что здесь произошло страшное убийство местного местным, или что желают поймать какого-то страшного маньяка, который, согласно показаниям очевидцев, уж очень часто появляется тут… Первое, кстати, с моей точки зрения, гораздо лучше, чем второе. Ты хочешь, чтобы я наказал Фрэнсиса? Пусть побудет у них на побегушках – изменит внешность, поносит фальшивые документы, приоденется в форму копа…

– Но дядя…

– Заткнись, – бросил Кокс – У нас принято отвечать за свои поступки, это тебе не Нью-Хоризон, понял?

– Но если федералы узнают меня…

– А ты, чёрт подери, сделай так, чтобы тебя не узнали.

– Оуэн, Оуэн, а ну, постой, – воскликнул «Кинан», слегка поморщившись – Слушай, с переодеванием в форму полицейского ты действительно немного перегибаешь – так он может подставить всех нас. Если хочешь, то мы можем дать бесплатную работу твоему Фрэнсису в городе. Пусть, например, подопрашивает бродяг на окраине Отбросов насчёт этого придурка Тремоло, повытаскивает их с моими парнями из помоек и подвалов денёк-другой… Зато я заплачу вам всю сумму за это дело, хорошо?… Да, насчёт твоей идеи с копами из нашего города… В, принципе, она не плоха, но дело в том, что ты слегка преувеличиваешь возможности моих связей. Попросить у них художника-криминалиста я ещё могу, но вот целый наряд для того, чтобы следить за ямой в каком-то чёртовом поле, да ещё и отбиваться от полиции округа и, возможно, от парней из ФСР… Нет, они пошлют меня к такой-то матери. Я не хозяин этого города, крутой парень, да, но не хозяин здесь.

– Так попроси об этом Лонси! Уж он то одновременно и хозяин в Кранслоу, и заинтересован, чтобы в этом деле всё разрешилось наиболее удачно и без участия неподкупаемых сил закона.

– Уфф… Я даже не знаю… Пока я его уговорю… Пока он уговаривает своих копов… Я, видишь ли, сам здорово облажался с этим говнюком Тремоло, так что…

– Но шанс, тем не менее, есть?

– Есть, – вздохнул «Кинан», и вздох этот у него вышел каким-то скрипучим – Всё есть… Хуже всего, что у нас – то есть у меня, нет другого выхода… Ладно, Бог с ним, на ночь глядя такие дела всё равно не решаются… Вы, наверное, чертовски устали от возни со всем этим дерьмом?

Никто из этой троицы ничего не сказал – Оуэн пожал плечами, Шейфер тяжко и виновато вздохнул, Гиллард просто изучал поверхность бетонного пола у себя перед ногами. «Кинан» не то раздражённо, не то понимающе прищёлкнул языком, а потом махнул рукой.

– Давайте, собирайтесь по домам, – сказал он – Оуэн, я позвоню тебе насчёт… Э-э…

– Фрэнсис, – вяло произнёс Шейфер своё имя – несмотря на весь его виноватый вид, судя по его тону, к своему наказанию в будущем он относился без всякого энтузиазма. Возможно, даже предпочёл бы, чтобы всю троицу лишили денег… Хотя, где-то тут было и облегчение, облегчение человека, который искренне полагал, что всё могло быть гораздо хуже – Меня зовут Фрэнсис.

Хуже – это например как, спросил «Кинан» сам себя. Неужели он думал, что у меня столь сильная нехватка мозгов, чтобы я согласился отправить его в это дурацкое поле, где, фактически, похоронили тело убитого его руками полицейского?

– Вот-вот, Фрэнсис, – кивнул он – Насчёт тебя. А теперь – спасибо вам всем за всю ту пользу, что Вы мне принесли, и… Ах, да, деньги… По тысяче на брата – он запустил руку под чёрный резиновый фартук, который решил надеть сегодня вечером – хотя, по сути, сегодня он ему вовсе не понадобился, так как сегодня же вечером он решил ограничиться поверхностным осмотром принесённого к нему в подвал тела – и вынул из кармана носимого им в повседневной домашней жизни мягкого кардигана пачку денег, перетянутой канцелярской резинкой, а потом, обогнув хирургический столик справа, немного неуклюже, путаясь в толстых резиновых складках фартука, подошёл к Оуэну. На нём всё ещё были резиновые перчатки, когда он вручал ему деньги, и со стороны, пожалуй, могло показаться, что он боится какой-то заразы, которая могла бы передаться ему от Оуэна – Вот, держите… Поделите сами, я надеюсь?

– Да, – ответил ему Оуэн.

***

Сержанту Фэю, который заступил на смену в четыре часа пополудни, к полуночи уже совершенно не сиделось на месте. Из участка уже все давно убрались, разъехались по домам, остались только он, начальник смены капитан Брайтсколл (спал), капрал Веллтис (сидел на контрольно-пропускном пункте) и лейтенант Джейкинс (пила кофе в подсобном помещении). Ещё тут должен был быть сержант Темплстон, но он уехал в обход где-то в половине шестого или ровно в шесть и так до сих пор и не вернулся – и этот факт как раз таки делал его настолько неусидчивым, что он, вместо того чтобы тихо себе дремать на посту, или читать книгу, или просто ковыряться в носу и слушать радио, ходил по маленькой своей маленькой комнатке, из угла в угол меряя её своими шагами.

На восточной стене комнатки висела карта местности с участком дороги, который им было поручено патрулировать, у западной находился неприбранный стол со старым, видавшим виды офисным компьютером на одном его углу и большим жидкокристаллическим монитором, на который транслировались изображения с камер, установленных в ключевых точках участка их патрулирования – на въездах в Кранслоу и Гринлейк, а так же в Биллейсвилл и на юго-западном и северо-восточном поворотах шоссе, ну, и ещё на въезде на их участок. Он, путешествуя из одного угла кабинета в другой, иногда присаживался за стол и наблюдал за тем, что происходило там, на большом, поделенном на восемь (один был пустой и чёрный) прямоугольников экране, но не видел ничего похожего на сержанта Темплстона, хотя всякий раз усаживался так надолго – минут на двадцать или пятнадцать.

У них был тихий участок – никаких невероятных, как в боевиках в духе «полицейские и воры», погонь с перестрелками, ни перевернувшихся фур с химикатами, ни крупных аварий с участием более пяти машин, даже с погодой тут было всегда всё более или менее нормально, лишь иногда зимой с моря из-за Старых Холмов дул сильный ветер со снегом, но Холмы, опять же, чаще всего преграждали ему дорогу и, если проблемы с непогодой и были, то только на северо-восточном участке их куска шоссе. Один раз им пришлось преследовать маньяка, который, похитив и изнасиловав какую-то юную, заблудшую не в своих родных краях выпускницу колледжа, засунул её, полуживую, в багажник своего автомобиля, и повёз её куда-то к берегу моря, чтобы потом, как в последствии выяснилось, якобы принести её в жертву какому-то древнему океанскому богу, созданному его воспалённым воображением – но псих он на то и псих, чтобы не воспринимать реальность адекватно, а этот и тем более не тянул на Андрея Чекатило, и его тогда легко удалось повязать, а девушку – освободить и привести в чувство после пережитого ей шока. Один раз подвыпивший водитель напал на дежурившего тогда лейтенанта Шоу, который остановил его рядом с поворотом на Кранслоу, чтобы узнать, отчего машина первого вихляет по дорожному покрытию, словно пытается прочертить на ней идеальную синусоиду; напал – и проткнул ему плечо туристическим многофункциональным ножом, но Шоу – здоровый как бык детина – кажется, даже и не принял сей факт во внимание, и быстро привёл подвыпившего буяна в нормальное состояние, даже не потрудившись вынуть лезвие из своего тела. Бывало, самому Фэю или его сослуживцам доводилось несколько раз быть свидетелем аварий, в которых гибли маленькие дети, или останавливать машины, водители которых настолько были накачаны наркотиками, что вели машину, направляясь скорее не в какой-либо конкретный населённый пункт, находящийся на территории Великой Страны, а, скорее, к КПП на государственной границе загробного мира – но ни разу за свою пятилетнюю службу сержант ещё не сталкивался с чем-то таким, о чём так любят рассказывать репортёры из новостных блоков о чрезвычайных происшествиях. И уж точно у них никогда ещё не пропадали сотрудники. По крайней мере, не на рабочей смене.

Мне нужно отправиться на поиски этого чёртова Темплстона, думал он мрачно, то продолжая курсировать по кабинету, то присаживаясь за стол. У нас, в нашем участке, так просто не пропадают, и если в шесть часов это выглядело так, словно это какая-то идиотская шутка, то теперь, когда на часах уже пятнадцать минут первого, от этого становилось попросту не по себе. Хуже всего в этом было то, что никакого толкового объяснения этой пропаже найти было не возможно. Тут, на этой дороге, его не могли убить ни люди, ни дикие звери, он не мог свалиться с крутого обрыва (потому что их тут не было), ни случайно съехать с дороги, после чего врезаться в дерево или в придорожный столб, или просто перевернуться после резкого спуска в овраг и сломать шею внутри патрульного автомобиля, потому что он был прекрасным водителем и никогда бы не допустил такой ошибки, которая обычно приводит к автокрушениям на дороге. Да и погода с четырёх часов вплоть до сегодняшнего времени была более или менее нормальной, не то, что вчера, только лёгкая морось, слегка влажное дорожное покрытие, может быть, небольшой туман, но он почти наверняка развеялся раньше четырёх, а сейчас его уже не было. Сколько бы более или менее адекватных версий этой пропажи он сейчас не прокручивал в своей голове, все они выглядели абсолютно нереалистичными, не лезущими при этой ситуации ни в какие ворота, и, наоборот, всё самое нелепое, самое сверхъестественное, идиотское шло в его голову с настойчивостью бродячего распространителя христианских брошюр.

Что могло случиться с Дэнни?

Не имею никакого понятия. Разве что его украли инопланетяне?…

Фэй не верил ни в инопланетян, ни в призраков, ни в тоннели между параллельными мирами, как не верило большинство в его команде – ведь они же были полицейскими, а не клубом для престарелых домохозяек, увлекающихся идеями нью-эйджа и гаданием на ведьминой доске. Только многоопытный капитан Брайтсколл, который повидал за свою жизнь многое и считал, что когда заинтересованный коп отбрасывает хотя бы одну из возможных версий, то он перестаёт быть копом, как таковым, был брешью в этой непреодолимой всеобщей скептической броне их сообщества, и сегодня он сказал им, совершенно спокойно, что Темплстон едва ли пропал по нормальной причине, и потому им нужно просто-напросто звонить начальству, а не пытаться найти его самостоятельно. Он сказал так уже после того, как каждый из них по разу проверил маршрут следования Темплстона (впрочем, это был их общий маршрут), и после того, как они обзвонили все номера, на которые их сержант мог как-то откликнуться (но не откликнулся).

Тогда Джейкинс упросила его подождать до конца их смены – может быть, ещё не всё потерянно. Это было где-то в половину седьмого, и Брайтсколл спросил у неё, что она вообще собирается теперь делать? Она ответила, что в половину первого она отправит сержанта Фэя на ещё один объезд территории, и тогда, уж если и он не найдёт Темплстона, то она действительно позвонит в управление дорожной полиции их района, и скажет, что у них на дежурстве пропал человек. Некоторое время капитан думал над этой постановкой вопроса, а потом, пожав плечами, кивнул ей, как бы дав добро на это решение.

Где-то в половину восьмого об этих планах узнал и сам Фэй, в это время только вернувшийся из своего предыдущего обхода. Он уже успел обыскаться чёртова Темплстона – на улице уже стемнело, людей и машин на дорогах почти что не было, как не было ни его вышеупомянутого коллеги, ни каких-либо странностей, которые можно было бы как-то связать с его пропажей. Правда, чуть подальше Северо-Восточного леса, в гигантском пустом поле, по каким-то причинам до сих самых пор не заросшим деревьями, ни застроенном человеком, он приметил странный мерцающий огонёк, похожий на отсвет далёкого фонаря, чего раньше там не было – и доложил об этом явлении (и обо всём прочем) на их пост по рации, однако лично у него возникло впечатление, что его словам о появлении этого самого фонаря ни лейтенант, ни капитан не придали никакого серьёзного значения.

Но, когда он заявился в участок лично, оказалось, что придали.

По крайней мере, Джейкинс.

Она сказала, что ей всё это не нравится (ну, разумеется, покачал головой он), и что этот огонёк надо проверить, но чуть позже, и что в половину первого он поедет не один, а вместе с ней, потому что если Темплстон там, и он жив, то у него могут быть такие проблемы, в которых ему один человек может и не помочь.

Ладно, пожал он плечами без особого энтузиазма (шариться сегодня по округе после полуночи – хотя это, безусловно, и было теперь нужно – ему хотелось не особенно, он и так уже успел наездиться за сегодня, и рассчитывал, что в следующий раз вместо него на обход, как и положено, поедет кто-нибудь другой, хотя бы тот же Веллтис, чёрт бы его задрал), потом повесил свою кожаную форменную куртку на крючок и отправился на свой пост, в кабинет с картой округа, стоящим на столе монитором с видео, транслирующимся с камер, и с ещё несколькими кружками кофе, которые ему ещё предстояло выпить до назначенного времени. Лучше бы меня действительно отправили на КПП вместо Веллтиса, подумал он уже спустя пару часов после того, как Джейкинс сообщила ему о своём решении, это не Бог как весть почётно и легко, но это…

От этого, по крайней мере, не отдавало этой дурацкой и неясной сверхъестественной опасностью… Даже если вокруг действительно начало происходить что-то не то, то, сидя на КПП, он не будет сопричастен со всем этим так, как если бы отправился на поиски чёртова Темплстона, да ещё и посреди ночи… А вот Веллтису было бы, например, совсем неплохо получить первое боевое крещение, так как он, кажется, за всё время своей работы здесь был на объезде территории всего десять или дюжину раз… А сейчас бы он и вовсе поехал бы не один, а с опытной, способной грамотно руководить им Джейкинс… А он, Фэй, посидел бы на КПП…

Да, на КПП…

Он опять сел за стол, посмотрел на уже надоевший ему хуже смерти монитор справа, отёр рукой уставшие глаза, и подумал, не заварить ли ему ещё кружечку кофе напоследок перед выездом, и уже было протянул руку к верхнему ящику стола, где у него была и кружка, и жестяная банка «Жакобски»… Но не успел – в его кабинет, даже не постучавшись в дверь, вошла лейтенант Джейкинс, остановилась у самого порога и поинтересовалась, собрался ли он.

А он, собственно, и не разбирался – оставалось только накинуть куртку, надеть шляпу полицейского штата с широкими восьмиугольными полями, взять пистолет и ключ от машины. Он посмотрел на настенные часы (двадцать минут первого), и, с трудом сдерживая зевок, поинтересовался, не осталось ли у него времени для того чтобы выпить кофе для бодрости.

– Так сильно клонит в сон? – поинтересовалась Джейкинс немного снисходительно. Голос у неё был громкий, немного каркающий, неприятный для мужского уха, человек с таким голосом невольно представлялся одним из тех, кто проводит во сне не более трёх часов в сутки ежедневно – всегда на посту, всегда в дозоре – Ладно, валяй, сходи выпей свою чашку кофе, пока я собираюсь, только давай быстрей, управься с этим за пять минут.

Она вышла из его кабинета, а он, чтобы не возвращаться, надел висящие на крючке рядом с дверью шляпу и куртку, взял из стола банку кофе и чашку и отправился в подсобное помещение их поста, где у них находилось всё то, что было необходимо для совершения краткого обряда перерыва на еду. Там он включил электрический чайник, высыпал чайную ложку кофе в свою кружку (с изображённым на ней видом на центральную протестантскую церковь города Шиллей, и надписью «НЕ ЗАБЫВАЙ СВОЙ ДОМ»), поставил её на общий обеденный стол и сел рядом, тоскливо оглядываясь вокруг. Взгляд его упёрся в который уже раз за его службу здесь в надпись, украшавшую дверь в морозильную камеру их холодильника, вещавшую о том, что «Вкусная Еда – Лишь После ДОБРОГО ТРУДА», и в который же раз он тут же мысленно в досаде отмахнулся от неё. Откуда тут можно взяться доброму труду? Из перекладывания бумажек? Во время протирания кресла задницей на посту КПП?

– Эй, ты тут заснул что ли? – опять раздалось над его ухом резкое, громкое карканье Джейкинс, а потом в его кружку, словно из ниоткуда, полилась горячая, почти как кипяток, вода – Пей свой кофе, а потом давай садись за руль автомобиля. Если Темплстон ещё жив, но уже умирает, ему явно не будет легче от того, что мы тут чаи гоняем.

– Хорошо, хорошо, – забормотал Фэй с вытянувшимся от неожиданности и неудовольствия лицом, тут же помешивая ложкой заваренный кофе. Джейкинс он недолюбливал именно за это – за способность вываливаться на него и его коллег словно бы из ниоткуда, и орать на них, будто ворона, внезапно приземлившаяся на ветку дерева рядом с вами и решившая, к вашему великому неудовольствию, прочистить свою воронью глотку. Наверное, когда она орёт, думал он всегда, она думает, что просто говорит им что-то, или требует, в зависимости от ситуации, но на деле она именно что орёт, и ей никогда не объяснить этого, потому что она будет изумлённо хлопать на тебя своими длинными ресницами над чёрными, явно не европеоидными, глазами и искренне изумляться – ведь я же просто говорю – а ругаться с ней из-за такой чепухи не захочется никому, ведь лейтенант Джейкинс это начальство.

Он судорожно, стараясь не обжечь глотку, выпил пол кружки, потом махнул на остатки рукой и вылил их в раковину. Джейкинс, всё это время наблюдавшая за его мучениями через стул от него, тоже встала и направилась в выходу из подсобного помещения.

Он вышел из него только тогда, когда из него вышла она.

Когда они выходили из здания, чёртов Веллтис заулыбался им, чуть ли не помахал рукой, и у Фэя появилось дичайшее желание вышвырнуть его из этой идиотской стеклянной будки и пинками загнать его за руль патрульной машины, а самому спрятаться в этой самой будке до конца свой смены. Пусть покатается среди глухой ночи, до этого пустынного поля с огоньком вдали и обратно вместо него, зато вместе с Джейкинс.

Весело ли ему будет, и будет ли он махать тогда рукой?

Он сел за руль патрульного автомобиля, завёл его и захлопнул дверь с другой стороны. Джейкинс уселась на место рядом с водительским сиденьем, и он чисто инстинктивно отодвинулся от неё в сторону. Мне придётся проехать с ней несколько десятков миль по неосвещённой ничем, кроме фар моего же автомобиля, пустынной ночной трассе, а она будет сидеть рядом и молчать, уставившись своим угрюмым чёрным взглядом вперёд себя. Когда-то Темплстон, впервые увидев лейтенанта Джейкинс, сказал, что примерно представляет теперь, кто придёт за ним, если на дороге его насмерть подстрелит какой-нибудь наркоман или допившийся до зелёных чертей алкоголик. Так, наверное, и выйдет, и Джейкинс, если они его найдут, явится к нему, мёртвому, или в лучшем, случае, умирающему, и они с Фэем будут именно теми, кто, по сути, и пришёл за ним. Он почти не сомневался уже в том, что так оно всё и будет, потому что сержант Темплстон почти наверняка не удрал пить пиво в каком-нибудь баре на окраине Гринлейка или Кранслоу, и не решил сымитировать свою бесследную пропажу, потому что ему нужно было срочно обстряпать какие-то тайные делишки на другом конце страны – он знал Темплстона, знал, что он не из таких людей, и дерьмом не занимается, а потому им всем крупно повезёт, если его просто похитили какие-нибудь прохиндеи или бродячие торговцы человеческими органами, но скорее всего, он почти наверняка лежит на обочине у дороги с простреленной головой, и его распахнутые глаза уже остекленели.

Даже если так, то он бы с радостью отыскал бы его, потому что негоже полицейскому валяться мёртвым без надзора, как труп сбитого машиной бродячего пса… Но не в компании с Джейкинс. Нет, друзья мои, с кем угодно, даже в одиночку, но только не с ней. Потому что люди с её лицом, её профессией и её поведением должны носить складные серпы в своих форменных сапогах и иметь список тех, кто должен умереть этой ночью на доверенном им участке.

Он стиснул свои зубы, стараясь никак не проявлять своих эмоций, и выехал с автостоянки их поста.

– Куда мы поедем, лейтенант? – поинтересовался он у Джейкинс, выехав на дорогу и развернув автомобиль влево – К тому полю? Там, где я видел огонёк?

– Да, – произнесла Джейкинс, на сей раз не «каркая», а говоря тихо, чуть ли не вполголоса – И, пожалуйста, не выключай свет в салоне, тело Темплстона может оказаться лежащим на обочине, а мы можем не заметить этого…

– Я должен ехать медленнее? – спросил он, не спеша нажимая на газ и попутно несказанно радуясь что свет в салоне останется включен, а не как обычно, когда в патруль, отправлялась одна Джейкинс, выключен.

– Нет, медленно мы поедем в том случае, если там, в том поле, мы ничего с тобой не обнаружим. Но туда поедем быстро. Это понятно?

Фэй пожал плечами, прибавил газу и рванул по шоссе в темноту.

До того самого вышеупомянутого поля им пришлось добираться всего ничего – он всё повышал и повышал скорость, а Джейкинс ничего ему не говорила, просто молчала и продолжала выглядеть не то обеспокоенно, не то мрачно, не то всегда готовой к своей полицейской (или коронёрской?) работе. На пути им никто не попался – эта дорога, особенно в это время года, была пустынна и днём, а уж ночью и говорить не о чем, сплошная мертвая зона, как в фильмах ужасов про укрывшемся в глуши семействе психопатов или о радиоактивных сверчках-мутантах размером с хорошего волка – вероятнее всего, будь на дороге хотя бы чуть-чуть более активное движение (допустим, по пути к тому полю им попалась бы хотя бы одна машина), Джейкинс немедленно приказала бы ему сбавить скорость, и они бы добрались до того огромного поля через немного большее время.

Никого им не попалось и на обочинах, никого в смысле людей или подозрительно больших или страшных животных. Один раз он увидел какую-то крупную птицу, пролетевшую впереди них через дорогу – с одного края Северо-Восточного леса на другой.

Иногда из-за неровного, периодически дырчатого покрова облаков над дорогой выглядывала луна, и тогда вокруг становилось немного светлее, но не намного и не надолго, и это всё равно ничего им не давало.

– Вот оно, – сказал он, посмотрев на Джейкинс, когда они добрались до края леса, вернее, того его куска, что находился по его левую руку от дороги – Смотрите внимательно – сейчас мы должны его увидеть.

Он сам помнил, как выглядел этот непонятный огонёк вдали чистого поля между Лесом и Старыми Холмами, но тогда была ещё не ночь, а лишь сгущающиеся вечерние сумерки, а сейчас эта фигня должна была попросту гореть, даже если находилась на расстоянии полумили от края дороги… Если, конечно, это было именно то, о чём он думал, то бишь обычный уличный фонарь, каких он за всю свою жизнь успел повидать сотни, и сотни же раз видел, как они выглядят издали по вечерам, когда их только зажигают…

– Да, я вижу, – воскликнула Джейкинс немедленно, и тут её худое, некрасивое лицо озарило светом, ярким, как будто на них откуда-то издали и сбоку, со стороны этого чертова поля, неслась легковая машина… А может быть, даже целый микроавтобус… Хотя Фэй понимал сейчас, что автомобильная техника здесь вообще не причём, потому что мощность света, освещавшего страховидное лицо лейтенанта, не увеличивалось со временем ни на гран.

Он повернулся тоже, и увидел, что сверкающих огоньков в поле теперь стало уже четыре вместо одного, и что теперь в ночной тьме они были не просто огоньками, а самыми настоящими огнями на столбах уличного придорожного освещения.

– Что там находится, сержант Фэй? – спросила Джейкинс, хмурясь – Какая-то станция вроде насосной или электрической? Я что-то не разу ещё не видела здесь этих ламп.

Фэй только лишь покачал головой. Он и сам никогда здесь этого не видел. Он не вырос в этих краях, как Темплстон, но всё равно провёл здесь достаточно много времени, чтобы ориентироваться на местности и примерно представлять себе, где здесь и чего находится и какое примерное время оно там пребывает. Он был в курсе существования поля, и, если уж он когда-то и что-то там не заметил, то только по причине его совершеннейшей непримечательности. Никаких фонарей – да и зачем они там нужны, кому, кроме кротов, мышей-полёвок и насекомых там светить? – там никогда не было, потому что он ездил мимо этих мест в патруль много раз ночью и, порой оборачиваясь в сторону этого огромного, заросшего травой пространства, не видел там ничего, кроме тёмно-синей темноты или звёзд, если свет в кабине патрульного автомобиля был выключен, или едва заметную, чуть подсвеченную светом подымающегося вверх солнца линию горизонта в том случае, если он ехал мимо него чуть ближе к утру. Такое количество света посреди чистого поля он наверняка бы заметил, и уже давно бы знал, что это – ему бы рассказали, что это, даже если бы он не хотел об этом знать, просто потому что он, как дорожный полицейский штата должен быть в курсе того, что он наблюдает каждое своё дежурство, и понимать, для чего оно здесь.

– Выйдем из автомобиля, или спустимся туда прямо на нём? – спросил он у Джейкинс, пока не заглушая мотор.

– Ну, разумеется, съедем на машине, – воскликнула лейтенант, и тут он заметил в выражении её тёмных, блестящих от отражающегося в них света странных огней посреди чистого поля глазах странный, неожиданный для него самого испуг… Вплоть до этого самого дня он почему-то вообще не мог представить себе испуг Джейкинс, думал, что если она когда-то чего-то и пугается, то все её переживания по этому поводу должны быть очень скрытными, а если и проявляться снаружи, то на очень недолгий период. Он никогда бы не подумал, что она способна на столь явное проявление страха, и не сможет справиться с ним так долго, чтобы это заметил кто-нибудь другой – Как мы будем ориентироваться вокруг, если выйдем из машины, и пойдём по ночному полю пешком?

Мы могли бы пойти, ориентируясь на свет в поле, хотел было сказать он, но, подумав, промолчал и спустил автомобиль вниз с невысокой насыпи на обочину, а потом повёл его к свету огней, слыша, как мокрая трава шуршит по автомобильному днищу.

– Этого не было здесь никогда, – бормотала Джейкинс всё то время, пока они туда добирались – Не было… Смотри, Фэй, там вроде бы какая-то изгородь?

Фэй, прищурившись, склонил свою голову чуть вниз и попытался присмотреться к тому, над чем светили фонари. Действительно, подумал он, там что-то блестит, но что? Что-то похожее на сетку-рабицу, натянутую между рамами секций какого-то забора… Хотя, быть может, это просто трава такая высокая?

– Осторожно, не наезжай на это, – предупредила его Джейкинс, тоже всматриваясь вперёд – Смотри внимательно… Выглядит, как какая-то чёртова ловушка.

Ага, ловушка, подумал Фэй, чувствуя, как они с Джейкинс слегка подпрыгивают на сиденьях одновременно с тем, когда машина наезжает на очередную кочку, или же, наоборот, съезжает в очередную яму, только на кого и кому в голову могло придти поставить такую странную ловушку, да ещё и в таком странном месте?

Огни, сверкающие впереди, становились ярче и ярче, и он уже различал бетонные столбы, на вершинах которых они находились; и то, что они с самого начала приняли за ограду, ей и оказалось, и он видел это тоже весьма отчётливо… Тут Джейкинс, загородившись рукой от почти что нестерпимого для сетчатки человеческого глаза света, крикнула ему, чтобы он остановился.

– Господи, что за безумное освещение? – процедила она – Дальше пойдём пешком, иначе ты не разберёшь дороги и въедешь прямо за эту ограду… За которой находится неизвестно что… У тебя есть солнцезащитные очки?

У него таковых не было, но, возможно, таковые валялись где-то в машине. Кто-то из предыдущей смены, кажется, сержант Алингс, души в них не чаял, постоянно таскал их с собой, и их постоянно можно было найти то на приборной доске, то в бардачке, то висящими на ручке переключения скоростей. На приборной доске и на ручке сегодня их не было, а бардачок был раскрыт, и внутри его лично Фэю не было видно ничего, кроме кромешной темноты. На всякий случай он показал Джейкинс на него пальцем, а сам обернулся назад.

Очки были засунуты между спинкой водительского сиденья и решёткой, отделявшей места для полицейских от задних, предназначенных для задержанных. Он вытащил их оттуда; а вот Джейкинс не повезло, она осталась с носом. На правах джентльмена он протянул очки ей.

Та молча приняла их, водрузила на свой большой, как клюв хищной птицы, нос, и молча же вышла из автомобиля наружу.

Он, заслоняясь от света только рукой, вышел тоже. Фонари на столбах светили так, словно вместо обычных ламп там использовалось некое секретное военное оружие массового поражения, которое, внезапно появившись в стане врага, могло вмиг ослепить целые отряды, а то и роты. Может, подумал он, так оно, собственно, и есть? Яйцеголовые, работающие на Армию Великой Страны, выдумали какую-то новую чудо-разработку, которая могла бы помочь им в боевых действиях против Персидской Империи или Московитского царства, или для поддержания марионеточных режимов в странах Африки или Южной и Центральной Америк, и теперь им пришло в голову, что его было бы неплохо испытать где-нибудь, для начала хотя бы здесь, на Северо-Восточных Равнинах? Такие прецеденты, в конце-концов, уже случались, например, та заварушка на химическом заводе в Вентуре, как уже известно практически всем, была заранее спланирована и одобрена руководством отдела внутренней разведки Великой Армии, и, хотя правительство Страны во главе с Альфи Муром продолжают упорно утверждать, что это была выходка персидских террористов, им уже давно никто не верит, хотя впрочем, никто особенно и не протестует. Скоро, подумал Фэй, нас будут использовать, как лабораторных мышей, нисколько этого не стесняясь и не скрывая, потому что такие случаи становятся всё чаще и чаще, а оправдания насчёт них становятся всё более жалкими и невнятными, и больше похожи на отмазку школьного хулигана, которому абсолютно плевать как на собственные оценки, так и на любые применимые к нему административные взыскания, и больше всего сейчас хочется отделаться от занудных нравоучений поймавшего его на месте преступления педагога… А что, если идти туда вообще опасно – вдруг это не просто свет, а ещё и какое-нибудь излучение, вроде гамма-лучей или нейтронного потока?

– Эй, лейтенант, – воскликнул он, обращаясь ко всё ещё идущей навстречу свету Джейкинс, и остановился на месте – Послушайте, может нам вообще не стоит туда идти? Уж больно ярок свет, и у меня насчёт этого нехорошие предчувствия…

– Какие? – крикнула Джейкинс в ответ, а сама, тем временем, продолжала идти вперёд и, кажется, даже не планировала останавливаться – Думаешь, что если подойти поближе, то он испепелит нас, как вспышка от ядерного взрыва?

– Я не знаю… Но послушайте, лейтенант… Да остановитесь же!

Джейкинс на ходу раздосадованно взмахнула руками, потом повернулась к нему и, пятясь к источнику света задом наперёд, недовольно поинтересовалась, в чём дело. На фоне яркого света она казалась силуэтом, вырезанным из чёрной бумаги

– Если Темплстон пропал где-то здесь, то причина его пропажи вполне понятна, – заорал Фэй, понимая, что заставлять Джейкинс остановиться без объяснений пока что бесполезно – И нам не стоило бы совать нос туда, чтобы убеждаться в этом… Иначе с нами будет тоже, что и с ним… Это какие-то проделки военных, так что…

Он не успел закончить, так как мощность освещения на «фонарных столбах» за спиной Джейкинс вдруг снизилась на половину того, что было, потом на четверть, потом лампы погасли почти совсем, и можно было видеть только смутные розовато-белые чёрточки нитей накаливания, маячившие где-то наверху, над чёрной длинной тенью каждого вдруг ушедшего во тьму столба.

Джейкинс, теперь уже и вовсе едва различимая, с возмущённым и испуганным восклицанием повернулась назад, то есть, в этом случае, вперёд. У Фэя появилось ощущение, будто они оба – второстепенные персонажи какого-то холливудского ужастика, и на них из внезапно сгустившейся тьмы сейчас должно вот-вот выскочить какое-то невообразимое чудовище.

– Куда, чёрт его подери, пропал это хренов свет?! – спросила Джейкинс, беспомощно оглядываясь вокруг – Фэй, где ты там?

И тут свет загорелся опять, так внезапно, что чуть было в самом деле не оставил несчастных Фэя и Джейкинс без зрения – хотя на сей раз он был значительно более тусклым, нежели чем в тот раз, когда они только начали приближаться к нему. Едва ли ярче света от настольной лампы на рабочем столе у любого из них двоих. Теперь, если бы они по-прежнему находились на дороге и смотрели на этот свет со стороны, они еле бы смогли разглядеть его, а, если бы и разглядели, то могли бы подумать, что – это дальние огни на окраине Гринслейка или Кранслоу.

У него возникло невольное впечатление, что эта штуковина, которую они здесь обнаружили – чем бы она там не была – специально подстраивается под них, словно бы слыша их мысли и слова, случайно или специально произнесённые ими в процессе наблюдения. Глупая мысль – разве металлические ограды и фонарные столбы могут осознавать слова людей, разве они могут принимать какие-то конкретные разумные решения; но, с другой стороны, разве не было глупо и странно вообще обнаружить всё это вот здесь вот?

– Ничего не понимаю, – Джейкинс опять повернулась в сторону фонарей – Что за ерунда здесь происходит?

Фэй только и мог, что пожать плечами. Он и сам сейчас пребывал в растерянности.

– Ну что, пойдём туда? – спросила она у него настороженно – Меня, чёрт возьми, одновременно мучит и любопытство, и страх. Даже не знаю, чем мне теперь руководствоваться…

Я бы руководствовался страхом, подумал Фэй, но вслух ничего не сказал. Ему казалось, что сейчас Джейкинс должна продолжать свою мысль самостоятельно.

– Если… Если мы не пойдём туда, то мы не узнаем, связано ли это всё с пропажей Темплстона, – тут же подтвердила она его догадку – Но, если она всё-таки как-то связанна с этим, то… Чёрт, я не знаю… Как давно он пропал?

– В половине шестого он выехал с нашего участка на второй патрульной машине, и с тех пор не появлялся, – ответил Фэй – Если он мёртв, то тело его уже успело остыть, я думаю, так как я не разу не слышал о том, что какой-то из объездов нашей территории длился более, чем час…

– … И, если он мёртв в результате того, что увидел эти дурацкие фонари, и решил пойти узнать, что они из себя на самом деле представляют, то… Он, кстати, разве мог увидеть их днём, когда, предположим, ещё не было и шести?

– Ну подумайте сами, лейтенант – эти фонари только что светили столь нестерпимо, что я, наверное, увидел их даже в безоблачный июньский полдень…

– Да… Чёрт, почему это всё до такой степени напоминает мне какую-то ловушку? Сначала они горят так, что их видно на целую милю вокруг, потом же, когда ты к ним подходишь, они гаснут словно бы специально, как будто бы сознают, что если они будут так светить, то к ним не подойдёт никто из тех, кто боялся бы за своё зрение… Как будто бы эта хрень живая… Но ведь такого же просто не может быть, разве не так? Это фонари, всего лишь фонари, верно ведь?

Фэй промолчал, думая о том, что всего лишь фонари не могли бы вырасти здесь, посреди чистого поля за какую-то неделю, тем более – с оградой, тем более, такие яркие и такие… Ну, странные… Но опять промолчал – командиром, в конце-концов, тут была Джейкинс.

