Читать книгу Валькирис: Смерть греха. Часть 1 - Группа авторов - Страница 1

Глава 1.

Линкор «Оликон Райме». Ангарный отсек «Дельта-7».

Свист гидравлики и рёв истребителей, заходящих на посадку, оглушали всё вокруг. Воздух густо пах озоном, жжёным металлом и топливом для шаттлов. По гигантскому ангару, где могли бы разместиться целые городские кварталы, сновали техники, тягачи и группы таких же солдат, как они.

Отряд «Валькирия» стоял строем перед остроконечным, похожим на хищную скату формой, кораблём «Стикс». Рядом, прислонившись к шасси, Серафим в засаленном комбинезоне пилота что-то живо обсуждала с механиком, тыча пальцем в открытый панельный отсек.

– Опять настройки сбились? Я же говорила, после последнего прыжка стабилизатор похабно откалиброван! Он виляет, как пьяная шлюха на днях Содружества!

Каэстра, сохраняя идеальную выправку, позволила себе лишь легкое движение бровей. Её рыжие волосы, убранные в тугой служебный пучок, казалось, не смели выбиться ни на миллиметр. Золотые кошачьи глаза холодно скользили по ангару, фиксируя всё: расположение огнетушителей, маршруты патрулей, выражение лиц проходящих мимо техников из других отрядов.

– Смотри-ка, «Валькирии» форсят, – донёсся чей-то смешок из группы проходящих мимо десантников в потрёпанной броне. – Опять их на прогулку посылают, пока мы настоящую работу делаем.

– Молчать в строю! – чей-то сержантский окрик заставил десантников ускорить шаг.

Ксерра, стоящая рядом, чуть слышно цокнула языком.

– Слышала, Каэстра? Мы «форсим». Надо бы им устроить показательную охоту. Привести парочку голов тех тварей с Волниса, пусть полюбуются.

– Позже, – беззвучно выдохнула Каэстра.

Лиран не шелохнулась, её взгляд был устремлён вперёд, на приближающуюся фигуру офицера связи. Он шёл быстро, его планшет гудел тревожными уведомлениями.

– Командир Лиран, отряд «Валькирия». Срочный вызов в оперативный зал. Адмирал Вектор.

Лиран лишь кивнула, и отряд чётким строем двинулся за офицером, оставив Серафиму разбираться с кораблём.

Тишина в оперативном зале была оглушающей, давящей, после грохота ангара. Зеркальный полимерный пол отражал холодный синий свет голографических проекторов и строгие лица адмиралов. В центре зала парила объёмная карта сектора Геката.

Адмирал Вектор, его лицо напоминало старую, потрёпанную бурями карту, изучал их без приветствия.

– «Валькирия». Прерву вашу текущую деятельность. Три стандартных цикла назад пропал картографический корабль «Корбит-12». Класс «Зонд». Экипаж – семь человек. Задача – предварительная оценка планеты Некрума в системе Геката на пригодность к терраформированию.

На карте выделилась невзрачная планета лилово-серого цвета.

– Некрума. Атмосфера: азот 68%, метан 22%, сероводород 7%, примеси… короче, дышать этим – значит сдохнуть медленно и мучительно. Магнитное поле нестабильное, мощные бури. Поверхность – скалы, каньоны, высокая вулканическая активность. Рай для геолога и ад для всех остальных.

Иксора, стоя сзади, уже мысленно оценивала уровень помех. Её пальцы непроизвольно пошевелились, будто печатая на невидимой клавиатуре.

– Последняя передача «Корбита» была обрывочной, – Вектор запустил запись. Искажённые помехами голоса: «…повторяем, обнаружили аномалию в районе координат… данные не соответствуют первоначальному сканированию… пытаемся…» – и резкий обрыв.

– Стандартные зонды, отправленные на разведку, либо теряли связь, либо разбивались о скалы в бури. Ваш «Стикс» оснащён усиленными сенсорами и экранами. Задача: найти «Корбит», установить причину ЧП, приоритет – бортовые журналы и данные сканирования. Экипаж – вторично. Вопросы?

– Конкурентная активность? – чётко спросила Лиран. – «Трест Сириуса» или вольные мародёры? Они могли бы перехватить корабль.

– Маловероятно. В том секторе нечего ловить, кроме камней и ядовитых туч. Но исключать ничего нельзя. Поэтому с вами взломщик и подрывник.

– О, наконец-то! – не удержалась Зорина, но тут же замолкла под взглядом Каэстры.

– Биологические угрозы? – спросила Ривена, и в её глазах вспыхнул тот самый ненормальный интерес учёного.

– Данных нет. Считайте, что есть. Полный карантинный протокол при контакте с любым образцом. Конец связи.

Голограмма адмирала погасла. В зале повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гудением систем.

– Ну что, девочки, – обернулась к ним Лиран, её лицо всё так же напоминало высеченное изо льда изваяние. – Похоже, едем в ад. С премьерой. На посадку у вас пятнадцать минут.

Конец связи в оперативном зале прозвучал как щелчок затвора. Голограмма адмирала Вектора погасла, оставив после себя лишь тихое гудение проекторов и напряженную тишину.

Лиран не двигалась еще несколько секунд, ее взгляд был устремлен в пустоту, где только что висела карта Некрумы. Затем она развернулась к отряду с холодной, выверенной точностью.

– Отряд «Валькирия», на выход. Каэстра, со мной.

Четким строем, гремя каблуками по зеркальному полу, они вышли в коридор. Дверь за ними закрылась, и сразу же гул линкора стал громче, насыщеннее звуками жизни и работы огромного корабля.

Иксора тут же достала свой планшет, ее пальцы забегали по экрану.

– Запускаю предварительный прогруз данных по Некруме. Карты, история зондирований, атмосферные модели…. О, гляньте-ка, магнитные бури там случаются с частотой сердцебиения у гипервозбужденного грызуна. Веселуха.

– Значит, будет трясти, – констатировала Тайрана, уже мысленно перебирая список уязвимых систем «Стикса». – Усиленные экраны – это хорошо, но я погляжу на сервоприводы шасси. После последней посадки на Аресе они поскрипывали с подозрительным оптимизмом.

– Главное, чтобы не отвалились при входе в атмосферу, – бросила Зорина. – А то вместо эффектной посадки получим эффектный краш-лэндинг. Красиво, но непрактично.

– Могла бы, и промолчать, – проворчала Ксерра, нервно похрустывая пальцами. – Мне еще с высоты в пять километров из горящего обломка кого-то отстреливать.

Лиран и Каэстра шли чуть впереди, не оборачиваясь, но прекрасно слыша весь этот обмен репликами.

– Твои мысли? – тихо спросила Лиран, обращаясь к заместителю.

Каэстра не ответила сразу, ее кошачьи глаза были прищурены, взгляд отсутствующий – она прокручивала в голове карту, данные, обрывки фразы с записи.

– Слишком мало данных для мыслей. «Аномалия» – размыто. Техногенная? Природная? Биологическая? Ривена будет в восторге от последнего, а мне это не нравится. Имей в виду, возможно, придется действовать в условиях жесткого карантина.

– Учту, – кивнула Лиран. – Держи их в узде, пока я на связи с «Олионом».

Войдя обратно в оглушительный грохот ангара, они увидели, что вокруг «Стикса» кипела деятельность. Команда техников под руководством Серафим, которая уже забралась на крыло корабля, проводила последние проверки.

– Нееет, ты только посмотри на эту калибровку! – кричала Серафим вниз механику, тыча пальцем в открытый лючок. – Я же говорила после последнего прыжка! Он виляет, как… Каэстра! Рыжая, иди сюда, у тебя глаз-алмаз, взгляни!

Каэстра, не нарушая шага, подняла голову. Ее золотые зрачки сузились, выхватывая детали.

– Люфт на соединении три-пять. Три миллиметра. Критично для входа в турбулентную атмосферу. Меняйте проставку.

Механик, покраснев, кинулся к тележке с инструментами.

– Видишь? – Серафим довольно спрыгнула вниз. – А ты мне не верил! Девочки, добро пожаловать на борт, сейчас все будет о’кей!

Остальные члены отряда без лишних разговоров начали погрузку. Зорина принялась закреплять свой ящик со «специструментами» в бронированном отсеке. Ксерра аккуратно установила свою винтовку в стойку оружия рядом со штурмовым креслом. Ривена проверяла герметичность медицинского кейса, пробегаясь по контрольному списку. Тайрана сразу направилась к открытому техническому люку, чтобы лично оценить состояние сервоприводов.

Каюта пилота и пассажирский отсек «Стикса» представляли собой единое пространство, заставленное креслами и консолями. Воздух пах озоном, свежей смазкой и… жареным картофелем.

– Ты опять еду на панели управления разогреваешь? – вздохнула Тайрана, протискиваясь с паяльником к своему месту.

– Это традиция! – парировала Серафим, усаживаясь в пилотское кресло и натягивая шлем. – Для удачи. Картошка никого еще не подводила.

Каэстра заняла место справа от пилота, главного оператора. Ее пальцы привычно пролетали по сенсорным панелям, выводя на экраны телеметрию корабля, карту маршрута, показания внешних датчиков.

– Все системы в норме. За исключением люфта, который исправляют. Запасы? – она повернулась к Тайране.

– Полные баки, полные бункеры. Фильтры новые, спасибо нашим «друзьям» с Альфы-Центавра. Взрывчатки… – Тайрана бросила взгляд на Зорину.

– Достаточно, чтобы оставить от этой Некрумы приятное воспоминание в виде симпатичного кратера, – та щелкнула замками на своем бронежилете.

– Постараемся обойтись без кратеров, – сухо заметила Лиран, занимая место командира позади Каэстры. – Займите места. Пристегнитесь.

Иксора, подключившись к центральному компу, бормотала себе под нос:

– Глушу все неиспользуемые каналы, усиливаем приемник на частотах «Корбита»… Магнитный фон уже нарастает, как предсмертный хрип. Будет весело.

Ксерра пристроила винтовку между колен и защелкнула привязные ремни с громким, нетерпеливым щелчком.

– Только бы не укачало. Ненавижу эти прыжки с помехами.

– Если укачает, в аптечке есть пакеты, – без тени насмешки сообщила Ривена, фиксируя свой мед-кейс. – И седативы. На крайний случай.

Серафим провела финальный опрос систем.

– Конфигурация проверена…. Так, «Олион Прайм», «Стикс» к вылету готов. Запрашиваю разрешение на отстыковку и выход на курс.

Голос диспетчера прозвучал в наушниках:

– «Стикс», разрешение получено. Удачи, «Валькирия». Счастливо вернуться.

С легким толчком и нарастающим гулом истребители корабль отошел от массивного корпуса линкора. Звезды за главным визором медленно поплыли.

– Ну что, девочки, – Серафим положила руки на штурвалы. – Пристегнулись покрепче. Стандартный прыжок на границе сферы влияния Гекаты. Через двадцать секунд. Магнитные бури на подходе – обещают трясучку, так что не обессудьте.

Каэстра бросила последний взгляд на показания. Все было в норме. Она встретилась взглядом с Лиран и чуть кивнула. Готовы.

Корабль содрогнулся, и за визором звезды превратились в сверкающие стрелы. Гиперпространственный прыжок начался.

Искажённое пространство гиперпрыжка сжало время в тонкую нить и резко выбросило «Стикс» в обычную реальность. Переход всегда был жёстким, но на этот раз Серафим справилась мастерски – корабль лишь глухо вздрогнул всем корпусом, словно отряхиваясь после падения в ледяную воду, и выровнялся. Гул двигателей сменился ровным, натужным гудением работы маршевых.

За иллюминаторами кают-компании вновь застыли звёзды, но уже другие – холодные, чужие, лишённые привычных созвездий Олиона. И прямо по курсу, перекрывая полсвода, висел лилово-серый шар Некрумы, окутанный клубящимися ядовитыми тучами, сквозь которые прорывались багровые вспышки молний.

– Прибыли. Система Геката, – голос Серафим прозвучал чуть хриплее обычного, но всё так же уверенно. Она откинула забрало шлема и провела рукой по лицу, смахивая несуществующую пыль. – Всем привет от гиперпространства. У кого голова кружится, у Ривены в кейсе есть пакеты. Не стесняйтесь, я сама пару раз ими пользовалась.

– Твою мать, Сера, – простонала Ксерра, откинув голову на подголовник и зажмурившись. Она была бледнее обычного, и её пальцы бессильно сжимали приклад винтовки. – Я же говорила, ненавижу эти дерганья. Словно тебя в барабане стиральной машины крутят.

– Но жива, – философски заметила Зорина, уже с характерным металлическим щелчком отстёгивая ремни. – А это главное. Можно уже разминаться? У меня ноги затекли, а мне ещё заряды проверять.

– Приступайте к подготовке, – скомандовала Лиран, также освобождаясь от привязей. Её движения были выверенными и экономными. – До входа в атмосферу двадцать минут. Каэстра, сканирование на отметку последнего сигнала «Корбита». Иксора, попробуй поймать хоть что-то в эфире. Любой сигнал, любую аномалию.

Каэстра уже была погружена в данные. Её пальцы летали по сенсорным панелям, выстраивая на экранах сложные схемы сканирования. Свет мониторов отражался в её золотых, суженных до вертикальных щелочек зрачках.

– Устанавливаю связь с нашими старыми зондами, оставшимися на орбите. Приём… есть, но сигнал слабый. Магнитные бури его глушат. Загружаю актуальные данные по полю. Картина… нерадостная. Бури идут волнами, как приливы. Между ними есть короткие окна относительного спокойствия. Серафим, я передаю тебе расчётные точки для безопасного захода. Попробуем проскользнуть между двумя пиками активности.

– Получила, рыжая. Сижу, смотрю, любуюсь, – отозвалась пилот, её пальцы уже бегали по своей панели, закладывая предложенный курс. – Красиво, конечно. Как гигантский синяк. Надеюсь, внутри не так болезненно.

Иксора, всё ещё подключённая к компу через спинальный кабель, издала недовольное шипение, похожее на помехи.

– Эфир чище, чем совесть у того дрыща из «Молота». Ничего. Ни всплесков, ни переговоров, ни даже фонового гуления стандартного аварийного маяка. Тишина, как в могиле. Мёртвая и глухая. Жутковато. Как будто тут всё вымерло.

– Может, их уже и нет? – предположила Ксерра, открыв глаза и с видимым усилием отстёгиваясь. Она сделала глоток воды из трубки в шлеме. – Разнесло на атомы этими бурями. От «Корбита» и пыли не осталось.

– Корабль класса «Зонд» имеет усиленный корпус, рассчитанный на экстремальные условия, – возразила Тайрана, уже снявшая свой шлем и тщательно протиравшая забрало специальной салфеткой. – Маловероятно, что он разрушился на орбите просто от бурь. Но если его швырнуло о скалы при падении…. тогда мы будем искать обломки. Много обломков. И потребуется техника для вскрытия.

– Тогда я тем более пригожусь, – Зорина довольно похлопала по своему подсумку. – Чтобы вскрыть обломки или пробраться через завалы, иногда нужен деликатный, контролируемый подрыв.

– «Деликатный» и твой «подрыв» – слова-антонимы, – пробурчала Ксерра, потягиваясь и разминая шею. Её взгляд упал на визор, и она поморщилась. – И после этого нам туда. Просто прекрасно.

Ривена тем временем вскрыла свой массивный медицинский кейс. Внутри аккуратно лежали стерильные шприцы, скальпели, портативные сканеры и наборы для забора проб в герметичных контейнерах.

– Если они разбились, возможны биологические загрязнения. Останки, разложение в нестандартной атмосфере… – её голос приобрел мечтательные нотки. – Интересно, как местный коктейль из сероводорода и метана влияет на процессы гниения и разложения тканей. Надо будет взять образцы почвы и воздуха прямо на месте падения. Для сравнения.

Все посмотрели на неё с одинаковой долей брезгливости и привычной покорности судьбе.

– Ривена, – голос Каэстры снова приобрёл те стальные, предупреждающие нотки, что заставляли всех вытягиваться в струнку. Она не отрывалась от экранов.

– Да-да-да, знаю, знаю, «без моих экспериментов на корабле». Скука смертная. Ладно, ограничусь пробами в герметичных боксах.

– Серафим, начинай заход, – скомандовала Лиран, вставая и направляясь к своему шкафчику со снаряжением. – По расчётному курсу Каэстры. Группа высадки – окончательная проверка скафандров и снаряжения. У нас десять минут. Не упустите ни одной детали.

Подготовка закипела с новой силой, но теперь не хаотичным гвалтом, а отлаженная, быстрая. Щелкали замки бронежилетов, гудели приборы, проверяющие герметичность скафандров, слышался сдержанный шепоток самопроверок и переклички.

Каэстра, закончив с навигацией, отодвинулась от консоли и принялась облачаться в лёгкий, но прочный бронескафандр. Рыжие волосы она убрала под плотный подшлемник, заправив каждую прядь. Золотые глаза, лишённые теперь своего огненного обрамления, с холодной концентрацией следили за показателями команды на внутреннем дисплее её шлема, одновременно проверяя крепление разъемов системы жизнеобеспечения на своей груди.

– Связь – проверена, каналы чистые, – доложила Иксора, отсоединяя кабель и вставая.

– Оружие – проверено, магазины полные, – отозвалась Ксерра, полностью оправившаяся, с привычной ловкостью досылая патрон в патронник своей винтовки.

– Взрывчатка – на месте и очень хочет познакомиться с Некрумой поближе, – это была Зорина, пристёгивая последний подсумок к поясу.

– Медицинский кейс – готов, седативы и противорвотные наготове, – подтвердила Ривена, закрывая крышку кейса с тихим щелчком.

– Системы скафандра – в норме, давление в пределах допустимого, – закончила Тайрана, надевая шлем и проводя финальную диагностику.

«Стикс» с нарастающим гулом и лёгкой вибрацией начал входить в верхние слои атмосферы. Корабль затрясло с новой силой, зазвенели какие-то незакреплённые детали.

– Ну вот, началось! – крикнула Серафим, обеими руками сжимая штурвалы и упираясь ногами в педали. По её голосу слышно было, что она улыбается. – Держитесь, девочки! Сейчас будем продираться сквозь эту шрапнель! Как же я обожаю свою работу! Прямо как на экстремальных горках, только с привкусом смерти!

Каэстра взглянула на Лиран. Та уже была в полной экипировке и стояла, держась за поручень, её лицо спокойное и непроницаемое. Она смотрела на визор, где неслись багровые всполохи плазмы, омывающей щиты корабля. Их взгляды встретились, и Лиран чуть, почти незаметно кивнула. Всё идёт по плану.

Спуск в ад начинался.

Дрожь корпуса плавно сменилась с хаотичной, нервной вибрации на низкий, ровный, почти утробный гул работы посадочных двигателей. Багровые всполохи плазмы за главным визором рассеялись, сменившись мрачной, почти осязаемой пеленой лилово-серой атмосферы Некрумы. Вид был угнетающим: бескрайние поля серого щебня, ощетинившиеся скалистыми пиками, утопающие в ядовитых желтоватых туманах, клубящихся под порывами ветра.

«Стикс» вышел на стабильный курс снижения, ведомый уверенными руками Серафим.

– Фух, пронесло, – выдохнула пилот, слегка ослабив хватку на штурвалах, но её пальцы продолжали быстрым, привычным танцем перебегать по сенсорным панелям, внося микроскопические поправки. – Щиты держались на пределе, но держались. Тайрана, передаю тебе телеметрию по нагрузкам на корпус и силовые рамы. Погляди, не пошли ли где трещинки по сварным швам. После такой тряски всё что угодно может дать слабину.

– Уже смотрю, – тут же, не отрываясь, отозвалась инженер, её взгляд прикован к планшету с бегущими строками данных. – Пока всё в пределах нормы. Деформации минимальные. Но после такого «массажа» я бы настоятельно рекомендовала полную диагностику в доках «Оликона». Как в том старом анекдоте про девушку после тайфуна – вроде цела и формы на месте, но всё внутри болит и просится на техобслуживание.

– Готовьтесь к выходу, – голос Лиран прозвучал чётко, заглушая лязг расстёгиваемых привязных ремней. – Приземляемся в трёх минутах. Цель – координаты последнего сигнала «Корбита». Каэстра, твой выход. Первая у шлюза.

Каэстра уже стояла у массивного шлюза, её поза была собранной, как у пружины, готовой развернуться. Она провела последнюю, чисто автоматическую проверку системы жизнеобеспечения своего скафандра, её золотые глаза скользнули по показателям давления, состава воздуха и заряда батарей на внутреннем дисплее шлема.

– Герметичность на всех в норме. Показатели стабильны. Готовность к разгерметизации через девять секунд. Иксора, как эфир? Хоть что-то?

Взломщик, уже отсоединившаяся от центрального компа, сделала кислую гримасу, пошевеливая пальцами в тактильных перчатках, будто ощупывая невидимые помехи.

– Тишина мёртвая, я уже говорила. Глушит так, что даже мои импланты звенят от этой фоновой статики. Поймала только обрывки какого-то старого, на три цикла запоздавшего, шифра с автоматического ретранслятора Содружества. Похоже, «Грифоны» тут пару циклов назад картографировали соседний астероидный пояс. Скукотища, даже пошутить было не над чем в их переговорах. Сухие отчёты, как у роботов.

– «Грифоны» – те ещё зануды, – фыркнула Ксерра, начищая оптический прицел на своей винтовке мягкой тряпочкой. – Зато работают чисто и без глупых косяков. В отличие от тех клоунов из «Молота», которые на ровном месте умудряются…. Ой!

Корабль с глухим, но мягким стуком коснулся поверхности, заставив всех слегка подпрыгнуть на месте. Гул двигателей стих, сменившись настораживающей тишиной, нарушаемой лишь шипением систем корабля и свистом ветра снаружи.

– Приехали! – прокричала Серафим, откидываясь в кресле и снимая шлем. – Добро пожаловать на курорт «Серая Тоска»! Температура за бортом – минус двадцать по Цельсию, коктейль из газов – бесплатный и смертельный, снаружи – ласковый бриз со скоростью пятнадцать метров в секунду. Не задерживайтесь, девочки, а то скучать без вас буду!

Ривена, поправляя плотно облегающую перчатку, скользнула долгим, оценивающим взглядом по фигуре Каэстры в обтягивающем бронескафандре, подчёркивающем каждую линию.

– Знаешь, Каэстра, в таких экстремальных условиях очень важно вовремя делиться теплом, – её голос приобрел игривые, бархатные нотки. – Если замёрзнешь там, в этой промозглой пустоши, я всегда готова предложить… интенсивный метод согрева. На двоих. Или, если заскучаем, втроём, – она бросила многообещающий взгляд на Ксерру, – если наша строптивая охотница вдруг решит присоединиться. Говорят, физическая активность отлично разгоняет кровь.

Ксерра покраснела под забралом и что-то пробормотала про «сумасшедшую бионяню» и «нуждается в седативах сильнее, чем я».

