Читать книгу Виток спирали - Группа авторов - Страница 1

Пролог

Несколько основных примеров.

1729 год, осень. Балтийское море, в 60 километрах от берега.

Погода ухудшилась внезапно, как часто бывает в это время года. Вот ещё пару часов назад светило скупое, холодное солнце, а сейчас небо закрылось полностью тучами, ветер усиливался, и рыбацкое судёнышко нещадно бросало по волнам из стороны в сторону. Настроение команды было подавленным – в трюме обнаружилась течь, и заделать её сразу не удавалось. Вдруг – как по мановению руки – буря стихла, на небе опять ни облачка, даже стало чересчур жарко для середины октября. Спустя часа три киль мягко ткнулся в берег, который никто из рыбаков так и не мог опознать…

1744 год, Иркутск. Несколько охотников, промышлявших пушного зверя на севере губернии, не возвращаются. Отправившиеся на поиски ничего не находят и заключают, что те провалились в одну из трясин, остающуюся опасной даже в сильные холода.

1752 год, Марсель. Торговец чаем и тканями, внезапно разорившись, вскоре пропадает. Молва приписывает его исчезновение попытке скрыться и начать новое дело с нуля, избежав уплаты долгов.

1779 год, Манчестер. Когда пожар на одной из мануфактур потух, следов троих работников так и не удалось найти – ни живых, ни погибших. Заключили почти сразу же, что они или сгорели вообще полностью, или, пользуясь случаем, покинули предприятие и решили не возвращаться.

1795 год. Отправившиеся «урегулировать вопрос чести» два мекленбургских дворянина не вернулись, более того, их следов так и не удалось найти. Вердикт судебного следствия: оба были взаимно убиты или тяжело ранены, секунданты скрыли их, и, чтобы избежать ответственности, сами убрались в неизвестном направлении.

Первые витки

15 августа 1942 года, окрестности Петрозаводска (временно переименованного в «город Яанислинна»). Лейтенант Макинен во главе патруля из трёх человек, как обычно, обходил полевую дорогу, вёдшую к городу – следовало опасаться, как недавно предупредило командование, высадки диверсантов. Самому лейтенанту это было практически безразлично: «просто перестраховываются», думал он. Тем не менее, пожелание командования это тот же приказ, только выраженный в вежливой форме. Поэтому офицер уверенно вёл своих людей вперёд, и не знал ещё, что именно ему и его подчинённым предстоит запустить события, которые будут отзываться ещё долго.

Когда патруль перешёл незримую, неощутимую черту, ничего необычного поначалу не заметили. Но затем впереди показались какие-то дома, которых ранее точно не было. Дозорные были удивлены, однако сработало закономерное в таких случаях решение – проверить, что происходит, прежде чем докладывать куда-либо. Проверять следовало, прежде всего, тех двоих прохожих, которые шли навстречу.

Позднее Макинен с трудом вспомнил, что же его в этой сцене так царапнуло. Не внешний вид и не одежда незнакомцев, а то, что они шли спокойно, слишком спокойно и безмятежно для захваченной, да ещё вдобавок и практически прифронтовой местности. Однако в тот момент это обстоятельство скользнуло только по краю сознания. Патрульные гораздо больше внимания обратили на то, что путники несут рыбу – видимо, возвращались с рыбалки. И, по своему обыкновению, начали отнимать: нечего всяким там местным хорошо питаться, это прерогатива солдат Суоми.

Естественно, когда в ответ на требования патрульных неизвестные продемонстрировали непонимание (так как действительно не понимали ни слова), то военные сразу начали отнимать у них улов силой. Те пробовали сначала сопротивляться, однако под угрозой оружия вынуждены были подчиниться. Возгласы их финны не слушали, просто забирали то, что, как считали, по праву принадлежит себе. Стрелять специально не собирались, да и зачем поднимать шум лишний раз. Зачем будоражить остальной гарнизон, да и начальство тоже не обрадуется, что его переполошили почём зря.

Назад отправились с весёлыми шуточками, предвкушая, как обрадуют других солдат и командование. И частично оказались правы – капитан Пелтонен одобрил действия патрульных. Правда, сообщение о каких-то домах в том месте, где их, по его представлениям, быть не могло, сразу вызвало настороженность. Офицер приказал сдать «трофей» на кухню, а потом распорядился одному из патрульных показывать дорогу. В путь пошли вместе с ними ещё пятеро военнослужащих.

Тем временем, жители города Вильс уже показывали вызванным на место происшествия двоим оперативникам, что именно произошло и где. Те не до конца верили в истинность показаний ограбленных, думая, что просто какое-то преувеличение есть. «Откуда у нас, в этой тихой глуши, целая вооружённая банда взялась бы? Тут уличная драка – событие года».

Стражи порядка уже собрались было уходить, как вдруг их внимание привлекла процессия, шедшая как раз с той стороны, куда только что показывали рыболовы-любители. Появившихся обидчиков ограбленные узнали сразу же и возмущённо завопили, тыкая руками: «Это они!». Полицейские немедленно начали действовать, извлекли оружие… вернее, попробовали это сделать. Но только один успел хотя бы коснуться кобуры. Пелтонен был вояка тёртый, да и двое из его спутников тоже не один день успели провести на фронте. Остальные действовали чуть медленнее, но этого хватило, чтобы все «потенциальные нападавшие» оказались застрелены на месте.

Финны немедленно обыскали убитых и выяснили, что оружие и форма «неизвестных диверсантов» им полностью незнакомы. Одного этого факта хватало, чтобы встревожиться – и как можно скорее поставить в известность командование. Однако капитан не собирался упускать ситуацию из-под своего контроля: человеком он был по натуре тщеславным и отнюдь не намерен был позволить столичным контрразведчикам или сыщикам отнять свои лавры. Да и зачем делиться добычей, если можно всё забрать себе? Привычное ведь дело, сколько раз уже повторяли…

С этой мыслью небольшой отряд под командованием коменданта быстрым шагом двинулся к тем самым домам. Ничего особенного они из себя не представляли, и ничего интересного в них не нашлось – однако же сразу было видно, что живут там пусть не шикарно, но вполне достойно. Глаза квалифицированных мародёров сразу зажглись характерным огнём, и даже яростное недовольство обитателей этих жилищ не остановило их. Наоборот, тех людей сразу схватили – и, хотя по-прежнему не понимали, что эти «возмущённые» говорят – спешно доставили в казарму. Капитан Пелтонен, когда они все вместе вернулись на базу, приказал сразу же лейтенанту Макинену:

– Берите четыре-пять солдат покрепче и заберите из тех домов всё более-менее ценное. Только смотрите, не трогайте то, что может заинтересовать контрразведку. Нам ещё не хватало с ней ссориться.

