Читать книгу Герменея №1 (3) 2011 - Группа авторов - Страница 1

Это был гром среди ясного неба: сердце сжалось, во рту пересохло, перехватило горло… свободное падение. Эта женщина излучала удивительное очарование – ей было лет тридцать пять, рост метр семьдесят, изящная шатенка с короткой стрижкой, строгая оправа подчеркивала темно-коричневые глаза. Голос нежный и спокойный. Живой и теплый взгляд успокаивал, прелестная улыбка чудесно освещала лицо. Он не мог описать, что с ним происходило. Не иначе прыщавый подросток, рассматривающий обложку «Плейбоя».

– Господин Сирски, так? – Она сидела за письменным столом и машинально вертела в руках ручку.

Он кивнул.

– Нико Сирски. Нико – это ваше имя? – Теперь он не сможет спутать этот восхитительный голос ни с каким другим.

– Да, это полное имя.

– А родились вы когда?

– Одиннадцатого января. Тридцать восемь лет назад.

– Чем вы занимаетесь?

– Я разведен.

Странный ответ, но при взгляде на нее он ничего другого сказать не мог. Женился он слишком молодым, в двадцать два, родился ребенок. Теперь Нико был холостяком, и женщины его интересовали мало, разве что так, не всерьез. И ни одна из них не производила на него подобного эффекта. Он думал, что все эти глупости хороши разве что для кино да романов.

– Месье Сирски? – настаивал женский голос.

Он взглянул на ее руки. Кольца нет.

– Месье Сирски?!

– Что вы хотите знать? – смущенно спросил он.

– Вашу профессию. Больше ничего.

Что за идиот…

– Дивизионный комиссар.

– А точнее?

– Начальник криминальной бригады Уголовной полиции Парижа.

– Набережная Орфевр, тридцать шесть?

– Совершенно верно.

– Думаю, стрессов вам хватает.

– Что да, то да. Но, наверное, не больше, чем у вас.

Она улыбнулась. Восхитительная женщина.

– Значит, доктор Перрен – ваш зять, он-то вас ко мне и направил, – произнесла она совершенно обычным тоном – поддерживала разговор.

Сестра хлопотала вокруг Нико, как вторая мать.

– Так что же с вами такое?

– Ничего особенного.

– Позвольте уж об этом судить мне, месье Сирски.

– Месяца три болит желудок.

– Вы уже обращались к кому-нибудь?

– Нет еще.

– На что похожи эти боли?

– Жжение… – вздохнул Нико, – иногда колики…

Не в его привычках было признаваться в слабости.

– Вы устаете или переживаете больше, чем обычно?

На лице Нико отразилось сомнение. Работа не оставляла его ни на минуту: он просыпался по ночам, потому что ему в очередной раз приснилось окровавленное тело. Разве можно кому-нибудь рассказать о том, что он постоянно чувствует? Да и кому? Коллегам по работе? Вечеринки с шутками о трупах – дело привычное – тоже способ избавиться от наваждений. Но эта столько раз описанный в бульварных книжонках прием был малоэффективен. Самое лучшее – вернуться домой, к семье, к ежедневным заботам, только так можно снова ощутить почву под ногами. Эти будничные хлопоты все расставляли по местам – в этом была их ценность, – и мрачные дневные события уходили на второй план. Именно поэтому он решил набирать к себе в бригаду людей женатых, с детьми, и восемьдесят процентов его подчиненных отвечали этим требованиям. Подобное равновесие было необходимо – иначе в уголовной бригаде не сохранить жизненную стойкость, и только он нарушал им же самим установленное правило.

– Месье Сирски, вы не ответили на мой вопрос, – нетерпеливо заметила врач.

Комиссар упрямо молчал, и от одного его вида собеседнику становилось ясно, что расспрашивать о чем бы то ни было бессмысленно. Ничего не добившись, она сменила тему:

– Когда появляется подобное жжение, что-нибудь помогает?

– Я пробовал есть, но ничего не меняется.

– Раздевайтесь и ложитесь на стол.

– Как?.. Совсем?

– Нижнее белье можете оставить.

Он поднялся и несколько смущенно начал раздеваться. Женщинам он нравился – высокий, мускулистый, светловолосый, глаза голубые. Она подошла к столу и положила свои руки на его плоский живот. По телу Нико пробежала дрожь. Перед глазами замелькали эротические картинки. Он шумно выдохнул.

– Что-то не так? – забеспокоилась доктор Дальри.

– Я имел дело только с патологоанатомами, а это не способствует лечению, – проворчал он, надеясь, что она ему поверит.

– Понимаю. Однако в некоторых ситуациях необходима срочная консультация специалиста. Что вы чувствуете, когда я тут нажимаю?