– Ривена, – голос Каэстры не повысился ни на градус, оставаясь ровным и спокойным, но в нём явственно прозвучала стальная нить предупреждения. – Фокус на задании. Твои эксперименты – на инопланетных образцах, а не на сослуживцах. Уяснила?

– Мечтать не вредно, – театрально вздохнула Ривена, но тут же её выражение лица сменилось на деловое. – Ладно, ладно. Иду искать трупики для вскрытия. Может, хоть они меня порадуют своим необычным строением. Или отсутствием такового.

– Шлюз разгерметизируется через десять секунд, – предупредила Лиран, её рука в бронированной перчатке легла на плечо Каэстры на мгновение, передавая нечто большее, чем просто тактильный контакт – полномочия и доверие. – Стандартный патрульный порядок. Каэстра – на точке, я – прикрытие сзади. Остальные – за нами на расстоянии пяти метров. Зорина, никакой самодеятельности. Всем бодренько. На выход.

Раздалось шипящее, нарастающее звучание откачиваемого воздуха, и тяжёлая, многослойная дверь шлюза с глухим скрежетом начала медленно отъезжать в сторону, открывая вид на негостеприимный, безжизненный пейзаж Некрумы. Песок и мелкий щебень закрутились вихрем, врываясь в шлюзовую камеру.

Тяжёлая дверь шлюза окончательно отъехала, впуская внутрь не просто ветер, а полновесный, яростный поток, наполненный абразивной пылью и едкими газами. Песок и мелкий щебень, подхваченные ураганным ветром, с силой врезались в бронескафандры, издавая сухой, дробящий стук, словно кто-то сыплет груду камней на металлический поднос. Воздух снаружи был густым, лилово-желтым, видимость не превышала пятидесяти метров, превращая пейзаж в размытый, зловещий акварельный рисунок.

Каэстра сделала первый шаг на поверхность Некрумы. Сапог её бронированного ботинка утонул в сыпучем, похожем на пепел грунте с тихим, зловещим шелестом. Она инстинктивно пригнулась, её золотые глаза, защищённые поляризованным светофильтром забрала, моментально сканировали местность, выискивая малейшее движение, аномалию рельефа, любой признак угрозы или присутствия.

– Никаких признаков «Корбита» в непосредственной близости, – её голос прозвучал в общем канале связи, чёткий и спокойный, заглушая вой ветра. – Идём к координатам. Ксерра, левый фланг, высматривай всё, что выделяется на фоне этого великолепия. Любую аномалию. Иксора, продолжай сканировать эфир. Любой всплеск, даже на грани помех.

– Пытаюсь, – раздался в наушниках напряжённый, слегка раздражённый голос взломщика. Она осталась внутри «Стикса», прикованная к мониторам. – Помехи такие, что кажется, будто все проклятые «Молоты Тора» разом включили свои глушилки на полную мощность и устроили тут оргию с помехопорождением. Ничего внятного не слышно, только белый шум и какие-то обрывки, похожие на скрежет.

– Может, они и тут насолили? – предположила Зорина, выходя следом и с почти удовольствием принимая удар стихии своим корпусом. – Оставили свои «сюрпризы» на радость следующим посетителям? Я бы с радостью нашла парочку и вернула отправителю. Наконец-то будет повод для громкого, красивого бабаха с доставкой на дом.

– Без лишней инициативы, Зорина, – жёстко, без колебаний парировала Лиран, занимая позицию позади Каэстры, её винтовка со снятым предохранителем лежала наготове. – Это не игра в сапёра. Двигаемся. Колонной. Интервал – пять метров. Ривена, Тайрана – в центре.

Отряд тронулся в путь, медленно, преодолевая сопротивление шквального ветра и вязкого, зыбкого грунта. Некрума встретила их негостеприимно: под ногами хрустел щебень, ветер выл, закручивая в причудливые вихри ядовитые тучи, а с неба изредка моросила едкая, жёлтая жижа, оставляющая мутные разводы на забралах.

– Ох, красотища, – саркастически протянула Ксерра, всматриваясь в лиловую мглу через многократный зум своего прицела. Её поза была расслабленной, но каждый мускул готов к мгновенной реакции. – Прямо как на тех пафосных открытках, которые «Грифоны», возможно, шлют своим мамочкам. «Привет из адской дыры, целую, ваш примерный сын». Ничего не вижу, только камни, скалы, туман…. Стой!

Все замерли на месте, как по команде. Каэстра немедленно присела в боевую стойку, подав сжатой в кулак рукой сигнал «стоп».

– Что? – тихо, без лишних эмоций спросила Лиран, её палец лёг на спусковой крючок.

– Впереди, на скале. Метров триста по азимуту ноль-семь-пять. Не природное образование. Отражение… Металлическое. – Голос Ксерры стал низким, собранным, абсолютно профессиональным. – Похоже на обломок обшивки. Крупный. В скалу вмёрз как есть.

– Идём, – скомандовала Каэстра, уже двигаясь вперёд ускоренным, но осторожным шагом, используя естественные укрытия – валуны, выступы скал.

Через несколько минут тяжёлого пути они уже стояли перед огромной, изогнутой, изуродованной плитой металла, вмёрзшей в базальтовую скалу, как наконечник копья. На обгоревшей, исцарапанной поверхности угадывались полустёртые буквы – часть названия «…рбит-1…».

– Это он, – констатировала Тайрана, проведя ручным спектрометром по поверхности. Прибор издал тихий писк. – Сплав совпадает. Титановый композит с добавлением… Отколот с огромной силой. Смотрите, края… они не рваные, как от удара, а скорее… оплавленные изнутри. Странно.

Ривена присела на корточки рядом, её профессиональный интерес мгновенно переключился с флирта на науку. Она достала стерильный зонд.

– Крайне любопытно. Нет характерных признаков внешнего воздействия – вмятин от кинетического удара, следов энергетического оружия. Как будто его… разорвало изнутри. Словно бомба сработала в отсеке. – Она посмотрела на Каэстру, и в её глазах, видимых через забрало, вспыхнул тот самый, ненормальный огонёк исследователя, нашедшего нечто уникальное. – Каэстра, можно я возьму микроскоб? Прямо с этого края? Для спектрального и биологического анализа? Обещаю, ничего взрывоопасного или летучего. Только… немного плоти.

Все замерли. Даже вой ветра, словно стих на секунду, заглушённый этим словом.

– Плоти? – медленно, с нарастающим напряжением переспросила Лиран, её взгляд прилип к обломку.

Ривена уверенно указала перчаткой на тёмное, засохшее, почти чёрное пятно у самого среза металла.

– Вот. Органические остатки. Но… – она провела над пятном портативным сканером, и тот выдал тревожный низкочастотный гудок, – по предварительному скану, структура белков и клеточное строение… совершенно чужие. Не человеческие. И не какие-либо из известных Содружеству ксеновидов.

– Вот чёрт, – тихо, но чётко выдохнула Ксерра, её винтовка инстинктивно поднялась, описывая небольшие секторы обстрела. – Значит, не бури. Их не швыряло о скалы. Их кто-то достал. Или… что-то.

– Иксора, – голос Каэстры был резким, как щелчок затвора. – Срочно! Сканируй местность на био-аномалии. Всеми доступными частотами, глуши помехи вручную. Зорина, приготовь осветительные и дымовые гранаты. Мы идём дальше, к эпицентру обломков. Все – максимальная боевая готовность. – Она обвела взглядом команду, и её кошачьи глаза сияли холодным огнём в полумраке шлема. – Похоже, «Корбит» столкнулся с тем, что не вписывается ни в одни отчёты Содружества. И это где-то здесь.

Вой ветра теперь казался не просто погодным явлением, а зловещим, насмешливым завыванием, доносящимся из ниоткуда. Она давила на барабанные перепонки, становясь почти физической субстанцией. Даже вечно невозмутимая Лиран замерла на мгновение, ее пальцы чуть сильнее, белее кости, сжали рукоять винтовки.

– «Не вписывается в отчёты» – это мягко сказано, – пробормотала Ксерра, но на этот раз в её голосе не было привычного сарказма, звучал приглушенно, почти прилипчиво. Её коренастая, приземистая фигура, идеальная для стрельбы с упора, казалась съежившейся. – У «Ястребов» была похожая история на Эридане-4. Нашли обломки, всё в странных органических наслоениях. Потом трое суток отмывались в дезинфекционной камере. Говорят, командир до сих пор чешется, когда видит что-то липкое.

– Не напоминай, – скривилась Зорина, но её азарт мгновенно угас, сменившись нервной гримасой. Она инстинктивно потрогала подсумок с гранатами, не для того чтобы взорвать, а для самоуспокоения. – Я тогда ползала по вентиляции их корабля со щёткой. Лучше уж сразу подорвать, чем такую мерзоту отскабливать. Патологический ужас.

– Тишина в эфире! – жёстко, но без обычной мощности оборвала их Лиран. Её собственный голос слегка дрогнул, будто она боролась с желанием обернуться. – Каэстра, что дальше?

Каэстра не отводила взгляда от зловещего пятна. Её стройная, поджарая фигура в обтягивающем скафандре, подчёркивавшем гибкую силу и длину конечностей, была абсолютно неподвижна, словно изваяние. Только золотые глаза за забралом сузились ещё сильнее, превратившись в две щелочки, вглядывающиеся в сущность этого места.

– Ривена, бери пробы. Максимальная осторожность. На расстоянии. Тайрана, прикрой её, мониторь показания сканера на предмет любых, малейших изменений. Зорина – периметр, смотри под ноги. Ксерра – со мной. Идём вперёд, по траектории разлёта обломков. Медленно.

Ривена, её высокая, несколько угловатая фигура с длинными пальцами пианистки, моментально ожила. Её движения были лишены привычной игривой театральности. Она извлекла из кейса стерильный контейнер и манипулятор на длинной телескопической ручке с предельной, почти механической аккуратностью.

– Не волнуйся, дорогая, – её голос в общем канале звучал приглушенно, без прежней сладости. – Я аккуратна, как тот вивисектор с «Фениксов» на своей первой операции. Помнишь того блондинистого? Он так трепетно относился к образцам… почти как к любовницам. Пока одна из них не откусила ему палец.

Она замолкла, будто осознав, что её шутка обрела зловещий, пророческий оттенок.

Каэстра сделала несколько шагов вперёд. Её движения были плавными, экономичными, как у крупной кошки на охоте, но без её уверенности. Каждый шаг её сапога в сыпучем грунте отдавался в наушниках оглушительным хрустом. Ксерра двигалась чуть сзади и слева, её спина напряглась, плечи поднялись к ушам.

Они продвигались медленно, от валуна к валуну, будто крадучись. Грунт под ногами стал меняться. Появилось больше оплавленных фрагментов, обгоревших кусков проводки, которые хрустели под ногами с неестественной громкостью.

– Иксора, как там? – спросила Каэстра, её голос был чуть громче шепота, нарушая давящую тишину.

Ответ последовал не сразу, словно пилот тоже прислушивалась к чему-то.

– До сих пор глухо! – послышалось, и в её голосе слышалось напряжение. – Ни тебе переговоров «Скорпионов» об их дурацких татуировках, ни даже похабных песенок «Молота» после удачной вылазки. Тишина. Как будто всё живое тут вымерло или… затаилось и слушает нас.

– Мне это не нравится, – тихо, почти про себя, сказала Ксерра. Её глаза бегали по скалам, выискивая не движение, а его отсутствие, что-то замершее и притворившееся камнем. – На Тартаросе-9 тоже было тихо. Пока из песка не полезли те твари с клешнями. У «Гарпий» тогда потери были… жуткие. Их находили… пустыми.

Внезапно Тайрана, присевшая на корточки у очередного обломка, резко подняла руку, застыв в неестественной позе.

– Стой! – её голос сорвался на фальцет. – Ещё один кусок обшивки. Больше. И… смотрите.

Она указала на металл. На нём был художественный, сложный узор из множественных борозд, словно по титану водили гигантской, исступлённой рукой, выцарапывая безумные письмена. И по краям каждого штриха – те самые странные органические наслоения, словно слизь, моментально застывшая на смертельном холоде Некрумы, повторяющая эти узоры.

Ревина медленно, почти не дыша, поднесла сканер к странному наросту на обшивке.

– Это не коррозия… – её шёпот был суеверного ужаса. – Следы похожи на… внедрение. Чужеродный материал в структуру металла. Как будто его заразили.

Лиран подошла ближе, её лицо за забралом было бледным.

– «Корбит» не просто разбился. Его не уничтожили. Его… использовали.

В этот момент Иксора крикнула в общий канал, и в её голосе было лишь леденящее, отрешённее:

– Каэстра! Лиран! С северо-востока! Тепловая сигнатура… она не похожа ни на что из известных! Очень высокая, очень быстрая! Двигается в нашу сторону! Не по прямой, а как будто… обходит с фланга!

Её голос, не заглушенный в визге. Он просто оборвался, сменившись нарастающим, влажным, булькающим звуком, доносящимся не из радиоканала, а отовсюду сразу – из-за скал, из-под земли, из самого воздуха. Это был звук чего-то огромного, влажного и неспешно просыпающегося.

И тогда они его увидели. Вернее, увидели движение. Из-за гребня скалы, метров за пятьдесят, плавно, без единого звука, выдвинулась… фигура. Высокая, около двух с половиной метров, с неестественно длинными и тонкими конечностями. Её очертания были угловатыми, будто сложенными из обломков тёмного, отполированного хитина и тусклого металла. Это была хищная, биомеханическая конструкция. Голова лишена глаз, вместо них – гладкая, выпуклая пластина, испещрённая мелкими, хаотично мигающими точками холодного синего света. Из спины торчали несколько острых, серповидных отростков, напоминающих сложенные крылья или лезвия.

Оно не издавало звуков. Не рычало, не шипело. Лишь тихий, едва уловимый щелчок суставов сопровождал его движение. Оно остановилось, повернув в их сторону слепую голову. Мерцающие точки на пластине застыли, словно сканируя их.

– Назад… – выдохнула Каэстра. Её голос, обычно ровный и стальной, дрогнул, сдавленный тисками первобытного, животного ужаса, который не брали в расчет никакие уставы и тренировки. – Медленно. К кораблю. Не поворачивайтесь спиной. Не сводите с него глаз.

Но это было лишь первое. Из-за соседних скал, из теней обломков «Корбита», вышли ещё двое. Такие же. Абсолютно идентичные. Они двигались с одинаковой, пугающей плавностью, начиная окружать – тактику охоты, отсекая путь к отступлению.

Лиран замерла, выпрямившись во весь свой высокий, почти аристократический рост. Но теперь её гордыня была разбита вот этим – идеальной, бездушной военной машиной, лишённой страха, слабостей и, что было самым унизительным, лишённой вообще какого-либо интереса к ним как к противнику. Оно не принимало вызов, просто проводило оценку угрозы, как сканер. «Мы – элита», – пронеслось у неё в голове, но этот тезис разбивался о молчаливую эффективность твари. Они были для него не элитным отрядом, а просто помехой, которую нужно устранить. Это осознание жгло её изнутри больнее плазмы.

Зорина, вся дрожа от подавленной ярости, сжала гранату. Но её взгляд метнулся с одного существа на другое, которое вышло слева, а затем на третье – справа. Не было одной цели для её «бабаха». Тактическая ловушка. Её мощь, рассчитанная на взрыв и разрушение, была бесполезна против этой бесшумной, расчётливой координации. «Дай мне цель!» – молилась она, но цели были три, и они действовали как единый организм, не оставляя ей шанса на героический самоуничтожающий взрыв. Беспомощность жгла её яростнее пламени термитной смеси.

Иксора, с её кибернетическими имплантами, ощутила приступ тошноты. Её сенсоры, выхватывавшие тепловые контуры, фиксировали аномалию – существа были почти холодны, за исключением нескольких точек, похожих на перегревшиеся процессоры. Ни эмоций, ни биохимических сигнатур, только чистая механика. «Они сильнее. Просто потому, что они… алгоритм», – прошептала она. Её технологии были слепы перед этой формой жизни, не имеющей души, которую можно было взломать.

Тайрана, её коренастое тело съёжилось. Она смотрела на хитиново-металлические тела и не видела в них ничего, кроме смертоносного мусора. Ни запчастей, ни ценных сплавов – лишь совершенный, абсолютно бесполезный для неё инструмент убийства. «Пустая трата…», – думала она с физическим отвращением. Её жадность сталкивалась с тотальной невозможностью что-либо сохранить, даже собственную жизнь, и это вызывало глухую, бессильную злобу.

Ксерра ощутила пустоту в желудке. Её жажда новых впечатлений, экзотических трофеев, обернулась леденящим душу прозрением. Ни трофеев, только охота, и охотником были не они. Перед ней был не объект для изучения, а идеальный хищник, чья чуждость была настолько полной, что не оставляла места даже для любопытства, только для животного страха. «Я не хочу это видеть…» – это была мольба, идущая от самых глубинных инстинктов.

И тогда первое существо сделало шаг вперёд. Плавное, экономичное движение, не было рывком. Его длинные конечности с острыми, как бритва, когтями мягко коснулись грунта. Оно не издало ни звука. Лишь точки на головной пластине замерли, сфокусировавшись на Лиран. Был не крик атаки, а всего лишь был приговор. Тихий, безразличный и оттого невыносимо ужасный.

Движение было не гипнотическим и идеально выверенным и лишённым не агрессии, а всякой суеты. И от этого – в тысячу раз более ужасающим. Они не нападали, сжимали кольцо. Три идентичные фигуры двигались в полной тишине, синхронно, как части одного механизма. Их слепые, мерцающие головы повёрнуты на отряд, но невозможно было понять, на ком именно сфокусирован «взгляд».

– Отходим… – прошептала Каэстра, и её голос, сорвавшийся вначале, снова обрёл крупицу стальной твердости. – Медленно. Не спускайте глаз. Ни на секунду. Держим строй.

Они начали пятиться. Шаг за шагом. Спинами друг к другу, образуя импровизированный, хрупкий круг. Их бронированные сапоги скребли по камням, и каждый звук, каждый хруст щебня под подошвой казался им оглушительно громким, кощунственным на фоне этой абсолютной, давящей тишины.

Они отступали. Медленно, стараясь дышать тише.

А существа – медленно, неотвратимо, беззвучно – смыкались.

Пятиться по сыпучему грунту, не сводя глаз с трёх пар бездушных «лиц», было изматывающей пыткой. Каждый шаг давался с невероятным усилием, будто ноги вязли не в пепле, а в схватившемся бетоне. Тишина, исходящая от них, стала физическим грузом, давившим на барабанные перепонки, проникавшим в мозг и вытеснявшим все мысли, кроме одной – они в ловушке.

– Они… приближаются, – голос Ксерры прозвучал сдавленно, лишённый всяких эмоций, кроме голого ужаса. Её коренастое, сильное тело, идеальное для стрельбы из укрытия, теперь чувствовалось неповоротливой, грузной мишенью. Она ощущала, как по спине, между лопатками, катятся струйки холодного пота. Её «желудок», всегда требовавший новых «впечатлений», судорожно сжимался. «Они не охотятся…. Они зачищают территорию», – пронеслось в её голове. Осознание того, что они – всего лишь помеха, которую устраняют с машинообразной эффективностью, было унизительно и страшно.

Внезапно, словно по невидимому сигналу, тактика существ изменилась. Не резко, а с обманчивой плавностью. То, что слева, сделало короткий, стремительный бросок, не прямо на них, а по диагонали, отрезая путь к отступлению в сторону открытой равнины. Его движение было беззвучным и молниеносным.

Но главное случилось справа. Второе существо, до этого замершее, резко выбросило вперёд длинную, суставчатую конечность. Не для удара. Из её «запястья» с коротким шипящим звуком выстрелил тонкий, тёмный отросток, похожий на гарпун или щупальце, состоящее из сцепленных хитиновых сегментов. Он пронзил воздух и впился в скалу в метре от Зорины, не задев её, но забрызгав её шлем мелкими осколками камня.

Зорина замерла на месте. Вся её ярость, всё клокотавшее в ней бессилие, кипевшее всего минуту назад, мгновенно испарилось, сменилось леденящим, животным, всепоглощающим страхом. Она с ужасом наблюдала, как хитиновый «хлыст» с сухим щелчком отцепился от скалы и с молниеносной скоростью втянулся обратно в конечность существа. Демонстративный выстрел. Предупреждение. Послание было ясным: дистанция не является защитой. Внутри всё ещё вопило о взрыве, но её руки, обычно такие сильные и точные, онемели. Оно могло достать её отсюда, просто играло.

– А-а-а! – крик Зорины был сдавленным, полным неподдельного, первобытного ужаса. Она дёрнулась назад, споткнулась о камень. Её лицо под забралом исказила гримаса чистого, немого ужаса. Ярости не осталось и следа. «Оно может стрелять… Оно может достать меня отсюда!»

Этот короткий, точный выстрел стал спусковым крючком для всех.

Лиран, увидев это, ощутила не прилив адреналина командира, а унизительный, всепоглощающий страх. Её вера в тактику, в дистанцию боя, рухнула окончательно. Эти твари не просто превосходили их физически – они демонстрировали тактическое превосходство. Они не атаковали в лоб, они маневрировали, отрезали, деморализовали. Мысль о том, что её командирские навыки, её расчёты, были абсолютно бесполезны против этого холодного, безошибочного алгоритма охоты, парализовала её волю. Она не скомандовала, а просто беззвучно пошевелила губами, пятясь дальше почти вслепую.

– Корабль! Надо к кораблю! – закричал чей-то голос, сорванный на визг, и это был чисто инстинктивный, животный вопль выживания.

И они рванули. Уже не пятясь, а повернувшись спиной к угрозе. Бегом. Спотыкаясь, падая, сбивая друг друга. «Стикс» был далеко, его огни мерцали в лиловой мгле как далёкая, насмешливая иллюзия спасения.

И тут Тайрана, её цепкий, практичный взгляд, автоматически скользя по местности в поисках хоть какого-то укрытия, зацепился за неестественно правильный, угловатый силуэт, проступающий из тумана чуть правее.

– Туда! – она прохрипела, резко меняя направление и почти физически таща за собой ошеломлённую Ривену. – Вижу корпус! «Корбит»! Он прямо здесь, в скале!

Они не спорили, не думали. Любое укрытие, любая твердыня, даже разрушенная, была в миллион раз лучше, чем оставаться на открытом месте с этими идеальными убийцами. Группа, как единый, перепуганный организм, рванула в указанном направлении, к тёмному, неестественно угловатому силуэту, наполовину вмёрзшему в скалу

Это был «Корбит». Его корпус был не просто повреждён – он был изувечен, но не взрывом или ударом. Казалось, сама структура металла была переплетена с чем-то инородным: тёмными, волокнистыми наростами, напоминающими углеродное волокно, и прожилками тусклого, похожего на расплавленный припой материала. Зияющая пробоина в борту зияла, как вход в пещеру, ведущий в абсолютную тьму.

Они ворвались внутрь, спотыкаясь и толкаясь, оказавшись в тесном, разрушенном отсеке. Воздух был спёртым, пах озоном, горелой изоляцией и едким химическим запахом, как от перегретой схемы. Тайрана, её инстинкт цепляться за любое укрытие, сработал мгновенно.