Сам же начальник гарнизона, как только его подчинённые ушли, отправился на узел телефонной связи и начал звонить в штаб с сообщением о том, как его отряд уничтожил «до десятка вражеских диверсантов». И в самом деле, ведь четверо – это тоже «до десятка». В голове у командира уже крутилась мысль, как его наградят за доблестную службу и очередной успех в борьбе с врагом.

Ещё через четверть часа, вновь осмотрев оружие и вещи уничтоженных «диверсантов» Пелтонен озадаченно потёр лоб. Незнакомые пистолеты, неизвестные калибры, странные фасоны одежды и обуви… «Что бы это могло значить», подумал было капитан. Но руководство гарнизоном с него никто не снимал, и офицер вновь отправился обходить посты и слушать доклады подчинённых. Он полагал, что скоро уже приедут контрразведчики или представители штаба дивизии, на которых можно будет перевалить все странности, оставив себе взамен весь триумф.

Вскоре, однако, своего начальника «озадачил» уже сам Макинен. Тот вернулся срочно и с деланно таинственным видом передал шефу найденную в одном из домов карту – на которой были изображены очертания материков. Вернее, неправильные очертания материков. Пелтонен спустя полминуты, так и не придя ни к какому выводу, махнул рукой:

– Пустое. Вот приедут штабные, пусть и разбираются. Пусть шарятся по лесу, по этим домам… не всё им в столичных штаб-квартирах сидеть и пиво истреблять в ресторанах.

Тем временем жители Вильса начали обрывать телефоны регионального полицейского управления. Сбивчиво и на разные лады они сообщали о звуках выстрелов, о найденных четырёх трупах, а один охотник-любитель даже рассказал, что во время поиска дичи в лесу заметил через бинокль каких-то неизвестных вооружённых людей. Игнорировать эти свидетельства становится невозможно, когда начальнику позвонил по служебному проводу один-единственный оставшийся стажёр из местного подразделения охраны порядка, который подтвердил всё ранее услышанное и запросил немедленной поддержки в борьбе с неизвестными «бандитами».

Размах возрастает

К 16 часам дня в Вильс прибыл срочно собранный усиленный отряд полиции – около полутора десятков человек с пистолетами-пулемётами. Ещё спустя полчаса на скором поезде – это был самый быстрый из возможных вариантов – прибыли двое криминалистов, следователь и заместитель регионального начальника. Однако следы преступления даже их поставили в тупик – ни разу никто не видел подобных гильз, не понимал, что за оружие их могло оставить. Тем не менее, воспользовавшись помощью одного из местных жителей, державшего сторожевую собаку, двинулись по следу, не дожидаясь, пока прибудет официальный кинолог.

– Ещё не хватало два часа его ждать. Эти копуши неизвестно сколько проваландаются, пока выедут, пока приедут, а время-то идёт – резюмировал начальник «экспедиции».

Тем временем финские штабные, очень недовольные тем, что их сорвали с насиженного места, сначала высказывали все свои претензии капитану Пелтонену. Тот же в ответ просто извлёк из ящик стола взятое у убитых оружие и предъявил его прибывшим.

Полковник Антти удивлённо поднял брови:

– Действительно любопытная штучка. Такую стоит показать этим умникам из генштаба…

Больше он ничего не сказал, но капитан сразу уловил: это отголосок вечного соперничества между внешней разведкой и контрразведкой. И если полковник покажет своему руководству то, о чём разведслужбы вообще не в курсе…

Правда, долго размышлять им не пришлось, и неспешную беседу вести – тоже. Где-то снаружи загрохотали выстрелы. Это несколько полицейских, которые были отправлены на преследование «злоумышленников» столкнулись с часовыми на внешнем периметре финского гарнизона. Часовые действовали как при нападении диверсантов положено – лишь только заметил человека с оружием, сначала стреляй, а потом разбирайся. Когда обе стороны начали подтягивать подкрепления, оказалось, что у финнов сил существенно больше.

Подчинённые Маннергейма начали преследовать отступающих – и вскоре пересекли ту самую черту, но всё ещё не осознали, что происходит, потому что внешне местность выглядела практически неотличимой. Во всяком случае не настолько, чтобы разницу уловили идущие в атаку бегом солдаты.

В горячке скоротечного боя атакующие, благодаря почти тотальному огневому превосходству, одержали верх быстро. Полковник Антти, хотя и прибыл на место немедленно, застал уже только триумфирующий победно отряд. Оборвав и скомкав восторги, он распорядился немедленно выслать разведку и организовать боевое охранение.

– Неизвестно, сколько ещё таких шаек партизан шарится вокруг! Нужно сначала навести порядок, а потом уже радоваться!

В течение получаса «порядок» был наведён. Те полицейские, кому удалось скрыться и отступить, были преследователями обнаружены и физически уничтожены на месте при попытке оказать сопротивление. Только криминалист сумел удрать достаточно далеко, да и то потому лишь, что вовремя «реквизировал именем страны» велосипед у одного из местных жителей. Кстати, с ними-то и возникла основная проблема. Как оказалось, в Вильсе нашёлся всего один человек, знавший немецкий, да и тот «говорил не пойми как».

Вскоре добравшийся до ближайшего телефона-автомата криминалист позвонил начальнику регионального управления и вкратце изложил всю ситуацию. Собеседник сначала колебался, но потом всё же сказал, что «примет меры» и отключился. Сразу после этого начальник начал связываться со своими подчинёнными в других городах:

– Дилинг, у вас на территории всё в порядке? Отлично. Если вдруг заметите подозрительных людей, прежде чем пробовать их задержать, сразу сообщите мне.

– Будьте внимательны, возможны провокации у вас в порту.

– Следите усиленно за дорогой, через вас могут попытаться провезти оружие.

И так далее.

В 16:48 он позвонил опять в Вильс – но телефоны городских властей не отвечали. За несколько минут до этого финские военные добрались до городской телефонной станции и взяли её под свой контроль. Как только офицер положил трубку на рычаг, раздался звонок ещё одного телефона – это была прямая линия связи с центром управления железной дорогой. Диспетчер службы движения, согласно инструкции, сразу сообщил о том, что по служебной связи доложили о нападении неизвестных на вокзал Вильса, после чего связь также прекратилась – и уточнил, что полиции известно о происходящем. Выяснив, что ничего, коротко заявил, что теперь будет сообщать в службу национальной безопасности и в штаб военного округа, и также прервался.

Впрочем, из СНБ высокопоставленному полицейскому уже спустя минуту поступил факс. Прочитав сообщение, он грубо выругался. Там говорилось, что сотрудник контрразведки, который отвечал за секретность на одном из объектов Вильса, использовал предоставленную ему для экстренных случаев рацию и передал сообщение, гласившее: «в город входит около батальона войск с неустановленной униформой, неизвестной государственной принадлежности».