– Чёрт, ну что ты молчишь?! – воскликнула Джейкинс в каком-то отчаянье – Я что, должна думать здесь одна? Мы пойдём туда или нет?

– Вы здесь главная, лейтенант – сообщил ей Фэй – Но я бы, наверное, не ходил. Или не ходил сюда среди ночи. Нужно, чтобы у нас были какие-то официальные сведения об этой штуковине…

– Но ведь мы должны найти Темплстона, не так ли?

– Ну, должны, наверное… Если Вы считаете, что он где-то там, за этой самой оградой, и не боитесь идти туда, то… Ну, давайте сходим и посмотрим, может быть, он там на самом деле… Правда, я не вижу, чтобы где-то поблизости от этой штуковины находился наш второй патрульный автомобиль…

– Может, он где-то вне пределов этого освещения?

– Нет, я думаю, что если бы он был привлечён этим светом с дороги, то он бы, наверное, оставил бы машину где-то с этой стороны, и примерно там же, где и мы с Вами… А если дело происходило днём, то и ещё ближе. Мы бы наверняка её увидели – хотя бы след от её колёс.

– И ты его здесь не видишь? – поинтересовалась Джейкинс задумчиво – Конечно, я понимаю, что тут темно, хоть глаз выколи… Но ты всё-таки не видишь ничего похожего?

– А разве должен?

– Ну, – она и сама начала вертеть головой по сторонам – Оглянись по сторонам. Если тут действительно нет автомобильного следа…

– Если он остановился там же, где и мы, то, в принципе, его тут и не должно быть…

– У тебя фонарик в наличии?

Он нащупал висящий сбоку у поясного ремня фонарик в мягком кожаном чехле, расстегнул последний, вытащил первый, включил его, осветил местность сначала у своих ног, потом дальше.

– Фэй, тут есть след автомобиля, я его вижу даже без фонарика, – он вздрогнул от голоса Джейкинс, как от прикосновения чего-то холодного к голой коже, и, не выключая фонарика, поднял голову. Капитан уже поменяла своё положение в пространстве и опять смотрела на нелепую конструкцию из четырёх фонарей и ограды впереди – но уже под немного другим углом – Иди сюда, я тебе покажу.

Фэй выключил фонарь и покорно, но без всякой охоты, направился к Джейкинс.

– Вот, смотри сюда, но только немного наклонись, чтобы тебе было видно как следует, – она схватила его одной рукой за предплечье, сама отошла немного в сторону, а его поставила на то место, на котором стояла сама; другая рука указала вперёд и вниз, в сторону фонарей и ограды – Видишь? Да наклонись же ты немного, ты же выше меня, понимаешь?

Фэю, впрочем, всё было видно и без наклона – трава в поле была довольно сухой и жёсткой, не такая, как летом, но она несколько размокла под недавними дождями и стала податливее, да и земля, на которой она росла, тоже размякла, поэтому две тонкие колеи, оставленные колесами автомобиля, были видны не только за счёт раздвинутых ими высохших, а потом повторно размокших под дождём и туманом стеблей, травинок и метёлок, но ещё за счёт довольно-таки чёткого отпечатка в грунте под ними. Он прикинул примерно, откуда они идут, потом включил фонарик и прошёл примерно к этому месту – там, где стояли он и Джейкинс, их не было. Потом он склонился над этими отпечатками, и осветил их при помощи фонаря.

– Это не колёса нашего автомобиля, – заявил он, подняв голову, и посмотрев в сторону ожидающей его ответа Джейкинс – У нашего на шинах были другие протекторы… И вообще, кажется, они ведут не туда, а оттуда…

– Что? – переспросила Джейкинс удивлённо и подошла к нему сама – Эй, да на то ли ты смотришь? – она со смесью недоумения и любопытства на лице прошла куда-то немного влево, и вперёд, а потом заявила, с замиранием в голосе – Боже… Да тут этих колей… Две машины тут побывали, и это как минимум… Подойди сюда.

Он опять повиновался и подошёл. На сей раз тонкий, костистый палец Джейкинс указывал прямо ей под ноги.

– Вот этот след – чей он?

Он опять опустился на корточки, осветил указанное место фонарём. Поизучал его немного, потом встал на ноги.

– Эти протекторы похожи на наши, – подтвердил он – В принципе, на колёсах наших машин никогда не было ничего такого сложного, так что…

– Фэй, чёрт бы тебя подрал! – воскликнула Джейкинс так резко, что он чуть было не подскочил на месте – Это колёса автомобиля из нашего управления, или что?

– Наверное, – он поднялся, и выпрямился во весь рост – И ведут они именно к этой штуковине с фонарями… За ней я ничего не вижу… И внутри ничего тоже.

Джейкинс опять посмотрела на упомянутое им загадочное строение.

– Я тоже ничего там не вижу… Там, за этой оградой, кажется нет вообще ничего, кроме этих чёртовых фонарей… Постой, – она сдёрнула солнцезащитные очки со своего орлиного носа и попыталась, прищурившись, рассмотреть, что там, получше, а потом сделала несколько неуверенных шагов вперёд – Нет, знаешь, там какая-то крышка…

– Крышка? – переспросил Фэй удивлённо – Какая ещё крышка?

– Обычная крышка, – сказала Джейкинс, ничего ему не объясняя, и сделала ещё пару шагов вперёд – Бетонная. Такие ставят на колодцах в сельской местности или на подземных технических резервуарах. Я не могу понять, закрыта она, или нет…

– Если открыта, то нечего туда даже соваться, – буркнул Фэй, опасливо наблюдая за лейтенантшей, которая продолжала двигаться в сторону ограды, фонарей и колодца(?) – Резервуар… Мы даже не знаем, с чем он… Может, там какие-то химикаты, не даром же он здесь, вдали от цивилизации…

– Ты был на дежурстве два или три дня тому назад? – поинтересовалась Джейкинс, повернувшись к нему и одновременно с этим продолжая пятиться и пятиться к этой чёртовой штуке задом наперёд, а Фэй, пристально наблюдая за ней, вдруг с удивлением – и ужасом – увидел, что свечение фонарей за оградой вновь набрало силу… Не намного, но всё-таки набрало… А потом снова, словно почувствовав на себе его внимание, спало до прежнего уровня. Выглядело это, как некое подобие голодного урчания хищника, затаившегося в засаде… Хотя, если подумать, какой же это, к чёртовой матери, хищник, одёрнул он себя, ведь это же просто…

А что это такое могло быть вообще?

– Лейтенант, нам лучше уйти отсюда, – сказал он, теперь даже сам пугаясь неожиданной тревоги в своём голосе – Нам нечего делать здесь только вдвоём и среди ночи… Темплстон… Он был нашим парнем, но… Если с ним что-то случилось здесь, то лучше бы нам дождаться кого-нибудь более подготовленного и в большем количестве… И днём… Если мы упадём в этот резервуар тоже, то Темплстон – жив он там, или нет – спасибо нам за это не скажет.

Джейкинс наконец-таки остановилась на месте, и внимательно посмотрела на Фэя.

– Но мы же не дети, чтобы падать туда. Я просто предлагаю поглядеть туда, за изгородь, и хотя бы понять, что это. Если эта штуковина – эта крышка – закрыта, то нам вообще нечего там делать – не мог же целый патрульный автомобиль просочиться туда вниз, через бетон.... Обычно эти хреновины чертовски толстые, и единственный ход вниз, под них – это люк для забора и слива жидкости. Он такой маленький, что в него будет трудно рухнуть даже человеку, не то что целой машине…

– Я не думаю…

– Да дослушай же, Фэй! Если сама крышка в целости и сохранности, никуда не сдвинута, а люк – если он там вообще есть – не открыт, то нам в самом деле там нечего делать, быть может, даже днём, и мы попытаемся поискать его дальше, а не крутиться вокруг этого непонятного места, как собаки, привязанные к столбу…

– А если она открыта…

– А если открыта – то уедем отсюда, я доложу о ситуации Брайтсколлу, а уж он примет окончательное решение – кому звонить и кого сюда вызывать… И когда это делать.

– А у него хватит мозгов для того, чтобы не отдать приказа делать это ночью, до утра?

– Я не знаю. Может быть, до утра мы здесь ещё и появимся, но, во-первых, не одни, а, во-вторых, скорее, в качестве свидетелей, нежели следователей… Чёрт, да давай же подойдём к этой дурацкой ограде и посмотрим, что там за ней! К чему рассуждать сейчас о будущем, если даже не знаешь толком настоящего? Давай, Фэй, вперёд, я тебе приказываю, как вышестоящее лицо…

– О, Боже, – вздохнул Фэй тяжко и вяло, без всякой охоты, пошёл к Джейкинс. Чем ближе он был к этой непонятной штуке, выросшей словно бы сама по себе посреди чистого поля, тем более дурно ему становилось.

– Пошевеливайся уже, – возмутилась Джейкинс, всё ещё стоя на месте и наблюдая за ним – Мужик ты или что? Подумаешь, парочка фонарей, ограда и колодец – а у тебя такой вид, как будто ты двенадцатилетний подросток, которому вот-вот придётся идти по ночной дороге мимо заброшенного кладбища… Ну, – он уже приблизился к ней – Видишь этот след? След от наших покрышек?

– Да, – буркнул Фэй, рассматривая освещённую электрическим светом траву, на которой виднелось шесть тёмных полос, четыре из которых у самой ограды объединялись в одну, превращались в дугу следа сначала приехавшего сюда, а потом развернувшегося и убравшегося отсюда восвояси автомобиля… А две из которых вели как раз-таки за ограду странного строения… Что самое странное, он не видел сейчас в этой идиотской ограде ни калитки, ни дверцы, ни ворот – следы от автомобильных колёс просто проскальзывали под ней, так, словно бы сначала здесь проехала машина, а уж потом поверх её следов поставили этот не слишком-то и высокий забор. Но следы были совсем свежие, оставленные, быть может, четверть – а то и того меньше – суток тому назад, а за такое время эту хреновину не смог бы смонтировать даже волшебник – если её, конечно, не сделали из картона и пенопласта…

А она таковой совсем не выглядела.

– Ну, идём? – спросила у него Джейкинс, нетерпеливо вертя солнцезащитные очки в своих костлявых, как у птицы, пальцах. А может, и не нетерпеливо, подумалось ему, может, она сама опасается не меньше меня, но не знает, что важнее – чувство страха или же профессионального долга.

– Пойдёмте, пойдёмте, – пробурчал Фэй устало – Я вижу, что Вы не успокоитесь, пока не сумеете влипнуть в какую-нибудь неприятность.

Она повернулась к нему и ткнула ему пальцем в грудь.

– Мы не копы, если не ищем неприятности… И не пытаемся найти способ их устранить, – сказала она мрачно – Запомни это, сержант, иначе ты навсегда останешься сержантом, как бы ты не рыпался.

С этими словами она двинулась вперёд, к фонарям. У Фэя неприятно заныло под ложечкой, но он двинулся следом – не бросать же её здесь, в конце-концов, в одиночестве?

***

Когда они, наконец-таки добрались до ограды, его объял самый настоящий ужас – в этой хреновине в самом деле не было ни калитки, ни ворот, и она была самой настоящей, крепкой, металлической – такую возьмут не всякие кусачки, а если и возьмут, то ты затупишь их, так и не проделав в туго натянутой металлической сетке-рабице подходящего отверстия. А следы шин же, тем не менее, были здесь, и проходили непосредственно под оградой – такое впечатление, что в тот момент, когда автомобиль подъехал к ней, его высота практически уменьшилась до математического нуля, и он просочился под оградой, словно подсунутый под неё лист бумаги.

– Лейтенант, – обратился он к Джейкинс. Она молча изучала то, что находилась за оградой, в центре прямоугольника покрытой пожухлой, прибитой недавним дождём вниз травой земли – овальный бетонный блин с установленным в нём тёмно-серым прямоугольником, похожим на крышку подземного бензорезервуара на автозаправке. Он был таких размеров, что автомобиль в него мог угодить навряд ли, разве что человек, да и то лишь в том случае, если бы он был открыт – однако следы колёс вели именно к этой бетонной чертовщине непонятного предназначения – Лейтенант, взгляните на следы колёс!

– Что? – Джейкинс, наконец, оторвалась от созерцания бетонной хреновины за оградой и посмотрела сначала на него, потом на следы, проследив их от «крышки люка» до ограды и дальше. Брови её удивлённо приподнялись, а потом опустились и нахмурились.

– Вы всё ещё думаете, что это – наше дело, лейтенант? – поинтересовался у неё Фэй не то что бы скарабезно или зло, но нетерпеливо, голосом человека, который понял, что более его теория в доказательствах не нуждается, и теперь её пора применить на практике. А в этом конкретном случае – брать ноги в руки и валить отсюда.

– А чьё? – спросила Джейкинс, продолжая рассматривать линии следов под их ногами с видом самого занятого на свете человека.

– Парней, что приходятся нам начальством, или федералов, или комитета по национальной безопасности… Не знаю… Может быть, какого-нибудь бюро, которое занимается а… Аномальными явлениями…

– Да ну? – переспросила Джейкинс с суховатой усмешкой в голосе – Ты насмотрелся телевизора, Фэй? Что ещё за бюро, которое занимается аномальными явлениями?

– О, Господи, да откуда же мне знать?!… – Фэй нервно огляделся по сторонам, чувствуя, что эта хреновина, возле которой они стояли, всё больше и больше напоминает ему что-то вроде гигантского капкана, который только и ждёт того, чтобы с лязганьем захлопнуться, как только внутри него очутится что-то живое… И аппетитное – Лейтенант, Вы… Вы довольны тем, что Вы увидели? Может быть, пора уже уходить?

– Не торопись, – ответила она ему… А потом, к его величайшему ужасу, вцепилась пальцами в сетку ограды, подтянулась вверх, а затем уцепилась за неё сверху. Опять подтянулась, налегла на ней всей своей худосочной грудью, а потом ловко, как мартышка, влезла на неё полностью, и перекинула одну ногу внутрь.

– Джейкинс… Лейтенант! Вы что, с ума сошли?! – заорал он ей, похолодев, а потом подпрыгнул, пытаясь уцепиться за один её башмак, всё ещё болтавшийся снаружи, и таким образом стащить её обратно, вниз… Но не успел – она тут же перекинула через ограду и эту ногу, а потом, неуклюже взмахнув руками, спрыгнула вниз, рядом с «крышкой колодца» – Джейкинс, Вы обещали… Дьявол, чёрт с Вами, я ухожу к машине и уезжаю отсюда, и плевать мне на последствия…

– Если ты оставишь меня одну, то я напишу на тебя рапорт о неподчинении старшим, – заявила она ему, даже не поворачиваясь. Голос её немного дрожал – но не настолько сильно, чтобы он мог определить, что это – страх или любопытство. Она подошла к бетонному пятаку, кажется, вкопанному в землю, поставила на него одну ногу… Другую… Потом осторожно, как кошка, балансирующая при ходьбе по узкому забору, приблизилась к квадратной «крышке» – Куда ты торопишься? Я обещала тебе, что мы уедем отсюда, сразу же после того, как мы всё тут проверим – и, значит, так оно и будет…

Она присела рядом с серым квадратным люком, нашла на его поверхности что-то вроде ручки, дёрнула её на себя… У Фэя появилось такое ощущение, будто его желудок в этот самый момент переваривал нечто вроде супа из металлических опилок и жидкого аммиака – он даже забыл в этот момент о том, что на самом деле Фэй обещала ему нечто совершенно другое, а не то, о чём сказала только что… И он чуть было не заорал истерично, как в каком-нибудь идиотском полицейском триллере, чтобы Фэй остановилась, остановилась, мать её так, чтобы не совершала глупостей… Но Фэй, наверное, его бы и не услышала, уж слишком была для этого занята – люк под приложением её усилий легко поддался и открылся – она откинула крышку назад и, продолжая сосредоточенно хмуриться, заглянула внутрь и вниз. Потом, выпрямившись, посмотрела на обмякшего рядом с оградой Фэя.

– Кинь мне фонарик, Фэй, – сказала она ему – Сюда, прямо на траву, или, если хочешь, прямо мне… Хотя… Хотя прямо мне кинуть у тебя, конечно, не получится, – она слезла с бетонного пятака и подошла к ограде – Давай, кидай его через забор. Да не смотри ты на меня, как будто я собираюсь прыгать туда. Я просто посмотрю, что там, и вернусь. Мне кажется, что там ничего нет…

– Нет?

– Мне только так кажется. Ты дашь мне фонарик, наконец, или что?

– Сейчас, – сказал он сиплым от страха голосом, а потом дрожащей рукой подал ей фонарик через ограду.

– Вот, хорошо, – сказала она, приняв его – Жди меня, я на секунду.

Она быстрым шагом вернулась к бетонному овалу в траве, затем опять взобралась на него и подошла к открытому люку, после чего, наклонившись рядом, посветила внутрь.

Потом встала и, не выключая фонарика, сказала:

– Боже мой.

– Закрой люк, – процедил Фэй сквозь зубы, чувствуя помимо страха злость, злость человека – или даже просто живого существа – которому не дают возможности избавиться от источника этого страха – Закрой люк… Я прошу тебя.

Она нервозно оглянулась на него, пробормотала – да Бога ради, и… Ему даже не верилось в это, но она в самом деле закрыла его. А потом пошла обратно.

– Там, внутри, не резервуар, – сообщила она ему, приблизившись к решётке ограды – Там ничего нет… – она замолчала, некоторое время просто моргая глазами с таким видом, словно не могла решить, верить ей в увиденное или же нет – Там какая-то хренотень вроде прихожей в квартире… И мокрые следы от колёс на полу…

В его мозгу пульсировало что-то тяжёлое и болезненно раздутое, явно с трудом помещающееся в его черепной коробке. Мокрые следы от колёс на полу, повторил он про себя, следы колёс под сплошной оградой, следы колёс в поле… Ну, нет уж, с меня, наверное, уже хватит…

– Проваливаем отсюда, – кратко предложил ей Фэй, наконец – Иначе у меня не выдержит мочевой пузырь.

Она некоторое время таращилась на него… А потом, подумав, полезла вверх, на ограду.

***

В прихожей звонил телефон.

Томас Ноймент сел в кровати, будто в нём сработала какая-то внутренняя пружина, скривил отёкшее со сна лицо и, предварительно протерев глаза, открыл их.

Опять зажмурился – солнечный свет бил ему прямо в лицо, так злобно, словно бы хотел добраться по зрительным нервам прямо до его мозга и выжечь его к такой-то матери. Он опять рухнул на кровать, закрывшись одеялом с головой – но это не помогло, потому что под одеялом тут же стало жарко, а трезвон телефона в прихожей доставал его и здесь. Нужно аккуратно выползти из-под одеяла, решил он, и, стараясь не смотреть на солнце, закрыть занавеску. Вечером по телику передавали переменную облачность, но я рисковать не буду, и таращиться в окно не стану. Сначала закрою занавеску, а уж только потом пойду к телефону.

Когда он выполз обратно, на свет Божий, солнце уже успело скрыться за облаками. Он мимоходом посмотрел на табло электронных часов – 11:30, какой же я всё-таки чёртов лентяй – добрался до окна и задёрнул его коричневой, пропахшей табачным дымом и чем-то кислым шторой. Телефон ещё звонил – Господи, кому может понадобиться Томас Ноймент в половине двенадцатого, когда в управлении ему не могут найти подходящей работы даже в будни? – настойчиво и неприятно; автору звонка явно требовалось увидеть того, кому он названивал, именно сейчас, и без всяких промедлений. Ноймент злобно и сипло чертыхнулся, а после этого, скривив рожу ещё кислее, чем прежде, поплёлся в прихожую, прикрыв свои уши длинными и узкими ладонями, какими-то липкими и отдающими слабым сладким запахом после сна.

Как хорошо, что в прихожей не было окон.

Но там был визжащий и пищащий на разные лады телефон. Ноймент прокашлялся, снял трубку и нажал на внутренней её засаленной и покрытой пылью стороне кнопку связи.

– Кто это? – спросил он недовольно и одновременно как-то боязливо.

– Томас? – спросил в телефоне женский голос. Он глухо кашлянул в сторону, подтянул расслабленную резинку на своих трусах-боксёрах, пробормотал «да». Он, кажется, узнал звонившую.

– Это Тина Бертилл, начальник твоей группы. Извини, что звоню тебе в выходные, – тут в голосе Тины послышалась лёгкая скабрезность; все прекрасно знали, что от Томаса Ноймента в управлении толку никакого, разве что бумажки с места на место перекладывать да писать писульки для начальства – Но у меня к тебе очень и очень срочное дело…

– Какое это? – удивился он – Субботник?

– Нет, нет… Ты ведь у нас рисуешь, верно?

– Да, – подтвердил он – Составление фотороботов со слов свидетелей и потерпевших, поиск совпадений по базе данных штата, и прочее, и прочее… Так в чём дело? Опять гастролёры в городе?

Кроме как над гастролёрами – то есть над заезжими мелкими мошенниками, ворами, грабителями и насильниками – ему, по сути, ни над кем работать приходилось, потому что местные «крутые» ничем откровенно криминальным не занимались даже ради развлечения – Томас знал, что местными воротилами здесь был установлен неписанный закон: тишина и покой в Гринлейке и Кранслоу, и воду здесь мутить незачем. Последним его «делом» было составление фоторобота какого-то бродяги, явившегося в Кранслоу из ниоткуда, чтобы среди бела дня напасть с невесть откуда у него взявшимся пистолетом на придорожное кафе у северо-западного въезда в город. Это было около трёх месяцев назад, и справился он с заданием где-то за час или чуть больше, и весьма удачно, потому что уже через половину суток несчастного бродягу выловили в Гринлейке – с современными компьютерными технологиями опознание человека даже по самым смутным приметам не составляло никакого труда.

– Нет, – тон Бертилл стал каким-то немного скомканным – Нужно сделать портрет человека по… В общем, у него нет лица. Одни только кости черепа. Ведь ты можешь составить портрет человека по пропорциям черепа?

– О, Господи, – Нойберга аж передёрнуло – Могу, конечно… Но… Это, что придётся делать в морге?

– Нет, нет… Слушай, эта штуковина не в морге… Она чистая… Сухая…

– Что значит – штуковина? Это череп, сам череп, вы имеете в виду?

– Да… В общем, в нём, как мне сказали, нет даже мозгов… Лежит у нас на складе вещдоков… Тебе ведь не долго сделать портрет по этому черепу?

– Совсем нет. Часа два, ну, максимум, три с половиной. Он целый?

– Да…

Он поскрёб у себя в затылке, одновременно определяя уровень всклокоченности своих волос.

– А его владелец – он умер недавно?

– Да, в том-то и дело, что да… Он с виду действительно чистый и сухой, но… Но ты же понимаешь?

Томас понимал. Работая в городском полицейском управлении в группе судмедэкспертизы, Тина Бертилл до полусмерти боялась трупов, а особенно тех, кто мертвецами стал относительно недавно. Это звучало бы довольно забавно, если не учитывать тот факт, что на балансе принадлежащего им небольшого морга никогда не было более двух или трёх тел, обычно Бертилл подписывала все бумаги по ним буквально что не глядя, и все покойники так или иначе отправлялись в центральный городской морг, где работали люди более привычные и с нервами покрепче.

К счастью, он сам их боялся не особо – в его жизни были страхи посерьёзнее, чем вероятность восстания распрощавшихся с жизнью – например, перспектива дожить до сорока лет и обнаружить, что он до сих пор на той же должности, с той же зарплатой, тем же количеством знакомых и тем же уровнем самоуважения. История же с черепом только лишь повеселила его – наконец, для него нашлось какое-то более или менее занятное дело, о котором можно было бы рассказать даже кому-нибудь в Интернете.

– Если хочешь, я могу забрать его домой, – вдруг заявил он, поддавших внезапному приливу вдохновения – И… Если это можно, конечно…

Бертилл сначала промолчала, явно не ожидая такого вот развития событий, а потом немного дрогнувшим голосом переспросила:

– Что? Д… Домой?

– Да, домой. Я заеду за ним, ты отдашь его мне, и мы спокойно разъедемся по делам, и тебе не понадобится торчать в участке и ждать, пока я закончу. А в понедельник я привезу его обратно вместе с результатами… Или это что – очень срочно?

– Нет, в общем, к понедельнику было бы в самый раз… Мне, правда, сказали, что лучше бы поторопиться, но это если в том случае, если на то будут возможности… Но… Но это же череп… Человеческий череп, ты что, не понимаешь?

– Прекрасно понимаю. Я не боюсь этой фигни, так что не переживай.

Бертилл промолчала, на сей раз не испуганно, а задумчиво. Пробормотала:

– Да, да, а ещё не веришь ни в Бога, ни в приметы, ни в суеверия, я это знаю. Но взять череп недавно умершего человека домой, да ещё и на две ночи… Ты хотя бы знаешь, какой смертью этот парень умер?

Ему почему-то вспомнилось, как в детстве, когда он жил в Оллейсбурге, своём родном городе, он и его приятели лазали по развалинам старой бумажной фабрики, сгоревшей ещё в начале века, и унесшей вместе с пожаром жизни ещё, по меньшей мере, трёхсот человек, на ней работавших, и нашли там человеческий череп, конечно же старый, а не недавнего происхождения, но всё же… И как он притащил его домой, и спрятал в коробке из-под обуви, и поставил его под кровать, а на следующий же день благополучно забыл о нём. Череп провёл в его комнате где-то около двух недель, а потом его нашла мать Томаса, когда делала генеральную уборку в доме, и заорала так, что к ним прибежали даже несколько их соседей, предполагая, что в их доме происходит нечто совершенно ужасное. С черепом, конечно, пришлось расстаться, а, кроме того, это был первый случай из тех, когда окружающие заподозрили в Томасе нечто не вполне нормальное, и испуганно попросили его о том чтобы впредь такого больше не повторялось… А он, в свою очередь, пропустил эту их просьбу мимо ушей.

– Не знаю, – пробормотал он равнодушно – Какой? Парня вынули из петли, привязанной к потолочной балке в старинном зловещем доме, заброшенном вот уже как последние сто лет?

– Господи, – зашипела Бертилл испуганно – Думай, что ты говоришь, чёрт подери! Я сейчас в участке, а этот череп…

Мнительность твоя иногда доходит просто до абсурда, подумал он, и если бы я был твоим ровесником, я бы никогда не повёл тебя в кинотеатр на фильм ужасов.

– Ладно, так ты можешь сказать, как он умер? Если не хочешь, то не говори, мне всё равно…

– Я не знаю, мне сказали, что это какой-то бродяга, а как он умер, мне не говорили, просто сказали, что кому-то из шишек очень важно узнать его личность… Тут дело не в этом. Дело в том, что этот тип умер всего три дня назад… А опознать его кроме как по черепу, уже невозможно. Они мне сказали, что у него не было лица с самого начала.

– Вот как? Ну, может быть, он сначала умер, а потом над ним потрудились бродячие собаки…

– Не знаю, – голос её звучал жалобно – Они притащили к нам в управление один череп, и не разъясняли подробностей…

– Так ты согласна, чтобы я взял его домой? Я сказал, что я сделаю это спокойно, решение теперь только за тобой.

Она опять молчала, а потом, вздохнув, молвила:

– Ладно. Только притащи свою задницу сюда побыстрее. Я тут один на один с этой треклятой черепушкой, и от твоих разговоров на душе у меня спокойней отнюдь не становится. Лучше решим всё на месте.

– Как знаешь, – сказал он, чувствуя что, можно сказать, уже обо всём с ней договорился – Жди меня, я сейчас вызову такси.

***

Я выдумаю о нём какую-нибудь страшилку, и среди ночи буду дразнить ею народ на csaldo.com, подумал он, уже сев в машину такси и сказав таксисту, чтобы он вёз его к зданию центра кримэкспертизы городской полиции. Облаков на небе к этому времени стало ещё больше – откуда-то с запада на Кранслоу пёрся целый облачный фронт, но он всё равно мог видеть солнце из окна машины, как оно то пропадает, то появляется вновь в узких просветах между облаками, подмигивая ему, как серебряная монета на глазу мертвеца, перед тем, как над его лицом закроется свод его могилы. Csaldo.com был любимым сайтом Томаса, и он, если бы таковое занятие могло бы ещё и обеспечивать ему постоянный заработок, сидел бы на нём денно и нощно, отлучаясь из-за компьютера только для приёма пищи, покупок в ближайшем супермаркете, сна, избавления своего организма от лишних шлаков, ну и, ещё быть может, ради того, чтобы раз или два в месяц принять ванную и раз в неделю почистить зубы. Я сфотографирую череп с разных сторон, приложу к нему записку с датой и приветствием, чтобы мне поверили, а потом буду писать всякую чертовщину. Вроде «слышу странные щелчки в прихожей. Череп со стола куда-то пропал» или «Только что он смотрел в стенку за моей спиной, но стоило мне лишь от него отвернуться, как эта хреновина повернулась ко мне». На csaldo такие вещи любили, тем паче, что его создали пару лет тому назад именно для этого – для обмена текстами, фотографиями, а так же разнообразными мыслями, идеями и информацией именно на эту тематику – тематику страха, ужаса, паранормальщины, вызывающих оторопь преступлений, как серийных маньяков, так и простых, внезапно съехавших с катушек людей, таинственных случаев пропаж и возникновений из ниоткуда, причудливого творчества писателей, поэтов, художников и режиссёров и всего такого прочего. Особенно Томасу нравилось то, что заявляться на сайт и выкладывать там материалы можно было абсолютно анонимно, достаточно было лишь твоей подписи и введения кода, которые говорили о том, что ты живой, а не написанная каким-нибудь озорником программа, а дальше ты мог нести любую околесицу вплоть до того, что отправлять сообщения от имени умирающего после какого-то чудовищного происшествия человека или гуляющего по сети монстра или призрака, который грозится придти за любым, кто прочтёт только что отправленную им запись. Очень многие его посетители так и делали, и иногда «из-под пера» их выходили такие вещи, что его запланированная им же история с черепом неизвестного им бродяги, кажется, и рядом-то не валялась, потому что на основе каждого из таких перлов можно было бы изваять целый роман ужасов, почище, чем у всякого Степана Королёва или же Клая Баркли. Он даже иногда жалел о том, что у него нет писательского дара, иначе бы он точно заработал целое состояние на сочинении таких историй.

Автомобиль завернул на центральный проспект города, а потом поехал к перекрёстку между ним и Абрамс-стрит, там, где и находилась контора Ноймента – несколько полуподвальных помещений в старом, видавшем виды четырёхэтажном здании, облупленном, и с кое-где давшим трещины фундаментом. Томас чувствовал прямо-таки какое-то нездоровое влечение к тому, чтобы увидеть странную черепушку как можно быстрее, хотя, если подумать, чего такого хорошего в этом было – взять в руки очищенную от всего мяса голову совсем недавно умершего человека, и притащить её домой? Он и сам понимал, что со стороны такое предприятие выглядит довольно-таки странно, но ничего поделать с собой не мог – его так и тянуло к этой штуковине, как магнитом, и он знал наперёд, что этот вечер будет крайне скучным и неприятным – читай, таким же, как и большинство всех других его вечеров – если ему не удастся уволочь её домой и не пощекотать таким образом себе нервишки при помощи её присутствия и того, что он будет про неё выдумывать. Он помнил, как однажды уже делал так, писал на форуме от имени человека, который пытается выйти из своего подъезда где-то около трёх часов ночи, но не может сделать этого, потому что лестничные переходы в нём стали бесконечно длинными, а свет, чем ниже он спускался, становился всё тусклей и слабей, и какой страх пробрал его где-то ближе к трём часам после полуночи, когда страсти в комментариях к его посту накалились до своего предела, а сам он начал писать такой яростный бред, что половина комментаторов заподозрила в нём тронутого, а другая предложила заранее попрощаться со своей жизнью. Он помнил, как в какой-то момент ужас, когда-то родившийся из всего лишь нервного веселья в самом начале этой истории, сдавил его, схватив его как будто бы даже не за горло, а за место соединения спинного мозга со головным, да так сильно, что перед глазами потемнело; помнил, как ему перехватило дыхание, а в ушах зазвенело, и он был вынужден был немедленно отключиться от Интернета, после чего молнией подскочил к входной двери комнаты, в которой он обитал, и закрыл её на замок, пытаясь придти в себя и отдышаться. Тогда, в первые секунды после этого события, он поклялся, что никогда не будет проводить «эксперименты», подобные этому, а, возможно даже, вообще покинет csaldo.com раз и навсегда, но спустя уже месяц понял, что подобный этому выброс адреналина доводится испытать не каждому любителю экстремальных видов спорта, а уж он не испытывает таковое часто и подавно. Он попытался тогда выдумать ещё какую-то небылицу, но вышло в разы хуже, и народ, собравшийся на форуме, реагировал на его басни вяло и с недоверием, а потому ощущение того, что чья-та тяжёлая лапа вот-вот раздавит твою собственную голову, а ты сам – на пороге безумия, к нему больше не явилось. Он пробовал делать это ещё раз, и ещё, но всегда выходило либо так себе, либо посредственно, либо из рук вон плохо, настолько, что в итоге он удалял свой же пост, не дожидаясь первых возможных комментариев, и принимался читать или комментировать другие, надеясь на то, что чужая фантазия напугает его больше, чем его собственная. Впрочем, при помощи чужих историй, как бы они хороши не были, он мог разве что ощутить прилив лёгкого страха, как от прочтения какого-нибудь заведомо литературного ужастика, и того невероятного ощущения чего-то абсолютно чуждого и тяжкого давящего на твои плечи в твоей же комнате с их помощью ему было не добиться. Чтобы повторить то, что было с ним в первый раз (в голове Томаса к тому времени образовался очень точный, по его мнению, термин для описания произошедшего – оргазм наоборот), ему нужна была определённая реакция посетителей сайта именно на его выдумку, а, кроме этого, ему было необходимо каким-то образом заставить поверить в неё и самого себя. Свежий человеческий череп, появившийся в его доме для работы над ним, и действительно стоящий за его спиной, мог бы поспособствовать выполнению последнего условия как нельзя лучше… Правда, он пока ещё не решил для себя, каким образом он будет избавляться от него, как от источника сгустившегося над его головой страха, когда подойдёт время прекращать играться, дабы не свести самого себя с ума – и при этом не выкинуть его из окна своей квартирки и не расколошматить его о стену в коридоре… Впрочем, рассуждать об этом было ещё рановато – в конце-концов, Бертилл могла и отказаться дать ему череп на дом и придумать способ, чтобы он сделал свои наброски тут, в лаборатории, так, чтобы её самой это самое неприятное присутствие никак не касалось.

Такси, наконец, добралось до его конторы, и из окна пассажирского места, на котором он сидел, Томас увидел закутанную в тёмное осеннее пальто фигуру женщины, нервно переминающуюся возле крыльца КЭГП в одиночестве, то садясь на установленную рядом со входом парковую скамью, то снова с неё подымаясь. Увидев остановившееся такси, она вскочила со скамейки окончательно и, торопливо стуча каблуками по асфальту, направилась навстречу.

Это была Бертилл, и в руке у неё был большой прямоугольный пластиковый пакет с розовыми и лилейными цветами на нежно-кремовом фоне, один из рода тех, с которыми состоятельные дамы любят бегать по шикарным бутикам и складывать в них купленные ими кофточки, духи и мелкую бижутерию.

Он открыл дверцу такси, рассчитался с водителем и направился к Бертилл.

– Это то, что я думаю? – спросил он у неё, стараясь не особо пялиться на её неслужебный наряд, безусловно, идущий Бертилл куда больше, чем привычная ему серо-жёлтая униформа служительницы закона – Он – в этом пакете, да?