– Блокируем вход! – её голос сорвался, хриплый от натуги. Она схватила обломок панели, засовывая его в проём. – Всё, что можно, сюда!

В этот момент снаружи донёсся новый звук – сухой, металлический скрежет, словно гигантские тиски начали сжимать обшивку корабля. И они увидели их.

Существа не ломились внутрь. Они появились в проёме бесшумно, возникнув из теней, как призраки. Три пары синих, мерцающих точек уставились на них из темноты. Они стояли, не двигаясь, и эта неподвижность была страшнее любой атаки. Затем одно из них подняло конечность, и та с тихим шипением развернулась, преобразуясь в нечто, напоминающее сварочный резак или буровую головку. Оно собиралось методично вскрыть их укрытие, как консервную банку.

Они оказались в ловушке. В металлическом гробу, который их преследователи собирались вскрыть с хирургической точностью.

Скрежет инструмента, вгрызающегося в металл, оглушал в замкнутом пространстве. Он вибрировал в полу, отдавался в костях.

– Глубже! Надо пробиться внутрь! – отчаянно крикнул кто-то, но голос утонул в нарастающем грохоте.

Они рванули от входа в изуродованные внутренности «Корбита». Корабль был смертельно ранен, и его агония была частью ловушки. Пол под ногами, покрытый скользким волокнистым налётом, внезапно провалился – не обрушился, а будто растворился. Раздался короткий, обрывающийся крик. Тайрана, шедшая впереди со своим сканером, метнулась к опоре, её пальцы скользнули по гладкому металлу. Она исчезла в чёрном провале, её крик оборвался глухим стуком далеко внизу.

– Тайрана! – закричала Ревина, сделав шаг к краю, но её грубо оттащили назад.

В тот же миг с оглушительным рёвом рухнула часть переборки. Плазменный магистраль, сорвавшись с креплений, вырвался на свободу, залив пространство ослепительными искрами и удушливым дымом. Хаос разорвал их строй. Зорина, ослеплённая яростью и страхом, с рыком рванула вперёд, в единственный видимый проход, увлекая за собой Ксерру, которая инстинктивно искала позицию для обороны.

– Ждите! Держите строй! – скомандовала Лиран, но её приказ, обычно режущий воздух как бич, утонул в оглушительном грохоте агонизирующих систем «Корбита». Внезапный всплеск энергии, словно предсмертная судорога корабля, заставил сработать аварийные протоколы. Массивная противопожарная дверь шлюза с финальным скрежетом захлопнулась, разрезая группу пополам.

Лиран и Каэстра оказались в дымном, пропахшем гарью отсеке. Зорина и Ксерра – в тёмном техническом тоннеле. Ревина и Иксора были отрезаны у места обвала, а где-то внизу, в техноштольне, осталась Тайрана.

Точное, ритмичное шипение, доносящееся из вентиляционных решёток и щелей в переборках. Звук сканирования. Они уже внутри. Они ищут. И теперь – поодиночке. Каждая в своей стальной клетке.

Лиран прислонилась спиной к вибрирующей переборке, её высокий, гордый стан ссутулился под грузом полного провала. Она сжала винтовку до хруста в перчатках. Шипение за стеной было чётким, методичным. Не слепая ярость, а хладнокровный поиск. Унижение жгло её изнутри. Она, эталон контроля, была загнана в угол, как животное. Она слышала обрывки переговоров других – искажённые статикой голоса Зорины, прерывистое дыхание Ревины. Но не могла ничего сделать. Её потребность вести, контролировать, была растоптана этой безразличной, машинной эффективностью. Она боялась не смерти, боялась того, что увидит в этих синих, мерцающих точках – своё полное тактическое ничтожество.

Каэстра, прижавшись к ней спиной, чувствовала каждую дрожь командира. Её собственный страх отступил перед жгучей необходимостью быть опорой. Но её воля дала трещину. Её кошачьи глаза, видевшие в темноте всё, видели теперь лишь сегменты кошмара: мерцание аварийных ламп, выхватывающее искажённые тени, отсветы на стенах от вспышек где-то вдали. Она слышала всё: яростное бормотание Зорины, тихие команды Ревины Иксоре. Она знала, где каждый из её людей, и знала, что не может до них добраться. Это чувство тотального бессилия – знать всё и не мочь ничего – разрывало её на части, было хуже любой непосредственной угрозы.

В техническом коридоре было тесно и душно. Ксерра, пятясь, наткнулась спиной на что-то упругое. Не труп, а клубок переплетённых проводов, оплетённых странными волокнистыми наростами, пульсирующими в такт шипению. Она отшатнулась с физическим отвращением. Её жажда новых «трофеев» обернулась против неё. Она не могла оценить эту угрозу, не могла на неё охотиться. Её мир сузился до этого смрадного тоннеля, а шипение позади, означало, что выход отрезан. Оставалось лишь животное желание бежать.

Зорина, идя впереди, дышала как загнанный зверь. Её гнев, не найдя выхода, обрушился внутрь. Она била кулаком по стенам, по заклинившим клапанам, но в ответ был лишь оглушительный грохот. Взрывчатка была бесполезна здесь – она похоронила бы их самих. Бессилие душило её. Она отчаянно хотела взорвать что-то, но не могла, и эта нереализованная ярость кипела в ней, обращаясь на себя, на корабль, на этот тупик. Каждый звук шипения за спиной она воспринимала как личную издевку.

Ревина присела у края обвала, тщетно пытаясь разглядеть что-то внизу. Её научный интерес был вытеснен леденящим страхом. Это существо было вне парадигм. Его нельзя было препарировать или классифицировать. Оно просто уничтожало. Мысль о том, что Тайрана может стать просто «образцом», вызывала не любопытство, а парализующий ужас. Её влечение к опасности обернулось горьким осознанием: некоторые знания несут только гибель.

Иксора, прижавшись к липкой стене, молчала, уткнувшись в свои датчики. Её зависть к сильным, «физическим» отрядам достигла пика. Она слышала по каналу обрывки голосов, полных ужаса и ярости. Они боролись, чувствовали что-то настоящее. А она была слепа, её импланты бесполезны против этой аналоговой угрозы. Она завидовала их страху, их отчаянию – потому что это были живые эмоции, а не её цифровое бессилие.

А внизу, в техноштольне, Тайрана медленно пришла в себя. Её пальцы нащупали целый сканер, потом ощупали тело – переломов нет, только дикая боль. И ею овладела не паника, а жадная, всепоглощающая жажда сохранения. Она была жива. Значит, могла сберечь самый ценный ресурс – себя. Заглушила боль, заставила себя встать. Шипение сверху было приглушённым, но оттого ещё жутче. Она не думала о других, думала лишь о том, как спрятаться, переждать, выжить. Любой ценой. Её эгоизм давал ей странную, животную силу.

Тишина, наступившая после того, как голос в записи оборвался, была тяжелее и плотнее любой брони. Её давила абсолютная тишина существ по ту сторону двери. Ту, что нарушал лишь один звук – сухое, ритмичное поскрёбывание, словно алмазный резек впивался в металл. Он был теперь так близок, что вибрация от каждого «тика» отдавалась в костях, в зубах, в самой дрожи сердца, беззвучно отсчитывая последние секунды.

Каэстра медленно, словно её рука весила центнер, опустила планшет. Свет экрана погас, погрузив отсек в полумрак, подчеркнув смертельную бледность её лица под забралом. Её золотые, всегда живые глаза были пусты и неподвижны. Она слышала тот голос из записи – не в наушниках, а внутри, в костях. Он звучал в унисон с этим методичным скрежетом, сливаясь в один приговор. «Они не боролись, были переписаны. Их воля… стёрта». Мысль обрывалась, разбиваясь о ледяной ужас.

Лиран не двигалась. Её спина согнулась, плечи поднялись к ушам в позе загнанного зверя. Она смотрела на дверь, за которой работало это… устройство. В её взгляде не осталось командира – лишь животный, немой ужас. Запись не оставила иллюзий. Безличный, неумолимый процесс. Инфекция. Стирание. Весь её авторитет, вся её дисциплина рассыпались в прах перед простой истиной: она была всего лишь биомассой, подлежащей утилизации.

Скрежет внезапно сменился на новый звук – короткое, пронзительное шипение, как от плазменного резака. В верхней части бронированной двери, в месте стыка створок, появилась крошечная, раскалённая докрасна точка. От неё поползли тонкие, извилистые трещины, светящиеся адским багровым сиянием. Воздух наполнился резким запахом озона и гари от плавящегося метала. Дверь вскрывали.

Каэстра на автомате, движением, выученным до мышечной памяти, подняла винтовку. Но в этом движении не было уверенности – лишь пустой автоматизм последнего отчаянного жеста. Её палец лег на спусковой крючок. Стрелять в дверь? В ту точку? Это было бы так же бессмысленно, как стрелять в броню танка из пистолета.

– Они… вскрывают… – прошептала она, и её голос прозвучал плоским, механическим, лишённым всяких эмоций.

Лиран резко, судорожно выдохнула. Она с усилием оторвала взгляд от двери, от этой раскалённой язвы, и посмотрела на Каэстру. В её широко раскрытых от страха глазах мелькнуло нечто новое – почти что извинение. И безмолвная, отчаянная просьба. Не оставить одну.

Трещины расползались с пугающей скоростью, сливаясь в паутину. Багровое свечение усиливалось, заливая отсек неземным, зловещим светом, который отбрасывал резкие, искажённые тени. Воздух стал густым от едкого дыма и химического смрада перегретого металла и чего-то ещё, кислого и незнакомого. Этот запах проникал даже через фильтры скафандров, вызывая першение в горле и лёгкое головокружение.

Резкое шипение резака прекратилось так же внезапно, как и началось. Воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающего металла. Вместо расплавленной дыры в двери теперь зияла аккуратная, почти идеальная прорезь, из которой валил едкий дым. Они провели хирургическую операцию по вскрытию.

И окончательное, полное понимание этого было последней, самой страшной каплей. Они видели не просто угрозу, не монстра. Они видели абсолютно чуждый, бесстрастный интеллект, действующий с пугающей, нечеловеческой точностью. И этот метод гораздо, неизмеримо страшнее любой ярости. Он был безличным и неостанавливаемым.

В тесном отсеке, где застряли Ревина и Иксора, воздух стал невыносимым от смрада гари, озона и сладковатого, тошнотворного запаха, который шёл откуда-то изнутри корабля.

Резкий свет от прожжённой щели отбрасывал на стены длинные, искажённые тени. Казалось, сама тьма в коридоре сгустилась и ждала.

– Они повсюду, – прошептала Иксора, её голос сорвался на фальцет. Её пальцы, обычно летавшие по сенсорам, теперь бессильно скользили по экрану планшета, не в силах интерпретировать безумные данные. – Сканеры… сходят с ума. Тепловые сигнатуры… они движутся не так. Слишком холодные, слишком быстрые. Вся эта переборка… от неё исходит… тишина. Мёртвая зона.

Ривена не отвечала. Она стояла на коленях, её лицо было маской ужаса. Она медленно провела хирургическим щупом по краю свежей прорези. Металл был гладким, как стекло, оплавленным с невероятной точностью. Прибор в её другой руке завизжал, выдавая аномалию.

– Не плавление… не горение, – её шёпот хриплый и пустой. – Структура изменена на молекулярном уровне. Как будто… перестроена. Это не инструмент. Как будто часть их самих. Они ассимилируют. Превращают одно вещество в другое.

Её взгляд упал вглубь разбитой консоли. Среди обломков виднелся уголок бортового накопителя. Он будто «пророс» странными, волокнистыми кристаллами, которые сливались с его корпусом в единое целое.

– Держи его! – резко скомандовала она Иксоре, указывая на щуп. Та, бледная, кивнула и упёрлась, глядя на щуп, который начал покрываться инеем там, где касался изменённого металла.

Ривена, не думая о последствиях, сунула руку в развороченную консоль. Её пальцы нащупали накопитель. Кристаллические волокна тут же потянулись к её перчатке, с медленной, неотвратимой уверенностью, словно корни, ищущие влаги. Она с силой дёрнула, вырывая устройство. Раздался сухой, хрустальный звук ломающихся кристаллов. Накопитель был в её руках, но его поверхность испещрена странными узорами, как будто металл прожил собственную, чуждую жизнь.

Она отползла, прижимая трофей к груди. Иксора, бросив щуп, подключила планшет. Её пальцы дрожали.

– Есть… запись… последние минуты…

На экране замерцало изображение интерьера «Корбита». Люди в скафандрах не метались. Они двигались медленно, плавно, как во сне. Один техник проводил рукой по переборке, и под его пальцами металл не плавился, а… расцветал теми же кристаллическими узорами. Другой просто стоял, глядя на свои руки, которые медпенно теряли цвет и форму, сливаясь с текстурой пола.

Голоса в записи были тихими, полными не боли, а какого-то трансового спокойствия.

«…такая ясность… всё на своих местах… нет больше раздоров… нет страха…»

«…не надо бороться… просто стань… частью целого…»

«…оно не враждебно… оно приносит… порядок… совершенный покой…»

Последний кадр показал инженера, сидящего у стены. Его скафандр и кожа под ним не плавились, а будто кристаллизовались, становясь прозрачными и хрупкими, сливаясь с конструкцией корабля. На его лице застыла не улыбка блаженства, а пугающее, абсолютное отсутствие всякой эмоции – чистое, безличное спокойствие.

Запись оборвалась.

Иксора выронила планшет. Она сгорбилась, её дыхание стало частым и поверхностным.

– Они… они не боролись… – прошептала она. – Они… приняли это. Их воля… их страх… всё исчезло. Их просто… не стало.

Ривена молчала. Вся её наука, всё любопытство испарилось, оставив леденящую пустоту. Она смотрела на дверь, где в прожжённой щели замерцал отблеск – не лиловый свет, а холодное, металлическое сияние. Оно не предлагало единения, предлагало конец. Стирание индивидуальности, растворение в чём-то огромном, бесстрастном и абсолютно чуждом. И самое ужасное было в том, что где-то в глубине её, учёного, на мгновение мелькнула мысль: какой покой должен быть в этом небытии.

В этот момент из общего канала связи донёсся сдавленный, полный самого настоящего ужаса крик Ксерры:

– Оно здесь! В коридоре! Их… их несколько! Они не бегут… они просто… идут! Не смотрите в их «лица»! ОТВЕРНИСЬ!

И тут же её голос оборвался, сменившись нарастающим, сухим, многоголосым стрекотом, похожим на лязг хитиновых пластин и шипение перегретых механизмов. Этот звук не обещал рай – он предвещал только холодный, механический конец.

Стрекот, ворвавшийся в эфир, не стихал. Он дробил сознание, врезаясь в мозг какофонией чуждой, непостижимой активности. Он стал физическим давлением, проникая сквозь броню, кости и разум, не предлагая единения, демонстрируя абсолютную, унизительную чуждость.

В узком техническом коридоре царил полумрак. Мерцание аварийных ламп выхватывало из тьмы фигуры. Они были тёмными, почти чёрными, и двигались с одинаковой, неспешной плавностью, их слепые головы-пластины повёрнуты в сторону женщин. Их было трое. Они не заполняли пространство – они его методично перекрывали, беззвучно скользя по полу, словно на салазках.

Ксерра отползала задом, её спина натыкалась на выступы. Она не целилась. Вся её снайперская выдержка была сметена этим безмолвным, неумолимым приближением. Она могла только смотреть, как ближайшее существо подняло длинную конечность, и та с тихим щелчком развернулась, обнажив нечто вроде компактного, многосоставного бура.

– Нет… нет… отстань… – бормотала Ксерра, зажмуриваясь и вновь открывая глаза, не в силах отвести взгляд от этого идеального, бездушного инструмента.

Зорина стояла перед ней, её фигура напряглась как струна. Весь её гнев, всё бессилие нашли мишень. Перед ней был враг. Материальный. Тот, кого можно уничтожить.

– Грязная тварь! – проревела она, голос сорвался на хрип. – Я тебя в пыль!

Разум отключился. Слепая ярость взяла верх. Она рванула с пояса термобарическую гранату. Не думая о последствиях, не думая о Ксерре.

– Зорина, НЕТ! СТОЙ! – крикнула Ксерра, но было поздно.

Зорина дёрнула чеку и швырнула гранату коротким броском в центр группы существ.

Наступила доля секунды звенящей тишины.

Ослепительная вспышка осветила коридор. Оглушительная ударная волна отбросила обеих женщин к стене. Зорину, стоявшую ближе, отшвырнуло с чудовищной силой. Она ударилась спиной о выступ. Раздался отвратительный хруст ломающихся костей.

Дым рассеялся. Коридор был изуродован. Двое существ лежали неподвижно, их тела разорваны, изломанные конечности торчали под неестественными углами. Но третий… тот, что был с буром, стоял. Его броня была покрыта сажей и вмятинами, одна рука безвольно свисала. Но он стоял. Его «голова» медленно повернулась в сторону упавшей Зорины. Стрекот, исходящий от него, стал не хриплым, а… другим. Более высоким, вибрирующим. Сигнал ярости и целеустремлённости. Он сделал шаг вперёд, его повреждённый корпус скрипел, но движение было твёрдым.

А под смятой стеной, в луже охлаждающей жидкости и крови, лежала Зорина. Она была ещё жива. Её скафандр был страшно смят, сквозь разрыв сочилась алая кровь. Она хрипела, пытаясь вдохнуть. Её глаза, полные ужаса, были полны не столько боли, сколько шока и непонимания. Она ударила изо всех сил… а оно стояло.

Ксерра, оглушённая, с трудом поднялась на колени. Она смотрела на подругу, на рану, на восстанавливающееся чудовище. Её страх смешался с леденящим осознанием: они были ничтожны. Их мощь – всего лишь помеха.

– Зори… держись… – прохрипела она, её руки дрожали, скользя по крови.

Зорина посмотрела на неё. В её глазах мелькнуло последнее прозрение. Вся ярость ушла, оставив ледяную пустоту. Её губы шевельнулись, но из них вышел лишь алый пузырь.

А существо, испуская вибрирующий стрекот, снова двинулось вперёд. Медленнее, но неумолимее. Его «взгляд» был прикован к Зорине. Его свет, падая на окровавленное тело, был теперь не соблазном, а приговором.

Первая смерть не стала жертвой. Она стала доказательством их беспомощности. И все, затаив дыхание в своих ловушках, чувствовали это. Тишина в эфире была красноречивее любого крика.

Она впитала в себя её последний, хриплый выдох и висела в спёртом воздухе, густом от дыма, озона и резкого запаха гари. Алый поток на полу медленно растекался, жутким живым пятном на фоне тусклого металла и мрака коридора.

Ксерра застыла на коленях, не в силах оторвать взгляд от остекленевших глаз за треснувшим забралом. Её пальцы, впившиеся в броню подруги, онемели. Грохот взрыва и отвратительный хруст ещё отдавались в её костях, выжигая всё, кроме леденящего ужаса. Она не плакала. Слёзы были слишком человеческими для этого кошмара. Внутри лишь чёрная, космическая пустота и жёсткое осознание: они были букашками, бросившими вызов механическому титану. И титан даже не заметил их укуса.

Сзади, из темноты, донёсся новый звук. Не гул и не шипение. А сухое, мерное шарканье. Звук волочения чего-то тяжёлого и повреждённого по металлическому полу. Оно двигалось. Раненое, искалеченное, но живое. В глубине коридора замерцал тусклый, холодный свет его оптических сенсоров – целеустремлённый, как луч целеуказателя. Он полз по стенам, выхватывая окровавленное тело Зорины. Оно шло на запах крови.

Этот звук, это шарканье, заставило Ксерру вздрогнуть. Древний инстинкт самосохранения прорвался сквозь онемение. Она отползла от тела, спиной ударившись о шершавую стену. Сражаться бессмысленно. Бежать вперёд – навстречу смерти. Оставалось только отступать.

С низким, сдавленным рычанием, полным немой ненависти, она вцепилась в плечи бездыханной Зорины и потащила её за собой, вглубь коридора. Труп был невыносимо тяжёл. Каждый сантиметр давался с нечеловеческим усилием, мышцы горели, в глазах темнело. Но это было действие. Единственное, что она ещё могла сделать.

В своём отсеке Лиран, прижавшись к вибрирующей переборке, слышала всё. Взрыв. Тишину. А потом – это новое, неумолимое шарканье. Она не слышала хрипов Зорины, но поняла всё. Её командирская сущность обратилась в прах. Не смогла защитить своего солдата. Не смогла предотвратить этот яростный, самоубийственный порыв. Была парализована, и из-за этого кто-то умер.

Её дыхание стало частым, свистящим. Она сжала виски руками, пытаясь заглушить навязчивый звук, который теперь казался ей полным холодного, машинного злорадства. Ей чудилось, что стены смыкаются, что этот звук ищет именно её, чтобы показать ей её ничтожество.

Каэстра, видя её состояние, медленно опустилась перед ней на колени. Она не говорила ничего. Не было слов для этого ада. Она просто взяла сжатые, дрожащие руки Лиран в свои и сжала их с силой, пытаясь передать хоть крупицу тепла, хоть намёк на связь. Она пыталась удержать её от падения в безумие. Её золотые глаза были прикованы к двери, за которой слышалось это шарканье. Она знала – их очередь наступает. Счёт шёл на минуты.

Ревина и Иксора, запертые в своём стальном склепе, услышали приглушённый, но отчётливый грохот взрыва и наступившую за ним мёртвую тишину. Они переглянулись через забрала, и в их глазах читалось одно и то же, мгновенное понимание. Взрывчатка. Максимальной мощности. Это могла быть только Зорина. А та звенящая тишина, что пришла на смену взрыву, была красноречивее любых слов. Это не сработало.

– Они… они даже не остановились… – прошептала Иксора, вжимаясь в холодную, липкую от конденсата стену, будто пытаясь в ней раствориться. Вся её зависть к физической силе других исчезла, сменённая простым, животным желанием перестать существовать. Исчезнуть.

Ревина кивнула, её лицо было маской ужаса. Её аналитический ум, цеплявшийся за голые факты, не находил утешения. Высокая устойчивость к ударным и термическим воздействиям. Нечеловеческая живучесть. Они имели дело не с существом, а с чем-то принципиально иным. С хищником, чья биология и мотивация были абсолютно чужды. И они заперты с ним в одном металлическом гробу.

Она посмотрела на накопитель с «Корбита» в своей дрожащей руке. Информация на нём была подробной инструкцией к их собственной гибели.

А глубоко внизу, в техноштольне, Тайрана замерла, прислушиваясь к доносящимся сверху звукам. Взрыв, от которого дрогнули стены, заставил её вздрогнуть. Потом – тишина. И на смену ей – мерные, размеренные шаги. Методичные.

Её желание сохранить себя достигло пика. Здесь, внизу, её пока не нашли. Она ощупала пальцами край панели технического люка, ведущего вглубь корабельных недр. «Глубже. Надо глубже», – лихорадочно думала она, пытаясь отверткой сорвать заклёпки. Её движения были резкими, ослеплёнными страхом.