Полковник Антти, между тем, не знал, что и докладывать командующему армией. Он выслушал сообщения от подчинённых и не понимал, как уложить всю эту картину в один короткий и чёткий рапорт. Наконец, решил просто сначала для себя самого сформулировать всё, что обнаружено.

«Итак, на нашей территории внезапно, словно из ниоткуда, появляется банда с неизвестным оружием. Затем выясняется, что она пришла из города, которого просто не должно быть тут. В городе есть станция железной дороги, которой тоже быть не может. На ней – паровозы и вагоны совершенно неизвестных ранее типов. Да, автомобили в городе тоже все сплошь прежде незнакомые. И что со всем этим делать, какие выводы нужны – шут его знает».

Поэтому в 17:16 с фельдъегерем отправилось только краткое сухое извещение: «Были атакованы довольно крупным отрядом партизан. Противник уничтожен или взят в плен полностью. Имеются крупные трофеи и ряд пленных».

Однако уже достаточно быстро офицеры – да и солдаты – убедились, что этот доклад ещё менее раскрывает суть происходящего. Весь день (с того самого времени, как сюда вошли финские войска) стояла холодная погода с типичным для севера пасмурным небом.

– Что-то всё-таки прохладно для конца лета, – заметил один из солдат в разговоре с другим.

– И не говори. А ведь в сводке обещали тепло и солнце. И где оно…

Ближе к вечеру ветер начал стихать, и гарнизон предвкушал уже тихую, спокойную погоду. Но, как только открылось чистое небо, стало заметно, что солнце заходит. И заходит исключительно, неправдоподобно быстро, словно где-то в жарких странах. При этом само оно казалось почему-то приплюснутым, а на небе появились лиловые, зелёные и медные полосы.

– Это что такое? Надвигается страшная буря? – раздавались голоса.

Пришедшие вскоре сумерки не принесли облегчения. Наоборот, на востоке небосвод начал светиться.

– Млечный путь перекрутился, что ли? – пробормотал Пелтонен нервно.

Но он быстро осознал, что это нечто намного ярче, чем Млечный путь. Тонкая полоса переливалась искристыми огнями, словно бриллианты или кусочки льда. Причём это была не дуга, а целый круг, выходящий даже на другой стороне горизонта…

После «откровения»

Среди солдат раздавались маты, рёвы и стоны. Кое-кто шатался, подобно бесплотным теням – таким же, которые отбрасывало кольцо. Другие сидели, привалившись спиной к стенам домов, воротам и заборам. Однако офицеры всё же через несколько минут взяли себя в руки – и начали решительно водворять порядок.

– Чего расклеились, олухи! – Рычали опомнившиеся капралы и старшие сержанты. – Что, не видите, как горожане себя ведут? Спокойны, как бронепоезд! А вы не штафирки какие-нибудь!

Спешно приводить в порядок пришлось и водителей двух грузовиков, которые подъехали спустя четверть часа – их прислали, чтобы принять и доставить трофеи, о которых говорилось в сообщении. Когда около 10 часов вечера грузовики отправились в обратную дорогу, и кроме сложенных в кузова ковров, каких-то документов, сочтённых важными, предполагаемого антиквариата, в штаб армии уехали с ними новый рапорт полковника, сухо фиксировавший наблюдаемые небесные явления, а также фотоплёнки с запечатлённым на них неожиданным феноменом. Съёмки велись не только на фотоаппараты, которые были у офицеров, но и на те, которые нашлись в городе. А в рапорте указывалось, помимо прочего, что над этой местностью под вечер уже пролетел какой-то самолёт (вероятно, разведчик).

Антти спросил у наблюдателя:

– Распознал, что это за самолёт был?

– Никак нет! Да и где его распознаешь – летел высоко, уже темнело, вообще ничего не разглядишь. Силуэт обычный, крылья да фюзеляж с хвостом, вот и всё, господин полковник.

Высокопоставленный военный прошёлся ещё, разглядывая чуждые, непривычные созвездия, которые появились по краям от светоносной полосы, вдоль горизонта. Затем вернулся в штабную палатку и нетерпеливо спросил у адъютанта:

– Как там пленные?

– Несут какую-то чушь. Про «планету Тальф» и «страну Зиндр», например. Про «гостей давних, подобных нам». И прочее подобное. Да и переводчик всего один, тоже из местных… и тот посредственный. Еле-еле немецкий знает, да и то всякая высокопарная речь у него… словно на приёме у Фридриха Великого, тьфу!

Полковник задумчиво пожевал губами, встряхнулся и одёрнул форму:

– Сдаётся мне, всё не так просто. И переводчика береги, он нам ещё очень пригодится.

Спустя примерно час первые новости о случившемся появились сразу по обе стороны фронта. Службы радиоконтроля противостоящих армий накопили к тому времени сведения о ряде эфирных станций, вещающих на неведомых вовсе языках – и посредством нехитрого пеленга их местонахождение, конечно, было легко локализовано. Хотя и вызвало недоумение: никто не понимал, как такое возможно и что это означает.

Но всё же в Хельсинки – пока! – обладали немного более полной информацией. К позднему вечеру 15 августа 1942 года доклад из Петрозаводска туда уже дошёл, и начали решать, что делать дальше. Однако и в столице Зиндра, городе Альверне, и в других странах Тальфа тоже уже зафиксировали местами вещание земных радиопередатчиков. Ряд языков распознали довольно быстро, хотя эксперты, да и все знатоки, ворчали: «кому же пришло в голову так упростить и опошлить благородные, возвышенные наречия…».

Тем временем в зиндрийском генштабе стали разбираться, что же происходит и что со всем этим делать. Предметом горячей дискуссии офицеров-операторов стали три вопроса:

– Кто же всё-таки захватил Вильс;

– Сколько точно сил у врага;

– И главное – как всё-таки надёжно выбить супостата с этой территории, по возможности сохранив жизни людей и городскую застройку.

Острые факты

Майор зиндрийской армии Дилинг находился в очень мрачном расположении духа. Вчера вечером его стрелковый батальон подняли по тревоге, и пришлось спешно ехать на станцию, чтобы грузиться в вагоны. Каждый, кто знает, что это за суета и сколько мелочей придётся учесть при таком мероприятии, охотно согласился бы с майором – тем более что погода не радовала, и учения (а вдали от границ, как нетрудно понять, могли ожидаться только учения) предстояло вести в сырости, на раскисшей от дождей глине. Однако приказ, как стало известно вскоре, исходил с самого верха, и с такими распоряжениями никто не спорит.