Он неотрывно смотрел на нее. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе. Да что же, черт возьми, с ним происходит?

– Месье Сирски, если вы не будете мне помогать, у нас ничего не получится…

– О, простите… Что вы сказали?

– Где болит?

Он ткнул пальцем в середину живота и случайно коснулся ее рук. Она с силой надавила на указанное место, потом попросила его спустить ноги на пол и измерила давление. После привычного прослушивания доктор Дальри вернулась за стол. Он бы предпочел, чтобы она так и стояла рядом с ним.

– Одевайтесь, месье Сирски. Вам необходимо пройти еще дополнительное обследование.

– То есть?

– Фиброскопию. Через рот вводится специальный оптический прибор. А на мониторе видны стенки желудка и двенадцатиперстная кишка.

– Это что, обязательно?

– Вне всякого сомнения. Я должна точно выяснить причины симптоматики, вполне возможно, что это язва. А без точного диагноза нет и лечения. Эндоскопия вещь малоприятная, но это недолго.

– Думаете, что-то серьезное?

– Язв желудка существует множество. В вашем случае я скорее склоняюсь к язве двенадцатиперстной кишки, это не опасно. Она обычно возникает у молодых людей, подверженных стрессам, чаще всего – в состоянии усталости. Но нужно быть точно уверенным. Что вы делаете, кроме работы?

Он слегка задумался:

– Хожу пешком, играю в сквош. Ну и стрельба в тире, конечно.

– Нужно бы изменить ритм жизни, каждый имеет право немного отдохнуть.

– Вы говорите прямо как моя сестра!

– Она плохого не посоветует. Вот рецепт. Как только сделаете фиброскопию, запишитесь на консультацию у моей секретарши.

– Так это не вы будете ее делать?

– Этим занимается другой врач.

Он набычился.

– Что-то не так, месье Сирски?

– Послушайте, мне бы хотелось, чтобы не было никакого другого врача. Может быть, вы сами ее сделаете, это невозможно?

Она разглядывала его некоторое время и, поняв, что, если она не согласится, он просто никуда не пойдет, кивнула:

– Хорошо.

Взяла записную книжку, перевернула несколько исписанных страниц.

– Вы так заняты, а тут еще я со своими просьбами, – начал извиняться Нико.

– Не беспокойтесь, что-нибудь найдем. Тянуть с этим не стоит. В среду в восемь утра… Подходит?

– Конечно, я не буду вам больше доставлять неудобств.

Она встала из-за стола и проводила его до двери. Протянула руку – она была мягкой и вместе с тем сильной. Он с сожалением распрощался с этой женщиной. В последний раз бросил взгляд на табличку на двери кабинета: «Каролин Дальри, кандидат медицинских наук. Гастроэнтеролог. Зав. отделением, закончила интернатуру в Объединенных парижских больницах».

Шум городского пригорода обрушился на него прямо за оградой больницы Сент-Антуан, и, хотя ощущение удовольствия, которое он испытал от прикосновения к животу ее легких рук, не проходило, этот шум захватил его. К действительности вернула тупая боль в желудке.

В кармане брюк ожил мобильник, поставленный на вибрацию: звонил майор Кривен, начальник одного из двенадцати подразделений уголовной бригады.

– У нас клиентка, – объявил он мрачно. – Убийство вроде нетипичное. Тебе стоит приехать.

– Кто жертва?

– Мари-Элен Жори, тридцать шесть лет, белая, преподает историю в Сорбонне. Убита дома, площадь Контрескарп, в Латинском квартале. Убийство с сексуальной подоплекой, и обставлено оно… чрезвычайно скабрезно…

– Кто ее нашел?

– Некто Поль Террад, ее приятель.

– Он не был на работе?

– Почему? Был. Но на факультете начали волноваться, что молодая женщина не появилась на лекции в тринадцать часов. Секретарша позвонила ему в офис, он пошел домой выяснить, что случилось.

– Дверь взломана?

– Нет.

Нико взглянул на часы: шестнадцать тридцать. После обнаружения тела прошло почти два часа. Просто чудо. Если сбросить со счетов, что в квартире, конечно, натоптано, то оставалась очень слабая надежда найти там что-нибудь важное.

– Сейчас буду.

– А у тебя что, есть выбор?

Руководители подразделений имели предписание сообщать ему или его заместителю обо всех ситуациях, требующих его присутствия.

– И попроси Доминик Крейс присоединиться к нам, – добавил Нико. – Это может быть полезно.

Крейс была криминальным психологом – аналитиком региональной дирекции Уголовной полиции. Это юное создание готовило большое новшество: организация профильной службы, французский патент. Она не должна была заниматься расследованием вместо полицейских, в задачу службы входила психологическая экспертиза. В случае с этим убийством, которое ему только что описал Кривен, для нее было небесполезно выехать на место преступления: мадемуазель Крейс специализировалась по убийствам на сексуальной почве, здесь она собаку съела.