Но звуки шагов сверху становились отчётливее. Они не уходили. Они методично прочёсывали корабль. Отсек за отсеком. Её укрытие, казавшееся надёжным, теперь выглядело хлипкой ловушкой. Она понимала – их ищут.

Тишина на мостике «Стикса» была гулкой и нервозной, наполненной свистом систем и навязчивым гулом реактора – звуками, которые обычно успокаивали Серафим, а теперь висели дамокловым мечом. Она сидела, откинув шлем, и её пальцы лихорадочно метались по панелям, бессмысленно перезагружая каналы связи.

– «Валькирия», приём! Лиран! Каэстра! Чёрт возьми, ну ответьте же! – её голос, обычно хриплый и спокойный, срывался на фальцет. – Иксора, хоть ты пискни!

В ответ – лишь шипение помех, в которое иногда вплеталось нечто иное: приглушённые, обрывающиеся звуки, похожие на сухой треск, на сдавленное бормотание. На телеметрии вспыхивали аномалии – тепловой всплеск взрыва, а потом… почти полная тишина. Эта тишина была страшнее всего.

Она смотрела на «Корбит» через визор. Мрачный каркас корабля молчал, как надгробие. Но Серафим чувствовала нутром – там творился ад. Её девчонки были там.

– Эй, железный ублюдок! – она ударила кулаком по консоли, обращаясь к молчаливому «Корбиту». – Отпусти их!

Ответом была лишь гнетущая тишина. Беспомощность душила её. Она не могла ворваться туда с оружием. Но сидеть, сложа руки? Это было не в её характере.

Её взгляд упал на рычаги управления маршевыми двигателями. На её лице появилось решительное, почти безумное выражение.

– Ладно, – прошептала она, хватая штурвалы. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

«Стикс» с рёвом ожил. Серафим развернула его на месте и дала короткий, мощный импульс маршевыми двигателями, направив раскалённые сопла почти вбок, в борт «Корбита».

Ослепительная струя плазмы ударила в обшивку «Корбита». Металл взревел, почернел. По всему кораблю пробежала сокрушительная вибрация.

Внутри «Корбита» удар ощущался как подземный толчок. Стены загудели, с потолка посыпалась пыль и осколки.

– Это… что? Землетрясение? – прошептала Лиран, вынырнув из оцепенения.

Каэстра прислушалась, её глаза сузились.

– Нет, – выдохнула она, и в её голосе пробилась надежда. – Это «Стикс». Серафим. Она бьёт по корпусу. Отвлекает их.

В своём отсеке Ревина и Иксора ахнули, когда пол дрогнул.

– Землетрясение? – испуганно прошептала Иксора.

– Нет, – Ревина покачала головой. – Это удар. Снаружи. Это Серафим.

Мерные, неумолимые шаги, доносившиеся из-за двери, на мгновение прекратились, сменившись резким, яростным скрежетом. Существа отвлеклись. Их внимание переключилось на новую, внешнюю угрозу.

В глубине коридора Ксерра, с нечеловеческим усилием тащившая за собой тело Зорины, почувствовала, как дрогнул пол, а стены затрещали. Она оглянулась, задохнувшись от страха. Существо, почти настигшее её, замерло на месте. Его повреждённый корпус, из которого сочилась тёмная жидкость, вибрировал, а оптические сенсоры, вместо того чтобы быть прикованными к ней, резко перефокусировались, уставившись в сторону внешней обшивки корабля, откуда донёсся грохот. На мгновение, короткое и драгоценное, она перестала быть его главной целью.

Это был шанс. Последний, отчаянный шанс. С новыми силами, рождёнными адреналином, она рванула в боковой проход, увлекая за собой свою тяжёлую ношу, не оглядываясь.

А глубоко внизу, в техноштольне, Тайрана чуть не упала, когда мощный удар потряс корабль. Люк, который она пыталась открыть, сдвинулся на сантиметр. Сердце её бешено заколотилось – не от страха, а от дикой надежды. Это был не мерный, ужасающий скрежет когтей по металлу, что-то мощное, внешнее. Спасение?

Она с удвоенной силой упёрлась в инструмент, молясь, чтобы этот грохот повторился. Чтобы они ушли на этот шум.

На мостике «Стикса» Серафим, не дожидаясь, снова дёрнула рычаги. Ещё один короткий, яростный импульс. Ещё один удар плазмой по корпусу «Корбита». Корабль-призрак содрогнулся.

– Ну что, понравилось?! – кричала она в пустой эфир, сжимая штурвалы до хруста, по её лицу катились слёзы ярости. – На, получи ещё, урод! Я здесь!

Она не знала, помогает ли это. Но она делала единственное, что могла. Шуметь. Быть мишенью. Пока её семья была в аду, она устроит ад снаружи.

Серафим смотрела на визор, на дымящуюся рану в борту «Корбита».

– Ну что, принял? – прошептала она. – Или ещё?

Ответ пришёл от её же приборов. Датчики взорвались тревогой. Мощное движение внутри «Корбита». Не хаотичное. Целенаправленное. Сфокусированное. И его источник… смещался к только что пробитой дыре.

– Ох… – вырвалось у Серафим, и по спине пробежал ледяной пот. Она рванула рычаги, пытаясь отвести «Стикс» назад. – Нет-нет-нет, не на меня…

Но её маневр был запоздалым и неуклюжим. Она была пилотом, а не солдатом. Её противник уже сделал свой ход.

Внутри «Корбита» оглушительный грохот удара и сокрушительная вибрация постепенно сменились звенящей, напряжённой тишиной. Её нарушали лишь треск остывающего металла, шипение коротких замыканий и учащённое дыхание уцелевших.

Каэстра первая опомнилась. Её глаза, привыкшие к полумраку, выхватили ключевую деталь: за дверью, где секунду назад слышались мерные, неумолимые шаги, воцарилась тишина. Та самая, зловещая тишина, что означала лишь одно – внимание охотников переключилось.

– Они уходят, – тихо, но с абсолютной чёткостью сказала она, поднимаясь и по-прежнему держа руку Лиран. – Серафим попала в цель. Отвлекла их. У нас есть минута. Может, меньше.

Лиран медленно подняла голову. Сквозь застывший ужас в её глазах пробилась тень командирской воли. Она резко кивнула, поднимаясь на ноги.

– Люк. Аварийный люк в полу. Ведёт к генераторам. Это наш шанс.

Они бросились к замаскированному в полу люку, откидывая обломки. Каждый звук казался оглушительно громким. Каждая секунда была на счету.

В своём отсеке Ривена и Иксора застыли, прислушиваясь. Мерные, давящие шаги за дверью действительно удалялись, смещаясь вдоль коридора к внешней обшивке.

– Они идут на шум… – ахнула Иксора, её лицо исказилось от смеси надежды и нового страха – страха за Серафим. – Они пошли на «Стикс»!

Ривена, не говоря ни слова, с механической решимостью рванула к аптечке. Её ум лихорадочно работал. Раненые, разъярённые машины теперь видели внешнюю угрозу. Это давало время. Возможно, последнее.

– Помоги мне! – её голос был резок и лишён эмоций. – Если не забаррикадируем проход, когда они вернутся… нам конец.

Они начали сдвигать к двери всё, что могли – ящики с инструментами, обломки консолей. Возводили не укрепление, а жалкую, спасительную иллюзию.

Ксерра, затаившаяся в боковом отсеке, услышала, как шаги затихают. Рискуя, она выглянула. Коридор был пуст. Ценой невероятных усилий она затащила тело Зорины в помещение и заблокировала дверь обломком балки. Руки её тряслись. Она осталась одна. В темноте. С мёртвой подругой. И с тишиной, которая была страшнее любых звуков.

Глубоко внизу, в техноштольне, Тайрана сорвала последний болт и отбросила крышку люка. Перед ней зияла тёмная шахта, уходящая вглубь корабля. Путь вниз, в безысходность.

Но сверху, сквозь перекрытия, донёсся знакомый звук. Шаги. Но на этот раз они были другими. Не блуждающими. Целенаправленными. И удаляющимися – к внешней стене корабля.

Она замерла, её практичный ум взвешивал риски. План изменился. Если они ушли… если их внимание приковано к «Стиксу»… Может, стоит попробовать не вниз, а наверх? К шлюзу? К спасению? Её жадность к выживанию столкнулась с ослепительным шансом.

На мостике «Стикса» Серафим, с трудом стабилизировав корабль, увидела, как из пролома в обшивке «Корбита» показалось нечто. Это был тёмный, угловатый отросток, состоящий из сцепленных хитиновых пластин и полированного металла, напоминающий гигантский, многосуставной манипулятор. На его конце мерцали несколько оптических сенсоров, а ниже виднелось устье, напоминающее сопло. Отросток с живой, хищной грацией протянулся через пространство между кораблями, нацелившись прямо на «Стикс».

– Вот дерьмо… – прошептала Серафим, её пальцы вновь забегали по панелям, отчаянно пытаясь вывести корабль из-под линии атаки.

Первый выстрел не кинетический. Из устья манипулятора вырвался сфокусированный поток энергии – ослепительно-белый, сгусток чистого тепла и разрушения. Он ударил в носовые щиты «Стикса». Щиты вспыхнули синим заревом, выгибаясь под нагрузкой. Они выдержали, но на экранах телеметрии поползли тревожные данные – энергопотребление взлетело до критического, резервы таяли. Противник не атаковал вслепляю. Он анализировал. Учился. И теперь его холодная ярость была направлена на нового врага.

Серафим с ужасом поняла. Она не просто отвлекла его. Она разозлила.

Ослепительный луч погас, оставив после себя дрожащее сияние щитов и едкий запах озона. Серафим, обливаясь холодным потом, лихорадочно сканировала показатели. Щиты висели на волоске.

– Ладно, уродец, – прошептала она, с отчаянной решимостью глядя на манипулятор, который уже переориентировался для нового выстрела. – Поиграем в кошки-мышки. Только по моим правилам.

Она со всей силы рванула штурвал на себя и вбок, закладывая резкий вираж. «Стикс» с протестующим рёвом двигателей рванул прочь от «Корбита», описывая дугу. Она не улетала. Она маневрировала, уводя за собой разъярённого противника, как матадор уводит быка. Смертельный танец – манёвренный «Стикс» против медленного, но неумолимого орудия, выстреливающего сжигающими лучами.

Внутри «Корбита» наступила зыбкая, неестественная пауза. Давящее ощущение неотступной слежки ослабло, словно невидимый прицел отвёлся. Его место заняли отдалённые, но чёткие звуки: приглушённые удары и рёв двигателей, доносившиеся сквозь толщу металла. Это был гул боя, который вела за них Серафим.

Каэстра и Лиран, воспользовавшись передышкой, сорвали заблокированный люк. Вниз зиял тёмный технический колодец, пропахший озоном и затхлостью. Холодный воздух пах свободой.

– Быстро! Без раздумий! – скомандовала Лиран, и в её сорванном голосе вновь зазвучали стальные нотки командира, хотя тень ужаса ещё лежала на её лице. – Пока они отвлечены. Это наш шанс.

Она первой начала спускаться по ржавым скобам в непроглядную темноту. Каэстра, бросив последний взгляд на дверь, теперь просто испещрённую царапинами, последовала за ней, прикрыв люк. Их путь вёл в неизвестность, но прочь от этого места смерти.

В своём отсеке Ривена и Иксора, закончив возводить жалкую баррикаду, замерли, прислушиваясь. Навязчивые шаги за дверью не возвращались. Их место заняли отдалённые, но ясные звуки схватки «Стикса».

– Она ведёт их прочь… – выдохнула Иксора, прислонившись лбом к холодной стене. Слёзы облегчения текли по её грязному лицу. Тело обмякло, сникло от сброшенного напряжения.

Ривена, всё ещё сжимая в руке накопитель с «Корбита», медленно опустилась на ящик.

– У нас есть время, – сказала она, и в её голосе, сквозь усталость, пробились нотки аналитика. – Возможно, достаточно, чтобы понять больше. – Она смотрела на устройство не как на артефакт ужаса, а как на грязный, но единственный ключ к разгадке.

В тесном отсеке Ксерра сидела на корточках рядом с телом Зорины. Она смотрела на залитое кровью забрало, и всепоглощающий страх постепенно сменялся онемением, а затем – холодной, стальной решимостью. Не могла остаться и тащить её с собой. Это было бы предательством.

Сжав зубы, она аккуратно расстегнула разгрузочные замки на броне подруги. Она взяла несколько заряженных магазинов к своей винтовке. Никаких гранат – только необходимое.

– Прости, – прошептала она хрипло. – Я ещё постреляю за нас обеих.

Она встала, чувствуя, как дрожь сменяется твёрдой опорой. Она отодвинула балку, запиравшую дверь. Теперь нужно было идти. На звуки голосов – команды Лиран, ровный тон Каэстры. Они были живы.

Тайрана, прислушавшись к удаляющимся звукам боя, сделала выбор. Она рванула не вниз, в тёмную шахту, а наверх, к люку на основные палубы. Её инстинкт самосохранения кричал теперь о возвращении. О шансе добраться до своего корабля, до контроля.

Она карабкалась по скобам, дыхание сбивалось, мышцы горели, но в движениях была новая энергия. Сверху доносились голоса, торопливые шаги. Они пробивались к спасению, и должна была успеть.

На мостике «Стикса» Серафим, виртуозно уворачиваясь от очередного ослепительного потока плазмы, который прошёл в сантиметрах от корпуса, оставив на нём полосу оплавленного металла, кричала в разомкнутый эфир:

– Бегите, чёрт возьми! Пока я танцую с этим уродом, вылезайте! Шлюз! У вас пять минут, не больше!

Она не знала, слышат ли её. Но она была приманкой. Живой, кричащей, отчаянной приманкой, покупая им драгоценные секунды ценной собственной жизни и ресурсов корабля.

Тёмный, многосуставной манипулятор с «Корбита», движимый холодной яростью, вновь метнул в «Стикс» сгусток энергии. Серафим, действуя на грани инстинкта и расчёта, рванула штурвал на себя, заставляя корабль совершить резкий, противоестественный крен. Ослепительный луч пронёсся в считанных сантиметрах от корпуса.

– Чуть-чуть не хватило! – выкрикнула она, но голос сорвался, выдавая напряжение. На панели мигал красный индикатор – перегрев маневровых двигателей. Запас прочности таял.

И вдруг сквозь помехи прорвался слабый, искажённый, но желанный голос:

«…Сера… у шлюза… пять минут…»

Голос Каэстры. Сжатый, машинный, но живой. Они услышали!

Напряжение в плечах Серафим ослабло, сменившись собранной энергией.

– Вас поняла! Веду огонь на себя. Тащите всех!

Она рванула корабль в сторону, подставив под очередной выстрел кормовые щиты. Ослепительная вспышка озарила визор. «Стикс» содрогнулся, но выдержал. Стрелка энергопотребления ушла в красную зону.

Внутри «Корбита» голос Серафим подействовал как удар адреналина. Лиран, выбралась в коридор к шлюзу, резко обернулась. Её взгляд преобразился.

– Слышали! Пять минут! Вперёд! – её команда прозвучала хрипло, но с волей. Она снова вела своих солдат.

Каэстра кивнула, её глаза сканировали каждый поворот. Живой щит.

Из бокового прохода вывалилась Ксерра. Лицо в саже и крови, но в руках – винтовка, на разгрузке – магазины.

– Я здесь, – без интонаций сказала она, вставая в строй. Цель была одна – шлюз.

Из-за угла появились Ривена и Иксора. Иксора чуть не расплакалась от облегчения.

– Мы думали, вы… – начала она, но Ривена резко оборвала:

– Думать потом. Бежим.

И они побежали. Группой. Собранные, быстрые. Страх сменялся яростью тех, кто увидел шанс.

Сзади, пыхтя, бежала Тайрана. Её ум уже подсчитывал шансы, оценивая шлюз. Жажда жизни была сильнее усталости.

На мостике «Стикса» Серафим, виртуозно уворачиваясь от очередного ослепительного потока плазмы, вела корабль по широкой, предсказуемой для противника дуге, снова и снова подставляя свои самые защищённые боки под удары, уводя угрозу как можно дальше от «Корбита». Она видела на радаре, как маленькие, тёплые, драгоценные точки – её девчонки – быстро и слаженно перемещались по лабиринту коридоров мёртвого корабля к единственной точке выхода.

– Давайте, давайте, мои хорошие, – бормотала она, стиснув зубы до боли, её глаза прилипли к экрану. – Почти там. Почти дома…

Внезапно её сканеры, настроенные на максимальную чувствительность, засекли новое, слабое движение внутри «Корбита». Не там, где основная группа. Не у шлюза. Глубже. В районе разрушенных жилых отсеков. Ещё одна точка. Слабая, едва заметная, мерцающая… но живая.

Серафим замерла, её кровь похолодела. Это был не её отряд.

– Чёрт… – выругалась она тихо, с отчаянием. Её пять минут истекали. Щиты висели на волоске, двигатели перегревались. А теперь ещё это.

Мрачный, многоуставный манипулятор «Корбита» вновь изверг в «Стикс» разряд чистой энергии. Серафим, действуя на грани инстинкта и расчёта, рванула штурвал на себя, заставляя корабль совершить резкий крен. Ослепительный луч пронёсся в считанных сантиметрах от корпуса. На панели мигал красный индикатор – перегрев маневровых двигателей. Запас прочности таял.

А одинокая точка на радаре дёрнулась, продвинувшись на несколько жалких метров вперёд. Медленно. Слишком медленно.

– Чёрт-чёрт-чёрт… – Серафим провела дрожащей рукой по лицу, смахивая липкий пот. Сказать им? Послать кого-то назад? Это могла быть ловушка. Но что если нет?

Она увидела, как основные, яркие точки собрались у самого шлюза. Время, отпущенное ею, истекало. Необходимость действовать вырвала у неё право на раздумья.

– Вам ещё минута! – крикнула она в эфир, стараясь, чтобы голос звучал жёстко. – На шлюзе есть сканеры! Проверьте их! Там… там что-то есть! В отсеке 4-Б!

Она рванула корабль в сторону, подставив под очередной выстрел кормовые щиты.

– Веду огонь на себя! – крикнула она, покупая им ещё несколько секунд.

У массивного кругового шлюза «Корбита» царила лихорадочная деятельность. Лиран, чей взгляд снова горел волей, возилась с панелью управления. Каэстра стояла к ним спиной, винтовка наготове, сканируя задымлённые коридоры. Ксерра, прислонившись к стене, создавала перекрёстный огонь. Именно в этот момент из общего канала прорвался голос Серафим.

Все замерли на секунду. Иксора первая рванулась к маленькому дисплею рядом со шлюзом.

– Вот чёрт… – прошептала она. – Она права. В отсеке 4-Б… слабый сигнал. Биология. Человеческая.

– Ловушка, – тут же, не задумываясь, процедила Ксерра, не отводя ствола от коридора. – Оно умное, я говорила.

– Или один из ихних, с «Корбита», выжил, – парировала Ревина, и в её глазах загорелся одержимый огонь исследователя. – Живой свидетель! Мы должны…

– Мы должны уходить. Сейчас, – жёстко оборвала её Лиран, не отрываясь от панели. – Цикл запущен. Через двадцать секунд. Никто никуда не идёт. Это приказ.

– Но командир… это же… – в голосе Ривены послышалась детская обида.

Каэстра, всё ещё не поворачиваясь, спиной ко всем, сказала тихо, но так, что каждое слово было отчётливо слышно:

– Ривена. Если мы выживем, я лично отведу тебя в медблок «Стикса» и займусь с тобой так, что ты на неделю забудешь и про пробирки, и как тебя зовут. А сейчас – заткнись и готовься к отходу.

Иксора фыркнула, сдавленно, почти истерично. Даже угрюмая, вся напряжённая Ксерра чуть дёрнула уголком губы, скрывая ухмылку. Давление, висевшее в воздухе, чуть спало.

Лиран бросила на Каэстру короткий, мгновенный взгляд – в нём читалось и лёгкое неодобрение, и снятие напряжения, и даже тень благодарности.

– Пятнадцать секунд, – холодно предупредила Лиран, её пальцы замерли над большой красной кнопкой подтверждения запуска цикла. – Готовьтесь к разгерметизации. Всем пристегнуться!

Все инстинктивно потянулись к поручням у стен. Все, кроме Ривены. Она осталась стоять посередине, бросив последний, тоскливый взгляд в сторону тёмного зева коридора, туда, где мигал предательский сигнал. Её плечи сгорбились от осознания потери невероятного научного образца – живого свидетельства трансформации.

Шлюз с громким, финальным скрежетом начал медленно закрываться. Последнее, что они видели перед тем, как тяжёлые створки сомкнулись, – это пустой, тёмный коридор. И доносящийся из глубин, нарастающий гул. Существо возвращалось.

Тяжёлые, бронированные створки шлюза «Стикса» с глухим, финальным стуком сошлись. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением компенсаторов и сдавленным дыханием команды. Они стояли, вцепившись в поручни, их пальцы застыли в судороге. Воздух пах домом, но осознать это было невыносимо сложно.

Стены шлюза содрогнулись от мощного, приглушённого удара снаружи. Свет аварийных ламп погас, сменившись на несколько секунд кромешной тьмой, прежде чем включилось тусклое резервное освещение. Оно отбрасывало на их бледные лица длинные, уродливые тени.

– Оно здесь! Прямо за дверью! – выдохнула Иксора, прижимаясь спиной к холодному, вибрирующему металлу.

Каэстра уже была в движении. Бросив винтовку на ремень, она рванулась к панели управления рядом с Лиран.

– Давление почти выровнялось! Серафим, ты нас слышишь? Принимай стыковку!

В ответ – лишь оглушительный скрежет помех.

Новый удар обрушился на шлюз. Ближе. Громче. Точный, хищный удар. Металл створок прогнулся внутрь не куполом, а в виде нескольких острых вмятин, будто по нему ударили одновременно три гигантских, заостренных молота. С леденящим скрежетом рвущегося титана. В воздухе запахло едким озоном и чем-то химически-сладким, чуждым.

– Оно не просто долбится… – прошептала Ривена, и в её голосе, помимо ужаса, прозвучал отзвук того самого научного интереса, будто она мысленно анализировала структуру удара. – Оно… пробует на прочность. Точечно.

– Целиться в основание, если проломят, – ледяным тоном скомандовала Ксерра, уже прицеливаясь в центр деформирующихся створок. Её лицо было непроницаемой маской.

Лиран в чистой, животной ярости ударила кулаком по бронированному стеклу панели.

– Чёртов консервный нож! Серафим, ответь!

И тут, словно в ответ на её отчаяние, сквозь вой и треск прорвался знакомый, хриплый голос:

«…Вижу вас! Держитесь, щенки, сейчас будет… немного неловко! Прикусите языки!»