– Нет, – ответила Бертилл – В пакете мои вещи… Кое-что, что я купила по дороге сюда. Господи, да неужели ты думаешь, что я в состоянии взять в свои руки пакет с подобной мерзостью? Я бы с ума сошла просто!

– А где он? – спросил он, немного понизив голос и думая о том, что если Бертилл умудрилась купить кое-какие вещи по дороге сюда, то, стало быть, у неё появились кое-какие внезапные деньги, которые следовало бы потратить до четырёх часов – до времени, когда по выходным закрываются большинство магазинов, торгующих в Кранслоу женскими товарами. Наверное, эти деньги появились у неё не просто так, а были заплачены ей за то, что бы она обязала Томаса выполнить работу с черепом, а из этого, в свою очередь, следовало, что кое-что, по справедливости, должно было причитаться и ему самому – В подвале? Я буду работать с ним в подвале, в хранилище?

– Нет, я решила принять твоё приложение, – она всмотрелась в его выражение лица, и прищурила свои ярко-голубые глаза. Бертилл была всего на три года старше, чем он сам, и признаться, он был бы рад увидеть её рядом с собой ближе, чем сейчас, и уж тем более, встроить её образ в свои редкие сексуальные фантазии, но обычно она не особо интересовалась его существованием, разве что вот в таких вот случаях, да и сейчас, судя по всему, даже не сразу поняла, что с ним, как с выполняющим эту работу, тоже надо делиться заработком – Возьмёшь эту мерзость домой, я согласна… Да ты не бойся, я не обману тебя, ты тоже получишь своё за эту работу, часть сейчас, а часть – после того, как выполнишь свою работу и я покажу её результаты… М-м… Заказчику.

– Сколько? – поинтересовался он кратко.

Бертилл вздохнула.

– Пять сотен – сейчас и ещё, как минимум, семь после того, как твои рисунки окажутся на руках у мистера Лон… В общем, у парня, которому это всё надо. Если он будет удовлетворён твоей работой, то он прибавит за это и тебе, и мне ещё немного денег, а так – двенадцать сотен баксов, как я думаю, и без того не самая плохая цифра… Разве я не права?

– Ты начальник, тебе и решать, – пробормотал он, дёрнув плечами и про себя думая, что самой Бертилл явно досталось куда больше, так как это пальто на ней – новое и само по себе должно стоить где-то около двенадцати сотен – Ладно, скажи мне, где этот самый черепок, да я возьму его отсюда и повезу домой… Не будем терять время попусту.

– Ага, – Бертилл заулыбалась, и он заметил, что губы у неё накрашены, а на лицо нанесён макияж. На свиданку собралась, курвочка, подумал он, несильно стиснув свои зубы… Впрочем, ведь каждому своё, разве нет, подумал он и кивнул головой, на ходу поправив свои длинные и тёмные, вечно сальные, как бы часто он не мыл свою голову, волосы.

Они пошли вокруг здания, ко входу в подвальное помещение их конторы, и Бертилл, достав на ходу из бокового кармана своей сумочки ключи от него, спустилась по ступенькам вниз и открыла его.

– Пойдём, – сказала она ему, кивнув в сторону раскрытого дверного проёма, ступеньки за которым продолжали вести вниз – Я покажу тебе, в какой он комнате, а ты возьмёшь его… Хотя… Ведь ты же был у нас в подвале, верно?

– Да, – Томас уже сошёл внутрь на несколько ступенек вниз и уже искал выключатель на стене, чтобы включить свет. Выключатель искался плохо, потому что сейчас светло не было даже и на улице, а там, в подвале, была и вовсе уж какая-то кромешная тьма. Возможно, будь он один, он сам бы мало заинтересовался такой идеей – открывать сюда дверь, впотьмах искать выключатель, а потом идти вниз, искать там этот чёртов череп, пусть даже и с освещением. А уж о Бертилл и речи, наверное, не было – она в одиночку побаивалась даже просто подойти к этой самой двери, так как, помимо склада с вещдоками, там находился ещё и судмедэкспертизный морг

– Так, может быть, ты сам найдёшь его?

– Кого? – с удивлением он почувствовал неуютный, холодный и тяжёлый, как комок глины со дна могильной ямы, сгусток страха внутри своей груди – Эту хреновину? Череп, ты хотела сказать?

– Да, – когда он недоумённо-вопросительно оглянулся на неё, она обворожительно, хотя и немного натянуто заулыбалась ему, как бы говоря – ты же тут у нас мужчина, так почему бы тебе и не сделать этого, не облегчить жизнь даме? Из Томаса тем не менее, даже по представлениям его любящей матери, мужчина всегда был так себе, и он знал это не хуже любого другого, а потому коротко помотал головой. Сколько бы Бертилл ему не улыбалась, он прекрасно знал – ничего более этих улыбок ему никогда от неё в этой жизни не перепадёт. Разве что она начислит ему премию в конце месяца, но и на это он рассчитывал не особо.

– Если честно, то я плохо там ориентируюсь, – произнёс он, имитируя хмурую неуверенность в собственных силах – Был там не раз, конечно, но ничего не запоминал…

Шариться там в одиночку, как уже говорилось, ему совсем не хотелось, даже с учётом того, что сама Бертилл находилась наверху. Странное, словно бы появившееся из ниоткуда ощущение страха внутри продолжало расти там, как гриб-дождевик в чистом поле после дождя, хотя, по сути, страхом это не было, скорее уж, предчувствием…

Предчувствием или ощущением чего-то чужого, что не должно находиться здесь, однако же здесь находится.

– И ты даже не знаешь, где находится склад с вещдоками? – спросила Бертилл, подозрительно его рассматривая, теперь уже без улыбки – Такой большой?

– Нет я никогда не бывал там дальше приёмной кабинета заведующего отделом практических исследований. Мне давали там разные материалы, и даже это происходило редко. Ведь я же, по сути, безотрывно сижу за компьютером, и…

– Чёрт, – произнесла Бертилл, и опустила взгляд. В этой ситуации она даже не могла приказывать, как начальник – Ладно. Вдвоём там не будет страшно… Ведь это же просто череп, верно? – она хихикнула, как тринадцатилетняя девчонка, пытающаяся неуклюже соврать о чём-то своим родителям – Ну, хорошо, пойдём…

Он опять обернулся во тьму, и ему наконец-таки удалось нашарить на стене выключатель. Он повернул его, и внизу, и на всей лестнице, ведущей довольно глубоко и круто, зажёгся неприятный мертвенно-голубоватый свет люминесцентных ламп. Они опять стали спускаться по лестнице, но на сей раз вдвоём.

Снаружи, на улице, стало ещё темнее – идущий с запада облачный фронт, кажется, опять нёс дождь в эти края.

***

В отличие от Томаса Ноймента, Фрэнсис Шейфер проснулся даже не ближе к полудню, а где-то около четырёх часов вечера, хотя и в тот же день, то есть на следующее утро после того, как он совершил своё случайное убийство, и скрыл следы своего преступления в загадочной яме, заполненной розовато-кофейной жижей. Голова его гудела, как церковный колокол, а во рту как будто бы переночевала целая рота пехотинцев из армии Московитского Царства, прошедшая долгий путь от Москвы до Берлина. Вчера ночью (или, если уж быть точнее, сегодня утром) не смотря на все увещевания своего дядюшки, он даже и не подумал о том, чтобы ехать в гостиницу и дожидаться там рассвета, а направился в один из ночных баров Кранслоу, где пил горькую где-то до половины седьмого утра, после чего, уже абсолютно пьяный и ничего не понимающий, взял такси, чего-то сказал шофёру, сунул ему денег и… И куда-то уехал. Куда – он не понимал даже сейчас, когда наконец-таки сумел кое-как размежить свои веки, и увидел над собой потолок со знакомым ему рисунком – цветной фоторепродукцией Ниагарского водопада, снятого с высоты птичьего полёта. Только это представилось ему сейчас не одной картиной, а в виде набора расплывчатых, наползающих на друг-друга пятен, в которых угадать что-либо можно было лишь человеку со свежей головой, а не ему, ощущавшим себя живым мертвецом, воскрешённым при помощи какой-то дурной чёрной магии.

– О, Боооже мой… – простонал он, опять зажмурив глаза и выгибаясь на том, на чём он сейчас лежал (а это, кажется, была кровать, и ему следовало бы благодарить Господа, что это не была сточная канава, как это вполне могло бы случиться). Если он умер, и его опять воскресили, то он, пожалуй, предпочёл бы, чтобы его прикончили снова – Бооожее…

Он шлёпнул липкой ладонью по своему лицу, провёл ей с нажимом от линии волос до подбородка и попытался открыть глаза снова. Получилось, и как будто бы с лучшими результатами, чем прежде – теперь фоторепродукция была видна ему более чётко и понятно. Он понял, что находится у себя дома, в Гринлейке, правда ещё не понимал, каким образом он сюда попал. И вчерашний день ему помнился с величайшим трудом, хотя одно он знал точно – вчера явно было что-то значительное, иначе бы он не нализался до такой степени, что ему сейчас было просто не оторвать голову от подушки.

Что-то значительное, да… Не обязательно хорошее, не обязательно плохое, но то, что значительное – это уж факт, как тут не крути.

Мне нужно принять душ, подумал он, опять жмуря и опять открывая глаза. Сначала душ, потом чашку кофе, а лучше не кофе, а бутылку «Будвайзера», если он, конечно, таковой тут ещё имеется… И какие у меня на сегодня планы? Если никаких, то буду весь день сидеть дома и пялиться в телевизор, а если нет…

Он, стиснув зубы, приподнялся на кровати на локтях и кое-как на ней сел. Господи, подумал он в отчаянье, в башку как будто фараонскую мигалку установили… Ну и боль… Боже… На кухню… Нет, в ванную ближе, теперь всё равно, откуда пить, можно хоть из-под крана, лишь бы это была вода…

Он свесил ноги вниз, потом прикоснулся ступнями к покрытому ковром полу, а затем кое-как слез с кровати полностью. Он чувствовал себя наркоманом после передозировки, который очнулся в специальной клинике после того, как его душу кое-как спасли в реанимации. Покачиваясь и дрожа, он выпрямился во весь рост, а потом, ковыляя, двинулся в сторону ванной.

Там, включив свет и подобравшись к раковине, он открыл холодную воду и стал пить из-под крана. Пил долго, по его представлениям, минут десять, а то и четверть часа, покуда не понял, что воды с него хватит, а вот слить лишнюю было бы сейчас как нельзя более кстати. Благо, унитаз был здесь совсем рядом, и он сделал это, а потом, поняв, что более или менее пришёл в себя, вернулся к раковине со всё ещё бегущей из крана водой, умылся, пригладил волосы, откашлялся и высморкался, и посмотрел на себя в зеркало.

– Да, – пробормотал он сипло, думая про себя о том, что вчерашняя пьянка состарила его, как минимум, лет на десять – Увидь тебя в таком виде твоя мамочка, она бы тебя не похвалила…

Он взял с полки над умывальником зубную пасту и щётку, а затем принялся торопливо чистить свои зубы, изгоняя изо своего рта запах и вкус пропитанных потом солдатских портянок, который не ушёл оттуда даже после того, как он выпил, наверное, пинт пять водопроводной холодной воды. Сколько же вчера я всё-таки вчера выжрал и чего, и не привёл ли с собой кого-нибудь… Хотя… Нет, на кровати я был вроде бы один… Это хорошо, если это так, потому что в этой грёбаной жизни хватает головной боли и без приблудных шлюх, я думаю…

Вдруг он услышал стук во входную дверь своего дома, при этом сильный и яростный, такой, что он тут же подскочил на месте, невольно выронив зубную щётку из руки, закинув её себе через спину. Неужели я вчера вляпался в историю с полицией, подумал Фрэнсис ошалело, сначала заворачивая вентиль на кране, а потом вновь отворачивая, и смывая вновь полившейся из него холодной водой остатки зубной пасты со своей физиономии. В дверь опять заколотили, грозя сорвать её с петель, и он, закрыв воду, поторопился в коридор, дабы узнать, кто это к нему сюда явился.

– Фрэнсис, сукин ты сын, а ну открывай мне немедленно, ты, чёртов пьянчужка! – заорали за дверью, прежде чем он сумел добраться до неё, и Фрэнсис в испуганном изумлении замедлил свой шаг – Я знаю, что ты здесь, вижу это по измятому газону, и коврику, который ты откинул к чёрту на рога. Не откроешь – так я сначала вышибу дверь, а потом вышвырну тебя – и из этого дома, и из этого города!

Идти к двери расхотелось уже совершенно. Однако было нужно – его дядюшка Оуэн, судя по всему, шутить сейчас совсем не намеревался.

Он поспешил к двери с удвоенным усилием. Когда открыл её – обнаружил Оуэна Кокса на пороге своего дома в буквальном смысле пунцовым от злобы.

– Какого дьявола ты делаешь здесь, если не секрет?! – поинтересовался он у него, приподняв брови в гротескном изумлении. Сзади, на подъездной дорожке за его спиной, стоял Гиллард, задумчиво рассматривающий несколько задохлых гиацинтов и пионов, росших на его неухоженной клумбе – Почему не в Кранслоу? Я как-то непонятно выразился, когда говорил тебе, чтобы ты снял номер в гостинице и ждал до утра? Или ты слишком соскучился по своему милому гнёздышку, и решил презреть все опасности, и двинулся среди ночи по шоссе Кранслоу-Гринслейк? Ты в курсе, что копы орудуют там с пяти утра и не прекращают свои чертовы исследования, и…

– Где это там? – поинтересовался Фрэнсис, недоумённо хмурясь, а Кокс, всмотревшись его в лицо, нахмурился, в свою очередь, ещё недоумённее, чем он сам.

– Ах ты мерзкий щенок, – произнёс он, продолжая рассматривать его с ног до головы, и при этом удручённо качая головой – Надо думать, что ты вчера нализался в баре до потери пульса, потом явился сюда и залёг тут спать, плюнув на все опасности, данные тебе поручения, ну, и так далее… Чёрт… А ну, давай затаскивай задницу в свою паршивую конуру. Быстрее!

Он занёс над Шейфером руку, как будто бы для удара, и тот, вздрогнув, попятился назад. Кокс пошёл вслед за ним, а потом в дом, позади всех, вошёл и Гиллард, закрывая дверь за собой.

– Вспоминай, сволочь, что было вчера! – зашипел на него Кокс, как рассерженный гусь – Вспоминай, пока я тебя не придушил сейчас здесь, на хрен!

Для острастки он замахнулся на Шейфера ещё сильнее, но тот, вздрогнув, замахал перед ним руками, испуганно бормоча просьбы обойтись без рукоприкладства. У Оуэна Кокса была тяжёлая рука, и он это помнил с детства.

– Я… Я кажется, помню… – произнёс он виновато. Действительно, подумал он, не самая подходящая вещь, о которой ему стоило бы забывать… Но и держать такое в голове, пожалуй, тоже. Он много чего видел на свете, и это, вчерашнее, отнюдь не казалось ему чем-то экстраординарным – однако так было лишь на первый взгляд, и если возиться с этим столь же долго, сколь возились вчера они трое… – Эта яма… И я убил копа…

– О да, мать твою, ты убил копа! – прошипел Кокс не менее злобно, чем прежде, однако ж руку всё-таки опустил – И там была эта яма. А теперь вокруг этой ямы встал становищем целый отряд легавых из полиции округа, и ещё приехал фургон, до самой крыши набитый людьми из ФСР.

– Они что, и до нас уже добрались?

– Нет, о том, что ищут именно нас или даже кого-то из наших «знакомых», сведений пока ещё не поступало – Кокс вздохнул и выдохнул, и вроде бы немного успокоился – краска ушла с его лица – Однако тот факт, что ты отъявленный сукин сын, Фрэнсис, всё это не отменяет. В обоих городах началось беспокойство – говорят, что на дне ямы нашли полицейскую машину, правда, никаких следов, которые могли бы указывать там на кого-то из местных, пока не нашли… Но допросы, безусловно, будут, и федералы пойдут в города. За одно это тебя надо бы подвесить на верёвке вверх ногами и ждать, пока кровь у тебя из глаз не закапает…

– Я думаю, что это, в принципе, хорошо, что он у себя дома, – вдруг сказал Гиллард добродушно-благожелательным тоном – Можно даже обстроить всё так, что он и вчера весь день был тут, найти какую-нибудь шлюшку, которая за деньги согласится сказать, что почти весь день была у него, и парня, который его вчера обслуживал в каком-нибудь баре или магазине поблизости… Но это прокатит лишь в том случае, если копы не заметили его, когда он возвращался мимо того места домой…

– Не заметили, – вдруг сказал Шейфер, неожиданно вспомнив то, что было вчера – Я взял такси и кружной дорогой, через Биллейсвилл, приехал сюда…

– Ты уверен в этом?

– Да… Думаю, да… Всё так и было. Я даже помню малого, который меня подвёз.

– Замечательно, – кивнул Кокс – Лучше, чем я думал, если это правда, конечно. Но, впрочем, ладно. Вернёмся к твоему вчерашнему заданию… Ты его, кстати, помнишь?

– С трудом…

– Ну и Бог с ним, в таком случае, – пробормотал Кокс, впрочем, всё равно удручённо качая головой – Ты хотя бы Интернетом пользоваться умеешь?

– Да…

– О, этой херне вас, детей нового тысячелетия, учить не надо… Что такое скип… Скай..

– Скайп?

– Да, он самый. Ты умеешь им пользоваться, верно?

– Да…

– Вот и отлично. Дам тебе один адрес или как это там называется, а вы с Гиллардом введёте его, и будете весь день следить за одним учёным сукиным сыном, который взял для изучения череп нашего старого знакомца… Не спрашивайте, зачем это, видимо, «Гробы» дал нам это задание, чтобы мы не расслаблялись и отработали свои недочёты хотя бы как-то, потому что никакой другой суеты нам сейчас наводить не положено.

– Они дали нам ещё несколько камер, вообще-то, – вдруг сообщил Гиллард, напоминая – Чтобы мы следили не только за этим самым художником. Какие-то ключевые места…

– Ах, да, – Кокс хлопнул себя по лбу – У вас будет много работы на этой неделе, и потребуется большое внимание… Это ненадолго, впрочем, и, скорее, для проформы. Просто для того чтобы отработать наши недочёты, понятно.

Шейфер кивнул, хотя идея провести ближайшее время за компьютером ему нравилась мало.

– Послушай, – произнёс он неуверенно, вспоминая о событиях, которые предшествовали этому утру, вернее, сказать, дню, потому как время уже давно перевалило за полдень – А как же Гр… Гробы… Он же говорил, что мне надо проведать те места…

– Забудь об этом, идиот! – воскликнул Кокс, с агрессией на физиономии махнув рукой куда-то назад – Никуда ты не пойдёшь, и ничего проведывать не будешь. Сиди на своей заднице ровно, потому что пока ты дома, ни у кого не возникнет вопросов, как ты оказался в том или ином месте, и чем ты там занимаешься. Одному только Богу известно, что может вышвырнуть из твоей головы твой же дурной язык в том случае, если ты попадёшься в ненужное время в ненужном месте кому-нибудь из федералов, которые могут нагрянуть в оба города с момента на момент… Если уже не нагрянули, и уже не рыщут по всем заповедным уголкам что Кранслоу, что Гринлейка.

– Но…

– Никаких «Но». Людей, которые способны сболтнуть глупость, тут хватает и без тебя. Не дай Бог, если тебя кто-нибудь застанет в тот момент, когда ты колошматишь какого-нибудь беспризорника, пытаясь выбить из него ответ на вопрос, что сталось с этим чёртовым Тремоло. Опасности в этом слишком много, так решил не только я, но и сам Гробы, и даже мистер Лонси. Если надо, то разобраться с этим вопросом пошлют кого-нибудь другого, более сведущего в вопросах розыска и допроса, человека, а не тебя, простофилю. Ты понял меня? Только не говори, что нет, иначе я пристрелю тебя прямо здесь – уж больно много проблем ты мне приносишь в последнее время…

– Ладно, ладно, дядюшка Оуэн, – залепетал Шейфер, чувствуя всем существом (пусть ещё даже и не освободившимся до конца от похмельного синдрома), что сейчас настали как раз таки те самые времена, когда шутки с чем бы там ни было плохи – Как скажешь. Но сходить в магазин хотя бы…

– Винсент сходит в твой задолбаный магазин, придурок, – проворчал Кокс, и тут Шейфер, к своему изумлению, заметил, что его – дядюшкина – грудь тяжело и аритмично подымается вверх и вниз, как будто у бегуна с пороком сердца – это говорило о том, что Оуэн Кокс был не просто на взводе, а буквально на грани своих нервных возможностей. Дела не просто плохи, а очень плохи, подумал Шейфер с какой-то внутренней тошнотой, бурлящей где-то внутри его внутренностей – Купит тебе водки, долбанных пикколини, туалетной бумаги и всего остального, а ты будешь сидеть дома под замком и ждать, пока он не постучится тебе в дверь. И знай ещё вот что – я дал ему пистолет и лицензию на твой отстрел, в том случае, если ты попытаешься выкинуть в очередной раз какое-нибудь чертово коленце. Захочешь провернуть что-нибудь не в тему – он сначала позвонит мне, а потом прострелит тебе башку, а если у него не получится и он не даст мне отчёт в этом, то я приеду лично, и не один, и сделаю это за него.

– Ч-что, Винни, это – правда? – посмотрел Шейфер на Гилларда с каким-то обиженно-недоверчивым ужасом. Тот только пожал плечами и отвёл взгляд в сторону, и Шейфер понял, что если и не правда, то до правды тут совсем не далеко.

– Ну, – Кокс осмотрел своего племянника в последний раз с ног до головы, покачал головой, а потом взглянул на Гилларда, который с застенчиво-смурным видом продолжал пялиться в пол прихожей – Хотя он и конченный дурак, но я всё-таки думаю, что основной смысл моего к нему воззвания до него дошёл. Сходи в магазин и купи, что он попросит, но сначала закрой входную дверь и чёрный ход на этот и этот ключ, – Кокс снял с крючка на стене прихожей единственные имеющиеся у Шейфера ключи от этого дома, которые он всегда вешал здесь, когда возвращался домой откуда-либо, и протянул их Гилларду. Тот молча принял его – Больший ключ – от входной двери, я думаю, что ты запомнил. Если будет вести себя прилично, то можешь прогуляться с ним по улице минут десять или чуть больше, но запомни – если кто-то из людей Джошуа увидит это рыло вне пределов улицы Линкольна, то голову оторвут нам обоим. Усёк? – Гиллард, не отрывая взгляда от дубового паркета на полу, кивнул в ответ – Вот и отлично. Располагайтесь и начинайте заниматься порученной вам работой. Я пошёл – у меня ещё куча дел на сегодня. Не стесняйся задать ему взбучку, если что.

С этими словами Кокс торопливо подошёл к двери и выскочил за неё.

***

На самом деле Джошуа (или Кинан, или Дэрек, или Бог его знает, как его там звали на самом деле) не отменял своего задания насчёт прочёсывания окраин Гринслейка, просто переложил это с плеч уже казавшегося его крайне ненадёжным (а если быть точным, то абсолютно никчёмным) Фрэнсиса Шейфера на плечи бойца более старой, проверенной гвардии, а именно – на самого Оуэна Кокса. Это заодно служило ещё и наказанием для последнего – поскольку взять с идиота Шейфера в качестве мзды было особенно нечего, то он решил взять её с идиота, который за него отвечал. Мало того, он предложил Коксу выплатить ему компенсацию за его лопнувшее (после того, как племянника Кокса не нашли с утра в одной из указанных ему ещё вчерашней ночью придорожных гостиниц Кранслоу) терпение – всего в размере пятисот единиц Великой и Несравненной, не много, ни мало, но эго самого Кокса это жалило будь здоров. Ещё больше его доставало понимание того факта, что его, как какого-нибудь щенка, как шестёрку, послали на окраины Гринлейка, осматривать самые поганые из его районов и беседовать с самой мерзкой из возможной швали – с бездомным сбродом, живущим на покинутой всеми нормальными людьми северо-восточной окраине города.

Когда-то здесь было вполне себе ничего, и люди жили и работали тут точно так же, как и во всём остальном городе, думал Кокс, съезжая по убогой, с выбитым асфальтом и с неподдающимися объезду лужами с мутной вонючей водой дороге между заброшенных многоэтажных домов, в самый, по его представлениям, эпицентр этого жуткого гадюшника. Они построили тут завод по переработке органического мусора, настроили многоэтажных высоток, и думали, что так будет вечно, и планировали вырубить Северо-Восточный лес, и расширять пределы Гринлейка дальше, но потом настал финансовый кризис, а за их методы расправы с мусором на них стали нападать «зелёные», и в итоге завод трижды обанкротился и превратился в мусор сам, точно так же, как и всё, что было с ним связано. А связана с ним была, ни много ни мало, целая треть города, тут была куча магазинов, школы – младшая и средняя, дороги, дома, жилищные управления… Много чего. Вероятнее всего, проектировщики видели это как некий новый Детройт, один из центров жизни и творчества Великоамериканского пролетариата, но… Как говорят умные люди – человек полагает, а Бог располагает. Богу, очевидно, вся эта хрень с Нью-Детройтом на основе Гринлейка нужна была не особо.

Он свернул направо, к тем нескольким заброшенным пятиэтажкам, в которых, в прошлый раз и был найден Тремоло, ещё живой, и уже владеющий неким секретом, очень важным для неформального главы Кранслоу, мистера Лонси. По слухам, он там же и жил, в том доме справа, который выглядел менее потрёпанно, и в котором ещё было несколько целых дверей, даже с замками на них. Он мало что знал об обитателях этого места, вообще всего района, но, подъезжая всё ближе и ближе к дому, он уже начал думать, что по крайней мере жители этого дома – не совсем бомжи или бродяги, а, скорее, кто-то вроде сквоттеров. Как минимум в половине окон дома были вставлены стёкла, а на двери в крайнем к выходу из этого квартала подъезде даже было нечто вроде домофона. Если тут есть нормальные люди, то как же они живут рядом с ненормальными вроде того же самого Тремоло, задался Кокс вопросом невольно и притормозил машину, но не рядом с первым подъездом, а рядом со вторым, где был не домофон, а просто кодовый замок, да и дверь выглядела более погано и старо, они что, повсюду носят с собой баллончики с перцовым газом и электрошокеры, и хранят самодельные дробовики под своими кроватями? И сам Тремоло… Он видел пару раз этого парня, и если бы он узнал об этом доме раньше, чем о нём самом, он никогда бы и ни за что бы не поверил, что первое может обитать в втором. Разве что в подвале, или в тех местах, которые нормальным людям было уже не удержать своих позиций.

Он заглушил мотор и остановился окончательно, потом открыл дверь и вылез наружу. Асфальт под его ногами, в который была закатана подъездная дорога этого дома, был ожидаемо грязным, потрескавшимся и частично заросшим, однако никакого крупного мусора ни на газонах, ни на поросшей жёлтой прошлогодней травой центральной поляне двора не было. Возможно, что жители этих мест и гадили, но аккуратно, за домами, а не в самом центре своего жилого пространства – хотя от крыс, тараканов, беспризорных собак и котов и прочих живых обитателей постчеловеческой биосферы их всех это спасало, наверное, мало.

– И куда же мне теперь идти? – произнёс он как-то растерянно, и оглянулся по сторонам. Существование кого-то, кто знал о дальнейшей судьбе Тремоло, в доме, который находился прямо перед его носом, почему-то казалось ему маловероятным. Ещё в том, что был справа (он выглядел, словно пережил какую-то малую локальную войну, а все окна на уровне шестого этажа у него были обрамлены подпалинами, и следами копоти – свидетельством какого-то былого пожара) они могли быть, и в том, что был по левую руку от него – тоже (потому что стёкол в окнах он там не видел, только старые и разбитые, а дверей в подъездах либо не было, либо они болтались, едва закреплённые на проржавевших петлях), но не в этом. Но ему говорили именно про этот дом, про эту улицу, про этот номер, про это его расположение, и даже сказали ему, что он выглядит немного получше, чем остальные… Но он не думал, что лучше настолько. То, что он видел сейчас, было практически нормальным жилым домом, готовым к заселению, только разве что…

Он повернулся налево и зашагал по подъездной дороге вдоль дома. Всего в нём, как оказалось, было четыре подъезда, первый и второй из которых он уже видел, третий был похож на второй, а вот четвёртый…

– Мне кажется, сюда, – пробормотал он задумчиво, а потом взошёл наверх по четырём железобетонным полуосыпавшимся ступенькам крыльца к темнеющему, как дыра в улыбке боксёра, провалу дверного проёма, ведущего внутрь подъезда. Склонился, чтобы не задеть головой оторванную доску притолоки, вошёл внутрь, за несуществующую дверь, втянул носом запахи застоявшейся мочи, сырости, золы, плесени. «Гробы» и его люди, наверное, имели ввиду именно эту часть описываемого дома, подумал он и, в таком случае, они были правы – Тремоло и его знакомым здесь было самое место. Жаль, что здесь было темно, хоть глаз выколи, но он прихватил с собой фонарик. Металлический фонарик со стальной тяжёлой ручкой, кстати, на тот случай, если он наткнётся на какого-нибудь спятившего наркомана или просто зарвавшегося пьянчугу.

Он прислушался, достал фонарик, включил его, посветил по сторонам. Вот прямоугольный холл, чей пол застелен бежевой, позеленевшей от плесени и микроскопических водорослей бежевой кафельной плиткой, вот облупленные стены, ржавые концы труб отопления, высовывающиеся из стен (сами трубы уже давно спилили и унесли в пункт приёма металлов), десять ржавых почтовых ячеек, сорвавшихся со стены, и одним концом упёршихся в пол, какая-то лужа у лестницы, ведущей на первый этаж, абсолютно пустая, такая же бездверая, как и вход в подъезд, шахта лифта. Подниматься вверх можно только пешком, и это значило, что на самых верхних этажах либо никто не живёт, либо живут самые выносливые, самые крутые из бродяг. На и без того изукрашенном узорами пятен сырости и влаги потолке было нарисовано какое-то синее, неразборчивое граффити; потолок был высокий, и одному только Богу было ведомо, зачем кому-то потребовалось лезть туда и рисовать эту хрень, которую, наверное, всё равно никто и никогда толком не будет рассматривать. Он направился к лестнице, ведущей на первый этаж, и стал подыматься по ней вверх.

Эта лестница была короткой и пологой, всего лишь в пять грязных, покрытых плевками и следами чьей-то давнишней рвоты ступеней, и вела из холла на ещё более загаженный и отвратительный с виду первый этаж. Там была небольшая прихожая, от которой влево и вправо вели два коридора, по обеим бокам которых, очевидно, когда-то были расположены квартиры. Вернее, они, наверное, были там и сейчас, да только жилыми их можно было назвать навряд ли, разве что отчасти, и только некоторые.

Кокс сначала пошёл вправо – фонарик он не выключал, потому что здесь не было даже отблеска света, разве что в конце левого коридора, где был выход на балкон в торце дома, правый же, очевидно, заканчивался тупиком, или пожарным выходом в другой подъезд дома, почти наверняка заколоченным толстыми досками или листом железа, при этом – с другой стороны. Он подумал, что это довольно странно, потому что как минимум в половине квартир в этом крыле не было дверей или они упали внутрь своих прихожих, а уж за ними должны были быть и окна, и тот мутноватый свет, который мог бы пробиваться сквозь них внутрь. Но, пройдя чуть дальше, Кокс понял, что двери, по крайней мере, в первых двух комнатах тут всё-таки присутствуют, хотя и весьма фиктивные, кажется, состоящие из одного листа ДСП, кое-как присобаченного к самому дверному проёму. Он осветил левую «дверь» лучом света, но не нашёл в ней ни замочной скважины, ни чего-либо ещё, что могло бы служить её запором, подумал, что если таковой и есть, то он внутри, а не снаружи; потом увидел ручку, схватился за неё, и дёрнул на себя. Дверь открылась, и он едва было не ослеп от потока света, резко рванувшего наружу из-за неё. Прикрыв глаза рукой, он выключил фонарь, и вошёл внутрь «квартиры». Она была без прихожей, и сразу начиналась большой комнатой, весьма, кстати, большой; иметь квартиру, в которой могла бы быть такая комната, (если, конечно, тут ещё были бы в наличие все удобства, вроде отопления, электричества и водопровода) означало бы, что её хозяин живёт на весьма широкую ногу… Но, присмотревшись как следует, он догадался, что речи о жизни здесь, конечно, быть не может, да и комната эта такая большая совсем не потому квартира, в которой она находится, очень хорошая, а потому что она занимает всю квартиру, то есть комнат тут должно быть немного больше, и явно меньше этой, просто все межкомнатные переборки здесь разнесены, или даже скорее разобраны до основания, и от них остались только зеленовато-серые, запылённые цементные полоски в голом полу. И кроме всего прочего, передняя стена этой условной «комнаты» так же отсутствовала здесь по сути, как факт – просто огромная прямоугольная дыра в стене, как панорамное окно в пентхаусе где-нибудь в Нью-Хоризоне, только стекла здесь не было, да и вид отсюда, был мягко говоря, так себе. Зачем всё это убожество требовалось закрывать даже каким-то подобием двери, для Кокса была большой загадкой, хотя, возможно, дверь здесь осталась ещё с тех пор, когда здесь ещё можно было жить.

Он оглянулся вокруг себя, чтобы узнать – просто хотя бы ради проформы – есть ли тут кто-либо живой, но разумеется, нашёл тут только лишь кукиш с маслом. Зато он увидел, что на всех оставшихся трёх стенах комнаты была открыта целая художественная галерея, очевидно, для мастеров росписи маркерами, шариковыми ручками и баллончиками с краской по облезлой извёстке. Содержание её, в основном, было скабрезным, откровенно пошлым или угрожающе мрачным, даже агрессивным – творил тут явно один художник, и он явно не дружил со своим рассудком, изображая тут ухмыляющихся полуголых девиц, демонов с эрегированными пенисами вместо рогов, совокупляющихся скелетов и истекающие розовым и зелёным веществом вагины с мириадами щупалец разных форм и расцветок. Кокс вдруг понял, для чего тут разрушили все межкомнатные перегородки и переднюю стенку – кто-то возжелал иметь тут нечто вроде личной художественной выставки, которую можно было бы уничтожить разве что очень сильным огнём, а потому «арендовал» это бесхозное помещение, переделал его так, чтобы ему ничего не мешало, а, кроме того, сделал так, чтобы эта фигня была видна с улицы и привлекала сюда каких нибудь нищенствующих эстетов и просто любопытных. Кокс, немного ошарашенный, продолжал вертеться вокруг себя, осматривая этот пароксизм трудов какого-то перверта-бессеребренника, и вдруг увидел нечто такое, что, очевидно, должно было быть центром всей этой и без того весьма неприятной, даже пугающей композиции… Увидел – и невольно схватился за своё сердце, и без того в последнее время начавшее серьёзно сдавать – уж больно неожиданным, ярким и злым было это впечатление.