– А что, нельзя позвать какого-нибудь бородатого старика-психолога? – проворчал Кривен. – Хорошенькая попка этой брюнеточки не способствует работе моей мысли.

– А ты направь ее на что-нибудь другое, Кривен. Может, попробуешь?

– Когда видишь такую попку, не получается.

– С меня хватит твоих пошлостей. До встречи.

Латинский квартал напоминал ему детство. У бабушки и дедушки была бакалейная лавка на улице Муфтар. Он вспоминал, как дни напролет играл с мальчишками, детьми других торговцев с этой улицы, у самой церкви Сен-Медар. Куда исчезла эта теплая атмосфера добрых соседских отношений?

На площади Контрескарп, как всегда, толпились туристы: оживленные кафе привлекали сюда приезжающих в Париж. Сегодня взгляды сидевших в кафе были прикованы к дому номер пять. Вход в здание был перекрыт какой-то машиной с включенной сигнализацией. На заднем сиденье «рено» сидел совершенно подавленный мужчина. Двое полицейских наблюдали за машиной. По решительному выражению их лиц можно было догадаться, что они ни под каким видом не дадут этому типу ускользнуть от них. Из здания вышел Давид Кривен и направился к Нико.

– Нам чертовски повезло, шеф! – начал он. – Офицеру Уголовной полиции окружного комиссариата пришла в голову мысль всех эвакуировать, прежде чем позвонить нам. Все чисто.

Он хотел сказать, что никакая другая полицейская служба не успела отметиться на месте преступления, прежде чем понять, что это было дело не их компетенции. Слишком часто большинство улик оказывались безвозвратно утрачены к тому времени, когда прибывала уголовная бригада, иногда даже ухитрялись увезти тело. Нечего и говорить, что расследованию это не способствовало. Конечно, ситуация понемногу улучшалась, но до ее разрешения еще далеко. Пока что можно было только рассчитывать, что на месте окажется действительно «продуктивный» сыщик, как это и случилось сегодня.

– Где этот герой? – спросил Нико.

– На четвертом этаже, прямо перед дверью в квартиру. Он следит, кто входит и выходит.

Мужчины медленно поднялись по лестнице. Нико внимательно осматривал стены и каждую ступеньку: ему необходимо было проникнуться атмосферой этого места. У двери он протянул руку молодому офицеру, тепло улыбнулся и поблагодарил.

– Я был здесь в пятнадцать часов. Обнаружил тело и сразу же понял, что случай совсем не простой.

– Почему? – допытывался Нико.

– Из-за женщины… ну… из-за того, что с ней сделали. Это отвратительно. Если честно, я не смог там оставаться. Непонятно, как можно такое сделать.

– Не переживайте, – успокоил его Нико, – всем нам бывает страшно. Тот, кто вас будет уверять в обратном, просто амбициозный дурак, да, именно так, амбициозный дурак!

Успокоившись, молодой полицейский кивнул и пропустил их в квартиру. Нико продвигался с обычной осторожностью: ни до чего не дотрагиваться, не уничтожить улики. Давид Кривен с такой же тщательностью следил за выполнением этого предписания.

В каждой группе было шесть человек. Третий в группе – таков был заведенный в бригаде порядок, что соответствовало опыту и обязанностям каждого, – занимался протоколом. Он услышал шаги комиссара прежде, чем начать работу – описание и опечатывание. Впервые Пьеру Видалю придется исполнять свои обязанности под неусыпным оком Кривена и Сирски.

Втроем они вошли в гостиную. Жертва лежала на кремовом ковре на полу.

– Дьявольщина! Не может быть! – вырвалось у Нико.

Он молча присел на корточки рядом с телом. Ничего ужаснее он не мог себе даже вообразить. Неужели человеческий порок не имеет границ? Комиссар чувствовал, что его сейчас вырвет. По лицам спутников разлилась смертельная бледность.

– Сходите посмотрите, не появилась ли Доминик Крейс, – приказал он.

Давид отвел взгляд от трупа. Здесь не до шуток. Комиссар Сирски хотел остаться с жертвой наедине… или просто давал им несколько мгновений передышки…

– Идите же, что встали? – спросил он.

Майор Кривен и капитан Видаль, облегченно вздохнув, вышли из квартиры.