На одной из промежуточных остановок к штабному вагону подъехал автомобиль фельдъегерской службы. Дилингу вручили сразу несколько указаний и пакетов со сведениями о предстоящем противнике. Да, именно о противнике – не условном, который использует на учениях, как и ты, взрывпакеты, а о самом настоящем, стремящемся бесповоротно стереть тебя из жизни, чтобы добиться победы. Но сомнений в том, что это как раз настоящий враг, уже не оставалось. На крыше вокзала, как приметил офицер сразу же, как только они подъезжали и поезд ещё не успел до конца остановиться, разместился счетверённый зенитный пулемёт с расчётом. По перрону уже прохаживался не привычный полицейский патруль, а двое солдат в касках и с пистолет-пулемётами в руках. Вдобавок, на том коротком отрезке пути, который железная дорога проходила точно параллельно шоссейной – длиной около двадцати километров – Дилинг насчитал четыре трёхосных грузовика в армейской расцветке, ехавших в ту же сторону, что и их состав. Но всё это было вчера, 15 августа, или сегодня утром, 16 числа. Теперь же, спустя несколько часов после прибытия на место, обстановка резко изменилась…

Двигавшийся вперёд редкой цепью батальон был обстрелян ещё на ближних подступах к Вильсу. Сразу стало понятно – противник не только закрепился в нём, но и несколько выдвинулся вперёд – то есть стремится расширить плацдарм. Как сообщили Дилингу из соседних частей – слева и справа по фронту – враги уже после занятия города овладели пригородами. Один из них располагался в целых 20 километрах восточнее основной городской черты, и скорее заслуживал имени посёлка-спутника.

Мог бы заслуживать…

Потому что финны, осознавая вполне ограниченность своих войск, не стали занимать его. Просто предприняли рейд в «серую зону», которую не контролировали в этот момент ни они, ни зиндрийцы. Отряд капитана Ахвенайнена, выполняя приказ командир, поджёг все деревянные постройки посёлка (а таких было чуть ли не 4/5 в нём).

На подходах к посёлку стрелки Дилинга об этом не знали – и потому приближались к нему развёрнутой редкой цепью, готовясь воевать «по науке». Их встретили не выстрелы, а уже только выгоревшие руины. От троих человек, которым удалось кое-как, буквально чудом, выжить, военные и узнали подробности произошедшего. Правда, имени офицера, который действовал подобным образом, потерпевшие, конечно, не знали.

Однако теперь солдаты знали твёрдо – и без всякого дополнительного приказа – куда более важную вещь. Им категорически нежелательно промахиваться в предстоящих боях…

Держаться любой ценой!

К утру 16 августа 1942 года у финских командиров сложилось более-менее чёткое понимание ситуации. Пока – только с чисто практической стороны: «Мы влезли КУДА-ТО, но сами ещё до конца не понимаем, ни куда, ни как именно». Тем не менее, вывод напрашивался сам собой – чем больше ты контролируешь, тем больше наживаешься и тем проще стаскивать все ресурсы во благо «Великой Финляндии». Поэтому, пока контрразведка и штабные чины бились с пленными и местными жителями, изучали добытые предметы, пока ожидалось прибытие астрономов, метеорологов и географов, офицеры действовали в привычном ключе.

Представитель «главной квартиры» генерал Вилькман, которому поручили сбор данных и анализ ситуации, быстро нашёл согласие с генералом Антеро Свенссоном, назначенным командующим новым направлением. Единодушно они решили: «надо держаться там, куда пришли, стоять и не уступать, а насколько возможно – продвигаться вперёд». Ради ускоренной доставки этих командиров на фронт даже была задействована хилая финская военно-транспортная авиация.

Со своей стороны, командиры зиндрийских войск были настроены не менее решительно своих скандинавских оппонентов. Они старались всячески ускорить переброску не только подкреплений и новых резервов, но и материальных средств, теребили железнодорожников и представителей автомобильных войск, на что те вяло отбрехивались. Мобилизация гражданского транспорта ещё только начиналась, и должно было пройти не менее двух недель, прежде чем первые грузовики расширенного военного выпуска доберутся до действующей армии.

В том, что к тому времени бои не только не завершатся, но и, пожалуй, станут ещё ожесточённее, никто не сомневался. Командующий срочно создаваемой группировкой войск генерал Лингнер, расхаживая по штабной палатке, так и заявил на экстренном совещании с командирами рангом пониже:

– В Вильсе наши люди. Вы уже знаете, как подлые мерзавцы поступают с мирными жителями. Наш долг как можно скорее, не оправдываясь трудностями, освободить всю территорию страны – и прогнать неприятеля туда, откуда он посмел к нам явиться. И, более того, – начальник сделал паузу и многозначительно посмотрел на офицеров.

Затем продолжил:

– И, более того – постараться создать по ту сторону такую зону безопасности, которая навсегда исключит риск повторения недавних событий.

Командующий одной из сапёрных рот поднялся с места:

– Разрешите спросить, а сколько сил и средств будет использовано для этой самой зоны безопасности?

Генерал пожал плечами:

– Сколько понадобится, столько и будем использовать. С подобными соседями нужно держаться настороже, желательно иметь прочный забор, из-за которого они могут тебя только обругать, но не ударить.

Слово взял представитель отдела разведки при штабе 14-й стрелковой дивизии (основные подразделения которой находились ещё в двух днях пути отсюда):

– Насколько удалось выяснить мне и моим офицерам, эти незваные гости как-то связаны с теми, которые появились в нашем мире около 200–300 лет назад.

– Появлялись, – мягко поправил его Лингнер.

– Да, появлялись, добавил офицер. И сразу продолжил:

– Мы уже определили несколько языков, похожих на знакомые нам. Да, они изменились – и изменились даже сильнее, чем предполагали лингвисты в самых смелых своих гипотезах. Тем не менее, мы всё-таки можем получать показания от пленных и изучать радиопередачи. По полученным сведениям, политическая карта чуждого нам мира выглядит следующим образом…

Стена осыпается

Несмотря на непреклонное решение финского командования не отступать, правительство Финляндии было настроено несколько менее настойчиво. В нём в итоге возобладала иная линия – сначала разобраться, что происходит и с кем они имеют дело, а только потом уже вести решительный натиск вперёд. Как резонно заметил один из министров, «мы даже не знаем, сколько суммарно может быть солдат и пушек у противника, хотя бы по самой грубой оценке – и как при таких условиях можно рассчитывать на успешное наступление?». Несмотря на это, кабинет министров согласился с генштабом в том, что отступать категорически нельзя. Итог обсуждению проблемы на заседании во второй половине дня 16 августа, подвёл сам президент Рюти (с молчаливого одобрения Маннергейма):

– Нельзя допустить, чтобы этот враг соединился с красными крысами. Тогда они вместе повалят нас с ног и съедят за считанные месяцы.

