Оглавление
Группа авторов. Шпионские страсти. Посвящение
Предисловие
Глава 1: Смех в бетонном саду
Глава 2: Эхо "Фигляра" и аромат попкорна
Глава 3: Битва за канцтовары и саботаж по форме А-117
Глава 4: Пыльный пиджак и анонимный звонок
Глава 5: Великий взломщик умных тостеров
Глава 6: От "K.O.R.O.L.E.V." к Королеву
Глава 7: Генерал и "Бычье сердце"
Глава 8: Провал на поле для гольфа
Глава 9: Паутина для паука
Глава 10: Пять часов пополудни и «бульдог в твиде»
Глава 11: Тихий мат в серверной
Глава 12: Торг за Терминатора и цена предательства
Глава 13: Раскрывая занавес, или анатомия "Пастуха"
Глава 14: Первая кровь, или крещение водопроводной водой
Глава 15: Золотой Павлин и аргентинское танго
Глава 16: Репетиция Апокалипсиса
Глава 17: Вальс с Мефистофелем под музыку ABBA
Глава 18: Дуэль в Зазеркалье, или Бунт Одноруких Бандитов
Глава 19: Спасительная глупость
Глава 20: Чай со вкусом тишины
Отрывок из книги
В самом сердце Лондона, на одной из тех безликих улиц, где гул вечно спешащего Сити смешивается с туманной промозглостью Темзы, притаилось здание, своим существованием бросавшее вызов всему окружающему. Красные двухэтажные автобусы проплывали мимо, словно кровяные тельца в артериях города; черные кэбы, блестя от вездесущей лондонской измороси, сновали туда-сюда. И среди этого живого, дышащего викторианского и эдвардианского великолепия возвышался он – «Институт овощеводства» (Institute of Vegetable Growing). По официальной легенде, выверенной до последней запятой и подкрепленной десятками фальшивых публикаций в аграрных журналах, здесь, в этих стерильных стенах, лучшие умы Соединенного Королевства трудились над выведением морозоустойчивой спаржи и капусты пак-чой, способной расти в тени лондонских небоскребов. На бронзовой табличке у входа значилось, что институт находится под патронажем несуществующего сельскохозяйственного фонда.
На самом же деле, ничто в облике этого здания не говорило о любви к земле и природе. Это был пятнадцатиэтажный, холодный и высокомерный монолит из серого, неприкрытого железобетона и тонированного, почти черного стекла. Брутальный и бескомпромиссный манифест модернизма, дитя идей Ле Корбюзье, рожденное, однако, на полвека позже. Он стоял на гигантских V-образных опорах, словно гигантское насекомое, брезгливо приподнявшее свое бетонное брюхо над грязным тротуаром, не желая иметь с ним ничего общего. Первый этаж был практически прозрачным, создавая иллюзию невесомости и парения, но за толстым стеклом виднелась лишь холодная, гулкая пустота холла с одинокой стойкой ресепшн. Выше, этаж за этажом, тянулись сплошные ленты горизонтальных окон, перечеркивавшие фасад ровными, безэмоциональными линиями. Никаких балконов, никаких украшений, никакой человеческой суеты. Лишь отчужденная, математически выверенная геометрия, всем своим видом заявлявшая о превосходстве функции над формой. Эта бетонная громада была идеальным прикрытием, саркофагом для тайн. Кто, в самом деле, заподозрит, что в этом унылом «овощехранилище» для идей кипят закулисные страсти шпионской игры?
.....
Он медленно попивал из простой белой фарфоровой чашки обжигающе-крепкий черный чай, без сахара и молока. Периодически его рука, сухая, с проступившими венами, но абсолютно твердая, совершала выверенное движение: чашка с едва слышным стуком опускалась на стеклянную столешницу кофейного столика. Диван, столик, сталь и стекло – все это было частью интерьера. Но ЛИС, своей монументальной неподвижностью, превращал этот уголок в свой личный командный пункт. Он слушал задорный гвалт молодых коллег, и его лицо, испещренное сетью морщин, словно карта пережитых операций, оставалось совершенно непроницаемым. В глазах цвета старой, вороненой стали не было и тени веселья.
«Еще как бывает», – пронеслось в его мыслях, когда он сделал очередной медленный глоток, давая терпкой горечи растечься по языку. Эта мысль была полной противоположностью той, что выкрикивали в толпе. Молодежь смеялась, потому что считала, что в жизни так нелепо не бывает. А Леонид Ильич был уверен, что именно так в жизни и бывает. Не потому, что это смешно. А потому, что это слишком смешно. Слишком театрально. Слишком нарочито. Слишком по-дилетантски для профессионалов такого уровня. Американцы могли быть самонадеянными, могли просчитаться, но они никогда, ни при каких обстоятельствах, не были клиническими идиотами.
.....