Комиссар Сирски застыл, глядя на молодую женщину: он постепенно восстанавливал для себя картину перенесенных мучений. Муки были настолько ужасны, что жертва потеряла сознание еще до того, как отдала богу душу. Комиссар представлял себе, как все могло произойти и кем мог быть убийца. Вероятнее всего, мужчина был один… Комиссар это чувствовал… знал. Как это случалось с ним всегда, он погрузился в некое бесчувствие. Только ум, как свободный дух, блуждал по комнате. Нико ненавидел это ощущение, эту свою способность сосредоточиваться даже в самых жестоких обстоятельствах. Боль в желудке сжигала его изнутри, и он машинально положил руку себе на живот. Чтобы оценить ситуацию, необходимо было отстраниться. Но как можно было отстраниться, когда у тебя перед глазами такое? Неожиданно перед ним всплыло лицо доктора Дальри. Она улыбалась ему, протягивала руку, такую нежную, гладила его по щеке. Ему остро захотелось ее поцеловать. Он наклонялся к ней, ближе, ближе…

Дверь в квартиру открылась, и в коридоре послышались шаги. Впереди выступал Давид Кривен, за ним – психолог Доминик Крейс, тридцатидвухлетняя женщина со смеющимися зелеными глазами. Она присела на корточки рядом с комиссаром, профессиональным взглядом окинула мизансцену преступления. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, хотя то, что она увидела, вызывало глубочайшее отвращение. Доминик Крейс получила специализацию по сексуальным агрессиям в криминологической клинике и теперь, придя на набережную Орфевр, 36, больше всего хотела стать своей в этой когорте полицейских, где женщин было раз-два и обчелся. Именно поэтому она старалась не дать слабину перед коллегами.

– От вида этого трупа, – заметил Нико, обращаясь к молодой женщине, – сбежит любой здравомыслящий человек.

Взгляды комиссара и Доминик Крейс встретились. Нико научился прятать свои чувства за крепкой броней и не выдавать собственные слабости. Однако впервые Доминик ощутила, что и ему не по себе.

– Все, кажется, на своих местах, – продолжил Нико. – Ничего не сдвинуто, на кражу не похоже. Уверен, ни одного отпечатка. Преступник действовал не в приступе безумной ярости, все тщательно продумано и организовано. Никаких следов взлома. Значит, либо жертва знала убийцу, либо она ничего не заподозрила и впустила его в квартиру.

– Насколько преступник рисковал? – спросила Доминик.

– Риск достаточно велик. Площадь Контрескарп – оживленное место. Нужно быть весьма искусным, чтобы, не привлекая внимания, суметь убить кого-то у него дома, убрать следы и уйти как ни в чем не бывало. Этот мерзавец настоящий профессионал.

– Мерзавец? Да, судя по всему, действовал он в одиночку. Достаточно уверен в себе, чтобы думать, что его не заметят. Методичен, расчетлив. Полная противоположность тому, кто действует импульсивно и оставляет после себя кучу следов.

Нико утвердительно кивнул.

– Теперь – жертва, – произнес он.

Доминик смотрела на изувеченное, лежащее в крови тело. Сердце просто выпрыгивало у нее из груди.

– Между сексом и насилием много общего, они часто смешиваются в навязчивых видениях. Однако я бы сказала, что в этом случае секс не является мотивом преступления; здесь бесспорно желание утвердить свою силу, показать собственное превосходство, даже забрав для этого чужую жизнь.

– Согласен, – подтвердил Нико.

Мари-Элен Жори лежала на спине обнаженной, руки привязаны к ножке низкого тяжелого стола в гостиной.

– Акт лишения жизни с порнографической составляющей, – заключила Доминик помертвевшим голосом. – Женщине нанесен удар ножом в живот, но предварительно ее били плеткой.

– Господи! – вырвалось у Нико.

Теперь Доминик переходила к самому главному:

– Груди вырезаны, и, судя по всему, преступник унес их с собой.

– Как ты это объясняешь?

– Тот, кто проделывает подобное, имеет проблемы с материнским образом. Может быть, мать его била или бросила, когда он был маленьким.

Нико поднялся, за ним и Доминик Крейс.

– Можете начинать, – отдал приказ комиссар, кивнув Кривену и Видалю. – Обрежьте веревку так, чтобы сохранился узел, мы отдадим это в лабораторию.

Пьер Видаль вытащил из чемоданчика резиновые перчатки и раздал присутствующим, потом принялся за методичный осмотр. То и дело раздавались щелчки фотоаппарата, комментарии он записывал на магнитофон. Видаль старался не пропустить ни единой зацепки, ни намека на отпечаток пальца, искал любое, даже косвенное, подтверждение личности убийцы. В конце концов он зарисовал комнату и удостоверился, что ничего не пропустил в описании: расстановка мебели, предметов, положение тела, замечания о «сопутствующих обстоятельствах».

Тем временем комиссар Сирски отдал приказ Давиду Кривену обыскать квартиру.

Доминик Крейс удалилась: в ее присутствии в настоящий момент не было никакой необходимости.