Тем не менее, у зиндрийского военного руководства был свой резон. Оно стремилось как можно скорее выбить агрессора с плацдарма, а затем само провести разведку боем – чтобы на месте узнать, с чем и с кем предстоит иметь дело «по ту сторону». Поэтому к точке перехода стягивалось всё больше войск, и они начали всё сильнее сжимать кольцо окружения, всё интенсивнее стрелять по противнику. Пусть по самому Вильсу не использовали ни артиллерию, ни авиацию, ни ракетные системы или миномёты, но наносить удары по всем его окрестностям было безусловно необходимо.

В том числе и по окрестностям, расположенным на земной стороне портала. Стрелять наугад, конечно, никто не собирался. Зато били бомбардировщики. К 15 часам дня 16 августа военные знали, на основе свидетельств лётчиков, что высота «ворот» в точке перехода составляет около 250 метров, а в ширину они достигают примерно 1 километра. Если лететь чуть выше или взять немного в сторону, то рельеф под крылом не меняется.

Как ни старались финские солдаты и офицеры – а они реально старались – выполнить приказ высшего командования, сделать это у них не получилось. Хотя к порталу начали перебрасывать дополнительные силы, зиндрийцы гораздо быстрее концентрировали войска. И уже в ночь с 16 на 17 августа попытались отбить Вильс, пусть и не до конца сосредоточенным ещё войском. На окраине города всю ночь кипел бой. Финские отряды удержали фронт, несмотря на большие потери. Однако патронов к стрелковому оружию и снарядов к орудиям оставалось очень мало, хотя их и старались подвозить из тыла бесперебойно. Снимать с остальных участков фронта войска и кардинально перераспределять снабжение маршал решительно запретил. Только в 18 часов 16 августа он по телефону запросил поддержку люфтваффе, впервые откровенно признав перед немецким «союзником» наличие «небольшой проблемы». В Берлине от запроса отмахнулись – в этот момент они упорно пёрли на Волгу, и какое им дело было до далёкого северного фланга, к тому же, не угрожавшего напрямую вроде бы территории Рейха?

Поэтому вполне правы оказались те солдаты, которые осознали, что Вильс им не удержать. Командиры, естественно, всячески пытались пресекать эти разговоры. Но получилось в итоге так, что «паникёры» оказались правы.

Незадолго перед рассветом командир одного из батальонов Симо Мянтюля передал по полевому телефону в штаб полка:

– С той стороны заметил массу конницы…

Кавалерийская дивизия, спешившись, пошла в атаку. То и дело гремели выстрелы и взрывы гранат. Даже в такой ситуации оборонявшиеся любители Великой Финляндии не собирались отходить без приказа. Их просто отодвинули в сторону, как сдвигают мешающий шкаф.

Финны отошли в целом организованно, на вторую линию обороны, спешно обустраивавшуюся как раз за порталом. Но укрепить её как следует не успели, и теперь туда летел шквал стоодиннадцатимиллиметровых зиндрийских «подарков».

Естественно, такой вал огня был сразу замечен. Резко начавшуюся поблизости канонаду, знаете ли, сложно игнорировать… Однако в оккупированном Петрозаводске не понимали до конца, что происходит. Обычно при приближении наступающих частей артиллерийский огонь слышен издалека, как приглушённые удары, лишь постепенно он становится всё громче. Тут же взрывы снарядов стали греметь совершенно неожиданно и на ровном, казалось бы, месте. Вскоре все госпитальные места оказались переполнены, и командование оккупационных частей приказало местным жителям отдавать свои дома под временные импровизированные лазареты и ухаживать за ранеными.

К вечеру 16 августа наступательный порыв иссяк. И капитан Пелтонен, который к тому моменту уже около суток находился на койке с простреленной ногой, всё-таки был рад, что не попал в самую жуткую мясорубку. А вот Рюти и Маннергейм не разделили бы такого умиротворённого настроения капитана. Они настойчиво слали депеши в Берлин, требуя немедленного оказания помощи – не авиацией, так танками, пехотой или той же кавалерией…

Новый противник

В ночь на 17 августа 1942 года произошли очень важные события. И одно из них было бы невозможно без участия Ганса Фельзнера – пилота разведывательного «Физлер-Шторха», который ещё вечером прошёл над юго-востоком Карелии. В ведомстве Геринга решили, что за финнами нужен глаз да глаз… они, конечно, «тоже пока что почти арийцы, по крайней мере официально, но вдруг чего-нибудь учудят, так что лучше проконтролировать». Вот поэтому Фельзнер и нарезал круги в небе на закате, пытаясь понять, что же происходит на земле. А то, что там происходило, люфтваффовцу не очень-то по вкусу пришлось.

То, что финские войска «кто-то» атакует, он понял сразу – насмотрелся уже на такие сцены в самых разных местах. Улетев чуть дальше, чтобы доложить свои наблюдения по радио, пилот после сеанса связи даже взъерошил от волнения бледно-рыжие кудри, настолько впечатлило его происходящее. И – озадачило.

«Когда же эти все успокоятся и признают, что фюрер прав, что бороться против железного закона природы глупо и бессмысленно».

Впрочем, германское командование не собиралось просто так ждать, пока воображаемый им «закон природы» сработает. Оно рассчитывало само взять ситуацию под контроль, стать единовластным началом на Земле – и поэтому намеревалось действовать решительно. Собранная по кусочкам (как самостоятельно, так и из сообщений Хельсинки) информация начинала выглядеть угрожающе. Кем бы ни были неожиданное обнаружившиеся к востоку от Петрозаводска войска, но брать штурмом сам город – и вообще двигаться на запад они не собирались. Несомненно, главный удар уже начался, и он был направлен на юг. Если противник продвинется ещё хотя бы на 20–30 километров дальше, это уже может привести постепенно к разрыву осадного кольца. И, более того, сейчас у наступающих есть все возможности, применяя авиацию, наносить урон немецким войскам на Карельском перешейке, у Мги, в Гатчине, даже на Балтийском море и в «рейхскомиссариате Остланд». Этого, конечно, никоим образом допускать они не собирались.

Правда, и рисковать собственно немецкими частями для противодействия «внезапному большевистскому рейду» не собирались. На передовую начали перебрасывать дивизию СС «Норвегия», а также несколько испанских подразделений.

