Читать книгу Трудно быть божком - Группа авторов - Страница 1

Приди, Словие

«В оный день, когда над миром новым

Бог склонил лицо Своё, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орёл не взмахивал крылами,

Звёзды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине»…

Николай Гумилёв

«Где Слово – там Свет, что ведёт в Бесконечность.

Я знаю, где Слово – там Бог есть, есть Вечность»…

Дмитрий Вартанов

«Дар слова отличает человека от всего живого мира».

«Мат – это антимолитва, обращённая к бесовским силам».

Иерей Александр Ермолин, казанский священник

Глава первая

– Ты, утконос! – писклявый голосок Артёмушки, девятилетнего пацанчика, живущего на втором этаже убитой, старенькой двухэтажки, ни свет ни заря привычно разбудил тридцатилетнего холостяка Демьяна, по батюшке Павловича, двушка которого как раз и находилась под квартирой матери-одиночки Альбины. Альбинка, с утра до вечера пыхтящая в налоговой, была под стать гутаперчивому сынишке – столь же криклива, взбалмошна и матершинна. А впрочем, конечно, было всё наоборот. Матершинность и гутаперчивость, как и другие инстинкты и повадки, передаются от взрослых непутёвых особей их детёнышам. Таков закон природы. Так что словарный багаж рыжего третьеклассника был плодом воспитания лейтенанта налоговой службы, ну и издержками уличного бытия.

– Утро начинается, начинается, – слова песенки из старого доброго мультфильма нараспев обречённо произнёс Демьян и, не нащупав ступнями тапочки, прошёл босым к окну, раздёрнул тёмно-зелёные шторы и закрыл наглухо пластиковое окно.

– Все люди, как люди, по утрам раскрывают окна настежь для проветривания. А я вынужден даже летом в свой выходной баррикады из пластика сооружать. Детишки, будь они не ладны, своими визгами и воплями с первыми лучами солнца и до кромешной тьмы летом не дают ни покоя ни отдыха. Скорее б каникулы закончились… – с этими пространными и тоскливыми мыслями Демьян, обретя-таки тапочки, направился в туалет на утреннюю помывку.

Справедливости ради, отметим, что к детскому гомону и другому уличному шуму наш холостяк относился всё же с некоторым терпением и где-то даже пониманием. А вот к матерщине, да ещё детской, от девятилетних детишек, да что там девятилетних… Смачный, отборный мат под окнами звучал из уст шестилетних малышат, в шортиках, с ангельскими глазками и пушистыми волосиками. Звучал громко, звонко и жизнеутверждающе… Ну, не терпел наш Палыч этого матерного сленга, на дух не переваривал.

Спросите, неужели сам не ругался? И вспомните крылатое от Гоголя: «Какой же русский не любит быстрой езды?». Нет, мы не про езду, точнее не только про езду. Но про то, что Николай Васильевич далее написал: «Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «чёрт побери всё!». Мы про чертыханье. Так разве ж чертыханье – это не бранное слово? Не матерщина? Ещё какая брань! Самая поганая и грязная. Выходит, что классика можно перефразировать, добавив к езде и матерщину?

Опять-таки тогда, исходя из всего этого, Демьяна следует считать не настоящим русским, раз он не любил чертыханье? Но по маме и папе он выходил самым что ни на есть русским, с самой русской фамилией – Сидоров. И вот ведь оказия – наш холостяк не только не матюкался, но он вдобавок не любил и быструю езду. Он вообще сызмальства рос робким и застенчивым. И вырос тихоней и, если честно, конкретным трусишкой. А потому никогда ни с кем не ругался и избегал всяких ссор и конфликтов. Он от них всячески уходил, сбегал, на худой конец, прятал голову в плечи, как страус в песок, и молчал. Любое матерное слово для трусишки было сродни крепкой оплеухе. И чем смачнее было русское словцо, тем смачнее была оплеуха. А уж ядрёное выражение было-било хуком в челюсть и апперкотом под дых. Не было в том вины этого человечка, ведь он родился и вырос в семье очкастых библиотекарей. Да, и даже папа был «книжным червём». Ни в садике, ни в школе «демьянка» (это прозвище прилепилось к нему со старшей детсадовской группы) никогда ни с кем не дрался. Однако его побивали только в первых двух классах. Потом колотить перестали – не было сопротивления, не было и смысла бития. Отсутствию бития способствовало бытие. В этом бытие маленький ученик Сидоров оказался отнюдь не беспомощным. В том смысле, что рождённый «ботаником», начитанный сын библиотекарей, был готов нести помощь в учёбе всем нуждающимся… за малюсенькую плату – «только не бейте». А готовых принимать такую «таксу» в классе оказалось предостаточно. Так «ботаническая» беспомощность превратилась в «ботаническую» силу. На этой силе он и окончил школу, а затем и университет. Угадайте с трёх раз, по какой специальности?..