«Стикс», ведомый безумной, гениальной рукой Серафим, пронесся так близко от «Корбита», что его корпус чиркнул по обшивке, высекая ослепительный сноп искр. Расчётный, ювелирный удар. Корабль Серафим ударил своим самым прочным элементом каркаса точно по основанию того самого, высокого, хитиново-металлического манипулятора, что пыталось проломить шлюз.

Снаружи раздался оглушительный, не животный и не механический, а какой-то хрустяще-скрежещущий звук – звук ломающихся хитиновых пластин и рвущихся искусственных мышц. Сокрушительный удар по шлюзу прекратился, сменившись хаотичным, яростным биением по корпусу «Корбита», словнуто существо, лишенное своей хищной грации, в слепой ярости било обломком конечности о сталь.

В ту же секунду мощные магнитные захваты «Стикса» с громким, уверенным щелчком замкнулись на корпусе. Стыковочный контур загерметизировался. Зелёная лампа над панелью замигала.

– Жёсткий контакт! Магниты сцепились! – крикнула Каэстра, её глаза были прикованы к показаниям.

Лиран с силой вдавила большую красную кнопку. Механизмы шлюза «Стикса» с глухим грохотом пришли в движение, начав финальный цикл перестыковки.

На маленьком внешнем мониторе они увидели, как повреждённое существо, его угловатый силуэт искажён спазмом, отползает в тень пролома, увлекая за собой обломанные серповидные отростки. И из той же тьмы выдвигалась другая, ещё более высокая тень. Её гладкая, безликая голова с мерцающими точками холодно поворачивалась в их сторону.

– Быстрее! – простонала Иксора, закрывая глаза и прижимаясь лбом к поручню.

Створки шлюза «Стикса» с шипящим звуком разомкнулись, открыв проход в уютный, целый стыковочный отсек. Воздух, хлынувший оттуда, пах домом. Чистотой, фильтрами и… жареной картошкой.

Лиран первой, почти падая, перешагнула порог.

– Всем внутрь! Немедленно! Бегом! – её команда прозвучала хрипло.

Одна за другой, они повалили в отсек «Стикса». Каэстра шла последней, пятясь, не сводя горящих глаз с тёмного зева шлюза «Корбита», откуда уже доносился новый, мерзкий скрежет множества суставов.

Как только её пятка коснулась родного пола, Серафим отстрелила стыковочные замки. «Стикс» с резким скрежетом рванул назад.

В последний момент, прежде чем шлюз начал закрываться, Каэстра увидела. Увидела не просто тень. Из шлюза «Корбита» на мгновение возникла та самая, вторая высокая фигура. Она замерла в проёме, её неестественно длинные конечности упирались в косяки, а гладкая пластина головы с хаотично мигающими синими точками была обращена прямо на них.

Створки шлюза «Стикса» с финальным, оглушительным грохотом захлопнулись.

Они висели в пустоте, прижавшись спинами к холодным стенам отсека, не в силах вымолвить ни слова. Они спаслись. Физически. Они были дома. Но в памяти у каждой стоял не образ щупалец или кристаллов, а высокая, хитиново-металлическая фигура с гладкой, безликой пластиной вместо головы, испещрённой холодными синими точками. Эта безглазая маска с её безразличной, инопланетной чуждостью выжигала в душе неизгладимую метку.

Первой очнулась Ривена. Она медленно, будто скрипя всеми суставами, обвела взглядом всех, её глаза блестели нездоровым, лихорадочным блеском.

– Никто не… не ранен? – её голос дрожал, звучал сипло. – Контакта с биоматериалом? Нужно провести… санобработку…

Ещё не учёный, а врач. Её взгляд, полный тревоги, упал на Ксерру, на засохшую кровь и странные, липкие пятна на её броне. Та заметила этот взгляд и мрачно, беззвучно хмыкнула, снимая шлем:

– Не моя. – Больше она ничего не стала говорить, отвернувшись и с силой оттирая рукавом пятно на наплечнике, словно пытаясь стереть с себя самую память о прикосновении тех неестественно длинных, угловатых конечностей.

Каэстра медленно, как старушка, опустилась на пол, прислонившись затылком к прохладной стене. Она смотрела в потолок, но видела не его, а ту самую, вторую тень, замершую в проёме шлюза. Её недавняя, похабная шутка повисла в воздухе неуместным, горьким пятном. Никто не засмеялся. Без намёка на улыбку, была только тишина, прерываемая всхлипами Иксоры.

Они были спасены и унесли свои жизни, спасаясь бегством, потерпев сокрушительное поражение. И уносили с собой не ответы, а новые, ещё более страшные вопросы, воплощённые в образе молчаливых, двумерных хищников, в чьей безглазой маске читалась вся холодная, всепоглощающая чуждость этого места.

Этот гул «Стикса», набиравший мощность для прыжка, был их единственным якорем, знакомым и незыблемым. Он, казалось, вбирал в себя весь пережитый ужас и перемалывал его в чистую, животную потребность – бежать. Дальше. Быстрее.

Серафим не стала ждать, не дала им увязнуть в оцепенении. Её голос, хриплый от перенапряжения, прозвучал по внутренней связи, теперь чистой, без помех:

– Всем пристегнуться в креслах! Прыжок через девяносто секунд! Не задерживаемся на прогулку, девочки, тут не на что смотреть!

Её привычные, будничные слова подействовали как щелчок выключателя. Оцепенение развеялось, сменившись выученными до автоматизма действиями. Лиран первая поднялась с пола, её движения были замедленными, но спина выпрямилась, а взгляд приобрёл командирскую собранность.

– Вперёд, в кресла. Быстро, но без паники. Ривена, – она повернулась к медику, – осмотри всех по пути. Кратко. Только критические повреждения.

Они, как сомнамбулы, побрели из стыковочного отсека в главный салон. Ксерра шла, не поднимая глаз, сжимая в руке шлем, другой бессознательно проводя по гранатам на разгрузке. Иксора, всхлипывая, пыталась стереть с лица сажу и слёзы. Тайрана что-то бормотала, оценивая целостность конструкций после «адской стыковки».

Каэстра шла последней. Она на мгновение задержалась у иллюминатора, заглянув в чёрную бездну, где остался «Корбит» – тёмный, заражённый гроб. Но она не увидела его очертаний. Перед глазами снова встала высокая, хитиновая фигура с безликой пластиной головы, усеянной холодными синими точками. Она резко отвернулась и последовала за остальными.

В салоне царила натянутая тишина, нарушаемая щелчками ремней и шипением антисептика. Ривена, надевая стерильные перчатки, коротко проверяла каждого:

– Где болит? Дышишь ровно?

Её голос был ровным, профессиональным. Никаких «свидетелей» или «образцов». Только они.

Она подошла к Ксерре, указывая на тёмные пятна на броне.

– Всё это – долой. Сейчас. Полная санобработка.

Ксерра кивнула, её пальцы неуверенно потянулись к застёжкам.

Каэстра, наблюдала за этой сценой. Её собственная, рождённая в аду похабная шутка теперь висела между ними тяжёлым, невысказанным обещанием. Она посмотрела на Ривену – не на одержимого учёного, а на уставшую, но собранную женщину, вытиравшую ссадину Иксоре. И Каэстра поняла, что это обещание, данное на грани, вряд ли будет выполнено. Не сейчас.

– Ривена, – тихо, но чётко сказала Каэстра.

Та обернулась, вопросительно подняв бровь.

– Спасибо, – сказала Каэстра, и в этом слове была искренняя, глубокая благодарность. – За то, что сейчас здесь. С нами. Как врач.

Ривена замерла на секунду, её взгляд смягчился. Она просто кивнула, и в этом кивке было больше понимания, чем в любых словах.

– Прыжок через десять секунд! – раздался голос Серафим. – Приготовиться! И… добро пожаловать домой, стервы. Отдыхайте.

Раздался низкий, всепоглощающий гул гипердвигателя, заглушивший всё – и мысли, и память. Звёзды за иллюминаторами поплыли, превратившись в длинные, расплывчатые полосы. «Стикс» рванул прочь от системы Геката, от Некрумы, унося их от кошмара, оставляя его в искривлённой пустоте.

Напряжение в салоне стало спадать медленно и неохотно, как отступающая боль. Кто-то сдавленно, с облегчением выдохнул. Кто-то тико, уже не от ужаса, а от разрядившегося стресса, заплакал, уткнувшись лицом в прохладный пластик подголовника.

Лиран, сидевшая с закрытыми глазами и до белизны сжатыми кулаками, разжала пальцы. Она обвела взглядом своих девушек. Грязных, измождённых, с пустыми глазами, но – живых.

– Отчёт и медосмотр – потом, – тихо, но чётко сказала она, и её голос был единственной твёрдой точкой в качке реальности. – А сейчас… молчите. Дышите. Мы свои.

Они молчали. Каждая ушла в свою бездну. Ксерра смотрела на пристегнутую рядом винтовку, её пальцы нервно дёргались, будто ощупывая невидимый спусковой крючок. Иксора – на свои дрожащие руки, которые оказались бесполезны против хитиновой брони и безглазых масок. Тайрана уставилась в планшет, но видела не цифры, а холодные синие точки на гладкой пластине головы. Ривена, закутанная в одеяло, смотрела в одну точку, и в её взгляде читалась не потерянная возможность, больше шок от столкновения с абсолютно чуждым. Каэстра смотрела в потолок, и теперь видела только потрескавшуюся обшивку, а не ту, вторую тень, застывшую в проёме.

А на мостике Серафим сидела в кресле, откинув голову. По её лицу, измазанному маслом и пылью, текли тихие, беззвучные слёзы. Не от горя – от снятия чудовищной нагрузки. Она увела их. Вырвала из пасти. Её работа сделана, но пальцы всё ещё судорожно сжимали рукоятки кресла, не веря покою.

Корабль мчался сквозь гиперпространство. К «Оликону», к доклам, к отчётам. Но все они, от командира до пилота, понимали – самый тяжёлый груз они везли с собой. Внутри. В памяти, где навсегда застыли высокие, угловатые силуэты с бездушными синими огнями вместо глаз.

Глава 2.

Гул гиперпрыжка сменился ровным, успокаивающим гулом работы систем на маршевых. «Стикс» вышел в обычное пространство где-то на дальних подступах к Оликону, и корабль постепенно начал наполняться новыми, деловыми, привычными звуками – размеренными щелчками телеметрии, приглушёнными голосами диспетчерских служб, запрашивающих коды доступа и маршруты. Но внутри его команды, за броней привычных процедур, царила иная, приглушённая, личная реальность.

В медотсеке воздух был стерильным и холодным, пахло озоном, антисептиком и тяжёлой, невысказанной тишиной. Ривена, снявшая грязную, пропахшую дымом и чужим броню и оставшаяся в простом чёрном, облегающем термобелье, с профессиональной, почти хирургической отстранённостью обрабатывала длинную, неглубокую, но зловеще тёмную царапину на предплечье Каэстры. Вата с холодным, обжигающим антисептиком, двигалась точными, выверенными движениями.

– Глубоко не вошло. Загрязнение минимальное. Затянется быстро, без последствий, – констатировала она, её голос был ровным, монотонным, без привычных бархатных или игривых ноток. Голос врача, а не человека.

Каэстра сидела на краю белой кушетки, её тело было слегка напряжено. Яркие рыжие волосы, обычно собранные в тугой пучок, были распущены и спадали на плечи живой, огненной волной, контрастируя с бледностью её кожи. Она не смотрела на рану, а пристально наблюдала за лицом Ривены, за сосредоточенными, чуть напряжёнными складками у её губ, за тенью, лежащей на её обычно оживлённом лице.

– Спасибо, – повторила она тише, и это слово прозвучало громче в тишине медотсека.

Ривена закончила, выбросила вату в яркооранжевый дезинфектор с тихим шипением и, не глядя на Каэстру, принялась мыть руки в раковине, втирая в кожу жёсткое антибактериальное мыло. Спина её была напряжена, лопатки выступали под тонкой тканью термобелья.

– Насчёт того… что я говорила там, у шлюза… – начала Каэстра, тщательно подбирая слова, её голос был низким, чуть хриплым. – Про медблок и… два часа.

Ривена замедлила движения, затем выключила воду и обернулась, опершись влажными руками о металлическую стойку. В её глазах не было обиды, насмешки или разочарования, лишь усталая, глубокая, понимающая грусть.

– Забудь, Каэстра. – Она повела плечом. – Это был адреналин. Шок. Страх. Такое бывает. Мы все там говорили лишнее. Думали лишнее.

– Я не говорила лишнего, – тихо, но с внезапной, стальной чёткостью возразила Каэстра. Она медленно встала и сделала шаг вперёд, сокращая дистанцию между ними. Её золотые, кошачьи глаза пристально, почти без моргания, смотрели на Ривену. – Я сказала, что помогу тебе. И я человек слова. Всегда. Просто… – её взгляд скользнул по стерильным стенам, – не здесь. Не среди этого запаха дезинфектора и под взглядами вот этих камер. – Она положила твёрдую ладонь на плечо подруги. – Придёшь ко мне позже? В каюту? Без пробирок. Без образцов. Без всякой этой… – она сделала легкий жест рукой, – науки. Просто поговорим. Как два товарища по оружию.

Ривена замерла, изучая её лицо, ища в нём следы насмешки, жалости или снисхождения. Не нашла. Только усталую искренность, усталость от пережитого кошмара и то же глубинное, невысказанное желание найти опору в товарище, который поймёт пережитый ужас. Уголки её губ дрогнули в намёке на слабую, настоящую улыбку.

– Только если у тебя есть что-то крепче, чем этот жалкий антисептик. Мне нужно что-то, что поможет выжечь эту тяжесть изнутри.

– Бутылка виски. С Тартароса. Выдержка двадцать лет. Как раз для такого случая.

– Тогда я у тебя через час. – Ривена оттолкнулась от стойки. – Не вздумай проспать, героиня.

В крошечном камбузе, служившим им баром, было на удивление тихо, если не считать гудения холодильника с реагентами. Ксерра и Иксора сидели за небольшим складным столиком, закреплённым к полу, перед каждым стояло по простому стеклянному стакану с чем-то янтарным и крепким. Ксерра держала свой стакан двумя руками, большие пальцы бессознательно водили по прохладному стеклу, пытаясь унять мелкую, предательскую дрожь в пальцах. Она не пила, а просто смотрела на жидкость, словно пытаясь разглядеть в ней ответы.

– «Грифоны»… – вдруг, ломая тягостную тишину, начала Иксора. Её голос звучал неестественно громко, фальшивободро. – Их командир, тот, со змеёй на предплечье… Говорят, он после каждой миссии, сколько бы ни заплатили, проигрывает всё в покер экипажу. Полный идиот.

Ксерра медленно, будто через силу, подняла на неё взгляд. Её глаза были пустыми.

– Зато живой идиот, – хрипло, прокуренно произнесла она и сделала большой, жгучий глоток. Алкоголь обжёг горло, заставил её содрогнуться и на мгновение зажмуриться. – А Зорина… она всегда бурчала, что вот вернёмся, и она обязательно его обыграет. Во что бы то ни стало.

Иксора кивнула, её пальцы судорожно обняли свой стакан, будто ища в нём опору.

– Научилась бы. Она бы его в клочья порвала. В пух и прах. – Она тоже сделала глоток, поморщилась и глубже ушла в своё кресло. Помолчали. Гул корабля заполнял паузу. – Слушай, Ксер… если хочешь побыть одна… я могу…

– Нет, – резко, почти грубо оборвала её Ксерра. – Сиди. Молчи. Ничего не говори. Просто… будь тут.

Иксора кивнула, без возражений, и отпила ещё. Они сидели так в тяжёлой, но не невыносимой тишине, не глядя друг на друга, но остро, почти физически ощущая, присутствие друг друга – эту последнюю, тонкую ниточку, связывающую их с нормальной реальностью, где люди могут просто сидеть, молчать и пить после тяжелого дня.

На мостике царила почти медитативная тишина, нарушаемая лишь тихими, ритмичными сигналами телеметрии и ровным гулом двигателей. Серафим откинулась в своём кресле, закинув ноги на свободный угол панели управления, и смотрела на бесконечный, усыпанный звёздами ковёр за главным визором. Её лицо было усталым, но спокойным, все морщинки разгладились.

Вошла Лиран. Она тоже сняла громоздкую броню и была в простой, тёмной форме. Она остановилась рядом с креслом пилота, скрестив руки на груди, и тоже уставилась в ту же бесконечность, следя за мерцанием далёких систем.

– Предварительный отчёт в Командование отправлен. В урезанном, максимально сухом виде. Пока что, – сказала Лиран. Её голос был низким, безэмоциональным, ровным, каким он бывал после самых тяжёлых миссий.

– А что там с полной версией? Со всеми… деталями? – не глядя на неё, спросила Серафим, её голос был глуховатым.

– Позже. Когда придём на базу. Когда… когда все немного придут в себя. И когда мы решим, что именно им говорить.

Серафим кивнула, её взгляд не отрывался от звёзд.

– Спасибо, что повела нас туда, – неожиданно, тихо сказала Лиран. – За то, что не бросила. За то, что отвела его в самый нужный момент.

Серафим фыркнула, но в этом фырканье не было ни капли привычного веселья.

– Да кому вы тут все нужны, кроме меня? Одни проблемы на мою голову. – Она помолчала. – Полетишь в следующий раз снова? Если они найдут ещё один такой «Корбит»?

Лиран вздохнула, и впервые за этот разговор в её осанке появилась едва заметная слабина.

– У нас нет выбора. Это работа. Но теперь… теперь мы знаем, с чем имеем дело. Хотя бы частично. И это знание дорогого стоит.

– Радости мало, – пробормотала Серафим, опустив ноги с панели и потянувшись.

Они снова замолчали, глядя в звёзды. Две командирши, две оси, на которых держался весь этот хрупкий мир. Неся на своих плечах немой, тяжёлый груз ответственности за всех, кто был за их спиной.

В своей каюте Тайрана сидела на голом полу, окружённая разобранными узлами своего скафандра, инструментами и ёмкостями с чистящими растворами. Она не чинила ничего. Она методично, с почти маниакальной, отточенной точностью, протирала каждую деталь, каждую заклёпку, каждый сантиметр композитной ткани специальным едким раствором, смывая малейшие, невидимые глазу следы пыли Некрумы, частички той странной, липкой грязи, тот самый сладковато-металлический запах, который, ей казалось, въелся навсегда. Её движения были резкими, быстрыми, лишёнными всякой эмоции. Она не думала о глазах, о страхе, о смерти Зорины. Она думала о загрязнении. О чужеродных материалах на её собственности, на её точных, выверенных инструментах. Её жадность, её потребность в контроле и порядке нашли свой выход в этом стерильном, бессмысленном, но таком необходимом для неё ритуале. Она приводила в порядок своё. То, что могла. Единственное, что ещё можно было контролировать в этом хаосе.

Спустя час, когда «Стикс» уже вышел на финальный подход к докам Оликона, плавно скользя в потоке другого транспорта, в каюте Каэстры царила иная атмосфера. Воздух был густым и тёплым, пропахшим не антисептиком, а терпким, дымным ароматом тартарского виски и тихим, почти неслышным, синхронным дыханием двух женщин. Полупустая бутылка стояла на полу между ними, как молчаливый свидетель разговора, который вёлся не столько словами, сколько паузами и взглядами.

Ривена сидела, прислонившись спиной к краю койки, её ноги были вытянуты, а голова запрокинута на мягкую спинку. Она смотрела в потолок, но не видела его. Она видела только то, что осталось позади.

– Он смотрел, – выдохнула она, и голос её был плоским, пустым. – В тот последний момент, перед тем как шлюз захлопнулся. Словно глазами. Настоящими. И в них было… не злоба. Даже не ненависть. Любопытство. Холодное, как космический вакуум. Как будто мы были просто… насекомыми под стеклом.

Каэстра, сидевшая напротив на грубом табурете, подтянув к себе одну ногу, медленно вращала почти пустой стакан. Её обычно острый взгляд был затуманен виски и тяжёлыми мыслями.

– Я знаю, – просто сказала она. – Я тоже видела. Все видели.

Они снова погрузились в молчание, но оно уже не было таким тяжёлым. Виски делал своё дело – не стирал память, но притуплял её жгучие края, давая возможность говорить, не разрываясь изнутри.

– Ты думаешь, он… оно… могло бы говорить? С нами? – спросила Ривена, и в её голосе слышался не научный интерес, а чистый, почти детский ужас перед тем, что невозможно понять.

– Не знаю. И знать не хочу, – Каэстра отпила последний глоток и поставила стакан на пол. – Нам хватило того, что было. Больше – с ума сойти можно.

Она посмотрела на Ривену – на её расслабленную, уставшую позу, на волосы, выбившиеся из привычной причёски. Та похабная, отчаянная шутка, что сорвалась у неё тогда, у шлюза, осталась там, за дверью. Здесь же, в тишине каюты, было что-то другое. Более хрупкое и настоящее. Каэстра протянула руку через разделявшее их пространство – не чтобы притянуть, а просто положить ладонь на колено Ривены, крепко и молча.

– Мы живые. Мы здесь. И пока мы дышим – этого достаточно. Всё остальное… потом.

Ривена накрыла её руку своей. Пальцы её были ледяными, но постепенно начали оттаивать от этого простого прикосновения. Она не сказала ничего. Просто кивнула, и в этом кивке было больше понимания, чем в любых словах.

В камбузе тишина между Ксеррой и Иксорой из тяжёлой и давящей постепенно стала менее плотной, более переносимой. Второй стакан крепкого, обжигающего виски сделал своё дело – мелкая дрожь в руках Ксерры утихла, сменилась глухим, ровным, почти благословенным онемением, затуманивающим самые острые углы памяти.

– Она бы сейчас тут ругалась, – вдруг хрипло, пробивая тишину, сказала Ксерра, уставившись в свою стопку, не глядя на Иксору. – Грозилась бы подложить мне взрывчатку в сапоги. За то, что я её тащила, рисковала собой. Говорила бы, что я сентиментальная дура и что мясо должно оставаться там, где ему положено.

Иксора тихо, сдавленно фыркнула, уставившись в свой почти пустой стакан, будто в гадальный шар.

– Ругалась бы на всех подряд, – поправила она. – На командование за «идиотский приказ». На Серафим за «позорную посадку». На меня за то, что я не взломала эту штуку быстрее и не сделала из неё посудомойку. – Она замолчала, залпом допила остатки и поставила стакан со стуком. – Чёрт. Скучаю по её ругани.

Ксерра кивнула, медленно, и впервые за весь вечер в её глазах, помимо застывшей боли и усталости, появилось что-то похожее на тёплое, горькое воспоминание. Слеза так и не скатилась, но взгляд смягчился.

– Да. Чёрт возьми, скучаю.

Она допила свой виски до дна, почувствовав, как по телу разливается тяжёлое, долгожданное тепло, и толкнула пустой стакан к центру стола.

– Ладно. Хватит на сегодня. Пойду… попробую поспать. Если повезёт.

– Дай знать, если… если не получится, – тихо, почти неслышно сказала Иксора, когда Ксерра уже вставала. – У меня есть парочка лёгких снотворных. На травках. Безвредное. Просто вырубает.