На него, нарисованный в позе известного дядюшки Сэма, призывавшего когда-то в старину, во времена Первой Мировой Войны гражданских в ряды армии, таращился чёрт, хотя нет, судя по масштабу исполнения – сам Сатана – таращился, и тыкал в него когтистым, гнилым пальцем. Рога у него были тут нормальные, не пеннисоподобные, острые и коричневато-жёлтые, как рога на коровьем черепе, только острее, длиннее, и вообще – больше, даже учитывая масштабы самого «полотна», глаза выгнили, а вместо них в истекающих какой-то коричневой жидкостью глазницах горели яркие белесо-жёлтые огни, не отпускающие наблюдателя, куда бы он не пошёл. Носа у него не было, зато была ухмылка, и ещё какая, вызывающая оторопь острозубая ухмылка, созданная всего двумя линиями тонких губ, и вампирьими клыками, торчащими вниз, как крючки, как пики мгновенно опускающейся на голову зазевавшегося ловушки. Другая, не занятая указующим жестом ладонь была раскрыта, и в ней лежало яблоко, полупрозрачное, неприятного розоватого цвета яблоко, сквозь ткань которого виднелся скелетообразный эмбрион с повёрнутой в сторону созерцающего головой, с уродливой, похожей на один кошмарный сон, гримасой голодного призрака, с тёмными дырами вместо глаз, носа и рта. Голову его венчала корона с острыми зубцами, совсем как та, что была надета на статую леди Свободы у восточного побережья Северо-Американского континента, только тут она была не бронзовой и зеленоватой, а чёрной – вероятнее всего, самому автору она представлялась сделанной из воронённой стали. Под изображением была подпись, сделанная золотистой краской при помощи пульверизатора, уместившаяся в две строчки. «ТЫ ЗНАЕШЬ, КУДА ТЫ ПРИШЁЛ?», спрашивала первая, верхняя; «ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТЕБЕ ЗА ЭТО ПОЛАГАЕТСЯ?», спрашивала нижняя. Под ними была ещё одна, сделанная чёрным маркером, и там было написано «Давай, парень, просто скажи: ААААМ!!».

Кокс, чувствуя, как волосы на его затылке шевелятся и встают дыбом, сделал несколько шагов назад. Если бы он был котом и ходил бы на четырёх лапах, он бы выгнул спину и зашипел.

Яблоко с призраком нерождённого дегенерата на руке Дьявола было того же цвета, что и жидкость в той странной яме в поле между Гринлейком и Кранслоу.

– А не пойти ли бы тебе на хрен, чёртов сумасшедший извращенец, – буркнул Кокс, обращаясь, очевидно к творцу этого холодящего кровь рисунка и, взмахнув полой плаща, постарался как можно быстрее выйти из этой комнаты.

…И тут же едва было не напоролся на какого-то бородатого парня в неважной одежде, с настороженным видом высунувшегося из-за двери в соседнюю квартиру. От неожиданности Кокс даже застыл на месте и, пока приходил в себя, бородатый, оглядев его с ног до головы напряжённым, даже подозрительным взглядом похмельных красноватых глаз, успел сипло поинтересоваться:

– Эй, а ты ещё что за хрен такой?

Прежде чем Кокс сумел что-то сказать, в руке бездомного появилась тонкая и длинная металлическая арматура, которую он тут же сжал в своей грязной лапе, явно намеренный атаковать в том случае, если придётся. Тут уж Кокс среагировал мгновенно – даже не вспомнил о том, что мог бы воспользоваться фонариком, сообразил сразу же, что он тут поможет навряд ли – и тут же полез к поясу, где у него висел пистолет, но не тот, злосчастный, из которого его идиот-племянник грохнул копа из дорожной полиции, а другой, впрочем, стреляющий не хуже, чем вышеупомянутый.

– Эй-эй, а ну, стой, – воскликнул бомж угрожающе, и вытянул свою палку в его сторону – Не дёргайся, а то проткну тебя нахрен. Ты что здесь забыл, я тебя спрашиваю?

Было поздно – Кокс уже дёрнулся, вытащил пистолет и направил его на бродягу, взведя курок.

– Сам не дёргайся, – предупредил он его – Иначе будешь подыхать с дыркой в пузе, и я тебе это гарантирую. Я здесь по делу, так что если ты не будешь выкаблучиваться, не буду выкаблучиваться и я, ясно? Я здесь по поручению мистера «Гробы», и меня всего несколько вопросов к тебе…

– «Гробы», – нахмурился бомж, но арматуру всё-таки опустил вниз. Кокс не стал рисковать – от такой аудитории можно ожидать чего угодно – и продолжал держать пистолет на весу – Чего ему ещё? Он был тут совсем недавно, уволок одного из наших парней…

– Вот-вот, – подтвердил Кокс – Именно насчёт этого парня я и хотел бы у тебя спросить кое-что…

– Что? Господи, мистер, да уберите Вы свой пистолет, не буду я на Вас кидаться! Одного визита Джошуа нам тут хватило на всю оставшуюся жизнь, повторения его лично мне тут не надо…

Кокс с неохотой, но всё же убрал пистолет под плащ, обратно в кобуру.

– Тот парень, Тремоло, он сбежал от Джошуа, – пояснил он свой вопрос – И найти его до сих пор не могут, а то, что мы хотели от него узнать, мы так и не узнали.

– От нас, и от меня в частности Вы ничего не узнаете тем более, – пробурчал бродяга опасливо и попятился в сторону двери, из которой он вышел – Последний месяц с ним вообще никто не связывался, понимаете? А обратно он не возвращался, и где он, лично я ничего не знаю…

Кокс вдруг был вынужден прислушаться – ему показалось, что за дверью, которую бродяга заслонял своей спиной, были слышны тихие и сдавленные женские стоны. Ему это показалось подозрительным, но он тут же сказал самому себе, что это, быть может, всего лишь отзвуки похмельных страданий боевой подруги его собеседника, и уточнять, так ли это, он у него не стал.

Вслух же сказал:

– Нет, не понимаю. Почему это вы с ним не связывались?

– Потому что этот чёртов мудак спятил. Рисовал какую-то жуткую херню на стенах в соседней комнате, бормотал всякую чушь, ото всех таился, молчал, когда с ним заговаривали… Ну его нахрен, если честно, мистер. Пропал – и ладно… Мы все тут думали, что его кто-то стал подкармливать наркотой за выполнение каких-то мелких поручений, но некоторые – и я в том числе – думали, что он банально спятил. Может, подхватил сифилис от какой-нибудь прошмандовки, или ударился о что-нибудь головой. Его приятель, Джиклас, говорит, что это случилось с ним само по себе. Говорит, что однажды он просто стоял у плиты и варил суп из консервов им на закуску, молчал себе в тряпочку, а потом взял и опрокинул котелок в сторону, сел рядом с плитой, и начал что-то петь… Такое вот дерьмо, мистер.

– Так это он нарисовал всё эту дрянь в соседней комнате? – пробормотал Кокс задумчиво-удивлённо, чувствуя, как его всё больше и больше охватывает какое-то смутное беспокойство. Погоди, попытался он остановить себя, а ты зачем сюда пришёл? Разве тебе интересны душевные болезни этого треклятого Тремоло? Просто спроси у этого бомжа, что он знает о том, куда он мог бы пропасть, и каким образом узнал информацию, над которой так трясутся и «Гробы» и Лонси…

Тут женщина за дверью прямо-таки взвизгнула от боли, а бродяга, словно пытаясь заглушить этот крик, торопливо забормотал:

– Да, о да, мистер, это всё он, этот мудак Тремоло. Его, видите ли, постигло художественное озарение на склоне лет. Хотя я бы убился бы, если таким образом оно появилось бы и у меня. И ведь, что интересно, мы даже не знали, где он берёт краски на всё это! Видели, что он там нарисовал? А этот огромный чёрт – от него же просто мурашки по коже, не правда ли…

– Не напоминай мне, – махнул Кокс рукой резко и хотел было уже спросить, что это за Джиклас – приятель Тремоло, и узнать, можно ли его сейчас здесь найти, но вдруг за дверью отчётливо и жалобно попросили о помощи, при этом голос был совсем молодым, и отнюдь не сиплым, как это бывает у похмельных женщин, обитающих в таких местах.

– Чёрт побери, проклятая стерва! – буркнул бомж, и Кокс увидел, как он побледнел, даже несмотря на, наверное, трёхмиллиметровый слой грязи на его физиономии – Надо было засунуть тряпку ей в рот… Ой, то есть…

– Что-что? – переспросил Кокс у него, сделав невольный шаг вперёд. Женщина за дверью опять закричала, желая, чтобы ей кто-нибудь помог, вытащил её отсюда. Голос этот был абсолютно нормальный, явно не принадлежащий какой-нибудь местной «чувихе», которая до срока состарилась от вина, курева и наркотиков… Но в то же время какой-то странный… С каким-то непонятным акцентом… А ещё какой-то будоражащий, что ли… Не вполне реальный – так должен был кричать, наверное, живой портрет или статуя, которые почти до конца превратились в человека – Эй, кто у тебя там? Кого ты там держишь?

– Ээ… Мистер… Это моя девка… Не обращайте внимания, ладно?

– Ты будешь затыкать рот своей девке тряпкой, так что ли?

– Мистер, мистер, послушайте, не лезьте… А то из-за этого здесь может быть полиция…

– Я знаю почти всех парней в нашей полиции, – буркнул Кокс, а потом, достав пистолет, оттолкнул бродягу в сторону рукой, в которой он зажал своё оружие…

А ведь на самом деле – какое мне дело – подумал он перед тем, как открыть дверь в обиталище говорившего с ним бродяги – мало ли что тут происходит? Мне же нужно узнать всё по поводу этого самого Тремоло, а какое же отношение к нему имеют дела этого хмыря, и эта девчонка, которая пусть и не должна быть тут, но всё же тут находится и просит о помощи?…

Впрочем, было уже поздно, так как дверь он всё-таки уже открыл – запертой она, к счастью, или несчастью, не была…

– Спасите, спасите меня! – встретили его тут же криком, словно бы уже видели, что он уже вошёл, хотя на самом деле он оказался лишь в прихожей обиталища своего нового знакомого и не мог видеть, кто это, точно так же, как эта неизвестная девушка не могла видеть его самого – Спасите меня!… Я… Я нуждаюсь в помощи!…

– Слушай, мужик, я серьёзно тебе говорю – лучше бы ты не лез, – забормотали за его спиной угрожающе, но он не обратил на него ровным счётом никакого внимания, а торопливо прошёл по прихожей до двери, ведущей в основное помещение этой некогда большой квартиры, и пробрался внутрь – Это не твоё дело, тебя же интересует Тремоло, так давай я тебе расскажу о нём…

– Кто это у тебя? – перебил его Кокс, хмурясь и кивая вперёд перед собой – И по какому праву ты его, нахрен, связал?

Девушка, кричащая о помощи, лежала прямо на полу, грязном, заплёванном и замусоренном – судя по всему, этот скот даже не догадался о том, чтобы подложить под неё один из своих зассаных матрасов, коих у него было аж четыре штуки – и, связанная по рукам и ногам, как какая-нибудь ветчинная колбаса, перетянутая веревочкой, была более похожа на тюк грязной розовато-коричневой запылённой кожи, нежели на человека. Она отчаянно дёргалась, то и дело пытаясь достать до грязной ржавой бочки с прокопчённым верхом, из которой вился вонючий, с сажей, дым и периодически мелькали огоньки нечистого, мусорного пламени. Кокс, прикрыв рот и нос воротником своего плаща, дабы не вдыхать всю эту отвратительную гарь, осторожно подошёл к ней и присел рядом со связанной девчонкой, лица которой пока не видел, так как она лежала спиной к нему.

– Мэм? – поинтересовался он, про себя же недоумевая, чего это он вдруг стал разыгрывать из себя благородного мушкетёра – Что Вы тут делаете?

Она, скривившись, что есть силы вывернула свою шею, чтобы попытаться взглянуть на него, и он увидел её глаза, серовато-синие и какие-то неприятно-пустые, хотя и не похожие на глаза наркоманки или алкоголички. Ему почему-то вдруг вспомнились те художества, которые он видел в соседней «квартире», особенно центральная «фреска», с Дьяволом и яблоком, и он почувствовал, как по его коже пробежал неприятный холодок… Глаза незнакомой ему несчастной пленницы испуганно расширились, явно обращённые на что-то другое, и он, насторожившись, попытался обернуться…

А следом за этим сверху на него с воинственным воплем обрушилось что-то тяжёлое, дурно пахнущее и грязное. Он, ахнув, присел, но не упал, а затем, после того как по его голове несколько раз ударили чем-то тонким, отдающим металлическим звоном как внутри, так и снаружи головы, резко, чуть ли не подпрыгнув, встал.

То, что насело на него, тут же с воплем повалилось на пол, не сумев удержаться за его плечи. Раздался хруст – как будто кто-то сломал пополам сухую палку, наступив на неё ногой, и напавший на него жалобного заскулил, а то, что он держал в руке, вывалилось на пол с коротким и тихим звяканьем.

– Джиклас, ты, чёртов сумасшедший пропойца! – с укором в голосе произнёс бродяга, с которым он только что беседовал – Или ты не слышал, от кого пришёл этот мистер?

– Да срал я на этого чёртова гандона Джошуа, – пропыхтел поверженный Коксом на пол – Пусть устанавливает свои сраные законы там, где он обитает, а здесь…

– Заткнись, выродок, – рыкнул Кокс, выставив пистолет перед собой и целясь в валяющегося на полу второго бродягу. Постепенно, по мере того, как чёрный туман боли уходил из его глаз, он различал очертания его тела, одежду и позу, видел его неважнецкую дермантиновую куртку, засаленные камуфляжные штаны, стоптанные кроссовки, лысую голову, свирепый взгляд ярких, зелёных, как у дикого кота, глаз, сломанный нос, кривую челюсть дегенерата, то, как он ворочался на полу в позе эмбриона, готового вот-вот стать выкидышем, стальной прут арматуры, к которому он что есть силы старался дотянуться здоровой, пока ещё не сломанной рукой… – Заткнись и замри, пока я не прострелил тебе твою гнилую башку.

Тот продолжал корчиться и извиваться на полу, и тогда Кокс, не ожидая милостей от судьбы, просто подскочил к нему и одним махом отшвырнул прут арматуры ногой в сторону, а потом, увидев, что этот самый Джиклас (так вот это кто, значит, промелькнуло у Кокса в голове на ходу) пытается дотянуться до кармана в своей жалкой куртёхе, резко повернулся и что есть силы врезал ему этой же ногой в живот, и ещё раз, и ещё, пока ему не показалось, что ещё один просто вышибет дух из этого жалкого подобия человека.

– Пожалуйста, мистер, не трогайте его, – произнёс первый бродяга, и Кокс повернулся к нему, по прежнему держа пистолет впереди себя. Это было верным решением, так как он увидел, что в руке у него тоже появилась какая-то довольно основательного вида продолговатая железка – Он ветеран войны, воевал за Великую Страну на Филиппинах… У него бывают приступы…

– Эй, ты, а ну-ка выброси свою железяку! – предложил ему Кокс немедленно – Да подальше выброси, слышишь?

Первый бродяга послушался, отбросил арматуру в сторону, и она только чудом не попала в девушку, до сих пор – правда, теперь тише, чем прежде – стонавшую возле бочки с костром…

– Эй, эй, а ну, аккуратнее! – воскликнул он тут же.

– Сэр, пожалуйста, – взмолился бомж, подымая руки в знак мира – Ведь это такая же бродяга, как и мы, что Вам о ней беспокоиться? Мы даже нашли её абсолютно голой…

– Можешь рассказывать сказки своим приятелям-собутыльникам, – отрезал Кокс – У этой девчонки московитский акцент – откуда он может быть у бродяги?… Значит так, развязывай её немедленно…

– Боже, ну ладно, ладно, – забормотал бродяга – Русский акцент… Выдумал тоже… Она вообще говорит еле-еле, наверняка просто дура какая-нибудь…

– Развязывай её, пока я не решил, что в твоём организме не хватает свинца…

Продолжая бормотать что-то, бродяга вяло поплёлся к связанной девушке, потом склонился над ней, стал развязывать узлы, на диво крепко и мудрёно связанные у неё под коленями и на заведённых за спину руках.

Он покосился на продолжающего корчится в пыли парня по имени (или по прозвищу?) Джиклас, потом сказал.

– Так это ты – приятель Тремоло, не так ли? – спросил он, видя, что тот немного пришёл в себя и как будто бы готов говорить.

Тот только скорчил звериную рожу и, выдав перед этим какое-то неразборчивое, но явно грязное ругательство, смачно и с вызовом харкнул в пыль перед собой. Впрочем, харкнуть как следует у него ни черта не получилось, а потому слюна частично оказалась на его тонких, и без того мокрых губах и в тонкой нити-перешейке между его ртом и полом.

– Эй, приятель, – он опять повернулся к первому, более адекватному, чем Джиклас, бродяге, всё ещё возящемуся с узлами на верёвке, которой была связана несчастная незнакомка – Этот твой Джиклас… Его приступы – они надолго?

– Не знаю, сэр, не знаю, они, сэр, теперь у него всё более частые и продолжительные… – голос бродяги стал каким-то уж очень жалким и испуганным, как будто Кокс планировал с минуты на минуту готов был позвонить своему боссу, Джошуа, чтобы он прислал сюда отряд людей и машин, дабы они сровняли всю эту многоэтажку с землёй, а его с Джикласом при этом оставили внутри – Господи, да говорил же я ему – не трогай эту девку, и так проблем выше крыши, и так всё идёт кувырком, одни неприятности, а он – нет, Санти, знать ничего не знаю, уже пять лет как не видывал нормальной бабы, а эту всё равно никто не хватится… А откуда она могла появиться здесь, в запертом подвале, в этой хреновой комнате, ну откуда?… Чёрт знает что… Все сходят с ума… Всё сходит с ума… После него, наверное, будет моя очередь – и так уже страшные сны мучают… Пора сваливать, да, пора сваливать…

– Помолчи, – произнёс он, чувствуя, как от слов бродяги его вновь охватил странный озноб, как тогда, в «картинной галерее», или при взгляде этой странной девушки, который этот хренов Санти почти что уже развязал полностью… Или как в тот момент, когда он увидел эту чёртову яму в поле, с кофейно-розовой жижей, до краёв наполнившей её… На всякий случай он оглянулся на Джикласа – не встаёт ли этот сукин сын опять на ноги – но увидел, что он по-прежнему валяется на полу и тяжело дышит, гоняя облака пыли перед своей слюнявой физиономией – Развяжешь девчонку и свяжешь его… Или нет, я сам его свяжу – Джиклас забрыкался, услышав эти слова, попытался встать на ноги, но у него ничего не получилось, и он опять рухнул в пыль, и тело его затрещало, как плетёная корзина с яблоками, упавшая на асфальт с небольшой высоты. Наверное, я сломал ему несколько рёбер, подумал Кокс мрачно, и, если я хочу, чтобы он говорил, мне надобно доставить его в лазарет – И они оба поедут со мной… И девчонка, и этот хмырь… Поможешь мне вытащить их наружу…

– Что, его ты тоже увезёшь? – лицо бродяги вдруг стало невероятно жалобным – почти как у ребёнка, которому сообщили, что его собираются выбросить из дома, потому как он является лишним ртом в семье. Это было так неожиданно и внезапно, что Кокс не просто почувствовал озноб, а приступ самого настоящего страха, как будто бы кто-то сильной рукой швырнул его в тёмную холодную комнату с запертой тяжёлой дверью и необозримо большим пространством где-то впереди – Но… Я что, останусь здесь один?

– А что, у тебя тут больше нет дружков? – спросил у него Кокс с кривой и фальшивой ухмылкой.

– Н… Нет тут никого… Все сбежали… Мы оставались тут всего втроём…

– Во всём доме?

– Я… Я не знаю, но здесь…

– Ладно, закройся… – он чувствовал, как страх медленно подбирается к его глотке, как вода к горлу утопающего в болоте – Тогда, на твоём месте я просто бы валил отсюда… Ты же, кажется, говорил, что отсюда надо валить?

Человек, который назвал себя Санти, поднялся с колен и с неуверенной мольбой посмотрел на него.

– Я всё сделал, развязал её, – произнёс он – Верёвка – вот – он показал ему витки грязного, пыльного каната, наверное, в большой палец толщиной – Пом… Помочь связать Вам Джикласа?…

– Только попробуй, мразь, дотронься до меня хотя бы пальцем! – прошипел его валяющийся на полу приятель, и вновь задёргался, несмотря на то, что в его теле сейчас, наверное, было переломано более десятка костей сразу – Говно… Говно, а не друг…

Кокс посмотрел на девушку, теперь не извивающуюся на полу, а просто вяло и безвольно валяющуюся на нём. Подумав, он осторожно подошёл к ней, опять наклонился, рассмотрел повнимательнее. Лицо у неё было дико грязным, местами покрытым чем-то липким и засохшим, а нижняя губа была разбита, но внешность у неё всё равно была не бродяжьей, не алкоголической, и не несла в себе никаких признаков физической и умственной деградации. Даже не будучи каким-нибудь там антропологом или врачом, Кокс понимал это, так как навиделся за свою жизнь и шлюх, и наркоманок, и нищенок, и воровок в нескольких поколениях. У неё была вполне нормальная внешность европеоидной девушки, со слегка по-славянски круглыми и высокими скулами, тяжёлыми веками и немного выпуклыми миндалевидными глазами, а на вид ей было едва ли больше двадцати трёх, ну, может быть – и это был максимум – двадцати пяти.

– Мэм, – обратился он к ней снова, хотя не был уверен в том, что она способна понимать его речь – Вы можете идти своим ходом? Я хочу отвезти вас в больницу.

Она посмотрела на него своими страшными глазами, и, чувствуя, как от страха у него защемило сердце, он услышал:

– Спасибо… Спасибо тебе… Медики… Я нуждаюсь в помощи… Медицина…

Отлично, подумал он и встал на ноги, вот теперь мы всё и выяснили… Хотя что мы, чёрт возьми, выяснили?

Что вообще здесь, нахрен, происходит?

– Боже, сэр, да Вы же всё ему тут переломали… – послышался сзади возмущённо-плаксивый голос Санти – Если я его сейчас свяжу…

Он быстрёхонько обернулся и посмотрел на него, присевшего рядом со своим поверженным товарищем. Тот ничего не делал, даже не огрызался теперь, а просто тяжко и хрипло дышал, как будто бы находился на последней стадии двухстороннего воспаления лёгких.

– Отойди от него, – приказал Кокс – Не надо там ни в чём ковыряться, я сам всё сделаю…

Дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо же, забормотал бродяга, но всё-таки отошёл прочь. Кокс же, наоборот, направился на его место.

Дело осталось совсем за немногим, почему-то подумал он, и от этой мысли его вдруг бросило в такую ужасающую дрожь, что он едва справился с собой.

***

– Подумать только, он ведёт себя так, как будто бы уже сумел накинуть на меня узду, – проворчал Фрэнсис, а затем открыл бутылку с пивом одним резким движением кисти, настолько резким, что Гилларду показалось, что если бы он приложил к этому движению ещё немного усилий, он бы попросту отломил бы ей горлышко, и дальше ему пришлось бы пить пиво прямо из него, царапая свои губы об острые края скола – Ну да, я напился, – но кто после всего этого дерьма не счёл бы за должное напиться?

– Я тоже пил, – подтвердил Гиллард, с безразличным видом уставившись на монитор компьютера, уже включенного, но пока ещё никак не применённого к той задаче, которая была на них возложена – Тебе просто надо было пить не в баре, а в номере отеля, и всем было бы плевать, сколько бы ты выпил, главное, что ты не сделал бы при этом никаких поспешных поступков, и чёрт не понёс бы тебя…

– Да почём тебе знать, кто и куда бы меня понёс?! – ответил Шейфер недовольно, понимая, что и здесь не может найти поддержки ни своим мыслям, ни своим оправданиям (и между прочем, получая подтверждение этому факту уже не в первый раз за сегодняшний день) – Кто бы меня там удержал, если бы я нажрался до беспамятства и в этом случае? Ты? Портье или швейцар в этом самом отеле?

– Не знаю, – Гиллард пожал плечами, потом привстал со своего стула и вытащил из кармана джинсов клочок бумаги с записями номеров веб-камер, которые были переданы лично ему от Джошуа через Кокса. Таковых было всего три, и их сейчас следовало вбить в поисковую строку специального браузера, коего на компьютере у Шейфера, конечно же, не было, но Гиллард, предугадав это, благоразумно залил его установочную программу на свой флеш-носитель, а после того, как ему дали доступ к компьютеру его напарника, он просто залил её в его память и установил его там. Теперь же они ждали, пока эта программа наконец синхронизируется и с данными на компьютере, и с оборудованием Skype и, наконец, примется за дешифрацию номеров камер, делая их такими, чтобы ими одновременно можно было и пользоваться через скайп и одновременно делать их невидимыми и для того, за кем они следили (это было тоже важно, так как, как сообщил ему Кокс, объект слежки так же любил пользоваться компьютером, при этом – делал это очень часто и являлся, очевидно, одним из тех парней, которых сам Кокс называл «электронаркоманами»), и для спецслужб Великой Страны, которые по всё более и более часто подтверждающимся слухам не упускали возможности последить за пользователями этого самого скайпа, используя какие-то свои специальные «прилипалки» и особое разрешение на это от руководителей трансконтинентальной корпорации «Intel», которая вот уже как пять лет перекупила весь этот самый Skype с потрохами – Мне интересно другое – почему-ты вообще решил вдруг отправиться домой в такую ночь, искал какие-то дороги, вызывал такси… Если ты был вуматину пьяный – как ты это всё просчитал и умудрился никому не попасться, а если не был, то какого чёрта тебя вообще понесло из Кранслоу в Гринлейк?

Лицо Шейфера на секунду застыло в гримасе задумчивости – уголки губ опущены вниз, брови приподняты – потом он, хмыкнув и, кажется, удивившись своему собственному недавнему поступку сам, уставился на Гилларда, и как бы в недоумении развёл руками.

– Не знаю, Винни, – сказал он – Господи, в жизни бывают такие случаи, что после них не просто не понимаешь, каким образом это могло произойти, а поражаешься, как ты вообще смог после всего этого выжить… Что у тебя там, всё готово или нет?

– Почти, – пробормотал Гиллард, подперев подбородок кулаком. Линия завершения процесса синхронизации была заполнена на семьдесят пять процентов.

– А зачем нам вообще следить за этим типом? – спросил Шейфер у него, и его мина стала немного более расслабленной, даже немного наивно-удивлённой – Тебе он что-нибудь сказал насчёт этого? С чего это вообще типы вроде этого компьютерного задрота должны попадать в область нашего внимания?

– Это не совсем задрот, – пробормотал Гиллард, глядя за индикатором загрузки практически неотрывно – Ему поручили нарисовать лицо по черепу, что извлекли из той разъеденной туши, что мы тогда нашли…

– А, это тот специалист по черепам из полиции, о котором ты тогда говорил?

– Да.

– И к чему нам за ним следить? – удивился Гиллард ещё больше, чем прежде – Что он может такого натворить? – он вдруг невольно усмехнулся – Он что, может решить присвоить этот несчастный черепок себе и удрать с ним на другой конец материка?

– Не знаю, – Гиллард передёрнул плечами. Загрузка программы почти что закончилась – Так сказал Джошуа, и так будем делать мы. Может, это такое наказание для тебя… И для меня тоже… Сидеть весь день дома и таращиться на то, как этот дурацкий гик рисует у себя в альбомчике…

– Но погоди! – воскликнул Шейфер, всё ещё недоумевая – Неужели этот хмырёк будет рисовать череп весь вечер и ночь до самого утра? Если он художник и знает, что почём, то что за трудность для него – закончить работу в течение двух-трёх ближайших часов?

– Нам поручили следить не за его работой, а за ним самим, – сказал Гиллард и наконец увидев на мониторе компьютера диалоговое окно, свидетельствующее о окончании установки программы, нажал курсором на кнопку «Закончить». Поскольку в настройках этого окна против графы «Запустить после установки» уже была поставлена галочка, это диалоговое окно тут же заменилось другим, двойным, представляющим из себя видеоизображение какой-то затенённой, неряшливо обставленной комнаты, с не заправленной кроватью, письменным столом, стулом, прямоугольником компьютерного монитора, сияющим на столе – это был автоматически включённый скайп, заключённый в толстую, прозрачно-зелёную рамку программы, защищающей от посторонних онлайн-наблюдений идущего трафика. Увидев это, Шейфер оживился, даже приподнялся на месте, дабы получше разглядеть отображаемую скайпом картинку.

– Ух ты, – сказал он со странным оживлённым интересом в голосе, как будто бы на его глазах запустилась некая суперсовременная компьютерная игра, выхода которой он ожидал вот уже не первый месяц – Это и есть комната этого парнишки? О, а это, кажется, он сам.

Гиллард развернул окно на всю ширину монитора, и увидел, что как раз между камерой слежения и письменным столом вошла какая-то тёмная, костлявая тень с длинным нечёсаным хаером. В руке у тени была кружка с какой-то дымящейся горячей бурдой, а на теле – шорты отпускника в яркий крупный цветок и чёрная майка с какими-то иероглифами и надписью по-английски: «ДЕВЧОНКИ, СДЕЛАННЫЕ РОЗОЙ».

– О, Боже ты мой, – на физиономии Шейфера расплылась глумливо-брезгливая ухмылка – «Девчонки, сделанные розой»… Что за жалкий педик? Вот кого бы я с удовольствием раскатал бы машиной по асфальту…

Гиллард не ответил на это ничего, только подкрутил настройки скайпа так, чтобы изображение стало чётче, а сама камера сконцентрировалась на центре комнаты. Худощавый «Роза» же тем временем вместе со своей кружкой переместился в сторону своего компьютерного стола и уселся за компьютер, и Гиллард на мгновение заметил, что на передней стороне его футболки изображено нечто вроде пучка беспорядочно перемешанных между собой листьев цветной капусты с глазами, и ещё с какими-то лезвиями, торчащими ото всюду.

– Эй, слышь, – опять спросил Шейфер – А где, собственно, череп?

– Мы смотрим на всё это благодаря черепу, – отозвался Гиллард – Камера закреплена прямо на нём. Сам подумай, как можно было бы удобнее установить слежку за этим парнем?

– А он сам-то её не заметит? – спросил Шейфер недоверчиво.

– Будем надеяться, что нет, – ответил он – Пока он нёс его от своего полицейского участка к дому, по крайней мере, он её никак не заметил.

Шейфер поджал нижнюю губу, приподнял брови и понимающе кивнул головой.

– Ну, в таком случае, – произнёс он – Надежда у нас, может быть, действительно есть. Посмотрим, что он будет делать дальше.

Долговязая тень, потемневшая ещё более на фоне ярко-голубого света, льющего от монитора, устроилась в кресле поудобнее, глотнула дымящейся жидкости из чашки, защёлкала пальцами по клавиатуре. Вообще-то так, через скайп, эти и без того не слишком-то громкие звуки услышать было практически невозможно, да ещё и на таком расстоянии от камеры, но у Гилларда хватало фантазии для того, чтобы представить себе это тихое перещёлкивание в полумраке комнаты одинокого молодого холостяка, которым, по сути, и являлся объект их наблюдений. Треть, половина, а то и две трети его жизни проходят таким образом, подумал он ни с того ни с сего, подставив руку под подбородок, под это тихое перещёлкивание компьютерной мыши и клавиатуры пролетают целые дни, недели и месяцы, и возможно что их пролетело уже столь много, что он, наверное, уже практически не слышит этих звуков…

– Может, увеличишь эту фигню? – предложил ему Шейфер – Что он там смотрит в своём ящике?

– Экран может пойти полосами, – пробормотал Гиллард задумчиво, продолжая рассматривать тёмную фигуру, вяло, экономно шевелящуюся в голубом свете монитора чужого компьютера, то водящей мышкой, то отпивающую из чашки, то почёсывающую свои тёмные взлохмаченные волосы – В принципе, я не уверен в этом, смотря чем он там занимается, но…

– Чей экран? Наш?

– Нет, экран компьютера этого парня. Ты когда-нибудь пробовал фотографировать телевизор?

– Пробовал, но это же… Ну, компьютер…

– У него старая модель монитора, не жидкокристаллическая. Там устройство почти такое же, как у дешёвого телевизора. Там будет видна и частота смены кадров, и всё такое прочее… Если, конечно, он просто изучает какой-то сайт в Интернете, то никаких полос не будет, но что ты там разглядишь?

– А вдруг всё-таки разгляжу?

Он обернулся и пристально посмотрел на Шейфера.

– Зачем это тебе? – спросил он у него хмуро и немного подозрительно – Ты думаешь, что даже если прочитаешь, сумеешь ещё и понять, в чём он там ковыряется?

На небритой физиономии Шейфера появилась какая-то неприятная, глумливая улыбка, намекающая на что-то, пока ещё не вполне очевидное даже для самого её автора, но, тем не менее, имеющее в своей основе нечто весьма злокозненное. Человек, за которым их «поставили» наблюдать, Шейферу явно нравился не особо, но сознание того, что этот человек ничего обо всём этом не знает, даже не знает о этой самой неприязни, наверняка немного портило Шейферу настроение, превращало его презрение в лёгкое недовольство ситуацией. Ему, если Гиллард сейчас всё правильно понимал, хотелось каким-то образом цыкнуть на этого паренька, как возможно, он делал с подобными ему в старших классах средней школы, подставляя им подножки на переменах, кидая смятые бумажки в их головы на уроках или просто провожая подобных ему «задротов» не вполне лестными для их ушей словами, цыкнуть, чтобы указать ему место на социальной лестнице и заставить вспомнить о тех, кто стоит выше, то есть о самом себе. Ну и, наконец, просто немного повеселиться за чужой счёт.

– Слушай, а не лучше было бы тебе наконец уняться? – поинтересовался Гиллард у него, нахмурившись – Ты и без того, фактически, начал влетать в одну историю за другой, и теперь хочешь прибавить к списку уже случившегося ещё что-нибудь? А если этот парень поймёт, что мы за ним следим? Ты хочешь, чтобы твой дядюшка действительно пристрелил тебя ради своего собственного же блага, чтобы больше не иметь из-за тебя проблем с Джошуа?

– Но как он нас заметит? – воскликнул Шейфер со всё той же улыбкой, теперь ставшей только ещё шире – а это означало, что теперь он был полностью уверен в своих силах и в том, что ни его, ни Гилларда не заметят, какую бы гадостную задумку он бы не решил претворить в жизнь – Ты же сам говорил мне, что эта фиговина находится в самом черепе, а он наверняка и знать-то не знает, кому это нужно, чтобы он с ним занимался, и не предполагает даже, что эта хреновина может за ним ещё и следить…

– Ты так в этом уверен, что невольно создаётся впечатление, что ты недавно консультировался с ним по этому поводу лично… Лучше не буди лихо, я тебя умоляю! Если хочешь, то давай мы закажем себе ещё пива, но не надо выдумывать никакой…

– Если он сейчас находится в каком-нибудь онлайн-чате, то мы можем узнать, каковы его намерения на сегодня, – Шейфер склонился к нему и понизил голос так, словно бы этот космач за компьютером, находящемся, наверное, милях в пятнадцати отсюда, мог каким-то образом его услышать – Наверняка будет хвалится перед какой-нибудь виртуальной мышью, что у него дома валяется настоящий череп, при этом – умершего совсем недавно человека. Я тебе зуб даю – так оно и будет, только солнце сядет за горизонт, а он попытается сделать из этого целую Интернет-эпопею! Я прекрасно знаю, как ведут себя подобные типчики в Интернете, и я тебя заверяю, что лучшей профилактики, чем зайти вслед за ним на его любимый сайт и хотя бы просто пронаблюдать, что он там пишет, быть попросту не может…

– Что-то я не очень-то уверен в том, что ты хочешь просто пронаблюдать за ним, – сказал Гиллард недоверчиво – Уж больно у тебя пакостная рожа для просто наблюдателя.