Надо сказать, что в Берлине правильно уловили главный замысел руководства Зиндра. Оно действительно наносило удар на юг, однако не с целью противостоять немецким силам непосредственно (на тот момент столкнулось только с финскими, и не представляло, кто там ещё есть). Главный фактор при таком решении был – стремление избежать тяжёлых городских боёв. Поэтому-то и не стали ломиться в Петрозаводск, а развернулись в сторону, как предполагали по отрывочным данным ближней воздушной разведки, практически незаселённой и оттого слабозащищённой территории.

Зиндрийские солдаты, переходя на другую сторону, уже через считанные часы понимали, что «вокруг что-то не так».

– Ого, да тут и Небесного моста нет, говорили они, рассматривая звёздное небо в ясную погоду.

Те, кто был более сведущ в астрономии, сразу подметили и отсутствие привычных звёзд и созвездий вообще. Но все эти мысли оказались второстепенны – всё-таки, когда идёт большая война, и на тебя то и дело пикируют «Штуки» (а именно так и начало происходить уже с утра 17 августа), как-то не особо интересны природные явления.

Пилот эскадрильи «Клантис» в тот же день, 17 августа, добавил новые штрихи в складывающуюся картину. Он во время выполнения очередного разведывательного полёта над «предполагаемым морем к югу» обнаружил, что это никакое не море, а просто озеро гигантских размеров. Но куда более важно было другое его сообщение – о том, что одно из судов, шедшее по этому озеру, оказалось атаковано каким-то бомбардировщиком. А спустя пару часов, обобщая сведения от других авиаразведчиков и службы радиоконтроля, один из штабных офицеров заключил:

– Вероятно, на юго-западном берегу этого озера имеется плотная городская застройка…

А ещё примерно через полчаса пришлось в сводке для генерального штаба отметить – только что поступили данные о сбитии одного из разведывательных самолётов. Как выяснится позднее, он был обстрелян огнём с земли, когда производил наблюдение за Маркизовой лужей и оказался принят за немецкий.

Однако это происшествие не изменило характера событий в целом, более того, они принимали с каждым часом всё более серьёзный оборот. Где-то в полдень 17 августа Риббентроп по радио связался с финским министром иностранных дел и откровенно потребовал от него «поучаствовать в решении нашей общей проблемы».

– В конце концов, это вашему Виипури угрожают вражеские войска, – заявил немецкий министр.

В Хельсинки к тому времени уже оправились несколько от первоначального шока сами – и потому решили действительно начать исправлять положение. С военной точки зрения это выглядело довольно разумно, нанести удар во фланг противнику, который пытается в это время наступать вперёд. Поэтому во второй половине дня отряд под командованием полковника Виртанена (которому выдали ещё 20 танков с экипажами и 15 дополнительных гаубиц), перешёл в контрнаступление. Положение зиндрийского отряда сразу осложнилось…

Однако в Альверне беспокоились не только по поводу самой военной угрозы «неизвестно откуда взявшейся». В правительстве обсуждали ещё и другой назревающий конфликт, уже в их собственном мире…

А командиру эсминца Республики Сераф, который демонстративно патрулировал в этот момент акваторию спорных Криндельских островов, было не до высоких размышлений. Он отчётливо сознавал, что, хотя серафский флот в целом сильнее, но именно его судну выпадет сомнительная честь, вероятно, принять первый бой в уже почти неизбежном столкновении. «Как же неприятно играть роль агрессивной приманки, по которой должны ударить первыми», думал офицер. Впрочем, внешне это никак не проявлялось… кроме того, что он стал ещё строже, чем обычно, «гонять» подчинённых и требовать от них устранения любых выявленных недостатков.

– Это не мелочь, – неустанно твердил командир, указывая на тот или иной недочёт. – Из-за этого «пустяка» нас могут преждевременно отправить на дно.

Он ещё не знал, что, к счастью как для него, так и для зиндрийских моряков, этот бой не состоится. И что, более того, им предстоит довольно скоро объединить усилия, чтобы сражаться с другим противником в том море, о котором он ранее и не слышал никогда.

Не до каких-то отвлечённых рассуждений оказалось в тот день и майору Дилингу. Его батальон направили в авангард наступления на юге. Но ещё не успел авангард (включая и другие соседние части) пройти хотя бы треть расстояния, отделявшего их от Свири, как на пути внезапно оказалась дивизия СС «Норвегия». Хотя её и бросали в бой по частям, прямо с марша, однако это оказался противник очень зубастый, фанатичный и не прощающий ошибок. Поэтому майор радовался уже просто тому, что успели вовремя вырыть какие-никакие окопы и подтянуть немного тяжёлой артиллерии, которая в какой-то степени сдерживала вражеский натиск. Впрочем, судя по гремевшим вокруг разрывам, у противника этой самой артиллерии тоже имелось предостаточно.

Между тем, в контролируемом всё ещё финнами Петрозаводске ни оккупанты, ни местные жители не понимали до конца, кто же именно вёл бой недавно к востоку от города. Довести подобные сведения до рядовых солдат гарнизона, тем более до населения фактической колонии, финское командование не спешило. Однако в очередных выпусках газеты, издававшейся для местного населения, появилась следующая примерно заметка: «Коварный враг, воспользовавшись удачным для себя моментом, попробовал отнять наши земли. Но доблестные воины Великой Финляндии дали мерзавцам отпор и заставили их удалиться на почтительное расстояние».

Один из экземпляров издания вскоре попал в действующую армию. И там он вызвал скорее глухое раздражение: «Экое бахвальство, враг удалился, говорите? А кто тогда прямо сейчас по нам долбит из тяжёлых орудий и не собирается просто так отступать?». Подобные настроения появлялись не только в регулярной армии, но и в частях более индоктринированных – шюцкоре и Лотте Свярд.

Сведения о чём-то явно необычном, выбивающемся из привычных рамок, к первой половине дня 18 августа 1942 года распространились уже довольно далеко. К этому времени даже в Риме и Лондоне уже перехватили необычные радиосигналы из окрестностей Петрозаводска и Карельского перешейка, и понимали, что там работает немало явно военных радиостанций, использующих необычные частоты.

К тому моменту, кстати, в зиндрийском командовании более или менее разобрались, где находится образовавшийся стихийно портал. Штабисты вынуждены были, правда, обратиться к пожелтевшим уже от времени томам, составленным по рассказам прежних «гостей», оказавшихся на Тальфе 200–300 лет назад. И около полудня 18 августа 1942 года на карте, на том месте, где по данным авиаразведки «могла быть плотная городская застройка», появилась иная надпись: «Санктъ-Питербурхъ».

Но до всех этих географических и исторических тонкостей не было дела войскам, непосредственно находящимся на поле боя.

Вот и майор Дилинг, провожая взглядом летящие на юг четвёрки бомбардировщиков Зиндра, думал не о том, как именно называется та или иная страна, или даже соседняя местность. Он – как и его бойцы – испытывал чувство глубокого удовлетворения оттого, что на голову опасному врагу вскоре посыпятся бомбы, и что снабжение будет нарушено, или на фронт прибудет меньше подкреплений, чем могло бы приехать.