Ксерра замерла на секунду, затем кивнула, не глядя на неё. Молчаливое, скупое принятие помощи. Маленький, почти незаметный шаг к тому, чтобы позволить кому-то другому разделить бремя. Она вышла, оставив Иксору одну, но между ними уже повисла невидимая нить понимания.

На мостике Лиран всё ещё стояла рядом с Серафим, наблюдая, как на главном визоре росла яркая, многоцветная точка Оликона – их дома, их базы, их спасения и теперь – места для неудобных отчётов.

– Они отправят другую команду, – сказала вдруг Серафим, не отрывая взгляда от приближающейся звезды. Её голос был ровным, но в нём слышалась усталость. – После нашего отчёта. «Грифонов» или тех усатых идиотов из «Молота». Бросят их на растерзание.

– Знаю, – коротко ответила Лиран. Её лицо было застывшей, непроницаемой маской, но пальцы, сжатые в кулаки за спиной, выдавали напряжение.

– Мы должны их предупредить. По-настоящему.

– Мы и предупредим. В официальном отчёте. Вся информация будет там.

– Они не поймут, – Серафим повернулась к ней, и в её обычно насмешливых глазах горела редкая, неподдельная серьезность. – Пока сами не упрутся лицом в эту… эту хрень. Как мы. Пока не увидят эти глаза.

Лиран глубоко вздохнула, и её плечи чуть опустились. Этот груз – знание о том, что другие люди, пусть и конкуренты, могут пойти на верную смерть из-за их недоговорённости, из-за того, что невозможно описать словами, – ложился на её плечи тяжелее всего, тяжелее даже памяти о погибших.

– Тогда мы пойдём с ними. Возглавим вторую экспедицию. Чтобы вытащить их задницы из огня, когда они напортачат. Чтобы они не остались там, как…

Она не договорила. Не нужно было.

Серафим слабо, беззвучно улыбнулась, уголки её губ дрогнули.

– Дерзко. На грани самоубийства. Мне нравится. – Она снова повернулась к визору. – Добро пожаловать домой, кстати.

Оликон занимал теперь почти весь визор. Родной, яркий, шумный, безопасный. Но ни одна из них, глядя на него, не чувствовала ни капли настоящего облегчения. Только тяжесть принятых решений и груз будущего.

В каюте Тайраны все детали скафандра были к этому времени разложены по стерильным, прозрачным контейнерам. Пол был вымыт до скрипучего блеска, воздух пропах химической чистотой. Но её пальцы всё ещё мелко, предательски дрожали, а в ушах стоял навязчивый гул.

Она встала, её движения были резкими, отточенными, и подошла к небольшому, но мощному сейфу, вшитому в стену рядом с койкой. Быстро, автоматически ввела длинный код. Защёлка щёлкнула. Внутри, в идеальном порядке, лежали её личные, самые ценные запасы – дорогие, выдержанные спирты с самых разных планет, редкие деликатесы в вакуумной упаковке, пара безделушек, добытых в особенно рискованных рейдах. Её сокровища. Её гарантия выживания и комфорта.

Она взяла маленькую, но увесистую бутылку выдержанного рома с планеты Санта-Круз и два плотных, высококалорийных шоколадных батончика – не сладость, а концентрат энергии. Закрыла сейф.

Не раздумывая, она вышла из каюты и твёрдыми, быстрыми шагами направилась к камбузу. Она не знала, что сказать. Какие слова подобрать. Но она знала, что должна отдать долг. За то, что её вытащили. За то, что она не осталась там, в темноте. И за то, что её жадность на жизнь, её инстинкт самосохранения оказались в тот миг сильнее общего страха.

Она увидела Ксерру, как раз выходящую из камбуза, её лицо было усталым и пустым.

– Держи, – Тайрана протянула ей бутылку и шоколад, её голос был обычным, сухим, без эмоций. – Лучшее, что есть. Не расплескай и не объешься.

Ксерра удивлённо, почти подозрительно посмотрела на неё, на драгоценную, известную ей бутылку, которую Тайрана обычно никому не давала, потом на её серьёзное, непроницаемое лицо. Молча, медленно взяла подношение.

– Спасибо, – хрипло выдохнула она. И это короткое слово означало гораздо больше, чем просто благодарность за угощение. Оно означало признание. Принятие. Память.

Тайрана лишь кивнула, коротко и деловито, и прошла мимо, оставив её одну с неожиданным, бесценным подарком в руках. Она сделала то, что могла. Поделилась самым ценным, что у неё было. В её мире, мире расчёта и практичности, это и была высшая, самая искренняя форма благодарности, скорби и возвращения в общий строй.

Дверь в каюту Каэстры с глухим щелчком закрылась. Гулкая тишина корабля осталась снаружи.

Ривена стояла, прислонившись спиной к холодной стене. Её тело дрожало от напряжения. Вся её самоуверенность исчезла, оставив только тяжелую, гнетущую усталость.

– Ты уверена? – голос Ривены сорвался, стал тихим и надтреснутым. – После того, что мы видели…

Каэстра не ответила. Она резко шагнула вперёд и обхватила Ривену за плечи, втянув её в жёсткие объятия. Ривена ахнула, и её тело внезапно обмякло.

– Я пообещала, – выдохнула Ривена, вцепившись пальцами в её куртку. – Вернуть нас.

Больше они не говорили. Каэстра, всегда такая собранная, сейчас с трудом сдерживала дрожь. Она прижалась лбом к плечу напарницы, её дыхание было неровным. Ривена чувствовала, как та дрожит, и держалась за неё ещё крепче.

Внезапно Каэстра отстранилась, положила руки ей на плечи, заставляя встретить свой взгляд. В её глазах стояла беззащитная боль. И Ривена узнала в ней свой собственный страх. Она коротко кивнула, губы её подрагивали.

Они стояли, слыша только прерывистое дыхание. Напряжение медленно уступало, сменяясь тяжелым, ровным ритмом. Дрожь постепенно стихла. Осталась только усталость и тихий трепет в груди.

В это же время в своей каюте Ксерра сидела на краю койки, сжимая в дрожащих пальцах подаренную Тайраной бутылку рома. Она не пила, просто смотрела на неё, будто пытаясь найти в тёмном стекле ответ. Потерянный, пустой взгляд упирался в стену, но видел не её, а окровавленную броню, пустой взгляд из-под забрала…

Она резко, с силой поставила бутылку на пол, чуть не разбив её. Её тело содрогнулось в немом, беззвучном рыдании. Слёз не было. Они остались там, на Некруме. Осталась только сосущая, ледяная пустота внутри.

В камбузе Иксора, оставшаяся одна, медленно собирала пустые стаканы. Её длинные пальцы нервно барабанили по стеклу. Тишина давила на уши, и чтобы заглушить её, она тихо, почти беззвучно, начала напевать какую-то старую, похабную песню «Молота Тора», которую обычно пела Зорина. Голос срывался, но она продолжала, упрямо, как заклинание.

Тайрана, вернувшись в свою стерильную каюту, села перед открытым сейфом. Она не доставала больше запасов. Она просто сидела и смотрела на них, на свои аккуратно разложенные богатства. Её пальцы медленно перебирали холодные бутылки, вакуумные упаковки. Но сегодня даже их идеальный порядок не приносил привычного успокоения. В глубине души она понимала, что никакие запасы не спасут от того, что они привезли с собой.

На мостике «Стикса», уже загнанного в док, Серафим осталась одна. Она провела рукой по штурвалу, по потёртой, привычной поверхности. Потом наклонилась и прижалась лбом к холодному пластику, закрыв глаза. И лишь самые внимательные увидели бы, как по её щеке, измазанной машинным маслом, скатилась одна-единственная, быстрая, украдкой смахиваемая слеза. По ним. По всем им, и по тому, что ждало их впереди.

За закрытыми дверьми каждый из них сражался со своими демонами, пытаясь склеить осколки того, кем они были до Некрумы. И для двух из них этим клеем на краткий, горький миг стала боль и тепло другого человека.

Рыжая прядь прилипла к вспотевшему виску Каэстры. Она лежала на койке, грудь тяжело вздымалась. Пальцы непроизвольно сжали край матраса, впиваясь в ткань. Ривена сидела на полу, прислонившись спиной к холодной металлической стенке. Локти упирались в колени, голова была опущена.

Воздух в каюте стоял спёртый, пахло пылью и потом. Тишину нарушало лишь тяжёлое, хриплое дыхание.

– Всё ещё трясёт? – глухо спросила Ривена, не поднимая головы.

Каэстра сглотнула. Горло пересохло.

– Немного, – выдохнула она. – Но уже не так.

Она повернула голову, взгляд упал на ссутулившуюся спину напарницы. Мышцы на спине Ривены были напряжены, как струны. Каэстра с трудом подняла руку и толкнула её кулаком в плечо. Слабый, почти незаметный толчок.

Ривена наконец подняла лицо. Щёки были влажными. Она толкнула её в ответ, таким же усталым движением.

– Со мной обычно не так, – прошептала Каэстра, глядя в потолок. – Обычно я одна. Не после… такого.

Ривена резко дёрнула плечом, будто стряхивая озноб. Она резко дёрнула плечом. Её пальцы впились в руку Каэстры – так крепко, что побелели суставы. От этого захвата тянуло болью по мышцам, чтобы почувствовать под кожей чужой пульс и знать точно: она не одна в этом кошмаре.

В соседней каюте Ксерра, сорвала крышку с бутылки рома. Она не стала искать стакан, отпила прямо из горлышка, залпом, пока едкая жидкость не обожгла горло и не ударила в голову тёплой, тяжёлой волной. Кашель вырвал её из оцепенения. Она снова отпила, меньше, и на этот раз алкоголь пошёл мягче, разливаясь по телу тупой, благословенной тяжестью, притупляя остроту боли. Она погасила свет и упала на койку, уставившись в потолок, позволяя темноте и рому делать свою работу – замыливать, стирать, погружать в забытьё.

По коридору, из камбуза, доносился приглушённый, монотонный гул – Иксора подключила свой планшет к колонке и включила какую-то агрессивную техномузыку, пытаясь заглушить и внутреннюю тишину, и похабную песенку, что вертелась в голове. Ритмичные, лишённые мелодии удары битами отдавались в металлических стенах, словно нервный пульс всего корабля.

Тайрана, услышав музыку, поморщилась, но ничего не сделала. Она уже трижды протёрла все поверхности в каюте и сдалась, сменив дезинфектор на набор инструментов. Она разложила их перед собой на столе и принялась методично, с почти медитативной сосредоточенностью, чистить, калибровать, смазывать каждую деталь. Механические, понятные действия успокаивали. Винтики, шестерёнки, микросхемы – они подчинялись логике, их можно починить, в них не было той чудовищной, необъяснимой чуждости.

А на мостике «Стикса» Серафим всё так же сидела, прижавшись лбом к штурвалу. Но теперь её плечи чуть вздрагивали. Тихие, беззвучные, подавленные рыдания прорвались сквозь железную выдержку пилота. Слёзы катились по коже, смешиваясь с маслом и пылью, оставляя чистые дорожки. Она плакала негромко, украдкой, как плачут те, кто привык быть сильным для других.

Подавленные рыдания Серафим на мостике «Стикса» постепенно стихли, сменившись прерывистым, глубоким дыханием, которое, начало выравниваться. Она вытерла лицо грубым рукавом засаленного комбинезона, оставив на коже размазанные полосы грязи, сажи и соли, и откинулась в кресле, уставившись в потолок. Привычный, успокаивающий гул корабля, обычно бывший для неё лучшей музыкой, сейчас казался назойливым и пустым, словно он шёл из другого измерения. Где-то в глубине корпуса, прямо под мостиком, раздался отчётливый, пронзительный скрежет автогена, режущего металл, за которым последовали приглушённые, но энергичные выкрики на хриплом, матерном жаргоне – техники с «Молота» уже с утра принялись за работу, без церемоний.

Этот отдалённый, но настойчивый, агрессивный звук резки прорвался и в каюту Каэстры, словно назойливый призрак реальности. Ривена вздрогнула, приоткрыв глаза, её веки казались тяжёлыми.

– Уже начали? – прошептала она, её голос был хриплым от напряжения, недавних слёз и всего пережитого за эти вечные сутки. – Будто мы тут труп на опознании, а не корабль на ремонте.

– «Молот» не ждёт, – так же тихо, почти без интонации, ответила Каэстра, её пальцы всё ещё бессознательно перебирали прядь тёмных волос Ривены, запоминая их текстуру. – Их технари всегда первые на месте, как стервятники на падаль. Особенно этот усатый бугай Гарнак со своей бандой обормотов. Обожают ковыряться в чужом железе, потом хвастаться, что это они всё починили.

Она произнесла это без злобы, констатируя давно известный и всеми принятый факт. Ривена слабо, едва заметно улыбнулась, уткнувшись лицом в её плечо:

– Может, позовём их сюда? Пусть и тут поковыряются. Говорят, у Гарнака руки золотые… и не только для ремонта двигателей. Ходят слухи, он одной левой может…

– Только через мой труп, – Каэстра нахмурилась, но в уголке её губ дрогнула короткая, уставшая усмешка. – Его «золотые руки» в прошлый раз чуть не угробили всю систему навигации у «Гарпий», перепутав контакты. Лучше уж я сама со всем разберусь. Мне так спокойнее.

Она неловко, будто стесняясь этой внезапной близости и откровенности, отстранилась, села на край узкой койки, спиной к Ривене. Её спина, всегда идеально прямая и собранная, сейчас казалась немного ссутуленной, выдавая немыслимую усталость. Ривена приподнялась на локте, наблюдая за её напряжёнными плечами, за игрой тусклого света на бледной коже.

– Ничего, рыжая. Ты своё отстояла. Мы все отстояли. А теперь… – она зевнула, потягиваясь, и её тело издало довольный, громкий щелчок, – теперь надо идти и не дать этим ремонтным обезьянам окончательно развалить твой корабль. И… спасибо. Не знаю, за что именно, но… спасибо.

Каэстра лишь кивнула, не оборачиваясь. Слова, как всегда, давались ей с огромным трудом, а сейчас, после всего, и подавно.

В коридоре уже было шумно и тесно, как в муравейнике. Мимо, громко переругиваясь, пронеслась пара молодых, заспанных техников из отряда «Ястребы», с трудом таща между собой тяжёлую катушку с оптоволоконным кабелем. Один из них, рыжеватый верзила с простодушным лицом, неуклюже поклонился Ксерре, которая только что вышла из своей каюты с видом человека, пережившего жестокое, но необходимое похмелье после очень хорошей и очень нужной пьянки.

– Эй, Валькирия! Слышал, вас там чуть не… – он начал было, полный глупого любопытства, но замолк, встретившись с тяжёлым, абсолютно пустым, выжженным взглядом Ксерры. Она прошла мимо, не удостоив его даже привычного язвительного фырканья, её броня была чистой, но от неё всё ещё тянуло слабым запахом дыма и дезинфектора.

– Ну и ладно, – пробормотал техник своему более сообразительному напарнику, покраснев от досады. – Думают, они такие крутые, неприкасаемые… У «Грифонов» на прошлой неделе на Аресе тоже жарко было, так те хоть отчитаться нормально могут, а не ходят как приведения.

Его голос растворился в общем гуле ангара. Ксерра шла к камбузу, её единственной целью был чёрный, обжигающий, крепчайший кофе. Лотками.

У входа в столовую её уже поджидала Иксора, непринуждённо прислонившись к косяку и с насмешливым, уставшим видом наблюдая, как двое молодых, накачанных механиков из «Молота» пытаются «случайно» и очень неуклюже заглянуть в глубокое декольте проходящей мимо техника-аналитика с позывным «Сова», известной своим крутым нравом и невероятной собранностью.

– Смотри-ка, щенки «Молота» опять свои гормоны путают с профессиональным интересом, – бросила Иксора Ксерре, её длинные пальцы нервно, безостановочно отбивали сложный, навязчивый ритм по корпусу планшета. – Как там твоя голова, снайпер? Приняла на грудь в гордом одиночестве весь стратегический запас выдержанного тартарского рома Тайраны?

– Отстань, кибер-крыса, – буркнула Ксерра, но уже без привычной злобы, скорее устало. – Лучше скажи, этот долговязый, усатый идиот Гарнак уже залез в мой прицел? Я ему лично кишки на него намотаю, если он хоть одну царапину, одну пылинку на оптике оставит. Клянусь.

– Успокойся, уже всё под контролем, – из-за угла, словно из-под земли, появилась Тайрана, с масляной тряпкой в одной руке и многофункциональным отверточным ключом в другой. Её лицо уже обрело привычное, ледяное, непроницаемое выражение полного контроля. – Я им сразу, как они сунулись, сказала: троньте хоть винтик на оптике Ксерры – своими руками и со слезами на глазах будете собирать обратно то, что от всего «Стикса» останется. Они там теперь ходят на цыпочках вокруг твоего поста. Думают, у нас тут все поголовно с дикого бодуна и злые как черти. – Она бросила короткий, оценивающий взгляд на Ксерру. – И, надо сказать, они не так уж далеки от истины.

Ксерра только хмыкнула, наливая себе кофе гуще и чернее, чем обычно, почти как жидкий асфальт. В воздухе витало странное, двойственное чувство – общее, горькое похмелье после пережитого кошмара, смешанное с острыми, привычными, почти домашними колкостями, которые были их единственным и самым надёжным способом держаться на плаву, оставаться собой.

Из дальнего конца коридора, из района главного дока, послышались чёткие, быстрые, отмеренные шаги. Навстречу им шла Лиран, облачённая в безупречно чистую, отглаженную парадную форму, каждый волосок в её тугом служебном пучке лежал идеально. Рядом с ней неспешной, могучей, уверенной походкой вышагивал тот самый Гарнак, старший техник-инженер из «Молота». Его широкая, лопатой, борода была аккуратно заплетена в две замысловатые косы, перехваченные металлическими кольцами, а за кожаным поясом был заткнут не просто гаечный ключ, а нечто, напоминающее кусок арматуры с рукояткой.

– …погнутые силовые рамы в районе стыковочного узла, частично оплавленные контакты в системе электропитания шлюза, – суровым, низким, басовитым голосом, похожим на скрежет камней, вещал Гарнак, не глядя на Лиран, а будто обращаясь к стене, ведя с ней беседу. – Кто вас, девочки, так швартовал? Наугад? Или на скорость? У вас что, конкурс, кто кого перетраха… тьфу ты, черт, перетянет на свою сторону?

Лиран сохраняла ледяное, невозмутимое спокойствие, лишь чуть, почти незаметно, поджала тонкие губы.

– Капитан Серафим действовала по ситуации, старший инженер. Ситуация была признана нештатной. Ваша задача – привести корабль в порядок в кратчайшие сроки, а не давать оценки действиям моего экипажа. Все необходимые отчёты будут предоставлены.

Гарнак повернул к ней свою медвежью, покрытую мелкими шрамами голову, и в его маленьких, глубоко посаженных, колючих глазах мелькнул не то чтобы профессиональный интерес, не то вызов.

– Ага, «нештатная». Это у вас, у «Валькирий», всегда так. У «Грифонов» в прошлом месяце на Эридане тоже «нештатная» была – так они пол-ангара искорёжили, пытаясь пристыковаться с оторванным крылом. Ладно, – он махнул своей огромной, исцарапанной рукой, с которой, казалось, можно было свалить быка с одного удара. – К концу дня будет готов предварительный расчёт и перечень необходимого. И… – он неожиданно понизил голос, и он стал чуть менее официальным, в нём проскользнула тень неловкого уважения, —…рад, что вырвались. Слышал, там было очень жарко. Очень.

Он кивнул ей, коротко и по-деловому, и, не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал обратно к «Стиксу», на ходу отдавая своим парням новые приказы на своём хриплом, матерном, но предельно эффективном жаргоне.

Лиран остановилась перед своим отрядом, её холодный, всевидящий взгляд скользнул по каждому – по осунувшемуся, бледному лицу Ксерры, по нервным, беспокойным пальцам Иксоры, по спокойной, но напряжённой, собранной позе Тайраны.

– Собрались. Через двадцать минут дебрифинг у адмирала Вектора. Приведите себя в порядок. Я не хочу видеть на нас ни пятнышка. – Её глаза встретились с взглядом Каэстры, которая как раз выходила из своего коридора, всё ещё пытаясь придать лицу привычное каменное, непроницаемое выражение. Взгляд Лиран задержался на ней на секунду дольше, но не дрогнул. – Все. Без опозданий.

Она не стала комментировать их общий вид, лёгкую синеву под глазами, запах перегара, смешанный с запахом пота и усталости. Они все понимали друг друга без слов. Самое страшное, самое физическое, осталось позади, на Некруме. И им предстояло снова держать строй.

Молчаливое, но абсолютное понимание, витавшее в воздухе после приказа Лиран, было красноречивее любых слов. Кивок Каэстры был почти невидим, лишь легкое движение подбородка, но его заметили все – Иксора перестала барабанить пальцами по броне бедра, Ксерра разжала челюсти, до этого стиснутые в напряжении, а Тайрана перевела дух, которого, казалось, не замечала. Выдох. Разрешение ненадолго перестать быть солдатами, железными «Валькириями», и просто попытаться стать людьми.

Дебрифинг у адмирала Вектора прошёл в напряжённой, гнетущей атмосфере, давящей сильнее, чем атмосфера Некрумы. Скупые, отточенные, как ритуальные фразы, доклады Лиран, сухие, технические дополнения Каэстры, лаконичные отрывки данных и спектрограмм от Иксоры – всё это звучало как надгробная речь по их прежней, непоколебимой уверенности. Вектор слушал, не перебивая, его старое, испещрённое картами лицо, было непроницаемой маской. Лишь несколько раз его перстень с печатью Содружества тихо постучал по полированной поверхности стола. Он задал лишь несколько уточняющих вопросов, холодных и точных, как скальпель, вскрывающий рану: о характере энергетических помех, о химическом составе органических остатков, о точных координатах последнего запечатлённого сигнала.

И когда голос Лиран – всегда такого твёрждого, незыблемого – впервые дрогнул, сорвался на хрип, и она произнесла не «неизвестную биологическую угрозу», а «множественные глаза» и «абсолютную, всепоглощающую чуждость», в кабинете повисла звенящая пустота. Даже привычный гул систем жизнеобеспечения казался приглушённым. Вектор отвёл взгляд от них, уставившись в мерцающую голограмму Некрумы, всё ещё висевшую над столом, этот лилово-серый шар, похожий на поднявшийся из глубин космоса трупный глаз.

– «Валькирия», – сказал он, и его голос, всегда такой властный, прозвучал неожиданно устало, почти по-человечески. – Вы получаете семьдесят два часа на отдых и… приведение в порядок отчётности. Полный карантин наблюдения. Никаких вылетов. Никаких контактов с другими подразделениями без моего личного разрешения. Доктор Ривена проведёт вам всем стандартную посттравматическую медикацию.