– Ну а почему бы собственно мне не попытаться извлечь из этого какую-то выгоду и чисто для себя? – спросил у него Шейфер, и глумливая, широкая ухмылка на его лице стала ещё более глумливее, ещё более шире, чем прежде.

– Потому что у тебя, если честно, какие-то странные представления о выгоде, – произнёс Гиллард, отрицательно качая головой, а про себя думая, что какая-то часть правды в словах напарника всё-таки присутствует – И вообще, нам сказали следить за вот этим – он ткнул, не касаясь пальцем экрана, в окно с видеотрансляцией в реальном времени – А не путаться по разнообразным сайтам и чатам. Так мы можем упустить что-нибудь важное на видео.

– Но ведь у нас же две пары глаз, а не одна…

– Да ну, – ехидно переспросил Гиллард – То есть моя пара глаз будет следить за видео, а твоя за этим треклятым чатом?

Шейфер только лишь пожал плечами.

– Нет, – сказал ему Гиллард решительно – Ни хрена подобного. Даже не думай, что я дам тебе возможность сделать для себя из всего этого развесёлый аттракцион. Если хочешь, то мы можем посмотреть, что за страницы он сейчас просматривает, а потом просмотреть – только просмотреть, и не более, ты понял? – их самостоятельно. Потом мы выключим все браузеры, ISQ и прочее дерьмо – где бы он там не лазил – и будем смотреть за тем, что происходит в комнате этого хмырёныша. Будем сидеть на своих стульях, попивать пиво, болтать о том о сём и есть ту хренотень, которую ты припрятал у себя в своём холодильнике. Я больше не хочу никаких хреновых приключений, и не хочу, чтобы мне их устраивал ты или твой дядюшка. Сядем спокойно и дождёмся утра следующего дня, хорошо?

– Вот чёрт, – и без того неприятное, небритое, с давнишними следами вчерашнего похмелья и сонливости лицо Шейфера скривилось в гримасе недовольства, а от того стало ещё более неприятным – Ну ты и зануда же…

– Удивляюсь, как за последние дни занудой не стал ты, – фыркнул Гиллард недовольно-удивлённым тоном – Ты, наверное, будешь осторожнее лишь в том случае, если попадёшь в кому и будешь валяться в обездвиженном виде на койке в палате реанимации…

– Не преувеличивай… Эй, а ну стой, он, что там, порнуху смотрит?… – Шейфер, оживившись, отвлекся вдруг от спора и, прищурившись, склонился к монитору своего компьютера – Чёрт, кажется, так оно и есть… Постой, дай я подкручу настройки так, что бы его экран не так бликовал… – не отводя взгляда от экрана, он нащупал справа от компьютера компьютерную мышь и стал манипулировать с её помощью курсором на экране, что-то на нём выщёлкивая – сначала вызвал на нём окно графических настроек, в них нашёл строфу настроек цветности, стал двигать в ней какие-то каретки, перемещать линии на графике… Гиллард невольным образом, но тоже присмотрелся к тому, что так сильно заинтересовало Шейфера и, вглядевшись в блеклые светящиеся пятна, скачущие по монитору компьютера наблюдаемого ими человека, понял, что если его напарник и ошибся, то только лишь частично. Возможно это была не, как выражался Шейфер, «порнуха», а что-нибудь вроде эротического фильма, то тем не менее, смутно видимые там фигуры людей и фрикции, которые они производили, говорили сами за себя – если парень, за которым они сейчас следили, и находился сейчас в Интернете, то он находился на какой-то странице онлайн-просмотров видеороликов, и, скорее всего, этот открытый им сайт отвечал именно за выкладку эротического контента.

– Слушай, а что, если этот хрен сейчас возьмётся за дрочку, мы что, должны всё так же наблюдать за этим? – спросил у него настороженно Шейфер – Лично я не особенно стремлюсь стать свидетелем такого зрелища…

Гиллард, пожалуй, и сам не горел желанием быть таковым, однако не мог ответить Шейферу ничем, кроме как неуверенным пожатием плеч.

– Вообще-то я не знаю, – пробормотал он, пристально наблюдая за движениями сутулой фигуры, усевшейся за компьютером в комнате, находившейся под их наблюдением – Босс ничего не сказал мне насчёт того, как я должен поступать в таких случаях… В принципе, какая разница, будем мы смотреть на это или не будем? Ведь он пока не делает ничего важного, не занимается с черепом, так что если ты хочешь, то не смотри…

– А ты будешь смотреть, так что ли?

В лицо Гилларду ударила краска.

– Нет, конечно же… Ещё не хватало… Давай, если хочешь, отойдём на минут десять на кухню, или выйдем покурить на улицу… Я думаю, что ему вполне хватит на всё про всё минут десяти, верно же?…

– Чёрт, а я почём знаю, сколько хватит минут этому придурку? Вовсе не обязательно, что он какой-нибудь там долбанный «скорострел». У нас в тюрьме был один тип, так он мог заниматься этим…

Гиллард не смог дослушать историю этого «одного типа», а Шейфер не смог договорить, потому что оба они увидели, как правая рука объекта наблюдения соскользнула с поверхности компьютерного столика куда-то вниз и почесала его промежность. Потом, как будто бы успокоившись, легла там, точно нашла себе место поудобнее, но затем опять затеребила своего хозяина, причём движения эти были совсем не почёсывающие, а, скорее, пощипывающие.

– Дерьмо собачье! – воскликнул Шейфер с испуганным отвращением в голосе, и вскочил с места с таким энтузиазмом, что чуть не опрокинул стул, на котором он сидел – Пойдём отсюда нахрен, я не желаю таращиться на этого поганого долгогривого гомика!

Гиллард сделал много проще – а именно просто свернул окно скайпа, оставив на мониторе компьютера только лишь изображение рабочего стола (у Шейфера на обоях была изображена Бетани Спирс, в сильно укороченной форме девочки-группиз и с приоткрытым в удивлённой полуулыбке ртом, и кольцом хула-хупа в руке, и с гораздо более лучшей, нежели после всех этих историй с алкоголизмом и наркотиками, внешностью), и повернулся назад, к испуганно отбежавшему от стола Шейферу.

– Успокойся, что ты как ошалелый? – предложил он ему – У тебя что, какая-то фобия насчёт этого?

– Чёрт подери, ну я же не грёбаный педик, чтобы смотреть на это… Слушай, пойдём на кухню, как ты и говорил, попьём пива…

Гиллард, хлопнув себя ладонями по бёдрам, встал с места и приглашающим жестом указал Шейферу на выход.

– Ну хорошо, хочешь попить пива на кухне, тогда вперёд, пойдём, – сказал он ему – Только минут через десять нам всё равно придётся вернуться сюда и посмотреть, что с этим парнем. Нам в любом случае нужно засвидетельствовать процесс перерисовки черепа на бумагу, и то, как он нарисует на его основе чьё-нибудь лицо…

– Да мне похрен, – фыркнул Шейфер, воротя нос от собственного компьютера даже сейчас, когда на его экране не было даже видно окна скайпа – Сейчас я не буду смотреть туда, хоть убей. Может быть, ты какой-нибудь там тайный фанат гей-порно, но я-то нормальной ориентации, и я в гробу видал то, чтобы подсматривать за тайными делишками этого вонючего извращенца.

Не думаю, что он извращенец в большей степени, чем ты, мой дорогой друг, подумал Шейфер немедленно, но вслух сказал:

– Никакой я не фанат, – вышло у него даже немного обиженно, хотя в обычной жизни и рядом с нормальными, не такими, как Шейфер, людьми, намёки на его нетрадиционную сексуальную ориентацию воспринимались скорее с насмешкой, нежели с обидой – с женщинами у него всегда было всё в порядке, и для него такие нападки были примерно тем же самым, как если бы его начали ни с того, ни с сего вдруг начали называть фиолетовым летающим крокодилом Антарктики – Хочешь идти, так идём. Через десять минут вернёмся и посмотрим, что он будет делать.

– А если он продолжит дёргать себя за письку?

– Тогда вернёмся обратно на кухню и подождём ещё минут десять.

– А-а, – в голосе Шейфера наконец-таки пробилось удовлетворение настоящим положением дел, и он с более-менее успокоенным видом направился в коридор, вслед за Гиллардом.

На кухне он достал из холодильника пару пива, поставил их на стол перед уже севшим за него Шейфером, открыл свою банку, и тоже сел, напротив. Прежде, чем он отхлебнул от неё, он взглянул на часы и отметил про себя время, в которое они оказались здесь, на кухне. Примерно к без десяти пять они должны вновь оказаться в спальне Шейфера перед компьютером, и узнать, как обстоят дела у этого несчастного художника-дрочера.

– Нет, я никогда не понимал таких людей, – покачал Шейфер головой с важно-печальным видом, отпил немного из банки, отёр пивную пену с губ и покачал головой ещё раз – Как они живут? Зачем? Ты только посмотри на него – ему сказали, возьми череп, срисуй с него лицо его бывшего владельца, а он уселся перед ящиком и начал гонять свою поганую елду… Ему даже невдомёк, что на него сейчас может смотреть кто-то…

Это замечание вызвало у Шейфера непонятную ухмылку.

– А что? – переспросил он – Должно было быть… Вдомёк?

– Нет, ты меня не так понял, – взмахнул руками Шейфер – Ты просто представь себе – он сперва поонанирует, а потом этими же руками будет хвататься за череп мёртвого человека. Ты понимаешь, Винни? Мёртвого человека. Он, нахрен, не пластмассовый, не из папье-маше, а самый что ни на есть настоящий… И вообще, мог бы найти себе нормальную бабу, а не торчать тут, как кусок говна, перед экраном своего компьютера и дрочить на долбанную порнографию… – подвёл он черту под всеми своими аргументами в пользу того, что им двоим доверили следить за крайне жалким и убогим человеком.

– А у тебя самого есть нормальная баба? – поинтересовался Гиллард со всё той же усмешкой – И если нет – ты что, сам не дрочишь?

– Нет никакой надобности, когда вокруг столько шлюх, – заявил Шейфер с важной циничностью в выражении своего лица, такой надменной, что у Гилларда поневоле возникали сомнения, так ли на самом деле. Сам Гиллард прекрасно знал, что Шейфер ходок по женщинам разве что в плане легких и грубоватых заигрываний, а по настоящему лезет к ним только лишь в пьяном состоянии и, ясное дело, не отказывают ему, когда он в таком состоянии (особенно когда он упивается до предела) разве что лишь самые прожженые из всех, или те, у кого нет выбора пред лицом собственного сутенёра. Нормальной, умной, красивой и интересной женщины Шейферу не было видать, как собственных ушей без зеркала, так что этот волосатик имел даже кое-какие преимущества перед ним – в его несчастном мозгу, по крайней мере, должен был сформироваться какой-то образ идеальной для него девушки, с которой он мог ежедневно «совокупляться» хотя бы в собственных мечтах. Касательно же Шейфера у Гилларда вообще были глубокие сомнения в том, что этот человек мог назвать кого-то из ныне живущих особей женского пола наиболее для него подходящей, потому как для него что в пьяном виде, что в трезвом все женщины, в принципе, были похожи на друг-друга и делились лишь на четыре категории: шлюхи, страшные шлюхи, капризные шлюхи и капризные страшные шлюхи. Тогда уж по гамбургскому счёту, уж лучше бы он, как сам же и выражался, ежедневно «гонял свою елду».

Хотя насчёт того, что этот задохлик сначала предпочёл работать со своим пенисом, а уж только потом, очевидно, с непосредственно со своим заданием, действительно его всё-таки немного смущало. Он помнил такого же своего сокурсника, когда учился в колледже в Пайнтвилле, вечно рассеяного, доходяжного, подвергаемого насмешкам, как будто бы вечно живущего в каком-то своём личном мире и от того бывшего растяпой до такой степени, что он только чудом задержался в колледже на больший срок, чем сам Гиллард. Иногда Гилларду казалось, что такие люди живут лишь для того чтобы иметь возможность видеть сны, гораздо более красочные и интересные, чем сама их жизнь, а каким образом продолжается эта их жизнь, их совершенно не интересует, как и не интересует, во что они одеваются, и чем от них пахнет, и чем они будут сегодня ужинать, и когда им придётся умереть. Однажды этот типчика засекли за тем, как он яростно мастурбировал на стол одной молоденькой и симпатичной преподавательницы на оставленный ею случайно носовой платок, засекли девушки из их группы и, конечно же, ими был поднят такой скандал, что вскоре об этом узнал и весь колледж, а вслед за этим и родители парня, и большинство жителей того маленького городка, из которого он был родом, но его это не волновало практически ни на сколько, ибо его разум как будто бы с самого рождения был погружён в глухой шлем космонавта, и он не реагировал ни на беседы с директором колледжа, ни на приезд своих отца и матери, ни на угрозы вышвырнуть его прочь и не дать доучиться, а потому он остался, а где-то через месяц после этого происшествия та самая преподавательница (кажется, по английскому языку) на день Святого Валентина получила кожаное сердечко с написанным на одной из его сторон анонимным признанием в вечной любви и с сообщением о том, что внутри, между двух сшитых вместе кусочков мягкой бежевой кожи, хранится семя её верного рыцаря. Мог ли этот жалкий «Воин Розы» сначала «стравить пар», а затем не помыть руки перед тем, как начал бы касаться лежащей за его спиной мёртвой головы? Да запросто! Быть может, он даже специально бы втёр часть своей спермы в её лысую костяную макушку – от такого, как он, этого можно было бы ждать очень запросто, тем более, ни Гиллард, ни, тем более, Шейфер, не имели никакого понятия, что было на уме у этого парня, и от него можно было ждать что угодно.

Он попытался выпить ещё немного пива, но ему вдруг расхотелось, и он поставил его в сторону, и взглянул на часы. Было примерно без тринадцати минут пять. Он поднял взгляд и посмотрел вперёд себя. Шейфер вяло посасывал своё пиво из банки, отведя глаза в сторону – сейчас у него была мина недовольного практически всем на этом белом свете человека. Чем бы он занимался сейчас, спросил он сам у себя, если бы к нему сегодня не заявились я и его дядюшка? Пошёл бы в бар? Сыграл бы в компьютерную игру? Посмотрел бы телик? Судя по выражению его лица, Шейфер был готов сейчас заняться чем угодно, только не тем, чем занимался сейчас, и даже не потому, что ему было скучно или противно, а потому что он знал, что это – суть его наказание. А Шейфер терпеть не мог быть наказанным.

В его кармане вдруг зазвонил сотовый, и он, слегка подпрыгнув от неожиданности на месте, встал из-за стола и вытащил его наружу.

Это был Оуэн Кокс. Он нажал кнопку вызова, поднёс трубку к своему уху.

– Винни! – воскликнули внутри динамика, и голос этот был каким-то страшно взволнованным, даже запыхавшимся – Эй, меня там хорошо слышно?

– Отлично слышно, – он опять поглядел на часы. Нужно было возвращаться в спальню – Что-то случилось?

– Да, случилось кое-что, – подтвердил Кокс не очень уверенным, как будто не знал, стоит ли говорить обо всём этом по телефону, голосом. Гиллард взглянул на всё ещё сидевшего, но теперь заинтересованно уставившегося на него Шейфера и кивнул ему в сторону выхода с кухни, предварительно показав ему циферблат своих часов. Что, уже? приподнял Шейфер брови. Гиллард торопливо кивнул, и опять кивнул ему на выход, сделав одними губами нечто вроде «туда и обратно, если что». Шейфер вздохнул, но таки оставил недопитое пиво и поплёлся на выход из кухни – У тебя есть новый номер доктора Кендстина, который работает в нашей городской больнице? Он опять его сменил, а дать забыл…

– Ты что, ранен? – обеспокоенно поинтересовался Гиллард, чувствуя новый, уже третий за эти последние пару дней, всплеск потусторонней тревоги у себя на душе.

– Нет, я не ранен, просто кое-кому тут нужна помощь. Я хочу, чтобы ты связался, если можешь, с Кендстином по мобильнику, и сказал, чтобы он подготовил две койки в двух разных палатах, лучше всего – в отделении реанимации, потом уж он сам разберётся, куда их там дальше девать и как лечить…

– Их – это кого?

– Расскажу попозже. Так у тебя есть его новый номер?

– Возможно, что есть. Я могу позвонить ему в клинику по общему телефону, если что?

– Чёрт… Ну, Бог с ним, звони… Только запомни – это только в самом крайнем случае… И не сболтни обо мне ничего его секретарше – она новая, и ещё ничего обо мне не знает…

– Хорошо, – пробормотал Гиллард – Просто скажу, что мне очень нужно побеседовать с ним в приватном порядке.

– Да, так и сделай, – произнесли в динамике телефона, всё ещё нервно, но теперь несколько более довольнее и спокойней, чем прежде – Всё, давай, мне некогда… Хотя стой, как вы там? Всё нормально, надеюсь?

– Относительно, – хмыкнул Гиллард, вспоминая о своих недавних, не очень-то приятных мыслях – Фрэнк вроде бы ведёт себя более-менее в рамках приличия, так что…

– А этот парень, за которым вы наблюдаете? Он уже всё сделал?

– Ну, как тебе сказать, – пробормотал Шейфер в некотором смущении – Он живёт один, ничего не знает о том, что за ним ведётся наблюдение, так что… Ну, в общем, пока он занимается своими делами… Череп у него в комнате, так что, я думаю, что в ближайшее время он должен будет…

– Чёрт, Винни, – на кухню опять ввалился Шейфер, с огромными глазами и с маской неизбывного отвращения на своей физиономии – Ну он и урод! Я пришёл как раз в тот момент, когда этот долгогривый ублюдок уже кончил… Представь себе, прямо на монитор своего компьютера… Господи, меня сейчас вытошнит…

– Сядь и успокойся, – сказал ему Гиллард как можно более спокойнее, полуобернувшись – И не ори. Ты же видишь – я разговариваю…

– Что у вас там? – спросил Кокс, услышав, очевидно, взволнованные восклицания своего племянника вне пределов их разговора с Гиллардом – Этот парень что-то натворил? С черепом?

Гиллард, хотя ему и так всё было понятно, посмотрел на Шейфера, который не глядя схватил со стола банку с пивом, а затем резко залив её содержимое в рот, подпрыгнул к раковине посудомойки, прополоскал им свою пасть, а потом выплюнул пиво в слив. Невольно возникало впечатление, что его буквально пару секунд тому назад заставили сделать минет этому самому несчастному онанисту, за которым ему с Гиллардом волей-неволей пришлось наблюдать.

– Нет, – сказал Гиллард своему боссу – Не думаю… Просто этот парнишка, за которым мы наблюдаем – он, в общем… В общем, решил потратить немного личного времени на то, что обычно делают, зная, что за ними никто не наблюдает… Сейчас он, в принципе, как я понял, уже закончил…

– Кончил, – поправил его Кокс, и в его голосе слышалось лёгкое отвращение – Я понял. В принципе, удивляться тут нечему, все эти художники всегда казались мне немного с прибабахом… Не обращайте на это внимание, продолжайте вести за ним наблюдение. Ему должны были сообщить или хотя бы намекнуть, кто стоит за этим заказом, так что он едва ли осмелится лапать эту фигню грязными руками – все эти заморыши обычно трясутся, как осиновый лист, когда сознают, что у них появилась возможность сильно напортачить перед криминалом.... В общем, главное, не пропустите момент, когда он это всё доделает. Не знаю, зачем это нужно, но «Гробы» распорядился именно так… В общем, давайте, у меня ещё дела.

С этими словами Кокс сам оборвал связь, и в динамике мобильника раздались долгие гудки. Гиллард ещё несколько секунд смотрел на его опустевший экран, а потом убрал телефон обратно в карман. Шейфер, оперевшись на тумбочку, в которую была вмонтирована раковина для мытья посуды, пустым взглядом смотрел куда-то вниз.

– Умойся, – посоветовал ему Гиллард – А пока сиди тут. У тебя такой вид, как будто бы этот умник на твоих глазах перерезал себе вены.

Шейфер, пробурчав что-то в ответ, быстрым взглядом посмотрел на Гилларда, а затем, всё же кивнув ему в ответ, сел за стол, выставив перед собой руки и уставился на них рассерженным, усталым взглядом.

– У нас ещё осталось пиво? – спросил он, наконец.

– Не знаю, но вроде бы что-то там оставалось, – пробормотал Гиллард, про себя размышляя, что же его сейчас так тревожит… Что, и почему… Надо бы пойти и посмотреть, чем сейчас занимается этот хмырь, подумал он внезапно, пытаясь отвлечься от этих своих странных и хмурых мыслей, уж если он сейчас покончил с самоудовлетворением, то, стало быть, он должен переходить к чему-то другому… Чёрт с ним, с Шейфером, пусть пока посидит тут, если уж ему так противно всё это… Хотя, по сути, его этим и наказали, заставили сидеть безвылазно и наблюдать за этим парнем… Нет, нет, ну его к чёрту, только мне ещё не хватало споров с ним по этому поводу, он наверняка взбесится, если я буду что-то ему сейчас доказывать… Да и кем я себя перед ним выставлю? Вот если этот чувак действительно займётся настоящим делом, тогда и позову… Или через некоторое время, когда Фрэнк успокоится, он и сам будет в состоянии вспомнить, что это всё-таки приказ его дядюшки, а не моя личная прихоть…

– Ладно, всё, побудь тут, в общем, – сказал он немного нервно, вспоминая ещё о том, что ему следует дозвониться до доктора Кендстина и сообщить ему, что с ним желает поговорить Оуэн Кокс – Пойду взгляну на нашего… Кхм… Подопытного…

Шейфер, оторвав взгляд от стола, посмотрел на Гилларда с недоверчивым изумлением.

– Слышь, это… – пробормотал он неуверенно – Но ведь он же там… Э-э…

– Ты же сам сказал, что он там кончил, – сказал Гиллард с вялой полуулыбкой – А если уж кончил, то стало быть, должен был сейчас начать заниматься чем-то другим…

Шейфер фыркнул и отвернулся в сторону, покачав головой.

– Подумать, так он не мог начать заниматься этим заново, – произнёс он, слегка кривясь – Впрочем, иди, если хочешь… Если тебе это интересно…

– Мне интересно не это, а то, чтобы он выполнил то задание, которое ему дали, – сообщил ему Гиллард сухо, думая, что без нелепых обвинений тут не обошлось, а затем, стараясь не глядеть на своего напарника, обошёл стол вокруг и направился к выходу из кухни в коридор.

Когда он выходил, он вдруг почувствовал на своей спине тяжёлый и одновременно удивлённо-злой взгляд Шейфера, а потом разочарованное прищёлкивание языком… Господи, неужели он и вправду думает, что я какой-то там скрытый гомосексуалист, которому приятно подглядывать за онанирующими парнями, подумал Гиллард раздражённо и в то же время испуганно, неужели ему действительно хватило мозгов на такое?

***

Вот уже, наверное, в сотый раз он пожалел, что знаком с этим человеком, а потом мысленно отмахнувшись от него рукой, вошёл в его спальню, где всё ещё работал включенный компьютер. Он сел за него, и вывел на рабочий стол окно Скайпа.

В комнате юного художника-онаниста никого не было. Компьютер был включён, но на нём не было ничего, кроме застывшего изображения какой-то девочки в чепце и платье во вкусе викторианской Англии, взмывающей в небо с саквояжем в руке – кажется, героини какого-то японского мультфильма. Судя по едва различимым пятнышкам, усеивающим эту картинку по левому краю, это было изображение на рабочем столе компьютера этого парня, а пятнышки, в свою очередь, были ярлыками на нём. Рядом с клавиатурой лежала нечистого вида тряпка, скомканная и забытая, свет в комнате был включен, и теперь он мог в подробностях разглядеть её обстановку – неубранную кровать с отдающим в желтизну постельным бельём, вытертые коврики на полу, которые разве только что не молили человеческим голосом о пощаде и об участии хотя бы пылесоса в их личной жизни, несколько книжных полок, журнальный столик, чья полированная поверхность была вымазана какими-то неприятными на вид пятнами, на нём – потрёпанный комикс, Гиллард не мог, правда, разобрать, какой. Он вообще не мог разобрать многих деталей обстановки жилища этого молодого холостяка – изображение было не Бог весть каким качественным, с резкими полутонами, как чешуёй, покрытое квадратиками пикселей, но, впрочем, Гиллард и не стремился к подробностям – ему было достаточно и этого, чтобы составить и так уже почти что сформировавшееся мнение о обитателе этой комнаты.

Внезапно он увидел, как дверь в комнату, за которой он наблюдал, резко распахнулась, и в неё торопливо влетел её владелец, по пути встряхивая своими руками, как будто бы только что помыл их под краном. Войдя, он столь же резко захлопнул дверь за собой, встал на месте, оглянулся по сторонам, а потом, указав пальцем в сторону компьютера, подошёл к нему и схватил тряпку, лежащую рядом с клавиатурой.

Потом вышел опять.

Гиллард, побарабанив пальцами по крышке компьютерного стола, свернул, а потом опять развернул окно Скайпа. У него создавалось уже невольное впечатление, что этот дурень, за которым их с Гиллардом заставили наблюдать, готов сегодня заниматься всем чем угодно, но только лишь не тем, что ему поручили. Это уже начинало несколько раздражать его – уже хотя бы потому, что он не мог подогнать этого засранца ни словами, ни делом, и только лишь наблюдать за тем, как он занимается всяким дерьмом, и, ничего не предпринимая, рассчитывать на то, что всё выйдет, как надо. Кокс, конечно, ещё совсем недавно сказал ему о том, что подобные типы пуще огня боятся остаться в должниках у тех, кто привык вести дела за чертою закона, но Гиллард по прежнему не был уверен в том, что с их объектом наблюдения всё в порядке. Казалось, что в его подсознании засел некий настырный червяк, который настырно точил ему мозг, вызывая в нём один и тот же до нельзя нелепый и одновременно простой вопрос: Если с этим парнем всё в порядке, и он в любом случае выполнит свою работу, то зачем же «Гробы» заставляет нас за ним наблюдать? Ответ на него, конечно же, был столь же простым, сколь сам вопрос – глупым: таким образом Фрэнсиса Шейфера просто-напросто наказали этой ерундой, так сказать, устроили ему несколько более мучительную, чем обычно это принято, версию домашнего ареста, ещё и навязав ему эту «работку», а его, Гилларда, заставили наблюдать не столько за этим горе-художником, сколько за самим Шейфером… Но…

Но всё это ничуть не отменяло того гнетущего предчувствия, которое тяжким зверем осело в его груди и от секунды к секунде становилось всё тяжелее и тяжелее. Этот парень что-то отчебучит, думал он напряжённо, а если не отчебучит он, то что-нибудь случится с треклятым идиотом Шейфером, или… Чёрт, совсем забыл о звонке Кендстину! Гиллард, хмурясь, взглянул на окно веб-трансляции ещё раз – художник в своей комнате так и не появился, потом встал из-за стола, и, отойдя немного в сторону, достал из кармана джинсов свой телефон и стал рыться в книге с номерами.

Номер Кендстина у него действительно был, но этот номер уже устарел, так как Кендстин заменил его ещё месяц назад. Гиллард попытался вспомнить, а были ли недавно какие-то обстоятельства, при которых он мог взять у доктора новый. Да, кажется, должны были быть, откуда же он сам знает о том, что номер был изменён, мало того, сказал как-то раз об этом Коксу… Ах, ну да, конечно же, он совсем недавно вывихнул руку на тренировке в тренажёрном зале, и ездил к нему с ней на приём, и Кендстин сообщил ему свой новый номер, и кажется, Гиллард даже успел позвонить по нему когда-то… Или Кендстин ему, чтобы поинтересоваться, как там его рука… В общем, его новый номер должен был быть у него в списке вызовов… Он вышел из телефонной книги и забрался в список вызовов. Так… Это не то… Не то… Как там наш… Чёрт, поглядите-ка, вернулся, сел за компьютер, начал в нём копаться… Интересно, а как мы вообще будем определять, что он наконец-таки занялся делом?… Ну да, конечно же, он возьмёт череп в руки, и мы увидим его физиономию вблизи… Не то, не то… Чёрт, у Кокса, быть может, сейчас какие-то крупные проблемы, а я тут занимаюсь всяким дерьмом… Все мы занимаемся… А, вот он, кажется… Попробуем… Гиллард, оставив список вызовов в покое, нажал на кнопку вызова и, когда убедился, что пошёл гудок, поднёс телефонную трубку к уху, сам же в это самое время не сводя взгляда с экрана компьютера

– Да, Винсент, я Вас слушаю, – раздался вдруг голос доктора Кендстина, спокойный и ровный, чуть с хрипотцой, которая осталась там, по его уверениям, ещё со времён его увлечения курением марихуаны в колледже – Проблемы с рукой?

– Нет, – ответил он и с неприязнью заметил, что голос его дрожит, не то от нервного напряжения, не то от чего-то ещё – Дело не во мне… Мой босс, Оуэн Кокс… Он, в общем…

Он вдруг с почти что ужасом обнаружил, что никак не может вспомнить обо всех указаниях, которые Кокс дал ему по телефону и, запутавшись, замолчал, как будто бы ученик, рассказывающий стих наизусть перед школьной доской и вдруг неожиданно понявший, что не помнит и половины тех слов, которые вчера усердно заучивал дома.

– Я знаю мистера Кокса, Винсент, и знаю, что он Ваш босс, – произнёс Кендстин ровно, успокаивающе – Пожалуйста, не волнуйтесь. Что за проблемы у вас там произошли?…

– Не… Не у меня, а у него… Что за проблемы, не знаю, он не уточнял… Но просил передать Вам от него, что ему нужна.... Нужна… Ах, да, вот! Ему нужны две койки в разных палатах, желательно, в реанимации…

– Ему? Две койки в разных палатах? Что Вы имеете ввиду?

– Ох, я не знаю, не знаю… Он не тут, не рядом со мной, Вы же должны понимать это! Что с ним сейчас, я понятия не имею, всего лишь просто передаю Вам его слова…

– Ну, хорошо, хорошо, Винсент, я всё устрою, главное – не беспокойтесь, – помедлив, доктор добавил – Вы уверены, что у Вас самого сейчас всё хорошо?

Он сглотнул липкий ком в глотке и бросил взгляд на экран компьютера. Чёртов художник продолжал копошиться в своём компьютере и теперь, судя по всему, для чего-то открыл браузер Mozilla. Может быть, Фрэнсис был прав, и сейчас этот ненормальный полезет в Интернет, чтобы рассказать там всем и вся, что ему в руки достался настоящий череп совсем недавно умершего человека?

– Нет, спасибо, доктор, что спросили, но со мной, к счастью, всё в порядке.

– Уверены? Где Вы сейчас? Опять на тренировке?

– Нет, доктор, Вы же сами запретили на месяц появляться в тренажёрном зале… Я… В общем, у друга в гостях…

– Ну, ладно, хорошо. Я распоряжусь о двух палатах в реанимации, и мистера Кокса примут без очереди, чтобы у него там не было. Удачного дня, и берегитесь чрезмерных нагрузок. До свидания.

– До свидания, доктор, – произнёс Гиллард и выключил связь.

Рядом с ним грохнула дверь, и в комнату вошёл Шейфер с банкой пива в руках, подозрительно оглядываясь по сторонам. Сначала он посмотрел на Гилларда, убирающего телефон обратно, в карман своих джинсов, потом бросил взгляд на экран компьютера, открыл рот… А потом расплылся в кривой и раздражённой ухмылке.

– Я так и знал, что ты всё, нахрен, пропустишь, – заявил он мрачно – Я тебе говорил, что за ним нужно следить не только через скайп, но и по Интернету?

Гиллард, не понимая, что тот имеет ввиду, посмотрел на экран компьютера, вернее, всмотрелся в то, что там происходит, получше. Но опять-таки ничего не понял, разумеется. Парень, за которым они наблюдали, залез на какой-то сайт, на какой-то очередной форум, посвящённый Бог знает чему, но с такого расстояния можно было разве что разобрать цвета, в которых было выдержанно его оформление (тёмно-зелёный, чёрный, коричневый, ярко-жёлтый), его название-заголовок (Csaldo.com, чёрно-зелёные буквы набраны каким-то непонятным, неровно-трепещущим шрифтом), и ещё несколько картинок, в большинстве своём, ему непонятных.

– Что случилось? – не понял он – Что с того, что он забрался в Интернет?

– Не знаю, но мне это мало нравится, – буркнул Шейфер, а затем, отодвинув кресло в сторону, уселся за компьютер – Ксальдо-ком… Твою мать его так… Ты любишь страшилки?

– Страшилки? – приподнял Гиллард брови, а затем тоже приблизился к компьютеру – В детстве любил, но сейчас как-то равнодушен, да и нет у меня на это времени… Воспринимать всё это серьёзно…

– У меня, в принципе, тоже, но когда я сидел в тюрьме, от делать нечего частенько лазил по Интернету…

– Откуда он у тебя там был?

– Да, знаешь, через мобильник… Там разрешали иметь мобильники, правда, простенькие, но если у тебя есть мозги, ты мог бы иметь и вещи, в которых можно было установить и мобильный браузер, и всю такую фигню… В общем, ксальдо – это такое чудовище, которое придумали в Интернете, и оно гуляет там, как детские байки о вампирах, оборотнях и маньяках… Не знаю, как тебе объяснить… Типа того, что оно вселяется в человека, если он откроет особый файл, который ему могут выслать невесть откуда по электронной почте, и он становится одержимым… У него краснеют глаза, изо рта течёт живая грязь… Жуткое дерьмо, если подумать, особенно если ты веришь во все эти штуки-дрюки… А этот сайт, судя по всему, посвящён ему…

– Ну и что же? – Гиллард по прежнему не понимал, куда клонит его напарник, да, если подумать, то и голова-то его сейчас была занята совершенно другим – Что я проворонил, я не понимаю?…

Шейфер, полуобернувшись, посмотрел на него, как на идиота.

– Я же сказал тебе, что этому фрику может приспичить рассказать кому-нибудь о том, что ему дали, – сказал он с напускным терпением – И ещё выдумать что-нибудь в духе этого сраного ксальдо… Этих дерьмовых баек по Интернету гуляет тысяча и одна штука, про то, как теряются люди, про то, как к ним через окна лезут всякие стархолюдины, про то, как их посещают инопланетяне и привидения… Ты думаешь, что всё это случается с их авторами на самом деле?

– Да откуда же мне знать? – сказал Гиллард хмуро – В жизни не читал подобного дерьма… Ты хочешь сказать, что этот маленький говнюк сейчас примется сочинять что-то подобное и про череп?

– Ну да, разумеется…

Гиллард фыркнул.

– Да Бог с ним, пусть сочиняет что угодно… Нам-то что с этого? Он же не будет колотить по черепу молотком, верно?

Шейфер с загадочной ухмылкой пожал плечами – было совершенно непонятно, нравится ли ему эта ситуация или нет.

– Кто знает, кто знает, что у этого хмыря на уме…

Эта его фраза вдруг настолько сильно совпала с внутренними опасениями Гилларда, что он аж вздрогнул и сделал от компьютера невольный шаг назад.

Но признавать это сейчас ему совершенно не хотелось.

– Знаешь, что… Не плети чушь, – выдавил он – Допустим, он хочет написать про эту дерьмовую черепушку страшную сказочку… Это, конечно, не очень-то хорошо, потому что сейчас он должен заниматься тем, чтобы перерисовать с черепа физиономию его бывшего владельца… Но что в этом опасно непосредственно для самого черепа? Он же просто выдумывает о нём что-то? Вот этот, как его… Королёв, или другой, Маккомон – они что, для того, чтобы писать свои книжки про монстров и злодеев, предварительно по полгода рыщут по всем возможным закуткам, чтобы вляпаться в историю, похожую на ту, в которую вляпались их герои? Если бы так оно и было, они бы, нахрен, не доживали бы и до издания первого своего произведения…

– Его могут попросить сфотографировать эту черепушку, – сообщил ему Шейфер невинным тоном – Там не все такие же дурачки, как и он.