Никто из находившихся на фронте зиндрийских пехотинцев и артиллеристов не знал ещё, конечно, что в этот раз – впервые после нескольких дней противостояния – на вражеские позиции полетят не только фугасные и зажигательные бомбы, но и листы бумаги. В них ещё не успевшая толком просохнуть типографская краска на архаическом немецком гласила лишь:

«Мужи вермахта! К вам обращается верховное главнокомандование государства Зиндр! Наша страна вступила в противоборство с державой Суоми, и ваше присутствие на поле боя совершенно неуместно. Возвращайтесь к своим родным очагам и оставьте нас в покое!».

Текст был набран изящным готическим шрифтом – точно таким же, который нарисовали по памяти те самые перенесённые из Мекленбурга бывшие дуэлянты и их секунданты.

Восприятие событий

Вечер 19 августа 1942 года. Оберштурмфюрер Эрих Бёме был вполне удовлетворён прошедшим боем. «Всё-таки мы вломили этим уродам. Краснюки их каким-то газом оглупляющим обрабатывают, что ли? Не могут же реально они считать себя какими-то вымышленными зиндрийцами».

Офицер взял из рук денщика стакан горячего чая, отослал этого халдея кивком головы и, смакуя вкус напитка, стал вспоминать состоявшийся вчера допрос нескольких пленных пехотинцев. Лишь один из сдавшихся знал немецкий, да и то изъяснялся, словно саксонский курфюрст. Их всех, конечно, потом расстреляли, да и стоило ли возиться с теми, кто несёт такую дикую чушь, подумал Бёме. Впрочем, орудия у врага что надо. Только всё равно – крупповским пушкам нет равных во вселенной. И именно они проложат путь к его, Эриха Бёме, торжеству. Да, именно так! Пока солдаты колотятся там в боях, он собирает плюшки. И очень скоро уже воспользуется плодами победы.

Оберштурмфюрер вспомнил свои молодые годы – как он в родном Бергене гонял кошек по улицам, а затем, войдя во вкус, связывал их хвосты накрепко вместе и наблюдал, как они будут выпутываться из этой ситуации. Потом – как участвовал в контрабандной торговле, рассчитывая разбогатеть… но всё испортила чёртова депрессия, которой наверняка не было бы, не заправляй мировой торговлей всякие там Кацманы. А затем он встретил крепких и подтянутых молодых людей, открывших ему то, что он теперь давно считал непреложной истиной. И истиной нехитрой – главное крепко бить и метко стрелять, чтобы стать властелином мира. А в кого стрелять и зачем, фюрер решит…

Ещё через несколько минут над головой раздался гул моторов, потом где-то в стороне отрывисто залаяли зенитки, и наконец, раздались глухие удары разрывающихся бомб. Обертштумфюрер поморщился, словно его зубы впились в дольку лимона. «И они ещё смеют говорить, что не находятся ни на чьей стороне, а только защищают себя от финнов… Но ударили-то именно сейчас, когда мы готовимся к взятию этого проклятого Ленинграда. И, более того, уже сегодня так называемые зиндрийские бомбардировщики наносили удары по нашим войскам, которые сдерживают начавшийся только что натиск врага на Мгу. Нет, это не может быть случайностью. Наверняка всё подготовлено до мелочей, уже не один месяц этот коварный план продумывался. Однако пусть не надеются, наша воля к победе всё равно возьмёт верх над хитроумными выдумками неполноценных». Впрочем, дальше поток мыслей переключился на другую тему – как дальше командовать ротой, куда её вести в бой.

А в это же время сержант Элиас Варно, вернувшийся из разведки, глухим и надтреснутым голосом докладывал командующему 15-й стрелковой дивизией Зиндра об увиденном в вермахтовском тылу. Бывший преподаватель географии считал себя спокойным и уравновешенным человеком, которого ничто не могло выбить из колеи. Однако реальное положение дел в селениях, через которые прошли войска Германии, было слишком вопиюще – и суть произошедшего не требовала никакого перевода, была понятна практически без слов. Хватало одних только наблюдений. Впрочем, и кряжистого седобородого генерала тоже проняло – тем более тот, как догадывался полевой разведчик, уже знал о методах врага гораздо больше, чем только что прозвучало.

Молчание не продлилось, впрочем, долго. Генерал Дульс встал, и, прохаживаясь по кабинету (который, судя по обстановке, ещё недавно был обычным школьным классом – пока в эти места не пришла война), посмотрел в окно. Затем шумно выдохнул, упёрся могучими, словно корни дуба, руками, на которых бугрились вспученные вены, и произнёс:

Что ж, мы уже столкнулись ранее с культистами, поклоняющимся пауку, красующемуся на их знамёнах. Теперь – ещё один род той же секты, не менее злобный и опасный. Значит, будем их бить. Всеми доступными средствами – и теми, которые только появятся у нас в руках.

Варно осторожно спросил:

– А правительство даст согласие на такую большую кампанию? Вроде как с серафийцами у нас неладно…

Командующий кашлянул в кулак:

– Кхм. Правительство час назад утвердило срочно перевёрстанный бюджет на оставшиеся четыре месяца. А четверть часа назад по радио сообщили о начинающемся экстренном визите нашего главы правительства в Сераф, о том, что самолёт уже в воздухе.

Разведчик даже присвистнул.

Ещё минут через 15 командир роты 268-й стрелковой дивизии Ленфронта (эта передовая часть прорвалась до станции Пелла) с любопытством рассматривал одну из тех листовок, которую за несколько часов до этого разбросали самолёты Зиндра. Она была сдана бдительным немецким часовым начальнику станции, кабинет которого сейчас и осматривал командир.

– Реникса какая-то, пробормотал военный через полминуты. И сразу же позабыл об увиденном – вокруг шёл горячий бой, которым следовало командовать беспрестанно.

Немного дальше, во вражеском тылу, грохотали взрывы. Это две ночные эскадрильи зиндрийских ВВС бомбили 12-танковую дивизию панцерваффе. Ту самую, которая на следующий день могла бы участвовать в отбрасывании 947 и 952 полков с занятых позиций. Но сейчас часть тех танков, и того топлива, которые она должна была бы для этого использовать, горели. Нескольких танкистов также унесли в госпиталь, у двоих из них под утро поднялась температура, начался горячечный бред.