Они вышли из кабинета, чувствуя себя не героями, вернувшимися из ада, а скорее подопытными, которых временно извлекли из клетки для осмотра и вот-вот вернут обратно. Воздух в стерильном коридоре штабной палубы пах слишком чистым, отфильтрованным, почти медицинским, что резко контрастировало с едкой, сладковато-металлической памятью о Некруме, въевшейся в подкорку.

Но теперь, спустя несколько часов, этот карантинный отдых начал обретать свои, пусть и призрачные, черты. И первым делом они, без сговора, словно стая раненных птиц, потянулись в сторону своего жилого модуля – их личной, отведённой законом территории на линкоре, их единственного настоящего угла.

Дверь в общий зал с тихим, почти ласковым шипением раздвинулась, впуская их в знакомое, уютнообшарпанное пространство. Здесь пахло иначе – не озоном, стрессом и страхом, а приглушённым ароматизатором с нотками хвои, слабым запахом старой плазмы от голопроектора, нативной пылью и чем-то неуловимо своим, домашним. Мягкий, продавленный диван, потертый ковер с выцветшим узором, голографический камин, мерцающий уютным фальшивым пламенем, и огромный, но совершенно бутафорский иллюминатор, показывающий симуляцию неторопливого звёздного поля – вот и всё их царство. Их ковчег.

Первой сдалась Иксора. С тихим, почти детским стоном, словно с её хрупких плеч свалилась невидимая многопудовая тяжесть, она плюхнулась на ближайший диван, с силой стянула неуклюжие магнитные башмаки и закинула ноги на низкий столик из полированного сплава, уставившись пустым, невидящим взглядом в потолок. Её длинные, обычно порхающие по клавиатурам и сенсорным панелям пальцы, теперь лежали на груди неподвижно, лишь кончики их слегка подрагивали, будто продолжая печатать невидимый код.

Ксерра, игнорируя всё, прямым курсом, чуть пошатываясь, направилась к встроенному в стену бару – небольшой нише с маломощным холодильником и набором скромных, припасённых на чёрный день запасов. Её движения были резкими, угловатыми, лишёнными привычной снайперской грации. Она потянулась к самой невзрачной и крепкой на вид бутылке без этикетки – местному самогону, который гнали в нижних инженерных отсеках из отходов синтезатора, крепкому, безвкусному и беспощадному.

– Я выберу первый вариант. Со вторым помощником, – она хрипло проскрипела, налила себе полный гранёный стакан до самых краёв и залпом ополовинила его, содрогнувшись от противной, обжигающей горечи, выступили слезы на глазах. – Тайрана, есть на этой плавучей бочке с гвоздями что-нибудь съедобное, что не пахнет пайкой, порохом и собственным страхом?

Тайрана, уже копошащаяся в небольшом холодильном агрегате, издававшем характерный натужный гул, что-то пробормотала в ответ, не оборачиваясь, её пальцы быстро и методично перебирали упаковки:

– Имеются стандартные замороженные полуфабрикаты марки «НОРМ». Питательная ценность достаточная, срок годности в норме. Вкусовые качества… на приемлемом уровне стандарта. Могу разогреть.

– Чудесно, – буркнула Ксерра, допивая остатки и снова наливая. – Проснусь с дикого похмелья и буду есть «соответствующую стандарту» пластиковую тушёнку. Просто сказка. Я живу в самой прекрасной сказке на окраине Дальнего Космоса.

Ривена, войдя последней, прислонилась к дверному косяку и наблюдала за ними, скрестив руки на груди. Врач в ней уже автоматически, помимо её воли, составлял план. Лёгкие седативы для перевозбуждённой, на грани срыва нервной системы Иксоры, что-то снотворное и без тяжелых побочек для Ксерры, витаминные и минеральные коктейли всем для восстановления электролитного баланса. Но сначала – базис, телесность, якорение.

– Ну что, мои ненаглядные, многострадальные героини, – голос её звучал глухо и устало, но в нём уже проглядывали знакомые, бархатные, чуть насмешливые нотки, попытка вернуться к норме. – Кто первый на подвиги в санобработке? А то от вас, девочки, устойчиво пахнет страхом, порохом, чужим озоном, и… Каэстра, это что, у тебя в волосах следы тартарского виски? Или это новый парфюм «аромат провальной миссии»?

Каэстра, стоявшая у фальшивого иллюминатора и смотревшая на симуляцию медленно проплывающей мимо кроваво-красной туманности, обернулась. На её обычно каменном, непроницаемом лице дрогнула тень усталой, кривой улыбки.

– Было. Теперь нет. И да, я первая. Мне нужно смыть с себя всё. До последней пылинки. До молекулы.

Она направилась к душевым кабинам, и её уход послужил молчаливым сигналом, Разрешением для остальных. Всеобщее напряжение, столь характерное для последних часов, начало медленно, с трудом, спадать, сменяясь просто животной, всепоглощающей усталостью. Они были в своём углу. Их не трогали. На три дня. Этот факт, как тёплый компресс, начинал постепенно доходить до самого дна их израненного сознания.

Через час они уже все вместе, расположились в гостиной – кто развалился на диване, кто устроился на подушках прямо на полу – и механически, почти не глядя, поглощали разогретые Тайраной безвкусные, но хотя бы горячие брикеты с так называемой «тушёнкой повышенной калорийности». Ели жадно, не обращая внимания на консистенцию и странный химический привкус, запивая всё водой или тем самым крепким, обжигающим самогоном Ксерры.

– Значит, «Грифоны» на Эридане тоже влипли, – вдруг, нарушая тишину, произнесла Иксора, бесцельно ковыряя вилкой в своей почти пустой тарелке. – Интересно, с чем они столкнулись? Может, оно… эта штука… везде такое? По всей Дальней Окраине? Как плесень.

– Меньше знаешь – крепче спишь, а я, на секундочку, очень хочу поспать, – мрачно прокомментировала Ксерра, с силой отодвигая от себя пустую тарелку. – А не гадать, какие ещё твари смотрят на нас множественными глазами из каждой тёмной щели. Хватит с меня одного такого зоопарка.

– Адмирал, кажется, так не думает, – тихо, задумчиво, словно сама себе, сказала Каэстра. Она уже вернулась из душа, её огненно-рыжие волосы были влажными и распущенными, тяжёлыми прядями спадая на плечи, что делало её моложе, уязвимее и как-то по-домашнему беззащитнее. – Он задавал вопросы не просто так. Слишком конкретные. Про частоты, про структуру белков. Он что-то знает. Или очень сильно подозревает. Мы привезли ему не просто отчёт о пропаже. Мы привезли ему головоломку, кусок которой у него уже был.

Лиран, в своём кресле чуть поодаль от общего круга, молчала, но её взгляд был тяжёлым, остекленевшим, устремлённым в одну точку на потертом ковре. Она тоже это поняла. Их отстранили не только для отдыха. За ними будут наблюдать. Пристально. И ждать. Ждать, не проявятся ли у них… последствия. Не зашевелятся ли под кожей те самые «узоры», не заблестят ли в темноте их собственные глаза чужим, лиловым светом.

Ривена, закончив есть, с тихим вздохом встала и прошла к своей походной сумке с медикаментами, стоявшей у двери.

– Ладно, девочки, развлекайтесь дальше своими веселыми мыслями. А я пойду исполнять приказ нашего дорогого адмирала. Ксерра, твой черёд, красавица. Пошли померим давление, возьмём кровь. И не ной, а то вколю что-нибудь противное, от чего будет подёргиваться глаз. Как у того верзилы из «Молота».

Ксерра только тяжело, с преувеличенным страданием закатила глаза, но покорно, пошатываясь, поднялась и поплелась за ней в сторону импровизированного медпункта, бормоча что-то неразборчивое про «садистов в белых халатах» и «добровольную сдачу в рабство».

Оставшиеся погрузились в гнетущую, но уже не такую взрывоопасную тишину. Иксора, свела глаза и, кажется, начала дремать на диване, её дыхание стало глубже. Тайрана с привычной методичностью собрала и помыла посуду, вытирая каждую тарелку до скрипа. Каэстра снова уставилась в «окно», но теперь её взгляд стал аналитический, она видела не звёзды, а данные, схемы, пытаясь сложить пазл. Лиран закрыла глаза, но её лицо не было расслабленным; каждый мускул был по-прежнему напряжён, будто ожидая новой атаки.

Три дня. Семьдесят два часа. Казалось, это целая вечность. Но все они, даже почти уснувшая Иксора, смутно чувствовали, что это лишь короткая, хрупкая передышка. И что самые страшные, самые изматывающие битвы им ещё предстоят. Не с чужими тварями в лиловой мгле, а с собственными воспоминаниями, с собственным страхом. И с теми, кто ждал от них в кабинетах «Оликона» ответов, которых у них не было. Ответов, которые, возможно, не существовало вовсе.

В общей гостиной модуля «Валькирий» тишина была густой, тягучей, насыщенной немым усталым выдохом шестерых женщин, но уже не столь звенящей и взрывоопасной, как час назад. Её нарушало теперь лишь тяжёлое, ровное, чуть храпящее дыхание Иксоры, погрузившейся в глубокий, беспокойный, но всё же милосердный сон, и тихое, уютное потрескивание голографического камина, имитирующего горение настоящих дров.

Каэстра, всё так же стоявшая у огромного фальшивого иллюминатора, оторвала взгляд от гипнотизирующего симулятора медленно проплывающей кроваво-красной туманности и медленно, будто скрипя всеми суставами, обернулась, опершись спиной о прохладное стекло. Её глаза, обычно ясные, острые и всевидящие, как у хищной кошки, сейчас были затуманены непроглядной усталостью и тяжёлыми, гнетущими размышлениями, уводящими вглубь себя. Она, на автоматизме, прошла к дивану, подняла сброшенное кем-то мягкое, потертое вязаное одеяло – подарок кого-то из «Гарпий» – и накинула его на спящую Иксору, поправив край у подбородка с неожиданной, несвойственной ей нежностью.

За дверью импровизированного медпункта, отгороженного от основного зала лишь легкой складной ширмой с абстрактным узором, слышались приглушённые, деловитые голоса.

– Да не дёргайся ты, как на иголках, – это был усталый, но профессионально твёрдый голос Ривены. Слышалось легкое звяканье металлических инструментов. – Игла стерильная, одноразовая, атравматичная. Поверь, это в миллион раз лучше, чем то, что могло бы быть там, на поверхности.

– Да отстань ты, садистка в белом халате, – проворчала Ксерра, но в её ворчании уже не было прежней язвительной злобы, лишь привычная, почти ритуальная, уставшая брань. – Ты мне, кажется, уже всю кровь выпила. Я сейчас как перегарная зюзьга буду, прозрачная.

– Помолчи лучше. Рукав закатай повыше. И расскажи-ка лучше, как там эти увальни из «Молота» с твоим драгоценным прицелом? Не разнесли всё к чёртовой матери своим топорным подходом?

– Тайрана присматривает, как ястреб, – последовал ответ, и послышался отчётливый звук вскрытия одноразовой упаковки и ватного тампона, смоченного антисептиком. – Говорит, ходят вокруг него на цыпочках, как вокруг спящего дракона. Думают, мы все тут психованные и нестабильные после… ну, после всего этого лилового дурдома.

Ривена коротко, беззлобно фыркнула:

– А они, надо признать, не так уж и далеки от истины. Всё, свободна, стрекоза. Да не забудь те таблетки, что я тебе в фольге положила. Маленькие белые – от головной боли, большие синие – чтобы вырубиться и забыться. Смотри не перепутай, а то проспишь все наши три дня карантина разом, и тебе потом инквизиция от Вектора будет обеспечена.

– Мечта, а не угроза, – пробормотала Ксерра, и её нечёткие, слегка шаркающие шаги зазвучали, удаляясь в сторону кухонного блока, вероятно, в поисках чего-то съедобного, чтобы заглушить вкус лекарств и горечь во рту.

Тайрана, закончив с безупречной уборкой, не присоединилась к общему томлению. Она присела за небольшой, но мощный терминал в углу комнаты, встроенный в стену, и запустила углублённую программу послеполётной диагностики систем своего скафандра. На экране поплыли ровные столбцы телеметрических данных, изломанные графики пиковых нагрузок, цифровые отчёты о целостности соединений и композитных плит. Монотонная, привычная, почти механическая работа успокаивала её взвинченные нервы лучше любого виски или пустых разговоров. Её короткие, сильные пальцы уверенно бегали по сенсорной клавиатуре, внося пометки, поправки, помечая узлы, требующие полной замены, а не просто ремонта.

Лиран так и не открыла глаза, откинув голову на спинку кресла, но напряжение в её плечах и в гладких, идеально прямых мышцах спины постепенно начало спадать, сменяясь глухой, всепроникающей усталостью. Она слышала каждый звук в комнате, каждый шорох: ровное, глубокое дыхание Иксоры, тихий, отстукивающий ритм клавиш под пальцами Тайраны, недовольное, но уже спокойное ворчание Ксерры на кухне, спокойные, уверенные шаги Ривены, готовящей следующий укол или витаминный коктейль. Эти звуки, эти простые, бытовые, живые признаки жизни – пусть и измождённой, потрёпанной до самого. Они держали её здесь и сейчас, в этом безопасном, хоть и насквозь фальшивом кубе, не давая сознанию ускользнуть обратно, в тот лиловый, беззвёздный кошмар, где из тьмы на них смотрели чужие, множественные глаза.

Внезапно из почти незаметного потолочного динамика раздался негромкий, механически-бесстрастный женский голос корабельной системы оповещения:

– Внимание экипажу. С 20:00 по судовому времени в ангаре «Дельта-7» силами технического персонала отряда «Молот» запланированы нагрузочные испытания силовой рамы грузового шаттла «Гном». Возможны шумы низкой частоты и локальные вибрации корпуса. Приносим извинения за доставленные неудобства.

Ксерра тут же высунулась из-за угла кухонного блока, с набитым чем-то ртом:

– О, просто отлично! Только этого не хватало для полного счастья. Чтобы эти усатые барабанщики ещё и тут под нашей дверью свой молотобойный концерт устроили. Может, сходим, посмотрим, как они себе пальцы молотком забивают? Глядишь, и развлечёт нас это.

– Сиди уже тут, не рыпайся, – немедленно раздался голос Ривены из-за ширмы, где она, видимо, стерилизованные инструменты. – Приказано не высовываться и ни с кем не контачить. Карантин, забыла? Или ты хочешь, чтобы к нам тут ещё и патруль с дубинками приставили?

– Да какой ещё карантин, мы же… – начала Ксерра, но резко замолчала, встретившись взглядом с Лиран.

Та открыла глаза. Они были запавшими, с синевой под ними, уставшими до глубины души, но в них снова, как щелчок выключателя, появилась привычная, стальная, командирская твёрдость.

– Ривена права, – сказала она тихо, но так, что её было слышно даже над шипением фальш-камина. – Никаких контактов. Никаких выходов без крайней необходимости. Мы здесь, и мы остаёмся здесь. – Она перевела свой тяжёлый, оценивающий взгляд на Каэстру. – Каэстра, возьми у Тайраны все данные по нагрузкам на корпус «Стикса» при входе в атмосферу и при том… манёвре. Начни готовить черновик технической части отчёта. Пока всё ещё свежо в памяти и не обросло домыслами.

Каэстра, без лишних слов, кивнула и направилась к терминалу, где сидела, погружённая в данные, Тайрана. Та, не отрываясь от экрана, лишь движением глаза указала на соседний стул, где уже лежал её персональный планшет с выведенными на экран графиками.

– Данные тут. Уже частично систематизировагны и очищены от мусора. Жёлтым помечены критические точки, которые требуют твоего, особого взгляда. Думаю, Гарнак со своими обезьянами это благополучно проигнорирует, как всегда, уповая на «авось» и грубую силу.

В углу дивана Иксора во сне что-то бессвязно пробормотала, повернулась на другой бок, уткнувшись лицом в спинку, и снова затихла, укутанная в одеяло, как в кокон.

Постепенно, почти незаметно, комната начала оживать, наполняясь новым, странным, но жизненно необходимым ритмом. Не было прежних громких шуток, похабного смеха или лёгкости, но появилось подобие рутины, рабочей суеты. Тихий, деловой гул работы, приглушённые, короткие разговоры о данных, о ремонте, о том, что можно было починить, улучшить, модифицировать к следующему вылету.

За дверью их модуля, как и предупреждало оповещение, действительно послышался отдалённый, низкочастотный, утробный гул и лёгкая, почти тактильная вибрация, идущая по всему корпусу линкора – «Молот» приступил к своим нагрузочным испытаниям. Но теперь этот звук успокаивающий, монотонный. Он напоминал, что огромная, сложная жизнь на «Оликоне», со всеми её неудобствами, глупостями, рутиной и грубоватым юмором, идёт своим чередом. И что они, «Валькирии», пусть и временно отстранённые, пусть и с клеймом «карантина» и немым вопросом в глазах командования, всё ещё были её частью.

Лиран снова закрыла глаза, откинувшись в кресле, но на этот раз её лицо начало по-настоящему расслабляться, черты лица смягчились. Она слушала. Слушала тихий, настойчивый стук сенсорных клавиш под пальцами Тайраны, ровное, глухое дыхание спящей Иксоры, ворчание Ксерры над таблетками и кружкой чая, деловой, короткий шёпот Каэстры, что-то уточняющей у Тайраны у терминала.

Их покой был внезапно, грубо нарушен. В бронированную дверь, отделявшую их от остального линкора, постучали. Стук был не резким и требовательным, как у патруля, и не торопливым, как у посыльного, а скорее вежливым, но уверенным, тяжёлым, словно стучали костяшками пальцев, обёрнутых в грубую кожу перчаток. Звук был чужим, инородным, и он заставил всех разом замереть, как по команде. Пальцы Тайраны застыли над сенсорной клавиатурой, Каэстра оторвала острый, мгновенно сфокусировавшийся взгляд от планшета с телеметрией, а Ксерра, дожевывая свой бутерброд с синтетической ветчиной, недовольно хмыкнула, отставив кружку с чаем.

На пороге, слегка склонив свою мощную шею, чтобы не задеть косяк, стоял тот самый Гарнак, старший техник-инженер отряда «Молот». Его гигантская фигура в засаленном, пропахшем смазочным маслом и потом комбинезоне почти полностью заполняла проём, отбрасывая широкую тень на порог. За его широкой спиной виднелось ещё пару любопытных, усатых лиц из его команды, старающихся заглянуть внутрь.

– Прошу прощения за вторжение, командир, – его низкий, басовитый голос, обычно гремевший матерными командами, теперь прозвучал на удивление почтительно, даже с оттенком неловкого уважения. Он кивнул Лиран, которая медленно, с холодным, настороженным достоинством поднялась из своего кресла. – Не помешаю? По предварительным данным, с «половинкой» вашего «Стикса» всё более-менее ясно. Поставим заплатки, подтянем, залатаем. А вот с этим… – он протянул вперёд свою огромную, исцарапанную, но на удивление аккуратную ладонь. На ней, как драгоценность на бархате, лежал знакомый Ксерре длинный, сложный оптический прицел её снайперской винтовки. – Хочу лично передать. Чтобы не было потом претензий и кривотолков, что мы там что-то ковырнули или свинтили. Чистый, откалиброванный по базе, даже протёрли спиртом. Берегите оружие, девочки. Оно вас бережёт.

Ксерра, не скрывая искреннего удивления, подошла и взяла прицел. Она внимательно, с профессиональной придирчивостью осмотрела его со всех сторон, покрутила в руках, посмотрела на свет, проверяя линзы.

– Ни одной царапины, – пробормотала она, почти разочарованно. – Вы что, в стерильных перчатках белых работали? Или у вас там теперь фартуки с рюшами?

– Сказано было – ходить на цыпочках и не дышать на раритет, – угрюмо, но без злобы ухмыльнулся Гарнак, и его усы шевельнулись. – Мы не идиоты, валькирия. Сложное, точное у вас железко. Такое уважаю. – Он помолчал, переступил с ноги на ногу, его мощный ботинок громко скрипнул по полу. – И… насчёт Эридана. У «Грифонов». Там не совсем-то же было, что у вас. Но тоже… крайне нехорошо. Если что – мы рядом. Наши инструменты – ваши инструменты. И руки, – он сжал кулак размером с добрую ветчину, – тоже.

Прежде чем кто-то успел найти слова для ответа, из-за спины Гарнака раздался другой, более молодой, высокий и явно нервный голос. В проёме, робко выглянув из-за техников «Молота», появился стройный, почти худощавый парень в идеально чистой, хоть и потрёпанной на локтях и коленях форме с нашивками медицинской службы отряда «Грифоны». Его лицо было бледным, он нервно теребил дорогой планшет в потных руках.

– Д-доктор Ривена? Разрешите обратиться? Я… я от доктора Арго. С «Грифонов». Он передаёт вам данные по… э-э-э… по предварительному биохимическому анализу тех образцов, что вы запрашивали после их миссии на Эридане. И… – он потупился, краснея, – и говорит, что ваш вывод был абсолютно верным. И что он… он восхищён вашей проницательностью и интуицией. Просил передать это дословно.

Ривена, медленно подняв одну идеальную бровь, приняла планшет из его дрожащих рук.

– Передай Арго, что его восхищение он может приберечь для своих санитарок. А мне пусть лучше свои чёртовы отчёты подаёт вовремя, а не через полгода. И спасибо, солдат. Можешь идти.

Парень кивнул так быстро и часто, что чуть не сломал шею, и поспешно ретировался, растворившись в коридоре.

Гарнак, наблюдавший за этой сцену с каменным, непроницаемым лицом, снова обратился к Лиран:

– Так что, командир, если что – знаете, где нас найти. Мы не «Грифоны» с их вылизанными лабораториями, но работу свою знаем и делаем на совесть. – Он кивнул коротко, по-деловому, и, развернувшись своей могучей спиной, ушёл, уводя за собой свою теневую свиту.

Дверь с тихим шипением закрылась, и в комнате снова повисла тишина, но теперь уже иного качества – наэлектризованная, полная недосказанности.

– Ну что, популярность не заставила себя ждать, – фыркнула Ксерра, водружая прицел на привычное место на разгрузке, её пальцы привычным жестом проверили крепление. – Уже и фанаты появились, и поклонники с подарками.

– Не популярность, – тихо, задумчиво поправила её Каэстра, её взгляд был прикован к закрытой двери, будто она всё ещё видела за ней тех людей. – Любопытство. И страх. Они все уже знают. Шёпотом, по своим каналам. И все они теперь пытаются понять, насколько это близко к ним. И на кого можно будет положиться, когда это придёт к ним.

– А этот юнец от «Грифонов»… – протянула Ривена, уже листая переданные данные на планшете, её лицо стало сосредоточенным, профессиональным. – Арго явно хочет наладить мостик. Создать какую-то неформальную сеть. На случай, если его ребята в следующий раз тоже столкнутся с чем-то… таким. Умно. Неожиданно для этого зазнайки.

Их размышления прервал новый звук – на этот раз более настойчивый, резкий и абсолютно лишённый всякой вежливости. Стук повторился, короткий, как выстрел, и дверь, не дожидаясь ответа, с громким скрежетом отъехала, будто кто-то приложил к ней снаружи серьёзное усилие.