– И… И что же из этого… Ты думаешь, там он может натолкнуться на кого-нибудь, кто узнает в черепе его бывшего владельца?

– Не в этом дело, – Шейфер, подумав, сказал – Вообще плохо, что он будет рассказывать там кому-то про этот череп. Он наверняка не будет изгаляться и пытаться выдумать что-то, совершенно не похожее на истинную историю того, как он попал к нему в руки, а так и скажет – ко мне припёрлась мафия, сунула в руки череп, и наказала срисовать с него рожу человека, которому он раньше принадлежал… Так, знаешь ли, даже круче – тут тебе и страсти, и криминал, и ещё чёрт знает чего, начало для целого хорошего триллера… А ты же должен понимать, что нам этого нахрен не надо. Не дай Бог, он ещё станет говорить какие-то имена или названия мест – эти грёбаные придурки в Интернете настолько смелые, что могут выложить всё, что им заблагорассудится – даже о том, какого цвета трусы у их мамочек… Я просто хочу посмотреть, что он там собрался писать, и если это что-то будет не тем, что нам нужно, то влезть на этот самый сайт и мягко намекнуть на то, чтобы он удалил свой пост вместе со всеми комментариями, а затем убрался с этого сайта к дьяволу. Теперь ты понял, о чём я?

Понять это, в принципе, было не так уж и сложно, однако Гилларда в этот самый момент терзало странное ощущение – если они, вернее, именно Шейфер – полезут сейчас туда же, куда влез и этот странный, кажущийся ему раз от раза всё более и более неприятным, типчик, да ещё и попытаются найти способ с ним связаться (даже в том случае, если это будет действительно необходимо), то всё будет гораздо хуже, чем если бы он принялся вещать на этом дурацком сайте о черепе, с которым ему поручили работать. У него было явственное ощущение того, что они словно бы собрались подбавить камней в и без того еле держащуюся на горном склоне снежную массу, чтобы она, наконец, с рёвом покатилась вниз и накрыла собой маленькую альпийскую деревушку, стоящую близ самого подножья горы.

– Не знаю, – пробормотал он, продолжая таращиться на экран и смотреть на то, как объект их наблюдения, расположившись возле своего компьютера в покойной позе, просматривает страницы открытого им сайта, крутя колёсиком мыши и возя ею взад-вперёд и в разные стороны по специальному коврику – А что… Разве другого способа нет?

– Способа? – Шейфер посмотрел на него так, будто бы Гиллард враз и прямо на его глазах сошёл с ума – О чём это ты? Нам что, ехать туда к нему лично и заставлять его прекращать заниматься фигнёй в личной беседе с глазу на глаз?

– Э-э… Ну, ведь ему, наверное, можно каким-то образом просто запустить вирус в его компьютер. У меня есть пара знакомых хакеров, я мог бы позвонить им и узнать, возможно ли такое…

– О, Боже, не делай из этого целой контртеррористической операции, – скривился Шейфер, отмахиваясь от его предложения рукой – Я просто поговорю с ним… Если это ещё понадобиться… Погоди, – он тоже взялся за мышь рукой и с её помощью заводил курсором по нижней панели рабочего стола своего компьютера, где нашёл значок подключения к сети, нажал на него, а уже там, в свою очередь, в выскочившем окне подключения к Интернету, нажал кнопку «Вкл.»

– Ну вот, сейчас мы войдём вслед за ним, на это дурацкое «ксальдо», и посмотрим, чем он там занимается, – промурлыкал Шейфер деловито-удовлетворённо, теперь уже нажимая на значок своего Интернет-браузера – у него, в отличие от наблюдаемого ими «художника», был обыкновенный «Internet Researcher»– Если не найдём ни одной темы про череп, и она не появится там в течение всего этого дня, то мы просто оставим этого типа в покое. Если появится, то нам придётся с ним немного пообщаться…

– Но… – опять замычал Гиллард беспомощно, с каким-то сверхъестественным ужасом сознавая, что ещё ни разу за всё время их с Шейфером знакомства не пасовал так дико и безудержно перед этим человеком, которого всегда считал изрядным тупицей, дуроломом и абсолютнейшим телёнком на привязи по отношению к тем, кто умнее, старше и хитрее, чем он сам – Но ведь нам поручили смотреть за тем, чем он занимается в реальной жизни, поручили наблюдать за ним через долбанную вебку – а как мы будем делать это, если ты будешь копошиться на этом дерьмовом сайте?

– Я же говорю, ты будешь следить за этим придурком в реальном времени, а я…

– Господи ты Боже мой, ты что, совсем забыл, что это, фактически, тебе поручили следить за ним в реальном времени? Это ты должен этим заниматься в первую очередь, а не я, ты понимаешь?

– Ну, хочешь, следи за тем, что пишут на этом сайте, сам, а я буду смотреть на этого говнюка…

– Да не собираюсь я шариться по этому засраному сайту, чёрт бы тебя побрал! И знаешь почему, дорогой мой Фрэнсис? Да потому что мне поручено не лазить в Интернете, а следить за тобой!

В ответ на это Шейфер только лишь промолчал, а потом, скрыв окно «Internet Researcher», посмотрел на Гилларда уныло, обиженно и раздражённо.

– Подумать только, – произнёс он хмуро – Я всегда считал тебя нормальным парнем… Умным, по крайней мере. А ты, оказывается, не можешь сознать такой простой вещи, что если этот придурок растреплет в сети о том, чем он занимается, то у нас всех могут быть крупные неприятности… Ты, наверное, всё ещё думаешь, что я делаю это ввиду того, что мне хочется как следует поразвлечься…

– Я ничего не думаю, – буркнул Гиллард, пытаясь найти способ объяснить своему напарнику, что его планы опасны, и лучше оставить всё так, как оно сейчас есть. Но проблема заключалась в том, что он и сам не знал, чем конкретно так уж опасны планы Шейфера – Я… Мне это просто… Ну, не нравится.

– Почему же не нравится? Потому что об этом не было сказано в поручении этого долбанного «Гробы»? Знаешь, что я тебе скажу? – Шейфер повернулся к нему всем корпусом, и даже внушительно поднял указательный палец вверх – Будь я «Гробы», я бы только одобрил и поддержал мысль о том, что за ним нужно следить не только через веб-камеру, но и через сайты, которые он посещает. Нормальные люди так и делают, между прочем. Правительства всех стран мира наблюдают за нами посредством того, что считывают информацию со всех крупнейших мировых серверов – так что же мы? Мы что, хуже?

Тень какого-то осознания вдруг промелькнула в голове Гилларда, заставив его сверкнуть глазами и даже приоткрыть рот… Но что-то где-то вдруг замкнуло в его голове, какой-то подлый синапс, нейрон, клетка серого или белого вещества не сработали в тот самый момент, когда это было нужно, и он выпустил это осознание из рук, а затем, раздражённо потерев пальцами лоб, скривился и пробормотал.

– Боже ты мой, как ты мне надоел… Делай что хочешь. Знай только, что если что-то пойдёт не так, я тебе Богом клянусь, в том, что прострелю тебе что-нибудь. При помощи того самого пистолета, который у меня есть.

Шейфер вновь осмотрел его с ног до головы неприятным, жалобно-презрительным взглядом, коротко и удручённо покачал головой, а потом вернулся к компьютеру и развернул окно браузера. Там стрелкой курсора он нажал на кнопку быстрого входа в поисковую систему Google и уже потом, когда вошёл в неё, в поисковой строке набрал слово «csaldo.com» и нажал на кнопку OK. Через секунду в окне браузера появились и результаты поиска, и, в том числе, прямая ссылка на искомый им сайт.

– Сейчас мы сожмём её на одну сторону, – пробормотал он, тыкая в неё курсором – В одной половине экрана у нас будет Ксальдо, а в другой – окно веб-трансляции. Так мы можем следить за тем и другим одновременно, ты понял?

Гилларда аж мурашки пробрали от ощущения того, что всё идёт совершенно не так, как нужно, но он промолчал, лишь только немного отвёл глаза в сторону.

Экран же компьютера Шейфера, тем временем сначала побелел, потом позеленел, потом на нём появились густо-чёрные надписи и детали оформления, выполненные в какой-то угрожающей смеси готического и современно-киберпанкового стиля, появился заголовок сайта и его главное меню, висящее ровно в центре этого пока ещё пустого ровно болотно-зелёного поля.

– Нам нужен форум, – пробормотал Шейфер, вновь двигая курсор при помощи мышки – Интересно, там нужна регистрация или нет?… Хмм… Кажется, нет… Парню, по крайней мере сейчас, пока ещё везёт…

– Слушай, – выдавил из себя Гиллард, скривившись – Ты хотя бы можешь не делать вид, что в случае его просчёта ты будешь терзать этого несчастного дурачка собственными руками?…

Шейфер, торопливо обернувшись в его сторону, сузил глаза, а потом вновь повернулся к компьютеру.

– Винс, мать твою, да прекрати же ты гундосить, как восьмидесятилетний пенсионер-фермер из глубинки, который в первый раз в жизни оказался на Бродвее! – процедил он чуть ли не сквозь зубы – Какое тебе дело до моего тона? Успокойся, всё будет нормально…

– Так же, как и на трассе Гринлейк-Кранслоу?

– Послушай меня, от того, каким я тоном проговариваю те или иные слова, исход дел не зависит ну ни как…

– Это зависит от того, что у тебя сейчас в голове, а твой тон выдаёт тебя с головой. Ты замыслил какую-то гадость, однозначно.

– Ничего я не замыслил, чёрт же возьми, ничего, я просто пытаются проконтролировать нашего «подопечного» как следует!

– Мне не нравится твой тон. Мне от него не по себе. Мне противно это…

– Если тебе что-то не нравится, то можешь выйти, – отрубил Шейфер резко, очевидно, окончательно разозлившись на своего товарища, и с недовольным видом повернулся обратно, к компьютеру.

– Меня поставили следить за тобой…

– Тогда следи и не возбухай по мелочам, – теперь уже практически рыкнул на него Шейфер – Следить его, видите ли, поставили… Каков вертухай…

– Я не…

– Всё, Винс, замолкни, пожалуйста! Я не намерен ссориться с тобой сегодня!

Гиллард замолк с чувством человека, который только что проглотил увесистый гранитный булыжник натощак. Чем дальше это заходит, тем больше мне становится не по себе, вращалось и пульсировало в его голове, как какой-то сошедший с ума фонарь, вертевшийся по кругу, не слишком-то быстро, но сам по себе, и выжигающий своим яростным светом все остальные мысли в его голове.

Что он делает, этот придурок?! Что же, чёрт возьми, он делает?!

И что же делаю здесь я?

– Таак… Это сюда, – бурчал, тем временем, Шейфер, возя мышкой по коврику, и, кажется, уже успокоившись – Господи Боже, как же всё-таки мало времени ему для этого понадобилось – А это – сюда. Вот видишь, теперь нам с тобой всё видно, можем спокойно сидеть себе и смотреть за этим, спокойно себе попивая пиво… Что в этом плохого, я не понимаю… Воот… Что же у нас тут на форуме? Здесь ничего, здесь тоже ничего особенного… Хм, тут обсуждают вампиров… Винс, ты веришь в вампиров?

Гиллард не ответил ему – вот только лишь Шейфера, рассуждающего о вероятности существования вампиров, ему и не хватало… Пересилив себя, он уставился на правую половину экрана, там где находилось изображение веб-трансляции, и увидел их горе-художника, вполне себе мирно сидящего за своим компьютером в одной и той же расслабленной позе и, кажется, вяло покручивающего колёсико на своей компьютерной мыши. Он не работал с клавиатурой, и, значит, пока никому ничего не писал – хотя бы уже это его немного, но успокаивало.

– Когда я сидел в тюрьме в Нью-Хоризоне, кстати говоря, – продолжал, тем временем, неугомонный Шейфер – В нашем отделении содержался один типчик, осуждённый за вооруженные налёты на инкассаторские машины, возящие деньги из одного города в другой… Видел бы ты его рожу, Винс… Вылитый вампир-носферату из того старинного чёрно-белого фильма. У него и кличка была подходящая – Энди-Упырь, и характер у него был такой же… Мне всегда было интересно, как на его рожу реагировали его собственные жертвы? Я тут, кстати, намедни посмотрел фильм… Чёрт, Винс, да что ты весь такой напряжённый? Успокойся, всё идёт так гладко, как только может быть. Расслабься, сходи на кухню, возьми себе баночку пивка…

Мне нужно следить за тобой, глупый сукин ты сын, повторил Гиллард про себя и вдруг внезапно понял, что в его глотке действительно здорово пересохло. Так что, чуть язык с губами не потрескались. Он откашлялся в кулак и сделал вид, что ничего не происходит.

– Так, а что там с нашим хреновым рисовакой? – вдруг вспомнил Шейфер о своей основной задаче, и покосился направо – Всё вроде бы спокойно…

Лучше бы этот идиот занялся засраным черепом, подумал Гиллард, понимая вдруг, что от прежней благожелательности и жалости к объекту их наблюдения у него не осталось и следа… У него опять запершило в горле от жажды, и он, отвернувшись от компьютера в сторону, опять откашлялся, теперь сильнее. На сей раз это не помогло. Господи, да я же тут как в камере-одиночке доследственного задержания, проскочило у него в голове, не попить, не поссать, мать его… Что, неужели я так и буду сидеть тут, и таращиться на двух кретинов, один из которых виден мне благодаря скайпу, а другой сидит со мною рядом?… Что будет, если я отвлекусь, выйду из комнаты хотя бы на пару минут?…

Он опять закашлялся.

– Ты заболел? – поинтересовался Шейфер, отвлекшись от компьютера на секунду – Простыл где-то? У меня есть лекарства в ванной, возьми, если хочешь…

Гиллард сглотнул сухой, колючий ком в своём горле и отрицательно покачал головой…

…Но, не прошло и минуты, как он, вновь с трудом подавив в себе очередной приступ кашля, наконец, не выдержал всего этого и вскочил со стула, после чего, пытаясь по дороге каким-то образом, наконец, прокашляться, двинулся из спальни Шейфера, по коридору на кухню.

Прокашляться не вышло, но он, по крайней мере, сумел добраться до поставленного самим перед собой пункта назначения, и, хотя и с жутким першением в глотке и со слезящимися, почти ничего не видящими глазами, всё же подобрался к холодильнику. Там – практически на ощупь – он нашарил какую-то, первую попавшуюся ему под руку бутылку, и, даже не сообразив, что и как он открывает, сорвал с неё крышку и поднес её ко рту, а затем запрокинул голову.

На его счастье, это оказался не кетчуп чили и не какая-нибудь водка «Давидофф», в бутылке, заначенной Шейфером на всякий случай, а всего-навсего молоко – но всё равно – он приложился к ней слишком уж жадно, из-за чего жидкость, которая, по сути, должна была принести ему какое-то облегчение, вместо этого тут же попала ему не в то горло, и даже в нос, в результате чего он вообще чуть было ей не захлебнулся. Молоко брызгами полетело через его ноздри и рот, и он чуть было не упал, кашляя, а уже открытую бутылку уронил на пол, тут же разлив (к счастью, она была пластиковая, а не стеклянная), по светло-бежевому кафелю всё её содержимое. Он продолжал кашлять, держась за горло и кляня всё на свете – себя, Шейфера, этого придурковатого художника-онаниста, собственный кашель, и молоко, и свою торопливость, а потом наощупь кое-как захлопнул дверцу холодильника и стремглав, скользя подошвами заботливо выданных ему Шейфером домашних тапочек в луже, разлившейся на полу – по прежнему вслепую, наобум – помчался в сторону раковины для мытья посуды. Когда, наконец, понял, что добрался, тут же нашел кран и открыл оба вентиля – со стороны, наверное, должно было показаться, что он пытается потушить внезапно загоревшуюся на нём одежду – но хлынувшую из него воду трогать не стал, а, склонившись над раковиной, попытался успокоиться, а затем – прокашляться. Только после того, как окончательно избавился от всех остатков слизи и молока, застрявших в его верхних дыхательных путях, он набрал полные пригоршни воды и сначала плеснул её себе на лицо, а потом, продолжая плеваться, отхаркиваться и отсмаркиваться, принялся умываться.

Из-за шума воды, да и всего прочего, что единовременно одолело его в тот миг, Гиллард не слышал обращённых к нему криков Шейфера, доносящихся из спальни последнего – по сути говоря, сейчас ему было попросту не до этого. Лишь тогда, когда он решил, что с него хватит умываний, и что, так или иначе, но он сумел-таки привести себя в порядок, он понял, что за то время, пока он отсутствовал рядом со своим товарищем, у последнего произошло нечто серьёзное, а если конкретно – в этот самый непосредственный момент, когда он пил молоко, плевался им во все стороны, умывался под краном, и прочая, и прочая – случилось нечто такое, в чём он, по сути, и должен бы был принять участие… Но не смог.

А сейчас, наверное, предпринимать что-либо было поздно.

Как раз в тот момент, когда он завернул оба вентиля – и холодный, и горячий – на кране, крики Шейфера из спальни прекратились, и дом погрузился в тишину. Шейфер в это самое время почти наверняка смотрел на что-то, им только что увиденное, с открытым ртом, напрочь позабыв о том, что пару мгновений тому назад хотел привлечь внимание своего приятеля. Именно по этой тишине – а не по крикам, ей предшествовавшим – Гиллард сообразил, что случилось нечто, и, чертыхнувшись, вылетел из кухни в коридор, забыв даже о том, чтобы вытереть мокрые лицо и руки.

Он надеялся успеть прежде, чем его недоумок-приятель натворит ещё что-то, и хотя бы сделать что-то так, чтобы выкрутасы оного не вышли за рамки разумного – но, когда оказался в спальне Шейфера, он застал его молча сидящим за компьютером и уставившимся на его экран – одна рука лежит на мышке, другая покойно лежит перед клавиатурой. Он что-то читал там, иногда покручивая колёсико мыши – рот был немного приоткрыт, а глаза у него были большими, даже гигантскими, не дать ни взять, как у домохозяйки, которая только что узнала от своей соседки по этажу, что их новые соседи сверху эксгибиционисты и, мало того, не прочь развлечься с друг-другом при помощи садомазохистских штучек-дрючек.

Когда Гиллард вошёл внутрь и закрыл дверь за собой, попутно стряхивая капли воды, оставшиеся у него на руках, Шейфер обратил на него внимания самую малость, просто скользнул по нему взглядом, а потом вернулся к тому, что читал до этого. Спустя несколько секунд, он прикрыл рот, опять оглянулся на Шейфера и кивнул ему на то, что сейчас перечитывал.

– Глянь сюда, Винсент, – произнес он сухим, как пепел, голосом – Очень забавный пост, это стоит нашего внимания.

Обуреваемый странными, смешанными чувствами, Гиллард сел на стул за компьютером рядом с ним.

– Куда подевалось изображение с веб-камеры? – поинтересовался он немедленно, увидев, что окно браузера заняло весь экран – Ты что, забыл, что…

– Да к чёрту лысому этого недотёпу, и этот идиотский череп! – пробормотал Шейфер почти брезгливо – Сначала прочитай это…

– Что – это? – переспросил Гиллард со слабым, но медленно растущим раздражением в голосе – Это что, имеет какое-то отношение к нашему с тобой заданию?

– Почти что. Почти что непосредственное отношение. Ты просто прочти всё с начала, а потом сделаешь выводы сам, я даже не хочу сейчас объяснять тебе вкратце, о чём это. Давай же, не теряй времени.

Гиллард, скрипнув зубами, всё-таки согласился на это, но про себя поклялся, что прочтёт этот увиденный Шейфером в Интернете текст только лишь по диагонали, а потом силой или уговорами заставит своего напарника вернуться к тому делу, которое им обоим поручили.

Но клятвы выполнить не смог – потому что увидел в тексте слова «Кранслоу», «Гринлейк», «посреди чистого поля», «полиция», «ФСР», «яма», «машина», «спецслужбы», и, прочтя сначала поверхностно, прочитал повторно, более внимательно, а потом с замирающим сердцем прочитал всё от начала и до конца, и очень внимательно.

Всё это время Шейфер не сводил взгляда с его лица, очевидно, пытаясь распознать его выражение, и понять, что бы это значило. Когда Гиллард закончил с чтением и откинулся на спинку стула, он немедленно поинтересовался, что он думает по поводу того, посадят ли его в ближайшее время или же нет?

Гиллард покачал головой, всем своим видом пытаясь указать на то, что не намерен сейчас обсуждать это происшествие, а потом, кивнув, ему в сторону экрана, сказал:

– Что там с нашей онлайн-трансляцией? Может, покажешь, как там дела у нашего у нашего подопечного?

– Эй, – сказал Шейфер тихим, удивлённым голосом – Ты понял, что тут было написано? Хотя бы немножечко?

– Да, я всё понял, – сказал он ему, чувствуя, как в его горле опять началось отвратительное першение – Я не знаю, что будет с тобой в ближайшее время, и вообще… Я не имею никакого понятия, какие планы у всех этих парней на того, кто заставил оказаться эту чёртову машину внутри ямы, и насколько он интересен им сейчас… Открой, будь добр, окно с трансляцией веб-камеры, пока мы с тобой не проворонили что-нибудь важное.

Шейфер ещё некоторое время рассматривал его, а потом, вздохнув, всё-таки убрал окно браузера с только что прочитанной ими статьёй и заменил его на то, что показывала видео с вебки. Потом, чуть помедлив, вернул весь экран в прежнее состояние – левая его половина была отдана окну браузера, правая – веб-трансляции из комнаты их объекта наблюдения. Там ничего так и не происходило – юный художник сидел в той же самой позе, в какой его Шейфер запомнил в последний раз, чего-то там вычитывая на этом своём «ксальдо.ком». Ничего не писал, и ничего не рисовал. Чёрт бы его побрал, подумал Гиллард мрачно, небось прочитал сейчас про эту чёртову яму, и думает себе – ну, надо же, наверное, это очередная хренова выдумка какого-нибудь доморощенного фантазёра. Думает так – и ему, наверное, даже невдомёк то, что тот самый череп, который стоит сейчас за его спиной, принадлежит человеку, которого мёртвым, и словно бы кем-то до половины обглоданным, обнаружили в этой самой яме, в существование которой, он, безусловно, нисколько сейчас не верит.

– Я не могу понять лишь одного, – пробормотал Шейфер мрачно, таращась на экран своего компьютера словно зачарованный – «Гробы», как будто бы обещал нам всем, что организует вокруг этой долбанной ямы дозор из копов какого-нибудь из двух городов, чтобы сюда не лезли парни из полиции округа и всё такое прочее, а тут – на тебе… Даже телевизионщики шатаются вокруг неё, как ни в чём не бывало…

Гиллард только лишь удивленно хмыкнул, и покачал головой.

– Ты так рассуждаешь, будто бы «Гробы» обещал тебе всё это лично, – пробормотал он с немного недовольным удивлением в голосе – А ты пообещал ему спустить с него шкуру в случае невыполнения… Ему-то до наших дел нет сейчас почти никакого интереса…

– Как это – нет, чёрт бы его подрал?! Мы что, тогда пришли к этой дерьмовой яме по собственному желанию? Он сам и Лонси в том числе должны были быть заинтересованны в том, чтобы вокруг этой дурацкой дыры вертелось как можно меньше постороннего народа, тем более чтобы там не было ФСР! И, уж тем более, не эти ублюдки с их кинокамерами и микрофонами! Чёрт, да всей этой братии осталось пригласить сюда, к этой вонючей дырке, самого президента вместе с директором службы государственной безопасности!

– Стало быть, – произнес Гиллард, пожав плечами – Они там были не очень-то обеспокоены тем, что в их дела полезет кто-то посторонний… Или тем, что они полезут туда именно с этой стороны…

– Ну, теперь уж будут обеспокоены точно – кто бы мог подумать, что всё обернется так, что об этом сочли своим долгом упомянуть даже посетители этого сайта… Чёрт, да они же тут даже видео про это надыбали, ты только посмотри на них… Что, быть может, глянем его, а?

– Фрэнсис, мне уже надоело напоминать тебе о том, в чём состоит наше сегодняшнее задание… Почему ты никак не можешь успокоиться? Сначала полез на этот грёбаный сайт, теперь тебе, видите ли, надо посмотреть какое-то видео на YouTube… Что дальше? Может быть, тебе захочется сыграть в какую-нибудь онлайн-стрелялку или посмотреть новый мосфильмовский блокбастер?

– О, Боже мой, Винни, ну ты опять начинаешь эту свою хрень, – заныл Шейфер немедленно – Ролик длится всего четыре с небольшим минуты… Ну, хрен с ним, пять! Что может случиться с этим парнем за всё это время? Он что, подзорвёт свою квартиру? Сбежит куда-нибудь? Позовет друзей и устроит вечеринку с полным разгромом всего в самом финале?

– Не знаю, кто чего там устроит, – проворчал Гиллард – Но умные люди говорят: идя дурной дорогой, не верти башкой по сторонам, покуда не доберешься до дома…

– Но Винс, как ты не поймешь, эта фигня касается нас всех, и даже, можно сказать, того, чем мы сейчас с тобой занимаемся… Мы просто обязаны сейчас понять, что же там такое произошло, чёрт подери! Это в наших интересах, Винс, понимаешь?

– Но ты же и так прочитал всё то, что написано внизу, под этим долбанным видео. Чего ты хочешь увидеть там ещё?

– Не знаю, как тебе, но мне этого мало! Хочу посмотреть на эту дрянь сам, хотя бы так, посредством просмотра этого ролика…

– Дьявол тебя разбери, что же ты за упрямый сукин сын, Фрэнсис! – пробурчал Гиллард недовольно (и, между тем, ловя себя самого на том, что ему и самому хочется взглянуть на этот самый ролик, и хочется этого куда больше, чем таращиться на спину и затылок этого долгогривого дуралея, который сидел себе, как ни в чём не бывало, перед своим компьютером, наверняка уже с головой ушедший туда, и даже и не думающий о порученной ему работе с черепом, возможно, вообще напрочь о ней забывший), но затем, вздохнув, прибавил – Чёрт с тобой, давай, посмотрим. Пять минут так пять минут…

– Я разверну его на весь экран, Винс? – спросил у него Шейфер голосом провинившегося ребенка, которого, наконец, отпустили погулять, и теперь он просит разрешения пошататься с друзьями по улице подольше. Гиллард ничего не ответил ему, только лишь вздохнул и прикрыл глаза приставленной ко лбу ладонью. Ему страшно надоело спорить со своим напарником, доказывать ему, что нужнее и что важнее сейчас для них в этой ситуации, и надоел он сам, и его квартира с этой комнатой, и компьютер в ней, и этот сайт, и этот безымянный художник-задрот на пару с идиотским черепом, по которому последнему требовалось нарисовать лицо человека, возможно, разыскиваемого «Гробы», Лонси и компанией. Больше всего сейчас ему хотелось встать, собрать свои вещи, вызвать такси и уехать на нём домой, после чего запереться там на все замки, отключить все телефоны, забраться в кровать и проспать там целую неделю… Или даже месяц. В общем, до тех самых пор, пока это всё дерьмо, наконец, не кончиться.

Шейфер, в свою очередь, расценил этот его жест, как разрешающий, (и хрен с тобой, подумал Гиллард, увидев его расплывшуюся в довольной ухмылке физиономию, расценивай это как хочешь) а затем, наведя стрелку курсора на картинку с превью видео, щелкнул левой клавишей мыши, дождался, когда оно оживет, и развернул его на весь экран, скрыв им и Csaldo.com, и окно скайпа, через которое они наблюдали за жизнью и бытом юного художника, в это самое время делавшего ровным счетом ничего, а просто сидевшего в расслабленной позе в своей комнате и за своим компьютером.

Из динамиков же Шейферова компьютера полилась торжественно-торопливая музыка заставки новостного блока какого-то телевизионного канала, судя по всему, кабельного.

Гиллард, застыв, как полевая мышь перед удавом, уставился на экран и сглотнул слюну, в этот самый момент ставшей до предела вязкой и липкой. Он вдруг понял, почему он так не хотел, чтобы Шейфер сейчас отвлекался на что-либо вне круга данного им задания.

Он просто не хотел слышать никаких новых известий об этой проклятой яме.

***

Хмурый человек с сильными залысинами на голове, в сером деловом костюме и в черном галстуке, сидел за столом в комнате допросов участка дорожной полиции номер пять и сонными, покрасневшими глазами рассматривал поларойдные фото, вялыми жестами тасуя их, перекладывая из верха пачки в её низ. За всё это время он внимательнейшим образом осмотрел каждую из них, наверное, вот уже раз десять, однако его вид вовсе не говорил о том, что хотя бы из осмотра одной из них он сделал какие-то нужные ему выводы, или допустил в своих мыслях, что их сделал кто-то из тех, кто нашел всё это дерьмо первым. Кажется, сейчас он продолжал думать, что это – всё-таки какая-то подделка, или просто нечто такое, что ни как не относится к той пресловутой яме, обнаруженной в поле между городами Гринлейк и Кранслоу. Плохо, размышлял сержант Фэй, который чувствовал себя так, как будто и сам вот-вот свалится со своего стула, и будет спать прямо на полу, что его никак не заставить спуститься туда лично, что бы он взглянул на всё своими глазами. В противном случае, от его сомнений у него в голове не осталось бы ровным счетом ничего.

– Ну, хорошо, – сказал плешивый и поправил большие очки в старомодной роговой оправе. Его фамилия была Джонсон, но, когда он произносил её, представляясь, по нему было заметно, что уже завтра при необходимости эта его фамилия может быть какой угодно другой, и что он нисколько даже не стесняется этого, и не считает нужным скрывать – судя по всему, он работал не просто в ФСР, а в каких-то скрытых его отделах, где конфиденциальность хранимой ими информации и безопасность тех, кто в них состоял, находилась отнюдь не самом последнем месте – Будем считать, что Ваш напарник не имел никакого понятия, что это всё такое, и оказался здесь по чистой случайности. Но скажите – Вы, мистер Фэй, можете хотя бы предположить, в чём заключалась эта самая случайность, которая могла привести его туда?

Фэю казалось, что он проговаривал эти свои предположения вот уже в сотый раз за последние несколько часов – да и не он только лишь – но он, стиснув зубы, кое-как произнёс всё это снова:

– Не знаю, правда ли это или нет, но лично мне кажется, что всё тут до ужаса просто: сержант Темплстон, делая объезд закрепленной за нами территории, заметил с дороги странные огни в поле, которых раньше тут никогда не видел, и решил узнать, что это…

– И съехал с дороги прямо на автомобиле? – продолжил-переспросил Джонсон, равнодушным, не имеющим под собой ни грана ни иронии, ни удивления, ни раздражения голосом – А потом, вместе со своей машиной оказался в этом подземном гараже, отстроенном посреди чистого поля, причем разместился в нём так, словно бы в эту штуку был удобный асфальтированный въезд, в то время как, чтобы оказаться внутри неё вместе со своим автомобилем, нужно было, наверное, сначала спустить оный вниз на блоках, а уж только потом построить над ней все верхние перекрытия, потолок и опоры…

– Я не имею никакого понятия, как это у него вышло, – пробурчал Фэй в ответ. Он вообще не мог в толк взять, почему этот человек вообще решил, что допрос именно его может столкнуть расследование этого дела с мертвой точки. И почему именно его – а ещё эту несчастную костлявую Джейкинс – нужно допрашивать об этом несколько раз подряд. Они не знали – и не догадывались – обо всём этом больше, чем остальные. Не видели более всех остальных, тех, кто вместе с ними спустился глубь этого странного подземного сооружения. Не имели никаких сношений с Темплстоном, более, чем с коллегой по работе. По сути, этот мужчина, работающий на ФСР (или на что-то там ещё), должен был уже отпустить всю их смену по домам и убраться из участка сам – но вместо этого упрямо продолжал сидеть тут, чего-то ожидая, чего-то выцеживая из них всех со старательностью налогового инспектора из анекдота о лимонном аттракционе. Уже пришли копы из следующей вслед за их сменой, уже разместилась на своих местах, уже кто-то начал собираться в объезд территории – а они всё сидели тут и ждали, когда же этот дурацкий ФСРщик уймётся и отпустит их восвояси – И никто не может даже вообразить себе, как это случилось – но эта дурацкая машина оказалась именно там, внутри.

– Боже мой, мистер Джонсон! – вмешался вдруг в этот их диалог начальник его смены, капитан Брайтсколл, так же находившийся в комнате допросов и сидевший у задней стены на стуле, сзади и слева, по отношению к Фэю – Неужели Вы всерьез думаете о том, что здесь есть хотя бы какая-то вероятность предварительного сговора? Ведь эта ситуация… Это настолько дико, нелепо, невероятно… И этот трюк с машиной… Вы только что сами подтвердили – своими же словами – что отчебучить такое было бы не под силам и Дэну Копперфильду! Зачем, ради какой выгоды – да какой там выгоды, чёрт подери! – что-то подобное вытворять всем нам?

Джонсон как будто бы даже и не заметил его, блики на стекляшках его очков лишь на пару миллиметров дернулись вправо – а потом он вновь уставился на Фэя. У того невольно возникло впечатление, что вся эта история была придумана именно под его тайным руководством и воссоздана по его тщательно проработанному проекту. Глаза его, неестественно большие за линзами его очков, немного помутнели – он явно о чём-то задумался – потом взгляд его пришел в норму, и он убрал пачку фотографии в свой портфель из коричневой кожи, всё это время стоявший у него на коленях. Фэй уже было обрадовался, думая, что этот чертов мозгоклюй решил-таки, что на сегодня со всеми этими допросами уже хватит – капитан Брайтсколл и вовсе, как он слышал, не удержавшись, испустил вздох радостного облегчения за его спиной – но нет, Джонсон, покопавшись в своём портфеле ещё немного, вернул на стол одну из фотографии, и положил её перед Фэем так, чтобы он видел, что там на ней.

– Я знаю, – сказал он ему – Вы уже осмотрели все фото, внимательно, как я вас и просил, даже расписались за их подлинность, но я хочу, что бы Вы взглянули ещё раз на вот эту. Вы видите, что тут на ней?

– Вижу. Кусок стеллажа со всяким хламом, частично виден край другого стеллажа, и пустой угол между ними…

– Вот именно этот угол меня и интересует. Вы видите щель там, как будто бы там находится какая-то дверь?

– Вижу. Это и в самом деле дверь. Там было что-то вроде стенного шкафа, только он был пустой. Там ничего не было, кроме старого гаечного ржавого ключа на семнадцать-девятнадцать. Не знаю, какой интерес это…

– Это неважно, – нахмурившись, перебил его Джонсон – Дальше была голая стена, верно?

– Да, голая стена, бетон…

– Вы – кто-нибудь из вас – каким-то образом исследовали её? Там нет никаких секретов?

– Нет, никаких секретов там не было. Я думал вообще, что это дело ваших ребят – обследовать там всё в подробностях.

Джонсон странно сверкнул на него глазами, но затем кивнул и, слегка отстранившись от него, убрал фотографию обратно, в портфель.

– Хорошо, – сказал он, а вслед за этим встал из-за стола – Идите. Вы свободны. Вы, капитан, свободны тоже. Я ухожу, но хочу, чтобы Вы, мистер Брайтсколл, дали маленькое объявление следующей смене, и чтобы оно пошло по сменам дальше.