Гефрайтер Фишер оказался в числе тех, кому доверили 20 августа попытку ликвидации плацдарма. В ночь на эти сутки части 942, 947 и 952 стрелковых полков перегруппировались и с наступлением рассвета начали наступление вдоль обоих берегов Тосны. Гитлеровцы сражались отчаянно, беспощадно засыпая наступающие силы снарядами. Если бы этих снарядов оказалось немного больше, у них даже могло бы получиться. И, тем не менее, продвижение на плацдарме оказалось меньше, чем требовалось по плану, а фашистские силы удерживали почти полный контроль за рекой, мешая каким-либо перевозкам. 20 августа зиндрийцы не бомбили немецкие силы в этом районе, ограничиваясь разведкой; дело в том, что финские отряды вновь активизировались, стремясь разорвать подразделения, вытянувшиеся по фронту сравнительно узкой струной, окружить их и разгромить поодиночке. Именно на срыв этого удара направили основные силы ВВС.

Самолёты-разведчики кружили над Тосненским плацдармом и противостоящими ему германскими силами отнюдь не просто так, не из праздного любопытства. Командование твёрдо решило: пусть пока тактический и стратегический замысел сторон неведом, но хотя бы оперативную обстановку надо знать полноценно. И поэтому, несмотря даже на потери, пилоты всё время старались собирать информацию. А для этого следовало, презрев риск получить снаряд с земли или целую очередь истребителя, лететь в кипящий боем район.

К этому моменту уже довольно многие знали о появлении каких-то странных войск поблизости. Чего стоили хотя бы пролёты самолётов с никому не известными прежде опознавательными знаками. Но если солдаты и даже командиры полевых частей могли полагаться только на единичные наблюдения и (в случае немцев и финнов) непосредственную встречу в бою, то на уровне дивизий, корпусов и армий вырисовывалась уже гораздо более чёткая картина. Командующие высокого ранга начинали задаваться вопросом:

– Кто же это воюет, что это за неучтённые, незнакомые никому войска?

Естественно, чтобы ответить на этот вопрос, стали заново собирать и пересматривать те факты, которые уже были известны ранее, пусть и по отдельности. Итог оказался исключительно прост и очевиден: кто бы это ни был, но центр активности (и, соответственно, главная база «неизвестных») располагался к востоку от Петрозаводска. Осознав это, финские военачальники приказали своим войскам ещё усилить нажим, даже перебросили (невзирая на неудовольствие берлинских стратегов) пару дополнительных батальонов с основного фронта. На претензии в духе «вы ослабляете натиск на Ленинград» следовал ответ простой и неотбиваемый: «если не защитить наши основные позиции и не узнать заодно, в чём дело, то ни о каком натиске тем более речи быть не может».

Капитан Пелтонен ничего об этом не знал, как и полковник Антти. Их в это время военная судьба уже развела на разные участки фронта, примерно на расстоянии 30 километров друг от друга. Но оба они, как и остальные финские военные, пытались бить по занятой зиндрийцами полосе – в ответ получая также артиллерийский и ружейный огонь.

Есть контакт!

Около 15 часов 20 августа гефрайтера Фишера разорвало снарядом только что доставленного на позицию армией Зиндра орудия. Калибр этой пушки составлял уже не 111 миллиметров, как у большинства, а целых 165 – это была практически «артиллерия особой мощности». Или, как её неформально прозвали в войсках, «весёлые повара». Некоторые остряки даже добавляли: «их пища едокам всегда ну очень не по вкусу».

Рассчитывая остановить это неаппетитное угощение, вермахтовская артиллерия вступила в ожесточённую контрбатарейную борьбу. В свою очередь, командование Зиндра приказало лётчикам-разведчикам срочно отправляться в путь – следовало найти и покарать всех, кто мешает артиллеристам, и как можно быстрее.

Один из самолётов, экипаж которого получил задание провести разведку на западном берегу Ладожского озера (командование подозревало, что где-то там расположены если не позиции сверхдальнобойных пушек, то, несомненно, склады и пути снабжения немецких войск), по дороге к цели был встречен огнём немецкого же истребителя. Зиндрийские пилоты не сплоховали и приняли решительный бой, хотя их самолёт был предназначен совсем не для этого. Убедившись, что цель активно сопротивляется, «свободный охотник» люфтваффе полетел «набивать счёт» в другом месте. Однако уже через несколько секунд лётчики-наблюдатели обнаружили, что вражеским огнём был перебит механизм рулевого управления. Теперь ничего не оставалось, кроме как следовать дальше на юго-запад и искать площадку для вынужденной посадки. Сообщив об этом по радио условленным кодовым словом, командир выключил рацию и стал внимательно смотреть, где всё-таки можно приземлиться.

Заметив внизу характерные, прекрасно знакомые, вспышки зенитного огня, и не имея возможности маневрировать, ничего не оставалось, кроме как выжав газ до упора, рассчитывая на скорость, лететь вперёд, надеясь пересечь основную прикрываемую позицию. Через четыре минуты самолёт покатился по одной из улиц Васильевского острова…

Среди пилотов нашёлся всего один, кто знал, с горем пополам, старофранцузский язык. Увлёкся этим в школе, когда узнал об истории таинственных гостей Тальфа, и даже готовил доклады для школьного научного кружка в выпускном классе. Естественно, на курсах пилотской подготовки и во время службы на это всё не хватало времени, однако же для самого минимального общения остатков накопленного словарного запаса хватило.

Предположение, что это какая-то немецкая или финская провокация, почти исчезло, как только специалисты указали – хотя разведывательный самолёт и является типичным для этого класса расчалочным монопланом с нормальной аэродинамической схемой, но точно не относится ни к одной из известных моделей. А утром 22 августа срочно организованная экспертиза установила ряд важных подробностей.

Из «сводного заключения по оперативному делу №….».

«Достоверно установлено, что марки стали, алюминия и других материалов, использованных в этом летательном аппарате, ранее не были известны. Также неизвестны:

образцы бортового оружия и личного стрелкового оружия экипажа;

типы их боеприпасов;

а равно вид использованной в патронах и снарядах взрывчатки;

обозначения на деталях и узлах самолёта;

марки авиационного бензина и технических жидкостей.

Отдельно подчеркнём, что сечения проводов, диаметры трубопроводов, размеры крепежа также не соответствуют ни одному известному нам образцу, хотя все эти предметы явно изготовлены в серийном производстве».

На пути к признанию

Потеря самолёта и экипажа – вещь практически постоянная в военное время, хотя и весьма неприятная. Поэтому, ограничившись только облётом дежурной парой истребителей в северной части Ладожского озера, командующий группировкой ВВС Зиндра распорядился более не посылать никого на поиски специально. Даже те два самолёта, которые первоначально осмотрели озёрные берега и часть акватории, едва не столкнулись с немецкой авиацией, и потому большим счастьем могли считать, что избегли этой угрозы.