На пороге стояла женщина в чёрной, обтягивающей броне с острыми, агрессивными углами и знаком черепа с молниями на плече – эмблема элитного и безжалостного ударного отряда «Ураган». Её лицо, испещрённое боевыми шрамами, было искажено презрительной усмешкой.

– Ну что, «Валькирии», – её голос скрежетал, как нож по стеклу. – Слышала, вас там чуть не разобрали на сувениры. Принесли в штаб какую-то сказку про «множественные глаза». Небось, метаном надышались и галлюцинации поймали.

Лиран выпрямилась во весь рост, её лицо снова стало ледяной маской.

– У тебя есть конкретные вопросы, стражник Шторм? Или ты просто решила проверить, не провалились ли мы все в нирвану?

Шторм окинула взглядом комнату, её взгляд задержался на спящей Иксоре, на Каэстре с планшетом, на Ривене с медицинским планшетом. Её усмешка вдруг сползла с лица, сменилась неожиданной, мрачной серьезностью.

– Вопрос один, – она скрестила руки на груди, но теперь в её позе было меньше вызова, больше… усталой прямоты. – Это, правда, что там было? То, о чём вы доложили? И… – она сделала короткую паузу, её взгляд стал пристальным, почти что человеческим. – И Зорина? Это правда, что её не стало? В отчёте написано… написано, что тело не разорвано. Что она погибла от ран. – Голос Шторм на миг дрогнул, потеряв стальную хрипоту. – Чёрт. Она… она была отличным солдатом. Яростной. Настоящей гренадершей. Мне она нравилась. Никто не мог так красиво и яростно всё в клочья разнести. Грех такой… терять таких.

Вопрос повис в воздухе, но теперь он звучал не ядовито, а по-своему уважительно, по-братски. Ответила не Лиран, а Ксерра. Она не стала ничего говорить. Она просто медленно, не отрывая взгляда от Шторм, подняла руку и провела пальцем по своей броне в районе грудной клетки, где был едва заметный шрам от осколка. Потом её пальцы легли на прицел, только что возвращённый Гарнаком. Жест был красноречивее любых слов.

Шторм задержала на ней взгляд, её лицо стало непроницаемым, но в глазах читалось понимание. Она коротко, почти незаметно кивнула, развернулась и ушла, не сказав больше ни слова. Дверь закрылась за ней с тихим шипением.

В комнате снова воцарилась тишина, на этот раз тяжёлая, полная нового, сложного смысла.

– Видишь, Каэстра? – тихо сказала Ривена. – Это не просто любопытство. Это разведка. Они боятся. И хотят знать, чего. И даже у таких… как она… есть свои потери и своё уважение.

Лиран медленно выдохнула.

– Значит, так оно и будет. Одни будут предлагать помощь. Другие – проверять на прочность. Третьи – вспоминать, кого мы там оставили. – Она посмотрела на своих подчинённых. – Наш отдых закончился, не успев начаться. Карантин карантином, но мы теперь на виду у всех.

Снаружи, сквозь броню, снова донёсся низкий гул работы «Молота». Но теперь он звучал не как фон, а как барабанная дробь, отбивающая такт перед новой, неизвестной битвой. Битвой, которая будет происходить не в дальних секторах, а здесь, на родном линкоре, в стенах их собственного убежища.

Комната была наполнена странным, немым уважением, которое висело в воздухе, как запах озона после грозы. Даже низкий, утробный гул работы «Молота» за бронированной стеной теперь звучал не как раздражающий шум, а как отдалённый, ритмичный салют по тому, что произошло, и по той, кого не стало.

Первой нарушила молчание Ривена. Она негромко, с едва слышным щелчком прикоснулась языком к нёбу, её взгляд был расфокусированным, устремлённым в прошлое.

– Никогда бы не подумала, что от кого-то из этих ублюдков с «Урагана» услышу что-то отдалённо напоминающее человеческое сожаление. Да ещё о нашей взрывной психопатке. Зорина бы сейчас ржала до слёз, а потом устроила бы им «случайный» взрыв в уборной.

Ксерра мрачно, беззвучно хмыкнула, её пальцы всё ещё сжимали холодный металл прицела так, что костяшки побелели.

– Ржала бы, а потом подложила бы ей на стул что-нибудь «веселящее», для «братского» единения. Вечно она твердила: «Гнев – это искра, а я, детки, – целый гребаный пожар». И вот… погас её пожар, – она резко, почти яростно отвернулась к стене, смахнув тыльной стороной ладони предательскую влагу с ресниц.

Лиран наблюдала за ними, её собственное, стальное напряжение постепенно сменялось глухой, всепоглощающей, тотальной усталостью, которая проникала в самые кости. Она снова, медленно, как старуха, опустилась в своё кресло, и её всегда идеально прямая, вышколенная спина на мгновение ссутулилась под невидимым, но невыносимым грузом потери и ответственности.

– Она была нашей, – тихо, но с той чёткостью, что режет стекло, произнесла она, и это прозвучало как окончательный вердикт и высеченная в камне памятная надпись. – И её потерю чувствуют все, кто хоть раз видел её в деле. Кто знал, на что она на самом деле способна. Даже те, кто всю жизнь делает вид, что у них вместо сердца шестерёнка. Этим и будем руководствоваться.

Её слова, прозвучавшие тихо, но весомо, словно дали отмашку. Воздух в комнате снова переменился, его химический состав будто бы изменился. Острая, режущая, свежая боль утраты начала медленно, мучительно трансформироваться во что-то иное – в общую, сплочённую, почти злую решимость.

Иксора на диване пошевелилась, застонала и села, протирая глаза детским жестом. Она выглядела помятой, разбитой, но более собранной, будто короткий сон сбросил с ней слой острого шока.

– Что я пропустила? К нам уже кто-то заходил? Кроме наших личных призраков и кошмаров, я имею в виду. Я слышала какие-то голоса.

– «Молот» приходил с визитом вежливости, – без эмоций, глядя в экран, начала перечислять Тайрана. – «Грифоны» передавали пламенный привет и данные. «Ураган» заходил выразить свои… своеобразные соболезнования. – Она щёлкнула языком. – В общем, стандартный предпраздничный день на «Оликоне». Все жаждут кусочек нашего горя на анализ, как стервятники.

– А мы что, теперь как экспонаты в музее? – Ксерра с вызовом посмотрела на Лиран, в её голосе снова зазвучал привычный, хриплый металл. – Сидим и раздаём интервью о том, какого это – быть на грани?

Прежде чем та успела ответить, в дверь снова постучали. На этот раз стук был лёгким, почти нерешительным, робким. В проёме появилась юная девушка в чистой, но простой форме службы жизнеобеспечения. На рукаве красовалась скромно, но гордо нашивкой отряда «Кентавр» – инженерно-сапёрного подразделения, известного своей тихой, незаметной, но жизненно важной работой. В руках она с трудом удерживала большой, дымящийся термостойкий котелок из матового сплава.

– П-простите за беспокойство, – её голосок дрожал, а глаза были широко раскрыты от страха и почтения перед легендарным отрядом. – Капитан Серафим передала. Говорит, вы наверняка не успели поесть ничего путёвого. Это… это похлёбка по-серпентисски. Из тех самых фиолетовых клубней с маслянистой мякотью, что сюда раз в цикл возят контрабандой с того света. И… и чай из ксилантских горьких кореньев. С мёдом. – Она потупилась, ярко краснея. – Она сказала, что если вы не примете, то лично придёт и будет кормить каждую из вас с ложки перед всем «Молотом», а потом расскажет на всю столовую про тот случай с учебной гранатой и командной уборной на «Посейдоне».

Наступила секунда ошеломлённой, давящей тишины, а затем Ривена фыркнула, а у Ксерры дрогнул уголок губы, сдерживая улыбку.

– Передай Серафим, – голос Лиран прозвучал устало, но в нём впервые за этот долгий день появилась тень не командной твёрдости, а почти что человеческой, уставшей теплоты, – что мы капитулируем без единого выстрела. И передай… передай спасибо. За всё.

Девушка, бесконечно счастливая, что миссия выполнена и она осталась жива, поставила массивный котелок на низкий столик с глухим стуком и пулей вылетела обратно в коридор.

И тогда по комнате пополз, набирая силу, густой, дымчатый, несравненный аромат. Запах наваристой, пряной похлёбки с нотами подкопчённого на углях мяса неведомой твари, сладковатым духом инопланетных кореньев и чуть горьковатый, обволакивающий, согревающий душу аромат чая из ксилантских кореньев. Этот простой, невероятно мощный, человеческий жест медленно, но верно начал вытеснять из комнаты запах озона, страха, пота и антисептика. Это был знакомый, почти мифический запах редкого деликатеса, который навевал воспоминания не о войне, а о коротких, ярких передышках в далёких портах, о залитых кровавым светом двух лун планетарных базах, о тихих разговорах в кубриках между вылетами.

– Ну что ж, – Ривена первая подошла к котелку и сняла крышку. Пар хлынул наружу густым, аппетитным облаком. – Раз уж нас официально признали жертвами обстоятельств со всеми вытекающими почестями… и прислали нам обед с трёх систем отсюда… может, поедим? Как нормальные, уставшие, голодные люди. А не как солдаты, только что вернувшиеся с того света.

Одна за другой, но уже без прежней окаменелости и отстранённости, они потянулись к еде. Это был тихий, немой, но пронзительный ритуал. Ритуал принятия помощи, поддержки, признания своей уязвимости. Признания, что они ранены не только физически. Признания, что они нуждаются не только в ремонте корабля, но и в чём-то гораздо более важном и простом.

Лиран взяла свою порцию густой, ароматной похлёбки, где куски нежного, тающего во рту мяса плавали в маслянистом фиолетовом пюре, и чашку тёмного, почти чёрного, отливающего багрянцем чая, и снова села в своё кресло. Она не ела сразу. Она смотрела, как её команда – её девушки, её семья – молча, но с видимым облегчением едят, зачерпывая плотную, дымящуюся массу ложками, пьют горячее, согревая о кружки озябшие, дрожащие пальцы. Видела, как понемногу разглаживаются жёсткие складки на обычно гладком лбу у Каэстры, как Тайрана на секунду отрывается от своих бесконечных данных и с наслаждением закрывает глаза, пробуя чай, как угрюмая Ксерра даже выдавливает из себя короткую, хриплую улыбку в ответ на какую-то шутку Иксоры, которая уже оживилась и жестикулировала ложкой.

Они были изранены. Они были в трауре. Они были под прицелом любопытства, страха и оценки всего линкора. Но здесь и сейчас, в комнате, пропахшей дымчатой похлёбкой с Серпентиса и горьким целебным чаем с плато Ксиланта, они были просто людьми. Людьми, которые делили хлеб и молча, без пафоса и громких слов, поминали свою павшую сестру, черпая силы не в мести, а в простой, твёрдой решимости жить дальше. За себя. И за неё.

И этот простой, скромный ужин, присланный с заботой и чёрным юмором, стал их первым, самым маленьким и самым важным шагом назад – к самим себе.

Теплота пряной, маслянистой похлебки и горьковатый, согревающий чай сделали свое дело, проникая в самые зажатые, уставшие мышцы. Напряжение в плечах и спинах понемногу отпускало, сменяясь приятной, тяжелой истомой в желудке и легкой, почти что благословенной дремотой. Даже вечно собранная, настороженная Каэстра развалилась в своем кресле, обхватив руками горячую фарфоровую чашку, словно черпая из нее не просто тепло напитка, а забытое, простое ощущение обычной, мирной жизни, где нет лиловых глаз в темноте.

– Значит, «Ураган» все-таки умеет проявлять не только агрессию, – лениво, почти сквозь зубы протянула Иксора, облизывая ложку от остатков густого фиолетового пюре. – Шторм и Зорина… Никогда бы не подумала, что между ними была какая-то… история. Я всегда считала, что они только и мечтают придушить друг друга.

– История? – фыркнула Ксерра, с силой отставляя пустую, вылизанную до блеска миску. – Единственная их «история» – это когда Зорина на спор заложила термозаряд под их склад боеприпасов на межотрядных учениях на «Посейдоне». Шторм тогда чуть с кулаками на неё не кинулась, но потом, глядя на этот прекрасный, тотальный хаос и горящие штабеля ящиков, якобы расхохоталась как ненормальная. Говорила, что такого беспредельного, художественного беспорядка она не видела со времен мятежа на «Корхусе». – Ксерра мрачно усмехнулась. – Думаю, у них была любовь с первого взрыва. Взаимная и искренняя.

Ривена томно, как кошка, потянулась на своем месте, и тонкая, эластичная ткань её серого термобелья выгодно подчеркнула каждый изгиб её стройного, сильного тела.

– Ну, у некоторых личностей для проявления эмоций, кроме гнева, нужен поистине экстраординарный повод. Кстати, о эмоциях… – она обвела томным, насмешливым взглядом своих подруг, и её глаза блеснули. – А ведь тот молодой, розовощёкий ординарец от «Грифонов», что приносил данные, во время передачи пялился на тебя, Ксерра, как загипнотизированный мотылёк на огонь. Видимо, у него специфический фетиш на хмурых, молчаливых снайперш, от которых несёт пороховой гарью и холодной смертью.

Ксерра лишь хрипло хмыкнула, отводя взгляд, но предательский лёгкий румянец выступил на её обычно бледных, покрытых тонкой сеточкой старого шрама скулах.

– Мечтать не вредно, доктор. Мальчикам с чистыми воротничками и надраенными ботинками лучше держаться от меня подальше на расстояние выстрела. А то вдруг у него тоже возникнет непреодолимое желание поохотиться – не справлюсь с внезапной конкуренцией. Следопытская работа – не для дилетантов.

Дверь в их модуль снова открылась, но на этот раз без предварительного стука, резко и бесцеремонно. В проёме, заполняя его собой, стоял тот самый рыжеватый, долговязый парень из «Ястребов», что утром пытался заговорить с Ксеррой в коридоре. В его крупной, жилистой руке была зажата самодельная бутылка из тёмного стекла с мутноватой, переливающейся жидкостью внутри, а его открытое, веснушчатое лицо расплылось в ухмылке до самых ушей.

– Валькирии! Прекрасные и опасные! – он поднял бутылку, как трофей. – Слышал, вас тут отпаивают травяным чайком и похлёбкой для больных. А у меня тут кое-что покрепче. Виски на альбедском чертополохе. Собственного приготовления и выдержки. Хватит на всех, даже на ту, что смотрит на меня сейчас, как на несанкционированную цель в прицеле. – Он прямо указал бутылкой на Ксерру, явно довольный своим эффектом и собственной смелостью.

Иксора сдержанно фыркнула, прикрыв рот рукой, а Тайрана подняла одну удивлённую, идеально очерченную бровь, отрываясь от экрана.

– Альбедский чертополох? – переспросила она с лёгким укором. – Сержант, вы в своем уме? Это же сильнейший природный психоделик и нейротоксин. Вы что, хотите, чтобы мы тут все разом отправились в коллективное путешествие в иные миры без скафандров?

– А что? – парень, не смущаясь, лишь шире ухмыльнулся, и его голубые глаза смеялись. – Может, и увидите там снова своих многоглазых «дружков». Или, наоборот, окончательно забудете, как страшно выглядите сами. Заодно и познакомимся поближе в неформальной обстановке. Я, кстати, Марк. Из группы быстрого реагирования «Ястребов». Хоть и не командир,– он подмигнул, – зато веселее и без замашек.

Лиран холодно, без единой эмоции, подняла на него свой взгляд, и того оказалось достаточно, чтобы атмосфера в комнате снова натянулась.

– Ваше рвение к межотрядному… сотрудничеству оценили, сержант, – произнесла она ледяным тоном. – Но, как вы могли заметить, мы официально на карантине и под воздействием медикаментов. Уберите свою… жидкость. Сейчас.

Марк, не проявляя ни малейшей обиды, с преувеличенной почтительностью поставил бутылку на пол у самого порога.

– Как знаете, командир. Пусть постоит тут, на всякий непредвиденный случай. Если вдруг передумаете – я базируюсь в ангаре «Гамма-2», бокс семь. Всегда рад красивым, опасным женщинам… и интересным, жутким историям. – Он бросил последний, долгий, уверенный взгляд прямо на Ксерру, который сложно было истолковать однозначно, и скрылся за дверью, которая с шипением закрылась за ним.

– Наглый прыщ, – беззлобно покачала головой Каэстра, но в глубине её золотых, кошачьих глаз мелькнула короткая искорка живого интереса и развлечения.

– Зато с определённой харизмной наглостью, – парировала Ривена, снова томно облокачиваясь на спинку стула. – И, что более важно, кажется, он явно и бесповоротно положил глаз на нашу самую угрюмую и необщительную подругу. Может, стоит дать несчастному шанс, Ксерра? Развлечёшься, снимешь стресс. Говорят, он неплохо управляется с шаттлом.

– Лучше уж я со своей «Ласточкой» буду развлекаться на стрельбище, – буркнула та, делая вид, что проверяет чистоту прицела, но её взгляд невольно, предательски скользнул в сторону закрытой двери. – Докучливый, как мушка на стекле прицела.

Тем временем Иксора, воспользовавшись затишьем, уже листала на своём планшете данные, переданные «Грифонами», её лицо стало серьёзным и сосредоточенным.

– Так, а это, девчонки, вообще очень любопытно. Их столкновение на Эридане… Там тоже было нечто, что изменяло материю, но по совершенно другому принципу. Не ассимиляция и поглощение, как у нас, а… словно тотальное выжигание. Полная, стерильная нейтрализация зоны контакта. Как будто другая, противоположная ветвь той же самой технологии… или кардинально иная тактика борьбы с ней.

– И что, Содружество знало об этом? – тихо, но с внезапной остротой спросила Лиран, её пальцы сжали подлокотники кресла. – Знали о двух разных проявлениях одной угрозы и всё равно послали нас туда вслепую, как слепых котят?

– Содружество, дорогая моя, знает гораздо больше, чем рассказывает даже своим любимчикам, – философски, с лёгкой горечью заметила Тайрана, откладывая свой стилус. – Они как те старые, опытные пауки в стеклянной банке: все отряды воюют между собой за славу, ресурсы и расположение начальства, а адмиралы тем временем плетут свои сложные, невидимые паутины. Мы для них – всего лишь разменная монета в большой, глобальной игре, ценность которой известна только им.

– Тогда в следующий раз, – неожиданно, резко и чётко заявила Ксерра, и в её голосе зазвенела сталь, – я хочу задание посерьезнее. Не на какую-то там детскую картографию или спасение застрявших учёных. Я хочу в самое настоящее пекло. Прямо в эпицентр. Туда, где этот… этот уродец проявляется в своей полной, истинной мощи. Чтобы можно было не тыкаться в темноте, как последние новички, а выследить и дать по зубам тому, кто стоит за всем этим дерьмом. Выследить и обезвредить. Тихо. Чисто. По-снайперски. Без лишнего шума и пафоса.

– Поддерживаю, – тихо, но твёрдо кивнула Каэстра, её золотые глаза сузились. – Но только с полной предварительной подготовкой. Не как в этот раз. Со всей возможной информацией, с серьёзной поддержкой с воздуха… и с парой дополнительных, особых патронов для Зорины. Чтобы она там, на небесах, тоже могла поучаствовать в веселье.

Они были изранены, потрёпаны, но не сломлены. Их жажда справедливости – или, что было более вероятно, слепой, яростной мести – только окрепла и закалилась в огне их потери.

А за дверью, в полумраке пустого коридора, прислонившись спиной к прохладной металлической стене, стоял тот самый Марк из «Ястребов» и с самодовольной ухмылкой слушал их разговор через тонкую, почти невидимую щель в дверном проёме.

«Ну что, Марк, попал в яблочко, – проносилось в его голове. – Такая злая, замкнутая да с длинной снайперской винтовкой… это же идеально. Надо будет как-нибудь зайти ещё разок. Может, с цветами. Или с новой мишенью для стрельб. Посмотрим, что её больше зацепит».

Ухмылка не сходила с лица Марка, пока он отходил от двери модуля «Валькирий». Он не просто ушёл – он отплыл, полный самодовольства, ощущая себя кукловодом, дергающим за невидимые ниточки. В кармане его комбинезона лежал маленький, холодный диск – пассивный аудиодатчик, который он на мгновение подсунул в технологический зазор между дверью и косяком, пока все были заняты его бутылкой и наглым представлением.

«Ну вот, Марк, попал в самую точку, – ликовала его мысль, быстрая и цепкая, как ястреб. – Злые, травмированные, с подорванной психикой… И самое главное – предсказуемые. Сказали ровно то, что я и надеялся услышать».

Он мысленно прокручивал обрывки фраз, пойманные датчиком: «…хочу в самое настоящее пекло…», «…выследить и дать по зубам…», «…с парой дополнительных патронов для Зорины…». Золото. Чистейшее информационное золото.

Его шаги по стерильному коридору линкора стали быстрыми, упругими и беззвучными – отработанные движения разведчика, не привыкшего привлекать внимание. Он уже видел себя в ангаре «Молота», в клубах пара и запахе солярки, где старый Гарнак, обтирая огромные, исцарапанные руки ветошью, бросает на него свой тяжёлый, оценивающий взгляд.

«Преподнесу это красиво, – строил планы Марк. – Не всю запись, конечно. Лишь намёк. Намёк на то, что их ледяные королевы не просто отсиживаются в карантине и зализывают раны. Они рвутся в бой. Яростно, слепо, безрассудно. И их следующей целью может стать нечто, что перечеркнёт все карты «Молота» в том секторе… или, наоборот, откроет для них новые возможности».

Он представлял, как Гарнак хмурится, как его маленькие, колючие глаза сужаются в привычной гримасе недоверия и интереса. И как потом, после недолгого торга, он кивнет, и Марк выторгует себе место в одной из их ближайших, самых «грязных» вылазок. Не афишируя, конечно, свой интерес к той самой угрюмой снайперше с глазами, полными немой ярости и потери. Охота на такую дичь обещала быть по-настоящему захватывающей. Куда интереснее, чем возиться с шаттлами.

Пока Марк растворялся в лабиринте коридоров, строя свои двойные и тройные игры, в каюте «Валькирий» наступала другая реальность. Напряжение, копившееся часами, нашло выход в словах, в еде, в молчаливом согласии на отдых. Воздух, ещё недавно густой от горя, страха и подозрений, стал тяжелее, но спокойнее, наполненный сытостью и усталостью.

Иксора, сидя на диване, уже не клевала носом, а просто спала, уткнувшись лицом в спинку, её дыхание стало ровным и глубоким. Тайрана аккуратно сложила свои вещи, погасила экран терминала и, сняв сапоги, устроилась рядом, накрывшись углом того же одеяла. Даже Ксерра перестала нервно теребить приклад. Она сидела, обхватив колени, и смотрела в пустоту, но взгляд её был уже не остекленевшим, а просто уставшим, потерявшим свою обжигающую остроту.