– Какое? – было успокоившись, Брайтсколл опять напрягся, подобрался, как будто бы ему поручала что-то сама Отчизна.

– Наши люди будут продолжать находится там, у этого… Гаража… Даже не знаю, как это назвать правильнее… Ваша помощь там не потребуется. Хочу, чтобы никто из людей с вашего поста не путался там даже в том случае, если там вдруг никого не будет. И следите, по мере возможности, чтобы там не было никого постороннего. Чтобы даже не останавливались на дороге, дабы разглядеть это как следует. Там, на этом участке дороги, будут дежурить наши люди, но вы сами знаете, что бывает всякое. И не рассказывайте об этом никому – ни знакомым, ни друзьям, ни родственникам. Никаких подробностей. Просто яма, дырка в земле, а ваш коллега свалился туда по недомыслию, разбил машину и свернул шею. Его родственникам мы всё объясним…

– А что толку? – хмыкнул Фэй, тоже встав из-за стола – Там уже было и телевидение, и пресса, и… Бог его знает, каким только дьяволом их принесло туда так быстро – но они, наверное, уже выложили отснятый и записанный материал в Интернет… Что нам скрывать?

– Пока ещё есть чего, – ответил Джонсон своим обычным, атональным голосом, но по его немного бегающему взгляду было понятно, что он не вполне уверен в сказанном – И, возможно, что ещё будет.

С этими словами Джонсон, аккуратно задвинув стул из металлических трубок и черного гладкого пластика за стол для запросов, снял с него висящую на его спинке шляпу-"федору" и водрузил её себе на свою блистающую залысинами голову.

– До свидания, господа, – произнес он тихо и безразлично и направился к выходу – Быть может, ещё увидимся.

Брайтсколл и Фэй молча смотрели ему вслед.

– Надеюсь, что шансы у нас эту встречу не слишком уж велики, – процедил Брайтсколл сквозь плотно сжатые зубы и губы, наблюдая за тем, как закрывается дверь вслед за уходящим мистером Джонсоном – Уж не знаю, как кому, но лично мне он тут нафиг не нужен. Он и всё это дерьмо, связанное с этой вонючей ямой…

Фэй ничего не ответил ему на это – только лишь медленно кивнул головой в ответ.

***

На самом деле фамилия Джонсона была именно Джонсон, и никакой тайны из этого он никогда и не при каких обстоятельствах не делал. Он никогда не работал ни на какие там секретные отделы ФСР, ни на СУГВР, разве что на тех, кто в них состоял, но ему уже пообещали, что если он возьмётся и проконтролирует это дело, то его карьера в этом смысле резко пойдёт в гору. Этот округ, по сути, был его, а он был самым рьяным карьеристом из своих коллег и, услышав эту историю, сам же на всё это и напросился, почувствовав, что дело тут пахнет чем-то весьма и весьма серьёзным. Он просто не знал, что там происходит на самом деле – люди, которые подсунули их отделу наспех составленные документы и показания, не стали расписывать всё в подробностях, а ограничились самыми общими сведениями – пропажа копа из полиции штата, невесть откуда-то взявшийся склад посреди чистого поля меж двух депрессивных провинциальных городишек на берегу Атлантики, какие-то непонятные фокусы с исчезнувшей машиной, возможно, что всё это попахивает некоей аномальщиной, да такой, какую обычно не показывают даже в выпусках «Сенсаций Недели» по четвёртому каналу, но никто ничего пока ничего толком не знает и утверждать не может, а потому никто никаких специальных людей на место происшествия высылать не будет, явится только какой-то субчик-сопроводитель из второго сектора СУГВР, и пока всё на этом, а основную массу забот на себя возьмут именно Джонсон и его ребята. Ну вот и ладно, подумал он тогда, это и хорошо что так, потому что так у меня никто не будет путаться под ногами, а одного человека я всегда могу окоротить, обвести вокруг пальца или просто проигнорировать его рекомендации, и это значит, что по большей части результаты всех моих трудов будут принадлежать только мне, и я смогу распорядиться ими так, как нужно и выгодно только лишь мне.

В итоге вышло так, что к нему не явился даже этот самый пресловутый тип из СУГВР – может быть, ещё и должен был появиться, но пока ни Джонсон, ни кто-либо из находившихся под его начальством людей не видел его и не получал от него звонка, он не появлялся ни в их отделении, ни, тем более, в поле, и вообще, чем дальше всё это заходило, тем больше и больше у Джонсона появлялось уверенности в том, что сюда к ним, по сути, никто и никогда не явится, а если когда и явится, то они вряд ли ограничатся одним лишь агентишкой из какого-то мелкого заштатного отдела Службы Разведок, а вышлют сюда целый строительный отряд, научную группу, а вдобавок к ним – ещё каких-нибудь крупных шишек в их структуре, возможно ещё даже военных.

Может быть это было бы не так уж и плохо – отдать им всё это к такой-то матери, спросил он сам у себя мысленно, заводя мотор своего видавшего виды – но тем не менее выглядящего совсем как новенький – тёмно-серого «Плимута-Меркури», в конце-концов, зачем мне всё это? Мало денег? Мало власти? Мало информации? Мало авторитета? Живу спокойно, и нечего соваться туда, где меня никто не ждёт, а я, возможно, и не справлюсь, ибо уже давно начал стареть, и здоровье у меня при этом уже совсем не то, чтобы ещё и работать после неуклонно приближающейся ко мне пенсии. Да и такой путь к вершинам власти – устроит ли он меня? Не затянет ли туда, где мне будет попросту не выжить? Ведь очень вероятно, что именно затянет, и у меня начнётся такая жизнь, о которой можно мечтать только в молодости, лет до тридцати, а не сейчас, когда мне осталось всего пару месяцев до полувекового юбилея. Хорошо, что у меня нет семьи, и я развёлся со своей женой с таким скандалом, что Дайана и дети удрали от меня аж на другой конец света, в Аргентину, которая не является по отношению к Великой Стране даже вассальным государством, и попасть в которую на сегодняшний день было не проще, чем в Московию. Даже не проще, чем в Цинь. Даже людям из СУГВР. И родителей у него не было – оба умерли десять лет тому назад, как раз после того, как на восточном побережье Американского побережья прошли шкваловые кислотные ливни. Братьев и сестёр у него не было тоже – вообще, он был очень одиноким человеком, у которого не было ничего и никого, кроме работы, и шантажировать его было нечем, разве что его собственной жизнью и свободой. Но и смерти и неволи можно избежать, а можно и не бояться того, что тебя их лишат, особенно в том случае, если жизнь и свободу не для кого беречь. Так что он может отказаться от этого в случае чего, и ничем особенным рисковать не будет. Даже если ему пригрозят увольнением из ФСР, то…

Да будут ли? Кому он, нахрен, нужен? Я могу, думал он, проезжая по семьдесят второму шоссе, просто составить для них отчёт о исследовании и работах, проведённых там на месте, приложу к нему уже сделанные фото и прочие материалы, а потом отошлю их тем, кто дал мне это задание, а уж дальше пусть разбираются сами. Это всё равно дело не моего уровня. Про такое даже не пишут приключенческих книжек, а в реальности таких случаев вообще не бывает… Никогда не бывает. Подумать только – машина с мумией копа в подземном гараже, в который нет хода сверху, кроме как через узкий квадратный люк в положенной на землю железобетонной крышке весом этак тонны на три, при этом огороженной высоким забором из сетки-рабицы с небольшой калиткой, через которую внутрь можно было пройти только лишь по одному… Такой путь суждено было пройти не каждому толстяку, не то что целой полицейской машине – последнюю невозможно было пронести туда даже путём разбора её на части. Только если туда вели какие-то тайные ходы или дороги… Но ничего такого там не было! И этот дурацкий коп – Дэннис Темплстон – ведь он и его машина пропали в окрестностях всего пару суток тому назад, и это, в свою очередь, означало что, действительно, сначала была выстроена вся эта хреновина, а уж потом внутри неё оказалась машина и мёртвый, словно бы лишённый всей жидкости в его организме, коп. Мумия эта, правда, выглядела так, словно она валялась там ещё со времен постройки египетских пирамид, но ни её одежда, ни именное удостоверение копа, ни значок, покрытый странным розоватым окислом, ни сама машина, ни всё остальное, что было внутри неё, не выглядело так, будто бы было моложе её. Кроме того, при более детальном (хотя и до сих пор относительно поверхностном, ведь походной лаборатории они с собой не брали) изучении трупа было установлено то, что коп умер отнюдь не своей смертью, а после того, как ему прострелили голову (дырка в лобовой части черепа, разнесённые в хлам носовая перегородка и верхняя челюсть, а затылок так и вовсе представлял из себя хрен знает что), а это могло значить, что и здесь он оказался вовсе не по своей воле, а после того, как в него по какой-то причине решили всадить пару пуль, а потом придумали спрятать и тело, и автомобиль здесь… Но как? Не спрятали же, а потом построили над ними всё это бетонное дерьмо, заграждения и фонари (по одному у каждого угла квадратной ограды)?! Какими же средствами надо обладать, чтобы построить всё это за такой короткий период? Но, если всё так оно и было, нужно было делать определённые выводы – или о том, что где-то в этом подземном убежище был тайный вход, либо о том, что, когда машину и мёртвого копа засовывали туда, доступ внутрь был куда свободнее, чем сейчас. И – как бы это удивительно не звучало, верен был именно второй вариант, потому что как и те копы, которых он допрашивал – коллеги этого Темплстона – и его ребята в один голос утверждали, что на земле и траве в поле есть следы от автомобильных колёс, которые ведут именно к этой треклятой дырке в земле, Бог знает кем отстроенной – да, идут прямо под оградой (а там, по сути, не пролезть и собаке), и кончаются рядом с бетонной крышкой, закрывающей вход в это странное сооружение. Кроме того, допрошенные им копы – они все не раз патрулировали эту местность – в один голос утверждали, что ещё неделю тому назад здесь не было никаких фонарей, ни ограды, ни этого грёбанного подземного гаража. Не было сведений и о том, что кто-то что-то планировал здесь построить, выкопать и соорудить, никто не видел ни людей, ни строительной техники в этом месте, хотя патрули проводились регулярно, а для того чтобы сконструировать всё это в течении хотя бы пяти-семи дней, здесь нужно было работать и днём и ночью, не покладая рук…

Но – даже если так оно и было, и кто-то всё-таки умудрился выкопать и построить здесь этот грёбаный автогараж – то зачем? Машину сюда невозможно даже попросту запихнуть (сейчас, по крайней мере), не то что заезжать сюда на ней постоянно – но, тем не менее, там были и электричество и даже невесть откуда берущий воду водопровод, представленный в виде крана с мойкой-раковиной, установленной у самого входа в гараж, и ещё одного – с подключённым к нему шлангом, очевидно, предназначенным для помывки самого автомобиля, работала вентиляция… Для чего предназначалось это странное пустое помещение, предварявшее гараж, и непосредственно в которое вёл люк наверху – в нём не было ничего, кроме забранной сетчатым корпусом лампы накаливания, висевшей в качестве светильника, какого-то бессмысленного пластикового крючка на стене, наверное, в теории предназначенного для того, чтобы вешать на него одежду, нескольких жухлых травинок и осенних листьев, коробка с отсыревшими спичками и металлической гайки диаметром на двадцать миллиметров? Что это был за материал, которым были покрыты его стены – на вид, как обычный пластик, однако простым ножом его даже не поцарапаешь, как ты не старайся… Что больше всего удивляло и настораживало в этом всём лично Джонсона – так это то, что сам гараж выглядел абсолютно жилым, используемым, возможно, даже не первое десятилетие – найденные там инструменты были совсем не новыми, кое-какие – даже негодными, сорванными или заржавевшими, была масса грязных тряпок, ящик для промасленной ветоши, забитый ею до половины, многие бутылки, банки и коробки были полупустыми, початыми, подходящими к концу, покрытыми чьими-то грязными отпечатками пальцев, в потёках краски и масла, которыми они были наполнены в той или иной степени полноты – но всё это было расставлено и помещено таким образом, что во всём этом была видна рука рачительного и заботливого хозяина, который, возможно, ушёл из своего гаража совсем ненадолго, может, уехал на своём автомобиле на работу, может, ушёл, чтобы съесть обед, приготовленный ему его женой, или посмотреть бейсбольный матч, или просто поспать… В любом случае, полагать, что эту штуку построили специально для того чтобы укрыть здесь следы какого-то убийства, было столь же нелепо, как и сказать, что мост Золотые Ворота в Нью-Хоризоне были выстроен в качестве взлётной полосы для самолётов.

Но, с другой стороны, если он был построен для применения его по прямому назначению, то почему он был так невероятно странно расположен? Что это за гараж, завести автомобиль в который можно разве что посредством телепортации? При мыслях о нём ему почему-то вспоминались те картонные городишки, которые возводились в западных пустынях континента специально для испытаний ядерного оружия – с виду город как город, даже видны силуэты людей на улицах и в домах, но едва ты входишь в него и смотришь на всё это с близкого расстояния, тебе становится ясно, что это не дома, а гигантские фанерные ящики, а вместо людей тут манекены с испытательных автостендов или просто вырезанные из плотной бумаги двумерные человеческие фигуры – издевательство над реальностью, пародия на настоящую жизнь, которая чисто теоретически должна быть вот-вот уничтожена летящим огненным адом взрывной, тепловой, световой, электромагнитной и радиационной волн от ядерного взрыва. Но тут-то всё было более чем настоящим – настолько, что, казалось, ещё немного, и на пороге появится хозяин этой хреновины, тридцатипяти-сорокалетний янки с пивным животиком, раздетый до рубашки, брюк от делового костюма и начищенных ботинок и с удивлённым выражением на круглой физиономии спросит: а что это вы, господа, забыли здесь у меня в гараже?

Джонсон, заметив, что слева от него в чистом, скрытом густой осенней тьмой, поле, наконец-таки загорелись четыре ярких огня от находившихся там фонарей, стал сбавлять скорость, пока, наконец, не оказался на дороге к ним перпендикулярно. Тогда он затормозил вовсе, потом заглушил мотор и вылез из автомобиля наружу.

Кроме его автомобиля на дороге находился фургон, в котором сюда прибыли его подчинённые. Свет в нём не горел, только были включены подфарники стоп-сигнала, которые горели неярко, буквально лишь для того чтобы обозначить ими своё присутствие на дороге, дабы в фургон не влетел какой-нибудь зазевавшийся ночной водитель. Дождя, слава Богу, не было, на небе сквозь просветы плывущих куда-то в сторону Апаллачей облаков периодически даже выглядывали луна и звёзды, но воздух всё равно был очень влажным и холодным.

Джонсон поднял воротник своего плаща вверх и стал спускаться с дороги в поле, по склону насыпи.

Для того чтобы добраться до исследуемого ими объекта, ему понадобилось каких-то десять – если не меньше – минут, но, пока он брёл по влажной от недавних дождей и выступившей к ночи испарине траве, его ноги промокли, а брюки стали сырыми до середины голени. Плохо, подумал он, открывая калитку в решетчатом ограждении вокруг крышки ведущего вниз, в оба этих странных помещения, люка, что сюда нельзя съехать прямо на машине – дескать, это может нарушить оставленные здесь ранее следы от других машин и может затруднить дела следствию – но ведь тут даже в галошах не пройти без того, чтобы не измочиться… Вот парни догадались, взяли с собой резиновые сапоги, и мне надо было додуматься до этого тоже, а теперь наверняка придётся в выходные отпаиваться травяным чаем с мёдом… Если, конечно же, теперь у меня будут выходные… Да, кстати, о неприкосновенности улик – ведь я же сказал им, чтобы они отгородили всё это поле от дороги при помощи ленты! Мало ли кто сюда решит сунуться – невесть откуда взявшихся журналистов из телевидения и газет им вроде бы и удалось разогнать, но вполне вероятно, что кому-нибудь из этой братии может захотеться испытать свои силы ночью. Лента, конечно же, тут поможет слабо, но тем не менее… По крайней мере, можно рассчитывать на то, что сюда, в поле не завалятся какие-то посторонние люди, зеваки, которым может стать просто интересно, что это такое светится в диком поле, где раньше не было (и не жило) ни единой живой души и по какой причине здесь вертятся люди из ФСР. Вообще, это было важно хотя бы просто для порядка.

Надо напомнить парням об этом. Сам люк был открыт, и в нём был виден свет, столбом стоящий во влажном, тёмном воздухе, как будто там, в глубине, был установлен мощный и яркий прожектор, повёрнутый вверх к глубокому, беспокойному небу. Он подошёл к нему, заглянул внутрь. Из люка веяло теплом, но не домашним, как от батарей центрального отопления, а каким-то тяжёлым, удушливым, как будто бы там внизу был установлен паровой котёл немаленьких размеров.

Здесь, в первом помещении, условно называемой его командой «прихожей», никого не было, одиноко светила настенная лампочка, тускло-жёлтая, забранная металлической сеткой. Весь мусор, все эти листья, спичечные коробки и прочая мелочь, которая тут была на полу, была собрана в пакеты вещдоков и уже отвезена на исследование в центральное отделение ФСР штата, в Вирджинию. К краю люка была приставлена лестница, привезённая ими специально в фургоне; он, подобрав края плаща, взобрался на крышку люка и стал осторожно спускаться по лестнице вниз, продолжая жалеть о том, что вырядился так, как будто дело будет вестись в центре большого города. Опрометчивый расчёт. Он тут весь вымокнет и обдерётся, и будет похож на какого-нибудь неопытного янки, которого кто-то ради забавы подбил путешествовать по диким местам в Скалистых горах.

Голосов внутри «гаража» слышно не было, и он, удивлённо замерев на спуске, прислушался к происходящему внутри как следует. Действительно, всё тихо. Испытывая удивление пополам с нехорошим, доходящим почти до непроизвольного испуга, предчувствием, Джонсон быстренько спустился по лестнице до конца, после чего, встав на месте, настороженно прислушался, хотя «гараж» из «прихожей» наблюдался самым что ни на есть прекрасным образом, и он видел, что там нет ни единой живой души, только голый бетонный пол, потолок, стены и находящиеся в нём предметы обстановки, спрятаться среди которых было возможно разве что пятилетнему ребёнку или домашнему зверьку размером не больше собаки, но никак не команде из семи здоровых, половозрелых мужчин, одному из которых приходилось нагибать голову, чтобы, войдя в «гараж», не расшибить себе голову о притолоку.

Но, тем не менее, во второй раз ему удалось услышать их голоса, всех людей из взятого им с собой небольшого отряда, правда, голоса их звучали как-то приглушённо, словно бы из-под земли… Или из-за стены. Они о чём-то возбуждённо переговаривались, быть может, даже спорили, но о чём конкретно шёл диспут, Джонсон пока не понимал – уж слишком неразборчиво звучали голоса парней из его команды. Он вошёл в гараж и покрутил головой вокруг. Ничего и никого, стеллажи с барахлом, парочка неоновых ламп, подвешенных под потолком, свет одной из которых имел странный голубовато-розовый оттенок, пресловутая полицейская машина, облезлая, практически начисто лишённая краски, от которой к нынешнему времени остались только лишь смутные разноцветные разводы, словно бы её пытались выкрасить акварелью или гуашью, шины были сдуты и полусгнили под действием какой-то неведомой химической силы, а стекла и фары покрылись сетью мелких трещин, но не разбились – как будто кто-то занял себя на целую неделю тем, что с утра до ночи мягко и осторожно стучал по ним детским пластмассовым молоточком, проверяя их предел прочности. Мумифицированного Темплстона в ней уже не было – команда Джонсона (и сам Джонсон тоже) решила, что они достаточно его уже исследовали и, вытащив его останки из машины, укрыла их в чёрном пластиковом коронёрском мешке, после чего подняла оный наверх при помощи троса и передала явившимся сюда парням из судмедэкспертизы, которые увезли несчастного экс-копа в Вирджинию. На полу перед машиной лежал раскрытый кейс с инструментом Джориса, их специалиста по взлому дверей и замков, в нём не было молотка, мини-перфоратора и самого длинного из свёрл, рядом с ним валялась скрученная в рулон ярко-жёлтая лента со специальной надписью, идущей по всей её длине: осторожно, не входить, ведётся расследование преступления). Из-под крана в рукомойнике капала вода, разбиваясь о его эмалированную раковину с противными, давящими на уши и мозг своей регулярностью, звонкими щелчками. Джонсон, скривившись, подошёл к раковине и одним движением затянул вентиль на подтекающем кране. Вода перестала капать, а вместе с ней прекратились и звуки, которые издавала эта самая капель; а вот голоса никуда не исчезли, они, как оказалось, звучали как раз-таки из-за стены, рядом с которой находился рукомойник.

Ниша, молнией вдруг промелькнуло в голове Джонсона, точно, это она и есть, почти наверняка. Так и знал, что это не просто деталь интерьера, чёрт бы её подрал. Он, отойдя от рукомойника, торопливо пошёл вглубь «гаража», в угол между дальней и этой стеной, как раз тот самый, который обсуждался им в участке дорожной полиции номер пять с полицейскими, которые первыми обнаружили эту странную дрянь посреди чистого поля. Там, в этом углу было практически пусто; он был тут такой один, потому что в двух ближних к выходу в «прихожую» стояли пресловутый рукомойник и установка для мытья автомобиля из шланга водой под давлением, в противоположный углу с рукомойником были сдвинуты находящиеся вдоль стен стеллажи, так, что их углы соприкасались, и пространство за ним можно было занять только лишь каким-то не воспламеняющимся мусором, который лень выносить, но и чтобы он постоянно мозолил тебе глаза, тоже не хочется; зато этот, четвёртый, был пуст, и доступ в него был абсолютно свободен, а в нём, вернее, в конце стены, находящейся по правую руку для сюда входившего, была встроена невесть для чего нужная ниша, в которой, по словам первых свидетелей (да и его ребята этой информации тоже не отрицали), не было ничего, даже скрытого стенного шкафчика, только какие-то ржавые инструменты, и прочий, ещё менее разборчивый хлам, общей своей массой едва ли превышающий тот, что им удалось собрать в «прихожей». Ещё тогда ему показалось странным её здесь присутствие, и он подумал, что это здесь явно не просто так, хотя и казалось, что это всего лишь неведомый каприз спланировавшего всё это архитектора, или тут что-то когда-то было, но теперь это убрали, и осталась только она, пустая и голая ниша, приспособленная невесть для чего.

– Эй, а вот и шеф, – воскликнул вдруг один из его парней, Николас Беллин, увидев его, подошедшего к тому, что раньше было той самой нишей, а теперь совершенно свободному проёму типа дверного, только расположенного в почти что футе от пола, из-за чего это хотелось назвать, скорее, большим арочным окном. Беллин стоял как раз за ним, возможно, сторожа вход, а, возможно, просто не зная, чем сейчас себя занять – Приветствую! Видите, что мы тут нашли?

– Ага, – буркнул Джонсон и, подойдя к окну-двери, засунул голову внутрь. Краткий осмотр не удовлетворил его – уж больно темно было внутри – а потому он, посмотрев на Беллина, предложил ему отойти в сторону, после чего, дождавшись, пока он это сделает, влез внутрь.

Рот его раскрылся сам по себе – а он этого даже не заметил. Всё было до нельзя просто и банально, но одновременно настолько удивительно и неподдаваемо никакому рациональному объяснению, что у Джонсона невольно возникало впечатление, что всё это лишь ему снится, и на самом деле он сейчас лежит в своей кровати и грезит чем-то совершенно беспричинным и почти никак не связанным с его реальной жизнью.

Это был погреб. Просто погреб. Такие зачастую делают жители пригородов в своих частных домах, особенно часто такое можно встретить в центральных штатах Американского континента, где часты торнадо и бешеные песчаные бури, которые могут в одно мгновение ока стереть и дом, и сад, и их владельцев с лица земли, и унести оставшиеся от них ошмётки на другой край континента. Впрочем, здесь, на Западном Побережье, тоже так частенько делали, например, его тётушка Хильда и её муж в своё время переделали свой подпол в нечто настолько внушительное, что, периодически навещая их и спускаясь туда ввиду какой-то надобности, например, принести по просьбе тёти оттуда банку маринованных шампиньонов, Джонсон постоянно думал о том, что знает, куда он поедет в том случае, если на этой планете её грешные жители ни с того, ни с сего решат вдруг развязать термоядерную войну. Некоторые переделывают эти погреба под бильярдные, или мастерские, или даже личные кабинеты, или склады всяческого барахла, которое вроде и не нужно, но жаль выбросить, или просто устанавливают мощный котёл, чтобы обогревать свой дом отдельно от системы центрального отопления – но это был именно погреб, в классическом понимании этого слова, большой, добротный, крепкий, с выкрашенными смолой опорными столбами и балками и обширными полками, заставленными банками с консервированными овощами и фруктами, просто консервами, которые закупались на оптовых складах, видимо, в расчёте на возможность какого-то действительно сильного бедствия, просто плодами из своего сада, которые можно долго хранить, вроде яблок, батата, картофеля или сухой фасоли. При всём этом Джонсону казалось, что этот погреб не может принадлежать кому-либо из тех, кто живёт в округе – уж больно большим и наполненным он был, а здесь не было никаких крупных землевладельцев, чтобы собирать всё это, да и год вообще, по слухам, был весьма неурожайным из-за нескончаемых дождей, низкой температуры и крайне дерьмовой экологической обстановки, которая ухудшалась всё больше и больше в последние годы с ростом промышленного производства на всём Восточном Побережье континента.

– Стало быть, я оказался прав, – пробормотал он, продолжая оглядываться вокруг себя, и попутно рассматривая свою команду, в полном составе перебравшуюся сюда. Он оказался не прав лишь в том, что подумал о том, что Беллин, быть может, сейчас бездельничает, стоя у входа сюда – как оказалось, отдохнуть сейчас решили все, и сидели, кто на чём придётся – двое на найденных ими Бог знает где табуретах, трое примостились на пустых, ничем не занятых полках, ещё один сидел на корточках, а Беллин, как уже говорилось выше, стоял у входа, прислонившись к стене. Впрочем, присмотревшись, Джонсон обнаружил, что не совсем прав, потому что старший в команде, его непосредственный помощник, Энтони Прайс, держал у себя на коленях планшет с закреплённым на нём листком бумаги и что-то на нём записывал – пока только карандашом.

– Силейдж, погаси сигарету о каблук, – строго распорядился Джонсон, увидев, как один из тех троих, что расселись на пустеющих полках, пускает из своего рта струю тусклого голубовато-серого дыма – А окурок положи в карман – докуришь его, когда будешь устанавливать ограждающую ленту вдоль дороги. Кстати, почему она до сих пор не повешена, в то время, как я распорядился об этом ещё вечером, когда было светло?

– Мы хотели сделать это, но отвлеклись, потому что Джорис открыл дверь сюда, – пробормотал Прайс, не отрываясь от своих записей.

– Открыл… Или вскрыл? – переспросил Джонсон, чувствуя что-то не то в интонациях своего помощника.

– Нет, правильнее будет сказать – она сама открылась, – сказал Прайс и, наконец, поднял взгляд на него – Практически сама по себе. Расскажи, Джорис, как это было.

– Ну… Это, – промямлил здоровяк-медвежатник, так же, как и курильщик Силейдж (уже выполнивший указания шефа, а потому смотревший куда-то в сторону с весьма кислым видом), сидевший на краю пустой полки. Ему тут в жизни не встать во весь рост, подумал Джонсон, а если встанет, то прошибёт головой потолок и попадёт… Куда он попадёт в таком случае, кстати говоря? – Когда я пытался просверлить стенку этой ниши, я был уверен, что за ней находится ещё с фут-полтора бетона, и что мне даже не хватит сверла, а если и хватит, то я упрусь дальше в землю и камни – так ощущалось по движению его жала в толще стенки… А… А потом что-то произошло, и оно туда как будто провалилось, и я… И я рухнул внутрь сюда, всем телом, вместе с перфоратором и всем остальным. Оказалось, что вход сюда прикрывает всего-навсего какая-то дурацкая, крашенная известью плита ДСП… Почти что картонка!

– Картонка? – переспросил Джонсон, приподняв брови – Но постой, ты же должен был проверить, что там, прежде чем взяться за сверло, разве не так? Постучать по ней, и всякое такое…

– Но я и проверил, сэр! – воскликнул Джорис почти что возмущённо, едва ли не вскакивая с места – Я всегда это делаю! Неужели я стал бы хвататься за перфоратор, если бы узнал, что дверь можно вышибить плечом или ногой?!…

– Но схватился же, тем не менее, – пожал Джонсон плечами.

– Да потому что, сэр, при простукивании эта штука звучала совсем не как лист ДСП, а как бетонная стена и очень приличной толщины, и я был бы готов поставить пять своих долларов против одного Вашего, что там, за ней, ни черта не было. Ничегошеньки! Просто грунт, земля и всё такое прочее, Вы понимаете?

Джонсон кивнул ему, задумчиво потирая пальцем подбородок, а затем произнёс:

– Ладно, пусть будет так, как есть, разберёмся с этим попозже… Я так понимаю, это помещение вы уже обследовали?

Парни, не сговариваясь, закивали ему в ответ, а Прайс, приподняв свой планшет с закреплённой на нём бумагой, так, чтобы его было видно Джонсону, слегка помахал им.

– Вот здесь, шеф, всё здесь, – сказал он – Я уже почти закончил отчёт по полному обследованию этого места, так что…

Джонсон махнул рукой, прервав его.

– Отчёт – это замечательно, – сказал он своему помощнику – Но я хотел бы, чтобы вы мне сказали кое-что сразу и устно. Во-первых, что это, по вашему мнению, за ерунда вообще? И, во-вторых, есть ли тут, помимо входа, ещё и выход? Или наоборот… Ну, вы, в общем, меня понимаете…

– Это погреб, сэр, – сказал один из членов его команды – Обычный погреб, наверное, в любом частном доме такие есть…

– Я вижу, что это погреб, – согласился Джонсон с это репликой – Только проблема в том, что тут нет никакого частного дома. Стало быть, погреб, так или иначе, необычный. Или же из него, опять же, по крайней мере, должен вести какой-то выход, кроме того, что ведёт в «гараж» и дальше, через «прихожую», в поле. Так тут есть какой-то другой выход или что?

И Прайс, и Джорис, и Беллин, и Силейдж, и Портиенс, и Ламро – все они покачали головами в ответ, а Прайс, отложив планшет со своими записями в сторону, встал с табурета и коротко мотнул головой в сторону, куда-то за вертикальный, от пола до потолка, ряд полок, рядом с которым он сидел.

– Пойдёмте, шеф, – предложил он Джонсону, встав со своего табурета – Я хочу вам кое-что показать, а выводы… Я думаю, что в этой ситуации выводы делать лучше Вам самому.

Джонсон пожал плечами, повёл рукой – ну, что же, веди меня – и Прайс повёл его, за угол, в промежуток между передним и боковым рядом полок в этом «погребе». Остальные – даже Джорис, правда ему пришлось идти за всеми следом в чуть полусогнутом положении – здесь присутствовавшие, тоже встали и двинулись вслед за ними – очевидно, что вещь, которую ему хотел продемонстрировать Прайс, была настолько занятной, что на его реакцию при встрече с ней было интересно взглянуть большинству в его команде. Вместе они прошли до стоящих впереди полок, а потом Прайс завернул налево и подвёл Джонсона к какой-то штуковине, лежащей на полу, у самой стены, в проходе между боковыми полками и передними. Джонсон сначала не понял, что это, и сначала подумал, что это – какие-то подмостки или короткая приставная лестница, возможно, нужная для того, чтобы доставать продукты с верхних полок стеллажей в погребе, но подойдя поближе, он увидел, что дело тут совсем не в этом, и что он смотрит, скорее, на кусок настоящей, а не приставной лестницы, состоящий из перил и четырёх последних деревянных ступенек, и при этом одновременно вросший и в пол, и в стену, особенно явной, бросающейся в глаза эта его «вросшесть» была именно там, где начиналась бетонная стена, так как вся эта конструкция была словно бы воткнута в неё в тот момент, когда бетон ещё не застыл, после чего завязла и встала там навсегда. Джонсон взялся одной рукой за самый верх этих уходящих в стену «недоперил» и подёргал их, сначала не очень сильно, потом сильнее, потом изо всех сил, стараясь выдернуть её их стены вовсе. Бесполезно. Эта штуковина, как бы она там не оказалась, держалась там чертовски крепко, так, словно бы там, за стеной, и вправду находилась целая лестница, просто снизу доверху залитая бетоном.

– Кто-нибудь проверял, что там за ней? – спросил Джонсон, поворачиваясь к остальным, в частности, к Джорису – Тоже какие-то пустоты, или просто…

– Просто бетон, – сообщил ему тот в ответ – Вот, смотрите, – его толстый, похожий на подкопченую сосиску с ногтем, палец ткнул куда-то в стену, чуть повыше правого поручня лестницы – Видите отверстие?

Джонсон склонился вниз, чтобы рассмотреть указанную ему дырку как следует. Она была небольшой, диаметром около пяти или четырех миллиметров, и он, немного подумав, засунул в неё ноготь своего мизинца, а потом и его кончик, немного покрутил пальцем внутри. Из отверстия наружу посыпалась сухая и мелкая известковая пыль.

– Дать Вам фонарик, шеф? – поинтересовался у него Прайс сзади – Отверстие глубокое, так Вам ничего не разобрать…

Джонсон молча кивнул и протянул руку назад, ладонью кверху. На неё ему тут же легло что-то тонкое, толщиной не больше, чем графитовый карандаш. Джонсон сжал это в пальцах, не глядя, нажал на задний торец предмета, а тот, в свою очередь отозвался тихим, еле слышным щелчком. Он поднес уже включенный фонарик к месту на стене, где находилась скважина, и огородил это место с другой стороны ладонью свободной руки. Пятно света ударилось о неё и частично соскользнуло вглубь отверстия. Скважина, как ему и сказали сразу же, оказалась довольно глубокой – там, наверное, при желании можно было бы спрятать полтора таких тонких фонарика, а может быть, и больше, потому что как он не старался, дна её он высветить всё равно не мог.

– Ясно, – буркнул он не то удрученно, не то растерянно, а затем, отключив фонарик, вернул его обратно Прайсу. Тот принял его и уставился на Джонсона вопрошающим, ждущим взглядом.

– Ясно – что, шеф? – спросил он у него – Что нам теперь делать со всей этой хренью?

Джонсон только лишь пожал плечами.

– Прежде всего, надо натянуть предупреждающую ленту вдоль шоссе, – сказал он всем, но обращаясь прежде всего к Силейджу, который, несмотря на предыдущие указания своего непосредственного начальника, всё ещё находился здесь, в этом странном «погребе», и по его физиономии было очень легко определить, что ему куда более интереснее увидеть его, Джонсона, реакцию на здесь происходящее, нежели болтаться там, в потемках, рядом с трассой, и возиться с этой идиотской лентой – Да, Бобби, не надо смотреть на меня так. Возьми с собой Энтони и идите к трассе. Не знаю, что это, но если о происходящем опять сумеет проведать какая-нибудь акула пера и клавиатуры, мое начальство едва ли погладит и меня, и вас в том числе, по головке. Давайте, сходите туда без промедлений, а потом вернетесь обратно. Там всех дел на десять минут.

Силейдж, вздохнув, посмотрел на Беллина. Тот только лишь кивнул в ответ и мотнул головой в сторону «выхода» из этого помещения, и они нехотя, хотя и довольно расторопно направились к нему.

– Знаете что, шеф? – подал голос Прайс опять – Мне почему-то начинает казаться, что это дело уже начинает выходить за пределы наших ответственности и возможностей. Обычно мы занимаемся совершенно другими делами, а не вещами вроде этого. Быть может, Вам стоило бы позвонить и рассказать об этом… Ну, кому-нибудь другому?

– Кому это? – усмехнулся Джонсон как-то невесело, поднимая на него – и на всех остальных – свой взгляд. Прайс неуверенно дернул плечами и промолчал, и за него ответил здоровяк-Джорис :

– Ну, в ФСР должны быть какие-то специальные отделы, – пробасил он. В выражении его лица и в голосе легко читалось некоторое опасение, даже страх, а ещё действительное, совсем не притворное желание побыстрее каким-то образом отделаться от всего этого и убраться восвояси. Это немало настораживало самого Джонсона, так как, исходя из своего немаленького жизненного опыта, он знал – большие парни вроде Джориса, даже самые тупые – а Джориса можно было назвать недалеким человеком разве что с ну очень большой натяжкой – в жизни своей больше всего боятся разве что того, что могут кому-нибудь ненароком что-нибудь вывихнуть или сломать, и потому видеть и слышать какой-либо страх на лице и в голосе этого человека сейчас для Джонсона означало только лишь одно – что причины оного крайне внушительны и находятся где-то совсем неподалеку. И уж если они внушали страх и желание отделаться от всей этой хрени даже у Джориса, то причин для опасения у всех остальных, в том числе и у него самого, должно быть ещё больше, чем у этого парня. – Я знаю, что… Э-э… Ни на что очевидное мы пока ещё не натолкнулись, но эта лестница… И та штука, дверь или окно это, я даже не знаю, но что если…

– Я знаю, – пробормотал Джонсон себе под нос.

– Шеф, мы простые парни, – сказал Прайс. Только теперь он заметил, что его главный помощник как будто бы держится на безопасном расстоянии от странной, будто бы вросшей в бетонную стену лестницы – Наше дело – ограбления, массовые убийства, терроризм, наркота, охота на серийных преступников-рецидивистов. А что это такое, никто из наших парней не имеет никакого понятия. Мы даже не знаем, представляет ли это какую-то опасность для кого-то. А уж как с этим бороться – и нужно ли это вообще – не ведаем и подавно… Позвоните своему начальству и доложите об этой ситуации им. Пусть они разбираются со всем этим, передают это дело в руки тем, кто смыслит в такой хренотени побольше, чем мы. В какие-нибудь, как сказал Вик, специальные отделы…

– В ФСР нет никаких специальных отделов, – отрезал Джонсон мрачно, уже, наверное, в трехсотый раз проговаривая эту ложь (или полуложь) для своих парней – на самом деле ни ему, ни большинству работающих в ФСР людей не было ведомо, есть ли там какие-либо подразделения, занимающиеся исключительно всякого рода аномальщиной и прочими, не поддающимися логике простых людей делами – И никого похожего на агентов ФСБ Прибрежного и Черепанову я в нашей конторе ни разу не видел. И вообще, вы должны бы уже знать, что в таких, как этот, случаях, обычно посылают именно нас, а не каких-то гавриков в костюмах, юбках, галстуках и шляпах. Может быть, для вас это внове, но теперь вы должны уяснить себе, что лучшим и надежнейшим из нас доверяют не только штурмовые и прочие силовые, но ещё и исследовательские функции. Теперь вы так и именуетесь – исследовательский отряд. Если нам удастся принести какую-то пользу своей деятельностью, то, соответственно, начальство не обойдет нас своим вниманием, а это, в свою очередь, обозначает определенные льготы как в материальном, так и в карьерном плане… Для всех нас…

– Но… Шеф! – в голосе Джориса прозвучало прямо-таки отчаянье, и это заставило зашевелиться волосы на загривке Джонсона – Что нам делать с этим теперь? Сидеть напротив этой треклятой лестницы и ждать что же будет дальше? Мы не имели никакого понятия, что там, за этой хреновой картонкой, загораживающей вход из «гаража» сюда, вообще не знали, что она что-то загораживает. А что же будет, когда эта лестница тоже будет куда-то вести? Куда она нас приведет?

– А вы все так уверенны в том, что непременно настанет тот момент, когда она должна будет куда-то нас вести? – встрепенулся Джонсон, взглянув на него. В полусумраке «погреба» Джорис казался каким-то посеревшим – Без всяких вариантов, типа того, что вам это просто показалось и на самом деле…

– Шеф, – буквально взмолился Джорис в ответ – Но это же дураку понятно! Вся эта хрень стоит посреди чистого дикого поля, никому не нужная и никем не могущая быть использованной. Нет, я бы ещё мог понять, если бы это был какой-то военный склад или заброшенный бункер, но это… – он картинно обвел своей большой рукой пространство вокруг – За каким дьяволом здесь могли оказаться гараж и погреб для консервированных овощей, под землей, в этих пустошах, не имея при этом никакого жилого дома над собой – хотя любой нормальный человек скажет, что если есть гараж и погреб, значит есть и дом, в котором живут люди. Это очевидно даже для тех, кто в жизни не читал ни одной книжки – вся эта срань Господня выросла здесь сама по себе.

– И продолжает расти, – прибавил Прайс, и Джонсон тут же повернулся к нему.

– Что же получается? – спросил он у него с нервозной усмешкой, так как ему самому эта мысль не нравилась ну ни сколько – Мы, стало быть, все вместе находимся внутри чего-то живого?

– Не знаю, сэр, – пробормотал Прайс, покачав головой – Я… В общем, не специалист в таких вопросах, даже ни разу не читал фантастических книжек по этому поводу. Тем более, у нас нет каких-то специальных приборов для уточнения ответа на этот вопрос, и мы можем лишь довольствоваться теми результатами измерений, которые мы получили при помощи того, что у нас есть…

– И какие же они?

– Вот, сэр, – произнёс Прайс, и тут же выставил перед собой планшет с закреплёнными на нём исписанными листками. Этот его жест невольно напомнил Джонсону жест человека, который пытается защититься от кого-то враждебного при помощи ножа, и был настолько резок и тороплив, что он чисто рефлекторно отпрянул от поданного ему планшета назад – Здесь я постарался записать всё…

Джонсон, поморщившись, отвёл руку Прайса в сторону.

– Оставь в покое эти чёртовы бумажки, – сказал он ему, набираясь про себя терпения, и стараясь думать о том, что его люди сейчас и сами на взводе, а потому ожидать от них каких-то адекватных и своевременных ответов и решений прямо сейчас ему не стоит – Скажи своими словами, что ты здесь видишь, и что ты об этом теперь думаешь....

Прайс, немного потупившись, положил планшет назад, на ступеньки диковинной, спускающейся из неоткуда лестницы, затем, брезгливо посмотрев на неё, и оглянувшись вокруг, словно проверяя что-то для принятия какого-то окончательного решения, вздохнув, сел на эти ступеньки сам тоже.

– Тут нет ничего особенного, – сказал он и снял с головы форменное кепи члена оперативно-силовой бригады ФСР, и продолжал держать его в руках, с каким-то смущённым видом теребя его краешек в руках – Обычный погреб, обычный гараж, вполне нормальная температура для такой глубины под землёй… Ну, и такого времени года… Грунт, дерево, металл, бетон – у нас тут нет конечно же, каких-то приборов для проведения подробного химического анализа, но мы уже собрали образцы, и если мы отправим их сейчас на исследование в лабораторию в Вирджинии, то я больше чем уверен в том, что они там выдадут точно такие же результаты, которые мы тут видим невооружённым глазом… Единственные серьёзные вопросы вызывает у нас «прихожая» с её стенами, которые покрыты этим хреновым… М-мм… «Пластиком», от которого нам не удалось оторвать ни единой крошки, чем бы мы её не пытались расцарапать… И ещё этот дурацкий патрульный автомобиль, который неведомо как здесь оказался… Металл, из которого состоит его кузов, он корродировал, как будто бы его… Не знаю даже, с каким веществом ему надо было вступать в реакцию, чтобы вышло именно это… Самое странное, что мы нигде не нашли даже следов от этого вещества – ни в гараже, ни здесь, ни в «прихожей»… Невольно создаётся впечатление, что автомобиль погружали в него где-то в другом месте, и только лишь потом засунули сюда… Тоже самое можно сказать и о теле того несчастного копа, которое было внутри неё – вроде бы похоже на воздействие очень сильной кислоты или щёлочи, но в то же время… В общем, пусть с этим разбираются парни из Вирджинии, у них в этом плане голова должна работать куда лучше, чем у нас всех…

– И конечно же, кто с ним всё это сотворил, тоже понять нельзя…

– Только то, что он оказался здесь уже мёртвым, – сказал Прайс – И то, что его убили, застрелили в голову из пистолета, двумя пулями тридцать восьмого калибра. Не знаю, случайно ли так вышло или на него давно уже имел зуб кто-то, но случилось это, судя по следам в поле, где-то там, на дороге, и в этом деле была замешана ещё одна машина, которая после того, как тело и автомобиль были спрятаны, скрылась в направлении, скорее всего, Кранслоу…

– Спрятаны, – повторил Джонсон вслед за своим помощником задумчиво – То есть, теперь вы допускаете то, что эту хреновину, с трупом внутри, можно было каким-то образом запихнуть сюда, прикатив её сюда откуда-то из внешнего мира.

– Ну да, сэр, – пробормотал Джорис почему-то вдруг слегка осипшим голосом – Во-первых, следы в поле сами указывают на это, а, во-вторых, если допустить, что эта хреновина и впрямь растёт сама по себе, то… Мысль, конечно, фантастическая, но, чёрт возьми, что тут придумать ещё? Никаких других входов в этот… Хм.. Подземный комплекс нет… Только сверху.

– То бишь, вы хотите сказать мне, что, возможно, несколько суток тому назад там, наверху, не было ни этого заграждения, ни крышки люка, ни железобетонного кольца?

– Вполне вероятно, что так оно и было… Возможно, не было даже этого чёртова «гаража», была только «прихожая» с полностью открытым верхом, который выглядел просто как большая дырка в земле… И она вся была заполнена этой хренью, которая разъела поверхность машины, и труп, лежащий в ней…

– Н-да… – протянул Джонсон задумчиво – Если дела действительно обстоят именно так, как вы говорите, то…

– Говорю Вам, сэр, лучше бы отдать всё это в более надёжные руки, чем наши, – произнёс Прайс торопливо, вмешиваясь в его внутренние измышления – Мы все тут так думаем. Мы сделали всё, что могли сделать с нашей стороны, осмотрели место преступления, нашли тело, совершили первичный анализ данных, я составил рапорт, Вы допросили свидетелей… Теперь нам надлежит убраться отсюда и дать дорогу людям, более серьёзным, чем мы…

– Не забывай – нам ещё следует найти того парня, который застрелил несчастного патрульного и спустил его сюда, в эту треклятую яму с «комнатами», – пробормотал Джонсон в ответ – Грохнуть полицейского из дорожной полиции штата, при этом на федеральной автостраде – это тебе не сбить бродячую псину в какой-нибудь подворотне… Хотелось бы мне взглянуть на того смельчака, что взял на себя такую ответственность.

– Это мог быть и просто какой-нибудь наркоман или забулдыга… – произнёс в ответ на это кто-то из его команды – Люди под кайфом иногда становятся такими отчаянными смельчаками, что готовы хоть идти в одиночный штурм на Белый Дом в Нью-Хоризоне…

– Да нет, едва ли, – буркнул Джонсон, не оглядываясь на сказавшего это – Во-первых, не забывайте, в этом штате нет легальной продажи оружия, это вам не Техас или Невада, где пистолет или ружьё с собой могут таскать кто угодно, вплоть до дряхлого пенсионера, который будет возить повсюду «своё право на самозащиту» везде и повсюду, где только пролезет его облезлый «пикап». Здесь оружия не должно быть даже у нормальных, законопослушных граждан, не то, что у каких-то там наркоманов… Во-вторых, человек, прикончивший другого человека под кайфом, будь хоть последний хоть трижды копом и четырежды из дорожной полиции штата, навряд ли станет заниматься столь кропотливой уборкой там, где дьявол сподобил его убить кого-либо – а просто удерёт с места происшествия, в лучшем случае прибрав за собой какие-то наиболее очевидные следы своего присутствия… В-третьих, вы сами сказали, что следы второго автомобиля уходят на Кранслоу, верно?

– Ну, это предварительный вывод.... Просто из-за всех этих дождей на дорожном покрытии мы не могли увидеть никаких следов от шин или чего либо ещё, что могло бы свидетельствовать о том, что автомобиль мог развернуться и поехать в другую сторону…

– Если это убийство, то следы от него, так или иначе, но должны вести в какой-то из этих двух городов – пробормотал Джонсон – Или в Кранслоу, или в Гринлейк, и в какой конкретно, мне думается, что это не важно. Важно, что это произошло поблизости от них обоих. Они только на первый взгляд кажутся тихими, затрапезными городишками. В прошлом десятилетии в них творилось Бог знает что, чистой годы нескончаемый сериал о жизни в эти годы. Мафия, бандиты, наркоторговцы, проститутки – целая куча всякой дряни. На одного более или менее законопослушного, нормального жителя приходились, как минимум, две криминализированные по самые уши персоны, которые жить не могли без пистолета в кармане и пары понюшек кокаина в день. А потом всё заглохло, улеглось будто бы само собой. Мы до сих пор не знаем, где находятся их тогдашние криминальные лидеры, что с ними случилось, но суть в том, что следы очень многих из тех, кого ФСР разыскивает по всей стране, ведут именно сюда… Вы помните о Громиле-Фрэнсе, который возглавлял несколько вооруженных нападений на банки и ювелирные магазины в Нью-Хоризоне три года тому назад?

– Помним, – согласно кивнул Джорис в ответ – Но этого парня как будто бы посадили в Алькатрас, на пятнадцать лет строгого режима…

– Он не утерпел там и пары лет, и уже давненько околачивается где-то на свободе. И, что характерно, его следы, как и многих прочих ему подобных, ведут именно сюда, в один из этих дрянных городишек.

Прайс удивленно хмыкнул, изучая банки с маринованными огурцами и помидорами, расставленными в аккуратные ряды вдоль края полки, которая находилась как раз перед его носом. На каждой из банок, при помощи скотча и разноцветных канцелярских резинок, была закреплена квадратная бумажка с написанной на ней четырехзначной цифрой. Можно, наверное, было подумать, что это – дата, обозначение какого-то года, в который, очевидно, и были законсервированы эти овощи, тем более, что цифры были почти одинаковыми, лишь кое-где отличающимися от друг-друга последним знаком, но дело было в том, что в общем и целом, эта дата была настолько велика, что исходя из неё, нужно было делать вывод, что банки эти поставили здесь через три тысячи лет после рождения самого Прайса, или Джонсона, или любого из них, здесь присутствующего.

– Почему же никто не принял никаких мер по их отлову? – поинтересовался он как-то равнодушно – он и сам, должно быть, догадывался, как должен был звучать ответ на этот вопрос, но предпочитал, наверное, что бы он звучал именно из уст его начальника – Что, они там никого не нашли?

– Трудно не найти кого-либо в таких небольших городках, если он, конечно, там присутствует, – произнес Джонсон задумчиво – Но, во-первых, кто-то умело предупреждал их всех за несколько дней до того, как в какой-нибудь из городов заявлялись люди из ФСР, и они удирали оттуда, да так спешно, что к моменту приезда туда служб никаких следов их присутствия нельзя было найти даже в округе, в радиусе пятистах миль от примерно этого места. У местных копов и городской администрации спрашивать что-либо было бесполезно – они и в глаза не видели, как оказывалось, никаких преступников в городе, и с гордостью заявляли нам, что за бандитами и налетчиками нам следовало приходить сюда лет этак пять назад, а сейчас у них, дескать, вполне хватает своих сил для того, чтобы поддерживать «чистоту» своих улиц самостоятельно, – призадумавшись, он произнес – И, кроме этого, тут замешан ещё кто-то из наших… Я имею ввиду, кое-кого из нашего начальства – в противном случае, все те хмыри, которых мы тут искали, навряд ли успели смыться отсюда до нашего приезда, а все те мелочи, которые мы находили во время наших расследований, и которые указывали бы на то, что в этих городишках не всё ладно – они бы не скрывались ни кем, и не запихивались бы в долгий ящик, и об этих уликах никто бы не заявлял, что они якобы косвенные, и не дают нам права для полномасштабного расследования. Если бы у нас были такие возможности, то мы бы давным-давно перетрясли всю эту местность, от Гринлейка и до самой Атлантики.

– И что же, – спросил его Джорис настороженно – Если вдруг окажется, что к убийству этого несчастного тоже причастен кто-то, кто тайно заправляет в этих двух городках, нам, что, опять будут всячески препятствовать?

– Не имею никакого понятия, – нахмурился Джонсон, вдруг осознав, что мог сейчас ляпнуть лишнего и заодно подвести членов своей команды к весьма неутешительным выводам, которые, если подумать, были сейчас совсем ни к чему, и только бы прибавили нерешительности к их без того не слишком-то радужному настроению – Я просто хотел сказать, что если мы сейчас имеем дело с насильственной смертью, то подробное расследование этого дела почти наверняка выведет нас в один из этих городков. Не знаю, разрешат ли нам там действовать, если возникнет какая-то потребность в этом, и, пока из Вирджинии не придет каких-то официальных запретов на развитие этого дела, нам придется повозиться с этим чертовым дерьмом, так или иначе… Черт, – скривившись, он помотал головой – Ну и дельце же нам подсунули… Тони, как ты думаешь – если мы перекинем весь этот хлам на чьи-нибудь высокопоставленные плечи, то этот кто-нибудь будет возиться ещё и с убийством копа, которое связанно с этим треклятым… Эээ… «Бункером»? Кто-нибудь возьмет поиск его убийц на себя?

– Не знаю, сэр, – произнес Прайс аккуратно – Вообще, я мог бы переписать отчет таким образом, что этим несчастным убийством заинтересуются все, от военных до президента… А если мы ещё возьмемся оповестить об этом общественность, и не через Интернет, дешевые желтые газетенки и мелкие кабельные телеканалы, а обратимся с этой новостью в центральные органы СМИ, то скоро от этих гадюшников камня на камне не окажется, кто бы там ими не заправлял, и какие бы связи он не имел. И убийцу, вероятнее всего, можно будет легко найти. Вопрос, нужно ли это нам? Вот я бы лично просто передал бы всю эту гадость кому-нибудь другому – я уже говорил об этом, и повторю сейчас – и мне совсем не важно, будет ли он посвящать себя поискам преступника или нет. Жалко, конечно, этого парня и его родственников, и будет несправедливо, если тот, кто его прикончил, не получит по заслугам, но ведь если вы говорите, что поиски убийцы могут сопрягаться с такими трудностями, то что ищи мы его, что не ищи – всё без толку, а грязи от этого не оберешься…

– М-да, пожалуй, – произнес Джонсон, с огорченным видом потирая свой подбородок – Но знаете, что? Мы пока ещё не в Кранслоу и не в Гринлейке, а сбор улик вокруг места происшествия ещё никто не отменял. И надо бы ещё снять флеш-карты с видеорегистраторов на этом участке шоссе и просмотреть все автомобили, которые попали в поле зрения их объектива за сутки, на которые приходилось это убийство. Когда там пропал этот Темплстон? Три дня тому назад?

– Что-то в этом духе…

– Вот и отлично. Кому-нибудь из нас нужно съездить на ближайший пост дорожной полиции… Кажется, это будет тот самый, на котором работал этот бедняга… И попросить их дать нам материалы со всех камер. Дождемся, пока исследователи в Вирджинии дадут нам какой-нибудь ответ по поводу времени убийства служителя порядка на дорогах, и попробуем соотнести его с полученными видеоматериалами.

Откуда-то издали, кажется, ещё в «прихожей», или даже выше, на установленной там лестнице, раздался странный шум, как будто кто-то кубарем свалился по ней до самого низа.

– Кажется, вернулись, – пробормотал Джорис, оглядываясь назад, через плечо – Что-то они слишком быстро для того, что бы выполнить всю свою работу…

Джонсон пожал плечами. Вообще-то, они потратили на все эти разговоры довольно много времени, явно не меньше, чем двадцать минут кряду, а то и поболее того – и за это время они явно могли натянуть ту дурацкую ленту вдоль дороги – не Бог весть какое сложное задание, несмотря на темноту и всю эту отвратительную влажность снаружи. Джонсона смущало другое – те, кто только что спустился вниз по лестнице внутрь объекта их исследований и теперь торопливо влетел из «прихожей» в «гараж», летел к ним с такой скоростью, что невольно напрашивалась мысль – за этим несчастным сейчас идет погоня.

– Сэр, – воскликнул Беллин, влетая в помещение «погреба» первым – Сэр, там, у дороги – военные! Сам дьявол не знает, каким образом они там оказались, но они приехали сюда целым отрядом, и теперь требуют, чтобы их допустили к объекту!

Все – в том числе и Джонсон – настороженно повернулись к нему. Следом за Беллином в «погреб» влетел Силейдж, и, остановившись рядом, тут же оперся о заднюю стенку помещения, тяжело вдыхая и выдыхая, и пытаясь отдышаться.

– Они что, уже здесь, рядом со входом сюда? – спросил Джонсон, стараясь держать себя в руках и не волноваться – военные, откуда бы они не прибыли и каким бы образом не сумели узнать о существовании этого места, явились сюда слишком быстро и очень внезапно; согласно инструкции, в таких случаях о появлении военных его должно было предупредить начальство, и за два дня до их появления, и вообще, ему казалось, что это вовсе не тот случай, когда вояки должны были нестись сюда сломя голову, на уже, практически, следующий же день после того, как здесь появились люди из ФСР. Не война же здесь, в конце-концов, начиналась…

– Нет, сэр, они пока ещё только на дороге, копаются с чем-то, – сказал Беллин, отирая со лба не то пот, не то липкую ночную влагу – Не в моей компетенции, конечно, давать Вам какие-то рекомендации, сэр, но лично мне кажется, что Вы должны пойти наверх и… Ну, встретить их, что ли…

Тяжелое и вязкое, как ядовитая смола, предчувствие неотвратимой беды захлестнуло сознание Джонсона, заставив его желудок скрутиться в тугой узел, а все мышцы обмякнуть, как ошпаренная кипятком мороженая курятина. Причем он чувствовал, что беда эта не будет его личной, или же касаться только лишь членов его команды, а затронет нечто большее, даже большее, чем эти два прогнивших насквозь городка неподалеку и окружающие их территории, что, возможно, страшная, черная буря идет сейчас на всю эту и без того наполненную грязью и нечистотами страну, и когда она падет на неё, эхо от этого удара будет очень долгим, и очень далеким, и будет лететь по кругу вокруг всего земного шара, как будто остаточные колебания от какого-то чудовищного цунами.

– Вы, надеюсь, всё-таки закрепили заградительную ленту вдоль дороги? – поинтересовался он вдруг ни с того ни с сего у этих двоих, принесших ему столь тревожные вести.

– Да, сэр, – ответил ему Силейдж – Но я не думаю, что она будет преградой для этих парней…

– Ну, разумеется, – пробормотал Джонсон, и тут же подумал, что эта хреновина, по сути, вообще не преграда для кого-либо, особенно для того, кому ну очень надо. Тут надо ставить кого-то перед или за ней, и лучше не одного, а нескольких, и вооруженных – Это и не для них… – он тихо, стараясь, чтобы его подопечные не восприняли это, как знак какой-то там слабости или чего-то в этом роде, вздохнул и поправил свою редкую прическу одним движением руки – Ладно. Пожалуй, что мне действительно стоило бы подняться сейчас наверх и встретить их. Прайс, Ламро – пойдете вместе со мной, и не забудьте прихватить с собой своё табельное оружие. Мне почему-то страшно не нравится появление этих треклятых… Военных. Подстрахуемся, на всякий случай, если это какая-нибудь ловушка… Собираемся, ребята. Остальные остаются тут, Джорис – за старшего… Следите внимательно за этой треклятой лестницей… Или чем бы она там не была…

Сглотнув своё дурное предчувствие, как ком в горле, Джонсон спокойным, но довольно-таки быстрым шагом направился в сторону выхода из «погреба». Прайс и Ламро молча двинулись за ним, но шли немного быстрее, и, потому, когда они добрались до «двери», ведущей из этого помещения, и им пришлось вылезать через неё в «гараж», они сначала столкнулись с друг-другом плечами, пытаясь выбраться из неё одновременно, и уж только, потом, разобравшись, вышли в неё по очереди.

***

Пройдя через «гараж», все трое оказались в «прихожей», а потом так же, по очереди, выбрались по лестнице наверх, наружу. Первым выбрался Ламро – инструкция говорила о том, что при любых обстоятельствах младшие должны быть впереди и сзади старших по чину, таким образом, прикрывая их с фронта и с тыла – а следом за ним наверх вышел и Джонсон – каковы бы не были там эти самые инструкции, но эти парни, военные (или те, кто ими притворялся), должны были сейчас, в первую очередь, увидеть не Ламро, а его самого. Спрыгнув с бетонной крышки, закрывающей вход (и, таким образом, служащей ей потолком) в «прихожую», на покрытую жухлой мокрой травой землю, он оглянулся вокруг и увидел, что рядом с калиткой в сетчатой ограде стоит тёмный силуэт в дождевом клеёнчатом плаще буро-зелёного цвета, в свете фонарей блестящем, как кожа только что вылезшей на берег пруда лягушки. Лица видно не было – плащ закутывал пришельца с головой, а в их сторону он почему-то глядеть упорно не желал. Больше никого, кроме него, здесь не было, никакого отряда, да и сам этот парень, даже несмотря на то, что он был полностью закрыт своим дурацким дождевиком, и на то, что вообще было трудновато понять сейчас, кто это, мало напоминал Джонсону кого-либо, причастного к вооружённым силам Великой Страны – уж больно скомканной была поза, и слишком невзрачной – осанка, для того, что бы так сейчас о нём говорить.

– Господа, – воскликнул вдруг кто-то глухим басом за их (к этому времени наружу выбрались уже все, включая и Прайса) спинами – Я здесь, а не там, это всего лишь мой помощник.

Все – и Прайс, и Ламро, и сам Джонсон, вздрогнули и начали оглядываться, кто куда, пытаясь определить местонахождения говорившего. Джонсон, и без того мучимый каким-то тяжёлым дурным предчувствием, теперь ещё и преисполнился ощущения какой-то чертовщины, вьющейся вокруг этого места, как будто вокруг какого-нибудь проклятого старинного особняка или столовой горы, которая всегда сухая в любой из ливней.

– Да вот же я, вот же, – в пятно света, окружающее изгородь вокруг входа в исследуемые ими подземелья, и даваемое четырьмя довольно мощными фонарями, установленными на столбах в каждом из углов отделённого от остального поля решетчатым ограждением, из дождливой, промозглой темноты вылез некто, тоже с ног до головы укутанный таким же дождевиком цвета хаки, но, в отличие от первого, не прячущий от них своего лица, даже открыто улыбающийся им. Джонсон, прищурившись, всмотрелся в это лицо – и ему тут же показалось, что он готов просто собственную душу прозакладывать на то, что это – кто угодно, но только никакой не военный. Военные так не улыбаются, не щерят зубы так, как будто бы они ведущие какого-то мудацкого воскресного ток-шоу, которые выходят в наполненный радостными зрителями зал, их улыбка указывает просто на отсутствие враждебности или удовлетворение тем, как складываются вокруг них обстоятельства, а у этого, кроме какой-то чрезмерной, даже можно сказать, картонно-глянцевой дружелюбности, было ещё что-то, вроде неуверенности, даже испуга. Военный бы вообще не стал бы околачиваться там, в потёмках, подумал он, когда надо сразу же подойти ко входу в заграждении и, увидев их троих, сразу же объяснить цели своего прибытия. Не доложиться в полной форме, но хотя бы объяснить, какого хрена лысого они здесь забыли.

Между тем улыбающийся тип в дождевике, быстрым, но каким-то деревянным шагом обошёл ограду кругом, потом, подойдя к калитке, встал рядом с ней, таращась на Джонсона, и его помощников. Первая фигура в плаще, тем временем, продолжала стоять на том же месте, не меняя ни позы, не места, даже не переступая с ноги на ногу. Невольно закрадывалось чувство, что этот, второй, просто притащил с собой какой-то нелепый, скрюченный манекен, предварительно укутав его плащевой тканью и поставил его рядом с калиткой, как часового.

– Здравствуйте, – сказал второй, продолжая стоять рядом с калиткой, но даже и не думая открывать её, и не смея переступать невидимой черты, отделяющей весь большой внешний мир от маленькой квадратной зоны, внутри в которой находился вход в странные, как будто бы растущие сами по себе подземелья – Меня зовут капитан Шлинберг, а это – мой помощник, капрал…

– Ваши документы, сэр, – немедленно потребовал Джонсон. Чем больше он смотрел на этого парня, тем меньше ему верилось, что он именно военный, и явился сюда в интересах государства.

– Документы? – широкая, точно киношная ухмылка на лице человека поблекла, и он посмотрел на своего помощника, якобы капрала – Слушай, ты не помнишь, я брал с собой документы, или нет?

Хорошенькое дельце, подумал Джонсон, всё больше и больше настораживаясь, капрал должен следить за своим капитаном и помнить, брал ли он свои документы или нет. Но вслух он пока решил промолчать – в конце-концов, уж если в этом мире существуют вещи, подобные той, которую поручили исследовать им, то почему бы в нём же и не существовать растяпе-капитану вооружённых сил Великой Страны?

– Я взял, сэр, – сказала внезапно первая фигура в дождевике каким-то странным, натужным басом, и её одеяние вдруг зашевелилось, после чего одна из его складок оттопырилась в сторону, и из-под неё вылезла рука, которая держала в руке пластиковую, прозрачно-голубую папку с какими-то бумажками внутри. Манжет, прикрывающий запястье руки и дальше, был защитно-зелёной, в разноцветное пятно, окраски, и это успокаивало, но вот сама рука слегка смутила его – какая-то уж чересчур тонкая и бледная, что бы её можно было назвать мужской – Вот, возьмите, пожалуйста.

– Спасибо, капрал, – воскликнул назвавшийся капитаном Шлинбергом – После вчерашнего у меня так болит голова, что я с утра даже китель найти не мог… Вот, сэр, пожалуйста, здесь все наши разрешения и приказы…

– Хорошо, – сказал Джонсон, приняв пакет, и тут же передав его стоявшему чуть сзади по его правую руку Прайсу – Но вообще-то я имел в виду конкретно Ваши документы, капитан.

– Что? – ухмылка на лице «Шлинберга» опять слегка поблекла – Мои документы? В смысле, паспорт?

– Можно и паспорт, но, вообще-то, я сейчас имел ввиду Ваше военное удостоверение…

– Ах, это, – парень опять заухмылялся, и Джонсон подумал о том, что так быстро получить звание военного капитана с такой молодой физиономией можно разве что в каком-нибудь финансовом отделе – Ну да, конечно же… Вот.

Покопавшись у себя за пазухой, «Шлинберг» вынул наружу тонкую книжечку, размером с записную книжку, с тёмно-зелёной коркой, и вытисненной на её передней стороне серебряной пятиконечной звездой и двумя надписями: «Войска Великой Страны» под ней, и «Удостоверение офицера» над ней. Странно, оно даже не обложено, хмыкнул Джонсон про себя, дослужиться до капитана – и даже не суметь научиться следить за своим главным – после паспорта – документом в своей жизни. Одно из трёх – либо этот капитанчик – полнейший болван, либо он всю свою службу просиживал задницу на какой-то кабинетной должности, либо тут что-то не так, и он сейчас юлит перед ними. Он раскрыл документ, быстро пролистал его страницы и столь же спешно просмотрел их содержание, после чего вернул его владельцу.

– Хорошо, – повторил он – И что же тут такого, если не секрет, что могло бы оказаться в зоне интересов нашей доблестной внутренней разведки?

– Объект, который вы сейчас изучаете, находится в зоне интересов не разведки, а правительства нашей страны, – улыбка на лице парня опять пропала, но на сей раз не в виду того, что он опять чего-то там смутился, а потому что он попытался изобразить в своём голосе нечто вроде серьёзных интонаций. У него почти получилось это, но Джонсон всё равно не мог не заметить, что голос его всё-таки вибрирует, чуть заметно – но всё же.

– Нет, я не понял, почему именно войска внешней разведки? – уточнил он свой вопрос – Разве это вы занимаетесь такими штуковинами?

– А кому ещё им, чёрт возьми, заниматься? ВВС или морской пехоте?

– Хм, интересно, интересно, – покачал головой Джонсон – А почему нам ничего не сообщили о вашем приезде заранее? Обычно мне в таких случаях звонит начальство и говорит, что надо ожидать гостей…

– Сэр, я не знаю, – взгляд, устремлённый на него из-под капюшона, опять подозрительно забегал – Это Ваше начальство, а не моё, и я не знаю, почему, когда и что оно делает, или не делает. Моё начальство сказало, что бы я, и мои подчинённые прибыли сюда, и вот – мы здесь. И вообще, быть может, Вы, наконец, меня сюда впустите? Не знаю, как вам всем тут, но мне этот дождь успел осточертеть.

Джонсон смерил взглядом пришельца в последний раз, а потом, нехотя кивнув, отступил немного в сторону. Вообще-то этот парень мог бы, наверное, войти сюда и сам, без всяких помех, но ему, очевидно, требовалось какое-то особое разрешение.

– Проходите, конечно же, – произнёс он… А сам стал ждать, что же будет дальше.

– Очень хорошо, – опять ощерился парень, которого, судя по его документам, звали Джозеф Шлинберг, и прошёл за ограду. Следом за ним двинулся и его спутник, всё ещё как будто бы избегающий того, чтобы показать им всем своё лицо – Ведь нам же туда?

– Да, туда, к тому самому люку, – согласился Джонсон – Откуда виден свет.

– Отлично, – опять закивал Шлинберг – Говорят, вся эта штука выросла здесь за одну ночь…

– Не имею никакого понятия. Пройдёмте.

Вместе – сначала Джонсон и его двое подручных, а затем и двое «военных» (пока Джонсон не придавал этому их статусу никакого серьёзного смысла – уж слишком мало они предъявили для доказательств того, что они военные на самом деле) – они направились ко всё ещё открытому, испускающему столб тускловатого оранжевого света в мрачное и дождливое ночное небо люку. Первым взобрался на закрывающую вход в объект бетонную крышку Джонсон, он же первым спустился в люк, ступил на лестницу и по ней вернулся обратно, в «прихожую». Потом к нему присоединились Прайс и Ламро, спустившиеся вниз, следуя за друг-другом. Двое пришельцев почему-то тянули, словно бы, увидев лестницу и то место, куда она вела, забоялись спуска на такую глубину и теперь уговаривали себя (а, может быть, и друг-друга) идти вслед за Джонсоном и остальными, кто их здесь встретил. Джонсон поднял голову вверх и увидел тёмный силуэт человека в плаще-дождевике, склонившийся над люком и с каким-то задумчиво-созерцающим видом смотрящий вниз. В какой-то неприятный момент Джонсону показалось, что смотрящий на них сейчас возьмёт и закроет всех здесь при помощи крышки люка, валявшегося где-то там, наверху, совсем неподалёку от входа сюда, и он, хотя и сам понимал, что предполагать сейчас такое попросту нелепо, инстинктивно подобрался и сделал шаг назад, словно бы фигура в тёмном блестящем может не просто закрыть их здесь, но и швырнуть перед этим вниз к ним что-нибудь опасное или просто неприятное, но…